ГЛАВА 1

Рохелио Линарес сидел около бассейна в саду своего дома и смотрел, как садовник Себастьян подрезает кусты.

В размеренных движениях седого сутулого человека была неторопливость, присущая хорошо знающим свое дело умельцам, посвятившим себя одному на всю жизнь занятию.

Казалось, цветы и растения старого сада сами ластятся к его рукам.

Под этими кустами выросло не одно поколение мужчин и женщин рода Линаресов.

Здесь они играли детьми, здесь к ним приходило томящее чувство любви, здесь настигали их первые житейские заботы, здесь они плакали, молились, проклинали, флиртовали и прелюбодействовали, здесь в просторных шезлонгах тянули старческие лица к последним в их жизни лучам солнца.

— Дон Себас, а вот скажите мне, пожалуйста, есть ли на том свете солнце? — спросил Рохелио, отличавшийся с детства любознательностью и не раз ставивший Себастьяна в тупик своими странными вопросами.

Себастьян разогнулся, поклацал большими садовыми ножницами и с напускной рассудительностью ответил:

— Так что, мой юный господин, сказать со всей точностью, что там есть, чего нет, пока не могу. Но уж солнце-то обязательно должно быть! Как же без него цветам в раю расти!

Рохелио рассмеялся.

— Значит, вам в раю всегда работа найдется!

— Нет, мне в рай ни за что не попасть!

— А я считаю, вы самый достойный претендент на райскую жизнь.

— Не пустит меня апостол Петр. Я ведь сколько цветов загубил!

Он поднял ведерко, которое было скрыто декоративным кустарником, и Рохелио увидел вещественные доказательства «греховности» садовника — свежесрезанные, невиданно красивые алые розы.

— Для кого этот букет? — полюбопытствовал Рохелио.

— Юный господин! Неужели вы запамятовали?!

— Бог мой! Так ведь сегодня день рождения Розы! — воскликнул Рохелио, направившись к садовнику. — А ну-ка посчитаем, сколько лет нашей милой «Дикарке»?..

— Не утруждайте себя, здесь их двадцать!

— Так, значит, ей двадцать…

— Пока…

— Ах, все-таки двадцать один! Где же двадцать первая?

Себастьян посмотрел на часы и ответил:

— Куда торопиться… На свет Божий наша Роза появится лишь через полчаса…

— Что за суеверие!

— Донья Паулетта точно сказала, я ей звонил. Роза в девять часов утра родилась… Вот проживет полных двадцать один, тогда и срежу.

Себастьян подошел к грядке и указал ножницами на один из цветков.

— Вон она, двадцать первая! Глядит на меня и печалится, что жить ей полчаса осталось… — Он вздохнул и сокрушенно покачал головой. — Нет, не пустят меня в рай…

Накануне своего дня рождения Роза Гарсиа отправилась в «затерянный город».

В этом бедняцком квартале ее взрастила сердобольнейшая из кормилиц — матушка Томаса, которая бежала с новорожденной после того, как дед Розы чуть не убил ее мать Паулетту за то, что она прижила ее от служащего в этом доме шофера…

Ни супружеские уговоры Рикардо остаться накануне дня рождения дома, ни мольбы Паулетты провести этот день у нее с мужем Роке, сыном Пабло и домоправительницей Эдувигес не подействовали на Розу.

Она хотела побывать в квартале своего детства.

Накануне дня рождения всем своим существом она тянулась к звукам, запахам и краскам этих проулков, тесных дворов и жалких лавчонок.

На этом вот пустыре, юркая и сметливая, она гоняла футбольный мяч, обводя сразу по дюжине орущих мальчишек и забивая голы…

У этой вот ограды играла в стеклянные шарики, оспаривая у соперников каждый сантиметр грязной уличной земли…

У этого вот покосившегося столба поколотила она толстого Палильо, схлопотав мокрым полотенцем по лицу от его клуши матери Каридад, которая позднее стала ее лучшей подругой…

В тесной старой квартирке, куда она не раз возвращалась после размолвок с Рикардо к матушке Томасе и куда он не раз прибегал просить прощения или посылал парламентером своего брата-близнеца Рохелио, они и устроили женский пир.

Матушка Томаса и шумная Каридид, с помощью невесты Рохелио Линареса — красавицы Эрлинды, жившей когда-то в соседней развалюхе, и великолепной барменши таверны «Твой реванш» Сорайды, специально прикатившей на своем шикарном, хотя и староватом «олдсмобиле», наготовили самой «изысканной» грубой еды, по которой так скучала Роза в богатом доме мужа.

Матушка Томаса жила вместе с Розой в доме Линаресов, куда она по настоянию Рикардо переехала вместе с попугаем Креспином, сразу же после того, как Рикардо и Роза наконец повенчались.

И все же время от времени она возвращалась в «затерянный город», по кривым улочкам которого перетаскала столько чужого белья. Только ее изнурительная работа прачкой позволяла им с Розитой хоть как-то сводить концы с концами, пока та не стала прирабатывать, поначалу официанткой у сердобольной Сорайды, куда ее привела Эрлинда, а после в магазине игрушек, хозяин которого дон Анхель де ла Уэрта, безнадежно влюбленный в Розу, делал все возможное для того, чтобы, не раня самолюбия гордой «Дикарки», помогать ей не только деньгами, но и добрыми советами…

Четыре мексиканки — рассудительная Томаса, шумливая Каридид, таинственная Сорайда и улыбчивая Эрлинда, каждая со своей нелегкой судьбой, — сошлись за старым колченогим столом в квартирке Томасы, чтобы порадоваться удаче своей любимицы Розы — после всех перипетий и треволнений, наперекор всем интригам и наговорам дьявола в юбке, Дульсины, сестры Рикардо, Роза стала его женой!

Бедная — женой богатого!

Дикая — женой воспитанного и образованного!

Чистая — женой искушенного в любви ловеласа!

В этом яростном сражении двух существ порукой им была любовь. Мог ли знать Рикардо в самом начале их встречи, когда он скоропалительно женился на золушке (а сделал он это лишь для того, чтобы насолить властной самодурке Дульсине), что Роза всецело завладеет его сердцем и разумом?

— Если бы ты знала, Роза, как я рада за тебя, — сказала Сорайда. — Могла ли я подумать, когда ты носилась в своем старом платьишке между столиками в моей таверне, что судьба смилостивится над тобой.

— Дева Гваделупе знает, кому помогать! — сказала Томаса. — Хотя будь я на ее месте, я бы Розе такую взбучку задала!

— Хоть ты и дева, — засмеялась Каридад, — да только не Гваделупе!

— Виданное ли дело — замуж выходить у нотариуса!..

— Ма! Так это было в первый раз, когда он понарошке на мне женился!

— Вот и наказал Всевышний тебя и твоего Рикардо…

— Р-р-рикар-р-рдо! — завопил как оглашенный попугай Креспин над самым ухом у Сорайды, которая поперхнулась глотком текилы.

— Вот и пришлось вам из-за этого так долго маяться! Потому что адвокат — не падре, а контора — не храм! Виданное ли дело… — продолжала ворчать благочестивая Томаса.

— Зачем вспоминать старое. Ведь все кончилось благополучно, — миролюбиво сказала Эрлинда. Теперь-то они повенчались в храме…

Роза крепко обняла Эрлинду.

— Вы с Рохелио уже решили, когда у вас свадьба? Скорее бы нам с тобой породниться! — сказала она.

— А мы и так с тобой все равно что родные, — улыбнулась Эрлинда. — Уж во всяком случае больше любим друг друга, чем Дульсина любит своих родных братьев и сестру Кандиду!

— Когда же свадьба?..

— Думаю, в начале следующего месяца…

— Мужей-то не перепутаете? — загоготала Каридад. — Они ведь близнецы у вас!

— Каридад! Ни стыда ни совести! — попробовала остепенить подругу Томаса. Но та не унималась.

— Мужчины голые и так все… на одно лицо, а уж эти и подавно!

В дверях показался сынишка Каридад — толстый Палильо, из-за спины которого выглядывали чумазые мальчишеские лица.

— Роза! Пошли играть в футбол! У нас встреча с «трущобными орлами»! Я на воротах стою! Счет пять-пять! Они косого Орландо «подковали»! Выручай!

К негодованию Томасы, под смех остальных женщин Роза сорвалась с места и полезла в чулан, откуда извлекла джинсы и драные кеды. Задернув занавеску, она быстро переоделась и под восторженный ор ребят, поцеловав Томасу, выскочила на улицу.

— А может, ее в национальную сборную Мексики продать? — захохотала Каридад.

— Сил моих нету! — воскликнула Томаса. — И это жена Рикардо Линареса!

На этот раз Креспин не завопил, как всегда, а лишь вяло провякал имя «Рикардо» над ухом Сорайды, которая была готова к худшему.

Эрлинда зашлась смехом.

— Томаса, — сказала та, подняв стакан с текилой. — Да хранит тебя Бог за твою добрую душу, за все то, что ты сделала для нашей Розы!..

Рикардо и Рохелио были моложе своих сестер Дульсины и Кандиды. Рохелио родился на двадцать минут раньше Рикардо и до поры до времени считался старшим из близнецов, пока Кандида не вычитала в одном из популярных журналов, что старшим (по зачатию) считается тот младенец, который рождается вторым.

При всем при том Рохелио всегда сам добровольно уступал Рикардо первенство, чем тот никогда не злоупотреблял.

Они были похожи, как могут быть похожи только близнецы. В детстве, как это часто бывает в таких случаях, мать всячески подчеркивала это, одинаково их одевая. Отличительная в таких случаях — спасительная — родинка находилась у маленького Рохелио за правым ушком, а у Рикардо на внутренней стороне запястья.

«Вам и в зеркало не надо смотреться, — смеялась мать. — Причесывайтесь, глядя друг на дружку!»

Особенно хороши они были на теннисном корте: действительно, казалось, будто только один из них играет в стенку, а стенкой служит зеркало.

Несмотря на урон, нанесенный семейству лиценциатом Федерико Роблесом, который, подобно червяку, выгрыз изнутри «яблоко Линаресов», состояние, оставшееся потомкам славного рода, все еще было внушительным.

С чувством омерзения вспоминал Рикардо лиценциата Роблеса, которого властная Дульсина наняла управляющим. Он исполнял все, что она приказывала, хитро обводя вокруг пальца братьев и сестру Кандиду.

Соблазнив тихую Кандиду, он трусливо отказался от нее, едва узнал о ее беременности, и тут же «переключился» на старшую сестру — Дульсину, которая, догадавшись, что Кандида беременна от Федерико, столкнула сестру с лестницы.

Потеря ребенка помрачила разум Кандиды, что позволило Дульсине, при содействии знакомого врача, упрятать ее в лечебницу для душевнобольных.

Ценой больших усилий, с помощью друга-адвоката, который провел специальное расследование, Рикардо вывел лиценциата на чистую воду.

Но его судьбу грязного мошенника предрешило не правосудие, а его похотливость донжуана: узнав о том, что муж ей изменяет, Дульсина, совершив неудачное покушение на одну из его любовниц, собственноручно прикончила супруга.

Ужасным было и то, что судьба уготовила ей самой.

Если бы не мажордом Руфино, своевременно сообщивший в полицию о том, что Дульсина вознамерилась спалить собственный дом, братья не сидели бы сейчас в этом саду.

Вовремя подоспевшая полиция и пожарные, штурмовавшие цитадель Линаресов, не смогли, однако, предотвратить трагедию, произошедшую в стенах дома: служанка Леопольдина, верная пособница Дульсины во всех ее кознях против родных, в страхе за свою жизнь плеснула в лицо хозяйке кислоту!..

О Дульсине и говорили братья, сидя у бассейна в саду своего дома.

— Все-таки мне жалко ее, — сказал Рикардо, откладывая в сторону свежий номер столичного журнала «Макрополис» с репортажем из женской тюрьмы, где была помещена фотография «Неизвестной» заключенной, лицо которой было скрыто под темно-зеленой марлевой накидкой.

— А у меня нет к ней жалости, — ответил Рохелио, вставший, чтобы немного сдвинуть укрепленный на штанге с шарниром шатер большого солнечного зонта. — И не потому, что она третировала нас с тобой… Но подумай, Рикардо… Лишить родную сестру ребенка!.. Натравить Леонелу на Розу!..

Об этом эпизоде Рикардо вспоминал с ужасом и стыдом.

С Леонелой Вильярреаль, которая долгие годы была влюблена (или полагала, что влюблена) в Рикардо как в человека своего круга, считая его «идеальной партией», он изменял Розе (да и только ли с Леонелой!), чтобы забыться и забыть ее, когда считал, что она ему неверна…

В тот день обезумевшая от ревности, подогреваемая Дульсиной Леонела на машине преднамеренно сбила Розу и погибла сама, застряв на железнодорожном переезде в момент приближения поезда…

Рохелио едва успел на аэродром, чтобы оповестить брата, навсегда покидавшего Мексику, о случившемся.

С чувством невыразимого стыда вспомнил Рикардо едва живую Розу, простиравшую к нему руки с больничной койки. Только здесь, на рубеже жизни и смерти, открылась ему вся искренность и чистота ее любви к нему и то, что ребенок, которого она носила, — его ребенок.

Врач еле-еле оторвал его от любимой. Рыдая, умолял Рикардо спасти ее и ребенка…

Если бы он поверил ей раньше!

— Рохелио, как бы там ни было, я предприму усилия, чтобы взять Дульсину на поруки…

— В своем ли ты уме, Рикардо!

— Мы Линаресы, и не должны забывать об этом.

— Да, мы Линаресы и не должны забывать о том, что бесчестье позорит наше имя! А сестра наша — исчадие ада!

— Людям свойственно ошибаться… Судьба достаточно жестоко обошлась с ней. Нестарая еще женщина с таким лицом…

— Почему бы тебе не выступить по телевидению с циклом проповедей? Ты бы пользовался большой популярностью в тюрьмах!

— Рохелио, конечно, Дульсина мало переменилась… Кандида, которая на прошлой неделе навестила ее в тюрьме, сказала, что она проклинала ее и нас последними словами… И все же это рычание раненой тигрицы…

— И ты хочешь ее вылечить? Учти, раненый зверь опаснее здорового…

Именно в этот момент над оградой сада появилась голова в надвинутой на лоб старой бейсбольной кепке. Следом обнаружился и весь ее носитель — подросток в дырявых джинсах и широкой пестрой рубахе с поднятым воротником. Не замечая сидящих неподалеку братьев, правонарушитель потянулся к ветке раскидистой сливы и преспокойно начал срывать самые спелые плоды.

Рикардо подал знак Рохелио, и они бросились на траву. Кустарник сделал их невидимыми для воришки.

Скрываясь за кустарником, Рикардо осторожно подполз как можно ближе к ограде и, вскочив, одним прыжком настиг воришку, сграбастав его в охапку.

Тот задрыгал руками и ногами и завизжал… от радости: это была… его несносная проказница жена Роза!

А в калитку уже вбегала ее подруга Эрлинда, которая с разбегу бросилась в объятья Рохелио.

Розыгрыш удался на славу!

Все это вернуло Рикардо к тому далекому дню их первого знакомства, когда Роза, схваченная за руку коварной Леопольдиной, предстала перед Дульсиной, которая потребовала немедленно вызвать полицию.

Если бы не случайный приход Рикардо, который вступился за несчастную «Дикарку», никогда бы Роза не стала его женой.

Конечно, поначалу он стал ухаживать за «Дикаркой» и ввел ее в дом, а потом поспешно женился единственно ради того, чтобы насолить заносчивой Дульсине женитьбой на простолюдинке, но, хвала Всевышнему, именно тот эпизод и стал началом их нелегкого пути к счастью…

«Древо любви» — такую кличку получила старая слива, которая свела их, «любовными плодами» называли они плоды этого дерева.

— Роза, если ты не остепенишься, — смеясь воскликнул Рикардо, — я применю известный тебе способ наказания!

— Только не это! — хохоча, воскликнула Роза, прикрывая ягодицы ладонями.

Ей ли не помнить, как Рикардо однажды, завалив ее к себе на колени, пребольно отшлепал, когда она никак не хотела его выслушать.

— Только это и поможет! — воскликнула матушка Томаса, появившаяся вслед за Эрлиндой в калитке, и пожаловалась: — Рикардо, она продолжает с мальчишками в футбол гонять!

— Ябедничаешь, да? — укорила Роза Томасу.

— Не ябедничаю, а разъясняю твоему мужу, какая ты в сущности бестолочь!

— Ма, что ты взъелась! Уж и пофутболить нельзя!..

Роза и Эрлинда, сидя на веранде в просторных качалках, тихо беседовали.

— Не могу поверить, что я стану женой Рохелио, — говорила Эрлинда, задумчиво глядя в сторону сада. На губах ее то появлялась, то исчезала задумчивая улыбка.

— Ты еще сомневаешься! — негромко воскликнула Роза. — Он любит тебя с того самого дня, как ты пришла в этот дом медсестрой.

— Я понимаю, что могу нравиться ему… Знаю, что нравлюсь… Но подумай, кто я и кто он!

— А ты подумала, кто я и кто Рикардо?

Эрлинда рассмеялась.

— Хорошо, скажу так, кто мы и кто они?

— Я тебе так отвечу, подруга! Мы простые девчонки, но уж зато порядочные и добрые. А они барчуки балованные! И это справедливо, что бедные девчонки за богатых замуж выходят! Бедные девушки достойны того, чтобы после нищеты и унижений жить в достатке!

— Какие же они барчуки, Роза! — вступилась Эрлинда за братьев Линарес.

— Как какие! А этот дом, а машина, а шофер, а прислуга, а садовник!

— Хорошо, тогда откажись от всех этих благ, уговори Рикардо, и переезжайте жить в «затерянный город»! — усмехнулась Эрлинда.

— Да-а-а! — расхохоталась Роза. — А ты будешь здесь жить! Вот хитрая!

Насмеявшись вволю, они отправились на кухню выпить кофе.

Роза понесла кофе Кандиде и братьям, разбиравшим в кабинете какие-то бумаги, а Эрлинда снова вспомнила дни, когда по рекомендации Розы она пришла в дом Линаресов в качестве медсестры, в обязанности которой входило ухаживать за Рохелио — ему только что сделали сложнейшую, повторную, операцию на ногах.

А первая операция, осуществленная одним горе-хирургом сразу же после автомобильной катастрофы, закончилась неудачно — юноша был обречен до конца дней своих передвигаться в инвалидной коляске.

Утративший волю к жизни Рохелио подумывал о самоубийстве.

Больших усилий стоило Рикардо убедить его в необходимости повторной операции. Эрлинда появилась в его жизни в сложный момент, и, как он ей потом признался, именно с ее появлением он воспрянул духом.

Их ровные взаимоотношения совершенно не походили на резкие перепады температуры в отношениях Розы и Рикардо до их примирения. Рохелио был более сдержан, да и Эрлинда отличалась от Розы как лесное озеро — от водопада.

— Рохелио хочет, чтобы я поступила в медицинский институт, — сказала она вернувшейся на кухню Розе. — Но я предпочла бы работать медсестрой в больнице, а учиться заочно.

— Я тоже хочу найти себе занятие, — сказала Роза. — Знаешь, что я надумала?

— Уж, не продавать ли жевательную резинку на перекрестках? — рассмеялась Эрлинда, вспомнив, как Роза сновала между автомобилями, выкрикивая: «Жвачка! Жвачка! За пятьсот песо целая пачка!»

— Хочу открыть магазин декоративных растений! — сказала она и, достав с полки журнал «Искусство икебаны», протянула его подруге.

— А что говорит по этому поводу Рикардо?

— Он пока ничего об этом не знает.

— Ты уверена, что он одобрит твой план? — полюбопытствовала Эрлинда.

Роза задумалась, и это свидетельствовало о том, что она сама не знала, не ведала, такой ли уж Рикардо большой почитатель декоративных растений вообще и жен, обретающихся за пределами дома, в частности.

— Конечно, сразу не одобрит, — озабоченно сказала она и решительно добавила, тряхнув волосами: — Только это ему не поможет!

Она рассказала Эрлинде, что уже и место для магазина есть. Дон Анхель, владелец магазина игрушек, у которого Роза проработала около года, не догадываясь, что зарплату ей перечисляет Рикардо, взявший слово со своего старого друга, что он не проболтается об этом гордячке Розе, предложил ей переоборудовать под магазин декоративных растений подсобное помещение своего магазина, выходящее на параллельную улицу.

— Опять дон Анхель!

— Что ты имеешь в виду?

— Разве Рикардо не приревновал тебя к нему?

— Рикардо ревновал меня даже к статуе Колумба! Да, дон Анхель любит меня, но это любовь друга. На первых порах дон Анхель будет помогать мне вести бухгалтерию и все такое…

— А на последних порах ты станешь банкротом! — заключила со смехом Эрлинда, живо представившая себе Розу в роли бизнесмена. — Ты, Роза, сама редкостное растение! Тебя время от времени поливать надо из ушата холодной водой!

После страшных испытаний, выпавших на долю Кандиды, — такое бы вынесла не каждая женщина! — можно было считать, что она более или менее пришла в себя. По крайней мере, странности, оставшиеся у нее после всех трагических событий, вполне могли сойти за милые чудачества, которые могут быть у любой нормальной женщины.

Иногда она по ошибке назвала Рикардо или Рохелио именем Федерико, и они скрепя сердце отвечали ей так, как будто и в самом деле именем мошенника Роблеса нарекли их при рождении. В большинстве случаев Кандида не замечала этого, и все бы ничего, если бы иногда — очень редко в последнее время и лишь на какие-то мгновения — она не вкрапляла в беседу с братьями ситуации, имевшие место в ту пору, когда Федерико был жив и общении с ним приводило ее в любовный трепет, а позже в скорбное умопомешательство.

Так бывает, когда в магнитофонную ленту по ротозейству вклеивают фрагмент из «другой оперы», но, следует повторить, эти инородные вкрапления в последнее время, слава Богу, возникали не часто.

«Ведь это будет наш с тобой ребенок, Федерико», — вдруг заявляла она Рикардо, после чего, потерев лоб, вспоминала, о чем она говорила до этого? Похоже, эти появления «другого голоса» тут же ею забывались.

«Интересный материал для какого-нибудь психиатра!» — с горькой иронией шутил про себя Рикардо.

Конечно, она продолжала неустанно вязать белье для младенца, как начала делать это в первые месяцы своей беременности. Вязала она быстро и качественно. Оставалось загадкой, понимает ли она в процессе работы, для кого вяжет? Впрочем, то, что свое рукоделие она относила в соседний приют, свидетельствовало о ее связи с реальным миром, где дети-сироты нуждаются в помощи взрослых, в том числе и сердобольной Кандиды.

Раз в месяц она посещала женскую тюрьму, относя Дульсине передачи.

Теперь она, Кандида, вечно унижаемая и принижаемая Дульсиной, была «за старшую». Эта неожиданная роль, доставшаяся ей даром в результате ареста ее преступной сестры, пришлась ей по сердцу. И не потому, что она злорадствовала, — ей это было несвойственно. Просто она укрепилась в сознании собственной значимости, и это в какой-то мере стало смыслом ее жизни — опекать сестру, с которой случилось несчастье.

Помнила ли она, что Дульсина попала в тюрьму за убийство человека, от которого Кандида зачала ребенка, коему не суждено было родиться на свет Божий из-за дьявольской выходки сестры? Братья не могли бы за это поручиться. Но они в душе радовались, что у Кандиды есть занятие, цель, дающая ей возможность оставаться разумной личностью, а не блаженной обитательницей больничной палаты…

Впрочем, Кандида всегда немного соответствовала одному из значений своего имени — «блаженная»…

Вот и на этот раз во время тюремного свидания с сестрой, пропуская мимо ушей проклятия, которые сыпались из уст Дульсины на голову Розы, братьев и ее самой, Кандида спросила, что она могла бы принести ей в другой раз?

— Принеси мне газету, в которой будет написано, что Роза попала под поезд и у нее ампутировали обе ноги! — крикнула Дульсина, и глаза ее в прорезях темно-зеленой марлевой накидке злобно сузились. — А еще принеси мне ленту от венка с могилы моих братцев!

— Но, Дульсина, что такое ты говоришь? Разве они виноваты в том, что произошло?

— Идиотка! Если ты будешь их защищать, то ты мне больше не сестра! Не приходи больше! Не хочу тебя видеть!

— Успокойся… Вот ты проклинаешь их, а Рикардо на днях обмолвился, что не желает тебе зла и сделает все возможное, чтобы взять тебя на поруки.

Дульсина окаменела и недоверчиво уставилась на сестру.

— Ты полагаешь, ему это удастся?

— Если Рикардо за что-то берется, то доводит это дело до конца.

— Конечно, именно это он и сделал, доведя до конца свои низменные ухаживания за «Дикаркой»… Что ж, пусть попытается… Пусть хоть как-то искупит свою вину перед нами…

— Так что тебе принести? — спросила на прощание Кандида.

— Деньги, только деньги… Здесь можно купить или достать все.

Она помолчала и нерешительно добавила:

— Вот еще что… Разыщи во что бы то ни стало Леопольдину…

— Дульсина, после того что она сделала!..

— Я на ее месте поступила бы так же! — хмуро сказала обезображенная кислотой Дульсина Линарес. — Обязательно разыщи ее, я хочу попросить ее об одной услуге.

— А разве я не могу оказать ее тебе?

— Нет! — как отрезала Дульсина.

До того как Кандида очутилась в лечебнице для душевнобольных, она охотно помогала Дульсине, Леонеле и Леопольдине донимать Розу, полагала, что это ее священный долг перед лицом агрессии, которую предприняла, по ее разумению, дикая обитательница «затерянного города», желая заполучить ее «несчастного» брата.

Душевное отношение к ней Розы, ее сострадание и желание скрасить жизнь Кандиды то букетиком цветов, то бесхитростными бусами из сухих семян, то какой-нибудь наивной книжкой, переменило отношение Кандиды к своей врагине.

— Розита, — сказала она ей недавно, — мы с тобой подруги по несчастью…

— Что ты имеешь в виду, Кандида? — спросила Роза, заранее готовая к какому-нибудь новому ее чудачеству.

— Ты тоже потеряла ребенка…

— Бог дал, Бог и взял, — ответила, вздохнув, Роза.

— Но ты и счастливее меня. Ты еще можешь родить, а я нет…

На другой день Кандида вернулась к той же теме.

— Розита, — попросила она задумчиво, — роди мне, пожалуйста, младенчика…

Эта просьба растрогала Розу. Она обняла Кандиду и всплакнула у нее на плече.

— Почему ты плачешь, Роза? Ты должна радоваться, что можешь быть матерью…

— Я плачу, потому что судьба несправедливо обошлась с тобой!

— Так родишь мне младенчика?

Роза улыбнулась, вытерла слезы и смущенно сказала:

— Кандида! Подумай, что ты говоришь… Как будто это зависит только от меня! Будь моя воля, я бы их нарожала дюжину!

— Пойдем, я тебе покажу что-то, — загадочно сказала Кандида, пригласив ее в свою комнату…

Кандида выдвинула средний ящик комода и стала выкладывать на постель стопку за стопкой детское белье.

Тут были подгузники и пеленки, рубашечки и шапочки, вязанные пинетки и кофточки. Этих запасов хватило бы на несколько младенцев.

— Когда мы с тобою родим, — заговорщицки сказала Кандида, — к нас на первых порах будет все необходимое…

— А кого бы ты хотела? — спросила Роза.

— Я хотела бы мальчика… Я назову его Федерико…

Мать Розы — Паулетта Мендисанбаль могла радоваться вдвойне. После долгих лет поисков, надежд и разочарований она нашла наконец свою дочь. И дочь ее стала женой не кого-нибудь, а Рикардо Линареса!

И все же Паулетту не оставляло чувство вины перед Розой, которая на протяжении двух десятков лет, по мнению Паулетты, жила на грани полной нищеты.

Расхожая фраза: «Никто не прав, никто не виноват…» — не утешала Паулетту, не могла она целиком переложить на жестокую судьбу ответственность за трагическую разлуку матери с дочерью.

Она поддалась страху, панике, бросила дочь на руки кормилице Томасе с мольбой бежать подальше от их дома, забыть как ее зовут, чтобы, не дай Бог, рассвирепевший отец Паулетты не отыскал и не убил ее дочь, прижитую от безродного шофера, с которым подручные богатого землевладельца жестоко расправились.

Сколько раз она вспоминала ту ночь! Сколько раз придумывала выходы из той ситуации и — винила, винила себя!

Почему не бежала из дома сразу же после рождения ребенка?

Почему не нашла достаточно убедительных слов, чтобы привлечь на свою сторону мать?

Почему не сговорилась с Томасой, где они найдут друг друга?..

Послушная кормилица хорошо выполнила ее просьбу. Настолько хорошо, что потребовалось два десятилетия на розыски дочери!

Теперь Паулетта была счастлива и считала, что сердце у нее болит от радости.

Ее муж Роке так не считал.

Домашний врач не скрыл от него беспокойства, сказав, что сердце Паулетты может не справиться с эмоциональными перегрузками и что, по всей видимости, пришла пора подумать о хирургическом вмешательстве, — такого рода операции наилучшим образом делают в американском городе Хьюстон…

Когда он встретил ее в первый раз, больше всего вдовца Роке привлекла в красавице Паулетте ее загадочная печаль. Ему захотелось дать ей утешение, радость. Он никогда не спрашивал ее о прошлом, мог лишь догадываться, что оно было не безоблачным.

Шли годы, а она оставалась такой же замкнутой. Печаль эту не развеяло и появление сына Пабло.

Паулетту угнетало ее состояние и те переживания, которые она заставляла испытывать Роке. Но она не находила в себе сил рассказать мужу о том, что где-то живет ее дочь, рожденная ею не в освященном церковью браке.

Лишь перед самым нахождением Розы Паулетта посвятила мужа в свою тайну. Он не упрекнул ее за то, что она раньше не открылась ему, а с горячей энергией включился в розыски, словно сам потерял дочь…

В день ее рождения они всей семьей нанесли визит Линаресам.

После обеда Роза принесла из своей комнаты пакет с фотографиями и передала его матери. Паулетта давно просила дать их ей на время, чтобы она могла переснять.

Паулетта сидела в кресле, а Роза, примостившись на подлокотнике, прильнула к матери, вспоминая, когда и где был сделан тот или иной снимок. Паулетта с трепетом рассматривала фотографии — словно перечеркивала горькие годы разлуки.

В какой-то момент ей стало казаться, что никакой разлуки и не было, — вот изображение ее Розиты, а она — фотографирует ее или стоит рядом с фотографом…

— А это, мамочка, мы с Томасой в парке Чапультепек. Мне на этой фотографии четыре годика. Видишь, Томаса купила мне сразу три разных мороженых на палочке, а я реву, потому что не знаю, с какого начать.

— Разве можно есть так много холодного! — ужаснулась Паулетта. — Ты ведь могла простудиться.

— А это ребята из нашего квартала в «затерянном городе». Вот этот толстяк сын Каридад Палильо. А это хромой Чико, он на воротах классно стоит! А это Эрлинда, узнаешь?.. А это я.

— Боже! Ты похожа на мальчишку! Что это на тебе?

— Куртка першистая. Томасе ее в одном доме подарили, где она стирала…

Паулетта заплакала.

— Ты жила в нищете все эти годы, — снова запричитала она, — недоедала, ходила Бог знает в чем!

— Мамочка! Тысячи и тысячи детей живут так, и даже хуже, и ничего! Вырастают и вспоминают о детстве с улыбкой!

— Нет, это несправедливо! Ты родилась в богатом доме и могла жить совсем по-другому!..

— Да разве богатство всегда приносит людям счастье? Богатые тоже плачут! Разве то, что произошло с тобой и со мной, не от безумства моего богатого деда, да будет ему пухом земля? Разве не от чванства, не от презрения знатного самодура к моему отцу, который был простым шофером?!

Роза поцеловала мать в голову и нежно прижалась щекой к ее щеке.

Паулетта, утерев слезы, продолжала рассматривать фотографии, снятые на Рождество, на днях рождения у сверстников. Среди снимков попалась и вырезка из газеты с фотографией, на которой группа ребятишек стоит к какой-то развалины. Из подписи под снимком явствовало, что под обломками обвалившегося строения погибли старая женщина и ее внук. Репортер патетически восклицал: доколе правительство будет мириться с существованием «затерянного города», обитатели этих трущоб должны быть как можно скорее переселены!

— Вот это, с краю, я! — гордо сказала Роза. — А старая донья Гильермина с внуком Пако живы остались, их тогда в больницу увезли… Снимок-то напечатали потому, что на месте этого квартала одна компания фабрику решила выстроить…

Вслед за детством пошло отрочество. И, наконец, Паулетта увидела фотографию Розиты и Рикардо, сделанную после давнишней регистрации их брака в мэрии.

— Ну почему все брачные фотографии так похожи! — воскликнула Роза. — Будто жених и невеста головы просовывают в дырки на декорации! Видеть не могу этот снимок!

Паулетта улыбнулась, понимая, почему с этой праздничной фотографией связаны у Розы такие непраздничные воспоминания.

Конечно, она знала ту страницу их жизни, знала, что сдержанно улыбающийся на снимке красавец Рикардо в черном костюме, белой манишке с широким полосатым галстуком всего лишь разыгрывает спектакль, чтобы досадить сестре Дульсине бракосочетанием с трущобной девчонкой, которая в богатом свадебном платье с серебряной диадемой на голове чувствует себя куклой Барби.

Паулетта Мендисанбаль состояла в дальнем родстве с Линаресами и, еще не зная в ту пору, что невеста Рикардо — ее дочь, присутствовала на свадебном празднике в этом доме. Она была свидетельницей скандала, когда Розита задала трепку красотке Лулу, слишком тесно, по ее мнению, прижимавшейся к ее жениху во время танцев.

Все это специально подстроили Дульсина с Леонелой.

— Ах ты дрянь! — кричала Роза, повалив на пол ошарашенную Лулу. — Ты что думаешь, он меня сменит на такую, как ты! Я покажу тебе, как чужих мужей сманивать! Убью!..

Ее еле оторвали от визжащей Лулу, которую отец увез домой в припадке истерики…

Вспомнив об этом, Паулетта от всей души расхохоталась, но на лице ее была та же смесь конфуза и брезгливости, что и в день, когда Дульсина, подойдя к ней, ханжески оправдывалась перед ней:

— Я и думать не могла, дорогая, что Рикардо выбрал в жены такую неотесанную и вульгарную бестию… Но простим ее, ведь она выросла среди себе подобных.

Знала бы тогда Дульсина, что это ее — Паулетты — дочь!..

— Известно ли что-нибудь о Дульсине? — спросила она Розу.

— Кандида навещает ее в тюрьме. Вид ее ужасен, она носит марлевую маску. Но в душе Дульсина не переменилась… Все так же поносит нас всех.

— Несчастная…

— Однако Рикардо считает, что должен взять ее на поруки.

— Боже! Во что превратиться ваша жизнь!

— Мама, если Рикардо так считает, значит к него есть на это свои основания.

— Роза! Но ведь она убийца!

— Мама, она сестра Рикардо…

Желание иметь собственный магазин, каким бы маленьким он ни был, возникло у Розы еще в детстве.

Лавчонка старого дона Эводио в «затерянном городе» всегда вызывала у нее языческий трепет. Чего там только не было. Она могла часами разглядывать разной формы и цвета бутыли, старые фаянсовые банки для специй, полки с кухонными принадлежностями, все эти свечи, мышеловки, клетка для птиц, ножовки и молотки, не говоря уже о больших банках с карамелью…

Любимой ее игрой в детстве, до ее «головокружительной карьеры» форварда, была игра в лавку старого дона Эводио.

— Сколько стоят эти тарелки? — спрашивала Томаса в роли «покупательницы» у «лавочницы» Розиты, указывая на ржавые крышки от банок.

— Прошу пять тысяч, отдаю за две! — выпаливала Роза, подражая всегда пьяной уличной торговке сувенирными распятиями.

— Смотри, проторгуешься! — говорила, помирая от смеха Томаса…

О том, что она хотела бы попробовать себя в роли коммерсантки, она заговорила с доном Анхелем де ла Уэрта, еще когда работала продавщицей в его магазине игрушек и он дал ей приют в своем доме, что повлекло очередной скандал с Рикардо, упрекнувшим ее в неверности, а его в предательстве.

Тогда, жалуясь дону Анхелю на свои неудачи и вечную нехватку средств к существованию, Роза воскликнула:

— Вот бы иметь свой магазинчик!

Дон Анхель только посмеялся над Розой, развеяв ее уверенность, что коммерция неизменно приносит прибыль.

Но недавно, после всех событий, которые привели к ее окончательному примирению с Рикардо и венчанию в храме у брата дона Анхеля — падре Мануэля, Роза снова заговорила с доном Анхелем о желании иметь свое дело, объяснив это намерение тем, что не хотела бы уподобляться праздным сеньорам из высшего света.

Эти новые резоны Розы, в которую дон Анхель был все еще безнадежно влюблен, показались дону Анхелю куда более логичными…

Памятуя о скандалах ревности, которые постоянно устраивал ему его давний приятель Рикардо, дон Анхель настоятельно просил Розу не афишировать ее дружеские визиты к нему.

Но в душе он радовался как юноша, когда секретарша Малена с недовольным, если не презрительным, видом сообщила, что пришла «эта громила» Роза Гарсиа: Малена не могла забыть, как Роза в первые дни работы у них продавщицей «перекокала» несколько детских сервизов.

В последний раз, когда Роза поделилась с доном Анхелем желанием открыть магазин декоративных растений, он и предложил ей переоборудовать под этот магазин часть своего подсобного помещения, выходящего на параллельную улицу.

— Я готов вложить в это дело средства, которые я затрачу на ремонт и оборудование помещения… Тебе же придется изыскать деньги на все остальное, на стеллажи, закупку растений и сопутствующих товаров, таких как горшки, лейки, удобрения, специальная литература и тому подобное. И еще не забыть про рекламу!

— Я попрошу деньги на это у Рикардо и мамы Паулетты… Думаю, она не откажут…

— Да, забыл, включи в смету гроб для меня.

— Дон Анхель, о чем вы говорите?!

— Рикардо непременно убьет меня, считая, что я умышленно устраиваю твой магазин при моем.

— Рикардо я беру на себя! — решительно сказала Роза.

 

ГЛАВА 2

Исполнительная Кандида не оставила без внимания просьбу Дульсины разыскать ее верную «оруженосицу» Леопольдину. После безумной битвы двух женщин, когда одна пыталась поджечь собственный дом, а другая, спасая свою жизнь, плеснула ей в лицо кислоту, прошло несколько месяцев.

Кандида спросила у мажордома Руфино, не знает ли он, где находится Леопольдина, которая с легкой руки Розы получила кличку «Леопарда»?

— Бог ее знает, — хмуро ответил верный Руфино.

— Но ведь куда-то она должна была деться?

— В преисподнюю! — уверенно сказал мажордом и, помолчав, добавил: — Спросите у дона Себаса, может, ему что-нибудь известно?

Кандида обратилась с тем же вопросом к садовнику.

— Сеньорита Кандида, — ответил «палач цветов», все еще называвший безмужнюю, хотя уже и не девственную Кандиду сеньоритой. — Мне это неведомо. А вот не спросить ли вам про нее у Хаиме? По-моему, он после штурма нашей бастилии отвез ее куда-то вместе с ее манатками…

Шофер Хаиме запомнил, куда он эвакуировал полуживую от страха «Леопарду», которая умоляла его никому не говорить, куда она уехала.

Она отблагодарила его, дав ему прихваченный ею во время суматохи серебряный портсигар, который чуть не стоил ему места службы: увидев портсигар у него в руках, Рохелио уличил Хаиме в краже семейной реликвии.

— Мне его Леопольдина дала за то, что я перевез ее! — признался честный шофер. — Сказала, что это портсигар ее покойного деда! Стал бы я у вас на виду пользоваться ворованным!

Довод шофера был убедительным, и Рохелио извинился перед ним, попросив оставить портсигар у себя в поощрение за его верность и честность.

Хаиме тут же вызвался отвезти Кандиду в место, названное им «у дьявола между рогов».

После долгой утомительной поездки в предместье Мехико он вырулил к железнодорожным путям и остановился около невзрачного дома.

Дверь Кандиде открыла хмурая старуха, назвавшаяся сестрой «Леопарды». Она вышла в соседнюю комнату, и через некоторое время глазам Кандиды предстала Леопольдина, по всей видимости пьяная.

— Как поживаешь, Леопольдина? — спросила ангельским голоском Кандида.

— А вы как там поживаете в вашем зверинце? — хрипло спросила недавно еще заискивавшая перед Линаресами Леопольдина.

— Мне кажется, ты… пьяна?

— Пьяной я бываю к полночи, а сейчас я «после вчерашнего»… Как вы меня разыскали?

— Меня привез Хаиме.

«Ну и подонок!» — подумала Леопольдина, выглянув в окно. Стоявший у автомобиля Хаиме, увидел ее, демонстративно вынул портсигар и, ткнув в него пальцем, этим же пальцем, как из револьвера, шутливо «бабахнул» в нее.

Кандида не стала терять времени и сказала ей:

— Дульсина хотела бы повидаться с тобой…

— Избави Бог от таких свиданий! — передернула плечами Леопольдина. — Она ведь спятила, не так ли?

— Леопольдина, она не в сумасшедшем доме, а в тюрьме. И во время последнего нашего свидания попросила тебя навестить ее.

— Как же она может желать этого, если я ей изуродовала всю физиономию? — усомнилась Леопольдина.

— Она не злится на тебя.

— Это она для отвода глаз…

— Дульсина говорит, что на твоем месте поступила бы точно так же…

— Она бы на моем месте от страха умерла! Как вспомню ее дикие глаза и револьвер в руке!.. Почище чем в американском боевике!

Неожиданно она пустила слезу, и на лице ее появилось прежнее ханжеское раболепие.

— Бедная наша донья Дульсина! Верно, настрадалась за решеткой! — запричитала она, с любопытством косясь на Кандиду, гадая, не кроется ли за приглашением Дульсины какая-нибудь для нее польза?

— Да, Леопольдина, ей несладко там.

— А как лицо-то ее? — спросила служанка.

— Никто этого не знает. У нее на лице марлевая маска…

— Зачем же она хочет меня видеть?

— Поезжай — и узнаешь.

— Долго ей сидеть?

— Если ничего не произойдет, то пятнадцать лет…

— Не приведи Господь!

— Однако Рикардо намерен сделать все возможное для досрочного ее освобождения.

— Не думала, что Рикардо такой добрый, — проворчала Леопольдина, памятуя о том, как Рикардо то и дело отчитывал ее за излишнее любопытство и пособничество Дульсине.

— Леопольдина! Он ее брат, и у него действительно доброе сердце!

После того как Кандида уехала, взяв с нее слово, что она навестит в тюрьме сестру, «Леопарда» задумалась…

Не замышляет ли прежняя хозяйка по отношению к ней какую-нибудь страшную подлость, — уж она-то знает, на что способна эта мужеубийца!

Может, Дульсина и подослала сестру только для того, чтобы та разнюхала, где она обретается? Она ведь забилась в эту нору, чтобы замести следы на тот случай, если Дульсина решит отомстить ей. Гадкий Хаиме обещал забыть, куда он ее отвез!..

Возьмет Дульсина да и подошлет платного убийцу вроде Романа, которого нанимала, чтобы «убрать» Розу…

Нет, с Дульсиной надо держать ухо востро!

Впрочем, не станет же она расправляться с ней во время свидания. Может, она действительно простила ее? И хочет воспользоваться ее дружбой и верностью для какого-либо поручения? Может, какая-нибудь в этом есть выгода?

«Леопарда» решила навестить Дульсину.

По семейной традиции падре Мануэль раз в месяц ужинал у своего брата Анхеля де ла Уэрта.

После смерти горячо любимой жены Анхель жил одиноко, не помышляя о новом браке.

Он до сих пор был увлечен Розой, без всякой надежды на взаимность. Падре Мануэль, поначалу обеспокоенный этим увлечением брата — влечением к девушке на двадцать пять лет моложе его, — в конце концов успокоился, удостоверившись в добропорядочности Анхеля, который смирился с тем, что Роза не может принадлежать ему. Радовала священника и та теплая привязанность, которую питала Роза к убеленному сединами человеку, искренне ее любившему и всегда готовому помочь советом и делом.

— Так ты говоришь, Роза хочет открыть магазин декоративных растений? — улыбнулся падре Мануэль.

— Да, и как можно скорее.

— Странное желание…

— Просто она решила занять себя каким-нибудь делом. Ее энергия ищет выхода…

— А как посмотрит на это Рикардо?

— Он человек умный и вряд ли станет препятствовать.

— Но для того, чтобы заниматься этим, надо иметь навык или, по крайней мере, призвание!

— Я ей помогу начать, — сказал дон Анхель. — И для этого перестрою под ее магазин мое подсобное помещение…

Падре Мануэль внимательно посмотрел на брата.

— Сдается мне, тебя радует это решение.

— Не понимаю тебя.

— Ох, Анхель, не возвращается ли прежнее недомогание?

Дон Анхель понял, что имеет в виду его брат, который вел с ним продолжительные беседы в ту пору, когда он не на шутку влюбился в «Дикарку».

— Мануэль, ты же знаешь, я не делаю легкомысленных поступков.

— Твое желание быть как можно больше рядом с Розой может быть безотчетным, непроизвольным. Но ты подумал, какой опасности ты подвергаешь ее?

— Ах, Мануэль, я не мальчик!

— И все же я позволю себе напомнить, что обряд их бракосочетания совершен в моем храме, и мне не хотелось бы, чтобы молва приписала моему брату прелюбодеяние с чужой женой.

— Уверяю тебя, что не хочу делать из этого никакой тайны. Более того, открыть этот магазин не удастся без финансовой поддержки Рикардо и матери Розы Паулетты Мендисанбаль. Если Рикардо найдет в идее Розы что-то, по его мнению, предосудительное, он воспрепятствует открытию магазина. В этом случае затраты на переустройство подсобного помещения я возмещу, с выгодой сдав его в аренду…

— Твои слова кажутся мне убедительными, — сказал с улыбкой мнительный падре Мануэль, пригубив ароматный шартрез.

Венчание Рохелио и Эрлинды прошло в том же храме падре Мануэля. И это сделало Розу и Эрлинду родственницами вдвойне — не только в семейном, но и в духовном смысле.

На торжественном обеде присутствовали родные и друзья, среди других — Паулетта с мужем Роке и сыном Пабло.

После обеда участники семейного торжества разбрелись по дому и саду. Было не так жарко. Аромат цветов и щебетание птиц располагали к приятной беседе.

Роке, сидя с Розой и Пабло в беседке, озабоченно сказал:

— Меня крайне беспокоит состояние здоровья Паулетты.

— Снова сердце? — с тревогой спросила Роза.

— Да. Врач полагает, что операции не избежать…

— Отец, чем раньше решиться на это, тем больше шансов на успех, — сказал Пабло.

— Казалось бы, все теперь хорошо! — грустно сказала Роза. — Мы наконец вместе. А сердце у нее продолжает болеть!

— Она не может отрешиться от прошлого, от своего греха по отношению к тебе! — в отчаянии сказал Роке.

— Опаснее всего именно это, — сказал Пабло. — При сердечном заболевании организм легче справляется со стрессовыми ситуациями, нежели с подавленным состоянием…

Роза подошла к матери, которая на веранде беседовала с Рикардо.

— Вот и хорошо, что вы вдвоем. Вы-то мне как раз и нужны! — сказала она, поцеловав Рикардо и подсев к матери.

— Слушаю тебя, дорогая, — сказал Рикардо, отпивая виски из толстостенного бокала.

— Рикардо! Мама! Я хочу попросить вашего совета и помощи, — сказала Роза. — Надеюсь вы поймете меня и не откажете в содействии.

— Столь торжественное начало, — усмехнулся Рикардо, — не сулит нам ничего хорошего! — подмигнул Рикардо Паулетте.

— Наоборот! — весело сказала Роза. — Оно сулит вам участие в интересном проекте и, возможно, крупные прибыли!

— Я слушаю тебя, девочка, — ласково улыбнулась Розе Паулетта.

— Я решила заняться бизнесом!

— Что я тебе говорил, Паулетта! — Рикардо засмеялся, указывая бокалом в сторону Розы.

— И каким же бизнесом ты решила заняться, доченька? — удивленно спросила Паулетта.

— Хочу открыть небольшой магазин декоративных растений.

— Ах так! — снисходительно сказал Рикардо. — А почему небольшой? Не лучше ли открыть большой магазин и не декоративных растений, а растительных декораций?

— Рикардо! Я говорю серьезно.

— И я серьезно. Или еще лучше! — он стукнул себя рукой по лбу. — Почему бы сразу не открыть большой супермаркет?!

— Погоди, Рикардо, — сказала, усмехнувшись, Паулетта. — Дай девочке высказаться.

— Рикардо, милый! — Глаза Розы заблестели от возбуждения. — Это будет очень красивый магазинчик. В основном в нем будут кактусы и маленькие искусственно выведенные деревца, а также вьющиеся растения и…

— И все остальное, понимаю, — перебил ее Рикардо. — И ты хочешь попросить у меня деньги?

— Да, — неуверенно сказала Роза, широко раскрыв свои прекрасные глаза и рот.

— Я сразу со всей определенностью отвечу, — сказал Рикардо, разглядывая на свет свой бокал, — что дам тебе эти деньги!

Роза взвизгнула от радости и, обняв мужа, осыпала его градом поцелуев.

Хохочущий Рикардо еле отбился от нее и спросил:

— А где ты думаешь открыть свой магазинчик?

— Я подумала, что лучшим советчиком в этом деле может быть дон Анхель де ла Уэрта, у которого я работала в магазине игрушек. Я позвонила ему и…

— Ты звонила дону Анхелю? — вскользь спросил Рикардо.

— Ну да. И знаешь, что он предложил?

— Боюсь и подумать…

— Рикардо, — сказала полушутливо-полусерьезно Паулетта, — прошу тебя, дай ей рассказать!

— Он предложил переоборудовать под мой магазинчик часть своего подсобного помещения! Он берется в первые месяцы помогать мне по части учета. А у вас я хотела попросить денег на приобретение оборудования и первых партий товара…

— Роза, — сказала Паулетта, — безусловно я помогу тебе. Более того, если нужно, наша фирма также может опекать тебя в первое время.

Подтвердил свое решение помочь Розе и Рикардо.

Роза поцеловала Паулетту и Рикардо и отошла к Рохелио и Эрлинде, вид которых свидетельствовал о том, что они находятся на седьмом небе…

Паулетта заметила сомнение, промелькнувшее в глазах Рикардо, и мягко спросила:

— Рикардо, тебе не по душе затея Розы?

— Нет, отчего же! — улыбнулся Рикардо и, чтобы не затевать длинный разговор на эту тему, пошутил, хотя шутка вышла несколько язвительная: — Теперь у нас будет много кактусов! Все переколемся…

Вечером, наслаждаясь последней сигаретой в качалке около бассейна, Рикардо задумался над тем, почему идея Розы вызвала у него некоторое внутреннее раздражение. Он не мог понять, что не понравилось ему в Розиной затее.

Конечно, подтрунил он сам над собой, какому настоящему «мачо» понравится самостоятельность жены! В то же время надо трезво смотреть на вещи: темперамент Розы заставляет ее искать себе какое-нибудь занятие. Да и совестится бедняжка неудачных родов и потери младенца, с горечью подумал Рикардо…

Ну что же, то, что она придумала — не худший способ заполнить свободное время, а то ведь как бывает — заскучает жена и…

«Полно! — тут же пристыдил себя Рикардо. — Уж не начинаешь ли ты опять ее ревновать? Смотри, до добра это не доведет».

За две недели до этого Рикардо посетил своего давнего друга адвоката Альберто Валенсию. Услышав, что Рикардо намерен сделать все возможное для освобождения сестры из тюрьмы, он развел руками.

— В принципе можно попытаться. Но я спрошу у тебя, разве не справедливо, что Дульсина отбывает наказание?

— Я не могу рассуждать на эту тему. Я хочу, чтобы она была на свободе.

— Но для того, чтобы я этим занялся, я должен иметь позицию, я должен поверить, что она имеет право на свободу.

— Альберто, прошу тебя, не расхолаживай меня. Я и сам не знаю, зачем мне это нужно. Но только мне невыносимо сознавать, что в тот момент, когда домашние спокойно засыпают, моя сестра готовится ко сну за решеткой…

— А ты подумал, где она будет жить?

— В своем доме.

— В доме, где живет Роза?..

— Да, в доме, где живут все Линаресы и их жены…

Альберто Валенсия знал в подробностях всю историю взаимоотношений Рикардо и Розы — ведь он занимался их разводом и браком, разоблачал лиценциата Федерико Роблеса, застреленного Дульсиной, хлопотал о вызволении Кандиды из клиники для душевнобольных.

Верой и правдой служил он дому Линаресов, любил и уважал Рикардо, но сейчас все его существо восставало против желания Рикардо вернуть сестру-преступницу в родной дом.

Не из уважения к закону, а из уважения к Розе и самому Рикардо, испытавшим на себе злобу Дульсины.

— Хорошо, — пообещал Альберто. — Я сделаю все возможное, чтобы освободить ее… Но когда ты захочешь снова упрятать ее за решетку, ко мне не обращайся…

Леопольдина ужасно нервничала, ожидая, когда в тюремном зале свиданий появится Дульсина.

Долгие годы, проведенные ею в доме Линаресов «под начальством» Дульсины, сделали Леопольдину ее рабыней. Несколько мгновений стычки, когда она плеснула ей в лицо кислотой, освободили ее из рабства. Она не знала, как повести себя. И уже готова была ретироваться, когда стражник ввел женщину, чье лицо было скрыть под темно-зеленой марлевой маской.

Они сошлись и сели по разные стороны зарешеченного стекла.

Сквозь прорези в маске Леопольдина увидела два колючих глаза. Эта маска не вязалась со статной фигурой Дульсины и ее не изменившимся, властным тоном.

— Леопольдина, не будем говорить о том, что было!

— Хорошо, донья Дульсина…

— Я не виню тебя за то, что ты обезобразила меня…

— Ах, Донья Дульсина!..

— Я позвала тебя, чтобы сказать… Несмотря на произошедшее, ты единственный человек из нашего дома, к которому я отношусь с доверием.

— Премного благодарна…

— Скажи, ты устроилась куда-нибудь?

— Нет пока…

— Вот и хорошо. Можешь считать, что ты продолжаешь оставаться у меня на службе.

— Но как же…

— Тебя интересуют деньги?

— Да, то есть не только…

— Отныне ты будешь получать ту же заработную плату. Только выплачу я ее тебе задним числом, когда выйду отсюда. Ты веришь моему слову?

— Конечно, донья Дульсина!

— А выйду я скоро. Рикардо уже занимается этим.

— Вот и чудно! — залепетала Леопольдина, прикидывая, можно ли принимать всерьез то, что говорит женщина, осужденная на пятнадцать лет.

— Вот тебе мое первое поручение… Пойдешь в магазин детских игрушек сеньора Анхеля де ла Уэрта. Помнишь, где работала «Дикарка»? Найдешь там Малену. Попроси ее, чтобы она меня навестила.

— Исполню, как велите…

— И еще. Попробуй разыскать Лулу… Помнишь, у которой была стычка с «Дикаркой»?.. Ну вот, для начала все… Как только я выйду отсюда, ты снова будешь при мне…

Не столько слова, сколько решительный тон Дульсины вселили в «Леопарду» надежду на то, что все возвращается на круги своя: Дульсина выйдет из тюрьмы и снова они будут вместе. Леопольдина только и умела, что быть тенью Дульсины, — для нее, как для тени, утрата тела была равносильна смерти!

Возвращение Дульсины из тюрьмы возвращало Леопольдину к жизни…

В таверне «Твой реванш» было как всегда шумно.

Ошибся бы тот, кто сказал бы, что Сорайде нравился этот гам, хотя неотразимая лицом и формами, острая на язык и быстрая на оплеуху разгулявшемуся посетителю хозяйка таверны как нельзя лучше соответствовала своему детищу.

Так уж сложилась ее судьба, которая однажды занесла ее, уроженку Венесуэлы, в портовый кабак в Вера-Крус, а после стала мотать по стриптизным забегаловкам, «домотав» до хозяйки «Твоего реванша». От добра добра не ищут, а что не сбылась ее мечта выйти замуж за какого-нибудь мексиканского фермера-ранчеро и нарожать ему уйму детей, так ведь если бы все мечты сбывались!..

Суровая на вид Сорайда притягивала к себе всех несчастных и обиженных.

Вот и сегодня нытик Эрнесто в который раз жаловался ей на судьбу, которая связала его с любовью к «Дикарке».

— Эрнесто, Роза столько раз объясняла тебе, что любит тебя как друга. Ну что ты мучаешь меня! Замужем твоя Роза — и баста!

— Сорайда, сердцу не скажешь «баста»…

— Но она любит Рикардо!

— А я люблю ее… И, знаешь, я уверен, что ей с ним несладко. Человек, который мог ей изменять, когда она была беременна от него, не заслуживает ее любви!

— Позволь ей самой решать, кто заслуживает, а кто нет!

— Сорайда, помоги мне с ней увидеться хотя бы на пятнадцать минут!

— Совсем спятил!

— Мне надо с ней поговорить.

— Позвони ей.

— Нет, я должен заглянуть ей в глаза…

— Знаешь что, парень!.. У Пабло Неруды есть строчка: «Найди себе девку покрепче и отстань со своими глупостями»!

— Сорайда! Ты меня знаешь! Я наделаю таких глупостей!

— Только не пугай, никого твои глупости не интересуют.

— Умоляю, пригласи сюда Розу. Обещаю, я поговорю с ней пятнадцать минут и навсегда оставлю ее в покое…

Сорайде не была такой черствой, как могло показаться. Эрнесто прекрасно знал эту ее слабость — сострадать чужой несчастной любви. Ведь и сама она являлась жертвой такого же чувства…

Где теперь ее Куколка?.. Влюбилась в красавчика, а ведь в матери годится этому сосунку. Сколько сил на него потратила, сколько денег! Сколько раз говорила: не связывайся с этими ублюдками! Так нет — вляпался в «мокрое дело» и теперь отбывает свой срок. Ни с кем ей не было так хорошо, как с ним, с ее Куколкой…

Сорайде сняла трубку и набрала номер Розы. К телефону подошла Томаса.

— Сорайда, тебе Розу? Ее нет, поехала к дону Анхелю насчет магазина… Как! Ты не знаешь?

— Что?

— Она магазин открывает, декоративных растений!

— Час от часу не легче, — расхохоталась Сорайде. — Пусть она мне позвонит, когда вернется.

— Дело срочное?

— Срочное, срочное, — сказала Сорайда, с ласковым презрением глядя на трепещущего Эрнесто. Положив трубку, она бросила ему: — Учти, сводницей работаю в последний раз…

Леопольдина, как только услышала во время свидания с Дульсиной имя Малены, сразу поняла, о чем та мечтает: расквитаться с Рикардо и Розой, наказать их за своеволие, за то, сто расстроили замыслы хозяйки дом Линаресов.

Вот почему, сидя с Маленой в кафе неподалеку от магазина игрушек, Леопольдина со всевозрастающим интересом слушала ее злобные рассуждения насчет «этой-Розы-паскуды-будь-она-трижды-неладна».

Упомянутая «эта-Роза-паскуда…», оказывается, вместо того чтобы дома сидеть, раз уж такого мужа отхватила, так нет же, опять наладилась таскаться к дону нашему Анхелю, который для этой «будь-она-трижды…» магазин декоративных растений устраивает, а ей, Малене, еще и велит «этой-трижды-Розе-паскуде…» помогать учет вести, — ну уж это да-а-а!..

— Обязательно сходи на свидание с сеньорой Дульсиной Линарес, — сказала Леопольдина. — Неспроста она хочет повидать тебя. Наверняка решила поговорить насчет Розы…

Малена обрадовалась.

— Непременно схожу!

И еще Леопольдина сочла разумным, не посоветовавшись с Дульсиной, дать Малене совет:

— А Розу пока оставь в покое… Пусть увязнет посильней…

Что касается Лулу, то найти ее не составило большого труда. Ее недавно умершим родителям Дульсина, которая была с ними дружна, звонила чуть ли не через день и частенько, когда номер был занят, просила дозваниваться Леопольдину — она помнила этот телефон до сих пор.

К телефону подошла Лулу.

— Сеньорита Лулу, говорит Леопольдина. Вам привет от сеньоры Дульсины Линарес.

— Леопольдина! Я узнала о случившемся с опозданием. Не решилась расспрашивать об этом Кандиду, Рикардо и Рохелио… Представляю, какое это для них потрясение! Не могла бы ты рассказать, как все было на самом деле? — спросила любопытная Лулу.

— Конечно.

— Тогда почему бы тебе не приехать ко мне?

— С удовольствием! Тем более что у меня к вам поручение от сеньоры…

Лулу встретила ее с постным выражением лица.

Леопольдина рассказала ей о трагическом положении Дульсины и, вздохнув, добавила, что во всех бедах виновата только «Дикарка», из-за нее-то в семье Линаресов и произошел разлад. Разве Лулу не помнит, что учинила эта Роза Гарсиа, набросившись на нее с кулаками?

При упоминании Розы глаза Лулу сузились, а высокий бюст поднялся еще выше и тяжело «задышал».

— Эта тварь недостойна жить на свете! — выкрикнула Лулу. — Ненавижу ее!

— Мы все ее ненавидим, а она, несмотря на это, стала хозяйкой дома. Бедный сеньор Рикардо… На нем лица нет. Хоть бы кто-нибудь пожалел его…

— Ты хочешь сказать, что он не рад?

— Да он бы от нее на Амазонку сбежал! Но ведь добрая душа… Надумал донью Дульсину на поруки взять. Как она будет жить в этом доме вместе с «Дикаркой», ума не приложу…

Лулу обещала проведать «несчастную» в тюрьме, а Леопольдина попросила ее не забывать о сеньоре Рикардо, которому сейчас как никогда трудно…

Репортаж о женской тюрьме, опубликованный в журнале «Макрополис», в котором был помещен снимок «неизвестной» в маске, чье лицо, по свидетельству репортера, было обезображено кислотой, вызвал поток писем с вопросами, кто прячется под маской?

Дирекцию тюрьмы с утра до вечера атаковали журналисты и представители Общества защиты прав человека.

Не жесток ли приговор? Справедливо или нет упекли несчастную женщину за решетку?

В преддверии муниципальных выборов эти и другие вопросы, подогревавшие ажиотаж избирателей, не очень-то устраивали директора тюрьмы, который метил в мэры.

Вот почему появление адвоката Валенсии с деликатным вопросом о том, нельзя ли было бы отпустить заключенную Дульсину Линарес на поруки по просьбе ее брата, было воспринято с явным сочувствием. Деликатное положение обезображенной женщины и достаточно уважаемое имя Рикардо Линареса склонили чашу весов (не правосудия, а гуманности) в пользу ходатайствующей стороны. Адвокату Альберто Валенсии дали понять, что осужденная за убийство из ревности Дульсина Линарес может рассчитывать на досрочное освобождение под залог с подпиской о невыезде.

Когда Сорайда в присутствии бедняги Эрнесто позвонила Розе, ее не оказалось дома, и она попросила матушку Томасу передать, чтобы Роза связалась с ней.

Роза позвонила ей к вечеру.

— Сорайда, ты звонила?

— Звонила! — почти крикнула она, прикрывая трубку рукой, так как в таверне стоял обычный одиннадцатичасовой гвалт.

— У тебя как всегда шумно?

— Как всегда, чтоб им захлебнуться! — весело ответила Сорайда. — Я вот по какому поводу звонила… Эрнесто прохода мне не дает, умолял сегодня позвонить тебе и зазвать тебя в «Твой реванш».

— Боже! Опять он за свое! Почему же он сам мне не позвонит?

— Говорит, хочу говорить с глазу на глаз… Я думаю, тебе следовало бы приехать и сделать ему внушение. А то он, чего доброго, поставит тебя в неудобное положение перед Рикардо.

— Положим, прежде всего он поставит в неудобное положение себя.

— Похоже, он услаждает себя терзаниями.

— Ладно, скажи ему, завтра я загляну на полчасика. После визита к дону Анхелю.

Дон Анхель с энтузиазмом принялся за переоборудование подсобного помещения под магазин декоративных растений.

Они долго спорили по поводу названия магазина, пока дона Анхеля не осенило.

— Почему бы не назвать твой магазин «Дикая Роза»? — спросил он с улыбкой. — Разве дикая роза — не такое же декоративное растение?

Роза поняла его иронию и, придя в неописуемый восторг, воскликнула:

— Конечно! Меня зовут «Дикаркой»! И я Роза! Дон Анхель, вы гений! — крикнула она, обняв смущенного дона Анхеля и поцеловала его в щеку.

За этим действием и застала ее Малена, которая осмотрительно нацепила на непроизвольную гримасу дежурную улыбочку.

— Ах, Роза! Рада тебя видеть! — И, не утерпев, съязвила: — У дона Анхеля день рождения? Можно, и я его поцелую?

— Малена! — строго сказал дон Анхель. — У тебя ко мне какое-нибудь дело?

— Там Америка с Азией спорят, чья завтра очередь быть Микки-Маусом?

Для непосвященных могло бы показаться, что Малена сошла с ума, однако так уж судьбе было угодно, чтобы двум продавщицам магазина матери при рождении дали «материковые» имена: одной из соображений патриотических, а другой — в силу того что она родилась раскосой.

Речь шла о том, кому из этих двух продавщиц (в прошлом — подруги Розы, которая работала в этом магазине) зазывать детей с родителями в костюме Микки-Мауса в магазин.

— Малена, реши сама! — сказал дон Анхель. — А вот скажи-ка, нравится ли тебе название для будущего магазина «Дикая Роза»?

— Отличное название! — с наигранным энтузиазмом воскликнула Малена, выходя из кабинета со злорадной мыслью рассказать Дульсине о том, как «эта-будь-она-паскуда-трижды…» целуется с хозяином.

— Думаю, и Рикардо понравится, — радостно сказала Роза. — Он любит меня дразнить «Дикаркой».

— Ты давно уже не «Дикарка», — нежно сказал дон Анхель, с обожанием глядя на Розу. — Сегодня кто скажет, что еще два года назад ты продавала на перекрестках жвачку!

— Знаете, дон Анхель, а неплохое это было время. Хоть и трудно бывало, и голодно, зато я была свободной, как птица…

— Разве ты сейчас не свободна? — осторожно спросил дон Анхель.

— Как вам сказать… Конечно, свободна. Только на этом условии мы и сошлись с Рикардо. И все-таки я в этом доме девушка со стороны. Меня окружают красивые картины, старая мебель, в которой сидели предки Линаресов. И я себя все еще чувствую в этом доме гостьей…

— Роза, но ты тоже не из бедной семьи. Паулетта принадлежит к известному роду Монтеро…

— Нет, дон Анхель, каждый принадлежит своей судьбе. Я при всей моей любви к маме Паулетте, при всем моем уважении к ней принадлежу улицам «затерянного города», матушке Томасе, своему попугаю Креспину…

— Но ты изменилась, — сказал дон Анхель. — Ты не замечаешь этого, а я вижу. Изменилась твоя речь, твои манеры и твое отношение к некоторым вещам.

— Правда? Вот не думала…

— И знаешь, тебе идет это! Ты… стала еще красивее и привлекательней.

— Что вы, дон Анхель, — зарделась Роза. — Я не люблю себя…

Она подошла к большому зеркалу и состроила сама себе гримасу.

— Не волосы, а патлы! — засмеялась она, разлохматив прическу. — И куда они только растут!

— Не волосы, а каштановое золото, — тихо поправил ее дон Анхель.

— Нос противный, курносый!..

— Неверно! Носик правильной формы, на заглядение!..

— А груди, простите меня, как у базарной торговки!

— Роза, прекрати! Ты, верно, меня уже и за мужчину не считаешь!

Роза звонко расхохоталась.

— Считаю! И с удовольствием сосватала бы вас!

— А знаешь, я не против. Наверно, у тебя на примете… матушка Томаса?

— Нет, она за вас не пойдет, — залилась смехом Роза. — Ей Пеле нравится!.. А вот Сорайду я бы за вас выдала. К слову сказать, мне как раз надо ее навестить. Почему бы нам не заглянуть к ней вместе?

— Где ты договорилась с ней встретиться?

— В ее таверне «Твой реванш».

— Мой? — пошутил дон Анхель.

Роза засмеялась, не решаясь ответить на «ты». Но поборола робость.

— Твой, дон Анхель, твой.

— Не дон Анхель, а просто Анхель.

— Хорошо… Анхель…

— Наконец-то мы с тобой на «ты»! Давай-ка по этому случаю выпьем по-немецки на брудершафт!

Дон Анхель подошел к небольшому бару, открыл его и, нацедив немного текилы в два бокала, разрезал пополам десертным ножичком маленький лимон. Как заправские выпивохи, они насыпали в ямочку над большим пальцем правой руки по щепотки соли, взяли указательным и большим пальцем этой же руки по половинке горького «лимонсильо», а другой рукой — бокалы и приготовились совершить традиционный мексиканский обряд в немецком варианте, для чего свели крестом руки с бокалами.

— За твое здоровье, Роза! — воскликнул дон Анхель.

Он слизнул соль, опрокинул текилу в рот и смачно присосался к лимону.

— За твое здоровье, Анхель! — ответила Роза и, выпив, запричитала: — Девонька Гваделупе, прости меня, пьяницу!

После чего, согласно ритуалу и «бесу в ребро», дон Анхель в первый раз поцеловал «Дикарку».

Яркая вспышка ослепила их.

В дверях стояла Малена с фотоаппаратом, которая, подобострастно ухмыляясь, спросила, невинно моргая:

— Пьете за успех совместного предприятия? Это будет исторический снимок!

— Малена, смотрите не сглазьте! — смущенно сказал дон Анхель, облизывая губы…

Сорайда, увидев в дверях Розу и дона Анхеля, направилась к ним и провела их к уютному столику, который всегда пустовал в ожидании бесстыжего красавчика Куколки или близких друзей Сорайды. Она извинилась и вернулась к стойке бара.

В таверне было не продохнуть. Стоял несусветный ор. На полную громкость был включен телевизор.

Дон Анхель оторопело оглядывался по сторонам.

— Привет, голубка! — крикнула Розе одна из официанток, сидящая в фривольной позе на коленях у пьяного посетителя!

— Привет, Амалия! — весело ответила Роза. — Не упадешь?

— И хотела бы, да не могу! — сказала Амалия. — Вон он как вцепился!

Вокруг загоготали. Дон Анхель сказал:

— Похоже, ты и тут всех знаешь…

— Разве я не говорила вам…

— Стоп! — остановил ее дон Анхель, подмигивая.

— Ах да! — вспомнила Роза и поправилась: — Похоже, я тебе говорила, что мы здесь с Эрлиндой работали?

— Что-то такое припоминаю…

— Ну и как вам… тебе… Сорайда?

— Это внушительное сооружение приводит меня в трепет, — сказал дон Анхель, закашливаясь от дыма. — Долго мы будем здесь находиться?

— Сейчас придет один мой друг, я потолкую с ним, а ты пока познакомишься с Сорайдой.

— У тебя здесь… свидание?

— Деловое, — загадочно ответила Роза и встала, увидев, как к их столику вместе с Сорайдой приближается Эрнесто.

Сорайда, поставив перед доном Анхелем вазу с фруктами и кувшин с апельсиновым соком, присела за столик. А Роза, извинившись, отошла с Эрнесто к стойке бара.

— Роза, ты избегаешь меня? — хныкающим нервным фальцетом спросил Эрнесто.

— Эрнесто, о чем ты? Ты с неба свалился? Что это за тон? — упрекнула старого друга Роза.

На глазах Эрнесто были слезы.

— Роза, скажи мне, ты действительно любишь Рикардо или живешь с ним потому, что он отец твоего погибшего ребенка?

— Эрнесто, я не хочу обсуждать с тобой мою личную жизнь. Я честна по отношению к тебе. Я с самого начала сказала, что у меня нет к тебе никакого влечения. Почему ты продолжаешь преследовать меня? Если тебя не устраивают наши дружеские отношения, давай расстанемся навсегда!

— Нет, Роза, не говори так, — обиженно сказал Эрнесто.

— Есть люди, которым нравится растравлять собственные раны. Если это так, то ты мне… противен. Я привыкла к простым отношениям!

Эрнесто вздрогнул и тяжело задышал. Глаза его налились злостью.

— Значит, тебе нравятся простые отношения, да? Ну что же, я могу предложить тебе такие! — сказал он, грубо обняв Розу и припав к ее губам.

От неожиданности Роза сделала резкое движение рукой и сбросила со стойки бара на пол несколько бокалов и бутылку, которые вдребезги разбились о каменный пол.

Сорайда, услышав звон стекла, быстро направилась к стойке. За ней двинулся дон Анхель.

Но раньше их там оказался подвыпивший клиент Амалии, который бросился на защиту Розы с бутылкой в руках.

Роза, оторвав губы от жадного рта обезумевшего Эрнесто, увидев надвигающегося человека с бутылкой, готового ударить Эрнесто по затылку, вскрикнула и закрыла голову Эрнесто руками, по которым и пришелся удар.

Пьяного схватили, а Роза заплакала, подняв кверху пораненные руки, — с них закапала кровь.

— Что ты наделал, идиот! — крикнула Эрнесто подбежавшая Амалия. Она бросилась к аптечке, достала бинт и вату и, плеснув на руки Розы виски, стала бинтовать их…

Эту, как показалось ему, безобразную сцену с участием Розы видел издалека институтский друг Рикардо — Флавио, зашедший с подружкой пропустить стаканчик.

— Вот так Роза Гарсиа! — присвистнул он.

— Ты знаешь эту девку? — спросила подружка.

— Сама ты девка! — сказал Флавио. — Это жена моего друга.

— Скажи своему другу, чтобы в следующий раз как следует выбирал себе жену! — засмеялась девушка…

— Что случилось, Роза?! — с тревогой спросил Рикардо, увидев жену с перевязанными руками, входящую в сопровождении дона Анхеля в дом. Показавшаяся на лестнице Томаса всплеснула руками.

— Роза! Что с тобой, девочка?!

Дон Анхель попробовал объяснить:

— Рикардо, произошел инцидент, один пьяный, понимаешь…

Роза испуганно вскинув на Рикардо глаза, сказала:

— Дорогой, позволь мне самой подробно рассказать обо всем. Но только не сейчас, а завтра… Я очень устала.

— Хорошо, дорогая!

— Что значит «хорошо»! — возмутилась Томаса, тяжело спускаясь по лестнице. — Что у тебя с руками? Надо вызвать врача! Бинты все в крови!

— Ма! Прошу тебя, без паники. Пьяный дурак хотел ударить одного человека бутылкой, и я пыталась его защитить…

— Хорошенькое дело! — не унималась Томаса. — Ты где была? Отвечай!

— У Сорайды…

— Есть рука с бутылкой, — не унималась Томаса, являя собой образец материнской строгости, — и есть чья-то голова! Так почему же между ними должны оказаться твои руки?!

— Ма! Ну, так вышло!

При всем при том, что Рикардо внутренне был взбешен, он благородно взял на себя защиту жены.

— Матушка Томаса, я сам с ней разберусь. Пожалуйста, не волнуйтесь, — обнял он старую женщину. — Роза, прошу тебя, пойди приведи себя в порядок.

Дон Анхель подал руку Рикардо и, поклонившись Томасе, направился к выходу. Перед тем как уйти, он спросил у Рикардо:

— Как ты посмотрел бы на то, чтобы Розин магазин назывался «Дикая Роза»?

— Поговорим об этом в следующий раз, — буркнул Рикардо.

Рикардо ни о чем не спрашивал Розу, но она чувствовала его недовольство. Зная его подозрительность, она поспешила рассказать ему все как есть.

— У Сорайды я встретила Эрнесто, моего старого друга, и мы отошли к стойке бара, чтобы потолковать. И тут я вижу, что сзади его хочет ударить бутылкой пьяный. Я прикрыла его голову, и удар пришелся по моим рукам…

— О чем же вы говорили с Эрнесто?

— Он… изливал мне свои чувства.

— Не понимаю!

— Рикардо, мне нечего от тебя скрывать. Он давно и безнадежно в меня влюблен. Ты знаешь это. Однажды это уже послужило поводом для твоей ревности и нашей ссоры. Но это не моя проблема, а его…

— Если это не твоя проблема, почему ты должна с ним разговаривать?

— А почему ты должен был разговаривать с Леонелой, когда у вас, как ты утверждал, не было ничего такого? — бросила Роза упрек мужу.

— Хорошо, Роза! Прекратим эти взаимные попреки. Я первый начал, я первый и попрошу у тебя прощения.

Она подошла к нему и, обняв его, прижалась щекой к его груди.

— Бог мой! Как сильно стучит твое сердце! Мне кажется, оно выстукивает мне какие-то сигналы!

— Простое дело… Азбука Морзе, — улыбнулся Рикардо. — Сейчас расшифрую…

— Я сама! — взвизгнула Роза, как девчушка, которой не дают рассказать первой. — Значит, так… «Роза… тук-тук… я… тук-тук… никогда не буду… тук-тук… ревновать тебя… тук-тук…»

— Ошибаешься! Мое сердце выстукивает совсем другое, а именно… «Роза… тук-тук… я всегда буду… тук-тук… тебя ревновать… тук-тук… А сейчас… тук-тук… я хочу тебя… тук-тук…»

— Что ты хочешь… меня?

— Хочу тебя немедленно, тук-тук!

Роза покраснела.

— Рикардо, я думала, ты серьезный мужчина из достойной семьи, а ты, оказывается, грубый парень из «затерянного города»!

Лиценциату Альберто Валенсии удалось добиться досрочного освобождения Дульсины. Об этом он сообщил Рикардо в телефонном разговоре.

— Рикардо! Моя душа профессионала ликует. Я сделал почти невозможное…

— Я очень тебе признателен, Альберто!

— Спасибо, но ты не дал мне договорить. Как профессионал я рад, но как твой друг озабочен. Ты берешь на себя очень серьезное обязательство перед обществом и твоими близкими.

— Понимаю тебя.

— Ты… виделся с ней в тюрьме?

— Ни разу.

— А надо бы! Дульсина находится в возбужденном состоянии. Я понимаю ее. Она женщина с изуродованным лицом. Она знатная сеньора, униженная законом. Она член вашей семьи и она…

Альберто замолчал, не решаясь окончить фразу.

— Альберто, прошу тебя, не стесняйся, — ободрил его Рикардо.

— Хорошо… Она ненавидит вас.

— Я знаю. Таков наш крест.

— Но где она будет жить?

— У нас. А если это покажется ей или нам неудобным, мы подыщем ей другое место.

— Хорошо. Мне важно было узнать твое мнение.

— Как профессионалу?

Вопрос был несколько обидным, но Альберто не стал обижаться, понимая всю сложность ситуации Рикардо.

— Как профессионалу и как твоему другу, — ответил он.

Роза отнеслась к вести об освобождении Дульсины сдержанно. Она ни слова не сказала Рикардо, однако, весьма озабоченная возвращением Дульсины в дом, поделилась своими опасениями с Томасой.

— А что оставалось делать Рикардо? — спросила Томаса.

— Умом я все понимаю, — ответила Роза. — Рикардо поступает благородно. Но пойми и меня.

— Что тебя беспокоит?

— Как я буду с ней общаться?..

— А зачем тебе с ней общаться? Слава Богу, дом не меньше нашего квартала. Ежели ты захочешь, то и встречаться с ней не будешь. Вряд ли она станет появляться за общим столом…

— Ма! А как тебе нравится, что «Леопарда» тоже будет жить здесь?

— Это что еще за зверь?

— Леопольдина, ее служанка!..

— Дульсина имеет на это право, особенно в ее теперешнем положении…

Конечно, Томаса понимала всю серьезность возвращения Дульсины Линарес в дом, где живет Роза. Конечно, она разделяла ее опасения. Но разве могла она «подыгрывать» Розе? Этим она еще больше усилила бы напряжение, которое снова возникало в доме Линаресов. Томаса очень опасалась того, как бы у Розы не сдали нервы.

Какие бы выходки ни позволила себе Дульсина, им с Розой надо вести себя выдержанно. Это подсказывала Томасе ее природная мудрость простолюдинки.

— А тебе, Роза, я скажу так! — строго добавила Томаса. — Если увижу, что ты начинаешь с ней препираться, тут же уеду, так и знай!

— Ма, я постараюсь… Только ты и думать не смей бросать меня. Мне без тебя совсем будет погибель.

Она нежно обняла Томасу и поцеловала в щеку.

За Дульсиной поехал шофер Хаиме с Кандидой. Там их уже ждала Леопольдина.

Дульсина согласилась выйти из заключения только при условии, что Леопольдина сможет быть при ней. Она весьма логично объяснила это тем, что в ее положении ей необходима служанка, которую бы она хорошо знала.

— Здравствуй, Леопольдина, — сухо приветствовала ее Кандида.

— Здравствуйте, сеньорита Кандида! Вы сегодня такая красивая! — залебезила «Леопарда».

— Не преувеличивай, Леопольдина, — строго сказала Кандида. — И пожалуйста, не говори ничего такого обо мне в присутствии Дульсины. Это будет бестактно с твоей стороны по отношению к ее… нынешнему положению.

— Да разве я сама не понимаю! — чуть ли не захныкала Леопольдина. — Разве не по моей вине у нее лицо все попорчено!

В коридоре послышались шаги. Женщины, умолкнув, повернулись к двери.

Дверь распахнулась. На пороге стояла Дульсина. За ней — офицер полиции.

На ней было строгое темно-зеленое платье и такого же цвета марлевая маска на лице, а на голове — широкополая, сдвинутая на лоб мужская шляпа. Со стороны вполоборота ее статная фигура могла показаться привлекательной. Но лицо!..

Скрытое маской, оно навевало образ женщины-невидимки. Казалось, сними маску, и вместо лица окажется одна пустота!

Кандида сделала шаг по направлению к Дульсине и машинально раскинула руки, чтобы обнять сестру.

— Оставь свои нежности при себе, Кандида! — строго одернула ее Дульсина.

— Какое на вас платье красивое! — защебетала Леопольдина и тоже получила выговор:

— Я не нуждаюсь в твоем мнении!

Полицейский дал Дульсине расписаться в журнале и протянул ей документ об освобождении. Взяв под козырек, он покинул комнату…

По приезде домой Дульсина удалилась в свою комнату. Она не пожелала видеть ни Рохелио, ни Рикардо. Обо всех ее пожеланиях сообщала домашним Леопольдина, которая держалась тише воды, ниже травы.

Дом жил своей размеренной жизнью. Если бы не редкие появления Леопольдины, могло бы показаться, что Дульсина все еще в тюрьме.

Но покой этот был обманчивым. Незримая злая сила вновь витала над домом Линаресов, и Роза ощущала это всем своим существом.

 

ГЛАВА 3

Здоровье Паулетты резко ухудшилось. Для того чтобы понять это, Роке не надо было беседовать с врачом. Достаточно было утром заглянуть ей в глаза.

Ее скорбный взгляд разрывал Роке душу. Казалось, она прощается с миром, с домом, с близкими.

— Сеньор Роке, — поплакалась ему верная служанка Эдувигес. — Что же это такое! На ней лица нет! По утрам еле встает. И никакого аппетита…

— Милая Эдувигес, мне страшно думать об этом… Неужели мы теряем ее!

— Если бы вы могли ее убедить, что ей нельзя печалиться! Целыми днями думает о Розе. Как тогда, когда она искала ее. Вы бы поговорили с Розой, чтобы она почаще навещала Паулетту.

Роке не знал, что предпринять.

Его отношения с Паулеттой всегда были ровными и нежными. Он понимал, что сейчас с его стороны требуется не мягкость, а решительность, но не мог найти силы для того, чтобы вопреки воли Паулетты отправить ее на операцию в США.

В это утро он сам принес ей завтрак.

— Паулетта, я думаю, все-таки следовало бы как можно скорее поехать в Хьюстон.

— Да, милый…

— Зачем испытывать судьбу! — сказал он, нежно целуя ее в лоб.

Она полулежала-полусидела в кровати, в который раз рассматривая фотоальбом в бархатном переплете, куда она поместила переснятые снимки Розы.

Словно хотела сделать эти снимки частью своей памяти.

— Роке, спасибо, что ты заботишься обо мне, — сказала она, слабо улыбнувшись.

— Это счастье для меня, единственный смысл моей жизни!

— Прости, что я доставляю тебе столько хлопот…

Она задумалась, представив, что уедет и несколько недель не сможет быть поблизости от своей девочки.

— Не думаю, что мне сейчас следовало бы покидать Мехико.

— Наоборот, дорогая! Сейчас наиболее удобное для этого время. Рано или поздно нам придется обязательно прибегнуть к помощи опытных врачей…

— Меня беспокоит Роза.

— Дорогая, если и можно о ком-то не беспокоиться, так это о Розе! — воскликнул Роке.

— Как ты можешь так говорить!

— Куда больше меня заботит наш сын Пабло, который заканчивает университет и до сих пор не подумал, чем в жизни он хочет заняться, где будет работать…

— Не знаю, как тебе объяснить это…

— Слава Богу, Роза обрела тебя, а ты ее. Свершилась справедливость. Грех печалиться в такой момент.

— Я понимаю, но сердце мне говорит…

— Вот это больше всего и тревожит меня! — перебил ее Роке. — То, что твое сердце «говорит»…

— Что же в этом странного? Я беспокоюсь о дочери. Она потеряла ребенка…

— Она оправилась от этого потрясения. Рикардо любит ее.

— Роке, дорогой! Я так хочу дождаться того счастливого момента, когда у нее снова появится уверенность в том, что она станет матерью…

— Паулетта, но это может произойти не скоро, не в ее это власти! Человек предполагает, а Бог располагает…

— Нет, я надеюсь… я верю, что вскоре смогу порадоваться доброй вести.

— Хочешь, я поговорю с Рикардо, — пошутил Роке. — Я скажу ему, что мы заказываем ребенка! Ты кого предпочла бы, мальчика или девочку?

— Ах, дорогой, какая разница!

— Неужели ты хочешь стать бабушкой! Такая красивая и, в сущности, молодая…

— В сущности, — улыбнулась Паулетта. — Иногда мне кажется, что я прожила несколько жизней…

— Точнее сколько? — снова пошутил Роке, чтобы отвлечь ее от тяжелых мыслей.

— По крайней мере, три… Одну до того дня, как я бежала из дома и потеряла Розиту… Вторую с тобой, мой милый! А третью сейчас…

— И эту третью ты еще не прожила! Эту третью жизнь ты еще только начинаешь. Она должна быть долгой и, наконец, счастливой…

— Дорогой мой! Что ты говоришь! — засовестилась Паулетта. — Ведь и годы, прожитые с тобой, были счастливыми!

— Любовь моя, не следует тебе так беспокоиться о Розите! — мягко упрекнул Паулетту Роке.

— Я ничего не могу поделать с собой.

— Мне кажется, ты делаешь это по печальной привычке, все еще пребывая в том времени, когда ты ничего не знала о ней.

— Я никак не могу свыкнуться с мыслью, что нашла ее!

— Умоляю тебя, очнись! Ведь и Роза волнуется, зная, что ты истязаешь себя мыслями о ней.

Паулетта улыбнулась и, потянувшись к Роке, поцеловала его.

Ведя жизнь затворницы, Дульсина истязала себя ненавистью ко всем, кто, по ее мнению, встал у нее на пути, помешал ей владычествовать в родовом доме Линаресов.

До поры до времени она скрывала это.

О Дульсине в доме не говорили. Но чувство, что где-то здесь таится ядовитая змея, которая в самый неожиданный момент может выползти на свет и впиться в ногу, не покидало домашних, которые, казалось, самой кожей чувствовали это.

Не вызывало сомнения то, что ее человеконенавистничества хватило бы на нескольких мизантропов.

Откуда взялось в этой статной, красивой до недавних пор женщине столько надменности, презрения к людям, цинизма, холодного расчета, жестокости?

Может быть, желание помыкать перешло к ней от покойного отца, державшего в страхе весь дом? Может быть, эта черта появилась у нее из-за ревности к младшей сестре Кандиде, на которую мать перенесла свою любовь, словно забыв о существовании старшей? Или когда родились на свет ее сводные братья-близнецы, над которыми она, девочка, всячески измывалась?

А может быть, тогда, когда она поняла, что не ей одной принадлежит отцовское наследство, и обманом и жестокостью хотела заполучить его, чтобы свободно им распоряжаться, не посвящая в свои планы и деяния ни Кандиду, ни Рикардо, ни Рохелио?

На домашних она испытывала те приемы и средства, которые, будучи доведенными до абсурда, толкнули ее на преступления: покушение на жизнь любовницы мужа и убийство мужа.

Лишь один раз после ее возвращения Рикардо побывал у нее в комнате. Он принес ей букет роз.

— Кто это тебя надоумил взять меня на поруки? — с издевкой спросила она, небрежно бросив розы на подоконник и закуривая (так странно было видеть сигарету, торчащую в прорези марлевой маски).

— Как ты думаешь?

— Неужели сам решился на это?

— Что же, мне надо было с кем-то советоваться, чтобы сделать самое естественное, вызволить сестру из беды?

— Откуда такая любовь к той, что доставила тебе и твоей… жене столько «приятных» мгновений?

— Представь себе, сестра, — усмехнулся Рикардо, — эта любовь от природы. Может быть, и горькая любовь, но любовь…

— Боже, оказывается, ты сентиментален!

— И я не считаю это подвигом. Думаю, ты поступила бы так же.

— Ты уверен в этом? После всего, что ты и твоя… «Дикарка» позволили себе по отношению ко мне?

— Дульсина, прошу тебя, пожалуйста, не будем касаться прошлого.

— Прошлое — это единственное, чем я владею!

— Не будем выяснять, кто кому больше досадил. Подумаем о будущем, о том, что мы можем сделать доброго друг для друга.

— Ты говоришь как священник, а живешь как…

Она не договорила, вовремя одумавшись. И перевела разговор на другую тему.

— Надеюсь, мне причитаются какие-то средства из нашего общего достояния? — сухо спросила она.

— Конечно, ты не будешь испытывать никаких материальных затруднений.

— Как мне понимать твои слова?..

— Ты скажешь, что тебе потребуется, и я, не раздумывая, тут же дам тебе деньги.

— Как служанке, которая отправляется за покупками и должна принести сдачу…

— Сдачу можешь оставлять себе, — пошутил Рикардо.

— Премного благодарна! Не находишь ли ты, что превышаешь свои полномочия?!

— Дульсина, — примирительно сказал Рикардо, — после всего, что произошло, ты недееспособна.

Он помолчал, выбирая слова.

— Говорю я это не для того, чтобы унизить тебя. Твоя подпись под финансовыми документами не имеет силы.

— И тебя это, конечно, радует, ведь свершилась главная мечта твоей жизни!

Не обращая внимания на ее оскорбительные слова и наглый тон, Рикардо, улыбнувшись, закончил свою мысль:

— Да, главным распорядителем средств по нашему счету стал я. Но отнюдь не для того, чтобы нанести ущерб тебе, Кандиде или Рохелио, а для того, чтобы действовать с наибольшей для вас пользой. Поверь, Дульсина!

— Я бы предпочла сама приносить себе пользу.

— Что для этого требуется?

— Мне необходимы деньги, чтобы платить Леопольдине.

— Разумеется…

— Рикардо! — вспылила Дульсина. — Неужели я должна буду отчитываться перед тобой, сколько денег и на что я потратила?! Возможно ли такое!

— Нет, конечно… Только бы эти траты не были связаны… с нанесением кому-либо ущерба…

— Что могу я в моем положении?!

«В твоем положении ты трижды опасна!» — подумал Рикардо.

— Ведь я взял тебя на поруки под огромный залог, — сказал он, подумав, что язык выгоды будет понятен ей больше, чем язык любви…

— Ненавижу всех! — прошипела Дульсина.

И это была истинная правда.

Уходя он обещал сестре не ограничивать ее ни в каких расходах и не спрашивать, на что она тратит деньги, высказав уверенность, что она будет благоразумной в своих тратах…

Работы по оборудованию магазина «Дикая Роза» подходили к концу. Огромное подсобное помещение менялось на глазах.

Рикардо и Паулетта выделили необходимые средства на покупку оборудования. Для отделки интерьера был приглашен модный молодой дизайнер Клаудио Монтес.

Он убедил дона Анхеля и Розу принять его смелый проект.

По его замыслу магазин должен был превратиться в уголок дикой флоры, в своеобразный ботанический сад.

— Люди захотят приходить сюда, чтобы отдохнуть, — сказал он Розе.

— Но здесь не парк отдыха!

— Но это лучше, чем если бы магазин пустовал! Обязательно кто-то из них что-то купит или вернется в другой раз, чтобы купить.

Посетители, выбравшие то или иное растение, должны будут сказать, в каком количестве экземпляров хотели бы его приобрести, указать, с какой целью оно покупается, где будет находиться.

Три подиума предназначались для сменных экспозиций, которые показывали бы новаторские идеи в оформлении декоративными растениями витрин, телевизионных павильонов, выставок картин и других интерьеров.

Клаудио Монтес был экстравагантен и непредсказуем. По тому как он одевался и манерно разговаривал, можно было бы заподозрить его в том, что самым его любимым цветом был голубой…

Однако Роза первая могла бы отрицать это, чувствуя на себе его пылкие взгляды, а изредка как бы нечаянные прикосновения к ее наиболее выдающимся частям тела.

Один раз она даже взвизгнула от щекотки и растерялась, не зная, вспылить или оставить без внимания то, что действительно могло оказаться случайным пересечением в пространстве ее груди и его ладони…

— Донья Роза, вы задели меня! — с деланным возмущением воскликнул Клаудио.

— Это я вас задела?!

— Если это повторится еще раз, я откажусь от выгодного заказа!

Роза прыснула в кулак и тут же снова сделала серьезное выражение лица. А Клаудио добавил:

— Впрочем, я вынужден буду отказаться от выгодного заказа и в том случае, если это не повторится…

Роза расхохоталась и стала журить молодого донжуана:

— Клаудио, что могут о нас подумать! Вы представляете, что вы делаете и что говорите!

— Донья Роза! Простите одинокого человека, лишенного элементарной женской ласки!

— Неужели вы, такой модный и преуспевающий молодой человек, обойдены женским вниманием?

— Представьте себе, что это именно так. Они меня за мужчину не считают! Думают, что я гомосексуалист! Это про меня-то, патологического женосексуалиста?!

— А вы бы одевались… поскромнее.

— Вот этого уж никогда никто от меня не дождется! Самое ненавистное для меня быть как все.

Легкомысленная болтовня не мешала пестро одетому Клаудио сноровисто работать.

Неожиданно Роза вскрикнула, уколовшись об иглу большого серо-зеленого кактуса, и выругалась так, как ругаются в «затерянном городе».

— Что с вами? — испуганно воскликнул Клаудио.

Она подняла кверху руку, с которой закапала кровь.

— Совсем как маленькая! — крикнул Клаудио, присовокупив ругательство, которое в «затерянном городе» не употреблялось, но было бы понятным.

Клаудио бросился к ней, схватил ее пораненную руку и, припав губами к ее пальцу, стал высасывать кровь…

— Клаудио! Что вы делаете? — вскрикнула Роза, пытаясь выдернуть палец, отчего голова Клаудио задергалась, как у собаки, игриво не выпускающей из пасти палку.

После того как выпустил наконец вожделенную добычу изо рта, он сказал:

— Это очень ядовитый кактус!

— Откуда у вас такие познания?

— Я вырос в сельской местности и прекрасно знаю вредные и полезные свойства растений…

Роза поблагодарила Клаудио за помощь…

За всем этим наблюдала из-за груды ящиков зловредная бестия Малена…

Шофер Хаиме отвез Дульсину и Леопольдину к Лулу под покровом темноты.

Лулу знала от Леопольдины, что некогда красивое лицо старшей из Линаресов изуродовано и что она носит марлевую маску. Но одно дело знать, а другое увидеть «лицо без лица».

Она старалась не подать вида, но в голосе ее звучала растерянность, она не решалась поднять голову.

— Видишь, Лулу, какие сюрпризы преподносит нам жизнь? — сказала Дульсина.

— Дульсина, слава Богу, ты жива, здорова…

Лулу смутилась и замолчала — можно ли назвать здоровым существом уродку? Удивила ее также мысль, что рядом с ней находится Леопольдина, которая обезобразила ее.

Дульсина догадалась, о чем думает красавица Лулу.

— Вот видишь, верная Леопольдина снова рядом со мной. Она сделала то, что, по-видимому, сделала бы любая на ее месте. Я простила ее…

— Донья Дульсина! — запричитала ханжа «Леопарда». — Вы-то простили меня, да я себя буду проклинать до самой могилы!

— Замолчи, Леопольдина! — крикнула Дульсина. — Я не нуждаюсь в твоем покаянии!

Лулу решила перевести разговор на другую тему, пожаловавшись на свою судьбу.

— Я теперь осталась совершенно одна, — посетовала она. — Я так дорожу знакомством с тобой и надеюсь, ты позволишь мне обращаться к тебе за помощью и советом…

— Конечно, дорогая! — сказала Дульсина. — Но и ты мне помоги…

— Я слушаю тебя…

— Во всем, что произошло со мной, виновата только одна женщина.

— Догадываюсь, о ком ты говоришь.

— Но она докучает не только мне, но и Рикардо. Продолжает якшаться со своими мерзкими друзьями. И, я уверена, изменяет ему с ними…

— Что ты говоришь!

— Рикардо упрям и самолюбив.

— Это украшает мужчин…

— В первый раз он женился на ней, чтобы досадить мне. Женился не по любви.

— Мне так жалко его!

— И всячески старался убедить нас, что любит ее. Нас он не убедил, а вот себя почти заставил поверить, что любит… эту невоспитанную, грубую мразь.

— Почему же он не бросает ее?

— Из одного самолюбия он не хочет освободиться от нее…

— Но это ужасно! — воскликнула Лулу. — Жить с женщиной, которую не любишь!

— А ты ему всегда нравилась…

Лулу поняла смысл фразы.

Она была достаточно умна, чтобы не принять сказанное Дульсиной за чистую монету. Конечно, между ней и Рикардо возникало влечение, но в своих симпатиях к ней он не заходил слишком далеко, а жаль.

По всей видимости, Дульсина хочет, чтобы Лулу пофлиртовала с Рикардо и этим досадила гадкой простушке Розе.

Ну что же, она еще в тот вечер, когда «Дикарка» набросилась на нее с кулаками, повалила в присутствии гостей на пол и начала душить, поклялась, что в один прекрасный день расквитается с ней.

— Что с того, что я ему нравилась, — капризно сказала она. — За все это время он ни разу не позвонил мне…

— Думаю, он считает, что после того инцидента ты не хочешь его видеть.

«Леопарда» не преминула поддакнуть хозяйке:

— Знаешь, Лулу, Рикардо после того случая все спрашивал, не звонила ли ты.

— Лулу, прошу тебя, — сказала Дульсина. — Окажи ему знаки внимания… Что, если ты навестишь меня?

— Если ты меня приглашаешь, то отчего же и не прийти к тебе.

— Ну вот и договорились.

Дульсина встала. Лулу обняла ее и прижалась щекой к марлевой маске. Ей стало страшно, будто она прижалась щекой к неживому камню…

Дульсина позвонила в магазин игрушек и попросила к телефону Малену.

— Малена, помнишь меня? С тобой говорит Дульсина Линарес.

— Сеньора Дульсина, наконец-то я слышу ваш голос! — воскликнула Малена, с нетерпением ждавшая, когда Дульсина выйдет из тюрьмы и свяжется с ней. — У меня тут для вас много интересного…

— Лучше поговорить об этом при встрече.

— А где нам повидаться? — спросила Малена.

— Я теперь не имею возможности показываться на людях, — сказала Дульсина. — Как бы ты посмотрела на то, чтобы встретиться в парке возле нашего дома?

Малена тут же дала согласие на встречу…

Вечером того же дня, после того как стемнело, она пришла в парк и на условленной заранее скамейке увидела двух женщин — Дульсину и Леопольдину. На Дульсине была все та же мужская шляпа, надвинутая на лоб.

Разговор зашел о Розе.

Малена не стала выбирать выражения, ее высказывания о Розе не уступали мыслям Дульсины.

— Ишь, что затеяла! — фыркнула Малена. — Магазин решила открыть! И назвала его «Дикая Роза». По своему, стало быть, имени! Декоративными растениями хочет торговать!

— А какие у нее отношения с доном Анхелем? — осторожно спросила Дульсина.

— Самые теплые! — с ехидцей ответила Малена.

— Что ты имеешь в виду?

— Они теперь на «ты» перешли и выпивают вместе…

— Бесстыжая! — воскликнула Леопольдина.

— Бесстыжая и есть!

— Не можешь ли ты рассказать подробнее? — спросила Дульсина.

— Как тогда, когда Роза, будь она проклята, у нас работала, она и теперь то и дело к дону Анхелю в кабинет захаживает. И хохочет! Потом замолкает… и снова хохочет…

— Скорее всего щекочет он ее, — высказала предположение Леопольдина.

— Не перебивай, Леопольдина! — одернула ее хозяйка. — Пусть она рассказывает.

— На днях заглянула я в кабинет… В руках у меня заряженный фотоаппарат был, который я показывала покупателям. Смотрю, руки скрестили и пьют на брудершафт. Выпили и стали целоваться! Я их и сняла…

— А где пленка? — быстро спросила Дульсина.

— Я отдала ее в лабораторию. Вот снимок, полюбуйтесь… Второй такой же я им отдала. Роза его при мне порвала. Не хочу, говорит, чтобы Рикардо его увидел!

Она протянула Дульсине снимок. При свете фонаря Дульсина разглядела обнявшихся и целующихся «Дикарку» и дона Анхеля де ла Уэрта.

— Чудесно, чудесно! — радостно воскликнула Дульсина. — Малена, не дашь ли мне этот снимок? Я заплачу тебе…

— Что такое вы говорите! — замахала руками Малена. — Да я сама бы заплатила кому угодно, только бы поставить на место эту, будь она трижды!..

— Впрочем, нет, — задумавшись, сказала Дульсина. — Будет лучше, если снимок ты пошлешь по почте с такой, скажем, надписью: «Полюбуйтесь на вашу жену-шлюху!» И подпишись «Доброжелательница»…

— Это еще не все, — зачем-то оглядываясь, сказала Малена. — На нее мужчины как мухи на мед слетаются!

— Что еще?..

— Магазин ей оформляет один молодой дизайнер, Клаудио Монтес. Так он просто ее лапает, и она этому не препятствует…

— Что же с нее взять! — возмутилась Леопольдина. — Эти трущобные девчонки такие.

— Представляете! Взял ее пальцы в рот и не отпускает…

— Эротический прием, — уверенно сказала Леопольдина, сокрушенно покачав головой. — А молодой господин Рикардо ничего о ее проделках не знает…

— Скорее всего, — задумчиво сказала Дульсина, — Рикардо не спит с ней, вот она и вьется около каждой пары брюк. До чего же все это противно!

Она поблагодарила Малену, они договорились встретиться здесь же через несколько дней.

До открытия «Дикой Розы» оставались считанные дни. Рикардо решил заехать в магазин и посмотреть, как у Розы идут дела.

Он вошел в магазин игрушек и направился к кабинету дона Анхеля. Подходя к нему, он услышал знакомый смех Розы и остановился около дверей. Его смутила услышанная фраза:

— Анхель, ты с ума сошел! Что подумает Рикардо!

Как! Она с ним на «ты»?!

Рикардо не решился сразу войти в кабинет, не дай Бог, он увидит то, чего никогда не хотел бы увидеть — свидетельство легкомыслия Розы или ее измены. Гордость не позволила ему толкнуть дверь.

Но и уйти он не решился: в дальнем конце коридора показалась Малена. Рикардо спрятался за шторой.

— Что же, не остается ничего другого, как сказать ему, — послышался голос дона Анхеля.

Рикардо увидел, что Малена направляется в сторону кабинета и — за безысходностью положения — постучал в дверь.

— Входите! — услышал он голос Анхеля и, как ему показалось, быстрые шажки Розы.

Он вошел в кабинет. Почти вслед за ним вошла Малена.

— Добрый день, Рикардо! — поднялся ему навстречу дон Анхель, который движением руки попросил Малену подождать за дверью. — Какая честь видеть тебя здесь!

— Рикардо! — зардевшись, бросилась к нему Роза. — Наконец-то ты пришел! Пойдем, я покажу тебе мой магазин!

Она поцеловала его и, как нетерпеливая девочка, стала теребить его за рукав. Рикардо почти был уверен, что она хочет как можно скорее увести его из кабинета, и сказал:

— Успеется. Почему я не могу поговорить со своим старым другом?

Дон Анхель поморщился. Небольшой акцент на слове «старый» испортил ему настроение. Почувствовала неприязнь в словах Рикардо и Роза.

— Вот именно, — сказал дон Анхель. — Нам есть что обсудить.

— Слушаю тебя…

— Лучше я! — воскликнула Роза.

Она села в кресло напротив Рикардо и несколько раз прикоснулась ладонью к ладони, не зная, как начать.

— Слушаю! — нетерпеливо сказал Рикардо, подозрительно покосившись на дона Анхеля.

— Значит, так! — выпалила Роза. — Мне крайне необходимо поехать в Гвадалахару. Там, как ты знаешь, есть замечательный Ботанический сад, где я должна подобрать редкие декоративные растения.

— В чем же дело? — спросил Рикардо.

— Так как ты очень занят, я попросила сопровождать меня Анхеля…

— Дона Анхеля! — поправил ее Рикардо.

— Да, дона Анхеля, — смутилась Роза. — И он согласился.

— Я бы тоже не прочь, — сказал с издевкой Рикардо.

— В чем же дело! — воскликнула Роза.

— Но ты хорошо знаешь, что я не могу сделать это раньше, чем через месяц…

— Вот видишь…

— Я вижу, что ты все рассчитала!

— Рикардо, а как же мне не планировать эту поездку, если от нее во многом зависит успех моего дела?!

— Ишь, какая деловая!

— Я хочу, чтобы в экспозиции магазина на открытии было большое разнообразие декоративных растений.

— Почему же ты не можешь поехать одна? Зачем тебе отрывать от дел Анхеля?

— Рикардо! — примирительно сказал дон Анхель, решив снять напряжение. — Дело в том, что в этом Ботаническом саду директором мой школьный друг, и мое присутствие поможет быстрому и лучшему отбору необходимых растений…

— Ты бы мог написать рекомендательное письмо либо позвонить…

— Рикардо, неужели ты не понимаешь, что Роза почти никогда не путешествовала одна! Неужели ты согласишься отпустить ее без сопровождающего?

— Рикардо! — умоляюще сказала Роза. — Мы должны быть благодарны Анхелю… дону Анхелю, — поправилась она, — за то, что он уделяет мне время…

— Ты, может быть, и должна быть ему благодарна, но я… Благодарить его за то, что он не дает мне возможности совершить с тобой эту поездку через месяц!

— Вот что, Роза! — повысил голос дон Анхель. — Никуда я с тобой не поеду! Можешь попросить об этом Клаудио…

— А это еще кто! — вскочил на ноги Рикардо.

— Дизайнер, — ответила Роза.

— С меня хватит! — крикнул Рикардо и ринулся прочь из кабинета.

Визг Малены заставлял предположить, что если Рикардо не впечатал ее створкой двери в стену, то наверняка оставил на ее ногах следы своих ног…

Паулетте становилось все хуже и хуже.

Пабло позвонил Розе и сказал, что они с отцом потеряли надежду уговорить ее оперироваться в Хьюстоне. Может быть, Роза повлияет на нее?

Роза немедленно отправилась к матери.

Ее встретила Эдувигес, верная служанка, которая была вместе с Паулеттой с того ужасного дня, когда отец Паулетты задумал убить крошку Розу, что и привело к долголетней разлуке матери и девочки…

Глаза Эдувигес были заплаканы.

— Я входить к ней не решаюсь! — сказала она, обняв Розу. — Боюсь, что увидит она мои слезы. Да и смотреть на нее больно. Такая еще молодая и красивая… Неужто нас ждет самое страшное?! Роза, что делать?..

Роза прижала старую женщину к груди, почему-то подумав о том, какими были в молодости Эдувигес и Томаса, служившие в одном доме у родителей Паулетты и отдавшие лучшие годы своей жизни, одна — Розе, другая ее матери Паулетте?

Верные мексиканские служанки! Как самоотверженно отдаетесь вы заботам о чужих домах, как страдаете и радуетесь вместе с хозяевами, которые не всегда отвечают вам той же любовью и заботой…

Об этом думала Роза, переступая порог спальни Паулетты.

Они долго говорили.

«Мы с тобой давно не виделись — целую жизнь!» — пошутила Роза в один из первых дней после их встречи. Нескольких лет не хватило бы, чтобы рассказать друг другу о времени, которое они провели в разлуке.

— Мамочка, — сказала наконец Роза. — Как ты себя чувствуешь?

— Сказать откровенно, в эти дни не очень хорошо. Очевидно, из-за смога… Говорят, власти предпринимают меры к ограничению количества транспорта на улицах Мехико…

— Знаешь, я наполню твой дом специальными декоративными растениями, которые хорошо очищают воздух. В Ботаническом саду в Гвадалахаре есть такие. Я должна туда поехать.

— Ты поедешь одна?

Роза помрачнела. От Паулетты не ускользнуло выражение озабоченности на ее лице.

— Одна я не решаюсь… Рикардо может поехать со мной лишь через месяц. А открытие магазина требует, чтобы я поехала немедленно.

— Может быть, Роке поедет с тобой? Или твой брат Пабло?

— Лучше всего было бы отправиться в Гвадалахару с Анхелем…

— Каким Анхелем?

— Анхелем де ла Уэрта.

— Ты с ним… на «ты»? — осторожно спросила Паулетта.

— Да, мамочка! — с горькой усмешкой сказала Роза. — Мы с ним пили на брудершафт. А Рикардо никак не поймет этого!

Забыв, что Паулетте вредно волноваться, Роза пересказала ей беседу с Рикардо в кабинете дона Анхеля.

Паулетта закрыла глаза и тихо застонала. Роза испуганно выглянула в коридор и окликнула Эдувигес. Та тут же прибежала и, накапав лекарство в мензурку, дала его Паулетте. Взглядом и жестами она подала знак Розе, не тревожить мать разговорами.

Как только Паулетта открыла глаза, Эдувигес вышла из комнаты, чтобы не мешать общению матери с дочерью.

— Знаешь, доченька, я думаю, поездку в Гвадалахару… ты могла бы отложить, — тихо сказала Паулетта, робко улыбнувшись.

Паулетта помнила вспышки ревности, которые чуть не довели Рикардо до беды.

Разные бывают характеры. Как не похож Рикардо на Роке, который на протяжении долгих лет сносил все неврозы и истерики Паулетты, не зная даже, чем они вызваны. Ведь она лишь перед самой встречей с потерянной дочерью раскрыла ему свою тайну.

— Да, мамочка, по-видимому, я послушаюсь твоего совета…

— Вот и умница. Ведь нет ничего более важного, чем добрые отношения в семье. Если хочешь, я поговорю с Рикардо.

— Нет, мамочка, пока в этом нет необходимости.

— Доченька, — сказала, помедлив, Паулетта, — Роке и Пабло убеждают меня оперироваться в США… А я не знаю, надо ли это?

— Мамочка, что я могу тебе сказать. Если бы я могла хотя бы на минутку стать тобой, я бы прислушалась к сердцу и решила бы… Роке и Пабло любят тебя как никто, и, если они считают, что это надо сделать, я бы… послушалась их.

— Я не задумываясь это сделала бы, если бы только…

Паулетта замолчала, не зная, как воспримет Роза ее слова.

— Говори, мамочка, я тебя слушаю.

— Ах, Роза, если бы ты знала, как я мечтаю о том, чтобы у тебя был ребенок!

— Мамочка, я и сама об этом мечтаю…

— Мне кажется, что это и есть лекарство, которое меня вылечит. Понимаешь, если родится ребенок, Рикардо перестанет быть таким ревнивым.

— Ты такая молодая и красивая! Неужели ты хочешь стать бабушкой?

Паулетта рассмеялась. «Боже! Как ей идет улыбка! — подумала Роза. — И как редко она улыбается».

— А может быть, попросить Пабло, чтобы он сделал тебя бабушкой? — лукаво спросила Роза.

— Ах, Пабло такой несносный ловелас! Когда еще он остепенится и приведет в дом жену! Нормита совсем извелась…

— Снова удрал от нее с друзьями в Акапулько?

— Пабло переменил свое отношение к ней после того, как узнал о твоем существовании и о том, что, кроме Эдувигес, только Нормита знала мою тайну и утешала меня. Просто Пабло считает, что ему еще не время жениться. Впрочем, он не отказывает себе в удовольствии ходить на дискотеку не только с Нормой…

Роза улыбнулась, снова вспомнив, как совершенно случайно Пабло (тогда еще им не было известно, что они брат и сестра), задев ее на улице крылом своего автомобиля, подвез ее к дому Линаресов, а потом стал настойчиво ухаживать за ней.

Роза прыснула в кулак, припомнив, как ее друзья в «Твоем реванше» у Сорайды, куда Пабло с друзьями заявился проучить строптивую Розу, заставили его танцевать румбу без штанов!

— Кто знает, может быть, я уже и бабушка, — снова рассмеялась Паулетта. — Такое количество девушек названивает нам, что я не упомню все их имена. Твой брат мог бы быть турецким султаном. Похоже, у него гаремный склад характера. В кого он только такой!

— Все они одинаковые! Ничего, женится и переменит турецкое гражданство! — убежденно сказала Роза.

Паулетта посерьезнела и, вздохнув, робко спросила:

— Роза, после неудачных родов… ты не потеряла способность родить?

— Мамочка! — воскликнула Роза, припав к ее груди. — Клянусь тебе Девой нашей Гваделупе, что не подведу.

Паулетте становилось все хуже и хуже.

Пабло позвонил Розе и сказал, что они с отцом потеряли надежду уговорить ее оперироваться в Хьюстоне. Может быть, Роза повлияет на нее?

Роза немедленно отправилась к матери.

Ее встретила Эдувигес, верная служанка, которая была вместе с Паулеттой с того ужасного дня, когда отец Паулетты задумал убить крошку Розу, что и привело к долголетней разлуке матери и девочки…

Глаза Эдувигес были заплаканы.

— Я входить к ней не решаюсь! — сказала она, обняв Розу. — Боюсь, что увидит она мои слезы. Да и смотреть на нее больно. Такая еще молодая и красивая… Неужто нас ждет самое страшное?! Роза, что делать?..

Роза прижала старую женщину к груди, почему-то подумав о том, какими были в молодости Эдувигес и Томаса, служившие в одном доме у родителей Паулетты и отдавшие лучшие годы своей жизни, одна — Розе, другая ее матери Паулетте?

Верные мексиканские служанки! Как самоотверженно отдаетесь вы заботам о чужих домах, как страдаете и радуетесь вместе с хозяевами, которые не всегда отвечают вам той же любовью и заботой…

Об этом думала Роза, переступая порог спальни Паулетты.

Они долго говорили.

«Мы с тобой давно не виделись — целую жизнь!» — пошутила Роза в один из первых дней после их встречи. Нескольких лет не хватило бы, чтобы рассказать друг другу о времени, которое они провели в разлуке.

— Мамочка, — сказала наконец Роза. — Как ты себя чувствуешь?

— Сказать откровенно, в эти дни не очень хорошо. Очевидно, из-за смога… Говорят, власти предпринимают меры к ограничению количества транспорта на улицах Мехико…

— Знаешь, я наполню твой дом специальными декоративными растениями, которые хорошо очищают воздух. В Ботаническом саду в Гвадалахаре есть такие. Я должна туда поехать.

— Ты поедешь одна?

Роза помрачнела. От Паулетты не ускользнуло выражение озабоченности на ее лице.

— Одна я не решаюсь… Рикардо может поехать со мной лишь через месяц. А открытие магазина требует, чтобы я поехала немедленно.

— Может быть, Роке поедет с тобой? Или твой брат Пабло?

— Лучше всего было бы отправиться в Гвадалахару с Анхелем…

— Каким Анхелем?

— Анхелем де ла Уэрта.

— Ты с ним… на «ты»? — осторожно спросила Паулетта.

— Да, мамочка! — с горькой усмешкой сказала Роза. — Мы с ним пили на брудершафт. А Рикардо никак не поймет этого!

Забыв, что Паулетте вредно волноваться, Роза пересказала ей беседу с Рикардо в кабинете дона Анхеля.

Паулетта закрыла глаза и тихо застонала. Роза испуганно выглянула в коридор и окликнула Эдувигес. Та тут же прибежала и, накапав лекарство в мензурку, дала его Паулетте. Взглядом и жестами она подала знак Розе, не тревожить мать разговорами.

Как только Паулетта открыла глаза, Эдувигес вышла из комнаты, чтобы не мешать общению матери с дочерью.

— Знаешь, доченька, я думаю, поездку в Гвадалахару… ты могла бы отложить, — тихо сказала Паулетта, робко улыбнувшись.

Паулетта помнила вспышки ревности, которые чуть не довели Рикардо до беды.

Разные бывают характеры. Как не похож Рикардо на Роке, который на протяжении долгих лет сносил все неврозы и истерики Паулетты, не зная даже, чем они вызваны. Ведь она лишь перед самой встречей с потерянной дочерью раскрыла ему свою тайну.

— Да, мамочка, по-видимому, я послушаюсь твоего совета…

— Вот и умница. Ведь нет ничего более важного, чем добрые отношения в семье. Если хочешь, я поговорю с Рикардо.

— Нет, мамочка, пока в этом нет необходимости.

— Доченька, — сказала, помедлив, Паулетта, — Роке и Пабло убеждают меня оперироваться в США… А я не знаю, надо ли это?

— Мамочка, что я могу тебе сказать. Если бы я могла хотя бы на минутку стать тобой, я бы прислушалась к сердцу и решила бы… Роке и Пабло любят тебя как никто, и, если они считают, что это надо сделать, я бы… послушалась их.

— Я не задумываясь это сделала бы, если бы только…

Паулетта замолчала, не зная, как воспримет Роза ее слова.

— Говори, мамочка, я тебя слушаю.

— Ах, Роза, если бы ты знала, как я мечтаю о том, чтобы у тебя был ребенок!

— Мамочка, я и сама об этом мечтаю…

— Мне кажется, что это и есть лекарство, которое меня вылечит. Понимаешь, если родится ребенок, Рикардо перестанет быть таким ревнивым.

— Ты такая молодая и красивая! Неужели ты хочешь стать бабушкой?

Паулетта рассмеялась. «Боже! Как ей идет улыбка! — подумала Роза. — И как редко она улыбается».

— А может быть, попросить Пабло, чтобы он сделал тебя бабушкой? — лукаво спросила Роза.

— Ах, Пабло такой несносный ловелас! Когда еще он остепенится и приведет в дом жену! Нормита совсем извелась…

— Снова удрал от нее с друзьями в Акапулько?

— Пабло переменил свое отношение к ней после того, как узнал о твоем существовании и о том, что, кроме Эдувигес, только Нормита знала мою тайну и утешала меня. Просто Пабло считает, что ему еще не время жениться. Впрочем, он не отказывает себе в удовольствии ходить на дискотеку не только с Нормой…

Роза улыбнулась, снова вспомнив, как совершенно случайно Пабло (тогда еще им не было известно, что они брат и сестра), задев ее на улице крылом своего автомобиля, подвез ее к дому Линаресов, а потом стал настойчиво ухаживать за ней.

Роза прыснула в кулак, припомнив, как ее друзья в «Твоем реванше» у Сорайды, куда Пабло с друзьями заявился проучить строптивую Розу, заставили его танцевать румбу без штанов!

— Кто знает, может быть, я уже и бабушка, — снова рассмеялась Паулетта. — Такое количество девушек названивает нам, что я не упомню все их имена. Твой брат мог бы быть турецким султаном. Похоже, у него гаремный склад характера. В кого он только такой!

— Все они одинаковые! Ничего, женится и переменит турецкое гражданство! — убежденно сказала Роза.

Паулетта посерьезнела и, вздохнув, робко спросила:

— Роза, после неудачных родов… ты не потеряла способность родить?

— Мамочка! — воскликнула Роза, припав к ее груди. — Клянусь тебе Девой нашей Гваделупе, что не подведу!

Рикардо позвонил своему другу в Гвадалахару и попросил его проверить, является и директор Ботанического сада родственником сеньора Анхеля де ла Уэрта?

Он сам подтрунивал над своей подозрительностью, но ничего не мог поделать с собой: одна мысль о том, что Роза, то ли по наивности, то ли по глупости, может оступиться и подвергнуть опасности их брак, приводила его в крайнее возбуждение, последствий которого он сам опасался.

Каждый раз, видя прекрасное лицо Розы, он прогонял мрачные мысли и в душе ругал себя. Помимо всего прочего, он прекрасно помнил, к чему приводили его вспышки ревности: Роза не та женщина, которая прощала ему глупые подозрения!

Ох, не просто быть мужем «Дикарки»!

Друг из Гвадалахары не замедлил позвонить, утешив его вестью о том, что директор Ботанического сада, как и предполагал Рикардо (пусть будет так!), тоже из рода де ла Уэрта.

Объяснение Розы, что она с его «старым» другом на «ты», потому что выпила с ним на брудершафт, несколько успокоило Рикардо, хотя он и позволил себе не очень умную и избитую шутку, попросив Розу выпить с доном Анхелем на «вы»…

Это вызвало у бедненькой такой смех с приступом кашля, что Рикардо решил впредь не подвергать опасности ее бесценную жизнь подобными глупыми шутками.

Лежа рядом с ним в постели, она долго еще билась в его объятьях, изнывая от смеха.

— Ы-ы-ы-ы!.. — это счастливое мычание было единственным звуком, исторгавшимся из ее ослабленного организма.

— Роза! — пожурил он ее. — Если ты так будешь смеяться у себя в магазине, у всех твоих кактусов выпадут иголки! А лысые кактусы иностранцы не покупают!

Последняя фраза окончательно поставила ее на грань жизни и смерти от хохота.

Только поцелуй в губы заставил ее перейти с мычания на икоту, что обычно предвещало надежду на спасение.

Ее тугая грудь начала жарко торкаться в его твердокаменные бицепсы, и, обмирая от истомы, Рикардо возблагодарил сливовое «дерево любви» за то, что однажды сорвался с него на лужайку дома Линаресов сладчайший из плодов любви по имени Роза!..

Утром, бережно обнимая ее нежную теплоту, он ждал ее пробуждения. Вот расклеился один мутный глаз, вот осмысленно заморгал второй, и улыбка, достойная кисти Рафаэля, ознаменовала наступление нового дня их супружества.

— Рикардо, — тихо сказала она, — не кажется ли тебе, что в этой постели кого-то не хватает?..

Рикардо «поперхнулся» пожеланием доброго утра и, приподнявшись на локте, с подозрением уставился на жену.

— Ты отдаешь отчет своим мыслям? — спросил он.

Она посмотрела на него снизу вверх и, стесняясь, спросила:

— Я говорю, не кажется ли тебе, что было бы хорошо, если бы рядом с нами лежал младенчик?

— Уф! — воскликнул Рикардо. — Да, именно это мне кажется. Давай я тебе его рожу…

— Рикардо, — сказала Роза, и глаза ее увлажнились. — А вдруг… у меня не будет детей?

— Что ты говоришь! Какие у тебя основания так думать?

— Не знаю… Я так стараюсь, а он… никак не зачинается!

Рикардо улыбнулся и поцеловал жену.

— Мало стараешься, — полушутя-полусерьезно сказал он, вставая. — Старайся больше! У тебя это неплохо получается…

— Рикардо, прекрати говорить гадости! — вспыхнула она.

— Какие же это гадости! Это прелести!

— Может быть, я не способна?

— Я не врач, и ты не врач. Если у тебя возникают какие-то вопросы на этот счет, давай обратимся к специалисту.

На том они и порешили.

Перебирая старые бумаги, Дульсина нашла письмо, которое прислала ей погибшая на железнодорожном переезде в собственной машине Леонела. Письмо это она написала из города, где умерла ее бабушка, которую она приехала хоронить.

Бедная Леонела! Ослепленная ненавистью к Розе, она не смогла точно осуществить свой замысел: если бы она убила Розу, сегодня она — Леонела — была бы женой Рикардо, и Дульсина не должна была бы жить за темно-зеленой марлевой занавеской!

Дульсина пожалела, что сейчас Леонелы больше нет рядом с ней. Леонела была ей как сестра: она с полуслова понимала каждую мысль Дульсины, придавая ее замыслам неповторимо будоражащий аромат риска.

Леонела слепо ревновала «Дикарку» к Рикардо, за которого безуспешно хотела выйти замуж.

А ведь она была уже у самой цели: Рикардо жил с красавицей Леонелой как с женой в его маленькой квартирке в центре, где их однажды и увидела Роза.

Уже готовилась их свадьба, Леонела сшила шикарное платье у француженки… Стоп!

А почему бы и не напомнить «Дикарке» о Леонеле? О квартире, где она «застукала» Леонелу в постели с Рикардо?

Почему бы, скажем, не свести в этой квартире Рикардо и… Ванессу, двоюродную сестру Леонелы, такую же красавицу, как она?

Дульсина поздравила сама себя с тем, что ее голова все еще способна рождать интересные проекты.

Она стала обдумывать эту «партию», но ход ее размышлений на эту тему прервало появление Кандиды.

— Дульсина, — сказала она. — Помнишь ту фотографию, где на Рождество сфотографировались все домашние?

Дульсина прекрасно помнила и фотографию, и то, что происходило в те дни.

Накануне того дня она узнала о беременности сестры и то, что беременна она от лиценциата Федерико Роблеса, которого Дульсина прочила себе в мужья. А через два дня после того, как все они запечатлелись на фотобумаге, Дульсина столкнула сестру с лестницы, что повлекло за собой выкидыш и отправку Кандиды в лечебницу для душевнобольных…

— Конечно! — ответила она, пытаясь угадать, зачем Кандида спрашивает об этой фотографии.

— Не могла бы ты мне ее дать?

— Для чего?

— Я хотела бы увеличить лицо Федерико…

Дульсина внимательно поглядела сквозь прорези для глаз на сестру. С виду она выглядела как обычно, но Дульсина тут же угадала, что ее душевное состояние оставляло желать лучшего.

— И что же ты намерена делать с этим лицом? — мрачно спросила она.

— Как что! Я хотела бы повесить портрет Федерико на стену в своей комнате!

— Не считаешь ли ты оскорбительным для меня выставлять напоказ в нашем доме портрет человека, которого я… — Дульсина не решилась сказать «убила». — Который был моим мужем?

— Он был и моим мужем, и мне дорога память о нем! Как женщине…

— Ты все еще считаешь себя его женой? — с презрением спросила Дульсина, забывая, что имеет дело с больной. — Ты все еще полагаешь, что ты женщина как все?

— Конечно, — спокойно ответила Кандида. — Ребенок должен знать своего отца.

При всем при том, что Дульсина не раз наблюдала смену ее поведения и слышала от нее более чем странные суждения, она вздрогнула и встала, нервно теребя платок.

— Какой ребенок? — тихо и как можно ласково спросила она.

— Наш ребенок. Ведь он когда-нибудь должен родиться? — полувопросительно-полуутвердительно сказала Кандида. — Так ты дашь мне фотографию? Я отдам ее увеличить.

— Конечно, но не сейчас. Я должна ее найти.

Умиротворенная Кандида вышла из комнаты.

Дульсине не понравилось то, что она услышала от сестры…

 

ГЛАВА 4

Хотя Розе так и не удалось побывать в Гвадалахаре, где она надеялась раздобыть уникальные декоративные растения, интерьер магазина, почти готового для открытия, выглядел весьма привлекательно.

Клаудио Монтес действительно был одним из лучших дизайнеров Мексики. Можно было не сомневаться, что у магазина будет немало поклонников.

Клаудио Монтес пригласил фотографов из модных журналов: их репортажи должны были привлечь внимание элиты к декоративным растениям как средству оформления жилых пространств.

Заинтересовались магазином и керамисты: где растения, там и вазы, вазоны, горшки.

Ожидали на премьеру и друзей с телевидения, которые обещали сделать специальную передачу с подиума, оформленного под телестудию. Передачу эту — на экологическую тему — должен был вести популярный диктор.

Но главным сюрпризом должен был стать отрывок из пьесы только что получившего Нобелевскую премию выдающегося мексиканского поэта и философа Октавио Паса — «Дочь Раппачини», сюжет которой был связан с миром теней.

Пьеса эта, написанная по мотивам одной древней легенды, рассказывала о девушке из Падуи, которую ревнивый отец, ученый-алхимик, искусно вскормил ядовитыми плодами, ягодами и растениями. Он полагал, что таким образом защитит дочь от домогательств легкомысленных ухажеров, которые должны были погибнуть, поцеловав ее, однако причинил ей душевные страдания, когда она сама влюбилась в приезжего студента Хуана…

Розе так и не удалось затащить Рикардо в магазин — похвастаться тем, что удалось сделать. После его визита к дону Анхелю и резкостей, которыми они обменялись, он находил всяческие причины для того, чтобы увильнуть, хотя и делал это весьма деликатно.

Впрочем, у него было действительно много работы в страховой компании, которую он только что учредил при активном содействии своего давнего друга лиценциата Альберто Валенсии, все еще недовольного своим участием в «некорректном», по его мнению, освобождении не любимой им Дульсины…

Что сделал Рикардо, так это застраховал «Дикую Розу», заслужив страстный поцелуй жены, хотя в душе и ругал себя за то, что выбрал для почина столь рискованное страхование. Единственным утешением было то, что в случае, если, не дай Бог, с магазином случится какое-нибудь несчастье, выплата страховки ограничится перекладыванием денег из одного кармана в другой…

В качестве подсобного рабочего Роза пригласила в магазин сына Каридад — Палильо: толстяк стал дневать и ночевать здесь, помогая Клаудио, на которого смотрел как на многорукое божество, успевающее и абажуры плести, и кактусы пересаживать, и стены расписывать.

Из уважения к божеству он согласился на эксперимент — быть раскрашенным: Клаудио специальной пастелью расписал его лицо под большую розу с шипами и так сфотографировал.

Решено было, что на открытие магазина все его работники в обязательном порядке будут расписаны в духе «body art», превратившись кто в «блюдо с фруктами», кто в «букет цветов», кто в «кактус».

Не забыла Роза и опять ходившего без работы Ригоберто, предложив ему дело по специальности — водить грузовичок, который будет доставлять растения из питомников и отвозить купленные растения на дом клиентам.

Она сделала это вопреки былой ревности к нему Рикардо, считая, что помогать друзьям в беде надо и тогда, когда подвергаешь себя риску. Риго частенько заходил выпить с садовником доном Себастьяном пива.

Дон Анхель «уступил» Розе для начала свою продавщицу Америку — о лучшей помощнице на первых порах нельзя было и мечтать. С Америкой Роза славно дружила, когда сама работала продавщицей в магазине игрушек.

На открытие магазина Роза пригласила некоторых друзей из «затерянного города». И конечно, приглашение получили также многие знатные друзья Линаресов и Паулетты.

Письмо от «доброжелательницы» с фотографией целующихся дона Анхеля и Розы пришло через три дня после того, как Дульсина надоумила Малену послать улику Рикардо.

Почтальон вручил конверт Розе.

Ей показался подозрительным запах духов, исходимый от конверта, и еще она подумала, что этот запах ей знаком.

«Наверняка от какой-нибудь вертихвостки! — решила Роза. — Что, если Рикардо снова принялся за старое? Уже и домой пишут!»

Она поспешила к Томасе.

— Вот, — сказала она, — полюбуйся!

— В чем дело, дочур? — недоуменно спросила Томаса.

— Понюхай! — сказала Роза, протягивая ей конверт.

— Зачем это я буду нюхать какой-то конверт! Что я, собака-ищейка? — возмутилась Томаса.

— Ма! От этого письма за километр финтифлюшкой разит!

— Какой еще финтифлюшкой?

— Из этих, которые за чужими мужьями бегают, потому что своих завести не могут!

— Роза, что еще ты выдумала?

— Это письмо только что принес почтальон, оно адресована Рикардо и пахнет духами!

— Роза, — испуганно спросила Томаса, — ты паче чаяния письмо не вскрыла?!

— А зачем его вскрывать! В камин брошу — и все тут! — решительно сказала Роза, направляясь к выходу из комнаты Томасы.

— И будешь дура! — крикнула ей вслед Томаса, схватившись за сердце. — Потому что та, что писала, позвонит и спросит у Рикардо, получал ли он ее письмо!

Роза остановилась и, повернувшись, спросила со слезами в голосе:

— Что же, ему эти потаскушки письма писать будут, а я должна улыбаться?

Послышался стук входной двери. Это пришел Рикардо.

Томаса замахала руками и стала делать Розе знаки, чтобы она повременила выходить в прихожую.

Но Роза решительно ринулась навстречу своей судьбе.

— Здравствуй, дорогая! — сказал Рикардо, идя ей навстречу и здороваясь также с выглянувшей из комнаты Томасой: — Здравствуй, Томаса!

Увидев хмурое лицо Розы, он спросил:

— Что-нибудь случилось?

Ничего не ответив, Роза вытащила из-за спины конверт и, предварительно понюхав «на память», протянула его Рикардо.

— Что это? — спросил он, желая поцеловать Розу, которая уклонилась от его поцелуя как хорошо тренированная каратистка — от удара.

Удивленный Рикардо тоже понюхал конверт и не торопясь вскрыл его.

Достав фотографию и рассмотрев ее, он нахмурился и протянул фотографию Розе. Та залилась краской, бросила конверт на пол и, заревев, убежала в свою комнату.

Томаса подобрала фотографию и, увидев на ней Розу с бокалом в руке и с губами трубочкой возле губ дона Анхеля, запричитала:

— Что же это делается! Рикардо! Моя Роза с этим… доном Анхелем… целуется! А вы дозволяете?!

Рикардо ничего не ответил, повернулся и с мрачным видом ушел к себе.

В комнате Розы Томаса чуть ли не набросилась на нее с кулаками.

— Да как ты смеешь позорить себя и мужа!

Роза ревела, уткнувшись носом в подушку. Ее приглушенный голос едва был слышен.

— Я ведь этот запах узнала! Этими духами собачьими Малена прыскается!

— Нет, я спрашиваю тебя, негодница! — кричала Томаса, косясь на дверь в надежде, что Рикардо оценит ее солидарность с ним. — Заподозрила честного мужа Бог знает в чем, а сама вино хлещет с этим плюгавым доном Анхелем!

— Почему же он плюгавый? — прогундосила Роза. — Он милый и добрый! Мы на брудершафт пили, а Малена нас щелкнула!

Роза вскочила с кровати, глаза ее сверкали, как это бывало, когда на пустыре кто-нибудь из мальчишек дергал ее за волосы.

— Я из нее лепешку с требухой сделаю!

— Успокойся, ненормальная! — понизила голос Томаса. — Ты лучше подумай, что ты Рикардо своему скажешь…

— Пойду и расскажу все как есть, — вытирая слезы, сказала она.

— И не забудь попросить прощения! — строго напутствовала ее Томаса, шлепнув Розу по заднему месту…

Роза вошла в кабинет к Рикардо опустив голову.

— Роза! — сказал он. — Подумай сама, почему ты то и дело попадаешь в истории?

— Я же не знала, что она пошлет тебе фотографию. Одну она подарила дону Анхелю, и я, когда увидела ее, тут же порвала…

— Испугалась? — укоризненно спросил Рикардо.

— Нет, просто я плохо на ней вышла, — бесхитростно ответила Роза.

— Ах так! Значит, не угрызения совести заставили тебя порвать фотографию, а то, что ты на ней дура дурой!

— Рикардо, зачем ты меня оскорбляешь?

— А ты меня не оскорбляешь, ломая комедию под вспышки фотоаппаратов?!

— Прости меня, Рикардо…

Он подошел к ней и тихо спросил:

— Роза, когда ты остепенишься?

— Я ей волосы намотаю на уши! — крикнула Роза, сжав кулаки.

— Имей самолюбие! Дай мне слово, что не подаешь виду. Мы этой фотографии не получали!

Роза вытаращила свои прекрасные глаза и, взвизгнув, бросилась на шею мужу, осыпая его поцелуями…

Встретившись снова с Дульсиной на той же скамейке сквера, Малена спросила:

— Ну как, разразился скандал?

— Похоже, что фотография не дошла, — ответила Дульсина.

— И я ничего не заметила, — сказала «Леопарда».

Малена подробно информировала Дульсину о ходе работ в магазине «Дикая Роза».

— Будет передача телевизионная, — злобно поведала она. — Роза Гарсия прогремит на всю Мексику!

— Пригласили гостей?

— Человек семьдесят.

— Малена, скажи, что бы ты сделала, если бы захотела сорвать открытие?

— Не знаю… Учинила бы какой-нибудь скандал. Устроила бы потоп или электропроводку оборвала! — Глаза Малены радостно заблестели, как будто ее желания уже осуществились.

— Ты натолкнула меня на одну прекрасную мысль, — загадочно сказала марлевая маска. — Но сначала я должна все хорошенько обдумать…

— Донья Дульсина, не томите! — воскликнула «Леопарда».

— Всему свое время, — ответила Дульсина. — Впрочем, уже сейчас могу гарантировать вам сенсацию!

Находясь в тюрьме, изнеженная аристократка Дульсина, к вящему удивлению охранниц, сумела завоевать авторитет уголовниц.

Этому способствовала серьезная стычка с молодой наркоманкой Нурией, которая претендовала на звание тюремной «генеральши» и обложила Дульсину немалой денежной податью.

Разумеется, Дульсина ответила отказом.

Одна из заключенных, заискивавшая перед Дульсиной, которая поделилась с ней сигаретами, шепнула ей, что Нурия готовит расправу над непокорной «новобранкой».

Подготовилась к выяснению отношений и Дульсина.

Когда Нурия перед самым отбоем в окружении подбадривавших ее подруг приблизилась к ней, Дульсина, сорвав марлевую маску, спокойно пошла ей навстречу. Вид ее обезображенного лица обескуражил Нурию, но она зловеще прорычала:

— Будешь деньги платить, уродина?

— За свои слова ты поплатишься! — ответила Дульсина и бросила ей в глаза полную горсть табачной пыли…

Накануне она не теряла времени зря — разломав два десятка сигарет, она высушила на раскаленном от солнца каменном подоконнике табак и истерла его в пыльцу…

Нурия завизжала и начала тереть глаза, отчего боль становилась еще острее. Напуганные ее визгом подруги разбежались, зная, что вот-вот прибегут охранницы, но еще до их прихода Дульсина успела так отдубасить Нурию табуреткой, что та еле уползла.

Дульсина была умна, и поэтому через три дня сама подошла к Нурии справиться о глазах. К удивлению уголовниц, Дульсина принесла Нурии глазные капли, которые, по ее просьбе, срочно доставила ей Леопольдина.

Как это ни парадоксально, Нурия стала ее лучшей подругой, а Дульсина вместо денег время от времени дарила ей что-нибудь из косметики. Если бы не досрочное освобождение, Дульсина весьма реально могла бы претендовать на звание тюремной «генеральши».

Зная, что Нурия выходила на свободу в тот же день, что и она, Дульсина запаслась номером телефона, по которому могла бы с ней связаться, — то был телефон бара, в котором обычно обреталась наркоманка.

Ее-то она и пригласила в сквер около своего дома. К этому же времени Дульсина вызвала и Малену. Говорили они с полчаса, Дульсина вручила Нурие и Малене по пачке денег…

— Донья Дульсина, вы гений! — похвалила ее Леопольдина.

— И ты была бы гением, если бы ненавидела Розу так, как ненавижу ее я!..

Мысль о слезоточивом газе возникла у Дульсины в тот самый момент, когда Малена упомянула о том, что на открытие готовится показ фрагмента из пьесы Октавио Паса «Дочь Раппачини». А вернее — когда она сказала, что для оформления купили оболочки воздушных шаров, которые Малена должна будет надуть из баллона, всегда стоящего у них в магазине игрушек. Перед началом спектакля дизайнер Клаудио Монтес раскрасит их в плоды.

К концу представления, эти «отравленные» плоды будут один за другим лопаться…

Дульсина прекрасно знала стихи Октавио Паса. А эта его единственная пьеса была особо почитаема ею. История студента Хуана, полюбившего «ядовитую» дочь алхимика Раппачини — Беатрис, волновала ее с юности.

Время от времени она вспоминала Беатрис — в последний раз, когда незадолго до убийства своего подлого мужа Федерико мстительно обдумывала способы его умерщвления. Тогда-то ей и пришла на ум фантазия: напитать себя ядами и, в последний раз отдавшись изменщику, насладиться видом его медленной мучительной агонии!

Итак, отравление, пусть и не смертельное, гостей, приглашенных на торжественное открытие магазина «Дикая Роза»! Баллон для накачки шаров будет подменен другим, содержащим слезоточивый газ! Нурия обеспечит доставку баллона, а Малена накачает шары!..

Ярко освещенный внутри телевизионными софитами магазин, наполненный декоративными растениями, вьющимся плющом и гирляндами шаров, с улицы казался волшебным аквариумом.

Любопытные с противоположного тротуара (в их толпе была и Нурия) наблюдали за съездом гостей, которых встречал толстый малый с лицом в виде большой алой розы с шипами. На Палильо была желтая униформа с большой вышитой надписью на груди: «Дикая Роза».

Первыми приехали Томаса и друзьями из «затерянного города», которые тут же вызвались помогать Розе, чего нельзя было избежать, так что Розе не оставалось ничего другого, как послать их в подсобное помещение перетирать бокалы для шампанского.

Позже появились Рохелио с Эрлиндой и Роке с Пабло.

Роке извинился перед Розой: Паулетта перед самым выходом плохо себя почувствовала, и они решили, что ей лучше остаться дома. Роке передал Розе подарок Паулетты: большую серебряную брошь в виде кактуса. Роке тут же приколол его Розе на лацкан элегантного темного костюма.

— Какая красивая брошь! — воскликнула она; расцеловав Роке и Пабло.

— Не красивее хозяйки этого прекрасного магазина! — ответил Роке.

Рикардо с Кандидой пожаловали последними. Рикардо расцеловал жену и, ревниво оглядев потрясающий интерьер, буркнул:

— Ничего… Мне нравится. Молодец…

Он с интересом наблюдал за снующей между гостями, то убегающей в подсобное помещение, то появляющейся Розой.

Он впервые наблюдал Розу «в деле» и, хотя не мог не отнестись уважительно ко всему увиденному, испытывал необъяснимое неудовольствие, свойственное почти всем мужьям, ревнующим жен ко всему на свете.

Весьма не понравился ему долговязый, с подпрыгивающей походкой молодой человек в свитере, джинсах и кроссовках, запанибрата, можно даже сказать, фривольно обращавшийся к Розе, которая не только не ставила его на место, но еще от всей души хохотала.

Рикардо догадался, что это упомянутый Розой дизайнер Клаудио Монтес. Он чувствовал себя здесь как дома, могло показаться, что он — хозяин этого магазина. Впрочем, он действительно мог считать себя именинником: труд, вложенный им в оформление магазина «Дикая Роза», и привлечение к нему внимания прессы превосходили его гонорар.

Рикардо сразу понял, чего стоит его талант и сколь мал гонорар за проделанную работу. И насторожился — не из любви ли к прекрасным Розиным глазкам пошел он на столь невыгодное для модного дизайнера дело.

Рикардо был близок к истине. Конечно, Клаудио при всем внешнем легкомыслии никогда не позволил бы себе поставить Розу в сомнительное положение. Но она действительно нравилась ему своей открытостью, жизнелюбием и нежностью, которые сегодня все реже и реже встречаются в «добропорядочных» кругах.

Кандида, всплеснув руками, тихо сказала:

— Просто чудо! Роза, я никогда не бывала в таких сказочных магазинах! Бедная Дульсина! Она не может все это увидеть! Она просила пожелать тебе успеха…

На телевизионном подиуме диктор вел репортаж об открытии магазина декоративных растений, который, по его словам, явится бастионом экологии в отравленном пространстве федерального штата.

Друзья Розы из «затерянного города», возглавляемые Каридад, как могли помогали гостям. Сама Каридад вместе с Томасой, в дивных больших шалях с национальной вышивкой, обносили гостей маленькими сандвичами и напитками.

Со всех сторон сыпались поздравления Розе, которая, зардевшись, благодарила.

Рикардо усмехнулся, услышав, как она отвечала на вопросы корреспондента одной из газет.

— Таким образом, вы хотите изменить облик наших жилищ?

— Я попробую это сделать.

— Как же?

— Мне кажется, что я могла бы привлечь специалистов…

— Каких специалистов?

— Ну, которые давали бы советы, в каком помещении какие растения нужнее всего…

— Донья Роза, откуда у вас желание заняться именно этим видом деятельности?

— Не знаю, — задумалась Роза. — Может, потому мне захотелось иметь дело с растениями, что в том квартале, где я выросла…

— В каком именно?

— В «затерянном городе» так мало было зелени и нам приходилось играть не в парках, а на грязных пустырях… Верно, Палильо? — спросила она у стоявшего рядом толстяка с розой вместо лица.

— Ага! — ответила «роза».

— В следующем месяце мы с мужем поедем для консультации со специалистами и для отбора новых растений в Ботанический сад в Гвадалахару…

Заметив Рикардо, она, широко улыбнувшись, поманила его, приглашая подойти, но Рикардо, сделав знак, чтобы она обошлась без него, скрылся за спинами гостей.

Близилось начало спектакля.

Гости расселись около одного из подиумов. Погас свет.

С улицы сквозь витрину смотрели на происходящее внутри зеваки, среди которых была Нурия.

На авансцену второго подиума перед занавесом, на котором был нарисован сад в стиле бельгийского сюрреалиста Поля Дельво, вышел дон Анхель. Он обратился к гостям:

— Открытие этого магазина «Дикая Роза» стало возможным исключительно благодаря стараниям его хозяйки сеньоры Розы Гарсиа Линарес, которой помогли средствами ее мать сеньора Паулетта Мендисанбаль и ее супруг сеньор Рикардо Линарес…

Гости захлопали, ища глазами упомянутых героев. Розу нетрудно было разглядеть, так как она стоя наблюдала за происходящим, а Рикардо привстал, раскланявшись во все стороны.

— Мы сожалеем, — сказал дон Анхель, — что сеньора Мендисанбаль не смогла присутствовать на открытии. Впрочем, она присутствует в лице нашей Розы!

Он первым захлопал, а Роза, чуть не подпрыгнув от восторга, снова — безуспешно — стала искать глазами Рикардо.

— Мы решили порадовать вас, — голосом опытного конферансье продолжил дон Анхель, — отрывком из несравненной пьесы «Дочь Раппачини» нашего лауреата Нобелевской премии сеньора Октавио Паса.

Раздались дружные аплодисменты и довольные голоса.

— Для этого мы пригласили, — сказал дон Анхель, — студентов университета. Нам показалось уместным показать на открытии магазина декоративных растений отрывок из этой, с позволения сказать, «ботанической» пьесы.

Занавес раскрылся. В самом его центре стояло дерево, на котором висели раскрашенные Клаудио воздушные шары, изображавшие диковинные ядовитые плоды.

Знала бы Роза, какой сюрприз приготовила ей Дульсина руками Нурии и Малены, следившей за происходящим сквозь щель в перегородке.

Студенты играли с вдохновением.

Нежная Беатрис, заточенная в саду своего отца Раппачини, где росли только выведенные им смертоносные растения, печально сетовала, глядя на злодея отца:

— Я довольна своей судьбой и радуюсь этому саду, этим растениям — с ними мы одна семья! И все же иногда мне хотелось бы, чтобы у меня была… роза — я бы нюхала ее, и жасмин — я бы украсила им волосы, и маргаритка — я бы обрывала ее лепестки, чтобы она не подожгла мои руки…

А Малена, глядя сквозь щель в перегородке, предвкушала скандал, который вскоре должен был разразиться…

Старик Раппачини (его играл студент с приклеенной белой бородой звездочета) отвечал, смешно шепелявя, неразумной дочери:

— Розы, маргаритки, фиалки, гвоздики! Похолодает — и они пожухли. Легкий ветерок — и они облетели! А наши цветы бессмертны.

— Отец! — мечтательно воскликнула Беатрис (ее играла студентка-толстушка, раздавшаяся не от ядов, а от чрезмерного употребления мучного). — В тех садах жужжат бирюзовые жуки и желтые пчелы, в траве стрекочут сверчки и цикады… А в нашем — ни птиц, ни насекомых, ни ящериц, которые греются на изгороди, ни хамелеонов, ни голубей…

Согласно замыслу студента-режиссера в этот момент за деревом появились фигуры, закутанные в ядовито-желтые плащи, с жердями в руках. К концам жердей были прикреплены чучела голубей, в клювы которых были вставлены острые иглы. В задачу фигур входило проткнуть клювами воздушные шары, после чего голуби должны были «замертво» упасть к ногам Беатрис…

«Начинается!» — с волнением подумала Малена в своем укрытии, еще раз мысленно отдав дань восхищения Дульсине, которая предусмотрела даже «обратную» подмену баллона со слезоточивым газом на тот баллон, который всегда стоял в магазине игрушек.

«Сейчас глотнут газика!» — обрадовалась Нурия, наблюдавшая за происходящим с улицы…

Диктор, который вел репортаж из магазина, патетически воскликнул:

— Голуби слетаются к отравленным плодам Раппачини, с которым так и хочется сравнить некоторых промышленников, отравляющих газами жизнь жителям нашего древнего города Мехико!

То, что произошло вслед за этими словами, еще долго рассказывали гости магазина и телезрители…

«Голуби», как ошалелые, набросились на «плоды» сада Раппачини, которые, лопнув, обдали зрителей гнусно пахнущим слезоточивым газом! Люди закашляли. Послышались панические крики. Первые гости ринулись к выходу. Началась давка…

Рикардо, бросившись к стоявшим рядом Розе и Томасе, увлек их в сторону подсобного помещения и дальше — в смежный с «Дикой Розой» — магазин игрушек.

— Что случилось? — невинно моргая, спросила «испуганным голосом» успевшая ретироваться Малена.

Вместо ответа Рикардо захохотал, перемежая хохот кашлем:

— Роза! Поздравляю! Гениально придумано! Травить гостей натуральными ядами сада Раппачини!

Роза разревелась, как не ревела в детстве. Малена со стороны мстительно любовалась ее горем.

— Я никогда тебе этого смеха не прощу! — крикнула Роза, повернув к Рикардо заплаканные глаза.

— А я никогда не прощу тебе твоего кокетства с каждым встречным-поперечным!

Томаса, чтобы как-то отвлечь их друг от друга, сказала Малене:

— Постой, голубка! Что-то мне твои духи напомнили…

Но Рикардо в магазине игрушек уже не было…

Желание Розы лечь в клинику на обследование Томаса от всей души одобрила. Во-первых, действительно следовало выяснить, нет ли у Розы каких-либо осложнений после потери ребенка. А во-вторых, ее отсутствие поможет примирению Розы и Рикардо, который, похоже, не на шутку взъелся на нее. Не каменное же у него сердце. А уж Роза ждет не дождется, когда они помирятся.

А еще думала Томаса о том — как это получается, что у жительниц «затерянного города» никогда никаких проблем с родами, а ее Роза так мается! Конечно, ребенка она потеряла, потому что очень нервничала. Но почему сейчас, когда у нее все хорошо (последняя размолвка не в счет), ребеночка нет как нет?

Томасу осенило: может, такое происходит, когда из бедного квартала переезжаешь в богатый?

Она решила обязательно переговорить об этом с Каридад…

Каридад через неделю после случившегося наведалась к Томасе и таинственным голосом сообщила: у них, то есть у соседей из «затерянного города», мысль появилась, что все эти безобразия…

Она склонилась к самому уху Томасы и, перекрестившись, прошептала:

— Нечистая сила все это подстроила… Я спросила у Девы Гваделупе, и мне показалось, что у нее глаза заблестели!

Томаса представила изваяние Девы Гваделупе, у которой повлажнели глаза, около своего дома в «затерянном городе» и вздохнула:

— Давно я с ней не разговаривала. — И прибавила: — А насчет нечистой силы, так вроде бы следователи докопались. Это Малена подстроила, служащая у дона Анхеля, чтобы отомстить Розе, которая ее всегда ставила на место!

Каридад заахала.

— А до этого она письмо подметное Рикардо прислала! Я сразу поняла, что это она послала, когда ее духи услыхала! Ежели бы дон Анхель не заступился за нее, сидеть бы ей в тюрьме!

Каридад заохала:

— Бывает же такое!

— А ты вот что мне скажи, Каридад. Не от того ли у Розы с ребенком не получается, что она перебралась из нашей трущобы в этот рай?

— Может, и так! — заулыбалась Каридад от пришедшей ей в голову мысли. — Не открыть ли нам с тобой, старая, у нас в трущобе пансион для богачек? Поживут у нас и, глядишь, у всех детки пойдут! А мы к ним переедем!

— Я уж и так к ним перебралась, — извиняющимся голосом сказала Томаса.

Обследование показало, что Розе нечего беспокоиться.

— В свое время все будет в порядке, — уверил ее врач. — Думаю, что недолго вы будете докучать мне вопросами на этот счет, уверяю вас, сеньора Линарес…

— А вот я в одной книжке читала, что если…

Она смущенно замолчала.

— Продолжайте, — попросил врач.

— Что если после этого… самого… дела…

— Называйте вещи своими именами. Например, после «совокупления», после «полового акта», после «коитуса»…

— А что это такое? — спросила, потупив глаза, Роза.

— То же, что совокупление…

— В общем, после этого самого дела… коитуса, лечь на правый бок, то девочка будет, а если на левый…

— То родится игуана! — засмеялся врач. — В какой книжке вы это прочитали?

— Не помню… Такая, на свернутую газету похожа. Я эти книжки на перекрестках водителям продавала…

— Что вы говорите? — деланно удивился врач. — И покупали?

— Водители грузовиков…

— Но ведь сейчас вы не на перекрестке, — укоризненно сказал он. — Уверяю вас, все будет хорошо! Возьмите-ка почитать вот эту книгу.

Он протянул ей «Психологию женщины» и поцеловал на прощание руку.

Из клиники Розу привез Рикардо.

— Врач сказал, что у меня все в порядке, — заявила Роза, когда они легли спать.

— А вот сейчас проверим! — пошутил Рикардо, придвигаясь к ней.

— Рикардо! Нельзя ли без шуток!

— Можно и без шуток! — сказал он, сграбастав Розу…

Эта ночь была чудесной, они почти не заснули, вспоминая эпизоды своих размолвок и примирений, снова овладевали друг другом, на какие-то мгновения засыпали и снова говорили, говорили…

О смерти Паулетты они узнали от Эдувигес, которая позвонила им и усталым голосом сказала, что Паулетта умерла с первыми лучами солнца.

Рикардо тут же отвез Розу в дом Роке. Пабло был в отъезде. Роке встретил их, обливаясь слезами.

— Я до конца своих дней буду проклинать себя за то, что не заставил ее оперироваться!

— Это я виновата, — сказала Роза. — Это из-за меня она страдала все эти годы…

Роза вошла в спальню, где на кровати лежала ее мать. Казалось, она делает гимнастическое упражнение — задрав подбородок, старается изо всех сил вытянуться.

«Какая красивая, — подумала Роза. — В ее чреве я окрепла. Она родила меня. Лишь для того, чтобы потерять и искать почти всю жизнь… Господи! И для этого жить?!»

В последнее время она часто думала, как будет жить, когда мама умрет?

Эта жестокая мысль почему-то часто посещала ее. Впрочем, Роза ее стыдилась. Наоборот. Одно из ее суеверий заключалось в том, что, подумав о чем-то, она считала, что на самом деле все будет совсем по-другому. И, ловя себя на том, что думает о смерти матери, радовалась, что до смерти мамы еще далеко…

А оказалось — близко.

Стоя у смертного одра матери, Роза еще раз устыдилась, что у нее нет ребенка, что она тратит свои жизненные силы на себя, и может так случиться, что у нее не останется нужных сил на детеночка.

Она разрыдалась, она оплакивала и маму и себя, которая не может продлить жизнь…

И тут она почувствовала боль в животе и слабость. Через несколько мгновений боль прошла и… словно осталась неуловимым ощущением неведомой новизны.

Роза догадалась!

Рядом со смертью зародилась новая жизнь.

После похорон, извинившись перед Рикардо, Роза уехала с братом Пабло.

Он привез ее в парк Чапультепек, в маленьком кафетерии они сели за столик для двоих, Пабло заказал бутылку вина.

Паулетта отправилась в прошлое, ее дети продолжали плыть в будущее.

Он рассказывал ей о матери, и Роза жадно впитывала каждое его слово.

Он понимал, что не должен тревожить Розу воспоминаниями о том, как мать страдала, разыскивая ее. И он рассказал ей несколько смешных эпизодов.

Однажды у Паулетты застрял палец в телефонном диске (тогда еще не было кнопочных аппаратов) — застрял на цифре три, и она, набрав номер, спросила:

— Это 333-33-33?

— Да, а что нужно? — ответил мужской голос.

— Срочно позвоните в «Скорую помощь»! У меня палец в диске застрял! — сказала она, положив трубку.

Роза рассмеялась и, устыдившись, закрыла лицо руками.

— В такой день смеяться… — сказала она.

— Ничего, Роза, — ответил Пабло. — Мама не обидится. Она так долго жила в печали, что радоваться, вспоминая о ней, не кощунственно.

И он напомнил ей о том случае, когда ему пришлось вернуться домой без штанов…

— Не надо, Пабло! — сказала Роза. — Я проклиная себя за то, что все это случилось из-за меня!

Пабло заказал еще вина.

— Твои друзья правильно сделали, заставив меня плясать без штанов румбу. Но я не об этом… Когда мама увидела меня без штанов, она всплеснула руками и воскликнула: «Роке! Мы отстали от моды!» — и стала расстегивать юбку. Мы с отцом расхохотались. Я так благодарен ей за то, что она не стала меня отчитывать, убиваться по поводу того, какой непутевый у нее сын…

— Пабло, давай чаще видеться! — воскликнула Роза. Из-за выпитого вина у нее немного заплетался язык. Она потянулась через стол, свалив некоторой своей выпуклостью бутылки, обняла брата и расплакалась:

— Пабло, не покидай меня!

Прослезился и Пабло.

— Роза! Я так рад, что ты у меня есть!

На грохот упавших бутылок прибежал бармен.

— Что вы себе позволяете! — крикнул он.

— Пошел вон! — ответил Пабло.

— Тут люди отдыхают! Пьяным здесь не место!

— А зачем вином торгуешь!

— Поговори у меня! — набычился здоровяк бармен.

— Пабло! Двинь ему! А то я сама его прибью, как таракана! — закричала Роза.

Рука Пабло была уже в пути: не раздумывая, он нанес бармену хлесткий прямой в подбородок, отчего бармен под углом в сорок пять градусов поехал задом наперед к стойке, обрушившись на нее всей тяжестью своего, по-видимому, девяностокилограммового тела.

Все это видел тот самый друг Рикардо, который однажды уже лицезрел заварушку с Розой в таверне «Твой реванш».

— Ну и паскуда же эта жена моего друга Рикардо! — сказал он своей спутнице. — Помнишь, какой скандал она тогда учинила в «Твоем реванше»?..

Пабло, схватив Розу за руку, ретировался, бросив по пути крупную ассигнацию в обалденное лицо бармена.

Они долго бродили по парку. Дождь измочил их до нитки. Они сидели у пруда и бросали камешки в воду.

Казалось, им хотелось восполнить утрату времени, в котором они могли быть вместе.

— Пабло, я вдруг представила, какой ты был маленьким, — сказала Роза. — Я бы тебя так любила! Я бы тебя с рук не спускала! Я бы тебе такие кисели-атоле варила!

— Розита, сестренка моя родная! — тихо сказал Пабло, смахивая слезу. — А я бы зубы повышибал всем, кто тебя обижал!

— Значит, и себе тоже? — воскликнула Роза, вспомнив его приставания, когда они еще не ведали, что их связывает родство.

Пабло горько усмехнулся.

— Смерть мамы примирила нас…

Теперь Роза не сомневалась — она беременна.

Счастью ее не было предела. И все же она не решалась сказать об этом Рикардо. Матушка Томаса корила ее за это:

— Этот младенец, который появился в тебе, не одной тебе принадлежит.

— Вот пойду к врачу, проверюсь и тогда скажу ему.

— Кого бы ты хотела, Роза, мальчика или девочку? По мне бы, лучше мальчик.

— Что я, магазин младенцев?! — рассердилась Роза. — Кто родится, тот и родится. Только бы не лягушка.

— Бог мой! Так ведь пора подгузники, пеленки и бельишко готовить! Время быстро пролетит. Оглянуться не успеешь, как придется рожать!

— У Кандиды детского белья на несколько детских садов хватит.

Она рассказала о том, что беременна, Рикардо.

Он сдержанно улыбнулся, и это насторожило Розу.

— Ты не рад, что у нас будет ребенок?

— Роза, конечно, рад. И это известие тем более заставляет меня серьезно поговорить с тобой.

— Снова что-нибудь примнилось?

— Ты ни в чем не хочешь мне признаться?

— Что за манера общаться с родной женой! — вспылила Роза. — Если тебя грызут какие-то сомнения, выкладывай!

— Мне не нравится этот тон, Роза!

— Хорош разговор в тот момент, когда жена рассказывает мужу о том, что забеременела от него!

— Пойми меня, для того чтобы я мог радоваться сполна, я не должен то и дело подозревать тебя!

— Что еще?

— А то, что я постоянно слышу о тебе всякие… — Рикардо замолчал.

— Говори же! Выкладывай, если не трус! — топнула ногой что было сил Роза.

— Хорошо… — сказал, помолчав, Рикардо. — Помнишь тот инцидент… В таверне у Сорайды?

— Опять! — закатила глаза Роза.

— Да, опять, — повысил голос Рикардо. — Один мой друг видел тебя там, и его версия расходится с твоей.

— Значит, слова жены для тебя тьфу! — воскликнула, закипая, Роза. — А вот россказни какого-то твоего сомнительного друга, у которого нет денег на приличный ресторан, так что ему приходится таскаться по дешевым тавернам…

— Ты не имеешь права так отзываться о моих друзьях! — крикнул, побледнев, Рикардо. — Тем более что он видел тебя пьяную с другим кавалером в парке Чапультепек!

— Ты этого дружка своего специально приставил, чтобы он за мной шпионил? — спросила с усмешкой Роза.

— Роза, я с тобой серьезно разговариваю. Как с супругой Рикардо Линареса, а не как с «Дикаркой» из «затерянного города»!

— Ну-ну, давай, выкладывай! — язвительно сказала Роза.

— И этот мой друг видел, — чуть спокойнее сказал Рикардо, — как твой… воздыхатель затеял пьяную драку с барменом, а ты подзадоривала его!

— Не сказал ли тебе твой дружок…

— В отличии от тебя у меня нет дружков, у меня есть друзья! Это понятно?!

— Не сказал ли тебе этот твой друг, что моего воздыхателя зовут Пабло? И еще! Не напел ли тебе этот твой сраный друг…

— Как ты смеешь!..

— А как ты смеешь подозревать свою жену в измене! Если ты такой ревнивый, ступай к врачу! Говорят, ревность признак шизофрении!

— Однако в каком университете тебе удалось почерпнуть столь передовые знания?

— В книге «Психология женщины»!

— Так это про вас, женщин!

— Повторяю! Ревность это твоя проблема!

— Да, моя! Поэтому что я ответствен за тебя! И… за ребенка, который… является… моим.

Нерешительность, с которой Рикардо произнес конец фразы, взбесила Розу:

— Не твой он!

Рикардо побледнел.

— Ах так…

— Этот ребенок от тебя, но не твой он! А мой! Мой! Мой…

Роза теряла сознание, она понимала это и боялась упасть. Сделала несколько шагов в сторону двери и — рухнула на ковер.

Рикардо бросился к жене, поднял ее и понес в ее комнату.

Еле слышно Роза прошептала.

— Тебе не стыдно? — И, закрыв глаза, добавила: — Этот «воздыхатель» Пабло мой брат…

— Дева Гваделупе! Что с ней? — закричала Томаса, увидев Розу на руках у Рикардо.

— Проследите за тем, как она дышит, а я вызову машину «скорой помощи.

 

ГЛАВА 5

Верная Леопольдина в мельчайших подробностях пересказала Дульсине жаркую ссору Розы и Рикардо.

Ее излюбленным местом для фиксирования происходивших в кабинете бесед была вторая дверь, выходившая в полутемный коридорчик, который вел к туалету.

Она всегда узнавала вовремя отпрянуть и, метнувшись в туалет, тихо запереться там, да еще спустить для отвода глаз воду.

Этот маневр был доведен ею до совершенства.

Место с акустической точки зрения было идеальным. Впрочем, острый слух шпионки никогда не подводил, даже если ей приходилось «работать» на известном расстоянии. Можно было с уверенностью сказать, что все звуки дома стекаются в ее уши, чуть оттопыренные, но красивые.

Лишь изредка Леопольдина вспоминала ту пору, когда счастливой девчушкой носилась по холмам в своей родной деревне.

Видя ее в постоянном черном облачении, никто не мог бы предположить, что была она в ту пору веселой хохотушкой, пятой дочерью в семье неудачливого фермера-ранчеро.

Обыденная сельская жизнь рано наскучила ей. А в иную жизнь вступила она, когда ее лишил того немногого и невосполнимого, что есть у всех женщин от рождения, сын лавочника Клементе.

Ей ничуть не было стыдно, когда она вспоминала, как отдала самое свое большое богатство за большущую плитку шоколада, с которой все и началось. Смазливый красавчик Клементе, подарив ей эту плитку, пообещал дать еще одну, но, разумеется, не в лавке, а в овраге за выпасом.

Он был аккуратным, этот Клементе, и захватил с собой подстилку, которую разостлал в густой заросли дрока. Леопольдина не сопротивлялась, она была с детства любопытна. Позволила себя раздеть и сделать с ней то, что так тупо делали кони и быки с лошадьми и коровами.

Небольшую боль она зажевала шоколадом.

Предусмотрительный Клементе обтер ей измазанные шоколадом губы и попросил никому ни о чем не рассказывать. Она была сметлива и сама понимала, что дома, если там прознают о ее шоколадном похождении, ей не поздоровится. Девственность была ее единственным приданным.

Когда Клементе сказал ей, что через неделю снова принесет плитку шоколада, она быстро вскинула руку с двумя раздвоенными пальцами, что значило не «Victoria», а «Принесешь две плитки».

На семи плитках Клементе «сломался»…

Жизнь в Мехико, куда она сбежала с братом Клементе, веселым пожарным, прибывшим на побывку, не сложилась. Но однажды ей повезло — она нанялась служанкой в дом Линаресов, где и проработала честно и верно, время от времени уважительно отдаваясь умершему вскоре главе семейства.

Когда это было!.. Да и было ли? «Вряд ли!» — сказал бы любой при виде облаченной во все черное Леопольдины…

— Я слышала крики, — сказала Дульсина. — Значит, они изрядно повздорили?

— Причем Рикардо кричал на нее, хотя она сообщила, что ждет ребенка!

— Мой брат умный человек. И у него есть все основания сомневаться в том, его ли это ребенок…

— Неужели вы думаете, что…

— А ты сомневаешься?

— Встречаться в тавернах, в парке Чапультепек со всяким отребьем! Нет, простолюдинка простолюдинкой и останется!

Леопольдина засопела.

Дульсина знала за ней эту особенность, которая выдавала ее любопытство, неудовольствие или лживость. Если Леопольдина, сказав, что-то, посапывала, значит, утаивала какую-то мысль. Сама Леопольдина знала за собой этот недостаток, но ничего поделать с собой не могла.

Дульсина угадала причину сопения — Леопольдину уязвило ее пренебрежительное мнение о «простолюдинках», одна из коих стояла перед ней.

— Конечно, ее родила Паулетта, женщина из хорошей семьи, хотя и от шофера. Но жизнь в трущобе усугубила ее предрасположение к грубости. — Она выдержала паузу, чтобы польстить Леопольдине. — В то же время известно, что нищие становятся принцами, когда общаются с благородными людьми…

Леопольдина удовлетворенно покашляла.

— Если мои предположения верны и ее ребенок не от Рикардо, то она недостойна жить в этом доме! Вообще недостойна жить!

Дульсина закурила, вдев в прорезь маски сигарету, и жадно затянулась.

— Донья Дульсина, простите, не пора ли снова поговорить с сеньоритой Лулу?

Леопольдина угадала ход мыслей госпожи.

— Вот ты и позвони ей. Скажи, что Роза в больнице и что сейчас самое подходящее время для того, чтобы пригласить поужинать одинокого мужчину…

Рикардо несколько раз пытался навестить в больнице Розу. Но ему это не удалось.

Улыбчивый врач неизменно говорил ему, что состояние его жены хотя и удовлетворительно, но пока не позволяет идти на риск, с каким может быть связано волнение от посещения родных.

Рикардо не опускался до унизительных просьб и в раздражении уезжал.

В последний раз он холодно попросил врача о любезности — передать жене, что он тут же приедет, как только она оповестит его о своем желании видеть его.

И демонстративно бросил букет роз на подоконник, чем крайне удивил старшую сестру, которая тут же после ухода Рикардо и врача подобрала цветы и, аккуратно сложив их в букет, поставила в вазу с водой, чтобы при обходе отдать их Розе.

Рикардо не знал, что сама Роза умолила врача сделать все возможное, чтобы исключить посещения мужа. По крайней мере в ближайшее время. Это не относилось к Томасе, Эрлинде и некоторым другим лицам…

В последний приезд Рикардо показалось, что, когда он выруливал со двора, люди, сидевшие во въезжавшем во двор такси, очень напоминали дона Анхеля и манерного дизайнера Клаудио Монтеса.

Рикардо решил, что это его очередная галлюцинация ревнивца.

Об этом его предупредил психотерапевт, которого он наконец решил посетить, встревоженный тем, что в последнее время начал раздражаться по каждому пустяку, связанному с Розой. Как ему стало казаться, происходило это не столько из-за серьезности поводов, сколько из его желания увидеть ее поступки в трагическом свете измены. Смешно, думал он, но мысль Розы о близости шизофрении и ревности могла оказаться более реальной, чем ему это показалось сначала…

Врач успокоил его, сказав, что все дело не в шизофрении, а в его крайней раздражительности, что может быть связано с разными причинами, например, с неправильной функцией щитовидной железы и с другими вещами. Вскользь он поинтересовался, соответствуют ли они друг другу в сексуальном отношении, под какими знаками зодиака родились и так далее.

— Нет, — уверенно заключил психотерапевт, — не нахожу никаких отклонений от нормы. Просто вам нужен отдых. И лучше всего отправляйтесь куда-нибудь вместе с женой! — напутствовал он угрюмого пациента.

Пассажирами такси, въезжавшего во двор больницы, действительно были дон Анхель де ла Уэрта и Клаудио Монтес. Их-то Роза ждала с нетерпением!

— Ты шикарно выглядишь! — крикнул с порога Клаудио Монтес. — Должно быть, потому, что тебя только что… Как бы это сказать получше… Потому что тебя обнимал твой нелюдимый му-у-у-уж!

— С чего ты взял Клаудио, что он был здесь?

— Мы видели, как он выезжал со двора! — удивленно сказал дон Анхель.

Розе было неудобно признаться, что она не знала о приезде Рикардо, и она разыграла стыдливость женщины, которой неудобно признаваться, будто она только что занималась любовью с мужем в больничной палате.

— Ну, приезжал, — буркнула она. — Но это еще не означает, что больничный режим соответствует твоим догадкам!

— Роза, успокойся, тебе вредно волноваться, — сказал дон Анхель.

Он проинформировал Розу о том, как идут дела.

Несмотря на скандал, который разразился в «Дикой Розе», магазин приобрел известность. Труды дизайнера, энергия Розы и опыт дона Анхеля сделали свое дело. От посетителей не было отбоя.

Америка прекрасно справляется со всеми делами. Малену он устранил из «Дикой Розы». Он полагает, что ей вообще следует поискать работу в другом месте.

Чудесно показал себя Палильо — умный и добросовестный парень и при всей своей полноте работает за троих. Ригоберто, когда не занят перевозками, охотно трудится в магазине. Азия тоже просит ее перевести в «Дикую Розу».

— Поздравляю тебя! Твой магазин утер нос моему! — завершил дон Анхель свое сообщение.

— Это вы с Клаудио должны себя благодарить!

— Нет, ты автор идеи, — сказал дон Анхель. — Не было бы тебя, не было бы и «Дикой Розы».

Роза широко улыбалась, обнажив свои ослепительно белые, дивной красоты зубы.

— Нечего радоваться! — сказал Клаудио. — Мой друг с телевидения хочет подать на тебя в суд.

Улыбка сошла с лица Розы, как обрызганное пятновыводителем пятно вишневого джема.

— С какой стати?

— Во время репортажа он подвергся удушению слезоточивым газом и раскашлялся перед камерой, показав себя телезрителям с невыгодной стороны…

— С какой стороны?

— С невыгодной, — повторил Клаудио, гигантским усилием воли сдерживая душивший его хохот. — Он дергался перед зрителями в пароксизме с выпученными глазами, что существенно исказило его имидж.

— А что это такое? — спросила Роза.

Дон Анхель, чтобы не свалиться со стула, быстро вышел, доставая на ходу пачку сигарет.

— Это такое… Как бы точнее сказать… В районе лица.

— Что именно?

— Ну внешний вид.

— И я его существенно исказила?

— Да! Но это еще не все, что ты исказила…

— А что еще?

— Он терпеть не может…

— В каком смысле?

— Не может… с женщинами.

— А их у него много?

Тут Клаудио развел руками и загоготал так, что старшая сестра, которая степенно приближалась к Розиной палате с букетом роз, прибавив шагу, в страхе открыла дверь, полагая, что в палате засел какой-то маньяк.

Вслед за ней ворвался дон Анхель.

Хохочущий Клаудио Монтес, раскинув руки, помирал со смеху на полу, а на нем сидела Роза, дубасившая его что было сил…

— Не подпускает она к себе Рикардо, — доложила «Леопарда» своей госпоже.

— Я не сомневаюсь, что эта их ссора серьезнее всех предыдущих. Позвони Лулу, пусть она пригласит Рикардо в театр или на ужин.

Леопольдина исполнила приказ Дульсины, и уже к вечеру у себя в конторе Рикардо услышал приятный, с «сексуальными модуляциями» голос красавицы Лулу.

— Рикардо, сама не знаю почему набрала твой номер. Мне его дала Леопольдина. Сказать по правде, мне так одиноко.

— Я понимаю тебя как никто…

— Вот я и подумала, почему бы нам не сходить в театр или в ресторан… Мы ведь когда-то неплохо смотрелись вдвоем!

— И сейчас будем выглядеть неплохо. Если ты не против, я заеду за тобой, и мы поедем в ресторан.

Они долго говорили. Она — о смерти родителей, о том, что не знает, как распорядиться большим наследством. А он о трудных отношениях с Розой.

Лулу деликатно молчала.

Они поужинали. Выпили несколько коктейлей за стойкой бара. Потом танцевали. Со своей осиной талией и высоким бюстом Лулу обращала на себя внимание. Она была очень хороша, и Рикардо было приятно ловить на себе завистливые взгляды мужчин.

Он отвез ее домой.

— Не выпить ли нам по чашечке кофе? — спросила она с улыбкой.

— По-моему, было бы кощунством не сделать этого, — ответил он, чувствуя, как просыпается желание обладать ею.

Лулу была гибкой, как гимнастка. Она обволокла Рикардо своим телом. Ее ненасытность свидетельствовала или о длительном воздержании, или о сильном чувстве. Природа наделила Лулу пылкостью и неутомимостью.

Они расстались утром.

— Рикардо, умоляю, не пропадай надолго!

— Не знаю, что сказать тебе… Мне было с тобой очень хорошо…

— А мне никогда ни с кем не было так хорошо!

— Как жаль, что мы не узнали друг друга раньше, — сказал он, крепко поцеловав девушку.

Рикардо решил, что запишет этот новый грех в старый список прегрешений, известных Розе и прощенных ему в пору их первого сближения…

Роза пробыла в больнице около двух месяцев. И все это время она не видела Рикардо.

Правда, в последние две недели она начала позванивать домой, но категорически запретила Томасе подзывать Рикардо. Однако, случайно услышав, как она говорит с Розой по телефону, он подошел и, взяв трубку, сказал:

— Роза, я забыл, извинился ли я за то, что обидел тебя. Но прошу, хватит сердиться.

— Я больше не сержусь на тебя, Рикардо, — сказала она.

— Я знаю, что ты завтра выходишь. Позволь мне приехать за тобой.

Роза не отвечала несколько мгновений, но ему показалось, что прошла минута.

— Хорошо, Рикардо.

Счастливая Томаса обняла его:

— Рикардо, спасибо, что ты любишь ее! Она глупая и часто заносится, но ты ведь знаешь, что в душе она добрая девочка и очень тебя любит.

— Томаса, — растроганно ответил Рикардо, — пока мы вместе, мы всегда сможем убедить Розу, что я не желаю ей зла.

— Но и ты не подарок, — насупила брови Томаса и, безнадежно махнув рукой, сказала: — Да вы мужчины все такие! Разве вам понять, какая у женщин душа!

— Такая же, как у нас.

— Ну да!

— Так ведь души, когда отправляются на небо, не имеют полового признака?

Эта мысль озадачила Томасу, которая побрела к себе, недоуменно покачивая головой…

Роза села в машину рядом с Рикардо, который плавно вырулил на дорогу, ведущую в сторону центра. По дороге он рассказывал Розе последние домашние новости, среди которых была и тревожная.

У Кандиды снова появились признаки помешательства.

— Представляешь, она готовится к родам…

— Бедная Кандида, неужели она все еще верит в то, что может родить от покойного Федерико? — печально сказала Роза.

— Она вполне могла бы стать матерью…

— Почему бы ее не просватать?

— Кто возьмет в жены душевнобольную?..

— Многие бы женились на ее приданном, — грустно пошутила Роза.

— Я бы закрыл на это глаза, если бы был уверен, что она полюбила этого человека и он хорошо относится к ней.

Неожиданно Роза расплакалась, уткнувшись в его плечо.

— Что с тобой? Почему ты плачешь? Тебе жалко Кандиду?

— Мне жалко тебя, — сказала Роза. — У тебя две сестры. Они родились такими красивыми. И что же! Одна без лица, а другая без разума…

Склонив к ней голову, он поцеловал ее в лоб.

— Роза, как бы ты посмотрела на то, чтобы мы отправились в Гвадалахару? — неожиданно спросил Рикардо.

— Ты не шутишь? — улыбнулась она сквозь слезы.

— Это не в моих интересах.

— Почему?

— Потому что не хочу ссориться с тобой.

— Ах так…

— И еще потому, что хочу выполнить свое обещание. Я ведь не поехал тогда, потому что действительно был занят.

— Рикардо, и мы пойдем в Ботанический сад?!

— Разумеется, за этим мы туда и поедем. Приглядимся к растениям и кое-что закажем для твоего магазина.

Роза поцеловала его и воскликнула:

— Рикардо, из всех мужей мира ты самый муж!

— Ловлю тебя на слове! Беру в свидетели эту дорогу, этот парк, эту статую Колумба и этот музей современного искусства!..

Он полез в карман, вынул маленькую коробочку и передал ее Розе. Она открыла ее и ахнула, увидев перстень, испустивший острый бриллиантовый луч.

— Рикардо, зачем ты балуешь меня? — вздохнула Роза. — Я не привыкла получать такие богатые подарки. Вот приучусь — и пущу тебя по миру.

— Приучайся как можно скорее. Ты ведь не только Гарсиа, но и Линарес.

Ботанический сад в Гвадалахаре произвел на Розу неизгладимое впечатление.

Под его огромным металлическим застекленным каркасом были собраны деревья и растения почти со всего света.

Разные оттенки зелени, цветы и плоды складывались в невиданной красоты панно.

Выложенная кирпичиком дорожка, делая восьмерки на разных уровнях, открывала посетителям все новые и новые экспонаты.

Роза в очках, сдвинутых на кончик носа, диоптрия которых уверенно равнялась нулю, с ученым видом записывала в блокнот латинские наименования растений.

Они не преминули навестить родственника дона Анхеля, к которому у Розы было рекомендательное письмо. Он оказался молодым симпатичным человеком, отдаленно похожим на дона Анхеля. Он просмотрел вырванный Розой из блокнота перечень понравившихся ей растений и обещал позвонить, когда они будут подобраны в указанном Розой количестве в питомнике, находящемся недалеко от города.

Пьянящий аромат, источаемый цветами и плодами, кружил голову.

— У меня такое ощущение, — сказала Роза, закрыв глаза и вдыхая дурманный воздух, — будто я пью коктейль из нектара…

Родственник дона Анхеля кивнул головой.

— В первое время у меня бывали к вечеру обмороки.

— А я бы выпил сейчас что-нибудь покрепче! — сказал Рикардо.

Они сидели на открытой веранде дорогого ресторана и любовались на вечерние огни города.

— Мне так хорошо с тобой, Рикардо, — сказала Роза, — что я даже не помню, какое сегодня время года.

— То время, когда ты сидишь и смотришь на меня своими глупыми, но довольно прекрасными глазами.

— А скажи, Рикардо, — спросила Роза, возвращаясь мыслями к Ботаническому саду, — растения понимают, о чем говорят люди?

— Некоторые ученые считают, что растения — живые мыслящие существа, которые реагируют на приближение человека и угадывают его мысли.

— Вот чудо!

— А индейцы, так те в этом совершенно убеждены.

— Рикардо, не могла бы я что-нибудь выпить?

— Конечно!

— Ты уверен?

— А что тут такого…

— Я ведь не одна…

— Не понял.

— Ну ты что, забыл? Во мне же он! — Она укоризненно посмотрела на мужа. — Представляешь, лежат там, бедненькие, и должны довольствоваться той едой и тем питьем, которые матери выбирают, не посоветовавшись с ними…

Рикардо внимательно посмотрел на нее — шутит она или говорит всерьез?

— Я закажу шампанского.

— Думаешь, мне можно?

— Думаю, ему понравится…

Вечером Роза и Эрлинда сидели в саду у бассейна.

Эрлинда рассказала ей о том, как они провели время в Америке, куда они поехали сразу же после слезоточивого открытия «Дикой Розы».

Эрлинда была как никогда хороша в своем зеленом с глубоким вырезом платье, так гармонировавшем с ее большими зелеными глазами.

Она была счастлива, рассказывая о нежном отношении к ней Рохелио.

Они вспомнили о том времени, когда Эрлинда была вынуждена работать в таверне у Сорайды, куда устроила и Розу. Бедная Сорайда ждет не дождется мерзавца Куколку, который годится ей в сыновья…

Роза рассказала ей о размолвке с Рикардо, после которой она угодила в больницу.

— Подумать только, какие она разные — Рикардо и Рохелио, — задумчиво сказала Эрлинда. — Рикардо то и дело спорит с тобой, а Рохелио хоть бы раз повысил на меня голос.

— Просто ты золотая, а я медная! — рассмеялась Роза. — За что на тебя повышать голос? Ты ведь не «Дикарка».

За их беседой следила из-за шторы Дульсина, стоя у окна своей комнаты в правом крыле дома.

Был бы у нее пулемет, она без всякого зазрения совести расстреляла бы этих двух золушек, прокравшихся в ее дворец, чтобы похитить двух принцев, а с ними и их часть наследства Линаресов!

Хоть бы хрустальные туфельки оборонили! Где там! Явились в старых туфлях на стоптанных каблуках.

И ведь как хитроумно проникают они в дома благородных людей!

Одна свалилась с ограды, а другая под видом медсестры проникла к юноше-инвалиду, чтобы бесчестно отдаться калеке!

Да, они красивы, эти дикие розы. И богатые отпрыски, которым наскучили домашние цветники, устремляются на их терпкий аромат…

Но разве некрасивой была несчастная Леонела, погибшая в своем автомобиле на железнодорожном переезде? На нее заглядывались все мужчины. У нее было высшее образование и большие средства. И она нравилась Рикардо, и сама была от него без ума.

И ее кузина Ванесса составила бы блистательную партию Рохелио, который если и почувствовал снова вкус к жизни после долгих лет, проведенных в инвалидной коляске, то лишь потому, что в сердце его появилась Ванесса…

Если есть Бог на небе, как же он допускает такую страшную несправедливость!

Роза снова беременна. Она родит и окончательно утвердится в этом доме. Нет, надо что-то предпринять! Надо выкорчевать с корнем эти дикие цветы!..

Сидя у бассейна, Эрлинда и Роза продолжали доверительно беседовать. Эрлинда с грустью слушала интимные откровения Розы по поводу того, как она себя чувствует, о том, как замечает каждый день в себе какую-нибудь перемену.

— Он созревает во мне и уже дает о себе знать, — сказала она с невыразимой нежностью. — Хочешь послушать?

Эрлинда, опустившись на колени, осторожно припала к ее округлившемуся плотному животу и прислушалась.

— Не слышу ничего, — сказала она.

— Он почувствовал, что ты приближаешься, и затих. Как зайчик на грядке.

Эрлинда улыбнулась.

— Как я завидую тебе, Розита!

— Почему, глупенькая?

— Потому что до сих пор не могу… забеременеть. Роза, мне кажется, что я никогда не стану матерью!

— Как ты можешь знать это?

— Однажды так случилось… Это было в таверне у Сорайды, еще до того, как ты пришла туда работать… Один плюгавый клиент захотел, чтобы я непременно подсела к нему, заказал бутылку французского коньяка… Ну, ты знаешь, что это приносит выгоду питейному заведению.

— Сорайда, помнится, не понуждала нас делать это…

— Да. Но у нее тогда плохо шли дела, и я хотела ей помочь, хотя, ты знаешь, не люблю крепкую выпивку… Но я отказалась сидеть с ним.

— Почему?

— Потому что у него на лице было написано, что он воспринимает меня не как человека, а как заводную игрушку, которой можно пользоваться по своему усмотрению.

— Что же было дальше? — испуганно спросила Роза, чувствуя, что дело добром не кончилось.

— А дальше… он встал и пнул меня ногой вот сюда. — Эрлинда показала на низ живота. — Я думала, умру от боли…

— Ты показывалась врачам?

— Тогда нет… Я боялась, что начнут допытываться, откуда я, и сообщат бабушке, которая меня вырастила. А она ведь не знала, что я работаю в таверне официанткой…

— Эта травма была серьезной?

— Две недели не сходил огромный синяк, и у меня были сильные кровотечения… Я так боюсь, что у меня никогда не будет детей.

— Надо немедленно показаться врачам, — решительно сказала Роза. — И ради Бога, не волнуйся. У меня ведь тоже были проблемы. Потеряла младенца…

— Ты ведь попала в аварию.

— Но и потом я долго не беременела…

Роза улыбнулась.

— Знаешь, мне кажется, что где-то есть нерожденные дети.

— Не понимаю.

— Ну, дети, которые могут родиться, а могут не родиться!

— Что же, это от них зависит?

— Как ты не понимаешь, они собираются и спорят, кому черед зачинаться…

— Зачинаться?

— Именно. Иногда они так жарко спорят, что и рождаться-то забывают.

Эрлинда с благодарностью посмотрела на Розу и, повернувшись к темному цветнику, закричала:

— Эй! Нерожденные дети! Долго вы там будете спорить? А ну-ка живо родитесь у меня!

Роза подпрыгнула от удовольствия, как девочка, условия игры которой приняла подруга.

В обнимку они направились к дому.

Бедная Кандида основательно готовилась к рождению своего ребенка и разговаривала вслух, перебирая гору связанных ею детских вещей.

Она принимала витамины и делала гимнастику по книге для рожениц. То и дело ощупывая живот и спрашивая у Томасы и Розы, не очень ли он сильно вздулся?

Когда она была одна, она беседовала с Федерико, говоря за себя и за него.

Обычно она начинала с робкого упрека:

— Где ты пропадал так долго, милый?

Каждый раз он находил другую причину для оправдания:

— Был по поручению Дульсины во Франции…

Или:

— Срочные дела задержали меня в Торонто…

— Ты не забыл, что прошло уже два года и мне пора рожать?

— Нет, дорогая, не забыл, но, пожалуйста, отложи это до моего возвращения из Техаса.

Роза с печалью наблюдала за новым ее умопомрачением и не пыталась объяснять ей ее заблуждение.

— Роза, как ты думаешь, — спрашивала она, — эта распашонка будет впору моему младенчику?

— Я думаю, она подойдет…

— Ведь ему уже в моем животе два года…

— Эта распашонка как раз для двухлетнего, — говорила Роза, заливаясь слезами.

— Почему ты плачешь?

— У меня разболелся зуб.

— Лучше всего полоскать шалфеем. Федерико обещал скоро вернуться из Техаса, и я приступлю к родам…

Совершенно по-другому вела себя Дульсина, злобно вымещая на несчастной сестре всю свою неистощимую ненависть.

— Дульсина, скажи, дорогая, долго ли мне осталось до родов? — спросила Кандида у маски.

— Безумная! Неужели ты забыла, что выкинула своего ребенка, прижитого от моего мужа? — ответила Дульсина.

— Я не понимаю тебя… Федерико сказал…

— Федерико мертв! Я застрелила его вот этой рукой!

— Какие глупые у тебя шутки. Федерико сказал, чтобы я повременила до его возвращения из Техаса.

— О каком ребенке ты говоришь?! Да он протух бы в тебе за это время!

Несчастная пересказала слова Дульсины Розе.

— Она говорит, что моего ребеночка давно нет во мне, но я ведь чувствую, что есть! — На глазах ее выступили слезы.

Этого Роза не могла перенести.

Она ни разу не видела Дульсину после ее выхода из тюрьмы.

Взбешенная ее поведением, Роза без стука вошла в ее комнату.

Вид маски ужаснул ее. Розе стало жалко затворницу, но первые ее слова вернули ее к действительности.

— Как ты смела, дрянь, переступить порог моей комнаты! — властно крикнула маска.

— Дульсина, я пришла попросить тебя…

— Я не хочу тебя слушать! Вон!

— Оставь в покое Кандиду, ведь она не в себе.

— Не вмешивайся в семейные дела Линаресов!

— Дульсина, я понимаю, как тебе плохо…

— Ты ошибаешься! Несмотря на случившееся, я не чувствую себя обиженной. Я твердо стою на ногах в своем доме, а ты здесь чужая!

— Я прошу тебя лишь об одном, оставь в покое Кандиду! — твердо сказала Роза и выбежала, хлопнув дверью.

Если бы можно было заглянуть под маску, глазам открылась бы омерзительная улыбка удовлетворения, комкавшая то, что раньше было губами Дульсины…

«Ты еще узнаешь, кому из нас плохо, а кому хорошо!» — подумала Дульсина.

Летит время, все ставит на свои места, отнимает и дает, наказывает и прощает, награждает и отнимает, учит и отбирает память.

Время — соратник Бога, один из вернейших и справедливейших его архангелов — пасет чрева жен человеческих, дарит миру новые мыслящие плоды.

Ранним утром Томаса разбудила Рикардо радостным криком:

— Рикардо, дорогой мой! Радуйся! Роза родила!

Рикардо, как был в пижаме, бросился к Томасе и крепко расцеловал ее.

— Кто родился? — спросил Рикардо.

— Позвонили из родильного дома! Представляешь! — Томаса захлебнулась восторгом и с лукавым видом стала водить глазами.

— Томаса, отвечайте, кто у меня?

— Угадай!

— Ну, мальчик…

— Нет!

— Девочка! — рассмеялся Рикардо.

— Нет!

От изумления он плюхнулся в кресло, недоуменно уставившись на Томасу, которая в этот момент вполне могла сойти за блаженную, каких немало на церковных папертях Мексики.

— Двойня! — крикнула Томаса. — Дева Гваделупе, спасибо тебе, что была с моей Розитой!

Она упала на колени и за неимением изображения славной помощницы всех рожениц перекрестилась на часы, подтверждая этим предположение, что время — явление божественное.

— Мальчики! — уверенно предположил Рикардо.

— Девочки! — всплакнула Томаса. — Вот счастье-то!

— Тоже неплохо, — утешил сам себя Рикардо. — Девочки даже лучше. Двойня мальчиков у нас уже есть. Я и Рохелио. Теперь вот девочки.

Рикардо закрыл лицо ладонями. Только теперь он понял, что произошло: он отец двух девочек! Ему захотелось тут же ринуться в родильный дом и крепко-крепко обнять Розиту.

— Вот и расплатилась с тобой! — сказала Томаса.

— Что вы имеете в виду?

— Наверстала.

Рикардо печально усмехнулся, поняв, что хочет сказать Томаса: один ребенок у Розы погиб, и теперь она вместо одного родила двух.

Роза не могла оторвать глаз от малышек.

Как точно повторила природа черты одной в чертах другой! Какое счастье любоваться на плоть от плоти твоей! Какие они красивые, как дивно пахнут, какие смешные волосики на их головках! Как жадно сосут они ее груди, в которых, к счастью, много молока.

Роза подумала о Богородице, кощунственно представила себя Ею.

Вот лежат на обеих ее руках тяжеленькие, еще безымянные девочки, глазки зажмурены, маленькие кулачки дергаются, — две жизни, подаренные Богом миру.

Что ждет их? Кем они станут?

Она назовет их Дульсе и Лус — «Сладкая» и «Свет»!

Через день после рождения малышек Рикардо навестил Розу в тот момент, когда девочек принесли на кормление.

Рикардо в белой марлевой повязке сидел, придвинувшись к Розиной кровати, и молчал, восхищенно разглядывая два новых лица с зажмуренными глазками.

Роза деловито кормила их, с гордостью поглядывая на мужа.

Один из сосков выскользнул из мокрого ротика, и струйка молока брызнула ему в лицо. Дотронувшись до капелек, он лизнул пальцы.

— Сладкое! — сказал дегустатор.

— Да уж не кислое! — усмехнулась Роза. — Стали бы они кислое есть…

Она с виноватым видом посмотрела на Рикардо.

— Ты не будешь меня ругать, Рикардо?

У него екнуло сердце — никогда не знаешь, что от нее ждать!

— Что еще, Роза? — настороженно спросил он.

— Поклянись, что не будешь меня ругать…

— Ты что-нибудь опять натворила? — подозрительно, но мужественно спросил прошедший сквозь огонь, воду и медные трубы супружества Рикардо.

— Ага…

— Надеюсь, дети мои? — начал он разгадывать очередной ребус Розы.

— Надейся, надейся…

— И это девочки, а не мальчики?

— Стала бы я мальчиков рожать, мучителей женщин!

— Вам же самим нравится, — парировал Рикардо, отдаляя момент, когда Роза ошарашит его чем-нибудь в ее духе.

— Так не будешь сердиться?

— Обещаю, — сказал он, шутливо зажмурившись и заткнув уши пальцами.

— Так вот…

Рикардо приоткрыл один глаз и ухо.

— Я успела без тебя дать им имена!

Рикардо облегченно перевел дух.

— Должно быть, Паулетта и Мария, по имени наших матерей? — высказал предположение отец крошек.

— Нет, — извиняющимся голосом сказала она. — И да простят нас наши матери. Я назвала их Лус и Дульсе!

— А знаешь, мне нравится!

 

ГЛАВА 6

Как быстро пролетели три года.

Два большущих торта с тремя свечками в каждом ждали момента, когда пухлые губки Лус и Дульсе задуют их.

Вокруг девочек хлопотала прихрамывающая Томаса.

На девочек с восхищением смотрели Эрлинда и Кандида. Появление в доме детей очень благотворно подействовало на психику Кандиды. С той минуты, когда она увидела двух малышек, она ни разу больше не вспомнила о лиценциате Роблесе и о том, что у нее был ребенок. И если в течение первого года душевная болезнь еще иногда давала о себе знать, то затем она прошла вовсе. Кандида превратилась в добрую и заботливую, хотя и немного бестолковую тетю, которая души не чает в своих маленьких племянницах.

Стоит ли говорить, что она с ног до головы обшивала своих любимых малышек Лус и Дульсе, что девочки с детства были завалены огромным количеством распашонок, рубашечек и кофточек, многие из которых Кандида сшила и связала задолго до их рождения для своего «будущего» ребеночка. Теперь все ее запасы пошли в дело, и удивительно, Кандида расставалась с этим приданным младенцу без всякого сожаления. Все в доме Линаресов вздохнули спокойно — было очевидно, что появление детей, пусть всего лишь маленьких племянниц, излечило ее.

Этому радовались все, кроме Дульсины. Эрлинда занималась с девочками едва ли меньше, чем Кандида, но проку от ее помощи было значительно больше. В заботы о маленьких дочках Розы Эрлинда вкладывала все свое нерастраченное материнское чувство, но вечерами она все чаще сожалела о том, что ее это счастье обошло стороной.

Правда, несколько дней назад блеснул слабый луч надежды. Рохелио прочел в газете объявление о том, что в Мехико открывается новая клиника по лечению женского бесплодия.

— Эрлинда, дорогая, — говорил он, показывая это объявление жене, — я понимаю, шансов не так много, но, уверен, стоит попробовать.

— Рохелио, подумай, сколько это будет стоить! — ответила Эрлинда со слезами на глазах. Ей очень хотелось иметь ребенка, но ее ужасала мысль о том, что надежда, которая появится у них, если она начнет лечение, может обернуться ничем. И тогда будет еще тяжелее.

— Может быть, нам лучше взять ребенка на воспитание? — предложила Эрлинда. — В Вилья-Руин много детей, которые остались без родителей, несчастных сирот, которым нужна помощь.

— Мы обязательно так и сделаем, Эрлинда, — обнял жену Рохелио. — Но давай сначала попробуем лечение. Если не получится, тогда мы сделаем так, как ты предлагаешь.

Эрлинда вздохнула. Они с Рохелио давно уже говорили о том, чтобы начать жить отдельно — атмосфера в доме была очень напряженной из-за Дульсины, кроме того, всякой женщине хочется чувствовать себя хозяйкой в доме, а не женой младшего брата, которая живет здесь едва ли не на птичьих правах. Но на лечение и на квартиру денег не хватит, нужно выбирать что-то одно.

И вот сейчас, смотря на малышек, которые восхищенными глазенками смотрят на два огромных торта, Эрлинда приняла решение — она будет лечиться.

Ждали приезда папы.

Роза не была уверена в том, что он пожалует на день рождения девочек.

Очередная ссора, которую снова затеял Рикардо, заподозрив Розу в том, что она непозволительно долго задержалась в своем магазине, не оставляла надежд на то, что он появится.

На всякий случай она предупредила девочек, что «папа уехал по делам в Тихуану и прислал им поздравительную телеграмму».

— Будем гасить свечи! — сказала она девочкам, и те дружно дунули на мечущиеся огоньки, захлопав в ладоши, когда погасла последняя из них…

Этому дню суждено было стать днем трагедии для многих и многих мексиканцев.

Для Розы он стал и днем ее личной трагедии…

Дульсина все эти годы не оставляла своим «вниманием» домочадцев дома Линаресов.

Немного времени прошло после рождения девочек, когда Дульсина нашептала Розе о том, что Рикардо частенько видят с Лулу… Да-да, с той самой… Разве Роза не знает, что ее муж все эти годы встречается с пышногрудой любовницей?

Теперь Роза была другой — рождение дочерей изменило ее.

Она не стала устраивать скандалы. Ни попреков, ни намеков не услышал от нее Рикардо.

И к лучшему: к моменту, когда Дульсина нашептала Розе об измене мужа, он был чист, как ангел. Ведь с Лулу он изменил Розе лишь один-единственный раз.

Но не за горами была и вторая измена.

Лулу не переставала домогаться внимания Рикардо.

Поведение Розы — ровное, без эмоций, отношение к мужу — начало приводить его в бешенство. Не за такой Розой он ухаживал долгие годы, не с такой Розой спорил, не такую Розу ревновал. Ее как будто подменили…

Рикардо стал пить, как это случалось с ним в ту пору, когда он, занимаясь в университете, проматывал деньги в кабаках.

Лучшей его утешительницей в эти дни была Лулу.

Полгода назад злой рок настиг Дульсину, покарав ее за все ее «деяния».

Это случилось днем.

Дом огласился страшным воплем, донесшимся из комнаты Дульсины. Первой вбежала туда Роза. Ее глазам открылось страшное зрелище. Дульсина каталась по полу в агонии, царапая ногтями свое ужасное лицо, на котором дотлевали клочья марлевой маски…

Полицейский эксперт восстановил картину. Дульсина в последний год сильно пила, опустившись до слабо разведенного спирта, который ей тайно доставляла (за все увеличивающиеся денежные вознаграждения) обнаглевшая «Леопарда», желавшая сорвать как можно больше с опустившейся и уже не такой властной Дульсины. Очевидно, в опьянении она плеснула спиртом на свою марлевую маску, которая воспламенилась, когда она закуривала сигарету.

Дульсина умерла от удушья…

Звонок Леопольдины, после смерти хозяйки нанявшейся работать в дом дальних родственников Рикардо, явился «славным» подарком в день рождения девочек.

— Роза, если вы отправитесь на квартиру Рикардо, то увидите, что я вам не лгала, — сказала она.

Упоминание маленькой квартиры Рикардо, которую сестры Линарес купили ему, когда он был студентом, взбесило Розу. В этой квартире она впервые испытала близость с Рикардо. Здесь они уединялись, когда уставали от преследований Дульсины…

Ничего не сказав, она выскользнула из дома и, взяв такси, через пять минут взбегала по лестнице пятиэтажного дома. Она открыла дверь своим ключом, тихо прошла в спальню и увидела спящих в обнимку Рикардо и Лулу.

Обнаженная Лулу поразила Розу. Не только совершенством тела. Она подумала о том, что Рикардо, наверно, счастлив с ней.

Неожиданно Лулу открыла глаза. Вскрикнула.

Проснулся и Рикардо. Он был пьян.

— Что ты делаешь здесь? — крикнул он. — Как ты смеешь входить без стука?

Розе показалось, что в лицо ей ударил сноп черного света.

Шатаясь и держась за сердце, она выбежала из дома и, остановив первую машину, умолила водителя отвезти ее домой.

Вбежав в дом, она сказала Томасе:

— Собирай девочек, мы уезжаем!

— Роза, опомнись! Что ты говоришь?! Что случилось?

— Я сказала!

Столько решимости было в ее глазах, столько злости и ужаса, что Томаса не стала ей перечить.

Эрлинда поняла все с полуслова.

— Помоги собрать вещи девочек. Положи в чемодан самое необходимое. Мы уходим через пятнадцать минут.

Странное творилось в природе. Почему-то развылись собаки.

Тяжелые тучи неподвижно застыли над городом Мехико.

Роза с маленькой Лус на руках стояла на углу их тихой улицы, безуспешно пытаясь остановить редкие машины.

— Мамита, куда мы едем? В Тихуану к папе? — спросила Лус.

— Я тебе потом скажу, — отводя глаза, сказала Роза, по щекам которой катились слезы.

— Мамита, почему ты плачешь?

— Я не плачу, это дождичек накрапывает…

Подошли с двумя тяжелыми баулами Томаса и Эрлинда, державшая на руках Дульсе.

Неожиданно она увидела Рикардо, который, пошатываясь, быстро приближался к ним.

— Папочка! — радостно закричала Дульсе, спрыгнув с рук Эрлинды. — Ты приехал на наш день рождения!

Дульсе побежала в сторону отца.

— Стой, девочка! — закричала Роза, передав Лус с рук на руки Томасе и порываясь догнать Дульсе.

Неожиданной силы подземный толчок сотряс город Мехико, вписав в черную книгу землетрясений одну из самых мрачных страниц!

Роза увидела, как закачалось и стало оседать двенадцатиэтажное здание банка…

Скрежет, мрачный гул, падающие обломки, пыль…

Боже! Неужели это возможно?! Роза увидела, как разделившая ее и Рикардо стена накрыла малышку Дульсе.

Она потеряла сознание…

— Боже! Нет! Нет! — прохрипел протрезвевший Рикардо, увидев с угла улицы, как за огромными обломками рухнувшего здания исчезли Роза, Лус и Томаса…