Куда они ехали на сей раз? Эдуардо сказал, что за город, в место, подобное раю. А если действительно в рай? Лус посмотрела на свое голубое платье, годится ли оно для вхождения в рай. Что скрывать, Лус постоянно думала об Эдуардо, хотела и боялась новой встречи.

Эдуардо уверенно вел машину, иногда с улыбкой поворачиваясь к ней. Улыбка была мягкой, но какой-то отстраненной. Он словно смотрел внутрь себя. Лус заметила, как тщательно выглажена его рубашка, как элегантно она облегает его сильные плечи.

— Хочешь музыку, Лус?

— Блюз?

— Зачем? Можно послушать что-нибудь другое, более милое твоему сердцу.

Он включил магнитофон. Лус сразу узнала голос аргентинской певицы Мерседес Coca, которая покорила публику еще в прошлом году. У нее был низковатый, слегка надрывный голос, как у птицы, которую хотят посадить в клетку. Как Эдуардо все чувствует? Сейчас, в жаркий полдень, под неистово синим мексиканским небом, блюз был бы неуместен. Зато под мелодичные переливы Мерседес Coca не надо ничего говорить, можно просто слушать. Лус мельком взглянула на Эдуардо и почувствовала легкий озноб. Что он с ней делает, этот непонятный бизнесмен! Он почти не обращает на нее внимания, а она ощущает его присутствие каждой клеточкой.

Машина неожиданно затормозила. Они подъехали к большому парку. Почему неожиданно, разве она думала, что дорога в рай будет длиться вечно? Они вышли из машины и вступили в парк, словно перейдя невидимую границу, отделяющую неистовую жару от ароматной прохлады. Воистину, здесь был рай.

— Ты не голодна, девочка?

— Конечно, нет. — Ах эти мужчины, подумала Лус, они никогда не забывают о еде.

— А я бы перекусил. Надеюсь, ты составишь мне компанию. Можешь выпить сока или кока-колы.

Эдуардо повел ее через парк к небольшому открытому кафе. Немногочисленные посетители беззастенчиво оглядывали их. Сидящий за крайним столиком красавец с бархатными глазами откровенно уставился на ноги Лус. Какой красивый парень, но какой развязный. Лус сознавала свои достоинства и не нуждалась в подтверждении. И потом его рубашка не выглядела свежей, ей не нужно внимание этого наглеца, который не умеет следить за собой. Тут она заметила настойчивый взгляд рыжеволосой барышни, устремленный на Эдуардо. Барышня переменила позу, выставив напоказ загорелые ноги. Она даже не скрывала своего внимания, призывно улыбаясь. Лус не без легкого раздражения отметила, что рыжеволосая хороша собой, и платье на ней белое, не скрывающее стройных форм, и шея точеная, обхваченная коралловым колье. Лус даже забыла о красавце с бархатными глазами, заметив, что Эдуардо поглядывает на рыжеволосую. Почему он не обращает внимания на этого нахального типа, который не отрывает взгляда от Лус, изучая ее бедра и грудь.

Лус села за столик, пытаясь даже осанкой выразить чувство собственного достоинства. Пусть теперь сеньор Эдуардо добивается ее внимания, раз любая смазливая девица вызывает его интерес.

— Лус, что-то не так?

— Мне неприятно, что меня изучают, как картину.

— Тебя это удивляет? Ты никого не можешь оставить равнодушной. Пожалей бедных мужчин, они не каждый день видят такую красавицу.

— Почему? По-моему, девушка за соседним столом довольно мила.

— Она слишком старается это продемонстрировать, и в этом ее беда.

— Кажется, она тебя оценила.

— Ты хочешь, чтобы я ее отблагодарил? И потом, ты преувеличиваешь.

— Посочувствуй этой девушке, Эдуардо. Она не каждый день видит таких элегантных мужчин, как ты.

— О, ты способная ученица. Это вселяет надежду.

Эдуардо принялся за салат из авокадо. Лус потягивала сок, невольно ловя взгляды того парня, который просто приклеился к ней своими черными глазами.

— Эдуардо, давай поскорее уйдем отсюда.

— Он тебя утомил?

— Кто?

— Этот красавец. — Значит, он все-таки заметил.

— Я хочу побыть с тобой без посторонних взглядов.

— Меня это устраивает. Ты позволишь мне допить кока-колу? Я тебя не задержу. А в случае необходимости набью этому типу морду.

— Тогда ты не попадешь в рай. Эдуардо улыбнулся.

Они снова вошли в парк, и он обнял ее за плечи. Лус почувствовала, что иного не должно и не могло быть. Эдуардо подвел ее к небольшому пруду, и Лус опустила руки в воду, полоща ладони. Вдруг Эдуардо, наполнив пригоршни, плеснул на ее платье. Лус остолбенела от неожиданности.

— Тебе нужно переодеться, Лус.

— ???

— Здесь рядом есть небольшой пансион. Поспешим туда, в таком виде ходить неприлично.

— Зачем ты это сделал?

— Извини, не рассчитал. — В его глазах бегали лукавые искорки.

— Платье сейчас высохнет.

— Я хочу побыть с тобой без посторонних. Невыносимо, когда на тебя глазеет каждый встречный.

— Ты же говорил, что им надо посочувствовать.

— Я сочувствую, но сейчас не хочу видеть никого, кроме тебя.

Глаза Эдуардо затуманились. Он взял девушку за руку и властно повел за собой. Вот так идут в рай, подумала Лус. Она не сопротивлялась и чувствовала, что сейчас должна повиноваться. Он все знает лучше, он не ошибается, он мужчина. Одуряюще пахли цветы, а высоко-высоко над головой простиралось ослепительно-синее небо.

В пансионе было прохладно. Портье взглянул на них понимающим взглядом, но после нескольких слов, произнесенных Эдуардо, его лицо стало бесстрастным и серьезным. Эдуардо провел ее в номер. Вид кровати, покрытой вызывающе розовым покрывалом, смутил Лус. Эдуардо, усадив ее, передвинул свое кресло так, чтобы она видела только его. Лус благодарно улыбнулась. Но его глаза смутили ее еще больше. Лицо было неподвижно, а глаза пылали неистовым огнем.

— Сейчас принесут шампанское, — сказал он преувеличенно спокойным голосом.

— Зачем? Нам не надо здесь задерживаться, — неуверенно пробормотала Лус. — В парке так хорошо.

— Со мной тебе будет еще лучше, девочка моя. — Голос Эдуардо сорвался в шепот.

Появился мальчик с подносом. Запотевшая бутылка шампанского поблескивала серебряным горлом.

Лус отпивала маленькими глотками, ее губы вздрагивали, она никак не могла опустошить свои бокал. Эдуардо терпеливо ждал, не сводя с нее настойчивого взгляда. Как только она поставила бокал на столик, он сильным, уверенным движением притянул ее к себе. Поцелуй был долгим, искушающим. «Тебе надо переменить платье», — прошептал Эдуардо...

Сколько прошло времени? Кажется, солнце клонилось к западу. Они шли к машине. Лус старалась держаться уверенно, но ноги едва несли ее. Она с облегчением опустилась на сиденье. В дороге Эдуардо опять включил песни Мерседес Сосы. Голос птицы, которую хотят посадить в клетку. Посадили или она вырвалась на свободу? Лус не знала, смотрит ли на нее Эдуардо, потому что теперь она сама была погружена в себя. Они расстались у входа в ее дом. Эдуардо поцеловал ей руку и прошептал с улыбкой:

— Я скоро тебя увижу. Я не смогу долго ждать.

В своей комнате Лус в изнеможении села в кресло, пытаясь все вспомнить, понять, оценить. Он ее не обидел, нет. Но что же произошло? Она то улыбалась, то готова была расплакаться. «Наверно, лучше лечь», — подумала Лус, нырнула в постель, пахнущую свежестью. Ее собственное тело показалось ей чужим. Теперь оно принадлежало не ей, или, по крайней мере, не только ей.

Лус просыпалась и засыпала с мыслью об Эдуардо. Она расчесывала волосы и представляла, как они будут скользить по плечу Эдуардо. Она надевала блузку, краснела и думала, что такой вырез не должен мешать Эдуардо целовать ее шею. Но появились и первые тревоги. Заметив взгляды Эдуардо, направленные на другую женщину (а такие взгляды были нередки), она не могла удержаться, чтобы не поглядеть туда же, и всякий раз испытывала боль, так как мгновенно и безошибочно угадывала, что именно привлекло его внимание. У одной это что-то заключалось в длинных шелковистых волосах, у другой в насмешливом, задорном выражении лица, у третьей в трогательно-беззащитной шейке. Она боялась этих женщин и в то же время торжествовала над ними, так как рядом с Эдуардо шла все-таки она.

Казалось бы, такая смесь радостей и тревог, упоения и опустошенности не должна была оставлять в ее душе места другим переживаниям. И, однако, случилось то, чего она никак не ожидала, — ее все чаще навещали мысли об «этом несносном Пабло». Надо признать, что первоначальный толчок пришел не из глубин ее памяти, а из внешнего мира.

Инес, довольная тем, что оказалась в орбите сумасшедшего, страстного романа подруги, впитывала, как песок влагу, все новые факты из развивающихся отношений Лус и Эдуардо. Однако по мере того, как роман становился все более бурным, Лус стала в своих рассказах опускать многие интересные подробности, зато неоправданно долго, по многу раз повторяясь, описывала свои чувства.

Такие повторы начали надоедать Инес, и она попыталась разнообразить их беседы новостями из собственной жизни и из жизни их общих знакомых. Лус слушала довольно рассеянно, дожидаясь паузы, чтобы снова вставить словечко о своем драгоценном Эдуардо. Но однажды в ее глазах появилось напряженное внимание, когда Инес сообщила, что несколько раз видела Пабло в университете с какой-то блондинкой, причем они всегда так увлечены беседой, что никого вокруг не замечают. Лус быстро опустила глаза, но этот огонек интереса не остался не замеченным ее подругой.

Следующие сведения были подробнее. Девица оказалась англичанкой, не поленившейся приехать на другой конец света учиться. Звали ее Патриция. Ну что ж, подумала Лус, во-первых, Пабло вправе иметь девушку, а во-вторых, кто поручится, что Пат его девушка. Эти мысли только промелькнули в голове Лус, она не сказала ни слова. 

В следующий раз Инес с довольным видом сообщила ей новые сведения. 

— Ну вот, все так, как я и думала. Наверняка у Пабло роман с этой англичанкой.

— А как ты узнала? - спросила Лус, стараясь не выдавать своего интереса. 

— Я сразу поняла что эти россказни насчет изучения языка одно прикрытие. Ишь ты, он ей, видите ли, помогает овладеть испанским языком! А сегодня я своими глазами видела.

— Ну и что ты видела?

— Я заглянула в большую аудиторию возле библиотеки, искала Ирене с медицинского факультета. И что я вижу? Сидит эта парочка — Пабло с англичаночкой и гладят друг другу ручки. Они даже меня не заметили. Сначала он рассматривал ее пальчики, сжимал запястье и что-то нежно бормотал. Потом она забормотала в ответ и стала игриво водить пальчиками по его ладони. Потом он взял ее ладошки и стал сжимать и разжимать их.

— Он смеялся? — не выдержала Лус.

— Куда там. Они сидели с отрешенными, задумчивыми лицами, покачивали головой, не отрывая глаз друг от друга.

— Что ж, говорят, англичанки избегают бурных страстей и в любой ситуации стараются вести себя пристойно. Но Пабло? Еще недавно он не довольствовался пожиманием ручек.

— В таких делах тон задает дама. Но в любом случае это выходит за пределы чисто языковой практики, даю голову на отсечение.

Как ни странно, Инес не слишком рисковала своей головой, хотя Пабло и Пат еще ни разу не переходили в своих беседах на личные темы. Они обсуждали работу многочисленных суставов кисти человека, которые Пат должна была описать в семестровой работе. Хорошо еще, что преподаватель не подсунул бедной Пат в качестве задания коленный или тазобедренный сустав, ведь в таком случае репутация англичанки была бы погублена безвозвратно.

Но поскольку Лус это было неизвестно, она почувствовала легкий укол самолюбия, и это привело к тому, что Пабло стал возникать в ее мыслях чаще, чем раньше.

На какое-то время и сам проповедник выпустил Лус из виду. Нет, он не отказался от нее полностью, но временно его внимание привлекла хорошенькая прихожаночка, которая неизменно садилась в самый первый ряд и внимательно слушала, стараясь не пропустить ни одного слова из проповеди доктора Гонсалеса.

Вилмар даже перешел к своей знаменитой проповеди о божественной любви, которую трактовал весьма вольно. Оттолкнувшись от известного высказывания, что «Бог есть любовь», он развивал эту тему, приходя к поразительному для христианина выводу о том, что, занимаясь земной, телесной любовью, люди тоже поют славу создавшему их тела Господу, точно так же, как тогда, когда правильно питаются и занимаются физкультурой.

Он пригласил девушку в кафе, но она оказалась такой законченной дурочкой, такой провинциалочкой, что у доктора Гонсалеса пропал весь энтузиазм. Она, раскрыв рот, слушала все, что говорил ей проповедник, не понимая самых прозрачных намеков, а когда Вилмар взял ее за руку, вдруг поднесла его ладонь к губам и стала истово ее целовать, однако в ее поцелуях не было ни намека на сексуальное чувство — одно восторженное обожание.

Короче, ничего кроме раздражения Гонсалесу эта история не принесла. И вот однажды он снова увидел Лус.

В Мехико транспортные пробки стали в последнее время нормой городской жизни, и Гонсалес, который пользовался исключительно собственной машиной, считая, что знаменитому проповеднику не пристало ездить в метро, вынужден был частенько простаивать в ожидании, когда же удастся проехать.

В тот день он уже был готов начать поминать имя Божие всуе — второй час ему не удавалось проехать каких-то несколько кварталов, похоже, что вся центральная часть Мехико превратилась в одну огромную автомобильную пробку. Хорошо еще, что день был не очень жаркий.

Гонсалес за неимением другого занятия рассматривал прохожих, которые шли мимо по улице. Пешком они двигались гораздо быстрее автомобиля, которому лишь время от времени удавалось немного проползти вперед. Прямо перед проповедником оказалась небольшая гостиница фасад которой выходил на тротуар. Дверь ее то и дело открывалась — входили и выходили люди. «Идут заниматься грехом», — мрачно подумал Гонсалес, увидев, что в гостиницу вошла молодая пара. Его возмущение объяснялось просто — он и сам был бы не прочь провести здесь час-другой с каким-нибудь ангелочком, но вместо этого ему приходилось париться в душном автомобиле.

Дверь гостиницы открылась снова, и на улицу вышла еще одна парочка. Доктору Гонсалесу едва не стало плохо, ибо к красивому и, видно, богатому молодому человеку нежно прижималась Лус Мария Линарес! Так, значит, она только строит из себя недотрогу, а на деле уже потеряла «то самое ценное»! Проповедник был взбешен. Он был готов оставить в покое Лус — невинную девушку, но Лус — распутная женщина от него не уйдет. Это он решил твердо.

В тот же вечер доктор Гонсалес позвонил Лус и решительно потребовал, чтобы она в самое ближайшее время встретилась с ним. Лус пыталась отказаться, но проповедник открыто заявил ей, что в противном случае «деяния грешников» станут притчей во языцех, и не только в семейном кругу Линаресов, но и на службе.

Выхода у Лус не было — пришлось идти к проповеднику. Девушка уже смутно догадывалась, что ее может ожидать там, но продолжала надеяться, что сможет как-нибудь по-хорошему уговорить этого «динозавра».

Доктор Гонсалес принял ее дома, точнее в роскошной квартире, которую снял на время пребывания в Мехико. Он заблаговременно отослал Ренату в больницу для бедных, где та, по его расчетам, должна провести не менее трех-четырех часов.

— Что вы хотите от меня? — с порога возмущенно спросила Лус.

— Что вы так горячитесь, деточка? — улыбнулся Гонсалес. — В Библии написано: «Любовь долго терпит, милосердствует, не ищет своего и не раздражается».

— Что вы хотите от меня? — тихо повторила свой вопрос Лус.

— Прежде всего, чтобы вы перестали меня бояться. — Проповедник подошел к дрожащей девушке и отечески положил ей руку на плечо.

— Где ваша жена? — спросила Лус, оглядываясь.

— Она скоро придет, не волнуйся.

Рука проповедника еще крепче сдавила плечо Лус, затем скользнула вниз и оказалась на талии. Одновременно Вилмар наклонился над девушкой, так что она почувствовала на своем лице его дыхание. Лус высвободилась из его объятий и отошла к стене.

— Какая ты дикарка.

— Да, — ответила Лус. — Я вся в маму. Ее в молодости тоже называли Дикая Роза.

— Ну что ж, — улыбнулся проповедник, — давай пройдем в гостиную и подумаем, как можно помочь твоим родителям. И стоит ли им узнавать о мальчике по имени Рикки.

Лус вошла в гостиную. Проповедник жестом предложил ей сесть на просторный, покрытый шерстяным индейским пледом диван, перед которым стоял небольшой стеклянный столик. Доктор Гонсалес принес бокалы и охлажденный сок.

— Я, как ты знаешь, не пью никаких горячительных и возбуждающих напитков, — улыбаясь, сказал он, разливая сок по бокалам, — но это не значит, что я совершенно холодный мужчина. Меня воспламеняет вид прекрасного женского тела, чудесного дара Господня.

С этими словами он сел рядом с Лус и, подняв бокал сока, произнес:

— Я поднимаю этот бокал божественного нектара за тебя, Лус, и за нашу дружбу.

Он отпил сок и придвинулся к Лус так, что почти прижался к ней. Ей стало душно. Она отодвинулась.

— Доктор Гонсалес, — сказала Лус, — я же пришла по делу.

— Вот сейчас мы им и займемся, — хриплым от возбуждения голосом прорычал Гонсалес и вдруг совершенно неожиданно для Лус бросился на нее и повалил на спину. Он был большой и тяжелый, и Лус не могла сбросить его с себя. Она пыталась бить его ногами, молотила руками, но он, одной рукой зажав ей рот, другой быстро задрал ей юбку. Еще секунда, и она почувствовала, как его пальцы скользят по ее телу. Это было совершенно невыносимо. Как будто по ней ползали змеи. Лус стало трудно дышать, она почувствовала, что вот-вот потеряет сознание, и тогда... «Нет, этого не должно случиться!» Лус в отчаянии дернулась и впилась зубами в противную волосатую ладонь, зажимавшую ей рот. На миг Вилмар ослабил хватку, и Лус, сосредоточив все силы в одном броске, выскользнула из-под его тела и бросилась к двери.

— Не пущу, потаскуха! — зарычал Гонсалес и бросился за ней.

Лус была уже в прихожей. Но здесь ее ждало новое препятствие — дверь была заперта, и она не смогла быстро справиться с незнакомым замком. Гонсалес набросился на нее сзади и, зажав рот ладонью, попытался втащить ее обратно в гостиную.

Лус рывком освободила рот и что было сил закричала:

— На помощь! Спасите!

Этого Вилмар Гонсалес не ожидал. Лус не зря считалась одной из самых лучших учениц по классу вокала. Ее голос был не только красивым, но и очень сильным. Обычно дома Лус никогда не пела в полный голос. «Стекла дребезжат», — жаловалась тетя Кандида.

Сейчас же Лус крикнула во всю мощь своих легких. У Гонсалеса, который стоял вплотную к девушке, заложило уши. В том, что крик услышали все жители дома, сомневаться не приходилось. Затея становилась опасной, ибо потеря репутации для Гонсалеса была смерти подобна. «Проповедник, насилующий девушек» — за такие дела его моментально бы отлучили от церкви, а личина проповедника была ему совершенно необходима, чтобы проворачивать другие, более серьезные дела.

— Тише, Лус, умоляю, тише. — Вилмар отступил от девушки на шаг. — Что ты кричишь, как будто на тебя нападают.

— А разве нет? — спросила Лус своим обычным голосом.

— Я просто пошутил, — сказал Гонсалес. — А ты сумасшедшая девчонка, которой мерещится неизвестно что.

— Возможно, это и так, — решительно сказала Лус. — А вы — подлец и лицемер. Вас надо лишить права морочить голову людям. Вот вам мое последнее слово. И не вздумайте больше звонить! Я всем расскажу о том, каков вы на самом деле!

И Лус, гордо подняв голову, ушла, хлопнув дверью. Лучше бы она сдержалась, ибо последними неосторожными словами она нажила себе смертельного врага.