– Сзади, Эванс! Черт побери, оглянись же! Но-о-о!

Аманда в ужасе проснулась и сначала не поняла, где находится. Ее взгляд тревожно блуждал по комнате до тех пор, пока она вдруг не вспомнила все, что с ней приключилось: не запланированную заранее поездку на Торни-Айленд, несчастный случай, красивого незнакомца, визит врача.

Она выпрямилась и потянулась. Единственная свеча, которую она оставила у изголовья больного, давно догорела. Комнату освещали лишь тлеющие в камине угли. Около полуночи она прилегла на раскладную кровать, чтобы немного вздремнуть, и провалилась в беспробудный сон.

Она торопливо отщелкнула крышку часиков, висевших у нее на поясе, и поднесла циферблат поближе к огню. Господи, три часа ночи!

– Слишком уж вы доверились мне, доктор, – пробормотала она, с трудом поднимаясь на ноги. – Вы говорили, что я все сделаю правильно. А я бросила вашего пациента на целых три часа, и теперь одному Богу известно, в каком он состоянии!

Она стремительно преодолела небольшое расстояние до кровати, где лежал незнакомец. Было слышно, как он ворочается с боку на бок, и Аманда торопливо зажгла свечу на ночном столике. Ее поразил его вид: теперь он не был похож на безжизненное мраморное надгробие самому себе, напротив, он метался в жару и секунды не мог пробыть без движения.

Его черные волосы взмокли от пота, губы запеклись, а рубашка прилипла к телу. Из его обрывочных и зачастую нецензурных выражений она поняла, что в бреду он заново переживает события какого-то давнего сражения.

Терзаемая чувством вины и страхом, что из-за ее халатности незнакомец, быть может, оказался на волосок от смерти, Аманда принялась за работу с удвоенным рвением. Она отбросила одеяло, исполненная решимости строго следовать указаниям врача, даже если это приведет к тому, что она дотла сгорит от стыда. Ведь Бледсо велел ей раздеть больного догола, если у него начнется лихорадка.

Аманда прикусила губу, когда ее взору открылись длинные, мускулистые мужские ноги, верхнюю часть которых едва прикрывал край рубашки. Теперь она знала, что этот джентльмен не имеет обыкновения носить нижнее белье. Впрочем, еще немного, и это будет уже не важно. Ей предстоит снять с него рубашку, и он останется лежать перед ней голышом, как младенец… правда, с прекрасно развитым телом взрослого мужчины.

Аманда нервно сглотнула и постаралась отнестись к этому обстоятельству хладнокровно, как подобает профессиональной сиделке. Она принялась расстегивать пуговицы на вороте, но они были очень маленькими и выскальзывали из ее дрожащих пальцев. Тогда она наклонилась ближе, чтобы получше их разглядеть.

В тот момент, когда рубашка была уже наполовину расстегнута, а все внимание Аманды было поглощено видом его обнаженной груди, незнакомец вдруг поднял руку, обхватил ее за плечи и прижал к груди. Она уткнулась носом в жесткую поросль и ощутила на своей щеке прикосновение твердого соска. Она уперлась в его грудь обеими руками и попыталась отстраниться.

– Нет, Лаура, – проговорил он глухо. – Не уходи, любовь моя. Ты нужна мне. Нужна мне…

И вдруг он выпустил ее так же неожиданно, как только что схватил. Аманда немедленно выпрямилась и поспешила закончить с пуговицами, чтобы не дать ему возможности снова напасть на нее и прижать к себе.

Укоряя себя за непростительное плотское любопытство, которое заставило ее восхищаться его физическими достоинствами, вместо того чтобы спасать ему жизнь, Аманда решительно стащила с него рубашку, не допуская ни единой посторонней мысли, взгляда или эмоции. Снять рубашку оказалось куда легче, чем брюки, тем более что теперь раненый не лежал неподвижно, а безостановочно размахивал руками.

Аманда взяла с комода плошку с уксусным раствором и заранее приготовленную тряпицу. Как следует намочив ее, она на мгновение растерялась, не зная, как удобнее подступиться к джентльмену, чтобы растереть его, не глядя на «ту часть» тела. Наконец она решила, что пение псалмов поможет ей отвлечься от ненужных мыслей, а заодно и побороть недуг незнакомца.

Она старательно отжала тряпицу и приложила ее к его пылающему лбу. Он тут же благодарно замычал. А когда она принялась тихонько напевать, то почувствовала, как ее пациент начал успокаиваться.

Возможно ли это? Неужели она действительно способна облегчить страдания чужого человека? Решив, что не ее голос, а слова псалма производят на него такое магическое действие, она запела чуть громче. А вдруг она имеет дело со вполне респектабельным, религиозным человеком, которого псалом способен воодушевить?

Она провела тряпицей по его скуле, где уже начинала пробиваться черная щетина, по губам, затем по шее, которая оказалась жилистой и мощной, плавно переходящей в широкий разворот плеч. Она снова намочила ткань и растерла ему плечи и грудь, бессознательно обходя маленькие, цвета красного вина, соски.

Здесь ей пришлось на мгновение прекратить пение, чтобы перевести дух, после чего она снова запела, громче и решительнее, на этот раз уже не думая о нем, а только для того, чтобы подбодрить себя при приближении к той части его тела, которой, как она пыталась притвориться, вообще не существует.

Но она существовала, и, проведя влажной тканью по его плоскому животу, Аманде наконец пришлось с этим смириться.

У нее сдавило горло, и она не смогла продолжить пение. Аманда никогда прежде не видела обнаженных мужчин. Правда, однажды, когда она рылась в отцовской библиотеке в поисках какой-то нужной ей книги, ей попался на глаза том медицинской энциклопедии со сравнительными иллюстрациями мужского и женского физического строения. Но несмотря на то что вовсе не подготовленной назвать ее было нельзя, сейчас вид этого органа сразил ее наповал. Она не могла отвести от него взгляда, и он почему-то совсем не вызывал у нее отвращения.

– Грета?

Аманда устыдилась своего неприличного любопытства, когда незнакомец вдруг заговорил.

– Почему ты перестала это делать, Грета? – жалобно протянул он. – Мне нравится, когда ты моешь меня, сладкая.

Очевидно, в бреду он легко переносился с поля битвы в спальню какой-нибудь красотки. Аманда задумалась о том, что стало с Лаурой, которую он упоминал всего минуту назад, и предположила, что она канула в небытие, не сумев поделиться с ним возвышенной религиозностью своей несчастной души. Видимо, Тео был не так уж не прав, утверждая, что под колеса их экипажа угодил скорее мошенник и беспутный повеса, нежели благочестивый пастор.

Она провела влажной тканью по его ногам и наткнулась на огромный уродливый шрам на правом колене. От неожиданности она вздрогнула и невольно поморщилась, представив себе, насколько ужасной была эта рана. Она несколько раз протерла его уксусом с головы до кончиков пальцев на ногах, и примерно через час после этих интимных процедур его кожа заметно похолодела и приобрела нормальный цвет. Аманда взглянула на себя в зеркало и обнаружила, что зато сама она как-то странно порозовела.

А разве могло быть иначе? Ведь она только что подробно ознакомилась со строением мужского тела, да еще на таком великолепном примере. Теперь каждая родинка, каждая косточка, каждый мускул этого тела навсегда останутся в ее памяти. До конца жизни она не сможет забыть этого прекрасного, обнаженного и так нуждающегося в ее помощи незнакомца.

Его вид, беспомощный и возбуждающий одновременно, будоражил ее и доставлял удовольствие. Она понимала, что не должна на него смотреть… но ей нравилось смотреть на него…

Для Аманды эта ночь оказалась очень длинной. К счастью, жар спал, и она смогла снова укрыть незнакомца одеялом. Он продолжал метаться в бреду, бормоча имена каких-то женщин. В зависимости от того, к кому из них он обращался, на его губах играла то куртуазная улыбка, то недвусмысленная усмешка, то выражение ласковой нежности. У Аманды больше не оставалось сомнений: независимо от того, был ли ее подопечный женат, его вполне можно было причислить к категории дамских угодников.

На рассвете он провалился в глубокий спокойный сон. Он больше не был похож на покойника, чинно лежащего в гробу, напротив, он перевернулся на бок, подтянул колени к животу и сложил руки у груди. Аманда немного успокоилась, но, опасаясь рецидива, решила не ложиться спать и подтащила кресло поближе к кровати.

Просидев в нем несколько минут, она вдруг поняла, что в комнате очень холодно. Она подложила в камин дров и раздула угли. Вернувшись в кресло, она устроилась в нем с ногами и завернулась в плед.

Ей пришло в голову, что теперь, когда лихорадка отступила, ее подопечному, должно быть, холодно, но он спит слишком крепко, чтобы осознать это. Ведь он был накрыт всего лишь простыней и тонким одеялом. Она поднялась и укутала его толстым пледом, который был сложен в ногах.

Подтыкая плед под его заросший щетиной подбородок, она не удержалась и склонилась к нему, чтобы полюбоваться видом глубоких теней, которые отбрасывали его ресницы на смуглые щеки. Она простояла над ним очень долго. Неожиданно из-под одеяла вынырнула его рука, обхватила ее за плечи и притянула к себе.

– Ложись со мной, красавица, – глухо пробормотал он.

– Я не могу, – ответила Аманда задыхаясь и попробовала отстраниться.

– Не дразни меня, Анджела. – В уголках его губ дрогнула еле заметная улыбка. – Я знаю, что ты этого хочешь. А мне так холодно…

Аманда подумала, что для того, кто находится без сознания, он слишком силен. Она крутилась и изворачивалась, но он лишь крепче сжимал ее в объятиях.

Долгая бессонная ночь отняла у нее все силы, и она отказалась от дальнейшего сопротивления. К тому же объятия этого мужчины доставляли ей удовольствие. К слову сказать, с ней прежде никто никогда так не обращался. Несмотря на то что он называл ее Анджелой, его руки согревали и успокаивали ее.

Аманда смирилась с неизбежностью, прилегла рядом с ним на кровать, подтянула к себе плед из кресла и, уткнувшись в плечо незнакомца, заснула безмятежным сном.

* * *

Джеку снился сон. Он был в церкви, и ангел в прозрачном белом одеянии кружил у него над головой, распевая гимн под аккомпанемент золотой арфы. Лицо ангела было скрыто вуалью, но голос этого неземного создания действовал на него умиротворяюще.

И вдруг оказалось, что это вовсе не ангел, а его невеста… идет к алтарю в платье с длинным шлейфом, покачивая головой в такт торжественному маршу.

Он стоял у алтаря и ждал… и обливался липким потом… и содержимое его желудка мягко колыхалось, как сливки в маслобойке. Он оттянул пальцем тугой воротничок, чтобы глотнуть воздуха. Он задыхался, но не мог заставить себя дышать, потому что не пройдет и минуты, как он будет необратимо женат. Женат. Женат!

Он сделал отчаянную попытку проснуться, разорвать черную пелену бреда, пока не поздно… пока он не оказался в расставленной пастором ловушке.

Чернота постепенно превращалась в серый туман, сквозь который стали пробиваться пятна света, но открыть глаза не было никаких сил. Веки налились свинцом, горло пересохло, как охапка соломы, долежавшей до зимы, а в висках стучал барабан с монотонностью похоронного марша.

Наверное, он слишком много выпил накануне… да еще и веселился всю ночь напролет. Теперь приходится за это расплачиваться. И когда только он научится умеренности?

С огромным трудом он разлепил веки и сощурился, оттого что в глаза ему сквозь тонкую шторку на окне бил солнечный свет. Похоже, он находится в комнате какой-то дешевой гостиницы.

Постепенно глаза его привыкли к яркому свету, а вслед за этим к нему вернулись и остальные чувства. Он вдыхал запах свежего постельного белья и еще чего-то сладкого и волнующего. Очень похожего на запах… женщины.

Он скосил глаза и сразу обнаружил источник этого запаха. Он исходил от волос… светлых и пушистых, копна которых лежала у него на плече.

Его дедуктивные способности, как оказалось, не были полностью утрачены под воздействием алкоголя, и он сообразил, что под волосами должно находиться лицо, а еще ниже – тело. Оставалось надеяться, что и то, и другое очаровательно.

Он нахмурился. Ему никогда не изменял вкус в том, что касалось женщин, но, убей Бог, эту он вспомнить не мог. Поежившись, он стал ждать, когда к нему вернется память. Это было не первое утро в его жизни, когда он просыпался полностью лишенный мыслительных и прочих способностей.

Впрочем, одна из его способностей, похоже, не утратилась. Под одеялом он был совершенно голый и… возбужденный.

Женщина, которую он держал в объятиях, была одета и лежала поверх одеяла, что казалось странным, но он готов был дождаться объяснений. Тем более что теперь он с радостью повторил бы то, что они уже наверняка делали и чего он, к сожалению, совсем не помнил.

Он склонился и поцеловал ее в макушку, но этот легкий наклон головы почему-то причинил ему острую боль и заставил поморщиться.

– Черт бы побрал эту выпивку, – процедил он сквозь зубы.

Боль постепенно утихла, но он решил, что пока безопаснее шевелить руками, нежели головой. Он принялся медленно исследовать формы женского тела, начав с пышных бедер и плоского живота, и подбираясь к твердым округлым грудям. Грудь оказалась и вправду великолепной: не слишком большой, но и не маленькой, как раз такой, как надо…

Женщина тихонько застонала во сне и перевернулась, и теперь он смог разглядеть ее лицо. Странно, но на нем не было и следа косметики, какой обычно пользуются девицы, обслуживающие клиентов в дешевых гостиничных номерах. Он почувствовал, что возбуждение его растет и что пора разбудить Спящую красавицу вошедшим в историю поцелуем.

Но как только он склонился к ее лицу, она вдруг открыла глаза. Чудесные голубые глаза с густыми длинными ресницами. И в глазах этих был ужас.

– Боже мой! – взвизгнула она и, оттолкнувшись от его груди обеими руками, скатилась с кровати и вскочила на ноги. – Что вы себе позволяете?

Джек удивился и смутился. Он сел на постели, причем одеяло съехало ему на талию, и в этот момент… его голова разлетелась на куски.

Мгновенный приступ мучительной боли поразил его как удар молнии. Он зажмурился и изо всех сил попытался не провалиться в черную бездну беспамятства, грозившую снова его поглотить. Он должен был любой ценой избежать темноты… и своего кошмарного сна.

Его голова бессильно упала на подушку, и он инстинктивно потянулся к источнику боли. Как только его пальцы коснулись повязки, в запястье ему вцепились холодные женские пальцы.

– Не трогайте рану! – услышал он умоляющий голос. – Прошу вас, сэр, кровотечение снова может открыться!

– О чем, черт побери, вы говорите? – Он с трудом открыл глаза.

– Вы что, забыли, что с вами произошел несчастный случай? – удивилась она.

Джек почувствовал, что не может говорить: его тошнило, а язык прилип к небу.

– Мне нужно что-нибудь выпить, – буркнул он и замолчал, до скрипа стиснув зубы. Нельзя поддаваться обмороку, он должен во что бы то ни стало остаться по эту сторону реальности.

– Вот, выпейте это, – Женщина поднесла к его губам чашку и осторожно наклонила ее.

Жидкость смочила его горло, и жажда отступила. Но как только он распробовал напиток, его желудок тут же сжался, отторгая его. Он оттолкнул кружку.

– Что это за дрянь? – Поморщившись, он вытер рот ладонью. – Пойло из корыта для свиней?

Незнакомка неодобрительно поджала губы и сурово подбоченилась.

– Я не привыкла к тому, чтобы джентльмены позволяли себе подобные выражения в моем присутствии, сэр. Поэтому я прошу вас держать себя в руках, пока мы вынуждены терпеть общество друг друга. К вашему сведению, то питье, о котором вы только что так брезгливо отозвались, это лекарство, прописанное вам доктором. Он велел дать его вам, как только вы сможете пить.

– Я не стану это пить. Я бы лучше…

– Я знаю, «что» бы вы лучше! – сварливо перебила его она. – Но этого вы и так накануне выпили чересчур много. Может быть, если бы вы не были так пьяны, несчастья удалось бы избежать и мы оба не оказались бы сейчас в таком дурацком положении.

Только теперь Джек начал понимать, что перед ним не потаскушка. Он никогда не видел потаскушек в строгих траурных платьях. Да и никакая потаскушка не стала бы говорить с ним тоном, полным презрения и искреннего негодования.

Итак, ей не нравится, что он ругается, и еще она сердится на него из-за чего-то, что, должно быть, связано с каким-то несчастным случаем, в результате которого у него появилась рана на голове. На языке у Джека вертелись десятки вопросов, требовавших немедленных ответов. Он понимал, что если хочет что-то узнать, то вопросы придется задавать вежливо и учтиво.

Если не поднимать голову и не открывать глаза, то боль становится вполне терпимой. Он все же решил открыть глаза и попросить хотя бы чаю, на этот раз тоном, достойным джентльмена, но вдруг почувствовал, что на его лоб легла холодная влажная ткань. Склонившись над ним, незнакомка с виноватым видом обтирала ему лицо.

– Мне жаль, что я накричала на вас. Но я действительно очень устала. Я всю ночь провела у вашей постели, пока вы метались в жару. И потом, я ужасно выгляжу, а это всегда выводит женщин из равновесия. – Она откинула за спину растрепавшиеся волосы.

– Вы мне нравитесь, – пробормотал он.

– Наверное, так и есть. – Она покраснела. – Когда я проснулась, вы… трогали меня.

– Извините, – произнес он смущенно. – Я был не в себе. Я принял вас за… другую. – У него не хватило духу признаться, что он принял ее за проститутку.

Она снова намочила тряпицу и стала протирать ему шею и плечи.

– Если учесть ваше состояние, то удивительно, что у вас хватило сил попытаться… ну, вы понимаете, – застенчиво сказала она.

– Мужская сила неистощима, когда речь идет о… ну, вы тоже это понимаете, – улыбнулся он.

Она вспыхнула до корней волос и, очевидно, решив, что пустилась слишком уж в вольные разговоры с больным, тут же приняла деловой вид.

– Вы наверняка голодны, сэр. Скажите, вы что-нибудь ели или пили кроме алкоголя?

– Я пил чай, – ответил он, мысленно поражаясь несоответствию между ее строгими речами и растрепанным, почти непристойным видом. – Я умираю от голода. Прикажите хозяину подать мне жареного цыпленка или что-нибудь вроде этого.

– Вы будете пить слабый чай и ячменный отвар до прихода доктора, – ответила она непреклонным тоном.

– Черт бы побрал всех этих костоправов! Все доктора – шарлатаны! – заявил Джек.

– Извините, я должна привести себя в порядок. – Сделав вид, что не слышала его слов, она подошла к зеркалу и взяла в руки расческу. – Сейчас я велю принести вам чаю. А пока вы можете отдохнуть.

– Я не хочу отдыхать, – капризно возразил Джек. – Я хочу знать, где я и как сюда попал.

– У меня тоже есть к вам несколько вопросов, – невозмутимо отозвалась она, продолжая расчесывать волосы. – Но вы почувствуете себя гораздо лучше, если отдохнете. Может, вам и не хочется это признавать, но вы еще очень слабы.

Джек слишком устал, чтобы спорить. Он просто лежал и молча смотрел, как она причесывала свои длинные золотистые волосы плавными, ритмичными движениями гребня. Это зрелище производило на него магическое впечатление, завораживало и успокаивало. Никогда прежде в его присутствии ни одна женщина не причесывалась, и наблюдать за этим процессом ему нравилось.

На него постепенно накатила дремота, мысли и образы перемешались в его сознании. Наверное, если бы ему дали поесть, то в голове у него сразу все прояснилось, а пока он голоден, он вообще не способен соображать. Так что если он на минутку закроет глаза…

* * *

Пока незнакомец спал, Аманда разожгла огонь в камине, наскоро обтерлась влажной губкой за ширмой, стоящей в углу комнаты, переоделась в чистое платье и уложила волосы в аккуратный пучок. Закончив со своим туалетом, она заказала чай и завтрак горничной, которая осторожно поскреблась в дверь около семи часов утра. После того как девушка накануне застала Аманду в довольно пикантной позе, она не рискнула войти в комнату без предупреждения.

Пока Аманда ждала завтрак, пришел Тео. Она воспользовалась случаем и попросила слугу помочь джентльмену справить нужду, а сама вышла прогуляться. Между ней и незнакомцем успели установиться довольно интимные отношения, и ей не хотелось смущать ни себя, ни его исполнением всех без исключений обязанностей сиделки.

Когда Аманда вернулась в комнату, горничная уже принесла завтрак. Аманда приказала выстирать и выгладить рубашку незнакомца, чтобы он мог как можно скорее ее надеть. Ей не хотелось смотреть на его обнаженную грудь дольше, чем этого требовала необходимость.

Тео стоял возле кровати с угрожающим выражением лица, пока Аманда поглощала свой завтрак, но все же помогал больному удержать в руках чашку.

– С вашей стороны жестоко есть при мне, – сварливо заметил тот, допивая ячменный отвар.

– От яичницы вам тут же стало бы плохо, – невозмутимо ответила она, вытирая рот салфеткой. – Даю слово, что уже сегодня вечером вам можно будет съесть что-нибудь более калорийное.

– Именно это я и намерен сделать, – отозвался он тоном, не терпящим возражений. Он подтянулся на руках и сел на кровати, опершись на подушки, так что вся его мощная грудная клетка оказалась в поле ее зрения. Аманда почувствовала, что неудержимо краснеет при мысли о том, что ночью ей довелось увидеть куда больше, и постаралась смотреть ему прямо в глаза, не отводя взгляда.

– Кажется, вы чувствуете себя лучше, – заметила она храбро. – На щеках появился румянец. Голова очень болит?

– Не очень. Тошнит немного.

– Уверена, это пройдет. Скоро приедет доктор.

– У меня есть к вам вопросы…

– У меня тоже. И я вынуждена настаивать на том, чтобы по крайней мере на один мой вопрос вы ответили первым. Я совершаю очень важную поездку и не могу задерживаться здесь дольше, чем это необходимо. Так что если вы назовете себя и скажете, как сообщить о случившемся вашим родственникам, я немедленно прикажу это сделать. Не сомневаюсь, что все они с нетерпением ждут известий о вас…

Аманда осеклась. Незнакомец вдруг изменился в лице, побледнел как полотно, в глазах у него заплескался ужас.

– Господи! Что с вами? – всполошилась она, участливо наклоняясь к нему. – Вас тошнит? – Она обернулась к Тео, и он тут же подскочил к кровати с тазом.

Незнакомец раздраженно оттолкнул посудину и провел рукой по встрепанным волосам.

– Нет, меня не тошнит, – ответил он странным голосом.

– Тогда в чем дело? – Аманда удивленно посмотрела на него.

Он медленно поднял на нее глаза. Они были черными, как у цыгана, но в их глубине мерцали золотистые искорки.

– Видите ли, – начал он с растерянной улыбкой, – я только что понял, что не могу назвать никого, кому бы вы могли обо мне сообщить.

– Почему? – холодея от страха, спросила она.

– Потому что я не знаю, кто мои родственники и друзья.

– Боже! – Ее голос задрожал. – Вы хотите сказать…

– Боюсь, что да, – кивнул он. – Черт побери, я даже понятия не имею, кто я такой!