Словно в тумане Алекс поднял голову. В тени дерева было темно, но проникающие сквозь листву лучи бледного лунного света падали на лицо Бесс и позволили ему заглянуть в ее сумасшедшие, полные страсти глаза. Он весь дрожал от желания. Неужели Бесс действительно попросила, чтобы он любил ее, взял ее? Он не ослышался? Именно это ему сейчас хотелось услышать больше всего, но именно этих слов он больше всего и боялся.

Если он лишит Бесс невинности, то совершит страшное предательство по отношению к брагу. Как он посмотрит Заку в глаза? Нет, только не это!..

Однако, Боже мой, как в своем неистовстве Бесс прекрасна! Голова откинута, мягкие, шелковистые волосы распущены по высоко вздымающейся груди. Губы раскрыты и влажны от безумных поцелуев. Ночная рубашка обнажила белоснежное плечо. Спереди, там, где он взял в рот напрягшийся сосок, на ней темнело мокрое пятно и…

Да ведь он чуть не раздавил ее об дерево! Что же он за человек – нет, что за животное? Но если бы Бесс не разожгла его своим поведением, своими милыми, но провоцирующими словами, разве он накинулся бы на нее как дикарь, разве стал бы прижимать с такой силой к дереву?

– Я, наверное, совсем потерял голову, – прошептал он, нежно отстраняя ее от ствола и поднимая на руки. Как доверчивый ребенок она положила голову на его плечо, обняла руками за шею и вздохнула. Ее дыхание было свежим, но в нем чувствовался какой-то мускусный запах, в котором он узнал свой собственный. Сердце Алекса сжалось от любви. Было столько детского в том, как она отдавала себя, доверчиво, целиком. Все это так отличалось от поведения его знакомых женщин, пресыщенных и опытных любовниц, которые боялись давать, не зная, будет ли отдача с его стороны.

Господи, какое у нее божественное тело! Вполне созревшее – полная грудь, тонкая талия, точеная округлость бедер, – с такой готовностью отвечающее на страсть своего первого мужчины. Нежное, повторил он про себя. А он почти распял ее, пытался взять штурмом, как простую шлюху с Друри-Лейн.

Алекс отнес и положил ее в высокую, колыхаемую ветром траву. Опустившись рядом с ней на колени, он погладил Бесс по волосам. Она затихла, закинув руки за голову, глаза ее горели желанием. В глубине души Алекс знал, что каждая их совместно проведенная минута – краденая. У него перехватило горло, дышать стало трудно.

Предательница-луна, проникая своими лучами сквозь ночную рубашку, теперь позволяла увидеть ее всю, не скрывая высвечивала черный треугольник в месте, где соединялись бедра, и темные круги на грудях. Кровь стучала в висках Алекса, пульсировала от желания, он хотел Бесс и только одну ее. Закрыв глаза, он в отчаянии сотворил молитву. Нет, надо сопротивляться этому сладкому безумству, но как он может сделать это, не обидев и не унизив ее?

Бесс, казалось, поняла, какие муки он испытывает. Алекс почувствовал робкие пальцы на своей руке, потом она взяла его за запястье. Открыв глаза, он смотрел, как она поднесла руку к своим губам и нежно поцеловала костяшки пальцев.

– Милый, пожалуйста, не вздумай покидать меня сейчас. – Бесс перевернула руку Алекса и мягким, нежным прикосновением поцеловала в ладонь. – Не думай ни о ком и ни о чем, кроме меня. – И она потянула его к себе, к своим зовущим губам, к жаждущему, уступчивому телу.

Выйдя из оцепенения, Алекс поднял лицо к усыпанному звездами небу, пелене, отделяющей человека от иного мира, проклиная Бога за то, что тот требует от него столь тяжелого испытания – верности брату ценой отказа от настоящей любви. Потому что чувство, которое Алекс испытывал к Бесс, было действительно настоящей любовью, нечто вроде восхищенного поклонения. Сейчас все его предыдущие интрижки с женщинами виделись просто карикатурой на это чувство. Ему казалось, что каждый день, каждый час его предыдущей жизни предвосхищал этот момент пробуждения.

– Почему должно быть именно так? – прошептал он, испытывая мучительную боль. – Почему я должен выбирать?

Он наклонился к Бесс и, опираясь на локти, лег на нее сверху. Именно в этот момент Алекс принял решение и, попросив про себя у Зака прощения, запечатлел на губах Бесс жадный, хозяйский поцелуй.

Бесс услышала слова, которые он прошептал, слова, наполненные мукой. Почувствовала, как они взмыли в воздух, прежде чем направиться к небесам. Действительно, почему? Но ответ на это знал лишь один Господь Бог. В этот момент у нее не было времени на споры с божеством по поводу испытаний, уготованных роду человеческому. Для Бесс небеса и обещания неземного блаженства бледнели перед восторгом, который она испытывала, лежа между руками Алекса, ощущая прижимающую ее к земле тяжесть мужского тела, перед тем раем, который они создали сами себе, отдаваясь и беря в извечном таинстве любви.

Он прильнул к ее губам, а она обхватила его руками, нежно поглаживая шею, пробежала по широкой спине и медленно спустилась вниз, к тугим ягодицам. От испытанного при этом наслаждения у Алекса перехватило дыхание, и он оторвал от нее свои губы.

– Бесс, ты околдовала меня, – пробормотал он. – Столько в тебе страсти и огня. Ведь это колдовские чары, не правда ли? – Он немного сдвинулся в сторону и просунул длинную, мускулистую ногу между ее бедер.

Бесс затопила теплая, сладостная волна наслаждения, а появившееся внезапно внизу живота сладостное напряжение, как темная и громыхающая грозовая туча над торфяными равнинами, обещало впоследствии облегченное разрешение. Все ее тело ждало любимого, Бесс хотелось быть как можно ближе к нему, соединиться с Алексом телами. Изогнувшись, она крепко прижалась к нему грудями. Он, в свою очередь, взял ее грудь в руку и начал ласкать ее теплой ладонью, осторожно оттягивая набухший сосок.

– М-мешает. Моя рубашка… Она мешает нам, Алекс, – пробормотала она, судорожно теребя ленты рубашки. – Я хочу чувствовать твое тело…

Эти слова воспламенили его. Бесс испытывала такое же желание, как и он, так же нуждалась в окончательном воссоединении. Перенеся тяжесть тела на один локоть, Алекс нетерпеливо взглянул на ее ночную сорочку. Черт побери, от шеи до лодыжек она была застегнута на ряд мелких пуговиц, с которыми могли справиться лишь терпеливые и ловкие женские руки. Откуда же он мог взять сейчас терпения – да и женского в нем не было ни на грош, если уж на то пошло!

– Не волнуйся, любовь моя. Я сейчас разорву твою рубашку, – предупредил он дрожащим от нетерпения, несмотря на все усилия, голосом. Ее глаза широко распахнулись, Бесс судорожно вздохнула, но не сказала ни слова.

Этим молчанием она соглашалась и давала понять, что ей тоже не терпится предстать перед ним обнаженной. Получив еще одно доказательство ее природной, девственной страсти, он с удвоенным пылом взялся за ворот рубашки, рванул, и звук разрывающейся ткани прозвучал как первобытный зов, символизирующий всю силу их желания. Разлетающиеся во все стороны маленькие перламутровые пуговички сверкнули в свете луны, как капли росы в паутине. У Бесс перехватило дыхание.

Алекс поднялся на колени и посмотрел на распростертую перед ним Бесс. Ночная рубашка была теперь распахнута, обнажая фарфоровую белизну ее изумительного тела. Пока он в благоговении смотрел на нее, Бесс вытащила руки из рукавов рубашки и подоткнула ее под себя, как подстилку. Это движение казалось таким обдуманным, таким прагматичным, но на самом деле она вся дрожала, как нежная маргаритка на ветру. Потом она вновь легла и, прикусив губу, встретилась с Алексом взглядом, в котором горело вожделение, смешанное со страхом.

Подняв руки, Бесс пригласила его к себе. В душе Алекса вдруг вспыхнуло непреодолимое стремление защитить ее, такое же сильное, как и страсть, заложником которой он оказался. Он должен быть нежен и не причинить любимой боли большей, чем это неизбежно. Он понимал, что страх в ее глазах – ожидание неизвестного неприятного чувства, поскольку боль всегда сопутствует первому опыту женщины и рассказы об этом, иногда драматически преувеличенные, непременно пересказываются подружками.

– Подожди меня, я сейчас, – произнес он и начал раздеваться.

Бесс опустила руки, положив их ладонями вниз на свой живот. Словно завороженная следила она за тем, как Алекс вытащил рубашку из-под пояса панталон и начал снимать ее через голову. Обнажился его плоский, мускулистый живот с узкой полоской темных вьющихся волос. Сердце Бесс билось в бешеном темпе, дыхание участилось и стало неровным.

Сняв сапоги, Алекс встал, чтобы стянуть с себя панталоны. Когда он расстегнул их, спустил вниз и небрежно отбросил в сторону, глаза Бесс в удивлении расширились, а пульс так усилился, что начал отдаваться шумом в ушах. Она не ожидала, что эта часть его тела будет столь большой, столь крепкой, столь…

Он снова лег рядом с ней и нежно обнял. Бесс почувствовала на своем животе прикосновение его мужского естества, тяжелого и горячего. От ощущения этой мощи, этой чисто мужской силы, она вся обмякла от желания.

– Не бойся, Бесс, – успокоил он. – Я приготовлю тебя. Доверься мне.

Бесс кивнула и вздохнула, то ли оттого, что нервничала, то ли от возбуждения, точно она не знала.

Он снова начал целовать ее, на этот раз медленно и осторожно. И опять его язык исследовал ее рот, проникая все глубже и глубже. Горячие руки блуждали по телу Бесс, и от его опытных прикосновений она нетерпеливо задрожала. Сколько новых ощущений, неизвестных ранее, испытала Бесс! Холодок ночного воздуха на влажной коже, особенно там, где он только что целовал ее. Запах – особый, мужской запах, сандаловое дерево и соль. Вкус его губ, немного отдающий бренди.

Когда Алекс вновь взял в рот ее сосок, на этот раз без преграды, ей показалось, что она сейчас умрет. Он вытягивал, покусывал, сосал и круговыми движениями дразнил отвердевший бугорок. Волны наслаждения окутали сознание Бесс, сконцентрировались внизу живота. Напряжение в самой интимной, чувствительной части ее тела все нарастало и нарастало. Это были одновременно и агония и экстаз. Она почувствовала, как его рука настойчиво скользнула по ее животу, по бедрам, а потом между них, пробираясь сквозь завитки растущих там волос, и задрожала.

– Алекс! О, пожалуйста… Что со мной творится? – выкрикнула Бесс, вцепляясь в его плечи и выгибаясь навстречу руке.

– Мы занимаемся любовью, дорогая, – ответил он с нежностью. И тут она почувствовала, как его длинный палец проникает в тугой канал, средоточие ее женственности, и до боли прикусила губу. Прикосновение оказалось таким интимным, таким возбуждающим и вместе с тем приятным. И в нем не было ничего плохого. Не было, потому что это прикасался Алекс.

– Я делаю тебя своей, Бесс, своей, – хрипло прошептал он, продвигая палец все дальше, вращая им, ощупывая, готовя ее для завершающей части любовной игры. Скоро ей захотелось большего.

– Алекс, не надо… Пожалуйста, остановись. Я хочу… Я хочу…

– Чего же ты хочешь, моя маленькая? Скажи мне, – допытывался он. – Скажи мне, чего ты желаешь?

– Я хочу, чтобы ты любил меня, милый. Взял меня… Сделал меня своей. Пожалуйста, Алекс, поскорее! – взмолилась она, сходя с ума от непонятной истомы, желания, которого до этого она никогда в жизни не испытывала. Бесс знала, что Алекс был тем единственным мужчиной, который мог успокоить ее разбуженное тело.

Алекс вздохнул, глубоко и прерывисто, и приподнялся, чтобы лечь между ее ног. Бесс охотно и доверчиво расставила ноги. Мгновение спустя его узкие бедра легли на ее таз, животом она ощутила горячую твердость его мужского естества. Он оперся руками о землю по обе стороны от нее, и Бесс положила руки на его плечи. Их глаза встретились. Не отрывая от нее взгляда, Алекс занял нужную позицию и вошел в нее. Медленно, медленно…

Когда удовольствие сменилось болью, резкой и неприятной, Бесс дернулась, закрыла глаза и изо всех сил вцепилась в него ногтями.

– Это ненадолго, моя любовь, – прошептал Алекс. – Потерпи немного и все будет в порядке, обещаю тебе.

И Бесс поверила ему, поверила даже еще до того, как боль стихла. Но как только это случилось, в ней с новой силой вспыхнуло желание, инстинктивно она приподняла бедра. В ответ на столь явно выраженную готовность у Алекса вырвался гортанный стон и он вошел в нее глубоко, действительно глубоко. Он наполнял ее, насыщал ее голод, утолял ее желание.

Но это было еще не все, счастливое безумие на этом не кончилось. Оно только начиналось. Алекс начал двигаться в ней, уходя глубже, потом возвращаясь назад. Снова и снова, установив ритм, на который Бесс бессознательно и без всякого чувства стыда отвечала. По ее щеке покатилась слеза, и Длекс осушил ее поцелуем. Она просто растворилась в этом мужчине, у нее не осталось ни одной мысли, ни одной мечты, которые не были бы направлены на него. Алекс стал для нее средоточием всего. Алекс…

Вдруг мир раскололся, рассыпался на миллионы сверкающих как алмазы ярких острых осколков. Она вознеслась к небесам в объятиях любви. Выкрикнув ее имя, Алекс тоже замер, прижавшись к ней, а она приникла к нему, ощущая, как по всему телу волна за волной перекатываются спазмы блаженства. Бесс как будто взорвалась, разлетелась по ветру мельчайшими частицами и выпала дождем на холодную землю.

Она очнулась, опутанная желанными сетями рук и ног. Рук и ног Алекса.

Он упал на спину.

Воцарилась тишина, нарушаемая лишь их лихорадочным, частым дыханием и звуками ночи. Сверчки и лягушки, шелест листвы и крики ночных пташек, отдаленные трели соловья. Журчание и плеск ручья. Движения и звуки. Жизнь.

– Я люблю тебя, Алекс, – прошептала она, положила голову ему на плечо и уснула.

Алекс осторожно потянулся за своей рубашкой, накинул ее на плечи Бесс. Прислушавшись к ровному, спокойному дыханию любимой, он поцеловал ее в лоб и прошептал:

– Я тоже люблю тебя, моя маленькая.

Он лег, бездумно глядя на небо, и ощущение невыразимого, безграничного счастья заполнило все его существо.

Бесс проснулась от резкого крика птицы. Она лежала на спине и с удивлением увидела над головой не золоченый потолок своей спальни, а усыпанное звездами посветлевшее небо. Луна светила по-прежнему ярко, но была уже недалеко от горизонта, указывая на то, что рассвет близко.

Внезапно она осознала, что лежит в объятиях Алекса. Обнаженная рука покоилась на ее груди, нога закинута на ее ноги, лицом он уткнулся ей в волосы, и на своей щеке она чувствовала тепло его дыхания. Мгновенно вспомнив о своих божественных ощущениях этой ночи, Бесс почувствовала, как по ее телу прошла новая волна желания. Так, значит, это был не сон!

Она была укрыта рубашкой Алекса, а он за то время, что она спала, надел панталоны и сапоги. Бесс совсем не озябла. Они лежали на траве, и под ними была одна ночная рубашка, но Алекс не дал ей замерзнуть.

Над ними, прошумев крыльями, пролетела сова, и Бесс почувствовала, что Алекс пошевельнулся. Повернув голову, она попыталась разглядеть его скрытое в тени лицо.

– Ты не спишь?

Алекс приподнялся и, опершись на локоть, положил щеку на подставленную ладонь. Теперь, когда он привстал, луна осветила его лицо, и, заглянув любимому в глаза, Бесс почувствовала, как у нее болезненно сжалось сердце. В его глазах она ясно прочитала страдания измученной души, не нашедшей ответов на вопросы разума, и усталость духа.

– Да, Бесс, – ответил он наконец. – Я не сплю.

– И, могу поспорить, вообще не уснул?

– Нет, не уснул. Да и как я мог спать… Холодная боль, как волна Ледовитого океана, от которой немеет все тело, наполнила душу Бесс.

– Ты жалеешь о нашей близости? Значит, я принесла тебе только страдания и муки?

Алекс со стоном яростно привлек ее к себе.

– Никогда больше не говори мне таких слов, Бесс. Ты пролила на мою душу целительный бальзам истинной любви. Воскресила во мне веру, за которую я безуспешно цеплялся в течение стольких лет. Женщины приносили мне только разочарования, и надежда на настоящее чувство давно оставила меня. Но почему сама наша любовь, достижение блаженства должны доставлять такую боль? Ты единственная живая душа на этом свете, которую я люблю больше жизни!

Услышав последнюю фразу, Бесс удивленно воскликнула:

– Так ты… значит, ты меня любишь?

На искаженном страданием лице Алекса появилось печальное выражение.

– Я говорил тебе это, но ты, вероятно, уже уснула. – Сердце Бесс наполнилось радостью. Он улыбнулся. – Неужели, моя Бесс, я был так скучен, что тебе не оставалось ничего другого, как только клевать носом в моем присутствии?

Бесс понимала, что он просто поддразнивает ее, но была настолько взволнована, что не сумела сразу придумать остроумный ответ. Сегодня она могла говорить только правду.

– Я… боюсь, что твоя любовь доставила мне слишком большое удовольствие, Алекс, и я просто уснула, не выдержав второй любовной атаки. Ты был… великолепен.

Улыбка сползла с лица Алекса. Ее ладони лежали у него на груди, и Бесс почувствовала, что дыхание Алекса стало глубже и чаще. Она тоже возбудилась, и руки, как будто сами по себе, начали блуждать по широкой груди, путаясь пальцами в мягких завитках волос.

Крепко схватив ее за плечи, он остановил эти жадные ласки. Бесс в удивлении подняла на него взгляд. Темные, цыганские глаза Алекса блестели в свете побледневшей луны.

– Так ты хочешь еще любви, моя проказница? – сказал он сдавленным от желания голосом.

Хотя после первого любовного опыта прошло всего несколько часов, Бесс была настолько уверена в его желании, насколько чувствовала ждущую заполнения пустоту внутри себя.

– Да. И это держит меня в напряжении, – откровенно ответила она.

Он начал ласкать ее плечи. Рубашка, оказавшаяся зажатой между ними, когда они обнялись, упала на землю, обнажив при этом ее груди. Она увидела, как он возбудился при виде ее наготы, и его обожающий взгляд воспламенил Бесс. Она хотела – и еще как хотела! – чтобы он коснулся ее в самом сокровенном месте, вновь проделал все те греховные, но прекрасные вещи, что и раньше.

Руки Алекса скользнули по ее бедрам, она застонала, а он двинулся выше, пока обе полные груди не оказались в его ладонях, а подушечки больших пальцев на сосках.

– Уже поздно, Бесс. Время возвращаться в дом, – сказал он прерывающимся голосом. – Нам нужно вернуться в свои комнаты до того, как проснутся слуги.

– Но петух в деревне прокричал только дважды, – прошептала она, наклоняясь над ним и лаская его сосок между большим и указательным пальцами. – У нас достаточно времени, чтобы еще раз заняться любовью, не так ли? – Она прильнула к его губам и бесстыдно просунула туда язык, дразня и возбуждая Алекса.

Он на мгновение разорвал поцелуй, но губы их по-прежнему соприкасались.

– Но, может быть, на этот раз будет не так, как тебе хочется. Не так медленно и осторожно, – горячо прошептал он ей в губы.

– Я хочу тебя как угодно, милый. Мучительно застонав, Алекс поднял Бесс на себя и, расставив согнутые в коленях ноги, посадил так, что она почувствовала твердость его поднявшегося мужского естества. Теперь она сидела на нем верхом и ноги ее обвивали его талию.

– Но как же насчет раскаяния? Насчет Зака – прошептал он, по-прежнему почти касаясь ее жаждущего поцелуев рта.

– Для раскаяния у нас будет масса времени. Пусть день одолжит нам несколько часов. Эта ночь принадлежит только нам!

Возбужденный до предела, Алекс слегка приподнял Бесс, чтобы иметь возможность расстегнуть пуговицы панталон и освободить бедра. Получив свободу, тяжелый и горячий член уперся в ее тело. Она вспомнила, как ей было приятно, когда он ходил внутри нее, но, когда это случилось на самом деле, действительность оказалась намного приятнее, чем воспоминания. Руки Алекса были на ее талии, ее – на его плечах. Он направлял ее, и заданный им темп поднял Бесс на такие высоты чувственного наслаждения, о которых она не могла даже мечтать. В призрачной предрассветной тьме раздался ее торжествующий крик… смешавшийся, растворившийся в звуках ночи.

Бесс смотрела, как на каминной решетке горела ее ночная рубашка – почти символический акт. Кровавое пятно на ткани свидетельствовало о том, что она потеряла невинность. Бесс не жалела о том, что отдалась Алексу, она жалела о том, что обманула Зака. Оранжевые языки пламени, лижущие запачканную кровью рубашку, казалось, обвиняли ее в этом.

Она и Алекс украдкой вернулись в дом, когда небо только еще начало сереть. Он расстался с ней на верхней площадке лестницы, и каждый по своему коридору прошел в отведенную ему спальню. Бесс молила Бога, чтобы никого из них не услышали и не увидели. Она пугливо озиралась по сторонам, но не заметила никакого движения ни внизу лестницы, ни наверху, и такая тишина стояла еще по крайней мере четверть часа после их появления.

Теперь весь дом гудел звуками и был наполнен запахами утра. В этот промежуток она успела помыться холодной водой из стоящего на умывальнике кувшина и завернулась в одеяло. Сэдди принесет ей вчерашнее платье, выстиранное и выглаженное, но до этого Бесс нечего было надеть.

От ночной рубашки осталась только маленькая кучка золы. Бесс взглянула на погасший камин, и ее охватил озноб. Она скинула с плеч одеяло, скользнула под лежащее поверх кровати стеганое покрывало и натянула его до самого носа.

Ей было не по себе. Казалось странным, что ей так зябко сейчас, в теплой спальне, под теплым покрывалом, тогда как ночью, когда она лежала совсем голая и ее грел только Алекс, ей было совсем не холодно. Бесс улыбнулась и перевернулась на спину. Одна мысль о любимом сразу согрела ее. Она провела рукой по своему телу, воображая, что это он ласкает ее. Теперь-то ей известно, что значит быть любимой, любимой по-настоящему истинным мужчиной. Алексом. Единственным мужчиной на свете.

Но когда она представила себе предстоящий серьезный разговор с Заком, улыбка исчезла с ее лица. Они с Алексом коротко обсудили эту проблему по дороге к дому и согласились с тем, что Зак должен узнать об их влюбленности как можно скорее. И, разумеется, они не станут рассказывать ему о ночи любви, что явилось бы для него слишком тяжелым ударом. Ни Бесс, ни Алекс не хотели признаться в дурном поступке. Неважно, как сильно они любили друг друга, неважно, как сильно старались избежать того, чего, очевидно, избежать было нельзя, но оба они чувствовали свою вину в случившемся. Как печально, что столь прекрасные переживания оказались погубленными чувством вины, сожалением и беспокойством.

В последние несколько недель Бесс только и заботило ее влечение к Алексу. Она начала было подумывать о том, чтобы рассказать обо всем матери и попросить у той совета, и даже два раза намекала на этот предмет в надежде на то, что мать сама уже кое-что заметила. Но миссис Тэвисток отличалась крайней невнимательностью ко всем тонкостям отношений между окружающими ее людьми. И хотя она очень любила своих дочерей, ей явно не хватало глубины понимания, которое могло бы помочь угадать тот момент, когда им нужен был ее совет, а они стыдились либо боялись попросить совета сами.

Теперь же, когда отношения между ней и Алексом зашли столь далеко, Бесс не могла рискнуть сообщить матери обо всем, потому что, по всей видимости, миссис Тэвисток будет слишком шокирована и от расстройства ничего не сможет посоветовать Бесс.

Естественно, когда-нибудь все равно придется признаться, но открыться матери второпях казалось Бесс не очень умным.

Кроме того, чем она может обрадовать мать? Она не могла вместо новости, что не выходит замуж за Зака, преподнести ей известие о том, что выходит замуж за Алекса, потому что тот не просил ее руки! Нет, прежде чем довериться матери, ей придется подождать до тех пор, пока все не определится.

Дверь скрипнула, и, прежде чем войти, в образовавшуюся щель заглянула Сэдди. Бесс притворилась спящей. Было слишком рано для того, чтобы ее обнаружили бодрствующей. Она услышала, как шаркают туда-сюда по ковру башмаки Сэдди, потом дверь за ней потихоньку закрылась. Открыв глаза, Бесс увидела свое платье, висевшее на спинке кресла, стоящего возле камина. Торопясь встретить новый день, что бы он ей ни принес, она, собираясь встать, спустила было одну ногу с кровати.

Внезапно дверь опять тихонько открылась. Это вновь была Сэдди, одной рукой она прижимала к себе полено, в другой несла котелок с водой. Увидев проснувшуюся и собирающуюся слезть с постели Бесс, она замерла и вытаращила глаза.

– Что это вы уже встали, мисс? Я ведь не разбудила вас, а? Боже, девочка, да вы что, голая?

Торопясь прикрыться, Бесс юркнула обратно под покрывало.

– Отвечаю на все вопросы сразу, Сэдди. Да, я пыталась встать с постели, хотя еще рано. Нет, ты меня не разбудила, я проснулась сама. И да, я совсем голая.

Сэдди в удивлении подняла брови.

– Но в нижнем ящике гардероба есть ночная рубашка. Мне кажется, я сказала вам об этом вчера.

Бесс смотрела, как Сэдди положила растопку на кафельный пол возле камина, обошла все еще наполненную с прошлого вечера ванну с водой и поставила котелок на пол возле умывальника.

– Да, я помню. Ты очень заботлива, Сэдди, – ответила Бесс. – Мне жаль расстраивать тебя, но, когда я после ванны полезла за рубашкой, ее там не оказалось. Должно быть, я забрала ее домой. – Бесс говорила очень убедительно и даже насмехалась над служанкой.

Сэдди надулась и двинулась к гардеробу, очевидно намереваясь доказать свою правоту. Она открыла ящик и перерыла его, теряясь в догадках. Потом один за другим открыла все остальные и проверила их содержимое.

– Провалиться мне на этом месте, – наконец произнесла она. – Могу поклясться, что рубашка была в нижнем ящике. Я погладила ее не больше недели назад.

– Знаешь, иногда наша память оказывается не такой уж надежной, как нам хотелось бы, правда? – сказала Бесс, жизнерадостно улыбаясь. – Не ломай себе над этим голову. Сегодня слишком счастливый день, чтобы беспокоиться по пустякам. Мы должны благодарить Бога за Габби, не правда ли?

– Да, мисс Элизабет, слава Всевышнему! – ответила Сэдди с искренней улыбкой, складывая руки в молитвенном жесте. – Я уж не надеялась снова увидеть мисс Габриелл. На этот раз она действительно влипла в хорошенькую историю. По правде сказать, я была уверена, что если она поблуждает еще немного, то господа никогда не найдут ее в этих выработках. – Сэдди повернулась, нагнулась над растопкой и положила ее на решетку камина. – Слава Богу, что мистер Зак отыскал девочку. Без него, боюсь, она так бы и сгинула.

От этого откровенно высказанного напоминания о том, что они могли бы потерять Габби и сколь многим теперь обязаны Заку, Бесс поежилась. Правда, при мысли о том, что именно Алекс помог Заку и Габби выбраться в безопасное место, Бесс приободрилась. Объединенными усилиями они избежали горестной необходимости в этот прекрасный летний день готовиться к еще одним похоронам.

– Вы уже зажигали сегодня утром огонь, мисс? – внезапно спросила Сэдди, которая, разгребая оставшуюся на решетке камина золу, наткнулась на несколько горячих искр.

– Я? Да, разводила! – ответила Бесс. – Поскольку мне пришлось спать раздетой, я замерзла.

– А что же вы жгли, мисс? – с любопытством повернулась к ней Сэдди. – Тут ведь не было никакого топлива.

Бесс закусила губу. Она не предполагала, что Сэдди окажется такой дотошной. Эта женщина до тонкостей знакома с каждой деталью распорядка в доме, каким бы незначительным он ни казался Бесс. Таких вещей она не пропустит.

– Я взяла немного щепок на кухне, – солгала она. Потом, пока Сэдди не догадалась обследовать пепел и не заметила, что он сильно отличается от того, который был на решетке перед этим, Бесс вылезла из-под одеяла и голая встала перед ней. – Помоги мне одеться, Сэдди, пока я не замерзла до смерти, если тебе, конечно, не трудно.

Сэдди выронила кочергу, цыкнула и схватила одежду Бесс со спинки кресла.

– Боже мой, мисс, вы сегодня прямо какая-то бесстыдница!

Интересно, подумала Бесс, пока Сэдди через голову натягивала на нее сорочку, что бы ты сказала, если бы увидела меня сегодня ночью? И, сгоняя с губ легкую лукавую улыбку, она напустила на себя серьезный вид.

– Кто-нибудь уже проснулся?

На лице Сэдди появилось угрюмое выражение. Она сурово кивнула.

– После вчерашнего я не ожидала увидеть господ до полудня, но мистер Зак сидит в столовой. Расковырял все, что было на тарелке, но не съел ни кусочка.

Бесс пристально посмотрела в лицо Сэдди.

– Как он выглядит, Сэдди? Сердитый? Тебе не кажется, что он просто устал после вчерашнего? А может, заболел?

Сэдди взяла в руки желтое платье Бесс и опустила его пониже, чтобы та могла влезть ногами в юбку. Потом продела рукава в ее протянутые руки и, подняв платье на плечи, тяжело вздохнула.

– Не мое дело судить о настроениях хозяев, мисс. Но нет, он не болен. Похоже, он строит какие-то планы, если можно так сказать. Видимо, его напугало, что мисс Габби чуть не померла. Надеюсь, что он думает, как бы отгородить эти опасные рудники.

Пока Сэдди затягивала платье сзади, Бесс молча слушала ее. Она от всего сердца надеялась на то, что Зак решил заняться хозяйством. Она молила Бога, чтобы расстройство их помолвки не оказалось для него таким ударом, чтобы захворать или наделать глупостей.

У Бесс были более серьезные поводы для беспокойства, чем хозяйственные дела Зака. Главной ее заботой являлось, конечно, то, сохранится ли дружба Алекса и Зака после того, как правда выйдет наружу. Когда Зак узнает о том, что Бесс не любит его, что она принимала за любовь сестринскую привязанность, окажется ли он в состоянии принять ее в качестве жены своего брата? Бесс нахмурилась. Ну вот опять! Ведь хотя Алекс и сказал, что любит ее, он ни словом не обмолвился о свадьбе. Любовь и замужество. Они ведь неразделимы, правда? Во всяком случае, ей хотелось верить в то, что это так.

– Ну вот, мисс. Вы прелестны, как луговая! маргаритка! – отпустила Сэдди редкий в ее устах комплимент.

Бесс повернулась и взглянула на себя в зеркало, висящее над туалетным столиком. Даже со сбившимися после сна волосами она действительно выглядела свежей и сияющей. На щеках ее цвел румянец, глаза блестели. Ага, вот что может сделать любовь! – подумала она, стараясь придать копне своих волос болея или менее приемлемый вид. Если бы не мысль, что ее любовь к Алексу может причинить боль очень дорогому ей человеку, она была бы сейчас самой счастливой девушкой во всей Англии.