Пролог

Уйти вплавь от быстроходного спасательного катера-катамарана, оснащенного двумя мощными подвесными моторами по триста лошадиных сил каждый? Невозможная вещь, но попытаться стоит, решил он.

Шанс у него был. Свет полной луны не помогал, скорее, мешал находящимся на катамаране трем морякам заметить пловца на темной, мерно вздымающейся поверхности океана. А если кто-то из них вдруг и заметил бы его, то наверняка принял за призрак. Стали б они гнаться за призраком? Вряд ли. Здравомыслие бы возобладало.

Он набрал полную грудь воздуха, упрямо закусил верхнюю губу. И вода закипела под ударами сильных рук атлетически сложенного совершенно нагого юноши.

В стиле баттерфляй ему не было равных. Как, впрочем, вообще в способности чувствовать себя в океанской стихии как дома. Кроме него лишь несколько человек могли так же быстро плавать и надолго погружаться, внезапно скрываясь в случае необходимости под спасительной толщей воды. Эти люди – сородичи молодого атлета, представители племени морских скитальцев. Проплыть в открытом океане пару сотен миль для них сущий пустяк!

Все, чего хотел пловец, так это помешать окончательному разрушению своей родины. Хотя родины у него, если разобраться, и так давно нет, она исчезла с лица Земли. С лика великого Тихого океана.

Он быстро плыл, не переставая думать о катамаране, с которого мог быть замечен. Надо было во что бы то ни стало выиграть хотя бы фут, ярд, дюйм – сейчас или никогда! Выскочить из предательски расставленных сетей, предназначенных для торпед и для диверсантов-аквалангистов. Какого дьявола его занесло в этот опасный район?

Внезапно жесткий капроновый фал попал ему под самое горло, оцарапал кожу. В сознании как молния вспыхнула мысль о капкане. Что же теперь, смерть? Как бы не так, упрямо подумал пловец, он еще поборется и обязательно окажется победителем. Ах, как бы сейчас ему пригодился нож! Но, увы, замечательный швейцарский нож был им безвозвратно утерян, покоясь на океанском дне.

Черные как антрацит глаза отражали свет звезд и луны. Пловец замер, покачиваясь на волнах и сберегая силы. Петля на шее затягивалась все туже и туже…

Катамаран подошел ближе и остановился, узкий луч аккумуляторного фонаря шарил по черной воде. В полной тишине люди, находившиеся на его борту, всматривались в воду, и вот на мгновение взгляды юноши и военных моряков встретились.

Ненависть с одной стороны и изумление с другой – иных эмоций не было. Если неминуемая смерть, так уж лучше на песчаном дне, подумалось ему…

С трудом сорвав с шеи жесткую капроновую петлю, пловец беззвучно, с широко открытыми глазами провалился в холодную черную бездну… Из оскаленного рта не вырвалось ни единого пузыря воздуха.

Прошло некоторое времени, несколько долгих минут, пока люди на катере-катамаране пришли в себя и включили двигатели. Оставляя за кормой два фосфоресцирующих белоснежных буруна, катамаран понесся к виднеющемуся вдали тральщику ВМФ США.

Полная луна равнодушным светом заливала то ли место трагедии, то ли место встречи представителей человечества с одной из морских загадок. В самом деле, загадочного на нашей планете еще очень много, тем более в глубинах океана!

На тральщике их уже ждали, с правого борта сбросили закрепленный наверху и раскрутившийся при падении веревочный трап-лесенку, по которому моряки поднялись на палубу, затем туда же с помощью лебедки был поднят и катамаран.

Далее последовал доклад старшего из прибывших капитану о странном ночном происшествии. И вахтенный штурман занес в судовой журнал несколько коротких строк о наблюдении неизвестного объекта в непосредственной близости от района морских учений американского флота.

Вот только капитан приказал не указывать, что «объект» напоминал хорошо сложенного молодого человека, похожего на античного бога. Следовало забыть об этом, и все.

До ближайшего берега было порядка восьмисот миль. Судов, терпящих бедствие, как морских, так и воздушных, в районе учения не наблюдалось. Откуда было этому пловцу взяться?

Вахтенный штурман почесал затылок, надвинув фуражку на глаза, и захлопнул журнал. М-да, наверное, капитан прав, подумал он. Ведь адмирал, командовавший учениями, отличался крутым нравом и не жаловал подчиненных, рапортующих о всякой чепухе.

 

1

Научно-исследовательское судно с незамысловатым именем «Исследователь» – водоизмещение две с половиной тысячи тонн, порт приписки Галифакс, год постройки 1962-й – со скоростью четырнадцать узлов тащилось, пересекая Тихий океан, навстречу славе, почету, а может быть, и бесславию. Барометр падал, начинался шторм, кораблик постоянно зарывался носом в океанскую волну.

Пути в науке неисповедимы. Она, как известно, более похожа на девушку, только подошедшую к началу взрослой жизни, чем на женщину, умудренную жизненным опытом, и потому часто отдает предпочтение совершенно непредсказуемым вариантам.

Счастье открытия близко, но оно достается лишь тем, кто слепо доверяется тайне, кто верит в мечту. Вы скажете, опыт уберегает от опасностей и ошибок? Ни от чего он не уберегает, только тянет ко дну, как камень, привязанный к ногам пловца…

Любая женщина вам подтвердит, как трудно, а порой и невозможно стать возлюбленной мужчины, если нет ни навыка обольщения, ни тем более желания этот навык обрести.

А как было бы замечательно почувствовать себя Евой и соединиться с тем, о ком можно было бы думать, что он единственный и желанный!

Стройная блондинка лет восемнадцати с распущенными по плечам волосами, одетая в элегантное вечернее платье из голубого шелка, покинула шумное общество возбужденных вином людей, чтобы на пару минут заглянуть в помещение ихтиологической лаборатории.

Оно находилось неподалеку от кают-компании, было достаточно просторным, имело большие квадратные окна, а не маленькие круглые иллюминаторы, и из него постоянно доносился надсадный звук вентиляторов. Только так можно было спастись от постоянно присутствовавшего здесь тошнотворного запаха рыбы.

Этот незатейливый, но назойливый аромат главенствовал на «Исследователе», от него некуда было спрятаться, с ним можно было только мириться, но никак не воевать. Боже, как все-таки ужасен этот запах! – подумала блондинка.

В лаборатории в этот час было тихо, на потолке горели синие лампы дежурного освещения, окрашивающие все в странный фантасмагорический цвет.

Девушка бросила взгляд на прибор, стоящий на широком рабочем столе в окружении колб, реторт и пробирок, вставленных в специальные штативы, позволяющие им при качке оставаться на столе. В углу у входа дремал на полу судовой пес – пудель по кличке Чарли. Выражение блаженства на морде собаки свидетельствовало о том, что кок на борту судна – добрый и щедрый и что он любит животных. Заслышав сквозь сон человеческие шаги, пес вздрогнул и, не открывая глаз, засучил лапами. Наверняка ему снились сухопутные собаки, с которыми он дружил, и кошки, которых он гонял.

Так и есть, вздохнула девушка, оценив показания прибора. Придется забыть о празднике как минимум на четверть часа и спуститься в аппаратный отсек, обслуживающий изобретение ее отца, Кристофера Стемплтона, капитана судна и именинника, гордо восседающего в данный момент в кают-компании во главе праздничного стола.

У отца – юбилей, но график дежурств в лаборатории никто не отменял. Работа во время экспедиции всегда была напряженной. А в этой, самой малоисследованной части Тихого океана тем более каждая секунда эксперимента была на вес золота.

Блондинка вошла в небольшой тамбур и остановилась у массивной стальной двери, покрашенной серо-голубой эмалью. Кодовый замок долго не поддавался девичьим рукам. Пришлось потратить уйму времени, прежде чем он сработал. Тяжелая дверь дрогнула, легко пошла на хорошо смазанных петлях, отворилась. И Дайана, так звали девушку, взявшись за поручни, ступила на узкие и скользкие металлические ступени трапа, которые круто уходили вниз.

Сколько же раз она спускалась по этому трапу – сто, двести, триста? Кто только придумал эту пытку? Неужели мужчинам, которые проектировали это судно, не приходила в голову мысль, что в отсек когда-нибудь придется спускаться и женщине?

Ладно, обреченно подумала она, ничего не поделаешь, сама напросилась! Но ведь предупреждали же заботливые подруги, что в море будет очень тяжело и к некоторым неудобствам вообще ей никогда не привыкнуть…

Лампа в матовом колпаке у входа в трюм светила еле-еле, в полнакала. Надо будет обязательно сказать об этом дежурному электрику, решила Дайана. Стальные поручни холодили нежную кожу ладоней.

Впрочем, какую уж там нежную! Давным-давно, вернее, ровно через неделю после выхода в море, закончился крем для защиты рук от внешних раздражителей. Что тут поделать, если вокруг одна холодная и соленая вода?

Да, жаль, что нет перчаток, и как это она раньше не подумала переменить обувь? Вообще ходить по внутренним помещениям судна стоило бы в рабочей одежде. И лучше было бы иметь на ногах не изящные туфли на шпильках, а полотняные, рабочие, с пробковой подошвой. Их предпочитал носить на судне весь интернациональный экипаж – англичане, французы, поляки.

Правда, вечернее платье тоже мало подходило для подобного ночного променада. Тончайший голубой шелк не обрадуется встрече с мазутом или морской водой, пятна рыбьего жира не очень-то будут сочетаться с этим нежным материалом. Платье, между прочим, было куплено отцом в лучшем магазине Чикаго и подарено Дайане на восемнадцатилетие.

Конечно, жилая палуба, каюты и помещения научных лабораторий отличались ослепительной чистотой, команда на «Исследователе» была дисциплинированной и работящей. Но здесь, в трюме, у красивого шелка было много беспощадных врагов.

Да, и рукавицы! – подумалось ей. Обязательно надо будет взять в следующий раз у боцмана Фергюссона рукавицы или перчатки!

Всепроницающая влага и соль делали свое медленное зловещее дело, разъедая трубопроводы, сталь судовых конструкций. Сколько бы не тратил суровый боцман Фергюссон краски, стихия брала свое. Ремонт основательно потрепанного штормами судна обходился отцу в круглую сумму, и порой он обращался за финансовой помощью в федеральный Океанографический центр на Гавайях.

Профессора Кристофера Стемплтона уважали, ценили – ему никогда не отказывали. Сейчас «Исследователь» находился в прекрасном состоянии и был оборудован современной техникой, но, конечно, в сравнении с морскими круизными лайнерами казался утлым и малокомфортабельным суденышком.

Как только выдерживают шпангоуты и сталь обшивки бортов бешеные удары огромных волн? – удивлялась порой Дайана. Как жутко свистит в снастях и растяжках антенн ветер! Иногда ей было страшно смотреть, как зарывается в волну нос судна и белая пена заполняет все пространство бака.

Каждый раз, когда «Исследователь» вот так нырял, казалось, что судну не выровняться. Вот-вот сотни и сотни тонн морской воды ворвутся на жилую палубу, затопят все отсеки и заставят кораблик погрузиться в бездну, откуда нет возврата. И всех тогда съедят рыбы, какой ужас! – при этой мысли Дайана боязливо вздрагивала.

Боже, а как хорошо сейчас на берегу! – невольно думалось ей. Как счастливы люди, выбравшие для себя местом жительства не раскачивающуюся палубу, а земную твердь!

Дайана вспоминала широкие улицы ночного Гонолулу, разноцветные огни рекламы на фасадах красивых зданий, кроны высоких пальм, раскачиваемые ласковым ночным бризом. Резные пальмовые листья по особенному, таинственно шумели ночью и утром, хотя днем в их шуме загадки не ощущалось, – это был обычный шуршащий, привычный для человеческого уха звук.

Но ночью! Ночью звуки на берегу становились необыкновенными, неповторимыми, не то, что в море, где круглые сутки в ушах стоит однообразный свист ветра или плеск волн.

Как все-таки замечательно было в Гонолулу!

По ночам во влажной темноте парков и садов сладко пели тропические птицы, не обращая никакого внимания на музыку, доносившуюся из многочисленных кафе и ресторанов. А главное – земная твердь не качалась, не вздымалась и не проваливалась под ногами.

Лестницы в домах на берегу не были такими крутыми, как на судне, и не назывались коротким словом «трап». В широкие окна домов не вливались потоки холодной соленой воды, по коридорам отелей не бегали жуткие серые твари – крысы, и из каждого крана в душе ли, в умывальнике шла великолепная пресная вода, и никому в голову не приходило ее экономить.

И всегда под рукою были парикмахеры и портные, таксисты и менеджеры магазинов, готовые услужить, радушно бросавшиеся навстречу, стоило только появиться, войти в ярко освещенный зал. Меню в ресторанах не ограничивалось набором из пяти или шести блюд, свежие фрукты не хранились на льду, а просто срывались с дерева.

Вообще здорово, когда вещи не спрыгивают со стола на пол и когда пол не называется словом «палуба», двери сами собой не хлопают тебя по пальцам, кипяток не выпрыгивает из кастрюли, колбы и пробирки спокойно стоят на своих местах.

И как замечательно, когда карандаши, обычные карандаши, лежат себе преспокойненько на рабочем столе и не закатываются в такие щели, откуда их ничем не достанешь.

Да, как все же великолепно было на берегу! Что же еще хорошего осталось на суше? Конечно же еда. Прекрасные супы и салаты, паштеты, дичь, жареный картофель, бисквиты… Разумеется, рацион на борту «Исследователя» был разнообразен. Времена, когда моряки, да и пассажиры, на долгое время составившие им компанию, вынуждены были питаться исключительно солониной, давно канули в Лету. Судовой кок, кормя экипаж и ученых научной экспедиции, поистине проявлял чудеса кулинарного искусства. Но блюда, которые он готовил, неизменно рано или поздно повторялись. Разнообразие их в итоге было однообразным…

Осторожно поддерживая подол платья левой рукой, – не хватало только наступить на него и сорваться вниз, пересчитывая ступеньки! – Дайана продолжала осторожно спускаться по узкому трапу.

Неожиданно корабль сильно качнуло, видно, огромная волна резко положила его на правый борт. Ступени ушли из-под ног. Вцепившись в холодные поручни трапа обеими руками, бедная девушка с трудом сохранила равновесие. А судно вновь повалилось на борт – теперь уже на левый. Господи, когда же все это прекратится!

От качки ее сильно мутило. Боже, до чего мерзкое ощущение! Девушка даже застонала, на глаза навернулись слезы.

Неужели вновь приближается шторм, который будет длиться неделю или больше? В этой части Тихого океана штормы с такой продолжительностью – обыкновенное дело. А еще эти ненавистные тайфуны имеют привычку возвращаться!

Справиться с морской болезнью было выше ее сил. Дайана ненавидела проклятый океан с его бесконечной мертвой зыбью в тоскливую безветренную погоду, с ужасной качкой во время отвратительных штормов.

Сейчас он воспринимался ею как мертвое, безжизненное пространство, враждебное человеку. А бедные морские котики, несчастные пингвины и прочие обитатели этих гигантских водных просторов обречены проводить в столь ужасной среде всю свою жизнь! – думала она.

А киты? И охота умным животным заниматься любовью и размножаться среди внушающих страх и ужас, непредсказуемых волн?

Какое тупое однообразное движение свойственно этой огромной холодной стихии – вверх, вниз, вверх, вниз… На что это похоже и куда годится?!

Будь ее воля, Дайана с превеликим удовольствием осушила бы каждый дюйм земной поверхности и засадила бы его газонной травой. Или вообще с удовольствием заасфальтировала бы океан и другие моря!

Палуба вновь предательски ушла из-под ног. Боже, как тошно на душе! Хорошо хоть удалось спуститься.

Рука нашла на переборке выключатель, раздался щелчок, и узкий коридор осветился ярким светом электрических ламп…

Девушка двинулась по нему, по-прежнему держась за поручень, прикрученный к переборке. Правда, здесь он был не из стали, а из дерева. Рукам уже не казалось холодно. Под ногами расстилался зеленого цвета ковер в ржавых проплешинах, постеленный заботливым боцманом Фергюссоном. Но в данный момент она не в состоянии была оценить его стараний.

Тоже мне еще, удобства! – с иронией заметила Дайана и опять подумала, что действительно с удовольствием осушила бы эти бескрайние водные пространства. И не посмотрела б даже на то, что родной отец безумно любит море, совершил свои открытия в биотехнологии именно на море и всю свою жизнь вложил в это замечательное судно по имени «Исследователь». Оно такое знаменитое – ученые многих стран мира мечтают войти в состав экспедиции, работающей на нем.

Сам Жак-Ив Кусто, создатель всемирно-известного научного судна «Калипсо», несколько раз побывал на «Исследователе», нахваливал оборудование лабораторий и высказывал свою признательность отцу за его успехи в изучении океанской фауны. Дайана присутствовала при беседе двух авторитетных океанографов и хорошо запомнила слова, которыми отец и его важный гость характеризовали жизнь китов.

Похоже, что у людей, растрачивающих львиную долю сил на работе, вызывают бешеную зависть свободные как ветер киты, которые лишь пять процентов времени отдают поискам пищи, а остальную часть жизни проводят в чудесных играх среди волн, любят друг друга, выводят потомство, ведут нескончаемые беседы…

Зависть всегда толкает на преступление, вот люди и охотятся на китов.

Отец, как и Жак-Ив Кусто, мечтал выловить из океанских глубин какое-нибудь доселе неизвестное науке загадочное существо и, возможно, раскрыть с его помощью тайны эволюции. Это помогло бы победить старость и справиться со многими все еще неизлечимыми заболеваниями…

К сожалению, огромный резервуар с забортной водой – оригинальное изобретение отца – располагался на «Исследователе» куда ниже ватерлинии. Там же находились и мощные насосы, обеспечивающие эффективность его работы. Это и был тот самый аппаратный отсек, куда направлялась Дайана.

Посещения этой части судна становились для нее сущей пыткой, но приходить сюда было необходимо – именно в этот грандиозный резервуар попадали любопытные экземпляры, объекты для научных изысканий отца и его коллег-ихтиологов.

Обратного хода в океан из резервуара не существовало, сильные струи морской воды представляли собой надежную дверь этой оригинальной подводной тюрьмы.

Неутомимый «Исследователь», бороздя воды морей и океанов, собирал посильную дань. И десятки известнейших океанографических музеев мира были счастливы получить для своих экспозиций экземпляр-другой редко встречающихся видов рыб и морских животных…

Несколько минут тому назад специальные датчики, установленные на рабочем столе в лаборатории Дайаны, просигналили, что в резервуар попало сравнительно крупное животное, морской котик скорее всего.

Да кто бы там ни был, жалко беднягу! – подумалось ей. Сама она чувствовала себя вечно виноватой перед морскими созданиями, попадавшими в зону действия мощных насосов.

Вовсе не любопытство гнало ее заглядывать в этот чертов резервуар. А вина, острое чувство вины. Кого она недавно там, в судовой тюрьме, видела – дельфина, морского котика, песчаную или голубую акулу? Нет, последний раз там оказался осьминог, трогательный в своей беззащитности среди пластиковых труб, стальных клапанов и прозрачного стекла.

Дайана уговорила отца выпустить животное в океан, но, увы, стресс оказался для осьминога непереносимым испытанием. Он и убил его. Жалко? Еще как! Осьминог был так красив, а гибель его среди клапанов и насосов просто ужасна. Укоризненный взгляд бедного умирающего животного навсегда остался в ее памяти.

Итак, Дайана продолжала свой поход по длинному коридору. Запах машинного масла и мерный стук дизеля свидетельствовали о том, что она миновала машинное отделение. Будем надеяться, подумала девушка, что новый несчастный пленник пребывает в полном здравии.

Да, надо быть честной: она одна из тех, кто оказался виновником его случайного заточения.

Дайана училась на биологическом факультете Мичиганского университета и на «Исследователе» числилась старшим лаборантом. Приобщившись к программе решения одной из фундаментальных задач современной науки, она пыталась внести свою лепту в проект американских генетиков Крейга Виннера и Гамильтона Смита по созданию искусственных живых организмов, обладающих заданными свойствами. Простыми словами суть проекта не объяснить, да этого и не надо. Главное, что обо всем прекрасно знали руководитель экспедиции и его ассистент.

Этот узкий коридор и аппаратная резервуара находились в ее ведении. Отец частенько шутил, мол, это твой первый научный кабинет. Ничего себе кабинет: темно и сыро… Да и на душе тошно, оттого что в плен попадаются ни в чем не повинные морские создания.

А сама-то она кто, не пленник на этом судне? Без друзей, без подруг, в окружении взрослых и скучных людей. Каждый день Дайана вспоминала родной факультет и своих однокурсников, веселые вечеринки, шумный университетский городок…

Надо обязательно послать подругам радиограмму, напомнить о себе. Боже, тут станешь старухой, никакой парень на тебя потом не взглянет! В восемнадцать лет прозябать среди безбрежных океанских просторов, за что ей такое наказание?

Впереди, где коридор делал поворот, промелькнула небольшая тень. Что поделать, даже к подобным сюрпризам бедная девушка давно привыкла. На каждой стоянке в портах на борт «Исследователя» проникали крысы. Эти твари замечательно приживались на судне в хитросплетениях труб, кабелей, находили себе пропитание в провизионных кладовых и на камбузе, устраивали шумные бои между собой и свадьбы в закрытых от человеческого глаза укромных уголках и отсеках.

Обезображенные крысами экземпляры редких пород рыб и морских птиц, хранящиеся на судне в качестве будущих музейных экспонатов, стали главной причиной войны команды «Исследователя» с мерзкими и страшно прожорливыми тварями.

Джек Ван Столлен, океанограф из Амстердама и по совместительству таксидермист – специалист по выделке чучел, стараясь уберечь экспонаты, устанавливал хитроумные ловушки и петли. Но все было тщетно! Количество крыс не уменьшалось, они плодились не хуже кроликов, да и размерами зачастую не уступали им.

К чему же Дайана еще привыкла тут, на судне, кроме отвратительных тварей? Пожалуй, к полному отсутствию друзей. Флоренс, Кэтрин и Стивен – бывшие одноклассники, понимающие ее с полуслова, оказались теперь далеко. Не было рядом Питера, замечательного парня, обладающего потрясающим чувством юмора, умеющего танцевать спортивный рок-н-ролл.

Где-то там жил себе поживал Реджинальд Кларк, милый зануда в круглых очках, читавший ей стихи по любому поводу и без повода. Отсутствовала и Сьюзен Хиллоу, с которой можно было болтать о всякой чепухе до утра, потягивая из высоких стаканов апельсиновый или грейпфрутовый сок. Причем чудачка Сьюзен любила в свою порцию сока обязательно бросить щепотку имбиря или ванилина…

Кроме отца, Дайана ни с кем не могла поговорить по душам. Народ на судне относился к ней хорошо, тепло, по-доброму, и все же тоска по дружескому общению ее здорово донимала.

Да, на судне было немало молодых женщин, но они держались в стороне от скромной дочери начальника экспедиции, который одновременно являлся к тому же еще и капитаном.

И потом все они крутили романы на берегу, затем расставались со своими мужчинами и сходились с другими. В экспедиции же при случае только и говорили о своих победах, поражениях и впечатлениях. Рассуждая о мужских качествах, они порой называли вещи своими именами. Дайане, иногда невольно слышавшей это, почему-то становилось стыдно, и она краснела, вызывая у них понимающие улыбки. По ее представлениям каждая девушка должна иметь только одного жениха, а каждая женщина – одного мужа. Так что близких друзей у нее на судне не было.

Думая об этом, Дайана приближалась по коридору к аппаратному отсеку – водяной тюрьме, вслушиваясь в каждый звук, вглядываясь в любую движущуюся тень.

Отчего-то ей вспомнился первый день в море. Она тогда стояла на верхней палубе, борясь с начинающимся приступом морской болезни. О, это было такое мучение! Пес Чарли крутился рядом, весело заглядывал в глаза, высовывал розовый язык, словно приглашал: ну-ка, Дайана, побегай со мной! Как он может сейчас веселиться, неужели у собак такой выносливый вестибулярный аппарат?! – подумала она тогда.

Рядом с ней, неслышно приблизившись, остановился ассистент отца. Дайана не хотела никакой компании, а уж тем более общества молодого профессора Казимира Садовского. И совсем не потому, что тот обладал несимпатичной внешностью. Напротив. Этот человек выглядел весьма привлекательно: высокий, возраст – чуть-чуть за тридцать… Его густые светло-рыжие волосы всегда лежали так, словно он только что вернулся от парикмахера. У него был классически прямой нос, а его верхнюю несколько полноватую губу украшали тонкие фатовские усики, подчеркивающие чувственный рот и выразительной формы мужественный подбородок, раздвоенный, как у всех мужчин из рода Радзивиллов…

Профессор любил поговорить о своем благородном происхождении. И в первый же день своего появления на «Исследователе» развесил на переборках у себя в каюте свидетельства собственной исключительности – фамильный герб, генеалогическое древо, портреты прадедов и прабабок.

Каюта молодого ученого стала напоминать исторический музей и служила на стоянках судна в различных портах местом паломничества для дальних родственников, разбросанных волей судьбы по всему свету, а также клубом для обладателей славных аристократических титулов.

Дайана видела, как во время короткого пребывания в порту Бременсхафена в каюту Казимира Садовского величественно прошествовала прямая как палка – спина у нее не гнулась из-за наследственного артрита – княгиня Голицына, дальняя родственница знаменитой Пиковой Дамы.

– Неужели?! – удивлялся потом Казимир Садовский. – Вы, Дайана, такая умная и начитанная, такая очаровательная девушка, чьи ножки и ручки просто прелестны, не говоря уж о шейке и розовых ушках, и вы не знаете о Пиковой Даме? Я расскажу, обязательно расскажу! Короче, милая девочка, вы час назад видели в моей каюте историческую тень, Катрин Голицына свято хранит память о своей родственнице, которую описал великий русский сочинитель Пушкин. Вы читали что-нибудь Пушкина? Если хоть немного интересовались Россией, должны были читать…

Дайану раздражал тон, с каким все это говорилось. Казимир Садовский кичился своим превосходством во всем, своими историческими корнями, знаниями, родственными связями. Девушка хотела завершить тот разговор, тем более что ей было плохо, сказывалась впервые испытанная морская качка, но профессор Садовский не отставал. Он умел как-то настойчиво, по-светски прицепиться и гнуть свое, только свое…

Одним словом, Дайана услышала старинную историю о том, как некая княгиня Голицына, живя с мужем-дипломатом в Париже, проигралась в карты, и сумма была ох какая существенная! Признаться мужу в проигрыше княгиня не захотела, а прямиком отправилась к странному человеку, магу и волшебнику, как считали в свете, графу Сен-Жермену.

Граф воспользовался плачевным положением княгини, после чего открыл ей тайну трех карт. И она отыгралась, долг вернула, но после случившегося обрела прозвище Пиковая Дама. А еще…

– Еще, милая Дайана, княгиня подарила графу ночь любви, – сообщил сладким голосом Казимир Садовский, – наверное, оба остались довольны. Впрочем, об этом теперь никто не знает. Как бы мне заслужить ночь любви?

Помнится, Дайана тогда вспыхнула и воскликнула:

– Вы ошиблись, мистер Садовский, я не княгиня и в карты не играю!

А во время стоянки в порту Монтевидео в гостях у профессора побывала сама герцогиня Мария фон Раушен, урожденная Гогенцоллерн, единственный прямой наследник которой, по ее словам, жил в далекой холодной России, страдая от недоедания и наследственной аневризмы, перебиваясь время от времени переводами романов и журнальных статей.

Об этом наследнике, как о своем дальнем родственнике, Казимир Садовский тоже что-то рассказывал несчастной Дайане. Но она плохо слушала его, не вникая в довольно запутанные подробности жизни и судьбы человека ей совершенно незнакомого, живущего на другом конце света.

К чему все это? Ей неинтересны были слабые люди. Чем она могла помочь какому-то больному переводчику, тем более из непонятной, загадочной страны России. Наверное, там, среди снегов и льдов, в которые эта страна вечно закована, нашлась какая-нибудь добрая душа, которая полюбила и согрела неизвестно как оказавшегося на этих бескрайних просторах отпрыска немецкой кайзеровской династии…

Но вот что удивительно – молодой поляк-профессор с фатовскими усиками был замечательным ученым с хорошей репутацией в научной среде. Впрочем, на судне Казимир Садовский особо никого дружбой не удостаивал, а если с кем и общался, так это с ее отцом и судовым доктором Германом фон Клюве, которого в беседе иногда фамильярно называл просто бароном.

Дайане было приятно, что отца окружают высококлассные ученые-специалисты. А вот видеть зависть кое-кого из коллег в этом окружении по отношению к Казимиру Садовскому, когда два месяца назад тот вошел в состав научной экспедиции, работавшей на борту «Исследователя», было противно. До чего слабы люди! – поневоле думалось ей.

Да, этому человеку многое было известно о собственном происхождении, и он отслеживал свои корни, погружаясь аж в темные глубины средневековья. Кому какое дело? Как будто все эти недоброжелатели появились на свет из воздуха, и у них не было предков, живших в те же самые времена. Вместо того чтобы завидовать, попробовали бы лучше разобраться, кто и чем прославил их фамилию, а кто из предков для этого ровным счетом ничего для этого не сделал. Кому из прадедов и прабабок повезло в жизни, а кому нет… Надо сказать, что зависть коллег абсолютно не трогала профессора-аристократа. Он ее просто игнорировал. А хватка и опыт наследника Радзивиллов позволили привлечь для работы в морской экспедиции самых высоких профессионалов своего дела. Отец Дайаны это понимал и ценил усердие своего ассистента.

Но потом… Потом Казимир Садовский изъявил желание быть с девушкой в более интимных отношениях и стал напрашиваться на роль близкого друга. А ей это было совсем ни к чему, ну совершенно не нужно!

А уж в тот кошмарный момент качки ей тем более неприятно было находиться с ним рядом, ведь в желудке у нее творилось Бог знает что и сильно кружилась голова.

Поистине, нет ничего на свете страшнее морской болезни. Все, больше она никогда, ни за какие коврижки не согласится пойти в морскую экспедицию. Путешествовать можно на поезде, в автомобиле, на самолете, на океанском лайнере… Но на таком корыте, как «Исследователь», НИКОГДА!

Итак, профессор Садовский находился тогда рядом с ней на верхней палубе. А поскольку он стоял с подветренной стороны, сладковатый запах его ужасного цветочного одеколона «Сны Флоры» мешал дышать ей свежим морского воздухом. А когда Казимир Садовский прошептал ей на ухо пару шутливых комплиментов, она была готова умереть от ощущения мерзости и в желудке, и на душе.

Еще бы, ведь он совершенно не ко времени напомнил ей о еде! Глаза у девушки, по его мнению, были цвета свежего шпината. А цвет волос был подобен цвету зерен консервированной кукурузы, которую подавали за завтраком в кают-компании. Вот так, каких-либо более уместных сравнений у него не нашлось!

Да уж, после, сидя недалеко от него за столом, краем глаза она видела, что молодой профессор завтракал с удовольствием, улыбался и облизывался при этом как кот. Хотя и другие члены экспедиции и команды судна ели с аппетитом, словно всем было приятно издеваться над бедной девушкой. Брр, еда! Отвратительный запах еды! Зачем только Дайана вышла к завтраку?

Она возненавидела этого парня всего целиком, от расчесанной на прямой пробор светло-рыжей шевелюры и фатовских усиков до эксклюзивных кожаных башмаков ручной работы, сшитых на заказ.

Дайане хитростью едва удалось отделаться от него, она попросила принести из судовой библиотеки один из номеров журнала «Нейча», где была напечатана еще не прочитанная ею статья о загрязнении морей. И, когда он отправился выполнять это задание, еще пару минут постояла на шлюпочной палубе в совершенном одиночестве, наблюдая, как постепенно угасает на западе день. Да, тогда и ее собственная жизнь чуть угасла от мучительных приступов тошноты, подумалось ей.

Океан, как всегда суровый и бесконечный, не навевал веселых мыслей. Кроме того, перегнувшись через планширь, девушка скормила акулам то, что с трудом проглотила на завтрак. Как стыдно, как тошно, и нет никакого выхода! Хорошо еще, что один только Чарли оказался свидетелем ее слабости…

Неутомимый вертлявый верный дружок! Он все продолжал приглашать ее порезвиться. Но куда уж там! Не могла она с ним ни побегать, ни попрыгать, даже погладить его по влажной курчавой шерсти тоже не могла, не до того было…

Тяжело вздохнув, вытерев носовым платком губы, тщетно пытаясь избавиться от горького привкуса желчи во рту, девушка направилась в свою каюту. Как жить дальше, кому пожаловаться на ужасное существование в невыносимых условиях? – думала она.

Впереди предстояло еще несколько недель экспедиционных работ, нельзя было ссориться с коллегами отца и приходилось мириться с гастрономическими комплиментами Казимира Садовского и с запахом его одеколона. Но, главное, надо было терпеть дыхание океана и всю эту морскую жизнь. Кто сказал, что она полна романтики? Искренне жаль людей, которые всю жизнь проводят на воде.

На ужин тогда, в свой первый день в море, Дайана не вышла. Все торчала в своей крохотной одноместной каюте, страдала от приступов морской болезни и несносных запахов дожаривавшихся бифштексов, целый противень которых, как она сумела заметить, проходя мимо камбуза и невольно заглянув в открытую дверь, усердно готовил кок.

Из кают-компании до нее доносились веселые голоса, слышался смех отца. И она думала, что ее трудности – это все мелочи. Отцу врачи полгода тому назад поставили такой диагноз, что ему оставалось лишь одно – шутить и смеяться.

Конечно, он был сильным человеком, но понятно, что очередного сердечного приступа мог и не пережить. Его фигура мелькала день-деньской во всех помещениях «Исследователя», он постоянно совал свой длинный нос в работу научных лабораторий, его любили и уважали на судне все, зная, что профессор первым придет на помощь, поддержит хоть словом.

Кристофер Стемплтон много чего испытал в своей жизни, пока не получил мировое признание как океанограф и морской биолог. Дайана хотела жить так, чтобы доставлять отцу радость. Поэтому даже сегодня, в день его рождения, отлучилась из-за праздничного стола и как была – в вечернем шелковом платье и в туфлях на шпильках, – направилась в лабораторию, а оттуда в аппаратный отсек, чтобы определить, кто же на этот раз оказался в резервуаре? А что, если там латимерия или какая-нибудь другая ископаемая рыба, или же редкий экземпляр морского животного? Нет, конечно, такую драгоценность она не выпустит в океан. Для отца это будет хорошим подарком на юбилей.

Налегая всем телом на стальные рукоятки еще одной двери, Дайана завершила свой путь, сделала шаг через высокий комингс и вошла в тесный отсек аппаратной.

Здесь находился пульт управления гидравлическими насосами, средства радиосвязи с мостиком судна и иллюминатор, изготовленный по специальному заказу на военной верфи из сверхпрочного стекла. Сквозь него можно было заглянуть в резервуар из нержавеющей стали, предварительно щелкнув тумблером и включив подводный прожектор, освещающий изнутри эту огромную емкость с забортной водой. Что Дайана и сделала, привычно усевшись во вращающееся кресло перед пультом. Как всегда шумел вентилятор, исправно снабжая отсек свежим воздухом, пахнущим солью и йодом…

Вспыхнули мощные прожекторы, залили безжалостно ярким светом весь объем полости резервуара, даже высветили часть океанской бездны перед форштевнем корабля.

Увиденная через иллюминатор картина заставила девушку похолодеть от ужаса и судорожно схватить микрофон. Искаженным от страха высоким голосом она прокричала несколько слов…

Через минуту стальной трап наверху загрохотал от топота ног – на помощь к Дайане спешили люди. Узкий коридор наполнился взволнованными голосами, и первым в аппаратную шагнул сам Кристофер Стемплтон, капитан корабля и начальник научной экспедиции.

За все время своей научной деятельности известный океанограф никогда не сталкивался с тем, с чем ему довелось столкнуться сейчас. В подводной ловушке находился человек – совершенно голый парень! – вот кого увидел профессор.

Мощные насосы уже откачивали воду. Оператор, сменивший Дайану за пультом, приступил к разгерметизации резервуара. Девушка, смотревшая вместе со всеми в иллюминатор, была вне себя от волнения. Толща сверхпрочного стекла не исказила прекрасные – так ей показалось – черты лица молодого обнаженного пленника этой чертовой подводной тюрьмы. Он был великолепно сложен. На шее у него виднелся свежий шрам, очевидно, от соприкосновения с плавником двухметровой акулы, безжизненная туша которой также находилась в резервуаре, постепенно освобождаемом от забортной воды…

Что еще поразило девушку? На груди молодого человека висел медальон из серебристого металла, а сама грудь вздымалась. Как красиво, как мужественно она вздымалась! Пленник вдыхал воздух, подаваемый в резервуар…

А когда морской красавец открыл глаза и его ясный, осмысленный взгляд встретился со взглядом Дайаны, девушка потеряла сознание. Только благодаря коллегам по экспедиции, столпившимся в довольно тесном пространстве отсека у иллюминатора, она не упала, была подхвачена двумя из них и вынесена на верхнюю палубу, на воздух…

 

2

Профессор Кристофер Стемплтон ломал голову над загадкой, ответа на которую, вне всяких сомнений, пока не знал никто.

Откуда в океане, за сотни миль от ближайшей суши мог взяться загорелый молодой человек, внешне вполне напоминающий беззаботного калифорнийского поклонника виндсерфинга или активиста организации «Зеленый мир», борющегося за сохранность морей от загрязнения мазутом и другими нефтепродуктами? В телевизионных новостях то и дело можно было увидеть, как десятки таких бесстрашных парней на утлых ярко раскрашенных надувных лодках с моторами смело атакуют огромные танкеры, блокируют их на выходе из портов или же не дают им возможности встать под разгрузку.

Но все же, пожалуй, этот обнаженный и идеально сложенный молодой человек своим обликом скорее олицетворял некое подводное божество. Да-да, несомненно, он напоминал Морского Бога. Именно таким профессор представлял себе в далекой юности древнегреческого Посейдона. Его самого, известного ученого-океанографа, природа не наградила выдающимися физическими данными. Он был так худ, что ребра можно было пересчитать, и, вдобавок к этому, имел еще язву желудка, да и сердце, как уже предупредили врачи, никуда не годилось…

Ладно, достаточно лирики, сказал себе профессор. Реальная жизнь ставила конкретный вопрос: каким образом этот юноша мог выжить в холодной, даже ледяной воде и оказаться в подводной ловушке «Исследователя»?

Спустя час произошедшее все еще продолжало восприниматься профессором как глава из фантастического романа, прочитанного в детстве! Но надо было верить своим глазам, вот он, ночной гость, уже экипированный, сидит за столом в капитанской каюте и с удовольствием поедает сандвичи, запивая их крепчайшим кофе.

Боцман Фергюссон, потревожив свои запасы, выдал юноше нижнее белье, матросскую робу и штаны, а также новенький свитер из комплекта одежды для палубной команды и башмаки. Немного странным был этот боцман – появление пришельца из океанских глубин совсем не удивило его. На судне рассказывали, как однажды, в каком-то из портов Южной Америки, он купил лотерейный билет, выиграл пару сотен тысяч долларов и, получая выигрыш, сказал с грустной улыбкой:

– Я всегда надеялся выиграть в лотерею. Но только не пару сотен тысяч, а миллион. У меня сегодня печальный день.

Да, какой все-таки невозмутимый этот наш старина Фергюссон, отметил про себя профессор, продолжая с удивлением наблюдать за происходящим.

В отличном физическом развитии гостю нельзя было отказать – даже под толстым шерстяным свитером угадывалась мускулатура. Шрам на шее опасности для жизни не представлял, белый лейкопластырь, которым он теперь был заклеен, к тому же еще и подчеркивал бронзовый оттенок кожи.

Профессор лично обработал рану и не обнаружил ничего необычного в устройстве дыхательных путей юноши. Не было никакого намека на жабры, и не осталось ни ссадин, ни потертостей от ремней, которыми обычно крепится акваланг.

Отсутствовали также малейшие признаки истощения и явные симптомы серьезных внутренних болезней. Но полное недоумение у Стемплтона вызывала… стрижка незваного визитера из океанских глубин. Казалось, тот совсем недавно побывал у парикмахера. Эта небольшая подробность заставила профессора выстраивать версии, причем одну фантастичнее другой. Но ни одно из этих предположений ровным счетом ничего не проясняло, а могло лишь завести в опасный лабиринт, кончавшийся тупиком. И профессор поспешил вернуться к привычному для научного работника анализу физических данных загадочного «трофея».

Он отметил, что у находящегося перед ним молодого человека, как и у всех отличных ныряльщиков и пловцов, необыкновенно хорошо развита грудная клетка и мускулы шейного отдела. Что его черные волосы вьются, скулы – высокие, профиль – гордый, независимый… Руки же сильные, ладони – широкие, крепкие.

Красавец, да и только! – невольно подумалось ему. Интересно, что там изображено у него на медальоне, висящем сейчас поверх свитера? Ах да, кажется, тонкий женский профиль. Вероятно, это возлюбленная Морского Бога…

На рабочем столе перед сбитым с толку профессором лежали сводки, полученные из всех ближайших портов, от авиадиспетчеров, от представителей военных служб флота и от береговой охраны двенадцати стран мира.

Но ничего нового они не содержали, а лишь подтверждали то, что было известно и до их поступления. В самом деле, судов, как морских, так и воздушных, в районе загадочной находки на тот период времени не было, бедствия никто не терпел, маломерный флот также отсутствовал, поскольку в этой части Тихого океана всегда скверная погода.

Что еще? Здесь не проходят маршруты контрабандистов, торговцев наркотиками, сюда не суют носа любители ставить рекорды по одиночному плаванию под парусом или на веслах.

Однако Кристофер Стемплтон прекрасно знал, что «Исследователь» находился в районе военно-морских учений флота США. Командовавший ими адмирал Джордж Миднайт был старым другом профессора и с минуты на минуту должен был выйти на связь.

Оставив загадочного гостя доедать сандвичи под присмотром боцмана и еще двух человек из команды, профессор поспешно покинул свою каюту и прошел в ходовую рубку. Это было сделано как раз вовремя.

– Сэр, на связи адмирал Миднайт, – оповестил вахтенный начальник, передавая профессору микрофон.

И вот в динамике раздался хорошо знакомый грубый мужской голос:

– Приветствую, Крис! Что за тревога у тебя на судне? Пожар, два пожара или одна свадьба?

Кристофер Стемплтон по возможности кратко и четко обрисовал ситуацию.

В ответ из динамика послышался смех. Судя по всему, адмирала забавляло услышанное. Еще бы! – подумал профессор. Это вполне естественно, что старый морской волк Джордж Миднайт воспринимает произошедшее, лишенное какой бы то ни было логики, не иначе как фантастический бред!

– Крис, кажется, твоя дочь нашла себе жениха, это ее девичьи сны материализовались!

Впрочем, подожди-ка, в ночном докладе с тральщика «Луизиана» говорится о какой-то чертовщине. Кого-то они там заметили в воде, кажется человека, но потом быстро потеряли из вида, поскольку все происходило ночью. В общем, толком, как и ты, тоже объяснить ничего не смогли. Хотя, думаю, к твоему случаю это не имеет никакого отношения. Тральщик в пяти часах хода от вас. Человек не в состоянии развивать такую скорость вплавь. Может быть, он свалился с неба?

Вновь послышался адмиральский смех.

Ничего на самом деле смешного тут не было! Профессор не исключал возможности, что юноша и впрямь свалился с неба, – этот район океана служил местом затопления для отработавших свой ресурс космических кораблей и орбитальных станций.

Все это могло случиться, например, с каким-нибудь из космических экипажей… Сводки об этом молчали, но уж очень хотелось дать логичные объяснения таинственному феномену.

И ни в коем случае нельзя было поступить так, как советовал ассистент Казимир Садовский, а именно изучить находку на лабораторном столе, как это обычно бывало с редкими экземплярами рыб или морских животных, пойманными в океане. Хоть он и опытнейший специалист-океанограф, последовать его гнусному совету мог только бесчувственный робот, не имеющий представления ни о гуманности, ни о человеческой порядочности!

Профессор, рассвирепев, просто выгнал Казимира Садовского из своей каюты, не желая продолжать бессмысленный и чудовищный разговор.

Но ответ на загадку надо было все же найти. Что делать, от кого ждать помощи?

– Джордж, что все-таки делать, как ты думаешь?

– Крис, мой совет, – серьезно и твердо сказал адмирал, – развяжи своему гостю язык. Дай ему виски или джина, или что он там предпочитает… А если он такой молчун, что и после этого ничего не скажет, запри его в одной из кают и сдай потом на берегу портовой полиции. Уверен, там от него сумеют получить всю интересующую тебя информацию. Спокойной ночи и конец связи!

Когда Дайана у себя в каюте окончательно оправилась от обморока, встала и оделась, часы показывали далеко за полночь.

На судне стояла мертвая тишина, был остановлен главный двигатель, лишь глубоко под ногами, в железных недрах, глухо стучал дизель-генератор, вырабатывавший электричество. Девушка поднялась на мостик, прошла мимо ходовой рубки.

Приоткрыв дверь в отцовскую каюту, она увидела картину, которую ни за что не смогла бы себе вообразить.

За столом, откинувшись на спинку стула и свесив голову на грудь, спал совершенно пьяный капитан «Исследователя», перед ним стояла изрядно опустошенная бутылка джина и пара пустых стаканов. Кругом были разбросаны бумаги.

По другую сторону стола сидел таинственный гость, бывший узник подводной ловушки. Он с нескрываемым любопытством наблюдал за происходящим, продолжая не спеша пить кофе и уплетать бисквиты, запас которых на судне, похоже, подходил к концу.

Дайана бросилась к отцу, дернула его за рукав, пытаясь разбудить.

– Н-нич-чего не п-понял… – пробормотал тот, на мгновение открыв глаза, после чего навалился грудью на стол, подложив под голову руки, и опять уснул.

Боже, зачем это он? – испуганно подумала девушка. А как же сердце? А язва желудка?

– Эй, как вас там! – решительно крикнула она незнакомцу, самостоятельно пытаясь вытащить отца из-за стола и приподнимая его. – Помогите мне!

Юноша сразу же оказался рядом, отстранил ее, легко поднял профессора со стула и сказал:

– Берите за ноги, так вам будет легче… Куда нести?

– Направо, в угол… – ответила она, подхватывая отца под колени и кивком указывая туда, где за отодвинутым коротеньким занавесом ждала своего хозяина отделанная красным деревом капитанская койка.

Когда с их помощью благополучно уложенный на свое спальное место исследователь океанских глубин отвернулся к стенке и продолжил пребывание в объятиях Морфея, оба они оказались стоящими друг перед другом. Молчание было недолгим. Первым его нарушил незнакомец, спросив:

– Ты кто?

– Я – Дайана Стемплтон, – ответила девушка, завороженно глядя в глаза незнакомца.

– Значит, ты дочь профессора Стемплтона. Он мне представился…

– А ты ему?

– А я ему – нет… Он пытался поговорить со мной по душам, но избрал весьма сомнительный способ. И вот результат… – Юноша кивнул в сторону спящего капитана. – Но тебе я назовусь. Мое имя – Зигфрид. Я буду разговаривать только с тобой, потому что ты спасла мне жизнь. Стоило тебе появиться перед иллюминатором и заметить меня несколькими минутами позже, моего искусства задерживать дыхание не хватило бы на большее время.

– Значит, не зря я не переобулась и не сняла вечернего платья, – сказала она, улыбнувшись.

– Вот! Ты успела спасти меня, да еще и позволила полюбоваться на твою прекрасную одежду! – Глаза молодого человека смотрели весело и приветливо.

Хорошо, конечно, что он доброжелателен, подумалось ей. Но зачем так пристально смотреть на мою грудь? Да он, похоже, ничем не отличается от нахалов в университетских кафе, вот так же нагло разглядывающих девчонок. Ладно, пусть смотрит.

– Кто ты? – спросила Дайана, все еще продолжая ощущать нереальность происходящего, однако не смущаясь из-за нескромного взгляда юноши. – Как ты оказался в океане, как выжил, проведя столько времени под водой?

– Я назвал тебе свое имя. Я Зигфрид. Остальное никого не должно интересовать. Скажи, твой отец, он что, алкоголик? Почему его так тянет на выпивку?

– А вот это не должно интересовать тебя! У папы вчера был день рождения, а ты своим появлением задал такую загадку, что…

– Надеюсь, она так и останется для всех вас неразгаданной. Я не намерен посвящать в свои тайны посторонних лиц! – отрезал он. – И к утру меня на борту вашего судна не будет! А тебе, я вижу, нравится смотреть мне в глаза. Что ты молчишь? Скажи что-нибудь. Поверь, я выслушаю тебя очень внимательно.

Как завороженная, Дайана стояла молча и наблюдала, как двигаются красиво очерченные губы молодого человека. Ей никогда не доводилось видеть таких фантастических глаз. Только что они были безмятежно голубые, но вот потемнели, стали темно-синими. И незаметно превратились в черные-черные, как небо над океаном в безлунную ночь.

Может быть, ночной гость разозлился на нее? За что? В чем она провинилась? Да если бы не изобретение отца, выловившее из океана этого юношу, он, вполне возможно, достался бы прожорливым акулам на обед.

Словно угадав мысли девушки, гость осторожно коснулся пластыря на своей шее и пояснил:

– Это сделали люди.

– Так кто же ты? – тихо спросила Дайана. – Скажи мне, я ни с кем не поделюсь твоей тайной.

Во взгляде ее прочитывалась тревога и забота… Кроме того, ей очень нравился этот высокий и веселый парень в колючем шерстяном свитере, в полотняных штанах и грубых башмаках на пробковой подошве.

Казалось, перед ней стоит персонаж из романа о стародавней жизни, когда по морям стремительно ходили чайные клиперы, а девушки в портовых тавернах распевали трогательные песенки о мужественных моряках, сгинувших без вести в бушующих волнах. Он был красив, этот нечаянный гость…

Интересно, а я ему нравлюсь? – подумала Дайана.

Молодой человек, словно в ответ на безмолвный вопрос, встал, сделал широкий шаг вперед, нагнулся и поцеловал ее в губы. И она неожиданно для себя ответила на его поцелуй. Боже, что я делаю! – тут же испугалась бедняжка. Хорошо, что отец спит и не видит всего этого безобразия.

А, собственно, чего он не увидел? – спросила она себя тут же. Что его дочь ни с того ни с сего вдруг прильнула к незнакомцу, дала ему обнять себя за плечи? Ответила на поцелуй, сама того не ожидая?

Да, впервые в своей жизни Дайана позволила своим губам, своему языку соприкоснуться и слиться в поцелуе с губами мужчины. Поэтому, отпрянув от него и переведя дыхание, на долю секунды она удивилась собственному поступку. Произошло нечто из ряда вон выходящее, то, во что трудно было поверить!

От него пахло кофе и бисквитами, но впервые за все время нахождения Дайаны на «Исследователе» запах еды не вызвал у нее отвращения. Она вновь обхватила плечи юноши, приблизившегося к ней, и прижалась к нему – это случилось как-то само собой…

Колючий свитер обжег нежную кожу щеки Дайаны, ее вздымающаяся грудь ощутила необыкновенное тепло сильного мужского тела. Они снова начали целоваться. Отец спал лицом к стенке.

Хорошо, однако, что он не был свидетелем этих безумных поцелуев и вообще не видел, как его дочь ведет себя с незнакомцем и что позволяет проделывать с собой. Но утром, подумала Дайана, надо будет обязательно высказать отцу все, что она думает о его безобразном поведении. Пить джин с больным сердцем?! Что он делает?!

Ладонь юноши осторожно опустилась на бедро Дайаны, и мысли девушки смешались. Оказывается, прикосновение мужской руки способно вызывать такие глубокие ощущения, что словами этого не высказать, хочется ответить лаской… И руки Дайаны осторожно погладили плечи и спину юноши. Боже, в ответ странный гость дотронулся до ее груди и коснулся губами шеи.

Не может этого быть! На студенческих вечеринках молодые люди, танцуя, тысячу раз дотрагивались до ее бедер, гладили спину и даже произносили ничего не значащие глупые слова. Но только прикосновение этого незнакомца так возбудило ее, что заставило думать о нем, как о мужчине, которому она разрешила бы все…

В дверь осторожно постучали, и Дайана с сожалением оторвала свои губы от нежного и требовательного рта молодого человека, с трудом сделала шаг назад. Сказка кончилась, в действие вступал распорядок судовой жизни.

В каюту вошли Казимир Садовский и судовой врач Герман фон Клюве. В коридоре за их плечами виднелись фигуры нескольких матросов.

– Молодой человек понимает английский язык? – спросил Казимир Садовский и, пытливо всматриваясь в лицо таинственного гостя, с удовольствием констатировал: – Думаю, понимает. Тогда вот что, прошу вас следовать за мной. Вам приготовлено спальное место в судовом лазарете, врачу отданы соответствующие распоряжения. Пара успокоительных таблеток улучшит ваше самочувствие после стресса. Кроме того, вы подверглись длительному переохлаждению, да и разница давления в подводном резервуаре и здесь – не подарок для человеческого организма. Впрочем, как и для любого другого организма тоже… – Казимир Садовский смотрел на юношу так, словно видел в нем жалкое лабораторное животное, обреченное терпеть пытки экспериментатора. – Словом, мистер, не знаю вашего имени, прошу! Надеюсь, металлические решетки на окнах лазарета не испортят вам отдыха. Считайте их живописной деталью интерьера. Барон, проводите гостя!

Дайана наблюдала, как Зигфрид, кивнув ей на прощание, шагнул в коридор, сопровождаемый доктором фон Клюве. Матросы расступились, но их напряженные фигуры и сжатые кулаки говорили о том, что они готовы к разного рода неожиданностям и отлично проинструктированы ассистентом отца.

Дурак все-таки этот гнусный Казимир Садовский! Какие у него неприятные глаза. А усики?! Ему бы только стоять в белом клеенчатом фартуке у лабораторного стола и исследовать внутренности морских котиков, подумалось ей. Ах, с каким бы удовольствием она шлепнула его по напыщенной, высокомерной физиономии!

Войдя в свою каюту и захлопнув дверь, Дайана включила верхний свет и подошла к зеркалу. Надо же, она целовалась только что… И с кем? Она сама не знала! Целовалась этими самыми губами. Вот эту щеку ожег грубый свитер юноши, вот этой груди он коснулся…

В зеркале отражалась славная восемнадцатилетняя девушка с восторженными, счастливыми глазами.

Дайана неплохо выглядела в джемпере крупной вязки и темно-синих джинсах. У нее были узкие плечи, широкие бедра и высокая грудь. Неужели она действительно понравилась загадочному Зигфриду? Он поцеловал ее так сильно и, одновременно, ласково, что память об этом поцелуе будет жить до утра или еще дольше.

Нет, сегодня ночью она не уснет. Прикосновение сильных мужских рук к бедрам заставило ее думать о том, что обыкновенно зажигало румянцем щеки, наполняло все тело волшебным огнем, вынуждало сильнее биться сердце и толкало к поступку, в совершении которого она никогда никому не призналась бы даже под пытками!

В каюте было тепло, но не душно. Щелкал пар в радиаторе. Девушка подошла к открытому иллюминатору. Океан постепенно успокаивался, шторма, похоже, не будет. Хотя водная стихия бывает непредсказуема…

Удивительное дело, но сейчас ее организм совершенно не протестовал против бортовой качки. Не было ни малейших признаков тошноты, голова оставалась ясной, а главное, страшно хотелось есть!

А вот спать Дайана не могла. Казалось, в теле и в душе возникли загадочные источники энергии. Да ты, похоже, сошла с ума, влюбились в парня со дна океана! – неожиданная мысль вызвала у нее улыбку.

Девушка вышла из каюты и по жилой палубе добралась до камбуза. Но, разумеется, ни кока, ни его помощников она в это время там не обнаружила. На выключенной электрической плите стоял кофейник, полный живительного напитка, в шкафу нашлась пачка печенья…

Девушка снова улыбнулась, вспомнив, как один за другим поглощал бисквиты ее новый знакомый, налила себе кофе в кружку и с удовольствием перекусила.

Возвращаясь в свою каюту, Дайана специально прошла по коридору правого борта, потому что там располагался судовой лазарет, где отвели спальное место для Зигфрида. В прорезях вентиляционной решетки на его двери виднелся яркий свет, раздавались глухие голоса. Что-то бубнил судовой врач Герман фон Клюве, ему фальцетом вторил надменный потомок Радзивиллов.

Упрямый Казимир Садовский, вот ведь не даст человеку покоя, подумала Дайана и поспешила к своей каюте. Решив все же лечь в постель и обдумать хорошенько то, что случилось на судне и произошло с ней самой.

Мысли в голову приходили самые замечательные, хотелось смеяться и делиться с кем-нибудь хорошим настроением. Но с кем? Подруги далеко, а если бы и были близко? Нет, никому она ничего не расскажет, ни с кем делиться не будет. Эти переживания – все ее богатство, ее сокровища!

Но прежде чем лечь, Дайана в халате прошла в душевую для персонала лабораторий.

Там, раздевшись, встала в узкой кабинке под прохладные струи пресной воды, затем с удовольствием растерла тело широким махровым полотенцем. Она желанна, она понравилась юному Зигфриду, чудесному загадочному юноше! Жизнь прекрасна и полна неожиданностей!

Вытянувшись потом у себя в постели на белоснежной простыне, девушка моментально уснула под теплым пуховым одеялом, так и не успев как следует обдумать события прошедшего дня.

В эту ночь прежде невыносимая океанская зыбь явилась для Дайаны замечательным снотворным, а плеск волн – сладкой колыбельной мелодией.

Зато мир сновидений оказался слишком живописным и чувственным. Фантастически красивые рыбы выплывали из океанских глубин и прикасались своими нежными плавниками к телу обнаженной Дайана, медленно плывущей по лунной дорожке к острову, возвышавшемуся над поверхностью океана. Как приятно, думалось ей, находиться в воде без купальника, столько удовольствия отнимает даже крошечный бикини.

В ушах звучало удивительное пение ночных птиц, упоительная музыка, несущаяся с неба. Девушка ощущала волшебное тепло, наполняющее все тело, жар в самом низу живота, и в голову ей приходили совершенно сумасшедшие мысли о невероятно-прекрасном будущем.

Трудно было возвращаться в действительность после такого сна.

Утром, проснувшись и встав, Дайана первым делом посмотрела в иллюминатор и увидела вполне привычную картину: океан неутомимо перекатывал свои волны. Однако их вид теперь не казался ей скучным и однообразным. Девушка заметила, что волна волне – рознь, каждая обладает собственным характером, отличается от своих сестер высотой, цветом… Рваные низкие облака неслись к западу, воздух был насыщен запахом йода и соли.

Можно было наблюдать за этим движением стихий бесконечно долго, так была величава и прекрасна водная равнина, так было прекрасно и величественно небо. И почему только она не обращала раньше на это никакого внимания?

Боже мой, какая дура! – подумала она о себе. Палуба ходит ходуном под ногами, и ничего страшного в этом нет. Напротив, как это здорово! Так что пусть подруги, оставшиеся на берегу, завидуют ей. Разве можно сравнить пыльные шумные города с бесконечной свободой и покоем, которые всегда ощущаются в океане? Как прекрасна энергия, заключенная в волнах, как бесстрашны птицы, живущие сразу в двух стихиях, морской и воздушной! Спасибо Зигфриду, он помог открыть ей секрет: океан это любовь!

Отец к завтраку не вышел, потребовал по телефону, чтобы принесли к нему в каюту только кофе и минеральную воду. Боцман Фергюссон, снявший трубку, только хмыкнул и порекомендовал присовокупить к минеральной воде тоник и небольшую порцию джина.

За завтраком в кают-компании наблюдательная Дайана обратила внимание на красные, усталые глаза судового доктора фон Клюве и уже было обратилась к нему с вопросом о самочувствии таинственного пловца, в авральном порядке вызволенного вчера ночью из резервуара, как в дверях появилось и исчезло лицо Казимира Садовского. Вернее, сейчас это трудно было назвать лицом. Перекошенную физиономию молодого профессора с багровым, здоровенным синяком под левым глазом, – вот что увидела в дверях кают-компании удивленная Дайана.

Ничего себе!

Кто же этот герой, так замечательно поставивший на место океанографа-аристократа? Неужели произошла драка между заносчивым главным ассистентом и кем-либо из состава экспедиции или команды? А как же дисциплина на научно-исследовательском судне? А как же субординация? Да уж, нечего сказать, странная новость!..

Дайана продолжала доедать омлет с ветчиной, обдумывая случившееся. Но вдруг Герман фон Клюве торопливо выпил свой кофе и, отодвинув чашку, постучал по ней чайной ложечкой, требуя внимания. Затем он поднялся из-за стола.

– Леди и джентльмены! – обратился он к продолжающим завтракать начальникам служб и лабораторий. – Сегодня мне понадобятся помощники. В одиннадцать тридцать в помещении лазарета будет проводиться полостная операция на объекте «Морской Бог». Цель операции, о которой вас ранее поставил в известность коллега Садовский, прежняя, но есть и новые детали. Прежде всего нам надо проникнуть в помещение операционной. Двери наглухо заблокированы объектом. Боцман Фергюссон, приготовьте топоры и лом!

– Послушайте, что происходит на судне!? – внезапно раздался звонкий девичий голос.

Дайана вскочила из-за стола и опрометью кинулась в отцовскую каюту. Взлетев белкой по трапу, она миновала штурманскую рубку и взялась было за дверную ручку, но была остановлена Казимиром Садовским.

– Профессор просил никого не впускать к нему, – объявил он строго. – Простите, мисс Стемплтон, но я выполняю приказ старшего по должности, ученому званию и, наконец, по возрасту. Не беспокойтесь, с вашим отцом пока что все в порядке, просто некоторые события заставили его понервничать. Сами понимаете, какое у него сердце. Тем более что он злоупотребил спиртным…

Дайана не знала, как поступить. С одной стороны, она прекрасно все понимала, с другой… Все-таки на судне произошло чрезвычайное происшествие и капитан обязан быть в курсе.

Казимир Садовский втянул ее за рукав в штурманскую рубку, дверь которой находилась рядом.

– Прошу вас, присядьте и успокойтесь! – Он почти насильно усадил девушку в кресло, привинченное к палубе. – Должен вам сказать, что главой экспедицией я временно, до окончательного выздоровления вашего отца, назначил себя. Развитие событий таково, что руководить как учеными, так и судном должен молодой энергичный человек, способный принимать решения. Я имею в виду себя. Своим помощником я назначил мистера фон Клюве.

– Что случилось с вашим лицом, мистер Садовский? – спросила Дайана, видя, как трудно новому начальнику двигать губами разбитого рта.

Единственный глаз ассистента – второй окончательно заплыл – посмотрел на девушку испытующе.

– А что вы сами об этом думаете?

– Полагаю, наш гость победил вас по всем статьям. Бой был честным?

– Относительно чего честным? Трое матросов после этого не вышли на вахту – у одного сломана ключица, у двух, кажется, проблемы с ребрами. Малый не промах в ближнем бою, но, думаю, мы заставим его быть благоразумным. Хотя объем головного мозга у него явно не больше, чем у морского котика!

– А не стыдно ли так вам обходиться с гостем? По-человечески ли это – напасть на одного вчетвером? – с возмущением спросила девушка.

Казимир Садовский, скривив разбитые губы, попытался улыбнуться.

– С каким таким гостем?! В распоряжении нашей экспедиции оказался уникальный экземпляр некоего морского животного, Вот и все!

– Доказательства? – прошептала Дайана. – Какие у вас доказательства, мистер Садовский?

Самозваный начальник приосанился и увлеченно, с блеском в глазу заговорил:

– Мисс Стемплтон, на кровь этой таинственной особи, как мы убедились, не реагируют акулы, его кожа и внутренние органы наверняка устроены так, что низкие температуры им не страшны. Кроме того, любопытно взглянуть на его печень и ушные перепонки.

– Да как вы можете!

– А каково устройство его глаз? – словно не слыша ее, продолжал Садовский. – Они меняют свой цвет в зависимости от настроения, то есть от психологического тонуса организма! Вы когда-нибудь видели у людей такие глаза? Наш гость представляет собой совершенную биологическую машину, скорее всего биоробота, но никак не творение Господа Бога!

Кроме того, двухметровая акула, оказавшаяся в резервуаре вместе с объектом, была убита ударом тупого предмета. У вас есть знакомые, способные умертвить акулу кулаком? Мой прадед однажды голыми руками задушил бурого медведя, но так то был мой прадед!

– Да никакое он не животное и не биоробот! – попыталась было встать с кресла возмущенная Дайана. – А сильный и хороший человек!

– Это вы, юная мисс, так полагаете, – остановил ее жестом Казимир Садовский. – Коллектив ученых моей экспедиции думает иначе. Поэтому не стоит сейчас спорить. Вы увидите, что вскрытие тела объекта подтвердит мою правоту. Я не удивлюсь, если обнаружу при трепанации черепа совершенно неразвитые полушария головного мозга у нашего чуда природы. Хотите присутствовать при операции? Надеюсь, леди не боится вида крови?

– Но… – попыталась было возразить Дайана.

– Да или нет? – наклонившись к самому ее уху, вкрадчиво спросил самозваный начальник экспедиции, и его рука легла на девичье колено. – Уверяю, вы можете упустить любопытнейшее зрелище!

Дайана резко встала и отвесила Казимиру Садовскому звонкую пощечину. Жаль, что шлепок пришелся на уцелевшую щеку ассистента, ударить по разбитой щеке было бы куда приятнее.

Ей сейчас вообще безумно хотелось причинить сильную боль этому извергу, который, потирая пострадавшее еще раз за сегодняшние сутки лицо, молча перешел из штурманской в ходовую рубку и приказал рулевому:

– Держать курс на волну.

Дайана закусила губу и решительно направилась к отцу. Нельзя было допустить проведения столь дикого эксперимента. Что за чушь нес мистер Садовский?! Надо было во что бы то ни стало помешать осуществлению его зловещих планов! И на раздумья времени не оставалось.

– Папа, открой мне! – забарабанила девушка кулаками в дверь капитанской каюты. Увы, ответом ей было молчание.

Боцман Фергюссон, вздыхая и почесывая бороду, приготовил все необходимое для штурма двери судового лазарета и был готов к самым решительным действиям. Но к «кольту» сорок пятого калибра, вдруг появившемуся в руках Казимира Садовского, он отнесся неодобрительно.

Стрельба в условиях судна не могла привести ни к чему хорошему. Пули, срикошетившие от стальных переборок, могли задеть кого-либо из членов команды.

– Нет, только не это, мистер Садовский, сэр! – твердо сказал Фергюссон и, покачав седой головой, решительно протянул руку, чтобы забрать оружие.

– Пожалуйста, берите! – отдал ему револьвер Казимир Садовский. – Но помните, теперь вся ответственность ложится на вас. Начинайте!

Два матроса, получив на то соответствующие указания, принялись разбивать топорами дверь лазарета. Гулкие удары разносились по всем палубам и отсекам «Исследователя», за всю историю своего существования не знавшего ничего подобного. Пудель Чарли, стремглав промчался по коридору и спрятался в ихтиологической лаборатории.

Под гулкие стуки топоров, собравшиеся в кают-компании члены экспедиции обсуждали возможный исход предстоящей операции. Все, начиная от руководителей научных групп и кончая младшими лаборантами, были заинтересованы в получении в ходе вскрытия тела объекта «Морской Бог» важных и, чего уж там скрывать, сенсационных результатов.

Доктор фон Клюве проинструктировал тех из них, кто должен был непосредственно участвовать в эксперименте, рассказал о мерах предосторожности.

Вряд ли ночной пленник являлся носителем какой-либо вирусной инфекции, но разве заранее проведенные анализы не показали, что у существа, забаррикадировавшегося в лазарете, необыкновенная кровь? Следовательно, нельзя было исключить и другие сюрпризы.

После ночной стычки, следы которой так отчетливо запечатлелись на лице Казимира Садовского, в распоряжении Германа фон Клюве оказалось немного крови этого удивительного создания. Так что кое-какие выводы можно было уже сделать.

Во-первых, эта кровь произвела странное действие на акул, содержащихся на «Исследователе» в большом аквариуме. Несколько ее миллилитров, выпушенных туда, не только не возбудили, как это обычно бывает, морских хищников, не добавили им агрессии, а, напротив, повергли их в трепет.

Во-вторых, лабораторный анализ показал присутствие в этой крови золота. Да-да, обыкновенного золота! С такой кровью любой человек мог без всяких последствий для здоровья спать совершенно голым в снегу, долго находиться в ледяной воде Арктики или Антарктики. Или мог, например, разгуливать в чем мать родила по кабине бомбардировщика, потерявшего герметизацию на высоте в тридцать восемь тысяч футов. То есть налицо были совершенно фантастические перспективы для военной медицины!

Но каков механизм появления золота в крови? Что при этом может происходить в кроветворных органах? Теперь любознательному судовому доктору Герману фон Клюве необходимы были селезенка и срезы спинного мозга таинственного существа, не знающего, не понимающего человеческого языка.

Ночью во время жестокой драки этот загадочный молчун не проронил ни слова. Не запросил пощады даже тогда, когда с помощью дополнительно вызванной многочисленной подмоги из числа свободных от вахты машинистов и электриков он был наконец-то скручен и Казимир Садовский все же вколол ему лошадиную дозу стабилитана, напрочь лишив этим способности к какому-либо сопротивлению.

Ну и ночка выдалась, сколько теперь придется потратить времени, чтобы привести в норму пострадавших матросов, ведь переломы ключицы и ребер требуют длительного лечения. А потом на берегу при выплате страховки еще надо будет доказывать, возможно, через суд, что все это чисто производственные травмы, а не увечья, полученные подгулявшими скитальцами морей в обыкновенной драке.

Особенно странным представлялось то, что усмиренный объект предстоящих исследований был оставлен привязанным крепко-накрепко к операционному столу прочнейшим синтетическим жгутом, и – вот тебе на! – дверь лазарета на утро оказалось невозможно открыть.

Интересно, долго еще будут греметь своими топорами матросы?

Гулкие удары сделались глуше.

Доктор фон Клюве понял, что топорники наконец-то прорубились сквозь первую дверь и принялись крушить вторую, ведь вход в лазарет был оборудован тамбуром. Итак, невольно подумалось ему, в ближайших планах теперь – ремонт, разбитые в куски двери придется заменять новыми. Слава Богу, это не его, доктора, забота, а проблема боцмана Фергюссона.

Фон Клюве обвел взглядом сидящих за столом коллег. Отметил, как пристально на него смотрит Дайана Стемплтон, хоть и с опозданием, но явившаяся на совещание. Дурочка, подумал он, не понимает, что неведомый ночной гость из океана представляет собой особо ценный научный материал. Да весь ученый мир скоро зашумит и зарукоплещет тем, кто сидит сейчас в кают-компании, за их невероятные, сенсационные открытия!

Хотя, если разобраться, главная заслуга в этом будет принадлежать ему, скромному судовому врачу Герману фон Клюве. Почему Дайана смотрит на него с такой ненавистью? Разве он не заботится о научной репутации экспедиции? Впрочем, лавры скорее всего достанутся отцу этой девушки, как-никак он тут капитан и руководитель, к тому же его имя в научных кругах хорошо известно… Звуки от ударов топоров смолкли.

– Только бы нашему экземпляру не нарушили кожные покровы, вот что лично меня беспокоит, – произнес Джек Ван Столлен, океанограф из Королевского университета в Осло, выполняющий на «Исследователе» также обязанности таксидермиста.

Все чучела морских животных, привозимых из экспедиций, выполнялись его искусными руками.

– Этого вам никто не может обещать, – сказал фон Клюве и подал команду: – Всем приготовиться! Как только объект будет обездвижен, немедленно приступаем к вскрытию.

Дайана сидела ни жива ни мертва. Вот это испытание для девичьих нервов, за что?! Почему отец заперся в каюте и не отзывается?! Господи, да жив ли он?!

Фон Клюве победно взглянул на собравшихся и тихо произнес фразу, достойную, как он считал, попасть в историю великих открытий медицины:

– Итак, нас ожидает нечто потрясающее. Вперед!

Все повставали с мест и потянулись за ним к выходу, кают-компания опустела.

Дайана, оставшаяся за столом одна, с трудом поднялась и, еле переставляя ноги, направилась следом за всеми в судовой лазарет. Как жестоки люди, почему так несправедливо устроен этот мир? – думалось ей.

Она пожалела несчастного осьминога, а они не хотят сжалиться над человеком, пусть чем-то и отличающимся от них, но прекрасным – уж ей-то это известно! Таким ласковым и нежным… Неужели они убьют его? Нет, этого никогда не случится! Бог есть, и он не допустит, чтобы страшное преступление совершилось…

У входа в лазарет ей встретился боцман Фергюссон, с грустью взирающий на останки дверей, лежащих рядом в виде груды изрубленных досок. Он спросил:

– Ты что такая печальная, Дайана? Это мне печалиться надо. Смотри, сколько работы прибавилось!

И боцман с ненавистью пихнул ногой топор, валяющийся на палубе.

Дайана вошла в лазарет и остановилась, с удивлением оглядываясь. Ну и картина! На том, что совсем еще недавно называлось операционным столом, восседал в меланхолической задумчивости доктор фон Клюве.

Увидев перед собой девушку, он многозначительно произнес:

– Sic transit gloria mundi…

Дайана знала латынь. «Так проходит мирская слава», – вот что сказал печальный барон. Значит, из его и Садовского затеи ничего не вышло. Девушка мгновенно воспряла духом.

Ура, эксперимент провалился! – мысленно прокричала она, внешне, впрочем, никак не выказав своего ликования.

К тому же ей сразу стало жаль отца. Бедный, ведь все расходы на восстановление лазарета лягут на его плечи. Еще бы, мощная специальная лампа, предназначенная для освещения операционного стола, оказалась сорванной с потолка, разбитой и искореженной так, что только по сплющенному отражателю, можно было догадаться о ее недавнем предназначении. Сам же стол, изуродованный до неузнаваемости, напоминал теперь абстрактную скульптуру из крашенного белой краской металла. Плюс к этому повсюду громоздились опрокинутые и разбитые шкафчики… Хирургический инструментарий и медикаменты тоже теперь придется покупать, поскольку все это вперемешку с битым стеклом валялось на полу, под ногами…

Но где остальной народ, где Казимир Садовский и его жертва – беззащитный против лошадиных доз стабилитана, топоров и огнестрельного оружия ночной пленник? Где же Зигфрид?!

Не мог ведь он сбежать отсюда? Согласно настоятельному требованию, выдвигаемому портовыми карантинными службами к подобного рода судовым помещениям, иллюминаторы лазарета были забраны толстыми стальными прутьями.

Видимо, доктор прочитал удивление на лице Дайаны, поэтому и указал на вентиляционный короб под потолком в углу комнаты. И девушке все стало понятно!

Ночной пленник, освободившийся от пут, исковеркавший при этом стол, сорвавший и разбивший лампу, составил друг на друга шкафчики, вытрусив из них предварительно содержимое, взобрался по ним наверх, взломал обшивку короба и благополучно выбрался на шлюпочную палубу, а там… Что ему, чувствующему себя в водной стихии как дома, могло помешать кинуться в волны и скрыться? Сейчас с его-то умением плавать он уже находился далеко!

– Не мог пожертвовать свои недоразвитые мозги для пользы науки! – раздался за спиной девушки голос Казимира Садовского. – Во всем виноват боцман Фергюссон, не поставил нас в известность о возможности побега объекта через вентиляцию. Что же, так и будет доложено капитану.

Боцман, стоявший рядом с ним, не произнес ни слова, только горестно вздохнул, глядя на разруху и непригодное судовое имущество. А Дайана пережила еще один миг безмолвного ликования. Ее сердце забилось радостно, на душе стало спокойно. Зигфрид был жив, ему ничто не угрожало!

Она улыбнулась боцману, показала язык Казимиру Садовскому и легкими шагами направилась к трапу, решив подышать свежим воздухом.

 

3

Пространство над океаном было наполнено хором голосов – волны и ветер исполняли величественную песню, славящую Творца. Все это походило на звучание церковного органа. Впервые после выхода в море Дайана прислушалась к этим изумительным звукам.

Местами на гребнях волн возникали, сразу же исчезая, клочья пены – барашки. Валы мерно вздымались и опадали. Таинственные голоса доносились будто из бездны.

Девушка постояла на крыле ходового мостика, потом направилась в лабораторию. Начинался рабочий день, надо было выполнять обязанности, ради которых она, собственно, и оказалась в составе научной экспедиции на борту «Исследователя».

Но мысли об отце не давали ей покоя. Дважды в обеденный перерыв, по пути в кают-компанию и при возвращении оттуда на рабочее место, она стучала в дверь капитанской каюты. Ответом ей по-прежнему было молчание.

– Да вы не волнуйтесь так, мисс Стемплтон, – сказал стюард, доставлявший еще утром в каюту отца завтрак. – Уверяю вас, с капитаном ничего страшного не произошло. Поймите, он просто выпил лишнего накануне, и теперь ему необходимо отоспаться и прийти в себя. Поверьте мне, уж я знаю, как это бывает.

– Помимо того, что я беспокоюсь о его здоровье, – начала объяснять Дайана, – мне нужно кое-что рассказать ему, кое о чем посоветоваться. В общем, это очень важно, дело не терпит отлагательства…

– Думаю, мисс, ближе к вечеру вам это удастся. А раньше вряд ли, всему свое время, – понимающе улыбнулся стюард.

И он не ошибся. Позже, закончив работу в лаборатории, Дайана вновь подошла к капитанской каюте и настойчиво постучала в дверь.

– Отец, это я! – сказала громко она. – Отзовись наконец!

– Да-да, можешь войти! – откликнулся на этот раз профессор.

Она вошла и застала его сидящим как ни в чем не бывало за рабочим столом. Кристофер Стемплтон что-то записывал в блокнот. В каюте стоял запах сердечных лекарств, с ним ничего не мог поделать даже ветер, врывающийся в открытые иллюминаторы.

Профессор оставил почти без внимания упреки дочери, касающиеся собственного здоровья, только поморщился и отмахнулся от них. И несколько странно отреагировал на ее рассказ о том, что происходило на судне, пока он спал, запершись в своей каюте.

– Поверь, я совершенно не причастен к случившемуся. Я даже не слышал, как взламывали дверь судового лазарета… Все, и давай не будем говорить об этом. Кто из нас капитан и руководитель экспедиции? Я! Запрещаю тебе возвращаться к теме ночного гостя. Представь себе, что его не было вовсе!

– Но папа… – попыталась было возразить Дайана.

– Подумай, – продолжал отец, не слушая ее, – если информация станет достоянием желтой прессы, продажные писаки из бульварных газет не дадут мне покоя. И моя научная репутация автоматически будет поставлена под сомнение. А результаты многих исследований, на которые потрачен не один десяток лет, могут пойти прахом. Вот так-то, моя дорогая девочка!

– Казимир Садовский подлец! – зло сузив глаза, наконец-то произнесла Дайана. – Очень опасно, когда на борту корабля находится такой человек, как он!

– Ты преувеличиваешь. В тебе говорит максимализм, это из-за твоего юного возраста. Мистер Садовский настоящий ученый, ему свойственно увлекаться. Пойми, азарт исследования и все такое прочее…

– Он был готов убить человека! – почти выкрикнула Дайана. – Вместо того чтобы воспользовался кинокамерой или фотоаппаратом и запечатлеть незнакомца на пленке, записать на магнитофон беседу с ним, прежде чем отпустить его в океан, он затеял эксперимент, будто перед ним и не человек вовсе!

Девушка была возмущена. Хорош ученый, готовый вскрыть череп человеку, оказавшемуся в беде! И притом Казимир Садовский нарушил закон гостеприимства. Ведь спасенный юноша оказался гостем на судне, сидел за столом с капитаном, пил кофе, ел бисквиты… Так что мистер чванливый аристократ – просто подлец и изверг!

– Дайана, гость не знает нашего языка, – тихо возразил отец. – И почему ты считаешь, что он – человек? Лично я в этом сильно сомневаюсь. Ты ознакомилась с результатами анализа его крови? У нас с тобой, например, как и у любого члена экспедиции и команды кровь иная.

– Но это же точка зрения мистера Садовского! Он убедил тебя, но его доводы порочны! Ложны!

– Нет, дочь, это моя точка зрения. А вот мои собственные доводы. Смотри, это шифрограмма от адмирала Джорджа Миднайта, моего старого друга. Я накануне разговаривал с ним по радиотелефону, а потом он прислал вот это…

Дайана уткнулась в листы блокнота, испещренные рядами цифр, и воскликнула:

– Папа, милый, но я ничего не понимаю в этой китайской грамоте!

– И не обязана понимать. Я прочту тебе, о чем сообщает адмирал Миднайт. Слушай: «Сегодня в семь утра обнаружено, что минреп учебной мины, изготовленный из растительного троса, был поврежден острым предметом. Повреждение произошло на глубине шестисот пятидесяти метров. Люди, я подчеркиваю, люди на такую глубину не способны проникнуть без соответствующего оборудования и снаряжения. Мина была с трудом поднята на поверхность, в прядях наполовину перерезанного троса было обнаружено обломанное лезвие перочинного швейцарского ножа «Victorinox». – Отец посмотрел серьезно и добавил: – Теперь слушай самое главное. Адмирал сообщает, что команда катера, инспектировавшего противоминные сети, видела нашего гостя как раз над местом установки учебной мины. Так что – делай вывод сама.

– Папа!

– Что?

– Существо, случайно попавшее в резервуар, – человек, я уверена в этом на сто процентов! Он добрый и… Он способен на чувства!

Капитан посмотрел на дочь устало и вздохнул.

– Не говори чепухи. Такому созданию недоступны человеческие эмоции. В лучшем случае он биоробот, созданный по новейшим биотехнологиям, в худшем – мутант, бросивший вызов военно-морскому флоту США. И в том и в другом случае он представляет прямую опасность для каждого, кто встретится с ним в океане. Ты знаешь, доктор фон Клюве обнаружил, что в крови у этого существа – золото, а запах ее не то что не приманивает акул, он их отпугивает! И это чудовище сидело у меня за столом и спокойно пило кофе, да к тому же еще и с моими любимыми бисквитами!

– Папа, он хороший и вовсе не чудовище, – потерянным голосом произнесла девушка. – Короче, я не могу тебе всего рассказать…

– Естественно, что не можешь. Лучше пойди и посмотри, во что мне обойдется ремонт операционной, закупка инструментария и медикаментов. Разговор окончен, Дайана! Я занят, моя дорогая!

Опечаленная услышанным, девушка вышла из капитанской каюты и медленно спустилась по трапу на кормовую палубу. Там кружком стояли матросы, среди них были и участники ночной схватки. Конечно, они чувствовали себя героями, их голоса звучали с особой убедительностью. Усталым людям хотелось избавиться от ночных страхов, найти объяснение недавнему происшествию на борту судна.

Мало сказать, что Дайана услышала в адрес таинственного юноши нелестные слова. Ругательства, которые употребляли члены команды «Исследователя» в этот день, стоили того, чтобы попасть в справочник самых изощренных ругательств мира.

Особенно усердствовал матрос в гипсовом воротнике, тот самый, у которого была сломана ключица. Понятно, что он испытывал боль, но жалости к нему девушка не почувствовала. Это ее даже удивило.

Как странно, подумалось ей, за истекшие сутки она перестала испытывать приступы морской болезни, дала пощечину Казимиру Садовскому, тогда как раньше могла только мечтать о совершении такого подвига. И еще прекратила жалеть дураков.

– Хватит ругаться! – сказала Дайана этому матросу. – И не стой на ветру, простудишься!

Девушка направилась в свою каюту. Ей хотелось остаться одной – было, над чем подумать. Число загадок увеличилось, к ним прибавилось сообщение адмирала Джорджа Миднайта. А мнение отца? Всемирно известный океанограф вряд ли может ошибаться в оценках того, что происходит в водной среде!

И тут девушка вспомнила о том, что сама училась на биологическом факультете. Ей было поручено обоснование проекта генетиков Крейга Виннера и Гамильтона Смита, имеющего целью создание искусственных живых организмов, обладающих заданными свойствами.

Да, в мире много тайн, но неужели она целовалась с биороботом, с мутантом? Не может этого быть! Тогда кого же она спасла в тот роковой час, когда покинула кают-компанию с сидящими за столом учеными и моряками и празднующими день рождения ее отца, и спустилась в помещение аппаратной к резервуару-ловушке. Кто же там оказался – человек или чудовище?

Проходя мимо камбуза, дверь которого была открыта, девушка увидела боцмана Фергюссона, угощавшегося кофе и печеньем. Вот чего ей не хватает, еды! И общения, разумеется. Уж с боцманом-то она поговорит о том, что творилось ночью и утром на судне. Как-никак он один из главных участников и драки, и штурма!

– Мисс Стемплтон, могу сказать лишь одно. Парень, оказавшийся в нашей ловушке, я имею в виду резервуар в трюме, умеет постоять за себя. Короткий удар справа у него просто классика. Я такой удар имел возможность наблюдать собственными газами лет пять назад на матче боксеров-тяжеловесов в Глазго. К тому же парень замечательно владеет собой. Когда мистер Садовский, падая, смахнул со стола книгу записи больных, наш гость, не обращая ни на кого внимания, поднял ее и положил на место. Очень любит порядок, мне бы такого матроса…

– А он сильно пострадал?

– Не думаю. Пару раз схлопотал по голове, от подножки свалился, потом после укола уснул, ведь стабилитан кого хочешь успокоит… Но вот каким образом наш гость сумел избавиться от пут, это удивительно!

Боцман Фергюссон почесал бороду и, улыбнувшись, развел руками, показывая, что вообще не в состоянии понять, как это могло произойти.

Взяв в камбузе коробку с печеньем и кружку кофе, Дайана прошла к себе. Не включая свет, поставила на стол все, что принесла. И только после этого щелкнула выключателем.

Нет, все-таки жить интересно! – подумалось ей в следующее мгновение. Потому что в кресле у стола сидел и счастливо улыбался… сбежавший из лазарета гость. Он был совершенно гол, как и в первый раз, когда она увидела его сквозь иллюминатор резервуара. И медальон с женским профилем по-прежнему висел у него на шее.

– Печенья и кофе, вот чего мне сегодня не хватало! Ты второй раз спасаешь мою жизнь. Извини, что явился к тебе без одежды. Свитер, башмаки и все остальное застряло в вентиляционном коробе.

Дайана молчала, словно потеряла дар речи. То, что юноша оказался жив, было для нее главным. Ну голый, так голый. Ей не привыкать видеть его без одежды. Хорошо хоть рядом с ним не лежала бездыханная акула, как это было в резервуаре…

– Я… – с трудом вымолвила она и вновь замолчала.

– Ты рада, что мои мозги не заспиртованы мистером фон Клюве? Что ты молчишь? – Гость и не думал прикрывать свою наготу от девичьего взгляда. – Ну же, ответь мне хоть что-нибудь!

– Я рада! Конечно, рада! – Дайана наконец-то нашла в себе силы ответить и улыбнуться. – Вот кофе, вот печенье, пожалуйста…

Девушка протянула руку, осторожно и нежно погладила юношу по затылку, обнаружив при этом под ладонью огромную шишку. Гость поморщился от боли.

– Попали… – с досадой пояснил он.

– Бедный, – пожалела она его, радуясь, что ему не пробили голову.

Он поднялся и притянул ее к себе. Поцелуй, подаренный им, заставил Дайану забыть обо всем на свете. События дня и ночи померкли в сравнении с ярким и проникновенным ощущением счастья, пронзившим ее. Она не стыдилась, позволяя его рукам ласкать себя, не испытывала страха. Стихия любви оказалась нежной и всепоглощающей.

Он любит меня, только и подумала девушка, обняв странного гостя и прильнув к нему. Впрочем, некоторые мысли все же не давали ей покоя. Кажется, я ревную, мысленно произнесла она, когда отстранилась на мгновение, чтобы перевести дыхание, и взглянула на медальон. Кто эта женщина с прекрасными чертами молодого лица?

– Что означает этот медальон, Зигфрид? – спросила Дайана, робко прикоснувшись к груди молодого человека.

– Память, – коротко сказал юноша. – Это профиль моей матери, королевы Вапамоуто.

Дайана подняла на Зигфрида вопрошающий взгляд светящихся радостью глаз.

– Вапамоуто? Какое странное слово…

– В переводе на английский оно означает «остров, на котором всегда царит мир», – пояснил юноша. – У этого острова никогда не бросали якоря корабли завоевателей. Да и путешественники тоже каким-то образом умудрялись миновать его. Мои предки не знали что такое война, это слово вовсе отсутствовало в их лексиконе. Говоря современным языком, Вапамоуто являлся совершенно забытым клочком суши. Вокруг был лишь океан и никакой защиты от волн и от ветра. Лет триста тому назад остров в результате подводного землетрясения в считанные часы ушел под воду, на целых сто дней скрылся с поверхности вместе с горными вершинами, рощами кокосовых пальм, хижинами, плантациями риса и домашней живностью.

– Это ужас! – воскликнула Дайана.

Тысячи мужчин, женщин, детей и стариков оказались в воде, не рассчитывая на спасение. Сотни моих соплеменников сумели вплавь добраться до соседних островков, совершенно не приспособленных для жизни. Голые скалы, безжизненные пляжи – вот что увидели люди. Пищей для них отныне становились мидии и улитки, морские ежи и выдры. Когда какой-нибудь кит или кашалот выбрасывался на берег, это был настоящий праздник! Шли недели и месяцы, холод, штормы и болезни подкашивали людей…

– Точно так же жили «кочевники океана» на Огненной Земле, кауашкары, – тихо, чтобы не мешать рассказу, произнесла Дайана. – Но у них была и растительная пища: ягоды барбариса, молодые побеги папоротника…

– У кауашкаров была пресная вода, это главное, – сказал Зигфрид. – А у нас не было ничего, только океан вокруг. И к тому времени, когда наш остров вновь показался из-под воды на свет Божий, мои предки не досчитались многих своих соплеменников.

Можешь себе представить, что творилось в воде на месте исчезнувшей суши? Пиршество кровожадных акул, мучительная смерть от холода ночью и от жары днем, многих убил обыкновенный голод.

– Трудно даже представить себе эту картину! – прошептала Дайана и еще крепче обняла странного юношу. – А почему у тебя такое имя, Зигфрид? Оно вполне подошло бы, например, нашему судовому доктору, мистеру фон Клюве…

– Отец и мать безумно любили оперу и больше всего – Вагнера. Ты хочешь слушать мою историю или предпочитаешь просто прижиматься ко мне? Признаюсь, мне никогда не доводилось держать в объятиях более очаровательной девушки, чем ты…

– Буду слушать, рассказывай…

– Итак, у сотен выживших в этой чудовищной переделке в организме включились защитные механизмы, с той поры мой народ не нуждается ни в аквалангах, ни в лодках, чтобы достичь самого глубокого или самого отдаленного места в океане. Когда вновь случилось землетрясение, и Вапамоуто опять погрузился в пучину, представь, никто из островитян не погиб!

Выжили все, продержавшись на воде ровно восемьдесят шесть суток. Акулы обходили плавающих людей стороной. Разве это не удивительно? А как развились за это время гастрономические пристрастия! У нас до сих пор употребляют в пищу полихет – огромных морских червей! Конечно, никто тогда не подвергал анализу нашу кровь и не пытался исследовать срезы спинного мозга, подобно вашему любопытному судовому доктору. Островитяне жили себе поживали и полагали, что все идет согласно Божьему промыслу. Слушай, а почему тебя назвали Дайаной?

– Отец хотел назвать меня Джейн, но мать была почему-то против. А потом она бросила нас и вышла замуж за очень богатого нефтепромышленника. Не хочу об этом говорить. А почему ты оказался не на острове, а далеко в океане, в районе учений американского флота?

– Это долгая история, Дайана. Лучше поцелуй меня!

Ее полураскрытые губы встретились с его губами. Поцелуй, казалось, длился целую вечность, но ее руки не уставали ласкать сильные плечи и крепкую спину Зигфрида. Отныне он принадлежал только ей и будет принадлежать всегда!

Она мечтала в эти мгновения об одном – о том, чтобы их поцелуй никогда не кончался. У нее закружилась голова, и палуба каюты качнулась под ногами. Или, может быть, это луна, следившая за ними в иллюминатор, поменяла свое местоположение?

– Судно делает разворот, – сказал Зигфрид, на секунду оторвавшись от ее губ и разжав объятия. – Кажется, оно идет на восток, в Вальпараисо.

И вновь его сильные руки сомкнулись на талии Дайаны. Божественное ощущение! Сейчас она принадлежала этому человеку и была желанна! В каком удивительном сне девушка могла представить себе умопомрачительные поцелуи в открытом море с фантастически нежным и страстным молодым человеком, к тому же совершенно раздетым? При этом она чувствовала, что ее собственная одежда мешает ей прильнуть к нему ближе, лучше ощутить его…

Какая у него приятная кожа, как бьется его, сердце! – пронеслось в ее сознании. Господи, у него в крови золото, как это романтично! Когда же он наконец заговорит о любви и можно будет открыться ему?

Юноша молчал. Целуя волосы, щеки, шею Дайаны, он расстегнул пуговицы на ее блузке из тонкого ситца. Отброшенная за ненадобностью, она упала на стул, там же вскоре оказался и бюстгальтер. Увидев обнаженными девичьи груди, Зигфрид ласково взял их в ладони, наклонился и поочередно тронул губами соски.

Прикосновение его губ Дайана восприняла с восторгом и, запустив пальцы в густую шевелюру своего любовника, с силой зажала между ними пряди шелковистых волос.

Да, конечно, она подумала о нем как о любовнике! Пусть он молчит, но и без слов ясно, чем они сейчас занимаются в ее каюте? Конечно же любовью!

Обнаженный Зигфрид опустился перед ней на колени и начал целовать ее живот. Его мощные загорелые спина и плечи в свете ламп казались облитыми солнечным светом. Господи, меня любит человек с золотой кровью, подумалось ей.

Дайана вновь призналась себе, что она не ощущает стыда от того, что видит нагого юношу. Вне всяких сомнений он – человек, а не чудовище, уж ей-то лучше знать! Да, она мечтала отдать себя всю его ласкам. И сама теперь хотела ласкать его смелее, ей уже было мало одних робких прикосновений.

Надо же, ее более взрослые подруги, даже те, которые замужем, никогда не говорили, что испытывали подобные чувства и желания.

– Подожди немного, я разденусь! – сказала Дайана и, отстранившись, быстро сняла с себя оставшуюся одежду, выключив при этом свет. – Зигфрид, я люблю тебя!

– И я тебя тоже, – проговорил юноша, не прекращая ласкать ее.

Она улыбнулась. Знала бы команда «Исследователя», что творится в ее каюте! Девичьи ладони нежно прошлись по широким плечам, коснулись спины и груди молодого человека.

– Ты прелесть, Зигфрид! – сказала она.

– Никогда не встречал более прекрасной девушки… – произнес он своим умопомрачительным бархатным баритоном.

Да что с ней такое творится? Она ощущала себя самой сильной и красивой девушкой в южном полушарии, самой страстной, самой опытной в любви. Боже, что за эти сутки произошло с ней?!

Дайана коснулась твердого плоского живота мужчины, погладила ладонями крепкие узкие бедра, с восхищением и восторгом ощутила, насколько пылко и страстно тот жаждет насладиться ее телом.

Она любима, конечно, любима! Иначе этот юный океанский странник не оказался бы в ее каюте, ставшей для него единственным убежищем на сотни миль вокруг!

Сейчас особенно сильно чувствовалась бортовая качка, очевидно, поднялся ветер. Расставив пошире стройные ноги, чтобы сохранять равновесие, Дайана закинула руки на Плечи юноше и, прильнув к нему, целиком отдалась порыву своей страсти. Сейчас ей нужно было одно – слышать дыхание своего возлюбленного, ощущать запах его сильного тела, чувствовать, как крепкие мужские руки властно обнимают и ласкают ее.

Что будет завтра? Об этом девушка совершенно не думала. Зигфрид спас ее от томительного ожидания первой любви, от мучительного существования с мыслями об одиночестве, от всего, что отдавалось в ее душе щемящей тоской на девятнадцатом году жизни.

– Ты чудо! – услышала Дайана его шепот. – У тебя прелестная грудь, посмотри, мне кажется, что она светится.

Девушка сладко вздохнула. Что там ее грудь, все в каюте было залито лунным светом, попадавшим в иллюминатор. Дайана сделала шаг назад и опустилась на постель, открыв свое юное тело этому свету и восхищенному взору своего возлюбленного.

Луна была единственной свидетельницей того, что в этот час случилось в каюте под номером пять на жилой палубе научного судна «Исследователь».

 

4

Ее сон был короток, но пробуждение оказалось томительно долгим. Не хотелось расставаться с ощущением близости к человеку, подарившему ей такую замечательную ночь.

Она – женщина! И любит самого необыкновенного человека на Земле! Дайана ласково провела ладонью по щеке безмятежно спящего Зигфрида. Голова у нее была ясной, приятная усталость совершенно не мешала думать.

Интересно, а как стала женщиной ее мать? Переживала ли, мучилась она в тот момент? Или была просто-напросто безоглядно счастлива? Так ли все это произошло у мамы впервые, как минувшей ночью у нее самой?

Да, мама, мама! Обидно, что она исчезла из ее жизни задолго до того, как повзрослевшая дочь смогла задать ей свои непростые вопросы.

Или же дочери вообще не спрашивают об этом у матерей? Но, вероятно, если бы мать была рядом, к тому же если бы они понимали друг друга с полуслова, то и вопросов никаких не надо было бы задавать.

Просто мать каким-нибудь образом выразила бы Дайане свое одобрение, потому что Зигфрид ей непременно бы понравился. Она не могла не заметить того, как сияли глаза дочери, и что весь ее облик преобразился, а движения стали неторопливыми, мягкими, словно она все еще находилась под магией ночных ласк. Только влюбленный мужчина мог сделать девушку такой, пробудив в ней женщину…

Да, вот еще что – дети! У них обязательно родятся дети! – вдруг подумалось ей. Интересно, на кого они будут больше похожи: на него или на нее? Если на него, она просто сойдет с ума от счастья. Еще бы, ведь в этом случае их мальчики наверняка вырастут такими же сильными и красивыми, как их отец, как Зигфрид. А если они окажутся похожи на нее? Что ж, для девочек это, пожалуй, было бы неплохо. Но сыновья обязательно должны походить на отца…

Господи, надо же, что в голову лезет! – оборвала Дайана поток собственных мыслей. Провести одну-единственную ночь в объятиях этого странного мужчины и наутро уже вовсю думать об общих с ним детях! Как-то это совсем уж несерьезно, глупо и смешно…

Впрочем, молодая женщина ничего не могла с собой поделать – так уж ей думалось.

Как ни уговаривай себя, как ни крути – она снова хотела его ласк, желала бесконечно растворяться в нем, принимать его любовь, обнимать со всей нежностью, на которую только была способна.

Ей хотелось бесконечно целовать его прекрасные губы, и чтобы он тоже целовал ее, не уставая. Их тела, как две половины целого, должны были вновь слиться воедино, как прошлой ночью.

Но раз есть такие сумасшедшие желания, подумалось ей, значит, мысли о детях своевременны. А вдруг она уже забеременела? Бывает же такое! В первую же брачную ночь, бесконечно страстную, жена понесла… Сколько раз доводилось читать об этом в романах!

Господи, но почему ей взбрело в голову, что она уже стала ему женой? Надо быть ненормальной или слишком самоуверенной, чтобы думать так. Стыдно должно быть! А если обо всем узнает отец? Да он просто заболеет, ведь у него слабое сердце!

Да как можно было позволить себе прыгнуть в постель к человеку, которого едва знаешь? Она что, похожа на неразборчивую в связях портовую девчонку?

Однако стоп, пора остановиться! – мысленно приказала себе Дайана. Не стоит портить такое прекрасное утро глупыми мыслями. Урок первой близости с мужчиной прошлой ночью ею сполна усвоен. Так что теперь она – женщина, молодая и страстная. И хочет этого мужчину. Да, именно так: хочет быть с ним много-много раз. Это вполне естественно при их отношениях, и нечего подобных желаний стыдиться…

Так думала Дайана, любуясь спящим Зигфридом.

Она все же почему-то не решалась разбудить его и признаться в том, что соскучилась по его ласкам, жаждет их. И пусть он возьмет ее прямо сейчас, ей очень хочется этого…

Дайана вздохнула. На мгновение глаза ее погрустнели. Как все-таки жаль, что лежащий рядом Зигфрид спит. Его дыхание касается ее волос, он спокоен и не догадывается о том, что с ней сейчас происходит. Нет, не умеет она пока что будить желанного мужчину…

Однако день начинался, надо было вставать, приводить себя в порядок, идти в кают-компанию завтракать. Чье-либо пустующее место утром за общим столом всегда вызывало вопросы о здоровье отсутствующего. А привлекать к себе внимание судового доктора – мистера фон Клюве – совершенно не хотелось.

Дайана давно отметила его излишнее рвение и непомерное честолюбие. В этом смысле он мало чем отличался от опасного и фанатичного Казимира Садовского. Граф и барон – два сапога пара, подумала она.

Неожиданно вибрация корпуса «Исследователя» прекратилась, качка усилилась, а вот свет в иллюминаторе каюты померк, словно яркое утреннее солнце с необыкновенной скоростью вновь закатилось за горизонт. Это еще что за новости? – подумала Дайана.

Не будя Зигфрида, она встала, быстро оделась, умылась, причесалась. Получалось, что день начинался с сюрприза. По палубе над головой загрохотали матросские башмаки. Интересно, что все это могло значить?

Молодая женщина поспешила выйти на палубу и увидела рядом с «Исследователем» вздымающийся на головокружительную высоту борт неизвестного военного корабля.

Огромные пневматические кранцы, подвешенные на цепях, с пронзительным визгом терлись резиновыми боками между бортов двух ошвартовавшихся друг к другу судов.

Вот это был сюрприз! Дайана уважала и любила друзей своего отца, но вот таким способом они еще никогда не навещали Кристофера Стемплтона.

За завтраком в кают-компании присутствовал командующий военно-морскими учениями адмирал Джордж Миднайт. По этому поводу в меню были включены потрясающие деликатесы – ананасовое желе, оливки, даже омары. Невостребованные консервированная кукуруза и шпинат остались в судовой провизионке.

Адмирал, как водится на флоте, явился в гости не с пустыми руками: несколько бутылок французского шампанского украшали стол…

Разговор за завтраком касался одной темы – вчерашнего происшествия.

– Крис, судя по времени суток и по скорости вашего судна, прыжок неизвестного гостя с палубы обратно в родную стихию произошел в квадрате 14–18, не так ли?

Отец промолчал, но второй штурман «Исследователя», Коул Тиффани, утвердительно кивнул.

– Да, это так, мистер Миднайт, сэр!

– Какие будут предложения? Готов выслушать рекомендации. – Адмирал с напускной суровостью, под которой пряталась улыбка, оглядел завтракающих. – Уточняю, рекомендации могут быть даже самыми идиотскими!

– Самую идиотскую я уже высказывал! – поднял голову отец. – Надо забыть эту историю, поставить на ней крест. Ничего не было, нам все это просто померещилось. Затмение, как говорится, на всех нашло.

Тут из-за стола поднялся Казимир Садовский. Он откашлялся и вежливо сказал:

– Не знаю, возможно, моя рекомендация покажется кое-кому действительно идиотской… Но я все же рискну дать ее вам, сэр!

– Что ж, попробуйте, – буркнул адмирал. – Обещаю вас внимательно выслушать!

– Сэр, я предлагаю вам отдать приказ о бомбардировке квадрата 14–18, а также прилегающих к нему районов глубинными бомбами. Надеюсь, на ваших кораблях боеприпасов достаточно?

Адмирал Миднайт кивнул на багрово-фиолетовый синяк под глазом Казимира Садовского и сделал вслух весьма неожиданный вывод:

– У вас, как я погляжу, собственные счеты с исчезнувшим объектом?

– С загадочным гостем, – тихо подсказала Дайана.

– Вот именно! – подтвердил адмирал. – Поэтому не впутывайте в эту историю военно-морской флот и его оружие. Кто еще имеет какое-либо мнение? Кто может вспомнить особенности или странности в поведении вашего гостя? Не говорил ли он на других языках, например?

– Он вообще оказался неразговорчивым. А если уж быть совсем точным – молчал как рыба, – уточнил боцман Фергюссон. – Представьте себе, сэр, даже во время драки не проронил ни слова!

– Не хотите ли вы этим сказать, что таинственный незнакомец был угрюм и молчалив, как все скандинавы, и что именно из Скандинавии он и приплыл? – улыбнулся адмирал.

– Может быть, сэр, – вполне серьезно ответил боцман. – Мой отец тоже молчал, когда били его или бил он сам.

– Похвальное поведение! – Еще шире улыбнулся адмирал. – Предлагаю выпить за здоровье Фергюссона-старшего! Надеюсь, он жив-здоров?

– Так точно, вы правильно надеетесь, сэр! Полагаю, в настоящий момент мой старик тоже пьет за наше с вами здоровье, правда, не шампанское, а кое-что покрепче!

Адмирал Миднайт встал, выпрямившись во весь свой огромный рост так, что макушкой почти уперся в потолок кают-компании, и проговорил громко, точно отдавал приказ об отплытии:

– Выпьем, леди и джентльмены! А на случившемся накануне недоразумении поставим крест. Ты доволен, Крис?

Профессор Кристофер Стемплтон с улыбкой кивнул.

– А я протестую! – возмущенно выкрикнул Казимир Садовский, толкнув локтем сидящего рядом доктора фон Клюве. – Кто уполномочил вас отказываться от поисков или уничтожения таинственного объекта?

– Поддерживаю коллегу! – крикнул доктор, ища глазами сочувствующих.

Адмирал с высоты своего роста взглянул на них, вздохнув, и без тени улыбки произнес:

– Эти двое не пьют за здоровье Фергюссона-старшего, хорошо. В ближайшем порту рекомендую списать их на берег, а до этого времени подержать под арестом в каютах, чтобы избавились от привычки нарушать субординацию и перечить старшим. Надеюсь, ни один здравомыслящий человек на берегу, будь он даже самым продажным из журналистов, не поверит этим господам, если им вздумается рассказывать о том, что случилось на «Исследователе».

– Судно не может оставаться без врача! – возразил упавшим голосом фон Клюве. – В море случается всякое.

– Разумеется, и мне это известно! Поэтому я пришлю вам лучшего врача моего соединения! – отчеканил адмирал и, взглянув вскользь на профессора Стемплтона, добавил: – Кого, не скажу!

Казимир Садовский хранил гордое молчание, его раздвоенный подбородок поднимался выше и выше. Взяв холеной рукой бокал шампанского, потомок Радзивиллов надменно кивнул Фергюссону и молча выпил за здоровье его отца. Его примеру последовал и доктор.

Шампанское было замечательным. Дайана, как и подавляющее большинство сидевших за столом, выпила за здоровье Фергюссона-старшего. На боцмана невозможно было смотреть без улыбки, он приосанился, его глаза сияли. По всей вероятности, этот день становился для него незабываемым, как, впрочем, и для остальных членов команды судна и научной экспедиции.

Шампанское ударило Дайане в голову. Сказались и душевные переживания, и качка, и наполовину бессонная ночь. Молодая женщина, покинув кают-компанию, стояла на шлюпочной палубе, не замечая пронзительно холодного ветра, долетающего в эту часть Тихого океана с бескрайних ледовых просторов Антарктиды.

С бешеной скоростью мчались по небу мрачные облака, а ближе к воде провисали клочья тумана. Странные мысли приходили в голову Дайаны. Когда-нибудь она станет капитаном корабля и обязательно посетит вновь этот уголок мира. Надо же, именно здесь ей довелось встретить свое счастье!

На прощание адмирал крепко обнял своего старого друга Кристофера Стемплтона, пожал руку Дайаны и еле слышно произнес: – Счастья тебе, девочка! Махина боевого корабля стремительно набрала ход, увлекаемая огромным корпусом масса воды потащила за собой «Исследователя», казавшегося таким утлым… Но через четыре часа неподалеку от судна возник уже другой военный корабль, размером поменьше, выскочивший из сгустившегося тумана как призрак.

С него тут же начали спускать катер, и скоро по трапу на «Исследователь» поднялась хрупкая женщина с тонким чертами лица в наброшенной на плечи куртке командного состава ВМФ США.

Отец, стоявший рядом с Дайаной, побледнел и вцепился руками в поручень.

– Что? Сердце, папа? Тебе снова плохо? – Дайана была готова кричать от отчаяния.

– Да-да, конечно, сердце, – проговорил отец хриплым от волнения голосом. – Но мне не плохо, наоборот, я счастлив. Идем, познакомлю тебя с военным врачом Джейн Дюпре. Между прочим, она когда-то спасла мне жизнь.

Отцовские глаза лучились неподдельной радостью, то же самое можно было сказать о глазах поднимавшейся на мостик женщины. Как здорово, подумалось Дайане, что ей довелось быть в составе экспедиции на борту «Исследователя»! Жить интересно и весело. Океан, оказывается, каждый день устраивает сюрпризы.

У Джейн Дюпре оказалась быстрая походка, легкая ладонь. Короткие пряди ее черных как смоль волос теребил свежий ветер. Улыбалась врач замечательно.

– Как хорошо! – по-детски удивленно воскликнула Дайана. – Вы улыбаетесь как добрая фея!

– Слава Богу, что не как жена людоеда! – рассмеялась Джейн. – А то некоторые пациенты, завидев меня поблизости, иногда кричат: «Не подходите, доктор!»

– Почему же они так кричат? – удивленно спросила Дайана. – Вы вовсе не страшная, а такая милая и славная. Простите, не знаю, почему я так много говорю приятных слов. Поверьте, делаю это совершенно искренне. И бокал шампанского, выпитый за завтраком, здесь совершенно ни при чем!

Дайана замолчала, смутившись. – Не оправдывайтесь, – улыбнулась миссис Дюпре. – Когда люди обмениваются искренними впечатлениями друг о друге, они не должны потом оправдываться. Это же хорошо, если я понравилась вам. Между прочим, вы мне тоже понравились. Вы тоже – милая и славная. А что касается пациентов, то я пошутила, они меня любят и ценят.

Кристофер Стемплтон добродушно слушал, о чем говорят только что познакомившиеся женщины, глаза его сияли, он улыбался. Потом предложил:

– Ладно… Пойдемте в мою каюту. Перекусим, выпьем кофе, не торопясь поговорим. Молодец, Джейн, что ты здесь!

Дайана видела, что с той минуты, как новый судовой врач появилась на «Исследователе», отец преобразился. Да, он волновался, движения его стали более резкими, но он радовался и даже был, как ей показалось, счастлив.

И вот они уже расположились в уютной капитанской каюте. Стараниями стюарда на столе, покрытом бархатной зеленой скатертью, оказались серебряные столовые приборы, поднос с фруктами, бутылка адмиральского шампанского в ведерке со льдом, хрустальные бокалы, омары на блюде, кофе в белоснежном фарфоровом кофейнике с длинным изогнутым носиком, такие же белые кофейные чашечки на блюдцах – изящные, почти прозрачные… И даже – трудно было представить себе, что такое в открытом океане возможно! – большой букет алых роз в вазе. В них словно таилась страсть, энергия, недосказанные горячие слова. Похоже, это были цветы для любимой женщины.

Старый ловелас! – улыбнувшись, подумала с восхищением Дайана. Распустил хвост как павлин! Кажется, он сильно неравнодушен к этой милой женщине. Неужели все влюбленные мужчины так нескромно ведут себя? Она радовалась тому, что отец ожил, преобразился, приосанившись и подтянувшись.

– Откуда? – кивком она указала на нарядный букет. – Ведь мы далеко от берега!

Отец лучился от счастья, был в необычно приподнятом настроении.

– Дочка, ты же знаешь, когда я выхожу в море, для меня нет ничего невозможного, – прихвастнул Кристофер Стемплтон, иронично улыбаясь. – Вот, помнится, как-то надо было добыть мороженое в океане в сорокаградусную жару. Одного нашего механика оперировали на судне по поводу нарыва в горле, и врач сказал, что самое лучшее лекарство для бедняги – порция сливочного мороженого. Так я приказал отдать трал, и вскоре матросы вытащили на борт ящик с мороженым.

– Ну ладно, это все морские байки, – сказала, усмехнувшись, Дайана и спросила: – Значит, за цветами ты отправлял на берег катер?

– Нет, я поступил более романтично. Я попросил матросов внимательно осмотреть океан. Знаешь, его просторы таят в себе удивительные тайны. Почему бы им не подарить нам букет цветов? Если бы матросы не обнаружили их, я бы придумал еще что-нибудь, чем бы удивить…

Да это не иначе как помощь старого друга отца, Джорджа Миднайта, догадалась Дайана, продолжая улыбаться. Ведь в его распоряжении, помимо кораблей и подводных лодок, имеется еще и авиация – самолеты, вертолеты… Похоже, отец сильно не равнодушен к этой обаятельной женщине, раз закатил ей такой прием. Неужели все влюбленные мужчины так необычно ведут себя?

– Тебе не надо ничего больше придумывать. Букет роз – это как раз то, чем действительно можно удивить нашу гостью!

– Однако наш доктор все что-то молчит. Расспроси-ка ее, дочка, о том, как она спасла мне жизнь, – сказал Кристофер Стемплтон.

Миссис Дюпре улыбнулась и произнесла:

– Дайана, можете не задавать мне этот вопрос. Раз ваш отец просит, я и так расскажу эту драматичную историю… Это произошло лет двадцать пять назад, когда мы оказались на одном судне, я – начинающий врач, он – юный океанограф. Стояла чудесная погода, мы дрейфовали у берегов Гвинеи, вода за бортом была прелесть. И вдруг ваш отец полез на мачту, да так ловко, что все окружающие заохали и заахали. Через пару минут Крис что-то прокричал нам, наблюдавшим за ним. Мы ничего не поняли, потому что теплый ветер отнес его крик в сторону и… – Она поднесла бокал с шампанским к губам и, сделав небольшой глоток, отметила: – Настоящий брют, как славно…

– А я тогда прокричал, что мой прыжок посвящается Джейн! – добавил Кристофер Стемплтон.

– Папа, неужели ты прыгнул с мачты?! – Глаза Дайаны наполнились ужасом.

– Да, ваш отец, милая девочка, прыгнул как Тарзан в теплые морские волны. Но, видимо, ему не так часто приходилось проделывать подобный трюк, он ударился о воду, отбил живот. Мне пришлось лечить его от громадного синяка.

– Это были самые лучшие минуты моей жизни, – задумчиво произнес капитан «Исследователя». – Джейн лечила меня, и ее руки, подобно тропическим бабочкам…

– …Сомнительный комплимент, – хмыкнула доктор Дюпре. – Тропические бабочки обычно яркие, а у меня не было даже маникюра…

– Да нет, не в этом дело… – Кристофер Стемплтон смущенно фыркнул. – Я хотел сказать, что твои руки были так же легки и нежны, как крылья бабочек.

Они ведут себя, словно молодые люди, размышляла Дайана, глядя на отца и Джейн. Шутят, пытаются наладить прежние отношения. Надо же, какие разительные перемены произошли в отце!

– Увы, твой комплимент я услышала с опозданием в двадцать пять лет. А крик-посвящение вообще не коснулся моих ушей. Наверное, поэтому я вышла замуж за Георга Боше. И потом Георг всегда работал на берегу, с мачт не прыгал и неизменно был со мной рядом. Все часто произносимые им ласковые слова я слышала отчетливо.

– Хорошо, считай, что я учел свои ошибки, – сказал капитан «Исследователя». – Отныне, пока твои каблучки будут стучать по нашей палубе, я всегда буду рядом с тобой. И уж, можешь не сомневаться, мои слова, команды, крики, вздохи ты услышишь первой.

Все трое рассмеялись. Но Дайана тут же умолкла, вспомнив вдруг о Зигфриде. Господи, она тут ест омаров, пьет шампанское, а он, бедный, наверное, умирает от жажды и голода! Сославшись на дела и извинившись, молодая женщина вышла из капитанской каюты и поспешила к себе. Надо будет для Зигфрида что-нибудь раздобыть в камбузе или приготовить самой, а коку, чтобы не удивлялся, пожаловаться на собственный волчий аппетит.

Сколько дней ей не хотелось даже смотреть на бифштексы и омлеты? Целую вечность, больше недели! Вот и скажет, что решила наверстать упущенное. Она подошла к своей двери и осторожно повернула ручку.

Боже, какая неосторожность, дверь даже не была заперта! Войдя в помещение, совершенно темное из-за сгустившегося за иллюминаторами тумана, закрыв за собой дверь, Дайана включила свет.

Ее сердце застучало как после спринта: в постели, по-детски подложив ладонь под щеку, продолжал мирно спать теперь уже для нее не таинственный, а бесконечно родной Зигфрид. Она с трудом подавила в себе желание немедленно раздеться и юркнуть под одеяло, поближе к своему возлюбленному.

Но здравый смысл требовал другого, отправиться все-таки в камбуз и позаботиться о съестном. Потом надо решить проблему с одеждой, с душем из пресной воды, с бритьем и мало ли еще с чем!

Соседняя каюта под номером шесть была более просторной и комфортабельной, там имелся даже душ. Но именно в ней обитал судовой доктор Герман фон Клюве. Нечего было и думать, чтобы попросить у него на время ключ.

Да, ей было над чем теперь поломать голову. Оказалось, спасти человека мало, надо во что бы то ни стало обеспечить его куском хлеба, мыла, носовым платком, глотком воды… А она ничего этого пока не сделала, лишь безмятежно уплетала за завтраком ананасовое желе, запивала его шампанским, потом ела омаров, оливки…

Дайана в растерянности уселась в кресло. У нее ведь имелись еще обязанности лаборанта, и никто не отменял ее дежурства в аппаратной. Полоса невезения для «Исследователя» окончилась, теперь обязательно в резервуаре окажется драгоценная ископаемая латимерия.

Интересно, Зигфрид знает о существовании такой рыбы? Надо спросить его обязательно, разбудить и спросить.

Но только Дайана собралась сделать это, как раздался громкий стук в дверь. Зигфрид проснулся, непонимающим взглядом уставился на испуганную Дайану, соображая, в какой еще ловушке он оказался.

Черт побери! – молча в сердцах выругалась Дайана. Дверь снова осталась незапертой! Сейчас сюда вполне может войти мистер Садовский или мистер фон Клюве, и тогда уж всему конец!

Дверь распахнулась, и в каюту с огромными пакетами в руках вошла миссис Дюпре. Увидев Зигфрида, но почему-то нисколько не удивившись этому, она кивнула ему, сказав:

– Итак, с Дайаной мы уже знакомы, а вы, надо понимать, Зигфрид… А мое имя – Джейн Дюпре. Я новый судовой врач. В этом пакете – только осторожнее, осторожнее! – жареная картошка и отбивные, здесь соус, желе и омлет. А в этом пакете штаны, рубашка, свитер и башмаки. Я выбрала самые простые, полотняные, на пробковой подошве. Тут гель для бритья, тут бритва. «Жиллетт» молодого человека устроит? – Она разложила пакеты на столе. – А это – самое главное, ключ от каюты номер шесть. С сегодняшнего дня я являюсь ее хозяйкой, а не фон Клюве, который отправлен жить в судовой лазарет. Но зачем мне такая большая каюта? Уступаю ее вам, пожалуйста. Что еще? В пакете, где одежда, есть бутылка шампанского. Надеюсь, того самого, которым за завтраком всех угощал адмирал Джордж Миднайт, у него изумительный вкус во всем, что касается спиртных напитков…

Неожиданный визит нового судового врача решал все назревшие проблемы. Непонятно было только, каким образом прибывшей сегодня на судно миссис Дюпре стало известно о том, что таинственный гость скрывается здесь и что ему необходима еда и одежда?

– Но Джейн… – попыталась было уточнить это Дайана.

– Сейчас никаких «но» быть не может, не до того! В общем, перебирайтесь в соседнюю каюту. Не смейте выходить из нее до тех пор, пока судно не встанет у стенки в порту Вальпараисо. Иначе я объявлю команде и сотрудникам лабораторий, что вы, Дайана, больны заразной болезнью.

– Какой болезнью? – с вытянувшимся от удивления лицом спросила молодая женщина.

– Вы влюблены! – с улыбкой ответила Джейн Дюпре и вышла, закрыв дверь.

Зигфрид многозначительно кашлянул и уселся в постели, скрестив ноги.

– Это наш новый судовой доктор, – растерянно сказала Дайана.

– Я уже знаю, она представилась. – Зигфрид улыбнулся.

– Кажется, мы переселяемся в соседнюю каюту, там душ, туалет и прочие радости жизни…

– А… правда то, что было сказано о тебе?

– Что было сказано?

– Что ты влюбилась. Интересно, кто этот счастливчик? Не могла бы ты мне назвать его имя? – пошутил Зигфрид. – Он тут, на судне? Если так, то уточни: в составе команды или в составе экспедиции? Расскажи, если это не секрет, и кинь, пожалуйста, пакет с картошкой!

– Вообще все странно, даже очень… – растерялась Дайана, присаживаясь на край постели, кладя рядом открытый пакет и запуская в него руку. – Ты не находишь?

– Нет, – с набитым ртом ответил молодой человек. – Просто твой отец, пока пил этот вонючий джин, внимательно выслушал меня и, зная несносный характер своего ассистента мистера Садовского, нарисовал мне схему вентиляции в судовом лазарете и объяснил, в какой каюте можно найти тебя. И только после этого отключился…

– Так что, получается, отец все знал?! – ахнула Дайана и подавилась картошкой. – Дай мне воды!

– Воды нет, есть только бутылка шампанского, – выскочил из постели Зигфрид. – Потерпи, сейчас открою!

Пока она сделала несколько глотков прямо из горлышка, он вытащил из очередного пакета отбивную и – о, ужас! – слопал ее без ножа и вилки.

– Зачем же тогда отец рассказывал мне о том, что ты, мол, биоробот, охотник за минами и вообще мутант, то есть настоящее чудовище?

– Обыкновенное дело, пугал тебя! Отцам ведь, уверяю тебя, вовсе не хочется, чтобы их дочери прыгали в постель к первому встречному…

– Разве это я прыгнула к тебе в постель? Отвечай-ка лучше, в чьей постели ты сам находишься?! – Она шутя замахнулась на Зигфрида бутылкой шампанского.

Молодой человек осторожно перехватил ее руку, взял бутылку, сделал глоток и мирным голосом рассудительно произнес:

– Да какая разница, кому принадлежит постель? Вот через час мы будем с тобой лежать в кровати бывшего судового врача в его бывшей каюте. Кто посмеет осудить нас за это? Да никто, кроме самого мистера фон Клюве. Кстати, его переселили в судовой лазарет, а туда наведываются крысы. Они, между прочим, меня и освободили от пут!

– Каким это образом?!

– Перегрызли по моей настоятельной просьбе прочнейший синтетический жгут, которым я был привязан к операционному столу. Если бы не они, опыт надо мной, затевавшийся двумя экспериментаторами, вполне мог состояться. Каково?

Дайана не знала, валяет ли он дурака или говорит серьезно.

– Все шутишь? – предположила она, пристально взглянув на него и усмехнувшись.

– Напрасно смеешься, – обиделся молодой человек. – Вот увидишь, крысы по одному моему слову покинут судно в порту Вальпараисо.

– Ловлю тебя на этом, – сказала она, мгновенно став серьезной. – Вообще-то я никому еще так в жизни не верила, как тебе. Ты – необыкновенный, и я тебя по-настоящему люблю.

– Попробовала бы ты любить меня как-нибудь иначе! – Зигфрид шутливо нахмурился. – Все, не хочу больше объедаться ни отбивными, ни картошкой. Теперь мне нужна ты! Кстати, у тебя волосы цвета консервированной кукурузы. Никогда не слышала в свой адрес подобного комплимента?

Молодой человек обнял ее. И она сама подалась вперед, прильнула к нему, послушно подставив губы. Как же, не слышала! – подумала Дайана по поводу вновь прозвучавшего сомнительного комплимента. Но почему сейчас так приятно и сладко было внимать этим глупым словам? Какой он милый, этот Зигфрид! Как она счастлива в его объятиях, пахнущих жареной картошкой, шампанским и отбивными! И вовсе это никакой не первый встречный, а долгожданный человек. Так что пусть отец не беспокоится…

 

5

В свете ночника мерцали глаза Дайаны, с интересом слушающей рассказ Зигфрида о необыкновенных событиях. Он удобно расположился в глубоком кожаном кресле. Она уселась на диван.

Бывшая каюта фон Клюве, в которую им удалось незаметно перебраться, оказалась намного просторней и комфортабельней, чем это можно было предположить! Кроме кожаных кресла и дивана, имелся душ с водой из судового опреснителя, шелковые занавески на иллюминаторах, люстра, лампы которой были забраны дававшими уютный свет тремя зелеными абажурчиками…

Глубокий и проникновенный голос Зигфрида звучал в ушах молодой женщины подобно волшебной флейте. Представить себе все то, что испытал народ, к которому принадлежал рассказчик, невозможно было бы даже с помощью самой неудержимой фантазии.

– Все случилось совершенно внезапно, приближающейся тектонической катастрофы не почувствовал никто – ни люди, ни животные. Медленно, но неумолимо вода поднималась, заливая сначала побережье нашего острова, затем селения с жилыми домами, больницами, школами… Пальмовые рощи… И вот наконец все поглотил ненасытный океан.

А ровно через сутки начался страшный шторм, разметавший плавающих людей в разные стороны. На этот раз выжила лишь малая часть нашего народа, погибли старики и дети. Те, кто уцелел, были вынуждены начинать новую жизнь на других островах, в том числе и на обжитых. Так наша кровь смешалась с кровью других народов.

– Сколько же вас всего на белом свете? Сотня человек? Или, может быть, тысяча? – спросила Дайана, глядя на рассказчика круглыми от ужаса глазами.

– Не знаю, – ответил Зигфрид. – Но только прямые наследники королевы Вапамоуто наделены способностью плыть в океане сутки напролет и могут нырять на любую глубину. Я и мои сестры, например. Родного острова мы больше не видели. Наш клочок суши надолго, а может быть, и навсегда остался в пучине океана.

– Как это печально…

– Я посещал несколько раз это место, проплывал над верхушками пальм и видел наши дома, превратившиеся в руины. А когда район исчезнувшего острова был выбран в качестве полигона для испытания мин, предпринял пару попыток прекратить взрывы.

– Ты рисковал?

– Да, вторая попытка окончилась для меня печально. Угодил в ловушку, капроновый фал оцарапал мне шею и чуть было не удушил.

– Ты жалеешь, что встретил меня? – тихо спросила Дайана.

– Нет, не жалею. Печально, что скрывшийся с поверхности океана остров продолжает разрушаться под водой. Сейчас его постепенно размывают морские течения, уничтожают мрак и холод. Райского куска суши, на котором всегда царил мир, больше не существует. Если даже случится так, что вулкан проснется и вновь над поверхностью океана вознесется наша священная гора, вряд ли там сумеет поселиться мой многострадальный народ.

– Почему?

– Потому что к тому времени ничего, кроме кораллового песка, на острове не увидишь. Возможно, через пару сотен лет там все же вырастут кокосовые пальмы, но, разумеется, никого из наших людей к тому времени уже не останется в живых. Мне очень жаль, что исчезло родное для меня место на Земле. Я бывал и в Европе, и в Америке, видел большие города, но милее исчезнувшего острова для меня нет ничего на всем белом свете, поверь мне…

– А где сейчас твои сестры? Как они сумели спастись? – Дайана с состраданием смотрела на грустное лицо рассказчика.

– Где они, я не знаю. Одна из них вышла замуж за человека, не принадлежавшего к нашему народу. Его имя Меркюри, он пожелал, чтобы в жилах его детей текла золотая кровь. Думаю, ему просто захотелось сделаться богачом.

– Каким же это образом?

– Да очень просто. С тех пор как природа одарила нас возможностью находиться в водной среде, не думая о пристанище на суше, нам стали доступны клады океанского дна. Представь себе, сокровища затонувших кораблей в разных уголках мирового океана остаются в нашем полном распоряжении…

– А редкие рыбы и морские животные? Уверена, вы в состоянии удивить научный мир не одним открытием!

– Конечно, еще мои предки после первой катастрофы начали использовать свои необычные способности, до невероятных пределов расширяющие их возможности. Они добывали моллюска Конус спонсалис… Знаешь, есть такой моллюск?

Дайана даже обиделась.

– Еще бы! Ты ведь разговариваешь с членом океанографической экспедиции! Пусть я и не достигла пока что таких высот в науке, как отец, но подводная флора и фауна мне хорошо известна!

– Так вот, из раковин Конуса мои предки делали деньги. Их нарезали, потом отшлифованные диски нанизывались на волокна кокосовой пальмы, полировались и вывозились на лодках на Соломоновы острова, на острова архипелага Бисмарка… Этим занимались мои соплеменники совсем еще недавно, каких-нибудь двести лет назад. Представь себе, когда-то мои предки снабжали деньгами все острова Тихого океана!

– Как интересно! – воскликнула, не сумев сдержать восторга, Дайана.

– Да что там деньги из раковин… В лучших музеях мира еще нет и малой доли того, что скрывает мировой океан. Наверняка ты знаешь историю про то, как неизвестный разбил витрину в Американском музее естественной истории и украл экземпляр редчайшей раковины Конус Глория марис – «Слава морей»… У меня же сотни таких раковин. Более того, я легко могу отыскать в океане риф, где их тысячи! Мы знаем все о птицах, населяющих острова в океане, владеем их языком, умеем пить пресную воду, собирая ее с поверхности океана после дождей. Иначе нам было не выжить. А еще мы первые из людей, на себе испытавших грядущие перемены мирового климата.

– Да тебе впору работать консультантом в какой-нибудь геофизической лаборатории, – ошарашенная только что услышанным, произнесла Дайана.

– Может и так, – согласился Зигфрид. – Но у меня есть идея получше. Я хотел бы собрать воедино свой народ – тех, кто еще не до конца ассимилировался. Хотя и понимаю, что это невероятно трудно, почти невозможно…

Какой у него невероятный взгляд! Его голубые глаза смотрели на Дайану доверчиво и с любовью. Как смел этот заносчивый мистер Садовский предполагать, что у Зигфрида мозг не больше, чем у морского котика? Ведь перед ней сидит умный человек, но как он несчастен! – с тоской подумала молодая женщина и непроизвольно поддержала предложенную тему разговора, сказав:

– Средняя мировая температура растет, рано или поздно шапки льда на полюсах растают и…

– Да, совершенно верно! Абсолютно все население нашей планеты будет нуждаться в опыте моего народа. Профессор Казимир Садовский мог оказаться самым востребованным ученым, ближе всех подошедшим к раскрытию тайн человеческого организма. Но ему не повезло самым трагическим образом, поскольку уникальный объект сбежал из-под скальпеля и унес его славу!

– Тебе смешно, а я тогда чуть не умерла со страху, – сказала Дайана. – Интересно, а что ты рассказал моему отцу?

– Все. Воспользовался случаем, что моим собеседником оказался настоящий ученый. Пусть мой народ станет объектом изучения. Он того стоит. Днем и ночью мы без малейшего труда ориентируемся в бескрайнем лабиринте проливов и островов. Мы можем без всяких ваших географических тонкостей объяснить сородичу, как добраться до какого-нибудь острова… Твой отец слушал меня очень внимательно, он хороший человек. Может быть, ему удастся помочь мне найти сестер. Не исключено даже, что он сумеет закрыть полигон для испытания мин над затонувшим островом.

– Но каким образом?

– Необходимо эту часть Тихого океана объявить заповедником. На островке Вапамоутомали, который, как и раньше, необитаем и на котором люди бывают лишь время от времени, выстроить биологическую станцию, а еще лучше – филиал большого биологического института. Хотя бы того, в котором училась ты. Ученые могли бы регулярно проводить мониторинг здоровья всех жителей близлежащих островов. И даже работать над разгадкой физического совершенства представителей моего народа.

– Но для этого потребуется столько денег! – охнула Дайана.

– Знаю. Денег на это строительство твоему отцу я дам столько, сколько потребуется. Вапамоутомали представляет собой голую скалу, о которую разбиваются волны.

Зигфрид посмотрел на часы, фосфоресцирующий циферблат которых был укреплен над дверью каюты, и сказал:

– Сейчас ты увидишь самое фантастическое зрелище в своей жизни.

Сильные руки подхватили молодую женщину и усадили прямо на стол. Потом Зигфрид раздернул занавески и открыл иллюминатор.

– Смотри!

Щурясь от свежего ветра, Дайана посмотрела на водную ширь.

Первые лучи восходящего над океаном солнца высвечивали неясную пока темную громаду, возвышающуюся над водой. Огромный скальный массив был окружен белой пеной кипящей морской воды, накатывающейся и разбивающейся о его твердь.

Над островком не кружили морские птицы, это было особенно жутко. Мертвая скала, лишенная всяких признаков жизни…

«Исследователь» полным ходом шел на нее, словно решившись погибнуть в царстве черного камня и белой пены. Уже отчетливо были слышны и грохот волн, и шипение взлетающих к небу пенных фонтанов…

У Дайаны отлегло от сердца, когда она почувствовала, что судно резко забирает вправо, меняя курс. И в этот момент рядом с бортом внезапно появился добрый десяток китов. Откуда они взялись? Посреди волн – стадо резвящихся морских гигантов! Какое это ни с чем не сравнимое зрелище, подумала она и спросила:

– Это и есть Вапамоутомали? Что означает это слово?

– Остров, на котором всегда царит смерть. Думаю, нам придется переименовать его, если мы собираемся здесь работать.

– Собираемся работать? Мы? – Она была приятно удивлена планами Зигфрида. – Ты уверен, что мой отец принял решение тут обосноваться?

– Уверен. Как ты думаешь, зачем капитан привел судно в эти воды? Чтобы осмотреть остров и убедиться в правдивости моих слов. Скажу тебе больше, на первой же стоянке в ближайшем порту «Исследователь» будет оборудован подводными сонарами, глубоководными камерами слежения и аппаратом для спуска человека под воду. Часть оборудования твоему отцу подарит военно-морской флот, большую часть оплачу я из собственного кармана. Об этом мы уже договорились с ним…

– Что-то я не помню, чтобы у тебя были карманы, когда впервые увидела тебя, – с улыбкой заметила Дайана.

– Первое впечатление часто бывает ошибочным, – с серьезным видом, без тени улыбки ответил Зигфрид. Скоро мы придем в порт. Надеюсь, ты хорошо отдохнешь и забудешь все свои морские переживания.

– Главное мое переживание – это ты! – Она подошла к Зигфриду и спрятала лицо у него на груди.

Руки молодого человека осторожно легли на ее плечи. Он привлек ее к себе, обнял. Дайана слышала, как громко бьется сердце возлюбленного, и уже знала, что последует за этим объятием.

Сначала он наклонит к ней голову, нежно поцелует виски, нос, щеки. Его губы прижмутся к ее губам, и она ответит на его потрясающе сладостный поцелуй. Потом сожмет его плечи, запустит пальцы в густые пряди волос, скажет ему, как безумно она хочет близости с ним, как мечтает о его ласках. И Зигфрид будет любить ее! Он покроет ее тело горячими поцелуями, назовет своей единственной…

Однако, увы, комфортабельной каюте, которую им так любезно уступила новый судовой врач, не суждено было на этот раз огласиться любовными стонами и услышать слова, которыми называют друг друга наедине только влюбленные.

Заработала судовая трансляция, и в динамике послышался голос капитана, приказывавшего всей команде, свободной от вахты, и всем участникам научной экспедиции собраться немедленно в кают-компании.

Дайана поспешно оделась, взглянула на себя в зеркало и, с сожалением улыбнувшись Зигфриду, направилась к месту сбора. К ее приходу большинство членов команды и персонала экспедиции уже находилось там, усаживаясь за длинный стол, во главе которого стоял Кристофер Стемплтон, ожидая, когда смолкнут разговоры и все готовы будут выслушать важное сообщение.

Он был облачен в черный капитанский китель с золотым шитьем на рукавах и светлые форменные брюки, держался несколько напряженно и торжественно.

– Внимание, леди и джентльмены! Через час «Исследователь» придет в порт, но не в Вальпараисо, как предполагалось, а в Пуэрто-Вальпо, что в сорока милях на юго-запад… Именно там, на правительственной верфи, наше судно будет частично переоборудовано, а затем мы вернемся в район острова Вапамоутомали, которым любовались сегодня утром. – Он взял со стола стакан минеральной воды, заботливо налитый стюардом, и, сделав небольшой глоток, внимательно оглядел присутствующих. – Счастлив вам сообщить, что программа научных исследований расширена и всех нас ожидает напряженный труд. В руководящем составе экспедиции, как вы знаете, произошли изменения. Профессор Казимир Садовский нас покидает, а кто окажется его восприемником, я сообщу позднее… Желаю всем хорошо отдохнуть на стоянке и набраться сил перед очередным выходом в океан.

Рядом с Дайаной, задержавшейся на шлюпочной палубе и смотревшей на безбрежную ширь океана, оказалась Джейн Дюпре. Врач была одета в стильный брючный костюм из розового поплина. В волосах ее сверкала золотая заколка с прозрачным драгоценным камнем. Губы несли легкий, едва заметный след губной помады, а в глазах сияла добрая улыбка. Сегодняшняя Джейн Дюпре являла собой разительный контраст с той женщиной, которая в военной куртке совсем недавно поднялась по трапу на борт «Исследователя».

– Дайана, девочка, пока мы неторопливо движемся к берегу, я хочу поговорить с тобой. Можно? – ласково спросила миссис Дюпре.

– Конечно, – откликнулась та. – Я думаю, если вы хотите мне что-то посоветовать, это будет идти от чистого сердца. Вы ведь так хорошо ко мне относитесь!

– Да, ты права. И мне хочется поговорить с тобой по душам.

Голос женщины был тихим, немного грустным и звучал несколько глуше, чем обычно. Она положила руки на дубовый планширь и начала задумчиво разглядывать изумрудно-голубую воду.

– Послушай, мне кажется, в твоей жизни происходят довольно важные события, они могут стать для тебя главными, не так ли?

– Все может быть… Но я пока ничего не знаю… – Щеки Дайаны залились пунцовой краской. – Вы имеете в виду… Да, вы хотите сказать, что…

– Вот именно, я имею в виду красавца Зигфрида. Не о хлыще же Казимире Садовском мне говорить с тобой! Так вот. Я должна сказать тебе, что когда в жизнь людей приходят настоящие чувства, надо беречь друг друга. Ты меня понимаешь, милая?

– Кажется, начинаю понимать… – ответила Дайана.

Джейн Дюпре заметно нервничала.

– Меньше всего мне хочется походить на учителя, который вдалбливает очередную тему из учебника в головы нерадивых учеников. Если ты поймешь, что Зигфрид тебе дорог и ты не можешь без него жить, пожалуйста, научись беречь его. А он, я уверена, уже души не чает в тебе самой. Мне было достаточно бросить на него несколько мимолетных взглядов, чтобы уловить главное: он хороший человек.

Щеки Дайаны стали еще ярче. Молодая женщина никак не ожидала, что ей придется обсуждать с Джейн Дюпре тайну своего сердца. Тем более что она сама еще не до конца была уверена, правильно ли понимает то, что с ней происходит.

Неужели они с Зигфридом созданы друг для друга? Неужели это и есть то чувство, о котором пишут в книгах и снимают кино… Неужели ей надо признаться вслух, что Зигфрид – ее любовь и судьба?

– Видите ли… – смущенно произнесла бедняжка, не зная, с чего начать.

– Дайана, милая, – тихо продолжала миссис Дюпре. – Я уже достаточно пожила на свете и знаю, что когда люди друг друга не берегут, им всегда очень и очень плохо. Ты можешь рассмеяться, но я могу засвидетельствовать как врач – люди эти даже чаще болеют.

– А что может стать причиной болезни? – искренне удивилась Дайана. – Неужели невнимание и равнодушие?

– Не только это. Вот, например, по той или иной причине человек обеспокоен. А в беспокойстве всегда присутствует неуверенность и связанные с этим ожидания и страхи. Что это значит? У человек могут начаться расстройства пищеварения, озноб, появиться проблемы с сердцем, нарушение кровообращения. То есть его организм в этот момент будет иметь пониженную сопротивляемость к различным заболеваниям.

– Да-да, – подтвердила Дайана. – Вот когда я, скажем, сдаю сессию в университете, то обычно заболеваю!

– Ты привела правильный пример. Или, допустим, человек загрустил. Это чувство вызывается многими поводами – разочарованием, беспомощностью… Любая неудача может дать толчок этому состоянию. У впавшего в уныние вполне могут появиться и нарушение осанки, и проблемы с зубами и деснами, может в худшую сторону измениться давление, возникнуть непрекращающийся насморк. Говорю тебе как врач, моя милая. Избегай неудач, избегай их!

– Вы хотите сказать, что разные отрицательные чувства заставляют людей болеть?

– Да, именно об этом и идет речь. Поверь, это не я придумала, мои слова подтвердили научные исследования многих поколений врачей. Зависть вызывает исхудание, изжогу, кожные болезни. Недоверчивость – мигрени, проблемы со зрением и со слухом. Ненависть – зуд, экзему, аллергию, нарушение функций желчного пузыря, геморрой. Неуверенность – нарушения функций печени, проблемы с позвоночником. У твоего отца болит сердце – от одиночества, от страха за тебя, моя милая…

– Все, остановитесь, не продолжайте! Я поняла! – пылко воскликнула Дайана. – За меня бояться не надо, так и скажите папе. Вы замечательно на него влияете, я вас люблю за это. А я буду беречь Зигфрида.

– Как хорошо, что мы достигли взаимопонимания, – произнесла обрадованно миссис Дюпре.

Дайана лукаво улыбнулась и продолжила, явно передразнивая собеседницу:

– Буду беречь Зигфрида, чтобы ему не грозили болезни десен, аллергия и расстройства пищеварения. Не пугайте меня, милая Джейн, перечислением болезней!

Врач оторвала свой взгляд от волн, взглянула на раскрасневшуюся Дайану и засмеялась.

– Ты просто прелесть, и Кристофер, наверное, счастлив, что у него выросла такая дочь! Прости, если я тебя напугала! Но, поверь, твой отец и я – мы оба желаем тебе счастья. Правда, правда! Смотри, какая рыба мелькнула внизу! Словно морской диковинный цветок! Вся разноцветная! Переливается!

Последние фразы Джейн Дюпре произнесла громко, восхищенно. Она перегнулась через поручень, а рукой показывала куда-то в левую сторону. Камень в ее заколке задорно засверкал.

– Я вижу, вижу… – откликнулась Дайана.

– Ну, надо же, баклан схватил бедную рыбу и проглотил!

Тут пришло время улыбнуться Дайане. В каждой женщине живет девчонка, подумалось ей. Отец, похоже, любит ее – смешную и добрую. Конечно, любит. Вон он, стоит на мостике, веселый и бодрый. Впереди у него столько дел и хлопот, а любовь прибавит ему сил, это очевидно.

Джейн Дюпре робко взглянула на Дайану, затем проговорила:

– Милая моя, прости за нелепую лекцию, которую только что услышала от меня. Я очень переживаю, так как не могу выразить словами все свои чувства. Мы беседовали о твоей судьбе, а ведь я хотела рассказать о том, как полюбила когда-то твоего отца. И бесконечно сильно люблю его по сегодняшний день. Да, и не могу без него жить. Но почему только сегодня я говорю об этом вслух? Почему молчала долгие годы, боясь признаться себе самой в этой любви? Как не просто все-таки жить на свете!

В глазах немолодой женщины блестели слезы. Дайана стояла молча, не зная, как нужно поступить в таком случае. Потом сделала шаг вперед и слегка, по-дружески, обняла Джейн за плечи.

«Исследователь» малым ходом двигался от внешнего рейда по направлению к гавани Пуэрто-Вальпо. Городские здания и портовые сооружения были уже хорошо различимы на берегу. А далеко на востоке, за городом, возвышались горы, чьи величественные пики были скрыты белыми облаками.

В небе появились многочисленные чайки… Повисли над судном поморники – крупные птицы с темной спиной, желто-бурым брюшком, черными лапами и таким же черным крючкообразным хищным клювом.

Они напомнили Дайане смещенного со своего поста судового доктора фон Клюве, поскольку были по виду столь же агрессивными.

В ходовой рубке «Исследователя» по-английски отрывисто, но с явным испанским акцентом отдавал команды лоцман, полчаса назад поднявшийся на борт с катера, пришедшего из порта.

Боцман Фергюссон находился на баке судна, палубная команда готовилась к швартовке.

И вот уже невооруженным глазом стали отчетливо видны дома на берегу, корабли в доках, пакгаузы и портовые краны. Вскоре стали различимы и фигурки людей.

Ветер доносил до «Исследователя» лай собак, свистки локомотивов, лязг вагонных сцепок. В воздухе появился запах машинного масла, дыма и пыли. Сквозь всю эту немыслимую смесь каким-то чудом пробивались ароматы трав. У Дайаны, привыкшей за время плаванья по большей части к запаху йода, даже защекотало в носу. Она чихнула.

Порт города Пуэрто-Вальпо славился своими складами калийной селитры. Ее отгружали ежесуточно десятками тысяч тонн во все стороны света. Дайана видела возвышающиеся у причалов английские, шведские, японские суда…

А улицы города убегали в горы и казались со стороны реками и ручьями, берега которых были застроены зданиями.

Большинство городских домов имело два или три этажа, их крыши покрывала нарядная красная черепица. Особо выделялись богатые виллы с затейливыми решетками оград, окруженные пальмами и каштанами. Великанами среди карликов торчали несколько современных железобетонных небоскребов, на стенах и крышах которых располагались рекламные щиты.

Основанный в 1856 году на месте крошечного индейского поселения, Пуэрто-Вальпо сначала являлся исправительной колонией, куда свозили преступников, потом был разрушен во время бунта, отстроен заново, чтобы исчезнуть с лица земли во время страшного землетрясения 1905 года.

Теперь город был красив и уютен, славился своим музеем, радушием местного населения и чудесными сортами местных вин и Табаков.

Судно быстро и ловко было ошвартовано у сложенной из гранитных блоков причальной стенки.

– Стоп машина! – отдал команду капитан.

У парадного трапа «Исследователя» остановилось несколько легковых автомобилей, на борт поднялись портовые чиновники, таможенники, одетые в парадные мундиры, карантинный врач. Приход в порт каждого судна в городе всегда рассматривался как большой праздник.

Боцман Фергюссон, глядя на чиновников, тихо сказал Дайане:

– Существует легенда, что на месте порта когда-то обитал гигант Каутчо. Этот подземный житель, ночной бродяга, пахнущий гнилью, якобы появляется и поныне в сумерках, чтобы душить индейцев и вырывать у них глаза. У него твердые как камень волосы, на голове большие рога, а на груди два огонька, мигающих в бурю. Когда он проходит мимо, собаки начинают выть.

Так и есть! Чарли завыл, когда мимо него прошел таможенник. Фергюссон многозначительно улыбнулся.

Дайана не верила, что через несколько минут под ногами у нее будет земля. Надо подумать о соответствующей одежде! Небо над Пуэрто-Вальпо было ясным, морской воздух напоен свежестью и теплом погожего летнего дня.

Она обязательно посетит кафе, посидит на скамеечке в парке, послушает музыку.

Что есть в этом городе, достойного ее внимания? Музей? Концертный зал? Было бы здорово вместе с Зигфридом просто пройтись по приветливым уютным улочкам, столь отличным от улиц европейских городов. Рядом горы, там полно индейских селений.

Даже докеры в порту здесь работают в пончо, на головах у многих широкополые шляпы. Все черноволосы, испанская речь звучит на каждом углу.

Дайана спустилась в каюту, готовая задать Зигфриду один-единственный вопрос: как и где они проведут время на берегу? Вопрос остался незаданным, каюта оказалась пуста… Кроме того, было ясно, что в ней уже побывали таможенники.

На столе лежали бланки деклараций, ее собственный паспорт и записка, в которой четким отцовским почерком ей предписывалось быть на борту и никуда не уходить.

Расстроенная, Дайана возмущенно фыркнула, распаковала один из своих дорожных кофров и через час уже пила кофе в кают-компании, одетая в самое красивое свое платье, подчеркивающее стройную фигуру. Туфельки на шпильках гармонировали с цветом одежды, распущенные по плечам светлые волосы благоухали ароматом ночной фиалки.

Только во второй половине дня на борту появился отец и, прежде чем уединиться в каюте, вручил дочери длинный список того, что необходимо было выполнить на берегу.

– Вот тебе деньги на такси, но помни, что в Пуэрто-Вальпо необходимо торговаться за каждую милю. Все таксисты владеют и английским, и французским, так что постарайся сэкономить часть суммы себе на обед в ресторане. Рекомендую «Бельканто», лучший ресторан на всем тихоокеанском побережье Южной Америки.

Дайана с удрученным видом рассматривала список.

– Тут столько поручений, что на обед может просто не хватить времени!

– Не страшно. Вернешься на «Исследователь», пообедаешь. Сегодня в меню седло молодого барашка. До вечера!

Как необыкновенно приятно было ощущать под ногами землю. Дайана не спеша проследовала по территории порта, с любопытством глядя по сторонам.

Свободные от погрузочных работ докеры пили зеленый чай на террасе портового кафе и тоже с неприкрытым интересом посмотрели на стройную фигурку и длинные ноги молодой женщины, которая проследовала мимо в прекрасном платье и туфлях на шпильках.

За проходной порта стояло несколько частных такси, вид которых не вызвал у Дайаны никакого воодушевления. Одного взгляда, брошенного на них, оказалось достаточно, чтобы понять, что на такой технике город и за три дня не объедешь – ржавые кузова, помятые крылья… Сколько же лет тут сверхурочно продолжали трудиться эти старые «бьюики» и «форды»? Ведь их ровесников уже не встретишь на улицах Нью-Йорка или Чикаго. Видно, обновление автохозяйства не входило в планы их владельцев…

Но делать было нечего, Дайана решительно направилась к темно-красному «форду», у которого только одна деталь была более-менее надежной на вид – решетка радиатора. Но, к великому удивлению гостьи Пуэрто-Вальпо, машина и ее водитель оказались на высоте.

В течение часа «форд» взлетал по крутым улицам чуть ли не к облакам и нырял в самые настоящие пропасти. Он лихо проскакивал глухими проулками мимо автомобильных пробок в центре города. В результате весь перечень дел, врученный Дайане отцом, был выполнен.

Молодая женщина побывала на верфи, посетила десяток банков, взяла пакет с документацией в государственном Дарвиновском музее.

В деловом центре Пуэрто-Вальпо, у грандиозного фонтана, изображающего горный водопад, ниспадающий с высоты трехэтажного дома, Дайана попросила водителя остановиться. Где-то рядом, согласно книжке путеводителя, должен был располагаться ресторан «Бельканто».

– Сколько я вам должна? – спросила она у таксиста, мужчины лет сорока с таким свирепым выражением лица, что водители встречных автомобилей попросту шарахались в стороны, беспрекословно уступая ему дорогу.

Таксист пожал плечами.

Дайана отсчитала десяток банкнот, глянула на мужчину. Его черные глаза невозмутимо смотрели вперед сквозь ветровое стекло.

Дайана прибавила еще несколько банкнот.

– Не надо! – рассмеялся таксист, смех оказался неожиданно добрым и непосредственным. – Вполне достаточно и того, что вы отсчитали ранее. Если не ошибаюсь, вы с «Исследователя»? Чем-то вы напоминаете мне капитана этого судна, Кристофера Стемплтона.

Дайана кивнула:

– Я его дочь.

– Тогда вам рано покидать машину! – мрачно усмехнулся водитель и состроил ужасную гримасу. – Сейчас вы окажетесь там, куда и рассчитывали попасть.

Дайана втянула голову в плечи, не зная, что и подумать. Странные нравы в этом городе, а люди какие-то непонятные! Куда это водитель собирается ее отвезти? Нет, надо было сразу же, как только расплатилась, не теряя ни минуты, выпрыгнуть из машины. И почему только она этого не сделала?

«Форд» резко рванул с места и остановился через пару перекрестков у высокого каменного здания в стиле ампир. Водитель обошел машину, открыл дверцу и церемонно подал Дайане свою грубую ладонь.

– Прошу вас, мисс! Лучший в городе ресторан – «Бельканто»! Не скажу, что цены умеренные, но клянусь, здесь работают самые искусные повара в Южной Америке!

 

6

Швейцар отворил высокую массивную дверь, и Дайана шагнула в царство тишины, цветов и комфорта. Откуда-то из глубины помещения доносились приглушенные фортепьянные аккорды. В вестибюле было пустынно, прохладно, толстые ковры поглощали звуки шагов.

Обед в одиночестве, среди музыки и цветов, – как это грустно, подумалось ей.

– У тебя бесподобная походка! – раздался прямо над головой безумно знакомый голос. – Позволь мне сопровождать тебя в зал, милая Дайана, обед за мой счет.

– Господи, Зигфрид! – радостно воскликнула молодая женщина, обернувшись.

Однако каков у него вид! – с восхищением подумала она, окинув взглядом любимого мужчину. Серый костюм был явно от лондонского портного, а тщательно подобранный галстук, запонки, ботинки делали молодого человека похожим на преуспевающего директора банка или на голливудского киноактера. Над волосами Зигфрида вне сомнений поколдовал высокопрофессиональный парикмахер. Улыбка этого красавца так и лучилась добротой и любовью. Он радовался их встрече. Вне всяких сомнений, радовался!

Просторный зал ресторана с позолоченной лепниной на потолке, с хрустальными люстрами и зеркалами на стенах выглядел великолепно. Столики под белоснежными накрахмаленными скатертями, мягкие кресла, затянутые красным бархатом, гармонировавшие с такого же цвета портьерами на высоких окнах, вызывали желание провести здесь ни один час, беседуя и неспешно вкушая яства местных поваров.

– С некоторых пор вся энергия владельца этого ресторана нацелена не столько на изобретение новых кулинарных рецептов, сколько на то, чтобы придумать для своих клиентов нестандартную атмосферу. Кто тебе рекомендовал пообедать в «Бельканто»?

– Отец.

– У него замечательный вкус. Представь, официанты между подачей блюд исполняют оперные арии! Сейчас сама убедишься!

– А какая здесь кухня?

– Не современная, не облегченная, одним словом, необычная… Только представь, полузабытые блюда Франции девятнадцатого века!

Почтительно ожидающий распоряжений метрдотель сделал шаг вперед и сказал, кивнув Зигфриду, как старому знакомому:

– Добрый день! Итак?

– Верди! Прежде всего Верди! Или у мисс Дайаны будут другие предложения?

– Верди так Верди, – сказала она. – Признаться, я объездила весь город и страшно проголодалась. Жареная картошка у вас есть?

Метрдотель улыбнулся и сделал едва заметный жест. К столику поспешили официанты, в оркестре взмахнул смычком скрипач.

– Ничто так не подчеркивает красоту юной леди, как прекрасный мужской костюм ее кавалера! – вдруг раздался позади них знакомый женский голос. – Здравствуйте, молодые люди!

Дайана и Зигфрид мгновенно обернулись и увидели улыбающуюся Джейн Дюпре. Оба встали и после обмена приветствиями удобно расположились все вместе за столиком. При этом судовой врач со знанием дела принялась оценивать вид и качество блюд, которые расставляли перед ними официанты.

– Гусиная печенка! О! Что я вижу: настоящий луковый суп! Чувствую себя дома, на Елисейских полях! Нет-нет, не угощайте меня. Я буду обедать на борту «Исследователя», а здесь появилась с иной целью. Крис предупредил меня, что Дайану, вероятно, можно будет застать в «Бельканто». А раз так, подумала я, то и Зигфрид скорее всего окажется здесь же. И, как видим, я не ошиблась. Так вот что я должна сказать вам: будьте осторожны на улицах Пуэрто-Вальпо! Аналитический ум профессора Казимира Садовского вполне мог подсказать своему хозяину, что объект «Морской Бог» вовсе не вернулся в пучину родных океанских вод, а остался на судне и теперь находится в городе.

– Зигфрид в опасности?! – Нож и вилка так и выпали из рук Дайаны. – Чего же мы ждем? Надо срочно обратиться в полицию!

– Не думаю, чтобы это было разумно. Молодой человек находится в стране нелегально, в списках команды судна или членов экспедиции он пока что не значится… Зигфрид, вы сегодня вечером будете на «Исследователе»?

– Вряд ли…

– Берегите себя! Вы же знаете, профессор Стемплтон всерьез рассчитывает на ваше участие в новом научном проекте… Вот, собственно, и все, что я хотела сказать. Простите, молодые люди, что не могу составить вам компанию. У меня сегодня в городе еще полно дел… Она откланялась и ушла, а в ушах Дайаны все еще продолжали звучать слова об опасности, подстерегающей ее возлюбленного. Мерзавец Казимир Садовский! Сколько он может творить свои гадости!

Теперь Дайану не радовали ни изумительные блюда старинной французской кухни, ни оперные арии. Старания студентов-вокалистов столичной консерватории, приезжающих в далекий город Пуэрто-Вальпо по просьбе хозяина ресторана «Бельканто» и играющих роли поющих официантов, остались ею неоцененными.

– Идем отсюда, Зигфрид, – сказала она, опасливо оглядывая зал. – Мы обсудим все по пути к порту, ты проводишь меня хотя бы до проходной?

– Я в твоем распоряжении, моя милая, – с готовностью ответил молодой человек.

Разумеется, Дайане приятно было это слышать! Вот только до проходной порта в этот вечер ей дойти было не суждено…

Центральные улицы Пуэрто-Вальпо, как и в любом другом европейском или американском городе, с наступлением темноты были ярко освещены. В темном воздухе вовсю призывно плясала и мигала световая реклама, горели уличные фонари, уютно светились окна гостиниц, богатых частных особняков, ослепляли прохожих фары проезжающих мимо автомобилей.

Что же касается окраинных, боковых улочек и тупиков, то с освещением тут дело обстояло из рук вон плохо. И как только багровый диск солнца садился в океан, по южному черная, почти непроглядная тьма охватывала их, и они становились куда страшнее и темнее закоулков в трюмах «Исследователя».

Казалось, до порта было рукой подать, только спустись к океану, где полыхали прожектора на загружающихся калийной селитрой судах разных стран мира.

Дайана и Зигфрид миновали фонтан, шумящий в темноте тысячами струй, затем аптеку со светящейся витриной и рекламной вывеской, наугад спустились по широкой каменной лестнице с пологими ступенями и оказались в нешироком тупике, застроенном двухэтажными домами в колониальном стиле.

Тускло светились узкие окна, вокруг стояла мертвая тишина, лишь эхо шагов нарушало ее.

– Слушай, по-моему, мы заблудились! – обеспокоено сказала она.

За углом раздались грубые голоса.

Молодой человек шагнул в черный проем арки одного из домов, увлек Дайану за собой, обняв за плечи и приложив палец к своим губам, показывая, что она должна молчать.

– Тсс!

Гремя коваными подметками по булыжнику, мимо прошли двое полицейских, а с ними человек в черном плаще и щегольской шляпе, чем-то удивительно напоминавший мистера Садовского.

Сердце Дайаны быстро забилось.

– Придется тебе переночевать в городе, – сказал Зигфрид. – Смотри, нет ни такси, ни телефона, чтобы его вызвать.

– Переночевать в городе? Но где?! – в ужасе посмотрела она на своего провожатого.

Он кивнул на скромную вывеску, едва подсвеченную на фасаде дома напротив, обещавшую «Кров и стол» каждому, кто, как почему-то было написано, имеет лишние деньги.

– Я боюсь, – призналась Дайана.

– Чего? – спросил Зигфрид.

– Ты только представь: одна в чужом городе, в подозрительной гостинице…

– Почему же одна? – шепотом проговорил он. – Я тоже боюсь ночевать в подозрительных гостиницах. Будем ночевать вдвоем!

И смело постучал в резную деревянную дверь, подмигнув Дайане.

Портье в гостинице не оказалось. Дверь отперла сама хозяйка лет тридцати пяти и с улыбкой перечислила права и обязанности постояльцев. Молодой паре приятно стало хотя бы оттого, что прав оказалось куда больше, чем обязанностей.

Права на чистое белье и на завтрак стоили денег, которые тут же были выложены перед хозяйкой на дубовую стойку.

– А много в вашей гостинице номеров? – поинтересовалась Дайана. – Какой из них лучший?

– Номер у нас всего один, и он же самый лучший. Уверена, вам понравится!

– А что означает фраза на вывеске про лишние деньги? Вдруг они у нас есть? – спросил Зигфрид.

– Лишние деньги означают, что постояльцам гарантированы покой, безопасность, такси прямо к воротам в любое время суток, телефонная связь с любой точкой города и порта и… – Женщина на секунду исчезла, нырнув под дубовую стойку. – Вот. Контрабандный портвейн «Феррейра», ему двадцать лет, он младше вас, молодой человек, но старше вашей спутницы. Сыр, фрукты и ягоды входят в цену бутылки.

Зигфрид посмотрел на Дайану.

– У меня есть лишние деньги, но, увы, на такси их не хватит! Телефонная связь с судном тебя удовлетворит?

– Вполне!

Из последовавшего затем разговора по телефону с отцом Дайана узнала, что полиция провела на «Исследователе» обыск. Разумеется, было понятно, кого искали и кем была инициирована эта акция.

Также отец рассказал, что обед на судне с седлом барашка удался вполне, посетовал, что сам не присутствовал во время исполнения арий из опер Верди в ресторане «Бельканто», передал привет от Джейн Дюпре и посоветовал как можно лучше провести завтрашний день.

– Но особо не мелькайте на улицах, ни в центре, ни на окраинах, – предупредил он напоследок.

– Я все поняла, папа! Спокойной ночи! – успокоила его Дайана и положила телефонную трубку.

– Что-то темновато у вас в округе, – сказал Зигфрид, принимая из рук хозяйки корзинки с сыром, фруктами и ягодами.

– Разве это темновато? – удивилась та. – Вам бы побывать в Пуэрто-Вальпо зимой! Да, в городе проблемы с электричеством, после того как в горах наводнением разрушило дамбу электростанции, но сейчас…

Погасла, моргнув, лампа, и владелица гостиницы уже в полной темноте договорила:

– Сейчас тоже весело!

Свет керосинового фонаря освещал ступени узкой деревянной лестницы, беленые стены с углублениями, в которых стояли горшки с цветами. Почти под самой крышей женщина отперла низкую и широкую дверь, вошла в номер сама и жестом пригласила войти за собой следом притихших постояльцев.

Комната была просторной и чистой, но молодым людям показалось, что они каким-то чудом перенеслись на полтора-два столетия в прошлое. Неужели машина времени существует и находится в полном распоряжении хозяйки чудесной гостиницы?

Распятие черного дерева на стене, огромная высокая кровать, колченогий стол, массивные дубовые стулья с камышовыми сиденьями и спинками… Громоздкий шкаф для одежды, сработанный неведомым деревенским столяром, занавеси на окошках, смотрящих на восток, где чернели громады высоких гор, и на окошках, глядящих на запад, за которыми были видны огни судов, стоящих на внешнем рейде порта Пуэрто-Вальпо… Эмалированный таз и кувшин для умывания…

На одном из подоконников лежала фантастической красоты раковина – серо-голубая, напоминающая сказочный рог. Казалось, раковина жила, дышала, она просто спала, как живое существо. Ей снились бездонные глубины океана…

Комната напоминала одну из иллюстраций старинной книги о путешественниках «Сто тысяч миль», таким было впечатление от увиденного у Зигфрида и Дайаны.

– Туалет внизу, – пояснила хозяйка. – Как, впрочем, и душ тоже. Вы должны меня понять. Гостиница принадлежала еще моему деду, я сочла разумным ничего на чердаке не менять. Каким-то непонятным образом меня находят романтические парочки, подобные вашей, женихи и невесты, путешествующие в поисках экзотики.

– А чем так замечательно пахнет? – повела носом Дайана. – Такое впечатление, что за окнами цветущий луг! Окна комнаты выходят в парк?

Хозяйка рассмеялась.

– Ничего подобного, какой там парк! Просто я сушу на каминной трубе высокогорные травы, потом продаю их аптекам. Одной контрабандой вина не проживешь, сами понимаете… А от старой и маленькой гостиницы какой доход? Так, всего лишь память о деде!

Повесив фонарь на кованый крюк в потолочной балке, женщина зажгла еще пару свечей на столе, застланном накрахмаленной скатертью, расставила керамические тарелки с сыром, виноградом и фруктами, водрузила пару бутылок вина и грубые толстостенные стеклянные стаканы темно-зеленого цвета.

Захватив с собой один из подсвечников, она пожелала гостям спокойной ночи и вышла.

Когда далеко внизу скрипнула и успокоилась последняя ступенька старинной лестницы, Дайана и Зигфрид поняли, что остались одни в целом мире и в их распоряжении целая ночь. Целая ночь!

Благоухали развешенные на бечевках пучки лечебных трав, наполняя комнату ароматом привольных лугов. Свет фонаря и пламя свечи бросали странные тени на потолочные балки, на резные спинки стульев, на громоздкий шкаф, напоминающий рубку парусника.

Странное ощущение уюта и вечности царило в комнате, веселило сердце и успокаивало душу. Неужели так мирно и комфортно жили когда-то люди? Куда все подевалось, откуда в мире взялись спешка, гонка за миражами, стрессы?

Далеко-далеко за окнами раздался гудок парохода.

Таинственно дышала на подоконнике сказочная раковина-рог.

Дайана распахнула одно из окон и обомлела. Стена дома отвесно уходила вниз, словно в пропасть, но в свете луны было видно, что далеко внизу черепичные крыши домов пологой волной тянутся в сторону порта.

Эта волна была рассечена черными провалами площадей и улиц, яркими вкраплениями белели стены монастыря и колокольни. Тускловатые желтые пятна окон в некоторых домах, – очевидно, там тоже горели керосиновые фонари – казались отражением звездного неба.

А на горизонте дышало огромное темное существо по имени Тихий океан, и до окна долетали отголоски его дыхания, чистого и свежего. Вот эта великолепная картина, в отличие от уюта комнаты, тревожила сердце и заставляла кружиться голову, и собственная жизнь казалась наполненной особым предназначением и вдохновением.

Хотелось подняться на борт первого попавшегося парохода и отправиться на край земли в поисках неведомого счастья.

– Красота! – сказала Дайана и обернулась.

Ну и джентльмен! Зигфрид, сняв с себя великолепный костюм, сидел за столом в чем мать родила и с аппетитом уминал сыр.

– Что ты сказала? – только и спросил он.

– Оставь кусочек к вину, обжора! – попросила она, скинула туфли и с удовольствием ступила на выскобленные плахи старинного деревянного пола. – У меня такое ощущение, что мы с тобой знакомы ровно столько лет, сколько исполнилось этому дому.

– Даже больше! – отозвался он. – Садись к столу, будем смаковать «Феррейру» и строить планы на будущее. У тебя они какие?

Дайана решила пока что не высказываться на этот счет.

– Мало ли что приходит мне в голову?

– Понятно! – весело воскликнул Зигфрид. – Говорить не хочешь, а о помолвке со мной думаешь, не так ли?

Дайана села за стол, схватила полную горсть винограда и с удовольствием запустила в Зигфрида.

– С тобой ни о чем нельзя разговаривать серьезно!

– Можно, – спокойно ответил молодой человек. – Просто я очень предусмотрительный. И правильно сделал, что снял вовремя костюм, он у меня единственный.

– Кстати, откуда он взялся? У тебя что, есть в Пуэрто-Вальпо друзья, и ты у них одолжил его? Признавайся!

– Нет у меня в городе друзей. Нет вообще ничего, кроме счетов в здешних банках. Да и с теми проблема, лишь два из пяти банков решили работать со мной, не спрашивая никаких документов. Управляющие заявили, что их просто устраивает моя физиономия и моя улыбка. Правда, ее трудно подделать?

Зигфрид улыбнулся и подал Дайане стакан с вином.

– Выпьем за осуществление проекта строительства биологической станции на Вапамоутомали!

– Выпьем! – согласилась она. – Только я сделаю всего один глоток, а то, кажется, голова у меня идет кругом и безо всякого вина. Смотри, какая сказочная ночь, я никогда так хорошо себя не чувствовала. Давай-ка, кроме того, что за будущую станцию, выпьем еще и за тебя, Зигфрид, за город Пуэрто-Вальпо, за Тихий океан!

Портвейн оказался превосходным. Нежный и бархатистый напиток постепенно превращал ночной разговор, как, впрочем, и саму ночь в сказочное действо, где на авансцене разыгрывались самые смелые взаимные ласки.

На чудесном чердаке, так показалось счастливой Дайане, от стен и от пола исходила странная мелодия, названия которой молодая женщина не знала, но всю жизнь страстно мечтала услышать. Кроме того, из окна нижнего этажа вдруг послышались звуки аккордеона, пианино и скрипки…

Мелодия танго и замечательная мелодия ночи, рожденная необыкновенной комнатой, сплелись и заставили слегка покачиваться потолочную балку в два обхвата с повешенным на крюк фонарем. Старинная кровать то вздымалась, то падала в бездну, словно палуба корабля, штормующего в открытом море.

Никогда еще Дайана так страстно не целовала Зигфрида, не обнимала так жадно. И никогда еще он не говорил ей так много нежных слов. Язык островных аборигенов мешался в его речи с английским, французским, немецким… Зигфрид куда-то звал ее, что-то обещал… Но сквозь ласки и поцелуи одна мысль неотступно все же присутствовала в ее сознании: зачем он так щедр сегодня, разве они в последний раз любят друг друга? Но очередная волна нежности скрывала на время эту пугающую мысль. Боже, он само совершенство! – думала тогда Дайана. Он мой! Люблю его бесконечно!

Перед самым утром, в неуловимый час, когда еще темно, а свет вот-вот должен народиться и начать наполнять собою мир, Дайана открыла глаза. Как сладко-тяжелы были веки, как напоено любовью все ее существо, какая нега разлита в каждой клеточке расслабленного тела!

Зигфрид стоял у окна, того самого, на подоконнике которого лежала загадочная раковина. До чего же он красив, мой любимый! – подумала она. Он античный герой! Нет, он настоящий Морской Бог!

Его рука лежала на раковине, и он еле заметно гладил ее серо-голубые выступы, шероховатости.

– Милый, ты решил променять меня на это комнатное украшение? – еле слышно спросила Дайана. – Разве холодная раковина лучше, чем я?

Зигфрид усмехнулся и нырнул к ней под одеяло.

Его требовательные, ласковые руки обвили ее, нежные губы начали медленно, проникновенно прикасаться к ее запястьям, плечам, шее…

– Дайана, девочка, я все-таки – дитя океана. Не забывай об этом, хорошо? Знаешь, там, в глубинах, такой мир красоты, о котором люди имеют весьма смутное представление. Хочешь, я расскажу тебе об этой раковине?

– Она – живая… – прошептала Дайана, тая от его ласк. – Когда ты рядом, все вокруг живое, все имеет смысл, все так удивительно и прекрасно…

За это признание он наградил ее долгим нежным поцелуем, от которого закружилась голова. Молодая женщина вся подалась навстречу возлюбленному, открылась, впустила в себя страсть Зигфрида.

До чего замечательно было любить, до чего сладко чувствовать, как ответная любовь мужчины заполняет ее всю, до края, до самой макушки, словно вода, льющаяся в вазу…

Когда они насытились друг другом, Дайана тихо попросила:

– Расскажи мне об этой раковине, что осталась на подоконнике. Ты же хотел этого. Теперь я тебя слушаю…

И вот в светлеющем воздухе комнаты зазвучал рассказ Зигфрида.

– У этой раковины очень красивое имя – Харония нодифера… Ты, наверное, слышала древнегреческий миф о Пане – козлоподобном Боге, покровителе пастухов и всей природы, играющем на свирели?

– Да, слышала, – проговорила Дайана. – Пан всегда мне казался жалким и смешным, и, между прочим, это был сын козы Амалтеи, вскормившей самого Зевса. Так что Зевс и Пан – молочные братья.

– Умница, – нежно похвалил он. – Мне нравится с тобой разговаривать.

– И мне с тобой тоже. Но ведь так и должно быть между нами, милый! Когда люди находят друг друга, они еще и не могут наговориться… – сказала Дайана, ласково обнимая раскинувшегося рядом в постели Зигфрида.

– Так вот, продолжаю рассказ про Харонию нодиферу… Когда Зевс вырос, он наградил своего молочного брата рогом Тритона. Тот рог обладал необычным свойством: он издавал такие ужасные звуки, что живые – и смертные, и бессмертные – в диком ужасе, потеряв рассудок, обращались в бегство. По имени Пана, трубившего в рог, это бегство было названо паническим, а состояние безрассудного страха – паникой.

– Какая взаимосвязь между рогом Тритона и Харонией нодиферой? – поинтересовалась Дайана, гладя волосы любимого. Они необыкновенно пахли. Она то и дела наклоняла голову, чтобы почувствовать этот завораживающий запах.

– Самая прямая. Рогом Тритона могла как раз быть раковина одного из крупнейших средиземноморских моллюсков – Харонии нодиферы. Один из ее великолепных экземпляров и лежит перед нами на подоконнике… Известно, что именно она – Харония нодифера – использовалась когда-то в качестве сигнальной или боевой трубы. Еще у Гомера упоминается об этом. С древнейших времен греческие рыбаки, когда на море ложился туман, подавали друг другу сигналы, трубя в раковину… А на острове Крит, в святилищах, находили не только Харонии, но их многочисленные изображения. Представляешь, раковина служила «священным рогом», вызывающим божество и созывающим верующих. В древнем Риме их называли букцинами. Хриплым ревом они подавали сигнал к началу битвы.

– Милый, эта Харония нодифера – такая красивая. Как же питается обитающий в ней моллюск? – спросила Дайана. – Кажется, что он – настолько фантастическое существо, что и есть должен совершенно необычным способом.

– Я сейчас расскажу, но ничего романтического в моем рассказе не будет. Харонии – крупные моллюски-хищники. У них есть глоточная железа, которая вырабатывает аспарагиновую кислоту, отпугивающую врагов, и служит оружием при нападении на добычу. Питаются Харонии в основном иглокожими: морскими огурцами-голотуриями и особенно морскими звездами.

– Морская звезда… Красиво до невозможности! – завороженно вымолвила Дайана и восторженно добавила: – Все, Зигфрид, связанное с тобой, необыкновенно!

– Спасибо, милая. Но ты же, как будущий ученый-исследователь, знаешь, что морская звезда – очень живучее существо. Достаточно сказать, что, разрубив ее на части, мы не убьем ее, а размножим, так как из каждого кусочка образуется новая целая звезда. Правда, она очень чувствительна к кислоте из-за своего известкового скелета. А Харония, воздействуя кислотой, прорезает в луче звезды щель и выедает через нее часть внутренних органов, отчего та погибает.

– Брр! – выдохнула Дайана, прижавшись к возлюбленному. – Зачем я только спросила тебя о том, как Харонии питаются? Верно, в этом ничего нет романтического, сплошное варварство!

– Но я хочу закончить рассказ, послушай… Благодаря своим размерам и красоте Харонии – желанное приобретение для любителей раковин. Сама видишь, вот одна из них красуется здесь, на подоконнике, а мы с нее глаз не сводим. Страсть людей к красивым и необычным раковинам привела к тому, что у островов Тихого и Индийского океанов и берегов Австралии коллекционеры почти выловили Харонию тритонис. А она охотится, как правило, на морскую звезду акатастер – «терновый венец», которая в последнее время приобрела печальную известность тем, что, питаясь мягкими частями кораллов, внезапно размножилась в невероятных количествах и буквально сожрала участки Большого Барьерного рифа, рифов Гаума и Красного моря…

Ученые считают, что одной из причин, приведших к этому, явилось уничтожение Хароний, поэтому в настоящее время вылов их запрещен во многих районах Индийского и Тихого океанов.

– Надо же, сколько интересного известно тебе о водной стихии! – восхитилась Дайана. – Твой рассказ о раковине Харонии я выслушала на одном дыхании.

– Конечно, – согласился Зигфрид. – Океаны и моря – мой родной дом. Если хочешь, ты сможешь тоже узнать столько же, сколько знаю я.

Его горячие пальцы гладили груди Дайаны.

Утро за окнами тем временем созревало подобно весеннему цветку. Оно наливалось соками, светом, силой, и вот-вот солнечные лучи должны были пробиться сквозь щели в неплотно задернутых занавесях.

Зигфрид и Дайана продолжали страстно и неутомимо целоваться. В который раз они вновь и вновь становились единым целым, купались в своей любви, наслаждались друг другом и не могли насытиться.

Но вот Дайана отстранилась от любимого и сказала со стыдливой улыбкой:

– Зигфрид, у меня есть маленькая сексуальная фантазия. Выполнишь?

– Конечно. Я считаю, что сексуальные фантазии – самое нормальное явление жизни. Говори, что ты хочешь!

– Встань, пожалуйста, к окну. Возьми Харонию. И потруби, как это делали древние моряки или воины!

Зигфрид засмеялся.

– Потрубить не удастся, раковина-то целая, но изобразить древнего моряка – могу запросто!

Через несколько мгновений завороженная Дайана смотрела на четкий, безумно красивый силуэт возлюбленного. Зигфрид стоял у наливающегося утренним светом окна. Как замечательно смотрелась в его крепких руках раковина!

Да-да, он – Бог, вышедший из морских глубин к людям! – подумалось ей. Да, она сходит с ума по этому прекрасному мужчине! И вновь яркое, слепящее желание охватило Дайану.

Она спрыгнула с постели, встала на колени перед Зигфридом и стала покрывать его бедра и живот трепетными нетерпеливыми поцелуями. Не прошло и минуты, как вновь страсть вспыхнула между молодыми любовниками…

Харония нодифера лежала на деревянном полу, свет утра сочился в комнату, а Зигфрид и Дайана в сотый раз любили друг друга. Прямо на полу, наскоро подстелив под свои жаждущие тела шерстяное серебристого цвета покрывало.

– Еще, еще, еще… – сладострастно стонала Дайана.

– Да, милая! Да! – отвечал Зигфрид.

Утренний бриз задул свечу на столе, керосин в фонаре иссяк еще раньше. Показавшееся из-за гор солнце моментально залило светом темное помещение и разбудило молодую пару.

Страшный голод, вот что почувствовала проснувшаяся Дайана. И Зигфрид признался ей в том же. Их желание словно было угадано – внизу заскрипели ступени лестницы. Вскоре скрип раздался у самой двери комнаты. Потом удалился, постепенно смолк.

– Пойду взгляну, что нам приготовила судьба в лице этой милой хозяйки гостиницы! – сказала Дайана и спрыгнула с высокой кровати. Молодой человек с восхищением глядел на розовую в ярких лучах утреннего солнца, нагую фигуру своей возлюбленной.

Завтрак, оставленный хозяйкой на подносе за дверью, оказался обильным и сытным. Лишние деньги, на которые намекала гостиничная вывеска, дали о себе знать.

Позавтракав после душа, вода в котором была удивительно мягкой, и приведя себя в порядок, Дайана и Зигфрид решили навестить хозяйку гостиницы, поблагодарить ее за восхитительный гостиничный номер.

– Что-нибудь не так? – тревожно вскинула брови женщина. – День, следующий за ночью, вами уже оплачен. Думаю, вам прежде всего необходимо выспаться!

– Да уж, это не помешает, – с улыбкой согласилась Дайана.

– Замечательная мысль! – зевнув, подтвердил Зигфрид. – Вечером нам понадобится такси, но не простое, а надежное, вы понимаете? Такое, скажем, чтобы не сломалось и не заехало по дороге к порту во двор полицейского управления!

– Мой муж Хуан работает таксистом, в любое время его темно-красный «форд» в вашем распоряжении. Если только у вас крепкие нервы и вы не вздрагиваете при виде пятен ржавчины на боках автомобиля! Впрочем, догадываюсь, вам нравится быстрая езда, вы ведь такие молодые! Дайана рассмеялась, воскликнув:

– Кажется, я с ним уже ездила! – И добавила, скорчив страшную мину: – Вот так ваш муж смотрит сквозь лобовое стекло на мир и на встречный транспорт!

– Что вы, это для него как комплимент. На самом деле он выглядит раза в два мрачнее, уж мне-то известно точно! – Хозяйка гостиницы от души рассмеялась.

– Его машина нам подходит как никакая другая! Пожалуйста, разбудите нас вечером! – попросил Зигфрид.

– Спокойной ночи, – сказала было Дайана, но поправилась: – Вернее, спокойного вам дня!

Вновь скрипели деревянные ступени старинной лестницы, вновь радовали взор цветы в нишах беленых стен. Чердак показался таким родным и знакомым.

Утренний вид из восточных окон комнаты был просто умопомрачителен. И настолько же прекрасный вид на океан открывался из западных окон. Без тени сожаления Зигфрид закрыл окна, сомкнул занавески.

Раздевшись, он подошел к кровати. Дайана уже спала и, возможно, видела десятый сон.

Поцеловав ее в нежную щеку, молодой человек забрался под одеяло, хотел было сказать нечто глубокомысленное самому себе, но сил на умствования уже не было совершенно.

Через мгновение Зигфрид спал как убитый, уткнувшись носом в щеку, которую только что поцеловал.

А поздно вечером темно-красный «форд» с потушенными фарами остановился не у проходной порта, а в самом дальнем углу гавани, у невысокой кирпичной стены, за которой виднелись стояночные огни на надстройках и рангоуте «Исследователя».

– Счастливо, Хуан! – сказал Зигфрид, расплатившись.

– До свидания, – попрощалась Дайана.

– Удачи вам, молодые люди! – ответил таксист, не меняя уже известного всем мрачного выражения лица. – Но не вздумайте перебираться через кирпичную стену, обратите внимание: в ней есть калитка.

Автомобильные фары на мгновение вспыхнули и указали путь влюбленной парочке. На причале было пусто, вахтенный у трапа сразу же узнал Дайану даже помог ей открыть дверь в надстройку.

И пока оказывал эту любезность, не заметил пробравшегося на судно Зигфрида.

Оказавшись на жилой палубе, Дайана с облегчением вздохнула: кажется, оба они теперь наконец-то в безопасности. День прошел замечательно и окончился просто великолепно. Но все-таки как ей хотелось спать! Ночь любви жила прекрасным воспоминанием в сердце молодой женщины, однако ее ноги подкашивались от усталости.

«Исследователь» спал, лишь светились огни в капитанской каюте. Дайана постучала.

– Отец, это я! Можно к тебе?

– Да! – бодро откликнулся тот из-за двери. – Входи…

 

7

Новости, которые ей стали известны, были ошеломляющими. Оказалось, что уже на следующее утро судно должно выйти в океан, так как вспомогательное оборудование было установлено на нем в рекордно короткие сроки.

– Разумеется, этому очень помогли деньги, снятые нашим таинственным Зигфридом со счетов в банках Пуэрто-Вальпо, – пояснил отец. – Ты меня слушаешь?

Как странно, думала в это время Дайана. Отец назвал Зигфрида таинственным, тогда как никакой таинственности ни в нем самом, ни в его поведении не было. Уж она-то это хорошо знала. Во-первых, он хотел помочь своему народу не ассимилироваться, а, по возможности, сохраниться. Во-вторых, ему нужно было найти своих сестер. Ну и, в-третьих, поскольку она сама совершенно неожиданно вошла в его жизнь, ему хотелось быть ближе к ней.

– Конечно, я тебя внимательно слушаю! Пожалуйста, говори…

– Как только выйдем в открытый океан, – продолжал отец, – я впишу Зигфрида в список участников экспедиции, и на собрании объявлю о том, что решил назначить его своим заместителем. Однако он поставил передо мной одно условие, и оно касается тебя.

– Меня? – искренне удивилась Дайана. И сердце ее в этот момент вдруг сладостно сжалось. Какое такое условие поставил отцу возлюбленный? Неужели он попросил ее руки?

– Да, это касается тебя, – повторил отец, взглянув на нее серьезно. – Ты обязана остаться в Пуэрто-Вальпо. Понятно? Другие указания получишь утром, перед выходом судна в океан. Я принял это условие и хотел бы, чтобы возражений от тебя не последовало…

Что-что?! Остаться в Пуэрто-Вальпо?! – опешила Дайана. Дыхание ее участилось, казалось, ей не хватало воздуха, чтобы свободно вздохнуть и разразиться гневной тирадой. Зачем здесь оставаться? В чем она провинилась перед Зигфридом и перед отцом?!

Нет, ни за что нельзя давать согласия, чтобы потом торчать одной в этом городишке, подумалось ей. Ведь тут вечером стоит сделать шаг в сторону от центральной улицы и попадешь в кромешную темень! А ресторан с приличной кухней тут, похоже, всего один!

– Отец… – Дайана наконец-то набрала воздуха в легкие и попыталась возразить.

– Все-все, вижу, что ты согласна, вот и умница! – продолжал профессор Стемплтон. – Обязательно еще пару раз посетишь ресторан «Бельканто», прогуляешься по улицам, сходишь в Дарвиновский музей. Купишь себе пару туфель, каких хочешь за любые деньги. Это мой способ подсластить пилюлю, которую подсунул тебе Зигфрид. – Он улыбнулся, но вдруг, посерьезнев, добавил: – Запомни самое важное: через пару дней у управляющего банка «Серебряные копи Пуэрто-Вальпо» получишь пакет, вскроешь и прочтешь, что тебе делать дальше! Кстати, выполни еще одну просьбу, погуляй по территории яхт-клуба, это недалеко от города… Обязательно погуляй! И, пожалуйста, не плачь, только слез мне тут еще не хватало!

Ничего нельзя было поделать со слезами, они градом хлынули из глаз Дайаны. Предатель! – подумала она о Зигфриде. Он предал ее и поставил точку в их отношениях! Хотя, если начать серьезно разбираться, какие там были отношения? Разве он объяснялся ей в любви, звал замуж? Разве просил у отца ее руки?

Нет, нет и еще раз нет! Ничего этого Зигфрид не сделал! И она-то тоже хороша, безоглядно ему доверилась. Правильно говорят, мужчинам не может быть никакой веры. Он причинил ей такую же боль, какую мог причинить Казимир Садовский, убив его самого, вот так!

– Я и не плачу! – всхлипнула она в последний раз и вытерла слезы.

– И правильно делаешь. Иди в свою каюту и отдыхай. А мне еще предстоит работа с документацией, так что извини…

– Уже иду, – с обидой, но покорно ответила Дайана.

– Да, вот еще что, – спохватился ее отец, – о Зигфриде не беспокойся. Парень спит в освободившейся каюте Казимира Садовского. Он же мой будущий заместитель… – Он еще раз взглянул на нее и предложил: – Если хочешь, я прикажу разбудить судового врача, мисс Дюпре, и она даст тебе успокоительное…

Очень надо! Дайана встала со стула и, гордо подняв голову, вышла из каюты. У кого же можно было научиться несмотря ни на что показывать непреклонность характера с помощью неимоверно задранного подбородка и прямой спины? – подумала она, оказавшись за дверью. Надо быть честной и признаться: подобную манеру держаться можно было перенять только у этого ужасного мистера Садовского. Вот какую память он оставил о себе!

Утро следующего дня выдалось таким же солнечным, как и предыдущее. Однако на душе у Дайаны было пасмурно. Она стояла на причале и наблюдала, как боцман Фергюссон на палубе «Исследователя» отдавал команды своим матросам.

Как обидно! Ей тоже хотелось оказаться на необитаемом островке Вапамоутомали, строить лабораторию, принимать участие в необыкновенном эксперименте… Да ведь она раньше всех узнала об этом острове!

Почему отец обошелся с ней так несправедливо? Наверное, мисс Джейн Дюпре рассказала, что Зигфрид проводил ночи в каюте его дочери. И это послужило причиной того, что ей дали какое-то странное задание и оставили теперь одну в Пуэрто-Вальпо…

Отрабатывая малый ход назад, «Исследователь» отошел от стенки пирса – сначала на несколько футов. И вот уже широкая полоса воды, отражавшая солнечные зайчики от иллюминаторов судна, разделила Дайану и ее коварного возлюбленного.

Так отблагодарить за спасение! Вернее, выказать такую черную неблагодарность…

Раздался долгий гудок, потом второй, из сифона на фальштрубе «Исследователя» вырвались два облачка пара.

Отец, стоя на правом крыле мостика, махал на прощание рукой. Что-то прокричал боцман Фергюссон…

Кто еще с ней прощался? Конечно, Джейн Дюпре – послала ей воздушный поцелуй. И все, больше никто… «Исследователь» развернулся и двинулся к выходу из гавани. Коварный друг не показался ни на палубе, ни в одном из иллюминаторов.

Спрятался где-нибудь и тихо радуется своей подлости, думала она. Судно уже проходило мимо маяка.

Вдруг за спиной послышался тихий разговор двух береговых матросов. Дайана сразу догадалась, почему люди говорят вполголоса, – они не хотели расстраивать ее, признав в ней дочь капитана «Исследователя».

– Не дойдет это судно даже до ближайшего острова. Нет, не дойдет. Ты видел, как его покидали крысы? Прыгали по трапу, срывались в воду…

– Видел. Это плохая примета!

Матросы посмотрели на Дайану и переглянулись.

Значит, о крысах он побеспокоился, рассердилась молодая женщина, вспомнив данное Зигфридом обещание сбросить этих тварей с борта «Исследователя» на ближайшей стоянке в порту. А ей, получается, его драгоценного внимания не перепало! Боже, как могло такое случиться именно с ней? Если кому рассказать, просто не поверят!

Дайана повернулась спиной к океану, постояла, подумала и решительно направилась к проходной порта.

Если на месте окажется Хуан со своим «фордом», она сразу же поедет в гостиницу «Кров и стол», проваляется там все два дня, потом сходит в банк, получит пакет и будет вольна в своих дальнейших действиях. Разумеется, купит себе туфли, отправится в горы. Наконец, посетит ресторан «Бельканто», там все-таки замечательная кухня, да и поют официанты неплохо. Она сумеет развлечься, жизнь продолжается!

Знакомый «форд» оказался в ряду других такси сразу же за проходной. За рулем этого темно-красного чудовища как обычно сидел Хуан, который ничуть не удивился, когда Дайана оказалась в его машине.

– В «Бельканто»? – спросил он, со зловещим выражением лица включая зажигание. – Я был уверен, что вам там понравится! Неплохо поют ребята!

– Фальшивят, – ответила Дайана. – И повар фальшивит, все фальшивят. Скрипач, бармен, валторнист, пианист… Ну все! – И добавила, увидев по-прежнему невозмутимое лицо таксиста: – Послушайте, Хуан, да я просто шучу! Не воспринимайте мои слова всерьез!

Менее всего ей хотелось сейчас оказаться в ресторане, чересчур живы были воспоминания о позавчерашнем посещении этого замечательного заведения.

Ну а гостиница? С ней разве никаких воспоминаний не связано? Но почему-то перспектива оказаться вновь в ее замечательных старинных стенах Дайану не смущала. Что ж, запрусь в комнате и буду двое суток рыдать, решила она. Больше нечего делать.

– «Стол и кров» еще не занят новыми постояльцами? – спросила она.

– Вроде бы нет, – с мрачным видом буркнул Хуан. – А вы что, действительно пошутили насчет ресторана? На самом деле вам там понравилось?

– Правда, Хуан, правда! Полный вперед! Солнце уже высоко, спрячусь на чердаке и буду спать до вечера, как летучая мышь!

Машина полетела по шоссе в гору, распугивая встречные автомобили отрывистыми хриплыми гудками. Начались улицы центра. Зонтики уличных кафе оккупировали узкие тротуары. Уже был виден фонтан, изображающий водопад.

Скоро откроется вид на парк и лестницу, а там и рукой подать до милой гостиницы. Вот уж где можно будет дать волю слезам, как-никак самые счастливые часы довелось провести в комнате, благоухающей травами, где ее целовал коварный Зигфрид, а керосиновый фонарь представлялся самым подходящим на свете украшением для потолка и смотрелся лучше всех хрустальных люстр вместе взятых в роскошном в зале ресторана «Бельканто».

Кстати, вот и подъезд ресторана. Почему Хуан затормозил именно здесь? И почему рядом со швейцаром оказался мистер Садовский? И зачем он сделал пару шагов к машине? Что еще за новости? Дайана посмотрела на таксиста.

Не раскрывая рта, как чревовещатель, тот проговорил одними губами:

– Так надо. Проведите как можно больше времени в ресторане и не беспокойтесь о деньгах. Полагаю, вам везде открыт огромный кредит… Мое такси будет ждать вас на этом же месте и через час, и через два, и через три…

И Хуан, не поворачивая головы, подмигнул ветровому стеклу, покрытому паутиной трещин.

Теряясь в догадках, – что бы все это значило? – она вышла из «форда» и ответила небрежным кивком на сдержанное приветствие заносчивого аристократа.

– Завтракаете в «Бельканто», профессор?

Мистер Садовский церемонно раскланялся и поцеловал ей руку, произнеся при этом с важным видом:

– Вероятно, обедаю тоже. Не могу упустить возможности лишний раз полюбоваться вашим очаровательным профилем. Ваши брови и глаза заставляют меня лишний раз вспомнить портрет с изображенной на нем бабкой маркиза Александра де Сегюра. Мисс Дайана Стемплтон, не сочтите для себя за труд ответить на маленький вопрос, вы завтракаете в «Бельканто» одна?

Ах, вот оно что! Бывший помощник ее отца вынюхивает, где остановился в городе Зигфрид. Итак, он будет следить за ней, а вышедший сегодня в море «Исследователь» останется вне подозрений. Как она сразу не догадалась!

На душе стало веселее, глаза молодой женщины вспыхнули озорным огнем, но она, сдержав себя, с грустью в голосе ответила:

– Пока одна. Вы не представляете, как могут быть необязательны люди. Я мечтала об одной интересной встрече три дня назад, и меня обманули. Но сегодня я обязательно увижу этого человека! Боюсь, его вид не прибавит вам добрых эмоций.

– Еще как прибавит! – бодро произнес профессор. – Прошу вас!

Швейцар отворил тяжелую дверь, и вновь Дайана оказалась в царстве гусиного паштета, шоколадного мусса и арий из опер Россини и Верди. Ничего, она перекусит и в компании этого напыщенного зануды. Главное, поддержать общее дело.

Все сразу встало на свои места. Так вот почему Зигфрид ни разу не выглянул на палубу при отходе судна. Бедный, он обо всем позаботился заранее: подумал о пакете, приготовленном для нее в банке «Серебряные копи Пуэрто-Вальпо», связался с Хуаном или с хозяйкой «Крова и стола», не исключено даже, что и с владельцем «Бельканто»…

Завтрак проходил под пение оперных арий. Профессор был в полном восторге. Дайана тоже одобрила и голоса, и выбор произведений. За десертом она уже вовсю болтала с профессором, оказавшимся весьма словоохотливым.

– Специальным письмом я поставил в известность папу Римского, что близок к самому поразительному открытию в области физиологии человека. Обстоятельства помешали мне, что же! Я добьюсь своего, разгадаю некую тайну, о которой мисс Стемплтон знает пока что больше меня… Человечество стоит на пороге грандиозных открытий, и мы с вами не останемся в стороне, поверьте!

А после пары порций отменного французского коньяка Казимир Садовский уже называл ее странным именем Эльжбета, замечательно шутил и рассказывал необыкновенно веселые анекдоты из жизни ученых, ставших лауреатами Нобелевской премии.

Дайана недоумевала, почему она смеется шуткам человека, которого неделю назад ненавидела больше всего на свете и даже ударила по щеке, жалея при этом, что не в силах причинить ему еще большую боль. Да, несомненно, она повзрослела и поумнела, больше того, стала женщиной!

– Профессор, называйте меня мадам Дайана! – важно произнесла она и постаралась скрыть улыбку салфеткой. – Признаюсь, я давно не девушка.

– Мадам?! Да кто этот нахал?! – опешил было экс-помощник отца, но моментально нашел выход из положения, выкрикнув:

– Официант! Шампанского для мадам Стемплтон!

Завтракать с шампанским оказалось замечательным занятием, время бежало незаметно, плавно разменивая час за часом… Дайана покинула ресторан «Бельканто», когда день пошел на убыль.

– До завтра, профессор! – беззаботно махнула она рукой на прощание. – Буду рада вас вновь увидеть!

Автомобиль Хуана был рядом. Взревел мотор, и свет фар заплясал на фасадах домов, вытянувшихся вдоль окраинных улиц.

– Нас никто не догонит? – спросила она, боязливо оглядываясь.

– Странный вопрос, – ответил Хуан. – В городе нет ни одного водителя, кто сумел бы выпить больше меня пива, а уж догнать на темной дороге тем более никто не сможет! Впрочем, пусть попробует, кому себя не жалко!

Сделав круг, темно-красный «форд» остановился у знакомых ворот. Дайана с радостью поздоровалась с хозяйкой гостиницы, и прежде всего осведомилась о ее имени.

– Простите меня, в прошлый визит я была чересчур занята собой!

– Не стоит извинений! – ответила улыбчивая женщина. – Зовите меня Лаурой!

Вечер прошел за игрой в лото и прослушиванием старинных граммофонных пластинок из коллекции деда Лауры. Хуан составил компанию женщинам и уже на ночь глядя напугал жуткой историей из эпохи парусного флота – рассказал о вахтенных на пятимачтовых барках, которыми тогда перевозили калийную селитру из Пуэрто-Вальпо.

– Так вот, некоторые из этих вахтенных просто с ума сходили, наблюдая, как параллельным курсом с их судном по океану плыли загадочные люди. Плыли, не обращая на барк никакого внимания, пели при этом протяжные песни и скрывались в тумане, унося с собой свою тайну.

– Этого не может быть! – произнесла решительно Лаура. – Дед ничего подобного не рассказывал, а он как раз служил на таких судах еще до того, как открыл в городе гостиницу.

– А дед тебе не рассказывал, что заставило его навсегда сойти на берег и заняться таким безнадежным делом, как заманивание постояльцев в столь ветхий дом? Ему-то как раз и довелось однажды стоять на вахте в туманную ночь и слышать собственными ушами песни морских людей…

В старом доме стояла мертвая тишина, когда Дайана поднималась по скрипучей лестнице в свою комнату. Надо же, ведь эта старинная история дополняет и подтверждает то, что рассказывал ей Зигфрид о своем народе! – думала она. Интересно, как обстоят дела на «Исследователе»? По времени он уже должен быть в районе островка Вапамоутомали. Что там с погодой – шторм или штиль? Всем сердцем сейчас она хотела оказаться на судне.

Почему ей уготовили роль отвлекающего объекта, подсадной утки для мистера Казимира Садовского? В принципе тот больше не мог причинить вреда ни отцу, ни Зигфриду.

Да, он увлекающийся человек, но им тоже движет научное любопытство, стремление постигнуть неизведанные прежде тайны природы…

Утром Дайана завтракала в компании Лауры и Хуана, которого и попросила потом отвези ее в яхт-клуб.

– Загляну туда минут на пять, – пояснила она. – Не знаю, что мне там делать, просто выполняю просьбу отца.

– На пять минут не получится, – буркнул Хуан и метнул на нее быстрый взгляд. – Думаю, проторчим там до обеда…

Так оно и вышло.

Дайана со своим верным провожатым оказалась на совершенно непохожей на все остальные уголки города территории. У пирсов клуба стояли, раскачивая мачтами, яхты со всего света.

Звучала китайская, шведская, итальянская, арабская, финская речь. Загорелые мужчины и женщины, занимались ремонтом своих судов, или же отдыхали: с отрешенным видом ловили рыбу, потягивали пиво.

Казалось, цыганский табор отказался от шатров и переселился на воду, в изумительные по красоте дома самых разнообразных форм. Тут были деревянные, стальные, пластиковые суда…

Внимание Дайаны привлекла яхта, стоящая в отдалении от берега, на палубе которой хозяйничали дети. Взрослых на яхте не было видно, мотались лишь две огромные собаки.

Яхта сверкала чистотой и выделялась ухоженностью, было понятно, что в большой семье, которой она принадлежит, царят мир и порядок.

Двое мальчишек спустили с ее борта на воду небольшую лодку и, ловко управляясь с веслами, за пару минут подошли к берегу, где их ждал мужчина в строгом костюме и женщина в белой блузке и спортивной юбке.

– У вас замечательные ребятишки! – выкрикнула Дайана, когда лодка, забравшая взрослых и погрузившаяся в воду почти по самый планширь, пошла в обратном направлении.

Мужчина в ответ приветливо махнул рукой, а женщина, широко улыбаясь, крикнула:

– Спасибо! Пожелаю, чтобы и у вас родились такие же сорванцы! Правда, с ними нет никакого сладу!

А ровно через четверть часа Дайана обнаружила, что та же самая яхтенная лодка вновь оказалась у пирса, и мальчишка, сидевший на веслах, важно произнес:

– Меня зовут Большой Билл. Мама и папа приглашают вас в гости! Наша фамилия Берджесс, мы из Плимута!

Дайана испуганно оглянулась на Хуана. В сегодняшние планы молодой женщины вовсе не входило купание в холодной воде, да еще в любимом шелковом платье.

– Гарантирую, что доставлю на борт в целости и сохранности! – пообещал малыш, покачиваясь в лодке у пирса. – В случае чего Джек и Биши спасут вас, у нас замечательные собаки-водолазы.

– Ньюфаундленды действительно вытащат нас на берег в два счета, – согласился Хуан. – Вперед, Дайана! Выгребай из-под пирса, Большой Билл!

Дайана была очарована гостеприимностью владельцев яхты, атмосферой любви и дружбы, царящей на борту, и оценила угощение.

– Алиса умело хозяйничает на камбузе, – погладила мать крошку-дочь по русой головке. – Алекс ей только помогает. Зато как он моет посуду!

Парнишка лет четырех важно кивнул головой.

– А остальные – это наша палубная команда. – Сами понимаете кроме Джека и Биши. Собаки вовсе не наши дети, но тем не менее полноценные члены нашей морской семьи!

– Как называется яхта? – спросил сопровождающий Дайану Хуан. – С пирса название было не прочитать.

– «Вапамоуто», – ответила хозяйка. – Остров, на котором всегда царит мир. Слышали когда-нибудь о таком? Он однажды ушел под воду, и его жители были вынуждены долгие сутки плыть в океане, чтобы спасти себя и своих детей.

– И пели при этом песни? – настороженно спросил Хуан.

– Легенды гласят, что пели, – ответила женщина.

Таксист почесал в затылке и сказал:

– У моей жены дед из-за этих песен чуть не сошел с ума!

Дети вынудили Хуана дважды рассказать страшную морскую историю времен парусного флота. Хотя она их нисколько не напугала.

– Морские Боги существуют! – с гордостью произнес старший из сыновей. – Я сам скоро им стану, вот только вырасту и сдам экзамен на яхтенного рулевого, а потом на яхтенного капитана!

– Я не сомневаюсь, ты станешь им обязательно. Раз они существуют, их число обязано расти. А в том, что они есть на белом свете, я так же уверена, как ты уверен в существовании своих собак! – ответила ему Дайана.

Потом она и Хуан тепло попрощались с гостеприимным семейством. И Большой Билл доставил их пирс яхт-клуба.

По дороге в город молодая женщина доверительно сказала таксисту:

– Когда-то в мечтах я представляла себе, что у меня будет один ребенок, ну в крайнем случае два. Оказывается, как хорошо, когда их много, – пять, даже, может быть, шесть…

Обедала Дайана в «Бельканто», в привычной компании мистера Садовского. Слушали арии из «Севильского цирюльника», ели устрицы «Дю Марише» на льду с лимоном, потом отведали лосося, жаренного на решетке, под фисташковым соусом. Лосось оказался бесподобно вкусным!

– А где, кстати, ваш друг, мистер фон Клюве? – спросила Дайана. – Он никуда не уехал из Пуэрто-Вальпо?

– Барон помогает разрабатывать важную операцию. Впрочем, это вряд ли может быть интересным для вас. Кроме того, он мне не друг, а просто единомышленник.

Далее профессор с увлечением начал говорить о возможности измерять количество белка в клетках бактерий и очень доходчиво растолковал Дайане, почему фермент, отвечающий за усвоение азота, зависит от кислорода.

Молодая женщина была благодарна Казимиру Садовскому за замечательную лекцию, прочитанную столь увлекательно за столиком ресторана «Бельканто» под музыку Россини, которая, как ни странно, не только не мешала, а, напротив, способствовала энтузиазму лектора.

Обязательно надо будет сказать потом отцу, что это вовсе не потерянный для экспедиции человек, а прекрасный ученый и специалист, подумала она. И словно услышав это ее невысказанное вслух обещание, профессор с удвоенным вдохновением переключился на исторические анекдоты о своих предках, принимавших участие во многих знаменитых битвах.

Особенно был интересен его рассказ о графе Валленроде по прозвищу Неуклюжий, обманом захватившем неприступную шведскую крепость…

В самом интересном месте повествования к столику подошел метрдотель и предложил Дайане ознакомиться с картой вин, чтобы достойно завершить удавшийся обед. Она попробовала было объяснить ему, что не собиралась больше ничего заказывать. Однако тот проявил любезную настойчивость и все-таки уговорил молодую женщину взять в руки перечень прекрасных напитков и хотя бы просмотреть его.

К своему изумлению и ужасу, она прочла в карте следующие строки:

«Постарайтесь немедленно скрыться. Мистер Садовский планирует Вас похитить с целью дальнейшего шантажа вашего отца и вашего друга Зигфрида».

Дайана с благодарностью вернула метрдотелю карточку вин. Нет, мистер Садовский, на этом свете хитростью и коварством не проживешь, вы проиграли! – подумалось ей. Так, пожалуй, дел у нее особо важных в городе нет, надо успеть только заскочить в банк «Серебряные копи Пуэрто-Вальпо», забрать пакет и… А что же дальше? Ладно, там видно будет! Впереди ее ждал Зигфрид, этим все было сказано!

– Профессор, а что пил этот ваш родственник граф Валленроде по прозвищу Неуклюжий? – лукаво поинтересовалась она. – Угостите меня этим напитком!

– Граф смешивал полынную водку с мятной, это я точно знаю, так говорят мои семейные хроники, – с важностью ответил Казимир Садовский. – И смешивал собственными руками, как сейчас поступлю и я. Официант, у вас есть полынная водка? А мятная?

– Разумеется! – с улыбкой ответил официант. – К вашим услугам винный погреб нашего ресторана. Сортов водок много, я помогу сделать вам выбор.

– В помощи я не нуждаюсь! – задрал свой раздвоенный подбородок Казимир Садовский и с вельможной важностью встал из-за стола. – Вы не успеете оглянуться, как напиток будет приготовлен.

Как только за профессором закрылась дверь в винный погреб, Дайана пулей вылетела из-за стола и через несколько секунд уже сидела в летящем по городу знакомом темно-красном «форде».

– Осторожней, мы разобьемся! – вскрикивала она и зажмуривала глаза, когда Хуан закладывал очередной крутой вираж.

Ей казалось, что машина катит всего на двух колесах и вот-вот перевернется. Не хватало только еще оказаться в чужом городе прикованной к больничной койке с переломанными ребрами!

– Уже приехали, – неожиданно произнес водитель, остановил наконец машину и скривил ужасную рожу.

Банк «Серебряные копи Пуэрто-Вальпо» оказался на редкость милым и приятным учреждением. Управляющий, солидный мужчина лет пятидесяти, в черном костюме с галстуком, не задавая лишних вопросов, сразу же вручил ей пакет.

– Привет синьору Пасео! – проговорил он.

– А кто это? – удивилась Дайана.

– Как кто? Ваш жених, – мягко улыбнулся управляющий и повторил: – Привет синьору Зигфриду Пасео!

– Теперь куда? – спросил Хуан, на малом ходу уверенно сворачивая в узкий и темный переулок. – Что в пакете?

Ломая ногти, она старалась, разрывала плотную бумагу.

– Ничего нет!

– Как ничего нет? – Он взял одной рукой пакет, перевернул его и потряс. На сиденье выпал узкий длинный листок. – Тут чек на миллион долларов!

– Нет ни записки, ничего! – в отчаянии проговорила Дайана, ожидавшая получить хоть какую-то весточку от отца или Зигфрида.

– А это что? – показал Хуан на надпись карандашом, сделанную прямо на банковском чеке:

«Немедленно лети в Веллингтон и купи на верфи «Джонсон и Джексон» яхту не длиннее сорока футов и не дороже миллиона долларов. Мне на «Исследователе» не найти достойного тебя свадебного подарка. Целую, Зигфрид».

На сиденье что-то сверкнуло, водитель нагнулся и поднял узенькое золотое колечко с крошечным бриллиантом.

– Похоже, это тоже выпало из пакета, держи. – Он протянул кольцо Дайане. – Так что, ехать в аэропорт?

У нее хватило сил только на то, чтобы кивнуть в ответ. На ее лице наконец-то появилась улыбка.

Рыча мощным двигателем, обдирая последние следы краски на помятых крыльях, «форд» задним ходом выбрался из оказавшегося слишком тесным переулка, развернулся и рванул вдоль улицы.

– Если будем в аэропорту через восемнадцать минут, вполне успеем на рейс до Веллингтона! – рассчитал Хуан. – Держись за что-нибудь, лучше всего за чек.

– А сколько времени обыкновенно занимает езда до аэропорта?

– Минут сорок, не меньше.

Так вот, эти восемнадцать минут – Хуан не обманул ни на секунду – показались Дайане целой вечностью. А уж сам перелет до Веллингтона, казалось, тянулся как сотня таких вечностей!

В салоне самолета было прохладно и полутемно. Звучала тихая музыка. Ковровые дорожки заглушали шаги пассажиров.

Дайана села в кресло, закрыла глаза. Боже, как она устала! Но зато, как она счастлива! Столько событий уместилось в столь короткое время. И вся ее жизнь теперь кажется перевернутой с ног на голову.

Да, но почему кажется? Так оно и есть! Зигфрид, этот океанский скиталец, настоящий Морской Бог, стал главным для нее человеком! Наверное, так оно и должно быть.

– Надо же! Кого я вижу! – услышала Дайана над самой головой.

Она открыла глаза и несколько секунд не могла сообразить, кто стоит перед ней. Красивая девушка с ярко-рыжими густыми волосами, юбка пестрая, широкая, как у цыганки, высокую пышную грудь обтягивает тонкая лимонного цвета спортивная маечка.

Боже мой, да это ведь Сьюзен Хиллоу, школьная закадычная подружка, с которой они любили поболтать о всякой чепухе! И говорили, бывало, ночь напролет, попивая соки из высоких цветных стаканов.

Причем Сьюзен неизменно бросала в свой стакан щепотку имбиря или ванили. Ей было все равно – томатный сок она пьет, лимонный или апельсиновый. Вкус имбиря или ванили был для нее важнее всего.

– Привет, Сьюзен! Неужели ты тоже летишь в Веллингтон?! А как ты оказалась в Пуэрто-Вальпо? Садись со мной рядом!

Дайана заулыбалась, потянула рыжеволосую красотку за руку. А когда та плюхнулась в соседнее кресло, обняла ее за шею и звонко расцеловала в обе щеки.

– Привет, привет, Дайана! Не ожидала увидеть тебя здесь. Какая ты стала неотразимая! Что-то в тебе появилось такое…

Сьюзен откровенно разглядывала школьную подружку, словно учитель ученика на ответственном экзамене. Ее глаза жадно ловили изменения, произошедшие с Дайаной.

– Признайся, старушка, у тебя в жизни что-то случилось? Да? Ну, говори! Наверняка что-то очень хорошее, не так ли?

Вот липучка, усмехнувшись, подумала Дайана. В школе была дотошной, такой и осталась. Пока не откроешь ей душу нараспашку, не успокоится. Впрочем, было у нее в характере еще одно свойство, вполне располагавшее подруг, которых она трясла как грушу, к откровенности: доверенные ей секреты Сьюзен никому и никогда не выдавала.

Поэтому Дайана легко вздохнула, улыбнулась широко и призналась:

– Да, ты угадала, произошло одно событие! Очень и очень для меня значительное!

Сьюзен открыла сумку, начала там рыться.

– Погоди, погоди, мы сейчас взлетим, а я не могу подниматься в небо, пока не положу в рот кусочек печенья или конфету, – жизнерадостно сообщила школьная подруга.

– С имбирем?

– Что с имбирем? Конфетка? С ума сошла! Я ем только шоколадные конфеты.

– Господи, да не конфетка, печенье с имбирем? – настойчиво переспросила Дайана.

– Откуда ты знаешь? – удивилась Сьюзен. – Я не имею привычки рассказывать кому бы то ни было о своих пристрастиях.

– Вот чудачка! – почти восхитилась Дайана. – Ты что – забыла, сколько ночей мы с тобой проболтали о том о сем? И ты все время пила соки с имбирем. Я, между прочим, наблюдательная…

Школьная подруга расхохоталась. Ее высокая грудь под маечкой смешно запрыгала. Седовласый мужчина лет пятидесяти, с длинным носом и шрамом на левой щеке, сидящий через проход, внимательно разглядывал смеющуюся Сьюзен, и ему явно нравились ее неукротимые груди.

Он даже подмигнул красотке.

– Но, но, – предупреждающе сказала ему Сьюзен и снова повернулась к Дайане. – Все, взлетаем. Конфету я в рот положила, а печенье у меня действительно с имбирем. Хочешь?

– Спасибо, – поблагодарила Дайана. – Не надо. Я со взлетами борюсь по-другому.

Этому приему ее давным-давно научил отец.

«Чтобы тебя не выворачивало при взлетах и посадках, – говорил он, – приоткрой рот, чаше дыши и сглатывай слюну».

Так она сейчас и поступила. Приоткрыла рот, дышала как рыба, выброшенная на берег, и часто глотала.

Боинг разогнался, оторвался от земли. Потом начал набирать высоту. За иллюминаторами пронеслись рыжего цвета склоны холмов, отроги гор, широкие песчаные пляжи. Когда под крылом оказалось бескрайнее водное пространство, Дайана почувствовала облегчение. С некоторых пор Тихий океан стал ей родным и перестал пугать.

Мелодичный голос молоденькой стюардессы принялся умиротворяюще ворковать о температуре за бортом, о составе экипажа и о том, как скоро пассажиры смогут получить напитки и еду.

Сьюзен жевала конфетку, бросая неодобрительные взгляды на Дайану, продолжавшую по инерции выполнять отцовскую инструкцию.

– Брось выпучивать глаза, – наконец тихо выдавила она, – а то этот тип со шрамом на щеке подумает о нас что-нибудь не то… Мне, видишь ли, подмигнул, когда я смеялась, теперь, похоже, готов на тебя переключиться. Ты не находишь, что он похож на торговца наркотиками? Сейчас будет предлагать свою помощь!

И точно! Мужчина с длинным носом, сидящий через проход, перегнулся через подлокотник и почти интимно спросил у Дайаны:

– Вы в порядке? Могу оказать срочную помощь. У вас зубы болят? Хотите дам обезболивающее?

Молодые женщины заливисто рассмеялись.

– Спасибо, мне не надо помогать, – озорно откликнулась Дайана. – Это у меня такая привычка – подниматься в небо с открытым ртом.

Мужчина хмыкнул и откинулся в кресле.

– Все, довольно кокетничать с наркоторговцами! – тихо скомандовала Сьюзен Хиллоу. – Давай рассказывай, что произошло в твоей жизни. Чтобы тебе помочь, даю наводящий вопрос. Ты влюбилась?

Дайана поняла, что на душе у нее хорошо-хорошо и что все так оно и есть, – она влюбилась! Зачем скрывать это от рыжей Сьюзен, которая была и остается замечательным, близким ей человеком? Подружки детства – они ведь как сестры!

– Да, милая моя, я влюбилась, – просто призналась Дайана.

– Так, замечательно! – одобрила ответ Сьюзен. – Кто он? Надеюсь, не тот идиот из параллельного нам класса, который, помнится, все время посылал тебе рекламные листовки, на которых строчил какие-то стихотворные признания? Я права?

– Конечно же не он. Даже имени того парня не помню. Он как бы из другого мира. Я влюбилась в Морского Бога!

Дайана мечтательно улыбалась. Мужчина с длинным носом время от времени посматривал на подруг. Ему явно не давал покоя их разговор.

– Ну это ты, положим, что-то сильно загнула, старушка, – прокомментировала ее признание Сьюзен. – В нашем окружении Богов не бывает. К тому же я уже вышла из того возраста, когда верят в сказки, предания и мифы. Давай, говори правду. Как его зовут? Сколько он зарабатывает? Какая у него машина?

– Его зовут Зигфрид. Но он действительно похож на Бога. Может плыть по океану сутками. И очень красивый. Я когда его в первый раз увидела, просто упала в обморок… – быстро заговорила Дайана. – Автомобиля у него нет и, кажется, никогда не будет.

Как хорошо, что у нее есть такая собеседница, как Сьюзен Хиллоу! Веселая, смешная и добрая. Но почему она не верит в чудеса? И почему спрашивает, сколько мужчина зарабатывает?

– Постой! Не тараторь! Я не успеваю усваивать услышанное. Значит, он хорош собой? Здорово! А сколько у него все-таки денег? – упрямо расспрашивала настырная подружка.

– Много. Вот подарил мне яхту за миллион долларов, – призналась Дайана. – Раз может сделать такой подарок, наверное, и на все остальное у него средств предостаточно.

Сьюзен Хиллоу ни с того ни с сего вздохнула.

– Конечно, Дайана, я всегда знала, что ты у нас не только умненькая и красивая, но еще и везучая. Я-то ведь тоже влюбилась, да, представь себе… Но знаешь, почему мне приходится сидеть вот здесь, в этом кресле, и лететь черт знает куда? Мой Генри – игрок и пьяница! Представь, мы отправились путешествовать, посетили Буэнос-Айрес, а в Монтевидео расстались. Договорились встретиться в Веллингтоне. Так вот, Генри проигрался в карты, позвонил, плакал по телефону, просил, мол, собери, двадцать пять тысяч долларов, помоги… И я вот видишь, уже в полете! Нет, брошу я своего Генри, всю душу мне измотал!

Внезапно Сьюзен Хиллоу опустила рыжеволосую голову на пышную грудь и бурно разрыдалась. Мужчина с длинным носом вдруг сделал кошачий прыжок и, оказавшись рядом, обеспокоенно спросил у нее:

– С вами все в порядке? Могу оказать срочную помощь, я ведь уже предлагал вам!

– Мне никакой помощи не надо! – почти грубо ответила Сьюзен. – Отстаньте от нас. А не то мне придется обратиться к стюардессе, чтобы вас переместили куда-нибудь в другой отсек самолета…

Мужчина недоуменно пожал плечами, вернулся на свое место. Но он не успокоился, а постоянно косил глазами в сторону подружек.

Сьюзен нашла в сумке платок, высморкалась, потом откопала в недрах той же сумки косметичку. Достала зеркальце. Внимательно посмотрела на свое лицо, поизучала глаза, щеки, подбородок. Вытянула трубочкой губы. Потом бросила платок и косметичку обратно в сумку и повернулась к Дайане.

– Везучая ты! Но я тебе не завидую. Мой Генри все-таки парень что надо! Скажи лучше, вы уже с Зигфридом спали, то есть занимались сексом?

– Конечно.

– Ну и как он? – продолжала расспрашивать Сьюзен. – Ничего?

– В каком смысле? – решила подразнить подругу Дайана.

– В каком, в каком? В самом прямом. Как он ведет себя в постели? У тебя дух захватывает?

– А, ты про это… – равнодушно протянула Дайана. – Еще как захватывает! Он – классный парень. Однажды меня чуть не задушил в объятиях.

– Правда? – Сьюзен округлила глаза. – Слушай, я вижу боковым зрением, что этот маньяк, ну, в общем, тот, что сидит через проход, не спускает с нас глаз. Если он не прекратит пялиться, я заору на весь самолет… Не смотри на него, не смотри! – почти прошипела Сьюзен. – С наркоторговцами нельзя связываться!

Но было уже поздно. Дайана повернула голову и показала длинноносому язык. Отреагировал он странно. Тут же выскочил из кресла, через секунду его голова оказалась между головами подружек, и они услышали:

– Если вы все же неважно себя чувствуете, я готов…

– Сядьте на место! – приказала Сьюзен. – Прекратите смотреть на нас, словно мы вышли из моря голыми. Если вы думаете, что нам сложно за себя постоять, то ошибаетесь. Мы умеем кусаться, брыкаться и царапаться.

Мужчина отпрянул, но на этот раз почему-то не захотел вернуться в свое кресло, а быстро прошел в сторону помещения, где обычно сидят стюардессы.

– Слушай, а вдруг он не наркоторговец, а террорист? – предположила Сьюзен. – Что нам тогда делать? У меня в сумке двадцать пять тысяч долларов!

– А у меня чек на миллион долларов, – спокойно сказала Дайана. – В крайнем случае мы его перецарапаем и закусаем, как ты ему только что пообещала.

И молодые женщины вновь заливисто рассмеялись.

– Мы остановились на самом интересном, – оборвала смех Сьюзен. – Рассказывай, как твой Морской Бог целуется? Мой Генри целуется так, что я таю как горячий воск. Он понимает, проклятый, в чем его сила. Знаешь, как обнимет, как прижмет к себе, может даже на руки поднять и при этом всякие ласковые слова говорить… У меня от этого просто уши склеиваются…

Она снова запустила руку в сумку, долго шуршала там и наконец извлекла похожую на цилиндр пачку с надписью «Имбирное», вытащила пару печений и, сунув их в рот, предложила подружке:

– Хочешь?

– Нет, спасибо, – отказалась Дайана. – Как назло, не люблю именно имбирное печенье.

Сьюзен прожевала лакомство и уже внятно проговорила:

– Рассказывай! Как твой тебя целует?

Дайана вспомнила гостиницу, комнату на чердаке, кровать, на которой ее обнимал Зигфрид… Он целовал ее груди, брал губами соски, слегка покусывая их и приводя ее в неописуемый восторг. Она приняла его с легким, сладострастным стоном. Их восхождение к пику блаженства было неистовым, ритм движений четок, оба упрямо двигались к вершине, помогая друг другу…

Потом, уже после всего, лежали, откинувшись на подушки, отдыхая, и Дайана подумала, что, пожалуй, она слишком громко кричала в самый кульминационный момент. Так громко, что наверняка хозяйка гостиницы слышала, не могла не слышать. И как теперь быть, как разговаривать с этой женщиной после этого, как смотреть ей в глаза? И, словно прочитав ее мысли, Зигфрид снова обнял ее, понимающе улыбнувшись, убедил, что ей нечего стесняться, что она – прелесть и что он опять хочет ее… Нет, невозможно рассказывать об этом!

А что, разве она обязана давать отчет Сьюзен Хиллоу? Нет, нет и еще раз нет! О том, что было, знает только она сама и Зигфрид, и не будет знать никто другой!

Но Сьюзен не отставала:

– Чего ты молчишь? Тебе ведь есть о чем рассказать, не так ли?

– Прости, – ответила Дайана. – Не смогу говорить об этом. Не сумею. Да, мы были вместе и занимались любовью. И не один раз. И это было здорово. Восхитительно! Вот и вся моя информация по этому вопросу.

– А говоришь, не умеешь рассказывать, – добродушно одобрила Сьюзен, жуя очередное печенье. – Я все поняла. Подробностей не надо. Ты просто молодец! Слава Богу, что тебя целует не тот идиот из нашей школы с листовками и стихами, а этот, как ты его называешь, Морской царь, герой или сам Нептун…

– Морской Бог, – нежно улыбаясь, поправила Дайана. – Мой Зигфрид.

В проходе салона раздались приглушенные голоса. Подружки повернули головы и увидели, как к ним приближается стюардесса, причем, как-то странно улыбаясь, а за ней спешит длинноносый мужчина.

– Смотри-ка, персонал употребил наркотики! – сделала шутливое предположение Сьюзен и прошептала: – Она сейчас что-то нам сообщит.

– Добрый день, уважаемые мисс! – бодро обратилась к ним стюардесса. – Я должна сказать вам, что этот мистер является доктором, так что предлагал он вам свои услуги на полном основании. Пожалуйста, если у вас есть какие-либо жалобы на самочувствие, вы можете высказать их профессиональному врачу, и вам будет оказана срочная помощь.

Тут уж Дайана и Сьюзен не выдержали и наперебой выкрикнули:

– Нет, у нас нет никаких жалоб на самочувствие!

– Нет их, понимаете?!

– Но доктору показалось, что при взлете вы испытали некоторые трудности, и он искренне хотел… – занудно продолжала говорить стюардесса. Странная улыбка словно приклеилась к ее губам.

– Мы хотим пить! – громко сказала Сьюзен. – Принесите нам колу, пепси, виски, шерри и все, что есть в закромах вашего самолета!

Стюардесса хотела было еще продолжить свои объяснения, но замолчала, осознав, что ее призывают к выполнению прямых обязанностей. Она сказала, прежде чем удалиться:

– Конечно, уважаемые мисс, сию минуту. Длинноносый уселся в свое кресло, развернул газету.

Дайана, дождавшись, когда подружка прожует очередное печенье, спросила:

– Послушай, мне давно хотелось у тебя узнать, почему в твоей комнате было так много игрушечных медвежат? Я однажды пересчитала и страшно удивилась, их оказалось ровно пятьдесят восемь.

Сьюзен поглядела в иллюминатор и вздохнула.

– Разве я тебе не рассказывала? Это была коллекция моего отца. Он почему-то, когда жил с нами, везде, где только можно, покупал именно медвежат. Нравились, наверное, ему эти игрушки. А я потом хранила их. Отец от нас с мамой ушел к другой женщине…

– Прости, я не хотела причинить тебе боль, – тихо сказала Дайана, положив ладонь на пухлую руку Сьюзен. – Моя мама тоже ушла от нас с отцом. Мы в этом с тобою похожи.

– А знаешь что? – Сьюзен повернула лицо к Дайане. – Я не осуждаю своего отца. Теперь не осуждаю, потому что стала взрослой. Раз он полюбил и не мог жить без той женщины, зачем он должен был мучиться с моей мамой? Никто в случившемся не виноват. Ведь это любовь!

Дайана промолчала. Наверное, подружка была права. Любовь сметает все на своем пути. Она прекрасна и эгоистична одновременно. И если приходит, то начинается новая жизнь, новые ощущения…

Да, ей самой теперь и в голову не приходит осуждать собственную мать. Кстати, отец сейчас по-настоящему счастлив с Джейн Дюпре. И, слава Богу!

– Да, любовь… – сказала она, задумчиво глядя перед собой.

– Знаешь, когда я обнимаю своего Генри, то схожу с ума от его запаха. Он пахнет лавандой и морозным воздухом. Вот такой у него замечательный аромат. Я за него отдам все, потому что люблю этого паразита. А он любит меня, – с уверенностью уточнила Сьюзен. – Уж не знаю, как там дальше у нас сложится, и вообще не знаю, как дальше жить… Но вот разводиться с Генри я не собираюсь.

Дайана промолчала, тоже вспомнив, как пахнет ее Зигфрид, и вдруг поняла, что и она за его запах отдаст все. И поймала себя на том, что пристально всматривается в иллюминатор, словно надеется разглядеть внизу «Исследователь». Увы, не то, что судна, самого океана не было видно. Боинг летел над плотными белыми облаками.

В проходе появилась стюардесса. Она толкала перед собой сверкавшую никелем тележку, уставленную бутылками, пакетами, посудой для питья.

Подружки выбрали малиновый сок. Длинноносый попросил виски со льдом, и когда подносил стакан к губам, опять взглянул на них.

– По-моему, Сьюзен, кто-то из нас ему просто-напросто нравится, – шепнула Дайана. – Наверное, ты.

– Нет, ты! – подхватила Сьюзен. – Слушай, он прямо пожирает тебя глазами!

– Я не в его вкусе. Доктора, мне кажется, любят больших, пышнотелых, высокогрудых… Такие женщины – олицетворение здоровья! – предположила Дайана. – Естественно, телесного, а не умственного!

И подружки в который раз рассмеялись.

Длинноносый скосил глаза в их сторону, потом повернулся к ним лицом и, подняв стакан, громко произнес:

– Ваше здоровье!

Когда доктор при этом широко улыбнулся, обе молодые женщины чуть не выпали от смеха из кресел – все, до единого, зубы у него были золотыми.

– Спасибо, – все же сдержав себя, серьезно ответила Дайана.

– Благодарю вас, – сказала Сьюзен, снизойдя до улыбки. И добавила на ухо подруге: – Зря он пьет перед посадкой. Ему самому сейчас будет плохо…

В аэропорту Веллингтона они простились. Сьюзен сказала, что обязательно будет звонить.

– До конца лета я – в экспедиции! Звони осенью… – предупредила Дайана.

Обе растроганно обнялись, поцеловались, пожелав друг другу счастья.

Толпа пассажиров с только что прибывшего очередного рейса разъединила их, и словно не было совместного полета, сумбурного разговора, смешного доктора, который сидел через проход и переживал за их самочувствие.

Дайана на мгновение обернулась в шумном зале аэропорта, отыскала глазами удаляющуюся Сьюзен и прошептала:

– Будь счастлива!

Да, никому не было известно, когда она еще сможет встретить свою школьную подружку, вместе с которой когда-то вступала в жизнь.

Сьюзен словно возникла перед ней из другого мира, имя которому – детство, и навеяла ей мысли о прошлом. Но реальность брала свое…

Растроганная Дайана отошла в сторону от потока пассажиров, выбрала в этом неукротимом людском водовороте укромное место, чтобы сосредоточиться. Ей необходимо было продумать свои дальнейшие действия.

Итак, она в Веллингтоне и должна выполнить то, о чем просил ее Зигфрид. Надо же, всего месяц назад ей и в голову не могло прийти, что она станет невестой и прилетит в столицу Новой Зеландии за покупкой. Господи, и за какой покупкой! Трудно поверить – ведь ей предстоит приобрести яхту! Это свадебный подарок от Зигфрида!

Дайана вспомнила семью Берджессов из Плимута, у которых была в гостях на яхте в Пуэрто-Вальпо и улыбнулась, подумав, какие у них все-таки очаровательные ребятишки. Хорошо родить пятерых сыновей, а когда те вырастут… А что они сделают, когда вырастут? Дайана потрясла головой. Боже! Она чуть ли не вслух рассуждает о своей будущей жизни, а ведь в настоящем все продолжает оставаться неясным.

Ну, купит она яхту. Ведь этого мало, надо еще снарядить ее к океанскому переходу, надо позаботиться о топливе, припасах, нанять команду, выправить все документы, раздобыть карты. Сколько дел впереди! Надо действовать.

Молодая женщина покинула здание аэропорта, взяла такси и отправилась в город. Остановилась она в отеле «Хилтон» и, не теряя времени, связалась с агентством, занимающимся продажей катеров, лодок и яхт.

К вечеру того же дня она побывала на стапеле, где ей показали подходящую достраивающуюся яхту, спуск которой должен был вот-вот состояться.

Оформив покупку, Дайана с трудом сумела заставить себя подождать несколько дней, пока все работы завершатся.

И вот наконец красавица-яхта спущена на воду и ошвартована у причала яхт-клуба. Впереди несколько дней перехода к острову Вапамоутомали, встреча с Зигфридом…

– Мисс Стемплтон, – обратился к Дайане старший мастер верфи. – Комплект запасных парусов готов. Прикажете доставить паруса на борт яхты?

Молодая женщина ответила не сразу. Как это все-таки странно. Ведь очень скоро ее станут называть иначе, миссис Пасео. Что ж, новое имя будет звучать совсем неплохо, подумалось ей. И легкая улыбка заиграла на ее губах.

– Да, мистер Смит, – ответила она мастеру. – Доставьте их, пожалуйста…

 

Эпилог

А через месяц в Пуэрто-Вальпо пришел «Исследователь» в сопровождении новой яхты. На этот раз заход в порт не был связан с приобретением и установкой на судне необходимого оборудования или закупкой материалов для строительства лаборатории на острове Вапатомоутомали. Все это было ранее приобретено сполна предусмотрительным Кристофером Стемплтоном. Более того, строительство на острове уже велось. Для контроля над возведением помещения и помощи в столь важном деле осталось несколько сотрудников экспедиции и часть матросов.

Двадцать пять лет исполнилось Зигфриду, а он так и не встретил в своей жизни никого, кто помнил бы о его родственниках. А сейчас он и Дайана провели вместе, не расставаясь, целых двадцать пять дней. Она была для него самым родным человеком.

На горизонте показался парус.

Молодые люди внимательно следили за ним с палубы собственного судна – прекрасной яхты, оборудованной так, что на ее борту можно было жить, ни в чем не нуждаясь. Да, яхта была велика, но не настолько, чтобы Зигфрид не мог справиться с управлением в одиночку.

Дайана, как ни странно, на борту их яхты не испытывала приступов морской болезни так же, впрочем, как и на борту «Исследователя», хотя яхту швыряло на волнах порой просто ужасно.

И вообще не испытывала теперь тошноты нигде и никогда. Она страстно полюбила море, многообразие его красок и настроений.

Женщина даже стала получать наслаждение в штормовую погоду, ей нравилось наблюдать красоту бегущих пенных валов, слушать свист ветра в снастях, испытывать головокружительное ощущение единства со стихией.

Кстати, Зигфрид научил Дайану плавать. И чем лучше у нее это получалось, тем больше она влюблялась в море и во все, с ним связанное. А тайны морских глубин? Разве их постижение не самая заветная цель для путешественников всех времен и народов? Даже для таких начинающих, как она сама. Тем более что рядом с ней всегда теперь находился ее любящий муж?

Дайана взглянула в лицо Зигфрида, потом вновь на парус вдали.

Яхта, на которой они находились, стояла в тихой просторной бухте одного из островов на юго-востоке океана. Места внешне были неприветливы, это правда. Но Дайана уже знала, что здешняя природа не выставляет свои красоты напоказ: они изумительны, но скромны. И от этого ценишь их еще больше.

Молодой женщине бесконечно нравилась зеленая вода бухты, прозрачные как горный хрусталь струи водопадов, низвергающихся с черных гранитных скал. Ярчайший изумрудный цвет лишайников на скалах радовал глаз.

А еще были красные, желтые, фиолетовые мхи – целая радуга красок! Воды бухты давали приют южноамериканским морским котикам, в прибрежных скалах гнездились сотни тысяч морских птиц. Странно, что многие ученые называют эту бухту самым мрачным и заброшенным уголком Земли.

Дайана и Зигфрид считали, что черные гранитные утесы необыкновенно красивы, а воздух, напитанный влагой, чист и свеж. Да, люди, некогда пришедшие в эти края, могли жить только морем.

«Исследователь» сейчас находился несколько севернее, в проливах, где справляли свои брачные игры серые киты. Настояла на этом маршруте «Исследователя» Джейн Дюпре, убедив отца Дайаны и своего мужа сменить профиль исследований.

– Кристофер, – произнесла однажды она со свойственной ей прелестной улыбкой. – Мы с годами не становимся моложе. Ты когда-то начал писать книгу о китах. Обязательно продолжай над ней работать, я тебе помогу в этом. А работу с оборудованием филиала биологического института на Вапамоутомали пусть возьмут на себя молодожены.

К удивлению Дайаны и Зигфрида, тот согласился. И вообще его характер изменился после свадьбы с Джейн к лучшему. Отец стал более открытым, размышлял о будущем, строил разнообразные планы и не сосредотачивался на прошлом.

Женитьба благотворно повлияла и на его здоровье. Врачи более не делали страшных прогнозов, не говорили о возможной операции на сердце. Как ни странно, отец был более бодр, чем во все последние годы. Любовь Джейн Дюпре совершила чудо!

Побывав вновь в знакомой гавани города Пуэрто-Вальпо, Кристофер Стемплтон предоставил доказательства преступной деятельности Казимира Садовского и Германа фон Клюве, замышлявших похищение его дочери и убийство заместителя начальника экспедиции. Он без лишних церемоний сдал негодяев в руки представителей правосудия в городе Пуэрто-Вальпо и ушел на «Исследователе» на север, наблюдать за китами, оставив в тихой бухте яхту с Зигфридом и Дайаной.

Вся эта история попала в газеты, наделала шуму, привлекла внимание мировой научной общественности к судьбе племени «Морских Богов». Но, главное, после публикации в газетах, на борт «Исследователя» пришла странная радиограмма, подписанная красивыми женскими именами.

Зигфрид прочел текст радиограммы, и на глазах его показались слезы… Это были слезы радости. Сколько прошло времени – пять, шесть недель?

Женщина рассмеялась, вспомнив, как Зигфрид рассердился на портового маляра, сделавшего ошибку в новом названии яхты. Какое там рассердился, просто был в гневе! И заставил маляра вновь выводить по борту слово «Нежность».

– Когда я в твоих объятиях, я чувствую твою нежность и сама испытываю нежность к тебе, – проговорила Дайана.

Зигфрид привлек к себе женщину и поцеловал милые губы. Стоя в обнимку, они продолжали следить за приближающимся парусником.

Вот уже можно разглядеть фигуры людей на палубе, затем и лица.

Рука Зигфрида на плече у Дайаны дрогнула.

– Это Марианна и Фабиана, да, да, это они! Какое чудо! Они приближаются, мои сестры!

На паруснике зарифили грот, скорость уменьшилась, судно сделало поворот. Зигфрид узнал в лице прекрасной молодой женщины, стоящей у штурвала, черты своего отца. Это была его сестра!

Не раздумывая, мужчина бросился в воду и через пару минут уже вскарабкивался на борт остановившегося парусника. Ему протягивали руки, громкие голоса выражали радость от встречи.

А потом была теплая вечеринка в кают-компании яхты. Рубиновое вино мерцало в хрустале, вспыхивали радостными огоньками глаза молодых женщин и мужчин.

Дайана познакомилась с сестрами Зигфрида, их мужьями, и моментально полюбила их, как родных. Одного из мужчин звали Меркюри, и Дайана сразу догадалась, кто он такой.

Сам Зигфрид смотрел на него спокойно, но настороженно. Что было, то было… Один блаженствовал, другой провел всю жизнь в изгнании, и только недавно вернулся в воды родного острова.

Мужчины пристально смотрели друг на друга. Оба высокого роста, у обоих голубые глаза. Затем взгляд Меркюри упал на медальон, который Зигфрид носил на груди.

– Я всегда помнил о твоем существовании, – проговорил Меркюри. – Только не знал, где искать тебя, – на суше или в море.

– А если бы знал, ты б действительно искал меня? Но зачем?

– Представь себе, для того чтобы с тобой познакомиться. Я отвечал за жизнь твоих младших сестер, которых отыскал в море. Я все еще надеюсь и на то, что жива королева Вапамоуто. Океан велик, островов много. Кроме того, я твой родственник, и в жилах моих детей тоже течет золотая кровь.

Глаза Зигфрида потеряли былое грозное выражение, он смягчился.

Мужчины пожали друг другу руки.

– В океане людям следует быть друзьями, это правило еще никогда никого не подводило. Не подведет и в будущем! – проникновенно произнес Меркюри.

– Знаешь, я тоже на это надеюсь. В нашей стране наступил мир, и, думаю, так будет всегда.

Дайана вспомнила все детали удивительной встречи поздно вечером, когда она лежала в постели и ее голова покоилась на плече мужа.

– Зигфрид, ты счастлив?

Приподнявшись на локте, мужчина посмотрел в лицо своей возлюбленной, освещенное полной луной.

– А тебя, дорогая, что-то беспокоит? Уж не мой ли разговор с Меркюри? Все обиды в прошлом. Я встретил сестер, их глаза полны надежды и любви. Возвращаться в прошлое я не собираюсь, нельзя сбежать от настоящего в свое детство или юность. Прошлого нет, оно только в наших мыслях, в мечтах. Сейчас у нас есть интересное дело, крайне важное для всех остальных людей, пусть они даже об этом и не догадываются. И мы с тобой с ним справимся, так ведь, моя любимая Дайана?

Зигфрид говорил с большой уверенностью. Как-никак он-то постранствовал по морям в поисках собственного счастья. И теперь вот оно, лежит в его объятиях. Прижав к себе Дайану, Зигфрид прошептал ей в самое ушко:

– Неужели ты не знаешь, что я счастлив с того самого дня, когда ты обнаружила меня на «Исследователе»? И что ты спасла меня для того, чтобы я избавил тебя от скучной и неинтересной жизни? Теперь ты родишь мне сыновей и дочерей с золотой кровью, мы обойдем все моря и океаны, и везде нас будут ждать открытия и сюрпризы.

Его губы прикоснулись к ее волосам, виску, шелковой коже щеки. Прижимая к своей груди нежное тело любимой, Зигфрид тихо добавил:

– А теперь я хочу тебе подарить вот это! – Он потянулся к тумбочке и взял с нее маленькое коралловое колечко. – Его отдали мне сестры, этот амулет называется кольцо Афродиты, он сохраняет на долгие годы молодость и красоту женщины, которая его носит. Кольцо уже несколько столетий принадлежит нашему роду, ты тоже потом наденешь его на пальчик нашей дочери, когда ее сердце проснется для любви.

Дайана улыбнулась. Как много подарила ей щедрая судьба, и пусть всем вокруг нее тоже повезет! Это так просто – быть счастливой, надо только стремиться к этому.