Мелоди сидела в светлой гостиной тети Ли, в ее Нью-Йоркской квартире на Ист-Сайде, и с наслаждением потягивала традиционный утренний кофе. Одновременно она просматривала воскресный номер «Нью-Йорк таймс» в поисках разделов, посвященных событиям культуры. В следующую пятницу должно было состояться открытие ее персональной выставки, и владелица галереи сообщила Мелоди, что «Таймс» готовит предварительную статью для воскресного выпуска.

Перелистывая страницы толстого номера, Мелоди в конце концов нашла обзор культуры — разумеется, обещанная статья была на месте, а дополняла ее одна из фотографий с будущей выставки. Это был портрет Брэда, очень интимный, где удалось выразить все то, что она видела и чувствовала в этом мужчине: его сдержанный, добрый взгляд, его силу, его юмор и затаенную печаль в глазах, заметить которую удавалось далеко не каждому.

Мелоди смотрела на дорогое ей лицо уже слегка отстраненно. Еще бы! Со времени их последней роковой встречи прошло несколько долгих месяцев. Слишком многое случилось с того дня, когда она чуть ли не в полуобморочном состоянии вернулась в Берлин из Ротенберга.

Тогда, недолго думая, она сразу же решила вернуться в Нью-Йорк. И не только потому, что соскучилась по дому, или потому, что доказала себе и другим, что может стать высококлассным фотографом. Просто Мелоди ощущала настоятельную, почти детскую потребность в душевном покое и комфорте, который могла дать только тетя Ли. Мелоди крайне необходимо было почувствовать себя в безопасности родного очага, окунуться в теплую семейную атмосферу — пусть даже это крохотная семья, состоящая всего из двух человек.

Потребовалось несколько дней на то, чтобы закончить свои дела в Берлине: сдать квартиру, продать лишние вещи, скопившиеся за три года жизни за границей и попрощаться с Алекси, а также с дюжиной других друзей. Мелоди выполняла все это с угрюмой решимостью, пытаясь таким образом запрятать боль от разрыва с Брэдом в самый дальний уголок своего измученного сердца. Она сама не ожидала, что обладает такой сильной волей.

Тетя Ли очень обрадовалась ее неожиданному решению. Правда, все самые логичные причины ее скоропалительного приезда, приводимые Мелоди, так и не смогли убедить тетю Ли, что у ее любимой племянницы все нормально. Тетушка чувствовала, что Мелоди чего-то не говорит ей. Однако у нее хватило такта не задавать лишних вопросов: в свое время Мелоди сама обязательно расскажет обо всем.

В Нью-Йорк Мелоди прилетела, чувствуя себя бесконечно усталой и подавленной. С большим трудом преодолев очередь к пункту таможенного досмотра, она, наконец, прошла в зал ожидания аэропорта имени Кеннеди, где широко раскрытыми объятиями ее встретила тетушки Ли. Лицо пожилой женщины красноречиво выражало смесь переполняющих ее чувств: беспокойства за Мелоди и радости от возвращения любимой племянницы.

В такси, по дороге в город, Мелоди, как могла, старалась отвечать на расспросы тетушки, впрочем, вполне невинные, поскольку мудрая женщина намеренно избегала затрагивать темы, связанные с личной жизнью племянницы в Европе. Тем не менее, все ее старания создать непринужденную атмосферу ни к чему не привели. Мелоди была напряжена до предела. Они сидели бок о бок на заднем сиденье такси, разговор увял, и воцарилось тоскливое молчание. Мелоди безучастно смотрела на очертания Манхэттена — на серо-стальные пики, вонзающиеся в свинцовую угнетающую серость пасмурного неба. Казалось, погода как нельзя лучше подходила к настроению девушки.

После обеда она, сославшись на крайнюю усталость, отправилась в свою комнату и сразу же легла в постель. Тетя Ли проводила ее озабоченным взглядом.

Мелоди беспробудно проспала двенадцать часов подряд, и только на следующее утро, примерно к десяти, начала понемногу приходить в себя. Тетя Ли заглянула к племяннице:

— Ты наконец проснулась? — заботливо осведомилась она.

— Почти, — откликнулась Мелоди, зевая. — Входи.

— А я принесла тебе завтрак, — объявила тетя, ставя перед Мелоди поднос с яйцом всмятку, апельсиновым соком, тостами и чашечкой дымящегося кофе.

— Спасибо!

Мелоди взяла чашку и сделала несколько глотков. Кофе был великолепным, именно таким крепким, какой она любила. Однако к еде она так и не прикоснулась. Когда тетя убедилась, что племянница вообще не собирается есть, она унесла поднос и, вернувшись, присела на край постели.

— Ну, милая, рассказывай, что стряслось?

— Ничего особенного, — ответила Мелоди, не решаясь встретиться глазами с проницательным взглядом тетушки.

— Э-э, не отговаривайся! Если бы все было в порядке, тебя бы здесь не было. Разумеется, я очень рада видеть тебя дома. Безумно рада! Я сильно соскучилась. Но, я же знаю, что всего несколько недель назад ты и не помышляла о возвращении. Сама говорила, что дела твои пошли в гору. Так что же вдруг заставило тебя все бросить?

— Я не могу говорить об этом, — призналась Мелоди, и голос ее сорвался на всхлип.

— Знаешь, лучше расскажи, что у тебя на душе, — настаивала тетя Ли, не обращая внимания на безмолвную просьбу племянницы оставить ее в покое. — Попробуй, родная. Облегчи душу. Увидишь, тебе станет легче…

И тетушка наклонилась, чтобы вытереть слезы, ручьем текущие по щекам Мелоди. Эти ласковые прикосновения, а также доброта и любовь, которую излучали глаза тети Ли, растопили ледяную стену, возведенную Мелоди вокруг себя. Всхлипывая, она бросилась в объятия тетушки и рыдала так, как не рыдала, наверное, со дня смерти своих родителей.

Когда Мелоди наконец выплакалась, она поведала тете Ли историю своей любви к Брэду и рассказала о его твердом нежелании связывать себя брачными узами с женщиной, которая дорожит своей карьерой.

— И мне пришлось уехать, — закончила свой грустный рассказ Мелоди. — Я не могла оставаться с ним на подобных условиях, зная, что… что у нас нет ничего реального в будущем.

— Что ж, милая, ты поступила правильно, — утешила ее тетя Ли. — Ты никогда не смогла бы быть счастлива с ним. Ты бы не удовлетворилась простой романтической связью, и тем более сделала бы себя несчастной, если бы приняла его условия и отказалась от своего любимого дела.

— Да, ты права, тетя, — согласилась Мелоди. — Но, откуда же тогда такая страшная боль внутри?..

— Потому что нелегко терять дорогих твоему сердцу людей, даже когда знаешь, что это необходимо. Однако время лечит любые раны, уж поверь мне, дорогая.

Однако рану Мелоди время залечить было не в силах. Со времен разговора с тетей миновало вот уже более шести месяцев, а боль не утихала. Мелоди не могла не признать, что это так. Конечно, большую часть времени ей удавалось отвлекаться от грустных воспоминаний, но сегодня, глядя на портрет Брэда в газете, она чувствовала, что боль вновь стала нестерпимой.

Она нередко перебирала фотографии, сделанные ею в Баварии. Но на изображения Брэда и Билли она смотрела с некой профессиональной, отстраненной точки зрения. А сейчас с газетного листа на нее глядел не просто Брэд — объект изображения, а мужчина, которого она любила… и потеряла. И страдание от этой потери нахлынуло вновь.

Пока Мелоди сидела, погруженная в свои невеселые мысли, вошла тетя Ли, чтобы налить племяннице еще одну чашечку кофе и отрезать еще один ломтик сдобного датского кекса, который традиционно подавался в их доме по воскресным утрам. В течение целой недели Мелоди, будучи ребенком, предвкушала, как в воскресный день поставят на стол это потрясающее лакомство. Но, заметив, что и первый ломоть кекса остался нетронутым, тетушка испытующе посмотрела на племянницу.

— С тобой все в порядке?

— Конечно! — с деланной веселостью отвечала Мелоди. Но она могла провести кого угодно, но только не свою тетю.

— Неплохой ответ, да верится с трудом. Что случилось? — настаивала тетушка. И тут ее осенило. — Как?! Неужели они взяли для статьи фото Брэда Уэйнрайта?

— Как ты догадалась? — удивилась Мелоди.

— Ну, милая, для этого вовсе не обязательно уметь читать чужие мысли. Достаточно видеть, как ты сидишь такая понурая в день, когда «Нью-Йорк Таймс» поместила большую хвалебную статью о твоей первой в жизни персональной выставке. Да ты должна до потолка прыгать от радости. Значит, единственное, что может испортить тебе настроение в такой торжественный момент, — это воспоминание о Брэде. Послушай, если эти фотографии так тяжелы для тебя, почему ты решила включить их в экспозицию?

— Дафни настояла. Она считает, что это мои лучшие работы. И что ни говори, она права.

— Тем не менее, все равно надо было отказаться их выставлять. Надеюсь, это не последняя твоя выставка.

— Но мне должно быть абсолютно все равно теперь! — сердито воскликнула Мелоди. — Прошло уже столько времени!

— О, милая! Между «должно быть» и «есть» — дистанция огромного размера! — мягко заметила тетя Ли.

Мелоди беспомощно посмотрела на нее.

— Господи, когда же я наконец забуду его?

— Когда встретишь кого-нибудь лучше и интереснее, кто будет волновать тебя больше, чем Брэд. Впрочем, новая встреча — тоже вопрос времени.

— Но я встречаюсь с мужчинами!

— Милая, не смеши меня! С кем же это, скажи на милость, ты встречаешься? Ведь ты сама прекрасно понимаешь, что ни один из твоих друзей-мужчин не может заинтересовать тебя настолько, чтобы задеть за живое.

— Нет, все не так! — запротестовала Мелоди. — Бен и Марк, например, очень милые молодые люди.

— Милые — да! И главное, безопасные для чувств… Они бесцветны и скучны! Мимо них пройдешь и не заметишь! Кроме того, я сомневаюсь, чтобы они были способны на настоящую страсть.

— Возможно, ты и права. Но что с того, что они недостаточно активны, эмоциональны или честолюбивы? Зато с ними можно приятно провести время.

Тетя Ли возвела руки к потолку.

— Хорошо, хорошо! Если твои желания не простираются дальше приятной компании — ради бога! Тогда Бен и Марк подходят как нельзя лучше. Но, все же, обещай мне одну вещь, — потребовала она. — Обещай, что не выйдешь замуж ни за одного из них. Я сбегу из дома, если в нем воцарится тоска зеленая!

Мелоди попыталась возразить.

— С чего ты взяла, что мне станет скучно и тоскливо с одним из них? — фыркнула она.

Ее тетка вдруг рассмеялась.

— Глупенькая, ну скажи мне честно, как на духу: разве хоть один из этих парней волнует тебя по-настоящему? Разве твое сердце бьется быстрее, когда, например, Марк входит в комнату? Мечтала ли ты когда-нибудь о физической близости хоть с одним из них? Ну? Чего молчишь?

Мелоди смутилась.

— Ну, отвечай — мечтала?

— Нет, — наконец медленно ответила Мелоди, — ну и что из того? Мне кажется, что страсть — это еще не все. Да, конечно, стоило Брэду лишь взглянуть на меня — и я вспыхивала, как спичка. Ну и чем все это кончилось? Нет уж, спасибо — сыта по горло! — заявила Мелоди и встала, чтобы выйти из комнаты.

— Не спеши уходить, юная леди, не спеши! Дай-ка мне еще кое-что сказать тебе напоследок. А потом — клянусь! — умолкаю и больше на эту тему заговаривать не буду, — строго произнесла тетя Ли, заставив Мелоди вернуться к столу. — Может быть, страсть — это и не самая важная вещь в браке, но очень важная его составляющая. Если супруги не испытывают взаимного влечения, беды не миновать. Можешь сколько угодно морочить себе голову рассуждениями типа «страсть — это еще не главное», но лучше не обманывать себя. Да и своих друзей-мужчин.

И хотя Мелоди упорно отказывалась соглашаться со словами тетки, в глубине души она понимала, что та права.

Дни, предшествовавшие открытию выставки, назначенному на пятницу, оказались настолько загруженными, что Мелоди некогда было думать ни о Марке, ни о Бене, ни даже о Брэде. И хотя имелись официальные лица, ответственные за выставку, Мелоди желала принимать участие во всей процедуре подготовки экспозиции. Она ощущала себя матерью, которая знает, что нянька у ее ребенка надежная и заботливая, но тем не менее, боится оставлять дитя в чужих руках.

Кроме того, Мелоди пришлось дать несколько интервью нью-йоркским изданиям. Большинство журналистов задавало стандартные вопросы о ее образовании, работе свободным фотохудожником в Европе, о журнальной статье, над которой они работали вместе с Брэдом и благодаря которой фотографии Мелоди Адамсон привлекли внимание владельцев галереи. На все вопросы она отвечала без запинки, как на экзамене. И все проходило гладко.

Но как-то ей пришлось давать интервью худощавой элегантной даме средних лет — критику из крупного журнала. Казалось, дама испытывает к Мелоди странную неприязнь, причем не делая ни малейшей попытки скрыть это. Сначала Мелоди подумала, что лишь богатое воображение заставляет ее искать в вопросах Алин Рэндолф некий подвох. Ведь спрашивала она, в сущности, о том же самом, что и другие интервьюеры. И только язвительный, почти злобный тон, которым она задавала свои вопросы, придавал неприятный оттенок разговору.

Но когда вопросы приняли совсем уж интимный оттенок, Мелоди поняла, что ее опасения были не напрасны. Эта женщина со злорадным упорством двигалась по направлению к тайникам ее души — территории, куда Мелоди не допускала никого.

— А что вы можете сказать о мужчине — герое ваших работ? — поинтересовалась мисс Рэндолф. — По всей видимости, вы знали его довольно близко?

— Я сотрудничала с ним некоторое время, — ответила Мелоди голосом, дрожащим от волнения.

— Да, мне это известно, — невозмутимо заявила Алин. — И, конечно же, я читала статью, которую вы выпустили вместе с ним. Однако ваши фотографии намекают на нечто большее — на гораздо более личные контакты…

— Не думаю, чтобы мои фотографии давали основание для подобных предположений, — холодно отрезала Мелоди, надеясь тем самым положить конец нескромным расспросам.

Однако Алин Рэндолф вряд ли заслужила бы место критика в столь солидном журнале, если бы герои ее интервью могли так легко отделаться от нее.

— Видимо, вы испытываете больше чем симпатию к мистеру Брэдли Уэйнрайту?

— Мои отношения с мистером Уэйнрайтом вас не касаются, — взорвалась Мелоди.

— Меня лично, может, и не касаются, — сладко улыбаясь, произнесла журналистка. — Но я уверена, что информация подобного рода добавит остроты в статью. Если я сообщу моим читателям, что фотограф и ее красивая модель были… скажем, довольно близки, то это представит ваши работы в более интересном и новом свете.

— Извините, но ничем не могу вам помочь. Боюсь, вашим читателям придется обойтись без подобного рода откровений, — жестко отрезала Мелоди, вставая с места. — Больше мне нечего добавить!

С этими словами она повернулась и вышла из конференц-зала, клокоча от гнева.

Все еще взвинченная до предела, Мелоди вихрем ворвалась в квартиру.

— Что случилось? — спросила тетушка, с удивлением глядя на любимую племянницу.

— О! Какая-то стервозная дамочка из журнала, которая убеждена, что ее дурацкие читатели имеют право вторгаться в мою личную жизнь, подвергла меня настоящему допросу с пристрастием!

— Ага, понятно, — с трудом сдерживая улыбку, ласково сказал тетя Ли.

— О, только не надо на меня так смотреть! Я прекрасно знаю, что люди, приобретающие мало-мальскую популярность, вынуждены мириться с тем, что им в любой момент могут задать самый щекотливый вопрос. Просто я надеялась, что меня минует сия участь…

— Ну а что именно она желала узнать, твоя журналистка? Впрочем, догадаться нетрудно.

— Ее интересовали интимные подробности наших с Брэдом отношений. Она считает, что это представило бы мои работы в новом, более интересном свете.

— Но ведь она по-своему права, разве нет? — мягко спросила тетя Ли. — Ведь в твоих работах столько искренности и чувства лишь потому, что ты близко знала Брэда. Посторонний человек не смог бы увидеть его в таком свете.

Мелоди глубоко вздохнула и опустилась на софу.

— Конечно, ты права. Может быть, со временем я стану менее чувствительной…

— Хорошо бы, — предостерегающе сказала тетя Ли. — Учти, что эта женщина была первой, решившейся на нескромный вопрос. Но далеко не последней!

— Знаешь, не обижайся, но я от всей души желаю, чтобы ты оказалась неправа. По крайней мере, в этом вопросе.

Тетя Ли усмехнулась.

— Я и не думаю обижаться. Просто будь готова ко всему, на тот случай, если я все же окажусь права…

В день открытия выставки Мелоди была сама не своя, и под ложечкой у нее посасывало от каких-то странных предчувствий. Она прекрасно осознавала, что добилась кое-чего за несколько лет работы в Европе. Подумать только, это ее первая персональная выставка в самом Нью-Йорке! О, как же она когда-то мечтала, чтобы такой момент настал! И вот он настал. Но Мелоди, как ни странно, осталась абсолютно равнодушной к этому факту. Разумеется, она страшно волновалась, как пройдет открытие, как выставка повлияет на ее дальнейшую карьеру, но отсутствовала некая весьма существенная часть: ей, в сущности, не с кем было разделить свое торжество.

Ох, вот уж неподходящее время задумываться о подобных вещах, одернула она себя, надевая темно-зеленый хитон с люрексом и зауженные брюки из черного бархата. Честно говоря, у Мелоди душа не лежала к такому стилю одежды. Но тетя Ли собственноручно купила ей этот костюм и убедила, что на открытии персональной выставки Мелоди обязательно должна быть одета во что-то оригинальное и экстравагантное.

Не успела Мелоди подкрасить губы, как уже раздался звонок в дверь. И когда она открыла ее, слегка смущенная от надетого на ней необычного наряда, одобрительно-восхищенная улыбка Марка сразу же вернула Мелоди уверенность в себе.

— Мелоди, ты просто ослепительна! — так оценил ее внешний вид Марк. — Да и вы, тетя Ли, тоже! — добавил он, увидев входящую в комнату тетку.

— Спасибо, Марк. Ты сам сегодня неотразим, — отвечала тетя Ли настолько вежливо, что лишь одна Мелоди смогла уловить легкий оттенок иронии в ее голосе. Марк был одет в свой обычный, впрочем, безупречно на нем сидящий костюм-тройку консервативного серого цвета с галстуком приглушенно-голубых тонов. Он производил впечатление аккуратного, миловидного молодого человека, но назвать его неотразимым? Мелоди удивленно взглянула на пожилую женщину, но та сделала вид, что не заметила удивления племянницы, надела свою шляпку и со светской улыбкой направилась к двери.

— Пойдемте, мои милые. Нельзя допустить, чтобы наша звезда опоздала взойти на небосклон своей славы.

Вечер был прохладный. Они прошли пешком несколько кварталов до галереи, расположенной на Мэдисон-авеню. Мелоди нравилось состояние свежей бодрости, которое посещало ее после пеших прогулок в такие осенние вечера.

Компания прибыла в галерею ровно за минуту до открытия. Дафни, хозяйка галереи, была вне себя от волнения.

— Дорогуша, да ты перепугала меня до смерти! Я думала, что ты придешь хотя бы на полчаса раньше. Уже стала бояться, что ты решила вдруг вообще махнуть на все рукой… — Облегченно переводя дух, Дафни так и сыпала словами, целуя в обе щеки Мелоди, тетю Ли и Марка поочередно.

Не давая им ни минуты на оправдание, она продолжала нервно тараторить:

— Можете мне поверить, сегодня нас ждет потрясающий успех! Весь день телефон трезвонит, не переставая. А один джентльмен чуть провод не оборвал. Мне в конце концов с трудом удалось заверить его, что ты непременно будешь присутствовать. Только тогда он слегка успокоился. Слушай, есть у тебя знакомый мужчина с необыкновенно глубоким, волнующим голосом? — игриво подмигнула Дафни, но ответа дожидаться не стала. — И это еще не все! Ох, не забыть бы чего… Так, цветы, присланные тебе, — в моем кабинете. Напомни, чтобы я обязательно представила тебя Морису Хэзлтону. Он уже успел здорово набраться, и если в итоге купит хотя бы одну из твоих работ — можешь себя поздравить! Он специализируется на открытии новых талантов в области фотоискусства и одним из первых приобретает их работы, — закончила Дафни. Она, наконец, выдохлась.

Это произошло очень вовремя. К хозяйке галереи подошла ее помощница и предложила им торжественно открыть двери в зал. С этой секунды у Мелоди уже не оставалось ни секунды свободной.

Хотя ей уже не раз приходилось участвовать в подобных презентациях, но это имело мало общего с открытием своей собственной, персональной выставки. И она оказалась совсем не подготовленной к подобной роли. Ведь прежде она была всего лишь гостем, заинтересованным зрителем, разглядывающим плоды чужого творчества. Могла в любой момент по своему желанию покинуть галерею, могла болтать с другими посетителями и пригубить бокал шампанского.

Однако сегодняшнее событие значило для нее гораздо больше, чем простое посещение культурного мероприятия. Это был кульминационный момент ее работы, требующий встреч с определенными людьми, завязывания нужных контактов, которые помогут обеспечить ей будущие заказы. Она должна была попытаться продать пару-другую работ с выставки, а для этого необходимо было создать определенное настроение у потенциальных покупателей и внушить им чувство собственной значимости. Мелоди ненавидела все эти светские обязанности и с удовольствием пренебрегла бы ими, но Дафни не позволяла ей, расслабляться и настойчиво объясняла, что для новичка на Олимпе славы крайне необходимо научиться завязывать полезные знакомства, которые пригодятся в будущем.

После двух часов такой суеты Мелоди просто валилась с ног от усталости. Ей казалось, что она пробежала марафонскую дистанцию, а суматошная атмосфера наигранного веселья начинала действовать ей на нервы. Голова у девушки просто раскалывалась от бокала шампанского и мельтешащих перед ней людей.

Извинившись перед супружеской парой, которой ее только что представили, Мелоди проскользнула в кабинет директора и рухнула на мягкую, заваленную подушками софу. Сбросив туфли, она растянулась на пружинящей поверхности в надежде, что несколько минут отдыха восстановят ее силы и помогут ей вынести эту пытку до конца.

Она закрыла глаза и стала массировать себе виски, с содроганием думая о гудящей толпе, ожидающей ее за стенами кабинета. Правда, если быть честной до конца, то вовсе не обилие новых лиц и даже не поверхностные обмены любезностями измучили ее. Тяжелее всего было ощущать присутствие Брэда везде, куда бы она ни шла. Мелоди не ожидала, что эти портреты, когда их развесят по стенам, вдруг снова обретут над ней такую магическую власть. Синие глаза Брэда преследовали ее, будили мучительно-сладкие воспоминания и заставляли острее чувствовать горечь потери.

— Мелоди!

В первый момент при звуках этого глубокого, волнующего голоса, выдохнувшего ее имя, она решила, что грезит наяву. Но когда услышала свое имя во второй раз, то испуганно распахнула глаза.

— Брэд?! — с изумлением спросила она, до конца не веря в то, что перед ней стоит именно он. — Что ты здесь делаешь?

— Хочешь, чтобы я ушел? — нерешительно спросил Брэд.

— Нет, — ответила она, а потом тихо добавила: — Нет, пожалуйста, не уходи. Просто я очень удивилась. Как ты здесь оказался?

— Просто не мог не приехать, особенно после статьи, которую прислала мне Алин Рэндолф.

Мелоди была озадачена. Что же такого могла написать эта неприятная женщина, что заставило Брэда пересечь океан и явиться на открытие ее выставки? И с какой стати она вообще послала ему эту статью?

— Ничего не понимаю!

— Ну, между Алин и мною… раньше… ну, у нас с ней кое-что было, — неловко пояснил он, наблюдая за реакцией Мелоди.

Так вот почему журналистка была так враждебно настроена к ней!

— Что же такого она написала, что заставило тебя приехать?

— То, что она увидела в твоих фотографиях. Она в своем обзоре сравнивала работы нескольких фотографов и написала, что в твоих снимках ее поразило особенно: автор явно неравнодушен к своему персонажу, — спокойно объяснил Брэд. — Это правда? Ты еще не слишком равнодушна ко мне?

Брэд стоял перед Мелоди, затаив дыхание, словно ожидая приговора суда. И было ясно, что одно неверное слово, — и он исчезнет из ее жизни так же внезапно, как и появился. Внимательно посмотрев на Брэда, прежде чем дать ему какой-либо ответ, девушка заметила, что он выглядит очень усталым и похудевшим, что он слегка осунулся, правда не настолько, чтобы потерять свой сногсшибательный шарм.

— Мелоди, — вкрадчиво повторил он свой вопрос, — ты хоть немножко была влюблена в меня?

— Да, — вскрикнула Мелоди, встречаясь с ним взглядом.

Словно электрический ток пробежал между ними.

— А сейчас ты хоть немножко любишь меня?

Мелоди мгновение колебалась, прежде чем признаться. О да, хотелось ей сказать, она все еще любит его, и пусть он делает с ней все что хочет. Она согласна сейчас даже на мимолетную связь, лишь бы быть с ним рядом! Она должна это сказать! Если сейчас она не отважится на откровенность, если смолчит, промедлит — то, может быть, упустит свой шанс. Он уйдет прочь так же решительно, как она покинула его в Ротенберге…

— Я по-прежнему люблю тебя, Брэд, — просто сказала она.

Брэд мгновенно бросился к ней и схватил за руки.

— Любовь моя! — всхлипнул он, прижав Мелоди к груди. — Я уже и не надеялся услышать от тебя эти слова! Думал, что потерял тебя навеки. О боже, какой же я был дурак! Только теперь я это понимаю…

— Родной мой, я не переставала любить тебя ни на секунду! — прошептала Мелоди, ощущая себя совершенно счастливой в его надежных объятиях.

Когда он стал страстно целовать ее — голодными, горячими, требовательными поцелуями, заставлявшими трепетать все ее существо, она поняла, что принадлежит этому мужчине навсегда. Неважно, на каких условиях. Она готова принять любое его условие.

— Мы поженимся как можно скорее, да, дорогая? — донеслись до нее слова Брэда. — Будет ли это роскошная свадьба или скромная церемония — как хочешь! Только скажи, что согласна. Только скажи!

Он неожиданно отстранился от Мелоди, и в его глазах вновь появился страх.

— Ведь ты выйдешь за меня замуж, выйдешь?

И хотя Мелоди прекрасно сознавала, что не посмеет отказать ему ни в чем, она тем не менее спросила:

— А как же быть с моими занятиями фотографией?

— О, делай все, что твоей душе угодно! Но при одном условии, что в твоей жизни всегда найдется маленький уголок для меня и Билли, и для наших общих детей! Ты согласна?

Ладонь Мелоди ласково коснулась его щеки.

— Я обещаю, мой любимый, что ты всегда будешь занимать самое важное место в моей жизни. Да ты всегда его и занимал. И моя работа никогда не помешает мне любить тебя. Я клянусь тебе, что дороже тебя нет никого!

Брэд усадил Мелоди рядом с собой на софу и стал нежно теребить губами мочку ее уха, потом сжал в ладонях ее упругую грудь. Горячая волна желания захлестнула Мелоди. Ей казалось, что еще секунда — и она потеряет сознание от переполнявших ее чувств.

И вдруг дверь в кабинет с шумом распахнулась, и на пороге появилась Дафни, от внимания которой не ускользнуло испуганное выражение лиц Мелоди и Брэда, испуганно отпрянувших друг от друга.

— Ага! — с шутливой многозначительностью протянула Дафни. — Стоило мне на секунду отвернуться, как ты уже подцепила себе самого красивого мужчину на всей выставке! Кстати, это случайно не тот самый обладатель приятного голоса, который названивал сюда каждый час на протяжении всего дня?

— Извините меня, — сокрушенно признался Брэд, с улыбкой наблюдая, как возрастает смущение Мелоди.

Заметила это и владелица галереи, и это ее искренне позабавило.

— Милочка, меня можешь не стесняться. По мне, так можете провести здесь хоть всю ночь и предаваться радостям любви на полную катушку! Но не будет ли это немного невежливо по отношению к остальным гостям? Может быть, Мелоди, ты все же уделишь им еще несколько минут своего драгоценного времени. А потом — делай с этим мужчиной все что хочешь.

— Несколько минут? — со вздохом облегчения уточнила Мелоди. — Ты обещаешь, что не дольше?

— Даю слово! — поклялась Дафни, подмигивая Брэду. — Думаю, что даже при всем желании мне не удастся удержать тебя здесь ни секундой дольше.

— Ладно, — обреченно вздохнула Мелоди.

Дафни удовлетворенно кивнула и оставила их одних.

— Лучше послушайся ее совета, она же здесь хозяйка. Иди к своим почитателям, — усмехнулся Брэд, когда Мелоди вновь обняла его за шею и прильнула губами к его губам.

— Ну а ты разве не мой почитатель? — поддела она его.

— О, один из самых пламенных! — рассмеялся он.

— Тогда разве я не обязана уделить тебе совершенно особое внимание? — шепнула она, сжав в ладонях его лицо.

Затем после нескольких, растянувшихся на целую вечность, сладостных мгновений Мелоди выскользнула из его объятий и, шатаясь, поднялась на ноги. Брэд прошептал:

— Ну, куда ты?..

— Прости меня, но это последний раз, когда моя карьера стоит на первом месте, это я тебе твердо обещаю. Ради тебя, мой любимый, я готова бросить все на свете!

— Дорогая моя, я никогда не приму от тебя такой жертвы!