Вот это поворот! Замуж за Джефа. Ну просто удар в солнечное сплетение! Все мысли в голове перемешались. Катрин изумленно смотрела на взволнованного собеседника, пытаясь связать то, что о нем знала, с этим его заявлением. Он не сводил с нее глаз, словно стараясь подтвердить правоту своих слов настойчивым и убеждающим взглядом.

Наверное, здесь ей следовало почувствовать себя польщенной… Ну еще бы, такой привлекательный во всех отношениях мужчина — и вдруг возжелал ее! Интересно, подумала Катрин, что предопределило подобный выбор. Про любовь он даже и не заикнулся. Она не первая женщина, которую он хочет, и уж наверняка не последняя. Так почему прозвучало столь категоричное заявление? Почему адресовано именно ей?

И вдруг в ее потрясенном сознании забрезжил ответ. Причина может быть только одна…

Гордон!

Ее замутило, но тошноту тут же сменила злость.

Катрин наклонилась вперед, в ее глазах сверкали гневные золотистые искры.

— Даже теперь, когда Гордон уже в могиле, ты все еще не можешь успокоиться, да? Все еще соперничаешь с ним и не хочешь смириться! Вот зачем я тебе нужна — чтобы твое болезненное самолюбие было наконец удовлетворено. Хочешь доказать себе и всем, что ты лучше Гордона, не так ли?

Его лицо не скрывало обиды и недоумения.

— Что за глупости, Катрин! Как ты можешь не замечать очевидного?

— Очевидно одно: Гордон все еще не дает тебе покоя, — возразила она. — Твоя дурацкая тирада началась с Гордона и закончилась им же. А я ведь просила тебя никогда больше не говорить о нем!

— Вот видишь, человек, которого уже нет, продолжает причинять тебе боль! Черт возьми, Катрин, я и так ждал слишком долго! Неужели ты до сих пор не поняла, какой я на самом деле?

— Как раз наоборот, Джеф. Я прекрасно знаю, какой ты на самом деле! Ты откровенно признался, что продаешь компанию, потому что без Гордона работать тебе невесело. Ведь это было ваше общее дело! Что же теперь? Ага, ведь есть я! Еще одно общее дело! Собственность, которой тоже можно владеть, правда, несколько странным и не до конца праведным образом! Ну да покойник здесь не сильный конкурент!

— Ничего подобного! — возмущенно откликнулся Томпсон. — Когда сегодня я тебя увидел…

— … Ты подумал, что вот тут-то и начнется веселье.

Катрин едва не задыхалась от негодования. Волна жгучего гнева затопила ее. Она вскочила со стула, схватила сумочку и вытащила кошелек.

— А я-то думал, что твоя скорбь уже улеглась, — сказал Джеф.

— Я не хочу иметь с вами ничего общего, мистер Томпсон. — В кошельке отыскалась наконец двадцатидолларовая банкнота, которую она и швырнула на стол. — Это за коктейль. Я не буду обедать. Невыносимо даже находиться рядом с вами, мистер Томпсон! И никогда, слышите, ни при каких обстоятельствах я не стала бы с вами спать! Вы поняли меня?

— Значит, твое внешнее перерождение — только видимость, — зло усмехнулся тот. — Ты все еще боишься взглянуть в лицо новой реальности.

— Что значит новой? — Катрин убрала кошелек в сумку и смерила Джефа презрительным взглядом. — Если тебе так хочется доказать, что ты лучше Гордона, можешь заняться его бесчисленными любовницами. Огромное поле деятельности!

— Что? — выдохнул он изумленно. — Так ты знала?..

— Конечно знала. И знала, что ты с ним заодно:

— Я не был с ним заодно!

— Только не ври мне, Джеф. Ты покрывал Гордона. Он постоянно обманывал меня. А ты меня с тем же постоянством предавал. Сколько было измен с одной стороны, столько и предательства с другой.

Не в силах больше смотреть на Джефа, Катрин бросилась к выходу.

— Катрин!.. — крикнул он ей вслед, и в голосе его смешались протест и мольба.

Но Катрин не остановилась. Она чувствовала, что тот идет следом, расталкивая участливых официантов, но не повернулась и не замедлила шага. Какое странное ощущение пустоты — выжата до предела и опустошена… Глупо верить, что он хочет ей добра. Просто притворяется, желая любой ценой победить в давнем соперничестве с другом. В соревновании с мертвым!

В фойе ресторана возле стойки метрдотеля Джеф все-таки догнал ее, схватил за руку, заставил остановиться. Она окинула его ледяным взглядом.

— Скажи, что я сделал не так? — тяжело дыша произнес он. — Может быть, ты ждала от меня чего-то, а я не сумел тебе этого дать?

— Да, это верно. Я хотела всего лишь доброго отношения. И больше ничего, Джеф! Но даже этого не дождалась.

— Я всегда относился к тебе по-доброму.

— Никогда.

Он глубоко вздохнул.

— Извини, я, видимо, поторопился. Думал, ты уже не так горюешь по Гордону. Мне очень жаль.

— Я горюю по Рону, а не по Гордону. Муж давным-давно убил мою любовь к нему. В сердце не осталось ровным счетом ничего.

— Поверь, я даже не догадывался о твоих переживаниях. Ты никогда и виду не подавала, что считаешь свой брак несчастливым.

— Зачем же выставлять напоказ свою боль?

Его глаза сузились.

— А если бы я стал доносить тебе о каждой измене Гордона? Ты бы расценила подобное как проявление доброты? Да ты возненавидела бы меня.

— Скажи лучше, что это расстроило бы вашу дружбу, — оборвала Катрин с издевкой и, вырвав руку, направилась к лестнице.

Слова Джефа больно ранили ее, сердце заныло. Она казалась себе отвергнутой, обманутой, никому не нужной неудачницей.

Джеф следовал за ней.

— С чего ты взяла, что я покрывал Гордона?

— Я знаю это доподлинно.

— Приведи хотя бы один пример.

— Вспомни похороны. — Она остановилась возле лестницы и взглянула на него в упор. — Женщина, которая ездила с вами в горы… Мне настоятельно давали понять, что та была с тобой, Джеф. Но это неправда.

— Нет, это правда, — возразил он.

— Благодарю тебя за эту ложь. Конечно, узнай газетчики, что смерть мужа и нашего сына связана еще и с адюльтером, они бы сумели со всех сторон обсосать подобную сенсацию.

— Катрин, богом клянусь, та женщина ездила со мной! Это я пригласил ее, и ночевали мы в моей палатке, а Гордон с Роном — в своей.

Она покачала головой.

— Не надо, Джеф. На похоронах она выла как оглашенная. А ты к ней даже не подошел. Не утешил ни жестом, ни словом.

— Но я стоял возле тебя! — горячо возразил Джеф. — Что мне до нее! Просто опытная альпинистка, которую я пригласил с собой, чтобы нас стало не трое, а четверо — ты и Гордон, я и она. Откуда мне было знать, что ты заболеешь и откажешься ехать. Мы разбили палатку, и только потом приехал Гордон. С Роном, но без тебя.

А вдруг правда? — подумала Катрин. Неужели она жертва собственной подозрительности? За ней такое водится — придумает версию, и тогда малейшие намеки, случайные слова, недоговоренности, взгляды, жесты — все идет в подкрепление собственной уверенности. А потом спадет пелена с глаз и сама удивляется: как могла такую ерунду придумать? Впрочем, на этот раз случай посерьезней. Разубедить ее будет трудновато. Однако если быть до конца честной, хотелось, чтобы кто-нибудь развеял ее подозрения. Ну хоть Джеф, что ли…

— Но как, скажи, случилось, что Рон оказался у края пропасти? Почему Гордон не следил за ним? Рон — очень чуткий ребенок. Он никогда без причины не ослушался бы отца.

— Ради бога, Катрин! Бывает так, что ничего нельзя сделать. Не мучь себя.

— Да, теперь это уже не важно, — хмуро согласилась она. — Моего мальчика все равно не вернешь.

Катрин направилась вниз по лестнице. Ей хотелось скрыться от собственных мыслей, оставить все позади. Зачем причинять себе боль, снова и снова вспоминая трагический день? Нужно подумать о будущем, проститься с Джефом навсегда и начать новую жизнь. Другого выхода нет.

Никакой он не друг, и от этого только больнее. Правда, стоит признать, что он всегда вел себя с ней достойно. Но все же они с Гордоном два сапога пара. Жизнь для них — все равно что спортивное соревнование. И ей совсем не улыбается оказаться в этом соревновании призом.

Джеф шел рядом, стараясь приноровиться к ее шагу, явно не желая смириться с тем, что она уходит.

— Почему же ты не развелась с Гордоном? — спросил он.

Она не стала отвечать. Вряд ли мужчина сможет понять жизнь женщины. Сначала беременность — и ты стараешься оправдать этим поведение мужа. Потом появляется ребенок, и ради его блага идешь на компромиссы. И день ото дня надеешься, что все еще переменится к лучшему. Обманываешь себя, заставляя верить мужским обещаниям, потому что боишься взглянуть в лицо правде и признаться в очевидном: все безвозвратно потеряно. Одна, что ли, она такая? Сплошь и рядом женщины приносят себя в жертву ради детей.

Гордон в общем-то был не таким уж и плохим. Она влюбилась в его жизнелюбие и искрометный ум, в обаяние его неординарной личности, в его крепкое тренированное тело, способное преодолеть любые физические испытания, в удивительную способность быстро решать самые сложные проблемы. Катрин считала себя счастливейшей женщиной в мире. Как же — ее полюбил сам Гордон Гайс! Многие бы хотели оказаться на ее месте.

Себя она никогда не считала неотразимой. Приятное, но ничем, не примечательное лицо, неплохая фигура… Впрочем, в те времена, когда они только познакомилась с Гордоном, фигура у нее была очень даже хорошей.

Катрин тогда водила экскурсии по прибрежным лесам, и время от времени ей удавалось продать свои картины и рисунки кому-нибудь из туристов, которых кругом всегда было полным-полно. Ведь ее родной город — один из самых популярных приморских курортов. Вот и Гордон оказался одним из туристов. Жизнерадостный, влюбленный в природу, он как вихрь ворвался в ее жизнь. Они поженились, и поначалу их брак казался настоящей идиллией.

Однако спустя некоторое время юная жена с болью и горечью вынуждена была признать, что для Гордона женщины — та же игра, спорт. Он во что бы то ни стало хотел все перепробовать, испытать себя со всеми. Правда, надо отдать должное, к ней он всегда относился с пиететом. Она была его избранницей — женой и матерью его ребенка.

Рон… Именно Рон всегда останавливал ее, из-за чего невозможно было сделать решительный шаг к разводу с Гордоном. А сам Гордон, вне всякого сомнения, сумел стать преданным и любящим отцом. Он очень гордился сыном, а Рон и вовсе боготворил отца. Катрин не считала себя вправе вот так взять и разорвать их отношения. Хотя, если бы они с мужем развелись, Рон сейчас был бы жив. Возможно, и Гордон тоже. Но не надо об этом думать. Слишком мучительны воспоминания.

— Гордон сам чувствовал, что не подходит тебе… — начал Джеф.

— Не болтай ерунды! — резко оборвала его Катрин.

Гордон был самый талантливый и яркий человек из всех, кого она встречала. Среди других он сиял, как золотой слиток. Наоборот, все остальные, оказавшиеся рядом с ним, чувствовали себя ущербными. Взять того же Джефа… Впрочем, и ее не обошла подобная участь.

Джеф тронул ее руку.

— Если ты знала, что он тебе изменяет, почему же не развелась с ним? Что могло тебе помешать?

В его голосе слышалось раздражение.

Они уже спустились в холл. Неважно, подумала Катрин, что сейчас придется ответить Джефу. Пускай он ничего не поймет — они все равно больше никогда не увидятся. Желая поскорее закончить разговор, она твердо взглянула раздраженному человеку в глаза и назвала главную причину, удерживавшую ее с Гордоном:

— Потому что Гордон — отец моего ребенка.

Она не стала ждать ответной реакции. Ни к чему сейчас разъяснения и подробности. Быстрей бы только унести отсюда ноги. Странно, с первой же минуты их встречи все пошло не так, как хотелось. Просто стыдно, что она сама себе позволила попасться на удочку и поверила в доброе отношение и заботу со стороны друга покойного мужа.

Конечно, Катрин всегда понимала, что Джеф видит в ней лишь продолжение Гордона, но тем не менее некоторые его поступки давали понять, что и она сама интересна ему как личность. Легко и приятно было поверить, что ему действительно небезразличны ее интересы, что он и вправду хочет помочь ее творческому становлению. И даже представить себе трудно, что все это… из-за Гордона. Во всем виновата странная, почти болезненная подвластность Джефа ее покойному мужу.

Глаза Катрин наполнились слезами. Как она мечтала рассказать вечному «опекуну» про договор с издательством об оформлении детской книжки! Ведь именно Джеф в свое время помог ей почувствовать себя художником. Так долго искать работу, и наконец найти удобный предлог для разговора. Уж теперь-то, думала Катрин, он порадуется за нее и скажет хотя бы одно слово одобрения. Впервые за долгое время появилась достаточно веская причина похвалить ее! Чтобы порадовать Джефа, она преодолела себя, постаралась снова вернуться к жизни и гордилась тем, что успела так много сделать за эти два месяца. Сама не понимая почему, Катрин хотела, чтобы Джеф мог порадоваться за нее.

И вот теперь все рухнуло.

Какое горькое разочарование! Что же она натворила! Позволила еще одному мужчине затронуть свое сердце, а он оказался таким же, как Гордон. Уже то хорошо, что не последовало никаких ненужных вопросов. Да и не о чем им больше говорить! Остается только попрощаться и расстаться навсегда…

— Подозвать вам такси? — спросил швейцар.

— Да, пожалуйста, — кивнула Катрин.

Швейцар побежал на стоянку за машиной. Джеф поспешно проговорил:

— Нам еще многое надо обсудить, Катрин.

— Нам нечего обсуждать, — отрезала та.

— Если бы ты знала, как заблуждаешься…

— Ничего подобного. Уже нет. Это ты продолжаешь заблуждаться.

— Посмотри на меня! — воскликнул он.

— Я не хочу на тебя смотреть.

Она повернула голову в сторону стоянки такси. Одна из машин тронулась и свернула на подъездную дорожку к гостинице. Катрин боялась снова увидеть полные страсти глаза Томпсона. Слишком уж трудно противостоять этому взгляду.

— Я столько всего должен сказать тебе, — продолжал настаивать он.

— Спасибо, уже наслушалась.

— Нельзя вот так за пять минут перечеркнуть пять лет жизни, Катрин! Человек на такое не способен!

— Вот видишь, я способна.

— Дай мне возможность объяснить тебе все. Неужели я этого не заслужил?

— Я не просила тебя помогать мне, Джеф.

— Но ты принимала мою помощь!

— Потому что была дура и не понимала, какую роль ты мне предназначил, — с горечью сказала она. — Ты хотел сделать из меня очередную подстилку.

— Неправда. Я хочу, чтобы ты стала единственной женщиной в моей жизни.

— На одну ночь, да?

— Пожалуйста, дай мне шанс.

— Чтобы ты развлекался, а я сидела с твоими детьми? — Она взглянула на него с презрением. Тут наконец рядом затормозило такси. — Нет, спасибо, Джеф. Все это я однажды проходила. Поищи себе кандидатку посговорчивей — уверена, тебе обязательно повезет. Желаю всего хорошего.

Швейцар распахнул дверцу такси, и Катрин опустилась на заднее сиденье.

— Катрин, пожалуйста, — настойчиво повторил Джеф. Она не отозвалась, но он уже втискивался в машину следом за ней. — Я еду с тобой.

Его сильное мускулистое бедро прижалось к ее ноге. Она поспешно отодвинулась в дальний угол машины и запротестовала:

— Нет, ты никуда со мной не поедешь.

— Иначе мы больше никогда не увидимся.

— Именно этого я и хочу!

Он захлопнул за собой дверцу, и тут же тесное пространство салона наполнилось какой-то странной, пульсирующей энергией. Сердце у Катрин тревожно забилось, чувства обострились до предела.

— Все кончено! — отчаянно вскрикнула она, изо всех сил стараясь избавиться от наваждения.

— Ничего еще не и начиналось, — прозвучал в ответ тихий, страстный голос.

— Потому что нечему начинаться.

Забыв о всякой сдержанности, он повернулся к ней. Глаза мужчины горели желанием.

— Гордон причинил тебе боль. Но с какой стати наказанным быть мне? Просто несправедливо свои чувства к нему переносить на меня!

А ведь если вдуматься, Джеф прав. Да и вообще нельзя сравнивать его с Гордоном. Тот всегда был открыт перед всеми, а этот — вещь в себе. У Гордона все на поверхности — а у его друга спрятано в самых темных глубинах души. Темная, тайная, загадочная натура, полная скрытой и никому не подвластной силы. Справедливы его слова, но не стоит забывать: Томпсон для нее опасен, бесконечно опасен!

Годами Катрин силилась понять, что таится в душе этого человека, какие мысли так тщательно скрываются… На что обречена женщина, которая отважится разделить с ним его непонятную жизнь? Загадка на загадке, теребящая душу неясность. Но, кажется, теперь перед ней начала приоткрываться, завеса тайны, одновременно притягивая и пугая. Да, да, этот мужчина по сути своей охотник: раз увидев добычу, он будет преследовать ее, не останавливаясь ни перед чем, пока наконец не настигнет и не добьется своего.

Догадка заставила поежиться.

— Ты не нужен мне, Джеф. Я не хочу тебя, — сказала Катрин, не сумев скрыть в голосе своей настороженности.

— Да не усложняй ты ситуацию! Ну что, скажи, случится, если я возьму и обниму тебя? — Он посмотрел в глаза Катрин, и та глубоко вздохнула, стараясь унять сердцебиение. Джеф жадным взглядом окинул ее грудь. — Неужели мой поцелуй, мои ласки способны оскорбить тебя?

— Замолчи! Я не желаю тебя слушать! Убирайся отсюда прочь! — крикнула Катрин.

Но слишком велика колдовская сила его слов — поневоле заработало воображение. Да, Томпсон типичный охотник.

Как женщина она понимала: стоит жертве оступиться, замедлить бег — и невозможное станет возможным. В одинокие, тоскливые минуты недавнего прошлого обманутой жене случалось сидеть в одиночестве и фантазировать… Она представляла себе Джефа — не скрытного и сдержанного, а неистового и страстного, влюбленного в нее, восхищенного, гордого ею. Надо сказать, самообманные мечтания хоть немного утешали. Они были своеобразной местью изменнику-мужу. Но всегда хотелось откреститься от подобных мыслей, как от дурного наваждения. Надо же — воображать такое о лучшем друге собственного мужа! Нет, это непозволительно для порядочной и благовоспитанной замужней дамы. Так, чего доброго, встанешь на одну доску с Гордоном, разве что он изменял в жизни, а она — мысленно.

И вот теперь Джеф сам пытается воплотить в жизнь ее безумные фантазии. Но что знает он о ее внутренней жизни? Никому не ведомы ее чувства — душа, ум и тело словно заперты на замок, и если бы нашелся мужчина, способный подобрать к ним ключ… Тогда все, возможно, переменилось бы. Впрочем, Гордон обладал таким ключом, но предпочел выбросить за ненадобностью.

Наверное, и у Джефа найдется ключ, но это уже ничего не значит. Может быть, с ним ее и ждет нечто волшебное, неизведанное и прекрасное, но в конце концов, как и в случае с Гордоном, придется за все расплачиваться нечеловеческой ценой именно ей, Катрин Гайс. Так что уйдите из ее жизни, мистер Томпсон, прекратите искушать, не втягивайте в отношения, которые наверняка опять кончатся разочарованием, горечью и болью. Разве понять мужчине, что женщина всегда отдает не только тело, но и душу.

Катрин нащупала ручку двери. Если Джеф сейчас не выйдет из машины, то…

— Ты всегда боялась дотронуться до меня, Катрин, — сказал он тихо.

— Ты тоже этого боялся, — отозвалась она.

— Мы не смели коснуться друг друга, потому что страшились последствий.

— В этом смысле для меня все осталось по-прежнему.

— А для меня — нет.

А ведь Томпсон говорит правду. Это ясно. Вот почему и следует немедленно бежать от него, от его слов и намерений. Катрин повернула ручку и распахнула дверцу машины. Прежде чем Джеф успел что-нибудь предпринять, она уже оказалась на дороге.

Кто-то закричал, но Катрин ничего не слышала, не видела. Не заметила и приближающейся машины. Страшно заскрежетали тормоза. Несчастная не почувствовала ни удара, ни боли, только фиолетовые, багровые и красные круги поплыли перед ее глазами. А потом чернота. Чернота, ничего кроме черноты.