Михаэль Шумахер – номер один

Аллен Джеймс

ШУМАХЕР! Самый успешный гонщик в истории!

Феноменальная личность, перевернувшая представление о Формуле-1! Что сделало Шумахера тем, кем он является? Что стоит за его исключительным талантом и как он добился беспрецедентного успеха?

В книге:

• Этапы становления личности чемпиона

• Работа с Ferrari и Mercedes

• Смерть Айртона Сенны и уроки жизни

• Отношения с братом и партнерами по команде

• Анализ аварий и гоночных инцидентов

• Стиль вождения и психология маневров на трассе

• Откровения друзей и коллег, включая Макса Мосли, Луку ди Монтедземоло, Жана Тодта, Росса Брауна + неопубликованные интервью с Михаэлем.

Автор книги – человек, имя которого ассоциируется с Формулой-1, – ведущий британский журналист и комментатор Джеймс Аллен. Это стопроцентный эксперт в области автогонок, приближенный к миру Формулы-1. Блог Джеймса Аллена:

© James Allen, 2007

Право Джеймса Аллена называться автором данного произведения принадлежит ему в соответствии с Актом об авторском праве, дизайне и патентах 1988 года. Впервые издано в 2007 году издательством HEADLINE PUBLISHING GROUP

© GELEOS Publishing House Ltd, перевод на русский язык, издание на русском языке

 

ДЖЕЙМС АЛЛЕН

Михаэль Шумахер – номер один

«В 2006 году, когда я ушел в отставку, мои батареи были пусты. Я не хотел больше продолжать выступать. Но сейчас мои батареи вновь заряжены».
Михаэль Шумахер

«Его возвращение – это сенсация. Лично у меня не возникает никаких сомнений в том, что он будет конкурентоспособным уже с первых кругов. Он всегда был на вершине. Чемпион мира не теряет своих способностей».
Ники Лауда

«Он – легенда и просто классный парень. Я желаю ему всего наилучшего».
Льюис Хэмилтон

«Я верю в него, и он сказал мне, что сможет побеждать».
Росс Браун

«Он всегда оставался активным, нуждался в том, чтобы гонять, причем все равно за рулем чего – карта или гоночного мотоцикла, и получал удовольствие от пилотажа».
Ален Прост

«Думаю, что Михаэль будет способен выигрывать не только гонки, он сможет выиграть и чемпионат. Сейчас он вновь на высоте и мотивирован на все 100 %».
Берни Экклстоун

«Это просто фантастика, что Михаэль возвращается в Формулу-1. Это большой вызов для меня – конкурировать с одним из лучших гонщиков всех времен. Я уверен, что он все еще в очень хорошей форме и ничуть не потерял своей скорости!»
Нико Росберг

«Страсть Михаэля к этому спорту просто огромна, и именно она заставила его принять такое решение. Я верю в него. Он знает, что делает. Ему необходимы испытания, так уж он устроен».
Коринна Шумахер

«Михаэль – крепкий орешек. Думаю, неважно, сколько ему лет – 20 или 40. Возможно, его реакция ослабла на миллисекунду, но в то же время он был на эту миллисекунду быстрее всех. Его возвращение – тревожный звонок для молодежи, потому что им придется оглядываться на него».
Эдди Джордан

«Шумахер слишком рано ушел из спорта. Ему нужны соревнования. Его уход из Формулы-1 был ошибкой».
Джеки Стюарт

«Он превосходно чувствует машину и трассу. Вероятно, это и есть секрет его успеха».
Хуан-Мануэль Фанхио

«Он великий гонщик. Человек, который способен вдохновлять».
Льюис Хэмилтон

«Михаэль – великий чемпион. Он выиграл 90 с лишним Гран-при и семь титулов. Мало что может сравниться с моментами, когда ты борешься в повороте с Шумахером, который стал символом целой эпохи в истории автоспорта».
Дэвид Култхард

«Мы всегда были уверены в том, что когда-нибудь он вернется к истокам своей карьеры. Я рад, что это наконец-то случилось. Я хочу поскорее приступить к работе с Шумахером, и каждый сотрудник компании Mercedes-Benz готов с радостью принять нашего «ученика» через 19 лет».
Норберт Хауг

 

От автора

Для того чтобы все получилось, необходима помощь. Я очень признателен многим людям за содействие, оказанное мне в работе над этой книгой.

Это, в произвольном порядке: Jon Holmes Media Ltd, Дэвид Уилсон и Венди Маккэнс из Headline, Эдди Ирвайн, Рубенс Баррикелло, Дэвид Култхард, Марк Уэббер, Мартин Брандл, Мика Хаккинен, Макс Мосли, Ричард Вудс, Марк Бланделл, Пэт Симмондз, Флавио Бриаторе, Росс Браун, Жан Тодт, Норберт Хауг, Джок Клир, Люка Коладжанни, Клаудио Берро, Вольфганг Шаттлинг, Трейси Новак, Кейти Твидл, Энн Нил, Дидье Котон, Ян Филиппе, Бетиз Ассумп-као, Стефан Самсон, Малькольм Клинтон, Мэтт Шайрз, Тим Уилан, Дэниэл Уильяме, Алекс Маркс, Шелдон Леман, Майкл Шмидт, Кай Эбель, Эд Горман, Саймон Стрэнг, Алекс Сабин, Кирсти Энневер и Дэвид Глен.

Спасибо за помощь моему отцу, Биллу, и жене, Пип.

Кроме того, я должен выразить благодарность за предоставленный справочный материал следующим информационным организациям: Frankfurter Allgemeine, La Gazzetta dello Sport, Fl Racing, Autosport, Die Zeit, Stern, Bunte, L'Equipe, Autojournal, Spiegel, Siiddeutscher Zeitung, Die Woche, Sunday Times, Park Lane.

Также огромное спасибо Пино Алльеви, Хайне Бухингеру и Сабине Кем за их помощь и поддержку.

 

Введение

Михаэль Шумахер? Я скажу так: это высокопрофессиональный гонщик. А для тех, кто имел возможность узнать его ближе, — порядочный, честный, исполненный благих намерений и весьма сентиментальный человек.
Макс Мосли, бывший президент Международной автомобильной федерации

Михаэль Шумахер – исключительная личность. Ему непросто удалось стать номером один в самом престижном и рискованном виде спорта. Когда в 2004 году Шумахер завоевал свой седьмой титул, а затем установил рекорд в 91 победу в Гран-при, он оставил позади таких великих гонщиков, как Айртон Сенна, Ален Прост и Хуан-Мануэль Фанхио, и поднял планку на высоту, ранее казавшуюся недостижимой.

Размышляя о феномене Михаэля Шумахера, невероятно сложно понять, что же он за человек. Он закрыт для публики и всегда держит на расстоянии СМИ. Его главным принципом в спорте было «никогда не уступать», и этот принцип применим как к его выступлениям на трассе, так и к его характеру.

В Шумахере есть что-то дьяволическое, и многие не желают прощать ему это. Ему присущи тотальная преданность ремеслу и вечная погоня за совершенством. Французская актриса Жанна Моро как-то сказала, что «совершенством в человеке легко восхищаться, но сложно любить», и это наблюдение применимо к Михаэлю Шумахеру как никому другому. Михаэля отличают дотошность, трудолюбие и дисциплинированность – черты, которым не дано завоевывать сердца. А ко всему этому Шумахеру свойственны беспощадность и способность сдерживать эмоции. Он отказывается проявлять человеческие качества, которые, как утверждают близкие ему люди, на самом деле исключительны.

Михаэль Шумахер всегда вызывал огромную зависть у соперников, ведь на протяжении всей его карьеры ему сопутствовал невероятный успех. Только за четыре года с момента дебюта в Формуле-1 он завоевал два титула чемпиона мира, и эти ранние победы дали ему непоколебимую уверенность в себе. Конкуренты ошибочно принимали ее за высокомерие – и выискивали повод осудить его. Молодой немец предоставил им для этого бесконечное число возможностей – на трассе его поведение было бескомпромиссным. А словоохотливые СМИ, жадные до сплетен и интриг, отлавливали обиженных им гонщиков. К сожалению, Михаэль смирился со своим нелицеприятным статусом, потому что причиной критики считал ревность, вне зависимости от того, насколько обоснованной была эта критика.

Работа Михаэля никогда не ограничивалась вождением болида – в погоне за удачей он пробует все возможные средства. Он также умело пользуется своим влиянием в кулуарах Формулы-1. Это важная – и прежде неизвестная – сторона его карьеры.

В современном мире, когда на кону престиж и огромные суммы денег, каким образом спортсмен должен совмещать амбиции и желание преуспеть со старомодными качествами, вроде благородства и уважения к сопернику, и правилами «честной игры»? Под маской непробиваемого спокойствия Шумахер, казалось, всегда мог ударить ниже пояса, совершить профессиональный фол. Но разве то, что он делал, сколько-нибудь хуже, чем маневр футболиста, совершающего подкат для того, чтобы получить пенальти в важной игре, или знаменитый гол Марадоны – «Рука Бога» – на чемпионате мира?

Почему Шумахер в погоне за победой совершал такие поступки, которые его соперникам даже в голову не могли прийти? Вероятно, он так стремился достичь своих целей и был столь методичен в планировании, что, когда нечто непредвиденное возникало у него на пути, он готов был совершить фол, лишь бы не проиграть.

Михаэль Шумахер всегда балансировал на острие ножа и периодически переходил границы, особенно в критические моменты, когда требовалось принять решение за долю секунды. Но было ли это качество заложено природой или оно развивалось в нем по ходу карьеры?

Наблюдая за его уходом из гонок в 2006 году и, в особенности, за реакцией прессы и публики, у меня сложилось впечатление, что настоящий Михаэль Шумахер и карикатурный злодей, каковым его преподносят СМИ, — это два разных человека.

Наши с ним пути в Формуле-1 пересекались много раз. На протяжении пятнадцати лет я видел, как действует Михаэль и что помогает ему вновь и вновь подтверждать звание чемпиона мира. Потому я и решил написать эту книгу, заручившись поддержкой самых близких чемпиону людей.

Моя книга – попытка отбросить газетные шаблоны и понять, что именно привело Михаэля Шумахера на вершину величия.

И это – не конец истории.

Неожиданно и так долгожданно – Михаэль изменил намерения и решил вернуться за руль Формулы-1 в 2010 году, в команде Mercedes.

Он вернулся, потому что жизнь вдали от гонок казалась ему пресной, потому что огонь в его сердце не погас. Это возвращение, уже нареченное в прессе «легендарным», даст Шумахеру возможность «искупить грехи» и перекроить историю. Многое изменилось за три года, и всплеск интереса к Формуле-1, вызванный возвращением Михаэля, показывает, как высоко его ценят во всем мире.

В 2010 началась важная веха в автоспорте России. В Формуле-1 впервые появился русский гонщик, Виталий Петров, и я искренне желаю ему удачи!

Когда-нибудь встретимся в России!

Джеймс Аллен

Лондон 2010

 

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Монако 27 мая 2006

Он всегда знал, что Формула-1 – очень жесткий бизнес, в котором нужно выкладываться на все сто процентов и не жалеть себя. Так он и поступал и иногда переходил грань дозволенного… Он понимал, что перешел ее, что жажда победы вновь взяла над ним верх.
Росс Браун, технический директор Ferrari (1997–2006)

Алый болид проносится вдоль береговой линии, ныряет влево, в поворот «Табак», проходя в считаных миллиметрах от заграждения. Устремляется к шикане «Бассейн», подпрыгивая на поребриках. Облачко желтой пыли вырывается из-под днища. Автомобиль движется со скоростью 193 км/ч по коридору не шире теннисного корта, окруженному заграждениями с обеих сторон. Ощущение скорости невероятно. Людям, которые наблюдают за происходящим с трибун и пришвартованных в гавани яхт, зрелище кажется феноменальным, а на деле этой скорости недостаточно. Отставание в десятую секунды невозможно увидеть невооруженным глазом, но в сражении за поул-позицию именно эта десятая отделяет победителя от проигравших.

Ferrari устремляется из секции «Бассейн» к повороту «Раскасс». Цифровой таймер на руле говорит Михаэлю Шумахеру о том, чего ему знать совсем не хочется: он не улучшил время. Позади него идет по трассе Фернандо Алонсо, молодой гонщик, которого четыре года назад Шумахер идентифицировал как своего будущего соперника, и идет определенно быстрее. Догадка Михаэля оказывается верной, именно Алонсо теперь борется с ним за чемпионский титул. Опытный гонщик видит в Алонсо некоторые из своих собственных качеств и понимает, что во многих отношениях двадцатичетырехлетний парень превосходит его.

Тридцатисемилетний Шумахер чувствует, что сил у него остается все меньше. Колоссальных усилий, приложенных им на тестах перед началом сезона, оказалось недостаточно, чтобы обеспечить превосходство над испанцем, который вырос в исключительного соперника. Михаэль отставал от Алонсо на пятнадцать очков в личном зачете чемпионата, а треть сезона уже была позади. Шумахер отчаянно хотел выиграть этот чемпионат, потому что в связи с доминированием Алонсо и тем фактом, что Кими Райкконен подписал контракт с Ferrari на 2007 год, уже решил, что этот год станет для него последним в Формуле-1.

Игра подходит к концу: остался лишь поворот «Раскасс», и никаких шансов компенсировать упущенное время. Шумахер в отчаянии. Поул-позишн слишком важна для победы в Монако, а он уступает ее Алонсо. Михаэль знает, как это символично: молодой гонщик отодвигает с дороги старшего – точно так же он сам двенадцать лет назад поступал с Айртоном Сенной. А сейчас уже не только Алонсо, но и Марк Уэббер, Кими Райкконен и Джанкарло Физикелла угрожают его позиции на стартовом поле – в результате он может оказаться на второй или даже третьей линии, и тогда исход гонки будет уже не в его власти, не так, как он планировал.

Побеждает инстинкт.

Тормоза заблокированы, синий дым валит от покрышек. Шумахер входит в правый поворот «Раскасс» по странной траектории, машину ведет влево, затем она замедляется, повисает пауза, потом едва заметно машина дергается вперед и глохнет. Нос болида – в нескольких десятках сантиметров от рельса безопасности. Контакта не происходит, но маршалы реагируют незамедлительно: машут желтыми флагами, на подступах к «Раскассу» останавливая шедших вслед за Михаэлем гонщиков, среди которых и Алонсо. У тех не остается другого выбора, кроме как замедлиться. Круг Алонсо испорчен, так же как и круги Вебера, Физикеллы и Райкконена. Квалификационная сессия окончена. Лучшим остается время, показанное Шумахером на его предыдущем круге. Он занимает поул, но какую цену ему придется заплатить за эту победу?

На пит-лейн в Монако разъяренный босс Renault Флавио Бриаторе отлавливает каждую без исключения телевизионную бригаду, чтобы выразить свое возмущение.

«Это позор! — неистовствует он. — Да он просто смеется над нами! Некто семикратный чемпион мира хочет, чтобы мы поверили, что он сделал это ненамеренно? Сказки! Это неспортивно, это против всех правил!» Несогласных с Бриаторе можно по пальцам пересчитать.

Тройка лучших по итогам квалификации должна сразу же после окончания сессии явиться на пресс-конференцию, организуемую Международной автомобильной федерацией (FIA). Прежде всего они дают короткое телеинтервью, которое транслируется на весь мир, и, чтобы захватить его, многие телевизионные каналы, освещающие квалификацию, продлевают эфирное время. В эту конкретную субботу в связи со скандалом, разразившимся вокруг действий Шумахера, интервью обязательно к просмотру.

В машине, на которой пилотов обычно везут на пресс-конференцию, сидят Шумахер, Алонсо и Уэббер. Уэббер вспоминает:

«В тот момент, когда я вышел к повороту «Раскасс» и увидел болид, перегородивший трассу, я не слишком серьезно задумывался о происходящем. Просто свернул на пит-лейн, круг окончен. Когда мы были в комнате взвешивания, Михаэль сказал мне: «Не могу поверить, что я на поуле». Он веселился и обсуждал это с Сабиной Кем, своей ассистенткой. Он был действительно очень рад. Я подумал: «Странно, ведь это не самый лучший способ взять поул». V меня в голове все как-то не укладывалось.

Мы сели в машину, Михаэль, Фернандо и я. Фернандо был как в воду опущенный, Михаэль счастливый, атмосфера прохладная. Все молчали. Когда мы прибыли на место, Михаэль выпрыгнул из машины и взбежал по лестнице, а Фернандо сказал мне: «Он специально остановился посреди трассы». На что я ответил: «Ты прав, приятель». Тогда я еще не видел запись данного эпизода, просто думал, что получилось как-то странно».

Интервью началось, и первый же вопрос задан непосредственно по делу: «Михаэль, что произошло в повороте «Рас-касс»? — «Я заблокировал переднее колесо и зашел в поворот слишком широко», — ответил Шумахер с открытым и спокойным выражением лица.

Рядом с ним сидел Алонсо; испанец все последующие полчаса старался вести себя с достоинством, но его лицо было перекошено злобой. По другую сторону от Шумахера расположился Уэббер. Михаэль продолжил: «Я не совсем понимал, что происходило в этот момент на трассе, какое было расположение машин, поэтому я связался с ребятами и спросил, каково положение дел и на каком мы оказались месте. Я не ожидал, что буду сидеть здесь сегодня, а они сказали, что мы первые, и я очень обрадовался». Шумахер говорил не на привычном отшлифованном английском языке, на котором обычно изъяснялся в такие моменты. Его мысли явно перескакивали с одной на другую. Речь утратила свойственную ему беглость. Он слишком хорошо знал, что подумают люди. Только ему было известно, намеренно ли он остановился посередине дороги, чтобы не позволить Алонсо превзойти его. В любом случае он не собирался признаваться в содеянном или извиняться за свое поведение. Это не в его характере. Немца спросили, не потому ли он остановился, что заглох двигатель.

«Нет, сначала нет, и я пытался включить задний ход, но на самом деле я не хотел сдавать назад, толком не видя, что там, и в конечном итоге двигатель заглох. Мне нужно Выяснить, почему это случилось, потому что на это не было никаких причин, но думаю, что через какое-то время, если днигатель работает таким образом, он отключается. Полагаю, что именно это и произошло».

Затем три гонщика переместились в основное здание пресс-центра для пресс-конференции. Перед ними сидело 150 журналистов. Шумахер за свою карьеру бесчисленное количество раз оказывался в такой ситуации, но всегда испытывал дискомфорт. Позднее он вспоминал: «Игры со СМИ исегда давались мне нелегко. Получасовая пресс-конференция утомляла меня больше, чем сама гонка. Это не мой мир. Во мне нет ничего от актера. Вдобавок все по-своему интерпретируют и извращают сказанное. Я не могу изображать эмоции по мановению руки и не хочу».

В этот раз он испытывал еще больший дискомфорт, чем обычно.

Дело было за малым – кто начнет войну. Через десять минут после начала конференции первую пулю выпустила, хоть и осторожно, Анна Гуинтини – хрупкая француженка много лет бессменно вела раздел о Формуле-1 в престижной французской ежедневной газете о спорте L'Equipe.

В 1996 году Гуинтини взяла у Михаэля интервью, в котором он раскрыл больше карт, чем во всех остальных беседах с журналистами, вместе взятых. Единственный раз в своей карьере Шумахер немного расслабился и открыто говорил на многие темы. По иронии судьбы Гуинтини была супругой Дениса Чеврье, руководителя инженерного отдела моторостроительного департамента Renault.

— Я поговорила с некоторыми гонщиками. Они считают, что сегодняшний инцидент не вполне правдоподобен. Если так, то это просто срам, — заявила она. Атмосфера на пит-лейн и в паддоке была наэлектризована из-за случившегося. Современная Формула-1 не богата на драмы, а паддок – по большему счету спокойное и тихое Шумахер выглядел слегка обескураженным, но сохранял спокойствие.

— Вы абсолютно правы, это действительно был бы срам, но неоднозначные моменты возникают всегда. Твои соперники считают одно, а люди, которые на твоей стороне, другое, в этом суть спорта.

— Вопрос не о друзьях и врагах, вопрос о том, что приемлемо и что неприемлемо в спорте, — сухо отозвалась Гуинтини.

— Я объяснил вам, что произошло, и если вы хотите этому верить, вы поверите, а кто не хочет, может не верить. К несчастью, таков мир, в котором мы живем.

Затем Шумахера спросили в лоб, сжульничал ли он. Его лицо напряглось:

— Нет, и я не понимаю, почему вы задаете мне такой вопрос. Я думаю, что это жестоко с вашей стороны. Если бы вам хоть раз довелось пилотировать здесь, в Монако, у вас, вероятно, не возникло бы подобного вопроса.

Сидевший рядом с Шумахером Марк Уэббер заметил внезапную перемену в поведении Михаэля: «Его левая рука дрожала. Ему было явно не по себе. Мне кажется, в тот момент даже его взгляд стал стеклянным. Все сказанное им дальше было явным притворством. Несколько раз он смотрел на Сабину. Он оказался в трудном положении. Когда все под контролем, у него любая беседа проходит как по маслу, но когда появляются трещины, все идет наперекосяк и говорит он совсем неубедительно».

Алонсо мало говорил во время пресс-конференции. Его спросили, изменилось ли его отношение к Шумахеру после случившегося. «У меня есть свое мнение, но я не буду озвучивать его здесь», — последовал лаконичный ответ. — hi то. Теперь он кажется гораздо цивилизованнее, чем в прошлом, когда по нему разгуливали такие личности, как Айр-1ПН Сенна, Ален Прост и Найджел Мэнселл.

В наши дни пилоты и боссы команд строго придерживаются правил, самостоятельно разбираются со всеми проблемами, приходящими извне, и решают спорные вопросы за за-I рытыми дверями. «Вините» в этом влияние крупных корпораций, автомобильных производителей, банков и страховых компаний, которые вливают в Формулу-1 миллионы условных единиц. Внутренние аспекты работы этих организаций включают в себя вмешательство в мельчайшие детали работы подчиненных, определенное диктаторство в управлении, п пни навязали эти ценности спорту. Даже несмотря на то, что Формула-1 – это спорт, который дышит страстью, эту страсть и драматизм редко когда выставляют напоказ.

Но в ту субботу, в мае 2006 года, страсть так и выплескивалась наружу, словно лава из жерла вулкана, и мишенью ее был Шумахер. Наблюдая за все растущим негодованием, нельзя было не вспомнить Гран-при Европы в Хересе IS97 года, самую низкую точку в карьере Шумахера. Тогда и борьбе за звание чемпиона мира он практически вынес Жака Вильнева с трассы, но тот смог продолжить гонку. Проигравшим оказался именно Шумахер. Он многократно ныражал сожаление и раскаяние по поводу того инцидента, а л же признал в 2003 году, что «прошло немало времени, пре-реде чем я понял, что сотворил. Вероятно, я просто не хотел по признавать. Если и есть нечто, что я бы хотел исправить и своей карьере, то это гонка в Хересе».

Много воды утекло с тех пор. Миновало почти десять ГП. В 2000 году Шумахер выполнил свою миссию – подарил Ferrari ее первый за 20 лет чемпионский титул. Михаэль выиграл пять титулов подряд – подобного прежде не достигал никто. Это принесло ему громкую славу и сделало новое тысячелетие поистине «эрой Ferrari».

Но теперь Шумахер вновь был вовлечен в весьма спорный инцидент и, похоже, ни капли не раскаивался в содеянном.

Люди задавались вопросом – зачем он сделал это на исходе своей карьеры, когда Херес уже стал далеким и смутным воспоминанием? Чтобы вытащить на свет Божий старые обвинения в неспортивном поведении? За последние годы он не раз и не два оказывался в центре острых дискуссий вокруг приказов команды Ferrari, которые многие считали неподобающими, и его бескомпромиссной, тяжеловесной тактики на трассе, но ничто из вышеперечисленного не повлекло за собой столько осуждений. А в Хересе, девятью годами ранее, в руке у Шумахера был «еще дымящийся пистолет», и ему грозила публичная расправа.

С одной стороны, в Формуле-1 выживают самые скрытные, но определенные вещи сложно скрыть. Действия пилотов контролируют бортовые компьютеры. Более двух тысяч датчиков, которыми напичкан болид Формулы-1, говорят инженерам в боксах, что происходит в каждый конкретный момент. Если пилот тормозит десятью сантиметрами позже, чем на предыдущем круге, они немедленно узнают об этом. Если пилот проходит поворот по другой траектории, они тоже в курсе. После каждого выезда на трассу проводится анализ данных, и, если допущена ошибка, ее не спрячешь. Пилоту не скрыть свои действия от компьютера.

Стюарды в любой момент могут затребовать данные с бортового компьютера, если они считают, что дело заслуживает более пристального рассмотрения. К несчастью для Михаэля Шумахера, в Монако стюарды решили поступить именно так.

Под руководством Жана Тодта гоночная команда Ferrari изменилась во многих отношениях. Эра Тодта стала наиболее успешной для итальянской «конюшни» в ее шестидесятилетней истории. Этому есть многие объяснения, но главный принцип команды: никогда не расслабляться. Каждый аспект работы над машиной, ее дизайн, управляемость и манера поведения команды по отношению к соперникам и журналистам диктуются одним-единственным принципом: не расслабляться. Эта позиция непреклонна и порой кажется конкурентам глупой, но именно она стала важнейшей самообразующей характеристикой команды.

Разумеется, из этого вытекает необходимость поддерживать друг друга в тяжелые времена. Приказ Жана Тодта выпустить Шумахера на первое место, отданный Рубенсу Баррикелло на Гран-при Австрии 2002 года, был встречен протестами со стороны любителей спорта. Этот инцидент произошел в начале сезона, притом что Ferrari доминировала в чемпионате, и такое решение не только казалось необязательным, но и шло вразрез с самой сутью спортивных соревнований. Шумахер, выйдя на подиум в Австрии, был недоволен тем, что, хотя он и не поддерживал приказ Тодта, его освистала толпа, считавшая этот ход его инициативой. Но на публике он высказывался в поддержку решения команды и не выказал ни единого сомнения в его правильности. Эта модель поведения являлась нормой столь долгое время, что теперь была буквально «зашита» в подкорку членов команды.

Вот и теперь, в Монако, пошел процесс смыкания рядов – технический директор Ferrari Росс Браун поддержал своего пилота, сколь бы непростительным он ни считал действия Шумахера. «Он потерял контроль над машиной в левом повороте (поворот непосредственно перед «Раскассом»). Заблокировал тормоза и ушел с траектории. Нам нужно поговорить с ним и выяснить, что именно произошло. По радио было много ругани. Мы бы не стали делать подобные вещи намеренно. Михаэль прошел очень хороший круг и на этом круге ехал с малым количеством топлива на борту, так что это не было спланированной акцией».

Позже, в частной беседе, Браун заметил: «Мы команда, и в горе и в радости; если мы напортачили, то напортачили все вместе. Вещи, которые могут спровоцировать раскол в команде, только делают нас сильнее. Мы проанализировали случившееся в Монако со всей дотошностью, но этот инцидент только связал нас. Когда у вас есть семья, вы понимаете, что ваши дети не идеальны, но они ваши дети, и вы заботитесь о них, что бы ни случилось».

Жан Тодт и бровью не повел, говоря о случившемся. Как обычно, он твердо встал на сторону Шумахера в этот сложный для гонщика момент, ссылаясь на их близкие отношения и намекая на то, что проблема не в действиях Шумахера, а в том, что его невероятный успех породил зависть, а отсюда и критику. «Михаэль совершил ошибку, которую многие интерпретировали как предумышленную. Но ему даже не дали права оправдаться. Михаэль замечательный человек, и те, кто хочет его понять, те его поймут. А кто не хочет, не поймет. У меня есть основания защищать Михаэля – я хорошо его знаю. Я не думаю, что у многих в Формуле-1 такое же большое сердце. Он не инопланетянин, он совершает ошибки, как и остальные. Все дело в том, что его ошибки имеют серьезные последствия».

Человек не станет выезжать на квалификационный круг, заранее планируя перекрыть трассу и остановить сессию. У Шумахера было преимущество над Алонсо – он шел впереди испанца по трассе, потому это гипотетически и стало опцией, но никто не считает, что случившееся было предумышленным.

Тем не менее в эту долю секунды, в это мгновение паники, зная, что его результат оставляет желать лучшего, Михаэль мог инстинктивно решиться на этот грязный трюк, не так ли? Ведь были же две ситуации, когда, попав в аварию, он перегораживал трассу в попытке остановить гонку, чтобы успеть пересесть на запасной болид. В Австрии в 2000 году этот его план провалился, но в Хоккенхайме в следующем году Михаэлю удалось осуществить задуманное, хотя вопрос и спорный – была гонка остановлена из-за расположения болида Шумахера или из-за количества поврежденных машин, как, например, Prost Лучано Бурги, который врезался в Шумахера и от удара взлетел в воздух.

Если у вас конкурентоспособный автомобиль, вы приезжаете на каждую гонку с намерением побороться за победу и в конечном итоге за титул чемпиона мира. Вы не идете на неоправданный риск, потому что каждое очко жизненно важно. Но возможно, если вы понимаете, что вам светит пенсия, велик соблазн остановить гонку, чтобы взять запасную машину и выйти на рестарт. Желание сохранить лидирующую позицию в такой ситуации преобладает над прочими равными, и случившееся в Монако, пусть и в квалификации, а не в гонке, сродни вышеописанным инцидентам. Но далеко не каждый гонщик способен действовать на уровне инстинкта, а если и способен, то четко осознает, что каждый его шаг подлежит детальному анализу. В ту субботу в Монако нашлось множество желающих высказаться. Самым говорливым оказался Кеке Росберг, чемпион мира 1982 года, сын которого, Нико, проводил свой первый сезон в Формуле-1. Росберг олицетворял собой ту напыщенную эру, когда мужчины приходили в Формулу-1, потому что она была выражением свободы духа и прочих красочных ценностей.

«Он что, держит нас за идиотов? — возмущался он. — Это самая дешевая выходка из всех, что я видел в Формуле-1. Он должен уйти из спорта! Пусть едет домой. Я надеюсь, что он по меньшей мере поступит по-человечески – выйдет из Ассоциации гонщиков Гран-при и больше никогда в жизни не станет говорить о безопасности. Он просто жалкий мошенник».

Сэр Джеки Стюарт, трехкратный чемпион мира, присутствовал на Гран-при Монако в качестве делегата Королевского банка Шотландии, который спонсирует команду Williams. Его оценка была более мудрой: «Налицо игра подвижного ума. Но его поступок крайне очевиден. Он бросает тень на него и команду Ferrari».

День прошел под знаком всевозможных хождений и суеты вокруг данного эпизода. Педро де ла Роса, тест-пилот McLaren, и руководитель команды Мартин Уитмарш подали петицию на имя президента FIA Макса Мосли, в которой осуждали действия Шумахера и пытались убедить всех пилотов эту петицию подписать. «Господин президент, мы не можем больше терпеть это поведение… Мы устали от его наглости и уклонений от прямого ответа…» – так начиналось письмо. Нико Росберг недоумевал, как это Шумахер «может читать нам лекции, что мы ни в коем случае не должны блокировать трассу, а потом пойти и перегородить дорогу десятку машин?». «Из-за него я потерял четыре десятых секунды на своем последнем круге, — жаловался Джанкарло Физикелла. — Даже пятилетний ребенок поймет, что Михаэль пытался сделать. Это действительно печально. Если бы он хотя бы машину повредил, у людей еще могли бы быть какие-то сомнения. Но все слишком очевидно, ведь есть данные обо всех операциях, произведенных им на руле».

Некоторые пилоты отрицали факт существования петиции McLaren. Ясно, что это была идея, рожденная в пылу момента. Бумага была подписана многими гонщиками, но в конечном счете так и не передана Мосли. Шумахер узнал о ней, и это имело определенные последствия в ходе сезона.

Тем вечером Марк Уэббер ужинал со своим отцом и девушкой в гостинице, когда к их столику подошел Фернандо Алонсо. «Что мы будем делать, если Михаэля не накажут?» – спросил испанец. «Его должны наказать, приятель, — ответил Уэббер. — Если они видели запись, они должны что-то сделать».

Алонсо не был в этом уверен. «Я лягу перед его машиной, — сказал он. — Я остановлюсь на стартовом поле, вылезу из машины и лягу прямо перед колесами его болида».

Зная Фернандо, можно полагать, что он бы так и поступил. Испанец понимал, что не просто соревнуется с гонщиком из другой команды. Как и многие пилоты, он ощущал, оправданно или нет, что в этом спорте «крышуют» Ferrari, что поединок неравный. Это самое чувство и побудило Алонсо сделать следующее заявление: «Я больше не считаю Формулу-1 спортом». Это произошло после того, как в Мон-це в том же 2006 году Ferrari подала протест, когда испанец в квалификации якобы блокировал на трассе Фелипе Массу.

Стюардам потребовалось беспрецедентное количество времени – 8 часов – на то, чтобы разобраться в показаниях и вынести решение. Главный стюард Тони Скотт-Эндрюс был новичком на этом посту. На самом деле сама должность главного стюарда была нововведением 2006 года – FIA стремилась сделать последовательнее процесс принятия решений. (Позднее в том же году в Монце Скотт-Эндрюс снова станет гвоздем программы, но вынесет решение уже в пользу Ferrari). Стюард понимал, что этот эпизод являлся своеобразным тестом новой системы. Другими стюардами в тот уик-энд были Йоакин Вердгей, юрист из Мадрида, и Кристиан Калмз из Автомобильного клуба Монако.

Присяжные выслушали показания Шумахера, главного гоночного инженера Ferrari Криса Дайера, технического директора Росса Брауна и спортивного директора команды Стефано Доменикали, а также гоночного директора FIA Чарли Уайтинга и аналитика компьютерных систем Алана Прудхомма. Стюарды просмотрели все доступные видеозаписи и изучили все данные с бортового компьютера болида Шумахера. Они были удовлетворены результатом: Шумахер действовал предумышленно.

Заявление стюардов, обнародованное в 10:42 вечера, гласило: «Стюарды не обнаружили никаких оснований для столь несвоевременного, избыточного и в целом ненужного торможения в этой части трассы. У нас не остается иного выбора, кроме как заключить, что гонщик намеренно остановил автомобиль на трассе».

Тогда стюарды наказали Алонсо десятью позициями на стартовом поле.

Но на этот раз, в Монако, опасения Алонсо оказались беспочвенны.

Вердгей на следующий день рассказал подробнее о том, как принималось это решение:

«Решение далось нам непросто, мы понимали, что может пострадать репутация гонщика. Мы не знаем, действительно ли преднамеренным был маневр, но ясно одно – Шумахер сделал то, чего не делал в этом месте трассы по ходу всего уик-энда. Усилие на педаль тормоза на пятьдесят процентов превышало обычное для Михаэля в этом повороте. Потом он совершал абсолютно ненужные движения рулем – это продолжалось, пока он не проехал пять метров, которые еще позволяли вернуться на траекторию. Он потерял управление, двигаясь на скорости 16 км/ч! Это невозможно объяснить. И двигатель заглох, потому что гонщик этого захотел – он достаточно долго не включал сцепление. Если бы он повредил машину (врезавшись в рельс безопасности), это, вероятно, можно было бы трактовать как ошибку пилота. Но в данном случае речь явно идет об умышленных действиях».

Шумахер ожидал решения стюардов в моторхоуме Ferrari, который стоял недалеко от береговой линии, на пристани для яхт. Огромный медиаконтингент собрался снаружи. Несмотря на долгое ожидание, Михаэль был расслаблен, хотя и зол из-за прозвучавшей в паддоке критики в его адрес, особенно от Кеке Росберга.

И Шумахер, и Тодт полагали, что объяснения Ferrari о том, как именно гонщик потерял контроль над болидом, когда тормозил в «Раскасс», и как заглох двигатель, пока гонщик думал, стоит ли включать заднюю передачу, емки и понятны. Шли часы, новостей все не было, и Михаэль забеспокоился, что в наступившей темноте не сможет сесть в вертолет и вернуться туда, где остановился, — на виллу своего менеджера Вилли Вебера на мысе Антиб на Французской Ривьере. Если ехать туда на автомобиле, это займет как минимум 45 минут, а учитывая, что завтра гонка, Шумахер хотел пораньше лечь спать.

Михаэль мог уехать в любое время, стюардам он уже был не нужен – они задали ему все волновавшие их вопросы еще во время его второго визита в шесть часов вечера. Шумахер не уезжал, потому что хотел выйти к столпившимся журналистам, чтобы те из первых рук узнали его реакцию на решение стюардов, и в новостях не было искажения фактов. С ним оставалась Сабина Кем, его пресс-атташе, которая занимала этот пост на протяжении уже шести лет.

«Он во второй раз пошел к стюардам в шесть часов вечера и, вернувшись от них, сказал, что они пообещали принять решение в течение пятнадцати минут, — вспоминает Сабина. — Мы не думали, что будем ждать до одиннадцати вечера. В десять часов Михаэль решил уехать и сказал мне: «Давай поговорим с журналистами сейчас», что в итоге и сделал, не дождавшись решения. Журналисты обвинили его в том, что он так долго вынуждал их ждать, но на самом деле он хотел выступить перед ними после принятия решения».

За его спиной стоял Жан Тодт. Шумахер обратился к журналистам. Его совесть, как он сказал, чиста, и он уверен, что стюарды его оправдают.

«Я был на пределе и, возможно, переусердствовал. У меня возникли некоторые проблемы в шикане, затем в секции «Бассейн», машина вела себя нервно. Ferrari передала все данные стюардам, а также FIA. За что меня наказывать? За то, что я ехал слишком быстро? Моя совесть чиста. Я знаю, что я делал. А также знаю, как это бывает в нашем мире: когда кто-то слишком успешен, всегда есть люди, желающие доставить ему неприятности. У меня есть здесь и друзья, и враги. Я не могу убедить людей в своей добросовестности. Я не понимаю тех, кто искренне хочет, чтобы меня наказали».

К тому времени, как стюарды обнародовали свое решение – аннулировали показанное Шумахером в квалификации время, тем самым отправив его на последнее место стартового поля, — гонщик уже покинул автодром.

Реакция заинтересованных лиц была смешанной: одни удовлетворены, другие удивлены. Во многих эпизодах последних лет FIA давала Ferrari и Шумахеру зеленый свет, и многим показалось странным, что стюарды были столь непреклонны в данном случае. В то же время, если гонщик намеренно сжульничал в самом значимом Гран-при сезона, разве наказание в виде последнего места на стартовом поле является достаточным? Позже в том же году другого гонщика так же наказали за то, что он пропустил взвешивание во время квалификационной сессии, — едва ли это можно назвать проступком того же калибра.

Выступление Шумахера в Гран-при Монако на следующий день было поистине завораживающим. С последнего места на стартовом поле он поднялся на семь позиций только по ходу первого круга. Как только он оказывался на чистом участке трассы, он показывал те же результаты, что и лидер гонки Алонсо, а зачастую и лучше. Было очевидно, что Ferrari превосходит в скорости всех и что Bridgestone имеет явное преимущество над Michelin, на котором выступали Renault. Все – и Шумахер, и Браун, и Тодт, и их соперники – осознавали одно: Ferrari Михаэля непобедима в этот уик-энд. Если бы Шумахер просто завершил тот злополучный квалификационный круг и стартовал вторым, он бы легко обошел Алонсо в гонке. Шумахер не только подмочил репутацию, но и упустил гонку, которую Ferrari могла и должна была выиграть. Он заплатил еще большую цену позднее, когда проиграл чемпионат Алонсо. Некоторые назовут это возмездием, в любом случае мало кто сомневается в том, что именно потерянные в Монако очки стоили Шумахеру чемпионства.

«В паддоке царило невероятное злорадство, что я считаю крайне неприятным, — говорит бывший президент FIA Макс Мосли. — Михаэлю не удалось все грамотно разыграть. Он должен был врезаться в рельс, и тогда бы не было никаких разглагольствований по этому вопросу. Но я восхищаюсь им в данной ситуации – он ни разу не пожаловался на решение стюардов, не пришел ко мне, не заговорил с прессой по этому поводу. Он просто сел в машину и сделал невозможное – это каждый вам скажет: с двадцать второго места на стартовом поле финишировал пятым. Я думаю, это весьма похвально. Это как наблюдать за игрой теннисистов, когда на корте случается что-то плохое, что-то совершенно удручающее. Я бы, наверное, просто ушел с корта. Есть спортсмены, которые унывают, падают духом, и Михаэль мог впасть в уныние, но он этого не сделал».

В Монако Шумахер оказался в западне. Подобное уже случалось с ним в прошлом, и в обычной ситуации он старался обходить такие ловушки за километр. Неприятности он создал себе, разумеется, сам, но все осложнялось тем, что его выставили чудовищем, который не признает ошибок и не сожалеет о содеянном. Момент был катастрофический. Завершающий сезон в карьере, впечатляющий список заслуг, по сравнению с которым проступки далекого прошлого казались ничтожными, намечающийся статус легенды – и тут такое. В Монако Михаэля загнали в угол, и его реакция была неверной. Сабина Кем говорит:

«Если на Михаэля нападают, он отвечает тем же, это естественная реакция. Все высказывались о нем крайне плохо, и он реагировал на это в присущей ему манере. Он часто терпит нападки и давление со стороны прессы. Но если люди говорят ему: «Ты не хочешь извиниться?» – он никогда этого не сделает, ему гордость не позволит. Он, может, и хочет, но не станет. Это он унаследовал от отца. Гордость.

То же самое касается выражения чувств. Если от него чего-то требуют, он никогда этого не сделает. Потому что думает: «Теперь все решат, что я делаю это, потому что меня попросили. Это неправильно. Если я и покажу свои чувства, то потому что хочу этого, а не потому что меня попросили».

Шумахер пришел в ярость, услышав о себе нелестные слова. Покидая автодром после гонки, он был все еще удручен тем, как осудили его в паддоке. «У всех есть свои скелеты в шкафу, включая меня, — сказал он. — Но за все пятнадцать лет карьеры так меня еще никогда не критиковали. Я привык к критике в свой адрес, но эти суждения были слишком скороспелыми и опрометчивыми. Никто, кроме меня самого, не знает, что произошло в кокпите Ferrari. Пока человек не окажется в вашей шкуре и не почувствует того, что испытывали вы в тот конкретный момент, он не имеет права судить вас».

Гран-при Монако 2006 года отразил все грани феноменальной личности Михаэля Шумахера. В гонке проявился его истинный талант пилота. Беспрецедентный прорыв с последнего места на пятое восхищает. В этом выступлении он показал себя уникальным гонщиком. Он поразил публику, и даже враги Шумахера были вынуждены аплодировать его исключительному мастерству и боевому духу.

Но в Монако открылась и неспортивная сторона его характера: этим поступком он поставил пятно на своей репутации как раз тогда, когда его карьера близилась к завершению. Он мог бы облегчить себе жизнь, признав свою неправоту, но, увы, гонщик Ferrari привык к определенной модели поведения, в которой нет места раскаянию. Вместо этого он лишь усугубил ситуацию.

Инцидент в Монако проиллюстрировал еще один немаловажный аспект – вопрос исторического наследия или, скорее, отношения Шумахера к этому вопросу. До того как впервые выйти на старт гонки в 1991 году, Михаэль, казалось, не испытывал особого интереса к истории Формулы-1 и за всю свою карьеру так и не проникся ни историей этого спорта, ни собственным местом в ней. Он гордился тем, что не обращает внимания на такие вещи. А в результате не мог осознать всю значимость своего наследия. Пока не стало слишком поздно.

 

ГЛАВА ВТОРАЯ

Лучшими не рождаются, лучшими становятся

Единственный способ стать лучшим – выкладываться ради команды на сто десять процентов. Вы должны буквально заряжать людей энергией… Должны быть достаточно храбрыми и уверенными в себе, готовыми дать бой и подать пример. Если хотите победить, вам придется стать сильным, придется настолько сосредоточиться на поставленной цели, что все остальное просто перестанет иметь для вас значение.
Мика Хаккинен, чемпион мира 1998 и 1999 годов

Пилотов Формулы-1 можно поделить на две категории: те, то просто довольствуется участием в гонках, и те, кто серьезно настроен побеждать. Многие талантливые и подаю-цие надежды гонщики так никогда и не достигают Формулы-1. Некоторым из тех, кто все же попал в Королевские гонки, удается продержаться в Формуле-1 несколько лет и успеть насладиться финансовыми выгодами и специфическим образом жизни. Но особенность этого вида спорта заключается в том, что лишь немногие гонщики способны быть действительно конкурентоспособными в один и тот же период времени. В высшей степени необычно, когда в одном сезоне победы в гонках одерживают более четырех или пяти человек – в основном побеждает пара гонщиков, которые в итоге и разыгрывают между собой чемпионат.

Быть конкурентоспособным в Формуле-1 – практически недостижимая задача, Святой Грааль. Некоторые пилоты годами трудятся для того, чтобы попасть в приличную команду, как, например, Дженсон Баттон или Жан Алези. Другим все карты в руки – как Деймону Хиллу, которому дали место основного гонщика в команде Williams после ухода Найдже-ла Мэнселла в 1992 году. В то время Williams доминировал, и Хилл в полной мере использовал предоставленную возможность – он выиграл 21 Гран-при и чемпионат мира. Но значит ли это, что он был более талантливым гонщиком, чем Баттон или Алези? Сложно судить, но, вероятнее всего, нет. Он просто подходил Williams в тот период по всем показателям – быстрый, надежный и прежде всего дешевый гонщик, выдающий результаты, которые ему позволяла показывать машина.

Но из каких составляющих складывается конкурентоспособность в Формуле-1? Если гонщик на 1,5 секунды медленнее, чем самый быстрый пилот, тогда он в лучшем случае окажется в середине стартового поля и, никем не замеченный, будет вести локальные сражения. Но давайте внимательнее рассмотрим этот вопрос. Предположим, что этот гонщик отстает на указанное количество времени на трассе Сепанг в Малайзии, которая состоит из 15 поворотов. Это означает, что он всего на одну десятую секунды медленнее в каждом повороте, чем самая быстрая машина. Не так уж и много – не успеешь и глазом моргнуть. Но если суммировать это время, отставание получится громадным. В итоге этот гонщик будет стартовать с 12-го места, и к концу гонки из 56 кругов лидеры обойдут его на целый круг. Если он не выбьет себе место в конкурентоспособной команде, его карьера в Формуле-1 будет не более чем подстрочным примечанием. А он всего лишь проигрывал какую-то десятую долю секунды в каждом повороте!

Поэтому борьба за то, чтобы стать одним из лучших и оставаться на пьедестале, невероятно интенсивна. Если вам даже удалось добиться победы, ваше положение весьма шатко. За шестнадцать сезонов в Формуле-1 Шумахер буквально застолбил за собой место одного из лучших, и он заслуживает громадного уважения за то, что ему хватило энергии и мотивации остаться на этом месте. Это уникальное достижение.

Михаэль Шумахер осознавал, что, когда гонщик сражается за чемпионский титул, значение имеют даже самые мельчайшие детали. Гонщик делает видимую публике часть работы – принимает участие в квалификационных сессиях и гонках Гран-при. Но его выступление в огромной степени зависит от команды, которая остается в тени, выполняя работу, не видимую публике: проектирует и собирает быструю машину и совершенствует ее по ходу сезона. Гонщик должен мотивировать команду, чтобы каждый ее член прилагал максимум усилий и работал в нужном темпе. Это достаточно изматывающий процесс. Тестировать незначительные модификации аэродинамики, добавлять пару лишних лошадиных сил, осуществлять небольшие корректировки подвески – все это требующие времени, но очень важные вещи, которые и делают гонщика конкурентоспособным и позволяют выигрывать чемпионаты мира.

Даже сами пилоты знают, что, если брать в расчет только водительский талант, разница между лидерами и аутсайдерами составит где-то три десятых секунды на круге. Талант – это та толика, которую вкладывает гонщик лично от себя. А дальше встает следующий вопрос: что пилот способен сделать с машиной, которую ему предоставили, и может ли он смириться с тем, что другой гонщик быстрее него?

Поступок Шумахера в Монако, в завершающем сезоне карьеры, просто поразителен. Еще перед гонкой он решил, что уйдет из спорта по окончании сезона-2006, и через месяц в Индианаполисе подтвердил свое решение. Несмотря на это, в Монако Михаэль боролся за поул и был не готов принять тот факт, что Алонсо победит его, а он сам, возможно, окажется на четвертом месте на стартовом поле. Желание быть первым вынудило его остановиться прямо посреди трассы, надеясь, что это сойдет ему с рук. При этом Шумахер знал из горького опыта, что, если надежды не оправдаются, его репутация будет серьезно подмочена. И тем не менее немец пошел на риск.

«Этот поступок едва ли был осознанным, — сказал Макс Мосли, который с годами стал ближе Шумахеру, несмотря на то что в начале карьеры Михаэля их взаимоотношения были весьма прохладными. — Скорее, он сделал это инстинктивно, в отчаянной попытке исправить ситуацию. Он вряд ли спланировал это. Михаэль очень умен, и, если бы подумал об этом заранее, он бы получше все обыграл. В этом плане ему несвойственны такие поступки».

Парадоксально, но – однозначная и одновременно непредсказуемая личность. С одной стороны, перед нами человек очень прямолинейный – ставит перед собой цель и идет к ней напрямую, с другой – человек, чье поведение зачастую большой знак вопроса. Шумахер в борьбе за победу мог пойти на такие крайности, которых его соперники не ожидали от него и тем более не рассматривали для себя. Михаэль был настолько одержим амбициями и поглощен шлифованием каждой мелочи, которая могла бы повлиять на результат, что часто упускал из виду общую картину.

Многие гонщики оказывались в ситуациях, подобных инциденту в Монако, и тем не менее мало кто вел себя так же, как Шумахер. Однажды я спросил одного из его знаменитых соперников, Мику Хаккинена, почему в условиях прессинга он никогда не вел себя подобным образом. Ответ Мики объяснил мне многое:

«Вы должны смотреть на ситуацию в долгосрочной перспективе. Вы не можете всегда говорить: «Я обязан выиграть эту гонку, получить главный приз». Нет, вы финишируете вторым, а следующую гонку выигрываете. Я никогда не хотел рисковать. Я уважаю механиков, которые работают с машиной. Если вы разобьете машину или станете вытворять глупости, они вряд ли одобрят ваше поведение. Когда происходят какие-то инциденты, вам приходится вступать в дискуссии с другими пилотами, тыкать пальцами, искать виноватых. Это плохо для всех. Таково мое мнение. Мы здесь не для того, чтобы разбиться.

В Судзуке в 1998 или 1999 году, где у меня были все шансы выиграть титул, я бы мог просто взять и въехать в Михаэля или Эдди Ирвайна, тем самым решив все в свою пользу. Но я этого не сделал, это просто того не стоило, потому что такие вещи бумерангом возвращаются к вам.

Слушайте, гонки есть гонки, иногда приходится совершать небольшие обманные маневры, но вы должны четко понимать, как далеко можете зайти. Если я с кем-то соревнуюсь и совершаю какие-то маневры – это нормально, но если я гораздо медленнее соперника, в таких штучках нет смысла. Зачем причинять кому-то неприятности? Конечно, я бы попытался как-то помешать сопернику, но не до такой же степени».

В основе поведения Шумахера лежит несколько факторов: амбициозность немца, его весьма непростой путь к вершине и невероятное стремление к успеху. Он чувствовал, что многим обязан окружающим его людям, чувствовал, что должен показывать результат. Его целеустремленность и желание побеждать любой ценой нашли выражение во всех аспектах его профессии и подходе к спорту в целом. От других гонщиков, которые выигрывали гонки и даже чемпионаты мира, Михаэля отличает то, что все они проявляли решимость в отдельные моменты на трассе, когда это было необходимо, — другими словами, они жили настоящим, воплощая собой представление о гонщике как о бесшабашном авантюристе, который упивается риском. Шумахер же демонстрировал гораздо более методичный и рациональный подход к спорту, противореча старым романтизированным представлениям.

Философия Михаэля была вполне понятна остальным гонщикам, но никто из них не мог взять ее на вооружение, потому что просто не смог бы стать локомотивом. Партнер Шумахера по команде Ferrari Рубенс Баррикелло сказал следующее:

«Он бы на все пошел, чтобы выиграть. В тот день, когда умерла его мать, он сражался с братом за победу [Имола, 2003 год], и у меня это просто в голове не укладывалось. Я должен признать, что, окажись я на его месте, я бы попридержал коней. Ему же было все равно, брат это или нет. Возможно, он просто знал, какова будет реакция брата, и делал свое дело. Они летали увидеться с матерью в субботу вечером, а в ночь на воскресенье она умерла. Но когда они вышли на трассу, было такое ощущение, что он ни о чем не вспоминал.

Люди могут сказать: «Но ведь именно поэтому он так хорош». Что ж, отлично, я похлопаю в ладоши, но лично для меня некоторые вещи в жизни важнее. Я не знаю, какого черта они так сражались. Я другой человек, возможно, более эмоциональный. Я тоже хочу побеждать, но всему есть предел».

Некоторые из соперников Михаэля, например Фернандо Алонсо и Мика Хаккинен, понимали, что для того, чтобы стать чемпионом, нельзя расслабляться, но они не пускались в крайности, как это делал Шумахер. Хаккинен говорит:

«В каком-то смысле можно назвать это эгоизмом. Но вы вправе быть эгоистом до определенного предела, пока ваше поведение не причиняет вреда другим. В гоночном болиде вам приходится быть эгоистом и идти на пределе. Стартуете ли вы десятым или первым, вы должны выкладываться на сто десять процентов до самого финиша. В работе с людьми принципы те же самые: вам приходится подталкивать их, заставлять работать на пределе, следить за тем, кто за что отвечает и как работает, задавать вопросы. Очень важно развивать внутри команды доверие и уверенность в собственных силах. Если они видят, что вы посвятили свою жизнь спорту и команде, они сделают для вас все. Я думаю, что у Михаэля такое же мировоззрение: единственный способ стать лучшим – выкладываться ради команды на сто десять процентов. Вы должны буквально заряжать людей энергией, и пусть иногда вы срываетесь на них, это не важно, потому что, если они не готовы побеждать, им пора искать другую работу. Вы должны быть достаточно храбрыми и уверенными в себе, готовыми дать бой и подать пример. Если хотите победить, вам придется стать сильным, придется настолько сосредоточиться на поставленной цели, чтобы все остальное просто перестало иметь для вас значение. Это очень сложно, потому что полно отвлекающих факторов: у людей есть семьи, они часто переезжают с места на место, очень устают и так далее и тому подобное. Вы призываете их ни о чем не думать, только о машине, и единственный способ добиться результата – продемонстрировать самоотдачу, подать им пример, чтобы они последовали за вами. Это очень тяжело. Но именно это делал Михаэль. Просто фантастика! Он совершил невозможное, оставаясь на высшем уровне на протяжении долгих лет. Он заслужил уважение».

Но, разумеется, Шумахер пошел дальше и действовал на грани дозволенного правилами. Вспомним инцидент в Аделаиде в 1994 году, где он столкнулся с Деймоном Хиллом, и в Хересе в 1997-м, где он врезался в Жака Вильнева, — нет, он не нарушал правил. Шумахер и Ferrari действовали в рамках допустимого, но аргументировали свои поступки так, что FIA приходилось писать новые правила, оправдывающие их действия.

Джок Клир, в 1997 году инженер Жака Вильнева в Williams, утверждает, что Шумахер вынужден был так поступить, потому как знал о своей ахиллесовой пяте:

«Жак и я давно уже поняли, что Михаэль проигрывает, если на него давят. Он проиграл чемпионат 1998 года Мике Хак-кинену, заглохнув на старте. Кто глохнет на старте, ради всего святого?

Шумахер понимает, что в ситуации прессинга он не очень хорош, и делает все возможное, чтобы такой ситуации избежать. Херес как раз стал одним из редких случаев, когда все свелось к очной борьбе двух гонщиков за чемпионат. Аделаида – еще один пример. Деймон оказывал на Михаэля давление, тот потерял концентрацию и влетел в стену. В подобных ситуациях его стратегией становится: «Я во что бы то ни стало выйду победителем». Аделаида была ожидаемым результатом – он выиграл.

В Хересе все сложилось совершенно иначе. Шумахер знал, что «проспал» и совершил ошибку, и знал, что Жак его обойдет. Он подумал: «Я все равно уйду отсюда победителем, и люди скажут, что, даже когда я ошибаюсь, я выигрываю, а значит, я непобедим». Потому что, если бы люди поняли, что Михаэль проигрывает в условиях прессинга, его репутации пришел бы конец. Но в Хересе это не сработало, Жак «сделал его», и это, возможно, бесит Шумахера больше всех остальных его промахов, вместе взятых. Тем удивительнее то, что он снова повторил это в Монако».

Шумахер однажды сказал: «Я никогда не считал себя лучшим или непобедимым». Мика Хаккинен не раз заставлял его убеждаться в этом – его Шумахер уважал больше других. Они соперничали с самого детства, еще со времен картинга у них было много дуэлей на пути к вершине автомобильного спорта и впоследствии тоже. Шумахер никогда не критиковал Хаккинена на публике так, как критиковал других, и во многом потому, что сам Хаккинен никогда не позволял себе осуждать Михаэля. Мнение у финна было такое: раз это ничего не изменит, зачем утруждать себя? Он мог перекинуться парой слов с соперником после какого-то инцидента, если это было необходимо, но все споры оставались между ними. Хаккинен знал, когда он мог «сделать» Шумахера.

«Ясное дело [чтобы победить его] вам нужна хорошая машина. Но я брал, скорее, тем, что никогда не показывал эмоций: ни радовался, ни расстраивался. Мы, бывало, общались на пресс-конференции перед гонкой, даже обменивались шуточками, но в то же время я пристально наблюдал за ним. Легко заметить, когда он на пике, а когда нет. Блефовать он совершенно не умеет.

Михаэль тоже понимал, насколько я в себе уверен. Это была своеобразная психологическая игра, тем более что за весь уик-энд мы видели друг друга всего раз. На пресс-конференции Михаэль пытался сказать что-нибудь такое, что могло бы выбить меня из колеи, но это у него не получалось, и в конечном итоге он сдавался. Воевать глупо. Михаэль нормальный парень, очень сфокусированный».

Шумахер отдавал себе отчет в собственных слабостях и потому часто лез на рожон. Он хотел, чтобы остальные видели в нем жесткого и неумолимого соперника, решительно настроенного на победу. Человека, который на сто процентов уверен в себе и к тому же никогда не ошибается. Михаэль хотел, чтобы его противники чувствовали себя проигравшими еще до старта, и использовал все Мыслимые и немыслимые средства для того, чтобы максимально упростить задачу для себя и усложнить для них. Разумеется, у этой его стратегии были и негативные стороны: публика тоже воспринимала его как отрицательного персонажа.

Однако настоящий, которого хорошо знают и любят члены команды Ferrari и прочие приближенные, — душевный и тонко чувствующий человек, разительно отличающийся от сложившегося стереотипа. Он всегда держал в узде эмоции, так как не желал обнажать душу перед соперниками и на публике. Кажется, он и сам не знал наверняка, что произойдет, ослабь он узду и дай волю эмоциям.

Поэтому, как и в других областях своей жизни, строго себя контролировал. После того как Шумахер выиграл свой второй титул за Benetton, он сидел на торжественном ужине с членами команды и литрами пил яблочный сок. Когда кто-то спросил его, зачем он это делает, Михаэль ответил, что чуть позже собирается выпить много спиртного, а сок поможет его организму справиться с алкоголем. «Ты хотя бы иногда можешь не думать?» – спросили его. «Не могу», — честно ответил Михаэль.

С годами Шумахер немного расслабился и иногда стал позволять себе оттягиваться с друзьями. Он устраивал поистине эпические вечеринки. Пел караоке, пока у него не пропадал голос. На следующий день Михаэль искупал свою вину тем, что забирался пешком на лыжный склон, вместо того чтобы подняться в фуникулере.

Нижеприведенный инцидент иллюстрирует то, что творится у Шумахера внутри, и показывает, насколько хорошо он обычно это скрывает. Это произошло в 1998 году, в дождливой гонке на Гран-при Бельгии в Спа-Франкоршам, когда Михаэль врезался в Дэвида Култхарда. Шумахер лидировал в гонке с отрывом тридцать семь секунд, когда догнал шотландца, отстающего на круг. Шумахер боролся с Хаккиненом за чемпионат мира, и после того как Мика сошел с дистанции, немец имел все шансы впервые в сезоне возглавить личный зачет.

У Култхарда было много возможностей пропустить Шумахера, самый простой вариант – шпилька «Ля Суре», которая проходится на скорости 48 км/ч, там Шумахер даже на мгновение поравнялся с шотландцем. Но Култхард остался впереди, а Михаэлю оставалось лишь гадать, что за игру тот ведет. Выйдя из левого поворота, уходящего под гору к повороту «Пуон», Култхард не стал набирать скорость, переключаясь со второй на третью передачу. На самом деле он использовал газ лишь на пятьдесят шесть процентов по сравнению с Шумахером. За долю секунды разница в скорости между ними стала громадной: 160 км/ч у Култхарда, 220 км/ч у Шумахера. Шотландец взял вправо, но все еще оставался на траектории. Шумахер не прочитал его намерений, слишком поздно осознав, что туча брызг перед ним – это и есть машина Култхарда. Он врезался в McLaren, повредив тому заднее антикрыло и сорвав себе переднее правое колесо. Колесо взмыло в воздух и перелетело через ограждение трассы. Вместе с ним вылетели в трубу десять очков и возможность стать лидером в чемпионате перед следующей гонкой в Монце.

Вернувшись в боксы, Шумахер выскочил из кокпита и в ярости устремился к гаражам McLaren. Он расталкивал механиков, пытаясь добраться до Култхарда. Те держали его, а он кричал шотландцу: «Ты пытался меня убить!»

Шумахер позже признал, что это был единственный раз в его жизни, когда он полностью потерял над собой контроль, и сей факт его потряс. Култхард отрицал, что его действия были намеренными, но, без сомнения, вина по большей части лежит на нем. Дальнейшее на многое проливает свет. Култхард рассказывает:

«На следующей неделе были тесты в Монце перед Гран-при Италии. Тиффози [фанаты Ferrari] болели со всей своей страстью. Толпа свистела всякий раз, когда я выходил из гаража. Это еще ничего, но когда я увидел растяжки со словами «Убийца Култхард», я почувствовал угрозу, исходящую от этих безумных болельщиков.

У нас с Михаэлем была договоренность, что мы встретимся на нейтральной территории и поговорим. Только мы двое, больше никого. Поначалу я ощущал себя неуютно. Я объяснил ему свои действия и извинился за происшедшее. Затем разговор перешел к тому, кто прав и кто виноват.

Я сказал: «Ты должен признать, что тоже не прав. В случившемся виноват не только я, ведь ты въехал прямо в меня».

Михаэль ответил: «Нет, это твоя вина, я обходил тебя на круг. Ты несешь за это ответственность».

Я сказал: «Будь объективен. Иногда и ты ошибаешься, — и добавил: — Например, дома, ведь бывает же, что ты не прав, а жена права». Он ответил: «Нет, я никогда не бываю неправ». Он просто не понимал, о чем я.

Я зашел в тупик. Что я мог поделать? С трудом верится, что кто-то всегда прав. В обычной ситуации я не стал бы и спорить – человек явно не в себе.

Но этот эпизод заставил меня задуматься: «Не потому ли он так хорош, что отметает все обвинения и в любой ситуации, даже когда все ясно как белый день, считает себя правым?»

Я подумал: «Может, это и есть то самое качество, которого недостает мне, — неумение отличать хорошее от плохого, признавать свои ошибки? Это и отличает меня от Михаэля?»

Он, бесспорно, самый успешный гонщик за все времена, один из двух или трех лучших пилотов за всю историю, поэтому какая разница? А ведь разница есть – мы говорим не только о победе, мы говорим о соревнованиях, о честной борьбе».

Технический директор Росс Браун, что неудивительно, придерживается другой точки зрения. Англичанину довелось работать с Шумахером в более тесной упряжке, чем кому бы то ни было, — сначала в Benetton, а затем в Ferrari. Эти двое были разлучены лишь в 1996 году, первом для Шумахера сезоне в Скудерии («конюшня» по-итальянски).

Когда Брауну пересказали тираду Култхарда в Монце 1998 года, тот рассмеялся и сочувственно покачал головой.

«Существует два Михаэля Шумахера. Один сражается с остальными пилотами, он жесткий и агрессивный, не выдает слабости и не уступает ни на йоту, потому что именно это он и должен показывать другим.

И есть Шумахер в команде, который любит работать с людьми, демонстрирует командный дух, умеет сопереживать, подбадривать людей и обсуждать с ними их проблемы. И эти два Шумахера почти вступают в конфликт друг с другом, потому что, выходя на трассу, Михаэль-в-команде становится Михаэлем-который-не-может-расслабиться. Затем он возвращается в команду, и он опять отличный парень, командный игрок, которого беспокоят проблемы других, который пытается помочь им эти проблемы решить. Он всегда рад помочь. Шумахер – это Джекилл и Хайд, потому как ни за что не станет показывать свои уязвимые стороны сопернику.

Ему не составит труда признать собственную неправоту перед командой. Он очень целеустремленный человек, с очень сильным характером, и это необходимо для того, чтобы добиться успеха в своем деле. Но я всегда обнаруживал, что, если сесть с ним и объяснить ему что-то с логической точки зрения, он не станет отрицать логику. Я миллион раз доказывал ему его неправоту».

Непримиримость Шумахера по отношению к соперникам происходит от инстинктивного желания не уступать. Парадоксально, но в частной жизни, в общении с близкими ему людьми, он кажется невероятно щедрым. Сабина Кем работала журналисткой в ведущей немецкой газете Die Welt в Берлине, перед тем как Шумахер обратился к ней с предложением стать его ассистенткой. Она заняла этот пост в январе 2000 года и, став свидетелем многочисленных триумфов Шумахера и Ferrari, начала понимать этого человека. Она считает, что Михаэль необыкновенно великодушен. Она с улыбкой говорит о нем:

«Он любит дарить подарки, любит радовать людей. Он помнит все дни рождения и делает подарки на Рождество. Это огромный труд. Порой он подолгу ломает голову над тем, кому что подарить, просит у меня совета. Бывало, ему делали массаж после тестов или важных заездов, а я сидела рядом с блокнотом, составляя гигантский список. Он спрашивал меня: «Думаешь, это хороший подарок для такого-то?» Иногда мне хотелось сказать: «Тебе что, подумать больше не о чем?»

В дни рождения работниц завода Ferrari Михаэль шлет им цветы, даже если не знаком с ними лично. Он хочет, чтобы они знали, что их труд ценят. Хочет, чтобы окружающие его люди были счастливы, потому что тогда он тоже будет счастлив. Люди приходят к нему в хорошем настроении, и лишь в этом случае у него возникает ощущение, что он никому ничем не обязан. Если Михаэль замечает, что у вас какая-то проблема, он пытается помочь, потому что хочет, чтобы вы были счастливы. Вот почему в команде так его любят. Если у кого-то рождается ребенок, он просит показать ему фотографии, тем самым располагая к себе людей, создавая теплую атмосферу. Для него это очень важно. То же самое с футболом – он всегда играл с механиками по четвергам перед гоночным уик-эндом, а потом они все вместе садились ужинать. Он не хотел от них отделяться».

Мысль о том, что он не хочет чувствовать себя обязанным, важна для определения личности Шумахера и много раз всплывает в его биографии. За таблоидным стереотипом Михаэля Шумахера – «беспощадного злодея» – скрывается человек с двумя лицами. Так что же сделало Шумахера Шумахером? Под влиянием чего сформировались определяющие черты его характера и как они взаимодействовали между собой? Что сделало великого гонщика кумиром одних и одновременно объектом ненависти других?

 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Голодные годы

Михаэль – человек застенчивый и скромный. Его самого всегда удивляет то, какой энтузиазм он порождает в людях. Ему важно чувствовать поддержку окружающих.
Жан Тодт, исполнительный директор Ferrari

Как и всем нам, ему свойственно сомневаться. Я считаю, что Михаэль – потрясающий человек. Он может проявить невероятную зрелость и рассудительность, а пятью минутами позже ведет себя как ребенок.

Михаэль Шумахер всегда обожал возиться с машинами. Из двух братьев Шумахеров Михаэль больше похож на отца, Рольфа, который любил проводить время в гараже. Рольф был обычным каменщиком-укладчиком и целыми днями работал на строительстве мусоросжигательных заводов и вытяжных труб в Керпене, городке на севере Германии, близ Кельна.

Когда родился Михаэль – в январе 1969 года, – семья Шумахеров была малообеспеченной. Поворотным моментом в их жизни стал 1973 год. Когда Михаэль в возрасте четырех лет впервые сел за руль карта. Рольф был членом картинг-клуба «Керпен-Манхайм». Клуб арендовал землю – бывший гравийный карьер. Ради дополнительного заработка Рольф устроился в клуб управляющим – сдавал карты в аренду и ремонтировал их, разбирая на запчасти отслужившие свой срок агрегаты.

На окраине карьера стоял старый дом, который также сдавался в аренду. Рольф переехал туда вместе с женой Элизабет и сыном Михаэлем. Когда Михаэлю исполнилось шесть лет, на свет появился его младший брат Ральф.

Жизнь двух мальчишек вращалась вокруг гравийных насыпей, старых покрышек и запаха бензина.

Рольф отреставрировал дом и сделал в нем кафе с коричневым линолеумом на полу. В кафе заведовала Элизабет. Супруги давно решили, чем будут заниматься сыновья, когда вырастут. «Мы планировали, что Михаэль займется гаражом, а Ральф рестораном», — вспоминает Рольф.

Михаэль говорит, что его родители придерживались строгой дисциплины. Несмотря на это, мама разрешила им с Ральфом отрастить волосы – как говорит Элизабет, она всегда хотела девочку! В семье ни у кого не было спортивных задатков.

«Родители никогда не принимали участия в каких-либо соревнованиях. Мой отец, простой рабочий, не питал страсти к гонкам. Он, знаете ли, не типичный отец начинающего гонщика, не из тех, кто всегда любил автоспорт, посещал гонки и следил за результатами по телевизору, совсем нет. Он был строителем, и ему просто нравилось работать с инструментом. В один прекрасный день у него возникла довольно странная идея – поставить мотор на мой педальный автомобильчик. Не потому, что он хотел, чтобы я стал тем, кем сейчас являюсь, а просто ради забавы. Отец и сын, совместное развлечение».

Рассказ Рольфа о том, как он вывел Михаэля на путь к семи чемпионским титулам, носит почти мифический характер: он выудил из ближайшего озера мопед, снял с него мотор и установил его на педальный карт Михаэля, кетткар, соорудив простейший рычаг управления. У карта не было тормозов, поэтому Рольф привязал к нему веревку, и Михаэль нарезал круги вокруг отца, как необъезженная молодая кобыла.

Очень скоро маленький Шуми стал ездить на прокатных картах, помогая отцу обкатывать их и передвигать с места на место. Затем он начал принимать участие в заездах и побеждать.

«Я был очень увлечен картингом. Проводил на трассе все свободное время. Я не думал ни о чем другом. У меня с самого начала все получалось, к тому же мне нравилось заниматься этим. Чего еще надо? Я никогда и не мечтал пробиться в Формулу-1 – по той простой причине, что у нас не было денег. Когда мне выпала такая возможность, я был очень благодарен и, естественно, принял предложение. Но в детстве я понимал, что стремиться к этому бессмысленно. У меня не было такой цели, я ничего не ждал, потому не винил бы себя, если бы моя карьера в Формуле не сложилась. Разумеется, я был амбициозен, такой ужу меня характер, но если бы моих способностей оказалось недостаточно, я бы смирился. А может, дело просто в том, что я всегда относился к жизни с долей здорового пессимизма».

«Здоровый пессимизм», конечно же, происходил из банальной невозможности подняться из северогерманского гравия в семикратные чемпионы мира. Но именно этот взгляд на жизнь и сделал Шумахера таким гонщиком и человеком. Пессимизм, или, скорее, реализм, он пронес через всю свою карьеру. «Никогда не был мечтателем, — написал Шумахер в 2003 году. — Даже в те годы, когда я поднимался все выше из одного формулического класса в другой, был склонен к реалистичным оценкам. Меня вполне устраивало то, что я имел. Я всегда оставался реалистом, не хотел надеяться на что-то, что могло никогда не воплотиться в жизнь».

По словам друзей семьи Шумахеров, папа Рольф скептически относился к гоночным устремлениям Михаэля и всегда удивлялся, чего тому удавалось достичь. Таким образом, Шумахера можно назвать феноменом, который сам себя создал; и кажется, что даже когда он поднялся на самую высшую ступень Формулы, реализовав свои амбиции, он по-прежнему сохранял пессимистический настрой.

Успехи маленького Шуми вели его не иначе как в тупик. Поначалу родители могли выделить средства, необходимые сыну для соревнований, но когда стало ясно, что Михаэлю пора выходить на национальный уровень, будущее казалось туманным. Он участвовал в гонках, одалживая у кого-нибудь экипировку, на старых покрышках. В ту пору богатые родители ежегодно тратили по тридцать тысяч фунтов стерлингов, чтобы их сыновья могли выступать. Если бы Михаэль не нашел денег, его приключениям пришел бы конец.

Непростое восхождение Шумахера из низов – история не единственная в своем роде. Некоторые гонщики, как, например, Ники Лауда и Найджел Мэнселл, ввязались в кредиты с высокой процентной ставкой, чтобы финансировать себя на начальной стадии, но Рольф Шумахер даже слышать об этом не желал. Семья и так была по уши в долгах – Рольф занимал деньги, чтобы выжить. Кстати, вернуть эти деньги ему удалось лишь через несколько лет – благодаря успеху Михаэля. А тогда, в конце 1970-х, света в конце тоннеля было не видно. Но однажды Михаэля заметили.

«В один прекрасный день я пришел на картодром – просто хотел покататься на карте. Там я и познакомился с семьей Шумахеров, — вспоминает Герхард Ноак, который был значимой фигурой в местном картинге и впоследствии стал одним из первых спонсоров Шумахера. — Я увидел Михаэля за рулем карта, который он сам же собрал. Он проехал несколько кругов. Я сразу же обратил внимание на этого паренька. Ему было всего девять лет. Я поговорил с Шумахерами, и они сказали: «Мы не можем пойти на это, у нас нет денег».

Ноак предложил семье финансовую помощь, купил мальчику хороший, быстрый карт. Но в самом начале их взаимоотношений ему пришлось донести до Михаэля некоторые простые истины. Он грозился продать карт, если парень не будет обращаться с ним должным образом.

«Забота о карте явно была Михаэлю в тягость. Ему нравилось водить, и этим все ограничивалось. В определенный момент я заявил: «Хорошо, раз так – мы продадим карт». Михаэль пришел после школы на картодром покататься, а я сказал: «Извини, но его больше нет, я много раз предупреждал тебя. Ты не заботился о нем, и мне пришлось продать его».

Михаэль расплакался, папа долго его утешал, но затем мальчик вернулся и твердо пообещал, что в дальнейшем будет заботиться о своем карте. На самом деле мы уже купили ему новый карт, но должны были проучить его раз и навсегда, показать ему, что к чему. С этого дня он делал даже больше, чем нужно. Он чистил карт так усердно, что с него краска слезла!»

Можно сделать весьма любопытное предположение: вероятно, это потрясение в детстве и легло в основу почти невероятного внимания Михаэля к деталям. Все инженеры, которые работали со взрослым Шумахером, говорят о присущей ему удивительной рабочей этике и чрезмерной скрупулезности, даже педантичности, в каждой детали. Это явно идет вразрез с его разгильдяйским поведением в детстве. Таким образом, мы вправе утверждать, что именно в тот период жизни у Шумахера сформировалось убеждение: от жизни получаешь ровно столько, сколько в нее вкладываешь, — иными словами, что посеешь, то и пожнешь.

Шумахер всегда рад воздать должное Ноаку за его невероятную щедрость в тот критический для Михаэля момент. «Он любил ездить со мной и быть моим механиком, возиться с моими машинами. Мы успешно выступали, а затем он открыл собственный бизнес в картинге и вскоре стал первым поставщиком картов в Германии. Он поддерживал меня в финансовом плане, и вместе мы многого добились. Без него я был бы никем».

По стопам Ноака пошли и другие местные бизнесмены, готовые поддержать трудолюбивого и честного мальчика, — продавцы ковров, торговцы автомобилями, администраторы игровых автоматов. С ними, зачастую нахальными и грубыми, жизнь на колесах оказывалась несладкой.

«Сложные люди, — вспоминает Шумахер. — Они не уважали моих друзей и членов моей семьи и зачастую делали что-то исподтишка, за спиной, поступали не по справедливости».

Все это похоже на историю сироты по Диккенсу. Должно быть, непростой опыт для одиннадцатилетнего мальчика. В учебные будни Михаэль был обычным ребенком, а по выходным – маленьким взрослым. Ему рано пришлось взрослеть. Тогда он, кажется, и научился выстраивать вокруг себя защитную раковину. Ему приходилось изо всех сил держаться за своих спонсоров. «А какой у меня был выбор, если я действительно хотел чего-то добиться?» Что было еще более необычно в его положении – отец не сопровождал Михаэля в поездках.

«У нас не хватило бы на это денег. В отличие от других отцов, его не было рядом, чтобы поддержать меня или что-то объяснить. Но дома я всегда мог на него рассчитывать. Начав побеждать, я смог купить своим родителям машину и выплатить страховку. Я хотел вернуть им долг. Отец почти плакал, потому что в то время с деньгами у родителей было трудно. У них вообще была непростая жизнь. А я в основном проводил время с чужими людьми. С одиннадцати лет разъезжал по всей Германии в сопровождении спонсоров. Наверное, я был взрослым не по годам. Ведь мне приходилось жить с людьми всех мастей, иметь дело с разными персонажами».

Самым значимым патроном для мальчика стал Юрген Дилк. Его сын Гвидо боролся с Михаэлем и проиграл ему. Дилк появился в поле зрения как раз тогда, когда Шумахеру нужен был новый спонсор – после того как Ноак решил открыть свое дело. Шумахер помогал Гвидо советом, объяснял, как больше выжать из машины, и они подружились. Отец Гвидо сразу понял, что у Шумахера особый талант. «Мы стали друзьями, — вспоминает Шумахер. — Я помогал его сыну, а когда стало ясно, что мне придется перестать участвовать в гонках из-за денег, он сказал: «Я заплачу за тебя, а ты будешь отдавать мне свои трофеи». По мне так это была отличная сделка. Позднее Юрген спонсировал меня в моих первых автогонках. Он вложил двадцать пять тысяч немецких марок [десять тысяч фунтов стерлингов] и помог мне найти спонсоров, он очень много сделал для меня».

Благодаря помощи Дилка Михаэль поднялся в рейтингах европейского картинга, принимая вызов сынков богатых родителей и побеждая их вчистую. В пятнадцать лет Шумахер выиграл национальный чемпионат Германии, на следующий год занял второе место в чемпионате мира среди юниоров. Согласно договоренности, Дилк забирал себе трофеи, а Михаэль делал свое дело – управлял картом. Дилк также сыграл ключевую роль в том, что юный Шумахер осознал всю важность спортивной подготовки. Юрген нанял бывшего профессионального футболиста, чтобы тот тренировался вместе с Михаэлем, и с этого момента Шумахер стал буквально одержим своей физической формой и всегда выискивал самые современные и новейшие методы тренировок, которые помогали ему превосходить остальных.

Нельзя сказать, что жертвы, на которые шел молодой гонщик в то время, необычны. Семья Кими Рак к ой не на была не из зажиточных, и тому пришлось уехать из Финляндии в юные годы и устроиться на работу механиком, чтобы скопить денег на гонки. Роберт Кубица еще в детстве переехал из родной Польши в Италию, где в те годы картинг был на пике популярности. Это формирующие годы для будущего гонщика. Вы должны отнестись к этому со всей серьезностью и взять быка за рога, прежде чем вам исполнится семнадцать или восемнадцать лет – потом будет слишком поздно. Льюис Хэмилтон пошел дорогой Шумахера. Его отец был железнодорожным служащим и не мог оплачивать выступления сына, но в возрасте тринадцати лет Льюису удалось убедить босса McLaren Рона Денниса, что ему нужна немедленная помощь, и тем самым начать собственное невероятное путешествие к вершинам Формулы-1.

Но так как в детстве был зависим от других, долгие годы, вплоть до недавнего времени, он жил с ощущением, что обязан людям. И это несмотря на то, что немец давно уже воздал им должное – не только деньгами, но и возможностями или должностями: к примеру, Дилка он сделал управляющим своего фан-клуба. Сегодня Шумахер чувствует себя свободным человеком – он отдал долги. Михаэль всегда испытывал острейший дискомфорт оттого, что находился у других в долгу, но у него просто не было выбора.

Это ощущение дискомфорта является характерной и формирующей особенностью его поведения. Своего апогея оно достигло в годы выступления за Ferrari. Представьте себе напряжение, в котором находился Шумахер, поставив себе задачу принести Ferrari титул после двадцатилетнего перерыва. Вокруг него построили команду, ему дали все необходимые ресурсы – он должен был выдать результат на-гора. Многочисленные промахи и неудачи, преследовавшие немца с 1997 по 1999 год, до предела обострили необходимость победить. Когда Михаэль сделал это в 2000 году, он словно перевернул страницу в своей жизни. Он больше никому ничего не был должен.

Эдди Ирвайн заявляет, что его приятель учился в одной школе с Шумахером. По его словам, Михаэль был одиночкой и вечно держался в стороне от одноклассников. Сам же Шумахер утверждает, что был совершенно нормальным мальчиком, середнячком, который в школе ничем особенно не выделялся, но сдал все экзамены. Он окончил школу в семнадцать лет и мечтал зарабатывать на жизнь картингом. Если бы эта его затея провалилась, он стал бы механиком. «Я ничего не планировал и ни в чем особенно не преуспевал. Единственное, что мне по-настоящему нравилось, — это картинг. Я добился в нем успехов, потому как посвящал ему все свое время и, что самое главное, у меня были способности. К тому же я учился всему на собственном опыте. Я подходил к этому основательно, придерживаясь принципа «тише едешь, дальше будешь», медленно, но верно, и всегда концентрировался на конкретной задаче, над который в данный момент работал, никогда не забегал вперед, просто радовался тому, чего мне удалось достичь».

В отличие от многих спортсменов, которым пришлось пожертвовать своим детством в погоне за совершенством, Михаэль рос в относительно нормальных условиях. Кстати говоря, Шумахер, казалось бы, целеустремленный и сильный мальчик, не имел особого успеха у девушек. «Как и любой другой парень, я интересовался девчонками, но похоже, что я их не привлекал. Картинг и автоспорт в целом не считались чем-то модным или крутым в то время».

Окончив школу, Шуми устроился на работу в местный автосервис, который специализировался на машинах марки BMW и Volkswagen. Сервисом заправлял Вилли Бергмай-стер – он впоследствии станет другом Михаэля на всю жизнь. Шумахер успешно прошел испытательный срок, но к этому делу душа у него не лежала. «Работая в гараже, я научился разбираться в технических аспектах, что очень пригодилось мне в гонках. Но механиком я стать не хотел. Честно говоря, это казалось мне скучным. Я предпочитал рулить».

Шумахер поставил точку в своей карьере картингиста победой в чемпионате Европы в 1987 году. Заручившись поддержкой Юргена Дилка, он переключился на автомобили. В 1988 году он принял участие в немецком чемпионате юниорской Формулы-Konig и выиграл его. Он также участвовал в немецком и европейском чемпионатах Формулы-Ford. В последнем финишировал вторым, уступив финскому гонщику Мике Сало, который обосновался в Англии. Шумахер приехал в Великобританию в конце сезона, чтобы принять участие в фестивале Формулы-Ford в Брэндс-Хетч, победа в котором считалась ярким показателем таланта. Гонку в Брэндс-Хетч выигрывали многие гонщики, впоследствии попавшие в Формулу-1, но больше было тех, кто в нее не попал. Шумахер же попал в аварию.

Прямо перед самым своим визитом в Британию Михаэль познакомился с человеком, который оказал огромное влияние на его карьеру – большее, чем кто-либо: Вилли Вебером.

Вилли Вебер владел несколькими ресторанами и пабами в Штутгарте. К концу 1980-х годов ему удалось выстроить сеть из более двадцати заведений, но его настоящей страстью был автоспорт. В 1983 году с инженером по имени Клаус Трелла он создал собственную команду в Формуле-3. Они назвали команду «Вебер Трелла Штутгарт» (WTS). Когда Михаэль встретил Вебера, у юноши не было стремлений попасть в Формулу-1: отчасти потому, что у него не было ни интереса, ни каких-либо представлений о ней, а еще потому, что Формула-1 казалась ему чем-то недостижимым. Его знакомство с миром королевы автоспорта произошло, когда он лицезрел великого Айртона Сенну. Бразилец, который в то время был ведущим пилотом Формулы-1, посетил один из международных заездов по картингу, в котором Шумахер принимал участие.

В Вебере юный немец обрел человека, который был твердо нацелен попасть в высший эшелон. «Я сам выступал в гонках на протяжении двадцати лет и всегда стремился попасть в Формулу-1, но я был уже слишком стар, чтобы принять в ней участие в качестве пилота. Потому я мечтал привести туда молодого немецкого гонщика, — вспоминает Вебер. — Это была моя главная цель, и после знакомства с Михаэлем у меня сложилось впечатление, что он и есть тот, кто мне нужен».

Германия всегда интересовалась автоспортом, особенно кузовными гонками. Но на самом высшем уровне, в Формуле-1, страна была представлена очень скудно. Непродолжительное время в ней доминировал Mercedes-Benz – до и после войны, но не принимал участия в чемпионатах с 1955 года. А успех немецких пилотов был еще сомнительнее. Йохен Масс выиграл одну гонку в 1970-е годы. Перед этим единственным выдающимся гонщиком был Вольфганг фон Трипе, который родился в той же самой части Германии, что и Шумахер, только происходил из семьи богатых аристократов – другого конца социально-финансовой шкалы.

В конце 1980-х в стране наблюдался растущий интерес к автоспорту, и многие пытались поднять планку. Брокеры вроде Вебера осознавали, что растут молодые таланты – такие гонщики, как Берндт Шнайдер, Михаэль Бартельс и Хайнц-Харальд Френтцен.

Шумахер обратил на себя внимание Вебера в конце 1988 года, на дождливой гонке Формулы-Ford на Зальцбургринге. Команда Вебера только что выиграла немецкий чемпионат Формулы-3, с Иоахимом Винкельхоком, и это стало для них первым крупным успехом. Вебер присматривал себе новую восходящую звезду. «Я никогда не забуду ту гонку, — вспоминает Вебер. — Михаэль выбрался с седьмого места на первое, демонстрируя потрясающее владение машиной, и я понял, что ему на роду написано попасть в Ф-1. Я наблюдал за ним еще две гонки, а потом вышел на контакт».

Под впечатлением от увиденного Вебер предложил Шумахеру принять участие в тестах Формулы-3 в Хоккенхайме. Он вспоминает:

«Проехав четыре, может быть, пять кругов, Михаэль переусердствовал и сошел с трассы. Он вернулся в боксы очень расстроенный и сказал мне: «Ну вот и все, тесты окончены».

Я сказал: «Нет, Михаэль, это только начало. Теперь ты пойдешь и поработаешь с парнями над машиной, настроишь все под себя, а затем мы продолжим».

Я был поражен его честностью, его искренностью. Обычно, если ты даешь новичку шанс и он сходит с трассы, он придумывает какое-то оправдание типа «мокрый участок на трассе» или «техническая проблема», но сказать «я ехал слишком быстро, совершил ошибку, и теперь все кончено…». Он был более чем на секунду быстрее моего тогдашнего пилота. Я подписал с ним контракт на 1989 и 1990 годы и стал платить ежемесячную зарплату».

Вебер послушался здравого смысла и подписал с Михаэлем долгосрочный контракт. Шумахер был более чем ошеломлен. «Он предложил мне контракт на два сезона в Формуле-3! Это казалось мне фантастикой. Я такого просто не ожидал. Ведь чтобы провести в Формуле-3 один сезон, нужно огромное количество денег. А Вилли просто сказал: «Веди машину и не беспокойся о финансовой стороне вопроса».

В 1989 году Михаэль выиграл две гонки и финишировал третьим в чемпионате, уступив Хайнцу-Харальду Френтцену и Карлу Вендлингеру. Борьба на трассе была жесткой, и Шумахер научился выкладываться на полную катушку, но в самом начале он охотно строил из себя жертву. В видеосъемке немецкого спутникового канала Premier запечатлен негодующий Шумахер, жалующийся интервьюеру на то, что его подрезал другой гонщик. «Я знаю, мы сражались изо всех сил, — протестовал Шумахер, — но с его стороны это было нечестно, и если он сделает подобное снова, с ним кто-то должен поговорить. Должны быть приняты какие-то меры».

Как утверждает Вебер, Михаэль «не машина, какой его часто выставляют. Напротив, он невероятно ранимый человек с большим сердцем, легко уязвимый и тонко чувствующий».

Это описание Шумахера заслуживает внимания – оно противоречит тому представлению, которое сложилось у его соперников и публики. Жан Тодт, позже ставший главным наставником Михаэля, рисует примерно ту же картину – образ ранимого человека в жестоком мире: «Михаэль – человек очень застенчивый и скромный. Его самого всегда удивляет то, какой энтузиазм он порождает в людях. Ему важно чувствовать поддержку окружающих. Как и всем нам, ему свойственно сомневаться. Я считаю, что Михаэль – потрясающий человек. Он может проявить невероятную зрелость и рассудительность, а пятью минутами позже ведет себя как ребенок».

Представление о Шумахере как о некой машине сопутствовало ему на протяжении всей карьеры. Деймон Хилл позднее назвал Михаэля «роботом», и это прозвище прилипло. Причиной тому – безошибочный и точный стиль вождения, дотошное внимание к мелочам, граничащее с одержимостью.

Вебер рассказывает об одном эпизоде из Формулы-3, который прекрасно иллюстрирует эту точку зрения.

«Он заглох в гонке из-за механической, как нам тогда показалось, проблемы. Мы разобрали машину, но ничего не нашли. Собрали ее обратно, но она по-прежнему не двигалась с места. Михаэль счел такое положение дел неприемлемым. Он поехал в гараж, и где-то около полуночи мне позвонил менеджер команды Франц Тост и сказал, что они полностью разобрали машину, за исключением топливного бака. Франц сказал, что, если вскрыть бак, его уже не собрать обратно, придется покупать новый, который стоил недешево. Он счел это излишним. Я тогда подумал, что проблема уж точно не в топливном баке. Но затем мне позвонил Михаэль и сказал: «Мистер Вебер, мы должны найти причину. Нужно разобрать бак». Я согласился – пусть разбирает, если это необходимо ему для успокоения совести. Итак, они вскрыли бак и обнаружили, что изнутри он чем-то покрыт, от этого засорился бензонасос и машина заглохла.

Если бы Михаэль не подошел к проблеме так дотошно, он бы снова заглох в следующей гонке, и это, возможно, стоило бы ему победы. Таков, который хочет все знать. Он всегда дойдет до сути. Если что-то не функционирует как надо, он никогда не скажет: «Не работает». Для него этой фразы просто не существует. Скорее, он скажет: «Давайте разберемся».

Третье место в чемпионате 1989 года дало Шумахеру право принять участие в престижном Гран-при Макао. Эта гонка в классе Формулы-3 проходила в ноябре. Хотя Михаэль в прошлом сражался с ведущими картингистами, в Макао ему впервые выпала возможность побороться с самыми яркими начинающими звездами автоспорта, и он показал себя с лучшей стороны.

Макао – городская трасса, и очень сложно выучить и покорить ее в первой же гонке, так как она состоит из двух совершенно разных частей: быстрая, летящая серия из широких прямых и двух сверхскоростных поворотов вдоль побережья, и тесная, извилистая, техничная серия слепых поворотов, уходящих к подножию горы. Круги очень длинные, гонка долгая и сложная – из двух заездов. Победителем становился пилот с лучшим общим временем по итогам обоих заездов, и не обязательно тот, кто первым пересечет финишную черту. Шумахер выиграл первый заезд, но провалился на четвертое место во втором – сошел по техническим причинам. Гонку выиграл Дэвид Брэбэм, британский чемпион Формулы-3, которому этот успех помог перепрыгнуть в Формулу-1 на следующий год. Но там его карьера не сложилась, и спустя год он вылетел из королевы автоспорта – эдакий показательный пример для всех потенциальных топ-пилотов.

Несмотря на свои относительные успехи, тогда Шумахер даже не мечтал о Формуле-1. Тем не менее он узнал о ней больше. Ранее, в том же году, в возрасте двадцати лет, он посетил первое в своей жизни Гран-при. Его партнер по команде WTS Франк Шмиклер должен был принять участие в гонке поддержки в Монако, и Шумахер поехал с ним посмотреть. В то время легендарная дуэль между Айртоном Сенной и Аленом Простом достигла своего апогея. Парочка болидов McLaren занимала первую линию стартового поля с Сенной во главе. Шумахер наблюдал за тем, как Сенна доминирует в гонке и в итоге побеждает с отрывом в невероятные 52 секунды.

Было бы хорошо написать, что Шумахер просто обалдел от увиденного и почувствовал, что наконец-то нашел свое истинное призвание. Но он, напротив, был далеко не в восторге. Как и его отца Рольфа, Михаэля сложно чем-то удивить – немец привык преуменьшать значение того, что призвано впечатлять. Он вспоминает о той гонке:

«Через некоторое время я уже не понимал, кто на каком месте. Кроме того, шум там стоял невероятный.

Я заметил, как Берндт Шнайдер мучается со своей машиной, а он ведь классный гонщик. Мне, я точно знал, было до него далеко. Вот почему я был уверен, что не смог бы управлять болидом Формулы-1. Я помню, как подумал: «Это не мой уровень».

Опыт Шнайдера послужил своеобразным предостережением Шумахеру и Веберу. Вот человек, на пять лет старше Михаэля, который умыл всех в картинге еще до появления Шумахера, выиграл все международные чемпионаты среди юниоров и завоевал европейский титул. За два года до того, как прийти в Формулу-1, Шнайдер стал победителем немецкой серии Формулы-3. Попав в команду Zakspeed, созданную амбициозными немцами, которые тщетно пытались подняться со дна, Шнайдер сделал неверный шаг, и этот шаг поставил крест на его будущем.

Если бы карьеру Шумахера не выстраивали так осторожно и тщательно, его могла бы ждать та же самая участь. Благодаря своему реализму и даже пессимизму Шумахер тогда чувствовал, что ему до Шнайдера далеко. Именно эта черта его характера сослужила и еще не раз сослужит ему хорошую службу. Но жизнь продолжала неожиданно и приятно его удивлять.

Шумахер с Вебером приняли мудрое решение – Михаэль должен был завершить второй сезон в Формуле-3 и стать лидером в этой серии, а потом уже двигаться дальше. Немец выиграл пять гонок и титул чемпиона Формулы-3. Ему был всего лишь двадцать один год. В качестве вознаграждения Михаэль получил двадцать тысяч фунтов стерлингов – он уже знал, как распорядиться деньгами. «Моя семья была по уши в долгах, — вспоминает он, — и я отдал своему отцу этот чемодан, битком набитый деньгами! Он просто не мог поверить. Это был особенный для меня момент».

Шумахер теперь мчался к вершине на всех парах – через двенадцать месяцев он станет пилотом Формулы-1. Но двумя наиболее значимыми факторами в создании феномена Михаэля Шумахера в 1990 году стали его выступления за команду Mercedes-Benz в чемпионате спорткаров и дуэль с Микой Хаккиненом в Макао.

 

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Нехоженая тропа

Когда я только пришел в Формулу-1, я не понимал, в чем ее суть. 
Михаэль Шумахер

На этом этапе нашей истории в кадре появляется целая масса новых действующих лиц. Все они сыграли важную роль в том, что попал в Формулу-1.

По мере того как его карьера набирала обороты, Михаэль – под неусыпным оком Вилли Вебера – выбрал в высшей степени нетрадиционный маршрут, подписав контракт на 1990 год с командой Mercedes в международном чемпионате спорткаров. Параллельно немец продолжал сражаться за корону немецкой Ф-3. Это было тяжелое испытание – сегодня менеджеры подобного не допускают, потому что юный гонщик может запутаться, пересаживаясь с одной серии на другую, и тому есть масса доказательств. В наши дни молодые пилоты должны фокусироваться исключительно на одной серии по ходу сезона.

Журналист Беркхард Наппеней, который позднее развязал и проиграл судебное дело против Вебера, утверждает, что именно он навел Вебера на мысль о сделке с Mercedes. Наппеней считал, что гонщикам стоит перешагнуть через следующую ступеньку – Формулу-3000, потому что слишком часто талантливые пилоты терялись в посредственных машинах. Вместо этого он предложил сделку с Mercedes. Герд Кремер, работавший в Mercedes и имевший прекрасные связи в Формуле-1, определенно провел большую закулисную работу, чтобы создать Шумахеру соответствующие условия. На самом деле, частично благодаря его рекомендации, Эдди Джордан предоставил юному пилоту возможность дебютировать в Формуле-1 – на Гран-при Бельгии 1991 года в Спа. Также Норберт Хауг, бывший журналист и новоиспеченный руководитель спортивного отделения Mercedes, ненавязчиво оказал влияние на дальнейшую карьеру Шумахера.

Mercedes дал обязательство выращивать молодых немецких звезд и помогать их развитию. Согласно общеизвестному мнению, программа спорткаров являлась прелюдией вхождения Mercedes в Формулу-1. Главная задача заключалась в том, чтобы объединить в одной команде молодые дарования и опытных гонщиков вроде Йохена Масса, чтобы первые быстрее всему научились. Вебер говорит, что этот шаг имел огромное значение для Шумахера – ему, выходцу из небольшой команды Формулы-3, необходимо было понять, как работает большая гоночная структура. Это стало своеобразной подготовкой к выступлениям в Формуле-1. Таким образом, в привязке Шумахера к Mercedes-Benz была определенная логика, так как те нацелились на Ф-1.

«Я считаю, что правильно сделал, познакомив юного гонщика с огромной командой, где вместо десяти человек могло быть занято больше сотни, — вспоминает Вебер. — Многие критиковали этот шаг, сбрасывали Михаэля со счетов, говоря: «Теперь он в лиге старичков, оттуда он никогда не выберется».

Несмотря на предложение ста тысяч фунтов стерлингов ежегодно и сам бренд Mercedes, Шумахера долго пришлось убеждать. В тех переговорах проявилось его небывалое упрямство. У немца, возможно, и не было плана как такового, но он знал одно: вождение автомобиля с крышей не является пределом его мечтаний. Вебер потратил пять недель на уговоры, прежде чем Шумахер согласился.

Пресловутая дотошность едва ли помогала Михаэлю, учитывая различия серий, в которых ему приходилось выступать одновременно. Большой тяжелый спорткар, перегруженный технологическими примочками, был совершенно другим зверем по сравнению с легкой и шустрой машиной Формулы-3, которая располагала всего несколькими параметрами настройки. Но Шумахер давно уже научился адаптироваться и смог успешно чередовать разные классы. Осложняли задачу также постоянные перелеты – в перерывах между заездами немецкой Формулы-3 Михаэль летал на дальние расстояния, например в Мексику. В четырех гонках за Mercedes он трижды занял место на подиуме и один раз одержал победу, но тем не менее не все прошло гладко. В Сильверстоуне немца дисквалифицировали за то, что в одном эпизоде по ходу гонки он не пристегнул ремень безопасности, хотя и клялся, что сделал это.

Но самую большую полемику в его карьере на тот момент вызвали события Гран-при Макао в ноябре. Чемпион немецкой Ф-3 и ветеран в Макао – он приехал сюда уже во второй раз, — Шумахер считался претендентом на победу. Его соперником был Мика Хаккинен, чемпион британской Формулы-3, которого спонсировала компания Marlboro. Хаккинен на всех парах летел в Формулу-1, и благодаря пиару своих спонсоров и их закулисной работе о финне в международных автоспортивных кругах говорили гораздо больше, чем о Шумахере. Хаккинен подкреплял слухи своими результатами на трассе и считался одним из самых быстрых гонщиков своего поколения. Немец и финн сражались еще в пору картинга, а на автогонках впервые столкнулись лбом в Германии, когда Хаккинен приехал в Хоккенхайм и победил Шумахера.

Все предвещало дуэль, отголоски которой дойдут до Формулы-1 через десять лет. Оба претендента были почти одного возраста, Мика старше на какие-то три месяца. Уходя из Формулы-1 в 2006 году, Шумахер признал, что Хаккинена уважал больше всех остальных своих соперников.

Но уважение пришло не сразу. В Макао в 1990 году Шумахер обманным маневром вынудил Хаккинена совершить ошибку. Горячность финна и его наивность стоили тому победы, которая могла бы стать самой важной в его карьере на тот период времени. В Макао также впервые дала о себе знать ахиллесова пята Шумахера – его уязвимость во время прессинга и бескомпромиссный стиль езды в моменты паники.

Хаккинен выиграл первую часть гонки, опередив Шумахера на две с половиной секунды. Все, что финну нужно было сделать во второй части, — это финишировать менее чем в двух с половиной секундах от Шумахера, который обошел его в начале заезда. «Я должен был просто держаться за ним, и я бы выиграл. Возможно, мне не хватило опыта, — вспоминает Хаккинен. — Или я был слишком амбициозен. Я не мог смириться со вторым местом».

В начале финишного круга Хаккинен висел у Шумахера на хвосте, когда они проезжали быстрые повороты вдоль береговой линии. Финн, обладавший небольшим превосходством в скорости на прямых, казалось, хотел выиграть гонку по всем показателям, даже несмотря на то, что это было не обязательно. То время на круге, которое эти два гонщика вынуждали друг друга показывать, было феноменальным – быстрее, чем время поул-позиции. Сценарий повторится спустя десять лет в Судзуке, в схватке за титул чемпиона мира 2000 года – гонке, которая, как говорит Шумахер, была самой напряженной и самой совершенной за всю его карьеру. В Судзуке все прошло без аварии – в отличие от Макао.

«Когда Мика сел мне на хвост, я понял, что он выиграет гонку, — вспоминает Шумахер. — Я был быстрее него в городской части трассы, но он превосходил меня на прямых. Он играл со мной, и мог бы пройти меня, если бы захотел».

Хаккинен атаковал изо всех сил, когда гонщики пересекли черту и вышли на финишный круг. И Шумахер совершил ошибку. Когда они пронеслись по длинной прямой к тесному повороту «Лиссабон», Хаккинен решил выйти в лидеры и внезапно сместился правее, чтобы обойти Шумахера. Михаэль загородил ему траекторию, и Хаккинен нырнул прямо под хвост немцу, оторвав тому спойлер. Мика врезался в заграждение. Он выскочил из болида и в ярости швырнул перчатки на землю. Шумахер завершил круг на брыкающейся машине, так как без антикрыла задняя ось вела себя нестабильно. К счастью для него, ни подвеска, ни коробка передач не пострадали, и он смог добраться до финиша. Шумахер выиграл в Макао, что стало самой крупной в его карьере победой на тот момент. Сегодня Мика вспоминает:

«На самом последнем круге Михаэль совершил огромную ошибку в быстром правом повороте – вышел слишком широко, едва не задев заграждение. После этого он так медленно набирал скорость, что я решил обогнать его. Чтобы держаться позади него, мне бы пришлось ехать на пониженной передаче – настолько медленным он был. Ну, я перемещаюсь, чтобы обогнать его, и что он делает? Может, он и не пытался вынести меня с трассы, но явно хотел помешать мне совершить обгон. Я врезался в него – он не оставил мне возможности увернуться, и для меня все на этом закончилось. Я много думал о том эпизоде, гадал, сознательно ли он пытался вытолкнуть меня или просто отстаивал свою позицию. Это было жестко. Я никогда не спрашивал Михаэля, чего именно он тогда хотел добиться.

Это был первый инцидент с его участием, который заставил меня задуматься. Он много всяких вещей вытворил за свою карьеру – Аделаида с Деймоном, Херес с Жаком, Монако. Разумеется, у нас с ним тоже бывали сложные гонки, плотная борьба, но все обошлось, так как я знал, что он за человек».

Сегодня, имея перед глазами полную картину выступлений Михаэля, сложно объективно судить о происшедшем в Макао. «Мика сам себя победил, — утверждает Шумахер. — Если бы он оставался позади меня во втором заезде, он бы выиграл гонку. Авария на последнем круге позволила мне выиграть, и это был удачный для меня момент. Он повел себя как безумец – нельзя ждать, что обгонишь соперника на последнем круге без борьбы».

Можно ли считать инцидент в Макао первым звоночком? Или же Михаэль просто прочувствовал горячность Хаккинена и вынудил финна совершить ошибку? В любом случае на гот момент это была самая большая его победа, и когда на следующей неделе он выиграл еще одну международную гонку Ф-3 в японском городе Фуджи, в автоспортивных кругах заговорили о Михаэле Шумахере.

В новый 1991 год Шумахер вступил, ожидая продолжить карьеру за Mercedes в чемпионате спорткаров, но к концу гоночного сезона он стал «горячим пирожком» – и не где-нибудь, а в Формуле-1. Проведя всего лишь три сезона в автоспорте, он достиг его вершины – того, что всегда считал для себя нереальным.

Парадоксально, но в формулическом мире признание Михаэль получил не сразу. Боссы команд привыкли выискивать новые таланты в младших Формулах. Существовали налаженные связи между личными менеджерами гонщиков и теми, кто искал молодые дарования. Одним из тех, кто первым заметил талант Шумахера, был Доминго Пидад, босс AMG, подразделения Mercedes по доводке серийных машин. Пидад якобы заметил Шумахера еще в картинге, и, по слухам, именно он посоветовал Веберу приглядеться к молодому пилоту в Формуле-Ford. Он также посещал всевозможные Гран-при в начале 1990-х и рассказал о Шумахере боссу McLaren Рону Деннису, но тот скептически отнесся к решению Шумахера участвовать в соревнованиях кузовных машин, потому как считал, что длительные гонки на спорткарах – скорее тест на выносливость, чем показатель мастерства. А их пилотов, по его мнению, нельзя назвать спортсменами первого класса, в которых нуждались гонки Гран-при.

Человеком, который следил за выступлениями Шумахера в чемпионате спорткаров, был Росс Браун. В то время он являлся техническим директором Jaguar, главного соперника Mercedes в борьбе за первенство. Браун пришел в Формулу-1 еще в 1970-е, изначально он работал в Williams. В 1988 году англичанин спроектировал Arrows F-1. Болид этой команды финишировал на впечатляющем четвертом месте в чемпионате мира. Благодаря этому успеху группа TWR Тома Уокиншоу наняла Брауна разработать спорткар для команды Jaguar.

XJR 14 в основе своей был болидом Ф-1, но с кузовом легкового автомобиля. Эта машина выиграла международный чемпионат спорткаров в 1991 году, опередив по очкам Mercedes. Тем временем команда Benetton Формулы-1 пригласила Уокиншоу для управления конструкторским бюро, и этот ход впоследствии сыграет свою роль в карьере Шумахера.

Росс Браун вспоминает:

«Мы боролись с Михаэлем, Френтценом и Вендлингером. Все они потом перешли в Формулу-1. Но всякий раз, когда Михаэль садился в машину, он был быстрее остальных. Он к тому же умел экономить топливо – проезжал на одном баке дольше всех.

Mercedes мог бросить нам вызов, только когда за рулем был Михаэль. Они придерживались политики чередования пилотов, тогда как мы всегда отдавали предпочтение сильнейшему в команде. Когда мы готовились к гонке, нам всегда приходилось учитывать фактор Михаэля. Я тогда не знал его как человека, понимал только, что он очень быстрый гонщик. Мы предполагали, что он придет в Формулу-1 через Mercedes, но в то время немцы еще не вернулись в Большие Призы».

В августе Шумахер с Вебером были на гонке в Нюрбургринге, когда по паддоку разлетелась новость, что Бертрана Гашо, пилота команды Эдди Джордана, для которой это был первый год в Формуле-1, арестовали в Лондоне: тот брызнул слезоточивым газом в лицо таксисту.

Вебер вспоминает:

«Какой-то журналист подбежал ко мне и сказал: «Вы слышали? Арестовали Гашо, он в тюрьме». У Джордана не было пилота, поэтому я понимал, что нужно действовать незамедлительно, сразу же позвонить Эдди и узнать, есть ли шанс посадить в болид Михаэля. Легче сказать, чем сделать… Эдди в то время отдыхал в Испании. Думаю, я потратил около пятисот фунтов на телефонные звонки из своей гостиницы в Нюрбургринге. Сначала я пытался через третьих лиц найти Эдди, а затем начались собственно переговоры. Я попросил: «Эдди, пожалуйста, дай ему шанс». Эдди сказал: «Но кто такой этот?» У меня в то время были очень хорошие отношения с Эдди. Мы много лет проработали бок о бок в Ф-3, и в тот момент я занимался покупкой его команды в Формуле-3000, что в итоге не срослось – и слава богу, потому как тогда я хотел купить ее исключительно ради Михаэля, чтобы вывести его на ступень выше».

В ходе сезона-1991 Вебер много времени проводил в паддоке Формулы-1, пытаясь разжечь интерес к персоне Шумахера. И случай с Гашо оказался возможностью, которой он так долго ждал. Эдди Джордан поручил Яну Филиппсу, своей правой руке, переговорить с Кеке Росбергом, Дереком Варвиком и Стефаном Йоханссоном на предмет замены Гашо, и Филиппе почти уже договорился с Варвиком, но тут ему позвонил Джордан и сообщил, что заключил потрясающую сделку с Mercedes и его партнером Петером Заубером. Джордан получит двести тысяч долларов за тесты и участие Шумахера в бельгийском Гран-при.

В то время Петер Заубер действовал, исходя из убеждения, что создает в Швейцарии команду, которая впоследствии сольется с Mercedes. На деле же Mercedes откладывал свое возвращение вплоть до 1993 года, потому как тогдашний исполнительный директор не любил Формулу-1. В итоге Mercedes появился в Формуле-1 в 1993 году только в качестве поставщика моторов для команды Заубера. Договоренность о совместной работе подразумевала то, что Заубер должен был найти спонсоров. По мнению руководства Mercedes, ему не удалось это сделать. В результате Mercedes в 1995 году объединил усилия с хорошо финансируемой командой McLaren. Знало бы тогда руководство немецкого концерна, какой колоссальной силой станет Шумахер, вероятно, обыграло бы все иначе. Казалось, они потеряли его навсегда.

Эдди Джордан оказался в относительно хорошем положении, так как Jordan-191, с его клиентским мотором Ford, показал себя как весьма конкурентоспособная машина уже в дебютном для команды сезоне. Джордан спросил Вебера, выступал ли Шумахер когда-нибудь в Спа, на самом сложном автодроме в календаре Ф-1. «Конечно, выступал, — ответил Вебер, — ведь его родной город в часе езды отсюда, через границу с Германией». На самом же деле Шумахер никогда даже не был в Спа.

«Я взял Шумахера из-за денег, — говорит Джордан со свойственной ему прямотой. — Хотя, если бы я знал, что Михаэль никогда не выступал в Спа, это решило бы сделку в пользу Стефана. Вряд ли кто, даже сейчас, стал бы брать гонщика из спорткаров. Так что, если бы не мы, Михаэлю, скорее всего, не удалось бы прорваться в Формулу-1».

Планировалось, что на следующий день после гонки в Нюрбургринге Шумахер полетит в Англию на встречу с боссом Arrows Джеки Оливером. (Переговоры велись, но на тот момент Оливер так и не предложил Шумахеру место в Формуле-1.) Поэтому в понедельник Михаэль поехал на базу Джордана близ Нортгэмптона для примерки сиденья болида, а во вторник принял участие в тестовой сессии на автодроме в Сильверстоуне. При условии, что Шумахер хорошо покажет себя на тестах, он должен был принять участие в бельгийском Гран-при через каких-то пять дней.

Эдди Джордан лично не присутствовал на тестах, за развитием событий наблюдал менеджер команды Тревор Фо-стер: «Через шесть кругов Шумахер на полной скорости проходил шикану, и я сказал Веберу: «Это гоночный болид, и он должен быть в идеальном состоянии к четырем часам вечера, поэтому нужно утихомирить Шумахера». Мы попросили Михаэля придержать лошадей, и он сказал: «Не понимаю, в чем проблема, все под контролем». Все это время он даже не напрягался, шел на комфортной для себя скорости».

Шумахер признает, что его ошеломило предложение поучаствовать в тестах болида и что оба – он и Вебер – были очень взволнованы в тот день. В 2003 году Шумахер в подробностях вспоминал об этом:

«Когда я впервые сел за руль болида в Сильверстоуне, это был для меня совершенно особенный момент. Куда более особенный, чем последующая гонка в Спа, куда я просто приехал и как ни в чем не бывало сел за руль. Тест был гораздо сложнее, потому что я не представлял, что ждет меня в будущем и как я себя проявлю, справлюсь ли. Я отчетливо помню первые три круга. На первом круге я думал: «У-у-упс, вот и окончена твоя карьера в Формуле-1». Болид меня невероятно впечатлил – такой мощный и в то же время сложный в управлении. На втором круге я думал: «Не так уж и плохо». А к третьему – ощущал себя комфортно в этой машине. Мне казалось, что все в порядке.

Мне никто ничего не советовал, я и сам знал, что должен выступить хорошо, иначе меня бы не взяли в гонки. За свою карьеру в спорте я уже достигал многого, чего совсем не ожидал. Я поехал на тесты Джордана, как обычно, пессимистически настроенным.

Я и не подозревал, какое влияние окажут эти тесты на всю мою последующую жизнь. Все, что произошло после них, разумеется, тоже было крайне важным».

Шумахер видел много примеров того, как талантливые пилоты попадали в Формулу-1, а затем показывали нулевые результаты, и беспокоился о том, не ждет ли его такая же участь. Но он был настоящим самородком. В довершение ко всему судьба благоволила ему, так как машина, за рулем которой он впервые вышел на трассу Ф-1, оказалась не самой последней в пелотоне. Jordan в 1991 году был вполне конкурентоспособен, и эта сделка стала для Михаэля трамплином в высшие эшелоны спорта. С этого момента и далее ему никогда не приходилось водить плохие машины. В тот первый день, на тестах в Сильверстоуне, Шумахер проехал тридцать три круга и показал время лучше, чем лидер команды Андреа де Чеза-рис. А через два дня Михаэль приехат в Спа в качестве пилота Формулы-1. Это произошло спустя восемнадцать лет после того, как он впервые сел в карт под надзором своего отца.

«Когда я пришел в Формулу-1, я не понимал, в чем ее суть, — говорил Шумахер в 2003 году. — Конечно, я мог быстро ездить, но не имел представления о сложности этого механизма, маленькое рулевое колесико которого ты должен приводить в движение, чтобы все остальное двигалось и вращалось».

Дебют Шумахера в тот уик-энд заставил вращаться многие шестеренки. Происходящее на трассе было поистине захватывающим; Михаэль привлек всеобщее внимание своей скоростью, которую демонстрировал на зеленом болиде Jordan. В первый день практики он был на секунду быстрее де Чезариса. Он также успел огорчить Алена Проста, въехав в него в шикане «Автобусная остановка». Михаэля вызвали к стюардам для объяснений. «Что вы сделали?» — спросил старший стюард Джон Корсмидт. «Он ехал очень медленно, и мешал мне», — безо всякого смущения заявил Шумахер.

В квалификации на следующий день Михаэль показал седьмой результат. О нем кричал весь паддок. Этому способствовало то, что немец дебютировал на хорошо сбалансированной и хорошо управляемой машине. Сядь он, к примеру, за руль болида Footwork Arrows, он, вероятно, вообще бы не прошел квалификацию и его будущее уже не сложилось бы так замечательно. Но Формула-1 – это бизнес, живущий рекламой и шумихой, а Шумахер совершил нечто поистине впечатляющее. Де Чезарис был не самым первоклассным пилотом, но достаточно известной величиной, мерилом, по которому можно было оценить показатели Шумахера. И Михаэль превзошел де Чезариса не на какие-то десятые секунды, а на целые секунды, и тот за рулем точно такой же машины оказался на четырнадцатом месте стартового поля.

После квалификации за кулисами было жарко – был первым вопросом на повестке дня у представителей команд Mercedes, Jordan и Benetton. Гонка для Шумахера закончилась через два поворота – ему пришлось остановиться из-за неполадки муфты сцепления и покинуть болид. Это даже привело к рождению теории о возможных причинах столь непродолжительного дебюта. Говорили о преимуществах этого инцидента для немца. Михаэль якобы и так взбудоражил умы общественности, так зачем ему рисковать в гонке – вдруг она окажется не столь удачной, как квалификация. Заговорщики полагали, что немец поступил так неспроста – в интересах Шумахера как можно скорее сесть за стол переговоров и заключить контракт с Benetton.

На самом деле, чтобы так предполагать, надо поверить, что двадцатидвухлетний парень, только дебютировавший в Формуле-1, обладал огромной выдержкой, хладнокровием и трезвым расчетом. Эдди Джордан инцидент с муфтой не объяснил никак, только сказал, что это была единственная проблема со сцеплением за весь сезон. Ян Филиппе, однако, категорически отвергает всякие спекуляции на этот счет. «Это произошло по нашей вине, — говорит он. — Мы не практиковали с Михаэлем старт, и он просто переусердствовал. Он был так возбужден, уверен в себе, думал, что сможет отыграть пять позиций уже на старте».

По иронии судьбы в своей дебютной гонке в Спа Шумахер мог с легкостью победить. По ходу Гран-при де Чезарис вышел на позицию, которая могла принести ему победу, но у него отказал двигатель, потому что в баке было недостаточно топлива. Стартовав на семь позиций впереди него, Михаэль мог бы выиграть, если бы ему просто удалось добраться до финиша.

На протяжении того уик-энда Шумахер на самом деле чувствовал себя не лучшим образом. Немец держался на чистом адреналине. Он изо всех сил боролся со сном из-за долгого перелета и смены часовых поясов – несколькими днями ранее он участвовал в гонке в Японии; кроме того, во время полета он подхватил простуду. Подготовка к дебюту была ужасной, и в итоге он сошел в самый ответственный момент. С тех самых пор Шумахер всегда тщательно готовился к Гран-при. Кстати, вдобавок ко всему условия проживания в Спа больше подошли бы картингисту, чем дебютанту Формулы-1: Михаэль делил комнату с Вебером в хостеле для молодежи. Единственным выходом было идти вперед, только вперед.

 

ГЛАВА ПЯТАЯ

Гений Михаэля Шумахера

Шумахер водит как прирожденный чемпион – быстро, стабильно, сбалансированно. Он инстинктивно чувствует машину. Такой стиль езды позволяет ему постоянно быть на пределе, но не переходить грань допустимого.
Хуан Мануэль Фанхио, пятикратный чемпион мира

Дебют Шумахера в Спа в 1991 году является одним из поворотных пунктов в истории Формулы-1. Как и подобает человеку, который в дальнейшем выиграл семь чемпионских титулов и стал самым успешным гонщиком за всю историю, первое его выступление было впечатляющим. Всем стало ясно, что он – сенсация, феноменально талантливый гонщик. Боссы команд были потрясены до глубины души. Как случилось, что они его упустили? Эдди Джордан, больше, правда, благодаря везению, чем проницательности, открыл настоящее дарование, о котором остальные еще не были наслышаны.

В течение последующих нескольких лет такие команды, как McLaren и Williams, продолжали выискивать новые таланты, свежих пилотов, достаточно мотивированных, чтобы бросить вызов заслуженным гонщикам – Сенне, Мэн-селлу, Просту и Пике. Но Шумахеры на деревьях не растут. McLaren пригласил Майкла Андретти и Мику Хаккинена, последний оказался очень даже выгодным приобретением.

Williams дал шанс Деймону Хиллу, затем Дэвиду Култхарду и, наконец, Жаку Вильневу – и двое из них завоевали титул, победив Шумахера. К началу нового тысячелетия, когда боссы команд, казалось бы, успокоились, появились Дженсон Баттон, Кими Райкконен и Фернандо Алонсо, спровоцировав очередной культ юности в Формуле-1.

Шумахер сразу же стал выделяться на общем фоне благодаря своим показателям и скрупулезности подхода. Он в корне изменил представление о мастерстве гонщика. Разумеется, его приход совпал с ростом технологий и использованием сложных приборов для контроля над управляемостью машины. Начиная с середины 1990-х даже самому ленивому гонщику приходилось до позднего вечера торчать на собраниях и обсуждениях, тогда как его коллеги из 1980-х давно бы уже играли в гольф.

Ален Прост получил прозвище «Профессор» за свое внимание к деталям и вдумчивость, но Шумахер поднял планку еще выше – он работал в десять раз усерднее вне кокпита, чем внутри него. Боссам других команд приходилось публично критиковать своих пилотов за то, что по сравнению с немцем те стараются недостаточно.

«Прост был моим героем, но Шумахер все поставил с ног на голову и начал новую историю, — говорит Марк Уэббер. — Его внимание к деталям просто невероятно; невероятно и то, как он пользовался своей силой и влиянием, чтобы повернуть ситуацию в свою пользу. Он никогда не давал себе спуску, всегда стремился к победе. Я большой поклонник автоспорта, и я уверен, что в истории не было другого столь же последовательного, решительного, целеустремленного и сфокусированного человека».

Философию вождения Шумахера можно охарактеризовать двумя словами: «максимизируй все» – это выражение его отношения к жизни, внутреннего убеждения, что человек получает от жизни то, что в нее вкладывает.

В 2006 году Михаэль сказал:

«Если вы не прикладываете усилий, вы не покажете результат. Чтобы быть на вершине в какой бы то ни было области деятельности, нужно выкладываться на сто процентов. Я всегда так считал. Единственное, что изменилось с годами и опытом, — это качество моей работы. Я дохожу до самой сути. Я говорю не только как гонщик, но и как человек. Со временем я переосмыслил и понял многие вещи, о которых прежде и не догадывался».

Шумахер всегда измышлял новые, лучшие способы превзойти оппонентов, искал формулу победителя. Придя в Ferrari, Михаэль встретил близких по духу людей – Росса Брауна, Рори Берна и Жана Тодта; они стали неудержимой силой и выиграли пять титулов подряд. Шумахер доверил «материальные» аспекты, например разработку конструкции болида, Брауну и Берну, а сам объединил усилия с Тодтом, работая над «невещественными» аспектами, меняя интерпретацию правил и раздвигая границы дозволенного.

Однако, какое бы мнение ни сложилось о его характере и как бы конкуренты ни осуждали его стратегию, называя неспортивной, нельзя отрицать тот факт, что на протяжении почти всей своей карьеры был лучшим гонщиком в мире. Но какова природа его таланта и как он сам описывает жизнь на пределе?

Ключевым фактором для понимания таланта Шумахера, по словам Эдди Ирвайна, является его скорость. Ирландец был партнером Шумахера по команде Ferrari с 1996 по 1999 год и имеет полное право судить, что именно сделало Шумахера великим гонщиком. Он отметает все гипотезы о способности адаптироваться, умении построить вокруг себя команду и многие другие атрибуты таланта, считая их второстепенными.

«Он был быстр, а все остальное прикладывалось. Конец истории. Люди видят талайт и начинают приписывать его обладателю прочие заслуги. Это как, например, вы видите очень красивую девушку, и она вам симпатизирует, а затем вы начинаете приписывать ей всякие разные качества, типа она умная, она такая-растакая, потому что хотите верить, что в ней все это есть. Затем, когда вы рвете отношения, вы понимаете, что она просто очередная идиотка. То же самое и с гонщиками. Я не говорю, что Михаэль идиот, но люди приписывают ему все подряд. Знаете что? Прибавьте три десятые секунды к его времени на круге, и он, вероятно, покажется вам гораздо хуже, чем другие пилоты. Вот и все. Многие парни в Формуле-1, покажи они время на три десятых быстрее, могли бы стать легендарными.

Возьмем историю в Барселоне 1994 года, когда Михаэль сумел финишировать вторым, несмотря на то, что коробка передач сломалась и половину гонки он вынужден был ехать на пятой передаче. Все благодаря его таланту, инстинктивной способности чувствовать автомобиль и понимать, что от него требуется, чтобы показать приличный результат. Он не то чтобы очень легко адаптировался к тем или иным вещам. Люди многое говорят о Михаэле Шумахере, и все эти сплетни яйца выеденного не стоят.

Люди думают, что видят в нем все эти качества. Но он быстр – и только, а все остальное приложилось».

Сам Шумахер, как и Ирвайн, часто говорил о том, что скорость первостепенна.

«Я не герой, а обычный парень, который умеет быстро ездить. В начале карьеры, когда я впервые сел за руль болида Формулы-1, я испытывал неописуемые ощущения. Я буквально летал и думал, что, возможно, действительно чем-то отличаюсь от остальных. За эти мысли я жестоко поплатился. Повзрослев, я понял, что все гонщики сделаны из одного теста. Некоторые просто быстрее других, вот и все. Я не наделен сверхъестественными способностями, и ничто не дает мне права считать, что как человек I я сколько-нибудь лучше, чем остальные».

Росс Браун имеет все основания судить о том, что сделало Шумахера таким успешным гонщиком. И он также называл скорость основополагающим фактором, фундаментом самых безрассудных гоночных стратегий. «Скорость Михаэля многое нам дает. Для победы в гонке все должно сойтись, но его скорость часто является решающим фактором. Поэтому он выигрывает в гонках зачастую неожиданно. Не многие способны делать это. Я отличаю самородок с первого взгляда, потому я и держусь за Михаэля».

Победа, одержанная пилотом в гонке, победить в которой ему по всем признакам не суждено, потому что его конкурентами являются гонщики на более быстрых машинах, — безошибочный признак того, что перед вами настоящий ас. Но только тем пилотам, которые претендуют на звание «великих», удавалось делать это постоянно. И во главе этого списка – Шумахер и Сенна.

Но что сделало Шумахера таким быстрым? Ведь быть быстрым в Формуле-1 – значит чувствовать предел и уметь на нем удержаться. Таким образом, вы способны выжать максимум из машины и условий на трассе. Гоночный болид находится на пределе, когда в повороте сила G, уводящая машину в сторону, почти достигает пункта, при котором становится сильнее силы двигателя, толкающего машину вперед. Это очень тонкая грань, и как только вы переходите ее, болид сносит с трассы. Если вы далеки от этой грани, машина проходит поворот без намека на занос, но вы показываете медленный круг. Разница между великим гонщиком и тем, кто едва ли задержится на страницах истории, заключается именно в этом умении оставаться на пределе – не пару поворотов, а на протяжении гонки.

Искусство гонщика в наши дни по большому счету определяется техникой, и ему необходимо хорошо разбираться в технической составляющей, во «внутренностях» болида. Однако ключевым в умении оставаться на пределе является то же свойство, что и во времена Нуволари или Фанхио: чувствительная задница. Болид движется под пилотом, и последний должен чувствовать момент, когда его начинает сносить с траектории.

В начале работы с командой Ferrari, особенно в 1996 году, от Шумахера требовали, чтобы он укротил плохо управляемую машину и выжал из нее нормальный результат. И ему, как гонщику уникальному, это в принципе удалось. Иногда ему приходилось слишком сильно атаковать.

Росс Браун вспоминает квалификационный круг в Будапеште 1998 года, который прекрасно иллюстрирует вышесказанное:

«Если вы пристально наблюдали за болидом, вы могли заметить, что Михаэль входит в каждый поворот так, словно сейчас вылетит с трассы. Я задержал дыхание: задний мост сносило перед входом в каждый поворот, однако Михаэль умудрялся ловить машину и держать скорость. Он просто «дал всем прикурить». Возможно, в Формуле-1 есть несколько пилотов, которые могут показать нечто подобное в паре поворотов, но не думаю, что кому-то удалось бы делать это на протяжении всего квалификационного круга.

Сенна был таким же. Наблюдая за тем, как он проходит квалификационный круг, вы видели, насколько машина нестабильна, но ему тем не менее удавалось выжать из нее результат».

Идти на пределе также означает чувствовать сцепление с трассой и подстраиваться под нее так, чтобы быть на грани, но не переходить ее. Нужно интуитивно чувствовать уровень сцепления, и так как дорожное полотно постоянно меняет свойства, выделяя при определенных температурах природные масла, то за какие-то минуты уровень сцепления может резко поменяться. Гонщик должен чувствовать подобного рода изменения трассы. Скорость – это не только умение показать быстрый результат, но и способность круг за кругом, на протяжении всей гонки, идти на максимуме. Шумахер вспоминает:

«Самое важное для меня – ощущать, что я на пределе, подгонять себя, улучшать свой результат, ставить рекорд за рекордом. Например, на квалификации в Судзуке в 2001 году я проехал круг на восемь десятых секунды быстрее, чем позволяла машина согласно показаниям компьютера. У меня было чувство, что я превзошел сам себя, словно открылось второе дыхание. Это стало для меня мощным стимулом.

Логически мыслящий пилот всегда старается идти на пределе, но не переходить грань. Иначе будешь ехать медленнее, потому что машину сносит в поворотах, от этого разрушаются покрышки. Кроме того, рискуешь сойти с трассы. Я в каждом повороте ищу грань, я ее просто чувствую – и все. Но чтобы найти эту грань, я должен на входе в поворот быть быстрее, чем это кажется возможным. Только так я могу найти апекс и доказать себе, что могу показать лучший результат, чем прежде. Разумеется, я не самоубийца. Я не стану игнорировать возможности своей машины и рисковать жизнью. Чего я хочу – это выжать из машины максимум.

Обычно я интуитивно чувствую, насколько быстро могу ехать, нахожу свой предел и веду болид на пределе, и затем я выбираю одно из двух: либо «могу поднажать», либо «нет, все хорошо, что хорошо кончается». Мне не требуется много времени, чтобы это понять.

Через сиденье, спиной, я чувствую, как ведет себя машина. Мне также помогает то, что мой пульс на сорок ударов в минуту медленнее, чем у остальных пилотов, — таким образом, я спокойнее и лучше концентрируюсь.

Я становлюсь единым целым с машиной. Иногда я чувствую, что она такой же человек, как и я. Порой во время гонки я разговариваю с ней: «Останься со мной, пожалуйста!» или «Давай, вперед, сделай это!». Мне нужно строить с ней отношения, говорить с ней.

Когда я на пределе, я испытываю удовлетворение, так как понимаю, что вряд ли смог бы сделать это лучше. Удовлетворение от гонки – это одно, но когда речь идет о вождении на пределе, имеет значение только результат. Я всегда сражался со временем. В кокпите видишь только цифры, и чем меньше эти цифры, тем больше удовлетворения получаешь. Я чувствую, когда прохожу поворот хорошо, а затем цифры подтверждают это».

В первом сезоне за Ferrari судьба свела Михаэля с Джор-джио Асканелли, в прошлом гоночным инженером Сенны в McLaren. Асканелли довелось работать с обоими гонщиками, когда они уже многого добились, и он доподлинно знает, чем они отличаются. «Он думает быстрее остальных и водит машину на грани аута. Он всегда на пределе, вплоть до дискомфорта. Михаэль будет вести жестко все, что вы ему дадите, в то время как Сенна порой отказывался бороться, если машина не соответствовала его запросам. Михаэль делает то, на что у остальных кишка тонка».

Публика и ждет от гонщика, что он будет рисковать и делать то, на что у остальных кишка тонка. Если бы это было так просто, все бы этим занимались. На заре своей карьеры в Формуле-1 Шумахер обратил на себя внимание великого Хуана Мануэля Фанхио, который становился чемпионом мира пять раз в 1950-х годах. Незадолго до своей смерти в 1995 году Фанхио дал интервью немецкому журналу, в котором высказал свое мнение о Шумахере как о гонщике:

«Есть те, кто старается избежать неприятностей, и есть авантюристы. Мы, гонщики, авантюристы; чем сложнее что-то, тем сильнее нас это привлекает. один из самых талантливых гонщиков среди авантюристов. Для меня это стало очевидно уже в самом начале. Я видел, что все остальные – Бергеры, Мэнселлы или Алези – водят агрессивно и часто переходят грань, а Шумахер водит как прирожденный чемпион – быстро, стабильно, сбалансированно. Он инстинктивно чувствует машину. Такой стиль езды позволяет ему постоянно быть на пределе, 1 но не переходить грань допустимого.

Сложно сказать, действительно ли он великий гонщик. I Он еще так молод. Настоящее мастерство проявится только через несколько лет. Ему еще многому предстоит научиться. Меня особенно поразил эпизод после столкновения, которое он спровоцировал с Айртоном Сенной [Гран-при Франции, 1992 год]. Нельзя делать такие вещи. Так же как настоящий чемпион не будет продолжать гонку, когда ему показывают черный флаг, вне зависимости от того, какова позиция команды [Шумахер поступил так в Сильверстоуне в 1994 году и был дисквалифицирован на три гонки].

У Михаэля Шумахера такой характер, он все впитывает в себя, стремится развиваться. И на каком-то этапе он станет еще хладнокровнее, будет совершать меньше ошибок».

Так и оказалось. Представление Фанхио о гонщиках как об авантюристах весьма привлекательно, и если бы чемпион дожил до окончания карьеры Шумахера, он, вероятно, окрестил бы Михаэля самым великим авантюристом в истории автоспорта – так долго немец оставался на вершине.

Инстинктивная способность Шумахера вести машину на пределе – природный талант, но это имело и негативные стороны.

Росс Браун объясняет:

«Проблема в том, что Михаэль настолько талантлив, что может управлять и совершенно несбалансированной машиной. Приходится быть очень внимательным – вы можете что-то изменить в машине, но он выйдет на трассу и практически сразу скомпенсирует это своим талантом. Он сразу же находит предел. Он может показывать одно и то же время на круге, вне зависимости от изменений в модификации, поэтому легко ошибиться и пойти не тем путем. Если машина настроена неправильно, он все равно умудряется показать на ней хорошее время. С Михаэлем вы никогда не ощущаете разницы между идеальной машиной и не очень хорошей. Это хорошо и плохо одновременно, потому что, когда он тестирует болид, разница между отличными и просто хорошими настройками почти не ощутима, и вы можете неверно истолковать конкурентоспособность машины.

Если, например, поехать на тесты с Михаэлем и Эдди Ирвайком, отрыв между ними при плохо настроенной машине будет огромен, но как только вы доработаете машину, отрыв сократится, потому что Эдди значительно лучше едет на хорошо сбалансированной машине. Если она не сбалансирована, то есть задний мост ведет себя нестабильно, Эдди это не понравится, а Михаэль все равно будет вести ее на пределе. Когда у вас такой пилот, как Шумахер, вам приходится самим улавливать разницу. Надо отдать Михаэлю должное – он говорит, когда с машиной что-то не так. Но представьте, ваш пилот говорит вам, что что-то не так, а сам все равно быстрее всех на тестах! Возможно, вы не принимаете его слова со всей серьезностью – как восприняли бы их, оказавшись посередине пелетона. Эдди был четким барометром того, насколько хороша машина».

Таким образом, команда остро нуждалась в Эдди Ирвай-не. Когда у вас есть такой исключительный гонщик, как Шумахер, всегда нужно иметь другого, который будет точным показателем того, на что на самом деле способна машина.

У ирландца есть свои мысли насчет того, как рискует команда, слушая только Шумахера.

«Иногда природный талант может мешать – например, когда вы тестируете незначительные изменения в машине. В 1997 году Михаэль тестировал болид после самого большого аэродинамического нововведения, которое когда-либо было в Ferrari. Ему оно не понравилось, и все вернули на круги своя. Я тогда не тестировал болид, потому что Михаэль сказал, что это ужасно, но я протестировал его на следующей неделе и показал время на полсекунды быстрее.

Это неправда, что он прекрасный тест-пилот, это все чушь собачья! Надеюсь, вы понимаете, что польза на тестах была только от меня и Рубенса. У Михаэля врожденный дар приводить машину к финишу быстрее остальных. Но его способности как тест-пилота весьма ограниченны. Когда мы только начинали в Ferrari, он почти все время тестировал болид, а я нет, и это было в корне неверным решением. Но кто поверит Эдди Ирвайну, когда под рукой двукратный чемпион мира? С годами они осознали свою ошибку, и я стал работать на тестах больше».

Но несмотря на образ настоящего трудоголика, который с годами закрепился за Михаэлем, убедить его поработать на тестах было не всегда легко. В ту пору, когда немец еще был в Benetton, он не видел в этом смысла. Вот что говорит Фрэнк Дерни, старший инженер, который в то время работал с Шумахером:

«Я пришел в Benetton, потому что Росс Браун сказал мне: «У нас есть отличный пилот, который способен водить любую машину, но он не знает ничего о настройках». Поэтому начиная с 1992 года и вплоть до первого титула Михаэля в 1994 году мне пришлось многому его учить.

Вначале все, что он хотел знать, — это кто сколько денег зарабатывает. Я сказал ему: «Забудь о деньгах. Формула-1 – это бизнес, в котором ты зарабатываешь кучу бабок, если выигрываешь гонки, но если ты не выигрываешь, ты ничего не зарабатываешь. Поэтому главная твоя задача – побеждать». В первый год я не мог уговорить его поработать на тестах. Как только он стал пилотом Формулы-1, он решил, что тесты – это скучно, и обычно появлялся в Сильверстоуне только днем, тогда как работа кипела с утра. И только в 1993 году он осознал, что участие в тестах помогает в гонке и что тестировать машину самому – лучше, чем доверять ее тест-пилоту. Бывало, что в 1993 году я приезжал на совещание, и в разговоре упоминалось о какой-нибудь настройке или модификации, которую мы собирались использовать, и Михаэль говорил: «Я не буду это использовать, я это еще не опробовал». На что я обычно отвечал: «Мы тестировали это в Сильверстоуне, но ты там не появился». Иногда он был просто невыносим. Мне пришлось вбивать ему в голову, что тесты необходимы. Но он всему учится быстро, и как только он осознал всю важность тестов, его было не остановить».

В те годы вместе с Дерни в Benetton работал Пэт Симмондз, который впоследствии стал техническим директором Renault как раз в годы триумфа команды, в 2005-м и 2006-м. Симмондз – единственный инженер высшего звена, которому довелось поработать и с Сенной, и с Шумахером, и с Алонсо. Он помог Дерни слепить из Шумахера гонщика, которым тот в итоге стал, но признает, что работал с исключительным материалом:

«У него есть привычка атаковать изо всех сил на первом же быстром круге, выдавать сто процентов скорости. Затем остаток сессии он едет на девяносто восемь процентов, работая над настройками машины, пока не наступит тот момент, когда он выкладывается на девяносто восемь процентов, а машина едет так же быстро, как тогда, когда он выкладывался на сто. Тогда он понимает, что сделал машину лучше. Так он работает на тестах.

Михаэль очень умен и всегда стремится довести все до совершенства. Он первый гонщик современной эпохи, который обращает внимание на все без исключения аспекты этих соревнований».

Сам Шумахер считает это вопросом дисциплины. Мальчик, который плакал из-за того, что карт продали, потому что он не заботился о нем, превратился в методичного пер-фекциониста. Он говорит:

«Я очень дисциплинированный человек. Я прекрасно знаю, что именно нужно делать, чтобы быть профессионалом, и делаю это. Я не оставляю ничего на волю случая и никогда не думаю: «О, это не важно». Вероятно, это и отличает меня от других. Я убежден, что все нужно делать как следует. Я хочу, чтобы все было идеально, на сто процентов. У меня есть цель, и я не могу быть довольным собой, пока не достигну ее. Это делает меня счастливым. Я получаю огромное удовольствие, когда чего-то достигаю».

Несмотря на то что Михаэль трудился в поте лица, доводя до совершенства каждый аспект своей работы, главный его талант заключается в том, что он умел проходить каждый круг на пределе возможностей – вне зависимости от поведения машины. Благодаря этому немец легко адаптировался к переменам. Если машина начинала скользить или шел дождь, он быстро приспосабливался к изменившимся условиям, по-прежнему оставаясь на пределе – другие же сбавляли обороты.

Йохен Масс не понаслышке знает об этих качествах Шумахера, так как был его наставником в команде Mercedes, а затем, на заре карьеры Шумахера в Формуле-1, телекомментатором немецкого канала RTL: «Он чувствует машину, как никто другой, частично благодаря тому, что с младых лет выступал в картинге, но во многом это чутье инстинктивное. Вечное стремление Михаэля чему-то научиться, стать лучше тоже сыграло ему на руку. В довершение ко всему уверенность. Он выиграл два титула чемпиона мира в начале карьеры, и это дало ему дополнительную, незыблемую уверенность в собственных силах. Михаэль знает себе цену, и если он считает, что покажет хороший результат, поверьте – он это сделает».

Шумахер был больше всего доволен собой, когда шел на пределе – будь то за рулем карта или болида Формулы-1. Идти на пределе – значит чувствовать, когда машина вырывается из-под тебя, и в этот момент играть рулем и педалью газа, чтобы удержать ее на траектории. Вы можете подумать, что наряду с умением чувствовать машину и балансировать на грани существенно важной является молниеносная реакция. Однако, по словам Эдди Ирвайна, как раз в этой области Шумахер недобирает, компенсируя этот недостаток другими талантами.

«Я реагировал быстрее него. Можно подумать, что реакция – это первостепенный навык, необходимый для того, чтобы оказаться на вершине Формулы-1, но этот навык Михаэлю не нужен! Он его просто-напросто лишен!

Это по меньшей мере удивительно, но его талант заключается скорее в умении предвидеть события. Однажды в Хересе соорудили временную шикану, положив на трассу соломенные тюки. Я стоял у этой шиканы с Гэри Андерсоном [в одно время инженером Jordan], и мы видели, как пилоты подъезжают к этому месту, замечают изменения, затем поворачивают. Михаэль подъехал и повернул прежде, чем увидел шикану, потому что каким-то образом предчувствовал ее появление! Он повернул не так резко, как остальные, он начал поворачивать раньше и быстрее, плавно скользнув в поворот. Гэри и я посмотрели друг на друга и в один голос сказали: «Во дает!»

В этом талант Михаэля. Он не привык полагаться на свою реакцию, потому что она у него отсутствует как класс, я-то знаю».

Ирвайн также считает, что виной слабых стартов Шумахера именно его замедленная реакция. Пока в Ferrari не подобрали техническую примочку, Шумахер часто уступал позиции на старте.

Обычно, когда думаешь об исключительной способности Шумахера чувствовать машину, вспоминаешь его выступления в дождь, гонки вроде Барселоны 1996 года. Тогда он одержал свою первую победу за Ferrari. Немец выиграл гонку с 45-секундным отрывом от ближайшего преследователя, и это была одна из его самых ошеломляющих побед. Михаэль утверждает, что превосходство над соперниками у него было только тогда, когда условия на трассе менялись от сухих к мокрым и уровень сцепления с полотном резко ухудшался. Как только трасса становилась полностью мокрой, остальные пилоты сравнивались с ним в скорости. «Я могу уходить в отрыв только в тот непродолжительный период времени, когда условия на трассе меняются внезапно, тогда – судя по моим выступлениям – я приспосабливаюсь к ним быстрее остальных. Но если очевидно, что на трассе мокро или сухо, отрыв не такой уж и большой».

Джеки Стюарт любит критиковать Шумахера за то, что немец часто вылетал с трассы на практиках, пытаясь найти апекс. Стюарт убежден, что великие чемпионы прошлого не делали ничего подобного, потому что это безумие – выходить за пределы так часто. Рубенс Баррикелло, который выступал с Шумахером за Ferrari, говорит, что этому есть простое объяснение. «Почему он часто уходил с траектории и вылетал с трассы? Потому что только он знал, как вести машину на пределе. Что и хорошо и плохо, потому что за его машиной приходилось следить в оба. Забавная история получилась как-то в Маньи-Кур. Покрышки стерлись за пять кругов, и невозможно было с этим что-то сделать, а Михаэль просто не умеет ездить медленно, поэтому в той гонке его разнесли в пух и прах».

Несмотря на постоянное вождение на пределе, за рулем болида Формулы-1 Шумахер всегда демонстрировал невероятную собранность и контроль над ситуацией. Это очень важный момент в оценке мастерства пилота, и им часто пренебрегают. Скорость без контроля – ничто, а у Шумахера было и то и другое. Сравнивая его с Сенной, часто говорят, что Сенна быстрее, но упускают из виду тот факт, что первые пять или шесть лет в Формуле-1 Сенна часто терял контроль. К тому времени, как он выиграл свой третий чемпионский титул в 1991 году, он был на пике, быстрее остальных и всегда контролировал ситуацию. У Шумахера эта способность появилась на более раннем этапе, вероятно потому, что он обладал большим самоконтролем. Сенна легко заводился, срывался на остальных, бушевал на пресс-конференциях, тогда как Шумахер ни разу не повысил голоса и только однажды потерял самообладание на публике, после того инцидента в Спа в 1998 году, когда был уверен, что Култхард пытался его убить.

Еще одна сильная сторона Шумахера как гонщика – его невероятная способность концентрироваться и благодаря этому делать две вещи одновременно. Он использовал семьдесят пять процентов умственных способностей для того, чтобы вести машину, в то время как остальные двадцать пять процентов тратил на размышления о ходе гонки или анализ информации, поступавшей из боксов команды.

Росс Браун замечает:

«Эта его способность выполнять несколько задач одновременно просто удивительна. В самый ответственный момент гонки, когда Михаэль был сконцентрирован на вождении, я мог поговорить с ним по радио, и его время на круге не росло. Я работал с гонщиками, с которыми можно было заговорить лишь на определенных отрезках трассы, иначе к их времени на круге сразу же прибавлялись секунды. Это усилие, которое они тратили на то, чтобы осознать сказанное и ответить, стоило им времени на круге! С Михаэлем такого никогда не случалось.

Я помню, как однажды в очень важный момент гонки он вышел на связь и сказал, что время, которое ему показывают из боксов, неверное. Мы заверили его, что все верно. Он сказал: «Я только что посмотрел на основное табло – я проехал быстрейший круг». Мы ответили: «Нет, это не так».

Его брат Ральф показал лучшее время – Михаэль увидел «Шумахер» на табло. Он мог выйти на связь и сообщить нам, например, о том, что тучи сгущаются. Я никогда не управлял болидом Формулы-1, поэтому не могу судить наверняка, но другие гонщики никогда не разговаривали со мной о таких вещах по радио. Михаэль думает о происходящем в гонке. Думает о машине, о покрышках и без всяких приказов из боксов снижает обороты двигателя, когда это нужно.

Однако иногда и у него случаются провалы. Помните, как он потерял концентрацию, когда вел гонку в Индиа-наполисе в 2000 году? Когда условия становились слишком простыми, мне приходилось говорить ему по радио: «Сконцентрируйся на том, что ты делаешь». Он спрашивал, как дела у его брата, и что-то типа этого».

Многие близкие друзья Шумахера говорят о его удивительной концентрации. Сам Михаэль говорит, что, когда он концентрируется на чем-то, он отдает этому все свое внимание, а все остальное автоматически блокируется сознанием. Он признает, что, когда, например, читает газету и его жена Коринна пытается с ним заговорить, он ее просто не слышит – к ее величайшему раздражению.

Шумахер не единственный на планете, кто способен так концентрироваться.

У Фрэнка Дерни есть блестящая теория на этот счет:

«Он обладает невероятной концентрацией, он умеет не отвлекаться. Это все зависит от типа личности. Во времена Второй мировой войны изобрели тест, для того чтобы найти на должность операторов радара людей, которые могли долгое время удерживать концентрацию без так называемых «неосознанных пауз», или, по-простому, провалов внимания. Ученые установили, что существует связь между способностью концентрироваться и типом личности. Чем более вы интровертны, тем дольше можете концентрироваться. Многие автобусные компании обнаружили, что все аварии случаются, когда за рулем водители-экстраверты, поэтому на эту должность стараются выбирать интровертов.

По моим собственным наблюдениям за долгую карьеру в автоспорте, все великие пилоты и многократные чемпионы были интровертами, и я считаю, что чем выше уровень концентрации, тем вероятнее успех. Все сходится. Если вы посмотрите на таких великих гонщиков, как Прост, Сенна, Фанхио, Джим Кларк, вы поймете, что все они обладают двумя отличительными признаками – умом и концентрацией. Вы можете поспорить, что Михаэль не интроверт, потому что он скачет на подиуме как конь, но я вас уверяю – определенно интроверт. Таким же был и Сенна, просто они оба профессионалы и всегда старались давать интересные интервью и играть свою роль в шоу, но это не давалось им естественным образом. Вот, например, Хаккинен и Райкконен даже не трудились что-то изображать.

Еще одна особенность Михаэля – его непреходящее стремление узнать что-то новое. Это очень важно, потому что в нашем бизнесе день, за который вы не узнали ничего нового, прожит зря. Я помню, как мы проводили тесты в Хересе в 1994 году, а рядом с нами проходил матч по гольфу. Там собрались многие известные гольфисты, они пришли посмотреть на болиды – такие люди, как Джек Ни-клаус, Сив Баллестерос и так далее. Через две минуты Михаэль уже был рядом с ними и сыпал вопросами: «У вас есть какая-то определенная диета, которая помогает при подготовке?», «Какие техники помогают вам улучшить концентрацию?» и тому подобное. Он просто высасывал из них информацию и делал это для того, чтобы выжать максимум из себя и машины. Это достойно внимания».

Как гонщик Шумахер талантлив также в том – и это часто недооценивают, — что умеет обгонять и, что еще важнее, понимает, когда этого делать не стоит.

Карьера Шумахера в Формуле-1 по большей части пришлась на эру пит-стопов с дозаправками, которые были снова введены в 1993 году. Это превратило гонки в серии спринтов с перерывами на пит-стоп, поэтому стратегия в гонке стала иметь решающее значение, вытеснив обгоны и сопряженный с ними риск. Команды начали разрабатывать стратегию, которая могла дать им возможность опередить соперников за счет пит-стопов, а не на трассе.

Шумахер, который стремился к совершенству и хотел научиться всему на свете, придерживался этой системы и одержал многие из своих знаменитых побед без единого обгона на трассе. Но это не означает, что он не умеет обгонять. В завершающей гонке сезона-2006, в бразильском Интерлагосе, Михаэль вынужден был пробиваться через пелотон после прокола колеса в начале гонки, из-за которого оказался далеко позади. В той гонке он совершил поистине шедевральные обгоны, включая красивый и очень символический обгон своего преемника в Ferrari Кими Райкконена.

В первые два года карьеры Шумахера в Формуле-1 правила запрещали дозаправку во время пит-стопов, поэтому пилотам только меняли покрышки. К тому же тогда машины были менее надежны, чем в конце 1990-х, и пилоты должны были понимать, когда нужно атаковать, а когда – беречь машину и покрышки. Шумахер овладел обеими системами и извлек из них максимум пользы.

Росс Браун объясняет:

«Шумахер – гонщик современной эпохи. Он никогда никого не обгонял, если понимал, что это необязательно, ведь обгоны – лишний риск, кроме того исход обгона может оказаться неожиданным. По тому же принципу Михаэль никогда не перегружал машину без лишней необходимости. Мы держали его в курсе, говорили: «Михаэль, у тебя два круга до пит-стопа, держись за тем, кто впереди тебя, следи за покрышками, держи все под контролем». Обычно он шел среди лидеров, поэтому речь шла о том, что для победы нужно опередить одного или двух соперников, а не прорываться через весь пелотон. Поэтому он сохранял терпение.

Иногда он стартовал из рук вон плохо, и я говорил: «Тебе нужно обогнать этих ребят, иначе мы не сократим отставание», и тогда он предпринимал попытки обгона. Но вы знаете, как трудно обгонять в Формуле-1 – куча болидов висит друг у друга на хвосте. Михаэль может обогнать, когда это необходимо, но у него очень осмысленный подход: зачем обгонять на трассе, если можно сделать это за счет пит-стопа?»

Но когда обгон был необходим, Шумахер действовал напористо и решительно, хотя с некоторыми пилотами по всем известным причинам осторожничал больше, чем с другими, — как, например, с Жаком Вильневом.

Он научился искусству обгона, еще когда выступал в картинге. Обгон, как правило, был продуктом его природного чутья, храбрости и подвернувшейся возможности, но, как и во всем остальном, за этим у Михаэля всегда стоял план.

«Я готовлюсь к атаке и знаю, что все получится. Если вы действуете честно, четко и решительно, другие будут уважать вас. Я руководствуюсь простым принципом: если я быстрее, я обгоняю. Если медленнее, даже не пытаюсь.

Атаки в стиле камикадзе – не мое. Обычно я оставляю себе путь к отступлению, чтобы в крайнем случае удержаться позади – если, к примеру, вижу, что другой пилот не понял моих намерений. Но когда я хочу обогнать, я действую четко и однозначно. Я знаю своих соперников: некоторые умны, другие не столь хорошо контролируют происходящее. Нужно помнить об этом, обгоняя».

Разумеется, все обгоны сопряжены с определенным риском, и случалось, что обгон Шумахеру не удавался, а в случившемся обвиняли обе стороны. Эдди Ирвайн вывел очень простую формулу поведения с бывшим партнером по команде:

«Он никогда не пытался выкидывать со мной фокусы. Даже когда я был в Jaguar, он как-то в Спа держался позади меня на протяжении семи или восьми кругов, потому что знал, что со мной никакая фигня не пройдет. Все говорят: «Михаэль оттормозил меня или отодвинул». Но если вы не подвинетесь, он просто врежется в вас, попадет в аварию. Я никогда не понимал этих дураков с их жалобами. Езжайте как ехали, и он въедет прямо в вас. И больше никто такого с вами не сделает, потому что он борется за титул, а вы нет».

Дэвид Култхард часто боролся колесо в колесо с Шумахером и считает его честным соперником в поединках:

«Когда я борюсь колесо в колесо с Михаэлем, я чувствую себя спокойнее, чем с кем-то вроде Такумы Сато. Но вы знаете, что последует ответный ход, поэтому вам приходится делать это жестко. Он водит, полагаясь на инстинкты. Это должен быть решительный обгон, одноходовка. А не пространное действо в стиле «Быть или не быть?» по внутренней стороне радиуса.

Он был очень последователен на протяжении всей своей карьеры. Разумеется, его побеждали, он же не умеет ходить по воде. Я вспоминаю гонку в Малайзии несколько лет назад. Во втором повороте я нырнул внутрь и застал его врасплох. Мы столкнулись колесами. Я так хотел, чтобы этот обгон удался. Поэтому и испортил ему гонку. Когда вы обгоняете кого-то вроде Шумахера, вы хотите, чтобы ему пришлось несладко. «Ну а как тебе вот это, ты, козел?!»

Врожденные способности Шумахера поразительны, и, если говорить о чистом таланте, он, вне сомнений, один из самых быстрых гонщиков в истории Формулы-1. Но за победой в Формуле стоит гораздо больше, чем просто умение быстро ездить. По словам многих сотрудников Benetton, Михаэль был не завершенным произведением искусства, когда только начинал карьеру в Формуле-1. Только впоследствии Шуми увидел всю многогранность этого спорта и осознал, сколько всего ему нужно усвоить на пути к званию лучшего гонщика в мире.

 

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Как работал Шумахер

Существуют два Михаэля Шумахера. Один сражается с остальными пилотами, он жесткий и агрессивный, не выдает слабости. И есть Шумахер в команде, который любит работать с людьми, демонстрирует командный дух, умеет сопереживать, поддерживать людей.
Росс Браун, технический директор Ferrari (1997–2006)

Михаэль Шумахер – прирожденный спортсмен и прирожденный победитель, но столь огромного успеха он бы не добился без помощи других. Такова суть автоспорта, который встречает овациями одного человека, тем самым оценивая труд всей команды.

В детстве и юности Михаэль полагался на всевозможных патронов, которые обеспечивали его всем необходимым для гонок, но результаты были в большей степени его заслугой. Чем выше по лестнице он поднимался, тем больше его успех зависел от окружающих людей и тем больше он осознавал, как важно об этих людях заботиться. Ни одному гонщику прежде не удавалось построить вокруг себя команду, как это сделал Шумахер, и именно это вывело его на уровень выше, чем позволял природный талант.

Немец к тому же отдавал себе отчет, что в жесткой и плотной борьбе мельчайшие детали имеют значение. Как раз этого многие талантливые пилоты Ф-1 не понимали. Слишком сильно полагаясь на природный талант, который привел их в Формулу-1, они не способны были развиваться дальше, становиться чемпионами, потому что не принимали на вооружение все факторы, которые могли сделать их сильнее. Это вторая составляющая успеха Шумахера, его становления как великого гонщика – работа, которую он выполнял вне кокпита, чтобы обеспечить себе максимальные шансы на победу.

Хуан Мануэль Фанхио однажды сказал: «Вы должны верить, что станете лучшими, но никогда не думать, что уже это сделали». Шумахер никогда не останавливался в своем развитии, никогда не прекращал работать над собой, оттачивать свое мастерство. Он всегда был губкой, впитывающей идеи, информацию, все, что могло дать ему даже самое незначительное, но преимущество. При этом с годами он становился все бескомпромисснее и жестче по отношению к оппонентам и никогда не расслаблялся – эта самодисциплина достигла апогея в последние годы выступления за Ferrari.

Жан Тодт, босс Шумахера в Ferrari и близкий друг, полагает, что для того, чтобы быть успешным долгое время, нужно понимать, что, собственно, делает тебя успешным. Шумахер, вероятно, в большей степени понимал, что необходимо для победы, чем любой другой его предшественник. И он озвучил это в 2003 году:

«Прежде всего вы должны уважать даже самого крошечного своего соперника. Я смотрю записи каждой гонки, и когда делаю это, то не просто анализирую борьбу за лидерство, но также наблюдаю за происходящим в хвосте пелотона. Там совершаются как обгоны, так и ошибки, и из этого всегда можно вынести какой-то урок. Скрупулезность и дисциплина – еще два необходимых качества, потому как на самом деле именно в моменты триумфа, а не поражений нужно быть внимательнее к собственным слабостям.

И никогда не думайте, что успех зависит от ваших показателей и только. Если вы начнете в приливе эйфории слушать только себя и делать все самостоятельно, это будет вашим первым шагом к пропасти. Цветы победы стоят в разных вазах. В моем случае, по крайней мере, это так с Жаном Тодтом, Россом Брауном и всей командой Ferrari. Успех, и я слышал это от людей из разных областей деятельности, никогда не выпекается по одному и тому же рецепту. Это комбинация всевозможных слагаемых, которые должны сойтись в одно, чтобы вы были успешны, в какой области бизнеса или виде спорта вы бы ни участвовали.

И вы должны абстрагироваться от лести, от слов вроде «непобедимый». Если бы я только и делал, что праздновал свои достижения, я бы перестал быть самокритичен и не смог бы больше добиваться успеха. А успех – это так здорово!»

Шумахер выиграл девяносто один Гран-при, почти столько же, сколько Сенна и Прост, вместе взятые, но его целью было не просто побеждать. «Меня всегда больше интересовало то, как именно я достигаю победы, а не сам факт ее достижения», — говорит он. И это послужило решающим фактором в его решении перейти в Ferrari в 1996 году, когда команда была в полном упадке. При этом он получил множество предложений от команд-победителей.

Тот факт, что Михаэль выбрал Ferrari, которую нужно было буквально создавать заново, — это, вероятно, высшее его достижение в спортивном смысле слова. Многие пилоты осуждают его за неспортивное поведение, но никто из них, этих настоящих спортсменов, не стал бы браться за то, что казалось безнадежным с самого начала. Большинство пошло бы легким путем и подписало контракт с командой Williams, которая в 1996 году была непобедима. Решение Шумахера в какой-то мере сглаживает громкие обвинения в неспортивном поведении, которые всегда подрывали его репутацию. Он решил поработать с этой командой, возродить ее из пепла и сократить громадный отрыв от доминирующих команд. Его стремление принять этот вызов в то время, когда Ferrari была законченным неудачником среди топовых команд Формулы-1, говорит о том, что Шумахер изголодался по тяжелой работе. И чем успешнее он становился, тем усерднее трудился.

В 2003 году он написал:

«Чем больше ты входишь в тему, тем лучше в ней разбираешься. Там, где раньше я нервничал или колебался, теперь я знаю, как себя вести и как решить любую проблему, которая может возникнуть. Если гонщик уверен в себе, это отражается на работе команды, ее эффективности, мотивации всех ее членов. Это задача гонщика – подавать пример, быть в курсе всего и направлять всех.

У меня есть такая черта в характере – я стараюсь делать все максимально хорошо. Мне бы просто в голову не пришло скосить три четверти газона».

Есть тысячи доказательств феноменальной рабочей этики Шумахера. Их приводят люди, которым довелось работать с немцем. Два наименее известных человека – механики Ferrari, которые рассказывают о том времени, когда Михаэль пришел в команду в 1996 году. Первый – Паоло Скарамелли, который когда-то был инженером Жиля Вильнева – легенды Ferrari. «У него такой же методический подход к работе, как у Проста и Лауды, — сказал он в интервью итальянскому журналу в 1996 году. — Вокруг него аура спокойствия, потому что он уверен в себе, что присуще настоящим чемпионам».

Второй механик, Джанни Петтерлини, очень тесно работал с Шумахером, когда тот только пришел в Ferrari. Он говорит примерно то же самое. «Он законченный перфекционист, который хочет, чтобы все было как надо, и дает вам это понять. Но он всегда вежлив и тактичен, никогда не выходит из себя. В отличие от других гонщиков он к тому же очень заботится о своем кокпите. Он кладет везде поролон, чтобы ему было удобнее. Также всегда старается идеально настроить педали».

Мы столько раз видели, как Шумахер что-то увлеченно обсуждает с механиками и инженерами, обращая внимание на самые неуловимые детали в поведении машины. Благодаря двум чемпионским титулам на заре карьеры у немца появилась уверенность в том, что он может доверять своим инстинктам и атаковать на полную катушку. Это послужило ключевым фактором в формировании его модели поведения. Он многого требовал от команды, но и многое давал взамен, и люди шли за ним, потому что понимали: он – их шанс победить.

Несмотря на то что в команде Михаэль всегда был открыт для диалога и новых идей, он очень четко представлял, чего хочет от машины, и не желал слышать, что то или иное сделать невозможно. Он утверждает, что никогда не повысил голоса, но по-хорошему он мог и пальцем не пошевелить, чтобы получить желаемое.

Сабина Кем говорит:

«Сесть в машину и поехать – это было уже в самую последнюю очередь. Михаэлю нужно было чувствовать, что он сделал все возможное для того, чтобы быть конкурентоспособным. Только тогда он мог быть спокойным и способным полностью сконцентрироваться. Он не хотел, выходя из машины, понимать, что что-то мог бы сделать по-другому или лучше показать себя в гонке. Погоня за совершенством была ему необходима. Он – спортсмен, который всегда пытался усовершенствовать свои технические навыки, но ему также нравились соревнования, борьба. Если все получалось, он был вне себя от радости после гонки».

Человек, который теснее остальных работал с Шумахером, – Росс Браун. Англичанин часто использует слово «орудие» в оценке Шумахера, и тот факт, что он считает Формулу-1 своеобразной военной игрой, не может не заинтриговать. Конечно, это объясняет жесткий и бескомпромиссный подход к гонкам, присущий Россу и его команде.

В Ferrari Жан Тодт отвечал за людей и за выделение ресурсов, в которых те нуждались, а на гонках Браун считал себя за главного – он решал тактические вопросы и выкатывал на поле битвы свои самые опасные «орудия», когда это было необходимо.

Некоторые всегда любили подчеркнуть, что на деле именно Шумахер дергал за ниточки в Ferrari, но при близком рассмотрении это оказывалось не так. Очевидно, что без его блестящих результатов команда не достигла бы такого успеха, и немец определенно приложил немалые усилия, чтобы построить команду вокруг себя. Но он не управлял этой командой, не принимал решения на ежедневной основе, несмотря на предположения критиканов.

Я много раз разговаривал с Россом на эту тему, но, когда начал работать над данной книгой, я специально поехал в Ма-ранелло на встречу с ним. Это произошло через несколько недель после завершения сезона-2006. Я хотел знать, что такого делал Шумахер вне кокпита, чего не делали остальные пилоты Формулы-1, сущность его менталитета, его роль в управлении командой и, наконец, где заканчивалось влияние Шумахера на принимаемые решения.

Офис Росса показался мне захламленным: повсюду стояли коробки, полки ломились от количества рыбацких штучек и памятных вещичек. На столе лежали стопки старых журналов о гонках и стояла модель Ferrari. Вдоль стен высились старые деревянные шкафы с коробками наверху, с итальянскими винами и множеством книг о виноделии. Клюшка для крикета, прислоненная к стене. Это было все равно что навестить полковника Поттера из сериала «Чертова служба в госпитале MASH», за одним исключением: у Росса блесны были не в шляпе, а в рамке на стене. Многие гоночные фабрики похожи на действующие театры – строгие, консервативные, почти стерильные, но офис Брауна был по-настоящему живым.

На стене висела большая фотография, на которой был запечатлен подиум в Будапеште 1998 года – определенно одна из самых впечатляющих побед Шумахера. Учитывая, что этот снимок оказался самым крупноформатным из небольшого числа фотографий с гонок, очевидно, и для Брауна эта победа самая любимая.

Мы начали разговор с обсуждения принципа «Не расслабляйся». Росс всегда смотрит немного в сторону от собеседника, когда говорит, но время от времени бросает на вас взгляд, чтобы удостовериться, что вы его еще слушаете. Конечно, вы слушаете, потому что он рассказывает очень интересные вещи, а также потому, что у него редкий для инженера дар – он объясняет сложные понятия просто и четко. Вот что он говорил о позиции Ferrari и принятой в ней модели поведения:

«Каждая деталь, до последней, крайне важна. Очень редко в Формуле-1 бывает, что у кого-то возникает абсолютно новая идея или концепция, которая позволяет резко вырваться вперед. Поэтому ничего нельзя пускать на самотек. Нужно постоянно работать и над техническими аспектами, вроде аэродинамики болида, и над такими политическими факторами, как конкурентоспособность или интерпретация правил.

Вы должны во всем поднимать планку до максимума. Иногда, неосознанно, вы переходите грань – в надежности или в интерпретации правил. Вам нужно оставаться на острие, на пределе во всех областях и помочь каждому члену команды осознать, что планку нужно раз за разом поднимать. Каждый отдел должен постоянно достигать максимума. Если это происходит, то у вас на руках оказывается вполне конкурентоспособный пакет, но мы говорим не только о показателях на трассе, но и о надежности. Ничто не должно становиться для вас камнем преткновения. Если вы чувствуете, что можете развиваться, вы должны двигаться дальше и прибавить к своим ста еще десять процентов.

Положительной стороной нашего альянса с Михаэлем, Рори Берном и остальными было то, что мы все это понимали. Знали, что должны сделать. Знали, что другие это делают, и если мы не будем это делать, мы будем уязвимы, дадим слабину. Здорово быть частью такого альянса, частью команды, в которой все выкладываются на сто десять процентов».

Часто предполагают, что Шумахер вертел Ferrari как хотел, принимал ключевые решения о том, кто должен стать его партнером по команде и каких инженеров брать на работу. Браун это отрицает: в действительности влияние Шумахера сильно уменьшилось, когда на ключевые должности были назначены нужные люди – включая переход Брауна и Берна из Benetton в конце 1996 года. Когда Шумахер пришел в Ferrari, будучи двукратным чемпионом мира, он знал, что придется поднапрячься, но, к своему ужасу, обнаружил, что технический отдел сильно проигрывает той системе, к которой он привык в Benetton.

«Роль Михаэля менялась с годами. Это было очень смело с его стороны – прийти в Ferrari, не зная структуры этой команды. Он был разочарован – не мог понять, какие шаги готово предпринять руководство для того, чтобы вернуть команду в правильное русло. Он не видел с технической стороны никакого плана-прогноза развития на последующие годы, как это было в Benetton. Михаэль понял, что над этим нужно серьезно работать.

На начальном этапе Шумахер вел достаточно активную деятельность, способствуя тому, чтобы в команду пришло больше людей, которых он знал, и которым симпатизировал, и которым мог доверять. Никто не знает, достигла бы Ferrari такого успеха, если бы оставила все как есть. Михаэль хотел, чтобы вокруг него были люди, которые, как он знал, справятся. Он активно убеждал нас с Рори перейти в Ferrari. Для нас это было достаточно заманчивое предложение, потому что мы знали, какой он замечательный гонщик. Знали, что он никогда не подведет.

Михаэль был очень близок к команде все одиннадцать лет, посвящен во все планы руководства. Очень аккуратно и точно выражал свои мысли в разговоре с Жаном, Рори и мной – конструктивным образом, не дестабилизируя команду.

Шумахер – ролевая модель, воплощение настоящего лидера. Это вдохновляло людей, которые с ним работали. Но он не считал себя лидером команды – им всегда оставался Жан Тодт. Как только Михаэль собрал вокруг себя нужных ему людей, у него сформировалось четкое представление о том месте, которое он сам должен занимать в команде. Никто из бывших коллег Михаэля не заикался о том, что он был тираном. В моменты поражений было интересно понаблюдать за его реакцией: он всегда выражал позицию «мы побеждаем вместе, и мы проигрываем вместе». Кто-то может подумать, что за закрытыми-то дверями он выскажет пару ласковых бедняге механику, который неправильно завинтил гайку, но на самом деле такого не было никогда. «Зачем кричать и тыкать пальцами в виноватых, — говорит Шумахер. — Гораздо важнее, чтобы тот, кто совершил ошибку, осознал ее. Мы все совершаем ошибки. Важно, чтобы мы не наступали дважды на одни и те же грабли. Я никогда не повышал голос, мне не присуще кричать, ведь это не приносит пользы».

У него никогда не было управляющей роли, но он всегда участвовал в выборе путей развития и выражал свое мнение, которое очень помогало команде двигаться вперед. Но прежде всего у него потрясающий, феноменальный водительский талант – это заряжает команду, является катализатором для всех ее членов. Здорово знать, что этот парень использует все, что вы ему дадите, и еще немного прибавит от себя на трассе.

Михаэль обожает скорость, он просто фанат скорости. Но ему также нравится элемент соперничества, конкуренции. Начиная с зимы он усердно работает над усовершенствованием машины, выбирает для себя лучшее оборудование из возможного. Формула-1 – это конкуренция во всех аспектах. Михаэлю всегда это нравилось, он без этого просто не может!»

Вероятно, самый яркий пример этой позиции – Судзука-2006. Шумахера подвел двигатель, когда он лидировал в гонке в борьбе со своим соперником Фернандо Алонсо. Выиграл бы он гонку, он бы приехал на последний этап сезона с преимуществом в два очка над испанцем; вместо этого взрыв мотора в Судзуке фактически лишил Михаэля шансов на титул чемпиона, а команду – на Кубок конструкторов. Немец разочарованно поплелся в боксы, но, оказавшись там, принялся пожимать руки каждому члену команды, что очень многое говорит о его лидерских качествах. Как заметил технический директор Williams Патрик Хед, который никогда не являлся большим поклонником Шумахера: «Многие гонщики становились чемпионами в нашей команде, но я не припоминаю ни одного, который повел бы себя так».

Карьера Шумахера развивалась в период гигантского технологического скачка в Формуле-1. Одним из ключевых изменений, которое коснулось непосредственно пилотов, стало усовершенствование компьютерных гаджетов, призванных осуществлять контроль за поведением машины на трассе. Это означало, что инженеры могли оценить поведение болида еще до того, как выслушивали мнение гонщика. Во многих случаях это уменьшало влияние пилота, но Шумахер, несмотря на утверждение Эдди Ирвайна, что его способности как тест-пилота сильно преувеличены, проявил активный интерес к новым технологиям, когда они появились, и всегда искал способ применить их, чтобы получить дополнительное преимущество над оппонентами.

Браун объясняет:

«Анализ поведения машины на трассе стал адекватнее. В техническом плане Михаэлю, вероятно, приходилось больше анализировать и высказывать свое мнение в 1996 году. Сейчас приборы, которые мы применяем для анализа результатов, настолько хороши, что пилоты иногда сначала смотрят на них, а затем уже говорят вам свое мнение.

В прежние времена пилот должен был запоминать все детали прохождения поворотов и износа шин. Это огромный объем информации. Непосредственно вкупе с вождением задачка получалась не из легких. Теперь мы освободили гонщиков от этого, и они могут сосредоточиться на вождении.

В болидах есть экран, который открывается перед пилотом, когда он возвращается в боксы. Инженеры показывают ему на этом дисплее, что происходит. Михаэль очень компетентен в этом плане. Может изучить данные, сделать собственные выводы, осмыслить происходящее.

У него всегда есть свое мнение, но если он видит, что вы твердо в чем-то убеждены, он скорее согласится с вами. Я думаю, что он зачастую упрямился и стоял на своем только для того, чтобы убедиться, что и вы со своей стороны все продумали. Он не хотел решать технические вопросы, эта часть работы была за мной и моими инженерами. Он хотел сконцентрироваться на вождении. Я никогда не видел, чтобы он вставал в позу и говорил: «Давайте делать, как я хочу». В действительности с ним всегда было очень просто в этом плане».

Даже под жестким прессингом Шумахер анализировал данные очень эффективно. Один из официальных представителей FIA рассказал мне в 2006 году, как на одном Гран-при Шумахер просто взорвал радиоэфир. Немец беспрестанно задавал вопросы, например, какое время показал Алонсо на круге пит-стопа и сколько топлива ему залили, — он хотел получить информацию. Обычно Михаэль описывал по радио поведение машины, прося инженеров найти решение, например: «Недостаточная управляемость в повороте шесть, избыточная в восьмом повороте», и так далее. Через несколько минут его инженер Крис Дайер выходил на связь и говорил: «Так, Михаэль, для шестого поворота трекшн-контроль программа 5, настройка 2,6, для восьмого – программа 3, 1,5» – такие вещи порой трудно записать, уже не говоря о том, чтобы вносить их в бортовой компьютер на скорости 321 км/ч. Шумахер анализировал полученную информацию, а затем – это было видно с бортовых камер – вносил поправки, предложенные инженерами.

Это иллюстрирует его необычную способность концентрироваться на более чем одном деле одновременно. Браун успешно пользовался этим даром Шумахера, разрабатывая для него сложные гоночные стратегии. Иногда, как в Будапеште в 1998 году, Браун понимал, что стратегия не работает и необходимо внести коррективы. Шумахер всегда был готов адаптироваться в такие моменты.

Его победа в Будапеште – самая моя любимая из девяносто одной. На протяжении той гонки я находился в боксах Ferrari, и когда стало ясно, что именно Браун просит сделать, я был ошеломлен, увидев, как подстраивается чемпион. Эту гонку Шумахеру, застрявшему позади болидов McLaren Мики Хаккинена и Дэвида Култхарда, было не выиграть без резкой перемены в тактике. Поэтому Росс Браун переключил его со стратегии двух дозаправок на стратегию трех, чтобы перед ним был чистый участок трассы, а затем попросил своего Пилота наверстать двадцать пять секунд за девятнадцать кругов. Это означало, что Михаэль должен был мобилизовать все свои резервы, взять темп, недоступный другому пилоту. Шумахер сделал это просто блестяще.

Ключом к успеху этого плана была способность Шумахера выдавать один за другим быстрейшие круги, что являлось почти недостижимой задачей в современной Формуле-1 после введения дозаправок. Большинство гонщиков любят взять определенный темп и придерживаться четкого графика, но Шумахер способен превосходить самого себя, идти на пределе на протяжении десяти, а то и пятнадцати кругов, что и дало Брауну возможность пойти на авантюру. Все, что он должен был сделать, — это обеспечить Михаэлю чистые участки трассы, где никто его бы не сдерживал.

Помогло и то, что в те времена McLaren был весьма консервативен и предсказуем в выборе гоночной тактики. Когда Шумахер на сорок третьем круге заехал на свою вторую дозаправку, где ему залили совсем немного топлива, всем стало ясно, что он поменял стратегию и будет останавливаться еще раз. Но McLaren придерживался первоначального плана, и кругом позже Култхарду залили топлива под завязку, до самого конца гонки. В то время как шотландец мучился с тяжелой машиной, Шумахер показывал круги почти на две секунды быстрее. Зрелище было завораживающее – маятник качнулся, и преимущество перешло от McLaren, который лидировал в первой половине гонки, к Ferrari. ШуМахер был словно в другом мире, он вел болид на абсолютном пределе на протяжении двадцати пяти минут. Как будто стайер вдруг взял и пробежал пару километров в ритме спринтера.

Шумахер после гонки был в экстазе. Именно так он и представлял себе идеальную гонку: блистательная работа команды, гениальная задумка и он в центре всего этого. Перед ним поставили почти невыполнимую задачу, и он ее решил.

Росс переводит взгляд со стола на фотографию Шумахера, радующегося своей победе в Будапеште, и улыбается.

«Михаэль опасен. Все, все боялись его. Если перед ним оказывался участок свободной трассы, все начинали паниковать, потому что много раз видели, на что он способен, и не знали, что ему противопоставить.

Когда я применял эту тактику с другими гонщиками, давая им возможность, ничего не выходило. С Михаэлем тоже может не получиться, если покрышки или машина недостаточно хороши. Но только не по его вине. Помню пару гонок, где он был очень быстр в квалификации, но беспомощен на определенных стадиях гонки из-за износа покрышек. Виной всему были покрышки, отнюдь не гонщик и не машина. Михаэль не мог с этим ничего поделать.

Если покрышки и машина на должном уровне, он выдаст желаемый результат. Михаэлю всегда нравилось, когда перед ним ставят сложную задачу, он любит, когда ему бросают вызов. Затем он выигрывает гонку, которую не должен был выиграть по логике вещей, и ребята в экстазе лезут на стену пит-лейн!»

Шумахер пользовался своим влиянием на благо всей команды. Но в одной сфере, как подозревают, он дергал-таки за ниточки ради собственной выгоды – в вопросе выбора партнера. Люди любят порассуждать на тему, почему у Шумахера никогда не было партнера его уровня. Алену Просту, другому великому комбинатору, в разные периоды приходилось делить команду с Айртоном Сенной и Наджелом Мэнселлом. Тогда как Шумахер вообще избегал подобной борьбы, забирая себе все лавры. Более того, есть примеры того, как руководство Ferrari просило партнера Шумахера подвинуться И пропустить немца вперед, — со стороны казалось, что вся команда работает только на него. Этот вопрос необходимо повнимательнее рассмотреть, потому как на нем в том числе строятся обвинения в неспортивном поведении гонщика.

И в Benetton, и в Ferrari Росс Браун мог сказать свое слово в выборе пилота, но в конечном итоге решение принимал не он и, как утверждает Росс, не Шумахер.

«Я не припоминаю, чтобы Михаэль когда-нибудь говорил мне: «Я не хочу того парня, потому что он слишком хорош». Разумеется, были определенные персонажи, которых он не любил или которые, как он полагал, могли разрушить атмосферу в команде. Ему нравилось работать с Фелипе Массой, потому что у Массы очень позитивный подход и он готов работать на благо команды. Но при этом нелишне вспомнить, что Масса устроил Михаэлю нелегкую жизнь. Если у Михаэля и были какие-то опасения по поводу других гонщиков, то их в большей степени вызывало отношение этих гонщиков к своей работе, а не то, быстрые они или нет. Он не хотел, чтобы то единение, которое он так старался создать внутри команды, нарушил вновь пришедший. Он беспокоился о том, что новый партнер по команде просто не впишется в нее».

Жан Тодт как-то высказался на этот счет вполне ясно: «Михаэль никогда не просил, чтобы его партнером был более медленный гонщик. Он требовал одного – чтобы у этого парня было особое отношение к команде, и это совершенно правильно. Все мы действовали в интересах Ferrari. Шумахер и я работаем на Ferrari, и мы обязаны желать для команды лучшего».

Позиция Тодта была следующей: команда вкладывает огромные деньги в Шумахера, который в свою очередь прикладывает огромные усилия для победы над конкурентами, усилия большие, чем гонщики до него и после. Шумахер оправдывал свою зарплату тем, что был стабильно быстрее, чем его партнеры по команде, и таким образом доказывал, что олицетворяет собой лучшие шансы Ferrari на успех. Поэтому при случае Тодт всегда решал в пользу Шумахера, требуя, чтобы партнер по команде уступил ему дорогу.

Психологически конкурентоспособному спортсмену очень нелегко принять это, но у Ferrari не было других особых причин тормозить партнеров Шумахера. Если бы кто-то из них выступал стабильно быстрее Михаэля, команда почти наверняка пересмотрела бы стратегию. Но талантом Шумахера было перетасовывать карты в свою пользу, как понял на собственном опыте Рубенс Баррикелло, придя в Ferrari в 2000 году. Несмотря на то, что в его контракте не говорилось ничего о том, что запасная машина закреплена за Шумахером, он обнаружил, что дело обстоит именно так.

Шумахер не любил, когда его расспрашивали или подшучивали над ним на предмет калибра его партнеров.

В интервью журналу Fl Racing в 1999 году он сказал:

«У всех моих партнеров по команде изначально была возможность превзойти меня или быть со мной на равных. И согласно моей собственной философии, того пилота, который быстрее, и должна поддерживать команда, потому что главная наша задача – победа в чемпионате. И это то, что я привнес в Ferrari. Вы видели, как я помогал Эдди Ирвайну в Малайзии [в 1999 году] в его борьбе за титул, потому что это соответствует моей философии. Со стороны можно подумать, что условия не равны, но отнюдь не потому, что я торможу своих партнеров, говоря команде: «Вы не должны давать ему такую же хорошую машину», а потому, что я быстрее на протяжении девяносто пяти процентов времени. Я помню, как Джонни Херберт [в 1995 году] критиковал Benetton за то, что к нему относились несправедливо. Но я должен сказать, что у него были те же самые возможности, та же машина, но он эти возможности не использовал.

Людям со стороны всегда кажется, что я торможу партнеров по команде, но я не знаю, почему они так считают. Поверьте мне, ни Ferrari, ни Benetton не пытались сколько-нибудь замедлить моих партнеров. Они заинтересованы в том, чтобы оба их пилота были лучшими по итогам дня. Просто у всех разные способности».

Эдди Ирвайн был партнером Шумахера в Ferrari на протяжении четырех сезонов, и за это время его несколько раз просили пропустить Михаэля, и в некоторых случаях он пропускал его еще прежде, чем к нему обращались с этой просьбой, — понимал, что она рано или поздно последует. Как он заявляет, несмотря на то что ему четко дали понять, что он пилот номер два и приоритетом Ferrari является сделать Шумахера чемпионом, у него все же оставалось пространство для маневра.

Ирвайн вспоминает:

«Я садился за руль, чтобы попытаться превзойти его, а не для того, чтобы быть номером вторым. Я понимал, что должен отдавать победы ему, и меня это устраивало. Все четко оговаривалось [в контракте], но у меня была такая позиция: если я стану отдавать ему каждую гонку, они скажут: «Подождите-ка, наверное, Эдди должен быть номером один». Так, разумеется, не вышло.

Зачем ему это было надо? Он выходил на трассу номером один, он был двукратным чемпионом мира. В Ferrari все организовали так, чтобы именно Михаэль выиграл для них чемпионат. Если бы я пришел и нарушил их планы, думаю, Тодт бы сказал: «Вот черт, мы подложили себе свинью!»

В работе с Шумахером плохо то, что он разобьет вас в пух и прах, камня на камне не оставив. На фоне Михаэля ошибки его партнеров по команде всегда были очень заметными. Херберт отлично проявил себя во всех Формулах и ехал быстрее Хаккинена, когда они были в Lotus. Мартин Брандл отлично поработал в Jordan, но эти парни были пустым местом по сравнению с Михаэлем.

Есть распространенное заблуждение, что якобы Михаэлю всегда давали все самое лучшее, а его партнеру доставался второй сорт. Это полный бред; парень, который быстрее, получает лучшее, и в других командах все абсолютно так же. Нет смысла ныть и жаловаться по этому поводу, честь и слава Михаэлю. Но строить команду вокруг одного-единственного пилота нецелесообразно и может оказаться непродуктивным. С Михаэлем многие порой просто не решались спорить – не дай бог его огорчить. Единицам хватало смелости вступить с ним в спор».

Мнение Ирвайна насчет того, что быстрейший пилот получает приоритет, очень существенно. Если говорить о ведущих пилотах в других командах, которые участвовали в борьбе за титул чемпиона, то и в их случае неизбежно наступал момент, как правило на заключительном этапе чемпионата, когда они обращались к команде за поддержкой. Возьмите Фернандо Алонсо, который в 2006 году раскритиковал свою команду Renault за то, что те на Гран-при Китая не отодвинули на второй план партнера по команде Джанкарло Физикеллу в критический для Фернандо момент гонки. Он точно так же вел себя в следующем году, когда боролся с Льюисом Хэмилтоном в McLaren. Многие топ-пилоты критиковали то, как Ferrari подстроилась под Шумахера, находя это несправедливым, но все они хотели того же. Разница заключалась лишь в том, что Шумахер сам поставил себя в такое положение, когда мог требовать и получать желаемое. Немец знал, что критика его коллег вызвана обычной завистью – гонщикам не давал покоя его статус. Рубенс Баррикелло, его партнер по команде Ferrari с 2000 по 2005 год, говорит:

«Единственный способ победить Михаэля – это опередить его в квалификации, потому что при ином раскладе можно было ставить на своем уик-энде крест – если только у него не возникало проблем в гонке, чего никогда не случалось. Но я считаю, что Михаэль очень уязвим. Если я выступал хорошо, он сливал. И это не здорово. Окружающие его люди понимали это, они могли его вытянуть. Меня всегда впечатляло то, как Михаэль мог измениться за один день. И влияние таких людей, как Росс и Жан, нельзя недооценивать.

Михаэль был самым сильным пилотом. Но насчет его скорости я не уверен – были и другие быстрые гонщики, включая меня. Дело еще и в окружающей обстановке – у него была комната больше, запасная машина. Психологически ощущаешь себя в другой лиге. Я не говорю, что это существенно меняет дело, но если суммировать все это…»

Другая важнейшая составляющая успеха Шумахера – его отношение к фитнессу. В этом он всегда был на голову впереди своего кумира Айртона Сенны. Сенна незадолго до своей смерти в 1994 году признался, что очень страдает из-за введения дозаправок на пит-стопах. Внезапно, вместо того чтобы, как прежде, катиться в машине, нагруженной 160 килограммами топлива, пилотам пришлось делить гонку на три спринта, унося с собой максимум 50–60 килограммов бензина зараз. Только одно это сделало их на три секунды на круге быстрее, что требовало от них гораздо больших физических и психических усилий. Прибавьте к этому невероятную мощность карбоновых тормозов и скорость вхождения в поворот, увеличившуюся по мере улучшения аэродинамики, — гонщик стал испытывать боковые перегрузки в четыре или пять раз больше веса его тела по несколько раз на круге и вертикальные перегрузки во всех основных зонах торможения. Все это сделало вождение болида Формулы-1 очень суровым физическим испытанием. И за девяносто минут гонки усталость сказывается.

Высокий уровень физической подготовки помогал гонщику дольше сохранять концентрацию, и так как он не перенапрягался в гонке, у него оставались силы думать, а не только вести машину. Зачастую это оказывалось решающим фактором в гонке, в которой с технической точки зрения соперники были равны.

Шумахер – идеальный пилот для «эры дозаправок» в Формуле-1. Он поддерживал себя в прекрасном физическом состоянии еще со времен картинга – исключением было колено, которое он повредил на тренировках. Колено причиняло ему много неприятностей, так как могло внезапно разболеться, ограничивая его возможности. И правда, Михаэль говорил о проблемах с коленом, когда готовился к возвращению в кокпит после перелома ноги в 1999 году.

Михаэль методично работал над своим физическим состоянием, чтобы оно удовлетворяло всем его запросам во время гонки. Когда он проводил симуляцию гонки на тестах, он просил тренера во время пит-стопа взять у него кровь, чтобы медики проанализировали то, как его организм справляется со стрессом. Немец тесно сотрудничал со спортивной клиникой в Бад-Наухайме в Германии. В 2006 году экспертиза показала, что, несмотря на то, что ему уже тридцать семь лет, уровень физической подготовленности у него как у двадцатипятилетнего.

Клиника назначила двух физиотерапевтов, которые должны были наблюдать Шумахера, причем один из них должен был проводить с гонщиком все время, где бы он ни был – на гонках, на тестах, в дни рекламных мероприятий или дома с семьей. Михаэль заключил соглашение с компанией Technogym, по которому ему должны были предоставлять мобильный тренажерный зал на всех выездах, чтобы вечером, после тестов и брифингов с командой, он мог пару часов позаниматься.

Для всех, кому хочется последовать его примеру, его фитнес-программа заключалась в следующем: тренировки шесть раз в неделю, несколько часов в день на велосипеде, работа в тренажерном зале с легким весом со множеством подходов и занятия альпинизмом раз в неделю – для развития силы и выносливости. В дополнение ко всему Михаэль играл в футбол – или за местную команду в Швейцарии, или за команду пилотов в гоночные уик-энды.

Шумахер всегда выглядит подтянутым, всегда в отличной форме. Когда смотришь на него с близкого расстояния, замечаешь гладкость его кожи, поджарость – он больше похож на скаковую лошадь, чем на гонщика. Его спортивная подготовка заставляла его конкурентов нервничать – боссы команд говорили им, что нужно заниматься своим физическим здоровьем, нужно быть под стать Михаэлю Шумахеру.

 

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Гонки с препятствиями

Позвольте мне немного рассказать вам о Михаэле Шумахере. Это человек, который каждую секунду выискивает новые способы превзойти, уничтожить своих конкурентов. 
НорбертХауг, вице-президент спортивного отделения Mercedes

Итак, нам ясно, что водительский талант Шумахера в совокупности с его феноменальной рабочей этикой и умением сплотить вокруг себя команду сделали его соперником, которого сложно победить. Но есть ли еще что-то? Как утверждают конкуренты, у Шумахера почти наверняка есть хитрый план. Его часто обвиняли в том, что он пользуется своей силой и влиянием в спорте, чтобы оставаться на шаг впереди конкурентов.

Вне сомнения, Шумахер использовал свою роль председателя Ассоциации гонщиков Гран-при для того, чтобы сделать этот вид спорта безопаснее. Но он также пользовался своей должностью как платформой для лоббирования руководящего органа. Некоторые говорили, что это просто-напросто прерогатива царя зверей, кем, бесспорно, стал Шумахер после смерти Сенны в 1994 году. Но в глазах оппозиции все выглядело так, словно они не просто боролись с другой командой и пилотом, а с огромной системой, которую не могли одолеть. Renault и Фернандо Алонсо думали именно так, особенно после ожесточенной кампании в 2006 году. В конце сезона главный моторист Денни Шеври сказал: «Борьба с Ferrari была нечестной». Алонсо в своих оценках пошел еще дальше.

На Гран-при Италии в Монце испанец подвергся наказанию в виде минус десяти позиций на стартовом поле за то, что блокировал Ferrari Фелипе Массы в квалификации. Учитывая хрупкое равновесие в борьбе за титул, столь крупное наказание могло повлиять на исход чемпионата и потому активно обсуждалось управляющим органом и прессой.

А случилось следующее: в заключительные минуты квалификации Алонсо повредил машину и заехал в боксы перед своим последним выездом на трассу. Под занавес квалификации вернувшись на трассу, он очень спешил уйти на быстрый круг до клетчатого флага. Масса находился на быстром круге, в нескольких сотнях метров позади Алонсо, когда они пролетали по задней прямой. В последнем повороте «Парабо-лика», как пожаловался Масса, ему помешал выхлоп из машины Алонсо, и это, возможно, стоило ему пары десятых секунды. Но Алонсо совершенно очевидно не блокировал Массу – он просто старался как можно быстрее пересечь черту. Но Ferrari подала протест, и стюарды, отбросив всякий здравый смысл, удовлетворили жалобу. Они отодвинули Алонсо на десять мест назад на старте, тем самым уничтожив его шансы на победу и преумножив шансы Шумахера. Никто, кроме FIA и Ferrari, не поддерживал это решение.

Даже Макс Мосли, в то время президент FIA, говорит, что не одобряет пенальти:

«Я подумал, что это неправильно. Я пошел к стюардам в субботу вечером и сказал: «Это решение неоправданно, может, вы пересмотрите его?» И они снова собрались в воскресенье утром и обсудили инцидент. Чарли Уайтинг, гоночный директор FIA, занял противоположную позицию в этом вопросе. Он считал, что принял правильное решение. Умышленно затормозил испанец или нет? Должен ли он был пропустить Массу? Именно Алонсо и Renault виноваты во всей этой ситуации. Почему бедный маленький Масса должен страдать? Но я по-прежнему считаю, что в самом разгаре борьбы, на этой стадии чемпионата, подобное решение просто неуместно.

Я должен быть осторожным, так как именно я назначаю стюардов, но я никогда не стану этим пользоваться и говорить им: «Поменяйте свое решение». Я надеялся, что они прислушаются. Но я не вправе заставлять их пересмотреть решение».

Алонсо был вне себя от ярости. За несколько часов до гонки он созвал пресс-конференцию, на которой сделал нашумевшее заявление, что «больше не может считать Ф-1 спортом». Он хотел сражаться с Шумахером и его командой на трассе, но чувствовал, что у Ferrari есть преимущество – «особые отношения» с FIA – и потому борьба неравная.

Марк Уэббер, как и большинство других гонщиков, пришел в уныние от того, что случилось с Алонсо в Италии, и решил поговорить об этом с Шумахером во время круга почета перед гонкой: «Фернандо наказан. Почему Ferrari подала протест? Фернандо пробил покрышку, повредил кузов, заехал в боксы, затем выехал на трассу, изо всех сил стараясь успеть, атаковал что было сил, даже дал Массе фору на прямой. Ты что, не видишь контекст, не можешь сделать на это скидку?» На что Михаэль ответил: «Ты судишь со стороны. Ты просто не понимаешь». Вот и все. Разговор закончен.

В офисе гоночного директора Чарли Уайтинга в ту субботу в Монце Алонсо выразил свое негодование. Он якобы пнул корзину для мусора и заорал: «Я знаю, что вы пытаетесь забрать у меня титул, но я все равно его выиграю, мать вашу!» По окончании уик-энда Алонсо выступил на испанской радиостанции «Марка» и сказал: «Михаэль – вот тот, к кому нужно применять санкции, это самый неспортивный гонщик за всю историю Формулы-1. Конечно, это не умаляет тот факт, что он лучший гонщик, и сражаться с ним – честь и удовольствие для меня». Затем, говоря о приближающейся отставке Шумахера, он добавил: «Наконец-то воцарится равноправие».

Шумахер всегда придерживался мнения, что Формула-1 – это жесткий, бескомпромиссный бизнес и чтобы победить, нужно выкладываться на все сто и использовать каждое преимущество, каждую возможность для победы. Иногда он, бывало, выходил за границы дозволенного, но кто вправе судить, где эти границы? FIA, фанаты, пресса или другие гонщики? Некоторые утверждали, что Михаэль такой хороший гонщик, что ему не нужно впадать в крайности – мол, и так выиграет. Но Шумахер никогда не умел полагаться на волю случая. Если возникала возможность атаковать, он ею пользовался.

В начале карьеры в Формуле-1, в команде Benetton, он постоянно оказывался на скамье подсудимых в FIA, где ему, мягко говоря, было некомфортно. Но когда он пришел в Ferrari, его взаимоотношения с FIA более чем наладились. Итальянская команда долгое время была приближенной к верхушке власти в Формуле-1, и Шумахер осознал, насколько ценятся здесь взгляды многократных чемпионов мира. Мосли сблизился с Шумахером, когда они стали вместе работать в кампании FIA по безопасности на дорогах.

Изначально Шумахера вынудили участвовать в этом деле в качестве наказания за столкновение с Жаком Вильневом в Хересе в 1997 году. Его приговорили к семи дням «общественных работ» или добровольному труду на благо FIA. Но, отработав назначенное, Шумахер по собственному желанию продолжил работу на FIA и благодаря этому наладил связь с Мосли, с которым разъезжал по столицам европейских государств. За кулисами босс Ferrari Жан Тодт способствовал укреплению этих отношений. Он давно приятельствовал с Мосли и познакомил их ближе.

Мосли говорит:

«У Жана Тодта много талантов, но его самый большой талант – это способность выстраивать отношения между людьми. В том случае, если кто-то сдержан или стеснителен, как я, действия Тодта оказывают весьма позитивное влияние. Я бы не стал звонить Михаэлю и говорить: «Я буду в Женеве, ты не хочешь заехать и поужинать со мной?» – потому что не люблю беспокоить людей. Но Тодт сказал мне: «Хочешь пригласить его, просто позвони; если у него нет желания, он не поедет». Так и получилось, что мы с Михаэлем очень мило поужинали. И это очень помогло мне, так как, когда мне хочется поговорить, например, об электронных помощниках [трекшн-контроль, АБС и так далее] или об ощущениях пилота за рулем болида, Михаэль может дать осмысленный и эрудированный ответ. Я понимаю, что он гонщик и хочет побеждать в чемпионатах, поэтому он преследует свои цели. Много узнаешь от действительно эрудированного и посвященного человека, который хорошо разбирается в том, что он делает».

Некоторые оппоненты считали связь Мосли и Шумахера клубом по интересам, из которого они были исключены. Марк Уэббер был тесно завязан с Шумахером в Ассоциации гонщиков Гран-при. И у него была возможность наблюдать за работой Михаэля. Австралиец был удручен тем, до какой степени великий чемпион прорабатывал систему, или так ему казалось…

Марк полагает, что пора рассказать историю так, как ее видят остальные гонщики, пытающиеся бороться с Шумахером.

«Когда я только начал выступать в Формуле-Ford в 1994 году, он уже выиграл первый титул чемпиона мира. В нашей семье Шумахера считали человеком с большой буквы. Мой отец любил его, я любил его. Эдакая лиса в курятнике. Всем великим парням, Просту, Сенне, Мэнселлу, – им всем от него досталось. Он с самого начала показывал впечатляющие результаты. И на подиуме на него было приятно посмотреть, на его неподдельную радость. Было здорово наблюдать за ним.

Мне всегда казалось, что он нереально крут. Я пришел в Формулу-1 в 2002 году и финишировал пятым в дебютной гонке за команду Minardi в Гран-при Австралии. Довольно быстро я понял, как умен Михаэль и как умна вся команда Ferrari. Тогда он выиграл гонку, но знал, что вся слава досталась мне и Minardi, поэтому подошел ко мне, и нас сфотографировали вместе. Я подумал: «Черт побери, я совершенно не знаю этого человека». Он вел себя искренне или нет?

Через пару гонок, в Бразилии, мы занимались в тренажерном зале, и Михаэль подошел ко мне и начал расспрашивать о том, какими мне показались первые несколько гонок. Когда он с вами разговаривает, он хочет выудить из вас по возможности больше информации. А сам не выдает ничего. Если соотношение десять к пяти в его пользу – вы хорошо справились. Он умеет вести диалог себе на руку. Когда я был в Jaguar, у нас с ним сложились вполне нормальные отношения. А затем он попросил меня вступить в Ассоциацию гонщиков Гран-при.

Чем лучше вы узнаёте Михаэля, тем яснее понимаете, что им движет и как управляется вся махина Ferrari. Это просто удивительно. Я был наивен, когда только пришел в гонки. Ferrari долго не могла добиться успеха, а затем пришел Михаэль, и они стали тотально доминировать в этом спорте. Казалось, он мог управлять болидом одной рукой и все равно выигрывать в Гран-при. Именно тогда я начал задумываться о том, правда ли то, что, согласно распространенному мнению, у FIA и Ferrari особые взаимоотношения. Такой расклад не укладывался у меня в голове, как поклонника Формулы-1 и пуриста, если хотите.

Я был разочарован едва заметными манипуляциями, тем, как вырастали барьеры перед оппонентами, и это меня бесило и других гонщиков тоже. Как вам запрет ставить шины Michelin на переднюю ось в 2003 году? [В критический Момент сезона, когда до его завершения оставалось три гонки, FIA постановило, что передние шины Michelin, которые команды использовали больше года, нелегальны, потому что по мере износа покрышек пятно контакта становилось шире, чем допускалось правилами. В Michelin настаивали, что до гонки покрышки абсолютно легальны, но, по мнению FIA, достаточно было того, что они становились не соответствующими регламенту в гоночных условиях.]

Если все эти предположения о взаимодействиях Ferrari и FIA – правда, то эти манипуляции – блестяще продуманный ход, вносящий смуту. Да, это большой бизнес, да, это политика, но давайте же попытаемся играть честно!

Разумеется, впечатление сложилось такое, что у Williams и McLaren не такие взаимоотношения с FIA, как у Ferrari. Это было знаком для всех остальных, и мы подумали: «С чем мы здесь боремся?» Когда я посмотрел на происходящее с этой точки зрения, Михаэль много потерял в моих глазах».

Макс Мосли категорически отрицает гипотезу о сговоре против остальных команд:

«Люди склонны видеть несправедливость в этом бизнесе. Но все это неправда. Наказания и решения – жизненные ситуации. Я считаю, что Михаэлю просто завидуют. Это все нонсенс. Мы бы никогда не стали кому-то покровительствовать. Вернемся в 2004 год – если бы мы могли найти способ придержать Михаэля, остановить его, мы бы это сделали.

Тодт заставил их [Ferrari] работать сообща. То единение, командный дух, которого ему удалось достичь, – экстраординарный результат. Куда бы Жан ни пришел, он побеждал, и это потому, что он абсолютно уникальный менеджер. Я думаю, что в последние пять лет вы могли привести Тодта в любую из пяти топ-команд, и результат был бы таким же».

«Конечно, FIA всегда будет отрицать это, но Михаэль был «любимым учеником в классе», — говорит Уэббер. — И с этим невозможно было бороться. Это многим казалось несправедливым, и именно поэтому гонщики были разочарованы его поведением».

Макс Мосли только смеется над словами о том, что Шумахер был «любимчиком».

«Я могу это понять, но послушайте, некоторые команды заявляют мне: «Ты слишком много общаешься с Ferrari. Но ведь это потому, что Ferrari идет на контакт. Я всегда беру трубку, если мне звонит гонщик, а если занят, то обязательно перезваниваю позже. То же самое касается боссов команд. Если они не контактируют со мной, значит, им это не надо. Жану Тодту надо. Со многими я общаюсь уже очень давно. Я познакомился с ди Монтедземоло (президент Ferrari) в начале 1970-х годов. Фрэнка Уильямса я знал еще раньше. Первую сделку с ним я заключил в 1960-х. Я не очень хорошо знаком с Рои ом Дэннисом, но вопреки общему мнению мы хорошо ладим. Но он не берет трубку, а я не считаю нужным бегать за ним. Алонсо, к примеру, меньше всего хочет, чтобы я позвонил ему и пригласил на чашечку кофе. Но если бы Алонсо или любой другой пилот позвонил мне и спросил: «Можно мне зайти?» – моя дверь всегда открыта».

Другой пример, который приводит Уэббер и который, по его словам, объясняет многие подозрения, — это перекладка дорожного покрытия трассы в Монце в 2006 году, что застало врасплох все команды Michelin. поскольку их об этом не проинформировали. Гудронированное покрытие – его абразивность и уровень сцепления – является основным в выборе покрышек, которые шинная компания привозит на гонку. Bridgestone, поставщики Ferrari, заявили, что им также не было известно о перекладке покрытия, но Уэббер тем не менее заподозрил неладное. Это дало бы Bridgestone небольшую фору в начале гонки, а все команды на Michelin вынуждены бы были играть в догонялки. «Я бы удивился, если бы Ferrari не знала об изменениях в покрытии трассы еще за несколько недель до Гран-при, — смеется Уэббер. — Вы хотите сказать, что в Италии могут переложить асфальт, a Ferrari об этом не узнает? Michelin приезжает со своим составом и бах! Это мелочь, но в тоже время это имеет значение. Ловко? Находчиво? Возможно. Но разве это честно?»

Тема протежирования очень щекотлива в нашем спорте, для Ferrari в частности. Нет сомнений, что исторически команда всегда выступала на стороне руководящих органов, поддерживая их в крупных решениях. И никогда не боялась делать то, что в ее интересах, а не в интересах спорта в целом. Тем более что последние годы Шумахера в Ferrari совпали с политической и коммерческой борьбой за власть в кулуарах между производителями, с одной стороны, и руководящими органами и Берни Экклстоуном – с другой. Производители были намерены, объединив силы и пользуясь своим влиянием, изменить весь механизм управления. Они считали, что Экклстоун должен дать командам больший процент прибыли и что руководящий орган должен быть прозрачнее в своих методах управления. Изначально Ferrari заняла в этом споре сторону промышленников.

Они сформировали орган под названием Grand Prix World Championship и угрожали организовать свою собственную гоночную серию параллельно Ф-1, если их требования не будут удовлетворены. Битва была продолжительной, и одним из ключевых ее этапов стал момент, когда Ferrari отделилась от промышленников и в одностороннем порядке присоединилась к Экклстоуну и FIA в январе 2005 года. Команда получила сто миллионов долларов в качестве «благодарности». Как объяснял Жан Тодт, Ferrari пришлось сделать то, что было в ее интересах. Этот шаг разделил команды на два лагеря: Ferrari на одной стороне, а все остальные – на другой. Это был решающий момент. В Ferrari, как самой старой и самой узнаваемой команде в этом спорте, нуждались обе стороны для того, чтобы соревнования были зрелищными. Зацепив итальянскую «конюшню», Экклстоун и Мосли усилили свою хватку на Формуле-1, и промышленники потеряли возможность организовать отдельную гоночную серию.

Команды-конкуренты давно подозревали, что Ferrari и FIA состоят в особых взаимоотношениях. В конце 1990-х годов, когда Ferrari и Шумахер изо всех сил пытались оказать сопротивление доминирующей команде McLaren-Mercedes, англо-немецкая команда заподозрила, что Ferrari безнаказанно использует нелегальную противобуксовочную систему и аэродинамические приспособления. Правдивость их заявлений так и не была доказана, но в прессе долго ходили слухи на эту тему. Конкуренты итальянской команды полагают, что многие решения FIA во время эры Жана Тодта в Ferrari были приняты в пользу итальянской «конюшни».

Опровергают этот довод значительные изменения в правилах, которые застали Ferrari врасплох в 2003 и 2005 годах. И конечно, крупные наказания за приказы команды Ferrari в Австрии в 2002 году и неблагоразумный поступок Шумахера в Монако в 2006 году.

Росс Браун смеется над предположением, что FIA вступила в сговор с Ferrari:

«Всегда шутили, что FIA нужно расшифровывать как «Международная помощь Ferrarb, но сами подумайте – все изменения в правилах, которые произошли за последние несколько лет, нам только навредили. Введение в 2005 году правила одного комплекта покрышек на всю гонку было худшим, что могло с нами случиться. Если вы вспомните 2004 год, у нас были агрессивные покрышки и стратегии. В Маньи-Кур мы провели гонку с четырьмя пит-стопами. Bridgestone был просто не предназначен для того, чтобы пройти всю дистанцию гонки.

Наша машина и покрышки оказались совершенно неконкурентоспособными в 2005 году, и это было в большей степени из-за изменений в регламенте».

Уэббер, возможно, стал меньше уважать Шумахера, осознав, какими методами тот действует, но австралиец все еще благоговеет перед господством Михаэля и его неограниченной властью в Формуле-1. Кажется, Уэббер убежден, что инцидент в Монако был предумышленным:

«То, что он создал в Ferrari, было просто чудом. Он полный фанатик контроля, он контролирует все. Он похож в этом на Лэнса Армстронга. Оба невероятно умны и выискивают любой способ, чтобы получить преимущество. Передачи переключаются в его голове, как в квалификации Монако в 2006 году. Он провалил второй сектор, поэтому заблокировал трассу в последнем повороте. Многим гонщикам могло прийти в голову подобное, но они бы не стали этого делать.

Мы завершили прогревочные круги, и Михаэль знал, что мы сейчас на быстром круге. Знал, что его поул промежуточный и он может в итоге оказаться пятым на стартовом поле, если не улучшит время на три десятых секунды. Его круг был недостаточно быстрым. Я был быстрее, Кими шел быстро, Алонсо вообще шел на поул. Михаэль знал, что ему предстоит, и не приходится сомневаться в том, что именно он сделал. Он ушел с траектории, но облажался. Он же у нас всегда думает о команде, поэтому не хотел повредить машину – думал о своих ребятках. Но подобное непросто провернуть без сучка без задоринки.

Когда вы в самом центре борьбы, вы иногда хватаете через край. Я первым признаю это. Это случается в спорте, это адреналин, все непредсказуемо. Если бы гонки были сплошь профессиональны и предсказуемы, их бы не смотрели. Вспомните Зидана в финалах чемпионатов мира и так далее. Многие великие спортсмены иногда совершают такие поступки… разочаровывающие. Шумахер сделал достаточно, чтобы мое мнение о нем в корне изменилось. И при этом я, вероятно, не знаю и пяти процентов того, что происходило на самом деле.

Не поймите меня неправильно. Я большой поклонник спорта, и здесь нет никакой зависти. Михаэль провел много невероятных гонок, и было здорово гоняться с ним. Но я разочарован.

Я защищал его так долго, как было возможно; люди пытались вернуть меня на землю, а я все защищал его.

Помню, как однажды я толкал речь в автобусе в Сильверстоуне на тестах, и тут едет Михаэль на своей Ferrari. Ребята говорят: «А, вон Шумахер, что за фанатик» – и все такое прочее, а я: «Нет, послушайте, этот парень проезжает по сотне кругов в день, это и делает его таким уникальным. Вы должны отдать ему должное».

Под конец он все же рисковал по-крупному. У него семья, вокруг него выстроена целая система безопасности, но у него все же случались крупные аварии, как тогда, в Монце, когда у него возникли проблемы с покрышкой [инцидент на скорости 354 км/ч во время тестов в 2004 году]. И то, как он отдавал себя делу до конца, поразительно. Он особенный гонщик».

Шумахер выстраивал отношения с другими гонщиками в той мере, которая удовлетворяла его целям, но друзей среди них у него было мало, особенно в последние годы. В начале карьеры относительно близкими товарищами Михаэля были Йос Ферстаппен и Жан Алези.

Шумахер первым признает, что он непростой человек и с ним нелегко поладить.

«Я должен признать, что меня трудно по-настоящему узнать. Это требует времени. Я с огромным трудом открываюсь, способен на это только с близкими людьми, и я определенно закрытый человек, может, даже холодный. Я не буду делать вид, что кто-то – мой лучший друг, если это не так на самом деле. Я склонен к здравому скептицизму – это мое обычное отношение. Очевидно, эта черта укрепилась в связи с определенными событиями в моей жизни. Формула-1, разумеется, тоже наложила на меня свой отпечаток. Двоякая ситуация получилась: с одной стороны, я одинок, а с другой – сотни журналистов обо мне пишут, делают репортажи. Конечно, не каждый мог лично познакомиться со мной – со временем у меня появлялось все больше дел в течение гоночного уикэнда, и меня стало почти невозможно поймать».

Через некоторое время после ухода Шумахера из гонок в 2006 году, его друг Жан Тодт рассказал о характере Михаэля и трудностях, с которыми тот сталкивался во враждебно настроенной среде Формулы-1. «Даже если Михаэль научился становиться пуленепробиваемым, чтобы защититься от нападок формулического сообщества, он по-прежнему остается чувствительным молодым человеком, который придает огромное значение мнению окружающих… Его еще в детстве отправили в самое сердце джунглей, и он научился не открываться без необходимости. Его так называемое высокомерие – всего лишь защитный механизм».

Марк Уэббер на протяжении пяти сезонов шел по тому же пути, что и Шумахер, и какое-то время был в достаточно теплых отношениях с Михаэлем, взаимодействуя с ним по вопросам Ассоциации гонщиков Гран-при. Но австралиец всегда чувствовал грань, за которую Михаэль не давал заступать, и сожалеет, что Шумахер так и не открылся перед своими коллегами. Он считает, что Михаэль обязан был это сделать.

«Это стало очевидно для меня, как никогда, в Бразилии в 2006 году, когда мы встретились на очередном собрании Ассоциации гонщиков. Разумеется, мы знали, что Михаэль уходит после этой гонки, и говорили о его достижениях и тех усилиях, которые он приложил для улучшения безопасности.

На этом собрании присутствовали гонщики, с которыми Михаэль долгие годы боролся на трассе. И лично я подумал, что сейчас лучшая возможность для него открыто поговорить с нами о том, что он пережил в этом спорте, — сказать своими словами и только для наших ушей. Но ничего подобного не произошло.

Я знаю, что в то воскресенье он все еще надеялся побороться за титул и не выдавал эмоций, но помню, как я тогда расстроился. Отношения между ним и остальными пилотами по-прежнему были прохладными – если бы он тогда захотел, у него оставался крошечный шанс растопить лед».

Было ли это недостатком уважения со стороны Шумахера? «Уважение» было для Шумахера очень значимым словом. Когда он только начинал в Формуле-1, люди вроде Проста, Мэнселла и Пике наводили шороху в курятнике, но самым страшным зверем был Айртон Сенна, который ездил с невероятным азартом, почти с ожесточением, и не мог смириться с тем, что кто-то другой может победить. Бразилец сразу же распознал в Шумахере угрозу и пытался его запугать. Молодой немец мог с этим существовать, но чего он не переваривал – так это недостатка уважения со стороны Сенны к нему, новичку, пытающемуся твердо встать на ноги в Формуле-1.

«Уважение очень важно для меня. Я, бывало, сражался в гонках с гонщиками старшего поколения, которые были своего рода хозяевами трассы. Герхард Бергер как-то сказал мне, что никому из гонщиков я сначала не нравился. Они хотели показать молодому парню, как обстоят дела. К примеру, устраивали мне испытания на эффективность тормозов. Я въезжаю, значит, на полной скорости в быстрый поворот, и внезапно пилот, идущий впереди, решает убрать ногу с педали газа и держит меня на протяжении круга. А если я поступал с ними так же, они не могли этого вынести. Они утверждали, что я высокомерный, нахальный тип, да еще и смею жаловаться. Теперь, когда я сам стал опытным гонщиком, я никогда не поступаю так с молодыми ребятами».

По словам Сабины Кем, Шумахер был просто ошарашен поведением Сенны и других пилотов и старался не повторять подобного, когда сам стал старшим среди профессионалов.

«Он не чувствовал уважения со стороны Сенны до конца 1993 года, но в начале 1994-го в их отношениях произошли перемены.

Михаэль внезапно ощутил, что Сенна зауважал его, стал относиться к нему как к равному. Прежде ему приходилось бороться с ним на трассе, чтобы это уважение заслужить. Михаэль очень сожалеет, что трагический инцидент с Сенной не дал ему шанса узнать бразильца ближе. Ему бы хотелось продолжать общаться с ним.

Уважение имеет для Михаэля огромное значение, ему важно, чтобы его уважали, и он старается поступать так же по отношению к остальным. Он уважал всех пилотов, может, не Вильнева и не Монтойю, но многих новичков из небольших команд. Я помню, когда молодые пилоты приходили в Ассоциацию гонщиков, он всегда приветствовал их лично. Помня свой опыт с Сенной, он всегда стремился показать им, что они теперь полноправная часть Формулы-1».

Марк Уэббер признает, что, когда Шумахер стал старшим гонщиком в пелотоне, он взял себе за правило быть уважительным и тактичным с молодыми пилотами. Однако Марк утверждает, что эта трата времени со стороны Михаэля была не бескорыстной – позже, обходя их в гонке на круг, он экономил по четыре-пять секунд.

«Было ясно, что у Михаэля лучше складывались отношения с гонщиками из маленьких команд-середнячков, потому что они не представляли для него большой угрозы, как те, кто стартовал с ним из первых рядов. С ними он мог позволить себе расслабиться. К тому же доброжелательное отношение при случае неизбежно облегчало ему жизнь на трассе.

Я полагаю, что Шумахер был справедлив ко всем, пока не начинал чувствовать, что кто-то лезет в его песочницу. Я на собственной шкуре прочувствовал это раз или два. В Турции в 2005 году я прорывался через пелотон после прокола и шел достаточно быстро, пытаясь включиться в борьбу. Ferrari в тот день были не слишком быстры, их подвел Bridgestone. Я шел намного быстрее Михаэля и Рубенса. Я сел Шумахеру на хвост и терял кучу времени. Когда я попытался обойти его, он меня оттер и мы столкнулись. Я заговорил с ним перед следующей гонкой, и он сказал: «Что ж, мы оба потеряли гонку, но нам и так ничего не светило, поэтому все нормально». Я сказал: «Нормально для тебя». И тем не менее для Михаэля это был трудный уик-энд».

Для Уэббера Шумахер был образцовой моделью того, кем должен стремиться стать гонщик, но есть еще многое, о чем он не упомянул.

«Он был впереди пелотона – и как гонщик, и как личность. Если кто-то меня поймет, то я скажу, что он как Тайгер Вудс или Майкл Джордан. Они просто гениальные личности. Михаэль мотивирован, хорошо подготовлен, голоден, жаден – все, что нужно.

Он выигрывал чемпионаты мира, но удалось бы ему выигрывать все подряд в другом виде спорта, где нет простора для манипуляций, скажем в спорте, где есть только бассейн и вы просто пересекаете его от бортика до бортика?

Иногда Михаэль ведет себя нечестно по отношению к конкурентам. Мне часто казалось, что он «разводит» нас как детей – особенно в Монако в 2006 году. Хороший пример. После того инцидента я сказал ему: «Неужели ты еще не успокоился?! Зачем идти на такой риск ради какого-то шестидесятого поула?» Это же абсурд! Но в тот день он остро чувствовал, что, окажись он на четвертой или пятой линии на стартовом поле, он не сможет контролировать ход гонки так, как ему того хотелось.

Но он сделал и много хорошего для гонщиков. Мы теперь гораздо в большей безопасности благодаря его усилиям. Он много трудился для Ассоциации гонщиков, тесно работал с FIA, и его труды пошли нам на пользу.

Но как его коллеги мы просто хотели, чтобы он поднял руку и сказал «Я лопухнулся» или признал, что ему пришлось согласиться с нашим мнением по какому-то вопросу. Случись это хоть пару раз, это бы многое изменило».

Шумахер всегда был на голову впереди остальных в том плане, что больше знал об изменениях трассы, устройствах безопасности и других инновациях. У него имелись определенные связи, и он всегда мог сорваться на важное собрание или встречу, поэтому он был лучше проинформирован.

Уэббер говорит:

«Никогда не будет второго Михаэля, не потому, что у нас нет сил или таланта, а потому, что ни у кого больше не будет столько влияния внутри команды и вне ее. Остальные гонщики в ассоциации не пытались сопротивляться – мы понимали, что ничего не можем поделать. Мы приняли поражение. Если бы мы бросили гранату, мы бы первые на ней подорвались. Мы нуждались в нем, потому что он делал действительно важные вещи, но в остальное время он расстраивал нас. Хотелось сказать ему: «Отступись ты хоть на йоту, пойди ты на компромисс, хотя бы иногда, для всех нас». Это ужасно нас злило.

Я был разочарован в нем и чувствовал, что должен поговорить с ним лично, чтобы вернуть уважение к нему, к человеку, чьим поклонником я когда-то был. Я увидел Сабину и сказал, что мне нужно лично встретиться с Михаэлем. Мы сели с ним в Сильверстоуне и нормально побеседовали. Ему необязательно было посвящать мне столько времени, но он это сделал. По большей части то, о чем мы говорили, останется между нами, но скажу, что я доволен тем, как проходила эта беседа. После этого я немного сбавил обороты и даже попросил других парней последовать моему примеру. Не знаю насчет уважения, но несколько очков в моих глазах он себе точно вернул.

В конечном итоге я понял, что сама Формула-1 изменилась. Михаэль родился таким же, как и Остальные пилоты, и смог подняться так высоко. Он сделал это благодаря своему таланту, благодаря умению концентрироваться и добиваться желаемого, но, к сожалению, были некоторые моменты, которые разочаровывали его поклонников и конкурентов. Знаете, австралийцы – спортивная нация, одни из самых яростных соперников. Но всему есть предел! Я сказал

Михаэлю: «Меня удивляет то, что ты делаешь определенные вещи. Притом, что у тебя есть все, чего ты хотел…»

Он влиятельная фигура, очень, очень великий человек. Мы никогда больше не увидим повторений того, что ему удалось с его командой. Очень похоже на Лэнса Армстронга. И я просто счастливец, что знаком с ними обоими».

Дэвид Култхард, как и Уэббер, был раздосадован доминированием Шумахера в Формуле-1. Он не считает Михаэля манипулятором, каким видит его Уэббер. По крайней мере не до такой степени. Но его отношение к репутации Шумахера точно такое же.

«Я считаю, что истинное величие в спорте – это когда вам не нужен судья. В сегодняшнем мире это фантастика. Но пятнадцать, двадцать лет назад, возможно даже раньше, вы могли сказать: «Извини, старик» – и продолжить борьбу.

Разве величие в статистике, победах, титулах или все же оно в результатах, подкрепленных тем, как к тебе относятся коллеги и как именно ты побеждал, в уважении, которое к тебе испытывают?

Вел ли он себя неспортивно? Да, потому что совершал неспортивные, умышленные поступки на трассе и никогда не допускал того, чтобы его напарником по команде стал пилот такого же класса. Но я говорю это без определенной уверенности. Потому что не понимаю, ни зачем ему это было нужно, ни как ему это сходило с рук».

Эдди Ирвайн считает, что Шумахер правильно делал, пользуясь своим влиянием. «У него было много власти, и он этим пользовался. Закулисные маневры – все это делают, а если ты не делаешь, ты выходишь из игры. Но когда ты гонщик номер один в мире, ты можешь делать это на полную катушку».

 

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Бей и хватай

Мне повезло, что я смог реализовать свой потенциал; если бы вместо Jordan или Benetton я бы попал в Coloni, чего бы я достиг?
Михаэль Шумахер

Еще до того, как попал в команду Jordan и вышел на старт Гран-при в Спа в 1991 году, Йохен Неер-паш из Mercedes вел переговоры с техническим директором Benetton Томом Уокиншоу о возможности взять Шумахера в Benetton в 1992 году. Но то впечатление, которое произвел дебют Михаэля в Спа, сделало ситуацию критической, приведя в движение все механизмы в кулуарах Формулы-1. Вероятно, самым примечательным моментом было участие концерна Mercedes. Роль Неерпаша в этой истории сродни роли агента Decca Records в истории «Битлз», который держал музыкантов в руках, но затем отпустил. Росс Браун объясняет:

«Тогда, в 1991 году, ясно было, что Михаэль вот-вот появится на сцене Формулы-1. К тому времени я пришел в Benetton. Мы с Томом Уокиншоу увидели великолепную возможность. Том очень целеустремленный человек, и он решил привести Михаэля в Benetton.

Для нас стало шоком то, что Йохен Неерпаш ищет способы привести Михаэля в Формулу-1 без каких бы то ни было условий. Даже тогда мы предполагали, что Mercedes отдаст его за определенную компенсацию. Возможность была слишком хорошая, и Том решил действовать».

В тот уик-энд в Спа Уокиншоу поговорил с Вилли Вебером и предупредил его о том, что, так как Benetton был заводской командой Ford, он случайно узнал, что Ford не будет больше поставлять моторы Джордану в 1992 году. Команда ирландца, вероятно, заключит договор с Yamaha. Yamaha поставляет лучшие агрегаты в мотоспорт, но их непродолжительная программа по разработке двигателей для Ф-1 окончилась неудачей. Они так и не наладили заводское производство, как в случае с мотогонками. И в результате их движки не соответствовали стандартам, необходимым для победы в Формуле-1.

Yamaha была партнером команды Brabham в 1991 году, и во время дебюта Шумахера в Спа ни для кого не являлось секретом, что в следующем году их двигатели будут стоять на болидах Jordan. Моторы Yamaha поставлялись бесплатно, тогда как двигатель Ford обходился Джордану в миллионы. Ирландец провел отличный дебютный сезон, но в результате задолжал порядка пяти миллионов фунтов стерлингов, поэтому ему были необходимы деньги, которые давал Mercedes за дебют Михаэля, и бесплатные двигатели Yamaha. Берни Экклстоун выручил Эдди в финансовом плане и стал посредником в заключении сделки с Yamaha. Он также сыграл ключевую роль в переводе Шумахера в Benetton.

Переход на двигатели Yamaha был из ряда «пан или пропал» для Джордана, это спасло его команду от банкротства, но также стоило ему одного из лучших гонщиков, которые когда-либо появлялись в паддоке Формулы-1. Yamaha стала большим минусом в глазах Вебера и Шумахера. Еще до завершения уик-энда в Спа они на всех парах летели к сделке с Benetton. «Мы знали в то время, что Джордан собирается перейти на моторы Yamaha, и понимали, что это будет гибельным шагом, — вспоминает Шумахер. — Переход в Benetton был для меня огромным шансом. И когда этот шанс появился, мы за него ухватились. В самом поступке не было ничего приятного, но мне пришлось это сделать».

Этот эпизод стал классическим примером оппортунизма в стиле Формулы-1, все было исполнено в бескопромиссной манере. Команда Benetton набирала силу под руководством своего нового босса, Флавио Бриаторе, давнего товарища Лу-чано Бенеттона и магната в швейной промышленности. (Команда участвовала в гонках с 1986 года под флагом Бенеттона, и на ее счету до прихода Шумахера было пять побед.) За лето 1991 года Бриаторе нанял двух ведущих инженеров, Росса Брауна и Рори Берна, которые оказались одной из самых блестящих инженерных связок в истории спорта. Шумахер стал последним компонентом, который был необходим для превращения Benetton в достойного претендента на титул чемпиона мира.

Бриаторе – прагматик, один из самых бескомпромиссных боссов в Формуле-1, и он освободил место в команде для Шумахера, просто-напросто выбросив из нее одного из гонщиков, Роберто Морено. Две ведущие в то время команды, Williams и McLaren, не готовы были освободить место для Шумахера в столь короткий срок, несмотря на его ошеломляющее выступление в Спа.

Что немаловажно, в то время у Шумахера все еще был контракт с командой спорткаров Sauber-Mercedes. Руководство Mercedes рассматривало вариант участия в Формуле-1 с собственной командой, собственной машиной и мотором, как уже делало в 1950-е годы. На самом деле Mercedes уже нанял британского конструктора Харви Постлетвейта для разработки шасси. Однако в конечном счете немцы пришли в Формулу-1 только в качестве поставщика моторов для команды Sauber. В феврале 1992 года Петер Заубер объявил, что в 1993-м Шумахер и Вендлингер станут пилотами новой команды Sauber-Mercedes. Заубер настаивал, что у Шумахера был контракт с его командой, а не с Mercedes.

«Юридически у Михаэля в то время был контракт с Заубером, — говорит руководитель спортивного подразделения Mercedes Норберт Хауг. — Но он не хотел выступать за его команду. Даже если легально такая возможность существовала, на мой взгляд, нельзя заставить гонщика водить твою машину. Он к тому моменту уже был в конкурентоспособной команде, и делать шаг назад… мы не могли его принуждать. При всем этом у нас в том году была отличная машина, и первый сезон с Заубером мы провели очень здорово».

Но за пять месяцев до этого, в течение недели перед следующим Гран-при – Италии – в 1991 году, Шумахер все еще старался освободиться от своей первоначальной договоренности с Джорданом. В начале недели Джордан полагал, что подпишет контракт с Шумахером уже в понедельник, за несколько дней до гонки в Монце, но Неерпаш поспособствовал тому, что двадцатилетний гонщик упорхнул от ирландца. Ближе к вечеру понедельника Неерпаш приехал к Джордану с контрактом, разительно отличавшимся от того, который составил юрист Джордана. В контракте были новые пункты, имеющие отношение к рекламе на кузове болида, и другие коммерческие поправки. Договор был неприемлем для Джордана. Ирландец сказал, что проработает его за ночь, и стороны договорились вновь вернуться к сделке утром.

В тот вечер Шумахер подписал контракт с Benetton. На утро вторника, незадолго до назначенной встречи, Шумахер отправил Джордану письмо по факсу, в котором сообщал, что не будет больше пилотом его команды. Джордан подал иск в верховный суд Лондона, заявив о контрактном обязательстве на основании письма-обязательства, подписанного Шумахером в Спа.

Михаэль Шумахер втайне от всех провел тесты с командой Benetton в Сильверстоуне, в нескольких сотнях метров от завода Jordan. Инженер Джорджио Асканелли в то время работал в команде. «Мы вызвали его для проведения тестов. Он сразу же выстрелил, как ракета, показав время гораздо быстрее [Нельсона] Пике. Когда он остановился, мы сказали: «Тебе не нужно так атаковать», на что он искренне ответил: «Да я особо и не старался». Это, очевидно, стало его дежурным ответом на то недоверие, которое вызывали его результаты.

Кроме того, что он был феноменально быстр, он казался мудрым не по годам. Детство Михаэля и особенно бесконечные разъезды по стране со взрослыми и абсолютно чужими ему людьми закалили его характер. Я много наблюдал за отцами восходящих звезд и юных дарований – по сравнению с ними Рольф Шумахер был уникален, он намеренно оставался в стороне, позволяя Михаэлю самому справляться со всем. Он всегда помогал советом, но по-простому, говоря скорее об основных ценностях, нежели об изощренном стратегическом мышлении. В результате Шумахер вырос в самодостаточную личность уже в юном возрасте и, так как отца рядом не было, сформировал собственную систему ценностей – относительно того, что хорошо и что плохо в гоночном деле. Он также «надевал защитный панцирь», за который мало кому удавалось проникнуть. «Когда я пришел в Формулу-1 в двадцать два года, я был достаточно продвинутым для своего возраста, так как я на собственном опыте многое испытал и был подготовлен к жизни во взрослом мире. Я оказался на голову впереди других парней», — говорит Михаэль.

Защитный панцирь был пущен в оборот, когда начался уик-энд в Монце. Верховный суд отклонил иск Джордана в четверг, освободив Шумахера от этого препятствия, но к тому времени собрался суд Милана, чтобы принять решение но поводу иска Морено о неправомерном увольнении его из Benetton. Бразилец пытался сделать все, чтобы Шумахер не сел за руль его болида в воскресенье. Бриаторе объяснил Морено, что уволил его, потому как тот не был «ни физически, ни психологически» подготовлен к гонкам. Морено, который финишировал четвертым в предыдущей гонке в Спа, а всю последующую неделю усердно трудился на тестах в Монце, счел это объяснение абсолютно неприемлемым.

Бриаторе высказался по этому поводу так: «В прошлую субботу я говорил с Неерпашем из Mercedes, который предложил мне Шумахера, так как у того не было юридически обязательного договора. Мы взяли его сразу же, мы были заинтересованы в немецком пилоте, особенно в таком многообещающем. Мы подписали с ним контракт до 1995 года при условии, что с 1993 года Mercedes не будет выступать в Формуле-1.

Морено я отправил два письма, в которых говорилось, что нам не понадобятся его услуги в 1992 году. Так как условием приема Шумахера было его немедленное принятие в команду, мы были вынуждены отказаться от услуг Морено раньше срока. Мы обещали заплатить ему за весь сезон-1991. Английский судья признал, что у Шумахера не было никакого контракта с Джорданом, все чисто».

На самом деле произошло следующее. Джордан настаивал на том, чтобы Шумахер подписал с ним контракт до конца 1993 года еще перед гонкой в Спа. Шумахер поговорил с Неерпашем, и тот сказал, что любой контракт должны подписывать юристы Mercedes, что не могло быть осуществлено до гонки. Тогда Джордан вынудил Шумахера подписать письмо-обязательство. Так как все делалось в спешке, а советники Шумахера выстраивали вокруг него баррикады, у Джордана в итоге была только эта бумага. А Шумахер изменил формулировку письма, написав в нем, что после гонки подпишет контракт, но не уточнил, с кем и какой контракт. Допустив это, Джордан потерял Шумахера навсегда.

Если быть честными, позднее Неерпаш заявил, что был намерен оставить Шумахера в Jordan до конца сезона-1991, а затем перевести в Benetton. Шумахер и его поручители были не готовы продолжать выступления за Jordan в 1992 году, так как понимали, что команда будет неконкурентоспособна. Но в их намерения не входило перепрыгивать из команды в команду после одной-единственной гонки. Бриаторе отрицает эту версию, говоря, что в ходе встречи с Шумахером и Неерпашем в Лондоне, после гонки в Спа, все говорило о том, что они хотели сменить команду немедленно.

Джордан, очевидно, полагал, что может чем-то удержать Шумахера, и в душе надеялся, что, даже если он не сохранит за собой гонщика, по меньшей мере получит серьезную компенсацию. В начале недели после гонки в Спа Уокиншоу предложил ирландцу некоторую сумму в качестве отступных, но Эдди отказался. «Шумахер, его менеджер, Неерпаш из Mercedes – все обязались, что, если я дам Шумахеру шанс выступить на бельгийском Гран-при, это автоматически выльется в контракт вплоть до 1994 года. Детали контракта должны были определиться после Спа, — говорил тогда Джордан. — Я выполнил условия, но Неерпаш предложил Михаэля команде Benetton. Это неправильно».

Джордан подозревал, что Benetton решил «продинамить» его частично по той причине, что ирландец проделал отличную работу с той же версией мотора Ford, что использовал и Benetton. «Новые парни на районе» в некотором роде показали им, где раки зимуют.

Приехав в паддок Монцы на свой второй Гран-при, Шумахер был оправдан лондонским судом, но ситуация осложнялась тем, что суд в Милане решил дело в пользу Морено. Шумахер мог оставить Jordan, но Benetton не имел права дать ему машину Морено.

Понимая, что до начала заездов мало времени, Берни Экклстоун вечером в четверг собрал все заинтересованные стороны в гостинице в пригороде Милана и стал посредником в сделке. Морено прогнулся и принял 500 тысяч долларов (250 тысяч фунтов стерлингов) в качестве компенсации от Benetton. И было решено, что конкретно эту гонку он проведет за Jordan, тогда как Шумахер на утро пятницы проснулся пилотом Benetton. Встретив Эдди Джордана и Яна Филиппса в лобби гостиницы, он сказал просто: «Мне правда очень жаль, я не хотел, чтобы все закончилось подобным образом».

Как и на протяжении многих уик-эндов за свою долгую карьеру, в Монце Шумахер был объектом полемики. Он находился под жесточайшим прессингом, но отбросил эмоции и делал свою работу. Так как Михаэль был новичком в бизнесе, его считали не «плохим парнем», а в большей степени пешкой. Даже Эдди Джордан был уверен, что Шумахер непричастен к этой интриге.

Ситуацией манипулировал, скорее, не сам Шумахер, а его окружение: Вилли Вебер, Йохен Неерпаш, Mercedes, спортивное подразделение AMG и, конечно же, Benetton. Но, оглядываясь назад и оценивая ландшафт его карьеры в Формуле-1, невольно замечаешь задатки того, что будет происходить позже. Сделка была бёскопромиссной и не слишком честной, но нужной Шумахеру. Интрига Benetton создала Михаэля Шумахера или он сам сыграл в ней ключевую роль?

В паддоке на все лады обсуждали эту историю. Benetton и Mercedes были раскритикованы за отсутствие этики. Босс McLaren Рон Деннис употребил выражение «клуб пираний», что отлично передавало атмосферу Формулы-1, в которой боссы команд живьем пожирали друг друга.

Из гонщиков Айртон Сенна был единственным, кто открыто критиковал то, как обошлись с Морено. Но у него нашлись слова сочувствия для того, кто вскоре станет его основным соперником. «Зачастую молодые пилоты, которые только начинают карьеру, оказываются в ситуациях, которые невероятно сложно контролировать, — сказал он. — Я уверен, что он не хотел, чтобы все так вышло, но ему пришлось на это пойти, его вынудили. Нам, топ-пилотам, есть что сказать на этот счет».

Сенна прошел через нечто подобное в свой первый год в Формуле-1, когда решил уйти из Toleraan в Lotus. Команда Toleman отказалась от его услуг на Гран-при Италии в Монце, он обратился в суд, но обнаружил, что закон на стороне команды. Это вызвало у него отчаяние, но также стало важным уроком – нужно быть крайне осторожным и дотошным, заключая контракты в Формуле-1. Теперь, семь лет спустя, Шумахер этот урок определенно усвоил. Забавно, что на следующий день после гонки одна из итальянских газет опубликовала историю о Шумахере под заголовком: «Новый Сенна?».

Как только пыль немного осела, Шумахер заставил себя серьезно взяться за дело и выдал на-гора еще один впечат-ляющеий результат, превзойдя в квалификации и гонке своего нового партнера по команде, трехкратного чемпиона мира Нельсона Пике. Он квалифицировался седьмым и закончил гонку на пятом месте, на одиннадцать секунд впереди Пике.

«Я никогда не думал, что Формула-1 так проста, — сказал Михаэль после гонки с оттенком высокомерия, с заносчивостью, которая была присуща ему в те дни; позже он осознал, что его незамысловатый английский может быть неправильно истолкован. — Я оказался позади Ferrari Проста и подумал: «Если я обойду его, то заслужу признание публики». Но это было бы уже слишком, я счастлив, что добрался до финиша и заработал несколько очков. Чтобы выступать, как я в Спа и Монце, нужно обладать врожденным талантом, но этого недостаточно. Я знаю многих талантливых пилотов, которым не подфартило так, как мне. Без нормальной машины и команды вы далеко не уйдете. Мне повезло, что я смог реализовать свой потенциал; если бы вместо Jordan или Benetton я бы попал в Colons, чего бы я достиг?»

Пике был мрачнее тучи на протяжении всего уик-энда в Монце, взбешенный тем, как обошлись с его близким другом Морено. Он поругался с Бриаторе, а тот в свою очередь пригрозил пилоту тем, что запретит ему участвовать в гонке. Но больше всего его удручало осознание того, что Шумахер олицетворяет собой будущее, тогда как он остается в прошлом. В команде с Морено Пике смотрелся как надежный профессионал. Но стоило Шумахеру поднять планку, показав лучшее время на круге, стало очевидно, что карьера Пике близится к закату.

Тот факт, что Шумахер сразу же стал доминировать над Пике, сделал его основным пилотом для команды, несмотря на недостаток опыта. Из-за этого у Михаэля не было времени освоиться в Формуле-1 под прикрытием более опытного партнера, воплощающего стремления команды. Даже лучшим гонщикам требуется несколько лет на то, чтобы освоиться и понять, что к чему в Формуле-1. Одно дело показать быстрый круг в квалификации, но чтобы достойно выступать в гонках, необходимы время и опыт. Но Шумахер постоянно находился под жестким прессингом, под грузом ответственности с того уик-энда в Монце и далее. Benetton был молодой командой, которая пыталась потеснить с лидирующих позиций McLaren и Williams. Прессинг – понятие относительное, но через две недели после того, как Шумахер впервые в жизни сел за руль болида Формулы-1, он стал быстрейшим гонщиком в одной из топовых команд Больших призов.

Шумахер вспоминает:

«Я бы уверен в одном: Нельсон ничему меня не научит. Потому что он совершенно этого не хотел. Я вспоминаю брифинги: я объяснял все, что заметил и почувствовал в машине. Он сидел и слушал и ничего не говорил. Только когда я выходил, он начинал переговоры с инженерами. Это нормально: я влез в его команду, из-за меня вышвырнули его друга Морено; я был новичком, зеленым юнцом, но ехал быстрее него, трехкратного чемпиона мира. Я и не ожидал, что он скажет: «Добро пожаловать в команду, ты, кажется, талантливый парень, я научу тебя вещам, которые помогут тебе стать еще быстрее!»

До конца сезона оставалось всего четыре гонки. Шумахер быстро освоился и начал учиться. Он финишировал в очках в Португалии и Испании, разбил машину на практике перед Гран-при Японии и сошел с трассы в Австралии. В воскресенье на вечеринке по случаю окончания сезона в McLaren Шумахер вышел на сцену и стал подпевать классической мелодии «Блюз Бразерс» – Sweet home Chicago. Он был очень пьян и очень счастлив: двадцатидвухлетний парень с длинными волосами. В дальнем углу зала чемпион мира Айртон Сенна вел интимную беседу с супермоделью Эль Макферсон. Он был воплощением изысканности и гламура, тогда как Шумахер в джинсах и с прической «рыбий хвост» совсем напротив. Около полуночи Сенна тихо вышел из зала в сопровождении подруги. Говорили, что они полетели на его частном самолете на остров в Тихом океане и провели там несколько дней… В то время Прост и Мэнселл были основными соперниками Сенны, но бразилец уже тогда понимал, что Шумахер доставит ему немало неприятностей. Вот только не осознавал их масштаб.

Через несколько дней после того, как Шумахер вернулся из Австралии в Европу, он тоже нашел свою любовь. Этим отношениям суждено было стать постоянными. Михаэль гулял в родном Керпене на традиционной вечеринке, которую устраивают в Германии вечером накануне свадьбы. Там он увидел Коринну Бетш, которую хорошо знал, так как она встречалась с Хайнц-Харальдом Френтценом в то время, когда парни были партнерами по команде Mercedes. Михаэль говорит, что всегда считал эту девушку особенной. Он вспоминает: «Мы долго говорили, больше, чем прежде, а затем бах!» Он понял, что хочет на ней жениться. Они ушли с той вечеринки вместе и с тех пор не разлучались.

Когда Шумахер ушел из гонок по окончании сезона-2006, он выразил благодарность своей жене и рассказал о ее роли в своем успехе.

«Последние несколько недель я вновь и вновь думаю о том, какой потрясающей была Коринна все эти годы. Я почти как должное принимал ту глубину и гармонию, которые были присущи нашим отношениям. Я не знал, что бывает по-другому. Но со временем мне стало ясно, что моя жена всегда была невероятно умна. Я и впрямь не замечал, какую поддержку она мне давала, какой опорой для меня была. Она излучала спокойствие и внушала спокойствие мне, позволяла сконцентрироваться на работе. Коринна давала мне свободу, не ограничивая меня в действиях и мыслях. Она вселяла в меня уверенность, что все правильно и замечательно, что так и должно быть. Таким образом она помогала мне на моем пути.

Она поддерживала меня во всех моих начинаниях, выражала свое мнение или говорила о чем-либо очень спокойно. Ее мнение невообразимо важно для меня, потому что вновь и вновь я убеждаюсь в том, как она мудра и проницательна, всегда объективна. У нее потрясающая интуиция, но, с другой стороны, она подходит ко всему очень методично и скрупулезно. Я восхищаюсь ею. Когда я смотрю на нее, у меня по-прежнему замирает сердце».

Коринна – не гламурная женщина. Она на другом конце спектра по отношению к таким персонам, как Виктория Бекхэм. Коринна всегда оставалась на заднем плане, держась позади мужа и не мешая его карьере. Она дала несколько интервью за все это время и лишь в одном из них воспользовалась своим положением, для того чтобы обратить внимание на тяжелую участь старых лошадей. Но она далеко не «божий одуванчик» и не пугливая лань, и ее часто можно было встретить в паддоке в дни гонок, весело болтающей с кем-нибудь.

«Он человек-кокон. Коринна – его якорь, и они дополняют друг друга. Можно сказать, что он ее мозг, а она его сердце», — говорит подруга семьи.

Журналист из английской газеты Sunday Telegraph однажды спросил Шумахера, соблазняли ли его когда-нибудь поклонницы. «Я люблю свою жену, — ответил тот. — Я всем доволен, меня другие не привлекают. Эти девушки интересуются только гонщиком, а не человеком». Достойный ответ Михаэля заставил журналиста постыдиться того, что он вообще задал этот вопрос.

Когда видишь пару Шумахер, сразу становится ясно, что Михаэль без ума от жены. Он не отходит от нее ни на шаг, постоянно оказывает знаки внимания. Однажды менеджеры даже затронули эту тему, посоветовав им прекратить вести себя подобным образом, потому что пресса может пустить слух, что это все делается с целью скрыть разваливающийся брак. Но в итоге Шумахеры решили быть естественными и искренними в проявлении своей любви.

Им обоим нравится являть собой пример идеального брака, когда все в равновесии. Михаэль говорит, что в их супружеской жизни никогда не было кризисов. Теплота и искренность, которая сопровождает их брак, помогает компенсировать отрицательные стороны имиджа Михаэля, которые сформировались в Формуле-1. Он словно просит задуматься о том, что человек, который так искренен в любви к своей жене и семье, вряд ли может быть дьяволом на трассе. «Когда он приходит домой, — говорит подруга семьи, — он словно смягчается. Его точность, скорость и безумная спешка – все исчезает».

Шумахер сразу же решил провести четкую грань между своей публичной жизнью и жизнью личной и никогда не подпускать прессу к своей семье. По этой причине никакие журналы – ни в Германии, ни в других странах – не публикуют «домашних историй» о Михаэле. Шумахеры постоянно получают предложения, но всегда их отвергают. Михаэль очень внимательно следит за слухами о жене и своей семье, не оставляя даже самым любопытным и находчивым журналистам возможности придраться.

Он объясняет это так:

«Иначе мою жену и детей будут слишком часто узнавать и они больше не смогут так свободно перемещаться. Для нас с самого начала было ясно – Коринна испытывает дискомфорт, когда у нее берут интервью. Поэтому она их не дает. Это основная причина такого поведения. В довершение ко всему я наблюдал за женой Бориса Беккера и многими другими. В начале их хвалили за искренность и открытость, а затем по этой же причине критиковали. Беккеру пришлось в итоге раскрыть все карты. В тот момент мы с Коринной решили, что совершенно не хотим подвергаться такому. Пресса с этим уже смирилась. А VIP-события не наш мир – они для нас слишком поверхностны. Я не умею вести светские беседы. Я предпочитаю проводить время дома с семьей и друзьями».

Только самые близкие друзья вхожи в семью Шумахеров. Они никогда не нанимали няню для своих детей. Мать Корин-ны и ее друг часто бывают в швейцарском доме Шумахеров и присматривают за детьми, если Коринна в отъезде. Когда Михаэль брал два месяца отпуска в зимнее время, семья переезжала в свой дом в Норвегии, и их там навещали друзья.

В конце 2006 года Коринна написала короткие, но невероятно трогательные слова благодарности своему мужу:

«Иногда, когда я просто смотрю на него, меня переполняет необычайно сильное и глубокое чувство счастья. Я смотрю на него и думаю: «Это мой муж». Михаэль так силен и нежен одновременно, полон энергии и трогателен. Он хороший, душевный человек и потрясающий отец. Я думаю, что мы и наши дети – отличная команда.

Самое потрясающее в нем то, что для него нет ничего невозможного. Не важно что, не важно когда, не важно где – все под контролем. Я никогда не слышала, чтобы он вздыхал, закатывал глаза или говорил: «Не сейчас, позже». Михаэль действует. Он просто действует, и кажется, что ничто не может стать для него проблемой. Это потрясающее чувство – это дает мне уверенность, потому как я знаю, что, если он за что-то возьмется, он это сделает. Через мгновение все снова будет в порядке. Я обожаю в нем это. Я могу подойти к нему с любой просьбой, задать любой вопрос. Когда я в чем-то не уверена, я просто проговариваю это с ним. Спрашиваю: «Что ты об этом думаешь?» Невероятно, но он всегда знает, что нужно делать. Каким-то образом у него всегда все схвачено.

Здорово то, что мы все обсуждаем, и он не судит с позиции силы, а действительно прислушивается к моему мнению. Считается с моим мнением. Сила Михаэля в том, что он понимает – некоторые лучше него разбираются в каких-то вопросах, и хочет услышать их мнение.

Михаэль также невероятно честен. Это всегда восхищало меня. Когда мы познакомились, нам было по шестнадцать или семнадцать лет. Пару раз мы играли в карты, и его удивительная честность бросалась в глаза. Обман? Ни в коем разе. Михаэль не стал бы обманывать – он на это не способен. Что-то внутри него изо всех сил сопротивляется этому. Потому я никогда не понимала все эти истории вроде «шулер Шуми» и тому подобное. Я гораздо больше замо-рачивалась этими историями, чем Михаэль. Для меня было абсолютной загадкой то, как людям вообще в голову такое могло прийти».

Хотя Коринна была не первой девушкой Шумахера, она стала первой, с кем у него сложились серьезные отношения. Время для этого было самое подходящее. Сын бедного строителя пробрался в гламурный мир супербогатых людей Формулы-1, но его эмоциональной реакцией на это оказалось желание остепениться и создать семью с девушкой такого же происхождения, как и он.

«Я всегда хотел такой жизни, такой, как у нас с Коринной, — говорит Шумахер. — Это было мое желание, моя мечта, потому что мне не нравится одиночество. Я хочу делить свою жизнь и проводить время с человеком, которого люблю».

По словам Вилли Вебера, время для того, чтобы строить серьезные отношения, было самое подходящее. «Очень важно, чтобы молодой человек нес ответственность не только перед командой или руководством, но и перед человеком, которого любит. Это было также очень важно для Михаэля – строить отношения с женщиной, которую он любил больше всего на свете и продолжает любить. Это изменило Михаэля к лучшему. Он стал позитивнее, свободнее, даже целеустремленнее. Все писали: «Теперь, когда он женат и обзавелся детьми, он будет ездить медленнее». Он опроверг все это».

 

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Сражения с Айртоном Сенной

Сенна был лучшим гонщиком, которого я знал. 
Михаэль Шумахер

Михаэль Шумахер очень уважал Айртона Сенну. Проблема заключалась в том, что Сенна не уважал его. Так, по крайней мере, чувствовал Михаэль. Только в последние месяцы их сражений, перед смертью Сенны в Имоле в мае 1994 года, бразилец начал демонстрировать Шумахеру уважение, которого немец так жаждал.

Тень Сенны легла на карьеру Михаэля. Будет преувеличением утверждать, что тень бразильца до сих пор преследует его, однако то, что Шумахер стал непосредственным свидетелем трагедии, оставило неизгладимый отпечаток в его душе. Их дуэль стала дуэлью, которую хотел увидеть целый мир, но судьба решила, что эта битва продлится лишь два с половиной сезона, — они выходили вместе на старт только сорок один раз.

Вилли Вебер говорит:

«Для всех нас случившееся с Сенной – огромная трагедия. Нам хотелось бы продолжать сражаться с ним на трассе. Михаэль хотел показать бразильцу, насколько он хорош в деле. Я уверен, Айртон знал, что Михаэль его превзойдет. Он чувствовал это, иначе бы дело не дошло до взаимных претензий.

Сенна уже знал, что Шумахер – некто особенный, кто способен превзойти его рекорды и ездить быстрее него».

На заре своей карьеры в Формуле-1 Шумахер понимал, что Сенна – самый крупный в паддоке «зверь», и вознамерился показать ему, чего стоит он сам. У этих двоих было множество стычек как на трассе, так и вне ее. Шумахер сознательно пытался забраться Сенне под кожу, подействовать ему на нервы. Он знал, что бразилец – человек очень эмоциональный, и провоцировал его, доводя до вспышек ярости. Михаэль считал неприемлемым, что Сенна читал лекции более молодым пилотам – говорил о безопасности и уважении на трассе, а вел себя так, словно эти правила для него не существовали. Когда Шумахер заговорил об этом на публике, Сенна грубо осадил его и как-то даже окрестил «тупицей». Тем временем их сражения на трассе были напряженными и крайне опасными – два импульсивных и талантливых гонщика словно стремились запугать друг друга своими действиями.

Сенна оказывал огромное влияние на формирование характера Михаэля и на стиль вождения молодого немца. Шумахер осознавал, что Сенна изо всех сил старался сплотить команду вокруг себя, чтобы все было так, как хочет он, это давало ему больше шансов на победу. Бразилец славился тем, что заряжал окружающих энтузиазмом, побуждал их всесторонне развиваться, работать над машиной. Сенна часто навещал инженеров Honda в Японии, и они стали считать его богом. На автодроме, во время брифингов, Шумахер наблюдал, как Сенна разговаривает с гонщиками-аутсайдерами, пытаясь наладить с ними отношения, — а все для того, чтобы в гонке те с радостью уходили с его дороги. Короче говоря, Сенна прорабатывал каждую деталь, с помощью которой мог получить преимущество над соперниками. Шумахер как губка впитывал новые для себя идеи и внимательно отмечал про себя, как действует великий чемпион. Позже Михаэль взял на вооружение подход бразильца и отшлифовал его до блеска.

Сенна познакомил Шумахера с тем, что можно определить как «философия победы любой ценой». Бразилец не желал принять, что кто-то другой может быть лучше него, и не умел мириться с поражением. Когда Найджел Мэнселл выиграл титул в 1992 году, Сенна на подиуме прошептал ему на ухо леденящие кровь слова: «Знаешь, почему я такой псих? Потому что не хочу, чтобы кто-то, кроме меня, испытывал эти эмоции». Мэнселл говорит, что у него тогда кровь в венах застыла.

Сам Сенна был изнурен напряженными сражениями с Аленом Простом, включая два небезызвестных инцидента, когда парочка столкнулась друг с другом в борьбе за титул чемпиона мира. Тактика применения силы на трассе была обычным явлением в те дни; жесткие мужчины улаживали противоречия между собой на огромной скорости. Когда Шумахер в конце 1991 года был парашютирован в одну из ведущих команд, он оказался в самом эпицентре этой дуэли. В третьем раунде сезона-1992, через девять гонок, которые он успел провести за свою формулическую карьеру, Михаэль впервые сразился с Сенной на трассе.

Это случилось на Гран-при Бразилии в Интерлагосе, на родине Сенны. В то время страсть бразильцев к Формуле-1 достигла апогея, их обожаемый Сенна защищал титул чемпиона мира и был, похоже, в самом расцвете своих сил. Но 1992 год оказался проигрышным для бразильца, так как команда McLaren-Honda сильно отстала от Williams-Renault в технологической гонке и Сенна не мог достать Мэнселла, как ни пытался. Сенна не умел мириться с такими ситуациями и потому был настроен воинственно в тот уик-энд.

Шумахер ехал непосредственно за Сенной в предыдущей гонке в Мехико. Впоследствии заметил: «Здорово висеть на хвосте у чемпиона мира, который в детстве был моим кумиром, и понимать, что я быстрее него, пытаться найти способ его обойти». Сенна сошел с трассы, и Шумахер закончил гонку на третьем месте – его первый подиум, хотя и в двадцати одной секунде от Мэнселла, победителя. Во второй раз за свою короткую карьеру Михаэль ехал по трассе следом за легендой, а потом хвастался перед прессой, как все на самом деле легко и просто. В глазах Сенны Шумахер был болтливым выскочкой, зарвавшимся юнцом, с которого давно пора сбить спесь.

Воодушевленный своим выступлением в Мехико, Шумахер в Бразилии вновь оказался в одной компании с Сенной. Стартовав на одну позицию позади него, Шумахер стартовал лучше и сначала шел впереди Сенны, но бразилец обогнал его в своей бескопромиссной манере. Однако у Сенны вскоре начались проблемы с электрикой, и он сбавил теми. Шумахер был первым из целой вереницы машин, которые выстроились за чемпионом, теряя время. Разочарованный, в отчаянии от собственного бессилия перед обожающими его поклонниками, Сенна не собирался легко сдаваться. Шумахер прошел его на восьмом круге, но Сенна совершил слипстрим, а затем оттормозил его в следующем повороте и вернул себе третье место.

Машина подвела Сенну после восемнадцати кругов, и Шумахер обеспечил себе второй подиум подряд, но после этого опять «настучал» журналистам, что якобы Сенна ведет «опасные игры» на трассе. Он сказал, что расстроен тем, как Айртон обошел его на старте, но еще больше возмущен поведением бразильца после этого. «Я был быстрее него, но он не оставил мне возможности для обгона, — заявил Михаэль. — У него начались проблемы, он шел все медленнее, но не давал мне опередить его. Он просто играет с нами. Не знаю, какую игру он ведет, но это весьма неприятно. Его поведение удивило меня. Это не то, чего я ожидал от трехкратного чемпиона мира».

Сенна уже покинул трассу к тому времени, как Шумахер выступил с этой речью, но пришел в ярость, когда позже увидел цитаты из заявления немца. Одно дело, когда юный выскочка оспаривает твое поведение, но когда он делает это перед СМИ, не поговорив с тобой лично, — это просто неприемлемо. Но, подтверждая мнение Шумахера, что для Сенны существуют одни правила, а для остальных другие, накануне июльского Гран-при Франции в Маньи-Кур Сенна рассказал прессе следующее: «Если Михаэль желает, я могу показать ему выборку данных телеметрии с Honda, тогда он увидит, что на самом деле произошло с моим двигателем. Но мне плевать, что он сказал, он просто тупица». Лучший гонщик мира и его талантливый последователь завершили этап раздела территории; теперь они взяли потенциально опасный курс на конфронтацию.

На первом круге Гран-при Франции неделей позже Шумахер вновь шел за Сенной, когда нырнул на внутренний радиус шпильки «Аделаида», самого медленного поворота трассы, вероятно, думая отплатить Сенне за его маневр в Бразилии. Сенна не оставил ему пространства для обгона, выскочив прямо перед ним. Вместо того чтобы отступиться, Шумахер продолжал идти по внутреннему радиусу, и неизбежное столкновение произошло. Когда смотришь на фотохронику, зная о закипающей вражде между ними, то кажется, что Шумахер просто искал неприятностей себе на голову. И он их определенно нашел. Болид Сенны вылетел с трассы, и гонку остановили. Шумахер лишился переднего антикрыла, но его починили, и он смог выйти на рестарт. Но на стартовом поле перед рестартом Сенна, который уже снял комбинезон и переоделся в джемпер и джинсы и у которого определенно было время подумать, прежде чем действовать, подошел к Шумахеру. Журналист из итальянской газеты La Gazetta dello Sport подобрался достаточно близко к гонщикам и слышал их диалог.

«Чего ты хотел этим добиться? — спросил Сенна, положив левую руку на плечо Шумахеру, словно осаживая его, а указательный палец правой направил немцу в лицо. — Кем ты себя возомнил? Ты совершил огромную ошибку, как в Бразилии, даже хуже. На первом круге на холодных шинах и непрогретых тормозах нельзя делать такие вещи. Ты мог спровоцировать катастрофу».

Шумахер продолжает рассказ с этого момента:

«Сенна добавил: «Послушай, что случилось, то случилось, но в отличие от тебя я сначала поговорю с тобой один на один. Я не пойду к прессе и не буду трясти грязным бельем».

Я сказал ему, что это едва ли подходящее место для подобного разговора. Если он хочет нормально поговорить, пусть приходит после гонки.

Но он нечестно повел себя по отношению ко мне в Бразилии, и я не понимал почему, поэтому я устроил такую шумиху. Ему это не понравилось, потому что я был желторотым птенцом в Формуле-1. Он часто подходил и говорил со мной подобным образом. Мы не слишком ладили тогда. Это было даже не с целью преподать мне урок, а было шоу, типичный театр, каким Формула-1 была в то время. В 1994 году мы стали лучше ладить, начали разговаривать друг с другом честно, на равных, как и должны говорить гонщики. Сенна принадлежал к другому поколению. Существовала эта неофициальная иерархия, в которой каждый новичок должен был найти свое место. Приходилось заслуживать уважение других пилотов на трассе.

Странно, но мне всегда было трудно говорить о нем. Я вроде не испытывал потребности в ролевых моделях или необходимости идти по чьим-то стопам. С другой стороны, Айртон был лучшим гонщиком из всех, кого я знал. Помню, как я смотрел заезд по картингу в Голландии, мне тогда было около десяти лет. Я впервые увидел Сенну в деле, его блистательный стиль вождения. Я не следил за тем, как развивается его карьера, просто в один прекрасный день попал в Формулу-1 и встретился с ним снова».

Джо Рамирез в то время был координатором команды McLaren и товарищем Сенны. По его словам, у Сенны был особый план, когда он подошел к Шумахеру во Франции. «Айртон сказал: «Смотри, как я ему сейчас лицо подправлю», — вспоминает Рамирез. — А затем, вернувшись, произнес: «Надеюсь, я его припугнул и он успокоится». Айртон всегда пристально следил за Михаэлем, с самых первых дней. С самого начала он считал Шумахера потенциальной угрозой, считал, что немец на голову впереди остальных».

Как Сенна сказал Рамирезу, он надеялся, что этот разговор перед рестартом выбьет Шумахера из колеи. Так и получилось. После рестарта Михаэль врезался в Стефано Модена на Jordan-Yamaha.

Потом Шумахер рассказывал эту историю так, словно встретил Сенну лицом к лицу, достойно принял вызов, но язык жестов выдавал в нем подростка, которого отчитывает строгий учитель, а хроника того времени говорит о том, что он был полон раскаяния. «Плохой день, — сказал он репортерам. — Я все испортил. Первый инцидент я спровоцировал потому, что вошел в поворот слишком быстро».

Михаэль тяжело воспринял сценическую постановку с Сенной в главной роли на стартовом поле Маньи-Кур. В интервью на следующей неделе, перед Гран-при Великобритании в Сильверстоуне, он еще больше высунул голову за парапет. «Если кто-то совершает ошибку на моих глазах, даже кто-то вроде Сенны или Мэнселла, не имеет значения, я должен рассказать все так, как я это вижу. Я не буду молчать, я не обязан молчать. Им всем известно, какого я о них мнения. Они не могут делать со мной все, что им взбредет в голову».

Это был ветеран Формулы-1, который провел в ней четырнадцать гонок, и говорил он так о трехкратном чемпионе мира. В данном эпизоде в очередной раз проявился характер Михаэля – гены отца Рольфа, который вел себя так же, когда на него давили или пытались запугать. Как и в Монако в 2006 году, когда пресса и большая часть паддока вынуждали Шумахера признаться в обмане, он отказался играть в чужие игры и вместо этого сам стал им угрожать. Он знал, что Сенна умен, и чувствовал, что он равный ему соперник на трассе. Его не запугаешь!

Любопытно на этом этапе вспомнить похожую ситуацию в карьере Шумахера, когда в паддоке появился его непосредственный преемник, Фернандо Алонсо. На Гран-при Великобритании в 2003 году – первом сезоне, который испанец проводил в конкурентоспособной команде, — пара не поделила трассу на спуске к прямой «Ангар» на скорости 305 км/ч. В том году Шумахер выиграл чемпионат, но битва была жесткая, так как в начале сезона Ferrari мало что могла противопоставить сопернику. В Великобритании Алонсо прошел Шумахера справа, и Шумахер вытолкнул его на траву так же. как сделал бы Сенна. Это был возмутительно агрессивный поступок (который, между прочим, остался безнаказанным), но он странным образом напомнил о борьбе Шумахера и Сенны в 1992 году. В отличие от юного Шумахера, Алонсо не стал распространяться о своем многоуважаемом сопернике перед публикой.

Говоря о сезоне-1992, Шумахер до сих пор кажется обиженным, слегка саркастически отзывается о «великом Сен-не» или «эре большого Сенны». Это было крещение огнем для новичка Шуми и оставило глубокий след в его душе. После Хереса-1997, где он пытался вынести Жака Вильнева с трассы, Шумахер вспоминал о сражениях с Сенной, говоря, что именно они сформировали его мировоззрение. На вопрос, чувствует ли он вину за свои действия, он ответил: «Не скажу, что вину. Я вырос с Сенной и помню инциденты с участием Проста и Сенны. Вот почему у меня нет ощущения, что я в чем-то виноват. Это было частью игры. Я знал, что это неправильно, но это был важный момент, все или ничего, нельзя упускать такую возможность».

Формула-1 изменилась, стала гораздо более формализованной. Это очень опасный вид спорта, очень неоднозначный с точки зрения своего влияния на окружающую среду, а в современном мире здоровье, безопасность и корпоративная социальная ответственность считаются главными приоритетами. Автогонки удивительным образом вливаются в наш мир. Чтобы окончательно заставить замолчать критиканов, Макс Мосли начал работу по внедрению «зеленого» топлива и возобновляемых источников энергии.

Ценности быстро меняются. Шумахер застал обе эпохи. Когда он начал выступать в Формуле-1, во главе руководящего органа стоял француз по имени Жан-Мари Балестр. Намеренные столкновения и запугивания считались тогда частью игры. Но уже к 2006 году Шумахер, с точки зрения многих, стал образцом неспортивного поведения. Почему же Сенне и Просту позволялось делать это безнаказанно?

Шумахеру сложно понять подобное и еще сложнее принять. Он учился у самых жестких и беспощадных гонщиков в истории как раз в то время, когда болиды стали безопаснее и гонщики могли быть относительно уверены, что не пострадают, врезавшись в соперника. Это произошло в середине 1980-х годов, когда машины начали делать из углеродного волокна. До этого болиды были настолько хрупкими, что осознанное столкновение с конкурентом могло стать самоубийством или убийством.

В начале 1990-х, когда Шумахер боролся с Сенной, гонщики считали машину главным своим оружием. Но к тому времени, когда Михаэль сам стал первым и лучшим в этом виде спорта, правила изменились. Он не учел это, и в Хересе 1997 года перемены застигли его врасплох. Это помогает понять, почему Шумахера иногда представляют отрицательным персонажем, тогда как Сенну – героем. Человек, который сыграл в этом не последнюю роль, — бывший президент FIA Макс Мосли.

Мосли был избран президентом осенью 1991 года, через некоторое время после дебюта Шумахера в Спа. Сам в прошлом пилот Формулы-2, он всегда опасался контакта в автомобилях с открытыми колесами и говорил, что одной из его первых задач стало изменить культуру этого спорта:

«Меня всегда беспокоило то, что машины сталкиваются колесами и их уносит с трассы, потому что это случалось и со мной. После моего избрания в президенты в 1991 году я собрал гонщиков и сказал им: «Контакты колесами должны прекратиться, потому что это очень опасно, так недалеко до того, что машина вылетит в толпу».

После собрания Герхард Бергер пришел ко мне и сказал, что в современной Формуле-1 невозможно обгонять без контакта. Но я пытался изменить культуру гонок, не все получилось, но немного она все же изменилась».

Сенна был возмущен случившимся на Гран-при Японии в 1989 году, когда Ален Прост столкнулся с ним в шика-не в решающей схватке за титул чемпиона мира. Бразилец продолжил гонку, но вмешались стюарды. В результате Сен-ну исключили из гонки, а титул достался Просту.

В следующем году эти два гонщика вновь боролись за титул в Японии. Когда они подошли к первому повороту, Сенна вытолкнул Проста с трассы на скорости около 193 км/ч. Все заинтересованные лица помнили, что произошло год назад, и сочувствовали Сенне: по общему мнению, у Айртона в 1989 году украли титул, и его ответный поступок был вполне объясним, поэтому никто не стал наказывать его за это. Гоночный директор, которым в то время был Джон Корсмидт, не предпринял никаких действий. Балестр был крайне недоволен этим и вызвал Корсмидта в Мировой совет FIA, но Мосли выступил в защиту гоночного директора. Попытки Балестра призвать Сенну к ответу также окончились ничем. Мосли взял верх.

Вот что он рассказал:

«Тогда, в 1991 гаду, я стал президентом, а Сенна выиграл гонку в Судзуке и вместе с ней свой третий титул чемпиона мира. Он выпил слишком много шампанского и затем объявил по телевизору, что намеренно убрал Проста с трассы в прошлом году. Меня это очень обеспокоило. Я опасался того, что Балестр использует это в качестве аргумента, чтобы применить к Сенне драконовские меры, а я тогда был еще не слишком силен политически, чтобы противостоять ему. Рон Деннис также разволновался. Он попросил Айртона извиниться, сказать, что он не хотел так поступать, но Айртон отказался наотрез.

Сенна пришел побеседовать со мной, и я сказал ему: «Разница между профессионалом и любителем заключается в том, что любитель делает то, что ему хочется, а профессионал делает то, что соответствует его положению. То, что ты сделал, было поступком любителя, то, чего профессионал никогда не сделает». Он был умным человеком и увидел в моих словах логику. Его глаза наполнились слезами. Затем он произнес: «Вы должны понять, что я гоняюсь с шести лет, а этот урод украл у меня победу».

В конце концов он понял мою точку зрения. Мы сели и составили намеренно нечетко сформулированное извинение, которое, как я думал, даст мне достаточно оснований для защиты бразильца, если Балестр попытается что-то сделать.

Я должен признать, что гонщики того времени были грубее, вели себя жестче. Все считали поступок Сенны неприемлемым, ведь кто-то мог разбиться, но понимали, что Сенна имел право так поступить».

По словам Мосли, позже в намеренных столкновениях Шумахера с соперниками смягчающие обстоятельства отсутствовали. Шумахеру сошло с рук то, что он вытолкнул Дей-мона Хилла с трассы в 1994 году, но если бы тогда действовала сегодняшняя система, Хиллу бы вручили титул чемпиона. В 1997 году в Хересе Мосли наблюдал за инцидентом между Шумахером и Вильневом и сразу же решил принять меры.

«Было совершенно ясно, что Вильнев его пройдет. Михаэль просто вывернул руль на него. В то время он отрицал, что намеренно въехал в Вильнева, и стюарды его оправдали. Но я видел этот момент по телевизору, и он показался мне возмутительным. Поэтому я передал это дело в Мировой совет. Вынудил Михаэля признать, что он намеренно въехал в Вильнева.

Будет ли история строго судить Шумахера? Нет. Если вы спортсмен такого высокого уровня и оказываетесь в условиях столь жесткого прессинга, вам иногда приходится поступать подобным образом – иначе вы просто не добьетесь успеха. А чтобы быть гонщиком Формулы-1, уже не говоря о чемпионе мира, вы должны быть бескомпромиссным и целеустремленным. Это очень опасная и тяжелая работа».

Несмотря на то что столкновения Сенны и Шумахера можно отнести к байкам Формулы-1, они были скорее антирекламой спорта, и Мосли предпринял меры, чтобы изменить культуру гонок, так что в настоящее время гонщику и в голову не придет умышленно выносить конкурента с трассы. Действующая система, с гоночным директором FIA Чарли Уайтингом во главе и двумя стюардами под руководством бессменного старшего стюарда, призвана выносить строгие решения и подвергать гонщика наказанию за подобные проступки.

Через две недели после знаменитой стычки на стартовом поле Франции Шумахер подлил масла в огонь. Он знал, что задел Сенну, и во время тестовой сессии в Хоккенхайме перед Гран-при Германии накал страстей был таким, что все закончилось дракой. Много лет спустя Шумахер вспоминает:

«Я был на быстром круге, а Сенна направлялся в боксы. Он медленно входит в поворот, смотрит в зеркала, видит меня и на прямой внезапно дает по тормозам. Что я, по-вашему, должен делать? Я торможу и остаюсь позади него, потому что не могу обогнать. То же самое происходит в следующем повороте. Затем Сенна заруливает в боксы, но мой круг безнадежно испорчен. Через некоторое время то же самое дерьмо повторяется: Сенна смотрит в зеркала, замедляется, затем ускоряется на прямой. Я сохранял спокойствие, но он испортил мне тестовую программу!

Позже, в тот же день, я оказываюсь перед ним, он позади меня. Как вы думаете, что я делаю?..

Что ж, Сенне, разумеется, это не нравится. Он прерывает свой круг и следует за мной в боксы, где выскакивает из машины и бросается на меня».

Бразилец замахнулся на Шумахера кулаком, тот увернулся. Сенну оттащили механики McLaren, прибежавшие следом за ним по пит-лейн. Сенна кричал: «Да прояви ты хоть немного уважения!» Он был вне себя от бешенства. Шумахер знал, что зацепил Сенну.

Кто посмеет в двадцать три года, в свой первый сезон в Формуле-1, взять и перевернуть заведенный порядок с ног на голову, как это сделал Шумахер? Что за самоуверенность, слепая вера в собственную правоту? Почему молодой пилот не поддавался на угрозы величайшего из великих? Сенна был, бесспорно, великим гонщиком, но именно вера в себя и сделала его таковым. То же самое можно сказать о Шумахере. Хотя на том этапе его достижения были относительно невелики, он знал, что принадлежит к высшим эшелонам автоспорта. Так можно ли считать наигранной скромность, с которой он говорил в 1990 году о своих опасениях, что он, возможно, недостаточно хорош для Формулы-1? Скорее всего, виной тому был его врожденный пессимистический настрой. Придя в Формулу-1, Шумахер не производил впечатления человека, удивленного тем, что он сюда попал. Он держался самодовольно и уверенно, что само по себе заставило остальных насторожиться.

Партнером Шумахера по команде в 1992 году стал Мартин Брандл. В чемпионате британской Формулы-3 в 1983 году он был главным соперником Сенны, сражаясь с бразильцем на равных и уступив ему титул с незначительным преимуществом. Мартин обладал очень устойчивой нервной системой, был человеком достаточно самокритичным, со здравым смыслом. Он всегда считал, что ему, в отличие от Сенны и Шумахера, не хватало именно абсолютной уверенности в своих способностях. «Он [Шумахер] буквально излучал уверенность, благодаря этому он мог просто психологически «закопать» соперника. Я не думаю, что это маска. Он просто такой человек. Михаэль был слишком высокомерным и немного незрелым, но чрезвычайно одаренным. Ему было присуще подвергать сомнению все, что делали другие. Он не слишком уважал чужой опыт, а подобная самоуверенность – еще какое качество в гонщике!»

Шумахер готов с этим поспорить: «У меня нет той уверенности, которую мне приписывают. Совсем нет. На самом деле, когда все идет наперекосяк, я всегда в первую очередь спрашиваю с себя. У меня нет безграничной веры в себя, как многие полагают. А что касается моих соперников, то я понятия не имею, насколько они уверены в себе».

Брандл, как и Дэвид Култхард, придерживается мнения, что Шумахер, вне зависимости от обстоятельств, считал себя правым и на любую критику в его адрес у него находилась своя правда.

«Он такой же, как Сенна и Прост. У него врожденный талант и невероятная вера в свои силы. Эти ребята – победители от рождения. Они выше всех подняли планку. Они жаждут победы, это всепоглощающее желание – им необходимо выигрывать любой ценой. Кроме того, они искренне верят, что никогда не бывают неправы. У них на все есть своя версия.

Посмотрите на Сенну и Проста в Японии [1989/90]. Оба были убеждены, что поступили правильно. Сенна вытолкнул Проста с трассы, но у него на этот счет было убедительное оправдание – даже год спустя! Шумахер сделал в Хересе то же самое. Он подумал: «Подождите-ка, я же видел, как гонщики выталкивали друг друга с трассы и все вокруг носили их на руках. Перед Жилем Вильневом просто преклонялись бы, сделай он подобное». Другими словами, Михаэль считал, что эти поступки делают вас уважаемым человеком, доказывают, что вы полны энтузиазма и преданы своему делу, и он был потрясен до глубины души той – прямо противоположной – реакцией, которую вызвал его поступок. Михаэль думал, что у него есть право так поступать, но в современную эпоху политкорректности все изменилось».

Земляк Сенны Рубенс Баррикелло был близким товарищем Айртона, а затем стал партнером Шумахера по команде. Он видит противостояние Михаэля и Айртона несколько иначе.

«Как партнер по команде, я не все свои мысли мог высказать. Забавно, что у Михаэля всегда оказывалось мнение, прямо противоположное большинству. У него куча положительных качеств, но если он делал что-то не так, в глубине души он все равно был уверен в своей правоте. Вы бы подумали, что он не спит ночами, мучаясь угрызениями совести, но он спокойно спал, потому что в его представлении он всегда прав. Айртон был не таким, более импульсивным. Он мог врезаться в тебя, а затем сказать: «Извини, я ошибся». Не думаю, что Михаэль может поступить так же, и в этом вся разница».

Иллюстрацией словам Рубенса может послужить поведение Михаэля после инцидента в Хересе. Шумахера обвинили во всех смертных грехах, даже дисквалифицировали, аннулировав все очки по итогам сезона, — наказание, которое не получал никто ни до него, ни после. Это сильно ударило по его репутации. Шумахер вроде бы и выражал какое-то раскаяние, но в глобальном смысле все равно считал, что поступил правильно. «В прошлом все так делали, — говорил он. — Иначе вас бы критиковали за то, что вы этого не сделали. Однако времена меняются, приходится адаптироваться».

Разумеется, на одном убеждении в собственной правоте далеко не уедешь: необходимо подкреплять его результатами. В 1992 году Шумахер как раз был завсегдатаем подиума, что само по себе является достижением, учитывая доминирование альянса Williams-Renault. Найджел Мэнселл гарантировал себе титул на Гран-при Венгрии в августе, выиграв к тому моменту восемь из одиннадцати гонок. Шумахер оказывался на подиуме пять раз, но в Спа-Франкоршам, ровно через год после дебюта, совершил настоящий прорыв, выиграв свой первый Гран-при. «Я знал, что это произойдет, — сказал он тогда. — В то утро в моторхоуме я вдруг интуитивно почувствовал, что могу выиграть гонку».

Типичная гонка в Спа – трасса мокрая, затем сухая, местами очень непредсказуемая. В такие дни Формула-1 особенно хороша: задача пилота кажется такой сложной, что зритель в полном восхищении, он понимает – ему это не под силу. Дождь уравнивает всех. Он нивелирует преимущества в мощности и прижимной силе – решающим становится мастерство гонщика и тактика пит-стопов. Ключ к победе – точный прогноз погоды и правильно выбранный момент для смены покрышек.

Машина Шумахера была хорошо сбалансирована, и гонщик чувствовал себя достаточно уверенно в коварных условиях на трассе. Парадоксально, но эта уверенность его и подвела. Немец зашел слишком широко в поворот «Ставелот», едва не коснувшись ограждения с внешней стороны. Он смог выправить машину, но его обошел партнер по команде Мартин Брандл. Трасса подсыхала, и Шумахер, идя за Брандлом, видел вздутия на задних покрышках его болида. Он решил, что пора переобуться в «сухую» резину, и заехал на пит-стоп одним из первых. Немец сделал правильный выбор. Его скорость после пит-стопа была феноменальной – он просто уезжал от остальных. Шумахер финишировал с отрывом в полминуты от обоих гонщиков Williams и одержал свою первую победу в Формуле-1.

Стычки между Шумахером и Сенной не прекращались на протяжении всего сезона-1993. В первой же гонке они столкнулись, причем Шумахер опять ударил Сенну сзади и в этот раз вынужден был сам сойти с трассы. По неясным причинам Сенна не захотел подписывать с командой McLaren долгосрочный контракт и выступал на основании разовых контрактов, получая по одному миллиону долларов за каждый Гран-при. Причиной его нежелания заключать контракт на длительный срок было то, что компания Honda, с которой Сенна поддерживал тесные отношения, перестала поставлять McLaren заводские движки. Команда перешла на моторы Ford, как и Jordan в 1991 году. В конечном итоге Сенна и босс McLaren Рон Деннис убедили Ford предоставить им оборудование, равноценное тому, что использовал Benetton, намекнув, что, так как у McLaren большие шансы на победу в чемпионате, им должны отдавать предпочтение. Benetton, у которого была определенная фора, получил преимущество над соперником в начале сезона. Впоследствии, лишившись этого преимущества, Михаэль понял, что именно Сенна стал инициатором решения компании Ford. Все это время немец отмечал про себя, как действует бразильский чемпион.

Сенна перестал колебаться и подписал контракт с McLaren в июле. К тому моменту он выиграл три Гран-при, но боевой дух команды был подорван поведением чемпиона и его отказом тестировать машину в перерывах между гонками.

Было ясно, что Сенну беспокоило продолжающееся доминирование Williams-Renault, и в августе на Гран-при Венгрии бразилец сделал свое знаменитое предложение – он заявил, что готов выступать за Williams бесплатно. При этом за каждую гонку, проведенную в McLaren, он требовал по миллиону долларов. Конечно, его можно было понять: Williams с Аланом Простом у руля в 1993 году вновь не имел себе равных. Сенна, к своему несчастью, не понимал, что преимущество Williams зиждется в большей степени на высокотехнологичных «помощниках» пилота, таких как активная подвеска, антиблокировочная система и регулирование тягового усилия, которые они, в отличие от соперников, довели до ума. Сенна выбрал неподходящий момент для смены команды, так как FIA запретила все эти приспособления в конце 1993 года. Они не только были чрезвычайно дорогими, но и, как утверждалось, умаляли мастерство гонщика. Сенна перешел в правильное место, но в неправильное время.

Пока бразилец вел переговоры с Williams, босс Benetton Флавио Бриаторе решил привлечь внимание к своей команде. Он распространил слух, что Сенна может перейти в Benetton. Такие истории пресса просто обожает – СМИ моментально подхватили идею «суперкоманды», в составе которой будут Сенна и Шумахер и которая бросит вызов всесильному Williams. История вскоре зажила своей жизнью, а Сенна подлил масла в огонь, сказав: «Я бы согласился выступать в одной команде с Михаэлем, никаких проблем. Он молод, быстр и талантлив. Но я трехкратный чемпион мира и выиграл почти сорок Гран-при… а он победил всего лишь один раз. Он бы мне не помешал».

Шумахер считал, что Сенна его не уважает, и это задевало его за живое. Вилли Вебер изо всех сил старался замять историю с переходом в Benetton Сенны. Шумахер решительно выступал против: «Если Айртон придет в Benetton, он разрушит всю теплую атмосферу, которую мы создали в команде. Он, кажется, считает, что может поступать со мной как ему заблагорассудится. С остальными он так себя не ведет. Я очень недоволен некоторыми его действиями. Возможно, он просто чувствует, что я единственный, кто способен с ним побороться – и победить его».

Сравнение двух гонщиков было неизбежным – сравнивать их продолжают и по сей день. В Benetton Шумахер работал с Пэтом Симмондзом, который был инженером Сенны в команде Toleman, в начале карьеры бразильца. В 1994 году он провел параллели между двумя пилотами: «На том же этапе своей карьеры, в начале ее, Айртон был лучше. Он обладал большим опытом и способностью к анализу, лучше чувствовал машину. Михаэль за рулем кажется импульсивнее. Однако как человек Айртон был слишком ревностным, дерзким, вечно напряженным, Михаэль же более адекватный, и это сослужило ему хорошую службу. Рассудительность и способность анализировать придут, он уже делает гораздо меньше ошибок».

Шумахер одержал вторую победу в Формуле-1, выиграв гонку в португальском Эшториле. Эта победа стала для него единственной в сезоне-1993. В его карьере был еще один такой сезон – сезон-2005, когда ему удалось победить лишь однажды.

Но это не главное. Тогда, в 1993-м, его ждало великое будущее. Вскоре станет самым успешным гонщиком за всю историю этого спорта.

 

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Смерть Сенны

В тот кошмарный уик-энд в 1994 году, когда погибли Айртон Сенна и Роланд Ратценбергер, я лично убедился, как опасен наш спорт. Это стало потрясением для меня. В Имоле я осознал, что все мы здесь играем со смертью. Тогда я задумался, могу ли я принять это и способен ли продолжать.
Михаэль Шумахер

1994 год стал для Михаэля Шумахера поворотным. Все изменилось в корне – его карьера, его мировоззрение. Это был сложнейший сезон – не только из-за смерти Сенны и первого для Шумахера титула чемпиона мира, но и в связи с определенными событиями, отразившимися на его репутации, конкурентоспособности, выборе будущей команды и взаимоотношениях с остальными пилотами и FIA.

Именно в этом году мир впервые заговорил о неспортивном поведении Михаэля, хотя по большому счету немец стал невинной жертвой руководства команды. Но он был с ними в одной упряжке, и грязь липла и к нему. На самом деле порицания заслуживало только его спорное столкновение с Деймоном Хиллом в Аделаиде, в последней гонке сезона. Тем не менее и Шумахера, и его команду неоднократно обвиняли в мошенничестве. В результате, преодолев целую комбинацию препятствий и всевозможных наказаний, Михаэль смог набрать очки лишь в двенадцати из шестнадцати гонок сезона. Тот факт, что он умудрился выиграть титул при таких обстоятельствах, — большая его заслуга. Этот титул достался ему тяжелее всех прочих. Но в сезоне-1994 окончательно произошло «раздвоение» его личности: Шумахер «великий чемпион» и Шумахер «мошенник» – Шулер Шуми, прозвище, которое дала ему немецкая пресса.

«Я теперь другой, не тот, что дебютировал в Спа», — сказал Михаэль в начале сезона-1994. По его ощущениям, с 1991 года он прошел огромный путь. Он говорил о своем неоспоримом статусе первого пилота в Benetton, увеличившейся зарплате и относительном успехе. За два сезона в Формуле-1 немец записал на свой счет две победы и пятнадцать подиумов. И начинал новый сезон с сознанием, что будет сражаться за титул чемпиона. О таком начале можно было только мечтать: Шумахер победил в двух первых гонках – Бразилии и Японии. Затем наступил черед Имолы.

Айртон Сенна приехал в Имолу без единого очка, тогда как у Шумахера было двадцать из двадцати возможных. Бразильцу предстояло сокращать этот огромный отрыв. Особенно огромным он показался, когда стало ясно, что лишенный всех электронных «помощников» Williams потерял форму. Технический отдел Benetton с Россом Брауном и главным конструктором Рори Берном во главе создал быструю, надежную машину, которая в руках Шумахера превратилась в ракету. После первых гонок в кулуарах шептались о том, как выстреливает Benetton на старте. Система контроля запуска была одним из «помощников», запрещенных FIA, все машины тщательно проверялись на предмет нежелательных «остатков» электроники. Учитывая то, что Михаэль часто проваливал старты, в тех двух гонках и вообще в первой половине сезона-1994 резвость Benetton бросалась в глаза.

Сенна сошел в начале второй гонки, на Гран-при Японии в Аиде. Он стоял у обочины, наблюдая за развитием событий, и после этого упомянул в разговоре с друзьями, что Benetton, по его мнению, все еще использует трекшн-контроль. «Нужно прижать их, — сказал бразилец своему близкому поверенному, координатору McLaren Джо Рамирезу. — Они жульничают. Эти машины нужно проверить».

Разумеется, в Формуле-1 подозрение вызвать проще простого. Это высококонкурентная среда, и в ней малейшее преимущество с недоверием воспринимается противниками и прессой, жадной до полемики. Особенно когда проводятся изменения в регламенте, запрещающие прежде широко распространенные технологии. С 1994 до мая 2001 года (когда трекшн-контроль вновь легализовали, потому что оказалось невозможным контролировать запрет) оппоненты всегда подозревали Шумахера в обмане – они не находили другого объяснения его невероятному успеху.

Незаконные электронные приспособления в Формуле-1 – вопрос неоднозначный, почти как допинг в велоспорте. Их использование очень сложно доказать. Но обманные маневры вредят спорту. Проблема была в том, что из-за скандалов, в которые Benetton и его пилот оказались вовлечены в том году, многие начали подозревать Михаэля во всех грехах, даже если он был совершенно невиновен.

Суть трекшн-контроля в том, что электроника сбрасывает обороты, когда происходит пробуксовка колес. Это позволяет задним покрышкам восстановить сцепление с асфальтом, и машина эффективнее ускоряется. Задние покрышки всегда с трудом держат дорогу на выходе из медленных поворотов, так как пилот давит педаль газа в пол и двигатель передает на колеса мощность порядка девятисот лошадиных сил. Поэтому система контроля над пробуксовкой позволяет сэкономить три-четыре десятых секунды на круге и сберечь резину, что приводит к значительному улучшению скорости в гонке.

Сенна был не единственным, кто высказал свои подозрения в Аиде. Автомобильная федерация, грозившая драконовскими мерами всем командам, которые будут уличены в мошенничестве, также заподозрила неладное и попросила каждую команду предоставить отчет об их системах электронного контроля. Benetton на составление отчета потребовалось три недели, что навлекло на них еще больше подозрений. Но они были не единственными, кто оказался в центре внимания.

Пилот Ferrari Никола Ларини произвел настоящий фурор, невзначай обмолвившись в интервью итальянской прессе о системе трекшн-контроля на его болиде. Команда быстро среагировала и, чтобы разрядить обстановку, заявила, что это просто устройство для «снижения потребляемой мощности». FIA изучила этот вопрос и по ходу уик-энда в Аиде попросила Ferrari снять устройство. Однако никаких мер в отношении Ferrari предпринято не было, в результате чего остальные команды пришли к выводу, что федерация не способна эффективно отслеживать наличие незаконных систем.

«Для меня чемпионат начнется в Имоле», — сказал Сенна, которому в первых гонках сезона пришлось бороться с плохой управляемостью в медленных поворотах. Перед гонкой в Имоле Williams внес существенные изменения в конструкцию болида. Сенна теперь был в роли догоняющего. Все шло далеко не так, как он планировал. Учитывая то, что Прост ушел из спорта, Мэнселл вернулся в Америку, а его партнером по команде был неопытный Деймон Хилл, Сенна ожидал, что четвертый титул для него будет плевым делом. Вместо этого выигрывал Шумахер.

«Шумахер молод, талантлив, у него хорошая машина, его поддерживает команда, — сказал Сенна. Лед начал таять. — У нас с ним спокойные профессиональные отношения. Я не хочу становиться ему врагом. Он мне не враг. Мы просто соперники».

Два гонщика теперь больше общались по сопряженным с гонками вопросам, таким как безопасность. По иронии судьбы на утро в день гонки в Имоле, за несколько часов до смерти Сенны, у них должна была состояться беседа именно на эту тему.

Перемену в отношении Сенны к Шумахеру подверждают и друзья первого, среди них Джо Рамирез:

«Шумахер всегда уважал Айртона, но Сенна вначале хотел немного осадить «этого юнца», заставить почувствовать, что Михаэлю его не победить. Бесспорно, его отношение к немцу начало меняться в 1994 году, когда Айртон понял, что Шумахер – главный соперник. Они также стали больше общаться на тему безопасности, и Айртон определенно зауважал Михаэля. За две гонки Сенна не набрал на одного очка, тогда как Шумахер выиграл обе. Айртон был в отчаянии».

У всех, кто в тот уик-энд был в Имоле, в памяти остался неизгладимый отпечаток. Сначала сильнейшая авария Рубенса Баррикелло на свободной практике в пятницу днем – бразилец сломал нос. На следующий день в квалификации Роланд Ратценбергер на огромной скорости врезался в стену в повороте «Вильнев». Авария была ужасной, машина разбилась вдребезги, а Ратценбергер сидел в кокпите без движения. Повисло жуткое молчание, квалификация была остановлена, медики пытались привести пилота в сознание. Смерть давно не посещала трассы Формулы-1 – уже восемь лет, и все почти убедили себя, что опасности больше нет – отсюда и жесткая манера вождения, игры «кто первым струсит», отношение к гоночным болидам как к оружию.

Сенна был глубоко потрясен смертью Ратценбергера. Он впервые познакомился с австрийцем за день до этого, и они обменялись парой слов. Сенна поприветствовал его и пожелал ему удачи в Формуле-1. Потеря коллеги – событие шокирующее, особенно когда общался с ним совсем недавно. Сенна съездил на место происшествия с профессором Сидом Уоткинсом, своим другом и главным врачом Формулы-1, пытаясь понять, что случилось.

На следующий день во время утренней тренировки перед гонкой, так называемого уорм-апа, Айртон был на секунду быстрее остальных.

«Он был полон решимости разнести Шумахера в пух и прах», — вспоминает технический директор Williams Патрик Хед. Говорят, что перед гонкой бразилец по телефону сказал своей девушке, что у него плохое предчувствие, но не говорил об этом больше никому – ни друзьям, ни коллегам. По словам Хеда, они с Сенной и Фрэнком Уильямсом беседовали до одиннадцати вечера накануне гонки. «Он с уверенностью смотрел в день грядущий, верил, что проблемы с машиной решены, говорил нам, что нужно сделать, — ну, знаете, типичный гонщик, настроенный победить». Тем не менее он безумно хотел сразу же после окончания гонки вернуться на свою виллу в Португалии и попросил Рамиреза устроить все так, чтобы после Гран-при самолет забрал его в аэропорту Форли.

Но кое-какие свои опасения Сенна все же высказал в тот уик-энд в Имоле. В интервью итальянской газете он говорил о том, что введение дозаправок в 1994 году превратило гонки в бешеную свалку. Он беспокоился не столько о риске возгораний, сколько о том, что гонки стали серией спринтерских отрезков с низким уровнем топлива на борту. Это, как он считал, сильно сказывалось как на пилотах, так и на машинах. Прежде нужно было чувствовать, когда атаковать, а когда беречь машину, теперь же атака велась непрерывная, с применением всех сил и ресурсов. Сенна считал, что это сделали с целью оживить интерес к гонкам, не задумываясь об увеличившемся риске. Поэтому утром перед гонкой он и обсуждал с Шумахером возможность преобразования Ассоциации гонщиков Гран-при – хотел сделать уклон в сторону повышения безопасности, а они с Михаэлем должны были стать «сигнальными маяками».

Сенна выиграл поул в субботу, выдав феноменальный круг – быстрее того, что реально могла позволить ему машина. Бразилец был невероятно напряжен. На первых кругах гонки он явно атаковал слишком сильно, на пределе собственных возможностей. Шумахер, идущий вторым, ясно понимал, что Сенна не сможет продолжать так всю гонку – слишком велико было напряжение. Он решил не предпринимать попыток обгона, а просто выждать, потому что знал, что Сенна рано или поздно сбавит темп. «Болид Айртона вел себя очень нервно в том повороте [ «Тамбурелло»], – вспоминает Шумахер. — Я видел, что он сильно припал на днище и чуть не потерял управление. На следующем круге в том же месте это случилось. Машина коснулась земли, ее занесло, и Айртон потерял управление. Авария выглядела серьезной, но мне казалось, что все куда легче, чем в случае с Ратценбергером».

Шумахер так и не проехал мимо места аварии. К тому времени, как он завершил свой круг, появились красные флаги, поэтому он остановился на прямой пит-лейн. Краем глаза он успел заметить, как болид Сенны сорвало с трассы и понесло в степу, но он видел подобные аварии прежде – в таких случаях гонщик всегда оставался цел и невредим. Самой ужасной аварией из всех, что он наблюдал в Формуле-1, было крушение Алекса Дзанарди в Спа, в повороте «Красная вода», — куски Lotus разлетелись по всем прилегающим холмам. Дзанарди был контужен, но ничего более, а ведь его авария выглядела гораздо страшнее, чем то, что произошло с Сенной. Убил бразильца обломок передней подвески, пронзивший шлем. На его теле повреждений не было.

Гонку возобновили. В тот момент это не казалось диким, бесчувственным поступком, так как о состоянии Сенны никто ничего не знал, известно было только то, что бразильца увезли на вертолете в ближайший госпиталь в Болонье. Гонщики снова сели в машины и вышли на старт, и Шумахер победил. После этого он признался, что во время гонки уверял себя, что с Сенной все будет в порядке, так как авария казалась не слишком серьезной. Он убеждал себя что Сенна в худшем случае вернется в строй уже в Монако. На подиуме Михаэлю сообщили, что Сенна в коме. Только через несколько часов после гонки Вилли Вебер сказал ему, что Сенна мертв. По словам менеджера, Михаэль рыдал как ребенок.

Сенна как-то сказал журналисту Норманну Хауэллу, что расправляется со своими страхами по одному зараз, выстраивая храбрость с каждой маленькой победой, «словно это кирпичи». С каждым годом у него было все больше кирпичей.

Шумахер никогда не придавал значения страху – и делал это так убедительно и так, казалось бы, естественно, что можно было поверить, что немец никогда не боялся, садясь в кокпит гоночного болида. Его задача заключалась в том, чтобы вести машину на пределе возможностей вне зависимости от условий, несмотря на то что этому сопутствовала огромная доля риска. Шумахер осознавал риск, но не позволял себе бояться. В его мировоззрении не произошло никаких видимых перемен, даже когда он возмужал и стал мужем, а потом и отцом. Он говорил об этом в 2001 году – к тому времени у него было двое маленьких детей. «Гонка – не время думать о риске. Мол, не страшно, мне ведь не о ком заботиться, или наоборот – я женатый мужчина, имею ребенка. Вы не раздумываете, а просто ведете машину в меру своих способностей. На тестах все по-другому – если вы понимаете, что момент рискованный, а машина настроена не лучшим образом, вы думаете: «Зачем мне рисковать, сейчас мне нечего доказывать».

На вопрос в 2006 году, стал ли он испытывать больше беспокойства по прошествии лет, Михаэль ответил: «Беспокойство – неверное слово. Просто появляется осознание риска, опасности. Сегодня, если я замечаю, что что-то в машине не так, я предпочитаю вернуться в боксы. Прежде я, вероятно, продолжил бы».

Жан Тодт, босс команды Ferrari и близкий друг Шумахера, в 2006 году рассказал немецкому журналу Park Lane следующее: «Михаэль стал осторожнее, стал больше беспокоиться по разным поводам. Он всегда кажется самоуверенным, но для человека, который обеспокоен и уязвим, это естественная защита».

Как и ко всем областям жизни, к теме риска и смерти у Шумахера есть свой четко выработанный подход. На вопрос, задумывался ли он когда-нибудь о том, что попадет в страшную аварию, немец ответил: «Не скажу, что так. Гонщики не особенно затрагивают эту тему. Хотя Гран-при в Имоле 1994 года, когда погибли Сенна и Ратценбергер, был одним из худших моментов в моей жизни. Прежде до меня как-то не доходило, что можно на самом деле разбиться насмерть в гоночном болиде. Я мог представить себе любые удары судьбы, но только не этот».

После Имолы он задумался, стоит ли продолжать или лучше уйти из спорта, но в этой реакции не было ничего удивительного. Большинство пилотов Формулы-1 так или иначе задумывались об этом, особенно такие, как Герхард Бергер, — те, кто был другом Сенны и Ратценбергера. Но, как и Бергер, они решили, что гонки – это то, что у них получается лучше всего, то, что больше всего им нравится, и что они слишком много трудились, чтобы оказаться здесь. Шумахер несколько дней провел в раздумьях, а затем поехал в Сильверстоун на тесты, чтобы испытать себя – выяснить, есть ли у него еще азарт, скорость и прежде всего желание продолжать. Несмотря на все свои мысли о смерти, Михаэль сразу же включился в нормальный, обычный режим и смог вести машину с прежней скоростью, показывая прежние результаты. И у него не было страха. «У меня всегда так, — признается он. — Я просто делаю свою работу, это для меня естественно». Тогда Шумахер впервые сделал паузу – он был в замешательстве и хотел разобраться в себе, но в конечном итоге принял правильное решение.

«Мне было очень тяжело после всего случившегося в Имоле сконцентрироваться, оставаться на прежнем уровне. У меня действительно возникли серьезные проблемы. Я понимал, что, если я больше не смогу выполнять свою работу как надо, мне придется завязать с гонками. Я потерял уверенность в себе. Не знал, смогу ли я водить болид так же быстро, так же безрассудно, как раньше. Но все эти проблемы решились, когда я приехал на тесты в Сильверстоун перед Гран-при Монако.

Мне удалось настроиться, собраться с мыслями. Но я был все еще страшно подавлен гибелью Роланда и Айртона. Я всегда сравнивал себя с Айртоном, он был самым быстрым гонщиком в Формуле-1, и я больше всего хотел завоевать свой первый поул в Монте-Карло именно в борьбе с ним».

Что бы ни говорило Шумахеру его подсознание, как человек методичный, он отреагировал на трагедию в Имоле тем, что вплотную занялся проблемами безопасности. После гонки он был заметно потрясен. Михаэль сказал: «То, что случилось в этот уик-энд… я никогда не видел ничего подобного. Единственное, что я могу сказать, — мы должны извлечь из этого урок. Мы все – гонщики Формулы-1 – пришли к единому мнению, объединив усилия. У нас появилось несколько хороших идей, которые нужно обсудить с соответствующими людьми. Слабое место – голова гонщика, потому что тело защищено кузовом болида, а голова ничем не защищена и не выдержит сильного удара».

Несколько лет спустя, оглядываясь назад, Шумахер говорил о том, что события 1994 года привели к возрождению Ассоциации гонщиков Гран-при. «Я понял, насколько важна безопасность и сколько еще предстоит сделать в этом направлении. Я считаю, что люди не должны выходить за пределы собственных возможностей. Эти пределы должны быть определены, тщательно выверены. В этом я вижу свою задачу. Я обладаю определенным статусом и могу заставить выслушать себя. Я один из трех председателей Ассоциации гонщиков и сотрудник дополнительной комиссии по безопасности, которая систематически обменивается информацией с FIA. Мы уже многого добились».

Необходимость в определенных действиях стала еще острее, когда бывший партнер Шумахера по Mercedes Карл Вендлингер попал в сильнейшую аварию на практике в Монако. И вновь уязвимость головы пилота вышла на первый план: Вендлингер впал в кому вследствие серьезной травмы головы, и на этом его карьера в Формуле-1 завершилась. Ассоциация гонщиков Гран-при была реорганизована в пятницу перед Гран-при Монако; Мартин Брандл стал председателем, Шумахер с Бергером заняли должности председателей по совместительству. Пилоты целый день обсуждали ряд вопросов и задач, с которыми столкнулись. В конце заседания все тихо выскользнули из помещения, не желая разговаривать с поджидавшими их журналистами. Ники Лауду в тот день пригласили в числе других бывших гонщиков поучаствовать в заседании и поделиться своими идеями. После этого он вышел к журналистам и дал им интервью, в результате чего создалось впечатление, что он был ключевой фигурой, однако гонщики больше никогда не видели Лауду на собраниях ассоциации. Все последующие Гран-при прошли в режиме паники: на трассах сооружались временные шиканы, чтобы снизить скорость на наиболее опасных участках, в срочном порядке проводились правила по сокращению мощности двигателей и укреплению шасси.

Шумахер не присутствовал на похоронах Сенны в Бразилии. Руководство команды Benetton отсоветовало ему ехать, заявив, что это небезопасно, что в нестабильной эмоциональной атмосфере немец может спровоцировать вспышку агрессии со стороны тех, кто винит его в смерти Сенны. Но он не поехал на похороны еще и по личным причинам – боялся показать эмоции на публике.

«Я не считал, что должен кому-то что-то доказывать. У меня не было необходимости ехать на похороны и делиться своими чувствами. Эти навязанные обществом поступки не в моем стиле. Но его смерть тем не менее стала для меня ударом. Он многое для меня значил. Мы не особенно дружили, но он был моим кумиром. Я сидел дома, плакал и говорил об этом с женой и друзьями. Я не хотел показывать это на людях».

Это было очень эмоциональное время для всех – период взаимных обвинений и политического маневрирования, один из тяжелейших кризисов, который доводилось пережить спорту. Никто не понимал, что будет дальше. Семья Сенны недвусмысленно дала понять Берни Экклстоуну и Максу Мосли, что их не желают видеть на похоронах. Брат Сенны считал, что Айртон погиб по их вине – ведь они изменили Формулу-1.

Алан Прост – человек, с которым Сенна сражался дольше и жестче всех, — приехал на похороны и был раскритикован за лицемерие. Шумахер этого не сделал, и его осуждали за то, что он не отдал дань уважения. Чернили всех. «С одной стороны, я жалею, что не полетел в Бразилию, — говорит Шумахер. — Но с другой, я не из тех, кому нужно сидеть в церкви, чтобы верить. Я могу испытывать горе и не явившись на похороны».

Через два года, перед Гран-при Бразилии-1996, Михаэль вместе с Коринной приехал на могилу бразильца, которая находится под одиноким деревом на зеленом склоне холма в районе Сан-Паулу – Морумби.

«Я давно хотел сделать это, но в тишине и покое. Только для меня и для него, а не для остальных. Ненавижу, когда пускают пыль в глаза. Поэтому я не поехал на похороны и поэтому не хотел приезжать на его могилу сразу же, хотя от меня этого ждали. Мне нужно было многое переосмыслить. Я мог поехать к нему, только успокоившись, один. Именно так я хотел проститься с ним.

Я просто плакал. Вспоминал моменты, которые нас связывали, хорошие и плохие. И тогда я понял, как много он для меня значил. Он был для меня образцом для подражания, моим кумиром. Я до сих пор не могу свыкнуться с мыслью, что он ушел. Сенна был лучшим. И точка. Выступать с ним на одной трассе, бороться с ним, побеждать его – это не поддается описанию. Я по-прежнему не могу понять, почему именно он должен был погибнуть. Он, который казался таким неземным, таким непобедимым, таким неподражаемым».

Сенна действительно сыграл огромную роль в жизни Шумахера. Изучая биографию Михаэля, начинаешь понимать, что поступки бразильца находят отражение в действиях Шумахера. После столкновения с Вильневом в Хересе Михаэль признал, что «в прошлом это было обычным явлением», намекая на поведение Сенны в похожих ситуациях. Другими словами, он взвесил все за и против и решил, что бразилец на его месте поступил бы именно так и это сошло бы ему с рук. Эта своеобразная эмоциональная связь с Сенной навлекла на Шумахера неприятности. Чего ему никогда не удавалось понять – это почему Сенне позволялось безнаказанно творить такое, тогда как на него, Шумахера, обрушивалась лавина критики. Как предположил один маститый фотограф, Пол Генри Кахир, разница в том, что атака Сенны на Проста в Судзуке была красивым и пылким жестом, удивляющим своей амбициозностью, тогда как столкновения Шумахера с Хиллом в Аделаиде и с Вильневом в Хересе были скорее отчаянными действиями человека, который боится проиграть. Макс Мосли придерживается того же мнения, хотя и выражает его иначе. Как он заявляет, поступок Сенны легко оправдать тем, как Прост обошелся с бразильцем годом раньше, а Шумахер же «сделал это, чтобы выиграть чемпионат, без каких бы то ни было особых эмоциональных причин». Шумахер держался иначе, у него не было врожденной харизмы бразильца. Но Мосли совершенно точно определил редкое качество, присущее обоим гонщикам: убежденность в том, что в погоне за победой они вправе делать все, что душа пожелает.

Сабина Кем, верная соратница Шумахера, говорит следующее по поводу отношения Михаэля к Сенне: «Он всегда восхищался Сенной. Я несколько раз заговаривала с ним об этом, но все мои попытки ни к чему не привели. Он не хочет открываться. Михаэль очень ранимый парень. Несмотря на всю его уверенность в себе, он знает свои слабые места. И понимает, что если откроется, то одному Богу известно, что выйдет наружу, потому он всегда закрыт».

Похоже на правду? Без сомнений, именно поэтому Шумахер не поехал на похороны Сенны и именно поэтому держал оборону в других сложных ситуациях, когда все, что от него требовалось, — это простые слова раскаяния. Шумахер, необыкновенно дисциплинированный человек, знает о своих эмоциональных проблемах. Он не любит эту свою сторону и не хочет показывать ее публике, поэтому прячется в свой «панцирь», никому не позволяя узнать себя и понять. С годами он все чаще стал закрываться, так как устал быть цирковой обезьянкой, которая должна показывать эмоции по требованию.

Пытаясь объяснить свою точку зрения, Михаэль приводит в пример эпизод с Микой Хаккиненом на Гран-при Италии в 1999 году. Тогда финн совершил нелепую ошибку и вылетел с трассы, упустив победу, которая была ему необходима. Хаккинен нашел, как он подумал, уединенное местечко под деревьями, сел на свой шлем и начал рыдать. Гонщика засекла телекамера с вертолета, и его нервный срыв транслировался в прямом эфире на весь мир.

Шумахер говорит вот что:

«Мика проявил немного человечности, немного эмоций, и что сделали журналисты? Они его за это наказали. Так что остается делать? Приходится сохранять эмоциональное равновесие, не показывать своих чувств, потому что это используют против тебя. Ты собираешься и делаешь свою работу – и иногда кажешься безразличным. Даже бесчеловечным. Но ты вынужден так поступать, чтобы защитить себя».

Шумахеру это удавалось настолько хорошо, что его часто называли роботом. Но был один случай, когда он совершенно потерял самообладание. Выиграв Гран-при Италии в 2000 году, немец расплакался на пресс-конференции после гонки, когда ему сказали, что он сравнялся с Сенной по числу побед – сорок одна. Сегодня Михаэль говорит, что ему неловко за эти слезы. «Не знаю почему, но тень Айртона словно преследует меня. Каждый раз, когда меня сравнивают с ним, я испытываю невероятное волнение. Разумеется, приходится делать над собой усилие, чтобы спрятать эмоции и не выдавать слабости».

Тогда эмоции хлынули через край именно при упоминании о Сенне, но реакция Шумахера была вызвана и тем, что он выиграл очень важную для себя гонку, — все лето он находился под жестким прессингом, титул словно выскальзывал у него из рук. В довершение всего в то утро ему сказали, что Вилли Бергмайстер, один из его ближайших соратников и его первый работодатель, пережил обширный инфаркт. Коктейль эмоций был настолько сильным, что он не смог сдержать их.

Одержав первую в Монако победу, Шумахер обеспечил себе внушительное преимущество в чемпионате мира над новым соперником – партнером Сенны по Williams Деймоном Хиллом. Немец победил в четырех гонках из четырех и шел вперед с крейсерской скоростью. Даже поломка коробки передач во время Гран-при Испании, которая привела к тому, что Шумахер вынужден был провести половину гонки на пятой передаче, не остановила его. Согласно истории, которая давно уже стала «классикой жанра», он с легкостью адаптировал манеру езды и привел машину на второе место за Хиллом.

В Канаде и во Франции Михаэль тоже победил. В середине сезона у Шумахера было шестьдесят шесть очков по сравнению с двадцатью девятью у Хилла, и первый чемпионский титул уже замаячил на горизонте. Но затем начались неприятности.

 

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

«Шулер Шуми»

Это мой третий сезон в Benetton. Вы думаете, что в этом году мы мухлевали? Так почему же мы не делали этого в прошлом? Никто не начинает мухлевать внезапно, особенно когда есть преимущество над конкурентами и такой пилот. 
Росс Браун

События лета 1994 года пошатнули доминирование Шумахера в чемпионате и, что гораздо хуже, подорвали его репутацию. Сначала он влип в неприятности из-за того, что проигнорировал черный флаг, который означает дисквалификацию посередине гонки. Затем FIA уличила Benetton в мошенничестве – в ходе расследования пожара на пит-лейн выяснилось, что команда сняла фильтры с топливного шланга, чтобы ускорить процесс подачи топлива. Наконец, в Спа Шумахер провел потрясающую гонку, а затем узнал, что его болид дисквалифицирован за нелегальные модификации днища. Но хуже всего стало то, что FIA обнаружила в бортовом компьютере Benetton программу, при помощи которой гонщик мог активировать систему контроля запуска. Таким образом, честность Шумахера была поставлена под сомнение, и немца раз за разом подвергали критике. Для него этот опыт оказался весьма неприятным.

Несмотря на то что к Шумахеру липла грязь, виновата во всем по большей части была команда. Многим опытным экспертам Формулы-1 казалось, что FIA объявила Benetton вендетту. Предполагают, что федерация хотела тем самым обострить борьбу в чемпионате, нивелировать огромное преимущество Шумахера по очкам. Но это было далеко не все.

После смерти Сенны FIA провела целый ряд поспешных изменений в регламенте, которые предназначались для того, чтобы снизить скорость болидов и сделать их безопаснее в целом. Огромное беспокойство у команд вызвало изменение профиля днища – чтобы болиды не цепляли днищем землю, как Сенна в Имоле. Но высота дорожного просвета оказывает огромное влияние на аэродинамику, и команды сочли, что поспешные изменения такого рода сделают машины менее стабильными. Многим казалось, что новый регламент слишком плохо продуман и требует дополнительных согласований.

Незадолго до Гран-при Испании, в конце мая, босс Benetton Флавио Бриаторе написал открытое письмо президенту FIA Максу Мосли, в котором подверг сомнению его способность контролировать выполнение новых правил и работу по повышению безопасности. Текст последнего абзаца этого письма был дерзким. «Вы продолжаете настаивать на выполнении плохо продуманных правил. А мы сомневаемся в вашей способности адекватно решать технические вопросы и вопросы безопасности в Формуле-1».

Бриаторе, несмотря на свою близость с другим «серым кардиналом» Формулы-1 Берни Экклстоуном, считался относительным новичком в этом спорте: он пришел в него в 1989 году. Флавио стоял у штурвала молодой команды, которая оказалась в шаге от чемпионства, тем самым нарушая комфорт элиты – McLaren, Williams и Ferrari. Письмо Бриаторе было в чистом виде проявлением недоверия к президенту FIA. Итальянец нарывался на неприятности, и Benetton получил свое сполна.

Печально известный инцидент с черным флагом в Сильверстоуне начинался как невинная игра, которая спровоцировала серьезный скандал и в конечном итоге дисквалификацию на три гонки. Это снова сделало открытой борьбу за титул. Деймон Хилл тогда занял поул, опередив Шумахера. Но, выехав на прогревочный круг, Шумахер укатил вперед. Правила диктуют, что на прогревочном круге вы должны придерживаться занятых позиций, иначе будете стартовать с последнего места. По не связанным с этим причинам старт отменили, и на втором прогревочном круге Шумахер проделал то же самое. Очевидно, он пытался привести Хилла в замешательство, заставить англичанина «подергаться». Стюарды должны были наказать Шумахера стартом с последнего места, но вместо этого гонка началась как ни в чем не бывало. Стюарды долгое время совещались и наконец дали Михаэлю пятисекундное пенальти, но не указали, что это «стоп-энд-гоу» – когда пилот обязан заехать на пит-лейн и остановиться, теряя кучу времени и позиций.

В руководстве Benetton заметили упущение стюардов и решили искусно это обыграть – они намеревались заявить после гонки, что, как они поняли, пять секунд просто Прибавят к общему времени пилота в гонке. Администрация же, разумеется, ожидала, что команда зазовет Шумахера на «стоп-энд-гоу» в течение трех кругов.

Невыполнение требования стюардов являлось серьезным нарушением, ведущим к дисквалификации, и администрация показала черный флаг с номером пять, что означало, что Шумахер должен вернуться в боксы. Немец продолжал гонку, игнорируя черный флаг на протяжении трех кругов. Команда поговорила со стюардами, черный флаг убрали, и Михаэля зазвали, но он проехал до самого конца пит-лейн, отстоял положенные пять секунд и возобновил гонку. Команда допустила ошибку, но ответственность лежит и на администраторе, который не уведомил команду о первоначальном нарушении в течение установленных пятнадцати минут и действовал вопреки установленной процедуре. Стюарды оставили за Шумахером второе место в гонке, но оштрафовали его и команду на 115 тысяч фунтов стерлингов. Однако президент FIA Макс Мосли взял в руки дирижерскую палочку, и ситуация быстро вышла из-под контроля Benetton. «Мы всегда хорошо ладили, мне нравился Михаэль, с моей стороны не было никакой враждебности, — говорит Мосли. — Как говорят мафиози, «ничего личного, просто бизнес». А случилось следующее: Флавио пошел к Берни и попытался убедить того все уладить, но это не имело никакого отношения к Берни».

Мосли вызвал Шумахера на слушание в конце июля, спустя две недели после инцидента. Шумахер поступил отнюдь не мудро, прокомментировав это в разговоре с прессой. «Пустая болтовня, — заявил он немецким журналистам. — Было бы глупо вмешиваться в чемпионат на такой стадии. Весь этот театр – просто смешно. Ну да, я обогнал Деймона, а мне не полагалось этого делать. Но не я один всему виной, я получил пенальти, а команда неправильно его истолковала. Все решилось в разговоре со стюардами. Не думаю, что будут предприняты еще какие-то действия».

Но все это оказалось отнюдь не пустой болтовней, а чрезвычайно серьезным делом. Когда Шумахер с Бриаторе вошли в зал суда в Париже, они поняли, что инцидент в Сильверстоуне лишь один из пунктов в списке нарушений. После Гран-при Сан-Марино FIA изучила данные с бортовых компьютеров всех болидов. Теперь Benetton обвиняли в том, что у них была «противозаконная компьютерная программа». Специалисты из FIA не могли доказать, что в Имоле использовалась система контроля запуска, но один тот факт, что программа имелась в наличии и для ее активации от пилота требовалось лишь воспроизвести простую последовательность команд, многие считали достаточным. Это заставило их усомниться в честности команды, а заодно и самого Шумахера.

Что касается инцидента в Сильверстоуне, то Benetton оштрафовали на 500 ООО долларов и обвинили в незнании правил, а Шумахера отстранили от соревнований на две гонки. Уже поднявшись и собираясь уйти, Мосли сказал: «И, кстати говоря, мы аннулируем шесть очков за Силверстоун».

Шумахер, как вспоминает Мосли, был «недоволен».

Это решение полностью перевернуло ход чемпионата мира. В своем выступлении перед прессой Мосли подверг сомнению честность Шумахера, сказав: «Та версия событий, на которой настаивает Шумахер, говоря, что он не видел черный флаг, неправдоподобна. Черный флаг – это как красная карточка в футболе. Игрок, которому показали красную карточку, должен немедленно покинуть поле, и Шумахер должен был это сделать». Бриаторе только обострил ситуацию, заявив итальянской прессе: «Я сказал Шумахеру по радио, что он должен оставаться на трассе».

Дисквалификация на две гонки в то время всем показалась слишком жестоким наказанием, даже соперникам Шумахера. Несколькими годами ранее Найджел Мэнселл проигнорировал черный флаг, а затем врезался в другую машину, но был дисквалифицирован лишь на одну гонку.

Шумахер все еще злится, вспоминая инцидент в Сильверстоуне, ведь его отголоски слышны по сей день.

«Я не игнорировал черный флаг, я его просто не видел. Я не говорю, что не совершал ошибки, но ошиблись и в FIA.

У меня сложилось впечатление, что это какая-то подстава, а я просто козел отпущения. Мы лидировали в чемпионате с большим отрывом, и многих людей обрадовало то, что нас наказали. Это превратилось в тенденцию – винить нас во всех грехах. То, как в этой ситуации действовал Флавио Бриаторе, особенно не помогло. Нельзя плыть против настолько сильного течения – даже если вы сами сильны, ваши слова останутся без внимания.

Могу сказать, что по прошествии времени начинаешь смотреть на события под другим углом, не так субъективно. Возможно, и Алонсо многое поймет – помните ситуацию в Монце 2006 года? Он думал, что несправедливо наказан FIA, что против него какой-то заговор. Я ему очень сочувствовал и понимал его реакцию. Это напомнило мне о 1994-м. Я сказал ему об этом после гонки в Монце, когда мы встретились в аэропорту Женевы».

Любопытно, что Шумахер проводит параллели с Монцей 2006 года. Тогда многим казалось, что Алонсо наказали несправедливо. Но в 1994 году Шумахер извлек важный урок – он понял, что необходимо быть в хороших отношениях с FIA. Он также понял, что Ferrari, например, сошли с рук манипуляции в Аиде, тогда как его команду разоблачили.

После того как на слушании в Париже FIA вынесла решение наказать Benetton, зрителей ждал необыкновенно драматичный Гран-при Германии. Билеты на гонку были распроданы, 120 тысяч мест заполнены; большинство болельщиков пришли с единственной целью – увидеть первого за тридцать лет немца, который претендовал на титул чемпиона. Для дисквалификации время было не самое подходящее. Benetton подал апелляцию, и Шумахеру разрешили выступить перед поклонниками.

Но неприятности продолжали преследовать команду. В тот уик-энд FIA опубликовала информационный документ, в котором говорилось о системе контроля запуска (лонч-контроле) в программном обеспечении Benetton. Взрывоопасным открытием стало то, что, как выяснили компьютерные специалисты FIA в Ливерпуле, эту систему активировать очень легко.

В заявлении говорилось: «Чтобы запустить систему, пилот должен опустить левый подрулевой переключатель, а затем одним движением сдвинуть правый. Затем нужно отпустить левый переключатель. Затем пилот дает газ в пол, когда это требуется, — и правый переключатель приведет машину в движение».

Неужели Шумахер проводил подобные манипуляции на протяжении всего сезона? FIA пришла к заключению, что нет. Лучшее доказательство невиновности немца – тот факт, что устройство не использовалось в Гран-при Сан-Марино, после которого и были изучены данные с бортового компьютера Benetton. Но тем не менее остался гигантский знак вопроса по отношению к результатам Шумахера в течение сезона-1994. Определенно его старт на Гран-при Франции вызвал подозрения, но технический директор Benetton Росс Браун категорически отрицал, что имели место какие-то нарушения.

«Михаэль из рук вон плохо стартовал в прошлом году, теперь же он выработал новую технику – он использует сцепление и газ таким образом, что это исключает пробуксовку.

Шанс, что команду уличат в обмане и исключат из зачета чемпионата, просто огромен. Если бы мы были идиотами и по своей прихоти использовали такую систему, нас бы уличили в этом, и тем самым мы бы поставили на карту будущее двух сотен человек и их семей. Успех сопутствует нам благодаря тяжелому труду и таланту Михаэля Шумахера. К несчастью, это крест, который мы вынуждены нести, — люди объясняют наш успех так, как им угодно.

Михаэля вряд ли поставили бы в известность об этой скрытой системе, потому что это не важно. Я знаю Михаэля. Он не стал бы использовать систему, если она нелегальна и может повлечь за собой множество неприятных последствий. Я безоговорочно уверен в этом».

Уже позже в интервью, опубликованном в журнале Motor Sport, Браун более обстоятельно рассказал о событиях 1994 года:

«В 1994 году нас просто взяли и обвинили в мошенничестве. Все было замешано в один гигантский политический скандал между Максом Мосли и Флавио, который написал письмо в FIA, утверждая, что Макс не подходит на роль президента. Флавио пришел к нам с Рори и сказал: «Сейчас мы должны признать свою вину, потому что иначе Макс заберет у нас очки за Имолу». Я сказал: «Если вы так поступите, я выйду за дверь вместе с Рори, потому что мы не сделали ничего противозаконного. Вы останетесь без технического директора и главного конструктора».

В этом была трагедия с трекшн-контролем: если какая-то из команд показывала достойный результат, начиналась инсинуация. Но когда систему снова признали легальной, побеждать продолжали те же самые команды. Так что либо она была раньше у всех, либо ни у кого».

Но обвинения в мошенничестве продолжали расти как снежный ком. На Гран-при Германии во время пит-стопа у партнера Шумахера по команде Йоса Ферстаппена вспыхнул пожар. В ходе изучения заправочного шланга Benetton было обнаружено, что они убрали фильтр, что могло бы оказать влияние на скорость поступления топлива, тем самым снижая время пилота на пит-стопе.

Команда признала свою вину, но свалила все на младшего механика, который якобы не проконсультировался с руководством команды. Слушание состоялось через неделю после того, как Шумахера дисквалифицировали за не соответствующее регламенту днище. Это было четвертое разбирательство за одно лето, и, как заметила FIA в своем официальном заявлении, Benetton «обязался осуществить определенные перемены в руководстве, чтобы подобного больше не случилось». Это заявление было своего рода оправданием за то, что FIA не наказала команду за эпизод с топливным фильтром. Бриаторе утверждал, что не давал подобных обязательств.

Технический директор Росс Браун рьяно выступил в защиту команды, отрицая правомерность обвинений в мошенничестве: «Это мой третий сезон в Benetton. Вы думаете, что в этом году мы мухлевали. Так почему же мы не делали этого в прошлом? Никто не начинает мухлевать внезапно, особенно когда есть преимущество над конкурентами и такой пилот».

Крайне расстроенный положением дел, Шумахер пропустил Гран-при Италии и Португалии. Он смотрел гонки по телевизору в кафе рядом со своей квартирой в Монако. Он хотел показать, как он удручен тем, что его имя смешали с грязью и что его лидерство в чемпионате было подорвано обвинениями в мошенничестве. Пошли слухи, что Михаэль рассматривает возможность уйти из Benetton и в 1995 году объединить усилия с Mercedes в команде McLaren. Распространяли эти слухи журналисты, тесно общавшиеся с Шумахером и Вилли Вебером. Было очевидно, что Михаэлю нужно дистанцироваться от Benetton.

Тем летом немецкая пресса устроила Шумахеру по-настоящему нелегкую жизнь, даже придумав фразу «Schumel Schumi», что можно перевести как «Шулер Шуми». Шумахер с Вебером обратились к журналистам, чтобы добиться нужного им расклада и перенести всю ответственность на команду. Шумахер дал понять, как он недоволен тем фактом, что команда не способна позаботиться о его имидже. «Я ушел бы из Benetton, — сказал он однажды, — если бы доказали, что команда мошенничала».

По результатам опроса, проведенного в то время одной из ведущих немецких газет, шестьдесят пять процентов фанатов призывали Шумахера уйти из Benetton, считая, что команда вредит ему. Шумахер не особенно отнекивался от слухов о Mercedes: «В конце 1995 года я буду свободен от обязательств и тогда выберу лучший из доступных мне вариантов».

За кулисами шла очередная битва за Шумахера, хотя она была не такой публичной по сравнению с его громким переходом из Jordan в Benetton в 1991 году. К тому же переход 1991 года был осуществлен за какие-то две недели, эта же эпопея затянулась на целый год. Вилли Вебер подтвердил: «Мы обратились к Benetton в письменной форме с просьбой обсудить наш контракт, так как мы не будем продолжать выступать за эту команду в сложившихся условиях». Но Бриаторе проигнорировал письмо Вебера – счел его обычной попыткой добиться повышения гонорара.

На самом деле Вебер мастерски воспользовался ситуацией и решил поиграть с Benetton в политическую игру. Он провел переговоры с Williams, McLaren и Ferrari и в результате добился заключения сделки с Benetton на 1995 год, по условиям которой предварительный гонорар Шумахера удваивался и составлял около одного миллиона долларов за каждую гонку. В то же время эта сделка аннулировала прежний опцион на 1996 год. Шумахер, таким образом, освобождался от обязательств и на 1996 год мог принять предложение от любой команды. В финансовом плане сделка была очень удачной, учитывая то, что Михаэль почти удвоил гонорар, подписав договор с Ferrari.

В конце лета 1994 года McLaren объявил, что собирается объединиться с Mercedes-Benz, чьей целью было заполучить Шумахера. Вебера цитировали так: «С 1996 года мы будем рассматривать Mercedes-McLaren как нашего партнера номер один. Это будет команда нашей мечты. Михаэль так и не разорвал контракт с Mercedes. Мы всегда хотели снова с ними работать».

В отсутствие дисквалифицированного на две гонки Шумахера Деймон Хилл сократил отрыв в чемпионате до одного очка. Судьба чемпионского титула, которая пару месяцев назад казалась решенной, теперь висела на волоске.

В отчаянии, ошеломленный этой политической игрой, которая разворачивалась вокруг него и в которой он был простой пешкой, Шумахер сделал весьма неосмотрительные заявления СМИ. Что-то сподвигло его дать интервью немецкому журналу Auto Bild, в котором он утверждал, что у всей первой тройки на Гран-При Германии, которую выиграл Герхард Бергер на Ferrari, были проблемы с днищем, но его в Бельгии за это наказали, а их нет. Затем Шумахер совершил еще одну нападку на Ferrari, сказав, что FIA «была очень добра» к итальянской команде, не наказав ее за систему сокращения мощности в Аиде. Жан Тодт, босс Ferrari, который позднее станет ближайшим союзником Михаэля, пришел в ярость: «Касательно опрометчивых заявлений Шумахера Ferrari нечего сказать, кроме того, что болид Бергера после победы в Германии проверялся инспекторами FIA и был признан соответствующим регламенту».

Шумахер, однако, был обижен и во время тестовой сессии в Португалии, сразу же после того, как вернулся в строй, подверг словесной атаке Деймона Хилла. Это произошло на встрече с британской прессой. Было очевидно, чего пытался добиться немец: вывести Хилла из равновесия и прервать инерцию, которую англичанин умудрился набрать во время вынужденного отсутствия лидера чемпионата. Но это смотрелось довольно неуклюже и неестественно, так как на протяжении всего сезона между двумя гонщиками не было никакой заметной вражды. Но теперь, когда Хилл влез на территорию Шумахера, перчатки полетели на землю. Классический пример поведения мачо в Формуле-1. FIA терроризировала Шумахера целое лето, и теперь он изливал эмоции на соперника.

«Хилл много говорил про «нелегальную машину» и тому подобное, — сказал Шумахер. — Каждый раз, когда мы доказывали свою честность, они выворачивали все наизнанку и требовали с нас ответа за что-то еще. Он всегда казался английским джентльменом, но когда ты попадаешь в неприятности, ты узнаешь людей такими, какие они есть».

Михаэль добавил: «В этом сезоне Хилл ни разу не опередил меня в гонке в чистой борьбе, без посторонних вмешательств. Это «человечек», который никогда не был гонщиком номер один, его просто посадили на эту работу». Неприличное замечание, учитывая обстоятельства, при которых Хилл стал первым пилотом, — трагедию Сенны в Имоле. Опрометчивые комментарии Шумахера только усилили впечатление о нем как о непорядочном спортсмене и наложились на официальные обвинения, которые немец насобирал по ходу сезона. Шумахер, однако, извлек из этого урок. Он продолжал играть с соперниками в психологические игры, но никогда больше не опускался до таких ядовитых замечаний. Его приближенные разъяснили ему, что, сказав подобное о Хилле, он забил гол в свои ворота.

Завоевав чемпионский титул в Аделаиде, Шумахер забрал свои слова назад. Редчайший момент – Михаэль извинился, он по-настоящему раскаялся. «Я как-то сказал, что не уважаю Деймона так, как уважаю других пилотов. Должен признать, что я ошибался. То, что он сделал в последних двух гонках [Япония и Австралия], просто фантастика. Он был сильным соперником, и я должен извиниться за сказанное».

Хилл победил Шумахера в предпоследнем раунде чемпионата в Японии, благодаря тому что Benetton выбрал неправильную стратегию в полудождевой гонке. Но в финальном Гран-при сезона в Аделаиде Хилл нажимал на немца на протяжении 36 кругов, так что в итоге Шумахер совершил ошибку и вылетел с трассы, повредив машину о стену. Немец вернулся на трассу, Хилл попытался пройти его по внутреннему радиусу, но Шумахер подрезал его и столкнулся с Williams, повредив тому переднее антикрыло. Benetton взмыл в воздух. Это была вторая ошибка Михаэля за уик-энд – основной гоночный болид он разбил в квалификации.

В конце этого сезона, полного противоречий, Шумахер завоевал свой первый чемпионский титул и посвятил его Сенне. «Я всегда знал, что уступлю этот чемпионат Айртону. Он должен был его выиграть. Я хотел бы отдать титул ему. У него была лучшая машина, и он был лучшим гонщиком».

Это была галантная попытка сгладить шероховатости сезона и вернуть себе репутацию человека честного, который придерживается спортивного поведения. Но что сделано, того не воротить – сообщество Формулы-1 и весь мир стали воспринимать Шумахера иначе.

Михаэль, разумеется, заслужил титул, никто бы не стал этого отрицать. Он одержал победу, притом что был дисквалифицирован на две гонки и лишился очков еще в двух. Можно посочувствовать ему, ведь победа в чемпионате чуть не ушла у него из-под носа, но все же во многом Шумахер несет ответственность за случившееся. Его репутация прошла большую трепку, и, хотя он показывал сенсационные результаты в сложные для себя моменты, он также продемонстрировал в Аделаиде, что в условиях жесткого прессинга способен сорваться и ударить ниже пояса. Этот эпизод остался в его биографии темным пятном, несмотря на все то, чего немец добился за следующие двенадцать сезонов.

Огромный знак вопроса стоял напротив того, до какой степени Михаэль участвовал в махинациях команды. Шумахер считал, что вопрос этот в корне неверен, что некоторым просто хотелось выставить Benetton в таком свете. «Если я финиширую в гонке с деревянной планкой [на днище], которая тоньше на миллиметр, здесь не идет речь о мошенничестве», — сказал немец. Но он также выступил в защиту своей команды и принял часть ответственности на себя. В откровенном интервью швейцарскому журналисту Матиасу Бруннеру Шумахер заявил: «Я, разумеется, тоже принимаю решение насчет того, стоит ли команде идти на определенный риск. А что касается FIA, я должен признать, что да, на один миллиметр тоньше – это на один миллиметр тоньше, хотя в аналогичных ситуациях они принимали другие решения. Но болид действительно не соответствовал регламенту, и я никого не стану в этом винить. Это как прогревочный круг в Сильверстоуне. Другие делали то же самое, но поймали на этом меня. И я должен с этим жить».

Что самое поразительное в сезоне-1994, это то, как Шумахера с его командой наказывали в назидание остальным. И это обычное явление – в Формуле-1 такое происходит до сих пор. По существу Михаэль стал жертвой большой политической игры, которую начал его босс. Не столкнулся бы Шумахер с Хиллом в конце сезона, а затем через несколько лет в Хересе с Вильневом, ярлык «Шулер Шуми» остался бы своеобразным сувениром в память о 1994 годе и, скорее всего, затерялся бы за давностью лет.

Однако, к несчастью, сезон-1994 задал тон всей карьере Шумахера: этот человек, как считали многие, в погоне за победой был готов на такое, что соперникам и в голову бы не пришло. К тому же Михаэль решил уйти из Benetton. Несмотря на то что Benetton стал признанной топ-командой и остается таковой – под брендом Renault – по сей день, Шумахер хотел двигаться дальше, частично потому, что только так мог спастись от полемики вокруг своего имени.

После Аделаиды у многих сложилось мнение, что Михаэль намеренно вытолкнул Хилла с трассы, и Макс Мосли заявил, что, если бы подобный инцидент случился в наши дни, «это вряд ли бы сошло Михаэлю с рук».

Хилл вел себя достойно, будучи побежденным, и даже не заикнулся о спорном эпизоде. «Я ничего не имею против него. Когда чемпионат решается в последней гонке, всякое может случиться».

Шумахер применил грубую силу, но он-то был уверен, что FIA намеренно пыталась лишить его титула. Казалось естественным, что такой сезон, полный поворотов и ударов судьбы, должен закончиться подобным инцидентом. Но это был еще не конец. Спустя несколько дней после гонки FIA решила изучить этот инцидент. Берни Экклстоун, в то время вице-президент FIA, сказал, что появилось новое – любительское – видео, которое бросило тень сомнения на поступок Шумахера. «Очевидно, FIA хочет разобраться в этом, потому что нельзя допускать, чтобы гонщики намеренно выносили друг друга с трассы. FIA вправе распорядиться набранными очками, даже лишить чемпионского титула».

Его слова, к счастью, стали не более чем напоминанием Benetton и Шумахеру, чтобы в будущем те не пачкали руки.

 

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Сделано в Италии

В 1996 году мы были в полном дерьме. Я помню, как, увидев машину, я сказал: «Она слишком уж отличается от машин остальных команд». Оказалось, что остальные правы, а мы ошиблись. 
Эдди Ирвайн, бывший пилот Ferrari

Шумахер в 1995 году оставил конкурентов далеко позади и завоевал свой второй титул чемпиона с командой Benetton. Он доминировал по ходу сезона, причем показывал такие результаты, которые камня на камне не оставили от уверенности Деймона Хилла, его основного соперника. Неоспоримую победу в чемпионате Михаэль одержал за две гонки до конца чемпионата. Ему было двадцать шесть лет – самый молодой в истории двукратный чемпион мира на тот период времени и, вне сомнений, гонщик номер один в мире. Но он не хотел сидеть на месте – и мог уже в большей или меньшей степени называть цену.

За лето 1994 года стало ясно, что переход в другую команду необходим для развития его карьеры. У Михаэля было три потенциальных работодателя: Williams, McLaren и Ferrari. Из трех команд только Williams мог предложить Шумахеру конкурентоспособную машину. McLaren претерпел значительные изменения с тех пор, как в начале 1990-х потерял Hondу и Айртона Сенну, а первый сезон команды с Mercedes был просто катастрофичным. Команда финишировала на четвертом месте в чемпионате – в ее активе было менее четверти очков от числа набранных Benetton. Ferrari тем временем постепенно прибавляла в скорости под руководством Жана Тодта, который стоял у штурвала итальянской «конюшни» на протяжении уже трех сезонов. Но команде было еще далеко до уровня Williams и Benetton. Вилли Вебер вспоминает:

«Было трудно убедить Михаэля, что Ferrari может стать для нас хорошим партнером. Он видел все под другим углом. «Вилли, — сказал он, — ты знаешь, что, когда я оказываюсь позади них, их легче обогнать, чем кого-то еще? Ты уверен, что это правильный шаг?»

Конечно, мы могли перейти в McLaren. У них была сильная машина, а гонщик прежде всего смотрит на потенциал, который позволит ему победить в большинстве гонок. Но я вновь и вновь убеждал его, и, все обдумав, он понял, что у команды Ferrari огромный скрытый потенциал.

У нас была возможность разорвать контракт на год раньше. Нам, естественно, хотелось сменить команду, а для меня, не нужно и говорить, Ferrari всегда была настоящей легендой. Я водил Ferrari много лет, эти машины меня завораживают. Я знаю, что гонщики, заключившие контракт с Ferrari в Формуле-1, имеют иной статус в отличие от пилотов Benetton, например. Ferrari – это всегда цель и большая мечта гонщиков. Для Михаэля Ferrari в то время была просто конкурентом, он не смотрел на них с этой точки зрения».

Для перехода в Ferrari у Шумахера были и спортивные причины, не только коммерческие. Пищей для размышлений стал тот факт, что совсем не обязательно выбирать себе самый быстрый болид – так и поступали Сенна, Прост, Фанхио и многие величайшие гонщики. Оглядываясь по сторонам в паддоке, Михаэль понимал, что нет ни одного пилота его уровня, которого нужно было бы побеждать. В отличие от Сенны и Проста, которым приходилось соревноваться друг с другом, Шумахер в те годы выступал в своей собственной лиге, и ему больше нравилась мысль о том, что он может построить что-то свое с преданными ему людьми, нежели чем просто подписать контракт с быстрейшей командой в пелотоне.

Когда Шумахера критикуют за неспортивное поведение, часто забывают об этом его решении, которое, возможно, было самым впечатляющим спортивным поступком в его карьере. Это сопоставимо с тем, что за всю свою карьеру делают другие гонщики. Михаэль поставил себе задачу вернуть былую славу самой известной «конюшне» в Формуле-1 – и нужно отдать ему должное за этот поступок.

Ferrari же тогда была несколько обеспокоена, как объяснил ее президент Лука ди Монтедземоло годом позже: «Когда Тодт начал переговоры с Шумахером, я сказал: «Вы действительно уверены, что Ferrari сможет предоставить ему машину, способную побеждать сейчас или в ближайшем будущем?»

Коммерческая выгода сделала этот союз особенно привлекательным для Вебера. Линейка атрибутики Шумахера в последующие годы расширилась под зорким глазом Вебера почти до ста наименований. Частью сделки с Ferrari стала договоренность Вебера о праве использования логотипа итальянской команды – знаменитого гарцующего жеребца. Это было неоценимым преимуществом для бренда. Хитрый Вебер также оговорил пункт, по которому Шумахер мог иметь персональных спонсоров, связи с которыми были важнее ответственности перед ключевыми спонсорами Ferrari. Вебер добился подписания контракта с Nike, а также Canon, причем обе компании предложили мультимиллионные контракты и оставались партнерами Шумахера долгое время. Спонсорская реклама на бейсболках приносила около пяти миллионов долларов в год – Шумахера практически не видели без его фирменной бейсболки. Все это вылилось в дополнительный доход, который был почти равен основному доходу немца в Ferrari.

Что касается команды McLaren-Mercedes, то договор с ними был разорван. Рон Деннис не позволяет своим пилотам заключать персональные сделки со спонсорами – он лучше сам выплатит им дополнительное вознаграждение.

Приоритетом являются спонсоры команды. И «левая» бейсболка также не сошла бы с рук. Несмотря на то что McLaren готов был предложить Шумахеру базовую зарплату на уровень выше, чем Ferrari, решил дело несоизмеримый дополнительный доход. Тем более что McLaren жестко ограничил бы коммерческую свободу гонщика.

Если говорить о Фрэнке Уильямсе, то тому просто пришлось платить огромные зарплаты Алену Просту в 1993 году и Айртону Сенне в 1994-м, но это было не в его стиле – предлагать гонщику больше десяти миллионов долларов в год. «Я бы очень хотел, чтобы Михаэль выступал за мою команду, — говорит сэр Фрэнк Уильяме. — Я однажды попытался. Мы пару раз беседовали с Вилли Вебером в конце 1995 года. Я был серьезно настроен, но мы никогда не платили гонщикам таких денег. Так что мечта осталась мечтой. Михаэль – совершенно потрясающий гонщик, один из лучших».

Оглядываясь назад, Шумахер признает, что он не до конца понимал, во что ввязывается.

«Подписывая контракт с Ferrari, я был убежден, что момент подходящий. Мне пришлось выбирать между двумя командами, Ferrari и Williams. Мы много общались, и я взвешивал все за и против. Скажу лишь, что я не хотел просто сесть в самый быстрый болид и поехать. Люди ждали от меня побед. Но мне нравится бороться, нравится соперничество.

До прихода в Ferrari я не знал, что представляет собой эта команда. И мне пришлось многому научиться. Ferrari была для меня своего рода вызовом – таким сложным казалось их положение. Но теперь я чувствую, что знаю их. Знаю, как это – гоняться за них. Итальянцы безумно преданы своей команде. Для них это как отец или мать, как Папа. Вся страна стоит за нами – не один какой-то город, как в случае с футбольным клубом».

Но Шумахер не сразу осознал, что такое Ferrari. По словам Сабины Кем, частично потому, что немец не готов был принять эмоциональность команды.

«Наверное, только за последние три или четыре года своей карьеры в Ferrari он понял команду до конца. Он долгое время не понимал их.

Первый чемпионский титул за Ferrari в 2000 году стал поворотным пунктом для Михаэля. Потому что он сделал то, чего от него ждали. Он не открывался людям прежде, потому что не выполнил свой долг. Он бы не смог простить себя, если бы не достиг этого; возможно, считал, что должен всецело сосредоточиться на своей цели. Но начиная с 2000 года и с каждым своим титулом Михаэль чувствовал себя все увереннее и комфортнее внутри команды».

И вновь перед нами человек с невероятной способностью к самоконтролю, скрывающий свои эмоции и рассматривающий их как потенциально вредоносный элемент. Несмотря на уверенность в себе и два чемпионских титула, которые эту уверенность укрепили, Шумахер ощущал себя неспокойно в самом сердце Ferrari, пока не оправдал возложенных на него ожиданий.

В данном контексте давление, которое оказывалось на гонщика, кажется невообразимо огромным. А еще отчаяние. Отчаяние, которое Шумахер испытывал год за годом, когда титул отказывался идти к нему в руки. Немец возвращался домой ни с чем на протяжении четырех лет, несмотря на то, что все эти годы, за исключением, пожалуй, лишь 1996-го, претендовал на титул. Было вполне разумным ожидать от Михаэля чемпионства, ведь он так громко заявил о себе в Benetton, что с Ferrari по идее должен был стать чемпионом на второй или третий год. Наблюдая за преследующими его неудачами, понимаешь отчаяние, заставившее Михаэля врезаться в Вильнева в решающей гонке 1997 года.

Перед тем как принять решение выступать за Ferrari, Шумахер с Вебером долгое время следили за прогрессом команды под руководством Жана Тодта, и им стало очевидно, что француз отказался от политики, которая была сдерживающим фактором для команды на протяжении 20 лет. Тот факт, что Ferrari так долго не выигрывала чемпионских титулов, несмотря на гигантский бюджет, внушительные ресурсы и свое влияние в автоспорте, был сродни скандалу. Но в команде наблюдалась текучка кадров – через двери Ferrari прошла целая вереница высококлассных инженеров, которые, казалось, рассматривали пребывание в команде как завершающий этап перед скорым выходом на пенсию. Тодт, сильный и целеустремленный человек, был необходим команде, но он не мог в одиночку привести ее к успеху. Шумахер оказался частью пазла, а последним звеном стал приход в Ferrari в конце 1996 года двух конструкторов из Benetton – Росса Брауна и Рори Берна.

Из имевшихся у него представлений о техническом оснащении Ferrari Шумахер сделал вывод, что в 1996 году титул выиграть не получится. В конце сезона-1995, незадолго до триумфального пришествия в Маранелло, Михаэль заявил: «Они достигли такого уровня, на котором топ-командой стать уже не сложно. Я надеюсь, что мой приход – это последнее недостающее звено». Но ему мало было известно о беспорядке, который творился в команде.

Шумахер впервые приехал в Маранелло в четверг, 16 ноября 1995 года. По оценкам местной полиции, поприветствовать его собралась толпа порядка 50 тысяч человек. Зрелище было воистину грандиозным. Кроме всего прочего, это стало в высшей степени символическим событием. Великий герой приехал в город, чтобы спасти легендарную команду. Никогда прежде новый гонщик не вызывал такого ажиотажа среди поклонников Ferrari. С Шумахером, чемпионом из чемпионов, победа была лишь вопросом времени. Титул вернется в Маранелло, и придет конец шестнадцати годам страданий и унижений.

Парадоксально, но итальянская команда не любила нанимать состоявшихся чемпионов. Энцо Феррари не верил в такой подход – он предпочитал нанимать на работу чемпионов потенциальных. Исключениями стали Фанхио, который в то время был просто необходим команде, и Прост, которого пригласили в команду после смерти Энцо.

Шумахер прибыл около одиннадцати утра, в пиджаке и све-жевыглаженной белой рубашке. Он встретился с президентом Ferrari Лукой ди Монтедземоло и спортивным директором команды Жаном Тодтом. Затем, ради фотографов и журналистов со всех уголков планеты, он проехал вокруг завода со своим партнером по команде Эдди Ирвайном в дорожном болиде Ferrari 456 GT. Доехал до центральных ворот завода, за которыми толпились люди в надежде рассмотреть чемпиона.

Затем Шумахер отправился на трассу во Фьорано, расположенную в непосредственной близости от завода команды. Немец совершил свой первый визит в офис Энцо Феррари, который находится прямо посредине трассы рядом с боксами и который стал его вторым домом на последующие одиннадцать лет. Здание представляет собой каменное трехэтажное строение с красными ставнями. Кабинет самого Энцо полон черно-белых фотографий и моделей болидов, выставленных в стеклянных витринах.

Шумахера с Ирвайном накормили тортеллини, эскалопами из телятины с трюфелями. Пока они ели, толпа прорвалась за ворота и заняла места с хорошим обзором по периметру тестового трека. Около трех часов дня Шумахер совершил пару ознакомительных кругов на своем дорожном автомобиле Lancia, а затем завел десятицилиндровый мотор болида Формулы-1. Проехав всего один круг, он вынужден был остановиться из-за поломки сцепления – не самое приятное начало. Починка продолжалась до 4:30, а тем временем Шумахер с Ирвайном сделали несколько кругов на Ferrari 456 GT. Вернувшись за руль гоночного болида, немец успел проехать только семнадцать кругов до наступления темноты, но тем не менее великое приключение началось. В интервью итальянской прессе Шумахер сказал, что предстоит много работы, и пообещал бороться за чемпионский титул в 1997 году.

Достаточно обратиться к истории Ferrari, чтобы понять масштабы задачи, которая стояла перед Шумахером. Ни одного чемпионского титула с 1979 года; за всю историю только шесть гонщиков команды выигрывали чемпионат, четверо из которых сделали это только однажды. Ferrari, возможно, и была столпом долголетия в Формуле-1 с самого ее появления в 1950 году, но итальянская команда никогда не отличалась особенными успехами.

В то время, когда Шумахер пришел в команду, технический отдел Ferrari в буквальном смысле разрывался между Маранелло и Англией – так устроил Лука ди Монтедземоло по совету Ники Лауды. Шумахер и Тодт сочли это нерациональным. Техническим директором Ferrari тогда был Джон Барнард, который хотел работать недалеко от своего дома в графстве Сюррей, Англия. (Подписывая контракт с Ferrari, Барнард, как опытный специалист, мог в какой-то мере выставить свои требования.) Но без его постоянного ежедневного контроля работники Маранелло недобирали во многих ключевых областях, например, в испытаниях и усовершенствовании коробки передач. Россу Брауну потребовалось несколько лет, чтобы добиться прогресса в этих областях. Шумахер ожидал феноменальных результатов, когда пришел в Ferrari, но очень скоро разочаровался и в начале сезона стал настаивать на переменах.

Эдди Ирвайн вспоминает то удручающее впечатление, которое болид 1996 года произвел на гонщиков:

«В 1996 году мы были в полном дерьме. Я помню, как, увидев машину, я сказал: «Она слишком уж отличается от машин остальных команд». Оказалось, что остальные правы, а мы ошиблись. Эта машина была на втором месте в рейтинге самых ужасных болидов [после Jaguar R2], которые когда-либо выходили на гоночную трассу. Чистой воды безумие, полная противоположность тому, что позже построил Росс. Машина 1996 года была плодом вдохновения и полного отсутствия здравого смысла.

Как Михаэль водил эту машину, я не знаю и никогда не узнаю. Это меня впечатляло. Я сам боялся повернуть руль: невозможно было предугадать, как болид себя поведет – повернет сразу же, через полсекунды или секунду. Михаэль боролся с машиной на каждом миллиметре трассы. Я же не мог так себя насиловать. Он выиграл три гонки, что является одним из величайших достижений за всю историю гоночного спорта. На ней он четыре раза оказывался на поуле, и я просто стоял, открыв рот, и наблюдал за его достижениями. В том году Михаэль реально зарабатывал свои деньги.

Я ненавижу аэродинамическую чувствительность машин с подвижными аэродинамическими элементами. Та, первая Ferrari была чувствительна к любым перегрузкам. Думаю, именно тогда в полной мере проявился гений Михаэля, потому что он мог водить такую машину, а я нет. Но с годами, по мере того как болид становился лучше и лучше, я почти сравнялся с результатами Шумахера. Я не то чтобы стал больше работать, просто машина мне подходила».

В болиде Ferrari 1996 года Шумахер был бессилен и не способен бросить вызов Деймону Хиллу на Williams и его новому партнеру по команде Жаку Вильневу. Немец приложил поистине нечеловеческие усилия и выиграл гонки в Барселоне, Спа и Монце. По его совету Тодт связался с Россом Брауном и Рори Берном и убедил их перейти из Benetton в Ferrari. Берн планировал уйти на пенсию и организовать в Таиланде центр скуба-дайвинга, но его разубедили. Двум конструкторам не разрешалось уйти из Benetton до конца сезона, поэтому они не могли ни участвовать в разработке болида 1997 года, ни перестраивать систему в Маранелло.

Настроение в Ferrari в 1996 году было упадническим. Инженер Энцо Касторини, ответственный за двигатели Шумахера, вспоминает то время: «Мы были настроены пессимистично. Когда мы снова начнем побеждать? Никогда».

Игнацио Лунетта, гоночный инженер Шумахера, работал с бывшими пилотами команды Жаном Алези и Герхардом Бергером и отнесся к появлению Шумахера как к глотку свежего воздуха.

«Отношения с Михаэлем были спокойные, нормальные. Несмотря на всю мою любовь к Алези, я должен признать, что между ними есть большая разница. Михаэль ведет/людей за собой, что и должен делать лидер. Но не как Бергер, который хочет, чтобы его воспринимали как технического директора, хотя он таковым не является ни по рангу, ни по компетентности. Влияние Шумахера выражалось в том, что в команде перестали принимать отговорки и давить друг на друга перестали. Были неприятные инциденты в 1996 году, самый худший – в Канаде, когда сломалось сцепление. Мы провели плохой пит-стоп, а затем полетел карданный вал. Когда Михаэль вернулся в боксы, мы посмотрели друг другу в глаза и рассмеялись».

Всем остальным это тоже казалось смешным. Швейцарский журналист Роже Бенуа организовал своеобразный тотализатор, для участия в котором Берни Экклстоун и другие платили по пятьдесят долларов перед каждой гонкой сезона-1996. Они делали ставки, на каком круге сойдет Шумахер. На Гран-при Франции дело приняло совсем ужасный оборот: Михаэль сошел на установочном круге, даже не доехав до стартовой черты. Его машину забрал эвакуатор, и он вернулся в паддок, все еще сидя в болиде, — картина полнейшего бессилия. Когда Росс Браун добился того, что машины стали надежными и Шумахер мог целый сезон ездить без единой технической проблемы, эта глава в истории Михаэля была забыта.

Шумахер очень, мягко говоря, ждал прихода Брауна в конце 1996 года. «Он принял очень и очень смелое решение, когда перешел в Ferrari, потому что он не знал структуры команды, — говорит Росс Браун. — Он был слегка разочарован: не понимал, какие шаги нужно предпринять, чтобы поставить команду на рельсы. Михаэль не наблюдал никаких планов развития на ближайшие годы, к чему успел привыкнуть в Benetton. Тогда он понял, что нужно менять состав команды».

Две гонки в 1996 году могут послужить яркими примерами того, какой сложный это был сезон для Шумахера. Его поведение тоже говорит о многом.

Он ни в коем случае не увиливал от ответственности и не искал отговорок. Он выражал стопроцентное раскаяние, которое критикам хотелось бы видеть чаще с его стороны. Эти слова сослужили ему хорошую службу: СМИ отдавало ему должное, а публика сочувствовала.

В предыдущие годы Михаэль побеждал в Монако и знал, что в гонке по городским улицам у Ferrari минимальные шансы на успех. В Монако разница между плохой и хорошей машиной ощущается меньше всего и гонщик играет определяющую роль. Шумахер заслуженно занял поул-позишн, проехав искрометный круг, рискуя в каждом повороте, флиртуя с поребриками по периметру трассы.

День гонки оказался дождливым, и, учитывая беспрецедентное мастерство немца в дождевых условиях, все говорило о том, что первая победа Шумахера за Ferrari будет чистой формальностью. Вместо этого он разбил машину на первом круге гонки. Немец очень плохо стартовал, пропустив вперед Деймона Хилла, а затем машину понесло в заграждение в повороте «Портье». Это произошло полностью по его вине. Безутешный Михаэль пешком вернулся в паддок, заперся в моторхоуме Ferrari и просидел там полчаса наедине со своими мыслями, а потом вышел к журналистам. Когда он появился, он сумел все обыграть просто безупречно:

«Я крайне расстроен. Расстроен и зол на себя. Лишь я один виноват в том, что случилось. Я зацепил обочину и не смог удержать машину по своей вине. Трасса была скользкой, но я один допустил эту кошмарную ошибку. Я человек и могу ошибаться, но я очень расстроен за Ferrari, потому что это была первая реальная возможность для нас побороться за победу в гонке. Теперь я просто обязан сделать все правильно, вернуть долг команде и болельщикам».

У Михаэля впоследствии были и другие спорные ситуации, после которых многие его приближенные ждали от него действий, как тогда в Монако, но подобное было скорее редкостью. Несмотря на то что поднять руки и признать свою неправоту иногда лучше всего, Михаэль начал считать, что СМИ требуют извинений, особенно итальянцы-католики, настаивающие на признании во имя отпущения грехов. С годами Шумахер все меньше шел у них на поводу. Разумеется, есть разница между простой ошибкой, которая не отразилась ни на ком, и инцидентом с участием других гонщиков." |

По иронии судьбы, когда Михаэль сел на свой Ducati, чтобы вернуться в апартаменты, он проехал всего лишь несколько сотен метров, после чего у него заглох двигатель! Это был не день Шумахера.

После чистосердечного признания немца в Монако Жан Тодт заметил, что «Шумахер признает ошибки других, но не свои собственные». Это, правда, и является отличительной чертой великих гонщиков. В тот же момент не было никакого другого объяснения происшедшему: Михаэль потерял контроль над болидом, и это его глубоко огорчило.

Две недели спустя у Шумахера появилась возможность «сделать все как надо» на Гран-при Испании в Барселоне. Гонка опять же была дождевой, и в этот раз он не допустил ошибки. Это стало одной из величайших демонстраций мастерства, которые случались в Формуле-1. Его преимущество в скорости оказалось таким, словно трасса была сухой для него и мокрой для всех остальных. В плохих погодных условиях он иногда проходил круги на четыре секунды быстрее ближайшего преследователя. И снова многие начали сравнивать его с Сенной, одним из немногих, кто был способен настолько превзойти остальных. В нормальных условиях на техничном треке, каковым является Барселона, у Ferrari не нашлось бы оружия против аэродинамически превосходившей ее команды Williams, которая была почти на секунду быстрее в квалификации.

Болиды Ferrari испытывали постоянные проблемы со сцеплением в том сезоне, и в Испании Шумахер снова стартовал не слишком хорошо, в итоге скатившись на девятое место. Он пропустил три машины на первом круге, но был почти в семи секундах позади лидера, Жака Вильнева. Эдди Ирвайн вылетел с трассы, пытаясь справиться с машиной, так же, как и Деймон Хилл на Williams. Шумахер вскоре прошел Алези, Бергера и Вильнева, а затем просто укатил в туманные дали. К 39-му кругу он опережал всех на 1 минуту 12 секунд. По сравнению с ним все остальные гонщики казались бездарными новичками. Затем его начал подводить двигатель – из-за проблемы с электрикой цилиндры периодически вырубались. Шумахер замедлил темп, но тем не менее выиграл с преимуществом более сорока секунд. На последних кругах он разрядил атмосферу в боксах Ferrari, пошутив по радио: «Давайте потом встроим печку в болид, а то холодно!»

Шумахер доминировал в таких условиях, но он также был мотивирован, как никто другой, — хотел вернуть долг команде и поклонникам после Монако. Их вера в него, которая висела на волоске, более чем укрепилась, а шутка по радио свидетельствовала о том, что он думает о них.

Если внимательно наблюдать за этой гонкой, можно увидеть, как Шумахер меняет траекторию прохождения поворотов, пытаясь найти лучшее сцепление с трассой. Пока остальные довольствовались тем, что вообще остаются на трассе, Шумахер стремился к совершенству в сложнейших обстоятельствах. Ему удавалось идти на пределе, тогда как другие даже не желали знать, где этот предел. «Я пробовал разные траектории, потому что в трех или четырех местах на трассе сцепление было критическим, и я рисковал потерять контроль над машиной, — вспоминает Михаэль. — Прежде чем сделать обгон, я долго шел по траектории впереди идущей машины, не рисковал, всегда оставался настороже и следил за поведением болида».

Вслед за Барселоной пришло очень сложное лето, со сходами и невыразительными успехами. Напряжение нарастало, и многие говорили, что нужно уволить Жана Тодта. «Это было ужасно, — вспоминает Шумахер. — Давление становилось все сильнее. Все требовали, чтобы Жан ушел. Я сказал, что уйду вслед за ним. Думаю, что именно с тех пор мы всегда полагались друг на друга». Но затем Шумахер выиграл гонку в Спа, и пришло некоторое облегчение. За этим последовала невероятно эмоциональная победа в Италии, которая словно развеяла чары – в Монце Ferrari не побеждала уже восемь сезонов. Происходящее после финиша было невероятным: десятки тысяч людей взяли трассу приступом, развернули гигантский флаг Ferrari. Это была демонстрация силы и торжества всему миру, и именно Шумахер вернул фанатам гордость за команду. |

Родители Шумахера стали непосредственными свидетелями этого зрелища. После гонки его мать Элизабет дала интервью газете Gazzetta dello Sport в паддоке. «Мы приезжаем на гонки всего пару раз в год. Конечно, чувствуешь огромную радость, находясь здесь, но и переживаешь больше. Мы смотрели гонку с центральной трибуны, и это было великолепно. Монца восхитительна, все эти люди любят Ferrari, и мой Михаэль просто молодец. Мне еще не удалось его обнять, он занят, а нам нужно ехать. Я поздравлю его по телефону. Что ж, такова участь матери».

Шумахера охватила эйфория. В Монце он объявил, что они с Коринной ждут своего первенца. Михаэль был на огромном эмоциональном подъеме:

«Поворот за поворотом я думал о нашем ребенке. Это так прекрасно, так чудесно! Разумеется, моя жизнь изменится. Мне придется забыть о свободном времени и о сне. Получается, что я буду отдыхать, приезжая на Гран-при! Ребенок – это самый замечательный подарок, которого только можно желать.

Тиффози ждали победы очень долго. Они заслуживают этого. Я счастлив за них и за всю команду. Невозможно выразить, каково это – победить в Монце с Ferrari. Глядя вниз с подиума, я испытывал невероятные чувства. У меня мурашки по коже бегали».

Для семьи Шумахеров это был великий во всех отношениях день. В кулуарах Формулы-1 Вилли Вебер заключил сделку, которую еще не предали огласке. Младший брат Михаэля Ральф должен был выйти на старт Формулы-1 в следующем сезоне. По иронии судьбы он подписал контракт не с кем иным, как с Эдди Джорданом.

 

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Другой Шумахер

Постоянные сравнения с ним меня просто раздражают. Я устал слышать это. Я никогда не ощущал, что я в тени Михаэля. Я просто его младший брат. 
Ральф Шумахер

Михаэль идет своей дорогой, а я своей. 

Ральф Шумахер – это совершенно иной человек, нежели его брат. Он на шесть лет младше, его детство было не таким суровым с финансовой точки зрения, как у Михаэля. Характеры братьев, по всей видимости, сформировались в различных условиях; выражаясь простым языком, у Михаэля был кураж человека, который сделал себя сам, а у Ральфа – более спокойный и уверенный подход второго ребенка в семье, которому все приносили на блюдечке с золотой каемочкой. Это отразилось и на их вождении – Михаэль всегда прилагал максимум усилий, пытаясь притянуть к себе обстоятельства, тогда как Ральф зависел от машины и, если она оказывалась неидеальна, уходил в тень. Михаэль был очень амбициозен, Ральф более склонен ждать, пока все само придет; Михаэль редко отдыхал, Ральф значительно больше.

С приходом Ральфа в Формулу-1 в 1997 году у Михаэля появился очень важный союзник. Ему никогда не удавалось легко поладить с остальными гонщиками, а нескольких он успел сильно обидеть, поэтому на стартовом поле приятелей у него было мало. Ральфа также почти не волновало общество коллег, поэтому братья нашли друг в друге желанную компанию. Их часто видели вместе, они навещали друг друга в моторхоумах, вместе отдыхали. Вечерами в дни гонок часто ужинали вместе. В самом начале они заключили пакт, что не будут обсуждать внутренние дела своих команд. Это приобрело особую значимость, когда Ральф поднялся по стартовому полю в начале 2000-х. В последние годы, после того как Ральф женился, братьев стали реже видеть вместе – между ними пробежал холодок. По словам знакомых, это во многом произошло из-за различий во взглядах их жен.

Друзья семьи Шумахеров говорят, что Михаэль больше общался с отцом, Рольфом, многие качества которого он унаследовал, тогда как Ральф всегда был ближе к матери, Элизабет, которая скончалась в 2003 году.

Михаэль говорит:

«Ральф появился на свет, когда мне было шесть с половиной лет, но я не помню, чтобы он как-то мешал мне. Позднее, однако, разница в возрасте стала для нас проблемой. Когда ему было около пяти лет, он хотел заниматься тем же, что и я, но отказывался нести какую-либо ответственность. Мне приходилось подметать трассу, а Ральфу удавалось испариться именно тогда, когда нужно было что-то сделать. Мы много ругались из-за этого. Когда мы оставались дома одни, я за ним присматривал, но он не всегда меня слушал.

Наши родители относились к нам по-разному. Но они были справедливы – просто наша жизнь изменилась к тому моменту, как Ральф появился на свет. Было больше денег, больше возможностей. Я не завидовал ему, не ревновал. Просто иногда думал, что ему все дается легче. У него было больше игрушек, и они легче ему доставались».

Ральф пошел по стопам Михаэля. Он с юных лет гонялся – страсть к картингу братья разделяли. Как старший, Михаэль всегда пытался помочь советом, поделиться опытом, но Ральф делал все по-своему. Есть один забавный телесюжет о заезде по картингу, сделанный немецким телеканалом RTL, — он дает представление об отношениях между братьями. Ральфу двенадцать, он довольно тучен, и у него хмурый вид. Михаэль читает ему лекцию о том, какие траектории выбирать и где тормозить, а затем раздражается, когда в гонке брат игнорирует все его наставления. «Михаэль всегда пытался помочь мне, поделиться опытом, — вспоминает Ральф, — но я никогда не прислушивался к его советам. Оглядываясь назад, я порой задумываюсь, а может, лучше было прислушаться. Но тогда мне совершенно не хотелось».

Ральф прошел по стопам Михаэля почти все ступеньки лестницы – от картов до машин. Он стал пилотом команды Вилли Вебера в Формуле-3 и выиграл Гран-при Макао. Вебер привел его в Формулу-1 в команду Jordan в возрасте двадцати одного года. Но с этого момента карьерные пути братьев разошлись. Михаэль продолжал доминировать в Формуле-1, выиграв 91 Гран-при, в то время как Ральф выиграл шесть гонок за команду Williams, а затем его карьера сошла на нет в Toyota. Однако, как и его брат, он заработал в Формуле-1 гигантскую сумму, во многом благодаря менеджерскому таланту Вебера, с которым Ральф расстался в 2005 году. Я однажды спросил Ральфа, хотел бы он когда-нибудь стать партнером Михаэля по команде, и тот ответил без промедления: «Да кому это по карману?»

Братья Шумахеры очень разные. Михаэль – профессионален и терпелив с прессой и публикой. Он за километр чует ловушку или провокационный вопрос и умудряется направить беседу в нужное ему русло. Ральф может быть очень уклончив, он часто избегает ответов на вопросы или сразу затевает спор. Но он умен, как и его брат, и у него отличное чувство юмора, которое стало весьма специфичным за годы работы с британскими командами. Он лучше и свободнее, чем Михаэль, говорит по-английски.

Михаэля часто обвиняли в высокомерии в юные годы, но несколько незаслуженно. Кто был по-настоящему высокомерен, так это Ральф, но у него не было никаких оснований для этого. При первой же встрече с ним казалось, что он возомнил из себя своего брата. И это несмотря на то, что особых заслуг у него не было. Но нужно отдать ему должное – он быстро повзрослел и заслужил положительную репутацию в команде Jordan, где его напарником в 1997 году был Джанкарло Физикелла, а в следующем году – Деймон Хилл. В 1999 году Вебер перевел его в Williams, а когда в 2000 году у руля команды оказался концерн BMW, все были уверены, что теперь Ральф поборется со своим братом в передних рядах стартового поля.

В итоге братья так и не разыграли чемпионат между собой, и здесь проблема, скорее, в самом Ральфе. У Шумахеров было относительно мало дуэлей в гонках, лучшая состоялась в 2001 году в Канаде, где Ральф победил брата в честной борьбе, которая продолжалась всю гонку. В тот день они вошли в историю как первые братья, сделавшие дубль в Гран-при. «Слава богу, что их не трое», — пошутил Мика Хаккинен, который финишировал третьим.

Михаэль очень беспокоился за брата, когда тот начал выступать в Формуле-1. Он многое видел за годы карьеры в этом спорте и боялся, что брат может попасть в аварию. В 1997 году в Бразилии, второй гонке Ральфа, Михаэль был не на шутку взволнован. «Трасса кочковатая и сложная, и мне было не по себе, когда я наблюдал за Ральфом в гонке, — сказал он. — Его машина вела себя очень нестабильно, он мог попасть в крупную аварию».

Со временем Михаэль стал относиться к этому проще. Но в Индианаполисе в 2004 году его самый страшный кошмар обернулся реальностью, когда Ральф попал в ужасную аварию в гонке, врезавшись в бетонную стену на скорости 290 км/ч. Обломки машины разлетелись по трассе. Ральф принял на себя удар, перегрузки достигли 70 G. Он был без сознания. Гоночный директор отправил на трассу машину безопасности, и Михаэль, лидировавший в гонке, был вынужден круг за кругом проезжать мимо брата, прежде чем того извлекли из кокпита и отправили в медицинский центр. Случившееся, должно быть, навеяло воспоминания об аварии с Сенной. Михаэль признал это после гонки. «Хуже всего было видеть его там, — сказал он. — Мне говорили по радио, что все не так плохо. Но я уже слышал это в прошлом, и тогда все оказалось действительно плохо».

На протяжении нескольких недель после Индианаполиса Михаэль очень остро реагировал на критику – якобы он вел себя бездушно, продолжая гонку, когда его брат был в таком состоянии. Злые языки донесли ему, что я сказал что-то подобное в своем комментарии по телевидению, что очень и очень далеко от истины. Тогда я оказался в любопытном положении – мне пришлось убеждать Михаэля, что не следует верить всему, что тебе говорят!

Братья, конечно, сталкивались на трассе. Столкновение в Нюрбургринге в первый же для Ральфа сезон стоило Михаэлю ценных очков в схватке за титул с Жаком Вильневом. Михаэль готов был применить к Ральфу ту же самую тактику запугивания, как и по отношению к остальным соперникам. Всегда казалось странным, что он может «наехать» на собственного брата, но если судить по справедливости, что еще ему оставалось делать? Если брат мешал ему победить, у Михаэля не было выбора.

Примером может послужить инцидент на Гран-при Испании в 2000 году. Михаэль ехал третьим и изо всех сил атаковал, чтобы сократить отрыв, так как определенные события в ходе гонки отбросили его назад. Он был впереди Ральфа, когда у него случился медленный прокол шины. Ральф догнал Михаэля и собирался обойти, но тот перегородил ему траекторию, затем заставил выйти из поворота так широко, что Баррикелло, партнер Михаэля по команде, смог нырнуть мимо Ральфа и отыграть у него позицию. В конце круга Михаэль заехал в боксы за новыми покрышками. Ральф был вне себя от ярости. Немецкая пресса ухватилась за это и несколько дней подряд писала истории на тему «братского соперничества». «Ральф был ужасно расстроен, — вспоминает Сабина Кем, — но они обсудили это, и все снова пришло в норму Они молодцы, им всегда удается решить все между собой»

На следующей гонке, в Германии, Михаэль попытался смягчить ситуацию во время общей пресс-конференции в первый день гоночного уик-энда. «В Испании была честная борьба. Мы поговорили, но не так, как об этом П1, сали оды братья и знаем, что делать. Нам приходится быть агрессивными на трассе. Мы выступаем за разные команды и не идем на уступки. Но друг с другом мы бываем еще отчаяннее потому что можем друг на друга положиться – знаем, что брат не станет играть в грязные игры».

Ральф согласился. «Нам нравится соревноваться сказал он. — Михаэль совершил чистый маневр. Я надеюсь что наши отношения останутся такими же, как сейчас>>

Несколько месяцев спустя Ральф размышлял. «Я был очень зол после Барселоны. Как я думал, Михаэлю все равно предстояло заезжать на пит-стоп, и он не должен был осложнять мне жизнь. Но Михаэль прежде всего гонщик даже со мной. Мы так устроены».

Еще один знаменитый инцидент произошел на Гран-при Монако в 2005 году. Михаэль отчаянно сражался за результат в том году, потому что машина была неконкурентоспособна. На заключительной стадии гонки он догнал своего партнера по команде Рубенса Баррикелло и Ральфа и начал агрессивно атаковать обоих. Ральф пришел в бешенство. «Он сумасшедший, — заявил он в интервью немецкому телеканалу RTL. — Он должен был мозг включить Прежде чем творить такое. Еще миллиметр, и один из нас мог погибнуть».

Это были весьма провокационные слова, но к тому Времени отношения двух братьев уже успели испортиться вероятно, из-за неприязни между их женами. Супруги Шумахеров очень разные. Коринна Шумахер старается держаться подальше от СМИ и усердно работает над созданием имиджа «идеальной пары» с двумя счастливыми детьми и кучей домашних животных. Кора Шумахер, напротив, обожает купаться в лучах славы Ральфа. Она с удовольствием дает интервью газетчикам и часто появляется на автодромах в откровенных нарядах. Многие задавались вопросом: специально ли она разучивала походку, которой обычно ходила по паддоку перед фотографами?

«Их [Михаэля и Ральфа] отношения ухудшились за последние два или три года, — говорит Сабина Кем. — Они отдалились. Это вполне естественно. У Ральфа семья в Австрии, у Михаэля в Швейцарии. Они раньше встречались на трассе, но теперь вся эта ситуация с женами, и, конечно, Михаэль защищает Коринну, а Ральф Кору, поэтому между ними кошка пробежала».

Масла в огонь подлила немецкая пресса, которая всегда сохраняла интерес к истории «братьев-соперников». К примеру, в 2005 году Кора дала интервью популярному немецкому журналу:

«Коринна и я мало общаемся. Мы отдыхаем в разных местах, редко созваниваемся, живем далеко друг от друга. Жалко на самом деле, потому что у нас обеих есть дети. Но по сути Коринна и я совершенно разные. Я откровенная, свободная от предрассудков женщина. Не такая, которая будет ломать комедию или гордиться тем, что она этакая мать Тереза.

Коринна придерживается имиджа «идеальной» жены в «идеальном» мире, и все такое. Этот имидж Михаэль с Коринной строили всю свою совместную жизнь. Крутая вилла, семья. А затем появляюсь я, женщина другой категории. Журналисты любят писать, как «у Коры трусики видны», поэтому мне приходится быть осторожной, чтобы меня не фотографировали со спины».

Этот фантастически язвительный пассаж показывает отношение Коры к критике в ее адрес – что она ведет себя совсем не так, как должна вести родственница самого известного спортсмена в Германии. Как советник Михаэля, Сабина Кем наблюдала за этой историей из другого лагеря, и у нее есть четкое мнение по этому вопросу:

«У немецких СМИ есть мобильные телефоны Коры и Ральфа, поэтому их легко найти. СМИ хотели узнать нашу реакцию, но мы им ничего не отвечали. Я сказала Михаэлю и Коринне: «Если отреагируете, они обернут это против вас». Михаэль оставался непоколебимым, и мы всегда придерживались выбранной линии поведения. Таблоиды сходили с ума, потому что мы отказывались играть по их правилам.

Но личное пространство было всегда очень важным для Михаэля. Если бы СМИ имели возможность проникнуть в его дом, он бы не смог спокойно жить. Ему нужно убежище. Он старается держаться подальше от объективов и микрофонов и всей этой шумихи».

Тяжким грузом на плечи Ральфа всегда ложился тот факт, что он брат Михаэля Шумахера. У него была своя карьера и своя манера вождения, но его всегда сравнивали с невероятно успешным старшим братом. Хотя Ральфу и не пришлось выбивать себе место в Формуле-1, как Михаэлю, он вынужден был усердно работать – ему не позволяли быть самим собой. На первом общем собрании 2007 года, после ухода Михаэля из гонок, Ральфа неоднократно спрашивали: каково это – когда Михаэля нет рядом?

Михаэль всегда осознавал, какое давление оказывают на Ральфа, и защищал брата. «Когда я добился успеха в Формуле-1, у него также появились новые возможности и перспективы. Но это не значит, что ему стало легче как гонщику. Ральф преодолевал многие препятствия, например ожидания людей. Он не мог расслабиться. Я уверен, что ему пришлось тяжелее, чем мне. Вы можете поспорить, что Вилли Вебер и я проложили ему дорогу в спорт и поддержали его. Но в конечном итоге ему самому пришлось доказывать, чего он стоит».

Ральф терпел сравнения с братом в начале карьеры, но некоторое время спустя, добившись относительного успеха, он стал нетерпимее относиться к людям, которые не воспринимали его как индивидуальность.

«Постоянные сравнения с ним меня просто раздражают. Я устал слышать это. Я никогда не ощущал, что я в тени Михаэля. Я просто его младший брат. Михаэль идет своей дорогой, а я своей. Некоторые считают, что я попал в Формулу-1 только потому, что у меня есть такой брат, но это просто завистники, которым я не нравлюсь. Эти люди всегда будут недооценивать мои успехи. Это нормальное явление, об этом можно не волноваться. Мне было трудно, когда я только пришел в Формулу. Но, оказавшись здесь, вы перестаете беспокоиться о том, что о вас говорят.

Между нами никогда не было соперничества или ревности. Я никогда не сравниваю себя с Михаэлем. Да, я не выиграл титул, но я достиг того, чего от меня никто не ждал – попал в Формулу-1».

Два брата были едины в своем горе во время Гран-при Сан-Марино 2003 года. Накануне гонки скончалась их мать Элизабет. Ей было всего пятьдесят три года, но она давно болела и последние дни провела в коме. До уик-энда Михаэль и Ральф находились у ее постели, они полетели в Имолу прямо оттуда, но Михаэль не желал, чтобы немецкая пресса узнала об этом. Он не хотел предавать огласке этот тяжелый для всей семьи момент. К сожалению, ему не удалось сохранить это в тайне – состояние Элизабет ухудшилось, и новость о ее смерти в ночь на воскресенье просочилась в СМИ.

После квалификации днем в субботу Михаэль с Ральфом улетели обратно в Кельн. Они вернулись на следующее утро, и Михаэль, пытаясь скрыть эмоции, вышел на трассу и выиграл гонку. На подиуме он не мог сдержать слез и, когда играл немецкий гимн, смотрел в небо. Это было очень личное горе, эмоции такого рода Михаэль всегда старался не показывать. Братья находились рядом с матерью всю неделю, и ее смерть не была шокирующе внезапной, как казалось в тот день публике. Они попрощались с ней перед тем, как улетели в Имолу. Тем не менее те, кто хорошо знал Михаэля и тесно с ним работал, утверждают, что немец был в состоянии нервного срыва весь уик-энд. Сабина Кем говорит:

«Он был очень немногословен, даже сух в тот уик-энд. Он делал то, что от него требовалось, и ничего больше. Перед субботой, когда он не вел машину и не участвовал в обсуждениях, он все время звонил в больницу. Когда он вернулся утром в воскресенье, все видели, как ему тяжело. Но ни разу не поднимался вопрос, что он не сядет за руль.

Элизабет вырастила своих детей на картодроме, она была частью всего этого, и было бы странно, если бы Михаэль не вышел на старт гонки. Братья чувствовали, что они обязаны это сделать, жизнь должна продолжаться. А для Михаэля кокпит был единственным местом, где он мог побыть наедине с самим собой. Это его среда. Он действительно хотел сесть в машину. Проблемой для него было выйти из мо-торхоума. Он просто не хотел выходить и плакать перед всеми этими людьми. Поэтому он оставался в своей комнате с Коринной».

Комната Шумахера в моторхоуме Ferrari была совсем крошечной. В ней стоял массажный стол, стул без спинки и маленький приставной столик. На стене два плоских телевизора. Это был его второй дом, там он мог укрыться от вспышек фотокамер.

Он победил в той гонке, и у него не было возможности избежать церемонии награждения, поэтому ему пришлось выйти на подиум и позволить зрителям во всем мире увидеть его горе. Это был один из самых сложных моментов в его жизни.

Элизабет разошлась с Рольфом в 1997 году. Рольф нашел себе другую женщину, Барбару, с которой периодически приезжал на гонки – один-два раза в год. Элизабет жила одна в старом доме на картодроме в Керпене. В этом доме она вырастила своих детей, но налицо были перемены в финансовом положении семьи – ворота, система защиты, камеры и сторожевые собаки. Элизабет редко видели на публике, и она почти не говорила с журналистами, но в июне 2001 года она снизошла до интервью популярному немецкому журналу Bunte, через два дня после Гран-при Канады, когда Ральф и Михаэль вошли в историю как два брата, занявшие первое и второе места на подиуме. Она сказала, что не видится со своими внуками так часто, как ей бы хотелось, потому что боится летать, но «Михаэль регулярно присылает фотографии». Она так и не поговорила с сыновьями после того уик-энда.

«Я смотрю все гонки. Тогда я была одна. Подруга позвонила мне пожаловаться, потому что она поставила на Михаэля, а выиграл Ральф. Я сразу поняла, что он быстрее Михаэля. Но тот никого не пропускает.

Я никогда не беспокоюсь из-за того, что они гоняются. Оба знают, что делают. Я уверена, что они не станут лишний раз подвергать друг друга опасности. Иногда я плачу от радости после очередной победы – но только когда я одна. Я всегда надеюсь, что они будут целы и здоровы. Оба моих сына не хотят сдаваться и уходить из спорта, особенно Михаэль – он такой амбициозный».

Во время того интервью немецкая пресса была взволнована предстоящим бракосочетанием Ральфа и Коры в Зальцбурге, неподалеку от места, где живет Ральф. Комментарий его матери – это, вероятно, самая любопытная часть интервью.

«Никто не говорил со мной о браке. Я знаю об этом только из газет и телевидения. Я смотрю все программы, слушаю, что говорят Михаэль и Ральф. Ральф, без сомнения, скажет мне об этом в подходящее время».

На вопрос, грустно ли ей, что она видится со своими мальчиками так редко, она сказала: «У них много дел. Гонки, подготовка, встречи. Мы говорим по телефону».

 

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Херес и немилость судьбы

Я считаю, что, если вы спортсмен такого высокого уровня и оказываетесь в условиях столь жесткого прессинга, вам иногда приходится поступать подобным образом – иначе вы просто не добьетесь успеха. А чтобы быть гонщиком Формулы-1, не говоря уж о чемпионе мира, необходимо быть бескомпромиссным и целеустремленным.
Макс Мосли

Это очень опасная и тяжелая работа.

В начале сезона-1997 Ferrari не питала каких-то особенных иллюзий. Задачей Шумахера было «выиграть больше гонок, чем в прошлом году». Президент Ferrari Лука ди Монтедземо-ло заявил, что команда поборется за титул, только, дай бог, в 1998 году. Но в результате она превзошла все ожидания, и Шумахер приехал на заключительную гонку сезона, опережая по очкам своего соперника – гонщика Williams-Renault Жака Вильнева.

Машина, на которой выступал Шумахер в 1997 году, была спроектирована Джоном Барнардом в Англии. Ему на смену пришли Росс Браун и Рори Берн, которые переехали в Италию, чтобы осуществлять непрерывный контроль над техническими аспектами работы. Браун планировал собрать всех сотрудников под одной крышей в Маранелло и начал трудоемкий процесс по поиску талантливых инженеров для каждого отдела. Вначале ему пришлось пригласить экспертов из Англии, так как стандарты технической базы в Италии существенно снизились. Отдела трансмиссии, к примеру, практически не существовало. План Брауна состоял в том, чтобы обучить молодых итальянских инженеров и вернуть им уверенность в том, что «сделанным в Италии» можно гордиться.

В предыдущие годы конструкторский отдел в Англии и мотористы в Италии были настолько разобщенными, что в работе над общей концепцией болида допускались серьезные ошибки. Браун воссоединил два подразделения и подчинил своему генеральному плану. Результатом стало тотальное доминирование Ferrari с 2000 по 2005 год. В то время команда добилась почти безупречной надежности и периодически поднимала планку на высоту, практически недостижимую для соперников. Все это время итальянцы проходили процесс обучения на ключевые должности в конструкторском отделе, и этот процесс увенчался тем, что в начале 2007 года Росс Браун и главный конструктор Рори Берн передали бразды правления трем итальянским инженерам: Альдо Коста, Луке Баль-диссерри и Марио Альмондо. После десятилетней работы под руководством Брауна итальянцы сами стали управлять своей судьбой.

Браун установил в команде жесткую дисциплину, научил серьезно относиться к каждому аспекту гонок. Я неоднократно наблюдал, как Ferrari практикует пит-стопы на заходе солнца накануне Гран-при. Браун стоит с секундомером в руке – он не даст команду переходить к следующему этапу подготовки, пока все не будет сделано как надо. Эта дисциплина была жизненно необходима Шумахеру, но не наблюдалась в Ferrari в 1996 году. Как он остроумно подметил: «В Benetton, если практика должна была начаться в девять, кто-нибудь приходил за мной и тащил меня туда уже в пять. А в Ferrari еще оставалось время выпить по чашечке капучино».

В начале сезона-1997 Браун изучил болид Барнарда и задумчиво почесал затылок: «Машина Джона сильно отличается от того, с чем я привык работать; иное распределение веса, иная геометрия. Я не знаю, как он пришел к такому результату. Поэтому у нас много вопросов относительно некоторых аспектов болида». К счастью для Ferrari, очень многие их соперники не доработали машину в том сезоне. McLaren и Benetton были не в состоянии стабильно занимать первые позиции, a Williams, основной конкурент, совершал ошибку за ошибкой, которыми пользовались Шумахер и Ferrari. У Williams было огромное преимущество в скорости, начиная с Гран-при Австралии, но благодаря постоянной программе развития Ferrari быстро вышла на их уровень. Хотя тем фактом, что Шумахер включился в борьбу за чемпионский титул, итальянцы были обязаны самому гонщику, который показывал просто невероятные результаты. Он выиграл в дождливом Монако и Спа, в Канаде и Франции и в предпоследней гонке в Японии. И приехал в Херес, на одно очко опережая Вильнева в общем зачете.

События на Гран-при Европы в Хересе 1997 года в южной Испании были из области мистических совпадений. Я помню совершенно абсурдную квалификацию в субботу, когда Вильнев, Шумахер и Хайнц-Харальд Френтцен установили одно и то же время на круге – до тысячной секунды. Такого в истории не случалось никогда. Люди говорили, что это какая-то подстава, но как хронометражисты могут зафиксировать подобное? И зачем им это нужно? В любом случае у каждой команды есть своя система телеметрии, которая точно отслеживает продвижение машины по трассе. Если бы машина показала результат, отличный от того, что зафиксировали хронометражисты, все бы сразу об этом узнали. Вильнев оказался на поуле лишь благодаря тому, что установил время первым, затем Шумахер, затем Френтцен.

По поводу квалификационного круга Шумахера возникли определенные сомнения, так как немец показал это время, когда маршалы эвакуировали Jordan его брата, который сел на днище на обочине. Трактор тащил машину с трассы, и обычно маршалы в таких случаях машут желтыми флагами, предупреждая гонщиков о том, что нужно сбросить скорость. Но, несмотря на очевидную опасность, к всеобщему удивлению, Шумахеру флагами не махали, и он не поднял ногу с педали газа, проезжая мимо этого места.

Это очень не понравилось команде Williams, так как желтые флаги были для них больным вопросом на протяжении всего сезона. Жак Вильнев трижды проигнорировал их в этом году, и в Монце его наказали дисквалификацией на одну гонку. Когда он снова сделал это на практике в Японии, его в очередной раз дисквалифицировали, но команда подала протест, и ему разрешили участвовать в гонке. Уильяме очень разозлился на Вильнева – предупреждений пилоту сделали достаточно.

Совершив эту ошибку, Вильнев слишком много уступил Шумахеру – FIA в результате аннулировала очки, набранные Жаком в Японии. Не будет преувеличением сказать, что именно этому инциденту мы обязаны тем, что гонка в Хересе стала решающей в поединке за титул чемпиона мира. Перед предпоследним Гран-при в Судзуке Вильнев был на девять очков впереди, поэтому, если бы Шумахер даже выиграл обе завершающие гонки чемпионата, два вторых места обеспечили бы Вильневу титул. Вместо этого после Судзуки у Шумахера было 78 очков против 77 у Вильнева. Другими словами, Шумахер стал бы чемпионом, если бы никто из них не финишировал в Хересе – точное повторение сценария Аделаиды 1994 года.

Вильнев обсудил ситуацию с командой вечером в субботу, накануне гонки в Хересе. Основное внимание в разговоре уделялось Шумахеру и эпизоду в Аделаиде. Дуэль между двумя гонщиками приобрела личный характер, и Вильнев был столько же сконцентрирован на том, чтобы победить Шумахера, сколько и на чемпионском титуле. Его гоночный инженер Джок Клир объясняет:

«Постепенно уважение Жака к Михаэлю как к профессионалу росло, а как к человеку ослабевало, по мере того как Михаэль совершал свои «михаэлинки». Всем известно, что у Жака очень твердые принципы, и было очевидно, что он собирается бросить вызов Михаэлю и как гонщику, и как человеку.

Жак всегда говорил, что поведение Михаэля на трассе слишком пренебрежительно и высокомерно. Он держался на трассе так, словно он посланник Бога, а не просто один из пилотов, пытающийся добиться успеха среди прочих равных. Это, вне сомнения, одна из его сильных сторон и одна из причин того, почему он оставался столь крупной фигурой. И давайте начистоту – Сенна был в точности таким же.

Так как Жак был самым главным конкурентом Михаэля в 1997 году, их соперничество приобрело личный характер. Но если посмотреть на это объективно, то становится ясно, что Михаэль вел себя так со всеми. Он не делал для Жака исключения, но Жак воспринял это на свой счет. Как считает Жак, все, что вы делаете по отношению к окружающим, вы делаете либо как машина, которой все равно, кто ее жертва, либо вы знаете жертву и до определенной степени ее уважаете».

На пресс-конференции после квалификации Шумахера спросили, будет ли он пытаться вытолкнуть Вильнева с трассы в первом же повороте, как Сенна поступил с Простом. Шумахер воспринял это в штыки. «Я отказываюсь разговаривать в таком духе, — нахмурился он. — В спорте нужно быть прежде всего честным. Я хочу выиграть законным путем, как джентльмен, порядочный спортсмен. Конечно, в автоспорте нельзя делать подарков и нужно бороться изо всех сил со старта до финиша. Но мы боремся за титул чемпиона мира, и мне хотелось бы верить, что мы будем играть по правилам».

В тот уик-энд Шумахер казался более взволнованным, чем Вильнев. Многие спортсмены высокого класса отрицают, что чувствуют давление в решающие моменты. Они всегда говорят, что давление идет скорее не снаружи, а изнутри. Очевидно, это инстинкт самосохранения, включающийся в важные моменты, но у Шумахера – прежде всего необходимость принести титул Ferrari. Именно для этой цели его наняли. Хотя он и не ожидал, что сможет побороться за чемпионат уже в 1997 году, ошибки Williams и его собственные блистательные выступления дали ему такую возможность.

Немца несколько дезориентировал тот факт, что Вильнев оказался очень сильной, устойчивой личностью в психологическом плане. Шумахер всегда пытался вывести соперников из равновесия, играя с ними в интеллектуальные игры, подрывая их уверенность в себе, как в случае с Деймоном Хиллом, когда он назвал англичанина «гонщиком номер два» перед их решающей схваткой за титул. С Вильневом такие фокусы не проходили. Он – самодостаточная личность и, хотя на протяжении сезона несколько раз терял концентрацию, перед заключительным этапом сезона находился в полной боевой форме.

Команда Williams была также приучена к подобным ситуациям. Ключевые фигуры, такие как Патрик Хед, Фрэнк Уильяме, главный механик Карл Гейдон и менеджер команды Дики Стэн-Ford, в предыдущие десять лет неоднократно выигрывали чемпионаты мира, и все они были достаточно расслаблены на протяжении уик-энда – что передалось и Вильневу. А многие сотрудники команды Ferrari впервые оспаривали титул, и это дало о себе знать. Браун, который проходил через все это раньше, сохранял спокойствие, призывая всех взять себя в руки и выполнять свою работу.

Сама гонка началась для Шумахера неплохо: он обогнал Вильнева, который скатился до третьего места, выпустив вперед Френтцена. Шумахер достиг премущества в четыре секунды, и, хотя Вильнев прошел Френтцена, канадец не мог сократить отрыв. Два гонщика испытывали друг друга. Их силы были равны, и в определенный момент они показали абсолютно одинаковое время на круге – а такое случается дай бог раз в жизни, а не дважды за уик-энд.

В сценарии той гонки было много второстепенных сюжетных линий, которые добавляли драматизма происходящему. В определенный момент лидеры догнали Sauber Норберто Фонтана и должны были пройти его на круг. Команда Sauber покупала двигатели у Ferrari. Помня об этом, Фонтана пропустил Шумахера, а затем несколько поворотов держал Вильнева, что стоило последнему двух с половиной секунд. Через девять лет, услышав об уходе Шумахера из спорта, Фонтана позвонил в редакцию газеты в своей родной Аргентине и рассказал о том инциденте. Это вызвало невероятную шумиху. Он утверждает, что сидел в моторхоуме Sauber (Питера За-убера в то время там не было), когда к нему пришел посетитель: «За два или три часа до начала гонки, — вспоминает Фонтана, — в дверях появился Жан Тодт и сразу же перешел к делу: «По приказу Ferrari вы должны держать Вильнева, если пересечетесь с ним на трассе. Это касается любого пилота Sauber». Им оказался я».

Фонтана сказал, что решил предать эту историю огласке, потому что прошло много времени и он понял, что пришел подходящий момент – Шумахер ушел. У него были простые мотивы. «Меня унизили. Прежде всего ни Шумахер, ни Тодт не поблагодарили меня – проиграв чемпионат, они уехали все на нервах, так и не поговорив со мной. А через несколько месяцев этот инцидент положил конец моей карьере». Фонтана так ничего и не добился в Формуле-1 и вскоре вновь оказался в национальной гоночной серии.

Питер Заубер яростно отвергает эту версию событий. Он немедленно отреагировал на заявление Фонтана, сказав, что «за девять лет сотрудничества с Ferrari итальянская команда ни разу не выразила пожелания, чтобы мы сдерживали соперников Шумахера на трассе».

Но, по словам инженера Вильнева Джока Клира, очевидно, что Фонтана работал на Ferrari. «Стоит ли за этим какой-то замысел? Конечно. Абсолютно точно, — говорит Джок. — Это было сделано намеренно. Я не сомневаюсь в этом потому, что такой поступок кажется естественным. Мы бы сделали то же самое, если в пелотоне была бы другая команда с двигателями Renault. Сегодня это против правил, но тогда все было вполне законно и такое часто практиковалось. У всех были свои союзники, все вступали в сговоры. Подобным образом мы требовали, чтобы Френтцен, партнер Жака по команде, как можно чаще мешал Михаэлю, вставал у него на пути».

Однако была и сделка между Williams и McLaren. Рон Деннис и Фрэнк Уильяме встретились перед гонкой и обсудили тактику. В то время приказы команд допускались, хотя сговоры между двумя командами практиковались не часто, так как команды-конкуренты были одержимы соперничеством между собой. Уильяме и Деннис из одной школы: у них похожие спортивные ценности и идеалы, но они по-разному управляют командами. Разумеется, оба достигли невероятных успехов и разыграли между собой большинство чемпионатов между 1980 и 1996 годами. Они, вне сомнения, очень настороженно относились к Ferrari во главе с Жаном Тодтом и к той все растущей угрозе, которую она представляла для них.

Два пилота McLaren квалифицировались пятым и шестым, Мика Хаккинен впереди Дэвида Култхарда. Позже это окажется решающим – McLaren приказал Култхарду пропустить Хаккинена, чтобы последний выиграл гонку.

Нельзя было допускать, чтобы Вильнева сдерживали гонщики McLaren, окажись он позади них после пит-стопа. После своей первой остановки Вильнев действительно выехал на трассу позади Култхарда, который остановился на круг позже, вновь выпуская Жака вперед. На протяжении всей гонки переговоры боссов продолжались. Я провел в боксах Williams большую часть гонки и видел, как к Фрэнку ходит Рон Деннис. Болиды McLaren эффективно сдерживали Ferrari Эдди Ирвайна, который никак не мог их обогнать. Партнер Вильнева по команде Френтцен тоже помогал канадцу, сбавив темп на две секунды на круге после первого пит-стопа Вильнева и удерживая группу пилотов, чтобы Жак быстрее догнал их.

Шумахер же был один-одинешенек впереди и полностью изолирован. Ирвайн застрял позади McLaren, и Шумахеру оставалось просто ехать и ехать до финиша. Но после своего второго пит-стопа, который он совершил на круг раньше Вильнева, Михаэль решил поберечь шины, не желая износить их до пузырей, так как оставалось еще 26 кругов до финиша. Вильнев не последовал его примеру. Он убивал покрышки в попытке догнать Шумахера. Отрыв сократился с 2,6 секунды до 0, так как Шумахер не смог отреагировать на темп Вильнева. Шумахер придерживался своего плана, как объясняет Росс Браун:

«Мы заранее договорились, что необходимо беречь покрышки. Михаэль несколько кругов шел в спокойном темпе, чтобы обкатать их, потому что у нас был неприятный опыт с пузырящимися покрышками, и мы не могли допустить, чтобы подобное произошло в этой гонке. Мы были очень осторожны и ждали атаки со стороны Вильнева к концу отрезка, а не в самом его начале».

Джок Клир находился на командном мостике напротив боксов Williams – вел переговоры с Вильневом по радио и следил за гонкой по монитору. Он видел, как его гонщик застрял за Ferrari в длинном правом повороте, который ведет на подъем к задней прямой. Клир сразу же понял, что Жак собирается пойти на обгон. «Жак проводил чертовски хорошую гонку, он был быстрее Михаэля в тот день. Я знал, что Жак собирается атаковать – он просто волочился за Михаэлем и собирался предпринять попытку обгона. Если бы Михаэль видел в свои зеркала то, что я видел по телевизору, он бы сместился чуть правее и заблокировал Жаку траекторию».

Вильнев воспользовался элементом неожиданности, и это сработало. Гонщики современной Формулы-1 не идут на такой риск, особенно когда борются за чемпионат мира. На карту поставлено так много, что пилоты действуют осторожно. Но это было не в стиле Вильнева. Канадец мгновенно решил атаковать и застал Шумахера врасплох.

Эдди Ирвайн, вспоминая о той гонке, приходит к выводу, что после второго пит-стопа Шумахер позволил себе успокоиться:

«Михаэль все проспал, потому что был слишком уверен в себе. Он совершил свой последний пит-стоп и решил: «Дело в шляпе». Потому и расслабился. В какой-то степени, конечно, он сбавил темп из-за того, что берег покрышки, но он подпустил Жака слишком близко. Если и есть гонщик, которого нельзя подпускать к себе близко, то это Жак. Вильнев нырнул по внутренней бровке правого поворота «Драй Сэк».

За один этот маневр, на мой взгляд, можно дать титул чемпиона мира. Ни один гонщик из всего пелотона не начинал бы обгон настолько издали. Чего у Жака не отнять, так это смелости. Но он на самом деле был уверен, что впишется в поворот. А Михаэль, как всегда, в своем духе, интуиция его порой подводит. Конечно, интуитивно он чувствовал одно – что не может этого допустить. За свою карьеру Михаэль неоднократно доказывал, что, когда ему приходится действовать интуитивно, он принимает неверное решение.

Я выносил других с трассы, но я, вероятно, делал это несколько лучше. Я не говорю, что я белее белого, я воздержусь. Михаэль отказывается признавать свои ошибки, и это единственное, что меня в нем напрягает, — его притворство. У меня нет никаких претензий к его поступкам, только к притворству. Большой человек не должен так себя вести, потому что таким образом можно только раздуть скандал».

Парадоксально, что Ирвайн сыграл крайне важную, но до настоящего времени неизвестную роль в смелом поступке Вильнева. В свободной практике двумя днями ранее Ирвайн намеренно помешал Вильневу. Вильнев выскочил из машины и пошел в боксы к ирландцу, чтобы разобраться.

Джок Клир говорит:

«В Ferrari, вероятно, тихонько посмеивались себе под нос: мол, Жак продул, Эдди его достал. Но я считаю, что это обернулось против них. Потому что Жак очень сильно разозлился. Обгон, на который пошел Жак в гонке, был плодом злости, накопившейся за год. Ирвайн этим своим поступком [на практике] довел Жака до ручки. Это стало последней каплей, и Жак сказал: «Ну ладно, война так война, я его, черт побери, сделаю». Это и погубило Михаэля в тот день».

Вильнев пошел на обгон издалека, но, как говорит Ирвайн, ему удалось затормозить настолько, чтобы вписаться в поворот. Камера с болида Шумахера зафиксировала детали. Немец удивлен маневром Вильнева и делает движение рулем к внешней бровке поворота, чтобы избежать столкновения. Это инстинктивный поступок. Но через долю секунды Шумахер меняет решение и идет на столкновение с Вильневом.

«Изначальной реакцией Михаэля было увернуться, потому что он не ожидал увидеть слева переднее колесо другой машины, — говорит Джок Клир. — Это движение было инстинктивным. Свой следующий шаг Михаэль явно просчитал, несмотря на то, что все произошло за долю секунды. Он решил, что это его единственный шанс. Это был абсолютно сознательный поступок».

Внезапно, поддавшись панике или отчаянию, Шумахер словно стал близоруким. Он забыл про чемпионат, карьеру в Ferrari и свою репутацию как спортсмена – картинка сузилась до Вильнева и простого вопроса: «Делать или не делать?» Он полностью утратил объективное восприятие. Михаэль решил рискнуть и уже потом иметь дело с последствиями. Но ему не повезло. Вильнев продолжил гонку и стал чемпионом, а Шумахер вылетел с трассы и стал мишенью для жесточайшей критики.

Ники Лауда, один из наиболее активных защитников Шумахера, полагает, что именно раскадровка этого эпизода телевизионщиками сыграла решающую роль в его восприятии публикой.

«Он всегда пытался победить, и ему не повезло, что телевидение подловило его на каких-то маневрах, которые, на мой взгляд, вполне нормальны. Но у разных поколений разные представления. Мне сложно осуждать Михаэля, так как все, что он делает это пытается реализовать преимущество на трассе. Фанхио, Сенна – они делали то же самое. У Шумахера есть все позитивные и негативные стороны, присущие лучшему гонщику в мире. Его единственным недостатком было то, что он не сразу откровенно говорил, почему совершил тот или иной поступок».

Поэтому у Шумахера возникали определенные проблемы, и поэтому многие его действия сложно объяснить. Инцидент в Хересе похож на другие эпизоды, когда Михаэля обвиняли в неспортивном поведении. Он не оглядывался на Аделаиду, потому что тогда выиграл титул и никто не устраивал шумихи. Херес, однако, переломный момент в его истории, так как с тех пор Михаэль всегда признавал свои ошибки и выражал раскаяние. Правда, после той гонки он еще некоторое время держался свойственной ему линии поведения и отказывался признавать вину. В конечном счете он уступил, послушав совета близких ему людей.

Сам Шумахер говорит о случившемся так:

«Правилами допускается, что гонщик может сделать одно перемещение, чтобы перегородить траекторию другому. Я должен был это сделать. Мне нужно было гораздо раньше сместиться во внутренний радиус поворота, и все. Я не должен был давать ему ни единого шанса, но тогда я думал, что он далеко и не пойдет на обгон. И тут он вдруг рядом. Я слишком поздно среагировал, попытался сместиться, «захлопнуть калитку». Я много думал об этом с тех пор. Как же глупо было допускать это!

Я не сразу понял, что я натворил. Вероятно, не хотел это признавать. Сначала я думал, что Жак еще не успел выйти вперед и я правильно сделал, что попытался перекрыть траекторию».

После инцидента Шумахер какое-то время стоял у обочины трассы, потом вернулся в паддок. Он исчез в моторхоуме Ferrari и вышел только для того, чтобы объяснить стюардам ситуацию. Стюарды решили, что это «гоночный инцидент» и дальнейших действий не требуется, что только утвердило Михаэля в его мнении. Тогда немец думал, что в момент столкновения Вильнев был позади него и он ничего не нарушил, пытаясь перекрыть траекторию. Никто из своих ему не возражал. Считая свои действия оправданными, Шумахер вернулся в моторхоум и сел поговорть с Коринной, Россом Брауном, Жаном Тодтом и Вилли Вебером.

Они все отказывались мириться с тем, что случилось. Они были так близки к победе в чемпионате, за который даже не надеялись побороться, и провалились. Конец истории. Нужно двигаться дальше. Берни Зкклстоун зашел переговорить о зимних каникулах. Шумахер и не подозревал о растущем возмущении и недовольстве в паддоке и во всем мире.

Когда гонка закончилась, я пришел вместе с толпой репортеров к моторхоуму Ferrari. Появился Шумахер. Он выглядел разочарованным, но в целом довольно расслабленным.

Когда его спросили, почему он так поступил, он казался удивленным – признал, что «совершил ошибку», но ни словом не упомянул, что намеренно пытался вынести Вильнева с трассы. Михаэль даже сказал, что, если бы ему дали второй шанс, он бы «вероятно, поступил точно так же».

Я подумал тогда, что это классическое поведение великого чемпиона, который всегда считает себя правым. То же самое было в случае с Сенной. Такие люди мыслят совершенно иначе – в их представлении все их поступки оправданны и не несут никакой отрицательной нагрузки. Редкие люди обладают подобной уверенностью в себе, которую ничто не может запятнать.

Херес отличается от всех остальных «проступков» Шумахера тем, что некто важный в его жизни высказал ему все в лицо. Лука ди Монтедземоло сразу же после гонки прилетел в Испанию из Болоньи, чтобы ободрить команду и лично поговорить с Шумахером. Итальянская пресса среагировала на поступок Шумахера следующей фразой: «Он взял прекрасный драгоценный камень [Ferrari] и выкинул его в помойку». Очевидно, что ди Монтедземоло думал примерно так же. В Формуле-1 нет чистых как стеклышко, но Шумахер перешел черту, и это плохо отразилось на Ferrari.

Ди Монтедземоло поговорил с Шумахером по телефону перед взлетом самолета. По его словам, Михаэль сказал: «Я совершил большую ошибку. Я не ожидал, что Вильнев станет атаковать меня, и оставил ему пространство для маневра. Когда он застал меня врасплох, я был так зол на себя, что инстинктивно попытался среагировать, но было слишком поздно».

Монтедземоло, который всегда считал себя вправе спорить с Шумахером, первым вернул гонщика с небес на землю и заставил понять, что его оправдания недостаточно убедительны. «Я был ошеломлен, когда он сказал нечто вроде: «Ты хоть понимаешь, что ты натворил?» – вспоминает Шумахер. — Я подумал: «Простите, что? Как получилось так, что я вдруг стал идиотом?» Он заставил меня задуматься о случившемся, и через пару недель я осознал, что был не прав. Если и есть что-то, что я бы хотел исправить, так это тот эпизод в Хересе».

С тех пор Шумахер сравнивает свои действия в Хересе с футболистами, которые намеренно падают, чтобы заработать пенальти. «В Германии их долгое время считали очень хитрыми и умными. Затем вдруг стали критиковать за это. То же самое произошло со мной».

По большей части критика в его адрес была вызвана тем, что всему миру и СМИ, которые видели все своими глазами, казалось, что Шумахер в очередной раз уклоняется от ответственности. Хайне Бухингер – ассистент Шумахера с 1995 по 1999 год – был крайне удивлен тем, как вел себя Шумахер после гонки.

«Я наблюдал за ним на протяжении пары часов после гонки, прежде чем он отправился говорить с прессой. Я думал, он понимает, что происходит. Но это оказалось не так. В прошлом он вел себя адекватно – как в Монако в 1996 году, когда разбил машину в гонке, и итальянская пресса ждала от него объяснений. Михаэль тогда легко мог сказать, что его подвела машина, но признал, что сам виноват и что сожалеет о случившемся. Я думал, он поступит так же и на этот раз, но он этого не сделал».

Хотя Шумахер все еще считает, что СМИ и его недоброжелатели в паддоке раздули инцидент в Хересе до немыслимых масштабов, реакция Монтедземоло и других заставила его осознать, что ему есть за что извиниться. Со временем он полностью признал свою вину за случившееся в Хересе, но Вилли Вебер все еще настаивает, что его гонщик виноват лишь отчасти. «Если бы он сделал все правильно, если бы действительно этого хотел, тогда бы он намеренно въехал в машину Вильнева, и они оба бы сошли, — говорит он. — Это было просто рефлексивным действием, и позже Михаэль сожалел о случившемся».

Взрыв негодования в СМИ на следующий день был поистине впечатляющим. Немецкая и итальянская пресса метили в самое сердце, итальянцы призывали к «публичному покаянию», немцы оплакивали гибель репутации Шумахера. «Конец репутации великого гонщика», — писали в одной газете.

Вильнев подлил масла в огонь. На следующий день после победы в чемпионате он дал целый ряд интервью для спутниковых телеканалов из студии на автодроме, буквально раздавив Шумахера.

«Я могу понять, почему он попытался вытолкнуть меня с трассы. Мы сражались за титул. Я мог бы сделать то же самое в Судзуке и стать чемпионом уже там, но это не в моем стиле. Это вопрос характера. В такой ситуации всегда следуешь инстинктам, даже если умом понимаешь, что нужно поступить иначе. Михаэль инстинктивно хотел вынести меня с трассы. У меня другой характер. Мне было бы не по себе, если бы я сделал такое. Но он проиграл в своей собственной игре».

Любопытно, что за несколько часов до этого интервью Вильнев с Шумахером вместе отмечали окончание чемпионата. Вернувшись в свой отель после ужина, ближе к рассвету, они натолкнулись друг на друга и убедили охрану открыть бар. Шумахер даже нацепил на себя белый парик, который сделал один из механиков Williams в честь Вильнева с его обесцвеченными белыми волосами. Соперники заказывали коктейли один за другим, напились и отлично провели время в обществе друг друга.

Через несколько дней, когда фотографии этой сцены появились в немецком журнале, ситуация усугубилась. Складывалось впечатление, что эти двое – друзья и между ними нет никакой враждебности. Циничная попытка сгладить положение. Вильнев был возмущен: «Это была частная вечеринка, наше личное дело, и вдруг публикуют эти фотографии. Ну как с этим бороться? Нельзя делать подобные вещи. А затем Михаэль говорит, что мы друзья. Меня тошнит от этого. Он действует мне на нервы. Мы не друзья и никогда ими не станем. То, что он сделал на трассе, не столь важно для меня, но вот это уже переходит все границы».

Стюарды в Хересе сочли происшедшее гоночным инцидентом, но президент Автомобильной федерации Макс Мосли так не считал. Он просмотрел множество негативных отзывов в прессе и понял, что из-за решения стюардов руководящий орган выглядит безответственным и слабым. Шумахера вызвали на специальное дисциплинарное слушание, куда он должен был явиться через месяц. Он прекрасно помнил о событиях 1994 года и о дисквалификации, которую до сих пор считал необоснованной. Очевидно, что FIA и на этот раз собиралась действовать решительно. Монтедземоло быстро среагировал, организовав пресс-конференцию в Маранелло. Он хотел устроить демонстрацию покаяния в чисто итальянском стиле. Помня о том, как не любит Шумахер показывать эмоции на публике, можно сделать вывод, что эта пресс-конференция стала одним из самых ужасных событий в жизни немца. Он появился в темном костюме, с виноватым видом и сказал:

«Я не пытался вытолкнуть Вильнева с трассы. Я просто хотел выиграть титул чемпиона мира. Я совершил ошибку, переоценил свои возможности и готов к последствиям. Люди ждут, что я не буду совершать ошибок. Но тем не менее реакция была неадекватной. В автогонках случались вещи и похуже, чем этот инцидент в прошлое воскресенье. Что касается столкновения с Хиллом в 1994 году, там были совершенно другие обстоятельства и я тогда не выступал за Ferrari.

Надеюсь, что, если я покажу себя с лучшей стороны, этот эпизод забудется. Я скажу FIA то же самое, что и вам сегодня. Я хочу, чтобы меня поняли. И прошу прощения за то, что не сказал это сразу».

Когда СМИ покинули зал, Пино Алливи, один из лучших журналистов в Формуле-1, заметил в толпе старого приятеля. Это был экс-чемпион мира по мотогонкам Умберто Ма-зетти. «Пино, — сказал он, — со мной произошло то же, что и у Вильнева с Шумахером. В Спа в 1952 году я боролся с одним парнем, и он выставил ногу, пытаясь сделать так, чтобы я упал. После гонки он подошел ко мне, извинился и сказал, что сделал это ненамеренно. «А ты что?» – спросил Алливи. «Я ему врезал», — ответил старик.

Шумахеру врезала FIA. На дисциплинарном слушании его лишили второго места в чемпионате. За всю историю Формулы-1 у гонщика впервые отобрали все очки в чемпионате за неспортивное поведение. FIA ясно показывала, что Формула-1 изменилась и намеренные столкновения больше терпеть не будут. Это задело Шумахера за живое – его снова наказали за то, что позволялось еще несколько лет назад Айртону Сенне.

Но многие придерживались мнения, что Михаэль легко отделался. Некоторые даже считали, что FIA должна дисквалифицировать его на пару-тройку гонок в сезоне-1998, но этого федерация делать не планировала. Посмотреть на Шумахера приезжали фанаты со всего мира, «сметая» билеты в кассах. FIA обвиняли в том, что она ставила коммерческие цели превыше спортивных, но, как прагматично заметил Берни Экклстоун: «Да обвиняйте меня, пожалуйста. Мне нужно думать о промоутерах и телевидении. Михаэль повел себя глупо, но его хотят видеть на каждой гонке. Люди очень скоро забудут о случившемся».

Я несколько раз встречался с Шумахером зимой, перед началом сезона-1998. Он тестировал болид на трассе Ferrari в Мюджелло, Тоскана. У него было время поразмыслить о своем наказании. Он казался бодрым, смирился с тем, что произошло. «В прошлом так все делали, — сказал он. — Иначе вас бы критиковали за то, что вы этого не сделали. Однако времена меняются».

Шумахер также заявил, что случившееся только укрепило его во мнении, что пресса разбивает всех на два лагеря. Это работа СМИ – закрутить сюжет, придать событиям определенную интригу, но многие, особенно таблоиды, заходят слишком далеко. Люди вроде Мосли и ди Монте-дземоло восприимчивы к тому, что говорится в прессе, так как стремятся защитить репутацию своего спорта или своего бренда. Им приходится реагировать, когда заголовки становятся действительно ужасными. А Шумахер и в большей степени даже Жан Тодт более устойчивы к такого рода критике. Они привыкли не выдавать эмоций, не признавать свою вину. Их меньше трогают переменчивые взгляды газетчиков.

Однако принудительное «публичное покаяние» Шумахера перед журналистами укрепило его решимость никогда больше не оказываться в подобной ситуации. Он признал свою вину, но не хотел больше вспоминать об этом эпизоде. Шумахер начинал сезон-1998, глядя в будущее с оптимизмом, надеясь, что публика забудет прошлогодние события, как забыл о них он.

«Настоящие фанаты – это те, кто останется с тобой вне зависимости от того, побеждаешь ты или проигрываешь. Я не думаю, что моя репутация будет перечеркнута из-за одной гонки. Этот сезон для меня плохо закончился, но я должен смотреть в будущее. Я совершил ошибку и не могу ее исправить. Но одно я сделать могу – выиграть титул чемпиона и вернуть долг команде.

Я действительно наломал дров. Это нормально, что меня критикуют за Херес, но я не Бог и не конченый идиот. Я ровно посередине. Мне есть что исправить, это ясно, но с другой стороны, я не буду ни о чем сожалеть. Если смотреть на весь сезон в целом, у меня были очень неплохие выступления. Я не провалил чемпионат, я напортачил всего лишь в одной гонке. Никто бы и глазом не моргнул, если бы это было сражение за десятое место. Но в Хересе речь шла о титуле чемпиона мира, и каждый на моем месте использовал бы все средства, чтобы одержать победу».

В Хересе немца впервые поймали с поличным. В Аделаиде все было иначе, поступок с Хиллом сошел ему с рук. В 1994 году все внимание было приковано к тому, как виртуозно его команда играла с правилами, пользуясь размытыми понятиями и неоднозначными трактовками. Но в Хересе репутация Шумахера закрепилась.

 

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Человек эпохи возрождения

Когда мне предложили работу [в Ferrari], я поговорил с людьми, которые в прошлом там работали. Ален Прост был очень прямолинеен, он сказал, что эта команда никогда не добьется успеха. Для меня эти слова стали своего рода стимулом, вызовом. Должен признать, что время от времени я начинал думать, что Ален прав, но тут же отбрасывал эту мысль!
Жан Тодт

Карьеру Шумахера в Ferrari можно условно поделить на две фазы. Четыре безуспешных года, с 1996 по 1999-й, когда он либо упускал титул в последней гонке, либо оказывался не в состоянии за него бороться. А затем невероятный прорыв в 2000 году, пять титулов подряд и беспрецедентное доминирование в спорте.

На ранних этапах было сложно представить, что Ferrari добьется такого успеха, хотя у команды имелись все инструменты. Есть давняя поговорка: «Посмотрите на Ferrari со стороны, и вы удивитесь, почему они не побеждают в каждой гонке. Посмотрите изнутри, и вы удивитесь, как им вообще удается побеждать». Другими словами, предприятия команды и другие объективные ресурсы, такие как трасса для тестов рядом с заводом, всегда соответствовали высочайшим стандартам, но на самом заводе наблюдался полный беспорядок, что не шло ни в какое сравнение с четкостью и профессионализмом ведущих британских команд, таких как Williams и McLaren.

Под управлением Жана Тодта все изменилось. Ferrari стала хорошо организованной и структурированной командой с четкими целями и направлением развития, строгой дисциплиной и ясным пониманием дела. Существенным достижением Тодта было то, что он избавил команду от политики и столкновений с прессой. Как великий руководитель, он переложил это на собственные плечи, тем самым оградив команду от вмешательств извне и обеспечив пространство для работы.

До того как Тодт взял на себя отношения со СМИ, команда была похожа на решето – сплошные утечки информации. Всевозможные истории и сплетни обо всех областях ее деятельности постоянно просачивались в итальянскую прессу. Это подрывало уверенность внутри команды и сдерживало прогресс. Ferrari казалась тростинкой на ветру критики. Тодт принял удар на себя и назначил одного из своих самых верных подопечных Клаудио Берро руководителем пресс-службы. Позднее Берро сменил Лука Коладжанни, сын коммуниста-министра в итальянском правительстве и искусный манипулятор.

Усилив пресс-службу, Тодт перестал позволять СМИ вклиниваться между гонщиками и командой. Это случилось лишь однажды за одиннадцать лет, в 1999 году, когда Шумахер попал в страшнейшую аварию. Тогда ходили всевозможные слухи на предмет того, вернется ли он на завершающие Гран-при сезона. Немецкая пресса на несколько шагов опережала итальянскую – их негодующие крики вскоре достигли ушей Монтедземоло. После этого Шумахер уволил своего помощника Хайне Бухингера. В целом эпоху Тодта/Шума-хера характеризовала нерушимая связь между директором и гонщиком. Эти двое стали не просто Коллегами, но и друзьями, что позитивно отражалось на работе команды.

В первые годы на посту директора команды Тодт исправлял недочеты и выкладывал успех по кирпичикам. Он описывал Ferrari как «великолепный замок с дырами и пробоинами, которые необходимо залатать, иначе он рухнет». На это ему потребовалось много времени, потому что экспертов в Италии найти было трудно. Но как только Тодт заложил фундамент, пришел успех, а затем команда начала и доминировать. Изменился и подход: стал более отточенным и жестким – изо всех сил трудиться, чтобы максимизировать свое преимущество во всех областях, и никогда не расслабляться. Критики полагают, что мировоззрение команды стало слишком узким и они настолько сфокусировались на самих себе, что утратили объективность и перестали осознавать свою ответственность перед спортом.

Эра Тодта – самая успешная за всю историю гоночной команды Ferrari. Он привел в команду ключевые фигуры, создал то, что Росс Браун называет «кругом страха», имея в виду, что мотивацией каждого члена команды было желание не подвести других и добиться успеха. Они постоянно улучшали показатели в каждой области, иногда балансируя на грани нарушения, чтобы реализовать свое конкурентное преимущество. Когда Ferrari была в отстающих и всеми средствами пыталась выйти на уровень топ-команд, это вызвало вспышку интереса к гонкам. Но команда продолжала в том же духе, несмотря на то, что уже обеспечила себе доминирующую позицию, и зрелище стало менее привлекательным.

Ferrari из рук вон плохо начала сезон-1998. McLaren сделал дубль в Мельбурне – на первом Гран-при сезона. Итальянцы показали посредственный результат, но по-настоящему плачевным было преимущество McLaren. В гонке они опередили остальной пелотон на целый круг, проходя круги на две секунды быстрее Ferrari. Отставание казалось непреодолимым. Перед третьей гонкой сезона, Гран-при Аргентины, Мика Хаккинен сказал: «Должно произойти чудо, чтобы кто-то смог нас нагнать». Но, несмотря на все, Ferrari удалось повернуть ситуацию в свою пользу. Шумахер выиграл в Аргентине и в следующей гонке в Имоле. «Думаю, чудо произошло!» – смеялся он. Немец вел борьбу за титул до самой последней гонки сезона в Судзуке, но уступил чемпионат Мике Хаккинену, когда на старте у него заглох двигатель.

На протяжении всего сезона руководство McLaren бросало непрозрачные намеки относительно нелегальных устройств на Ferrari, но ничего так и не доказало. Трекшн-контроль был все еще под запретом, и успех Шумахера вновь породил слухи, что на его машине установлена незаконная система. В то же время в McLaren были вынуждены снять с болидов революционную систему помощи при торможении, которая использовалась ими на протяжении десяти гонок. Суть этой системы заключается в том, что внутреннее, то есть ближайшее к повороту, заднее колесо замедлялось при повороте, чтобы машина поворачивала более четко и сохраняла сцепление с дорожным полотном. После легкой победы McLaren в Мельбурне Ferrari поставила под сомнение легальность этой системы. FIA решила, что система и в самом деле противозаконна, и попросила руководство McLaren снять ее с машин. Когда в боксах McLaren нашли фотографа, который признался, что он сводный брат одного из аэродинамиков Ferrari, Рон Деннис выступил с заявлением:

«Людям нравятся победители, но никому не нравится, когда постоянно побеждает кто-то один. На протяжении многих лет я наблюдал за победами Фрэнка Уильямса и никогда не жаловался, а, напротив, восхищался. Это только укрепляло мое желание побеждать. Когда мы доминировали в Австралии и Бразилии, Фрэнк поздравил нас. Это говорит о том, что в Формуле-1 еще есть благородные и честные люди. Но не все ведут себя подобным образом.

Я очень уважал Энцо Феррари, мне нравилось его достойное поведение и то, как он достигал своих целей.

И только из-за своего уважения к нему я не стану комментировать то, как сейчас поступает Ferrari ».

Кандидатуру Жана Тодта Луке ди Монтедземоло предложил в 1992 году Берни Экклстоун. Президент Ferrari искал человека, который смог бы вывести команду в фавориты, а у Экклстоуна в этом был свой интерес, так как слабые выступления Ferrari плохо отражались на бизнесе в целом. Время было самое что ни на есть подходящее. Тодт искал для себя новые задачи – на протяжении последних одиннадцати лет он был руководителем спортивного отделения Peugeot. Он как раз стал свидетелем победы французской команды в гонке «24 часа Ле-Мана», перед тем как в августе 1992 года приехать в Болонью к ди Монтедземоло. Тодт прибыл за рулем Mercedes, но Лука ди Монтедземоло простил его за это. Француз был расстроен тем, что Peugeot не поддержали его предложение прийти в Ф-1, вместо этого решив стать исключительно поставщиками двигателей. Тодт имел полное право уйти от них. Без него опыт Peugeot в Формуле-1 обернулся полным кошмаром, и они покинули Формулу-1 после семи лет без единой надежды на победу в гонке.

Тодт заинтересовался автоспортом в 1960-е годы. Он оказался в нужном месте в нужное время, когда одному из французских пилотов ралли срочно понадобился штурман на одну гонку. Тодт предложил свою кандидатуру – так и началась его карьера в автоспорте. Изначально он сам хотел стать пилотом Формулы-1, но отказался от этой мечты. Он продолжил карьеру в качестве штурмана, затем способности Тодта привели его в сферу управления. Француз организовывал автоспортивные события и взял на себя роль представлять гонщиков в переговорах с FIA. К тридцати пяти годам он оказался у руля спортивного отделения Peugeot.

Одним из ключевых эпизодов, определивших отношение Тодта к спорту и победам, стало ралли Париж – Дакар 1981) года. Машины Peugeot доминировали в этом мероприятии, поэтому получилось, что Ари Ватанен и Джеки Икс боро лись друг с другом. До конца ралли оставалось шесть дней, и Тодт не хотел, чтобы его гонщики в опасных условиях пустыни вынуждали друг друга идти на неоправданный риск. Он собрал людей в своей палатке и бросил монетку, чтобы решить, кто победит в гонке. Выпал Ватанен – он и выиграл ралли. Обоих гонщиков попросили сбавить темп и спокойно приехать на финиш первым и вторым. Тодт подарил Peugeol дубль, но спортивные ценности пострадали.

Тодт, сын доктора, говорит о себе так: «Жесткий человек с мягким сердцем, честный, верный и амбициозный. Страстный и преданный своему делу, трудолюбивый, в зависимости от ситуации, способный идти на уступки или быть бескомпромиссным. Надежный, методичный, энергичный и нетерпеливый».

Тодт – человек, которому нужно все знать. Он отличный руководитель, умеет грамотно распределять полномочия, но ему необходимо иметь полную информацию о том, над чем работает каждая структура и что говорится в кулуарах. В 2006 году Тодта повысили, сделав руководителем всей структуры Ferrari, как гоночной команды, так и подразделения дорожных машин. Он выполнял обе части своей работы весьма эффективно и, несмотря на то, что делегировал боль шую часть ответственности за гоночную команду своему заместителю Стефано Доменикали, по-прежнему посещал каждую гонку и все важные собрания. Его жизнь перестала быть связана исключительно с победами в гонках, диапазон задач стал шире, но он не мог допустить, чтобы все это пред приятие опять скатилось до уровня, на котором было до его прихода, поэтому продолжал диктовать свои правила.

Француз проводил очень много времени на заводе. Типичным для него расписанием, когда он находился в Мара нелло, а не в какой-нибудь командировке или поездке, было не выходить из офиса до одиннадцати часов вечера с понедельника по четверг, а в пятницу лететь в Париж на выходные. Ему всегда нравилась парижская жизнь, он посещал всевозможные мероприятия и ходил в пафосные ночные клубы – человек, ведущий светский образ жизни. Каждому нужно хобби, способ отвлечься от работы. Для Тодта этим хобби стала культурная жизнь.

Он невероятно суеверный человек. Постоянно дотрагивается до дерева, поэтому смастерил небольшой деревянный ящичек, который носит в кармане. Если вы пристально посмотрите на его руки, то увидите, что все десять пальцев заклеены пластырем – Тодт постоянно грызет ногти и вынужден скрывать то, что от них осталось. «Я, наверное, ни разу не позволял себе расслабиться за всю свою карьеру, — однажды сказал он. — Даже когда я на подиуме и праздную победу, я уже сконцентрирован на следующей гонке, на тех опасностях, которые поджидают впереди. Я никогда не выключаюсь. У меня рекорд по продолжительности пребывания на этом посту, но это не значит, что я незаменим. Одна из причин, по которой я так до конца и не обосновался в своем доме в Италии, — вот эта неопределенность. Мне нужно быть готовым внезапно уехать. Несколько раз я был близок к тому, чтобы уехать, но остался».

Одна из наиболее впечатляющих способностей Тодта – это вычисления, которые он может производить в уме: он мгновенно складывает и вычитает числа и утверждает, что ему не требуется калькулятор. У него очень систематический ум. Шумахер восхищается умственной дисциплиной Тодта:

«Я приведу пример. Как-то в начале сезона-2003 у меня к нему был целый список специфических вопросов, касающихся конструкции болида и других областей. Вы знаете, мы работаем почти нон-стоп, и нельзя ничего упускать из виду, нужно следить за всем, что происходит. Я дал ему этот список вопросов, и вскоре он пришел ко мне с ответами, выдавая один за другим – бах, бах, бах. Закончив, он сказал: «Хоть я и старею, на твои вопросы все еще могу ответить». Этот парень меня удивляет. Он может предотвратить ураган и решить любой вопрос, прежде чем тот вырастет в проблему».

В отличие от Шумахера, которому не нравится говорить о себе, Тодт очень любит это дело. Вероятно, такова специфика культуры: история показывает, что выдающиеся французы имеют склонность слагать о себе легенды. Родная страна осыпала Тодта почестями: он награжден орденом «Почетного легиона» и пользуется авторитетом благодаря своей методике управления.

Один примечательный автопортрет Тодт составил себе в ходе беседы с французским журналистом Стефаном Самсоном:

«Важны не методы, а в первую очередь – принципы. Для меня существенное значение имеют три принципа: совершенствование, умеренность и честность. В Формуле-1 не хватает принципов. Слишком многие смотрят на собственный пупок. Я привык требовать результатов от подчиненных и не терплю легких путей. Думаю, я справедливый руководитель, потому что умею слушать. Я как пожарник – гашу огонь в любое время суток, обеспечиваю людям лучшие из возможных условий. Дверь моего кабинета всегда открыта. Я лично приветствую новых сотрудников, уделяю им внимание. Мне повезло, что вокруг меня люди, с которыми у меня много общего, но которые в то же время из совершенно разных миров. Это помогает удержаться на ногах».

Вероятно, в этом и заключается секрет успеха Ferrari под руководством Жана Тодта. Ему удалось собрать вокруг себя специалистов в самых разных областях, которые отлично сработались. Хороший руководитель должен создать коллектив, в котором каждый знает свое место и уважает работу остальных. Успешная команда не должна терпеть смутьянов, плывущих против течения.

Члены команды Ferrari очень быстро поняли, чего ждет от них Жан Тодт и как этого достичь, и поддержали его мнение, потому что оно соответствовало их собственному. Костяк команды походил на группу «Битлз» в 1960-е: необычайно талантливые люди, которые могли бы быть относительно успешны по отдельности, но в команде они победили весь мир. Пять человек: Жан Тодт, осуществляющий руководство командой и отвечающий за коммерческую составляющую, Росс Браун и Рори Берн, построившие самую быструю машину и разрабатывающие правильную стратегию в гонках, Паоло Мартинелли, отвечающий за надежность моторов, и, выводящий продукт на трассу и показывающий результат.

Эти ключевые фигуры были тесно связаны между собой. Браун и Берн, которые вместе работали и в Benetton, и в Ferrari, — один из величайших технических дуэтов в Формуле-1. Браун – передовик, организатор, сторонник строгой дисциплины. Его работа заключалась в том, чтобы осуществлять контроль за техническим отделением, направлять людей и добиться от машины максимальных результатов и надежности на гоночной трассе. Высокий, напоминающий сову человек с бородкой и в очках в толстой оправе, он любит говорить о своей работе и обожает придумывать тактические ходы. Рори Берн – гораздо более тихий и скромный человек, уроженец Южной Африки, который не любит находиться в свете софитов и предпочитает оставаться на заводе, появляясь на гонках один раз в году – на Гран-при Италии. Берн интуитивно чувствует, что нужно делать, чтобы максимально улучшить конструкцию болида. Его машины всегда были аэродинамически отлично оснащены и прекрасны внешне, а благодаря его грамотному управлению отделом научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ команда двигалась семимильными шагами.

Формула-1 сильно изменилась за последние двадцать лет. Влияние гонщика на команду уменьшилось. Критикам нравилось говорить, что Шумахер был у руля, контролировал все подряд, но это безнадежно наивное мнение. Он был жизненно необходимым элементом и, вероятно, знал больше о команде и ее устройстве, чем пилоты до него. Но не стоит забывать, что истинная сила Ferrari заключалась в том, что у каждого была своя роль, которую остальные уважали.

Командный дух в Ferrari был просто поразительным. Как много раз говорил Росс Браун, неудачи связывали их, а успехи развивали вкус к победам. Если сезон был плохим, они быстро учились на своих ошибках и вновь стремились к успеху.

Все команды Формулы-1 очень иерархичны; таким крупным фигурам, как Тодт и Браун, платили миллионы фунтов стерлингов ежегодно, но – что всегда меня поражало – они летали на одном самолете с командой. Почти все боссы, и, разумеется, боссы особенно успешных команд, имеют частные самолеты, на борт которых не позволено ступать простым механикам. В Ferrari же руководство всегда летало чартерным рейсом компании Alitalia из аэропорта Болоньи.

Удивительное чувство общности демонстрировалось и на публике. На автодроме Тодт всегда ходил в той же рубашке и брюках, что и механики команды, тогда как у боссов McLaren-Mercedes, например, была собственная униформа. Это может показаться мелочью, но говорит о командном духе. Определенно в Ferrari было много экспатриантов, работающих вдали от дома, и они обычно ужинали вместе в ресторане «Монтана», рядом с трассой во Фьорано. Шумахер, когда бы он ни приезжал на тесты, всегда ужинал с ними. Семья должна собираться за одним столом, только тогда она остается крепкой.

Конечно, команду много критиковали за то, что она выходит за рамки допустимого правилами, практикует неспортивное поведение на трассе и вне ее. Тодт с Шумахером задавали этому тон. Видя, как эти двое борются за каждый сантиметр трассы, за каждую секунду, остальные члены команды чувствовали себя обязанными им следовать. Тодт, однако, отрицает, что он коварный шакал, чей девиз «Побеждай некрасиво».

«Совсем наоборот, я по-детски наивен. Я склонен верить людям. Но этим часто пользуются. Тогда моя наивность уступает место злости. У меня есть одно хорошее качество – память – и один недостаток: я не забываю обиды.

Десять лет назад никто и не подумал бы, что Ferrari снова начнет побеждать. Мы принесли команде успех, и сразу же нашлись те, кто списал победы на благоприятные обстоятельства – удачу или мошенничество. Многие хотели, чтобы Ferrari вернулась на высший уровень, стала нормальной командой без скандалов и полемики. Теперь они пытаются поймать нас на ошибках».

Как и все боссы в Формуле-1, Тодт в первую очередь думал об интересах команды, когда ему приходилось принимать какое-либо решение. Он верил, что судьбы Ф-1 и Ferrari взаимосвязаны: это единственная команда, которая выступает в Формуле-1 с самого первого сезона 1950 года. Многие великие бренды исчезли – такие как Lotus, Brabham и Tyrrell. Ferrari всегда тесно сотрудничала с руководящим органом, всегда голосовала в его пользу по вопросам, угрожающим разделить спорт пополам. Для Тодта Формула-1 без Ferrari превратилась бы в ничем не примечательную Формулу-2. «Ferrari – это капитал, на котором основан успех Формулы-1, и все имеют с этого выгоду, — как-то сказал он. — Если бы определенные команды не выигрывали чемпионаты в борьбе с Ferrari, их успех остался бы незамеченным. Люди привыкли к тому, что Ferrari участвует в гонках, но не побеждает, и это их устраивало. Мы их удивили».

Когда Тодт начинал работать в Ferrari в июле 1993 года, команда была разобщена в буквальном смысле слова – отдел Джона Барнарда в Англии отвечал за дизайн, композитный материал и подвеску. Не было аэродинамической трубы (команда использовала оборудование компании British Aerospace), и всего 350 человек работали над шасси и двигателем. За десять лет их число выросло до 700. Весь персонал теперь трудится под одной крышей в Маранелло, через дорогу от основного завода по производству дорожных машин, и является подразделением Ferrari, которое Тодт окрестил Gestione Sportiva («Спортивное управление»). Отдел мотористов, в котором около 200 человек разрабатывали и собирали двигатели для болидов Формулы-1, соединен с отделом по разработке шасси коротким коридором, поэтому теперь коммуникация между двумя структурами налажена. В большинстве команд дело обстоит иначе: двигатели разрабатываются в другом городе или даже в другой стране.

«Когда мне предложили работу, я поговорил с людьми, которые в прошлом там работали, — вспоминает Тодт. — Ален Прост был очень прямолинеен, он сказал, что эта команда никогда не добьется успеха. Для меня эти слова стали своего рода стимулом, вызовом. Должен признать, что время от времени я начинал думать, что Ален прав, но тут же отбрасывал эту мысль!»

Тодт изменил менталитет, но не саму культуру Ferrari, как он утверждает. Определенные дурные привычки прочно укоренились среди сотрудников команды, как, например, распитие вина механиками за обедом. Говорят, что влияние, которое Тодт, Браун и Шумахер оказали на Ferrari, подобно воздействию «пенициллина на колонию бактерий». Они вернули Ferrari достоинство и отвратили злой рок. В самом начале им пришлось заплатить за тридцать пять противопожарных комбинезонов, которые были необходимы механикам на пит-стопе, а к 1997 году производители буквально дрались за контракт поставки комбинезонов итальянской команде.

Взаимоотношения Тодта и Шумахера тоже имели большое значение – объятия после победы в гонке, тотальная солидарность в горе и радости. Они много выстрадали вместе и много вместе ликовали. Когда в 1999 году Шумахер сломал ногу, Тодт приложил все усилия для того, чтобы обеспечить Михаэля всеми доступными для выздоровления средствами. Он делал гораздо больше, «чем просто выполнял свои прямые обязанности», выражаясь языком Шумахера.

У этих двоих схожие ценности во всем, что касается спортивной борьбы и взглядов на то, что допустимо, а что нет в погоне за победой. Они люди разных поколений и имеют различное происхождение: Тодт выходец из среднего класса, образованный сын видного доктора, а Шумахер – из рабочего класса, сын строителя и пробивался наверх своими силами. Отец Тодта имел амбиции в отношении сына, он побуждал Жана устроиться в этой жизни и пользоваться каждой возможностью. Родители Шумахера не были амбициозны, но, несмотря на это, его мировоззрение оказалось таким же, как у Тодта, потому что такими были его инстинкты.

Тодт – друг семьи Шумахеров, он часто проводил с Михаэлем выходные и отпуска, жил в доме Шумахеров в Норвегии в новогодние праздники, что всегда плавно перетекало в вечеринку по случаю дня рождения Михаэля, 3 января. У двоих мужчин сложилась традиция – уходить в лес на несколько ночей, жить в глуши и готовить еду на костре. Так они отдыхали от мирской суеты.

Тодт научил Шумахера играть в нарды и познакомил его с современным искусством. В профессиональной области не было ничего, чему бы Тодт мог научить Михаэля, но в культурном плане молодой человек явно недобирал. Тодт помог ему овладеть необходимыми знаниями, которые должны быть у человека с его состоянием и статусом.

Тодт всегда не преминет подчеркнуть, что, хотя он и был духовно близок к своему гонщику, он не позволял дружбе мешать работе. «У нас были как хорошие времена, так и плохие, — говорит Тодт, — но рано или поздно приходится отделять дружбу от бизнеса. Мне нравилось работать с ним, но приоритетом для меня всегда оставалась команда».

 

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Агония и экстаз

Гонки – это жизнь, а жизнь – это риск.
Михаэль Шумахер

Болид Формулы-1 меняется, совершенствуется, модифицируется от гонки к гонке. Но тем не менее остается невероятно опасным для жизни пилота. Перед появлением монококов из углеродного волокна, которые могут защитить гонщика даже в случае страшнейшей аварии, редко кто из великих выступал по шестнадцать лет, как. Он мог с большой вероятностью погибнуть, как Джим Кларк, или стать калекой, как Стирлинг Мосс. Некоторые обошлись без тяжелых последствий, как Хуан Мануэль Фанхио, который играл в «русскую рулетку» на протяжении восьми сезонов, или как Джеки Стюарт – девяти, прежде чем уйти из спорта. Отец Деймона Хилла Грэхем стал исключением – его карьера длилась примерно столько же, сколько и Шумахера, но он был конкурентоспособен лишь половину этого срока.

У Шумахера в Формуле-1 было много серьезных аварий, каждая из которых могла убить его, попади он в нее на двадцать лет раньше, но благодаря относительно безопасному болиду серьезно пострадал он только однажды – в Сильверстоуне в 1999 году. Парадоксально, что из всех его аварий эта произошла на наименьшей скорости – сам удар был неудачным. Совпадение это или нет, но Сильверстоун-1999 оказался как раз серединой его карьеры в Формуле-1 и во многом стал поворотным пунктом.

С одной стороны, титул чемпиона вновь уплыл у Михаэля из рук, так как в итоге он вынужден был пропустить большую часть второй половины сезона, — очередное разочарование в длинной цепочке. Но, с другой стороны, у этого события, как ни странно, была и положительная сторона. Травма позволила немцу на время соскочить с беговой дорожки, отдохнуть и многое переосмыслить. Шумахер, который триумфально вернулся в Формулу-1 в конце 1999 года, оказался лучше подготовленным, более сильным и сфокусированным. За месяцы сидения без дела немец сумел «перезарядить батареи», переоценить свои карьерные достижения и значимость каких-то вещей. В результате его мастерство стало на уровень выше прежнего. Я всегда считал, что именно в период восстановления после аварии у него появились энергия и мотивация, чтобы продолжать выступать и доминировать в автогонках в 2000-х годах. Не было бы этой аварии – Михаэль, вероятно, ушел бы из спорта гораздо раньше.

Это была странная авария. Отдаленно она напоминала трагедию с Сенной в Имоле, когда бразилец был не в состоянии остановить машину, вылетавшую с трассы. Тогда в результате столкновения со стеной отломился кусок подвески, который и стал причиной смертельной травмы. В случае Шумахера обстоятельства были гораздо благоприятнее, так как в момент аварии он шел на меньшей скорости и врезался в барьер из покрышек, а не в бетонную стену.

По иронии судьбы эта авария ни на что не повлияла, она была совсем не нужна, так как гонку уже остановили из-за инцидента на стартовом поле. Команда Ferrari пыталась сообщить об этом своим гонщикам по радио, но они не слышали. Они боролись между собой на задней прямой на скорости более 305 км/ч. Шумахер перед стартом ясно дал понять, что ему нужно удержать Хаккинена позади на первых кругах, иначе гонщик McLaren просто уедет от него – настолько темп соперника был выше. Но, провалив старт и выпустив вперед заодно и своего напарника Эдди Ирвайна, Михаэль отчаянно пытался пройти Эдди и броситься в погоню за Хаккиненом. Ирвайн пытался помешать ему, когда они подошли к повороту «Стоув», и затем, когда Шумахер хотел затормозить, тормоза отказали и машина прямиком вылетела с трассы, пересекла гравийную ловушку и впечаталась в покрышки.

За несколько недель до Гран-при Великобритании произошел случай, послуживший предпосылкой аварии Шумахера. Эдди Ирвайн вступил в очень непростую фазу своей карьеры. Он участвовал в переговорах с компанией Ford, намереваясь перейти из Ferrari в команду Jaguar, которую должны были построить на базе Stewart. Ирвайн просил больших денег, и поэтому параллельно с переговорами ему нужно было доказывать, чего он стоит. На Гран-при Франции перед Сильверстоуном Ирвайн потерял тридцать пять секунд из-за того, что команда поставила не те покрышки на его машину. Прорываясь через пелотон, он оказался позади Шумахера, который ехал на пятом месте из-за проблемы с коробкой передач, а перед немцем был его брат Ральф, который тоже шел гораздо медленнее Ирвайна. Ирландец понимал, что может легко подняться с шестого на четвертое место. Но команда не позволила Ирвайну обогнать Шумахера, поэтому он сидел на хвосте у немца до самого финиша. Эдди и не подозревал тогда, что эти два лишних очка, которые он заработал бы за четвертое место, могли принести ему в конце сезона первый для Ferrari титул чемпиона мира за двадцать лет. Но по сценарию все было задумано иначе.

После гонки Ирвайн видел цитаты из некоторых высказываний Шумахера, который умалял значимость приказов команды и отрицал, что Ирвайна вынудили играть роль второго пилота.

Михаэль говорил: «Эдди всего один раз попросили пропустить меня». Эдди подумал: «Ну, попросили-то меня всего раз, но я много раз пропускал тебя, не дожидаясь просьбы, потому как знал, что это неминуемо».

Поэтому я решил: «Хорошо, с этого момента я буду ждать, пока попросят». Я обошел Михаэля, как обычно, потому что стартует он из рук вон плохо, у него замедленная реакция, чего люди просто не понимают. В любом случае я оставил ему пространство для маневра и поставил его в такое положение, что, если бы он попытался затормозить позже меня, он не вошел бы в поворот. Я сделал это, и Михаэль заблокировал тормоза, потому что затормозил слишком поздно, убрал ногу с педали, затем снова затормозил. Тогда задний ниппель сломался, и все закончилось переломом ноги. Удар был на скорости менее 160 км/ч, и он не должен был сломать ногу, но, если быть откровенным, машина в том сезоне была не фонтан. В другой раз вообще отвалилось переднее антикрыло, когда машину поднимали. Так что определенные проблемы были.

Мне повезло, что он сломал ногу. Нельзя так говорить, я знаю, но это изменило мою жизнь, потому что тогда я стал номером один».

Шумахер вспоминает:

«Когда я поставил ногу на тормоз, я понял, что произойдет. В жизни есть вещи и похуже, чем врезаться в стену из покрышек. Я попытался выбраться из машины после аварии, но у меня не получалось. Я не мог вытащить ноги из кокпита. Поэтому просто сидел, слушая биение собственного сердца, а оно становилось все тише и тише, как в замедленном воспроизведении, и затем внезапно оборвалось. Вокруг стало темно. Я слышал разговоры медиков, но все они казались очень тихими. Я был действительно напуган, думал, что все кончено».

Шумахер сломал ногу в двух местах. Его увезли в больницу Нортхемптона, где он и был прооперирован. Тем временем гонка продолжалась, и Ирвайн финишировал третьим, позади Култхарда и Хаккинена. На пресс-конференции после гонки он показал свои истинные эмоции. «Я был единственным гонщиком Ferrari в этой гонке, и я вел машину не так, как всегда. Когда я один, я чувствую себя сильнее, потому что, когда Михаэль в гонке, вся команда сконцентрирована на нем. Я испытал новое для себя чувство ответственности».

Его спросили, как он ощущает себя теперь, когда он – единственная надежда Ferrari на титул. «У меня контракт гонщика номер два, — сказал он. — Если я не буду об этом помнить, меня уволят. Я сделаю все, что команда прикажет мне сделать».

Это был типичный пример несдержанности ирландца. Ральфа Шумахера подобные сантименты не сильно впечатлили. «Ирвайну нужно научиться держать язык за зубами, — сказал он. — Последние несколько недель он только и делает, что хнычет о привилегированном статусе Михаэля, словно у него не было возможности показать, на что он способен. Михаэль всегда был быстрее него. Я бы хотел посоветовать мистеру Ирвайну, чтобы он перестал жаловаться и попробовал хоть раз доказать, чего он стоит на самом деле».

Тем не менее Ирвайн заставил Ferrari задуматься. Ситуация казалась абсурдной. Итальянцы сложили все яйца в одну корзину. Теперь они должны были поддерживать Ирвайна, который за значительно меньшие, чем Шумахер, деньги мог принести команде первый титул за двадцать лет. Ирландец знал, что теперь сидит в лучшей машине. Теперь все было в его руках. Но захочет ли этого Ferrari?

После Сильверстоуна в Маранелло начали принимать глобальные решения. Одним из них было остановить работу над машиной этого года и вместо этого приложить дополнительные усилия к разработке машины 2000 года. Ирвайну дали понять, что команда поддерживает его в борьбе за титул, но до определенной степени.

Ирвайн говорит:

«Уровень поддержки со стороны команды был вполне нормальным. Проблема заключалась в том, что они прекратили работать над болидом того года, решив вплотную заняться модификацией для следующего сезона. В 1999 году мы располагали машиной, которой не дано было победить McLaren, но, как оказалось, мы бы победили их, если бы тогда продолжили испытания в аэродинамической трубе.

Они решили не дорабатывать машину, мол, «у нас нет шансов», и я могу это понять, потому что у нас и в самом деле не было шансов, но затем мы показали пару достойных результатов, у Мики возникли проблемы, и мы включились в борьбу за титул».

Сидя в больничной палате, уставившись на присланный Лукой ди Монтедземоло букет из тридцати пяти алых роз – по одной за каждую победу, Шумахер был невероятно подавлен. Прошло четыре года с тех пор, как он во второй раз вьшграл титул, и теперь ему снова придется ждать еще год. Ни у одного чемпиона в истории не было такого перерыва в середине карьеры. Михаэль сказал, что «настроен вернуться в Ferrari в конце этого сезона». Он не понимал в то время, насколько это трудно.

Шумахер много размышлял об аварии. Ему всегда нужно было объяснить себе, почему произошел тот или иной инцидент, чтобы он мог выбросить его из головы. Инциденты, которым не было объяснений, случались редко, но они западали ему в сознание и продолжали беспокоить.

Например, инцидент в Имоле в 1995 году – когда машину просто-напросто сорвало с трассы на полусухом асфальте, — ему так и не нашли объяснения. Машина внезапно словно утратила прижимную силу, и Шумахер потерял над ней контроль. Никто не совершал в этом месте подобной ошибки; тем более Михаэлю не свойственно так ошибаться, особенно в условиях изменения дорожного полотна, в которых он всегда преуспевал. Я сделал с ним интервью для телевидения сразу же после того, как он вернулся в боксы, и видно было, что Михаэль озабочен происшедшим и не может сказать, его ли это ошибка. Годы спустя он все еще упоминал о том инциденте как о необъяснимом явлении, которое не выходит у него из головы.

Хотя после Сильверстоуна Михаэля подробно расспросили на предмет того, почему его подвели задние тормоза, авария все еще казалась ему странной, совершенно ненужной. Гонку и без того остановили, а Ирвайн не должен был ставить его в такое положение. Михаэль продолжал думать об аварии и о том, что чувствовал после удара. Через несколько лет после инцидента в Сильверстоуне он рассказал:

«Время от времени я вспоминаю о той аварии. Думаю, что, если подобное случится снова, это будет действительно ужасно. Но при мысли об этом я не еду медленнее. Как гонщик, ты всегда пытаешься найти предел. И чтобы этого достичь, приходится немного переходить черту. Но риски автоспорта можно прогнозировать – по крайней мере я хотел бы в это верить. Я думаю, что всегда смогу оценить степень риска».

Ирвайн не навестил Шумахера в госпитале, но поговорил с ним по телефону, пошутив о том, как сам сломал ногу в детстве, катаясь на скейтборде. Эдди заявил, что навещать Шумахера было бы чистым лицемерием с его стороны; в конечном итоге они оба знали, что авария Михаэля позволила Ирвайну совершить карьерный прорыв.

Чтобы осознать всю степень отчаяния Шумахера, нужно вспомнить о его понимании долга перед командой. Его наняли для того, чтобы он принес им титул, но все его усилия окончились ничем. С годами его мучения из-за того, что он так этого и не добился, обострялись все больше, и он находился в состоянии крайнего напряжения. Михаэль всегда видел вещи в черно-белом цвете. Он полностью сфокусировался на своей задаче и никогда бы не простил себе, если бы не смог ее выполнить. Авария в Сильверстоуне несколько поколебала его мировоззрение, но, как оказалось, этот инцидент дал ему силы для последующих семи лет успеха.

Тем временем Шумахеру пришлось выслушать не самые лестные комментарии, в том числе заявление бывшего гонщика Ferrari и любимчика итальянских тиффози Клея Ре-гаццони, который подверг Шумахера резкой критике, сказав, что команда должна отказаться от его услуг:

«Если бы я был на месте ди Монтедземоло, я бы пересмотрел контракт с Шумахером. Ему явно переплачивали, чтобы он принес команде титул. То, что он не сумел сделать это за четыре года, говорит о провале. Ferrari лучше уволить Шумахера и довериться Ирвайну, который может делать ту же работу за меньшие деньги. Если Шумахер вернется – пусть помогает Ирвайну. А вообще, пора Шумахеру с Тодтом уходить».

Это, разумеется, было не общее мнение, но слова достаточно сильные, тем более что их произнес человек, с чьим мнением в Италии считались, — и не только в Италии, но и в руководстве Ferrari. Конечно, Регаццони оказался не прав почти в каждом своем утверждении. Ирвайн был не способен выполнять ту же работу, что и Шумахер, который вернулся еще более мотивированным на успех, чем когда-либо, и на самом деле помог Ирвайну в заключительных Гран-при сезона.

В истории возвращения Шуми есть что-то от «мыльной оперы». Она все лето муссировалась и обыгрывалась в прессе, особенно итальянской и немецкой. В августе все закрутилось с бешеной скоростью – всего лишь через сорок дней после аварии, когда Шумахер съездил к докторам в Женеву выяснить, достаточно ли он здоров, чтобы снова сесть за руль. У него в ноге все еще была металлическая пластина и два болта, но доктора сочли его состояние вполне удовлетворительным и сказали, что ему решать, когда возвращаться в спорт. На следующий день, сев за руль Ferrari в Мюджелло, Михаэль проехал шестьдесят пять кругов, показав время быстрее Ирвайна. Но этот эксперимент не прошел безболезненно. Следующий Гран-при должен был состояться в Спа в ближайшие выходные, но Шумахер отказался участвовать, заявив, что ему нужно больше времени. Он обосновался тем летом в Сен-Тропе, и папарацци часто удавалось заснять, как немец катается на горном велосипеде в прибрежных холмах. Затем он решил, что ему достаточно внимания прессы, и уехал в свой домик в Норвегии.

В следующий раз его увидели в Монце на традиционных сентябрьских тестах за неделю до Гран-при Италии. Шумахеру сразу же стало больно, так как машина сильно подпрыгивала на поребриках на неровной трассе. И снова возвращение было отложено.

В начале октября Шумахер снова поехал к профессору Жерару Сайану, близкому другу Жана Тодта. До конца чемпионата оставалось две гонки, и у Ferrari были все шансы выиграть обе. В отсутствие Шумахера Ирвайн одержал пару побед, Хаккинен несколько раз сошел с трассы, и вопрос титула был открытым. Шумахер оказался в сложной ситуации. Можно было ожидать, что Ирвайн и без его помощи станет победителем в личном зачете. Хайне Бухингер (в то время советник Шумахера) перед осмотром у врача заявил во всеуслышание, что вряд ли Шумахер вернется, заикнувшись о некотором воспалении в колене Михаэля из-за напряженных тренировок на велосипеде. Тем не менее заявление, опубликованное Ferrari, гласило, что Шумахеру дали зеленый свет.

Руководство Ferrari попросило немца провести тесты в Мюджелло 4 октября. В этот раз он проехал более двухсот миль и снова был очень быстр, но вылетел с трассы и врезался в барьер из покрышек. После тестов гонщик сказал, что не выйдет на трассу в Малайзии, и очень разозлился на Ferrari за ее заявление.

«Это неправда, что я в порядке. Я совсем не в порядке. Заявление Ferrari после моего визита в Париж некорректно. Доктора сказали, что я в порядке для того, чтобы выполнять обычную деятельность, как, например, печь хлеб или ходить в офис, но я не настолько в порядке, чтобы водить болид Формулы-1.

Нога особенно меня не беспокоит, но болит шея, я очень устал, и, когда я за рулем, у меня ненормальный пульс. И все это – после нескольких кругов. В моем нынешнем состоянии невозможно пройти полную дистанцию Гран-при. Я испробовал все средства, чтобы скорее поправиться и вернуться, но мне не удалось этого сделать».

Шумахер был раздосадован обвинениями в свой адрес, что он якобы бросил Ferrari в критический для команды момент, но твердо заявил, что не сядет за руль самое раннее до декабря, то есть уже после окончания сезона. Было известно, что ди Монтедземоло хотел, чтобы Михаэль принял участие в одной или двух гонках, даже если о победе мечтать не приходилось, — по меньшей мере, чтобы поддержать Ferrari. Последняя гонка в Судзуке должна была состояться через три недели, к тому времени Михаэль, мол, будет еще в лучшей форме, но немец не соглашался. Любопытно, что Жан Тодт, который поддерживал Шумахера в процессе выздоровления и все это время говорил с ним по телефону по меньшей мере раз в день, не присутствовал на тестах. Он, казалось, дистанцировался от ситуации, так что она превратилась в «битву умов» между Шумахером и Лукой ди Монтедземоло.

В прессе широко освещалась история о том, что в то время президент Ferrari позвонил Шумахеру домой, но его маленькая дочь Джина-Мария сказала, что папа не может подойти к телефону, так как надевает свои футбольные бутсы. Складывалось впечатление, что Шумахер дурачил Ferrari, уклоняясь от своих обязанностей.

В действительности же ситуация была вполне объяснима. Шумахер вряд ли пришел в восторг, когда понял, что должен помочь Ирвайну выиграть титул – титул, за который он сам сражался на протяжении четырех лет и за который ему платили в пять раз больше. Это поставило бы под угрозу весь проект, в который он так вложился, — и все для того, чтобы плоды его труда пожинал товарищ по команде? Некоторые говорили, что Михаэль держался в стороне, чтобы не попасть в такое положение. Но даже если бы он так и не вышел на трассу, Ирвайн мог бы выиграть титул, если бы Хаккине-на подвела машина в последних гонках.

В контексте спортивных состязаний – это важная «сфи-да» (вызов), как говорят итальянцы, и слухи о том, что Шумахер даже не попытается ничего сделать, были малопонятны. СМИ в Италии считали, что он должен сделать над собой усилие и принять вызов. McLaren опережал Ferrari в Кубке конструкторов всего лишь на 8 очков, а в последних двух гонках должны были разыграть 32. Ferrari могла бы выиграть кубок, будь у нее два сильных пилота. Негативные отзывы в прессе об отказе Шумахера сыпались как стрелы.

Спустя четыре дня Шумахер снова сел за руль во Фьорано. потом встретился за обедом с Тодтом и Лукой ди Монтедземоло. Сразу после этого он объявил, что изменил решение. Он сядет за руль в последних двух гонках сезона и поможет Ferrari. Что заставило его передумать, какой на него оказали нажим? Шумахер признал, что Лука ди Монтедземоло «действительно настаивал каждый день, каждый час» на его возвращении. «Иногда лучше передумать, чем совершить ошибку».

Немец сказал, что его первой реакцией на заявление Ferrari о том, что он достаточно здоров, было защитить себя – отсюда и его отказ, но теперь он просит прощения за то, что «его суждения были слишком поспешными». Относительно первостепенного вопроса – а именно будет ли он помогать Ирвайну стать чемпионом, Шумахер вполне ясно выразился, да так, что хотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это не сон. «Я возвращаюсь, чтобы помочь команде и Ирвайну, — сказал Михаэль. — Думаю, что на протяжении дистанции у меня могут возникнуть проблемы, но для Ferrari очень важно мое участие. Надеюсь, что смогу помочь команде и Ирвайну, но не обещаю сотворить чудо».

Во время тестовых сессий Ferrari испытывала новые аэродинамические модификации, которые сделали машину значительно быстрее, отсюда и рекорды круга, которые смог установить Шумахер. На гонке в Малайзии внимание было сфокусировано на дефлекторах за передними колесами, которые оказались неверного размера, и в результате обе Ferrari были дисквалифицированы. Правда, позднее, на слушании дела по апелляции в Париже, это решение отменили. Но соперники предположили, что изменено и днище машины, чем, скорее всего, и вызвано внезапное улучшение в скорости. Шумахер занял поул, на 1,2 секунды опередив McLaren.

«Я вздохнул с облегчением, когда он появился, — говорит Ирвайн. — Перед последними двумя гонками мы сделали огромный шаг вперед в аэродинамическом плане, не знаю, легально это было или нет, но в любом случае машина поехала быстрее. И тут возвращается Михаэль, и все: «Михаэль вернулся, только посмотрите на разницу!» Я подумал: «Обалдеть».

В самой гонке Шумахер совершил то, чего от него никто не ожидал. Он дважды выпускал Ирвайна вперед, а затем сфокусировался на том, чтобы сдержать Хаккинена, идущего третьим. Все было брутально, не совсем спортивно, но в рамках существующих правил. Ferrari попала со своей тактикой в самую точку и реализовала свое преимущество над болидами McLaren. Хаккинен вынужден был признать себя проигравшим. «Самая сложная гонка в моей жизни, — сказал финн. — Я гнал на полной скорости на протяжении всей дистанции, но у Ferrari была блистательная тактика, и я не виню их. Я провел большую часть гонки за Михаэлем, но так и не смог его пройти. Не хотел стать жертвой его водительских приемчиков. Он поднимал ногу [с педали газа] в скоростных поворотах, и его темп был очень нестабильным. Мне приходилось быть крайне осторожным, чтобы не въехать в него».

Ирвайн выиграл гонку, Шумахер финишировал вторым, а Хаккинен третьим. Это означало, что Ирвайн приедет на последнее Гран-при сезона с преимуществом в четыре очка над Хаккиненом, a Ferrari – с таким же преимуществом над McLaren в Кубке конструкторов. Несмотря на заявления Шумахера о плохой физической форме, на подиуме он выглядел наименее уставшим из всех троих.

Когда стюарды объявили о дисквалификации Ferrari, Росс Браун поднял руки, признавая, что машины не соответствуют регламенту. Команда допустила небольшую погрешность в измерениях, что не давало преимущества в скорости, но тем не менее противоречило правилам. Я присутствовал в командном штабе Ferrari тем вечером, когда за окнами уже начинало темнеть. Браун взял дефлектор и при помощи линейки проиллюстрировал ошибки в измерениях. Команда использовала те же самые дефлекторы, что и на предыдущей гонке в Германии, но, так как Ирвайн финишировал там седьмым, никто не обратил на это внимания.

По возвращении в Маранелло Тодт пришел к Луке ди Монтедземоло с намерением подать в отставку, но тот отклонил ее и попросил его сконцентрироваться на том, чтобы повернуть ситуацию в свою пользу. Невероятно, но, несмотря на то, что Браун и Тодт после гонки признали, что машина действительно не соответствует правилам, команда смогла выиграть апелляцию. Если измерять дефлектор определенным образом, тот выступал всего лишь на пять миллиметров, а это было в пределах допустимых правилами отклонений. Ferrari выиграла дело и сохранила за собой очки, приехав на последний Гран-при с преимуществом над соперником.

Несмотря на все опасения, для Шумахера последняя гонка сложилась просто превосходно. Ferrari выиграла Кубок конструкторов, впервые с 1983 года, что стало в какой-то мере вознаграждением за тяжелый труд, но титул чемпиона ушел к Хаккинену. У Шумахера снова появилась возможность быть первым, кто вернет команде чемпионство.

Если бы Михаэль выиграл гонку, чемпионом бы стал Ирвайн, но, стартовав с поула, немец оказался не в состоянии опередить Хаккинена – он выпустил финна вперед и шел в его тени до самого финиша. Хаккинен выиграл гонку, а вместе с ней и титул чемпиона мира, тогда как Ирвайн прикатил в минуте от Михаэля на третье место. Шумахер не был обязан выпускать Эдди на второе место, потому как, если даже ирландец и финн набрали бы в общем зачете равное количество очков, Хаккинен бы стал чемпионом по числу побед. Медленный темп Ирвайна в Судзуке, на трассе, которую он знал как свои пять пальцев, на которой так много лет выступал в Формуле-3000 и всегда преуспевал, был поразительным. «Я не мог входить в повороты, не мог проходить повороты и не мог выходить из поворотов так же быстро, как Михаэль. В этой гонке я отстал от него почти на круг. И квалифицировался в 1,6 секунды позади него. В следующем году на Jaguar я оказался всего в 0,7 секунды позади него. Но я не скажу, что дело в Ferrari…»

Шумахер совершил триумфальное возвращение, но после гонки не мог удержаться от пререканий. Михаэль догнал McLaren Култхарда, чтобы пройти его на круг, но тот сдерживал его на протяжении трех поворотов, в результате чего Михаэль потерял три секунды. После гонки, вместо того чтобы праздновать победу Ferrari (публично) и провал Ирвайна (про себя), Шумахер напустился на шотландца и на пресс-конференции обвинил его в том, что тот его блокировал. Он также напомнил об инциденте в Спа в предыдущем году. «Я теперь не уверен, действительно ли случившееся в Спа в прошлом году было случайностью. Его поведение сегодня стоило мне около десяти секунд».

Эти слова были не только неточными, но также ненужными и недостойными чемпиона. Култхард был вне себя от ярости. «Если он не извинится, я подам на него в суд! Я крайне разочарован его комментариями. Он поставил под сомнение мою честность в Спа! Я никогда не пытался подвергнуть опасности другого гонщика на трассе».

Босс McLaren Рон Деннис обвинил Шумахера в лицемерии: «После того, через что он заставил пройти Мику в Малайзии, я не хочу слышать ни слова о том, что его сдерживали. Он должен посмотреть прежде всего на себя и подумать о том, как сам поступает».

Шумахер мог наконец расслабиться после того, что сделал в гонке, но нет же – задира внутри него должен задать всем жару, восстановить справедливость и иерархию в паддоке! Култхард был для Михаэля легкой мишенью, потому что шотландец сам часто жаловался на Шумахера. Кроме того, в большинстве случаев немцу не приходилось иметь с ним очных дуэлей на трассе. Критики всегда пытались выставить Шумахера лицемерным и циничным, и этот эпизод дал им массу оснований для осуждения.

Деннис же утешался тем, что, хотя обе его попытки заманить Михаэля в свою команду провалились, его пилот Мика Хаккинен второй раз подряд выиграл титул, победив и Шумахера, и Ferrari.

 

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Миссия выполнима

Мне не нужно еще что-то себе доказывать. Я сделал то, чего хотел, выиграв в 2000 году свой первый чемпионский титул с Ferrari.
Михаэль Шумахер

В октябре 2000 года, после пяти сезонов радости, чередовавшейся с отчаянием, Шумахер исполнил свое предназначение и стал первым чемпионом Ferrari со времен Джоди Шектера в 1979 году. В одно мгновение он вернул достоинство и гордость целому институту. Команда оказалась на гребне волны и продержалась на нем еще целых пять лет.

Этот первый титул чемпиона мира для Ferrari стал, без сомнения, самым большим достижением в карьере Шумахера и ее поворотным пунктом. Наконец-то он мог сбросить груз, который взвалил себе на плечи, и участвовать в гонках ради чистого удовольствия. До 2000 года у Шумахера было «ограниченное» поле зрения, он не позволял себе отвлечься на что-то другое, пока не выполнил то, что считал своим долгом.

Сабина Кем говорит:

«В 2000 году он сделал то, чего от него ждали. Он не открывался людям прежде потому, что не выполнил свой долг. Он бы не смог простить себя, если бы не достиг этого. Начиная с 2000 года и с каждым своим титулом он чувствовал себя все увереннее и комфортнее внутри команды. Он стал отдыхать вместе с командой по вечерам – вначале он не делал этого, так как еще ничего не добился и считал, что это неправильно. Прежде ему приходилось все планировать и организовывать лично, иначе он не был уверен в успехе, — позже он смог расслабиться и принять итальянский менталитет. Ему понравилось проводить время в Италии, хотя это сопряжено с некоторыми проблемами – если бы узнали, что он там, его бы просто «съели живьем».

Но в отличие от последующих чемпионатов в 2000 году титул дался Михаэлю нелегко. В начале сезона машина ни в чем не уступала McLaren (Шумахер выиграл первые три гонки), но к середине лета целая серия сходов и невыразительных результатов вновь свела преимущество к нулю. На протяжении нескольких месяцев казалось, что и пятый сезон обернется кошмаром. Но затем невероятная и чрезвычайно эмоциональная победа Шумахера в Монце снова вернула интригу в гонки, а в Японии Михаэль закрепил результат, победив в одной из самых напряженных за всю историю Формулы-1 гонок.

Это был один из тех классических сезонов, в которых наблюдаются постоянные смены лидеров. Команды Формулы-1 проектируют и строят свои машины на основе различных концепций, затем добавляют переменные слагаемые, такие как покрышки, двигатели и гонщики, и тем не менее оказываются всего в нескольких десятых секунды друг от друга по итогам 90-секундного круга дистанции. Это происходит потому, что между командами идет постоянная, непрерывная борьба. Когда вы в передних рядах, вы пытаетесь укрепиться на своей позиции, когда вы позади, вам приходится атаковать. В сезоне-2000 было и то и другое – Хаккинен и McLaren стремились завоевать третий титул подряд, тогда как Шумахер взвалил на свои плечи неподъемную ношу – он должен был дать Ferrari то, что пообещал.

Немец хорошо воспринял приход нового партнера по команде Рубенса Баррикелло, сказав: «Думаю, он очень даже быстр. Невозможно заставить кого-то стать медленнее по контракту. Его положение ничем не отличается от положения Эдди в прошлом году. Тот, кто быстрее, становится номером один». Но в последующие годы мы увидели много подтверждений неофициальной иерархии внутри команды Ferrari. Баррикелло говорит, что его подход к партнерству с самым быстрым гонщиком мира был несколько иным, нежели у Ирвайна. «Я пришел в команду, чтобы стать чемпионом мира, — говорит он. — Я пришел туда, чтобы иметь конкурентоспособную машину. Выступать за Ferrari – мечта каждого гонщика. Я всегда считал себя достаточно талантливым, чтобы побеждать, и то, что Михаэль стал моим партнером, было плюсом – ведь тогда меня будут сравнивать с самым лучшим. Я не как Эдди, который просто смирился с тем, что Михаэль лучше него, и уповал лишь на парочку случайных побед».

Подписывая контракт с итальянской командой, Баррикелло знал, что окажется в одной команде не только с лучшим гонщиком в Формуле-1, но и с человеком, у которого были налаженные взаимосвязи с ключевыми фигурами. Однако, начав работать в Ferrari, Баррикелло понял, что недооценивал отношения Шумахера и Тодта. «Я многое тогда недооценивал, — признается он. — В моем контракте не было ни слова о том, что запасная машина забита за Михаэлем, но так обстояли дела на практике. Невозможно понять, насколько он крупная фигура в команде, пока не попадешь туда. К несчастью, это длилось для меня шесть лет. Хотя мой первый год в команде был чудесным. Я выиграл гонку и несколько раз опередил Михаэля в квалификации».

Несмотря на то что сезон-2000 оказался триумфальным для Шумахера, в двух гонках ему утерли нос. Шумахер однажды сказал: «Я никогда не считал себя лучшим или непобедимым», и два описанных ниже случая – тому подтверждение. Первым стал Гран-при Франции в Маньи-Кур, где Дэвид Култхард по-настоящему насладился редким моментом превосходства над Михаэлем – он прошел немца на трассе, а затем показал ему средний палец. Затем в Бельгии, в Спа, Михаэля опередил Мика Хаккинен, совершив один из красивейших и храбрейших обгонов в истории.

В Маньи-Кур Култхард был взбешен тем, как поступил Шумахер после старта, — в первом повороте немец подрезал McLaren, вынудив Дэвида убрать ногу с педали газа. Есть негласное правило, что, когда дело доходит до обгона, впереди идущему гонщику позволяется перекрыть траекторию позади идущему всего один раз, не более. (Некоторые пилоты убеждены, что и это недопустимо, так как в таком случае болид превращается в орудие войны.) Так или нет, но никто и представить себе не мог, что это правило можно применить на старте! И только Шумахер, которому всегда удавалось найти новый неожиданный ход, решил испытать этот метод прямо на стартовой прямой – и не один раз, а несколько. Он поразил своей тактикой многих пилотов, включая брата, и не терпел какой-либо критики по этому поводу, особенно со стороны СМИ. Гонщики подняли этот вопрос на собрании пилотов, которое проходит каждую пятницу перед Гран-при, и призвали Шумахера к ответу – ведь он как председатель Ассоциации гонщиков должен был подавать другим позитивный пример!

В Маньи-Кур, после столкновения колесами, которое и вынудило Култхарда показать неприличный жест, шотландец еще раз предпринял попытку обгона и прошел Шумахера в шпильке, возглавив гонку. «Это был великий момент в моей карьере, потому как я победил его в очной дуэли. Я был вне себя от ярости уже на старте, где он пытался вытолкнуть меня с трассы, — вспоминает Култхард. — Мы же все договорились между собой, что перекрыть траекторию можно только один раз».

В Спа Хаккинен также стал жертвой жестких действий со стороны Шумахера, что и вдохновило его пройти немца на следующем круге. Болид Шумахера настроили на большую прижимную силу по сравнению с Хаккиненом, так как ждали дождя. В заключительной стадии гонки, когда трасса просохла, Шумахер, как и в Макао десять лет назад, начал уступать Хаккинену в скорости на прямых. Когда до конца гонки оставалось четыре круга, Хаккинен предпринял попытку обогнать Шумахера на длинной прямой после поворота «Красная вода», но тот подрезал его, вынудив выскочить на траву. Хаккинен перегруппировался и, когда пилоты в следующий раз вышли из «Красной воды», снова пошел на обгон.

В эпицентре схватки оказался Рикардо Зонта на болиде команды BAR. «Я посмотрел в зеркала и увидел, как сзади, словно ракета, ко мне приближается Шумахер, — говорит Зонта. — Я уже было собрался посторониться и пропустить его, когда заметил нос McLaren прямо за ним. Тогда я остался на своей траектории и затаил дыхание. Не хочу даже думать, что могло бы произойти, если бы я сдвинулся вправо или влево на пару сантиметров. По обеим сторонам от меня были два претендента на титул чемпиона мира».

Мать Хаккинена Айла и отец Харри присутствовали в Спа. Харри прежде работал на корабельном радаре, но его попросили уйти на пенсию по состоянию здоровья – стресс был губителен для его сердца. Харри впервые за много лет решил поехать на гонку и посмотреть на своего сына. Увиденное вряд ли пошло его сердцу на пользу.

Хаккинен шел слип-стримом за Шумахером, но, резко сместившись в сторону, финн понял, что посередине дороги едет Зонта. Шумахер ушел левее Зонты, Хаккинен – правее, и, даже несмотря на то, что колесами он зацепил траву, он не убрал ногу с педали газа и сумел обогнать Шумахера и выиграть гонку.

«Браво, Мика, обгон был просто фантастический, — очень по-спортивному сказал Шумахер после гонки. — Это было очень неожиданно. Я никогда бы не подумал, что у него достаточно места для обгона. Но его машина была определенно быстрее, особенно на прямых».

После гонки двух пилотов видели в закрытом парке. Хаккинен инициировал разговор – он хотел поговорить о том, как действовал Шумахер за круг до обгона. Мика был разозлен, но отказался давать комментарии в прессе, как журналисты ни старались вытащить из него информацию. «Я никогда не критиковал его на публике и не жаловался на него прессе, это бы все равно ничего не изменило, — говорит Хаккинен сегодня. — Я уважаю Михаэля. Мы были соперниками с детства. Мы оба достигли своих целей и показали себя с лучшей стороны. Я рад слышать, что он уважает меня больше остальных пилотов».

Согласно освященной веками традиции – досадить поверженному сопернику, босс McLaren Рон Деннис уколол Шумахера после гонки, сравнив его с обычно сдержанным Хаккиненом: «Михаэль отличный оратор и благодаря этому сделал себе имя, но я сужу по фактам. Задумайтесь, кто совершает больше всего ошибок, а кто показывает результаты? Я думаю, ответ очевиден для всех».

Но, несмотря на победу Хаккинена, в Ferrari знали, что их усилия себя оправдали.

Росс Браун говорит:

«Гонка в Спа стала для нас поворотным пунктом. Машина вела себя значительно лучше. Мы не выиграли из-за того, что Мика совершил этот фантастический обгон. Но ясно было, что мы вновь включились в борьбу после очень трудного лета. Мы переосмыслили подход к работе над машиной, настройками. Сели и объективно посмотрели на проблему. Не стали тыкать и показывать пальцами, просто продолжали работать с удвоенной силой. Аналогичные ситуации складывались не раз – например, в 2003 году. Но сезон-2000 был для нас критичен. Так устроен этот бизнес. Вы впереди, затем вас нагоняет и по инерции проходит другая команда. А вы должны без промедления отреагировать».

Давление на Шумахера перед Гран-при Италии казалось невероятным. Он был в шести очках позади Хаккинена, а до конца сезона оставалось четыре гонки. Ferrari отчаянно нужно было повернуть ситуацию в свою пользу. Пресса не скупилась на эпитеты, нахваливая Хаккинена и его потрясающий обгон. Шумахер должен был сравнять очки в Монце. Он находился в сильнейшем напряжении. В Монце есть что-то особенное, захватывающее дух: величайшие сражения происходили здесь еще в 1930-е годы. Для Шумахера Монца всегда имела огромную значимость. Сабина Кем вспоминает:

«Он был в крайнем напряжении все лето. Победа, казалось, опять утекала сквозь пальцы. Рос страх, что все повторится, что у него ничего не выйдет. Я даже представить боюсь, что было бы, если бы он в итоге не выиграл.

В Монце напряжение было невероятно огромным. Михаэлю казалось, что если он не выиграет в Италии, то титул будет для него потерян».

Задачу осложняли и другие факторы. Утром перед гонкой Михаэлю сообщили ужасную новость – его близкий друг Вилли Бергмайстер перенес сильнейший инфаркт и находится в критическом состоянии. Затем на первом круге под обломками столкнувшихся во второй шикане машин погиб маршал, хотя Шумахер узнал об этом только после гонки.

В конечном итоге Шумахер сумел взять себя в руки и, за исключением четырех кругов после своего пит-стопа, лидировал на протяжении всей гонки и в итоге пришел к финишу первым с отрывом от Хаккинена в четыре секунды. Облегчение было невероятным: фанаты Ferrari, тиффози, плакали на трассе, как и в 1996 году. Шумахер отдался во власть момента, глубоко тронутый признанием громадной толпы.

С подиума он прошел на телевизионную пресс-конференцию, где интервьюер с ходу отметил, что Михаэль сравнялся с рекордом Сенны по числу побед – 41. Шумахер, который всегда держал эмоции в узде, не желая перейти грань, за которой мог потерять над собой контроль, расплакался как ребенок. Причиной этого срыва стала целая комбинация обстоятельств: напряжение последних недель, новость о друге, попавшем в отделение интенсивной терапии, и, конечно же, упоминание о Сенне. Михаэль опустил лицо, сжал пальцами переносицу и в полном бессилии покачал головой, когда у него из глаз полились слезы. Самый жесткий, несгибаемый, «железный» человек в спорте теперь предстал перед всеми совершенно в ином свете.

Хаккинен, сидевший справа от немца, положил руку ему на плечо. Ральф, который в тот день финишировал третьим, явно был смущен. Похоже, он не понимал, что делать, но, казалось, нисколько не сочувствовал брату.

Впоследствии Шумахер страшно злился на себя за эту слабость. «После пресс-конференции он был совершенно выбит из колеи и расстроен собственной реакцией, — говорит Сабина Кем. — Мы спускались по лестнице, и я сказала: «Не нужно этого стыдиться», а он ответил: «Да, но мне стыдно». Сравнение с Сенной задело его за живое».

Неудивительно, что это проявление эмоций, которые немец никогда не показывал прежде, было встречено на ура во всем мире. Оно пошло Михаэлю на пользу, заслужив одобрение в глазах многих. Немецкая газета Bild выпустила статью под заголовком «Шуми, мы увидели твою душу». Но несмотря на положительные отзывы, Михаэль по-прежнему был смущен и сконфужен из-за того, что утратил самоконтроль. Он всегда хотел казаться жестким человеком, излучать тотальную уверенность в себе, одним своим поведением ставить соперников на место. Рыдания не вписывались в общую схему. И, будучи Шумахером, он проанализировал свою реакцию и был крайне возмущен тем фактом, что о нем судят так поверхностно. «Меня раздражают люди, которые словно выискивают доказательства тому, что я такой же человек, как и все остальные, ловят меня на эмоциях или ошибках. Я могу держать себя в руках, потому что я уравновешенный».

Удача осталась на его стороне после Монцы, и он вновь победил в Индианаполисе, а Хаккинен сошел из-за проблем с двигателем. Таким образом, на предпоследнюю гонку в Судзуке Михаэль приехал, имея все шансы выиграть титул.

Чтобы понимать, насколько яро немец стремился победить, достаточно вспомнить следующее: вместо того чтобы сразу полететь в Японию и дать себе время адаптироваться к смене часовых поясов, он отправился из Америки в Италию тестировать некоторые нововведения – аэродинамику, детали тормозов, геометрию подвески. Тесты оказались успешными, но Михаэлю пришлось заплатить за это определенную цену. Когда он наконец прибыл в Японию, в его организме вконец разладились биоритмы, и в результате он плохо спал весь уик-энд, не больше нескольких часов за ночь. Но благодаря нововведениям машина вела себя отлично, и у немца было определенное преимущество над McLaren, поэтому на старт он вышел уверенным в себе. Победа в этой гонке, вне зависимости от позиции Хаккинена, автоматически делала Шумахера чемпионом.

«Я никогда не забуду эту гонку. Я следил за ней из боксов McLaren и Ferrari, расположенных по соседству друг с другом на пит-лейн. Несмотря на то что кульминацией гонки стал пит-стоп по сценарию Росса Брауна, поражало скорее то, что два претендента на титул словно выступали в другой лиге – они демонстрировали такой уровень мастерства, какой редко увидишь в Гран-при.

Существует клише – иногда гонщики говорят, что проходят каждый круг гонки как квалификационный. Это невозможно по определению – машина и покрышки не выдержат, не говоря о самом гонщике. Но в Судзуке метафора стала явью. Интенсивность борьбы захватывала дух, круг за кругом гонщики выжимали из машин все до последней капли. Эта дуэль повторяла многие великие сражения между ними, начиная с Макао и заканчивая недавней гонкой в Спа, но именно она стала высшим показателем их мастерства. Гонка в Судзуке была, вероятно, самой значимой во всей карьере Шумахера, так как она принесла ему первый титул с Ferrari. Она также оказалась последней серьезной дуэлью немца и финна, так как в следующем году Хаккинен потерял мотивацию и решил уйти из Формулы-1.

Шумахер занял поул, но Хаккинен вновь стартовал лучше. Немец попытался перекрыть ему траекторию, но Хаккинен проявил твердость и вышел на первое место. Он лидировал в гонке большую часть дистанции. Момент истины наступил где-то посередине, когда несколько минут моросил дождь, — этого было достаточно, чтобы трасса на несколько кругов стала скользкой. Такая перемена сбила Хаккинена с толку. Он завернул на пит-стоп немногим раньше Шумахера, и это позволило Россу Брауну вычислить, сколько топлива финн взял на борт. Шумахер проехал еще три круга. Хаккинен знал, что ему нужно атаковать изо всех сил – он был на тяжелой машине и проигрывал в скорости Шумахеру, которому еще только предстояло дозаправиться. Но в результате финн потерял пять секунд только на круге после пит-стопа.

Шумахеру тоже временами приходилось нелегко, и он едва не врезался в Benetton, которого вынесло с траектории. Когда немец выехал из боксов, совершив свой второй и последний пит-стоп, он слышал, как по радио Браун оценивает отрыв от Хаккинена. Шумахер ждал целую вечность, прежде чем отпустить кнопку ограничителя скорости на пит-лейн, — все это время Хаккинен несся к линии старта-финиша.

«Вроде успеваем, — сказал Браун, — вроде успеваем, черт побери, успеваем!» Шумахер вырвался на трассу и сразу метнулся влево, чтобы вписаться в поворот. Хаккинен оказался прямо позади него.

«Это был самый счастливый момент во всей моей карьере», — говорит Шумахер. Он довел машину до финиша и, когда пересек черту, стал чемпионом мира. Через пять лет после своего второго титула в Benetton и перехода в Ferrari немец исполнил свое предназначение. Несколько лет спустя, описывая эмоции, которые он испытал в тот момент, Михаэль сказал: «Мне внезапно стало тесно в машине, казалось, что я сейчас взорвусь. Я был так счастлив. Я наконец-то сделал это после стольких лет разочарований. Меня переполняли слезы, у меня было такое чувство, словно я наблюдаю за происходящим со стороны. Словно я стал кем-то другим».

Пятилетние инвестиции Ferrari и ее основного партнера, компании Philip Morris, в сумме почти равные 100 миллионам фунтов стерлингов, наконец-то принесли дивиденды. Члены команды, просто обезумели от радости. Слова «сделано в Италии» вновь стали знаком качества, предметом гордости. Через восемь лет после того, как Берни Экклстоун шепнул на ушко ди Монтедземоло имя Тодта, Ferrari наконец-то возродилась из пепла.

Члены команды McLaren по окончании гонки повели себя очень достойно. Мика Хаккинен с честью принял поражение, отказавшись каким бы то ни было образом критиковать Шумахера. «Мои поздравления Михаэлю, он отличный гонщик. Ferrari проделала огромную работу, нам не удалось их превзойти. Я был чемпионом, а теперь мне придется признать себя проигравшим. Такова жизнь». Хаккинен преподал настоящий урок благородства. Вскоре после этого несколько механиков из команды McLaren пришли в боксы Ferrari и приклеили на болид Шумахера цифру один, снятую с машины Хаккинена. Механики Ferrari радушно восприняли этот жест, и новый чемпион мира позволил сфотографировать себя в своем болиде номер один.

«Я испытываю еще более сильные эмоции, чем в Монце, но не ждите от меня слез», — пошутил Шумахер в интервью. Отдавая должное Хаккинену, он добавил: «Мика не должен считать себя проигравшим. Мы сражались на протяжении всего сезона плечо к плечу, всегда честно. Он отличный человек и отличный гонщик».

В Судзуке наступили сумерки, но тысячи японцев продолжали сидеть на трибунах, как завороженные. В паддоке, за боксами, был сооружен самодельный банкетный стол. Команда Ferrari не стала заранее бронировать ресторан, не желая искушать судьбу, и теперь устроила торжественный ужин среди коробок и ящиков на автодроме. В этот и без того символический день казалось правильным, что команда, которая приложила столько усилий и выполнила наконец свою задачу, должна праздновать победу в рабочей обстановке.

Шумахер и его жена Коринна сели за один стол с Жаном Тодтом и механиками. Было много тостов и поздравлений, криков «Campioni!» («Чемпионы!») и «Forza Ferrari!» («Вперед, Ferrari!»). В разгар веселья один из поваров увлекся и упал, сломав руку. Но даже это не омрачило настроения – ни его, ни остальных. Шумахер двумя годами ранее напился, чтобы забыться и не думать о своем провале. В этот раз он выпил всего лишь один бокал пива.

Перед гонкой в Японии все были настолько сконцентрированы на своей работе, что Михаэль с Коринной даже не спланировали, что будут делать в перерыве перед последней гонкой в Малайзии. За ужином они обменивались идеями, куда им поехать: «Африка? А как насчет детей? Австралия?» Выполнив свой долг, Шумахер теперь мог отправиться куда душа пожелает. Груз наконец свалился с его плеч. Это был невероятно значимый момент в его жизни и карьере, осуществление амбиций и стремлений. Теперь все изменилось. Несколько лет спустя Михаэль сказал: «Мне не нужно еще что-то себе доказывать. Я сделал то, что хотел, выиграв в 2000 году свой первый чемпионский титул с Ferrari. Мы выложились до последнего, все мы. Сражались за победу изо всех сил».

Джанни Аньелли, босс компании Fiat, который купил основной пакет акций Ferrari, чтобы выручить Энцо в трудные времена, рассказал о значимости этого титула для Ferrari и для всей Италии:

«Для Ferrari этот титул не сравним ни с чем. Италия ждала этого двадцать один год. Это глобальное во всех отношениях достижение. Великий гонщик, безупречные технологии, команда, традиция, противостояние.

Я всегда буду фанатом этого немца, который кажется людям черствым, потому что не говорит на нашем языке, но обладает выдающимися качествами. Люди были тронуты, когда увидели, как он плачет в Монце. Я скажу так – он тогда снял маску. Титул чемпиона был необходим нашей стране. Ferrari заявила всему миру, что Италия может побеждать. Ferrari очень важна для Италии».

Тиффози, фанаты Ferrari, всегда восхищались Шумахером, но никогда не любили его. Когда немец только приехал в Маранелло, он, вероятно, не понимал всей исторической ценности команды, чести выступать за нее. Он также забывал об уровне специалистов в Ferrari, опрометчиво сравнивая отдел мотористов с мастерской своего друга в Керпене. Тиффози, мягко говоря, не прониклись к нему любовью вначале, а позднее, хоть он и выигрывал гонки, с трудом простили его за Херес. Позже Шумахер начал осознавать, что Ferrari значила для итальянцев, и в немалой степени этому способствовали бурные выражения восторга и любви в Монце.

Ferrari – это не только дорожные машины и гоночная команда, а часть национального достояния и культуры Италии. Это не только спорт. Как бренд Ferrari – один из наиболее ярких символов итальянского стиля и качества. В Италии любовь к Ferrari – нить, связывающая поколения, как страсть к футбольному клубу. Но футбольных клубов много, a Ferrari одна, и потому ее болельщики – тиффози – так многочисленны и рьяны. Их информируют о происходящем четыре ежедневных издания, лучшим из которых является Gazzetta dello Sport. В других газетах больше сплетен и домыслов. Зачастую именно из-за борьбы за популярность между спортивными изданиями возникают некоторые из самых фантастических слухов в Формуле-1.

Историческое прошлое Ferrari тоже впечатляет. Автоспорт сыграл важнейшую роль в процессе восстановления Италии после Второй мировой войны. «Милле Мил-лья», гонка по дорогам Италии протяженностью в тысячу миль, впервые была проведена в 1927 году и пользовалась популярностью до войны. После войны организаторам не терпелось снова провести гонку. Мост через реку По, символ связи между двумя половинами Италии, был разрушен, и это означало, что Италия оставалась разделенной. Но его вскоре отстроили в целях проведения гонки, что символизировало воссоединение Италии. Ferrari была немаловажной частью этой истории.

Энцо Феррари основал собственную гоночную команду в 1920-х годах, взяв за основу машины Alfa Romeo. В качестве логотипа он выбрал черного гарцующего жеребца на желтом щите, который являлся эмблемой итальянского летчика Барракка. На протяжении 1930-х годов Гран-при Италии в Монце собирал на трибунах более 200 тысяч человек – значительно больше, чем сейчас. Энцо Феррари стал идолом в Италии, он пережил важнейшие этапы в истории страны и сыграл свою роль во многих из них. В 1930-е годы диктатор Муссолини, как и Гитлер в Германии, использовал автоспорт в качестве инструмента пропаганды. Он извлекал выгоду из популярности гонок, присущего им ореола силы и успеха, что было созвучно фашистской идеологии. Ferrari пережила и этот период, и самого Муссолини.

В Британии Энцо Феррари иногда называют Комменда-торе – это итальянское слово является синонимом британского слова «рыцарь». Но на самом деле Энцо больше известен в Италии как «II Drake» – Дрейк. Такое прозвище ему дали американцы, сравнивая его с легендарным механиком и настройщиком двигателей компании Offenhauser Джоном Дрейком. Феррари ненавидел это прозвище, потому что был конструктором, а не простым механиком, но оно прилипло к нему и известно в Италии по сей день.

Феррари с осторожностью продвигал свою марку, и его имя в конечном итоге стало ассоциироваться со страстью, скоростью, триумфом и трагедией. Шумахеру дали уникальную привилегию, позволив остановиться в доме Энцо во Фьорано. Итальянцы сочли это почти что святотатством.

Дом Энцо – огромное квадратное белое строение из камня с пятью окнами на втором этаже и четырьмя на первом. Большую входную дверь венчает табличка с номером. Несмотря на то что поблизости нет других строений, номер у дома 27 – под таким номером выступал Жиль Вильнев, когда был в Ferrari. В этом доме среди большого количества снимков есть и громадная фотография Вильнева в алых тонах. По снимкам на стенах можно проследить всю историю Ferrari начиная с 1920-х годов. Шумахер живо вспоминает первую ночь, которую провел здесь: «Я вошел туда с робостью. Помню, что как завороженный смотрел на стол Энцо, над которым висит его портрет в серебряной рамке. Я всегда старался передвигаться по этому дому осторожно, чтобы ничего не задеть. Для гонщика жить в доме Феррари – словно для музыканта остановиться в доме Моцарта».

Я буду неоригинален, сказав, что Шумахер привил итальянцам дисциплину, а они, в свою очередь, заставили его немного открыться. Михаэль признает, что благодаря им изменился в лучшую сторону. «Итальянцы повлияли на мою манеру выражаться, мое мировоззрение, поведение. У меня есть друзья в Маранелло, они для меня как семья. Я говорю прежде всего о маме Розелле. Она очень важна для меня».

Розелле за пятьдесят, она очень приветливая и обаятельная женщина. Еда в принадлежащем ей ресторане «Монтана» довольно простая, но высокого качества. Гостей Розелла всегда принимает с теплотой. Живет она над рестораном со своим мужем Маурицио и сыном. Ее дом стал убежищем для Михаэля. Когда в ресторане было много посетителей, гонщик ужинал наверху – в очаровательной гостиной Розеллы, в окружении фотографий ее семьи. Для него ее дом стал святым местом, напоминанием о собственном доме.

Немец абсолютно искренен, когда говорит о своей любви к Розелле. Эта женщина тоже полюбила его. Она стала ему близким человеком. Михаэль определенно видел ее куда чаще, чем родную маму. Когда он приезжал на тесты во Фьорано – на трассу рядом с рестораном Розеллы, женщина приносила ему еду, а если гонщик оставался на ночь в доме Ferrari, он шел ужинать в «Монтану».

Розелла совсем не светская женщина, а очень земная и не имеет никакого отношения к двуличному миру Формулы-1. И все же она живет в самом сердце Ferrari, ее интриг и наследия. Розелла любит Михаэля за его человеческие качества, а не за то, кем он является. Она считает, что подлинный – тот, которого знает она, а не тот, каким его изображают в прессе.

Ресторан «Монтана» находится рядом с автодорожным мостом, а тот – поблизости от трека Ferrari во Фьорано. Если ехать по Абетоне, минуя завод по производству дорожных машин, менее чем через километр вы пересечете мост и увидите ресторан внизу, слева от вас. Это деревянное строение с небольшой террасой и залом, рассчитанным на восемьдесят человек. На стенах висят шлемы, гоночные комбинезоны, фотографии с автографами великих пилотов последних тридцати лет, таких как Жиль Вильнев, Ники Лауда, Марио Андретти. Все фотографии подписаны для Розеллы, которая с юных лет кормила самых известных гонщиков мира. В задней части ресторана, рядом с баром, есть раздвижная дверь, а за ней комната, облицованная деревянными панелями, — сюда приходят поесть и поговорить в спокойной обстановке высшие чины из Ferrari. Когда их нет, здесь могут расположиться все, кто пожелает. На стенах комнаты – вырезки из газет и журналов о Ferrari, включая статью из Paris Match с фотографией Шумахера в фартуке, рядом с ним Розелла, которая учит его готовить пасту. Кухня ресторана находится на уровень ниже.

Розелла одета как все итальянки в ее возрасте; длинные черные волосы тронуты на висках сединой, большие круглые глаза улыбаются. Она только что вернулась с празднования по случаю окончания сезона в Монце, где Шумахера встречала толпа из тридцати тысяч тиффози, которые пришли поблагодарить гонщика за одиннадцать лет службы. Где еще в мире женщину, управляющую местным рестораном, пригласят на подобный праздник?

Розелла говорит на родном итальянском языке очень непринужденно и красноречиво:

«Михаэль всегда чувствовал себя здесь как дома. После одиннадцати лет он стал мне почти как сын. Мы видим его не так часто, но, когда он приходит, мы точно знаем, чего он хочет. Его любимое блюдо – спагетти с чесноком и чили, ему также нравится тальятелле с рагу, он обожает классические итальянские блюда с пастой.

Однажды Михаэль приехал прямо перед Рождеством, и не было свободных столиков, поэтому он поднялся наверх, ко мне домой, чтобы поесть. С тех пор он стал приходить сюда чаще, его отношение ко мне изменилось. Михаэль часто ужинал наверху, когда хотел тишины и спокойствия. Смотрел, сколько машин на парковке, и, если их было много, заходил ко мне в дом через переднюю дверь, а не через ресторан».

Розелла и Шумахер почти сразу же нашли общий язык. Женщина подтверждает, что Михаэль с годами стал более открытым.

«С тех пор как он впервые появился здесь, он очень изменился. Уверяю вас, Михаэль стал лучше. Прежде всего, он очень застенчив и иногда из-за своей застенчивости казался людям закрытым или даже черствым. Однако все теперь поняли, какой он на самом деле. А эти вещи, которые он сделал? Михаэль поднял командный дух. За многие свои поступки он извинился.

Я всегда видела Михаэля насквозь, всегда знала, что он замечательный человек, и всегда его защищала. Люди думали иначе, но, когда они видели его здесь, в ресторане, они подходили ко мне и говорили: «Розелла, ты права, он такой, как ты говоришь, и не такой, как пишут в газетах».

Михаэль один из лучших людей на свете, из всех, с кем я работала и кого знала. Он уникальный человек. Очень сдержанный, очень уважает свою работу и окружающих его людей. Он не станет поднимать шум вокруг того, что он делает, совсем наоборот. И это несмотря на весь его успех. Давайте не забывать о том, что удалось сделать Михаэлю. Вместе с Тодтом и Лукой ди Монтедземоло он привел в Маранелло нужных людей, таких как Росс Браун и Рори Берн. Они создали лучшую в мире команду. Ferrari не побеждала в чемпионате двадцать один год. Михаэль столько им дал, столько дал всей Италии. Несколько лет назад, услышав о Ferrari, люди думали об Энцо в его темных очках. Теперь они думают о пяти людях: Энцо, Михаэле, Тодте, ди Монтедземоло и Россе. Эти люди вернули Ferrari на вершину мира.

Михаэль как сын мне, я обнимаю его, целую. Он приходит увидеться со мной, скучает по мне. Здесь он чувствует себя так, словно он в своей семье. Я никогда не пользовалась этим, он знает. Никогда его ни о чем не просила, но он столько мне дал.

Вчера у моего сына был день рождения, а сегодня мы получили подарок от Михаэля. Каждый год он посылает мне что-нибудь на мой день рождения – это необыкновенно! Ни один гонщик не делал подобного прежде.

Его многие не любят, но здесь, в «Монтане», его по-настоящему понимают. Когда Михаэль впервые вошел в дверь моего ресторана 14 февраля 1996 года, он сделал мне лучший подарок в жизни. Знакомство с Михаэлем стало большой честью для меня».

 

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Личная жизнь Шумахера

Он быстр, и у него исключительное периферическое зрение, но головой он бьет не очень.
Роланд Чаер, тренер местной футбольной команды Шумахера, ФК «Эхихенс»

Михаэль Шумахер всегда оберегал свою частную жизнь. В мире единицы людей его уровня, которые настолько избегают славы. Он никогда не устраивал фотосъемки у себя дома, не посещал престижные мероприятия и светские рауты. Он бережет свое достоинство и репутацию – ни разу его не уличили в интрижке и не вовлекли в скандал. В отличие от Кими Райкконена, который пришел на смену Михаэлю в Ferrari, — известного тусовщика и объекта сенсационных заметок в газетах, Шумахер ведет неброскую жизнь, его не засекают радары СМИ. Но он все же заботится о собственном имидже: после событий 1994 года в Benetton он нанял профессионального ассистента для связи с прессой.

Михаэль со свойственной ему педантичностью подошел к тому, чтобы оградить свою семью и личную жизнь от жизни публичной. Природа его работы подразумевала, что Михаэль должен находиться в центре внимания. Но они с Корин-ной были решительно настроены не пускать СМИ в жизнь своей семьи и преуспели в этом.

Михаэль говорит:

«Само собой, приходится следить за своими действиями. Если бы меня сфотографировали на трассе с какой-нибудь девицей, с которой я вел бы совершенно бессмысленную беседу, на следующий день в газетах написали бы, что мой брак вот-вот развалится. Я всегда защищал себя от подобных сплетен. Я избегаю всех сомнительных ситуаций и стараюсь не ставить себя в такое положение. Из-за этого меня часто обвиняют в закрытости и высокомерии».

Учитывая состояние Шумахера, которое давно превысило 500 миллионов фунтов стерлингов, его огромный дом и частный самолет, самая сложная его задача, вероятно, заключается в том, чтобы воспитать своих детей нормальными людьми. Эта задача требует его легендарного внимания к мелочам и силы воли.

Мир, в котором живут его дети, сильно отличается от того, где вырос он. Михаэль с Коринной намерены приложить все усилия для того, чтобы их дети твердо стояли на ногах. Они ходят в международную школу в Швейцарии и участвуют в самых обычных детских мероприятиях. Родители очень сильно их любят. Но Михаэль старается не придавать значения своему статусу. Он никогда не привозил детей на автодром, и, несмотря на то что Джина-Мария и Мик часто путешествуют вместе с родителями, они остаются в гостинице, пока их папа работает. Шумахер был поражен, когда в Монако в 2001 году Мика Хаккинен привел своего малыша Хьюго в паддок. В считаные секунды их окружили фотографы и журналисты, вокруг сияли вспышки, гудела толпа, и бедный Хьюго был в оцепенении. Михаэль часто приводит в пример этот инцидент, чтобы объяснить, почему он сам всегда держал своих детей подальше от всеобщего внимания:

«Как маленький мальчик может понять, из-за чего весь этот шум, гам, вспышки? Я думаю, это вредит детям. Им будет трудно вести нормальную жизнь. Джина-Мария и Мик должны расти, не ощущая никакого давления из-за того, что они дети Михаэля Шумахера. Мы ведем обычную жизнь, как и любая другая семья.

Детям известно о моей работе, они смотрят телевизор и все понимают. Уже в двухлетнем возрасте они знали, что алый болид – папина машина. Я с ними откровенен, отвечаю на все их вопросы».

Шумахер старается дать своим детям нормальное воспитание. Частично именно по этой причине семья переехала из Монако в зеленый регион Швейцарии. Это случилось в 1996 году, летом, когда Михаэль узнал, что Коринна беременна их первым ребенком, Джиной-Марией. Но, как говорит Шумахер, ему порой приходится сложно – он не знает, правильно он поступает или нет.

«Честно говоря, я часто спрашиваю об этом. Я советовался со своим отцом и с другими родителями. Но, как оказалось, запатентованного рецепта нет. Я думаю, нужно быть самим собой, быть искреннее. Все мы передаем свой жизненный опыт и руководствуемся важными для нас принципами. В моем случае это честность и прямота. Я не стану за что-то хвалить Мика и Джину, а назавтра наказывать их за это же. И если они, к примеру, поранятся, несмотря на то что я их предупреждал, я не буду кричать на них. Я обниму их, утешу, а затем спокойно все объясню.

У них я научился тысяче потрясающих вещей: свободе, любопытству, смелости. Чего стоят одни их забавные, но такие мудрые фразы!»

Шумахер всегда рисует картинку идеальной семьи, культивирует образ идеального мужа и отца. Он хочет, чтобы его считали надежным семьянином, нормальным человеком. И в нем есть и то и другое, иначе бы он просто не выдержал такого напряжения, которому подвергался в Формуле-1. Если бы не его стабильная личная жизнь, он не смог бы достичь того, чего достиг, – нашлось бы множество отвлекающих факторов, которые отнимали бы у него энергию и время.

И все же перед Михаэлем стоят важные задачи. В последние годы часто встречается следующий феномен: дети богатых и успешных родителей страдают от депрессии при мысли о будущем. Вероятно, у них недостаточно амбиций или мотивации. Разумеется, задача родителей в таком случае помочь детям обрести цели в жизни. Некоторые передают отпрыскам семейный бизнес и вручают бразды правления, в то время как другие с неохотой отпускают детей от себя и тем самым мешают им взрослеть. Шумахер заработал огромное состояние и является одним из самых знаменитых людей в мире. Он сказал, что «хочет стать анонимом, и, возможно, когда-нибудь ему это удастся, но пока его детям придется жить с его фамилией.

Михаэль говорит:

«Им придется понять, что богатство нельзя воспринимать как должное. Им дают столько же денег на карманные расходы, как и остальным детям, два евро в неделю. Они могут копить их или что-то купить. Что касается подарков на день рождения или Рождество, мы пытаемся не переборщить. Но все равно наши подарки отличаются от тех, что дарят в семьях со средним достатком. Да, мы зарабатываем больше денег, так почему мы не можем порадовать детей?»

Очень немного известно о детях Михаэля, Джине-Марии и Мике. Как говорят друзья семьи, Мик очень милый мальчик, всегда солнечный, смеющийся. Джина-Мария, как и мама, обожает лошадей и все свободное время проводит с Коринной в конюшне – как Михаэль на картодроме в 1970-х годах. Росс Браун однажды сказал мне, что видел, как Мик водит карт, и что мальчик очень талантлив, но в данный момент нет никаких планов относительно его будущего.

Дети Шумахера смирились с его частыми отъездами, но Михаэль делал все возможное, чтобы проводить с ними максимум времени. Он утверждает, что в результате занимался с детьми больше, чем многие работающие отцы. Ferrari согласилась пойти на компромисс. В конце 1990-х Шумахер проводил вне дома – на гонках, тестах и мероприятиях по продвижению – около двухсот дней в году, но постепенно сократил количество «выездных» дней.

Совсем не случайно, что именно Пеле вручал Шумахеру подарок на Гран-при Бразилии 2006 года. Футбол всегда играл большую роль в жизни Михаэля Шумахера. Это помогало ему сохранять некий баланс. Интересный факт: человек, который обладал исключительным талантом и все равно неустанно трудился и стремился к совершенству всякий раз, когда садился в машину, мог выйти на футбольное поле и получать огромное удовольствие от того, в чем он не очень хорош.

«Я много времени провожу дома, могу спланировать график тренировок, не отлучаясь от семьи. Это очень привилегированная позиция. Другие отцы целыми днями работают, а когда возвращаются домой, дети уже спят. Они видят свою семью гораздо реже, чем я. Я очень серьезно отношусь к работе, но я сказал своему менеджеру после рождения Джины, что хочу больше времени проводить с семьей, что придется сократить количество встреч со спонсорами или организовывать их по-другому».

У детей Михаэля есть свои способы поддержать отца. Однажды Джина-Мария дала ему талисман на удачу – обыкновенную расческу. Он клал ее в карман, когда бы ни садился за руль. В другой раз она вручила ему медальон, и он случайно выронил его в паддоке. Фотограф нашел вещицу и вернул Шумахеру, позже рассказав, что последний испытал явное облегчение. Образ любящего отца смягчает жесткий имидж Михаэля как гонщика.

Швейцария оказалась идеальным местом для семьи с точки зрения покоя и анонимности – именно то, чего желал Шумахер. Он рассказывает историю о том, как встретил соседа, когда однажды катался на велосипеде, и после долгой беседы тот спросил его, чем Михаэль занимается. «Я вожу гоночные машины», — сказал ему Шумахер. «Какие?» – спросил сосед. «Ferrari», — ответил Шумахер. И хотя Монако долгие годы было убежищем для гонщиков Гран-при, ищущих жизни без налогов, именно Швейцария в последнее время становится для них все притягательнее. В дополнение к налоговым поблажкам и удобному расположению страны – из аэропортов Женевы и Цюриха легко можно улететь в любую точку мира – ее резиденты наслаждаются полным уединением. Джеки Стюарт переехал в Швейцарию в 1970-е, но Ален Прост стал первым из современных пилотов Формулы-1, выбравших Швейцарию. За ним последовал Жан Алези. По стопам Шумахера пошли Алонсо, Райкконен, Ник Хайдфельд и Ярно Трулли.

Шумахер одиннадцать лет прожил в замке семнадцатого века в Вюффленс-ле-Хтау – деревеньке в трех километрах к северу от Женевского озера. Позднее он построил себе настоящий дворец на берегу озера, с максимальными удобствами, включая подземную парковку на двадцать пять машин.

Совсем не случайно, что именно Пеле вручал Шумахеру подарок на Гран-при Бразилии 2006 года. Футбол всегда играл большую роль в жизни Михаэля Шумахера. Это по­могало ему сохранять некий баланс. Интересный факт: человек, который обладал исключительным талантом и все равно неустанно трудился и стремился к совершенству всякий раз, когда садился в машину, мог выйти на футбольное поле и получать огромное удовольствие от того, в чем он не очень хорош.

Михаэль говорит:

«В футболе меня привлекает именно то, что в нем я не профессионал. Когда я выходил на поле, я порой нервничал больше, чем когда садился в болид Формулы-1. Если я хотел удерживать мяч, мне приходилось концентрироваться сильнее, чем когда я входил в опасный поворот на огромной скорости. Забавно, что в ходе гонки у меня всегда оставалось время подумать о чем-то еще. В футболе же у меня едва ли есть возможность посмотреть по сторонам, осознать происходящее и выстроить подачу».

Когда Шумахер играл в футбол, ему не приходилось зацикливаться на деталях или беспокоиться о том, что он что-то упустил по части подготовки. Это позволяло ему наслаждаться спортом в чистом виде. Удивительно, что как гонщику Михаэлю удавалось сохранять мотивацию столько времени, особенно когда он достиг такого успеха – ведь нужно было продолжать ставить перед собой новые цели и задачи. В футболе же он мог играть просто ради удовольствия – победа ли, проигрыш или ничья. Никто от него ничего не ждал, и он мог совершать ошибки безо всяких последствий для себя самого, не подводя этим сотни коллег и миллионы фанатов. Спорт без давления. Но, естественно, будучи Шумахером, Шумахер не умеет довольствоваться одним лишь участием.

«Я всегда стараюсь сделать все, что в моих силах, для победы. Это смысл спорта, тем более что я такой и меня не исправить. Просто участие, как в девизе Олимпийских игр, — не для меня. Меня привлекают сложные задачи, я должен чего-то достигать, вне зависимости, где я – на трассе или на футбольном поле».

Тем не менее, оценивая свои выступления в качестве футболиста, Михаэль всегда смеялся над собой и умалял собственные достоинства, чего никогда бы ни сделал в Формуле-1. «На поле я не великий гений», — часто говорит он. Он смеется, вспоминая о том, как буквально завязывался узлом, пытаясь подражать Роналдо. Михаэль-футболист кажется более человечным. В футболе его обыграл электрик из другого кантона Швейцарии, а в Формуле-1 такого с ним не случалось – он никогда не был аутсайдером, простым смертным, соревнующимся с остальными. Футбол, вне сомнения, сделал его более цельной личностью. Тренер футбольного клуба в Швейцарии (ФК «Эхихенс») Роланд Чаер сказал о Шумахере следующее: «Он быстр, и у него исключительное периферическое зрение, но бьет головой он не очень». Шумахер всегда с радостью говорит о футболе, ему не приходится следить за каждым своим словом, как когда он говорит о гонках.

Футбол для Шумахера – не упражнение в тщеславии. Он искренне привязан к футболу и очень активно играл даже в самые напряженные периоды своей формуличе-ской карьеры. Выйти на поле, побегать и потолкаться с другими игроками – отличный способ выпустить пар и ненадолго забыть обо всем. Ежегодно Шумахер участвовал примерно в тридцати матчах в год, даже в свою «золотую эру» в Формуле-1 – с 2000 по 2006 год. Это почти половина от того числа матчей, которые играют топовые профессиональные игроки за сезон. Но для человека с такой работой, как у Шумахера, тридцать матчей – невероятно много. Он составил свое расписание так, чтобы играть в матчах, которые не приходятся на уик-энды Гран-при.

Михаэль также участвовал в благотворительных играх, иногда проводя до десяти таких игр за сезон. Они обычно проводились накануне Гран-при, а полученные средства шли в фонд ЮНЕСКО и других организаций. Команда Шумахера называлась Nazionali Piloti, форма была клетчатой, как флаг, а спонсором выступала итальянская компания Grissini, производитель хлебной продукции. На поле вместе с Михаэлем выходили и другие пилоты, как, например, Джанкарло Физикелла и То-нио Льюцци, а также звезда мотогонок Макс Бьяджи и другие. Они обычно играли против поп-звезд, кроме того, в обеих командах были экс-футболисты из Италии, Испании и Германии. Один из самых престижных матчей проводится перед Гран-при Монако, игра проходит на стадионе.

Еще один аспект, который всегда импонировал Шумахеру в футболе, – связующая функция этого спорта. На слетах Гран-при Шумахер играл по четвергам с механиками и инженерами команды Ferrari. «Футбол дает нам возможность проводить больше времени вместе, — говорит Михаэль. — Это всегда сложно, учитывая наши расписания. Но, играя в футбол, мы узнаем друг друга лучше. Это помогает в работе».

Шумахер всегда внимательно следил за матчами профессиональной лиги. Он признался, что в школьные годы врал, что немецкий вратарь Харальд «Тони» Шумахер – его дядя. Так он хотел произвести впечатление на одноклассников! По иронии судьбы Тони совершил один из самых ужасных фолов в истории мирового чемпионата, когда сбил с ног французского форварда во время полуфинала 1982 года, в результате чего француз оказался в коме.

Шумахер рассказывает:

«Я полузащитник, люблю нападать, но относительно часто отхожу назад – мне нравится бегать. Я пытаюсь координировать игру. В команде Nazionali Piloti я часто беру все в свои руки. Физикелла – отличный командный игрок. Он быстр, хорошо держит мяч, легко включается в игру».

Страсть Шумахера к футболу вспыхнула в 1996 году, когда местная команда в Швейцарии «Обонн» пригласила его поучаствовать в тренировке. Он начал играть регулярно, ему это очень нравилось. Затем Михаэль перешел в команду третьего дивизиона – «Эхихенс», где обычно играл в запасе. Он не мог принимать участие во всех матчах во время сезона Формулы-1, но умудрялся посещать тренировки трижды в неделю, когда был дома. На его частном самолете, вне зависимости от того, куда Михаэль летит, всегда показывают футбол.

Статус Шумахера дал ему возможность сыграть в показательных матчах с великими игроками: Фигу, Роналдо и Зи-даном. Он восхищается их мастерством.

«Это потрясающе – получить мяч прямо в ноги. Когда я играю с чемпионами, все кажется легко и просто. Мяч приходит к тебе в нужный момент, в нужном месте, на ухоженном поле, и внезапно все начинает работать на тебя, и ты играешь гораздо лучше, чем обычно. Но затем приходится возвращаться с небес на землю – и вот я снова играю за свою команду в Швейцарии и кажусь себе хуже, чем недавно».

Шумахера приглашали потренироваться с командами «Манчестер Юнайтед», «Ювентус» и «Болонья», также как и с национальными командами Германии и Аргентины. Он обнаружил, что, хотя профессиональные игроки лучше него в том, что касается контроля мяча и искусства игры, он превосходит многих по уровню физической подготовки.

«Я был удивлен – тренировка оказалась довольно простой. Я спросил себя: «И это все?» Я же только начал разогреваться. Однако полноценная подготовка футболистов в зимнее время гораздо интенсивнее того, к чему привык я. Я не представляю себя профессиональным велосипедистом или футболистом. У меня просто кости бы не выдержали».

Боссам команд Формулы-1, мягко говоря, не нравится, когда их гонщики участвуют в футбольных матчах. Я играл в одном матче перед Гран-при Испании в 1991 году, в котором Найджел Мэнселл вывернул лодыжку и вечером сидел со льдом. У босса его команды Фрэнка Уильямса чуть сердце не остановилось от ужаса, и он запретил Мэн-селлу играть в футбол. Если пилот Гран-при порвет связку или ахиллово сухожилие, он не сможет участвовать в гонках несколько месяцев. Целый сезон в Формуле-1 (а вместе с ним инвестиции в размере сотен миллионов фунтов, не говоря уж о трудах 700 человек на заводе) будет поставлен на карту из-за какой-то забавы вроде игры в футбол. Шумахеру было что терять. И все же немец выходил на поле по тридцать раз в год. Я никогда не играл с Михаэлем вместе, но стал свидетелем нескольких матчей с его участием и могу сказать, что, хотя он, может, и не Рой Кин, определенно играл очень увлеченно. Как говорит сам Шумахер, он понимал, чем рискует, но просил Жана Тодта позволить ему играть. Как его друг и его босс, Тодт уступал его желаниям.

«Невозможно обезопасить себя от всего. Нужно просто быть уравновешенным и рациональным. Жан знает, что я такой. Я хочу иметь личное пространство. Это делает меня более мотивированным в гонках – потому что в свободное время я живу своей жизнью, и команда позволяет мне это делать. Нужно трезво оценивать, на какой риск ты можешь пойти. Я считаю, что могу играть в футбол, понимаю, что для этого требуется. Конечно, всегда может настать неудачный день. Но я верю в судьбу, а судьбу не изменить.

В футболе я не раз попадал в переделки. Но надо признать, что, как правило, со мной обходятся по справедливости. И вероятно, я пользуюсь определенным бонусом. В сомнительной ситуации вмешивается судья. По этой же причине мне никогда не показывали желтую карточку. Но я и не рвусь как сумасшедший. Я не хочу травмировать себя или других игроков на поле».

Зато как гонщик Шумахер определенно получал «желтые карточки», даже несколько красных. Большие Призы требовали другого менталитета.

 

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Годы доминирования

Я не люблю говорить это, потому что я большой поклонник Ferrari, но они во многом напоминают мне Америку с Бушем и Чейни во главе. «Или по-нашему, или вообще никак». Я понимаю, что иногда они правы, но они большие парни и должны вести себя этично.
Эдди Ирвайн

Подарив Ferrari в 2000 году ее первый за двадцать один год титул чемпиона мира, Шумахер, возможно, реализовал свой самый амбициозный замысел в жизни. Однако это не означало, что теперь он собирается почивать на лаврах. Когда Михаэль вернулся к работе после длинных зимних каникул, он заговорил о своей новой задаче на будущие годы – он мечтал об эре Ferrari. И в этом, как и во многом другом в своей экстраординарной жизни, он тоже преуспел.

Пять сезонов, с 2000 по 2004 год, стали периодом беспрецедентного успеха для одной команды и для одного гонщика. Михаэль выиграл 48 из 85 гонок и пять титулов чемпиона мира подряд. Эти чары разрушил Фернандо Алонсо в 2005 году – гонщик, в чем-то очень похожий на Шумахера. В возрасте двадцати четырех лет, выступая за Renault (последнюю ипостась старой шумахеровской команды Benetton), Алонсо взял корону, побудив великого чемпиона уйти на пенсию в конце 2006 года в возрасте тридцати семи лет.

У взлета Ferrari есть две стороны. С одной – слава, гламур и чистый восторг, который команда подарила миллионам поклонников по всему миру. Трибуны на трассах Европы, Азии и Америки были похожи на океаны красных флагов и бейсболок с эмблемой Ferrari, мир праздновал возрождение одного из величайших брендов в спорте. Победы вошли у команды в привычку, и даже когда в 2003 году FIA изменила правила, чтобы дать шанс другой команде и гонщику, Ferrari все же умудрилась выиграть чемпионат! Шумахер был неодолимой силой, порой ему удавалось показывать результаты в борьбе с самим собой – настолько он отрывался от конкурентов. В иные годы, например в 2003 году, ему приходилось сражаться изо всех сил, чтобы выиграть титул. Шумахер доказал, что, несмотря на свой успех, у него все еще остался вкус к борьбе. Некоторые его выступления были безупречными – он никогда не сдавался, вне зависимости от того, насколько в безнадежной позиции оказывался на протяжении гоночного уик-энда.

Но темной стороной тех лет стало то, что команда переходила границы в своем стремлении к победе любой ценой. Коллективный менталитет, предписывающий не расслабляться, помог Ferrari добраться до вершины. Итальянцы боролись из последних сил, падали и поднимались, но, заняв доминирующую позицию, стали бороться еще усерднее, чтобы сохранить ее. Как порой считали критики, они потеряли объективность и забыли об ответственности перед брендом Ferrari и спортом в целом. Было несколько инцидентов, которые очень наглядно проиллюстрировали это мнение, — по времени они совпали с резким сокращением телеаудитории во всем мире. Мир устал смотреть, как доминирует Шумахер, а когда казалось, что он с его командой просто смеются над конкурентами, большая часть аудитории выключала телевизоры. Шумахер очень успешен, но, возможно, теперь он просто убивает спорт?

В седьмой главе приведены комментарии Марка Уэббера; как он полагает, Ferrari и Шумахер постоянно «воздвигали барьеры» перед оппозицией, злоупотребляя своим доминирующим положением. Флавио Бриаторе говорит о борьбе с Ferrari как о «гонках с препятствиями», намекая на некоторые потери, которые понесла команда Renault в 2006 году. Другой босс назвал это «гонками против муниципалитета».

Некоторые ключевые тактические решения, принятые руководством Ferrari, вне сомнения, выставляли команду в плохом свете. Худший из инцидентов произошел во время Гран-при Австрии 2002 года, в начале сезона. Подчинившись приказу из боксов, Рубенс Баррикелло отдал незаслуженную победу Шумахеру на самой финишной черте.

Подоплека этого решения была простой. Приказы команды не внове для Формулы-1. Доминирующая команда Mercedes 1950-х годов ставила «балеты» со своими гонщиками, оставляя публику в недоумении. В относительно недавние годы McLaren дважды просил Дэвида Култхарда пропустить Мику Хаккинена, но в обоих случаях это произошло потому, что Хаккинен ранее в гонке уступил позицию шотландцу из-за «ошибки команды». Отдавать победу всегда нелегко – как для фанатов, так и для самого гонщика. Пересекая черту на втором месте во второй раз в Мельбурне в 1998 году, Култхард якобы сказал по радио команде: «Слушайте, хватит с меня этой чертовой благотворительности».

Ferrari несколько раз просила Ирвайна пропустить Шумахера, когда немцу нужны были лишние очки, и никто не мог с этим поспорить – тогда победу в чемпионате часто решала пара очков. В Австрии в 2001 году также не возникло особой полемики, когда команда попросила Баррикелло пропустить Шумахера на второе место, позади Дэвида Култхарда. Ален Прост после гонки прокомментировал этот момент, сказав, что, если бы он был на месте Шумахера, он не стал бы обходить Баррикелло, потому что бразилец был быстрее на протяжении всего уик-энда. На самом деле Австрия была настоящим «яблоком раздора». Шумахеру никогда не удавалось поладить с этой трассой, и каждый год он изо всех сил боролся здесь, чтобы сравняться с Баррикелло. Баррикелло мог бы выиграть ту гонку в 2001 году, но он плохо стартовал и у него была худшая стратегия, чем у Култхарда. Рубенс был недоволен решением команды: «Я выполнил приказ, но я недоволен. Удивило меня то, что команда приняла подобное решение на первых гонках сезона – это была только шестая гонка. В прошлом году мне пришлось поработать на Михаэля, но я надеялся, что в текущем все будет иначе».

В тот момент в 2001 году Шумахер лишь на четыре очка опережал шотландца в личном зачете чемпионата, и хотя угроза в лице McLaren становилась все невыразительнее от гонки к гонке, Шумахер закрепил за собой титул уже в августе на Гран-при Венгрии. На Гран-при Австрии казалось, что борьба станет только плотнее. Шумахер в начале гонки сражался с Монтойей и вылетел с трассы, уступив позицию Баррикелло, поэтому, несмотря на то что Баррикелло и воспринял это с недовольством, были основания просить его пропустить Михаэля.

Но события на Гран-при Австрии год спустя произошли при совсем иных обстоятельствах. Шумахер начал се-зон-2002 с четырех побед в пяти гонках, опередив своего ближайшего преследователя Монтойю более чем на полминуты в Гран-при Испании. Ferrari 2002 года была настоящим «космическим кораблем», самым быстрым болидом во всем пелотоне. В Барселоне Шумахер установил круг на полторы секунды быстрее, чем конкуренты. В Австрию он приехал с отрывом в двадцать одно очко от Монтойи. Было очевидно, что он станет чемпионом самое позднее в августе. Но на заключительной стадии гонки, притом что пилоты Ferrari шли на дубль с отрывом от ближайшего преследователя в двадцать секунд, Жан Тодт снова отдал приказ Баррикелло притормозить и пропустить Шумахера. Рубенс был быстрейшим из двух пилотов в обеих сессиях квалификации и гонке и заслуживал победу. Однако он только что подписал новый контракт с командой на два года на гораздо более выгодных для себя условиях, и это его ко многому обязывало. Несмотря на то что он сопротивлялся приказу (этот эпизод явно демо-тивировал бразильца, отразившись на его дальнейшей судьбе в Ferrari), он снова подчинился. Рубенс оставался впереди до самых последних метров, чтобы показать руководству свое недовольство, и только затем ударил по тормозам и выпустил Шумахера вперед.

Я сидел в комментаторской будке ITV над главной трибуной и в тот момент, когда машины пересекали финишную черту, отчетливо слышал негодующий рев толпы. Люди топали ногами в знак возмущения. Дело грозило принять неприятный оборот. Когда гонщики вылезли из своих болидов в закрытом парке, свист стал громче. На подиуме канцлер Австрии, доктор Вольфганг Шюсселль, пришел в смятение, когда Шумахер подтолкнул Баррикелло на ступеньку победителя – бедняга не знал, кому вручать трофей. Толпа распевала имя Баррикелло. Он был моральным победителем, народным чемпионом.

Этот инцидент поставил под сомнение спортивные ценности Формулы-1, подорвал репутацию Шумахера и заставил миллионы людей по всему миру задаваться вопросом, зачем они вообще смотрят такой спорт. FIA должна была предпринять какие-то действия, потому что вред, причиненный спорту, казался огромным – такой ожесточенной была реакция публики и СМИ. FIA мало что могла противопоставить приказам команды, потому как тогда они были легальны, но после этого инцидента было принято новое правило, запрещающее командам отдавать своим пилотам приказы.

Ferrari могла быть наказана лишь за нарушение протокола подиума. На заседании Мирового совета F1A приняла решение оштрафовать команду и гонщиков на один миллион долларов. Несмотря на то что не существовало санкций по части приказов команды, федерация «глубоко сожалела» о том, как цинично Ferrari отдавала приказы в гонке.

Многие новички в Формуле-1 были сконфужены тем, что случилось в Австрии, и даже самые бывалые люди пришли в негодование. Патрик Хед из Williams назвал это «худшим, что я видел за двадцать пять лет в гонках», а Флавио Бриаторе подвел итог общему мнению, заявив: «Формула-1 – это не только Ferrari, и они должны об этом помнить». Это был основополагающий момент. Инцидент в Австрии стал своего рода водоразделом, он перечеркнул многие достижения Ferrari в 2000-х годах. Вероятно, из-за того, что Ferrari привыкла к «осадническому» типу мышления, которое сослужило им хорошую службу на пути к титулу, они упустили из виду свои обязанности перед спортом в целом. Они действовали, не задумываясь о последствиях.

После гонки Тодт вел себя вызывающе. «Меня все это не волнует. Это было непростое решение, но самое главное, чтобы команда победила. А тучи рассеются», — сказал он.

Шумахер, однако, хотел смягчить общее впечатление от этого поступка. Сначала он явно почувствовал себя некомфортно, будучи освистанным толпой, и сделал неловкий жест на подиуме, чтобы «повысить» Баррикелло. Затем, на конференции после гонки, он вел себя так, словно совершенно непричастен к решению команды. «В прошлом году я в какой-то степени принимал участие в этом решении, потому как борьба за титул была гораздо плотнее, чем сейчас. В этом году я даже не помышлял о таком, перед гонкой я сказал: «Я не думаю, что команда прибегнет к каким-то стратегическим решениям». Затем вдруг мне говорят, что мы должны поменяться местами, и надо признать, что я тоже этим не слишком доволен».

Баррикелло готов поспорить с этой версией. «У меня есть расшифровка переговоров по радио. Да, Михаэль не много говорил, но он явно был в курсе происходящего, — говорит бразилец. — Вранье, что он был к этому непричастен. Я удивился, когда это случилось, потому что годом раньше Тодт говорил мне, что если речь пойдет о первом месте в гонке, такого не произойдет».

Сабина Кем говорит, что Михаэль поддержал это решение команды.

«Он, возможно, не хотел, чтобы все так получилось, но он поддержал их. Вероятно, это было выражением лояльности по отношению к Россу и Жану. Год оказался просто блестящим для нас, но в то же время мы все еще не были уверены в успехе. Сам замысел казался логичным. Но реализация была ужасной, я понимаю это, когда ставлю себя на место Рубенса».

Пресс-конференция после подиума была очень странной. Затем, вернувшись в моторхоум, Михаэль и Рубенс сели поговорить с Жаном. Если вы спросите об этой истории Михаэля сейчас, он скажет, что да, нехорошо получилось, но ради команды приходится делать и такое. В «Тур де Франс» все точно так же поддерживают того, кто борется за титул.

На следующей гонке в Монако, где Шумахера освистывали всякий раз, когда немец появлялся на трассе, Тодт начал выражать некоторое раскаяние по поводу случившегося. Поклонники со всего мира осыпали Ferrari жалобами, и Тодт наконец-то уловил суть. «Мнение наших фанатов очень важно для нас, потому что они – это сердце Ferrari. Я принимаю мнение тиффози, но не людей из паддока, потому что они никогда не будут искренними».

Тодт всегда считал, что успех Ferrari – самое главное. В то же время команда рьяно защищала свой имидж и громила всех, кто этому имиджу вредил, особенно итальянскую прессу. Годы спустя, оглядываясь на инцидент в Австрии в 2001 году, Тодт признал, что совершил ошибку. «Клевета – вполне ожидаемое явление. Однако я был удивлен реакции. Очевидно, я допустил ошибку. Но у меня есть собственное мнение по этому поводу. Я не могу сказать, что мы все сделали правильно, но реакция была совершенно неадекватной».

Данный эпизод придал негативный оттенок пятилетнему периоду, который при других обстоятельствах стал бы ошеломляющей демонстрацией полного превосходства Ferrari и Шумахера над соперниками. Если признать, что высшая цель гонщика и гоночной команды – это достичь совершенства, то в Ferrari его достигли и сохраняли на протяжении беспрецедентного периода времени. Учитывая обстоятельства и вовлеченных в события персонажей, вряд ли этот подвиг когда-либо будет повторен. Но команда утратила чувство меры.

Эдди Ирвайн, который был партнером Шумахера в то время, когда Ferrari еще не поднялась, считает, что успех команды – естественное явление, но им не стоило так «зарываться».

«Я не люблю говорить об этом, потому что я большой поклонник Ferrari, но эта команда во многом напоминает мне Америку с Бушем и Чейни во главе. «Или по-нашему, или вообще никак». Я понимаю, что иногда они правы, но они большие парни и должны вести себя этично.

Когда вы на вершине, поведение имеет огромное значение. Если вы только начали подниматься, если бедны, то пытаетесь разбогатеть любыми путями. Но когда вы стали богатыми, нельзя пачкать руки. Так устроен мир. То же самое и с Ferrari. Мы испробовали все, делали не самые приятные вещи, чтобы обойти Хаккинена [и McLaren в 1998 и 1999 годах]. Но у нас не было другого выбора. Наша машина уступала им полторы секунды, как еще, черт побери, выиграть титул? И знаете что? Нам это прощалось. Потому что мы делали все возможное, борясь за победу. Это справедливо.

Но если ваша машина гораздо быстрее остальных и вы начинаете… [Умолкает.] Все думают: «Да вы просто смеетесь над нами». Здесь они явно перешли грань. Такое часто случается – в политике, в бизнесе, там, где в погоне за совершенством люди забывают быть людьми».

Складывалось впечатление, что Ferrari издевается над соперниками, будто считает себя пупом земли. Это впечатление только усилилось позднее, на Гран-при Индианаполиса, когда Шумахер замедлился на финишной черте и выпустил Баррикелло вперед. Это не входило в его планы, как выяснилось позже, — немец, по всей видимости, замедлился для того, чтобы красиво финишировать перед камерами, но легендарное внимание к мелочам неожиданно его подвело. Михаэль совсем забыл, что финишная черта в Индианаполисе на 400 метров дальше стартовой. Таким образом, Баррикелло, который был озадачен поведением Шумахера, как и публика, промчался мимо него и выиграл гонку. Но бразилец до сих пор не уверен, чего именно хотел добиться Шумахер этим маневром.

«Думаю, что подсознательно он хотел вернуть должок за Австрию. Но мы никогда с ним об этом не говорили.

Я всегда возвращаю долги. Если кто-то тебе что-то дает, лучше задуматься, что будет дальше, — возможно, тебя попросят о взаимной уступке в будущем. Поэтому, честно говоря, когда я увидел, что он сбросил скорость, я тоже сбросил скорость. Затем он снова ускорился, и я ускорился. Я не понимал, что происходит: то ли он хочет пропустить меня, то ли еще что. Но затем, когда я снова нажал на газ, он затормозил. Остальное вы видели. Я так и не понял, что это было. Просто вышел на подиум и взял приз».

После гонки Шумахер заявил, что сознательно подарил победу Рубенсу и попытался отшутиться, но американцы не видели в этом ничего смешного. В Америке, помешанной на конкуренции и спорте, топовые атлеты не раздаривают победы. Особенно абсурдным этот эпизод казался на фоне разглагольствований о том, как же трудно побеждать в Формуле-1.

Шумахер, вспоминая о том инциденте, объясняет его необходимостью восстановить справедливость после Австрии. Это очень любопытное представление, которое уходит корнями к убеждению, сформировавшемуся у немца еще в юности: если должен, нужно расплатиться. «Для себя самого я должен был компенсировать то, что произошло в Австрии, — сказал Михаэль. — Я чувствовал, что обязан что-то сделать. Это не обсуждалось перед гонкой, я не стал бы такое обсуждать. Просто Рубенс был очень быстр, а потом, выйдя вперед, я подумал, что это подходящая возможность».

В первые годы доминирования Ferrari Шумахер пересек важные для себя рубежи. Победив в Гран-при Бельгии в 2001 году, он превзошел рекорд Алена Проста в 51 победу и официально стал самым успешным гонщиком за всю историю Формулы-1. Следующим летом он взял свой пятый титул, сравнявшись с рекордом Фанхио, который продержался

пятьдесят лет и казался вечным. Уик-энд за уик-эндом, гонка за гонкой алый болид сметал все препятствия, набирал очки, одерживал победы и получал титулы. Были моменты необычайно эмоциональные, как подиум в Монце в 2002 году, возведенный прямо над трассой, — казалось, что Ferrari находится на вершине мира. Шумахер закончил сезон-2002 с одиннадцатью победами – рекорд, который он перебил в 2004 году, одержав 13 побед в 18 гонках.

Я поговорил с Михаэлем в конце 2002 года, напомнив о том, что он сказал в 1998 году: «Гораздо интереснее соперничать с быстрейшей командой, чем выступать за нее самому». Изменилась ли его позиция теперь, когда он сидел в космическом корабле? Михаэль сказал:

«Для того чтобы обойти быстрейшую машину, нужно приложить сверхусилия – отсюда и сверхудовольствие. Но достичь чего-то вместе с командой, стать лучшими и удержаться на вершине – задача другого типа, которой я также наслаждаюсь. Мне нравится делать свою работу – я ведь по-прежнему прикладываю столько же усилий, сколько прикладывал раньше, когда у меня была далеко не самая быстрая машина. Поэтому для меня ничего не поменялось, за тем исключением, что теперь я могу все время быть впереди».

Для Баррикелло это был сложный год, несмотря на четыре победы, включая триумф в Монце. После фиаско в Австрии ему сочувствовали публика и пресса. Этот инцидент проиллюстрировал гоночную философию Ferrari, и бразилец осознал, что ему не удастся превзойти Шумахера, выступая с ним в одной команде. Баррикелло говорит:

«Это дало мне стимул к развитию, потому как, чтобы победить Михаэля, мне приходилось делать вдвое больше, чем если бы я боролся с кем-то еще. Я вынужден был находить иные настройки, водить по-другому, экспериментировать с трекшн-контролем, придумывать что-то, разрабатывать. Мне приходилось беречь покрышки и тормоза. Люди не знают всего этого. Они говорят: «Ты никогда не станешь чемпионом мира», но к настоящему моменту я мог бы стать им уже дважды. Спросите ребят из Honda, они удивляются: «Откуда у тебя столько идей?» Ну, это потому, что мне приходилось пытаться превзойти Михаэля, все время развиваться, не стоять на месте. Я выступал за Ferrari не из-за денег, мною двигало стремление превзойти его.

Честно говоря, мне даже нравилось соперничать с ним. Но люди не догадываются, как я вкалывал. Если бы я перешел в другую команду, у меня бы не было лучшей машины. Понимая это, я сказал, что останусь и поработаю еще. Но я всегда поступал по совести, ничего не делал у кого-то за спиной. Всегда был искренен и хорошо спал ночью.

Самое впечатляющее достижение Михаэля – это то, что он заставил машину работать на себя. Он невероятно талантлив в этом. Я многому у него научился и даже часто был быстрее Михаэля в пятницу, но, к сожалению, не всегда быстрее в субботу.

Разница между Михаэлем и Айртоном заключается в том, что Айртон был более импульсивным, горячим. Он мог сказать: «Я найду еще две десятые в себе самом», тогда как Михаэль находил эти две десятые в машине. Для того чтобы быть быстрее в каком-то конкретном повороте, Михаэль обычно прорабатывал весь пакет, тогда как Айртон просто давил на газ, даже если сильно рисковал.

Так почему Михаэль столько раз вылетал с трассы? Потому что только он знал, как вести машину на пределе. Что хорошо и плохо одновременно, так как машину приходится чинить. Михаэль просто не умеет ездить медленно».

В 2003 году, после двух сезонов бесспорных побед, наступил трудный год, когда Шумахер после длительной борьбы с Кими Райкконеном, человеком, который впоследствии сменил Михаэля в Ferrari, выхватил титул с преимуществом в какие-то два очка. Команду застали фактически врасплох новые правила, о которых FIA объявила перед самым началом сезона. В результате Ferrari нетвердо стояла на ногах – ведь машина была спроектирована согласно старым правилам. Поэтому Скудерия боролась изо всех сил, постоянно адаптируя гоночную тактику. В довершение ко всему покрышки, которые Michelin поставлял Williams и McLaren, были явно лучше покрышек Bridgestone, которые использовала Ferrari.

Поворотным пунктом сезона-2003, ближе к его завершению, стал очередной спорный инцидент, когда FIA решила запретить передние покрышки Michelin на том основании, что они сильнее изнашивались и обеспечивали более широкое пятно контакта с дорожным полотном, чем дозволялось правилами. Williams и McLaren утверждали, что это какая-то новая интерпретация правил, что их покрышки были полностью легальны на протяжении всего сезона, но этот запрет помешал им в борьбе за титул. Командам, которые были фаворитами перед Гран-при Италии в сентябре, теперь осталось лишь беспомощно наблюдать за тем, как Шумахер побеждает в Монце и Индианаполисе и обеспечивает себе все шансы выиграть титул в Судзуке. Для того чтобы стать чемпионом, Райкконен должен был выиграть в гонке, притом что Шумахер не наберет ни одного очка.

Шумахер получил титул, став первым в мире шестикратным чемпионом, но его «чемпионское» выступление было неубедительным – он финишировал восьмым из-за столкновения с другим пилотом. После гонки Михаэль был как в воду опущенный. «Сложный сезон, — сказал он. — Я сегодня очень нервничал, и гонка была крайне напряженная, одна из труднейших в моей карьере. Я совершенно опустошен, я устал и ничего не чувствую. Все свои прошлые титулы я закреплял победой, сегодня же пришел восьмым. Это – странное чувство».

 

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Последний круг

Круг за кругом я прощался со своей прежней жизнью. Впервые за всю свою карьеру я спросил себя: «Зачем я это делаю? Зачем я отдаю столько времени работе, если мне больше хочется быть дома, со своей семьей?»
Михаэль Шумахер

Карьера Шумахера примечательна по многим причинам – благодаря его выдающимся достижениям, его непрерывному труду и тому, что он поднял планку мастерства на головокружительную высоту. Он изменил все.

Теперь гонщик не мог больше просто водить машину – ему приходилось работать над каждым аспектом: быть атлетом, развивать свои технические познания, становиться все лучше год от года. Молодые пилоты, которые пришли в Большие Призы после Шумахера, более развитые, технически образованные по сравнению с предшественниками Михаэля, потому как он изменил само представление о том, чего команда должна ждать от гонщика. Сравните Фернандо Алонсо или Льюиса Хэмилтона с ранним Шумахером, когда тот только начал выступать в Формуле-1 в 1991 году. Революция налицо. А вдохновителем этой революции стал именно Михаэль.

Поразительно, что Шумахер сохранял мотивацию так долго, и я уверен, что, если бы он не сломал ногу в 1999 году и не пропустил половину сезона, он бы ушел из спорта намного раньше 2006 года. Тогда же, в 1999-м, в середине своей карьеры, он был вынужден сделать паузу и многое переосмыслить. А затем, когда Ferrari выразила желание заключить долгосрочный контракт с Кими Райкконеном, Михаэлю пришлось спросить себя, есть ли у него по-прежнему силы и мотивация, способен ли он соперничать с гонщиком своего уровня или же лучше уйти в отставку. Алонсо, спортсмен, у которого, как многим казалось, есть сильные стороны Шумахера и ни одной из слабых сторон немца, также не давал ему покоя. Михаэль знал, что Алонсо сделан из того же теста, точно такой же самоуверенный и дерзкий, бескомпромиссный и полный решимости победить. Но Алонсо на двенадцать лет моложе.

Михаэль знал, что Алонсо стал для него тем же, кем он сам был для Сенны. Помню, как я спросил Шумахера в 2002 году, кого он считает следующим своим крупным соперником, думая, что он назовет Монтойю или Райкконена, но Михаэль сказал, что это Алонсо, хотя в то время испанец был всего лишь тест-пилотом Renault. Выступая с Алонсо бок о бок на тестах, Шумахер разглядел в нем качества сильного гонщика. Это убеждение укрепилось в последующие годы в гонках, и, как предполагают некоторые близкие Шумахеру люди, Михаэль даже стал думать, что Алонсо на самом деле лучше него. Зловещее предзнаменование. Но мог ли Шумахер заставить себя тренироваться сверх меры, приложить дополнительные усилия, чтобы оставаться на шаг впереди молодого соперника?

Сезон-2005 сложился очень странно, и по его окончании Михаэль злился на себя за то, что поработал недостаточно хорошо. На первый взгляд он мало чего мог сделать: проблема заключалась в болиде, особенно в покрышках. FIA утвердила новое правило, которое обязывало гонщиков использовать один и тот же комплект покрышек в квалификации и в гонке. Компания Bridgestone не сумела произвести покрышки, которые были бы в состоянии показывать оптимальный результат на квалификационном круге, а затем поддерживать высокий уровень эксплуатационных качеств на протяжении всей дистанции гонки. В результате в том сезоне Шумахер редко мог противопоставить что-то соперникам. Были случаи, как в Имоле, где его болид внезапно оживал, когда покрышки достигали пика эффективности. Тогда Михаэль показывал сверхъестественный результат. Но большую часть гонки немец вынужден был оставаться неудачником, который не в состоянии включиться в борьбу.

Михаэль никогда не умел мириться с неконкурентоспособностью и ее подругой неудачей, но даже в тот период в команде не было никаких споров или выяснений отношений. Это лишний раз говорило о том, насколько сплочена команда – ив радости, и в горе. Шумахеру трудно было существовать в конкурентной среде безо всякой возможности побороться за титул. Он по-прежнему рисковал жизнью каждый раз, когда садился за руль, по-прежнему боролся за каждый сантиметр трассы, потому что это заложено в нем природой. Большинство спортсменов в подобных обстоятельствах потеряли бы мотивацию, особенно если это их четырнадцатый сезон в спорте. Тем из нас, кто по долгу службы постоянно следит за гонщиками Формулы-1, Шумахер казался всецело преданным своему делу на протяжении сезона. Правда, вспоминая о том сезоне, он был очень строг по отношению к себе. Михаэль считает, что не выложился на сто процентов:

«Ясно, что в 2005 году я совершал ошибки, которых не должен был допускать. Добившись такого успеха, невольно начинаешь довольствоваться механической рутиной. Я мог бы сделать больше, мог бы лучше тренироваться – тогда, вероятно, был бы на одну десятую на круге быстрее. Хотя, конечно, мы сильно отставали, так что это вряд ли бы повлияло на результат. Были гонки, например в Монце, где я бы мог финишировать восьмым, а не десятым. Однако, когда ты испорчен успехом и ставишь перед собой такую высокую планку, чертовски тяжело найти мотивацию для столь незначительного шага. Это касается как меня, так и всей команды».

На самом деле у Михаэля уже тогда возникли проблемы с шеей и плечами. На них приходится самая большая нагрузка в поворотах и при торможении. На протяжении 2005 года Шумахер страдал от сильных болей в данной области и потому не мог тренироваться так же эффективно, как прежде, а это было одним из краеугольных камней его подхода к своей работе. Сабина Кем говорит:

«Подготовка имеет для него огромное значение. Сесть в машину и показать результат – это самый последний шаг. Михаэлю нужно знать, что он сделал все, что мог. Он не хочет покидать трассу с чувством, что он что-то мог сделать лучше. Ему нужно иметь эту уверенность, чтобы быть способным полностью сконцентрироваться.

В 2005 году Михаэль злился на себя самого, потому что был не на лучшем уровне. Он говорил: «Это не видно по тому, как я вожу», он все еще выкладывался на сто процентов, но «если бы я оказался в ситуации, где мне бы пришлось дать больше, я не уверен, что смог бы, учитывая мою физическую подготовку в то время».

В Имоле Шумахер показал потрясающий уровень мастерства, догнав Алонсо и борясь с ним за лидерство на протяжении последних пятнадцати кругов гонки. Но испанец оказался упрямым и сумел устоять под напором Михаэля. Затем, в Монако, Шумахер проявил свой истинный бойцовский характер, совершив смелый и бескомпромиссный обгон в борьбе за седьмое место на последних кругах. Он опередил собственного партнера по команде Рубенса Баррикелло, который страшно разозлился на Михаэля и после гонки раскритиковал его на публике. «Чемпион мира не должен так ездить, — заявил бразилец, словно эхо повторяя слова Шумахера о Сенне, сказанные им тринадцать лет назад. — Это был слишком большой риск! Сам бы я никогда не совершил такой рискованный маневр».

Отношения Баррикелло с Ferrari подходили к логическому завершению. Рубенс с Михаэлем поддерживали вполне нормальные отношения в начале своего сотрудничества в Ferrari, но к 2005 году Рубенс стал все больше жаловаться на то, как поступает с ним Ferrari, а его жалобы на Шумахера достигли своего апогея в Монако. Бразилец сказал, что кошка между ними пробежала еще в Индианаполисе, но на данный момент подробности их разлада должны оставаться в тайне, так как они не хотят об этом говорить.

В середине лета бразилец обсуждал возможность досрочного ухода из Ferrari, или, точнее, перехода в команду Honda, спортивный директор которой – Жиль де Ферран – был его старым другом. Баррикелло понимал, что его мечта стать лидером команды Ferrari вряд ли когда-нибудь осуществится. Судьбу его статуса в команде осложняли и те меры, которые предпринимали Лука ди Монтедземоло и Жан Тодт, чтобы оградить себя от возможных потерь в связи с уходом Шумахера в ближайшем будущем. Они держали в резерве Фелипе Массу, а тем временем выяснилось, что будущим лидером команды Лука ди Монтедземоло хочет видеть Кими Райкконена, и с ним был подписан договор. Несмотря на то что Баррикелло показал себя как самый быстрый из всех партнеров Шумахера по команде, было очевидно, что команда не видела его в будущем номером один. Пришло время двигаться дальше.

Единственную победу в сезоне Шумахер одержал на противоречивом Гран-при Индианаполиса – известном тем, что лишь шесть машин вышли на старт гонки после того, как все команды Michelin зазвали своих гонщиков в боксы по окончании установочного круга.

Основную ответственность за проблему в Индианаполисе нес Michelin, который не привез безопасные покрышки на гонку, но упрямство Шумахера и его отказ идти на уступки сыграли свою роль. Гонщики пришли в бешенство, когда Шумахер наотрез отказался даже думать о том, чтобы как-то помочь командам избежать позорной и нелепой ситуации.

Ferrari и Bridgestone выиграли в тот уик-энд – Michelin привез на гонку покрышки, которые не выдерживали перегрузок, возникающих в повороте номер 13. Вероятно, Шумахер был так неумолим потому, что этот сезон неудачно складывался для Скудерии, и теперь он в свою очередь хотел досадить соперникам.

А возможно, причиной его поведения стало то, что по вине покрышек Michelin Ральф попал в аварию на практике, что и спровоцировало скандал. Когда стало ясно, что команды Michelin не будут участвовать в гонке при сложившихся обстоятельствах, на обсуждение было выдвинуто следующее предложение: построить шикану перед поворотом 13, чтобы уменьшить скорость прохождения поворота. Команды Michelin предложили это сделать исключительно для того, чтобы «шоу состоялось» и гонку увидели зрители, собравшиеся на автодроме и перед телевизорами. Ferrari, согласно этой задумке, должна была в любом случае получить максимальное количество очков, притом что команды Michelin отказывались претендовать на очки, а просто хотели, чтобы гонка состоялась в целях экономической выгоды.

Дебаты затихли лишь за несколько часов до старта гонки, а к общему соглашению так и не пришли. Хотя последнее слово было вовсе не за Шумахером и Ferrari, их позиция во многом способствовала тому, что FIA в итоге отвергла идею шиканы. К тому же федерация ясно дала понять, что она хочет оставить к 2008 году лишь одного поставщика шин, и проблемы у Michelin были на руку Ferrari. Жан Тодт проявил готовность помочь FIA, заняв бескомпромиссную позицию.

Поэтому только шесть болидов на Bridgestone вышли на старт гонки, а машины Michelin заехали на пит-лейн после установочного круга. Публика стала невольным свидетелем того, как Формула-1 решает внутренние задачи, реакция на это была крайне негативной как в США, так и во всем мире. И вновь Шумахер оказался в центре скандала, который навредил спорту. И вновь это была не его вина и, разумеется, не его идея. Он оказался винтиком в огромном политическом механизме. Он занял сторону своей команды, а не других пилотов.

Вечером в субботу, накануне гонки, шикану и впрямь начали сооружать, но гоночный директор FIA Чарли Уайтинг отдал приказ остановить работу и вернуть трассе изначальную конфигурацию. Один из руководителей Ассоциации гонщиков, наряду с Шумахером, Дэвид Култхард был раздосадован позицией немца.

«Своими действиями в Индианаполисе Михаэль разочаровал меня и других пилотов. Я считаю, что большинство из нас придерживалось такой точки зрения: «Послушайте, мы же будем выглядеть как кучка пижонов, если не сможем провести гонку. Пусть Берни, Макс и остальные разбираются с этим. Раз они могут протащить законопроекты, может, и здесь что-нибудь сделают?»

Получи мы поддержку от Михаэля – и все было бы иначе. Но он был непреклонен. Твердил: «Мой брат попал в серьезную аварию, вы привезли не те покрышки, это опасный поворот» – и по новой. С одной стороны, я понимаю его позицию, но с другой стороны, он же все равно выиграл бы гонку. Мы не пытались лишить его преимущества или очков. Мы просто хотели стартовать пелотоном из двадцати двух машин, даже если и знали, что эта гонка будет фарсом. Нам к фарсу не привыкать».

Марк Уэббер тоже работал с Шумахером в Ассоциации гонщиков, и его разочаровало поведение немца. Человек, который всегда выступал в защиту безопасности, не готов был поддержать их.

«Мы даже не обсуждали, врежемся ли мы в стену – рано или поздно это бы произошло. Михаэль мог оказаться в общей куче и с кем-нибудь столкнуться. Мы просто хотели, чтобы он, как семикратный чемпион мира, поддержал нас. Но он не желал даже обсуждать, что можно сделать, чтобы прийти к какому-то общему решению. Он сказал, что это не вопрос безопасности, а вопрос техники. Но это был именно вопрос безопасности, так как в ином случае мы бы приняли участие в гонке.

Михаэль не виноват, что Michelin привез плохие покрышки. Но он отказывался идти на компромисс. Он занял сторону Ferrari. Не пытался поставить себя на наше место. Результатом его действий стал совершенно ужасный для Формулы-1 день. Ferrari все равно бы взяла дубль, но могла бы избежать такого скандала.

Я был разочарован, он ведь такая влиятельная фигура и может воздействовать на многое, это точно. Конечно, топ-спортсмен не должен идти на уступки, но иногда бывают ситуации, как в Индианаполисе, когда ждешь, что он поддастся хотя бы на два процента. Но нет, только не Михаэль».

Росс Браун, естественно, защищает своего гонщика, отвергая обвинения в лицемерии. Он видит последовательность в рассуждениях Шумахера:

«Эти вещи нужно разделять. Как инженер, я усердно работаю над тем, чтобы усилить меры безопасности и соответствовать им. Но как только мы определим минимум, необходимый в целях безопасности, я не стану создавать машину более безопасную, чем необходимо, потому что в таком случае это нанесет ущерб ее характеристикам. Так можно оказаться в ситуации, когда у тебя быстрая, но небезопасная машина, или наоборот – безопасная, но медленная.

Такого же мнения придерживается Михаэль: он усердно работает над повышением стандартов безопасности, а затем выходит на трассу и ведет машину агрессивно. Если что-то случится, принятые меры безопасности, над которыми он работал, помогут предотвратить аварию. И вы можете разделить эти две вещи. Если вы гонщик, вы боретесь с другими гонщиками, это всегда подразумевает риск, но вы можете свести до минимума уровень риска в целом. Если я работаю над повышением безопасности на автодромах, это не означает, что я буду водить осторожно и стараться не приближаться к другим пилотам».

После Индианалолиса на гонщиков обрушилась волна критики, а затем последовали политические прения. Ассоциация гонщиков написала письмо Максу Мосли, выражая свое недовольство событиями в Индианаполисе. Шумахер был единственным гонщиком, который отказался подписываться под этим обращением. Он отказался, так как чувствовал, что не время вступать в прения с FIA.

Дэвид Култхард говорит:

«У него всегда была эта черта. Он никому не уступает. Его поведению сложно дать определение – он не угрожающе жесткий, он не Рон Деннис с его ледяным взглядом и не Берни с его харизмой. У него, скорее, такая манера, которая свойственна инспекторам дорожного движения, неловкая упертость. В конце концов вы не выдерживаете и говорите: «О, черт тебя подери, Михаэль, брось!» Непримиримость немцев давно стала для британцев стереотипом, но…

Это сложно для меня, потому что я видел Михаэля в частной обстановке, на каких-то общественных мероприятиях. Меня как-то пригласили на ужин, и я наблюдал Михаэля с детьми, в тесном семейном кругу. Я чувствовал себя неуютно, потому что они все смотрели на меня и явно думали: «Это тот парень, который показал Михаэлю средний палец в Маньи-Кур и врезался в него в Спа». Но атмосфера была настолько радушной, что к концу вечера я расслабился.

Я увидел Михаэля с другой стороны. Увидел как человека. Он не Найджел Мэнселл, когда ты стоишь и не знаешь, врежет он тебе сейчас или нет. Сенна тоже порой был агрессивен. Михаэль – совсем нет».

Возможно, другие гонщики без конца жаловались на Михаэля по той причине, что только так они могли потягаться с ним и досадить ему. На трассе он всегда оказывался впереди, а с точки зрения взаимоотношений с командой и FIA за Шумахером невозможно было угнаться. И только жалуясь прессе на поведение Михаэля, соперники могли поставить его на место. Это была единственная открытая для них дорога, они знали, что в лице СМИ найдут благожелательную аудиторию.

Шумахер понимал, что произойдет после Индианаполиса: гонщики будут жаловаться на то, что он якобы не побеспокоился об их безопасности. Апогеем общего возмущения стало собрание Ассоциации пилотов в Турции в следующем году, когда гонщики набросились на Михаэля. А на брифинге пилотов в Бразилии-2006 произошла неловкая сцена – вместо того чтобы пожелать ему всего хорошего и сказать несколько теплых слов, Михаэля проводили жидкими аплодисментами.

По мнению Шумахера, в Индианаполисе-2005 все было просто как дважды два: другие команды привезли неисправное оборудование. Он сравнивал их с горнолыжниками, которые по ошибке взяли с собой лыжи для слалома. На пресс-конференции после гонки ему задали вопрос, действительно ли ничего нельзя было сделать, чтобы избежать всего этого фарса.

Немец сказал:

«Я расскажу вам одну историю, которая произошла не так давно. [Он говорил о Гран-при Италии 2001 года.] В Монце погиб маршал [годом раньше], и все гонщики согласились с тем, что нужно вывесить желтые флаги в первых двух шиканах, а двое или трое боссов команд сказали своим пилотам: «Не надо нам никаких желтых флагов, забудьте о них. Мы хотим, чтобы вы боролись в гонке, и вы должны бороться». Это те же люди, которые оказались сегодня по другую сторону баррикад. Формула-1 – очень жесткий бизнес, мы все очень много работаем. У нас тоже были шины, которые могли оказаться быстрее, но мы не привезли их сюда, потому как знали, что нас ждет. Я не говорю, что другие сознательно выбрали неисправные покрышки, но в любом случае это их проблема, а не наша. Нельзя заставлять людей, которые в этом не виноваты, взять на себя вину».

Очевидно, Шумахер говорил о боссе Renault Флавио Бриаторе. Михаэль, который разделял позицию Жана Тодта, не понимал, почему он должен терять свое преимущество, но впоследствии осознал, что другие гонщики винят его за то, с чем он ничего поделать не мог. Когда он вышел на подиум и его освистала толпа, Шумахер избрал модель поведения, свидетелями которой мы вновь станем в Монако-2006. Он решил: «Как вы со мной, так и я с вами», ему все равно, это проблема Ф-1, а не его. Организаторы не поставили публику в известность, и реакция людей была вызвана скорее непониманием происходящего.

Весной 2005 года в карьере Шумахера в Ferrari произошло значительное событие, к которому он не имел прямого отношения. Кими Райкконен подписал контракт с командой на 2007 год. Понимая, что Шумахеру уже тридцать шесть лет, Лука ди Монтедземоло горел желанием скрепить финского гонщика договорными обязательствами, чтобы обеспечить Ferrari высококлассным гонщиком на будущее. Райкконен получил предложение от Ferrari в 2001 году, но в тот момент не хотел быть вторым номером, акцентировав внимание на том факте, что в McLaren к обоим гонщикам относились одинаково. Но четыре сезона разочарований В McLaren, и прежде всего ненадежность машины, вынудили финна искать команду, в которой он смог бы стать чемпионом мира.

До начала сезона-2005 Ferrari попросила Шумахера дать ответ по поводу 2007 года и далее, но немец молчал. Тогда в Ferrari поняли, что им нужно действовать быстро. Ди Монтедземоло, в отличие от Тодта, очень хотел, чтобы в 2007 году в команду пришел Райкконен. Тодт понимал, что приход финна поставит его близкого друга Шумахера в трудное положение. Так и оказалось. Шумахер почти наверняка остался бы еще на один сезон, если бы не этот решительный ход ди Монтедземоло. Контракт с Райкконеном оставил немцу мало пространства для маневра.

И Ferrari, и сам Райкконен знали, что Кими будет пользоваться спросом: многие команды хотели предложить ему выступать за них. Ferrari нужно было закрепить гонщика за собой, и они начали серьезные переговоры с ним уже в начале 2005 года. Шумахеру было известно об этих переговорах и об их результате.

Райкконен всегда значился в списке первым кандидатом на замену Шумахеру, несмотря на тот факт, что Фернандо Алонсо казался более квалифицированным гонщиком и показывал лучшие результаты. Неприязнь Ferrari к Алонсо уходила корнями к 2001 году, когда переговоры Жана Тодта и Алонсо окончились ничем. Испанец тогда стал персоной нон грата для Ferrari. «Все было готово, он собирался стать нашим тестовым пилотом, — вспоминает Тодт. — Мы составляли контракт. Затем выяснилось, что он подписал контракт с другими людьми [Флавио Бриаторе]. Я был уверен, что мы урегулировали все вопросы с его менеджером Адрианом Кампосом».

Шумахер был в курсе неизбежного прихода Райкконе-на в команду. Он знал, что ему придется принять решение относительно своего собственного будущего. В 2006 году Ferrari планировала заменить Баррикелло Фелипе Массой, который был связан с командой контрактом, но временно выступал в команде Sauber. Менеджером Массы был сын Тодта Николас. За счет этих двух ходов Ferrari как бы прикрыла тылы на тот случай, если Шумахер решит уйти по истечении своего контракта в декабре 2006 года. Если бы он предпочел остаться, они бы попридержали Массу до той поры, пока Шумахер в конце концов не завязал бы с гонками.

Жан Тодт попросил Михаэля сохранять объективность, когда тот будет принимать решение. Но оба знали, что приход Райкконена не вяжется с тем, как привык работать Михаэль. Он привык к своему статусу пилота номер один в команде, ему необходимо было знать, что команда полностью его поддерживает. В прошлом он доказал правомерность такой позиции, регулярно опережая своих партнеров по команде. Однако ему всегда помогало осознание, что команда работает главным образом на него. С Райкконеном в команде, который мог с ним побороться, Михаэль будет лишен психологического комфорта.

По мнению Сабины Кем, в конце 2005 года Шумахер и не думал о том, чтобы уходить. Напротив, немец неоднократно говорил с ней и близкими ему людьми о том, что изменится в команде с приходом Райкконена, его нового партнера.

«Михаэль ушел не потому, что хотел избежать борьбы с Райкконеном. Наоборот, шутил об этом и говорил: «Это будет интересно. Смогу ли я с ним соперничать? Разумеется, он быстр, но мы еще посмотрим. Ведь оказалось же, что я быстрее Фелипе». Если бы Шумахер хотел избежать соперничества с сильным партнером, он бы так не говорил. Единственное, чего он не хотел, — это повторения зимы 2005/06. Им тогда пришлось работать на износ. Это отняло у них очень много сил».

В интервью немецкому журналу Der Spiegel в феврале 2006 года Шумахер резюмировал свои размышления о будущем: «Очевидно, машина окажется конкурентоспособной. Но если у меня не будет возможности побеждать в гонках и бороться за титул, тогда я вряд ли захочу продолжать карьеру».

За кулисами события происходили одно за другим. Шумахер знал, что Росс Браун по окончании сезона-2006 планирует на год уйти в отпуск. Человек, который был «талисманом» Шумахера, чувствовал, что в возрасте пятидесяти одного года, после десятилетней карьеры в Ferrari, пора взять тайм-аут и немного отдохнуть. Браун не «завязал» с гонками, он вынашивал в себе желание стать боссом команды, и год перерыва позволил ему спланировать свой следующий шаг.

Жан Тодт после этого признался, что он тоже хочет немного отойти от Формулы-1. Его новая роль управляющего бизнесом Ferrari больше не позволяла ему посвящать гонкам столько же времени, сколько прежде. Пост спортивного директора команды предложили Герхарду Бергеру, но тот отказался, потому как уже договорился с компанией Red Bull и должен был возглавить собственную команду, Того Rosso, на основе старой Minardi. Вероятно, это повлияло на решение Брауна уйти, но отказ Бергера вынудил Тодта остаться еще на один сезон. На вопрос корреспондента Der Spiegel, важно ли для Михаэля, останутся Браун и Тодт в команде или нет, немец ответил:

«Это было бы здорово. Как говорят, не бывает незаменимых людей, и меня это тоже касается. Я не хотел бы говорить о конкретных персонажах. Вопрос в данный момент не в том, кто уходит или кого подвинули, а в том, кто может дать нам что-то новое, сделать нас сильнее. Все меняется. Если мы хотим развиваться, нам нужны новые люди. В Формуле-1 нельзя стоять на месте. Но мне интересно, куда приведет все это Ferrari?»

Зимой, перед сезоном 2006 года, Шумахер вместе с командой очень напряженно работал над машиной. Первые же тесты показали, что болид конкурентоспособен. Регламент снова изменился, на этот раз все было на руку Ferrari, так как правило одного комплекта покрышек отменили и Формула-1 вернулась к нормальному распределению шин на квалификацию и гонку. Bridgestone вернулся в дело, и Ferrari выглядела сильной, когда команды приехали на первую гонку в Бахрейн.

Шумахер дал понять в интервью СМИ перед началом сезона-2006, что решение о том, уйти или остаться в 2007 году, он примет к середине сезона, но в действительности, когда он начал выступать в гонках, решение пришло само.

По окончании сезона Михаэль объяснил, как было принято это решение:

«Еще до начала сезона мне было ясно, что мы конкурентоспособны. Но потом мне стало также ясно, что уже не за что бороться, что многого уже не достичь, что нужно задуматься, а не пора ли остановиться.

Впервые я задумался об уходе на первой гонке в Бахрейне, в субботу, спустя некоторое время после квалификации. Случилось нечто, о чем я никогда прежде не думал. Я сравнялся с рекордом Айртона Сенны: 65 поул-позиций. Это стало для меня чем-то вроде освобождения. Не то чтобы я ставил себе цель, что «я буду продолжать участвовать в гонках, пока не перебью рекорд в 65 поулов». Но когда это произошло и я понял, что у нас будет хороший сезон, я почувствовал, что пора остановиться. После этого я все больше и больше укреплялся в своем решении».

После Бахрейна Шумахер неоднократно обсуждал этот вопрос с женой, с Вилли Вебером и Жаном Тодтом. Последний посоветовал Михаэлю «не открывать огня», пока не будет принято твердое и окончательное решение. Но Шумахер понимал, что от этого зависит будущее его партнера по команде Фелипе Массы, и в Индианаполисе в начале июля он подтвердил Тодту, что уйдет после окончания сезона. «У меня было такое чувство, что я сделал все, что мог. Я достиг больше, чем мечтал, а тут молодой гонщик, необыкновенно талантливый и вообще отличный парень – так зачем мне стоять у него на пути?»

Для Тодта и его сына было важно знать, что будущему Массы ничего не угрожает, и Шумахер понимал это. После того как в 2000 году он подарил Ferrari титул, он все равно гонялся просто ради удовольствия, ему нечего было доказывать, и он никому ничего не был должен. Шумахер наслаждался самой борьбой, работой с необыкновенно талантливыми людьми, ставил себе сложные цели и получал ни с чем не сравнимое наслаждение от того, что водил самые быстрые машины в мире. Создав машину, которая в 2004 году выиграла пятнадцать из восемнадцати гонок, он и команда подошли настолько близко к совершенству, насколько вообще возможно в современной Формуле-1. «Я знаю, это прозвучит банально и наивно, но участие в Формуле-1 было для меня чистой забавой, детской мечтой, которая сбылась: четыре колеса, руль, дуэли на трассе. Формула-1 стала воплощением моей детской страсти».

Шумахер всегда сравнивал удовольствие, которое он получал за рулем гоу-картов на картодроме своего отца в Кер-пене, и наслаждение от выступления за Ferrari на самых сложных трассах мира. Отрицательных моментов, разумеется, было множество – вмешательство СМИ, нежеланная и неотвратимая публичность, ревность и злословие соперников в паддоке. Михаэлю пришлось вырастить панцирь, чтобы защитить себя от людской желчности и злобы. Но он ушел не потому, что минусов стало больше, чем плюсов. У него просто иссякли силы и желание делать свою работу, которую он мог делать только на высочайшем уровне и никак иначе.

Шумахер мечтал выиграть титул в качестве прощального подарка команде. Поэтому он не хотел, чтобы что-то отвлекало команду от работы, и с этой целью просил держать в тайне информацию о принятом им решении до окончания сезона. Но Лука ди Монтедземоло не удовлетворил это его желание. Вмешавшись, президент Ferrari сотворил настоящий хаос. Он заявил, что на Гран-при Италии в Монце Ferrari назовет гонщиков, которые будут выступать за нее в 2007 году. Это произвело эффект разорвавшейся бомбы, которого больше всего опасался Шумахер. СМИ устроили настоящее безумие, все лето спекулируя на тему заявления ди Монтедземоло. Ни одна пресс-конференция не обходилась для Шумахера без вопроса о том, что скажут в Монце и когда он уйдет из спорта, и слухи просочились в команду. Только ключевые люди в руководстве знали, что Шумахер уходит, и было бы невозможно удержать информацию в тайне, если бы об этом стало известно другим членам команды.

Выступления Шумахера также пострадали от этих отвлекающих факторов. В двух гонках перед Монцей, в Будапеште и Стамбуле, он наделал ошибок, уступая важные очки Алонсо в личном зачете. В частности, в Будапеште он упустил отличную возможность, когда Алонсо сошел с трассы. Шумахер, казалось, должен был набрать очки, но на завершающей стадии гонки, когда машина вела себя нестабильно на изношенных покрышках, Михаэль слишком рьяно защищал свое второе место от Хайдфельда, а затем третье место от Педро де ла Росы. Смирись он с тем, что не войдет в тройку призеров, он бы взял пять очков за четвертое место, а вместо этого немец повредил болид в борьбе и сошел, не набрав ни одного очка. Росс Браун сожалеет, что не был жестче по отношению к своему пилоту в тот день. «Венгрия была очень неудачной гонкой. Я жалею, что не сказал Михаэлю: «Придержи коней, нам нужно набрать очки». Но он гонщик, это в его ДНК, и я такой же. Если я считаю, что есть возможность показать себя лучше, я буду пытаться. Все хотят сделать больше, чем могут. Это суть нашего бизнеса. Мы думали, у нас есть шанс, но не вышло».

Шумахер разозлил других пилотов – особенно Педро де ла Росу – тем, как вел себя на заключительных кругах гонки в Будапеште. Он нарушал правила, блокируя и срезая ши-каны, — правила, о соблюдении которых договорились все стороны. Он просто игнорировал договоренности, когда ему было удобно. Перед следующей гонкой в Стамбуле, на брифинге пилотов, настроение было по-настоящему взрывоопасным. Недовольство, которое копилось с Индианаполиса прошлого года, грозило перехлестнуть через край.

Де ла Роса хотел добиться от Шумахера объяснений относительно поведения последнего в Будапеште. Он не собирался спускать это немцу с рук. Другие гонщики также набросились на Шумахера, в один голос возмущаясь тем, что он не может признать свою неправоту. Все до одного были согласны с де ла Росой. Шумахер пришел в ярость – ему угрожают? Ярно Трулли привел очень веское доказательство, но Шумахер уже не слушал. Забавно, но в стороне оставались двое – Райкконен и Алонсо.

Потом пришла Монца – на ее подмостках разворачивались самые драматичные сцены в карьере Шумахера.

Сабина Кем рассказывает:

«Михаэль хотел объявить об этом [о своем уходе из спорта] в конце сезона. В Стамбуле я поговорила с ним – он признался, что предпочел бы сделать это в конце сезона. Но Вилли Вебер уже пообщался с корреспондентами из газеты Bild, что было совершенно нецелесообразно.

Затем, перед Монцей, он изменил свое решение. Он сказал: «Я знаю, что лучше подождать до конца сезона. Но если Жан заговорит с тобой об этом, скажи, что нет проблем – я объявлю об этом в Монце. Тогда все будет позади, и мне не придется беспокоиться, что я знал об этом так давно и ничего не сказал. Ты как считаешь?»

Я считала, что стоит сделать это в конце сезона, потому что если объявить сейчас, то последние три гонки будут настоящим кошмаром, а он же сражается за титул. Я поговорила с Тодтом, который хотел сделать объявление в Монце. Попросила его объявить об уходе Михаэля если не в конце сезона, то хотя бы в четверг, перед гонкой. Но Тодт сказал: «Нет, я не хочу, чтобы что-то отвлекало нас от гонки». Но это одна из тех ситуаций, когда, что бы ты ни сделал, все неправильно».

Этот уик-энд был в высшей степени богатым на драмы. Стюарды наказали Алонсо, отодвинув его на десять позиций на старте, за то, что он якобы сдерживал Массу в квалификации. Это наказание вызвало негодование в паддоке. Многие считали, что с Алонсо обошлись просто чудовищно. Алонсо созвал пресс-конференцию утром в воскресенье, на которой продемонстрировал запись инцидента с Массой, а затем вынес следующий вердикт: «Я люблю гонки, мне нравится, что сюда приезжает столько фанатов, многие из Испании, но, увы, я больше не могу считать Формулу-1 спортом».

После гонки в Монце Алонсо дал интервью испанскому радио, в котором сказал: «Михаэль – вот у кого больше всего санкций и самое неспортивное поведение за всю историю Формулы-1. Никто не поверит в правомерность этого пенальти, которым меня наказали».

В отличие от Шумахера Алонсо не боится выражать свои мысли. Шумахер всегда стремился к совершенству и готов был учиться, но в общении с прессой он так и не нашел правильного подхода. Михаэль никогда не умел наслаждаться этой игрой, он держался золотой середины. В его высказываниях не звучали нотки нахальства, самоуверенности, которые были у Сенны и теперь – у Алонсо.

После победы в Монце Шумахер был всего в двух очках от Алонсо в личном зачете чемпионата, а до конца сезона оставалось три гонки. Когда Михаэль вернулся в закрытый парк после гонки, многие заметили, как равнодушно он ведет себя по отношению к ди Монтедземоло, который кинулся обнимать его. Шумахер явно полагал, что президент Ferrari только навредил команде, заставив его объявить о своем уходе в Монце. Немец считал это совершенно необязательным.

Он был очень спокоен, когда делал свое заявление на пресс-конференции после гонки, и даже несмотря на то, что многие догадывались о его решении, для всех это стало шоком. Самая великая карьера в спорте за всю его историю подходила к концу?

Шумахер сказал:

«Это моя последняя гонка в Монце. Я решил вместе с командой, что по окончании этого года уйду из гонок. Формула-1 была исключительным, действительно исключительным периодом в моей жизни. А ведь я провел в автоспорте более тридцати лет. Я наслаждался каждым моментом, и хорошим, и плохим. Эти моменты сделали мою жизнь неповторимой».

Шумахер выиграл в Китае, Алонсо финишировал вторым, поэтому у них было одинаковое количество очков, когда они приехали в Японию. В Судзуке, на трассе, где решалось многое в последние годы, Михаэль шел впереди Фернандо в гонке, но когда до финиша оставалось всего шестнадцать кругов, у немца взорвался двигатель. Такое необычное явление для Ferrari – это случилось в гонке впервые за последние пять лет! И в какой неподходящий момент! Белый дым вырывался из машины, и вместе с ним испарялась мечта Шумахера выиграть восьмой титул.

Шумахер воспринял это нормально. Он расстроился не столько из-за себя, сколько из-за команды, ведь он отчаянно хотел подарить им еще один титул. Михаэль отнесся к этому философски, и всех по-настоящему впечатлило его поведение, когда он вернулся в боксы и пожал руки всем до одного членам команды. Не было никаких обид. Все, что оставалось, — это приехать на финальную гонку сезона и надеяться, что они с Массой смогут подарить команде Кубок конструкторов.

Но удача, которая обычно была на стороне немца, отказала ему в этом последнем желании. Сначала взрыв двигателя в Японии, а затем, в Бразилии, проблема с подачей топлива в квалификации. Шумахер стартовал лишь с десятого места. Он прорывался наверх, когда у него случился прокол шины, который отбросил его на двадцатое место. То, что он делал на трассе с этого момента и до самого финиша, было настолько красивым и воодушевляющим – одно из лучших выступлений за всю его карьеру. Шумахер рисковал, несмотря на то, что до того момента, когда ему больше никогда не придется идти на риск, его отделяло каких-то девяносто минут. Он олицетворял собой «дух авантюризма», как говорил Фанхио о юном Шумахере в начале 1990-х. Это был Михаэль в своем лучшем проявлении. Он показывал быстрейший круг за быстрейшим кругом и прорывался сквозь пелотон. Макс Мосли говорит:

«Его последняя гонка была просто невероятной. Когда все пошло наперекосяк, у него не осталось шансов выиграть чемпионат. Он мог просто спокойно доехать до финиша и уйти на пенсию. Но это же Михаэль! Я ему сказал потом: «Ты, наверное, думал, что нужно продолжать атаковать». Он сказал: «Да, когда я догнал Хайдфельда, который боролся с другим гонщиком, я подумал: «А ведь это чертовски опасно!» – но я не мог ничего с собой поделать, я просто должен был их обогнать». И в этом весь он. Стопроцентный гонщик. Я восхищаюсь им».

На заключительных кругах гонки, стремясь попасть на подиум, Михаэль боролся с Райкконеном, который должен был заменить его в Ferrari. Финн думал, что сделал все, чтобы обезопасить себя от Михаэля, но оставил крошечное пространство для маневра в первом повороте, и Шумахер в одно мгновение прошел его, тем самым посылая сигнал, который был очевиднее очевидного, — в своей последней гонке он все еще с легкостью мог составить конкуренцию молодому финну. Михаэль финишировал четвертым, но даже того, что Масса выиграл гонку, было недостаточно, чтобы Ferrari взяла Кубок конструкторов.

Росс Браун говорит:

«У Михаэля была потрясающая карьера. Здорово, что он ушел на такой ноте, показав высочайший класс. Не думаю, что можно желать лучшего окончания карьеры. Я сказал ему свое мнение – я всегда надеялся, что он сумеет остановиться на пике своего профессионализма, все еще являясь ориентиром, образцом для подражания. Между нами говоря, мне самому хотелось помнить о нем как об исключительном человеке.

Но это решение было сложно принять. У Михаэля возникло много противоречивых мыслей, потому что он любит водить и любит команду, но однажды ему все равно бы пришлось закончить.

Я бы уважал и то, если бы он решил продолжать и продолжать – до тех пор, пока просто не смог бы этим заниматься. Потому что он действительно любит гонки, любит водить гоночные машины. Как в конечном итоге он нашел бы баланс между своей конкурентоспособностью и любовью к гонкам, не знает никто. В этом спорте всегда присутствует риск. У Михаэля была одна очень серьезная авария, и все. Нельзя недооценивать этот риск, он есть всегда».

Отец Шумахера Рольф прилетел в Бразилию вместе со спутницей – его убедили сделать этот первый в его жизни долгий перелет. Некоторые старые друзья Михаэля из Кер-пена тоже были там.

После гонки он вышел из паддока, унося с собой семь титулов и 91 победу в Гран-при. Самый титулованный и преуспевший в этом спорте человек снова стал обычным гражданином, выйдя за ворота и уехав с автодрома. Он хотел поставить точку.

Но это был не последний раз, когда Михаэль сидел за рулем болида Ф-1. Через неделю он приехал в Монцу на традиционный праздник по поводу окончания сезона – День Ferrari, где тестируются различные серии дорожных автомобилей Ferrari и команда Формулы-1 устраивает представление. Но в этом году все было иначе: мероприятие посвятили проводам Шумахера. Все представители иерархии Ferrari были здесь: ди Монтедземоло, Тодт, Браун и гонщики. Ди Монтедземоло отдал Шумахеру должное:

«Сегодня мы собрались здесь, чтобы поблагодарить Михаэля за то, что он сделал, и за то, как он это сделал. Он ушел из спорта как настоящий чемпион – в Интерлагосе он провел гонку, которая останется в памяти у каждого из нас.

Он самый выдающийся гонщик за всю историю Ferrari, и это притом, что наша команда выступала дольше всех и у нас были некоторые из величайших пилотов. Михаэль всегда любил работать в команде, всегда готов был помочь остальным. С Михаэлем мы были сплоченными и сильными».

В Монце собралось более тридцати тысяч человек – они пришли, чтобы сказать «спасибо» человеку, который столько сделал для самой любимой в Италии команды. Шумахер был совершенно ошеломлен. «Итальянцы устроили ему потрясающие проводы, мы даже не ожидали, — говорит Сабина Кем. — Я уверена, что в Германии его бы так не чествовали. В Италии люди за последние несколько лет поняли, что Михаэль совсем не такой, каким они его представляли. Это потому, что раньше он не открывался людям. Но в тот день он просто рыдал в Монце».

Шумахер ясно дал понять, что, как только оставит спорт, хочет уйти в тень. Близкие ему люди полагали, что он сдержит слово, но он часто приезжал на гонки в качестве советника Ferrari и продолжал пользоваться своим именем, чтобы привлечь внимание общественности к важным проблемам. Так он помогал людям из гоночного бизнеса, которые когда-то поддерживали его самого.

Шумахер принял приглашение Макса Мосли стать делегатом кампании по безопасности на дорогах. Немец выступил с речью на открытии Недели безопасности дорожного движения в апреле 2007 года, которую инициировала FIA. Михаэль продолжил говорить о том, что каждые тридцать секунд дети и молодые люди в возрасте от десяти до двадцати пяти лет гибнут на дорогах, призывать к тому, что нужно найти какие-то решения. Он также принял участие в кампаниях по сбору средств для Института головного мозга – проект Жана Тодта и профессора Жерара Сайана, который наблюдал гонщика после перелома ноги в 1999 году.

Макс Мосли говорит:

«У Михаэля нет причин делать это, кроме как по собственному желанию. Мы не платим ему за это, его участие абсолютно добровольно. В прошлом обязательно бы сказали: «Он хочет поддерживать отношения с руководящим органом». Но он делает это потому, что верит в это и беспокоится об этом. Он очень, очень хорош. Его ответы на сложные вопросы гораздо конкретнее, чем ответы большинства политиков».

Циники, однако, могли бы поспорить. Ведь с каждым годом воспоминания о неэтичных поступках Михаэля становятся все более размытыми. Его будут помнить как великого чемпиона, икону, культовую фигуру, человека с выдающимися достижениями. Как-то один из его соперников сказал мне с горечью: «История забудет все плохое, что он сделал».

Роль Шумахера в Ferrari долгое время интриговала всех. Он продолжал работать с командой в 2007 году, появился на Гран-при Испании, Монако, Канады и Германии и общался со всеми важными в руководстве людьми. Наверное, Жан Тодт понял, что ни в Райкконене, ни в Массе он не сможет найти лидера, который повел бы за собой команду. Тогда он попросил Шумахера посмотреть на происходящее в команде с высоты своего опыта и убедиться в том, что ничего не упущено. Вне сомнения, главным бенефициаром мудрости Шумахера стал Масса, который сильно изменился и повзрослел по ходу сезона. Фелипе признался, что Шумахер научил его фокусироваться на гонке в целом, а не пытаться показать несколько быстрых кругов. Райкконен тем временем не обращал внимания на присутствие Шумахера и даже сказал, что предпочитает работать со своими инженерами, а не слушать бывшего чемпиона.

Не многие по-настоящему понимают, что нужно для победы в Формуле-1. Но все знают цену этого успеха. Во многих странах Формулу-1 считают символом престижа. Если ты победил, ты лучший из лучших.

Выигрывать в Формуле-1 дано не всем, а выигрывать на протяжении многих лет всегда казалось невозможным. Смерть может оборвать жизнь гонщика в любой момент, а серьезная травма или неконкурентоспособная машина – положить конец карьере. И если даже все эти беды обошли вас стороной, вы наверняка когда-нибудь потеряете мотивацию. Шумахер оказался выше всего этого.

Он принимал вызов на протяжении шестнадцати лет, что стало совершенно беспрецедентным достижением. Ему удалось продержаться так долго не потому, что он легко к этому относился, а потому, что постоянно балансировал на грани. Михаэль работал над всеми, даже малозначимыми аспектами, пользуясь своим влиянием в команде, среди других гонщиков и в руководящем органе, чтобы облегчить себе жизнь и проложить путь к будущим успехам. Он понимал, что для победы в Формуле-1 недостаточно просто управлять болидом быстрее других.

У Шумахера всегда было четкое представление о том, что необходимо для победы. Он превзошел в этом всех остальных гонщиков, и не только гонщиков. Он стал лучшим спортсменом в истории. Он играл с правилами и иногда переходил грань, именно поэтому он и является столь противоречивой фигурой. Но по своему существу Шумахер – стопроцентный гонщик, и именно за это ему нужно отдать должное. Он приносил удовольствие и радость миллионам. Он всегда был исключительным борцом, который жил на пределе. И у него все получилось.

 

Карьера. Статистика

Дата рождения: 3 января 1969

Место рождения: Керпен, Германия

Карьера в Формуле-1:

Выходил на старт в 248 Гран-при, принимал участие в 250.

Один старт за команду Jordan – в Бельгии 1991 г. 68 стартов за команду Benetton. Первый в Италии 1991 г., последний в Австралии 1995 г.

179 стартов за Ferrari. Начиная с Австралии 1996 г. и заканчивая Бразилией 2006 г.

Победил в 91 гонке. Первая победа в Бельгии 1992 г. Последняя победа в Китае 2006 г.

Был на подиуме 154 раза. Занял 68 поул-позиций.

Выиграл 7 чемпионских титулов. Первый в 1994 г. Последний в 2004 г.

Заработал за карьеру 1369 очков. Установил 76 быстрых кругов.

 

1991

Гран-при Автодром Машина/Двигатель Старт.поз. Рез-т Комм.
1 Бельгия Спа-Франкоршам Jordan 191/Ford 7 выбыл сцепление
2 Италия Монца Benetton Bl 91/ Ford 7 5 первые очки
3 Португалия Эшторил Benetton В191/Ford 10 6  
4 Испания Барселона Benetton В191/Ford 5 6  
5 Япония Судзука Benetton В191/Ford 9 выбыл двигатель
б Австралия Аделаида Benetton Bl 91/Ford 6 выбыл авария

Результат по итогам сезона — 14-е место (4 очка)

 

1992

Гран-при Автодром Машина/Двигатель Старт.поз. Рез-т Комм.
7 Южная Африка Кьялами Benetton B191В/Ford 6 4  
8 Мексика Мехико Benetton B19lB/Ford 3 3 первый подиум
9 Бразилия Интерлагос Benetton B191B/Ford 5 3  
10 Испания Барселона Benetton B192/Ford 2 2  
11 Сан-Марино Имола Benetton B192/Ford 5 выбыл разворот
12 Монако Монте-Карло Benetton B192/Ford 4 4  
13 Канада Монреаль Benetton В192/Ford 5 2  
14 Франция Маньи-Кур Benetton B192/Ford 5 выбыл авария
15 Великобритания Сильверстоун Benetton В192/Ford 4 4  
16 Германия Хоккенхайм Benetton B192/Ford 6 3  
17 Венгрия Хунгароринг Benetton B192/Ford 4 Выбыл Антикрыло
18 Бельгия Спа-Франкоршам Benetton B192/Ford 3 1/бк Первая победа
19 Италия Монца Benetton В192/Ford 6 3  
20 Португалия Эшторил Benetton В192/Ford 5 7  
21 Япония Судзука Benetton B192/Ford 5 Выбыл Коробка передач
22 Австралия Аделаида Benetton B192/Ford 5 2/бк  

Результат по итогам сезона — 3-е место (54 очка)

 

1993

Гран-при Автодром Машина/Двигатель Старт.поз. Рез-т Комм.
23 Южная Африка Кьялами Benetton В193А/Ford 3 Выбыл Разворот
24 Бразилия Интерлагос Benetton B193A/Ford 4 3/бк  
25 Европа Доннингтон-Парк(Великобритания) Benetton B193B/Ford 3 Выбыл Разворот
26 Сан-Марино Имола Benetton B193B/Ford 3 2  
27 Испания Барселона Benetton В193В/Ford 4 3/бк  
28 Монако Монте-Карло Benetton В193В/Ford 2 Выбыл Гидравлика
29 Канада Монреаль Benetton В193В/Ford 7 3/бк  
30 Франция Маньи-КурBenetton В193В/Ford7 7 3/бк  
31 Великобритания Сильверстоун Benetton B193B/Ford3 3 2  
32 Германия Хоккенхайм Benetton В193 В/Ford 3 2/бк  
33 Венгрия Хунгароринг Benetton B193B/Ford 3 Выбыл Бензонасос
34 Бельгия Спа-Франкоршам Benetton B193B/Ford 3 2  
35 Италия Монца Benetton B193B/Ford 5 Выбыл Двигатель
36 Португалия Эшторил Benetton В193 В/Ford 6 1  
37 Япония Судзука Benetton B193B/Ford 4 Выбыл Авария
38 Австралия Аделаида Benetton В193В/Ford 4 Выбыл Двигатель

Результат по итогам сезона — 4-е место (52 очка)

 

1994

Гран-при Автодром Машина/Двигатель Старт.поз. Рез-т Комм.
39 Бразилия Интерлагос Benetton B194/Ford 2 1/бк  
40 Тихий океан Аида (Япония) Benetton Bl94/Ford 2 1/бк  
41 Сан-Марино Имола Benetton В194/Ford 2 1 смерть Сенны
42 Монако Монте-Карло Benetton Bl94/Ford 1 1/бк Первый поул
43 Испания Барселона Benetton Bl94/Ford 1 2/бк  
44 Канада Монреаль Benetton В194/Ford 1 1/бк  
45 Франция Маньи-Кур Benetton B194/Ford 3 1  
46 Великобритания Сильверстоун Benetton B194/Ford 2   Дисквалификация
47 Германия Хоккенхайм Benetton В194/Ford 4 Выбыл Двигатель
48 Венгрия Хунгароринг Benetton B194/Ford 1 1/бк  
49 Бельгия Спа-Франкоршам Benetton В194/Ford 2   Дисквалификация
50 Европа Херес(Испания) Benetton В194/Ford 1 1/бк  
51 Япония Судзука Benetton Bl94/Ford 1 2  
52 Австралия Аделаида Benetton В194/Ford 2 Выбыл Авария

Результат по итогам сезона — 1-е место (92 очка)

 

1995

Гран-при Автодром Машина/Двигатель Старт.поз. Рез-т Комм.
53 Бразилия Интерлагос Benetton В195/Renault 2 1/бк  
54 Аргентина Буэнос-Айрес Benetton Bl 95/Renault 3 3/бк  
55 Сан-Марино Имола Benetton Bl95/Renault 1 Выбыл Разворот
56 Испания Барселона Benetton В195/Renault 1 1  
57 Монако Монте-Карло Benetton Bl95/Renault 2 1  
58 Канада Монреаль Benetton В195/ Renault 1 5/бк  
59 Франция Маньи-Кур BenettonВ195/Renault 2 1/бк  
60 Великобритания Сильверстоун Benetton В195/Renault 2 Выбыл Авария
61 Германия Хоккенхайм Benetton В195/Renault 2 1/бк  
62 Венгрия Хунгароринг Benetton B195/Renault 3 11 Бензонасос
63 Бельгия Спа-Франкоршам Benetton В195/Renault 16 1  
64 Италия Монца Benetton В195/Renault 2 Выбыл Авария
65 Португалия Эшторил Benetton В195/Renault 3 2  
66 Европа Нюрбургринг BenettonB195/Renault 3 1/бк  
67 Тихий океан Аида (Япония) Benetton B195/Renault 3 1/бк  
68 Япония Судзука Benetton В195/Renault 1 1/бк  
69 Австралия Аделаида Benetton В195/ Renault 3 Выбыл Авария

Результат по итогам сезона: 1-е место (102 очка) 

 

1996

Гран-при Автодром Машина/Двигатель Старт.поз. Рез-т Комм.
70 Австралия Мельбурн Ferrari F310 4 Выбыл Тормоза
71 Бразилия Интерлагос Ferrari F310 4 3  
72 Аргентина Буэнос-Айрес Ferrari F310 2 Выбыл Поломка
73 Европа Нюрбургринг Ferrari F310 3 2  
74 Сан-Марино Имола Ferrari F310 1 2 Первый поул за Ferrari
75 Монако Монте-Карло Ferrari F310 1 Выбыл Разворот
76 Испания Барселона Ferrari F310 3 1/бк Первая победа за Ferrari
77 Канада Монреаль Ferrari F310 3 Выбыл Полуось
78 Великобритания Сильверстоун Ferrari F310 3 Выбыл Гидравлика
79 Германия Хоккенхайм Ferrari F310 3 4  
80 Венгрия Хунгароринг Ferrari F310 1 Выбыл Дроссель
81 Бельгия Спа-Франкоршам Ferrari F310 3 1  
82 Италия Монца Ferrari F310 3 1/бк  
83 Португалия Эшторил Ferrari F310 4 3  
84 Япония Судзука Ferrari F310 3 2  

Результат по итогам сезона: 3-е место (59 очков)

 

1997

Гран-при Автодром Машина/Двигатель Старт.поз. Рез-т Комм.
85АвстралияМельбурнFerrari F310B3
86БразилияИнтерлагосFerrari F310В2
87АргентинаБуэнос-АйресFerrari F310B4
88Сан-МариноИмолаFerrari F310B3
89МонакоМонте-КарлоFerrari F310B2
90ИспанияБарселонаFerrari F310B7
91КанадаМонреальFerrari F310B1
92ФранцияМаньи-КурFerrari F310B1
93ВеликобританияСильверстоунFerrari F310B4
94ГерманияХоккенхаймFerrari F310B4
95ВенгрияХунгарорингFerrari F310B1
96БельгияСпа-ФранкоршамFerrari F310B3
97ИталияМонцаFerrari F310B9
98АвстрияШпильбергFerrari F310B9
99ЕвропаНюрбургрингFerrari F310B5
100ЯпонияСудзукаFerrari F310B2
101ЕвропаХерес (Европа)Ferrari F310B2

Результат по итогам сезона: 2-е место (78 очков). Дисквалифицирован

 

1998

Гран-при Автодром Машина/Двигатель Старт.поз. Рез-т Комм.
102 Австралия Мельбурн Ferrari F300 3 Выбыл Двигатель
103 Бразилия Интерлагос Ferrari F300 4 3  
104 Аргентина Буэнос-Айрес Ferrari F300 2 1  
105 Сан-Марино Имола Ferrari F300 3 2/бк  
106 Испания Барселона Ferrari F300 3
107 Монако Монте-Карлоe Frrari F300 4 10  
108 Канада Монреаль Ferrari F300 3 1/бк  
109 Франция Маньи-Кур Ferrari F300 2 1  
110 Великобритания Сильверстоун Ferrari F300 2 1/бк  
111 Австрия Шпильберг Ferrari F300 4 3  
112 Германия Хоккенхайм Ferrari F300 9 5  
113 Венгрия Хунгароринг Ferrari F300 3 1/бк  
114 Бельгия Спа-Франкоршам Ferrari F300 4 Выбыл/бк Авария
115 Италия Монца Ferrari F300 1 1  
116 Европа Нюрбургринг Ferrari F300 1 2  
117 Япония Судзука Ferrari F300 1 Выбыл/бк Шины

Результат по итогам сезона: 2-е место (86 очков)

 

1999

Гран-при Автодром Машина/Двигатель Старт.поз. Рез-т Комм.
118 Австралия Мельбурн Ferrari F399 3 8/бк
119 Бразилия Интерлагос Ferrari F399 4 2
120 Сан-Марино Имола Ferrari F399 3 1/бк
121 Монако Монте-Карло Ferrari F399 2 1
122 Испания Барселона Ferrari F399 4 3
123 Канада Монреаль Ferrari F399 1 Выбыл Разворот
124 Франция Маньи-Кур Ferrari F399 6 5
б/н Великобритания Сильверстоун Ferrari F399 2 Авария до рестарта Перелом правой ноги
125 Малайзия Сепанг Ferrari F399 Пропустил Эрвайна на финиш
126 Япония Судзука Ferrari F399 1 2/бк

Результат по итогам сезона: 5-е место (44 очка)

 

2000

Гран-при Автодром Машина/Двигатель Старт.поз. Рез-т Комм.
127 Австралия Мельбурн Ferrari F1-2000 3 1
128 Бразилия Интерлагос Ferrari F1-2000 3 1/бк
129 Сан-Марино Имола Ferrari F1-2000 2 1
130 Великобритания Сильверстоун Ferrari F1-2000 5 3
131 Испания Барселона Ferrari F1-2000 1 5
132 Европа Нюрбургринг Ferrari F1-2000 2 1/бк
133 Монако Монте-Карло Ferrari F1-2000 1 Выбыл Подвеска
134 Канада Монреаль Ferrari F1-2000 1 1
135 Франция Маньи-Кур Ferrari F1-2000 1 Выбыл Двигатель
136 Австрия Шпильберг Ferrari F1-2000 1 Выбыл Подвеска
137 Германия Хоккенхайм Ferrari F1-2000 2 Выбыл Авария
138 Венгрия Хунгароринг Ferrari F1-2000 1 2
139 Бельгия Спа-Франкоршам Ferrari F1-2000 4 2
140 Италия Монца Ferrari F1-2000 1 1
141 США Индианаполис Ferrari F1-2000 1 1
142 Япония Судзука Ferrari F1-2000 1 1
143 Малайзия Сепанг Ferrari F1-2000 1 1

Результат по итогам сезона: 1-е место (108 очков)

 

2001

Гран-при Автодром Машина/Двигатель Старт.поз. Рез-т Комм.
144 Австралия Мельбурн Ferrari F2001 1 1/бк
145 Малайзия Сепанг Ferrari F2001 1 1
146 Бразилия Интерлагос Ferrari F2001 1 2
147 Сан-Марино Имола Ferrari F2001 4 Выбыл Подвеска
148 Испания Барселона Ferrari F2001 1 1/бк
149 Австрия Шпильберг Ferrari F2001 1 2
150 Монако Монте-Карло Ferrari F2001 2 1
151 Канада Монреаль Ferrari F2001 1 2
152 Европа Нюрбургринг Ferrari F2001 1 1
153 Франция Маньи-Кур Ferrari F2001 2 1
154 Великобритания Сильверстоун Ferrari F2001 1 2
155 Германия Хоккенхайм Ferrari F2001 4 Выбыл Подача топлива
156 Венгрия Хунгароринг Ferrari F2001 1 1
157 Бельгия Спа-Франкоршам Ferrari F2001 3 1/бк
158 Италия Монца Ferrari F2001 3 4
159 США Индианаполис Ferrari F2001 1 2
160 Япония Судзука Ferrari F2001 1 1

Результат по итогам сезона: 1-е место (123 очка)

 

2002

Гран-при Автодром Машина/Двигатель Старт.поз. Рез-т Комм.
161 Австралия Мельбурн Ferrari F2002 2 1
162 Малайзия Сепанг Ferrari F2002 1 3
163 Бразилия Интерлагос Ferrari F2002 2 1
164 Сан-Марино Имола Ferrari F2002 1 1
165 Испания Барселона Ferrari F2002 1 1/бк
166 Австрия Шпильберг Ferrari F2002 3 1/бк
167 Монако Монте-Карло Ferrari F2002 3 2
168 Канада Монреаль Ferrari F2002 2 1
169 Европа Нюрбургринг Ferrari F2002 3 2/бк
170 Великобритания Сильверстоун Ferrari F2002 3 1
171 Франция Маньи-Кур Ferrari F2002 2 1
172 Германия Хоккенхайм Ferrari F2002 1 1
173 Венгрия Хунгароринг Ferrari F2002 2 2/бк
174 Бельгия Спа-Франкоршам Ferrari F2002 1 1/бк
175 Италия Монца Ferrari F2002 2 2
176 США Индианаполис Ferrari F2002 1 2
177 Япония Судзука Ferrari F2002 1 1/бк

Результат по итогам сезона: 1-е место (144 очка)

 

2003

Гран-при Автодром Машина/Двигатель Старт.поз. Рез-т Комм.
178 Австралия Мельбурн Ferrari F2002 1 4
179 Малайзия Сепанг Ferrari F2002 3 6/бк
180 Бразилия Интерлагос Ferrari F2002 7 Выбыл Разворот
181 Сан-Марино Имола Ferrari F2002 1 1/бк
182 Испания Барселона Ferrari F2003-GA 1 1
183 Австрия Шпильберг Ferrari F2003-GA 1 1/бк
184 Монако Монте-Карло Ferrari F2003-GA 5 3
185 Канада Монреаль Ferrari F2003-GA 3 1
186 Европа Нюрбургринг Ferrari F2003-GA 2 5
187 Франция Маньи-Кур Ferrari F2003-GA 3 3
188 Великобритания Сильверстоун Ferrari F2003-GA 5 4
189 Германия Хоккенхайм Ferrari F2003-GA 6 7
190 Венгрия Хунгароринг Ferrari F2003-GA 8 8
191 Италия Монца Ferrari F2003-GA 1 1/бк
192 США Индианаполис Ferrari F2003-GA 7 1/бк
193 Япония Судзука Ferrari F2003-GA 1 1/бк

Результат по итогам сезона: 1-е место (93 очка)

 

2004

Гран-при Автодром Машина/Двигатель Старт.поз. Рез-т Комм.
194 Австралия Мельбурн Ferrari F2004 1 1/бк
195 Малайзия Сепанг Ferrari F2004 1 1
196 Бахрейн Сахир Ferrari F2004 1 1/бк
197 Сан-Марино Имола Ferrari F2004 2 1/бк
198 Испания Барселона Ferrari F2004 1 1/бк
199 Монако Монте-Карло Ferrari F2004 4 Выбыл/бк Авария
200 Европа Нюрбургринг Ferrari F2004 1 1/бк
201 Канада Монреаль Ferrari F2004 6 1
202 США Индианаполис Ferrari F2004 2 1
203 Франция Маньи-Кур Ferrari F2004 2 1/бк
204 Великобритания Сильверстоун Ferrari F2004 4 1/бк
205 Германия Хоккенхайм Ferrari F2004 1 1
206 Венгрия Хунгароринг Ferrari F2004 1 1/бк
207 Бельгия Спа-Франкоршам Ferrari F2004 2 2
208 Италия Монца Ferrari F2004 3 2
209 Китай Шанхай Ferrari F2004 20 12/бк
210 Япония Судзука Ferrari F2004 1 1
211 Бразилия Интерлагос Ferrari F2004 18 7

Результат по итогам сезона: 1-е место (148 очков)

 

2005

Гран-при Автодром Машина/Двигатель Старт.поз. Рез-т Комм.
212 Австралия Мельбурн Ferrari F2004M 19 Выбыл Авария
213 Малайзия Сепанг Ferrari F2004M 13 7
214 Бахрейн Сахир Ferrari F2005 2 Выбыл Гидравлика
215 Сан-Марино Имола Ferrari F2005 13 2/бк
216 Испания Барселона Ferrari F2005 8 Выбыл Прокол
217 Монако Монте-Карло Ferrari F2005 8 7/бк
218 Европа Нюрбургринг Ferrari F2005 10 5
219 Канада Монреаль Ferrari F2005 2 2
220 CША Индианаполис Ferrari F2005 5 1/бк
221 Франция Маньи-Кур Ferrari F2005 3 3
222 Великобритания Сильверстоун Ferrari F2005 9 6
223 Германия Хоккенхайм Ferrari F2005 5 5
224 Венгрия Хунгароринг Ferrari F2005 1 2
225 Турция Стамбул Ferrari F2005 19 Выбыл Столкновение
226 Италия Монца Ferrari F2005 6 10
227 Бельгия Спа-Франкоршам Ferrari F2005 6 Выбыл Авария
228 Бразилия Интерлагос Ferrari F2005 7 4
229 Япония Судзука Ferrari F2005 14 7
230 Китай Шанхай Ferrari F2005 6 Выбыл Разворот

Результат по итогам сезона: 3-е место (62 очка}

 

2006

Гран-при Автодром Машина/Двигатель Старт.поз. Рез-т Комм.
231 Бахрейн Сахир Ferrari 248 F1 1 2
232 Малайзия Сепанг Ferrari 248 F1 14 6
233 Австралия Мельбурн Ferrari 248 F1 10 Выбыл
234 Сан-Марино Имола Ferrari 248 F1 1 1
235 Европа Нюрбургринг Ferrari 248 F1 2 1/бк
236 Испания Барселона Ferrari 248 F1 3 2
237 Монако Монте-Карло Ferrari 248 F1 22 5/бк
238 Великобритания Силверстоун Ferrari 248 F1 3 2
239 Канада Монреаль Ferrari 248 F1 5 2
240 США Индианаполис Ferrari 248 F1 1 1/бк
241 Франция Маньи-Кур Ferrari 248 F1 1 1/бк Последний поул
242 Германия Хоккенхайм Ferrari 248 F1 2 1/бк
243 Венгрия Хунгароринг Ferrari 248 F1 Выбыл Разворот
244 Турция Стамбул Ferrari 248 F1 2 3/бк
245 Италия Монца Ferrari 248 F1 2 1
246 Китай Шанхай Ferrari 248 F1 6 1
247 Япония Судзука Ferrari 248 F1 Выбыл Двигатель
248 Бразилия Интерлагос Ferrari 248 F1 10 4/бк Прокол/Пит

Результат по итогам сезона: 2-е место (121 очко)

 

ЛЮБОПЫТНЫЕ ФАКТЫ

S Шумахер выиграл все «знаковые» Гран-при. Он одержал победу в своих 50-й, 100-й, 150-й и 200-й гонках.

S Единственные гонки, в которых ему пока не удалось победить, — это Гран-при Южной Африки, Мексики и Турции. Все остальные Гран-при, в которых Михаэль принимал участие, он выигрывал по меньшей мере по разу.

S Шумахер победил в Гран-при Франции 8 раз. Это является абсолютным рекордом по количеству побед одного гонщика в Гран-при чемпионата Формулы-1.

S Он выиграл 91 Гран-при – больше, чем любой другой гонщик за всю историю. Это число лишь на одну победу меньше суммарного числа побед второго и третьего гонщиков в этом рейтинге, Алена Проста (51) и Айрто-на Сенны (41).

S Михаэль выиграл больше Гран-при, больше титулов чемпиона мира, набрал больше очков в чемпионате, взошел на подиум большее количество раз, завоевал больше поул-позиций и установил больше быстрейших кругов в гонке, чем любой другой гонщик в истории.

S Шумахер финишировал в очках в 76,6 % всех гонок, в которых выходил на старт.

S Он лидировал 56,9 % времени всех Гран-при, в которых вышел на старт.

S Ему принадлежит исторический рекорд по победам с поул-позиции в Гран-при (6).

S Шумахер поднимался на подиум во всех 17 гонках се-зона-2002. В сезоне-2001 он финишировал на подиуме в двух последних гонках. Его достижение в 19 подиумов подряд является рекордом всех времен.

Статистика предоставлена Майком Шеппардом, огромное спасибо.

 

Выходные данные

Джеймс Аллен

Издатель Анастасия Маркелова

Художественный редактор О.Адаскина

Оформление обложки В.Воронина

Верстка И.Кобзева

Корректоры Е.Аксенова, О.Иванова

Подписано в печать 25.02.2010. Формат 60x90 \6 Тираж 4000 экз. Заказ № 347.

Общероссийский классификатор продукции ОК-005-93, том 2; 953000 – книги, брошюры

GELEOS Publishing House Ltd Chrysantou Mylona, 3, P.C. 3030 Limassol, Cyprus ООО «Капитал Трейд Компани» 117218, г. Москва, ул. Дм. Ульянова, 42. Тел. (499) 124-82-11

Отпечатано в ОАО «Тульская типография». 300600, г. Тула, пр. Ленина, 109.

По вопросам оптовой и мелкооптовой покупки книг издательства «GELEOS Publishing House» обращаться по адресам:

ООО «Кэпитал Трейд Компани» (эксклюзивный дистрибьютор издательства)

117218, г. Москва, ул. Дм. Ульянова, 42 Тел. (499) 124-82-11 e-mail:

ШУМАХЕР ВОЗВРАЩАЕТСЯ!

ISBN 978-5-412-00156-2

Содержание