Путешествие из Ричмонда в Нью-Йорк заняло несколько недель. Сопровождаемый своим маленьким семейством, По заехал по пути в Филадельфию и Балтимор, чтобы навестить родственников, друзей и кое-каких знакомых из литературного мира. В Балтиморе он встретился и держал совет с Кеннеди, который был хорошо осведомлен о причинах переезда. Уход из журнала мистера Уайта был серьезным шагом с точки зрения возможных последствий для финансового и общественного положения По. Отказаться от услуг По с большей, чем можно было ожидать, готовностью Уайта побудили, очевидно, какие-то осложнения, возникшие в его отношениях с молодым талантливым редактором.

По, миссис Клемм и Вирджиния прибыли в Нью-Йорк в конце февраля 1837 года. Для всех троих город этот таил много нового и непривычного. Здесь не было ни старых знакомых, с которыми можно поболтать на улице, ни друзей, ни родственников, как в Ричмонде или Балтиморе. Они оказались в пугающем одиночестве, лишенные возможности обратиться к комулибо за поддержкой. Те небольшие сбережения, что у них были, уже подходили к концу. По подал в отставку с поста редактора «Мессенджера» 3 января, и с тех пор, как ему в последний раз выплатили жалованье, минуло три недели. Правда, мистер Уайт продолжал печатать новые части «Артура Гордона Пима» и некоторые другие вещи, которые посылал По. Связи с «Мессенджером» отнюдь не прервались, да и родственники миссис Клемм были настроены благосклонно. Тем не менее достаток семейства в это время был в лучшем случае очень скромным.

Сначала По поселились в Манхэттене, на углу Шестой авеню и Уэверли-плэйс, в довольно ветхом кирпичном доме, на одном этаже с неким шотландцем по имени Уильям Гоуэнс, который был тогда и на протяжении многих последующих лет известным в Нью-Йорке книготорговцем. Мистер Гоуэнс скоро сделался другом По и его семьи и последовал за ними, когда они переехали на новое место. Он, как никто другой, помог По установить полезные связи: в литературных кругах. По часто приходил в магазин Гоуэнса в дом э 169 на Бродвее, чтобы покопаться в книгах; детские впечатления от пребывания в Шотландии и знание шотландского характера, приобретенные в длительном общении с шотландскими кланами в Ричмонде, позволили молодому писателю быстро завоевать доверие этого человека.

Однако литературные дела По сталкивались с неожиданными затруднениями и продвигались разочаровывающе медленно. Причин было несколько.

По приехал в Нью-Йорк в самый разгар биржевой паники, вызванной необдуманной финансовой политикой президента Джексона. Естественным следствием создавшегося катастрофического положения было временное прекращение деятельности большого числа журналов и газет и нежелание издателей идти на риск, печатая кого-либо, кроме самых известных английских авторов. Журнал «Нью-Йорк ревю», на который По так рассчитывал, закрылся до октября 1837 года. Заставить издателей расплачиваться за статьи или рассказы наличными не было никакой возможности. Изо дня в день По обивал пороги редакций. Его работа в «Мессенджере» была настолько хорошо известна, что ему повсюду оказывали вежливый прием, но дальне обмена любезностями дело не шло. Нападки По на современных ему литераторов молчаливо помнили и не прощали. Его друг Полдинг готовился к отъезду в Вашингтон, а профессор Энтон, хотя как и раньше питал к нему расположение, был довольно слабой опорой. Приходилось очень тяжело, и возможно, все кончилось бы настоящим крушением, если бы не самоотверженные усилия миссис Клемм, которая, несмотря на дороговизну жизни, решила пополнить доходы семьи, взяв в дом постояльцев. Весной 1837 года По переехали в старое деревянное здание на Кармайн-стрит, неподалеку от церкви св. Иоанна. Это было унылого вида строение под высокой, с крутыми скатами крышей, над которой торчала одинокая кирпичная труба. С фасада на улицу сурово смотрели семь окон со ставнями. Парадная дверь выходила на крыльцо с чугунными перилами. Комнат было вполне достаточно для небольшой семьи и двух-трех постояльцев, которых поневоле пришлось пригласить. Одним из пансионеров стал Уильям Гоуэнс. Он переехал вместе с По и долгое время жил с ними, оставив подробное описание своих друзей в ту пору: «Восемь месяцев или более того мы жили под одним кровом и ели за одним столом. В течение этого времени я часто видел его (По), имел возможность неоднократно беседовать с ним и должен сказать, что никогда не замечал в нем ни пристрастия к вину, ни каких-либо иных порочных склонностей; напротив, он был одним из самых учтивых, благородных и умных людей, с которыми мне довелось встретиться в моих странствиях по разным краям и странам; кроме того, имелась еще одна причина, побуждавшая его быть хорошим человеком, равно как и хорошим мужем, ибо судьба дала ему жену несравненной красоты и очарования. Глаза ее могли поспорить с глазами гурии, а лицо достойно было гениального резца Кановы: нрава она была необычайно кроткого и ласкового и любила мужа столь же нежно, как мать — своего первенца. По имел наружность необыкновенно приятную и располагающую, которую дамы, безусловно, назвали бы красивой».

Мистер Гоуэнс имел репутацию «богатого и эксцентричного книгочея», что извиняет излишнюю, хотя и достаточно обычную для того времени, цветистость стиля. Одно несомненно — семья По жила счастливо и согласно, а Вирджиния и в самом деле привлекала внимание. Сравнение ее глаз с «глазами гурии» наводит на мысль о влажном лихорадочном блеске во взгляде, свойственном больным туберкулезом людям. Она расцвела, стала более женственной и очень привязалась к По. Когда он шел по улице, возвращаясь домой, она радостно окликала его из окна второго этажа; вечерами, с наступлением сумерек, они иногда гуляли по узким дорожкам находившегося поблизости церковного кладбища.

Гоуэнс и вправду был настоящим другом. 30 марта 1837 года нью-йоркские книготорговцы устроили обед в отеле «Сити», пригласив знаменитых литераторов и художников, среди которых были Вашингтон Ирвинг, Уильям Брайант, Джеймс Полдинг и другие. Пришли также известные живописцы Генри Инмен и Трамбелл. Гоуэнс позвал и По. Прием был великолепен, и здесь молодой писатель и критик, приехавший с Юга, впервые появился в обществе кникербокеров, не преминув воспользоваться случаем, чтобы завязать полезные знакомства.

С творческой точки зрения уход По из «Мессенджера» был благотворен. Как всегда, когда его время и энергию не поглощали повседневные редакторские обязанности, творческое начало выступило на передний план. В Нью-Йорке у По почти не было работы, и он вновь принялся сочинять рассказы.

1837—1838 годы знаменуют начало второго периода в его творческой деятельности. Первый завершился двумя годами раньше в Балтиморе. На Кармайн-стрит По написал последние строки «Приключений Артура Гордона Пима» и здесь же увидел напечатанным свой рассказ-притчу «Сиопа, или Молчание» — одно из самых прекрасных его прозаических произведений. В нем он полнее, чем где-либо еще, воплотил мысль, высказанную в «Аль-Аарафе»:

Наш мир — мир слов, и мы зовем «молчаньем» Спокойствие, гордясь простым названьем. [14]

«Молчание», появившееся осенью 1837 года в сборнике «Балтимор бук», было первым произведением, написанным после отъезда из Ричмонда. Эта новелла выдержана в духе «психологической автобиографии» и носит следы влияния Кольриджа, немецкой метафизики и мистического спиритуализма, отвечавшего веяниям времени. Трансцендентализм и спиритуализм уже начинали проникать в литературу и в творчестве По обретали особый, причудливо-жуткий оттенок.

В душе молодого мечтателя, силой обстоятельства вынужденного проводить большую часть времени в доме на Кармайн-стрит, трудясь над своими рукописями, действительно было нечто болезненное. С тех пор как публика впервые окунулась в мрачную жуть готических романов, страсть ее к литературным ужасам не ослабевала. Впрочем, «Франкенштейн» и другие подобные истории, хотя от них порою и подирал мороз по коже, в конечном счете представляли собой не более чем дань литературной моде. Их герои походили скорее на восковых кукол, а не на людей из плоти и крови, и своей смертью пугали тем меньше, чем нереальнее казалось их существование. Напротив, нагнетенная до предела атмосфера новелл, которые начал теперь писать По, поражала своей подлинностью. Рисуемые им физические и душевные муки были отображением настоящих страданий, ужасов и боли. От страниц этих веяло удушливым могильным смрадом. Совершавшиеся на них убийства были жестоки и отвратительны, мертвецы — неукротимы в своем стремлении вторгнуться в мир живых. Все это поражало новизной и художественной силой.

Среди оркестровых фуг и лирических вариаций на темы страха, созданных По, «Приключения Артура Гордона Пима» следует рассматривать как прелюдию, в которой автор еще не очень уверенно ищет гармонии будущих шедевров. Марриэт и Купер привили читателю вкус к морским историям. В те дни большой интерес публики вызывала организуемая американским правительством экспедиция в Антарктиду. Руководить ее подготовкой и осуществлением было поручено некоему Дж. Рейнольдсу, которого По знал лично. Смельчаки отправлялись в далекое море мрака, которое когда-то бороздили герои «Старого морехода», и По завораживали тайны, скрывавшиеся за неприступной стеной льдов. Он также был хорошо знаком с «Повестью о четырех путешествиях в Южное море и Тихий океан» Морелла, романом «Бунт на корабле», только что опубликованным издательством «Харперс», и «Асторией» Ирвинга. Эти книги и его собственная страсть к ужасам, которую он уже вполне насытил чтением историй о кораблекрушениях, кровавых побоищах и зверских убийствах, были источниками, откуда он черпал вдохновение и фактический материал для своей четвертой по счету и первой прозаической книги, выпущенной в свет фирмой «Харперс» в июле 1838 года. Сами издатели излагали ее содержание так: «Повесть о приключениях Артура Гордона Пима из Нантакета, включающая подробный рассказ о бунте и ужасающей резне на борту американского брига „Дельфин“, направляющегося в южные моря, а также описывающая освобождение судна из рук пиратов оставшимися в живых моряками, постигшее их кораблекрушение и их невыносимые страдания от жажды и голода, спасение несчастных английской шхуной „Джейн Грай“, короткое плавание последней в Антарктическом океане, ее захват и убийство экипажа туземцами с островов, лежащих на 84-м градусе южной широты, равно как и невероятные приключения и открытия еще дальше к югу, последовавшие за этим бедственным происшествием».

Весь 1837-й и первую половину 1838 года По как бы жил ожиданием лучших времен. Из-за неблагоприятной финансовой конъюнктуры осуществление грандиозных планов, связанных с изданием собственного журнала, пришлось отложить — однако они по-прежнему занимали его мысли. Однажды Гоуэнс представил По некоему Джеймсу Педдеру и его семье. Родом англичанин, Педдер писал рассказы для детей и был довольно обаятельным человеком. В 1838 году он отправился в Филадельфию, где начал редактировать журнал «Фармерс кабинет», которым успешно руководил вплоть до 1850 года. Отъезд Педдера в Филадельфию заставил и По обратить взоры в том же направлении. В Нью-Йорке надеяться, кажется, было не на что. Зима 1838 года выдалась на редкость суровой и трудной; вызванные ею лишения усугубляла нехватка денег. Несмотря на все старания миссис Клемм, семья снова оказалась в долгах. По написал Кеннеди, надеясь, что он поможет ему выпутаться из, как всегда, «временных» затруднений, однако тот и сам был в стесненных обстоятельствах и на этот раз ничего не смог сделать для своего молодого друга.

Летом дела приняли такой дурной оборот, что По уже нечем стало платить за квартиру. Каким-то образом одолжив денег, он покинул Нью-Йорк, чтобы присоединиться к Педдеру в Филадельфии. Вскоре за ним в город квакеров последовали миссис Клемм и Вирджиния; к концу августа все трое снова были вместе.

Переезд на новое место принес новые надежды. Некоторое время казалось даже, что первый номер «великого американского журнала» в недалеком будущем увидит свет. Почва была подготовлена, и текст проспекта, возвещающего о рождении этого чуда, уже давно вращался в голове будущего редактора.