Ну вот, рассказывать больше особенно нечего. Теперь мне девятнадцать, и я вспоминаю те несколько летних месяцев с улыбкой. Хотя это и непросто – иногда я чувствую себя такой глупой, что хочется плакать.

Начать новую жизнь с мамой оказалось не так уж трудно. Теперь она стала гораздо приветливее и спокойнее. Дом продали, а папа переехал в меньший. Мы с мамой живем в четырехкомнатной квартире в городе. Нашу новую горничную зовут Вера, и с ней едва ли можно говорить о чем-то, кроме еды и магазинов. Вечерами она обычно куда-то уходит, а утром встает с большим трудом. Вера говорит, что собирается замуж, но если так, то, наверное, жених – не тот, с кем я ее видела.

Школу я закончила не слишком хорошо, но мама устроила для меня прекрасную вечеринку в папином доме. Довольно странно было видеть их всех за одним столом, но я была смертельно усталой после трех недель экзаменов и не очень обращала внимания на то, как волнуется папа. Одна то, что я вижу родителей вместе, делало меня счастливой.

На вечеринку пришел и дядя Хенинг и, естественно, папина новая подружка. Наверное, папа мечтал, чтобы я называла ее тетей, но она была меньше всего похожа на тетю: высокая крашеная блондинка с лошадиными зубами. Они обменивались с мамой дежурными фразами, только когда подавали новое блюдо. Джон ломающимся баском произнес в мою честь речь с такими высокопарными рассуждениями о серьезности жизни и о необходимости смотреть правде в глаза, что мне действительно стало его жаль. Теперь он каждый день бреется и беседует о Грэме Грине и Лоуренсе, будто они его близкие друзья.

Естественно, ни в какой колледж поступать я не стала. Папа устроил меня в экспертную контору, где я печатаю на машинке и отвечаю на письма. Работаю я с девяти до четырех, а половину зарплаты трачу на одежду и развлечения. Раз в неделю я играю в бадминтон и изучаю шитье, а каждую пятницу участвую в бридже. Иногда я отправляюсь на концерт классической музыки, но зато ни разу за год не слушала джаз. Эта страница жизни пройдена, и я не хочу к ней возвращаться.

Дядя Хенинг часто приходит к нам в гости, но чаще мама отправляется к нему сама, и теперь нам с ним очень легко болтать. Его познания мне немало помогли, особенно в вопросах литературы и классической музыки. Теперь я уверена, что мама по-настоящему влюблена в него, и после того, как они с папой разошлись, в ней появилось какой-то новое обаяние, что очень ей идет. Она часто спрашивает меня, что я думаю о дяде Хенинге, и радуется, когда я говорю что-то хорошее. А уж когда я сама приглашаю его провести с нами вечер, она просто счастлива.

Папа регулярно звонит мне на работу и приглашает пообедать в какой-нибудь дорогой ресторанчик. У меня такое впечатление, что он ощущает себя чем-то вроде вдовца, но мне хотелось бы верить, что он мечтает избавиться от платиновой блондинки, которая поселилась у него в доме. Наверное, это стоит ему кучу денег, ведь она все время ходит не только по магазинам, но и на показы мод. Но даже самые дорогие наряды кажутся ей тесными на пару размеров. Она громко смеется и многовато пьет, а когда впадает в игривое настроение, называет папу «мой медвежонок».В эти минуты меня бросает то в жар, то в холод. После обеда мы ходим в театр, потому что папа хочет сделать мне приятное, ведь сам он театр не любит. Иногда с нами бывает и Джон. Он рассуждает о девочках так, будто это самое глупое, что создала природа. Что ж, придется подождать. Думаю, через годик-полтора у него появится романтический взгляд и любовная тоска.

Счастлива ли я теперь? Трудно ответить, но и сказать, что я несчастна, нельзя. Да и возможно ли абсолютное счастье? Начинаешь благодарить и любить жизнь за мелочи. Даже в моем возрасте. Собственно, именно поэтому и появились эти воспоминания.

На днях я наткнулась в ящике на белое перо чайки, которое мы нашли на пляже с Френсисом. Рядом с ним лежали три письма от Бенни. Меня охватила странная ностальгия. «Влюбляться все равно прекрасно, – подумала я. – Когда становишься старше, учишься быть благодарнее.» Я не смогу забыть трубу Бенни. Иногда я буквально слышу ее…

Теперь я прекрасно понимаю, что ни одному из них не отдавала себя полностью, я всегда была слишком эгоистичной…

Через два месяца новая весна. Конечно, мы не поедем больше в Тисвильд, мама отправится куда-нибудь за границу, а я останусь одна. Я буду мечтать, думать и искать во всем произошедшем смысл. Я часто думаю о будущем, но никак не могу придти ни к какому решению. Надеюсь только, что и для меня осталось еще что-то хорошее в жизни.