13

— Высота десять тысяч метров. Поднимись до ста тысяч, а потом иди прямо по курсу. Держи вот сюда, Рэндолл, — объяснила Берман, отстегивая ремни и выбираясь из кресла.

— Слушаюсь, командир. — Меткаф вел корабль с боязливой деликатностью, никоим образом пока не доверяя ему.

— Командир Ларсон, не могли бы вы пройти сюда? — позвала Берман.

— Минутку — Судя по показаниям моих приборов, Меткаф твердо держал курс. Пока мне было не о чем беспокоиться. Еще не сбросив оцепенение после боя на земле, я двигался медленно, почти вяло. Выбравшись из кресла, я направился к Берман. Она сидела перед пультом управления орудиями, рядом с Чен. Джордж разместился у рации, через проход от Чен.

— Что случилось? — спросил я.

— Должно быть, ее зацепило рикошетом. Трещина в черепе. По-моему, она не выживет.

И Крабновски не выжил… Жив ли еще кто-нибудь из тех, с кем мы расстались пять минут назад?

— Командир! — позвала вновь Берман.

— Да? Прошу прощения. Дайте взглянуть. — Берман посторонилась, и я опустился на колени рядом с Чен. Она была бледна и почти висела на кресле. Тонкая струйка крови сочилась из уголка ее рта. Кошмарный широкий шрам пересекал лоб. Возможно, удар вызвал контузию. Или же дело тут не только в ране в голову? Почему у нее изо рта течет кровь? Еще одна рана? Пробито легкое? Я пальцем приоткрыл ей рот. Нет, похоже, она прикусила щеку изнутри. Может, когда пуля скользнула по черепу, она вызвала судорогу во всем теле.

Я вытер кровь с руки о собственную одежду и приподнял левое веко Чен, отодвинул руку, чтобы свет падал на зрачок, и всмотрелся. Зрачок не сузился под ярким лучом.

— Похоже, она контужена.

— И что же нам делать?

— Откуда мне знать? Я не врач! — Чего она хотела от меня? Что я должен был сделать? — Самое меньшее, что мы можем, — оставить ее в покое!

— Но она может умереть!

— А если мы попытаемся промыть рану и наложить на лоб повязку, треснувшая кость может сместиться, воткнуться ей в мозг, и тут уже ничем не поможешь! Привяжите ее к креслу, оставьте в покое и займитесь полетом — иначе мы все погибнем!

Берман одарила меня злобным взглядом и склонилась над Чен. Я прошел вперед и уселся рядом с Меткафом. Почему Берман обратилась ко мне? Ей следовало командовать на корабле, по званию она была старше меня. А, вот в чем дело: я служил в разведке. Предполагалось, что я прошел солидную медицинскую подготовку. Берман ждала от меня совета и помощи, а не приказа.

— Проклятье, — выругался я вслух, — не помню, когда в последний раз спал или ел.

Не отрываясь от приборов, Меткаф отозвался:

— Чем кончился бой на земле?

— Все погибли, Рэндолл.

На его щеке дернулся мускул.

— Да благословит их всевышний и всемогущий Бог — впрочем, иногда мне кажется, его ничуть не заботит, что происходит с нами. Позови Еву обратно. Мы приближаемся к побережью — где-то здесь должны быть воздушные базы гардианов. Могут возникнуть сложности.

Ева услышала его.

— Иду, Рэндолл.

Мы с ней с трудом разошлись в узком проходе. Лицо и руки Евы были заляпаны чужой кровью, но она этого не замечала. Проходя, она оскорбленно и злобно взглянула на меня. Оба мы промолчали.

Опустившись в кресло, с которого только что поднялся я, она взглянула на приборы.

— Мы в полете уже четырнадцать минут. Береговую линию пройдем примерно через девяносто секунд. — Ее глаза стали холодными, суставы пальцев на пульте побелели от напряжения.

Я подавил вздох, ощутив тяжкую усталость. С трудом преодолев три шага, оставшихся до моего кресла, я рухнул в него, пристегнулся и уставился на экран радара. И тут же застыл. Сразу три!

Меткаф заметил их первым.

— Командир, неопознанные самолеты внизу, прямо под нами. Они быстро приближаются.

— Вижу, только здесь нет неопознанных самолетов — одни посудины гардианов. Джордж, ты можешь поймать их сигналы?

— Минутку, точно еще не знаю, но…

Джордж перекинул тумблер, и из динамика раздался отчетливый голос:

— …повторяю, лидер прибрежного отряда вызывает истребитель «Нова». У вас нет разрешения на полет. Отвечайте, или мы начинаем стрельбу.

— Ну что? — с сомнением спросил Джордж.

— Сделай что-нибудь, ради Бога! — крикнула Берман, не поворачиваясь. — Заговаривай ему зубы, пока мы в зоне досягаемости.

Джордж на мгновение задержал руку над пультом управления, затем нажал правую кнопку и вытащил наушники, неловко водрузив их на голову.

— Вызываю лидера прибрежного отряда. Лидер прибрежного отряда, отвечайте.

— Лидер прибрежного отряда слушает. Укажите свой номер.

Выглянув в окно, Джордж прочел номер на крыле.

— Говорит «Нова» 44—8956 НФ, 44—8956 НФ. Мы бежали после нападения на базу воздушных сил «Коготь». У нас повреждения. Значительные повреждения.

«Когтем» гардианы называли «Гадес».

Противник отозвался с нескрываемым подозрением:

— Какого рода повреждения? Мы сможем помочь?

Обернувшись, Меткаф прошептал Джорджу:

— Шасси!

Джордж кивнул и проговорил в микрофон:

— Неисправны шасси — были разбиты противником в момент взлета.

Теперь все трио самолетов гардианов было видно в инфракрасном режиме — их улавливали приборы в хвостовой части корабля. На экране быстро росли три точки. Я надел наушники и включил внутреннюю связь.

— Штурман вызывает пилота. Мы можем прибавить скорость и уйти от них?

— Ответ отрицательный. А если снизимся, можем не дотянуть до места. Если же попытаемся удрать от них, на таком расстоянии нас достанут ракетами.

— Досадно… — «Боика», как назвал Меткаф наш корабль, взлетела без боеприпасов.

Джордж по-прежнему разговаривал с вражеским пилотом, но вскоре переключился на внутреннюю связь и вклинился в наш разговор.

— Они хотят осмотреть повреждения в воздухе. Требуют, чтобы мы прекратили набирать высоту, держались на одном уровне и снизили скорость.

Меткаф еле слышно чертыхнулся.

— Что будем делать, командир?

— Выполняй, Рэнди. Они вооружены, — вздохнула Ева.

«Вооружены», — эхом отозвалось у меня в голове. Рядом со мной лежало оружие… Я включил внутреннюю связь.

— У кого-нибудь из вас есть лазер?

— Да, — подтвердил Меткаф.

— И у меня тоже. Ну и что? — спросила Берман.

— У меня — нет, — вздохнул Джордж.

У меня мелькнула идея, которую я тут же счел слишком рискованной.

— Меткаф, Берман, кто из вас лучше стреляет?

— Я всего лишь выполнила стрелковые нормы, — отозвалась Берман.

— А я когда-то считался снайпером, — сообщил Меткаф.

— Отлично, Меткаф. Доставай оружие, переключайся в режим лазера и настраивай его на полную мощность и самый широкий луч. Я сделаю то же самое. И поменяйтесь местами с Берман.

— Что за дьявольщину вы задумали… сэр? — спросил Меткаф, пока менялся местами. Корабль качнуло, но он тут же выровнялся.

— Мы дождемся удобного момента, когда по крайней мере два истребителя будут в зоне досягаемости, а затем оба выстрелим прямо в пилотов, им в лицо, и ослепим их.

— Вы шутите? — изумилась Берман.

— Если у вас есть идея получше, я готов уступить.

— Ничего у меня нет, а жаль, — пробурчала она. — Могу отдать вам свое оружие — конечно, если вы и в самом деле не шутите.

— Ни в коей мере, — отозвался я. — Это подействует, Джордж, как думаешь?

— Должно подействовать, — с беспокойством отозвался он. — Лазерный луч пройдет сквозь стекло наших иллюминаторов и переднее стекло истребителей. Если вам удастся попасть им прямо в лицо, нам повезло.

— Отлично, — кивнул я. — Приготовьтесь сбить их и сразу выйти на орбиту.

— Не выйдет, — возразил Рэндолл. — По первоначальному плану полета мы находимся еще в семнадцати минутах от места, где должны выйти на орбиту.

— Знаю. Но если мы выйдем из атмосферы в другом месте, мы просто не доберемся до Вапауса, а если не разделаемся с этой сворой, вообще никуда не попадем. Сейчас самое лучшее — остаться в живых, попасть хоть на какую-нибудь орбиту, а потом думать, как быть дальше. Всему свое время.

— Они приближаются, чтобы осмотреть повреждения, — сообщил Джордж.

Я взглянул на экран радара.

— По крайней мере двое.

Третий самолет, по-видимому, ведущий, остался позади, на почтительном расстоянии, отправив к нам двоих ведомых. Все самолеты были тускло-черными, с угловатыми, вытянутыми вперед крыльями. Передние стекла их кабин напоминали темные, массивные глаза насекомых.

— Джордж, что это за машины?

— Понятия не имею. Это что-то новенькое.

— Два истребителя приближаются…

Джордж прервал Меткафа:

— Они требуют, чтобы мы попытались выпустить шасси.

— При такой скорости?

— Мы еще не успели опробовать шасси. — Очевидно, Меткаф решил воспользоваться представившейся возможностью.

— Ладно, я покажу им, — пообещала Ева и задергала рукоятку выпуска шасси туда-сюда, не давая им раскрыться.

Я взглянул на экран.

— Одному из них придется осмотреть нас снизу. Сейчас один прямо над нами, а другой — внизу. Джордж, переключи радио на внутреннюю связь.

— …видимых повреждений, истребитель «Нова». Не вижу никаких повреждений.

Вздохнув, Джордж отозвался:

— По-видимому, неполадки с гидравлической системой.

— Вполне возможно, «Нова». Но мы не видим течи.

— Командир, пригнись! Если они увидят, что машину ведет женщина… — торопливо проговорил Меткаф.

— Ты прав, Рэнди. — Берман сползла в кресле и съежилась, стараясь, чтобы ее не увидели за стеклом, но в то же время не убрала рук с пульта. Наша форма тоже могла вызвать подозрение, но маскироваться было уже поздно.

— Командир, моя цель на месте, — сообщил Меткаф.

— А моя еще нет — он приближается снизу, и пока… — начал я.

— Теперь мой ушел чуть вперед.

Мы с Меткафом наблюдали, как наши мишени скользят вдоль обеих сторон «Боики».

— Снова приближается… теперь можно стрелять, — проговорил я.

— Ушел. Ну, ублюдок, давай, иди сюда!

— Так ты можешь стрелять? Моего как раз видно…

— Да, почти… еще немного… огонь!

Мы выстрелили одновременно. Из иллюминатора мне было видно, как тонкая рубиновая линия пронзает небо.

Луч ударил прямо в лицо пилоту сквозь мгновенно расплавившееся стекло шлема. Во взрыве боли пилот схватился за глаза, и самолет клюнул носом, падая в море.

— Гони! — крикнул я.

Двигатели взревели, и мы устремились в небо.

— Меткаф, тебе удалось…

— Да, я достал его.

Я взглянул на экран радара.

— Еще один на хвосте.

На экране заднего обзора две точки уменьшались, уходя вниз по спиралям. Сзади нас догонял самолет, похожий на злую черную муху.

Я включил радио.

— Говорит лидер прибрежного отряда. Преследую предателей на истребителе «Нова». Сандерс и Хэмптон сбиты «Новой». У предателя… — из динамика понесся шум и бессмысленные восклицания.

— Он включил шумовую завесу. Больше мы ничего не услышим, — сообщил Джордж.

— Мы слышали достаточно, — отозвался я.

— Командир Ларсон, — позвала капитан Берман, — мы не можем выйти к Вапаусу — мы вылетели за окно для выхода на орбиту.

— Знаю, знаю.

День разгорался. Мы летели навстречу восходящему солнцу. Я выключил инфракрасную камеру и перешел в режим нормального просмотра. Небо было ярко освещено, но море и земля внизу терялись в темноте. Мы постепенно поднимались и теперь могли увидеть изогнутый горизонт.

— Мы должны попытаться вылететь на орбиту — любую, на какую получится, — предложила Ева. — Ни одна из баз Лиги не в состоянии принять этот летающий гроб. А если мы повернем обратно к Земле, нас наверняка подстрелят. Топлива у нас хватит только дотянуть до орбиты. Нам остается либо лететь вверх, либо упасть в море.

— А это весьма жесткое и неуютное место, — вставил Меткаф.

— И прежде всего — мокрое, — поправила Берман. — Рэндолл, последи за радаром. Пусть Ларсон вычислит новый курс.

На это мне не понадобилось много времени. Минуту назад нашей целью был крохотный участок неба, теперь же мне предстояло вычислить курс на любую орбиту. Я начал закладывать данные по минимальной орбите при наиболее низком отклонении скорости с условием, что не придется менять орбитальную плоскость, учел направление солнечных лучей…

— Ракеты! Две ракеты!

Оторвавшись от расчетов, я взглянул на экран радара. Прошло, наверное, полминуты с тех пор, как мы сбили два истребителя. Я предоставил закончить расчеты компьютеру.

— Пилот, выбирайтесь отсюда! Курс девяносто восемь градусов, отклонение — ноль, наклон поперечной оси — тридцать пять, отклонение ноль.

Берман резко подняла нос корабля, выравнивая курс и заставляя его круто взмыть вверх.

— Курс взят!

— Запуск на орбиту на полной мощности на высоте пятьдесят тысяч метров.

— Слушаюсь — двигатели на полную, высота пятьдесят.

Я вновь перевел взгляд на радар:

— Ракеты приближаются.

Черт возьми, Чен без сознания сидела перед пультом контроля за оружием — радары там больше подходили для такой работы. Я прибавил увеличение.

— Продолжаю держать на девяносто восемь, ноль, тридцать пять, ноль. Высота двадцать пять тысяч. — Голос Евы по-прежнему был тверд и холоден, но под внешним спокойствием уже сквозил страх.

— Ракеты приближаются: дальность — четырнадцать тысяч. Скорость подхода — шестьсот пятьдесят метров в секунду.

— Высота — тридцать тысяч, — дрогнувшим голосом сообщил Меткаф.

— Ларсон, сообщайте о дальности ракет, — приказала Ева. — Рэндолл, дай обратный отсчет для запуска.

— Десять секунд, — сказал Меткаф.

— О Господи! — Почти забытый в пылу боя Джордж уставился на свой экран, беспомощно сжимая кулаки.

— Дальность — одиннадцать тысяч.

— Девять секунд.

— Девять тысяч пятьсот.

Теперь хвостовые приборы отчетливо выдавали на экран вид ракет — крохотных белых огненных колец с темными точками в середине.

— Восемь секунд.

— Приготовиться к выходу на орбиту, — объявила Ева. Выдержит ли Чен запуск? Какую перегрузку она в состоянии перенести с такой раной?

— Семь секунд.

— Семь тысяч метров. — Мой голос повысился, но не перекрывал рев двигателей.

— Не успеем…

— Заткнись, Рэнди! Продолжай отсчет!

— Четыре тысячи пятьсот, — произнес я. Меткаф был прав — мы не успевали уйти.

— О Господи! Пять секунд!

— Дальность ракет — три тысячи метров. — Внезапно одна из них нырнула вниз и пропала с экранов. — У одной кончилось топливо.

— Господи, помоги! Четыре секунды.

— Вторая приближается быстрее. Тысяча двести метров.

— Три секунды…

— Пятьсот метров!

— Маневр! — крикнула Ева и бросила корабль круто вниз, заставив меня стиснуть челюсти. Во рту распространился привкус крови. Позади прогремел взрыв, потрясая корабль. Я слышал визг рассеченного металла. Ева вышла из пике и вновь стала набирать высоту.

— Попадание! Потерян хвостовой руль, и где-то течь, — сообщила Ева.

— Да, но, слава Богу, мы еще живы, — возразил Рэндолл. — Хорошо еще, попадание не было прямым.

— Желтый сигнал в области орбитальных двигателей. Рэнди, что там такое?

— Утечка топлива.

— Мы сможем выйти на орбиту?

— Ракета на экране! — Она появилась ниоткуда в тот момент, когда я убавил увеличение.

— Рэнди, дай высоту!

— Сорок восемь тысяч.

— Столкновение через три секунды.

Ева дернула рукоятку, выводя корабль в угрожающе крутой подъем. Где-то в утробе корабля послышался глухой стук, пол под нами задрожал.

— Высота — сорок девять тысяч.

— До столкновения — две секунды.

— Пятьдесят тысяч метров!

— Запуск!

Мощные двигатели рывком пробудились к жизни. На экране заднего обзора я видел, как струя пламени коснулась ракеты и та тут же испарилась.

Вокруг стоял невообразимый грохот, весь корабль трясся, как в лихорадке. Джордж что-то кричал, но никто не мог услышать его. Казалось, он дрожит еще сильнее, чем корабль.

Через наушники я едва разбирал голоса Берман и Меткафа.

— Утечка топлива усилилась — красный сигнал.

— Слышу, Рэнди.

— Прошли число Маха. — Еще мгновение вибрация продолжалась, но грохот постепенно утихал. Затем мы вышли из атмосферы, и тряска тоже прекратилась.

— Подкачай топливо с крыльев в главный резервуар.

— Восемнадцать секунд полета.

Напряжение полностью исчезло, а мы были еще живы.

— Утечка топлива хуже, чем я думал. Нам не выйти даже на минимальную орбиту, — сообщил Меткаф.

— Неужели все так плохо? — спросил я.

— Посмотри сам.

Здесь, в верхних слоях атмосферы, водород из бокового резервуара немедленно испарялся. У основания крыла виднелась струя густого вязкого пара, тянущаяся из отверстия величиной с большой палец.

— С ума сойти… — пробормотал я.

— Вот именно, — подтвердил Меткаф. — Я перекачиваю топливо в основной резервуар с максимальной скоростью, но придется сделать это для обоих крыльев, чтобы корабль не перекосился.

— Ты успеешь?

— Понятия не имею.

— Благодарю за исчерпывающий ответ.

На мгновение в кабине стало тихо, и в этой тишине прозвучал слабый стон Чей. Она была еще жива, но сколько времени она сможет выдержать тройную перегрузку?

Вскоре перегрузка достигла трех с половиной «g». По мере того как корабль терял топливо и таким образом облегчал свой вес, двигатели должны были нести его все быстрее с каждой секундой. Максимальная перегрузка могла составить четыре с лишним «g».

— Шестьдесят секунд орбитального полета. Командир, можно ли убрать крылья? — спросил Меткаф. — Как только резервуары в них будут пусты, было бы неплохо избавиться от балласта. Это возможно или мы собьемся с траектории?

— С какой еще траектории? — усмехнулся я. — Мы должны были двигаться строго по курсу, но не выдержали его. Мы должны выйти на орбиту, но понятия не имею, на которую. Давай попробуем. Почему бы тебе не оставить насосы в рабочем состоянии еще десять секунд после перекачки топлива — на всякий случай? Затем отключим их, на две секунды застопорим двигатели, уберем крылья и прибавим скорость.

— И в самом деле, почему бы не попытаться? — подтвердил Меткаф. — Точно выдержать курс нам уже не светит. Ева, ты справишься?

— Пожалуй, да, — отозвалась она, — но не знаю, выдержит ли эта штука.

— Если она не выдержит, всем нам крышка, — заключил Меткаф. — С такой утечкой нам точно не хватит топлива, чтобы добраться до орбиты, таща на себе крылья.

— Похоже, это не лучший наш полет, верно? — горестно спросила Ева.

— Вы правы, командир, — согласился Меткаф. — Резервуары в крыльях будут пусты на сто двадцатой секунде полета.

— Ладно, двигатели будут застопорены на сто тридцатой секунде. Рэнди, я поведу корабль, а ты займись крыльями, только будь осторожнее.

— Я уже начал цикл отсоединения. Осталось нажать одну кнопку.

Раздался воющий звук — насосам было больше нечего выкачивать. Одновременно вязкая струйка пара из отверстия в крыле истончилась и исчезла.

— Резервуары в крыльях пусты на сто пятой секунде полета, — объявил Меткаф.

— Хорошо. Начинай сбрасывать крылья и хвост, — приказала Ева.

— Все взрывные цепи задействованы. Только удержи эту штуку, пока я сбрасываю крылья и хвост. Крен будет сразу во все стороны.

— Я готова. Попробую сразу же выправлять его.

— Джордж, проследите вместе с командиром за сбросом крыльев, а я послежу за хвостом, — сказал Меткаф.

— Приготовиться! — скомандовала Ева. — Сто двадцать пять секунд, сто двадцать шесть, двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять, остановка!

Перегрузка исчезла вместе с остановкой двигателей. Затем из своего иллюминатора я увидел краткие вспышки. Послышался скрежет металла по металлу, а потом крыло бесшумно отплыло в сторону и исчезло.

— Крыло сброшено!

— И второе тоже, — сообщил Джордж.

— И хвост. По крайней мере в этом корабль нас не подвел. Запускай двигатель, командир!

— Запуск!

Нас снова вдавило в кресла, сильнее прежнего. Перегрузка быстро достигла четырех с половиной «g». Выдержит ли ее Чен?

— Мак, как думаешь, когда нам ждать выхода на орбиту? — спросил Джордж.

— На которую? На ту, что мы собирались и пытались выйти, или на ту, к которой движемся на самом деле? Запуск на орбиту произошел во время выхода из маневра. Я даже не знаю, в какую сторону мы тогда летели. Ева уже исправила курс и взяла верное направление, но я не представляю, какими могут быть последствия первых секунд полета или сбой после сброса крыльев. Очевидно, мы немного поднялись, но понятия не имею насколько.

— Да, положение несколько осложнилось, — прокомментировал Меткаф.

— Но ведь мы выйдем на орбиту? — полуиспуганно спросил Джордж.

— Наверняка, — отозвался я, — но ненадолго, может, всего на два-три оборота. Мы будем находиться так низко над планетой, что, возможно, смогли бы воспользоваться крыльями. Но ради этого тащить их на себе не стоило.

Берман и Меткаф, как истинные пилоты, невозмутимо восприняли мои слова, но Джорджу явно стало не по себе.

— Зачем надо было лететь так далеко, если мы все равно упадем?

— Будем надеяться, что нам попадется попутный транспорт и что нас подвезут, — заявил Меткаф. — Обидно возвращаться с полпути до Вапауса.

Джордж ошеломленно покрутил головой.

— Но тогда какого черта вы сидите и ждете?

— Что с вас взять, когда даже мы, отважные пилоты, теряем спокойствие, — объяснил Меткаф. — Лично я чуть не наложил в штаны, когда первая ракета прошла впритык к хвосту.

— Послушай, она прошла совсем не так близко! — насмешливо перебила Ева.

— Да? Тогда что же стряслось с моими штанами? Двести сорок пять секунд полета.

Несколько секунд спустя послышался резкий сигнал.

— Черт возьми! Десятисекундное предупреждение — кончается топливо. Время полета двести пятьдесят… пятьдесят одна… пятьдесят две… пятьдесят три… четыре… пять — все, дальше призовое время — пятьдесят семь… восемь… девять…

Двигатели взревели раз, другой, поперхнулись и затихли. Топливо кончилось.

— Остановка двигателей на двести пятьдесят девятой секунде полета — а может, чуть позже. Командир, мы так и будем здесь висеть?

— Подожди пару минут. — Единственными приборами, с которыми я мог управляться, не заглядывая в инструкцию, были секстант и радар высоты. С помощью секстанта я приблизительно определил скорость и выпустил ряд импульсов в сторону планеты. Затем наступило время расчетов. — Мы движемся приблизительно со скоростью семь тысяч четыреста метров в секунду на высоте ста шестидесяти двух километров по почти круглой орбите. Можно считать, нам повезло.

Мои слова были встречены неистовыми криками радости.

— Джордж, — продолжал я, — настрой передатчик и вызови Вапаус. Если сможешь, разберись с настройкой гардианов — они на ультравысокой частоте, второй канал.

— Раз плюнуть! Да, лейтенант Меткаф, как вы назвали корабль?

— Корабль «Боика» под командованием пилота ВВС США — но это долгая история…

— Будь осторожен, а то он начнет вдаваться в подробности, — предупредила Берман. — Командир, давайте осмотрим раненую.

Я расстегнул ремни и в сопровождении Берман подплыл к Чен.

Чен по-прежнему была в глубоком обмороке. Теперь, в невесомости, рана на ее лбу почти не кровоточила. Вместо того чтобы скатываться по лицу, кровь крохотными шариками поднималась вверх, подрагивая от дыхания Чен. Ева оттолкнулась от стены, проплыла к задней части кабины и вернулась с аптечкой первой помощи.

— Корабль под командованием пилота ВВС США «Боика» вызывает станцию Вапаус. Просим ответить. У нас кончилось топливо, на борту раненый. Вапаус, ответьте. Корабль ВВС США «Боика» вызывает…

Не слушая высокий, почти радостный голос Джорджа, мы с Евой принялись осматривать Чен. Губкой я убрал кровь со лба и осторожно обработал рану. Она оказалась неглубокой.

В аптечке был маленький фонарик — с помощью его я вновь осмотрел зрачки Чен. На этот раз они слегка сузились. Чен закашлялась, и несколько капель крови вылетело изо рта, поплыв по кабине. Ева поймала их губкой. Значит, рана во рту еще кровоточила. В невесомости кровь может перекрыть дыхательные пути, и Чен захлебнется.

— Мак, ты, должно быть, устал, — вдруг произнесла Берман. — Я помогу Чен, как получится, а ты отдохни. Ты понадобишься нам, когда придет время ответить Вапаусу — Она начала перевязывать рану.

— Кстати, командир, не могли бы вы подменить меня на минутку? Я не прочь сходить на нос, — сообщил Меткаф. В «Боике», предназначенном для длительных полетов, на носу имелась крохотная уборная.

— Хорошо. — Я сел в кресло второго пилота, а Меткаф удалился. На его штанах расплылось темное пятно, следом за Меткафом тянулся шлейф острого запаха.

Джордж прервал вызов.

— А я думал, он шутит насчет штанов…

— По-моему, любому пилоту случается пожалеть, что он не запасся подгузниками, — заметил я. — Со мной тоже такое случалось во время учений.

Меткаф вернулся через несколько минут — его штаны казались более сырыми, но уже не пахли.

— Рэндолл, следи, чтобы мы не свернули с курса. — Нос «Боики» уже начинал вихлять из стороны в сторону. Какой бы разреженной ни была здесь атмосфера, она все-таки была, и, если бы нам удалось держать корабль на прежнем курсе, мы пробыли бы на орбите подольше.

Я мог обойтись и без замечания. Взглянув в иллюминатор на проплывающую поверхность планеты, Меткаф присвистнул и кивнул.

— Корабль ВВС США «Боика» вызывает Вапаус. У нас нет топлива, на борту раненый. Мы просим помощи, черт возьми! Корабль ВВС США «Боика» вызывает хоть кого-нибудь! Отзовитесь!

Джордж повторял эти слова, как заклинание. Я попытался заснуть. За последние пятьдесят два часа я проспал не более четырех и сейчас хотел подремать хоть часок, но был слишком возбужден. Наконец, оставив все попытки, я отправился посмотреть, как дела у Меткафа.

— Ну, что скажешь? — спросил я, усаживаясь в кресло второго пилота.

— Ничего хорошего. Показания приборов настораживают. С высотой все в порядке, а вот отклонение и наклон поперечной оси изменились. Должно быть, это случилось еще во время маневра.

— И что же ты собираешься делать?

— Сбросить запасы топлива реактивных высотных двигателей. Слава Богу, идиоты, которые клепали эту посудину, предусмотрели для них отдельный источник топлива, иначе мы лишились бы их помощи, как только произошла утечка.

— А как насчет реактивного топлива?

— Зачем оно? Здесь, без воздуха, оно все равно не будет гореть.

— Да, но должен же быть какой-то способ сбросить его.

— Ну и что?

— Если мы сбросим топливо, масса корабля изменится и…

— А по мере того, как будет снижаться масса, выход топлива замедлится. Ладно, посмотрим. — Он взял инструкцию, которую Джордж прихватил из ангара. — Выпуск топлива… Страница четыреста пятьдесят шесть. Схема на странице четыреста сорок четыре… Это уже кое-что. Если схема верна, то выбросы должны уравновешивать друг друга. Вероятно, все-таки нас немного покачает, но что делать? — Он разыскал в инструкции описание кнопок и стал нажимать их одну за другой. Издалека донесся свист, и «Боику» вдруг окружило облако белого, быстро рассеивающегося пара. Корабль начал поворачиваться вокруг длинной оси, но Меткаф не обратил на это внимания. — Меня беспокоит только поперечный крен, а остальное не важно. Благодарю за идею.

— Есть еще проблемы?

— Пожалуй, скоро иссякнет энергия — батареи садятся с каждой секундой. Если мы вернемся, стоит побеседовать с механиками. А пока можно отключить системы, которые сейчас нам ни к чему.

— Я попробую чем-нибудь помочь.

— Но помогать было почти нечем. Я отключил свет и вырубил питание пультов, которыми мы не пользовались, — моего и пульта, у которого сидела Чен. Но все эти системы забирали ничтожную долю энергии, а больше всего ее поглощали цепи, без которых мы не могли обойтись: связь, система жизнеобеспечения, контроль высоты. Я ненадолго выключил пульт термального контроля, но похолодание в кабине не принесло нам значительного облегчения.

Темный, холодный и молчаливый корабль пробивал небо, направляясь к яркому спутнику, а планета, на которой шла война, медленно уходила из иллюминаторов.» Вскоре мы опять должны были оказаться на ее теневой стороне.

— Корабль ВВС США «Боика» вызывает кого-нибудь. У нас нет топлива, на борту раненый. Корабль ВВС США «Боика» вызывает…

Мы дрейфовали в космосе. Джордж охрип, и я на время сменил его. Мы вышли из планетарной тени, и затем, прямо впереди нас, яркая звезда Вапауса всплыла из-за изогнутого бока Новой Финляндии. Это было восхитительное зрелище. Как только свет озарил постепенно остывающую кабину, мы ощутили прилив надежды, растущей вместе с сиянием.

Я переключился с радиоантенны на узкий луч и направил его прямо на Вапаус.

— Корабль ВВС США «Боика» вызывает станцию Вапаус. Вапаус, отвечайте. У нас нет топлива, везем раненого. Просим вас ответить, станция Вапаус.

Наконец нам ответили — сначала я не мог понять ни слова, а затем сообразил, что говорят по-фински.

Ко мне повернулись застывшие в ожидании лица.

— Ну, что они сказали? — спросил Джордж.

— Велели нам сдаваться, иначе они откроют стрельбу.

— О Господи…

Я торопливо схватил микрофон.

— Говорит «Боика». Это корабль Лиги. Мы на вашей стороне! — От волнения мой финский стал еще хуже.

— Сдавайтесь, иначе мы откроем стрельбу.

Внезапно с другой стороны корабля появилась яркая вспышка желтого света и что-то ударилось об обшивку. Несколько разрывных снарядов пронеслись совсем близко.

— Это заранее рассчитанный промах, — сообщил Меткаф.

— Да, стрельба навесом… но должно быть, они выпустили эти снаряды прежде, чем ответили нам, — добавила Ева.

— Говорит «Боика»! База Вапаус, требуем прекратить огонь! На корабле нет боеприпасов! Мы все безоружны, среди нас раненый!

От сверкающей звезды Вапауса отделилась блестящая крошка.

— Они снова выстрелили, — сообщил Меткаф.

Спустя несколько долгих секунд рядом появилась слепящая вспышка. На этот раз визг стальной обшивки прозвучал гораздо громче. Корабль заболтало. Кабину наполнил вой сирены.

— Воздух выходит! — крикнул Джордж и отключил сирену.

— Вапаус, у нас пробоина! Прекратите стрельбу! Мы сдаемся. — Силуэт спутника начал набухать — наши орбиты сближались. Ответа не последовало, но стрельба тоже прекратилась.

Джордж бросился к люку и вытащил красную коробку из боковой ниши — комплект для заделки мелких пробоин. Выхватив оттуда флакон с аэрозолем, он выпустил струю сероватого дыма. Дым повис в воздухе, а затем медленно поплыл к вентилятору Джордж покачал головой.

— Если бы пробоина была в кабине, аэрозоль подтянуло бы прямо к ней. Значит, повреждение в системе подачи воздуха, там, где до нее не добраться.

Ева вглядывалась в растущую громаду спутника. Теперь мы находились настолько близко к нему, что видели его вращение.

— Почему они просто не добили нас? Что они замышляют? Ведь они уже взяли нас в вилку. Если бы понадобилось, они уничтожили бы нас первым выстрелом.

— Ничего не понимаю. — Помедлив минуту, я вновь включил связь и заговорил по-фински: — Говорит «Бойка». Вызываем Вапаус. У нас серьезные повреждения. На борту раненый. Мы — ваши союзники. Мы угнали этот корабль у противников. Пожалуйста, не стреляйте. Ответьте нам.

Ответом было молчание.

Спутник медленно плыл по небу, пока мы проносились мимо по своей более низкой и быстрой орбите. Сначала Вапаус оказался позади нас, а затем скрылся за боком Новой Финляндии.

Мы находились в пределах видимости большого спутника около часа, но за это время не последовало ни выстрелов, ни выхода на связь.

Внезапно меня осенило — подозреваю, эта идея уже давно родилась в глубинах мозга. Изучив регулятор частот передатчика, я настроил его заново, а затем, почти не дыша — по какой-то причине мною овладел страх, — я вновь включил связь.

В душу ко мне уже давно закралось леденящее опасение: противник вновь захватил Вапаус, свергнув финнов. Гардианы сначала атаковали нас, а затем исследовали орбиту, убедились, что на ней мы продержимся не более нескольких часов, и решили не тратить боеприпасы и силы.

В таком случае оставался всего один корабль и один человек, способный вовремя прийти к нам на помощь.

— Командир Терренс Маккензи Ларсон, корабль ВВС США «Боика», вызывает РКЛП «Джослин-Мари». У нас повреждения, на борту раненый, нас обстреляли со спутника. Если сможете, отвечайте, «Джослин-Мари». — Помедлив, я прикусил губу, решился и добавил: — Это Мак. Джоз, где ты? Джослин, отзовись!

В кабине воцарилось молчание. Вапаус медленно скрылся за горизонтом.

Мы не сдавались — впрочем, теперь нам оставалось лишь улечься поудобнее и ждать смерти. Мари-Франсуаза Чен была уже близка к такому состоянию. Ева давно отчаялась остановить кровь, текущую из раны во рту Чен. Теперь она просто собирала кровь губкой и выжимала ее в пластиковый пакет, чтобы капли не разлетались по всей кабине. В своем занятии Ева не преуспела: вокруг Мари-Франсуазы постепенно прибавлялось брызг крови — сухих, уже запекшихся, и совсем свежих. Казалось, Ева не замечала, что на ее лице сейчас больше крови, чем на лице пациентки.

Рана на лбу Мари-Франсуазы перестала кровоточить, но Еве приходилось то и дело лезть в рот пациентки и собирать губкой сочащуюся кровь. Кровь решительно не желала свертываться.

Прошло около трех часов после запуска на орбиту.

Мы то и дело пытались установить связь — и со спутником, и с «Джослин-Мари». И то и другое казалось почти безнадежным делом, но помощи больше ждать было неоткуда.

— Говорит Терренс Маккензи Ларсон, корабль ВВС США «Боика». Вызываю РКЛП «Джослин-Мари». Ради Бога, Джоз, отвечай. Мак вызывает Джоз, отвечай, прошу тебя…

Рэндолл сидел, тупо глядя в никуда. По крайней мере, «Боику» перестало болтать. Рэндоллу было нечем заняться, разве что наблюдать, как постепенно истощаются батареи, а воздух медленно уходит в пробоину. Время от времени он переводил взгляд с приборов на небо.

— Говорит Мак Ларсон, вызываю РКЛП «Джослин-Мари». Джоз, ты меня слышишь? Отвечай. Говорит Мак…

Неожиданно Меткаф завопил:

— Радар! Кто-то приближается к нам сзади — притом быстро!

Я включил экран радара и увидел две крохотные, как булавочные головки, точки, скользящие к нам с востока, со стороны Новой Финляндии.

Они приближались чертовски стремительно, двигались обратным ходом по орбите, с противоположной нам стороны. Чтобы выйти на обратную орбиту, требуется уйма энергии и скорость не менее десяти километров в секунду.

— Должно быть, у них перегрузка не меньше восьми «g», — заметил Рэндолл.

— Ракеты. Опять эти чертовы ракеты, — уныло добавила Ева.

Это было уже слишком — суметь совершить почти невыполнимое и быть сбитым своими же союзниками!

— Они сочли нас бомбой, заминированной ловушкой, — объяснил я. — Дождались, пока мы окажемся по другую сторону планеты, а теперь хотят взорвать нас.

Два слепящих луча мчались к нам, превращаясь в яркие точки по мере того, как ракеты описывали дугу и поворачивались к нам носами.

— Две ракеты, приближаются со скоростью пятьсот километров в секунду. Скорость увеличивается.

— Джордж, Ева, Рэндолл, спасибо вам всем. Вы сделали все возможное. Как и Мари-Франсуаза, — еле слышно произнес я.

Ева взглянула на меня пристально и печально. На ее лице засохли капли чужой крови.

— Прощайте, командир.

Минуту все молчали.

— Две ракеты движутся с ускорением прямо по курсу. До столкновения тридцать секунд, — сообщил Рэндолл. — Нам крышка.

Теперь мы ясно видели обе ракеты. Спасения не предвиделось.

И тут светящееся копье рассекло разреженный воздух на границе между атмосферой и космосом. Копье это угодило в одну из ракет, на месте ракеты расцвел пышный бутон пламени. Лазер метнулся ко второй ракете и превратил ее в пар. Быстро гаснущие вспышки скользнули мимо нас в космос и растворились в его черноте.

Третья точка на экране приближалась со стороны планеты, оттуда же, откуда появились ракеты.

Приемник заработал так неожиданно, что все мы вздрогнули.

— Мак, ты здесь? Ради Бога, отвечай! Мак!

Я взорвался плачем и смехом одновременно, мои мускулы затряслись, словно в судороге. Она услышала нас! Она успела! Мы были спасены, и только благодаря ей. Остальные так ничего и не поняли или не хотели понять. Я включил микрофон.

— Джослин, — произнес я, — как тебе удается каждый раз появляться вовремя?

— О Мак! Слава Богу, ты жив!

 

14

В этот момент Джослин больше ничем не могла нам помочь: она и без того совершила настоящий подвиг. Она спасла нам жизнь. На большее мы и не претендовали.

«Джослин-Мари» совершила посадку на Вапаусе несколько недель назад — тихо и тайно, и потому Джослин услышала лишь обрывок одного из моих сообщений, отправленных на «Джослин-Мари» — по приемнику, унесенному с корабля. Слава Богу, этого обрывка хватило, чтобы убедить Джослин.

Финны и в самом деле сочли нас бомбой. На спутнике, где, как мы думали, про нас забыли, началась бурная деятельность. Население облачилось в скафандры — на случай, если предполагаемая бомба взорвется, причинив ущерб Вапаусу.

Джослин понадобилось полсекунды, чтобы решить, что делать. Она побила все рекорды, стремительно прорвавшись сквозь охрану у воздушных шлюзов Вапауса к «Джослин-Мари». Она вывела «Дядю Сэма», нашу грузовую шлюпку, на орбиту — как раз в тот момент, когда туда были запущены ракеты.

Не дожидаясь разрешения и не жалея топлива, Джослин бросилась в погоню за ракетами. Чтобы нагнать их, Джослин пришлось развить скорость более двадцати четырех тысяч километров в час — значит, больше пяти минут она провела при перегрузке в восемь «g». Она с трудом вынесла такой полет, но все-таки догнала и успела сбить обе ракеты.

Теперь топливные резервуары «Дяди Сэма» были пусты — так же, как резервуары «Боики». С Вапауса к нам были отправлены буксирные суда и всевозможные извинения.

Но буксир, отправленный за «Дядей Сэмом», был запущен по траектории, которая требовала пятнадцати часов полета в каждый конец — чтобы совместились орбиты. Воссоединения пока не получилось.

Мы не смогли даже поговорить. «Дядя Сэм» вышел по своей орбите из зоны досягаемости почти немедленно и возвращался в эту зону каждый час на четыре минуты. И потом, пользоваться для подобных разговоров открытым радиоканалом в кабине, где находится еще четверо человек, было не в моих правилах.

Буксир прибыл к нам через четыре часа. Меткаф использовал остатки реактивного топлива, чтобы выровнять корабль, финны состыковались с нами, забрали Чен, сразу уложив ее на ложе с нулевым притяжением, помогли выбраться с корабля всем остальным и расстыковались через десять минут. Удалившись на почтительное расстояние, с буксира выпустили ракету прямо в беспомощную «Боику». Конец злосчастного корабля оказался мгновенным и бесславным.

На Вапаус мы попали более обычным путем, чем пришлось пробираться мне в первый раз. Буксир совершил посадку на площадке близ оси спутника. Там механические клешни подхватили его и направили по туннелю к обширной воздушной камере, расположенной на трети расстояния по оси. Вместо того чтобы пускать в камеру воздух, к ней подвели гибкий гофрированный рукав порядка четырех метров в диаметре. Его присоединили к боковому люку корабля и наполнили воздухом. Мы покинули корабль медленно и осторожно, привыкая к пониженной гравитации в посадочной зоне. Здесь медики уже ждали Чен — ее сразу увезли в госпиталь.

Остальных встречал сам доктор Темпкин. Вежливо и торопливо поприветствовав нас, он направился по лабиринту коридоров к лифту, который доставил нас вниз, к центральной цилиндрической равнине Вапауса.

Стена лифта была стеклянной, и когда-то, должно быть, через нее открывался великолепный вид на внутренность Вапауса. Теперь же долина представляла собой печальное зрелище.

Яркая зелень сменилась тускло-желтыми тонами. Лужайки, деревья, парки — пострадала почти вся растительность. Там и сям виднелись свежие пятна травы, словно растительность стремилась возродиться. И все-таки это место казалось нежилым. Центральное море уже не поражало сияющей голубизной — оно превратилось в мутную зеленовато-бурую лужу Исчезли пестрые прогулочные катера, там и сям на воде виднелись мрачные и грязные траулеры. Взбираясь с опор через каждые девяносто градусов, пересекая центральное море огромными пролетами, нелепо торчала гигантская конструкция из решетчатых балок, расположенных симметрично. Каждый пролет посреди поддерживался парными опорами. Четыре опоры встречались точно в центре спутника, посреди оси — эти огромные перевернутые Y-образные сооружения были укреплены на общем основании. В центре сооружения, на оси Вапауса, мы увидели нечто напоминающее громадные турбины.

— Боже милостивый, а это еще что такое? — изумился Джордж.

— Это «Гидра», — ответил Темпкин. — Вся конструкция предназначена для удержания гироскопов точно в центре спутника. Понадобилось пять дней, чтобы собрать конструкцию с помощью всех работоспособных мужчин, женщин и детей.

— Неужели все это было собрано за пять дней?

— Все сооружение было уже давно разработано, построено, разобрано и хранилось для такого крайнего случая, с которым теперь нам пришлось столкнуться. Оно предназначалось для быстрой сборки. Не забывайте, что здесь находятся главные верфи, и мы могли воспользоваться помощью автоматов.

— Что это за крайний случай?

— Неделю назад гардианы запустили к нам бомбу. Она не уничтожила станцию, но от взрыва чуть не треснула оболочка спутника. Еще чуть-чуть — и попадание было бы прямым. Мы заметили бомбу заранее и предприняли все возможное, чтобы сбить ее. Но даже так взрыв был достаточно силен, чтобы изменить вращение Вапауса. Весь спутник долго трясся. Осколки бомбы развили огромную скорость — достаточную, чтобы оставить на спутнике массу трещин, и более чем достаточную, чтобы сбить нас с орбиты. После взрыва мы лишились нескольких источников энергии, кроме того, были повреждены системы температурного контроля. Здесь полились сильные дожди, смывая верхний, плодородный слой почвы в море. В результате этого погибло много растений. Разумеется, процессы фотосинтеза нарушились. Мы делали все возможное, чтобы возместить потери кислорода, но наши ресурсы почти исчерпаны. Пришлось развести в море водоросли для производства кислорода. Сейчас восстанавливается верхний слой почвы на суше.

Доктор Темпкин помолчал.

— Кроме того, во время переворота здесь велись ожесточенные перестрелки, вспыхивали пожары, наблюдался саботаж. Все это привело к загрязнению воздуха и серьезным повреждениям ремонтных машин. Скорее всего, мы выживем, но восстановить равновесие в этом мире нелегкая задача.

Дальше мы спускались в молчании.

Выйдя из лифта, я первым делом услышал низкий, сильный гул, пронизывающий все вокруг: гироскопы работали на полную мощность, придавая спутнику прежнее вращение.

В воздухе пахло дымом и гарью. Он казался плотным и удушливым.

Попадающиеся нам на пути люди посматривали на нас со сдержанным любопытством, приглушенным усталостью, потрясением и горем. Проходя вслед за Темпкином к административному центру, мы видели сгоревшие улицы, обугленные поля, покрытые воронками дороги.

В кабинете Темпкина, докладывая о случившемся, все мы с трудом удерживали глаза открытыми и желали только одного: поскорее вымыться и сменить одежду. Наши отчеты записывались, мы подробно рассказали о ходе военных действий на планете. Я подчеркнул роль Джорджа в недавних событиях, и тем не менее Темпкин относился к нему чрезвычайно подозрительно. Он мягко, но решительно настоял, чтобы снимки и отпечатки пальцев Джорджа были сделаны и отправлены в архив «для выяснения». Посреди разговора советник подсунул Темпкину тонкую папку. Изучив ее содержимое, Темпкин кивнул Джорджу со словами:

— Да, вы не значитесь в наших списках, к тому же командир готов поручиться за вас. Добро пожаловать в наши ряды. — Несмотря на приветливые слова, Темпкин, казалось, был совсем не рад сотрудничеству с бывшим гардианом.

Я рассказал, как был найден мешок с корреспонденцией, что в нем оказалось, сообщил о наших выводах относительно существования и расположения центра управления ракетной оборонной системой. Я объяснил, чем было вызвано решение передать информацию на Вапаус, а также изложил план бегства на орбиту Темпкин изредка перебивал меня, задавал вопросы, но в основном слушал внимательно и молча.

Наконец рассказ был завершен. Некоторое время Темпкин сидел в задумчивости.

— Я ошеломлен, — признался он. — С орбиты мы наблюдали за штурмом космопорта, который вы называете «Гадесом», и уже считали, что война выиграна. После потери «Гадеса» гардианам было не на что надеяться. Мы думали, войска Лиги сровняли базу с землей. А затем появилась вторая бомба, которая оказалась вашим кораблем. Мы решили, что на этот раз гардианы действовали умнее и собрались одурачить нас, заставить привезти бомбу на спутник. Мы уже поручили техникам найти способ прорвать ракетную оборонную систему. По нашим предположениям, на этот процесс потребовались бы годы, но нам не занимать терпения и упорства. А теперь вы сообщаете нам об этом корабле, «Левиафане». — Задумавшись, Темпкин покачал головой. — Но вы, командир Ларсон, лейтенант Меткаф, капитан Берман и мистер Приго, сделали намного больше, чем от вас требовалось. Теперь нам предстоит изучить доставленную информацию, а вы можете отдохнуть. — Он поднялся и повел нас из кабинета.

Вапаус некогда был цветущим садом и, возможно, вскоре вновь должен был стать им. Но теперь он представлял собой скопище серых и грязных развалин. Помня, каким он был раньше, я с трудом воспринимал его в нынешнем плачевном состоянии. Даже моих друзей удручал унылый вид подбитого спутника. Я пригласил всех их подальше от мрачного ландшафта, на «Джослин-Мари». На корабле, рассчитанном на девять человек экипажа, с легкостью смогли бы разместиться все мы.

Мне не терпелось вновь оказаться на корабле, который я считал своим домом.

Мы, все четверо, молча перекусили, освежились и отправились спать. Джордж, Рэндолл и Ева разместились в отдельных каютах, я отправился в ту из них, которую мы с Джоз выбрали для себя. Повалившись на кровать, я оглядел мирную комнату, мой дом, наслаждаясь ощущением чистоты, сытости и невесомости.

Комната была теплой, приветливой и уютной. Меня окружали вещи Джослин, я чувствовал ее запах — не просто запах духов, но и особый, присущий только ей тонкий аромат, напоминающий мне о чистых голубых небесах и любви мирной весной.

Сотни раз я представлял себе нашу встречу, воображал, как мы бежим друг к другу посреди поля боя или в зеленом прохладном уголке Вапауса или встречаемся в глубинах космоса. Но такое мне даже не приходило в голову — воссоединение с еще отсутствующей Джослин, ее призраком, намеками на ее существование — при том, что самой Джослин не было рядом со мной.

Ужас, который я до сих пор старательно отгонял, выскользнул на поверхность. Джослин могли убить. Я никогда не осмеливался признаться себе в этом страхе, несмотря на весь риск войны, не желал знать, что и ее могут убить в каком-нибудь бою здесь, в космосе. Я был изможден до крайности, я дрожал, представляя себе мрачное будущее, которое становилось еще мрачнее теперь, с приближением «Левиафана». Здесь, в темноте каюты, в моей голове холодно и уверенно нарастала мысль, что Джослин уже мертва, что она пожертвовала собой ради спасения «Боики», что буксир не нашел ее, что шлюпка разбилась, что ее затянуло неведомо куда в сложной пляске орбит.

Трудное это дело — плакать в невесомости. Слезы никуда не текут, они просто скапливаются в глазах и затуманивают зрение. Я потряс головой, и глупые соленые капли разлетелись во все стороны.

Это была реакция на постоянную опасность, страх, риск. Здесь и сейчас, впервые за бесчисленные дни оказавшись в безопасности, я был охвачен ужасающей дрожью страха и отчаяния, оказавшись на грани видений бодрствования и ночного кошмара.

Сознание медленно уходило прочь. Я погружался в пучину кошмаров и воспоминаний — воспоминаний разума и тела о горящей планете, о холодных, переполненных ужасом ночах, об исковерканных, окровавленных трупах, друзьях, убитых незримыми убийцами у меня на глазах, о вечном бегстве и вечном преследовании. Перед моими глазами проходили Боб, Джоан, Голди и Краб — такие, какими я видел их в последний раз, когда их пожирали война и мрак.

А потом Джослин разыскала меня, пришла ко мне и все поняла.

— Мак, что они с тобой сделали? — Джослин обнимала меня в темноте, крепко прижимая к себе. Она видела, что нас по-прежнему разделяют клубы дыма и пламени, что моя душа переполнена мраком войны. — Какой ты стал угрюмый, испуганный, злой… Мак, прошу тебя, успокойся. Все хорошо. Я люблю тебя.

Я покачал головой и поцеловал ее, с трудом пробормотав:

— О Джослин, я благодарю Бога за тебя!

— А я — за тебя. — В темноте каюты я едва различал ее лицо, но выражение на нем было невозможно описать. Любовь, страсть, желание, облегчение, смущение и надежда отражались в ее глазах, в складках губ, в нахмуренном лбу.

Наконец мы заснули.

Этой ночью я понял, что Джослин спасала мне жизнь много раз — еще до того, как сбила ракеты, пущенные в «Боику». Я понял: все время нашей разлуки я оставался самим собой только потому, что знал — она любит меня.

— Пожалуйте завтракать, командир, — пригласил Рэндолл.

Я вплыл в кают-компанию и слабо улыбнулся.

— Всем привет!

Джоз помнила об обязанностях хозяйки и теперь подавала Еве, Рэндоллу и Джорджу английский завтрак.

— Напрасно меня не разбудили пораньше. — Я проспал целых тринадцать часов подряд.

— Тебе нужен был отдых, Мак. Ты голоден?

— Еще бы! — ответил за меня Джордж. — Миссис Ларсон, то есть лейтенант Ларсон, я хотел сказать…

— Зовите меня Джослин.

— Спасибо. Джослин ни в какую не соглашается, чтобы все мы готовили по очереди.

— Ей придется согласиться — завтра моя очередь.

— Не только завтра, но и послезавтра, и так далее, и так далее, — сообщила Джослин.

— Что?

— Мне приходилось готовить каждый день — с того времени, как ты перешел на борт «Полос». Так что теперь пора рассчитаться.

Я рассмеялся и тут же смутился: мой желудок издал громкое урчание. Я обнаружил, что и в самом деле голоден. К стряпне Джослин требовалось привыкнуть, но у меня такая привычка появилась давно. Джослин уже запаслась свежей едой с какой-нибудь из уцелевших ферм Вапауса. Передо мной она поставила «добрый британский завтрак» из бекона, сосисок, вареных бобов, яичницы, крепкого чая, апельсинового сока и толстых ломтей ветчины. Завтрак я умял моментально — к явному удовольствию Джослин.

Пока я насыщался, остальные пили кофе и болтали. Рэндолл лениво перебирал кнопки на пульте наружных приборов наблюдения. Спустя некоторое время он настроил вид кормовой камеры, помещенной между основными двигателями «Джослин-Мари». Наш корабль был пристыкован к шлюзу боком, так что кормовые камеры давали большой обзор, который не заслонял спутник. Изогнутая поверхность планеты отчетливо виднелась на экране, по темному небу, усыпанному звездами, двигались точки кораблей.

— Приятный вид, — заметил я. — Но где же «Левиафан»?

С этим вопросом мы прожили целых два месяца. Никто не мог даже предположить, когда появится «Левиафан». Это могло случиться завтра, или сегодня, или послезавтра. Тем временем мы пытались подготовиться к встрече — в небе и на земле. Войска, атаковавшие «Гадес», понесли почти тридцатипроцентные потери. Раны требовалось залечить, но работы хватало и без этого.

После захвата «Гадеса» мы получили возможность совершать довольно рискованные полеты между Вапаусом и планетой на баллистическом транспорте класса «Куу», которым пользовались финны. Эти корабли могли быстро доставить в нужное место отряды или припасы и так же быстро удалиться. Гардианы по-прежнему оставались серьезными противниками, еще имели авиацию и численностью войск превосходили нас. Полеты кораблей «Куу» были сопряжены с постоянной опасностью, мы нередко теряли эти корабли, но не могли обойтись без их помощи. Они доставили на орбиту оставшихся пилотов — товарищей Евы и Рэндолла. Прежний глава команды остался на планете, и потому его обязанности перешли к Еве.

Корабли «Куу» привозили оборудование, требующее ремонта, механиков, информацию, но кроме того, оказывали неоценимую помощь, когда требовалось доставить людей в определенное место планеты.

Вапаус стал признанной ставкой войск финнов и Лиги. При нашей способности обозревать любую точку планеты мы узнавали, когда следует наносить удар, когда отступать или защищать остатки наших сил. Но бои на земле в эти дни стали редкостью, ограничивались лишь недолгими перестрелками. Ни одна из сторон не была в состоянии решиться на большее.

Ремонт на Вапаусе постепенно продвигался, раны спутника заживали. Целых полдня спутник отмечал возврат к прежнему вращению и остановку «Гидры». Однако «Гидру» не разобрали — она могла понадобиться вновь. Это громоздкое сооружение служило постоянным напоминанием о том, что война еще не закончена, опасность по-прежнему близка.

Но особое внимание уделялось подготовке ко встрече «Левиафана». Мари-Франсуаза быстро поправлялась и уже начала работать вместе с финнами, выжимая каждую каплю информации из имеющихся у нас документов. Учебные полеты пилотов Лиги и финнов проводились совместно, особенно в зоне спутника Камень, где располагались основные верфи. Кроме того, немыслимые усилия затрачивались на массовое производство орбитальных истребителей.

Разрабатывались тысячи видов нового космического оружия, в том числе экзотических кислот и разумных микроорганизмов. Радиоуправляемые мины были размещены на орбитах, курьерские корабли сновали между спутником и планетой. На все просто не хватало времени. Инженеры установили жесткие приоритеты, определив, что следует сделать и за какое время.

Мы с Джорджем разрабатывали тактику боя — полагаю, эту работу нам поручили только потому, что финны не знали, к чему еще нас приспособить. Мы получили полную свободу действий и аудиторию с огромным голографическим проектором. По-моему, больше всего финнов удивило, что наши усилия и впрямь принесли некоторую пользу.

Пожалуй, после всех испытаний плоды нашей работы удивили и нас самих. Первым делом мы состряпали программу вывода на топографический дисплей изображения планет Новая Финляндия, Вапауса, Камня, естественной луны Новой Финляндии — Куу, и так далее. Затем мы заложили в компьютер изображения наших истребителей, данные о «Левиафане» и предполагаемое изображение истребителей, находящихся на нем.

Джордж принял командование авиацией Лиги, состоящей в основном из кораблей гардианов. Мы постепенно узнавали возможности своих машин. Нас занимало множество вопросов: какая орбита будет наиболее благоприятной для таких кораблей, какие ловушки мы сможем подготовить для противника, какие трюки станем использовать и какие — избегать? Разумеется, все эти игры имели огромное значение, и мы передавали уйму информации тем, кто мог ею воспользоваться.

Но оставалась одна задача, которую мы так и не смогли решить: выход «Левиафана» из атмосферы. Очевидно, эта штука должна была входить в атмосферу и здесь действовать как гигантский авианосец. Но нам казалось немыслимым, чтобы такой огромный корабль уцелел при входе в атмосферу Новой Финляндии.

Тем не менее гардианы считали такое возможным — иначе корабль был бы попросту бесполезен. Но вводить «Левиафан» в атмосферу с орбитальной скоростью было не менее абсурдно, чем надеяться, что мыльный пузырь уцелеет в урагане. Любой корабль, предусмотренный для космических полетов, окажется слишком хрупким, чтобы войти в атмосферные слои со скоростью восемь километров в секунду.

Однажды ночью, когда мы никак не могли сдвинуться с этой мертвой точки в рассуждениях, мы сидели в аудитории — каждый с портативным компьютером на коленях. На экране застыли планета, луны и корабли. Я был уже сыт по горло космическими играми и решил, что пора возвращаться к основной проблеме.

— Черт побери, Джордж, ответ существует, только мы его не видим, — заявил я. — Но им он известен. У них есть какой-то эффектный маневр, блестящий трюк, чтобы ввести корабль в атмосферу. И если мы разгадаем его, уничтожим корабль, как только он попытается проделать этот маневр.

Благодаря обилию новых игрушек и занятий Джордж постепенно излечился от былого уныния. Он проявлял живой интерес к предстоящей битве — не только как к событию, способному решить судьбу планеты, но и как к хитроумной загадке, требующей разрешения.

Он задумался.

— Итак, они должны войти в атмосферу. При орбитальной скорости это невозможно. Потому входить корабль будет не с орбиты.

— Великолепно, Джордж. И что же это значит?

— Будь я проклят, если что-нибудь понимаю! — сообщил он.

— Досадно. — Я поерзал на стуле и задумался. — Может, этот «Левиафан» — хитрый розыгрыш? Может, нам специально подсунули сообщение?

— Вполне возможно. Все генералы гардианов собрались и решили состряпать утку о новом оружии, чтобы до смерти перепугать врага и заставить его заняться производством истребителей и оружия.

— А что, звучит правдоподобно! Давай примем такой вариант и проработаем запасной. Если они попытаются войти в атмосферу, их разнесет на куски. Итак, при какой максимальной скорости они останутся невредимыми?

Джордж застучал по клавиатуре, помедлил и сообщил:

— Если ты ждешь однозначного ответа, можешь ждать дальше. С лучшими материалами под рукой, при осторожном пилотировании, высокой точностью и при поразительном везении им удастся это только при числе Маха, равном двум — если они хотят сохранить вертикальный стабилизатор. И крылья. Учти, это верхний предел.

— Значит, вся история с «Левиафаном» — чистейшая выдумка!

— Но тогда она вообще бессмысленна.

— Давай прервемся, — со вздохом предложил я.

— Годится. — Джордж перебрал несколько клавиш, и изображения Новой Финляндии и ее ближайшего окружения исчезли с экрана.

Покинув аудиторию, мы направились на «Джослин-Мари». В кают-компании я нашел записку от Джоз: «Ушла навестить Мари-Франсуазу. Скоро вернусь». Джордж пожал плечами.

— Значит, нам вновь придется рисковать, питаясь твоей стряпней?

— Сегодня все равно моя очередь.

— Тогда хоть на этот раз будь поосторожнее с чесноком, ладно?

— Не порть мне настроение. — Я громыхал кастрюлями и сковородками, разбирая их и ставя на плиту. Готовить в невесомости очень легко, когда к этому привыкнешь. Просто надо приготовиться к тому, что все будет происходить иначе. — Итак, к чему же мы пришли?

— Мы имеем корабль, который не может приземлиться, не может выйти из атмосферы, но должен войти туда и продолжать полет.

— Разве такое возможно? Получается какой-то передатчик материи без приемника.

— Вот именно, — подтвердил Джордж. — Но, если они способны на такое, зачем вообще было сооружать корабль? Им не понадобился бы даже простейший корабль, а тем более авианосец.

— Ладно, это всего лишь домыслы. Где соевый соус?

— Когда ты готовишь — везде, — произнес бодрый голос сверху. Джоз вплыла в кают-компанию головой вперед из верхнего отсека. — Как ты можешь поливать этой гадостью все, что только попадается тебе под руку?

— Точно так же, как ты умудряешься подать к завтраку свинину в трех видах. — Джослин перевернулась на бок, снизилась, и я поцеловал ее. — Как дела у Мари-Франсуазы?

— Ей уже гораздо лучше. Ее не выпишут из госпиталя еще неделю, но она превратила свою палату в кабинет — там повсюду бумаги и дискеты. А какой оттуда вид! Даже теперь, когда внутри Вапаус — унылое зрелище, из окна видно…

— Весь спутник. Помнишь, как я попал сюда в первый раз?

— Нет, больше ничего не стану тебе рассказывать! Лучше поболтаю с Джорджем. Джордж, что сегодня пришло в голову нашим гениям мысли?

— Ну, первым делом мы обозначили корабли Лиги синим цветом, а корабли гардианов — красным, но затем решили сделать все наоборот. Затем Мак наконец-то наладил системы отсчета. Во время обеденного перерыва я принял порций пять джина, а потом мы решили перекрасить корабли Лиги в желтый цвет, а Вапаус и остальные спутники сделать синими. А потом как-то незаметно подошло время ужина.

Джоз укоризненно покачала головой:

— Вот что значит целиком отдаваться работе!

Я причмокнул, принюхиваясь к запаху бобов, и вздохнул.

— Джордж пытался объяснить тебе, что мы застряли на месте. Система давно уже работает идеально…

— Уж будто бы!

— Ну, почти идеально. Ставка на Камне получит дубликат программы, чтобы следить за ходом реальных событий, когда дело дойдет до этого. Но теперь, когда система в порядке, мы не можем запустить реалистичные имитации, пока не узнаем, как «Левиафан» собирается достичь планеты.

— Сдается мне, мы узнаем это, только когда здесь появится сам «Левиафан».

— Если дальше все пойдет в том же духе — согласен. Ужин будет готов через двадцать минут.

Я возился с ужином, не переставая обдумывать проблему. Это казалось загадкой: как может объект оказаться вблизи планеты, не побывав прежде на орбите, и при этом быть практически в космосе относительно планеты? Другими словами — какой объект может иметь одинаковые орбитальные характеристики с данной планетой на данной орбите…

— Эврика! Джослин, ты не против, если мы перенесем ужин — скажем, на завтра?

— Почему это?

— Я знаю, откуда появится этот чертов корабль! По крайней мере догадываюсь. И мне надо вернуться в аудиторию, проверить, имеет ли какой-нибудь смысл моя догадка.

В аудитории мы были через пятнадцать минут, и я немедленно начал работать на клавиатуре.

На экране появился схематичный вид внутренней звездной системы Новой Финляндии — с изображением планет без соблюдения масштаба, иначе их не было бы видно.

— Замечательно, — заявил я. — Итак, это движущаяся модель. Приведем ее в ускоренное движение. — Крохотные пятнышки планет начали вращаться вокруг яркой точки, представляющей солнце Новой Финляндии. — А теперь сообщим компьютеру, что Новой Финляндии больше не существует. Посмотрите, что тогда случится с луной Куу.

Сине-белый мраморный шарик Новой Финляндии внезапно исчез. Серая точка Куу ярко вспыхнула, а затем продолжила движение по той же орбите вокруг солнца, на которой прежде находилась планета.

— Ну и что это значит? — спросил Джордж.

— Мы забыли, что Новая Финляндия обращается по орбите вокруг солнца.

— Мы же учитывали в программах притяжение солнца.

— Я имею в виду общую картину Взгляни на Куу! Ей все равно, существует Новая Финляндия или нет. Дело в орбите, а не в том, что на ней находится.

Джослин уставилась на экран.

— Значит, «Левиафану» надо только выйти на ту же самую орбиту, по которой движется Новая Финляндия, сманеврировать с максимальной точностью, чтобы компенсировать притяжение Новой Финляндии, а затем выйти на траекторию, которая позволит кораблю двигаться со скоростью, точно совпадающей со скоростью планеты…

— И тогда он просто вплывет в атмосферу…

— Поскольку их скорости равны.

— Но это безумие! — возразил Джордж. — Да если они ошибутся на десятую долю процента, они либо врежутся в планету, либо вновь будут отброшены в космос!

— Не хотел бы я поменяться местами с пилотом «Левиафана», — подтвердил я, — но сделать этот трюк вполне возможно. Должно быть, у них мощные маневренные двигатели.

— О Господи… — пробормотал Джордж, не сводя глаз с экрана.

— Ну ладно, а теперь доработаем подробности, — заключил я.

Догадка могла быть верной. Она была не лишена смысла, пусть даже ошеломляющего смысла. Она казалась верной.

— Это настоящее оружие террора! Да, у него есть свои недостатки, но его преимуществ достаточно, чтобы перепугать меня до смерти. Только представьте себе, что эта чертова штука зависла прямо над Столицей, заслоняя солнце, не позволяя взлетать или просто передвигаться без разрешения! — выпалил Джордж несколько часов спустя, поздно ночью.

— Да, но дело не только в этом. Это распространение власти. Можно лететь куда угодно, оказаться в любом месте над сушей или морем. «Левиафан» — часть большого плана. Имея один такой корабль, можно держать всю планету в ежовых рукавицах. Ни один мятеж не будет доведен до конца — место, где он вспыхнет, будет просто стерто с лица планеты. Кроме того, согласно предположениям Мари-Франсуазы, там может поместиться целый штаб — представляете себе, летающий штаб! Здание правительства, административный центр!

— Солдатам останется только завоевывать новые земли и двигаться дальше, а «Левиафан» будет контролировать захваченные территории, — произнесла Джослин.

Я вернул на экран схему подхода «Левиафана» к планете. На экране появилась паутина эллипсов, парабол и гипербол. Главным условием достижения Новой Финляндии была точная орбитальная скорость именно в том участке, где проходит граница атмосферы планеты. Это условие не настолько ограничивало возможности, как могло показаться на первый взгляд: мы рассмотрели лишь четыре способа подхода, но в каждом способе выделили не меньше двадцати видов, получив бесконечное множество вариантов. Но не все варианты были тактически продуманными. Мы задали себе вопрос — какой из них был бы наилучшим, с точки зрения военного? Я догадывался, что гардианы собираются проделать то же самое, что когда-то совершили мы, — вынырнуть из-за солнца. Это обеспечивало быстрый подход, и при этом корабль оставался скрытым от планеты наиболее долгое время. Если же корабль выбрал бы другое направление, его заметили бы задолго до появления у планеты.

Через двенадцать часов после отмененного мною ужина мы покинули аудиторию. Нам было чем похвастаться: по нашим предположениям, «Левиафан» должен был подкрасться к планете незамеченным. Это означало, что ему придется почти в буквальном смысле выныривать из-за солнца по строгому курсу в виде гиперболы или параболы, проходящему в непосредственной близости от солнца, и прикрываться его блеском и шумом вспышек. В таком случае заметить его на подходах к планете будет почти невозможно. Но как только финны узнают, откуда ждать опасности, ситуация изменится.

День за днем команда корпела над имитатором. Мы с Джорджем находились в отведенной нам аудитории безотлучно, а Джоз разрывалась между ней и работой с Мари-Франсуазой — та была в основном здорова и лишь изредка страдала головокружениями. Но Мари-Франсуаза не обращала на них внимания, пользуясь каждой минутой, чтобы еще точнее оценить боевые характеристики «Левиафана».

Джослин моталась между Вапаусом и Камнем, где с лихорадочной поспешностью строили боевые корабли. Она беседовала с Евой, Рэндоллом и другими пилотами. Какая тактика будет наиболее выигрышной? Предположим, истребители с «Левиафана» поведут себя так или иначе. В чем их слабость? Можно ли воспользоваться ею? Пилоты обычно отвечали утвердительно, добавляя, что неплохо было бы проверить их предположения на имитаторе. И Джослин мчалась к нам.

Истребители, выходящие с конвейера на Камне, представляли собой безобразные, стандартные цилиндрические консервные банки, предназначенные для полетов в космосе. Этот тип в официальных документах именовался «Корпус-3», а пилоты называли его «базовым боевым транспортом»; постепенно это название сократилось до ББТ, а чуть позже превратилось в «Биби». Кое-кто из пилотов считал, что эти машины надо именовать согласно их форме «железными сигарами», что привело к появлению странных названий — «Взнузданная сигара», «Недвижимый», «Долой трубки». Большинство кораблей получили непечатные названия.

Были и несколько вариантов основной конструкции, два из которых особенно важны. Первый — «базовый боевой транспорт с удлиненным баком», ББТ/УБ, или «Зверь». «Звери» предназначались для длительного полета, расходовали больше топлива, больше воздуха, но обладали более широкими возможностями. Помимо них, имелись корабли связи, глаза и уши штаба — «разведчики-наблюдатели», РН, или «Шляпные вешалки». Таких кораблей было всего два. «Шляпные вешалки», или просто «Вешалки», получили свое название благодаря антеннам всех сортов, торчащим из них во все стороны. На этих кораблях были установлены радары, рации и компьютеры классом повыше, чем требовалось обычным кораблям. Предполагалось, что они будут руководить боем и в то же время помогать в нем. Чтобы компенсировать массу лишних приборов, «Шляпные вешалки» снабжали двумя модульными реактивными системами, установленными тандемом, и удлиненными топливными баками — как у «Зверя». Выглядели эти корабли просто безобразно.

На всех кораблях предусматривались мощные лазерные и ракетные установки. Некоторые, помимо стандартного, несли особое оружие.

Одновременно приводились в порядок уже имеющиеся у финнов корабли. Суда класса «Куу», совершившие немало подвигов, оснастили более тяжелым вооружением. Космические буксиры оборудовали лазерами. Курьерские корабли превратили в роботов-камикадзе.

Если не считать шлюпок и ремонтных кораблей, весь флот перебазировался на Камень — в противном случае Вапаус не выдержал бы столько вылетов. Камень представлял собой твердую массу камня, более надежное пристанище для флота, чем хрупкая вращающаяся скорлупа Вапауса.

Мы не могли позволить себе потерять ни один из спутников. Если мы выиграем, они останутся жизненно важным связующим звеном между Новой Финляндией и остальным человечеством, а если нам не удастся разделаться с «Левиафаном», спутники могли стать последними бастионами свободных людей в этой звездной системе. При необходимости спутники могли бы превратиться во взлетные площадки — если бы мы были вынуждены отступать, скрываться в глубинах космоса, исчезать за внешними планетами системы.

Но все мы — те, кто знал точно, чего можно ждать от врага, и те, кому известно было лишь то, что опасность близка, — изо дня в день занимались одним и тем же: смотрели в небо, напрягая глаза, настраивая экраны приборов. И все до одного задавались единственным вопросом: когда же появится враг?

Через два месяца после моего второго прибытия на Вапаус обитатели «Джослин-Мари» были внезапно разбужены посреди ночи.

Почти с первых минут прибытия экипажа «Боики» на Вапаус начались поиски центра управления ракетной системой. Команды разведчиков обшарили весь спутник, искали с помощью радаров и локаторов, острых глаз, архивов и интуиции.

Бурные приготовления к бою развернулись, как только доктора Темпкина ошеломила весть о громадном корабле. Наши корабли были наготове, экипажи рвались в бой. В глубине Камня контрольный пункт штаба находился в рабочем состоянии, компьютеры были отлажены и действовали без перебоев. Раны Вапауса полностью пока не удалось залечить, но состояние спутника заметно улучшилось; кроме того, были предприняты меры предосторожности на случай боя. Казалось, новое оружие появляется каждый день. В конце концов нам стало казаться, что шансы на победу над «Левиафаном» весьма реальны.

Теперь «Джослин-Мари» оказалась перенаселенной: Мари-Франсуаза Чен приняла наше приглашение перебраться на борт корабля. Здесь же жили Рэндолл Меткаф и Ева Берман — когда прибывали на Вапаус. Джордж Приго, Джослин и я были постоянными обитателями корабля. Мы сумели создать себе удобную и размеренную жизнь — несмотря на массу срочной работы, которой хватало на всех.

Все мы, шестеро человек, были на борту «Джослин-Мари» в ту ночь, когда аппарат связи затарахтел над ухом у Джослин.

— Да?

— Командир Ларсон! — прозвучал непривычно возбужденный голос Темпкина. — Мы нашли его!

— Нашли? Что?

— Центр управления ракетной системой! Будите Приго и Чен и отправляйтесь на станцию «Парк Рауман» по красной ветке. Прихватите скафандры. — Связь прервалась.

— Скафандры? — сонно переспросила Джослин.

— Не спрашивай меня — я сам ничего не понимаю. Давай будить остальных.

Разумеется, к нам присоединились Ева и Рэндолл. Пятнадцать минут спустя мы были уже в вагоне, едущем по ночной равнине Вапауса. Здесь огни в небе были не звездами, а светом фонарей на улицах, в окнах домов, светом ручных фонариков. Появлялось странное ощущение, когда светящаяся точка, которую я бессознательно воспринимал как звезду, вдруг начинала двигаться туда-сюда в такт движениям человека, страдающего бессонницей.

Нам повезло — по пути мы почти никого не встретили. Здесь, на вполне пригодном для жизни Вапаусе, носить скафандры считалось бестактностью. Они не только привлекали взгляды и собирали вокруг толпу зевак, но и были неудобными. Кроме того, при виде человека в скафандре сразу распространялись слухи о возможной пробоине оболочки спутника…

На станции нас ждала машина. Водитель велел нам поторопиться, и мы неуклюже забрались внутрь. Машина резво рванула с места в темноту, подпрыгивая на огромных тугих шинах и пренебрегая проложенной дорогой. Спустя несколько минут я разглядел смутный силуэт большой палатки, освещенной изнутри. Мы выбрались, и водитель ввел нас внутрь палатки.

Доктор Темпкин уже ждал нас — он был в скафандре, надетом поверх пижамы.

— Добрый вечер всем вам! Мы действительно нашли то, что искали. — Он указал в сторону кучки людей, заполняющих центр палатки. — Здесь хитроумно запертый люк. Сейчас его пытаются открыть. Под ним находится вертикальный туннель, ведущий прямо к скальному основанию Вапауса. Мы уже отправили буксир для осмотра этой территории снаружи. В конце воздушного туннеля есть хорошо замаскированная открытая платформа, а на ней — оборудование и радиоантенна. Управлять этими чертовыми ракетами могли только оттуда. Мы нашли центр управления, когда один из местных жителей вспомнил, что часто видел здесь гардианов. Локаторы помогли нам обнаружить туннель.

Ропот голосов из группы людей оборвался взрывом аплодисментов. Люк был открыт.

Темпкин водрузил на голову шлем, и мы услышали его голос по внутренней связи:

— Давайте посмотрим, что там такое.

Включенные прожектора направили прямо в туннель. Он имел квадратное поперечное сечение со стороной около метра. По одной стороне туннеля тянулась вниз металлическая лестница. Темпкин начал спускаться первым, я последовал за ним.

— Должно быть, шлюз здесь совсем невелик. Будем спускаться по двое, — решил я.

Мы с Темпкином втиснулись в шлюз и вскоре выбрались из него, а потом вскрыли нижний люк, выходящий на платформу. Из люка мы шагнули в нечто непонятное.

Наши ноги, ощущение равновесия, полная тишина — все это подсказывало нам, что мы находимся на твердой земле, совершенно неподвижной под нами. Но земля эта представляла собой металлическую решетку. Под нами вращались звезды, солнце, планета и небо.

Все четыре угла платформы были приварены к толстым двутавровым балкам, укрепленным в камне. Вся конструкция была выкрашена в грязно-серый цвет наружной каменной оболочки Вапауса.

Я представил себе, как должна выглядеть эта платформа из космоса — крохотный, едва различимый взглядом ровный прямоугольник, исчезающий из поля зрения в один момент. Неудивительно, что платформу так долго не могли обнаружить.

Точно в центре платформы размещался пульт управления для двух операторов, заключенный в проволочную клетку. Снаружи, у двери клетки, мы обнаружили прямоугольный ящик, формой и размерами напоминающий гроб.

— Через решетку проходит антенна, — понял Темпкин, встав на колени и глядя сквозь пол. — Можно окружить эту платформу воздушным пузырем — это облегчит работу.

Из люка выбрались Джордж и Мари-Франсуаза. Джордж застыл на месте, уставясь на ящик-гроб.

— Эта штука мне знакома, — сообщил он. — Я помогал конструировать ее. Это защитное устройство, вполне стандартное для ограничения доступа к сложным машинам внутри.

Подойдя к ящику, Джордж нажал какой-то неприметный выступ на его поверхности. Передняя стенка плавно открылась. Внутри располагался ряд больших переключателей безо всяких пометок, каждый был в защитном чехле. Над этим рядом оказалась всего одна большая кнопка. Джордж указал на нее:

— Возможны сотни комбинаций. Как только переключатели установлены в нужные положения, надо только нажать верхнюю кнопку, и дверь клетки откроется сама.

— А если комбинация набрана неправильно? Или если попробовать открыть дверь клетки просто так? Что будет тогда? — спросил я.

— Не знаю. Все зависит от того, какую бомбу сюда подложили. Может, от нее только расплавится оборудование, а может, треснет оболочка спутника. Но я смогу открыть клетку. Мне нужны инструменты — тестеры, самые чувствительные, какие только найдутся, дозиметры — может, с их помощью мы узнаем что-нибудь о бомбе, — отвертки, ключи, увеличители, прожектора, микроинструменты, блокнот…

Вскоре Джордж углубился в работу. Прибыла команда рабочих с оборудованием и начала спуск с платформы и установку вокруг нее воздушного пузыря. Мы с Темпкином вернулись внутрь спутника, а Рэндолл и Ева заняли наше место на платформе. Территория внутри спутника, вокруг люка, была превращена в строительную площадку. Здесь расставили палатки, принесли фонари и рацию. Поблизости разместилась полевая кухня, и мы с Джослин отправились туда, надеясь разжиться чашкой чая. Я не успел выпить и половины чашки, прежде чем пришло сообщение, что Джордж хочет поговорить со мной. Вновь надев шлем, я вернулся на платформу. Странно, всего минуту назад я спокойно пил чай, а теперь стоял на металлической решетке, видя, как под моими ногами вращается вселенная.

— Как дела, Джордж? — спросил я.

— Не важно, — отозвался он, не поднимая головы. — Это не игрушки. — Говоря, он продолжал медленно проверять цепь. — Знаешь, бывают такие сторожевые собаки, которых натаскивают нападать на любого, кто приблизится к дому хозяина. Хозяин уходит и возвращается, а собака ждет его и охраняет имущество… Лет пять назад я помогал разработать эту систему. Требовалось создать реальную защиту, которую было бы невозможно обойти. Мы перебрали все возможные варианты, вплоть до самых сложных — настолько сложных, что такую защиту было проще уничтожить, чем обойти. А потом нам в голову пришла эта простая идея, но даже здесь мы не обошлись без одной уловки. Это детектор индукции. Я пользуюсь слабым индукционным полем, которое едва можно уловить, а оно помогает пройти в обход защиты.

— Здорово!

Воздушный пузырь вокруг платформы был сооружен, и я помог рабочим подняться на платформу и вернуться внутрь Вапауса. Закрыв за ними оба люка, я долго думал, не стоит ли мне последовать примеру рабочих. Джордж так и не сказал, что ему надо от меня. Может, он хотел просто поговорить, чтобы не терять спокойствия, а может, считал мое присутствие талисманом на счастье. Какой бы ни была причина, меня она устраивала.

Теперь, когда пузырь был готов, я открыл резервуар с воздухом, и вскоре вокруг платформы натянулась прочная пластиковая пленка. Я открыл забрало шлема, а Джордж сбросил и шлем, и перчатки.

Наконец Джордж присел на корточки и вздохнул.

— Готово. Я прошелся по всем цепям. Комбинация набрана правильно — если, конечно, эти ублюдки не заминировали клетку. Идем.

— Подожди минутку, — попросил я и подключил передатчик к панели связи на стенке шлюза. — Говорит Ларсон, — произнес я. — Мы попробуем открыть дверь клетки. Запечатайте верхний люк, а я открою нижний — на случай, если возникнут проблемы. — Глядя на индикаторы, я открыл нижний люк сразу же, как только убедился, что верхний заперт. — Все в порядке, Джордж, — объявил я. — Давай начнем.

Джордж кивнул и нажал кнопку. Дверь клетки плавно открылась.

— Отлично! — восхитился я.

Джордж радостно усмехнулся.

— Нам просто повезло. — Он вернулся к своим инструментам. — Но это еще не все. — Он осторожно перерезал два провода, ведущих от цилиндра, расположенного на внутренней стороне двери. — Это устройство самоуничтожения, — объяснил он, — другими словами, бомба, которой управляет ящик у двери. Сейчас она неопасна…

Не успел он договорить, как пульт управления замигал всеми лампочками, словно новогодняя елка. Джордж встревожился.

— О Господи, эта штука пытается взорвать бомбу! — воскликнул он.

— Ты хочешь сказать, что перерезать провода было мало…

— Да, но комбинацию я установил правильно. Теперь бомба не сработает.

— Может, здесь цепь замедленного действия?

— Нет, не может быть. Я же помогал разрабатывать эту штуку! Сейчас система могла включиться, только если бы получила сигнал извне!

— Сигнал извне? — Мы с Джорджем переглянулись, внезапно осененные страшной догадкой.

— Джордж, смотри вниз! — крикнул я.

Там, под нашими ногами, медленно поворачивалась антенна.

— О Господи! Должно быть, «Левиафан» послал сигнал уничтожить пульт! Он здесь! Скорее уходим с платформы!

Джордж бросился к люку, и я последовал за ним, успев на бегу закрыть забрало.

Позади нас послышался гулкий и низкий рев. Я нырнул в люк.

За спиной загрохотали камни, и из-под опор, удерживающих платформу, взметнулись столбы пламени. Платформа отделилась от опор и поплыла в космос, прорвав пластиковый пузырь. Воздух оттуда мгновенно улетучился. Перчатки и шлем Джорджа уплыли вместе с платформой. Я схватился за ступеньку лестницы и удержался в люке, но Джорджа вытащило оттуда ногами вперед. Его лицо исказилось от ужаса, он схватился за край люка, его ноги повисли в пустоте. Остатки воздуха исчезли. Нас окружил вакуум, но по крайней мере он позволил мне ослабить захват и броситься на помощь Джорджу.

Джордж уже потерял сознание. Он отпустил край люка и начал выплывать из него. Я нырнул за ним вслед и успел удержать его за воротник скафандра. Зацепившись ногами за края люка, я подтянул Джорджа поближе, подхватил под руки и втащил в камеру.

Захлопнув дверь люка, я наглухо задраил ее и открыл клапан. В камеру рванулся воздух. Джордж закашлялся и задышал, из носа у него потекла кровь. Я сорвал шлем и услышал, как Джослин вызывает меня по внутренней связи.

— Мак, ты там? — кричала она. — Ты жив?

— Мы оба здесь, и с нами в основном все в порядке, — ответил я. — Мы внутри шлюза. Откройте верхний люк, и мы сейчас поднимемся.

— Командир, говорит Темпкин. Мы только что получили сообщение о…

— О гигантском корабле, появившемся из-за солнца. Знаем. — Я помедлил минуту. У меня кружилась голова, дыхание было затруднено, руки ныли. — «Левиафан» отправил сигнал сюда, в центр управления, как только вышел из-за солнца. Джордж уже успел перерезать провода бомбы, которая должна была взорвать платформу, но они взорвали заряды у опор. Платформа оторвалась от опор и ушла в космос.

— Что вы имеете в виду? Что произошло?

— Я хочу сказать, что командир «Левиафана» принял командование центром управления ракетной системой, как только смог это сделать. Почему мы не предусмотрели этого раньше? «Левиафан» здесь!

 

15

Спустя четыре часа люди, собравшиеся вокруг входа в туннель, разошлись. Мари-Франсуаза потребовала, чтобы Джослин помогла ей разобраться в новой информации о «Левиафане», полученной при непосредственном наблюдении. На экранах радаров корабль по-прежнему казался одной точкой, но по крайней мере у разведки появился материальный объект для работы.

Нас с Джорджем отправили в госпиталь. У меня треснула кость руки, а Джордж заработал вакуумный шок. Повреждения были неопасными, но врачи хотели продержать нас под наблюдением хотя бы сутки. Они не сомневались насчет выздоровления — просто не хотели лишаться ценных работников.

Я не сопротивлялся. Прошлую ночь я почти не спал, а здесь мне предоставили отдельную палату.

Вскоре после того, как врачи и сестры оставили меня в покое, в дверь негромко постучали.

— Войдите, — разрешил я.

Вошла Ева и смущенно присела у кровати.

— Привет. Как у тебя дела?

— Все в порядке. Завтра утром меня выпустят отсюда. А что случилось?

— Мне поручили командование флотом истребителей.

— В самом деле? — Мне было нечего сказать. Наши с Евой отношения начались неудачно еще на «Боике», и с тех пор колкости в них не поубавилось.

— В живых не осталось ни одного финского офицера со званием выше лейтенантского — они были или казнены гардианами, или погибли в бою. Финны решили, что им нужен опытный командующий, — объяснила Ева.

— А я тут при чем? — удивился я.

Она слегка покраснела — румянец едва заметно проступил под загорелой кожей — и отвернулась.

— Мне казалось, ты считаешь себя более достойным такой должности.

— Ни в коем случае! Ты же сама сказала, что старше по званию.

— По-моему, финны могли бы отдать все командование Лиге, если бы захотели.

Неужели она пришла только затем, чтобы позлить меня? Нет, Ева, казалось, была смущена.

— Ева, мне не нужен такой пост.

— Черт возьми, Ларсон, мне он тоже ни к чему!

— Понятно…

— Я пилот, а не стратег. Пусть даже проведу следующие десять лет при штабе, я все равно останусь боевым пилотом!

— Сочувствую тебе. Но ты так и не ответила, зачем ты пришла с этим ко мне?

— Потому, что ты единственный офицер, пригодный для такой работы. Джослин могла бы заменить тебя, но она ниже по званию, и у нас с ней проблема одинаковая — она пилот, а не штабист. Если бы я могла отказаться от назначения в твою пользу, я сделала бы это немедленно.

— Нет — Я не стал медлить с ответом.

— Но почему?

— Тот же вопрос я мог бы задать тебе. Ева, я брался за все, что поручали мне в этой войне — с тех пор как она стала моей. Я действовал, я ждал. Я импровизировал. Я могу принять все, что мне поручат, потому что только я способен выполнить эту работу, но взять твою работу на себя я не в состоянии. Только ты имеешь необходимую подготовку и звание. Тебя знают пилоты. Это твой пост, а не мой.

— Черт возьми, Ларсон, Мак, разве ты не понимаешь? Я не могу посылать своих ребят на смерть!

— Не можешь? И я не могу Но тебе придется сделать это. Если бы я считал, что способен принять на себя командование, что при этом уцелеет больше наших ребят, я мог бы попытаться. Но я так не считаю. И не могу согласиться только для того, чтобы облегчить твою совесть. Мне хватает собственных кошмаров.

Не говоря ни слова, она встала, повернулась и вышла.

Я выключил свет. В эту ночь мне так и не удалось заснуть.

Прошло несколько дней с тех пор, как Ева предложила мне командование, а я так и не мог успокоиться и не раз поверял Джослин свои тревоги.

— Насколько я понимаю, Мак, тебе предложили шанс ухудшить и без того плохую ситуацию. Предложение Евы не прошло, но если бы ты согласился, то мы обрели бы неудачное командование. Согласившись, ты совершил бы самую досадную из ошибок. Мне бы не хотелось иметь командующего, который тяготится своими обязанностями.

— Но разве я мог согласиться? Или, может, следовало сделать это?

— С какой стати? Если бы ты принял командование, наше положение не изменилось бы в лучшую сторону. Больше всего меня пугает, что Ева вообще сделала такое предложение — значит, она струсила. Нет, я и не ожидала от нее блестящих стратегических решений, но боевому духу пилотов будет нанесен значительный ущерб, как только они узнают о случившемся… Чтобы преодолеть это затруднение, тебе понадобились бы огромные усилия. Мак, ты не годишься для такой работы. Вот если бы ты был лет на тридцать постарше и не исследователем, а военным…

— Знаю. Похоже, это предложение испугало меня.

— И еще одно, дорогой: помни, несмотря на то, что наши корабли держат в резерве, мы те самые «ребята», которых Еве предстоит посылать на смерть.

Финны сумели отправить космический буксир за центром управления ракетной системой и вернуть его. При исследовании стало ясно: если бы Джордж не перерезал провода, термозаряды уничтожили бы всю платформу прежде, чем она сорвалась с опор и вылетела в космос. Но благодаря Джорджу мы получили ее обратно почти целой. Конечно, программы были начисто стерты и восстановить их или отменить команду, отправленную с «Левиафана», не представлялось возможным. Но само оборудование не пострадало. Финны немедленно принялись исследовать его, соображая, можно ли наладить работу центра. Не прошло и дня, как мы узнали назначение кнопок на пульте — пусть даже они уже не действовали.

Эта информация была неоценима, ибо нам открылась ужасная истина: теперь мы не могли просто уничтожить «Левиафан», нам следовало захватить его. С корабля осуществлялось управление ракетной оборонной системой. Если бы поиски центра на Вапаусе завершились хотя бы днем раньше, у нас был бы шанс найти код, необходимый, чтобы взорвать ракеты. По крайней мере, возвращение центра на Вапаус дало нам понять одно: ракеты остаются в действии и будут атаковать все движущиеся объекты — все до единого, если прежние хозяева перестанут контролировать их.

Единственный способ уничтожить ракетную систему — пробраться на борт «Левиафана», найти центр управления и взорвать ракеты.

Но эта нелегкая задача заставила нас пересмотреть все прежние планы за рекордно короткое время. Теперь, когда «Левиафан» был обнаружен, мы могли с большей уверенностью определить его курс. С того места, где он находился, войти в атмосферу Новой Финляндии можно было лишь одним путем. В зоне досягаемости наших истребителей гигантский корабль должен был оказаться через триста шестьдесят часов, а прибыть к планете — через пятьсот.

Радовало только одно: Джордж был всецело уверен, что пульт управления на борту «Левиафана» ничем не отличается от пульта на Вапаусе. Гардианы во всем придерживались стандартов и, уж конечно, не стали бы разрабатывать по такому случаю иной пульт. Действуя быстро и решительно, финны подключили пульт к стимулятору и подготовили к работе на нем команды из двух человек. Пульт состоял из двух панелей, находящихся на расстоянии четырех метров. Работая на нем, два оператора должны были стоять спиной друг к другу. Одному человеку такая задача была не под силу.

Мы с Джослин составляли одну из подготовленных команд. Оказавшись на «Левиафане», каждая из команд должна была направиться к определенному отсеку корабля. На корабле имелось шесть зон, которые разведка (иными словами, Мари-Франсуаза при содействии Джослин) считала подходящими для размещения пультов управления ракетной системой. В каждую из таких зон отправлялось по две команды — одной из них непременно должно повезти. Подготовить запасную команду не хватило времени: «Левиафан» приближался.

После долгих, утомительных часов работы вместе с командами финнов мы с Джослин поднаторели так, что смогли бы управиться с пультом даже с закрытыми глазами. Во время подготовки такое со мной случалось.

Ожидание было напряженным, но в конце концов оно закончилось. «Левиафан» оказался в зоне досягаемости, и первым из наших кораблей предстояло отправиться к нему.

Мы с Джослин наблюдали, как механики-финны переоборудуют «Джослин-Мари». Корабль избавили от лишнего веса, подготовили бортовые орудия. Шлюпки «Звезды» и «Полосы» убрали, чтобы облегчить вес, но «Дядю Сэма» оставили на месте — не только в качестве спасательной шлюпки, но и как независимую огневую точку, которая могла понадобиться. Кроме того, финны успели произвести множество мелких переделок, но вся работа приостановилась, когда стали приходить сообщения о первой атаке. Мы слушали, как наш отряд истребителей подходит к противнику.

— …О Боже, что за громадина!

— Он слишком велик! Нам с ним не справиться!

— Придется. Говорит «Лучник». В мою сторону произведен выстрел из лазера. С такого расстояния он не причинил ущерба.

— Говорит «Пекарь». В меня тоже стреляют.

Вклинился голос Евы:

— Черт, им не терпится… «Лучник», «Пекарь», пускайте ракеты. «Вешалка», укажите им курс со смещением. Пусть считают нас самоубийцами. Посмотрим, как они отреагируют на это. «Вешалка», выпускайте вслед им сенсорные зонды.

— Говорит «Вешалка». Ракеты и зонды выпущены. Движутся в сторону цели.

— Вижу запуск с правой стороны.

— Сколько?

— Трудно рассмотреть, мешают помехи. Солнце светит им в спину, приборы при таком расстоянии барахлят. Я насчитал один… два… три корабля.

— Говорит «Вешалка». Веду наблюдения за кораблями противника. Они не обращают внимания на ракеты и направляются к нашим истребителям.

— Говорит штаб. Первое и четвертое звено, приготовиться к фланговому маневру, расстояние до ста километров по эклиптике.

— Говорит «Пекарь». Противник произвел выстрелы в сторону ракет из лазерных орудий главного отсека. Одна ракета сбита. Вторая цела. Похоже, ты не старался промазать, Рэндолл.

— С какой стати? — отозвался Рэндолл с ведущего корабля.

— Это штаб. Мы принимали сведения с пяти зондов, но недолго. Четыре перегрелись от лазерного удара. Четыре сбиты.

— «Вешалка» на связи. Один истребитель направляется к нам. Два других сбивают зонды.

— Это «Лучник». Моя ракета движется прямо к их лазерным орудиям. Похоже, сработала защита. Взрыв! Кажется, лазерам тоже не поздоровилось.

— Говорит «Вешалка». Истребитель почти в зоне досягаемости. Разрешите открыть огонь.

— На связи штаб. Ни в коем случае! Мы рассчитывали на добычу покрупнее, чем три вшивых корабля.

— И мы ее уже получили. О Господи, восемнадцать кораблей — половина держит прикрытие, половина направляется к нам.

— Это «Пекарь». Вижу, как отряд прикрытия сбивает оставшиеся зонды.

— Говорит «Вешалка». Еще один запуск — насчитал десять кораблей.

— Черт! Это штаб. Отступайте. Если они погонятся следом, пускай. Не сбивайте истребители так близко от большого корабля.

— И на том спасибо.

— Кончай болтать, Ламбер. Все идет по плану, и ты сам это знаешь.

— Похоже, не совсем по плану. Пятеро этих ублюдков движутся мне наперерез. Ева, мне придется посбивать их. Если нас отрежут, тогда…

На мгновение наступила тишина.

— «Вешалка»! Ответьте штабу, — прорезался голос Евы. — Что происходит, черт возьми?

— Ничего особенного, штаб. Ламбер сбил двоих. Все остальные отступили благополучно.

Гардианы пустились в погоню, и первый отряд наших истребителей отступил. Второму отряду наших был отдан срочный приказ, и, как только гардианы приблизились, отряд вылетел из-за планеты в тыл противнику. Гардианы оказались отрезанными от авианосца, а тот был слишком далеко, чтобы оказать им помощь.

Из гардианов не спасся никто. Такая же участь постигла четырех наших ребят. И это был последний успех в битве, последний тактический план, который удалось осуществить.

Такой битвы еще не видывал никто, да ей и не могло найтись свидетелей. Только изредка кому-нибудь удавалось узреть противника на несколько секунд, пока два истребителя проносились мимо. Успех битвы решали расстояние и скорость, длинные часы затишья, краткие моменты лихорадочных действий и сопряженная с ними опасность.

Те, кто руководил битвой, видели символы, номера и проекции орбит на топографическом экране. Мы с Джослин следили за ней по монитору, принимающему сигналы из штаба. Все происходящее казалось сложной и азартной игрой. Центр экрана занимала планета в виде правильной и гладкой окружности, или, вернее, в виде двух окружностей с общим центром — внутренняя обозначала поверхность планеты, а внешняя — границу атмосферы.

Планета была показана прозрачной: зрители могли видеть, как крохотные, похожие на мотыльков тени кораблей движутся вдоль обратной стороны шара.

Огромная кроваво-красная стрела «Левиафана» медленно и грозно приближалась к планете. Два голубых овала, Вапаус и Камень, непрестанно вели танец вокруг планеты. Вапаус облетал свою орбиту трижды, пока Камень успевал обойти ее два раза.

Символы кораблей были окрашены в свои цвета. За каждым из них тянулась тонкая нить, отмечая орбиту корабля.

Время от времени на экране вспыхивала точка, обозначающая ракету, пущенную с одного корабля. Эта точка двигалась к другому кораблю, и иногда тот исчезал с экрана под взволнованные голоса: «Крышка ублюдку!», или: «О Господи, Эдмонда сбили!».

Сильнее всего меня ошеломляли расстояния. Это казалось бессмысленным — мне пришлось пролететь десятки световых лет, чтобы добраться сюда, а истребители едва покрывали несколько сот тысяч километров. Но несмотря на постоянное ускорение при одном «g» и невероятной скорости, им требовались долгие часы, чтобы встретиться друг с другом.

Гардианы вывели второй отряд истребителей. Наша атака была тщательно спланирована задолго до ее осуществления, но раньше или позже что-то должно было нарушиться. Действия гардианов пробили брешь в наших планах. Мы еще держались, но уже с трудом. Мы уничтожили восемь кораблей противника, но потеряли еще четыре наших.

По-видимому, Ева боялась рисковать нашими силами, каким бы ни было положение. Она посылала два корабля туда, где работы хватало на все пять, пару кораблей заменяла одним. Из страха потерять сразу несколько экипажей она отправляла их на смерть один за другим. Битва превратилась в поединки один на один между парами кораблей или трех кораблей против двух, стала сражением смельчаков-одиночек против стаи хищников.

Постепенно проявлялся сложный узор боя. Обе стороны приобретали опыт, платя за него жизнью своих пилотов. Корабли противника были легче, меньше по размеру, могли оставаться в полете более короткое время, чем наши «Биби». Эта легкость позволяла им развивать большую скорость. Грубо говоря, более мощные двигатели противников были установлены на меньших кораблях.

Эти легкие машины могли бы потерпеть поражение при обстреле из лазеров, но имели больше шансов ускользнуть от ракет. Но наши «Биби» и «Звери» несли больше топлива и воздуха.

Я наблюдал, как на экране «Зверь» сгоняет противника с орбиты. К тому времени нам было достоверно известно, сколько топлива в кораблях противников и, таким образом, сколько остаются в рабочем состоянии их двигатели.

Я догадался, что пилот «Зверя» уже все рассчитал. Он преследовал противника при максимальном ускорении 2,6 «g». Противник мог достичь 3,1 «g», к тому же он уже успел оторваться на тысячу километров от преследователя и постепенно уходил все дальше. Но даже если бы противник захотел, он не смог бы повернуть обратно — «Зверь» мгновенно сбил бы его.

Проведя три четверти часа при трех «g», противник развил скорость, во много раз превышающую скорость отрыва от планетарной орбиты. «Зверь» развернулся и направился прочь. Противника можно было считать погибшим. Ему не хватило бы топлива, чтобы вернуться.

Он все-таки сделал попытку. Ему не только пришлось сбавить скорость, но и сделать это достаточно быстро, чтобы вернуться к планете, где он мог надеяться на спасение. Может, не выдержали двигатели, может, топливные баки опустели раньше, чем предполагалось. Попытка не удалась. Вражеский пилот к планете не вернулся.

Противник и «Биби» гонялись друг за другом по противостоящим орбитам. «Биби» находился всего на пятьдесят километров ниже гардианина. Один из них двигался с востока на запад, другой — с запада на восток: каждые сорок две минуты они пролетали мимо друг друга. Их скорость приближения составляла примерно шестьдесят тысяч километров в час. Прежде всего они растратили все ракеты. Маленькие бортовые компьютеры, управляющие запуском ракет, не могли маневрировать достаточно быстро и точно, чтобы обеспечить попадание при такой скорости.

Затем пришла очередь лазерного оружия.

Два корабля пролетали мимо друг друга, на десять минут оказываясь в пределах видимости. Два луча скрещивались в небе, оба корабля перегревались, силясь за краткое время сбить врага. Затем у каждого из них было полчаса, чтобы остыть, проверить ущерб, попытаться заделать пробоины и посмотреть показания приборов.

Затем еще одна встреча после прохождения половины орбиты, и корабли вновь разлетались, каждый раз со все большими повреждениями. Передатчики затихли — антенны расплавились под лазерными лучами. Корабли трясло, пока краска затягивала пробоины и срабатывали предохранительные клапаны. Зная, что топлива остается мало, пилоты не обращали внимания на тряску. На обоих кораблях имелись приборы точной наводки лазеров, и потому лучи направлялись в цель, как бы ни повернулся корабль.

Энергия иссякала, удары лазеров слабели. Посреди свободной орбиты лазер «Биби» перегрелся и взорвался. Корабль уцелел.

Должно быть, противник решил, что ему повезло. Два корабля медленно сходились. Воспользовавшись остатками топлива, пилот «Биби» поменял орбиту и запустил двигатель на всю мощность — так, что пламя обдало корабль противника. Тот превратился в ком расплавленного металла, а «Биби» не удержался на новой орбите.

Он вошел в слои атмосферы с ночной стороны планеты, как раз напротив того места, где по случайности стояла у причала «Джослин-Мари». Мы видели, как в темном небе неожиданно появилась яркая вспышка, мрак разорвал длинный косматый хвост пламени, а затем темнота сгустилась вновь.

Смерть и опасность были повсюду, куда бы я ни повернулся — наблюдая за крохотными искрами на мониторе, за трансляцией с камер, установленных на истребителе, на Вапаусе и на Камне.

Лишившись топлива и боеприпасов, пилот мог только смотреть, как ракета приближается к нему по более быстрой орбите, а ракете оставалось лишь ждать, пока цель будет достаточно близка. В течение пятнадцати минут пилот видел ракету, прежде чем наступал конец. На ракету была направлена камера, и мы тоже видели, как росла точка на экране прежде, чем изображение исчезало.

Должно быть, у одного из кораблей противника внезапно отказали источники энергии. Он направлялся к «Левиафану» на полной скорости и вскоре достиг точки, где ему следовало затормозить, чтобы благополучно совершить посадку на палубу авианосца. Вместо этого он камнем падал на «Левиафан». Оттуда выстрелили в собственного пилота — сразу несколькими ракетами. Истребитель обратился в пыль.

Космос заполонили сломанная техника, лишившиеся топлива корабли и ракеты, обломки, клубы пара, выплескивающегося в вакуум из взорванных топливных баков, и исковерканные трупы погибших воинов. Некоторые из кораблей перед гибелью успевали войти в атмосферу, и много дней подряд с Новой Финляндии были видны необычно яркие падучие звезды. Другие корабли постепенно дрейфовали к солнцу системы или покидали ее пределы, исчезая навсегда.

Это была настоящая бойня в замедленном режиме, дни и часы борьбы за превосходство, за время которых смерть наступала в мгновение ока.

Мы проигрывали.

Я понимал это, едва отрывался от какой-либо из картин битвы, прикованный к ней ужасом, и обозревал целое.

Победить должна была та сторона, у которой уцелеют корабли, в то время противник лишится последнего из них. Мы потеряли половину кораблей, противник — треть. Но флот гардианов оказался более многочисленным, чем мы рассчитывали, а их командование — более осторожным. Гардианы придерживали корабли в недрах «Левиафана», а гигантский авианосец неумолимо двигался к планете.

Ева ничего не могла поделать. Возможно, ситуация была безнадежной, и все-таки более мудрый или старый командующий смог бы выпутаться из нее.

Она пыталась исправить положение, но никакие махинации и провокации не помогали опустошить «Левиафан». И наконец Ева решила пустить в ход свой козырь. Нас.

— Берман вызывает «Джослин-Мари». Отвечайте.

— Говорит «Джослин-Мари». Слышим вас, штаб. Что у тебя, Ева?

— Подожди минутку, Мак, мы перекачиваем информацию в ваш компьютер. Готово, теперь открой файл «партизан» и включи монитор.

Я выполнил требуемое, и на монитор передали модель битвы с голографического экрана. Первым делом появился «Левиафан».

— Итак, Джослин и Мак, это наша самая подробная информация о «Левиафане» — та, которую Мари-Франсуаза собрала вместе с Джослин, плюс последние наблюдения вместе с догадками. Вам придется атаковать «Левиафан, — заключила Ева.

— Знаешь, я так и думал, что мы придем к этому.

— Мне жаль, Мак, что так получилось, но выслушай меня до конца. Мы не можем выманить оттуда корабли, чтобы разделаться с ними, значит, мы должны задержать их там. Вот наши цели. — На голограмме замигало четыре алых пятна. — Это зоны запуска истребителей. Две на носу, две на корме, по левому и по правому борту.

— Все на главной палубе?

— Да. Мы предположили, что они предназначались и для запусков в атмосфере. Корабли вылетают с неубирающимися крыльями, мы также разглядели нечто вроде баллистических катапульт для запуска в условиях гравитации. Все эти сведения мы передали вам. — Изображение «Левиафана» стянулось в круглую точку. Вновь появилась планета, к которой «Левиафан» был повернут кормой для торможения. Витая красная линия вспыхнула и потянулась оттуда, где сейчас находилась «Джослин-Мари», к «Левиафану», прошла с ним бок о бок с левого борта и затем постепенно исчезла вдалеке.

— Это безумие, Ева. Какой будет перегрузка?

— Шесть «g» всю дорогу. Вот почему это придется сделать вам. Никакой другой корабль не в состоянии лететь так долго с такими затратами топлива и энергии. Ваш корабль — единственный, способный набирать и сбрасывать скорость достаточно быстро, чтобы уцелеть.

Джослин задумчиво уставилась на схему.

— Капитан Берман, не могли бы вы показать на схеме выбросы из дюз «Левиафана»?

Розовый хвост длиной в сотню километров дополнил изображение. Он пересекал наш курс.

— О Господи! — не удержался я. — Ева, ты посылаешь нас прямо через это пламя?!

— Черт возьми, знаю! Все знаю! Но это наш единственный шанс. Пламя из дюз создает гигантскую плазменную тень, за которой их приборы не смогут вас обнаружить. Эта тень обеспечит вам прикрытие — чтобы вы смогли подойти как можно ближе.

— Сколько же времени нам придется провести в этом хвосте? И какова там будет температура?

— По нашим расчетам, время составит от четырех до десяти секунд. Мы попытались провести вас ближе к концу хвоста, где немного прохладнее. Там температура не превышает шести тысяч абсолютных градусов. И частицы плазмы здесь имеют меньшую плотность.

— Мы не выживем, — ровным и твердым голосом отозвалась Джослин.

— Поскольку на корабле останется «Дядя Сэм», воспользуйтесь его тепловым щитом, чтобы уберечь нос «Джослин-Мари»…

Я негромко присвистнул. То, что предлагала Ева, было лишено всякого смысла.

— Это, конечно, поможет, но ненамного. Температура слишком высока.

— Дело не только в температуре. Это все равно что пролетать мимо ядерной бомбы в момент ее взрыва, — сообщила Джослин.

— Дайте мне договорить. Мы попробуем помочь вам, и вероятно, вы уцелеете. Вы должны уничтожить зоны запуска. «Левиафан» войдет в атмосферу через пятьдесят восемь часов. Моих ребят осталось слишком мало. Если так пойдет и дальше, вскоре у меня не будет ни единого пилота. «Левиафан» захватит планету, а затем разделается с Вапаусом, когда пожелает. Они выиграют. Но если зоны запуска их кораблей будут уничтожены, у нас еще останется шанс. Вы и ваш корабль — наша единственная призрачная надежда.

— Ева, это невозможно! Почему бы тебе не заставить нас пролететь прямо сквозь солнце?

— Мак… командир Ларсон и лейтенант Купер, вы получили приказ. Подготовка корабля начнется немедленно. Я предлагаю вам убавить температуру внутри корабля. Запуск через три часа. Связь окончена.

Я указал на тонкую красную линию нашего курса.

— Ты заметила, Джослин? Они даже не удосужились проложить для нас обратный курс.

— Да, Мак, но я обратила на это внимание только сейчас. Черт… Знаешь, иногда мне становится жаль, что мы оба так серьезно относимся к своему долгу.

— Говорит капитан буксира. Выводите корабль из дока. Остановка в ста метрах от спутника.

Джослин выполнила приказ. Мы ждали, пока не услышали скрежет и глухие удары по обшивке, за которыми наступила тишина.

— Говорит капитан буксира. Мы укрепили конец милара на корабле. Просим вас использовать только гироскопы, никаких реактивных двигателей, максимальная скорость — пол-оборота в минуту.

«Джослин-Мари» начала медленно поворачиваться вокруг длинной оси. На экране мы видели Вапаус. Рядом с кораблем завис толстый цилиндр, придерживая в рабочих клешнях нечто вроде гигантского рулона алюминиевой фольги. По мере того как вращалась «Джослин-Мари», фольга разматывалась. Сам буксир двигался вдоль оси нашего корабля, и фольга постепенно окутывала его. Обычно миларом изолировали суда, предназначенные для работы вблизи от солнца. Сейчас эту работу проводили впопыхах, покрывая миларом двигатели высоты. Если бы нам пришлось использовать их, вся изоляция мгновенно исчезла бы.

Наконец фольгой был обмотан весь корабль. Крохотная фигурка в скафандре, спокойно наблюдающая с площадки одной из клешней буксира, ножом, похожим на мачете, отсекла конец милара. Поднявшись с площадки, человек подхватил конец фольги, свисающей с «Джослин-Мари», и повис на нем. Корабль продолжал вращаться, и этот конец намотался на него. Человек достал баллон с клеящим веществом, покрыл им всю поверхность отрезанного конца милара, и с помощью двигателей в рюкзаке за спиной направился вдоль обшивки, таща за собой фольгу. Едва клейкий слой милара коснулся поверхности корабля, они словно присосались друг к другу, и человек в скафандре покачнулся.

— Напомни, чтобы я никогда не брался за такое дело, — попросил я.

— Сомневаюсь, что ты сам об этом забудешь, — отозвалась Джослин.

— Следующий этап, — произнес я в микрофон.

Буксир торопливо набрал высоту и развернулся вдоль нашего корабля. Толстая струя липкого вещества ударила из шланга, тянущегося из буксира. Попадая в вакуум, это вещество пузырилось, налипало поверх милара на обшивку корабля и застывало в виде густой пены. Это был теплозащитный материал. Под действием тепла он мог раствориться, но при этом уносил все избыточное тепло с собой.

Все происходящее представляло собой беспомощную, жалкую попытку решить проблему полета в раскаленной плазме, но доставляло некоторое утешение. Казалось, с появлением защитного слоя уровень опасности нашего предприятия перешел с отметки «самоубийство» на отметку «рискованно».

Если не считать антенны и главных двигателей, защитный слой покрыл весь корабль. Антенну так или иначе раскаленная плазма превратила бы в пар. Все остальные наружные приборы связи и поиска были убраны.

— Система охлаждения запущена на полную мощность, — сообщила Джослин.

Это была очень важная деталь — нам требовалось замерзнуть. В полете корабль постоянно нагревался. Защитный слой обеспечивал нам отличную изоляцию. Пропуская сверххолодный жидкий водород из топливных резервуаров в трубы охладительной системы корабля, а затем, уводя его к двигателям, мы могли понизить температуру.

Как только будут запущены реактивные двигатели, у нас не останется способа охладить корабль — пока не расплавится защитный слой.

Но неизвестно еще, доживем ли мы до того, как он расплавится.

 

16

Приближался час ноль.

«Джослин-Мари» произвела запуск при одном «g», но спустя три минуты перегрузка возросла до шести «g». Мы слышали, как скрипят и постанывают конструкции корабля, принимая тяжесть.

Вапаус уплывал от нас все быстрее и быстрее. Нас с Джослин вдавливало в противоперегрузочные кресла. Эти кресла приспособили к большим перегрузкам — теперь они представляли мешки вискозного геля под тонкими и гибкими оболочками. Гель, экзотическое органическое вещество, умудрялся проникать сквозь поверхностные оболочки, и вскоре в кабине распространилась нестерпимая вонь. Мы не могли позволить себе тратить энергию на включение системы вентиляции, тем более что выключать ее пришлось бы слишком скоро.

Температура постепенно повышалась. Мы охладили весь корабль до четырех градусов Цельсия. Хотя двигатели были изолированы и в основном жар шел не от них, на корабле существовала масса других устройств, создающих при работе тепло, и избавиться от него было уже нельзя. Кабина вновь начала нагреваться — медленно, но заметно.

Наша скорость достигла головокружительных высот. Менее чем через три минуты после набора шести «g» мы достигли скорости отрыва от Новой Финляндии. Если бы двигатели вдруг заглохли, если бы системы астронавигации забарахлили в самый неподходящий момент, мы никогда не вернулись бы обратно. Мы упали бы на солнце. Конечно, нам так или иначе приходилось сталкиваться с жаром — если не с солнцем, то с огненным хвостом из дюз «Левиафана».

Снаружи, поверх защитного слоя, на корабле не были установлены камеры, но мы знали, что между нами и солнцем растет еще одна светящаяся точка — гораздо меньше по размеру, расположенная гораздо ближе и более яркая. Отсюда ее было видно невооруженным глазом. «Левиафан».

Полет при шести «g» был изнуряющим занятием, если не сказать больше. К концу дня, несмотря на всю защиту и усовершенствованные кресла, нам с Джоз предстояло покрыться синяками и кровоподтеками от лопнувших сосудов. Нас с Джослин напичкали различными препаратами и витаминами, чтобы уберечь организм от губительной перегрузки. Но если перегрузка все-таки убьет нас, «Джослин-Мари» будет действовать дальше как робот и попытается выполнить задачу самостоятельно, везя на борту два трупа.

Я уже сейчас чувствовал себя трупом. Я не мог повернуть голову, чтобы взглянуть на Джослин, но мы видели друг друга благодаря внутренним камерам корабля. Джослин выглядела так, словно на нее обрушилась тонна кирпичей — что, впрочем, было недалеко от истины. Скосив глаз на камеру, она дернула уголком рта, пытаясь изобразить улыбку.

Мы мчались в ночной мрак, зная, что поблизости нет безопасной орбиты — только бесконечная пустота.

Пятьсот секунд, семь тысяч триста километров от точки запуска. Скорость двадцать девять километров в секунду.

Семьсот секунд, четырнадцать с половиной тысяч километров. Скорость — сорок один километр в секунду.

Девятьсот секунд полета, пройдена половина пути — двадцать четыре тысячи километров от точки запуска. Скорость — пятьдесят два километра в секунду, сто девяносто тысяч километров в час.

Скорость возрастала по мере того, как мы теряли топливо. На это была рассчитана программа корабля. Через тысячу секунд скорость достигла максимального предела.

Все быстрее и быстрее мы приближались к столбу пламени, к массе распадающихся и возрождающихся вновь атомов. Мой организм изнемог до такой степени, что не было сил даже оставаться живым. Каждый вздох с трудом давался моему телу, внезапно прибавившему в весе шестьсот килограммов, душа трепетала в предчувствии встречи с космическим чудовищем, к которому мы направлялись, изрыгающим факел огня в пустой черноте. Сила, мощь, невероятная скорость больше не пугали, а возбуждали дух. Мы с женой мчались на мощной колеснице по небесам, чтобы отомстить своим врагам и мучителям.

От последней мысли у меня перехватывало дыхание; массой «Левиафан» в тысячу раз превосходил «Джослин-Мари».

И все-таки он был отличным кораблем. Его двигатели работали как часы, он не сбивался с курса, уверенно пронзая космос.

Тысяча двести секунд в полете; сорок две тысячи километров от точки запуска; скорость — семьдесят километров в секунду, свыше двухсот пятидесяти тысяч километров в час. Скорость сейчас была нашей защитой. Мы двигались слишком быстро, и только у самого мощного радара оставался шанс заметить нас.

Мы летели вслепую в непроглядную темноту.

Тысяча пятьсот секунд, двадцать пять минут в полете — пройдено более шестидесяти шести тысяч километров, осталось приблизительно тридцать тысяч — по восемьдесят восемь в секунду.

Тысяча шестьсот секунд. Эти цифры потеряли всякое значение. Наступало время готовиться к бою. Внешние камеры по-прежнему находились в защитных кожухах, но были включены. Я приготовил к работе радар, но не включил его — при миларовом щите он был бесполезен.

Мы с Джослин сосредоточенно работали на пульте, почти не переговариваясь, стараясь экономить движения. Поднять руку при шести «g» требовало столько же усилий, сколько подтянуться на Земле.

Тысяча восемьсот секунд. Курс верен. Полчаса с момента запуска. Скорость относительно цели — сто двадцать один километр в секунду, румб ноль-два-ноль.

Остановка двигателей произошла внезапно. Перегрузка сменилась невесомостью. Мы открыли кожух третьей камеры.

Наши тела неожиданно приобрели непривычную легкость, сердца дико заколотились от внезапного исчезновения перегрузки. Я ощутил тяжесть в желудке — гироскопы пришли в движение, поворачивая «Джослин-Мари» на безопасной высоте носом вперед.

Нам предстояло броситься в пламя головой.

Третья камера показывала темноту под слоями милара и защитной пены. Затем постепенно в этой темноте появился тусклый красноватый отблеск, постепенно набирающий силу и яркость. Очевидно, защитный слой растворился — на экране появилась вспышка, и камера обратилась в пар.

Пронзительно завизжала сирена.

— Температура обшивки достигла пятисот градусов и продолжает расти, — сообщила Джослин.

— Аварийную систему охлаждения на полную мощность.

— Температура обшивки — шестьсот.

— Приготовиться к запуску торпед.

— Начинаю запуск торпед. Цикл пошел. Запуск торпеды… один, два, три, четыре, пять, шесть — пуск. Второй цикл… торпеды запущены!

— Джоз, похоже, внешние термодатчики испарились — нет показаний.

— Да, вместе с остатками защитного слоя. Кормовые люки охлаждаются при девяностапятипроцентной мощности.

— А температура растет.

— Температура обшивки — тысяча двести градусов. Появилось еще несколько повреждений.

— Систему охлаждения на аварийную мощность!

— Семь секунд полета в плазме.

— Все системы охлаждения на аварийную мощность.

Но мы уже вылетели из огненного хвоста.

Компьютер вновь взял на себя управление кораблем, бросив мегатонную тяжесть на сто градусов за полсекунды.

По кабине «Джослин-Мари» пронесся горячий ураган, пока система охлаждения откачивала нагретый сверх всех возможных пределов воздух, наполненный вонью спаленной изоляции, расплавленного пластика и пота. Температура воздуха достигала точки кипения воды и быстро снижалась, а затем корабль вновь окатывали волны жара. Система охлаждения прогоняла жидкий водород из топливных баков по трубам и выбрасывала его в космос. Температура быстро падала.

Мы даже не замечали этого: в этот момент ожили уцелевшие камеры, и мы увидели «Левиафан».

Огромный, гигантский, чудовищный — ни одна машина, ни одно творение рук человеческих не могло быть таким невероятным, таким ошеломляющим. «Левиафан» следовало счесть чудовищем, порождением природы, потомком темного солнца, зверем в форме наконечника стрелы.

И эта масса металла приближалась и росла, а мы не сводили с нее глаз, потрясенные этой животной, гротескной массивностью.

Уродливое чудовище округлилось, когда мы подлетели ближе, исчезло и вновь появилось на экранах заднего вида. В численном выражении мы пролетели мимо нее за секунду, но эта секунда показалась нам невероятно долгой.

Оказавшись позади огромного корабля, мы изменили первоначальный курс, повернув на девяносто градусов при привычном одном «g». Столбы огня вырвались со стороны борта «Левиафана» — один, второй…

— Я насчитала пять, — сообщила Джослин.

— Начинай второй запуск.

— Торпедный залп: один, два, три, четыре, пять, шесть… загрузка цикла.

— Четвертая и пятая — осечка.

— Обезвредить и сбросить четвертую и пятую. Туда им и дорога.

На экране появились и тут же исчезли вспышки — торпеды вырвались из корабля и ушли к «Левиафану».

Лазеры корабля открыли огонь, но мы насчитали три попадания.

— Ты заметила, они не выпустили истребители?

— Подожди, сейчас проверю… нет. Мак, дорогой, мы удрали!

— Ушам не верю! И вышли на обратный курс?

— Безусловно, дорогой. Прямо на Куу!

— Боюсь даже спрашивать, не шутишь ли ты. — Я обернулся к Джослин. Одной ее усмешки мне хватило. — Нет, не шутишь. Хорошо, курс на луну Новой Финляндии.

Как только корабль взял новое направление, двигатели взревели, перегрузка возросла до шести «g», а нас вновь вдавило в кресла. После краткой передышки это оказалось еще хуже.

Рассчитывая курс отхода от «Левиафана», Джослин знала: нам не удастся уйти туда, откуда мы появились, «Левиафан» нельзя одурачить дважды, к тому же мы лишились прежней защиты. Потому нам пришлось удирать от корабля, находящегося прямо между нами и Новой Финляндией. Однако прежде, чем окончательно оторваться, нам пришлось сбросить скорость. Джослин вывела нас на девяносто градусов в сторону от первоначального курса. Мы продолжали двигаться не только вперед, но и в сторону. Как только это боковое движение отвело нас на безопасное расстояние от «Левиафана», мы могли притормозить.

Однако мы двигались слишком быстро и теперь баки были почти пусты. Чтобы замедлить ход, требовался хитрый маневр. Мы летели к Куу кормой вперед при работающих двигателях, которые нуждались в помощи.

Именно Куу могла оказать нам такую помощь. Мы должны были облететь ее по кривой, сбавив скорость благодаря гравитации, или, точнее, начать движение в противоположном направлении с той же скоростью.

Этот маневр использовался уже сотню лет, но загвоздка была в том, что для смены направления нам требовалось рискованно приблизиться к поверхности Куу — на расстояние тринадцати километров. Этого хватило бы, чтобы разбиться вдребезги при отклонении от курса более чем на сотую долю процента.

Куу была невелика, представляла собой всего лишь каменный шарик, маленький и бесполезный. Но в случае аварии от этого нам не было бы легче. Все подробности рельефа никчемной планетки росли на экране. Ее почти сплошь покрывали кратеры, и очередной кратер, оставленный нами, просто пришелся бы на место какого-нибудь из прежних. Когда-то на Куу были горы, долины и равнины, а теперь от них остались одни сплошь усеивающие поверхность кратеры. Мертвенность и уродливость этой планетки теперь не скрывали ни расстояние, ни атмосфера.

Мы опасались мести «Левиафана», но ответной атаки не последовало. Может, мы действительно повредили катапульты для запуска, а может, удрали слишком быстро или же гардианов утомила битва с истребителями Лиги. Черный лунный ландшафт подплыл еще ближе. Радар сообщал, что отклонение от курса равно нулю, но мы учитывали ошибку прибора, которая могла возникнуть при такой дальности.

— Мак, включи пятую камеру!

Я переключил экран на пятую камеру и тихо выругался. «Левиафан» произвел запуск. Одна, две, три ярких искры отделились от корабля. Четвертая только появилась и тут же рассыпалась снопом искр поменьше.

— Что-то случилось с катапультой!

— Мы не смогли их остановить, но, похоже, сумели задержать на время.

Больше над кораблем не появилось ни одной искры.

Я переключился на главную камеру и увидел, как Куу надвигается на нас, подобно валуну, катящемуся на муравья. Ее шар рос буквально на глазах, и мне пришлось настраивать масштаб, чтобы вновь видеть перед собой всю луну.

Радар сообщил, что до поверхности планеты остается еще тридцать километров. Мы наблюдали, как мертвая планета растет, и ее изображение расплывалось перед нашими усталыми глазами.

К тому времени, как расстояние между нами сократилось до десяти километров, наш резвый полет значительно замедлился. Оказавшись на расстоянии восьми километров от луны, мы почти ползли. Однако все было относительно: нам по-прежнему нужна была вся мощность двигателя, чтобы вырваться отсюда. Гравитация Куу держала и притягивала нас. Мы вновь набирали скорость.

Теперь казалось, что мы движемся не только к луне, но и вокруг нее; ее поверхность скользила под нами по мере того, как мы описывали над ней дугу. «Джослин-Мари» летела с почти застопоренными двигателями, под нами прокатывался мрачный ландшафт. Казалось, мы катимся вниз по длинному, крутому склону одного из проплывающих внизу кратеров.

Я запустил программу прогнозирования столкновения, ввел данные о Куу из памяти на свой монитор. Программа дала мне три схемы.

Первая представляла собой простую координатную сетку карты Куу. Крохотный красный крестик медленно тащился по ней. Если бы двигатели отказали в эту минуту, на месте крестика появился бы новый кратер, оставленный нами.

Вторую схему усеивали цифры от нуля до 15350 — наше превышение в метрах над средним радиусом планеты.

На третьей схеме появилась ломаная черная линия, которая менялась с каждой минутой — это радар снимал рельеф Куу впереди нас. Вопрос состоял в одном: когда наше превышение достигнет пятнадцати километров, не окажутся ли в этом месте планеты горы высотой километров шестнадцать?

Мы находились почти точно в центре оборотной стороны Куу — территории, для которой имелись лишь самые неточные карты.

Если двигатели выдержат и мы дотянем до того места, где при этом исчезнет красный крестик, будет ли это означать, что Куу — идеально круглое тело без гор и долин (что маловероятно)? А если ее гравитационное поле повсюду одинаково (что тоже маловероятно), мы значительно отойдем от поверхности спутника.

Внезапно значение нашего превышения над уровнем планеты стало падать — пятнадцать и три, пятнадцать и два, пятнадцать и один…

Я чертыхнулся. Так и есть: гравитационное поле Куу не везде одинаково. Под поверхностью, над которой мы пролетали, залегали более плотные породы, и притяжение здесь было сильнее, чем в среднем над Куу. Нас тащило вниз.

Ощущение скольжения по длинному склону исчезло — мы просто падали, второго варианта здесь быть не могло.

Отвратительное лицо Куу проносилось перед камерами.

Ломаная линия рельефа стала еще более ломаной.

— Мы снижаемся над горной цепью, — вполне нейтрально сообщила Джослин. — О Боже мой, сейчас мы врежемся в гору! — Последнее замечание было абсолютно точным и справедливым. — Мак, я перейду на ручное управление. Начинай отсчет до точки среднего превышения над уровнем и называй значение превышения в метрах.

— Двадцать секунд. Превышение двенадцать пятьсот. Девятнадцать секунд, двенадцать тысяч четыреста. Восемнадцать секунд, одиннадцать тысяч девятьсот.

Джослин прильнула к своим экранам, следя за двигателями, радаром и камерой заднего обзора.

— Пятнадцать секунд, — продолжал я, — одиннадцать девятьсот. Четырнадцать секунд, двенадцать тысяч. Тринадцать секунд, по-прежнему двенадцать тысяч.

— Хватит, читай только значения максимальной высоты рельефа, — приказала Джослин.

— Максимальная высота — десять тысяч пятьсот метров. Подъем… Десять шестьсот. Одиннадцать восемьсот… данных нет.

— Все верно, Мак, мы прошли зону гор. Радар пытается дать показания о пустом про…

Ее заглушил грохот. На мгновение свет померк, и я неожиданно вспомнил, что, если мы врежемся, у нас не будет времени заметить, что мы мертвы. Включилось аварийное освещение, показания радара исчезли. Вдруг я понял, что мы летим в невесомости.

— Джоз, что это…

— Помолчи! — крикнула она, лихорадочно работая на пульте.

Зависнув посреди кабины и желая весить раз в шесть побольше, я наблюдал, как пилот в соседнем кресле пытается спасти мою шкуру.

Свет вновь мигнул, корабль мучительно закачало, где-то в его недрах включились двигатели. Вентиляторы принесли в кабину новый запах в дополнение к уже привычной для нас вони — запаху сгоревшей изоляции и расплавленного кабеля.

— Пока корабль слушается управления. Мак, но, похоже, мы лишились второго двигателя и переключились на запасной компьютер. Посмотри, удастся ли запустить главный компьютер снова.

Но я уже вводил команды запуска. Компьютер вернулся к работе через десять секунд.

— Джоз, переключайся на автоматическое управление.

— Готово… Вот это да! Теперь начинается самое плохое.

— По-моему, хуже уж некуда.

— Похоже, корабль еще держится более или менее. Второй двигатель просто исчез — кажется, его снесло ударом. Система охлаждения вышла из строя, но это еще не самое страшное.

— В чем дело?

— По-моему, когда мы проходили над последним высоким хребтом, компьютер решил, что мы сейчас врежемся. Он запустил автоматический обходной маневр, включил двигатели, а затем понял, что столкновения не произойдет, и резко выключил их. Все произошло за полсекунды, но двигатели от этого успели пострадать. Они и так весь полет испытывали чрезмерную нагрузку. Второй двигатель взорвался, и это вызвало второй скачок энергии по всей цепи — в том числе и цепи реактивной системы. При этом вырубились первый и второй двигатели. Мне удалось вновь запустить их и распределить нагрузку, но при этом перегрузка снизилась до двух «g» с шести. Это не пошло кораблю на пользу — в том числе и системе охлаждения, — заключила Джослин свой монолог.

— Но сможем ли мы добраться до базы при двух «g»?

— Разумеется! Мы ведь потеряли двигатель, а не топливо. Но лететь придется на несколько часов дольше. И кроме того, «Левиафан» остался на прежнем месте.

«Джослин-Мари» вынырнула из-за мертвой планеты, где чуть не нашла гибель, и устремилась вперед — навстречу своей базе, врагам, друзьям и судьбе.