Светлана прожила с матерью только шесть лет, она родилась 28 февраля 1926 года.

От родителей ей достался нелегкий характер — жесткий и неуравновешенный.

Ее поступки иногда были непредсказуемы и неординарны. Но человек она всегда была смелый, самостоятельный, со своими принципами, воспитанными в духе традиций и идеалов семьи Аллилуевых.

Она не скоро разобралась, что большинство людей, которые искали с ней встреч и знакомств, относились к ней неискренне, рассматривая ее как средство для достижения каких-то своих, корыстных интересов. Я, разумеется, не имею в виду близких ей людей, которые всегда искренне ее любили. Но таких людей, к сожалению, было очень немного. Вся эта мишура и суетня вокруг нее наложила на Светланин характер свою негативную печать. Постепенно она поняла, что искренних человеческих чувств ей вообще не видать, и стала искать развлечений, относясь к людям, как к живым игрушкам. Светлана несколько раз выходила замуж, но так и не смогла найти по-настоящему близкого ей человека. Да и в ее окружении таких людей просто не было.

Мне кажется, исключением из этого правила был индус Радж Бридж Сингх. Только глубокой привязанностью к этому тяжелобольному человеку можно объяснить то, что молодая, интересная, умная и строптивая женщина смирила свой неукротимый нрав и трогательно заботилась об этом беспомощном человеке до самой его смерти в 1966 году. В этом романе было что-то неземное. Любовь на милосердии.

Сингха я видел всего один раз, хотя мы жили со Светланой в соседних квартирах и у нас был даже общий балкон. Мы как-то с двоюродным братом возвращались домой и увидели Светлану с Сингхом, они сидели на лавочке около нашего подъезда. Сингх производил впечатление смертельно больного человека. Тогда же я услышал разговоры, что Светлана написала книгу, но не придал им значения. Как-то Светлана зашла ко мне и попросила наши семейные фотографии, я охотно отдал все, чем располагал. Было это незадолго до смерти Сингха.

Больше я ее не видел, если не считать случайной нашей встречи в день ее отлета в Индию. В тот день я ничего еще не знал о смерти Сингха и о том, что Светлана через несколько часов летит с прахом Сингха на его родину. Мы встретились во дворе дома, она была в ужасном состоянии и буквально отпрыгнула от меня, когда я хотел поздороваться. Я всегда точно угадывал настроение Светланы, что помогало мне, единственному из братьев, избегать нелепых конфликтов и пустых выяснений отношений. Я вообще человек мирный, не люблю скандалов и стараюсь уловить настроение людей, с которыми приходится общаться. Поэтому я не стал навязываться Светлане и решил поговорить с ней попозже, в более благоприятный момент.

Однако такая возможность предоставилась мне лишь восемнадцать лет спустя. Светлана улетела в Индию, а через два месяца "Голос Америки" передал, что она попросила у США политического убежища. Это произошло в 1966 году.

Бегство Светланы на Запад воспринято было по-разному, по-разному и толкуется до сих пор в прессе. Н.С. Хрущев в воспоминаниях (правда, при жизни он от них решительно отмежевался) ставил поступок Светланы полностью в вину тогдашнему нашему послу в Индии И.А. Бенедиктову. По его мнению, он был с ней груб и не должен был в категорической форме требовать от нее немедленного отъезда на родину в ответ на ее несложную просьбу продлить на два месяца ее срок пребывания в Индии. Наоборот, он должен был ей предложить задержаться в Индии на полгода-год.

Я полностью с этим согласен и считаю, что, прояви тогда наши руководители чуткость и человечность к Светлане Иосифовне, она бы Союз не покинула.

Беда, что слова эти принадлежат Хрущеву-пенсионеру. А вот когда он был при высшей власти, мыслил и действовал совсем по-другому. Пример тому его отказ похоронить Василия Сталина рядом с его матерью. Я уверен, что посол Бенедиктов сам ничего не решал, а выполнял указания наших верхов. В то время власть имущие обращались со Светланой необдуманно, вызывающе и просто глупо. Сперва не разрешали ей выходить замуж за Сингха, потом долго мытарили ее с отъездом в Индию для похорон праха мужа. И в довершение всего зачем-то приставили к Светлане в качестве провожатой какую-то бестактную женщину. Ее, правда, индусы от Светланы быстро изолировали.

Недружелюбно отнеслась к Светлане и Индира Ганди, но ее-то понять можно, как государственный деятель первого ранга она не могла не учитывать позицию наших верхов и понимала, что присутствие Светланы, ее возможные непредсказуемые действия могут повредить советско-индийским отношениям. Все это подробно описано во второй книге Светланы Аллилуевой "Только один год", написанной в США.

У меня же, когда я прочел эту книгу, сложилось убеждение, что Светлану как бы дружно подталкивали в объятия посольства США, провоцировали к тому, что в конце концов и случилось.

Оказавшись на Западе, Светлана сразу же попала в руки опытных специалистов — адвокатской группы из Нью-Йорка, тесно связанной с правительством США. Не поняв сути дела, она подписала ряд документов, которые практически лишали ее авторских прав и ставили в бесправное положение. Фактически книга "Только один год" написана не Светланой, а целой группой авторов. Она писала только главу об Индии, остальное ей буквально было продиктовано.

Первая книга Светланы "Двадцать писем к другу" тоже издавалась с "приключениями". Так, летом 1967 года одна из копий книги была похищена в Москве и передана некоему Виктору Луи, вместе с копией сей господин получил и массу фотографий. Все это он привез в Англию и пытался опубликовать в немецком журнале "Штерн", ссылаясь якобы на близкое знакомство со Светланой.

На своей пресс-конференции в Комитете советских женщин 16 ноября 1984 года Светлана на вопрос корреспондента журнала "Штерн", знакома ли она с В. Луи, ответила, что она видела страницы из ее книги, опубликованные в этом журнале, обнаружила в них много добавлений, к опубликованным фотографиям он дал неверные комментарии, так как не знал, кто на них изображен. Самого В. Луи Светлана никогда не видела и знать его не желает. Я вспоминаю, что этот самый Виктор после бегства Светланы на Запад был у нее на квартире и брал интервью у детей.

Третью книгу Светланы "Далекая музыка" я не читал. Она посвящена Индии и издана только там маленьким тиражом. Американским издателям книга не подошла, так как в ней содержится много критических выпадов против США (это к вопросу о свободе слова и плюрализме мнений в Америке). О четвертой ее книге — "Книге для внучек", опубликованной в журнале "Октябрь", я расскажу чуть позже.

Практически лишенная прав на свои книги, Светлана никаких гонораров за последующие их переиздания не получила. Ничего ей не перечислено и за изданную у нас книгу "Двадцать писем к другу".

Светлана Иосифовна вернулась в Союз в ноябре 1984 года вместе с дочкой Ольгой, родившейся в 1971 году в США от брака с американским архитектором Вильямсом Весли Питерсом. В 1972 году брак этот распался.

Первое время после своего возвращения Светлана жила в московской гостинице "Советская". Там я и встретился с нею и познакомился с Ольгой. Ей было тринадцать лет, и она ни слова не знала по-русски. Родившись и выросши в США, она в последнее время училась в одном из английских колледжей, что и предопределило во многом дальнейший разворот событий.

Мне тогда Светлана сказала, что хочет вернуться домой насовсем, что ее все эти годы преследовало чувство вины, а Запад оказался совсем не таким, как она думала. Она была абсолютно искренна и практически повторила все это на пресс-конференции.

Вернулась Светлана поздней осенью, и Москва показалась ей неуютной. Сразу возникла проблема с Ольгой, как ей учиться и где? Но для начала девочка сама стала активно заниматься русским языком. Ученицей она оказалась способной и за год с небольшим хорошо говорила по-русски и еще лучше по-грузински.

Но как быть с дальнейшим образованием? Наша школьная программа и программа колледжа не имели ничего общего. Вопрос этот пока повис в воздухе.

Еще один вопрос — где жить? Оставаться в Москве, где ей докучали журналисты, она не хотела, да и от огромных шумных городов давно отвыкала. Светлана отказалась от большой квартиры на улице Алексея Толстого и попросила разрешения поселиться в Грузии. К тому времени она поняла, что отношения со своими детьми, живущими в Москве, ни у нее, ни у Ольги не сложились.

Светлана с дочерью уехали в Тбилиси, когда К.У. Черненко, разрешившего ей вернуться на родину, оставалось жить считанные дни, завершалась, как сейчас говорят, эпоха застоя, на горизонте поднимался новый лидер — М.С. Горбачев. Я говорил Светлане, что в Грузии она жить не сможет, но, если она что-то вбила себе в голову, переубедить ее было невозможно. Думаю, что это была ее очередная попытка убежать от самой себя.

В Грузии Светлане обеспечили вполне нормальные условия для жизни, ей даже предоставили персональную машину, чем вызвали возмущение некоторых наших сограждан, но им-то невдомек, что машина была выделена не столько для удобства Светланы, сколько для служб, контролирующих ее перемещения. По правде машина ей не шибко нужна была, как и многое другое. У нее были кое-какие валютные сбережения, и она могла купить все необходимое, в том числе и машину, которую, кстати, умела прекрасно водить. Она еще с детства была приучена обходиться в быту только необходимыми вещами и никакой роскоши себе не позволяла. Иное дело различные бытовые удобства, к которым она привыкла, их отсутствие ее, конечно, раздражало, как и излишняя опека.

Однажды она прилетела в Москву самостоятельно, без помощи грузинских спецслужб, и так же решила вернуться обратно. Билет на самолет у нее был, и я поехал проводить ее во Внуково. Было это в январе 1986 года. Рейс задерживался, как и многие другие. Аэропорт набит народом, суетня, толкотня, грязища, приткнуться некуда, пришлось звонить в грузинское постпредство, приехал его сотрудник, пожурил ее за самодеятельность и проводил в депутатский зал, где хоть передохнуть можно и перекусить по-человечески.

Вот так и шла жизнь, и опека не в радость, и без нее не обойтись. Раздражение накапливалось. К тому же Светлана никак не могла понять и принять нашу нынешнюю безалаберность и безответственную болтовню. Она была воспитана в ином духе: сказал — выполни. Светлана с возмущением мне рассказывала, как ее "надули": поехала она как-то в Гори, встретилась с работниками музея и предложила в одном из его залов воссоздать интерьер Ближней дачи в Кунцеве, где жил Сталин и где в годы войны фактически проходила вся работа Ставки Верховного Главнокомандующего. Идея всем очень понравилась, ее горячо одобрили и. палец о палец не ударили, чтобы осуществить.

Неожиданно возник еще один житейский конфликт — между Светланой и Ольгой. Увозя на родину дочь, Светлана не сказала ей, что в свой колледж она не вернется. И хотя Грузия девочке очень понравилась, учиться в школе она не могла.

Нередко в печати можно встретить сентенции о деспотическом отношении Светланы к младшей дочери. Скажу сразу — это ложь. Они долго жили у меня, и я могу с полным основанием судить об их отношениях. Мать и дочь сильно любят друг друга. Я не знаю больше ни одного человека, кроме Ольги, который бы делал со Светланой все, что ему вздумается. Конечно, они могут поругаться, Светлана может накричать на Ольгу — это обычные ссоры, которые бывают в каждой семье. Но вот проходят пять-десять минут, и они вновь сидят обнявшись, а еще через пять минут Светлана уже готова на любые дела во имя Ольги.

Ольга настаивала на возвращении в свой колледж. Я не видел в этом ее желании чего-то противоестественного, тем более что Грузия девочке понравилась, у нее появились славные друзья. Потом на пресс-конференции в Англии после своего возвращения она скажет, что, закончив колледж, собирается вернуться в Грузию и преподавать там английский язык.

С этим общим настроением Светлана и Ольга приехали ко мне в Москву незадолго до XXVII съезда КПСС. Казалось бы, никаких осложнений не возникнет. В стране идет перестройка, кругом гласность и "новое мышление", наводятся многочисленные мосты с Западом. Да и не грех вспомнить критические размышления Н.С. Хрущева по поводу бегства Светланы в США.

Ан нет! Началась знакомая бодяга. А зачем Ольге ехать в Англию, ей здесь лучше, пусть учится в Университете дружбы народов и т. п. Все всегда знают, что кому лучше! Поразительно, но в общем-то нетрудно сообразить, что Ольгу в любом случае пришлось бы отпустить: подключился бы ее отец, "защитники прав человека" и иная пропагандистская рать, а в итоге — ничего хорошего, кроме общего озлобления.

Пока крутилась эта карусель, я изо дня в день наблюдал, как внутри у Светланы все клокотало, как зрела и поднималась ярость, и в один прекрасный день после очередной душеспасительной беседы, что у нас Ольге будет лучше, Светлана с Ольгой отправились в посольство США. Милиция их перехватила, но после этого Ольге дали разрешение на выезд в Англию.

Светлана тогда еще не собиралась уезжать из Союза, она только решила перебраться в Москву, потому что без Ольги ей в Грузии будет тоскливо. Попросила меня помочь ей восстановить водительские права. С этим она с Ольгой уехала на несколько дней в Грузию. В это время открылся XXVII съезд КПСС. В канун их возвращения в Москву мне позвонили из постпредства и сообщили, что они сами встретят Светлану и Ольгу и привезут ко мне домой, а утром следующего дня мне сообщили, что Светлана попала в больницу.

В Москву Светлана и Ольга прилетели через несколько дней, но остановились они уже не у меня, а в гостинице "Советская". В тот же день при оформлении в МИДе выездных документов на Ольгу Светлана заявила, что она хочет покинуть Союз. Это заявление больше всех поразило Ольгу. Все оставшееся до отъезда время она провела у нас дома и все время недоумевала, почему мама приняла такое решение. Она нам рассказала, что вечером накануне отлета Светлана почувствовала себя плохо. Вызвали врача. Врач пришел незнакомый, дал ей какие-то таблетки. Светлана приняла их, и ей стало совсем худо, она потеряла сознание, упала на пол. "Скорая" отвезла ее в больницу, где она пролежала три дня и, как только почувствовала себя лучше, сбежала домой. Они сразу же улетели в Москву, и Светлана заявила о своем желании покинуть СССР.

О причинах я могу только догадываться. Очевидно, ей показалось, что ее хотели отравить и дальнейшее ее пребывание в Союзе небезопасно. Между прочим, уже в Америке Светлана пережила второй такой же сильный сердечный приступ. Там она тоже оказалась в больнице, но провела в ней лишь один день, который обошелся ей в две тысячи долларов. Потом она сказала мне по телефону: "Ну вот, Володей, это был второй звонок. Если что со мной случится, не удивляйся".

Эти ее слова мне тогда сильно не понравились, и я, как мог, ободрял ее, понимая, что ей одной несладко в Америке и только надежда на скорый приезд Ольги на каникулы помогает ей пережить это трудное для нее время.

А другой причиной, повлиявшей на ее отъезд, было отношение к ней сына и дочери, живущих в Союзе. Катя, дочь от брака с Юрием Ждановым, даже не приехала с Камчатки, где она работает вулканологом, повидаться с матерью. С сыном Иосифом (от брака с Григорием Морозовым) у нее сразу же после ее возвращения сложились напряженные отношения. Не хотел бы быть здесь судьей, но глубоко убежден, что и Катя и Ося просто обязаны были помочь матери акклиматизироваться на Родине, поддержать ее, но они этого не сделали. Более того, у меня сложилось впечатление, что кому-то было выгодно изолировать Светлану, оставить ее в одиночестве и заставить вновь покинуть Союз.

Первые такие смутные подозрения возникли у меня, когда Светлана вдруг решила переселиться в Тбилиси. Потом мне позвонил Ося, и подозрения мои окрепли. Не стесняясь в выражениях, Иосиф костерил меня за то, что я принял у себя Светлану и Ольгу, приехавших из Тбилиси решать вопрос о возвращении Ольги в английский колледж. Свою порцию отборного мата выдала и жена Оси, выхватившая у своего благоверного телефонную трубку. Попытки урезонить разбушевавшихся успеха не имели, пришлось закончить "теплую" беседу на языке, более понятном абонентам. Этот инцидент положил конец нашим отношения. Не терплю ни хамства, ни диктата. Об этом разговоре Светлана узнала от моей жены.

Прочитав "Книгу для внучек", я убедился, что был близок к истине в своих подозрениях. В ней Светлана приводит свой разговор со старым ее другом Ф.Ф. Волькенштейном, который прямо заявил ей: "Зачем ты приехала? Мы все привыкли к тому, что ты живешь за границей. Твои дети в порядке — ты же знала это. Что ты будешь теперь здесь делать? Ты видишь, как твой приезд использовали для пропаганды? Ведь тебе-то этого не нужно!". Смотрите, как просто — Волькенштейн и К° привыкли, что Светлана живет за границей и, стало быть, на родине ей делать нечего. А что касается излюбленно-расхожего тезиса о пропаганде, то ведь использовать Светлану как разменную монету мог не только Запад. К сожалению, эту простую истину не поняли или не захотели понять ее старшие дети и внесли свой вклад в это постыдное дело.

Я читал Светланину книгу уже тогда, когда эта глава была написана, и даже порадовался, что мы в своих суждениях оказались независимы друг от друга. Но в одном Светлана меня не убедила — будто у нее много друзей у нас и за рубежом. Я был бы счастлив, если бы это было так, ведь тогда ей не пришлось бы колесить по всему свету в поисках желанного пристанища. О друзьях же типа Волькенштейна давно сказано: "Господи, спаси меня от друзей! А от врагов я и сам избавлюсь!".

Я хочу назвать еще одну существенную причину, по которой Светлана решила покинуть страну: она дочь И.В. Сталина, и этот крест она несет и будет нести до скончания дней своих. Свое отношение к Сталину люди часто переносят и на его дочь. Одни его обожествляют, другие называют монстром, и очень немногие пытаются объективно разобраться в этой сложной фигуре, понять и оценить его характер и действия в реалиях той исторической эпохи. Наверное, и сама Светлана, его дочь, не во всем понимала отца, и ей трудно быть его судьей или защитником, но я знаю — огульного охаивания отца она не принимает, как и настойчивое стремление возложить на него всю полноту ответственности за содеянное, объявить его "козлом отпущения" за все грехи истории. И ей, конечно, морально трудно было оставаться в стране, где в условиях гласности и плюрализма каждый, кому не лень, мог упражняться на имени отца.

Тогда, еще в начале 1986 года, ее встревожили некоторые тенденции перестройки, и она сделала для себя соответствующие выводы, покинув страну. И сегодня, с высоты прожитого за последние годы, я убеждаюсь — она поступила верно.

Могли ли мы вообразить себе, даже в конце 80-х годов, в каком бедственном состоянии окажется наша страна и ее народ? И в самом страшном сне представить не могли бы. Меня в свое время поразила одна из программ "Пятого колеса". Ее руководитель Белла Куркова с большой теплотой вспоминала библейского Моисея, который, по преданию, вывел еврейский народ из египетского рабства, а потом сорок лет водил по пустыне, дабы вымерли все, от этого рабства вкусившие. При этом Белла Куркова очень сокрушалась, что у нас ныне еще не нашлось своего Моисея.

Я тогда задумался, кто же такой был этот Моисей? Выходит, он был основателем школы тех самых "лекарей", которые исповедуют принцип: "горбатого могила исправит". А ведь в истории человечества немало было последователей этого принципа. Им пользовалась святая инквизиция против еретиков и богоотступников, католики против гугенотов и гугеноты против католиков, испанские конкистадоры, уничтожившие целые уникальные этносы в эпоху великих географических открытий, и многие и многие другие. И всегда при этом лилась и лилась кровь.

Судя по публикациям последних лет, наш доморощенный Моисей — Лев Троцкий, понимая, что у него нет ни сорока лет, ни пустыни, где можно водить 150-миллионный народ, на психологии которого отразилось девятисотлетнее влияние христианско-православной церкви, трехсотлетнее татаро-монгольское иго, трехсотпятидесятилетнее крепостное право, трехсотлетнее правление дома Романовых, приучивших народ к смирению, покорности и терпению, решил проблему просто: организовал концлагеря, дав в руки их обитателей для ускорения "лечебного" процесса кайло и лопату, а другой подобный "пророк" Яков Свердлов распорядился об уничтожении казачества.

Еще дальше пошли "Моисеи" из "тысячелетнего рейха". Они создали концентрационные лагеря, предназначенные для тотального уничтожения людей по расовому и идеологическому принципам, разработали план "Ост", предусматривающий на освобожденных "от ига большевизма" территориях уничтожение 120–140 миллионов неполноценных славян и других неарийских народов. Тем, кто сегодня, задуренный нечистоплотной пропагандой, думает, что мы все пили бы баварское пиво и ездили в "мерседесах", если бы не победили фашистскую Германию, очень полезно изучить материалы Нюрнбергского процесса. В них от одной системы утилизации человеческих останков стынет кровь: из жира варилось мыло, из кожи изготовлялись перчатки (из кожи с татуировкой — абажуры), из костей — костная мука для удобрений, волосы шли на матрацы и тюфяки, золотые коронки, превращенные в слитки высшей пробы, пополняли казну рейха.

Некоторые материалы Нюрнбергского процесса были использованы М. Роммом в его фильме "Обыкновенный фашизм". Одна из его учениц из ГДР бросила учителю обвинение в очернительстве немецкого народа. Тогда он предложил ей посмотреть документальные пленки, снятые самими гитлеровцами. После нескольких часов их просмотра девушка, белая, как полотно киноэкрана, прошептала: "Михаил Ильич, все равно не верю, ибо зачем тогда жить на этой земле".

Тоска некоторых наших "демократических" интеллигентов о новом Моисее или Пиночете, я думаю, нашим народом совсем не разделяется, хотя "близкое" знакомство с "коллективным Распутиным" ему уже многого стоило — сокращение продолжительности жизни, рождаемости, рост смертности над рождаемостью, вакханалия преступности, падение жизненного уровня и жизненной энергии, а всего-то для этого потребовалось лишь несколько лет.

Светлана этого близкого знакомства постаралась избежать.