У профессора дрожала рука, державшая фонарь, пес, забыв о своей минутной храбрости, жался к дереву, и только Кемпиону хватило мужества наклониться над судорожно дергающимся в тяжелой сети существом.

Ослепительный после почти полной темноты свет фонаря, как ни странно, не прояснил ситуацию. Существо затихло и теперь, бесформенное и волосатое, лежало недвижимо.

Глядя на него, и Кемпион, и профессор неожиданно подумали об одном и том же — как невелики были их шансы на успех. И все же они победили.

Пек спрыгнул на землю со своей ветки. У него было белое, как мел, лицо, все в крупных каплях пота.

— Здорово, — шепотом повторял он. — Здорово.

В конце концов профессор тоже наклонился на сеткой, и в его голосе прозвучало больше волнения, чем страха:

— Так я и знал. Так и знал. Самый замечательный пережиток прошлого, о каком я только слышал. Вы хоть понимаете, кого мы поймали?

— Женщину, — ответил Кемпион.

— Ведьму, — поправил его профессор. — Поглядите… Только осторожно. Как бы с ней чего не случилось.

Он стал поднимать сетку, а молодой Пек, стараясь подавить в себе ужас, что в тех обстоятельствах было проявлением настоящего героизма, засветил дрожащими руками фонарь.

Наконец профессор и мистер Кемпион освободили свою пленницу от веревок, но она даже не пошевелилась.

— Только этого не хватало! Неужели умерла от страха? — с беспокойством воскликнул профессор. — Пек, давайте сюда фонарь. Отлично.

Теперь, когда свет не прыгал, кошмар Фарисейской поляны был хорошо виден.

Во многих деталях он отличался от обычного призрака, но более всего тем, что оставался таким же страшным при свете, как в темноте.

Кемпион не ошибся. Перед ними действительно лежала полуголая старуха, завернутая единственно в козьи шкуры. На голове у нее было нечто, сотворенное из головы животного, а лицо скрывала маска с прорезями для глаз. Незабываемое впечатление производили вымазанные в крови костлявые руки.

Когда профессор снял с головы старухи рогатую голову животного, Кемпион отвернулся, борясь с подступившей к горлу тошнотой, но стоило ему вновь взглянуть на пленницу, и он невольно отшатнулся. Она была совершенно лысой.

Молодой Пек сказал то, что мгновенно стало ясно всем.

— Миссис Манси. Та старуха, которую все зовут ведьмой. А я-то не верил. Кто бы мог подумать? Надо же, как все получилось.

Профессор взялся за свою сумку.

— Теперь, когда мы знаем, кто она, осталось узнать, где она живет. И с кем.

— Она живет с сыном, сэр. Его зовут Сэмми, — сказал мистер Пек, вновь расхрабрившийся, как только понял, что призрак— всего лишь человек. — Он немного не того. Они оба не того.

— Вы знаете, где они живут? — спросил Кемпион. — Это далеко? Надо отнести женщину домой.

— Недалеко. Они же не в деревне.

Тем временем профессору удалось освободить старуху из сети, и он завернул ее в подобие пледа, захваченного им на всякий случай.

— Мне кажется, если мы доставим ее домой прежде, чем она очнется, это будет лучше для всех. Не то она может впасть в неистовство.

Молодой Пек, исчезнувший было, появился вновь с двумя крепкими палками из забора, который разделял владения Гиртов и Кэйри.

— Вот… До ее дома не больше полумили.

Положив не подававшую признаков жизни миссис Манси на импровизированные носилки, они молча двинулись в путь. Необыкновенный конец необыкновенной экспедиции наводил на размышления.

Впереди шел Пек, повесив фонарь себе на пояс. За ним бежал пес. Сзади носилки несли профессор и Кемпион, которые то и дело спотыкались, так как не помещались на тропинке.

Профессор о чем-то думал, но когда они покидали поляну с северной стороны, он поглядел на Кемпиона.

— Вы поняли?

— Не совсем. Но я бы не поверил, если бы не видел собственными глазами.

— А я не очень удивился, — доверительно проговорил старый профессор. — Меня насторожили козлиные рога и то ли вой, то ли пение. Интересный случай. Лет пятьдесят, насколько мне известно, такого не было. Пример тупикового пути развития. На здешние места наступает цивилизация… то же самое происходит во всем мире… И все же то тут, то там удается найти нечто такое, что не изменилось за, скажем, триста лет. Эта женщина, насколько я понимаю, сумасшедшая, — торопливо проговорил он, заметив, что Пек внимательно его слушает. — Но у меня нет ни малейшего сомнения, что ее род состоит из бесконечной череды ведьм. И они кое-что передали ей по наследству. Некоторые исследователи в точности описывают ее наряд и ее вой. Она — атавизм. Хотя сама она, верно, думает, что действует по наитию. Очень интересно… Очень интересно.

— Да… Но зачем? — спросил Кемпион, который был потрясен сильнее, чем хотел в этом признаться. — Какова причина? Она сама это придумала, или ее кто-то надоумил?

— В этом надо разобраться, — ответил профессор. — Мне кажется, поскольку ее появления были довольно редкими, причина должна быть веской. Это мы, без сомнения, узнаем. Естественно, ее мать делала то же самое. Вы не поверите, как много ведьм в вашей стране, да и в моей тоже, было в последние триста лет. Собственно, не так уж давно их перестали сжигать на кострах. Всего за несколько лет до моего рождения Д.Д. Хоума прогнали из Рима за колдовство. В местных газетах можно найти потрясающие полицейские отчеты с подобными историями.

— И все-таки это не совсем обычный случай, как вы думаете? — спросил Кемпион.

— Этот? Пожалуй. Пережиток прошлого. Великолепно сохранившийся пример довольно старинного колдовства. Но вас ведь не удивляет, что здешние люди сидят, лежат, пользуются мебелью, сделанной триста лет назад. А роговые ложки елизаветинской эпохи, которыми они помешивают свои пудинги и варенья? Конечно, ложки сохранились не в каждом доме, признаю, и все-таки здешние обычаи складывались лет триста-четыреста назад. Мы узнаем больше, когда побываем в ее доме.

— Не хочу показаться бесчувственным, — заметил Кемпион, разгибаясь, — но было бы неплохо, если бы эта милая дама имела при себе помело.

— Мы уже пришли, — сказал Пек. — Только поднимемся на горку.

Еще пять минут, и они были на месте. На востоке небо стало почти голубым, и нужда в фонаре отпала.

Дом миссис Манси трудно было разглядеть не только издалека, но и вблизи. Это был даже не дом, а, скорее всего, пристройка к дому, который давным-давно развалился, сооруженная Бог знает из чего. На вытоптанной вокруг дома земле лежали несколько тощих кур. Не доходя футов пяти-шести до двери, молодой Пек остановился.

— Надо бы поставить носилки тут, сэр, и посмотреть, дома ли Сэмми.

Так и сделали. Кемпион и профессор с радостью разогнули натруженные спины, а Пек, не выпуская из рук фонарь, в сопровождении верного пса направился к покосившейся двери. Постучав и не получив ответа, он толкнул ее и вошел внутрь.

Почти тотчас в доме кто-то забегал, потом в дверях показался мужчина и опрометью бросился в лес. Это было так неожиданно, что у профессора и Кемпиона сдали нервы.

— Кто? Что? — хрипло спросил профессор. Из дома с виноватым выражением на лице вышел мистер Пек.

— Это Сэмми. Я его не трогал. Можно ее вносить, только здесь ужасно грязно.

Они вновь подняли носилки и вошли с ними в дом. Пек повесил фонарь на торчавший из потолка крюк, осветив неприглядное жилище.

Кое-какая мебель в доме все же была, но грязь и смрад произвели на вошедших ужасающее впечатление. Не только дверь справа от камина, но и стены, пол, потолок были черны от сажи. Профессор брезгливо огляделся.

— Такое не должно быть допустимо, хотя, я знаю, как трудно бывает вмешаться и что-то изменить. Кемпион, помогите мне донести ее до кровати.

Они подняли старуху, все еще завернутую в плед, и кое-как уложили ее.

— Чья это земля? — спросил профессор.

— Да вроде ничья, — отозвался Пек. — Мы зовем ее пустошью. А они живут тут давно, еще ее мать тут жила. Далековато от деревни. И нет никого, кто мог бы что-нибудь с ней поделать.

Профессор достал фляжку, налил в крышку немного бренди и влил его в рот старухе. Она пошевелилась и что забормотала.

— Осторожнее, сэр. Как бы она не набросилась на вас, — не удержался Пек.

— Да уж, — усмехнулся профессор. Неожиданно в комнате стало темно, так как в дверях появился человек и заслонил собой свет. Оглянувшись, незваные гости увидели испуганные глаза на белом, заросшим щетиной лице.

— Входи, — твердо произнес Кемпион. — Твоя мать потеряла сознание в лесу.

Бочком, сначала метнувшись в одну сторону, потом в другую, Сэмми Манси вышел на середину комнаты и, глупо ухмыляясь, встал под фонарем, словно показывая всем, какой он маленький, тощий и какая на нем рваная одежда.

Неожиданно он что-то понял и залепетал:

— Вы видели ее… видели ее в лесу. Не трогайте меня. Я тут ни при чем. Меня там не было.

Обессилев от необычного напряжения, Сэмми умолк и стал смотреть на мистера Пека, который ходил по комнате, заглядывая во все углы, и вдруг обнаружил пару еще не остывших кроликов. Сэмми, хоть и дрожал от страха и возбуждения, вырвал их у него из рук и спрятал за спину, всем своим видом показывая, что никому их не отдаст.

— Теперь понятно, — с заметным пренебрежением проговорил мистер Пек. — А то в деревне все думают, что они тут едят, если не работают.

Сэмми оглянулся на дверь в поисках спасения, но мистер Пек стоял у него на пути. Тогда он принялся изрыгать проклятия и делал это несколько минут, пока не осознал всю бесполезность этого, после чего в ярости бросился на простертое на кровати тело.

— Нас поймали, мать! Нас поймали! Старуха открыла белесые с красными прожилками глаза.

— Я их прокляну, — прошептала она с неожиданной страстью. — Никто не смеет приближаться ко мне.

Она повернула голову и, увидев профессора, приподнялась на локте, чтобы извергнуть на него такой поток грязных ругательств, от которого даже ему, весьма интересовавшемуся фольклором, стало не по себе. Однако он не побежал прочь, и старуха переменила тактику.

— Оставьте меня. Уходите, — захныкала она — Я никому не причиню зла. Ничего не сделаю. Не причиню никакого зла, если вы уйдете.

Неожиданно подал голос насмерть перепуганный Сэмми:

— Нас поймали. Нас поймали.

Старуха, по-видимому, не сразу его поняла, а когда поняла, то простонала:

— Ничего не поделаешь.

Кемпиону пришло на ум, что она совсем не сумасшедшая, в отличие от своего сына. В старческих глазах светилась мысль, и когда она обвела ими комнату, то видно было, что она осознала свое положение.

— Это ты пугала людей на Фарисейской поляне, чтобы твой сын мог охотиться в лесу?

— А вы не заберете нас с собой, если я скажу? — спросила она, в упор посмотрев на Кемпиона.

— Нет. Я только хочу знать, зачем ты наряжалась в шкуры?

Выражение лица Кемпиона, похоже, успокоило старуху.

— С ним не все в порядке, — сказала она. — Он ничего не мог поймать, если ему мешали, ведь он совсем не умеет защитить себя. Меня он не боится, а вот всех остальных…

Она рассмеялась, с шумом вдыхая воздух. Профессор наклонился над ней.

— Кто тебя научил?

— Научилась еще в молодости, — посуровела она, почуяв угрозу. — И знаю больше, чем вы думаете. Где мои шкуры?

— В лесу, — ответил профессор.

— Надо их забрать, — сказала она, пытаясь сесть на кровати. — В них вся сила… много силы.

— Заберешь, заберешь. Еще успеешь, — успокоил ее мистер Кемпион. — А пока сама поднаберись сил.

Миссис Манси послушно улеглась, не сводя, однако, подозрительного взгляда с мужчин и беспрерывно шевеля губами.

— Зачем ты испугала леди Петвик? — вновь попробовал допросить ее Кемпион. — Ей-то никакого дела не было до вашей охоты.

Старуха уселась на кровати, являя своей лысой головой и беззубым оскаленным ртом довольно страшное зрелище.

— Это не я.

— Тогда, может быть, Сэмми?

Красные глаза миссис Манси налились яростью. Все еще завернутая в плед, она встала на кровати, возвышаясь надо всеми, и произнесла с ненавистью:

— Я проклинаю вас. Я проклинаю вас натянутой веревкой, свернутой веревкой, целой и порванной веревкой. Я проклинаю вас огнем, ветром, водой, дождем, глиной. Всем, что летает и что ползает. Глазом, рукой, ногой, короной, крестом, мечом и кнутом проклинаю вас. Хаад, Микадед, Ракебон, Рика, Ритилика, Тизарит, Модека, Раберт, Тут, Тумх.

Едва договорив, она вновь упала на кровать и лежала, тяжело дыша.

Профессор, который вслушивался в это архаичное проклятие с видимым удовольствием, даже достал блокнот и записал несколько слов.

Кемпион не шелохнулся, более того, убедившись, что старуха вполне пришла в себя, совсем успокоился.

— Ты до смерти напугала леди Петвик, — медленно, словно перед ним ребенок, проговорил он. — А потом, когда увидела, что наделала, сложила ей руки и закрыла глаза. Зачем ты это сделала? Может быть, у тебя получилось случайно?

Сэмми, который с открытым ртом прислушивался к каждому слову мистера Кемпиона, вдруг вмешался в разговор, желая спасти свою мать от, как ему показалось, страшной опасности.

— Пока Маргарита не приказала ей, она не показывалась господам. Только потом она стала пугать людей.

— Не слушайте его, — завопила старуха, в ярости подскочив на кровати. — Он ничего не знает. Врет он!

Однако Кемпион не поверил ей.

— Кто такая Маргарита? — спросил он, стараясь не показать, как его заинтересовали слова Сэмми. — Ну же, Сэмми?

— Вы не можете обвинить Маргариту! — кричала миссис Манси. — Она не желала ей смерти. Она сказала только немного попугать ее, чтобы она полежала в постели день, другой. Она ничего не сделала!

— Кто такая Маргарита? — стоял на своем Кемпион, сверля миссис Манси острым взглядом. Сейчас его лицо никто не назвал бы глуповатым.

— Вы не можете обвинить Маргариту, — повторила миссис Манси. — Я сделала фигурку леди, я ее назвала и я ее сожгла.

Без гордости и без раскаяния она произнесла это, и профессор затаил дыхание.

— Фигурка была из глины или из воска?

— Из глины.

Мистер Кемпион этого не слышал, так как все его внимание было поглощено Сэмми, которому он еще и еще раз задавал свой вопрос.

— Мисс Маргарита. Отец работал у нее, когда был жив.

Тут заговорил Пек:

— Прошу прощения, сэр. Это, верно, мисс Маргарита Шэннон, которая держит лошадей. У нас ее зовут миссис Дик.

— Черт! — от неожиданности воскликнул Кемпион.