«Жизнь в зале замерла. Все, кто остались спали: кто обронив головы прямо на столы, кто на скамьях, остальные либо ушли в спальные покои, либо были в дозоре. Лишь Белен сидел с Лансом за чашей хмельного напитка, да в дальней углу тихо о чем-то шептались Вихрь и Дал.

— Не нравится мне этот колдун, — сказал Ланс на языке, понятном только им двоим и Далу. — Вынюхивает что-то. И взгляд у него…

Будто лучами света пронзает.

— Свет — это хорошо, — пьяно протянул Белен.

— Хорошо-то хорошо, но в меру, — возразил Ланс. — Слишком много света и блеска ослепляет. Странный он!? Чего ради приперся в эту дыру, если в нашей благословенной стране дар мага редок и скорее уместен при дворе, чем в грязном квартале?

— Далу он нравится, — пожал плечами Белен, и я мысленно поругала себя за невнимательность: верзила явно был не так уж и пьян. — Дал — тоже маг.

— Думаешь, Дала нельзя обмануть? — заметил Ланс, искоса посматривая на Вихря. — Король тоже маг, а вон как его ловко надули, убив одного сына и подставив другого!

— Откуда тебе знать, что подставили? — спросил Белен. — Кто их, благородных, разберет! Ланс замолк, как бы жалея о нечаянно вырвавшихся словах.

— Не важно, — сказал он после некоторой паузы. — Пошли спать, завтра нам в дозор. Белен не стал спорить, последовав за поднявшимся другом. Вихрь и Дал, даже не заметив, что остались одни, продолжали разговор, и я подобралась поближе, ожидая услышать что-то интересное. И не зря.

— Страшно, — покачал головой Дал. — Мы страшные существа, порождения добра и зла, и страшно, когда наше черное „я“ берет вверх.

— У тебя так было? — спросил Вихрь, внимательно посмотрев на Дала.

— У меня — нет. Но близко — было. Не знаю, кого и благодарить, что тогда не сорвался.

— Пришел сюда мстить? — спросил Вихрь, но Дал не успел ответить — дверь в залу распахнулась, и в отворившуюся створку вместе с ночным воздухом ворвался один из бранеонов, весь в крови…

— Наших… побили, — слабея, прошептал он. — Двоих сразу убили, остальных — просто избили. Не знаю, выживут ли… Дал схватил плащ и, ворвавшись в зал отдыха зычно закричал, поднимая спящих. Воины одевались быстро, а я вылетела вместе с Далом во двор, куда живо подтягивался весь отряд Южного квартала. И вскоре мы уже летели по темным улицам, таким призрачным в неясных огнях факелов. Впереди бежали Ланс, Дал и Белен, чуть поодаль, окруженный кольцом людского вакуума, легко ступал, почти летел Вихрь, рядом с магом огромными прыжками бежал материализовавшийся Кимр. Достигнув места драки, Дал ненадолго остановился, склонившись над простертым телом. Мне стало тошно — запах крови, витавший в воздухе и темные пятна на мостовой показались мне менее симпатичными, чем в фильмах, а вокруг распростертого тела я отчетливо различала легкое свечение в виде призрачной фигуры. Призрак явно был в шоке — он стоял над своей бывшей оболочкой и с надеждой вглядывался в лицо Дала. Но Дал лишь жестом приказал унести тело и понесся дальше — туда, где на площади зазывно гудела толпа. Оставив за спиной призрака, я и сама вздохнула с облегчением, вспарив вверх. Мне вовсе не хотелось сливаться с убийцами. Дал подошел к толпе, как ни странно, незамеченным. Просто все лица, возбужденные запахом крови и факелами в руках, молча уставились на оратора, стоявшего на телеге. Посмотрев на говорившего сверху, я слегка засмеялась — потная лысина тщедушного человечка не казалась мне внушающей почтения:

— Доколе терпеть будем подобное! — кричал мужчинка пронзительным тонким голосом. Но толпе нравилось. Толпа гудела, хрюкала и поддакивала, потому что в тонком голосе читалось неподдельное чувство. — Доколе будем позволять делать из себя захров! Мы — свободные! Мы не должны отдавать наших дочерей колдунам! Мы не должны терпеть это… беззаконие! Последнее умное слово оратору явно далось с трудом, и тот сделал передышку, в то время как я в свете факелов разглядела в толпе знакомое лицо, полускрытое капюшоном плаща… Лицо было явно довольно, и это вызвало у меня приступ острой злости. Опять он здесь!

— О каком беззаконии ты говоришь? — прокричал Дал, и толпа, разволновавшись, раздалась, уступив бранеону дорогу. — Неужели о своем собственном? Коротышка был маленьким, но он стоял на телеге, и это дало ему силы открыть рот, но Дал легко вскочил на освободившуюся повозку, схватил незадачливого оратора за шиворот, а я осторожно подлетела к тому месту, где стоял мой старый знакомый. Тем временем Дал обвел толпу затуманенным гневом взглядом и продолжил:

— Этот человек убил моих людей. На его одежде кровь — кровь бранеона! А в тайниках, — Дал сунул куда-то руку и нашел золотую цепочку, — драгоценности бранеона. Он — вор и убийца. А вы? Вы — сообщники вора и убийцы! — толпа зароптала, и я почувствовала, как Вихрь бросил на нее волну своей магии, сливая разум толпы с разумом Дала. Но один магии не подчинился. Зависнув над этим человеком, я осторожно, чтобы не задеть остальных, поплыла вниз. — Хотите, чтобы мы ушли, не вмешивались в ваши дела? Мы уйдем, а вы захлебнетесь в делах таких, как он. Кто из вас не спит по ночам, охраняя чужое имущество? Кто защищает вас и ваших людей от убийц? — я прошла стрелой вниз и достигла своей цели. Мой враг побледнел, пошел потом, и я начала читать его по частям, умиляясь своим возможностям. — К кому вы бежите за советом в поисках справедливости? Кого просите помочь, когда что-то случится? Чем был ваш квартал до моего прихода?

Позором столицы? А теперь, когда порядок начал входить в ваши дома, когда восстает последний из воров в вашем доме, вы поднимаете руку с ножом на своих защитников? Почему? Почему вы встали на их сторону, почему убили моих людей? Я больше не верю вам, — Дал окинул толпу взглядом оскорбленного до глубины души человека, а я вышла из чужого тела. — Я мог бы развеять вашу толпу по ветру, но не сделаю этого.

Просто я и мои люди не выйдут из своих казарм до тех пор, пока все те, кто участвовал в нападении на моих людей, не получат соответствующее наказание! Если этого не случиться до новолуния, я лично сообщу королю о мятеже в столице, и ваш разлюбезный квартал снесут с лица земли одним махом, как и намеревались, а вас, разлюбезных свободных, раскидают по деревням, как последних захров! С этими словами Дал схватил незадачливого оратора и скинул его с телеги:

— Он тоже должен быть среди наказанных. Дал сошел с помоста, и молчаливая толпа расступилась перед ним, пропуская прямую высокую фигуру. Бранеоны, слышавшие речь своего командира, последовали за ним. Шли молча, оплакивая тех, кто погиб в эту ночь. А среди молчавших я различала пять неясных пятен света — пятерых потерял в эту ночь Дал из-за проклятого поэта. Только вот жрец Южного квартала платить не будет. Такие не платят…»

Я остановилась. Сон был свежим, потому что снился мне этой ночью.

Сама того не заметив, я теперь начала описывать днем то, что видела ночью. Сегодня — второе января. Завтра надо будет идти в институт, Максим убежал на работу уже сегодня, и я с ужасом сообразила, что праздники закончились. Увы… Впрочем, завтра я опять увижу своих однокурсников, хоть и придется мне некоторое время побыть обидным объектом сплетен — спасибо за то Максиму! Хотя именно Максиму в последнее время надо сказать спасибо за большинство событий в моей жизни. Я оделась. Пока позднее стояла на лестничной клетке и ждала лифта, меланхолично посматривая на чертенка, нарисованного чей-то рукой на светло-бежевой стене, меня кто-то сзади окликнул:

— Здравствуй!

— И вам здравствуйте, Зинаида Федоровна, — прошептала я, удивляясь, что соседка заговорила со мной первой. — Только вот больше так не подкрадывайтесь.

— Нервные вы стали, где не надо, — елейно произнесла соседка, и в мою душу закралось недоброе предчувствие. К чему все это? — Как поживает Лидия Петровна? — лифт, наконец-то освободился, лампочка под кнопкой погасла, и я, нажав на кнопку, пожалела, что не пошла вниз пешком. Кто такая эта Лидия Петровна? Но соседке, видимо, собеседника и не требовалось. — Хорошая женщина, а вот сын у нее — шалопай! Такую мать бросить! И что ты, детка, в таком нашла? Как мать без сожаления на произвол судьбы оставил, так и тебя оставит…

— Спасибо за беспокойство, Зинаида Федоровна, — сообразила, наконец-то я, о ком мы ведем разговор. Лифт открылся, и я зашла в кабинку. — Но я справлюсь! Лифт закрылся и понес меня вниз. Все равно куда, лишь бы не смотреть на ее лицо! Стараясь не прикасаться к подозрительно мокрой и липкой стенке, я с облегчением вылетела из кабинки и направилась на улицу. Шел снег. Не этот, что прежде, который сразу таял — а настоящий, пушистый, белый снег. Зима, столь запоздавшая, кажется, решила, что пора ей уж и начаться. Однако радости в этом было мало. На улице стало скользко, и мой каблук так и норовил расстаться с носком. Ноги разъезжались, идти было непривычно, и я пожалела, что не надела стоявшие в углу меховые сапоги на толстой подошве. Но так хотелось пощеголять на каблуках! В супермаркете мне тоже не повезло. Не знаю, что там нашел во мне охранник, но он не отходил от меня ни на шаг, и я уж подумала, не влюбился ли? С огромным терпением стоял он рядом, пока я брала с полки свежий хлеб; с еще более огромным — пока я смотрела косметику в поисках дезодоранта и выбирала порошок; внимание его не ослабло, когда я подошла к стенду с прокладками. И тогда я не выдержала.

Взяла пакетик и подошла к охраннику, невинно спросив:

— А у вас есть такие же, только с четырьмя капельками? Охранник покраснел и чуть ли не бегом пошел прочь, сопровождаемый моим беззвучным смехом. Положив ударную упаковку в корзинку, я подошла к кассе, заплатила, и уже собиралась уйти, как услышала:

— Девушка, пройдите со мной, обсудим четыре капельки.

— С какой стати? — покраснела я, чувствуя, как становлюсь объектом повышенного недоброжелательного внимания. «Как же, — смотрели на меня чужие глаза, — одета неплохо, а сама туда же — в воровки!»

Разозлившись, я ответила:

— В милицию уже успели позвонить? Или мне это сделать?

— Думаю, сами разберемся, — чуть смутился охранник.

— Без «сами», — вошла я в роль, — молодой человек, вы задерживаете меня, не имея никаких оснований, а мне через пять минут надо быть на работе. Если меня уволят, я подам в суд на ваш магазин, предоставив в качестве доказательства протокол, что у меня ничего не нашли. Тем более, что ваши сигнальные устройства на меня не среагировали. Так что, вызываем милицию? Я открыла сумку и достала мобильный телефон.

— Не волнуйтесь, если вы так стесняетесь, я сама вызову. Наглый охранник пошел пятнами, а к нему медленно начали стекаться сослуживцы. Между сослуживцами — молодой человек, в котором я с облегчением узнала Димкиного двоюродного брата, с которым в детстве часто играла летом в салочки. Вообще-то Сашка был городской, но каникулы, как водится у большинства, проводил в деревне у бабушки, о чем вовсе не сожалел, там мы познакомились и даже подружились.

Вместе в заброшенный колхозный сад за яблоками лазили…

— Рита, что случилось? — спросил Саша, подходя к нашей уже разросшейся компании.

— Да ничего особенного. Просто ваш милый охранник записал меня в воровки, — ответила я, снимая с телефона блокировку клавиатуры. — Хотелось бы знать, почему…

— Ритунь, брось, — примирительно сказал Саша, обнимая меня за плечи и отбирая телефон, — пойдем, милая, кофейку выпьем, обсудим.

Тем более что я тебя давно не видел.

— Давай! — согласилась я, поняв, что обыск откладывается на неопределенное время. Но тут охранник справился с оцепенением перед начальством и выпалил:

— А работа?

— Кончай выпендриваться, Ленька, — ответил мой друг. — Ты уже совсем с катушек съехал, своих не узнаешь! Идем с нами, заодно объяснишь, что там произошло! Ленька пошел. Кстати, оказался очень неплохим парнем, и когда рядом с кофе незаметно выросла бутыль с чем-то покрепче, поведал мне странную историю. Началось все с того, что Леньке и его друзьям на днях намылили шею за случаи повального воровства в супермаркете. Но магазин большой, знаменитые видеокамеры тоже не ахти помогают — попробуй тут за всеми уследи! Вот и подоспела тетенька как раз кстати. На вопрос — какая тетенька, Ленька с полупьяной готовностью ответил, что грамотная тетенька — одета неплохо, и по-нашенски говорит, не гордячка! После короткого описания опознав Максимину мамашу, я вздохнула, но снова вслушалась в разговор, меланхолично попивая свой разбавленный коньяком кофе. Так вот, эта самая «тетенька» очень по-дружески сообщила Леньке, что собственными глазами засекла в магазине воровку. Она, видишь ли, не раз уже видела, как я аккуратненько беру с полки вещичку, провожу по ней каким-то самодельным приборчиком и сую в карман. И сама не раз, по ее словам, провожала меня до кассы, где на меня ничего не реагировало. Ленька и поверил. Стал за мной ходить. Да я больно хитрая оказалась, заметила. Вопросы стала глупые задавать (тут Ленька покосился на меня мутноватым взглядом), ну он и решил, что и правда. И приборчик изъять надо. А когда я пошла на понт брать, то вообще все ясно стало. Тут Саша, остававшийся во время разговора кристально свеженьким — начальник все же, выпроводил Леньку, и шутливо сказал:

— Приборчик на стол, конфискуем!

— Мне уже не смешно, — прошептала я. — На весь магазин, паразит, опозорил.

— Глупости не говори! — ответил Саша, наливая мне вторую чашку кофе. На этот раз без коньяка. — Ты и не подозреваешь, к чему наши покупатели привычны. На такие мелочи уже и внимания не обращают. А ребят наших ты тоже пойми, — извиняющимся тоном пропел Саша. — Грабить наш народ любит. Для них все их, что плохо лежит, надо взять, а тут полные полки добра, аж глаза разбегаются, и все можно взять, потрогать, иногда — даже попробовать! Кажущаяся легкость: взял и понес. А вещей дорогих, да малых в магазине много. За примером далеко ходить не надо: ты девушка, тебе объяснять не надо, чем плохая косметика от хорошей отличается, и как это престижно дорогой помадой или тушью блеснуть — а денег нет! Так чего только не придумывают — и карманы фальшивые пришивают, и в рот суют… детям в карман суют — как бы дете несмышленое, подхватило. Ловим, да только ведь не всех — как увидели недостачу, так и ахнули. А тут ты и подвернулась со своей мстительной «тетенькой». Кстати подвернулась, как раз под горячую руку. Вот мой Ленька и разошелся: это же какая гордость для парня, недавно на работе, а воришку поймать, еще и рецидивистку. Ты, только, друг душевный, не вздумай мой магазин теперь кругами обходить, а то я тебя знаю! Сам за этим прослежу, а если что, за уши в мой магазин затащу. Клиентка ты неплохая, так что терять тебя — терять прибыль для супермаркета. А Ленька язык прикусит, не бойся, и твою старушку мы проучим!

— Не надо, — кисло ответила я. — Ну ее!

— Димка говорил, парень у тебя новый. Вроде как богатый, — начал Саша.

— Да, только вот один недостаток — мамаша у него классная! И меня — терпеть не может. «Воровка» — это явно ее рук работа. Не смейся!

— Да и не смеюсь я, плачу, — ответил Саша. — Я-то, как со своей женой разводился, тоже столько грязи повидал! И от нее, и от родни ее. Даже чуть не спился. Алла помогла. Так ее теперь разлучницей называют, хоть и встретились мы уже после развода. И мать моя как первый, так и второй брак в штыки приняла, теперь с «обиженной женой» обедами обмениваются, а ведь раньше были страшнейшие враги!

Так что — понимаю. И сочувствую. Знаю, как тебе сложно.

— Надо мне с твоей Аллой начать семинар по обмену опытом, — грустно усмехнулась я.

— Ах, Рита, Рита, странный вы народ, бабы. Ну, никак мне не понять — зачем сами себе проблемы устраиваете? Я тоже хотела бы знать… Но Максиму о магазинном приключении не рассказала.