Хочу вам сказать, что это только в романах и фильмах терять сознание красиво и даже романтично. В жизни — приключение не из приятных. Мало того, что я при падении хорошенько приложилась затылком о сук, а плечом о ствол дерева, так у меня еще некоторое время сильно кружилась голова и тянуло к рвоте. И это были не все сюрпризы. Очнулась я в крайне неудобном положении: что-то впилось мне в спину, судя по острым концам — шишка, подогнутая под тело нога затекла и не хотела шевелиться, щека лежала на вылезшим из земли корне, а только что вползший на меня муравей как раз норовил укусить обнаженный локоть, за что и слетел одним щелчком с насиженного места. Лишь потом до меня дошло: какой муравей? Зима на улице! Какая рука? Я же была в замшевой куртке и перчатках… Почувствовав неладное, я осмотрела свой наряд, и оказалась в полном недоумении: видимо, головой я ударилась гораздо больше, чем думала. Впрочем, ничего изменить уже нельзя, и надо наслаждаться видением, пока можно — не в первый раз. Если же мне суждено истечь кровью на том снегу, то, что теперь поделаешь? Может это — подобие рая? А почему бы и нет! Летний лес душу грел солнечным светом, в траве краснела крупная земляника, гуляли блики по стволам сосен. Зимний холод, недавно совсем реальный, остался где-то далеко в памяти. Вместо теплой куртки на мне было полупрозрачное розовое платье с пышной, до пят, юбкой, надетое на более плотный красный низ. Мое лицо почти скрывал тончайший платок из той же красной ткани, расшитый серебром, оставляя открытыми только глаза. На руках и ногах поблескивали явно не дешевые браслетики, а шею приятно холодило колье из красных камушков, на мой неискушенный вкус — рубинов.

Ступни защищало подобие того же цвета тапочек, вышитых тем же серебром. В руке я держала проклятый медальон… Медальон вернул меня к действительности… Сунув ненавистное украшение в маленький мешочек на шее, я задумалась… Наряд шикарный, только вот обстановка ему не соответствовала. В таком великолепии по дворцам ходить хорошо, может, по асфальту мимо удивленных парней, но явно не по летнему лесу, где кругом одни сучки да змейки. Да и любоваться моей красотой тут некому, кроме очень даже симпатичного животного с тонкими, остренькими копытцами, узкой мордочкой и мягкими глазками. Милое создание хрумкало земляничные листья и чем-то напоминало мне осла. Хорошо, если только видом, а не характером… Транспорт, вроде есть, местный костюм, тоже, пора и в дорогу.

Только вот лес-то чужой, и во всех направлениях — одинаковый. Куда ехать? Я подошла к своему «транспорту», и конек поднял затуманенный взгляд, доверчиво ткнулся мордочкой в ладонь и потерся щекой о мое плечо. Отлично, хоть кто-то меня здесь любит. Для начала надо придумать для этого «кого-то» имя. Подумав, я за затуманенный взгляд и покорный нрав окрестила неведомое мне существо Лунатиком. Странные у меня, однако, галлюцинации… Водружение на Лунатика заняло некоторое время. Конечно, в нашем кинематографе актеры и на более крупных верховых животных вскакивали с изяществом, но не я. Мне было не до красоты, и, воцарившись после трех попыток в «удобном» седле на подобие дамского из средневековых времен, я почувствовала, как по спине стекла капелька пота, явно не соответствовавшая моему шикарному одеянию. В таких нарядах так тяжело не работают, это же кощунство! Лишь когда животное медленно потрусило по едва видной мне тропинке, а у меня появилось лишнее время на размышления, до моей персоны начало понемногу доходить, что непохоже происходящее на видение и на потусторонний мир, ой как не похоже… Начнем с того, что мне больно. Легкий удар о ствол дерева оставил на плече вполне ощутимый синяк, шкура коняшки была реально приятна на ощупь, а по моей коже стекал настоящий пот. Я не была здесь призраком, как раньше. Я была реальна, оттого, как ни странно, более уязвима. В какую кашу втянул меня Александр? Но Лунатик явно был меня умнее и знал, куда шел. Вспомнив, как часто в книгах говорится об инстинкте животных, я решила довериться местному страшилищу, и не пожалела — вскоре остренькие копытца вынесли нас обоих к проторенной тропинке, а по тропинке, мимо цветущих кустов жасмина, прямо к какому-то домику. Смутно знакомому… И на первый взгляд — пустому… Привязав Лунатика у крыльца, я, вооружившись неизвестно откуда взявшейся смелостью, зашла внутрь. Там было тихо и спокойно. Пройдя через небольшую прихожую, заставленную какими-то странными статуэтками, я очутилась в зале и чуть не осела на пол. Я уже здесь была. Именно в этом месте состоялся разговор Манрада и его друзей. Но переживать было некогда: из соседней комнаты бесшумно вышел Белен. Увидев меня, он насторожился, доставая оружие, даже вознамерился его испробовать на неожиданной мишени, как страх заставил меня прошептать, выставив вперед руки:

— Не надо, Белен! — сказала я на его языке без малейшего, кстати, акцента, что сильно смутило верзилу. Белен медленно опустил дротик, и я вспомнила, что человеку надо дышать.

— Кто вы, и почему называете моего друга по имени? — послышался за спиной знакомый голос. Я мелко задрожала, поняв, что неприятности только начались.

Господи, это же голос Дала, того самого, а котором я мечтала, о котором плакала ночами, живого Дала! Мне захотелось спрятаться, сбежать, на худший конец — открыть глаза и проснуться, лишь бы не оборачиваться, не отвечать на вопрос.

Да и что я могла ответить, что я вообще могла сказать?

— Я и вас могу назвать по имени, — промямлила я, так и не обернувшись, с трудом сдерживая себя в руках. — Вареон… И это же надо так влипнуть! Что мне делать! Куда бежать! И надо ли?

— Я не понимаю ни слова из того, что вы сказали, — в голосе Дала слышалась только одна эмоция: настороженность. — Но, кажется, вы назвали меня по имени! Сообразив, что пыталась разговаривать с ним по-русски, я оперлась на стул и тихо прошептала на понятном принцу языке, поняв вдруг, что язык Дала, в отличие от языка Белена дается мне с небольшим трудом.

Будто первый был моим родным, а второй — приобретенным.

— Вы не поверите, Вареон, но я действительно ваш друг. И я знаю каждого, кто в этом доме, но меня здесь не знает никто. Я ничего не могу объяснить… сама не понимаю… Вареон не слушал, или делал вид, что не слушает, изучая каждую складку моего наряда, и вдруг смертельно побледнел. Вслед за ним и я… Что он увидел? Проследив за взглядом принца, я посмотрела на свои браслеты и пожала плечами: браслеты как браслеты, ничего особенного…

— Где она?! Я прикусила губу. Что это за «она», и в какую игру меня вогнал этот сумасшедший Александр? Или это я сошла с ума? Может, меня добил уход Максима, и теперь я лежу в каком-то пансионате, и мне снятся сны? А Максим сидит рядом и просит вернуться? Может, я умираю на снегу и мне сниться сон? А ребенок? Что с ним? Он тоже приснился? И Вареон, реальный Вареон, что трясет за плечи, больно, требует объяснений. Господи, какие объяснения я могу ему дать? Ему, Далу, которого я когда-то любила? Или воображала, что любила? Что мне ему сказать? Что мне он снился, а потом стал реальным по воле призрака? Но за меня опять все решили, как всегда… Грудь внезапно пронзила раскаленная стрела боли, и я поняла, это все реально — во сне так не болит. Кто-то или что-то вошел в мое тело, расположился по хозяйски, стряхнул с себя руки удивленного принца и заговорил:

— Я рад вновь вас видеть, Вареон.

— Вновь? — не поверил своим ушам Вареон. Я и сама не верила: с моих губ слетали слова произнесенными чужим голосом. Голосом Александра.

— В последний раз я видел вас рядом с братом, когда тот умирал.

Тогда я забрал единственного человека, который мог бы вам помочь…

Ее… Принцесса красива, не так ли, Вареон, и вы ее все так же любите? Одно слово из ее губ у чаши невиновности, и вы свободны перед любыми обвинениями, но я пойду дальше — я освобожу вас от проклятия, которое на вас невольно навел, если вы исполните последнюю просьбу умирающего.

— Это вы! — вскричал Вареон, сжимая кулаки.

— Не надо кричать, принц, я за свою ошибку уже достаточно поплатился. Сейчас я мертв. Но я не смогу обрести покой до тех пор, пока частично не исправлю содеянного. Я не могу вернуть вам брата и родителей Нарана, но отдам принцессу, рассудок и доброе имя. Этого достаточно. Но я всего лишь призрак, и не могу действовать, вы можете. Вам придется постараться. Не так уж и сильно, не волнуйтесь.

Первое — не вы, ни ваш друг Ганар не должны пытаться увидеть лицо моей посланницы. Второе: вместе с вами она должна отнести медальон в храм Асиры на границе с Малинией. И сделать то, что скажут жрецы.

Это единственный шанс на возвращение вашего доброго имени, можете мне поверить, и единственный шанс не повторить ошибку брата…

— Я не подчинюсь тебе!

— Верите целителям? — усмехнулся Александр моими губами. — Манраду? Ничего не могу сказать о советнике, но многое — о целителях. Вы глупец, Вареон! Самое смешное, что вы сглупили в самом начале, приняв дар за проклятие. Медальоны не сажают в вас семя — они его воскрешают. Однажды воскреснув, семя умрет лишь с хозяином.

И целители это знают. Их единственное лечение для вас — мягкий яд.

Если не верите мне — попросите Вихря осмотреть принесенный девушкой медальон. В нем нет зла. И в вас, как ни странно, нет. Нет и в моих помыслах. Зло, оно снаружи. Это власть, и стремление к власти. И оно достанет вас даже у целителей. Теперь вам решать, я сделал все, что мог. Я пошатнулась, застонав от боли, когда Александр внезапно покинул мое многострадальное тело. Как же больно! Мой ребенок! Если ты, сволочь, убьешь моего ребенка, я тебя из могилы вырою, кол тебе в грудь вобью, чтобы живых за собой не тащил! Кто-то подхватил меня у самой земли. Разглядев в дымке слабости знакомое лицо, я прошептала:

— Спасибо, Вихрь!

— Не за что, госпожа, — вежливо ответил маг, слегка нахмурившись, в то время, как под спевший Ганар внимательно разглядывал мои браслеты. Дались им эти игрушки!

— Отдайте мне медальон! — прошептал маг. Я отдала, не в силах противится приказу. Вихрь вцепился в медальон, как информатик — в новый компьютер, а я едва доползла до кресла, боясь пошевелиться от боли. Ну, Александр, ну услужил! Подошедший Ланс сунул мне в ладони питье, и я уже хотела снять вуаль, как предусмотрительный Вихрь оторвался от созерцания медальона и выразительно посмотрел на Вареона и Ганара. Вареон хмыкнул и отвернулся, Ганар задумчиво поклонился принцу и вышел из комнаты. Ланс помог мне снять вуаль, и все взгляды впились в мое лицо. Не знаю, что они там хотели увидеть, но явно ничего не увидели, и Ланс, прикусив губу, протянул мне чашу: напиток оказался приятным на вкус, похожим на густой вишневый компот, он принес мне облегчение, а сочувствующие глаза Ланса — надежду.

— Сумасшествие какое-то! — прошипел Вареон, но обернулся лишь тогда, когда я вновь, с помощью того же Ланса, надела вуаль.

Обернулся и посмотрел на меня так ненавидяще, что я до крови прикусила губу, сняла с рук ненавистные браслеты, растревожив порез на запястье, и отдала ненавистное украшение принцу. Пусть забирает, пусть оставит меня в покое! Пусть! Только не смотрит с ненавистью!

Не выдержу этого взгляда… Сглотнув горький комок, я украдкой смахнула набежавшие на глаза слезы, вовремя вспомнив о ребенке. Встретив настороженный взгляд Вихря, я почувствовала, как щеки мои покрылись румянцем, впервые поблагодарив Александра за вуаль. Вареон ничего не замечал, помимо браслетов. Он принял их с такой осторожностью, будто держал в руках снежинку и боялся, что она растает.

— Это и в самом деле медальон пробуждения, — сказал Вихрь, неожиданно опускаясь на корточки перед моим креслом и потянувшись к моей порезанной руке. — Странная штука, я такой никогда еще не видел. Я невольно отшатнулась, но маг потребовал:

— Дайте мне взглянуть.

— Зачем?

— Рука кровоточит, порез глубокий. Если вы не хотите мне дать осмотреть, я буду вынужден думать, что вы хотите себя убить, — почувствовать на себе взгляды всех, присутствующих в комнате, я вновь сглотнула. — И вы понимаете, что в свете услышанного я не могу вам этого позволить. Протянув ему запястье, я смущенно ответила:

— Нет, вы не понимаете…

— Я много не понимаю, — Вихрь осмотрел порез. — Например, почему вы до сих пор живы. Кто сдерживал кровь… и кто вы такая.

— Верьте мне, я тоже многого не понимаю, — голос мой невольно дрогнул, вслед за ним — ладони, и Вихрь вдруг улыбнулся, почти ласково. А потом начал что-то шептать… Порез полыхнул огнем. Больно особо не было, но неприятно… И когда Вихрь опустил, наконец-то, мою руку, ладонь безвольно упала на помятое, столь нелепое в этой обстановке платье. Как же я устала… но молчать не могла. Да и не хотела.

— Я бы на вашем месте прислушалась к Александру. Не знаю, что он там натворил, но просто так люди после смерти советов не дают. Тем более, после христианских обрядов по всем правилам. Александр сказал, чтобы я доверяла своей интуиции, а моя интуиция…

— Плевать я на нее хотел! — вскричал Вареон. — Твой Александр убил моего брата.

— Если я правильно поняла — не убил, а что-то пробудил, — осторожно ответила я. — И не мой Александр, а ваш, вы ведь его первым встретили, не так ли? Кто виноват, что безумие у вас в крови?

— Не надо таких слов, госпожа, — мягко сказал Вихрь, поправляя вуаль на моем лице. — Я приготовлю вам маску, так будет удобнее. Как вас называть?

— Маргарита, — машинально прошептала я. — Сокращенно… Марга. Почему я назвала тогда такое нетипичное для моего мира сокращение своего имени, я и сама не поняла, даже синхронизация со словом «карга» меня смутила. В то мгновение я с грустью подумала, что больше, наверняка, не увижу своего Максима, зато теперь я оказалась рядом с Вареоном. Вот радость-то! Почему не на двумя неделями раньше? Мужчины в доме оказались на редкость вежливыми, уступив мне одну из кроватей. Постельное белье здесь почему-то оказалось розовым, тонким, с удивительным запахом ландыша. Я думала, что не смогу заснуть, но стоило только моей голове коснуться подушки, как меня окутало плотное одеяло сновидения. Под запах ландыша снился мне родной мир, Максим, цветущие луга…

— Хочу домой, — прошептала я сквозь сон, с удивлением почувствовав, как кто-то бережно закутал меня в теплое одеяло.