— Слыхал? — закричал лейтенант, постучав гаечным ключом по броне танка БТ-7. — Шофёр из штаба ребятам рассказывал: они с полковником вон там на японцев напоролись.

— Врёшь! — Из танка вылез другой лейтенант, с рассечённой бровью. — Там же монгольская кавалерия стоит.

— Ёлки-палки! — высунулся из-под танка механик-водитель. — Когда же они успели?

— А вот успели? — взволнованно говорил тот, что принёс известие. — Шестая кавалерийская монгольская дивизия отошла, самураев — как грязи! И артиллерия хоть какая, и тяжёлая, и…

— Погоди ты! — оборвал его лейтенант с рассечённой бровью. Он вытащил бинокль и, взобравшись на башню, стал смотреть в рассветную степь.

— Ну, чего там?

— Непонятно… — ответил лейтенант. — Только если это не трепотня… Механик, тяги в порядке?

— Ща! — Механик сунулся под танк. — Ща!

— Ваня! Давай по-шустрому готовь боекомплект! Ну, лейтенант, если брехня…

— Какая брехня! — засуетился тот, что принёс новость. — Думаешь, в бой пойдём?

— Ты что, слепой? — спрыгивая с танка, сказал лейтенант с рассечённой бровью. — Не понимаешь? Если они сейчас там, то через сутки они у нас на фланге и в тылу.

— Не паникуй! — прошептал, бледнея, его товарищ.

— Я не паникую, а рассуждаю…

— Командиров машин к командиру полка! — раздалась команда.

— Эх! — торопливо поправляя ремни и стряхивая белобрысую чёлку на глаза, чтобы прикрыть рассечённую бровь, сказал лейтенант. — Стало быть, не брехня…

От укрытых в окопах короткоствольных, словно курносых, танков, выкрашенных под цвет пыльной выгоревшей степи, бежали люди в танковых шлемах и комбинезонах.

— Неужели сейчас в бой пойдём? — растерянно спросил тот, что первым узнал новость.

— Не сегодня, так завтра, — ответил белобрысый. — Плохо, что позиция не блестящая… А так всё лучше, чем на жаре этой торчать. У моего механика всё время кровь из носу идёт — в машине как в духовке…

— Равняйсь! Смирно. — По тому, как тревожно застыл строй, как внимательно смотрели на командира танкисты, словно старались угадать свою судьбу, чувствовалось, что известие о японцах распространилось среди танкистов.

— Товарищи! — сказал командир полка, машинально поправив новенький орден Боевого Красного Знамени, полученный за бои в Испании. — За последнюю ночь обстановка резко изменилась. Противник числом до десяти тысяч штыков и, по весьма приблизительным данным, около полутора сотен стволов артиллерии занял плацдарм у горы Баин-Цаган. Это очень серьёзная опасность для всего фронта… Наша надежда на скорость! Ясна моя мысль?

Мысль была ясна всем, и первое, о чём подумали танкисты, — это, что бой будет неравным и что первыми в огонь пойдут они — авангард 11-й бригады. И от них зависит, собьют они врага или японцы начнут развивать наступление. Командир полка не мог сказать этим ребятам, только что выпущенным из училищ, что у нашего командования в резерве всего пятьдесят орудий. Ему, опытному военному, было ясно, что, как только танки выйдут из укрытий, их начнёт бомбить японская авиация, и кто знает, сколько машин не дойдёт до рубежа атаки…

— Так что, ребята, — сказал он, сняв фуражку и погладив седые виски, — весь расчёт на то, что они ещё не окопались… На скорость, в общем. — Он посмотрел на рассечённые брови некоторых командиров машин и подумал: «Ещё вчера я ругал их за излишнюю доброту, за то, что они, жалея механиков-водителей, сами садились за танковые рычаги… А вот теперь у этих мальчишек свежие экипажи, отдохнувшие и выспавшиеся… Бывает ли доброта излишней?»

От передового танка замахали флажками, и скоро сигнальные флажки поднялись над башнями всех бронемашин.

— Заводи!

Лязгая гусеницами, фырча моторами, выплёвывая струи голубого дыма, качнулись и тронулись танки…

* * *

«…В 10 часов 45 минут главные силы 11-й танковой бригады развернулись и с ходу атаковали японские войска…

Бой продолжался день и ночь 4 июля, и только к 3 часам утра 5 июля сопротивление противника было окончательно сломлено, и японские войска начали поспешно отступать к переправе. Но переправа была взорвана их же сапёрами, опасавшимися прорыва наших танков. Японские офицеры бросались в полном снаряжении прямо в воду и тут же тонули, буквально на глазах у наших танкистов».
(Из книги «Воспоминания и размышления»).

Г. К. ЖУКОВ, МАРШАЛ СОВЕТСКОГО СОЮЗА,

ЧЕТЫРЕЖДЫ ГЕРОЙ СОВЕТСКОГО СОЮЗА.