Безлунной ночью тень кралась по подъему, выходившему к Генуэзской башне в Галатском порту. Безмолвно подплыла она к основанию стен, а там остановилась и прислушалась, и даже осмотрелась, чтобы понять, следят за ней или нет. Тень завернулась в плащ, полы которого развевались на резком ветру, дувшем с моря. Голову тени скрывал огромный капюшон. Затем тень сделала несколько шагов и снова остановилась. И вновь прислушалась, прижавшись спиной к стене. В руке она крепко сжимала нож, спрятанный в складках плаща.

Бледный луч света, падавший на улицу из окна одного из домов, на мгновение осветил лицо человека в плаще. В этот момент в глазах человека мелькнули злобные искры, от которых могла бы застыть кровь в жилах у любого, кто бы его увидел. Он вперил взгляд в дорогу так, словно бы хотел продырявить ее глазами. И все лишь для того, чтобы понять, следят за ним или нет. Не было слышно ни шороха. Где-то далеко внизу раздавались надоедливые крики какого-то пьяницы. Впрочем, в подобный час на улице были только припозднившиеся пьяницы или душегубы-грабители. Еще в такой час на улице мог оказаться человек, у которого есть неотложное дело. Человек в плаще был как раз таким. Впрочем, может, и душегубом тоже.

Остановившись на какое-то время перевести дух, он вновь зашагал вверх по, казалось, бесконечной улице. Высокие здания по обеим сторонам улицы превратили темноту в настоящую стену. Несмотря на то что во время землетрясения, произошедшего двенадцать лет назад, большая часть Генуэзской крепости рухнула, тень остроконечной башни, твердо стоявшей на ногах, добавляла к этой картине вселявшую тревогу нотку страха.

Дойдя до угла переулка, выходившего на подъем, человек вновь прислушался. Глаза его внимательно присмотрелись к темноте. Все было в порядке. Он быстро повернул в переулок и постучался в дверь первого каменного дома.

Два быстрых удара, один долгий и снова два быстрых. Недолгое ожидание, и еще один удар.

Человек в плаще явно нервничал. Он постоянно озирался, опасаясь каких-то неожиданностей. Прошло довольно много времени, из-за двери донесся звук шагов. В верхней части двери распахнулось крошечное окошко, из которого на улицу вырвался луч света, словно бы его кто-то прятал. В окошке показался глаз и внимательно рассмотрел лицо ночного посетителя, а затем раздался хриплый голос:

– Вы принесли веер донны Софии?

Загадочный посетитель склонился перед окошком.

– Нет, – сказал он, – я принес только маску донны Альбы.

Раздались скрип отпираемого замка и лязг, который могла издавать только огромная длинная цепь. Все эти звуки бесцеремонно разрушали безмолвие улицы. Громко мяукнула и убежала невидимая в темноте кошка, и наконец дверь тихонько приоткрылась. Тень в плаще быстро проскользнула внутрь. В сопровождении плешивого толстяка, открывшего дверь, который при ходьбе еще и заметно хромал на левую ногу, человек прошел по пропахшему плесенью узкому коридору с низким потолком. Потом они поднялись на второй этаж по скрипящей лестнице. В сопровождении плешивого толстяка гость вошел в довольно большую комнату. В ней почти ничего не было, кроме нескольких полуразвалившихся кресел, стула и стола. Еще там стоял шкаф, закрывавший почти всю противоположную стену.

Глаза у плешивого толстяка были навыкате, и в комнате он, вновь внимательно посмотрев на посетителя, протянул руку. Посетитель немедленно вытащил длинный кинжал, который все еще крепко сжимал под плащом, и отдал его. В комнате горела лишь одна свеча, и стальное лезвие один раз блеснуло и погасло.

Толстяк, хромая, подошел к шкафу, закрывавшему стену, дотронулся до какой-то невидимой кнопки и слегка толкнул края шкафа вперед. Затем сам отошел в сторону, пропуская вперед посетителя в плаще. Вскоре шкаф вернулся на прежнее место, вновь закрыв собой стену. Плешивый толстяк остался в комнате один.

Посетитель сбросил на плечи капюшон, и теперь стало видно его лицо. Это был ни кто иной, как Марко Кетто, посол Венецианской республики в Стамбуле. Пока он оглядывался по сторонам, разглядывая тайную комнату, сбоку открылась маленькая дверь, и, придерживая подол сутаны, торопливыми шагами вошел какой-то священник.

– Сеньор Кетто, мы решили, что вы уже не появитесь.

– Мне пришлось сделать большой круг, чтобы убедиться, что за мной не следят, святой отец.

– Его высокопреосвященство даже начал было волноваться за вашу жизнь.

– Лично я беспокоился, чтобы не допустить никакой ошибки, которая бы выдала тайну приезда его высокопреосвященства.

– Ах да, понимаю, конечно, конечно…

Священник, потирая руки, стоял, разглядывая посетителя. У сеньора Кетто были темно-карие глаза, узкое лицо, обрамленное бородкой. И выглядел он так, что если бы кто-то увидел этого человека среди тысячи иноземцев, то непременно бы сказал, что вот это настоящий венецианец. «Ну ладно, в конце концов, вы пришли, – сказал священник. – Пойдемте. Не будем заставлять его высокопреосвященство нас ждать».

Священник резко повернулся, отчего концы его пояса запутались, и мягкими, почти неслышными шагами направился к двери. Открыв дверь, он произнес: «Марко Кетто, ваше высокопреосвященство».

Когда Марко вошел, его глаза на мгновение ослепли. Перед ним был огромный сияющий зал, почти все вокруг было позолочено. На стене напротив двери висел огромный гобелен с изображением Тайной вечери Иисуса. Горело бесчисленное множество свечей. Справа к потолку было прикреплено распятие. На консоли под ним стояла статуя склоненной Девы Марии.

Неподалеку спиной к двери стоял высокий человек в длинном красном одеянии и в красной шапочке.

Человек повернулся. «Так, значит, передо мной монсеньор Адриан Флоренсзоон Буйенс, римский кардинал родом из Утрехта», – подумал Марко Кетто. Главный помощник папы Льва X. Черные брови кардинала нависали над темными глазами. Резко очерченные скулы тонкого худого лица дополнялись носом с горбинкой и тонкими губами. Завершала образ острая бородка.

Доклад Кетто в Европу, именуемый «Османы готовятся к войне», давно достиг адресатов. Лев X решил, что может обратить эту угрозу в благоприятную возможность. Пользуясь этим предлогом, он мог начать новый крестовый поход. Сначала он остановит турок, затем захватит Анатолию и освободит Палестину. Если Иисус – основатель христианства, то он, Лев X, будет его спасителем.

Однако ни один из европейских монархов не захотел поддержать папу. Каждый боялся, что на него падет гнев Сулеймана. Поэтому папе пришлось тайно отправить в Стамбул под видом купца кардинала Буйенса, несмотря на опасность, что тот может быть захвачен турками. Теперь он с нетерпением ждал донесений кардинала, поскольку только они могли стать основанием для сбора Христова войска.

Однако папа ничего не знал о том, что у его помощника, которому он так доверял, были собственные тайные намерения. Адриан Флоренсзоон Буйенс вовсе не собирался помогать папе Льву X. Как раз наоборот, Буйенс собирался доказать всем, что пожилой папа окончательно лишился рассудка и больше не может служить христианству, строит несбыточные планы и из-за своих подозрений может подвергнуть опасности всю церковь. К тому же, хотя кардинал вот уже неделю находился в Стамбуле, он не замечал никаких приготовлений к войне. В этом и заключалась главная причина того, что Марко Кетто пригласили в тайный дворец папы в Стамбуле.

– Синьор Кетто, – медленно проговорил кардинал Буйенс, садясь. Голос его был устрашающе холодным.

– Ваше высокопреосвященство, – проговорил посол, целуя огромный перстень с папским гербом на правой руке кардинала.

– Надеюсь, что сведения, которые вы собираетесь сообщить, стоят моего ожидания. Вы, наверное, понимаете, почему его святейшество папа приказал мне отправиться в столь опасное путешествие, не так ли?

– Знаю, выше высокопреосвященство.

– В самом деле? – тона кардинальского голоса было достаточно, чтобы продемонстрировать послу – Буйенс не верит ни одному его слову.

– Знаете ли, синьор Кетто, – продолжал кардинал, глядя на стоящего перед ним Кетто, – падение Белграда стало настоящим потрясением для всего христианского мира. Европа не выдержит второго удара Аттилы. Такая катастрофа может принести конец христианству.

Марко Кетто кивал и уважительно слушал. Кардинал опустился в кресло, взял со стоявшего рядом столика яблоко и откусил его. И лишь тогда сделал вид, будто только что заметил, что посол до сих пор стоит на ногах.

– Ну что же вы стоите, садитесь, – пригласил он, показывая на еще одно кресло. – Так о чем я говорил? Ах да. Этот турецкий поход нужно непременно остановить. Вчера Белград, а что завтра? Венгрия, Вена, Рим?

Кетто попытался было открыть рот, но кардинал не дал ему ответить: «Если начнется война, то это будет война для всей Европы. Его святейшество папа Лев X так считает. Вы понимаете меня, синьор Кетто, для всей Европы. Война для всего христианства».

Он откусил еще один большой кусок от яблока.

– Сулеймана может остановить только мощная сила, – продолжал кардинал, – а мы должны быть готовы. Но для того, чтобы подготовиться, мы должны знать, на кого собирается напасть султан. Разве не так? Вы пишете, что война близко, но только и всего. Пишете, что все готовятся. Но других сведений мы от вас не получаем. Его святейшество папа отправил меня в Стамбул, чтобы я лично разобрался в ситуации. Может быть, вы сообщили о ложной тревоге, синьор Кетто?

По выражению лица кардинала Кетто понял, что тому хочется именно этого.

– Нет! – воскликнул он. – Сулейман на самом деле готовится к войне, и я верю, что война очень близко, ваше высокопреосвященство.

– Откуда такая уверенность, синьор Кетто?

– С того самого дня, как Сулейман взошел на престол, он строит свой флот. Даже когда его войско сражалось в Белграде, работа на верфях здесь не останавливалась ни на минуту.

– Я видел то, что вы называете флотом, – перебил его кардинал. – Да, есть несколько корабликов, но большинство из них непригодные к войне мелкие суденышки.

– Но они понастроили огромных галер и галеонов, – попытался возразить посол, однако кардинал движением руки заставил его замолчать.

– И все равно эта сила ничто по сравнению с флотом Венеции.

– Но суда очень маневренны, – возражал посол.

– Как вы сказали?

– Суда маневренные. По сравнению с нашими огромными галерами они обладают способностью к сложным маневрам.

– Ах, ну ладно, – кардинал презрительно махнул рукой. – Я из тех, кто верит не столько в военные маневры, сколько в победу высших небесных сил. К тому же, признайтесь, синьор Кетто, какова причина того, что вы верите, будто война близко?

– Флот перешел из Золотого Рога в Босфор.

– Ах эти большие парусные лодочки? Их так много.

Марко Кетто почувствовал, что кардинал начинает раздражаться. Этот человек в упор не видел очевидных вещей.

– Корабли исчезают, ваше высокопреосвященство.

– Что они делают?

– Корабли, вышедшие из Золотого Рога, направляются в сторону Черного моря. Они отходят по ночам в кромешной тьме, не зажигая ни одного фонаря.

– Я могу узнать, от кого вы получили эти сведения?

– От себя самого, ваше высокопреосвященство. Внимательный человек эти маневры заметит.

– И уж конечно, вы очень внимательны.

Кетто сделал вид, что не услышал насмешки в голосе кардинала:

– Да, ваше высокопреосвященство, это именно так.

Кардинал предпочел сделать вид, что не слышит твердости в голосе посла.

– И куда же направляются эти суда, синьор Кетто?

– Они просто исчезают.

Кардинал сделал вид, что удивился. Кетто продолжал:

– Ни с одного венецианского торгового судна мне не сообщали о том, что османские суда видели в Эгейском море.

– И какой же, как вам кажется, в этом смысл?

– Они скрывают свои истинные цели. Турецкий флот непременно даст о себе знать, но тогда будет слишком поздно. У нас совершенно не будет времени подготовиться, потому что они окажутся у нас прямо под носом. Они нас раздавят.

Адриан Флоренсзоон Буйенс беспокойно заерзал на своем месте. Кардинал размышлял. Он встал и начал мерить шагами комнату, поглаживая висевший у него на шее крест.

– А есть ли у вас сведения, синьор Кетто, относительно цели Сулеймана?

Посол тоже поднялся.

– К сожалению, нет. Но у меня есть подозрения.

– Ах, замечательно, – голос кардинала был резким. – Конечно же, если я смогу вернуться в Рим, не попав в руки Османов и пиратов, я так и доложу его святейшеству папе: «Ваше святейшество, у синьора Кетто нет сведений относительно цели султана Сулеймана, но у него есть подозрения. А, кроме того, турецкие корабли куда-то исчезают». А его святейшество папа, основываясь на подозрениях синьора Кетто, начнет призывать монархов Европы к новому крестовому походу.

Послу не оставалось ничего, кроме как промолчать.

– Хорошо, если мы обратимся к вашим подозрениям, синьор Кетто, то на кого все-таки собирается напасть султан Сулейман?

Кетто не колебался ни минуты:

– На Венецию.

– Вы, должно быть, сошли с ума, – воскликнул кардинал. Взгляд его готов был испепелить посла. Венеция была воротами Ватикана. Тот, кто добрался бы до Венеции, мог бы с легкостью оказаться и там.

– Сулейман никогда в жизни не осмелится ни на что подобное! – рявкнул Буйенс.

– Совсем недавно мы то же самое говорили о Белграде, монсеньор.

– Чем вызваны твои подозрения?

– Двумя вещами. Во-первых, Сулейман днем и ночью только и занят тем, что укрепляет флот. Но еще более важным оказалось то, что, когда вчера меня пригласили во дворец, передо мной поставили поднос.

– Поднос? Что за поднос, синьор Кетто?

– Поднос, на котором была отрубленная голова.

Рука кардинала машинально потянулась к шее, и он неуверенно переспросил: «Голова?»

– Да, отрубленная голова. И знаете, кому она принадлежала?

Посол продолжил, не дожидаясь ответа: «Это была голова Махмуда Газали, которому мы всячески помогали устроить восстание в Египте. Один из самых приближенных к султану людей, Ибрагим, вчера поставил передо мной поднос и самолично снял с него покрывало. А после этого произнес: “Вот каков конец того, кто замышляет козни против повелителя мира султана Сулеймана Хана”. Можно ли получить более открытое послание, ваше высокопреосвященство? Всем известно, что Венеция поддерживала Газали. Нам недвусмысленно говорят: “Газали мы наказали, сейчас наступила очередь Венеции”».

Кардинал налил себе вина в бокал из стеклянного кувшина. Если посол прав в своих подозрениях, то европейские короли должны будут поддержать план Льва X. По крайней мере, большинство из них.

– Вы уже сообщили в Венецию?

– Ваше преосвященство первый, кто узнал об этом.

Адриан Флоренсзоон Буйенс решил в тот миг, что скроет эти сведения. Он вовсе не собирался допускать усиления папы. Внезапно он сменил тему разговора.

– Вы все твердите о войне, но весь Стамбул только и говорит о новой возлюбленной султана Сулеймана.

– Так, значит, вы уже слышали, ваше высокопреосвященство?

– Девушка, кажется, русская, да?

– Турки называют русскими всех, кто живет к северу от Крыма.

– В конце концов, в ней течет славянская кровь. Ну-ка расскажи поподробнее.

– Она еще очень молода. Ей только шестнадцать лет. Падишах в нее сильно влюблен. Он даже сослал из дворца наследника османского престола вместе с матерью Махидевран Гюльбахар Хасеки, лишь бы не оставлять ее под одной крышей с этой наложницей.

– Не может быть! Что же это за девушка такая? Она красивая?

– Должно быть. Ее зовут Александра. Но, когда она приехала во дворец, ее назвали Русланой. А падишаху наложница так понравилась, что он самолично сменил ей имя. Сейчас ее зовут Хюррем.

– Что это значит – Хюррем?

– Веселая, улыбчивая, красавица, или что-то подобное. Сулейман теперь не смотрит на других наложниц.

– А что за нрав у этой улыбчивой синьоры? Тебе известно?

Кетто предпочел не заметить насмешки в голосе кардинала.

– Говорят, что она бедовая. Ездит с падишахом на охоту, скачет на лошади, стреляет из лука. Она дерется со всеми наложницами гарема. Некоторые утверждают, что Гюльбахар Хасеки ее побила, но я не верю. Я думаю, это Хюррем на нее напала.

Кардинал хохотнул и сделал еще один глоток вина.

– Если хотите знать, синьор Кетто, то султан Сулейман этой девушке Хюр… как там ее?

– Хюррем.

– Да, да… Я думаю, он дал ей неверное имя. Если она красивая, а к тому же жестокая, ее должны звать Роксоланой… Это роза… Да к тому же роза с шипами.

Кардинал бросил на Кетто многозначительный взгляд, и смех его отозвался эхом от золоченых стен.

Венецианский посол сообщил главному помощнику папы еще одну последнюю новость.

– Когда я вчера был во дворце, наперсник падишаха Ибрагим прошептал мне на ухо, что девушка ждет ребенка. Роксолана ждет ребенка, ваше высокопреосвященство.

Буйенс перестал смеяться и повернулся к послу, злобно посмотрев на него.

– У вас на языке все секреты, синьор Кетто.

– Подумайте о том, что будет, если Роксолана родит сына.

– Ну и что будет?

Кетто хотелось рассмеяться от глупости кардинала, но он сдержался. Он встал, подошел к нему и произнес: «Подумайте только, два шехзаде на один османский престол. Гюльбахар со своим сыном против Роксоланы и ее сына».

На лице кардинала Буйенса злобное выражение сменилось насмешливым.

– Синьор Кетто, ребенок еще не родился. Второму ребенку еще только шесть-семь лет. А вы твердите о каких-то распрях за трон, которые произойдут только через несколько десятков лет.

– Дети быстро растут, ваше высокопреосвященство. А страсти растут еще быстрее.

– Нет, мой дорогой, нет. Воздух Стамбула сделал вас мечтателем. Вы повсюду видите войну, покушения, заговоры.

Тем вечером Марко Кетто вернулся к себе. Едва вернувшись, он тут же написал зашифрованное донесение в Венецию:

«Контакт с его высокопреосвященством установлен. Он не хочет верить в то, что Османы готовятся к войне. Хотя война действительно очень близка, у монсеньора Адриана Буйенса больше интереса вызвала новая возлюбленная султана Сулеймана. Он даже придумал для нее новое имя – Роксолана. В то же время вчера Ибрагим, о котором я раньше вам сообщал, сделал мне два очень важных знака. Первым была голова Газали на подносе, послание было очень прозрачным – оно говорит, что очередь за вами. А вторым – русская девушка скоро подарит Сулейману ребенка».

Хюррем ни о чем не подозревала, но с того самого дня весь христианский мир начал именовать ее Роксоланой. Османская Хюррем вновь сменила имя, и в христианском мире появилась Роксолана.

Кетто еще раз перечел все, что написал. Когда послание попадет в руки адресатов в венецианском Дворце дожей – кто знает, когда это произойдет, – по особой печати, которую он прижал сейчас к расплавленному сургучу, будет ясно, кто его отправил. На печати красовались орел и лев.