Ветер, сухой и знойный, сблизил горы и равнину.

Под иссушающим солнцем гряда Альп, взявшей город в осаду, казалось на расстоянии вытянутой руки. Ни следа облачка в небе. Небоскребы административного центра смотрелись монолитными часовыми из бетона и стекла, переговаривающимися световой азбукой в ожидании атаки каменных гигантов. Краски были яркими, оттого каждый элемент зданий смотрелся, как на картинах Дали. Этим днем Милан сверкал, словно Лос-Анджелес на фоне гряды Сан Бернандино.

Андреа Каларно был в Лос-Анджелесе всего один раз, несколько лет тому назад, зимой, на конгрессе полицейских сил США и Европы. Безграничный горизонтальный разброс города произвел на него большое впечатление. Но не столько сам город, сколько климат: в середине ноября было девяносто пять градусов по Фаренгейту, что соответствовало тридцати трем градусам по Цельсию. Температуре в разгар лета. Девушки южной Калифорнии, щедро снабженные длинными ногами, бедрами, грудями, глазами и губами манекенщиц нижнего белья, загорали на пляжах Лонг Бич, Санта Моники и Малибу. Фривеи и постоянно закупориваемая сеть городских автострад были заполнены автомобилями с откинутым верхом. Люди на улицах в майках с короткими рукавами, в шортах и легких брюках. Там дул такой же странный ветер, сухой и знойный. Санта Ана, как его называли. Он спускался к Тихому океану из пустыни Мохаве, сводя на нет относительную влажность. Ветер забрасывал желтым песком любые поверхности, загоняя его в самые немыслимые щели. В Городе Ангелов говорили, что Санта Ана — ветер безумия, черный ветер.

Каларно научился сосуществовать с безумием. Речь, разумеется, шла не о мирном сосуществовании, а о единственном выборе, который имелся. Кроме того, здесь был не Лос-Анджелес, а Милан. И разрушающий ветер, который завывал на улицах города и по всему северо-западу Падуанской долины, был не Санта Ана.

Андреа Каларно подъезжал к зданию Дворца Правосудия, ужасного мастодонта из белого мрамора, в пятнах копоти от автомобильных выхлопов, казавшегося кафканианской материализацией беспредельного абсурда юридической системы.

Каларно понадобилось минут двадцать, чтобы найти место для парковки около этого замка в стиле кич. Все улицы вокруг напоминали автомобильную Калькутту.

Горячий ветер дул без перерыва, бросая сухие листья и обрывки бумаг на ступени огромной лестницы. На Каларно были легкие джинсы, спортивная рубашки и замшевая куртка, слегка оттопыривавшаяся в том месте, где висела кобура с «береттой». Не очень-то подходящий наряд для предстоящей встречи на высоком уровне.

Прежде, чем войти в сумрак холла, Каларно поднял глаза к фронтальному архитраву чудовищного здания. Метрах в сорока над землей, вдоль него тянулась надпись строгими мраморными буквами. Грязь и следы кислотных дождей покрывали каждую, отчего одно слово, хотя и было итальянским, читалось как чужеродное, лишенное здравого смысла:

ПРАВОСУДИЕ.

Кабинет Гуидо Ловати, председателя суда присяжных, находился на четвертом этаже. Почти посредине одного из множества огромных и бесконечных коридоров, рассекавших внутреннее пространство дворца. Огромная комната, мрачная и серая, с очень высоким потолком, полная затхлых запахов. Огромное количество папок с делами, пылившихся здесь с давних пор, занимало все полки вдоль всех стен.

Каларно закрыл за собой входную дверь и остановился в бледном свете, льющемся сквозь матовые стекла окон.

— Рад видеть вас, комиссар.

Ловати, чуть больше пятидесяти, поджарый и энергичный, с гривой седых волос, пошел к нему с протянутой рукой. Его репутация была почти безукоризненной, не запятнанной контактами с мафией или террористами. Он прошел все ступени в судебной системе, сквозь подковерные баталии и смену вех с достоинством английского баронета. Юстиция вне политики — было его профессиональное кредо. Классично. Даже чересчур.

— Здравствуйте, господин судья, — пожал ему Каларно.

— Привет, Андреа. — Еще один человек поднялся навстречу.

Каларно сухо кивнул в ответ. Не скрывая холодности. Пьетро Гало, судья предварительного следствия ему давно не нравился. Хотя тех коллег, кто ему нравился, было немного. Точнее, единицы. Один из них — Карло Варци, но Карло Варци мертв. Что касается конкретно Гало, отношение к нему переросло в самую настоящую персональную вражду.

В криминальной среде Милана существовал некий Велия Крозак. Косовар, незаконный иммигрант, вор, сутенер, наркоторговец, подозреваемый в убийстве. Каларно охотился на него почти целый год, накопав кучу доказательств. В конце концов, дождливой августовской ночью ему удалось сцапать бандита. В багажнике его автомобиля лежало пять килограмм героина и два пистолета. Этого, по разумению Каларно, было достаточно, что бы засадить Крозака за решетку лет на двенадцать, а может и на больше. Но возникла проблема: судья Пьетро Гало не принял с распростертыми объятьями этот мешок с подарками. Оказалось, что у Каларно не имелось обоснованных причин для обыска автомобиля. К тому же, были нарушены права арестованного: не было законно оформленного основания для ареста и последующего его содержания в кутузке, поскольку он не был обеспечен адвокатом, как это предусматривалось законом. Результат: полный ноль. Крозак был отпущен.

Двумя днями позже осведомитель полиции, наведший на Крозака, был найден мертвым в кустарнике на окраине города. С отрезанными яйцами. Прежде, чем пустить ему пулю в лоб, кто-то оттяпал ему мошонку острым ножом.

Каларно отлично знал, кто это сделал, кого вязать. Плохо было то, что у него опять не окажется законных оснований сделать это. Через три месяца Вели Крозаку снеси пол черепа из автомата. Но это не изменило для Каларно ничего. Юный гарант конституционных прав, судья по имени Пьетро Гало, скрупулезно исполнил свой долг. А важнейший осведомитель закончил жизнь кастрированным и с пулей в башке. Из-за идиотской юридической казуистики.

С тех пор физиономия повзрослевшего ребенка, очки в тонкой оправе, маленькие ручки с ухоженными ногтями, постоянно действовали Каларно на нервы. И сейчас Гало находился здесь в качестве судьи, руководящего предварительным следствием по делу об убийстве Варци. Воодушевляющая перспектива. Сродни горсти скорпионов в твоих трусах.

— Присядем. — Ловати направился с старомодному столу для заседаний, стоящему рядом с окном. — Хотите кофе, комиссар?

— Нет, господин судья, спасибо. Я сегодня утром уже выпил больше, чем нужно.

Они расселись вокруг стола на скрипучих стульях.

— Как вам известно, комиссар Каларно, мы накануне судебного процесса по делу Варци. — Ловати открыл тощую папочку дела и быстро пробежал глазами содержимое. — В качестве председателя суда, но прежде всего, как коллеги бедного Варци, поздравляю с тем, как быстро вы провели расследование, и последующую локализацию Апра. А также с тем, как эффективно было проведено его задержание.

— Присоединяюсь, — прервал его Гало.

Каларно изобразил поклон. Обычная начальная сладкая пилюля. Желчь, наверняка, приберегли на второе.

— Спасибо, поздравления приняты, — ответил он, — поэтому мы можем перейти к обсуждению того наказания, которое предусмотрено для господина Кармине Апра за убийство Карло Варци и его сопровождающих…

— На самом деле мы… — начал было Ловати.

— Надеюсь, что вы изучили баллистический отчет, касательно оружия, изъятого в результате захвата притона в районе Семпионе…

— Вот именно об этом…

— Отчет подтверждает, без каких бы то ни было обоснованных сомнений, что два автомата типа «калашников» являются теми самыми, которые были использованы в убийстве Варци. Повторяю: без каких бы то ни было обоснованных сомнений.

— Мы осведомлены об этом выводе, — ответил Гало.

— Прекрасно. Тогда вы также осведомлены о другом. Анализ пуль, извлеченных из стен квартиры и лестничной клетки седьмого этажа здания, где скрывался Апра, подтверждает, что тот же Кармине Апра использовал один из этих автоматов против меня и моих людей. И в этом случае, без каких бы то ни было обоснованных сомнений.

— Каларно, послушайте…

— Скорость стрельбы автомата «калашников» — более девятисот выстрелов в минуту. — продолжил невозмутимо Каларно. — По меньшей мере, шесть агентов полиции находилось перед квартирой на лестничной клетке седьмого этажа. И только по счастливой случайности, благодаря чуду, и благодаря тому, что на этих людях были бронежилеты, дело не закончилось новым убийством.

— Никто не возражает против выводов баллистиков, комиссар. — Ловати начал терять терпение.

— А сейчас, если мое знание уголовного кодекса не слишком замутилось, исходя из доказанного использования обвиняемым этого оружия, что я особенно подчеркнул в моем отчете, я думаю, мы можем без проблем выдвинуть ему дополнительное обвинение в покушении на убийство сотрудников полиции при исполнении служебных обязанностей.

— Комиссар, да послушайте же, наконец! — Ловати поднял руку, как это делают футбольные арбитры, когда забивается гол. — Ваш отчет является основным в повестке дня нашего заседания.

В мозгу Каларно жалобно взвыла тревожная сирена.

— А я думал, что основным в повестке дня нашего заседания является самое строгое с точки зрения закона наказание убийцы судьи Карло Варци.

— Поймите меня правильно, комиссар, все, что вы говорите — святая истина. С другой стороны, судья Гало и я нуждаемся в вашей помощи по другому поводу.

Каларно перевел взгляд с одного на другого. Сирена в мозгу продолжала завывать. Вот она, желчь. Он почти физически ощущал, как поднимается ее уровень, словно жидкое дерьмо переполняет засоренный коллектор.

— Андреа, я читал и перечитывал твой отчет с большим вниманием, — вступил Гало. — И, боюсь, есть одна смущающая меня деталь в твоем изложении хода операции по задержанию Апра.

— Ну и какая?

— В своем отчете ты пишешь, и ты это озвучил, что твои люди были сконцентрированы на лестнице, ведущей на седьмой этаж. Ты пишешь, что Скалия и Бонески, сообщники Апра, были убиты внутри квартиры. Что касается Апра, то он был ранен тобой в плечо на лестничной площадке, при выходе из квартиры.

— Короче, Пьетро, — отрезал холодно Каларно.

— Короче, — Гало был невозмутим, — мы имеем в руках еще один отчет, касающийся перестрелки.

— Ну надо же!

— Сарказм здесь ни к чему, Андреа.

— Сарказм? Да ты что! Я бы никогда его себе не позволил. И этот отчет написан?..

— Независимой аналитической лабораторией, куда обратилась коллегия защитников Кармине Апра.

— И с каких это пор мы позволяем адвокатишкам гангстеров производить топографию мест преступления, брать пробы и образцы, делать анализы на оперативном поле полиции?

— Защита имеет юридическое право делать любые контрэкспертизы, — вмешался Ловати.

— Были найдены обширные следы крови группы А плюс, — продолжал Гало, — как внутри квартиры, в которой прятался Апра, так и на крыше дома. А также на ступенях трех лестничных маршей со стороны внутреннего двора.

— И что из этого?

— А то, что мы знаем: группы крови Скалия и Бонески соответственно Б плюс и О плюс. — Гало сделал паузу. — Андреа, в твоем отчете нет ни малейшего объяснения этим следам крови.

Каларно остался невозмутим. Это была кровь человека, которого не существовало в природе. Как и сущности по имени Группа Бета, 4-го Дивизиона.

— То, что мы имеем в руках, комиссар Каларно, — снова подал голос Ловати, — это два отчета по одному и тому же эпизоду, один со стороны полиции, другой со стороны защиты, которые противоречат друг другу.

Секунд двадцать в кабинете висела тишина, нарушаемая только завыванием горячего ветра в коридорах Дворца Правосудия.

— Вы можете что-нибудь сказать по поводу такого противоречия, комиссар? — прервал паузу Ловати.

— Нет.

— Но вы отдаете себе отчет, что ситуация не нормальная?

— Нет, не отдаю.

— Идем дальше, Андреа, — опять вступил Гало. — Я лично разговаривал с профессором Марисом, заведующим независимой лабораторией. Человек вне подозрений, уважаемый ученый, доцент нашего университета. И сейчас защита Апра разрабатывает целую серию громоздких теорий того, как на самом деле развивались события на седьмом этаже. И я могу гарантировать…

Каларно взорвался:

— Да насрать мне на все теории университетских доцентов и кучи грязных адвокатишек!

— Комиссар! — Ловати не поверил своим ушам: произнести такое здесь, в этом святом месте!

— Где мы находимся? — не мог остановиться Каларно. — Какого хрена мы здесь делаем?

— Комиссар! — Казалось, у Ловати вывалятся глаза. — Я требую, чтобы вы успокоились!

Каларно, замолчал, сжав зубы. Черная ярость вернулась. Сродни той, которую ему с трудом удалось обуздать на лестничной клетке, залитой кровью, засыпанный обломками кирпича и штукатурки. Находясь в шаге от того, чтобы всадить пулю в лоб Кармине Апра.

— Я прошу вас, комиссар, осознать всю серьезность ситуации с точки зрения юридической процедуры и сотрудничать с нами в полной мере. — Ловати строго посмотрел на Каларно.

— Я уже сотрудничаю с вами в полной мере, — ответил Каларно. — Убийца Карло Варци схвачен. Неопровержимые доказательства его вины переданы в прокуратуру. Оружие преступления, баллистические экспертизы, отпечатки пальцев, свидетельские показания — весь пирог на столе. Судебный процесс начат. — Каларно посмотрел на Ловати. — Через сорок восемь часов вы будете председательствовать на нем, господин судья. Какие еще правильные юридические процедуры мы здесь с вами придумываем?

Лавати потянулся к нему.

— Послушай меня, Андреа. Ты отличный полицейский…

— Давайте без этого. Ближе к делу.

— Мы все время говорим о деле! У нас проблема. Очень серьезная проблема: противоречие двух отчетов. Эти необъясненные следы крови указывают на то, что кто-то еще, мы не знаем кто, был ранен, а может, и убит во время перестрелки. И если это так… — Голос Ловати взлетел на пару октав, почти до визга. — Если это так, то речь идет о сокрытии улик, Каларно! Может быть, даже о сокрытии трупа!

— Андреа, — произнес Гало умиротворяющим тоном, — постарайся представить себе, что может повлечь за собой этот факт, если его озвучит в зале заседаний защита Апра?

— Никто этому не поверит. Нет свидетельств. Нет доказательств. Нет абсолютно ничего.

— Ты так думаешь? Вчера я в течение четырех часов разговаривал в моем офисе с адвокатом Апра. Четыре проклятых часа, Андреа! Ты знаешь, кто адвокат у Апра?

— Уверен, в моей памяти этого имени нет. Я блюю не больше одного раза в день.

— Это Марчелло Сантамария! — Гало округлил глаза. — Личный адвокат Франческо Деллакроче. Дона Франческо Деллакроче. Кто это такой, надеюсь, тебе объяснять не надо?

— Не надо. Больше того, Пьетро, я уверен, что именно Деллакроче послал Апра убить Карло Варци и его ребят.

— Это надо еще доказать, Андреа. До-ка-зать. Ты меня понял? На хорошо организованном судебном процессе, перед судьями, перед присяжными… В любом случае, сказать, что Сантамария — большая сволочь, это бледный эвфемизм.

— Я прищемлю хвост этому Сантамария!

— Ошибаешься, это не твоя обязанность, — повысил голос Гало. — Это должны сделать судья Ловати, я как обвинитель и присяжные в зале заседания… Но, уверен, Сантамария обязательно воспользуется моментом, чтобы засветить факт противоречия отчетов перед прессой и телевидением.

— В жопу всю итальянскую прессу и телевидение! Это Карло Варци мы закопали в землю три недели назад! Твоего друга и коллегу Карло Варци! Моего друга Карло Варци… Мы взяли убийцу. Мы имеем все доказательства, чтобы засадить его за решетку. А ты чем занимаешься? Ты озабочен только тем, что может подумать общественное мнение, если этот мафиозный крючковорот раздует историю, сочиненную мудаком-профессором! Ты на чьей стороне, господин судья Пьетро Гало?

— Хватит! Все! — Ловати ударил кулаком по столу. Некоторое время оба судьи смотрели на Каларно, как укротители на внезапно взбесившегося тигра. Впрочем это было близко к истине.

Ловати встал и принялся медленно ходить вокруг стола. Его голос был едва слышен на фоне завывавшего ветра.

— Комиссар Каларно, я тоже читал отчет профессора Мариса.

— Получили удовольствие?

— Уймись, Андреа. И помяни мое слово, если все рухнет, на ногах не устоит никто. По мнению адвоката Сантамария, в операции по задержанию Апра принимала участие специальная команда министерства внутренних дел. Прекрасно подготовленная, на уровне армейского спецназа. И один из членов этой команды был ранен или убит во время перестрелки. Этим он объясняет наличие неизвестных следов крови. Это, разумеется, только теория. У нас нет подтверждения существования такой команды.

Ловати повернулся к Каларно и уставился ему в глаза.

— Вам что-нибудь известно о существовании подобной команды, комиссар Каларно?

Каларно выдержал взгляд судьи.

— Нет.

— То есть вы не знаете. А если бы знали, мне бы не сказали, я прав?

— Не сказал что?

Шея Ловати пошла красными пятнами.

— Комиссар Каларно, вам известно, что как прокуратура республики, так и МВД, должны не только быть в курсе, но также и санкционировать применение любых средств, повторяю, любых, средств, которые выходят за рамки инструкций, принятых для работы полиции, не так ли?

— Да, я знаю.

— И вам известно также, что любое из подобных средств, включая использование специальных команд, если они принимали участие в операции против Апра, должны быть упомянуты в вашем отчете?

— Разумеется, известно.

— Вы упомянули о подобном средстве в своем отчете?

— Нет.

— У вас есть объяснение по поводу противоречия двух отчетов по одному и тому же эпизоду?

— Никаких объяснений.

— Комиссар Каларно, может, вы написали не всю правду в своем отчете? В отчете, адресованном прокуратуре и МВД, отчете, который является основой судебного процесса по делу Кармине Апра?

Каларно, не отвечая, спокойно смотрел на Ловати. Это был конец. И он это знал. Его распяли. Прибили гвоздями к кресту.

— Знаете, что случится в зале суда, комиссар? — Ловати сел на стул. — Сантамария разнесет ваш отчет в пух и прах. И если не удастся разнести в клочья вас, примется за ваших людей, одного за другим, пока кто-то из них не проговорится.

— И судья Ловати будет вынужден признать недействительной всю судебную процедуру, Андреа. — Гало опустил голову. — Этим все и закончится.

Каларно сидел, слушая завывание ветра. Варци, четверо его телохранителей, этот несчастный парень из «беты». Все потеряно. Из-за ничего. Никакой надежды.

— Андреа…

— Что еще?

— Нам самим хотелось бы знать, кому принадлежит эта кровь. Или то, что произошло там на самом деле.

— И тогда, к чему был весь этот диалектический онанизм?

— Онанизм? Это реальность, Андреа. Реальность, которую ты создал своими руками, нравится тебе это или нет. — Гало заерзал на стуле. — Мы вынуждены были пойти на договоренности с Сантамария и Апра.

— Что вы имеете в виду?

Гало и Ловати переглянулись. Затем Ловати поднял глаза к потолку.

— Апра раскаивается.

Каларно захохотал. Его дед по материнской линии, старый солдат, участник Первой мировой войны — из полного батальона домой вернулось только шесть человек — и все же этот старый сумасшедший никогда не терял способности смеяться, и в первую очередь, над самим собой. В самой страшной трагедии всегда просматривается самый комичный фарс. Так он всегда говорил. И был прав.

— Ну конечно же, раскаивается, — перестал смеяться Каларно. — Ох, как же он раскаивается, несчастный мерзавец, придавленный виной. Мое сердце кровью обливается от одной только мысли о том, как он страдает в своем раскаянии.

— Андреа…

— Кто знает, может быть, он даже пошлет цветы жене и детям Карло Варци. Записав расходы на счет Дона Франческо Деллакроче, разумеется.

— Андреа, выслушай меня, ради бога! В обмен на применение к нему закона о раскаянии, Апра заговорит. Ты меня понял? За-го-во-рит. Он пообещал. Прежде чем погибнуть, Варци был близок к раскрытию конкретных контактов между итальянской, еврейской и славянской мафиями. И сейчас Апра нам все их назовет: имена, даты, всё. Всё, что знает по этому поводу.

— Вы что, и правда, верите всей этой ахинее, которую произнесли? Вы, правда, верите, что Апра, прожженный мафиози, готов продать собственного крестного отца Дона Франческо Деллакроче за фальшивый паспорт и авиабилет до Парижа?

— Мы абсолютно не уверены, что в этом замешан Деллакроче.

— Святые слова! Мы абсолютно не уверены, что завтра вновь взойдет солнце. Мы абсолютно не уверены, что у мужиков только два яйца между ног. Действительно, в большинстве случаев, у них только одно. Или даже ни одного. И мы даже абсолютно не уверены, что Кармине Апра расстрелял Карло Варци.

Каларно поднялся и пошел к двери.

— Крмиссар, вернитесь и сядьте! — приказал Ловати. — Мы еще с вами не закончили.

— Я с вами закончил.

— Андреа, подожди…

— В одном мы, однако, уверены. — Каларно положил ладонь на ручку двери. — Здесь, в прекрасной стране безукоризненных судебных процедур, грязный негодяй, хладнокровный убийца, собирается быть премирован еще один раз. Это реальность вчерашнего дня, сегодняшнего и завтрашнего.

— У нас не было выбора, Каларно. — Ловати сжал кулак. — Постарайся понять: не было выбора. Мы знаем, что вы выполнили свой долг до конца…

— Мой долг? Мой долг утонул в могиле, полной кровавого дерьма.

— Ты ошибаешься, Андреа… Ошибаешься! — Гало выскочил из-за стола. — Мы все равно выиграем эту войну!

— Кончай верить в эту ахинею, которую ты несешь, судья.

Каларно открыл дверь кабинета. Вдохнул затхлый воздух, заполнявший огромный коридор.

Война проиграна. Проиграна раньше, чем началась.

Ветер ревел в мраморе и граните. Он казался раскаленным дыханием дракона…

Каларно надел солнечные очки, чтобы защитить глаза от пыли, носимой ветром. Старая фетровая шляпа, принесенная невесть откуда, колесом катилась по тротуару у подножья лестницы.

Каларно поднял голову посмотреть на надпись на фронтоне. Она была на месте. Никто на нее не смотрел. Никто не знал, что она означает. Никому это было не интересно.

Это единственное слово, лишенное смысла, подобное струе мочи в рот человечества. Со временем ядовитые дожди окончательно смоют его к чертям собачим.

ПРАВОСУДИЕ.