27 сентября

22:30

Рыжий фургон марки «Газель» с косой надписью «Московская телефонная служба» на боковой дверце тихо подрулил к высокому темному забору в глухом уголке Кусковского парка. Дверца отъехала назад, и из фургона выпрыгнули двое в: камуфлированных комбинезонах-хаки, в ночной тьме полностью слившихся с густой листвой кустарников. Один из них, коренастый парень в черной лыжной шапочке-маске, поманил рослого водителя — тот вылез из-за баранки и спрыгнул на землю, держа в руке свернутый трос с якорем-«кошкой» на одном конце и крюком на другом. «Через забор полезем здесь, я вчера специально выбирал место, все проверил: над калиткой и по углам — камеры! А здесь безопасно, за листвой ничего не просматривается», — шепнул водитель и, размахнувшись, ловко запустил трос через забор. «Кошка» зацепилась за толстый сук столетнего дуба, трос натянулся. Водитель закрепил крюк на переднем бампере «Газели», и все трое скоренько полезли по натянутому тросу вверх. Через минуту они уже стояли на земле по ту сторону забора. Сквозь листву кленов и лип в ночи перед ними чернел силуэт невысокого двухэтажного дачного дома. Окна в доме не были освещены. «Саш, собаки там нет? Раньше вроде была», — тревожно заметил коренастый в лыжной шапочке. «Нет, старый кобель сдох еще полгода назад». — «Ну а старикан-то, надеюсь, еще жив?» — ухмыльнулся водитель. «Да жив, старый хрен. Его комнатушка на первом этаже, справа от входной двери». — «Ладно, пацаны, — продолжал рослый, — как войдем, ты, Дрон, сразу беги в конец коридора, руби телефонную проводку, а мы с тобой, Жека, пойдем старикашку брать за вымя. Ну, с богом! У нас на все про все минут тридцать, не больше!»

* * *

Дежурный хирург госпиталя Главспецстроя в подмосковных Химках Людмила Сергеевна Степанова сделала Варягу перевязку старой открывшейся раны и отправила его в отдельный бокс на третьем этаже. Посмотрев ночные новости, в которых в очередной раз передали сообщение о дерзком покушении на руководителя президентской администрации, Варяг выключил телевизор, с трудом поднялся с кровати и стал, тяжело хромая, мерить шагами узенький больничный бокс. Он понимал, что оставаться здесь, в хирургическом отделении химкинского госпиталя, можно будет от силы пару дней — пока не уляжется суматоха в столице. Но потом придется искать новое укрытие: наверняка уже сегодня менты начали прочесывать все больницы Москвы, а завтра, глядишь, доберутся и до областных. Да и со связью нужно быть поосторожнее, не хватало еще, чтобы менты засекли его разговоры по мобильнику7. А без звонков ведь не обойдешься.

И словно в подтверждение этих мыслей в кармане пиджака запиликал сотовый. Владислав посмотрел на вспыхнувший дисплей: номер не определился — значит, звонит кто-то чужой. Подойти? Или не подходить? Трубка упорно продолжала трезвонить. На десятый или пятнадцатый писк мелодии «Москва златоглавая» Варяг нажал на клавишу и, прижав трубку к уху, коротко бросил:

— Слушаю!

— Влади… слав Генн… адьич… — сквозь треск радиопомех издалека прозвучал старческий голос. Явно знакомый голос, но Варяг не смог сразу вспомнить чей. — Спасай! Налет на дом!

— Кто это? — напрягся Владислав. — Какой дом?

Мысль заработала лихорадочно. Его назвали по имени-

отчеству, значит, это не ошибка. Но что за старик? И о каком доме он говорит? А не провокация ли это?

— Владик… Это Семен Палыч… Из Кускова звоню…

И тут он понял. Звонил дядя Сема из Кусковского парка, из особняка, принадлежавшего когда-то Медведю, одному из самых уважаемых воров в законе, бывшему смотрящему по России, который незадолго перед смертью сделал его, Варяга, своим наследником и преемником.

— Дядя Сема! Что там у тебя стряслось?

Голос в трубке сорвался и зазвучал очень слабо, еле слышно:

— Трое или четверо ворвались в дом… Я тут один. Не знаю, что им нужно. Я заперся у себя. Приезжай скорее…

И тут в трубке раздался страшный грохот, топот ног, звук падающей мебели… Тонко охнул старик, потом послышалась витиеватая матерная фиоритура… и в трубке застучали короткие гудки…

«Твою мать… Только этого не хватало. Кому же понадобилось совершать налет на особняк в Кускове? И именно сегодня, сразу после взрыва на Ильинке…»

После того как Медведь, бывший хозяин российского общака, державший под своим надзором громадную территорию от Балтики до Тихого океана, умер девять лет назад, особняк старого вора по его неписаному завещанию перешел во владение Варяга. Но новый смотрящий России уговорился со всеми авторитетными законниками, что дом Медведя, много времени служивший старику и тайным убежищем, и официальной резиденцией, останется пустовать — как мемориал воровского патриарха. И посягнуть на неприкосновенность этого дома мог либо отчаянный беспредельщик из новых гопников, которым все по фигу, либо, наоборот, наглый крысятник, который прекрасно знает, что ему может грозить за такое дело, но тем не менее он все равно лезет напролом…

Варяг снова тихо выругался, осознавая свою полную беспомощность в сложившейся ситуации: в таком виде, с открывшимся кровотечением воспалившейся глубокой раны, он толком и шагу не сможет ступить. Но дядю Сему надо срочно выручать. Кто знает, что задумали эти беспредельщики? Придется посылать в Кусково Сержанта — больше некого. Только он, да еще Чижевский сейчас знают этот дом, и расширять круг посвященных Варяг не имеет нрава. Но Чижевского сейчас не достать, и связи с ним нет. Остается Степан Юрьев, верный человек, которого все уже давно называют Сержантом.

Варяг набрал мобильный номер Сержанта. Ему не пришлось долго объяснять, что делать и куда ехать: дорогу в кусковский дом Медведя Степан знал в мельчайших подробностях.

* * *

— Ты должен, должен знать, старый пень! — орал рослый парень в камуфляжной куртке. Он стоял над распластавшимся на полу дядей Семой. У дяди Семы обе его тонкие, иссохшие старческие руки были нелепо задраны вверх и прикованы наручниками к стояку отопления. На запястьях, под стальными узкими кольцами, уже образовались багровые полосы кровоподтеков. Рослый ударил его носком литого башмака по ребрам — старик слабо охнул, и по морщинистым щекам покатились крупные слезы.

— Я ни… чего не… знаю… Сынки, откуда мне… знать… — измученно лепетал он. — Отцепите меня, ради Христа. Невыносимо же терпеть. Я ж говорю — не знаю.

— Все ты должен знать, сука! — шипел налетчик. Он схватил дядю Сему за шиворот и сильно тряхнул, отчего голова старика мотнулась из стороны в сторону. — Ты же тут двадцать лет был и сторожем, и садовником! Ты должен знать, где он хранил бумаги! Не покажешь тайник — я тебя, сволочь, вот этим тесаком на подтяжки порежу! Как свинье, брюхо вскрою, кишки намотаю на шею — этому меня в солнечной Чечне научили за три года, уж будь уверен, падла! — И с этим словами парень выхватил из кожаных ножен короткое и толстое, чуть изогнутое лезвие с зазубринами по верхнему краю.

Небольшая комната освещалась тусклым ночником на прикроватной тумбочке. Дверь с выбитой ручкой криво висела на одной петле, расплющенные косяки валялись на полу веером длинных щепок. Вся мебель в комнате была перевернута.

Из коридора вбежал коренастый парень. Он сдвинул свою маскировочную шапку на лоб. Его красное потное лицо блестело в сумраке ночника, как начищенный самовар.

— Ни хрена нет, Саш. Это ж, блин, не дача, а просто Зимний дворец — два этажа над землей, два еще больших — в подвале, коридоров, дверей, комнат и чуланов просто хренова туча. Тут до утра искать — не доискаться.

— Ладно, бля, — прохрипел рослый. — Не будем искать. Времени нет. Ща нам дедуля сам покажет… — Он взмахнул над головой ножом — лезвие со свистом рассекло воздух и полоснуло старика по руке. Из белесой борозды тотчас потекла темная кровь. Старик беззвучно заплакал, прикрыв глаза.

Нет, падла! — рявкнул налетчик. — Ты у меня слепого тут не корчи! Нечего глазки закрывать. Смотри, сука, на свою кровищу, смотри, как по капле из тебя жизнь вытекает!

— Может, его утюжком по укромным местам, а, Саш? — предложил, криво усмехнувшись, третий, которого звали Жской. — Я же был на кухне — там под подоконником стоит старинный чугунный утюг. Раскалить его на фиг на конфорке, да и прижечь старому яйца…

— Слыхал, мудила хренов! — Сашка склонился к дяде Семе. — Утюжком по яйцам — это очень больно. Очень! Ты этого хочешь? Так я тебе устрою…

Старик ничего нс ответил, изнемогая от боли в располосованной руке. Рослый, теряя контроль над собой и окончательно возненавидев упрямого деда, стал медленно, с ненавистью пилить ножом руку старика, приговаривая: «Нет, Жека. Этому мудиле яйца не нужны. Можешь готовить утюг. Ему и руки с ногами не нужны. Я их буду отрезать медленно, по кускам, одну за другой».

Семен Павлович корчился всем телом. В какой-то момент душевные силы и воля оставили его, и он от страшных мучений потерял контроль над собой.

— Не надо… Только не надо резать руки, — выдохнул, не выдержав, старик. — Там. Там, в кабинете, посмотрите… На втором этаже, внизу… В левой от двери стене, за картиной с морским пейзажем… Там сейф замаскирован.

Рослый выпрямился и, опустив руку с зажатым в ней ножом, победно оглядел своих подельников. Он снял уже никому не нужную маскировочную шапочку. Ему было душно… И как-то вольготно: сейчас он был готов на все, и ему нравилось это состояние… Он видел, какую жуть навел даже на своих дружков.

— Ну вот, падла, а ты боялась… — Он потряс старика за плечо. — Сейф, говоришь? Тогда не забудь про шифр. Там замок с шифром небось имеется, так?

Старик сглотнул слюну. Из его полуоткрытого рта со свистом вырывалось прерывистое дыхание. Он промычал что-то тихо, совсем безвольно, глядя вокруг ничего не понимающими глазами.

— Не слышу, гнида! Громче!

— Один, девять, ноль, восемь.

— Там что, кнопки?

Старик автоматически, как под гипнозом, покачал головой.

— Циферблат. После единицы циферблат… повернуть вправо, после девятки — влево, потом… снова вправо и… снова вправо. — И старик беззвучно заплакал.

— Лады… Так, мужики, ща рвем в подвал, находим этот гребаный сейф за картиной… Если старик не набрехал… Берем оттуда все, что есть, и рвем когти… Там вроде как один чемодан только. С бумагами.

— А с этим чучелом что? — Дрон кивнул на лежащего без движения старика на полу. — Видал, у него мобильник валяется… Он, похоже, звонил предупредить кого-то…

— Не бзди! Успеем уйти. А перед уходом разберемся и с этим, — коротко бросил рослый, одновременно поднимая с пола мобильный телефон. Нажав кнопку О К, он увидел последний набранный номер и довольно хмыкнул.

* * *

Звонок Владислава застал Сержанта в дороге — он решил не ехать к себе в Крылатское, а переночевать сегодня на запасной тайной квартирке в Измайлове. В химкинском госпитале Людмила Сергеевна продезинфицировала ему рваную рану над ухом и наложила пять швов-скобок. При взрыве гранаты (или что там взорвалось у здания Торгово-промышленной палаты) кусок отколовшейся штукатурки зацепил Степана по голове и рассек кожу на виске, но кость оказалась не задета — так что, можно сказать, он отделался легким испугом.

Как проехать по лабиринту парковых аллей и просек к особняку Медведя, Сержант знал досконально, потому что не раз и не два приезжал сюда, сопровождая Варяга. Получив тревожный сигнал, он тут же развернул старенькую «тойоту» около метро «Измайловский парк» и рванул напрямик в Кусково. Через десять минут он уже подъезжал к знакомой усадьбе, окруженной высоким забором, по углам которой торчали слепые камеры слежения: видеомониторы в доме давно уже были отключены, потому что служивший тут за сторожа дядя Сема не ждал незваных гостей. Но все же вот дождался…

Степан выхватил из-под сиденья свой заслуженный, проверенный в деле «узи» с глушителем, нащупал в кармане «беретту» и вышел из машины. Тихо прокрался вдоль высокого забора и вскоре за поворотом наткнулся на пустой фургон «Газель». От его бампера через забор к ветке дуба тянулся натянутый трос. Степан ухмыльнулся. Что ж, значит, не опоздал — ночные налетчики еще орудуют в доме И, ловко ухватившись за трос, он с легкостью полез через забор, через секунды оседлав суковатую ветку, к которой предусмотрительно был привязан тонкий канат, сброшенный на землю во двор. «Неужели спецназ работает?» — подумал Сержант, спустившись по канату и огибая крыльцо. В доме светилось единственное окно. Тихо подкравшись к окну, он осторожно заглянул вовнутрь. На полу комнаты, прикованный наручниками к стальной трубе отопления, неподвижно лежал старик. Больше в комнате никого не было. Налетчики, похоже, находятся в доме. Наверняка заняты поиском дорогих вещей, денег, тайников.

Сержант бесшумной тенью скользнул в дом через незапертую центральную дверь и прислушался. Все тихо. Ни звука — ни на первом этаже, ни на втором. Нужно проверить подвал. Припоминая план дома, Сержант решил спуститься не по главной лестнице, а по малой боковой, начинавшейся в конце коридора. Тихо прокравшись по коридору мимо распределительного щита, он заметил, что из коробки торчат выдранные с мясом провода. «Профессиональные ребята», — снова про себя отметил Сержант.

Темные ступеньки вели в подземную часть особняка, где располагались основные помещения — банкетный зал, большая гостиная, в которой Медведь собирал узкий круг самых близких ему людей, и его личный кабинет. Пройдя на цыпочках по темному широкому коридору, Сержант вдруг услышал возбужденные голоса. Их было… трое… Да, т рое мужчин негромко переговаривались между собой в одной из комнат на втором нижнем этаже.

Сержант еще раз окинул взглядом свой «узи» и тихо снял его с предохранителя. «Беретту» переложил в правый карман — так сейчас ему подсказывало чувство самосохранения. Потом он подошел к приоткрытой двери, из-за которой доносились голоса, и в этот момент дверь распахнулась и в коридор выбежали двое парней в камуфляже — один, долговязый, нес в левой руке темный чемодан.

— Добрый вечер! — рявкнул Степан и от бедра направил на парней хобот «узи».

Идущий следом за долговязым парень тут же надвинул на рожу лыжную шапочку и, вскинув руку, трижды выстрелил из пистолета. Его отделяло от Сержанта метра три-четыре, не больше, но он умудрился промазать. Пули вошли в стену, прямо у Степана над головой. Он молча в ответ нажал на спусковой крючок. «Узи» закхекал, чуть вздрагивая при каждом огненном плевочке. Стрелявший в Сержанта парень согнулся пополам, схватившись за живот, и тяжело рухнул на пол.

— На каком стрельбище ты, мудила, тренировался? — буркнул Степан себе под нос и навел «узи» на длинного с чемоданом. — Ты, чмо, как, ляжешь с ним рядом или еще постоишь? — И, заметив, что парень дернул было рукой, намереваясь запустить правую пятерню за пазуху, выпустил два одиночных. Рослый скривился и, выронив чемодан, схватился за окровавленную руку.

И тут из кабинета тяжело выскочила третья темная фигура, на лету стреляя с двух рук. Степан успел увернуться от первой порции пуль и, выбив ногой дверь напротив, в одно мгновение впрыгнул внутрь. В коридоре послышался топот ног и громкие крики: «Дрон, Жека, эта сука мне руку прострелила! Мочи его, а я чемодан вынесу!» Кричал, ясное дело, долговязый. Значит, всего их тут трое. С одного уже как с козла молока, его он серьезно подстрелил, второго ранил в руку. Остается третий…

Сержант выждал несколько секунд, шаря руками вокруг себя. Нащупал стул и, подойдя к дверному косяку, с силой швырнул стул в коридор. Зачастили одиночные пистолетные выстрелы, пули прошили спинку стула, который так и запрыгал на полу, стуча всеми углами. А в следующую секунду Сержант выкатился кубарем из комнаты, так чтобы ворваться в кабинет напротив. Сделав пару кувырков, он ударил свинцовым дождем вправо — туда, где, по его расчетам, должен стоять третий… Краем глаза, уже вбегая в кабинет, Сержант заметил, что его шквальный огонь достиг цели. Третий из налетчиков, не выпуская из рук оружия, рухнул рядом со своим подельником. Сержант тут же вскочил на ноги, бегло окинул взглядом комнату и увидел на полу сдернутую со стены большую картину в тяжелой золоченой раме, а в стене, там, где она, видно, ранее висела, могучий вмурованный сейф с распахнутой стальной дверцей. Сейф был пуст.

Сержант выбежал в коридор и бросился по лестнице за росным. Чемодан был тяжелый, и ноша не позволила беглецу уйти слишком далеко. Степан настиг грабителя на крыльце дома. Беглец упорно не хотел расставаться со своей тяжелой добычей. Видно, она ему очень грела душу и была нужна. Сержант, не целясь, дважды выстрелил по ногам убегающего. Рослый, почуяв опасность, наконец бросил чемодан и, запетляв, как заяц, исчез в густых зарослях кустарника, обильно произрастающего вдоль всего забора…

Бежать за ним сейчас не было смысла, так как чемодан, из-за которого, видать, и заварилась вся эта каша, находился у него в руках. Сержант подхватил злополучный чемодан и побежал обратно в дом, в комнату, где лежал окровавленный дядя Сема.

Отстрелив замок наручников, Сержант освободил еле живого старика, истекающего кровью, и осторожно положил его истерзанное тело на кровать. Остатки бурой крови слабыми толчками выбегали из стариковских жил, стекая на белое покрывало.

— Семен Палыч, — позвал Сержант, пытаясь пережать рану и остановить кровотечение. — Это Степан Юрьев. Вы меня помните? Я к вам приезжал с Варягом… Варяг меня послал к вам на выручку!

Старик захрипел, и на его сухих губах появилось жалкое подобие улыбки.

— Кто это был, дядя Сема? Чего им надо было? — торопясь застать раненого в сознании, быстро спросил Сержант.

— Сейф… — едва слышно прохрипел дядя Сема. — Архив Медведя… искали чемодан… Шифр замка… Больно было невтерпеж, пытали меня… Чемодан передай Владиславу… Там очень важное… — Старик вдруг судорожно вздохнул, выгнулся и со словами «А я его подвел… Не выдержал» затих.

Степан приложил палец к сонной артерии дяди Семы. Пульса не было.

* * *

Выслушав краткий рассказ Степана о случившемся в Кускове, Владислав решил не дожидаться утра и уехать из химкинского госпиталя немедленно. Он понимал, что налет на особняк Медведя не был простым грабежом. Чутье подсказывало ему, что это событие каким-то образом — хотя пока непонятно, каким именно, — связано с вчерашним дерзким покушением на кремлевского чиновника в самом центре столицы. Там подставляли его, Варяга. И здесь посмели ворваться в дом, который, всем известно, был под его опекой. Едва ли это простое совпадение… Во всяком случае, опыт и интуиция Варяга подсказывали ему, что таких удивительных совпадений не бывает — разве что в сказках или в плохом кино. А если эти события и впрямь связаны между собой, то надо как можно скорее выяснить, кто за ним стоит, кто их подготовил, направил и исполнил… Не исключено, что одни и те же люди. Тогда кто они и что им нужно? И не исключено, что первую скрипку тут могут играть эмвэдэшные генералы, которым, кровь из носу, надо выслужиться и предъявить начальству «опаснейшего преступника» Варяга… А раз так, то есть большая вероятность, что они найдут его и здесь и нагрянут сюда очень скоро. Тому же генералу Урусову прекрасно известно, что совсем недавно раненый Варяг скрывался именно в этом подмосковном госпитале… Пожалуй, он сильно рискует сегодня, приехав сюда после взрыва на Ильинке, а играть в эти рискованные игры с судьбой ему сейчас никак нельзя… Слишком велика цена.

Степан тоже с ним согласился.

По внутренней связи Владислав Геннадиевич вызвал врача Людмилу из ординаторской.

— Что случилось, рана на ноге тревожит? — взволнованно спросила женщина, вбежав в бокс.

— Нет, Люда, дело не в ноге… — Варяг взял ее за плечи. — Мне придется уехать… Сейчас…

— Но вам никак нельзя оставаться без врачебного присмотра! — запротестовала она. — У вас вон старая рана загноилась, кровотечение началось… Может начаться абсцесс… Это очень серьезно!

— Нет, — твердо возразил Варяг. — О моей ноге ты позаботишься потом… Сейчас лучше позаботиться о моей голове…

Людмила бросила тревожный взгляд на Степана, находящегося в палате. Тот только развел руками: мол, с ним г морить бесполезно!

Я могу вас спрятать в очень надежном месте, — вдруг тихо, но твердо заявила она. — И о том, где вы, никто не будет знать… Кроме нас троих…

И тут Владислав вспомнил: Людмила как-то мимоходом обмолвилась про крохотную бабушкину квартирку в Строгиие, которую она после смерти любимой бабули не стала сдавать. А ведь и впрямь в пустующей квартирке можно перекантоваться несколько деньков!

— Это ты про Строгино? — улыбнулся Варяг. — А не боишься меня туда поместить? Рискованно ведь.

Людмила покачала головой.

— Чего бояться? Про эту квартиру ни одна живая душа не знает. У меня, кстати, с собой и ключ от нее есть. — Она порылась в кармане халата и вынула медный ключик на проволочном колечке. — Вот, словно знала, что этот ключик может сегодня вечером понадобиться. Степан, запоминайте адрес. Он очень простой: Таллинская, тридцать шесть, шестнадцать…

Однокомнатная квартирка в Строгине оказалась совсем необжитой: видать, старушка только успела въехать в новое жилище да и отдала Богу душу. Сержант втащил тяжелый чемодан в комнату.

— Степа, боюсь, тебе сегодня предстоит бессонная ночь. — Владислав положил ему руку на плечо. — Пойми, кроме тебя, мне сейчас никто не поможет… Чижевского мне сейчас не достать, а с моими людьми я связаться не могу — наверняка все каналы связи на прослушке стоят… Ты первым делом дозвонись до ребят Чижевского — пусть гонят в Кусково, там нужно все прибрать, чтобы никаких следов. Нам эти трупы вешать на себя сейчас ни к чему. Да и Семена Палыча надо похоронить по-человечески. Но этим пусть займутся законные… Ты озадачь Закира Большого. А сам займись тем сбежавшим, которого ты пулей пометил. Надо разыскать его и выяснить, кто их послал в кусковскую усадьбу, кому понадобился архив Медведя. Сейчас это самое главное…

Выпроводив Степана, Варяг, превозмогая боль, присел над коричневым чемоданом. Итак, таинственные налетчики четко знали, что искать в кусковском особняке. Их послали именно за этим древним фибровым чемоданом. Послали явно те, кто был осведомлен о существовании тайного архива Медведя, о сейфе, об этом чемодане и о каких-то особо важных документах, которые здесь покоятся. Но что именно их интересовало?

Варяг щелкнул чемоданными замками. Теперь и он вспомнил этот чемодан с его содержимым в разноцветных пластиковых файлах, которых тут было множество. Здесь Медведь хранил какие-то свои личные бумаги и всевозможные досье. Однажды Георгий Иванович достал из этого таинственного чемодана зеленую толстую папку на завязочках и с самым серьезным видом продемонстрировал ее Варягу. «Смотри, Владик, — сказал тогда ему Медведь, — тут вся моя жизнь… Это Сема потрудился, всю мою биографию собрал. Я, признаюсь, сам не читал еще. Просто не могу, рука не поднимается. Но он говорит, увлекательно получилось. Сема хотел книгу издать про меня. Да нельзя пока, я не позволил».

А в девяносто третьем году, предчувствуя скорую смерть, Медведь сообщил Варягу, что в его кабинете есть тайник, сейф с шифром, в котором лежат его, Медведя, важные бумаги. Он и шифр сообщил Владиславу, добавив, что, кроме него, он известен только дяде Семе, который, выйдя на пенсию лет двадцать назад, после тридцати лет учительствования в школе, нанялся служить у Георгия Ивановича сначала сторожем, потом сиделкой. Незаметно дядя Сема стал Медведю и первым помощником, и верным другом. А как оказалось, и личным биографом… Тогда Варяг так до этого чемодана и не добрался: Медведь вскоре умер, а Варяг попал в водоворот событий, дела закрутились и с разборками, и со сходами, и с общаковскими деньгами, и с выборами в Госдуму. А потом Варягу пришлось покинуть Россию на несколько долгих лет. И мысли об этом сейфе и архиве как-то выветрились из головы…

Варяг начал осторожно разбирать пухлые, туго перетянутые веревочками пластиковые папки-досье. В бумагах мелькали довольно известные фамилии: здесь были люди и из большой политики, и из руководителей государства, и криминал. На дне чемодана лежала знакомая картонная зелёная папка. Владислав с любопытством развязал тесемки. В папке обнаружилась толстая стопка отпечатанных на пишущей машинке листов. Посредине первого листа аккуратым красивым почерком было выведено одно слово: «Гастролёр». Варяг перевернул лист и прочитал: «Каменно-стеклянная глыба Центрального телеграфа мрачным треугольником нависла над улицей Горького…» Он перебрал несколько листов и понял, что имел в виду старый вор, говоря: «Тут вся моя жизнь».

Это и впрямь было жизнеописание патриарха советского криминального мира. Текст состоял из отдельных, иногда мало связанных между собой отрывков, причем некоторые из них были похожи на законченные рассказы, написанные от первого лица. Видимо, дядя Сема задумал сделать из своей рукописи как бы мемуары законного вора.

Варяг прилег на кушетку и углубился в чтение…