Глава 1

Выкопанный из безымянной могилы на североуральском погосте стальной сейф Варяг распорядился погрузить в «газель» и немедленно, не дожидаясь рассвета, гнать в Екатеринбург. В уральской столице он мог переплавить обветшалый от времени антикварный общак Тимофея Беспалого в хрустящую свежую зелень или, на худой конец, деревянные рубли.

После дерзкого похищения неизвестными воровских денег из тайника на Никитиной Горе и с офшорных счетов банков Андорры, Лихтенштейна и Люксембурга Варягу позарез нужен был хоть какой-то капитал, чтобы начать поиски украденных миллиардов. Он понимал, что его расследование наверняка может затянуться на многие месяцы и потребует немалых трат. Поэтому откопанный им «клад» был как нельзя кстати. Направляясь в уральскую столицу, Варяг рассчитывал узнать реальную стоимость старинных ювелирных украшений, царских золотых червонцев и золотых слитков из «черной кассы» начальника колонии строгого режима. Навскидку содержимое сейфа Тимофея Беспалого можно было оценить в три-четыре миллиона баксов — это если иметь в виду только «брюлики» и «голды» досоветской работы, которые Варяг приметил в сверкающей груде драгоценностей.

Закопанные на кладбище много лет назад, они и сегодня представляли собой огромную ценность. Какую же силу воли нужно было иметь, чтобы жить в нищете рядом с такой суммой денег и даже не прикоснуться к ней! И впрямь Тимофей Беспалый был крепким орешком, истинный продуктом эпохи социализма — царство им небесное: и Беспалому, и социализму.

Найти в большом городе надежного барыгу было делом нехитрым — при условии, конечно, что на него выведут свои люди. А вот с этим у Варяга возникала закавыка.

Он знал, что смотрящий Уральского региона Стасик Рыбаков по кличке Рыба давно уже повернул свой хитрый нос в сторону Шоты Черноморского и даже если он лично и не принимал активного участия в ноябрьском похищении смотрящего России с большого сходняка, то уж, во всяком случае, точно отнесся к той предательской акции «с пониманием» и негласно поддержал инициативу Шоты. Так что полагаться на него сейчас было бы форменной глупостью. Значит, действовать следовало обходным путем, очень и очень осторожно.

У Варяга в Екатеринбурге имелся старинный знакомец — Иван Иванович Путилов, или, как его все звали, дядя Ваня, заядлый нумизмат и знаток ювелирки. Лет десять назад их познакомил Егор Сергеевич Нестеренко, когда он возил молодого смотрящего России по регионам и от своего имени и от имени Медведя представлял местным авторитетам. Путилов был на Урале фигурой известной. Он никогда нигде не работал и добывал свой хлеб насущный скупкой и перепродажей антиквариата, икон и старинных украшений. Дядя Ваня никогда не конфликтовал с местными — когда-то свердловскими, а ныне екатеринбургскими — авторитетами, не имел трений и с ментами, так что сейчас Владислав мог смело пойти с ним на контакт, зная, что о его визите к дяде Ване будут знать только они двое.

Прибыв в Екатеринбург, Варяг первым делом позвонил Путилову и, явно подняв его с постели — было еще только пять утра, — попросил о срочной встрече. Дядя Ваня не удивился и предложил подъехать тотчас. Варяг поехал один, оставив «газель» с сейфом и питерскими пацанами в загородном мотеле. С собой он взял три ожерелья, бриллиантовые серьги и пригоршню золотых десяток.

Путилову было достаточно одного взгляда, брошенного на принесенные Варягом вещи, чтобы почти точно определить их происхождение.

— Видать, у кого-то в заветном хранилище изрядно пролежало? И, сдается мне, у кого-то из лагерных деятелей.

— Как ты догадался, дядя Ваня? — изумился Варяг.

— Два признака, — хитро прищурившись, отчеканил дядя Ваня. — Во-первых, налет на изделиях очень своеобразный. Лет тридцать этому налету. Во-вторых, сами изделия, подборочка их весьма любопытная. Вот этому колье лет сто, не меньше — видишь, тут штампик стоит. Вот проба, а вот и год — 1897. И на золотых твоих десятках год 1898. Похоже, конфискат. Либо чекистский, либо бандитский. В начале двадцатых ведь не только Ленька Пантелеев чистил добропорядочных граждан. Наше славное Чека по приказу Феликса Эдмундыча тоже этим промышляло. А конфискат этот потом растекался по России, по малинам да по тюрьмам, как особая валюта, а там их с годами прибирало к рукам тюремное начальство. В свободной продаже этого добра ни тогда не было, ни сейчас нет. Только по тайникам его и можно найти. А вот эти штучки-дрючки очень любили в послевоенные годы. Ими зеки с лагерным начальством расплачивались за минуты радости и здоровье.

— Ладно, дядя Ваня, ты все правильно угадал. Это и впрямь «черная касса» одного спецучреждения, — улыбнулся Владислав. — Досталась мне, считай, по наследству. Целый сейф. Но я, как ты понимаешь, в Гохран это сдавать не хочу и по ювелирным комиссионкам шататься тоже не имею желания. Да и ноша не из легких: там килограмм сорок — пятьдесят будет. Мне надо все это разом реализовать — и верному человеку. Ты-то сам не купишь?

Дядя Ваня расхохотался:

— Да ежели там, как ты говоришь, камней и золотишка пуда три чистого веса, то, боюсь, и всего городского бюджета не хватит, чтобы это у тебя выкупить…

— Так я же не в краеведческий музей хочу это предложить! Неужели в Екатеринбурге нет состоятельных любителей старинной ювелирки?

Путилов задумался:

— Вот что, Владислав. Есть в городе один деятель. Но сразу предупреждаю — никаких гарантий его добропорядочности дать не могу. Знаю только, что мужчина при бабках. И не при малых. Й вот этим делом… — тут дядя Ваня забренчал ожерельями, — сильно интересуется. Вадим Ушанов. Ухо. Держит в центре казино. Но это так, семечки. У него в столице и за рубежом основной сбыт и дела. С местной братвой корепштся, но в их дела не влезает, и они к нему не лезут. Я тебя с ним сведу. Моя рекомендация для него кое-что значит. Но ты для начала привози ко мне свой сейф — я хоть гляну на побрякушки, сделаю предварительную оценку, скажу, на что тебе можно рассчитывать.

Через два часа питерские пацаны пригнали «газель» в условленное место неподалеку от дома, где располагалась квартира дяди Вани. Владислав наказал браткам покараулить незаметно около машины в кустах, а сам вместе с ювелиром, забравшись в салон «газели», стал осматривать содержимое сейфа. Предварительная оценка Путилова приятно изумила Варяга. Старик уверял, что весь сейф потянет миллионов на пять, а то и на шесть, и тут же по мобиле стал звонить клиенту.

Встречу с Ушановым назначили на три часа дня.

Что-нибудь припомнить о Вадиме Ушанове, сколько он ни напрягал память, Варяг не смог. Видно, тот и впрямь вел свои дела отдельно от местных группировок и в общак не отстегивал. Что, вообще-то говоря, было странно.

Вадим оказался малосимпатичным хмурым господином плотного сложения, с маленькими недоверчивыми глазками, быстро бегающими под густыми, кустистыми бровями. Он приехал один, и это немного расположило Варяга к нему.

— Лады, — глухо заметил Ушанов после двадцатиминутного внимательного разглядывания драгоценностей. — Я возьму это хозяйство. Дам тебе за все… — он сделал паузу, — три лимона.

Путилов, бросив быстрый взгляд на Владислава, кашлянул и торопливо заговорил:

— Маловато будет, Вадик. Ты же сам видишь, какие тут великолепные изделия. Антиквариат. Вот эти ожерелья с изумрудами не хуже Фаберже…

— Ты мне, дядя Ваня, мозгу не еби, — грубо оборвал его Ушанов. — Сам вижу, что вещи неплохие. Да только я так понимаю, наш гость хочет это все продать оптом и срочно. Верно? Верно. А значит, четыре лимона баксов — последняя моя цена.

— Договорились! — вмешался Варяг. — Мне и впрямь некогда торг устраивать. Четыре лимона — значит, четыре лимона. Меня устраивает. Только желательно не мятыми десятками, а банкнотами с папашей Франклином в пачках по сто штук и чтоб номера шли не подряд.

Ухо криво осклабился:

— Боисся, что я тебе ворованные суну? Думаешь, я вчера Говночистстройбанк ломанул, а баксы паленые теперь тебе хочу сплавить? — И он мерзко захихикал. — Лады. Будет, как ты сказал…

Встретиться договорились в десять вечера того же дня в прорабской на стройплощадке возводимой в центре гостиницы «Урал-Корона». Ухо объяснил, что лично «вложился в строительство» и по сути был там хозяином, так что он предупредит кого надо и московский гость беспрепятственно заедет на участок.

Они прибыли на место загодя, за полчаса до назначенной встречи. У ворот на стройплощадку их встретил сторож в сопровождении косматой дворняжки, которая для порядка раза два тявкнула на «газель» и лениво улеглась прямо у дороги. Сторож ни слова не сказал поздним гостям, поднял кривой, видавший виды шлагбаум и пропустил фургон на территорию новостройки. В незапертой прорабской — небольшом вагончике — никого не было. Варяговы соколики втащили сейф в полутемное помещение. Владислав машинально тронул слегка оттопыренный оружием внутренний карман пиджака — так, на всякий случай… Жизнь научила его быть всегда готовым к любым неожиданностям.

Ровно в десять, как и было уговорено, к прорабской подкатил тяжелый джип «шевроле» с затемненными стеклами. Из джипа высыпали трое здоровых парней — все как на подбор: бычьи шеи, бритые затылки. За ними с заднего сиденья неторопливо вылез Ухо. Варяг ожидал прибывших у вагончика, покуривая сигарету и внимательно вглядываясь в лица прибывших. Ушанов протянул Варягу пятерню и кивком головы приказал своим бойцам зайти в прорабскую. Один из них нес в руке коричневый чемоданчик-«дипломат».

— Бабки там! — небрежно махнув рукой на чемоданчик, пояснил Ухо.

Владислав не ответил. Его взгляд так и прилип к «дипломату». Он и сам не понимал, что привлекло его внимание, а вернее сказать — насторожило. Чемоданчик как чемоданчик, кожаный, на двух замках… Но даже в начинающих сгущаться сумерках Варяг разглядел в этом неприметном на вид коричневом кейсе что-то неуловимо знакомое…

— Пересчитывать будешь? — насмешливо спросил Ушанов, стоя перед Варягом и, по-видимому, не имея ни малейшего намерения пойти в прорабскую, где мерцал бледный свет.

— Там есть кому считать, — серьезно бросил Варяг, краем глаза наблюдая за распахнутой дверью прорабской. — А если ошибка обнаружится, то ведь я знаю, где тебя искать,

— О! — Улыбка сползла с лица Ушанова. — Ишь ты, как заговорил! Зачем же ты мне угрожаешь? Я ведь приехал решать с тобой дело. А ты меня хочешь обидеть. Нехорошо. Кем это ты себя возомнил, приятель? Так невежливо со мной разговариваешь! Смотри, я ведь могу обидеться!

— Не думал я, что ты такой обидчивый, — миролюбиво заметил Владислав. — С твоими-то возможностями в этом городе… — Тут он обвел рукой стройплощадку и кивнул на мощный джип. — С чего бы тебе быть таким чувствительным, Ухо?

Ушанов явно волновался, и Варяг это скорее почувствовал, чем увидел.

Вдруг в прорабской послышалась возня. Что-то с грохотом упало, мгновенно раздался сдавленный вскрик, и тут же до слуха Варяга отчетливо донеслись три почти одновременных тихих хлопка. Стреляли явно из пистолета с глушителем. В это мгновение Ухо молча рванулся на Варяга, выбросив вперед правую руку с ножом. Одновременно его левая рука, откинув полу пиджака, нырнула под мышку.

Но Владислав опередил его на мгновение. Он легко увернулся от остро заточенного охотничьего ножа, низко пригнувшись и по-боксерски нырнув головой вбок. Выстрелил Варяг не целясь, прямо из левого внутреннего кармана пиджака. Его ТТ с коротким глушителем был снят с предохранителя заранее. Ушанов явно не ожидал такого поворота событий и, получив почти в упор три пули подряд, тяжело, как бревно, рухнул всем телом в строительную пыль.

Владислав метнулся к вагончику. И тут же услышал, как в прорабской опять кашлянул пистолет, потом еще и еще раз. От ворот послышался отчаянный лай собаки. Внутри вагончика явно шла перестрелка. Пригнувшись, Варяг приник к его дощатой стенке и приблизился к окну. Потом, сделав глубокий вдох и подняв свой ТТ над головой, резко выпрямился и стволом пистолета выбил стекло. Сквозь окно Варяг увидел, что сбоку, у дальней стены, обхватив живот обеими руками, лежит раненый Филимон — самый молодой из его пацанов. Двух других он не заметил. Стоящие посреди комнаты «быки» Ушанова разом повернули головы на звон разбитого стекла. У обоих в руках были пушки с навинченными глушителями. Варяг, почти не целясь, наобум расстрелял всю оставшуюся обойму внутрь барака. На какое-то мгновение наступила гробовая тишина. Даже собака перестала лаять, А потом в этой жуткой тишине раздался грохот падающих тел.

— Филя! Что с Антоном и Костей? — отрывисто бросил Варяг, заглядывая в вагончик через разбитое окно.

— Положили их, суки… — прохрипел Филимон, — и меня, кажись, тоже. — Варяг заметил, что сквозь прижатые к животу Филины пальцы струится в несколько ручьев кровь и стекает на пол. — Я одного лишь успел грохнуть…

Войдя в вагончик, Варяг увидел картину побоища.

На полу, около опрокинутого стула, лежал один из уша-гювских бритоголовых. За столом на стульях, уронив головы, сидели Антон и Костя, убитые одиночными выстрелами в упор. Варяг скрипнул зубами. Гнилой человечишко оказался этот Ухо. А с виду такой респектабельный, падла. Потому его, наверное, и боялись в Екатеринбурге, не трогали. Ни перед чем, видать, не останавливался. Ну да вот теперь остановился… Навсегда.

Поняв, что двум его ребятам уже ничем не поможешь, Владислав присел к Филимону. Тот уже совсем сполз на лат и закрыл глаза.

— Как все было? — Варяг взял его за плечо.

— Мы только им ключи от сейфа передали, собрались уже баксы считать, как те двое сунули нам в рожу пушки с «глухарями» и говорят: «Помалкивайте, гниды, если жить хотите. Будете тихо сидеть — вас не тронем. А вашего пахана ща замочим…» Ну, Антоха базарить начал — так они его с Костяном сразу грохнули, а мне пуля в живот досталась. Я завалился сюда в угол, свой пугач выдернул… У меня же газовый, переделанный под боевые патроны. Так, мутотень… только и успел один раз пальнуть. Но попал гаду прямо в глаз. А потом сам еще схлопотал пару плюх… — Он сморщился и затих. Варяг потрепал его по щеке. Но Филя уже не отозвался.'

Не первый раз Варяг смотрел в глаза смерти, но каждый раз в его сердце что-то снова и снова обрывалось и тяжелым камнем оседало на душе.

Подобрав оружие, Владислав остановил взгляд на раскрытом «дипломате». Это был уже потертый, хотя и весьма добротный, сделанный из отличной кожи, вместительный чемоданчик. Сейчас он был плотно набит аккуратно уложенными пачками стодолларовых банкнот. Варяг провел пальцами по пачкам и прикинул, что набирается именно та, оговоренная сумма. Хоть в этом покойный кидала не обманул.

В вагончике было довольно темно. Одна-единственная, едва мерцающая лампочка ватт двадцати пяти, не больше, свисала с потолка на тонком шнуре. Но и при этом тусклом свете Варяг сумел разглядеть на внутренней стороне крышки чемоданчика приклепанную металлическую табличку, на которой было выгравировано:

Дорогому Егору Сергеевичу Нестеренко

в день пятидесятилетия от сослуживцев

Прочитав надпись, Владислав от неожиданности похолодел. Он ничего не мог понять. Неужели это галлюцинация или бред? Но потом мысль заработала четко и спокойно. Из глубин памяти вынырнули события почти уже годичной давности — и все сразу встало на свои места.

Конечно это был тот самый старый чемоданчик Егора Сергеевича, который — Варяг это точно помнил — уже лет десять лежал в тайнике на даче у академика. Там, на Никитиной Горе, в сарайчике, еще с семидесятых годов хранился НЗ — неприкосновенный воровской запас, который тянул на несколько миллионов зеленых. Хозяин дачи лет двадцать был хранителем общака, а с назначением Владислава на роль смотрящего России этот тайник стал хранилищем оперативного резерва, который мог понадобиться в самой неожиданной или критической ситуации. Но после того как в ноябре прошлого года Варяга похитили прямо с большого сходняка и закрыли в подземной тюрьме, на дачу покойного Егора Сергеевича был совершен налет. Налетчики, тщательно проведя обыск, все-таки обнаружили в сарае сундук, в котором лежал неприкосновенный воровской запас, вот в этом самом кожаном чемоданчике… А как впоследствии установил Николай Валерьянович Чижевский, начальник охраны Варяга, налет на Никитину Гору осуществила спепгруппа эфэсбэ… явно по чьей-то наводке. И, скорее всего, это было Колиных рук дело, так как именно Николай Иванович Соколов и руководил ноябрьской операцией с похищением Варяга. Самого Колю потом нашли мертвым на его подмосковной даче.

Значит, кто-то остался недоволен Колиной работой. Или, наоборот, тщательно заметал следы, посчитав его отыгранной картой. Но каким образом этот чемоданчик с деньгами всплыл здесь, в Екатеринбурге? Каким образом он оказался у Ушанова? Какая связь между екатеринбургским барыгой и могучими людьми, посмевшими поднять руку на самого смотрящего по России?

Эта страшная загадка могла многое объяснить и расставить по местам. Осталось лишь найти ключ к ее решению. Но это и было самым сложным.

 

Глава 2

По давно сложившейся, еще с тюремных нар вошедшей в кровь привычке соблюдать повышенные меры предосторожности и постоянно быть начеку Варяг внимательно огляделся вокруг. И хотя он понимал, что здесь, в небольшом зале Центра деловой авиации аэропорта Шереметьево-1, ему вряд ли угрожает какая-либо опасность, тем не менее он приказал себе не расслабляться. Он еще не отошел от кровавой перестрелки в Екатеринбурге три дня назад, во время которой он так глупо потерял верных людей.

Его частный чартер в Барселону вылетал через сорок минут. Самолет для него заказал Николай Валерьянович Чижевский. Это был спецрейс какой-то энергетической компании. Варяг и сам толком не знал, что это за компания, но, всецело доверяя шефу своей службы безопасности, решил не загружать голову лишними заботами. А вот предельную осторожность самому соблюдать было необходимо. Поэтому он на всякий случай попросил Чижевского доставить Лену с Лизой в Шереметьево на какой-нибудь незаметной машине. Лучше даже на такси. После того как под его «ауди» «доброжелатели» подложили бомбу, явно пытаясь уничтожить смотрящего, он уже никому не доверял — только Николаю Валерьяновичу да своей волчьей интуиции. А интуиция подсказывала: пока он не покинул пределов России, возможна любая неожиданность, ибо врагов у него на сегодняшний день было, пожалуй, больше, чем когда-либо за последние десять лет. И наверняка очень многим, узнай они о его планах, хотелось бы предотвратить спешный отъезд Владислава Игнатова за границу.

…Если инцидент в Екатеринбурге можно было считать случайностью, то взрыв бомбы под капотом новенькой «ауди», от которого его чудом спасла благосклонная госпожа удача, был явным, неприкрытым сигналом объявленной кем-то войны. Кто-то уже конкретно решил избавиться от Варяга. Если следаки Чижевского правы и ниточки от той бомбы действительно тянутся к Шоте Черноморскому, значит, примирительная речь грузинского авторитета, произнесенная им во время последнего схода, не более чем коварный камуфляж и в действительности Шота плетет какую-то очень хитрую интригу. Впрочем. Владислав и сам прекрасно понимал шаткость своего положения. Пропавший общак — это прекрасный повод для его влиятельных недоброжелателей перетянуть под свои знамена многих региональных авторитетов, а заодно и весь голодный воровской молодняк: эти не станут вдаваться в детали и подробности разногласий между смотрящим и московскими ворами. Скажи им только: мол, смотрите, Владислав-то Игнатов подгреб под себя все наши бабки, что мы послушно отстегивали в общак, да и просрал их. А там пять миллиардов… Да не деревянных рублей, а натуральной зелени.

Что ж, это претензия серьезная, что и говорить. За такое любой сход волей-неволей может не только лишить короны, но и, что еще хуже, заподозрить причастного в крысятничестве и приговорить к высшей мере. А для вора в законе бесчестье хуже смерти. Ситуация складывалась крайне сложная.

Конечно же, Варяг был далек от мысли о том, что козни, которые сейчас так активно плелись вокруг него, как и исчезновение сначала воровской кассы, а потом основных сумм с офшорных счетов, контролируемых им как смотрящим, — это происки кого-то одного из воров. Чутье подсказывало Владиславу, что ниточки здесь тянутся куда-то очень далеко и высоко. И что игроками в этой опасной игре выступают очень и очень серьёзные, скорее всего, государственные люди, замыслившие весьма непростые дела.

Ясно же, что смотрящего могли уничтожить прямо там, в подземелье, где его в темноте продержали несколько месяцев подряд. Но ведь так и не убили. Значит, он был им для чего-то нужен живым. И это обстоятельство Варяг связывал с теми намеками, которые ему делал однажды при встрече на светской вечеринке Герасим Герасимович Львов, некогда влиятельнейший кремлевский чиновник, находящийся нынче в отставке по причине древнего своего возраста. Сначала Владислав не придал значения тому разговору, состоявшемуся у них за игрой на бильярде. Но когда дед вторично через неделю обмолвился о том, что есть люди, не вполне довольные состоявшимися выборами, и что эти люди задумываются уже сейчас о будущем, — тут Варяг понял, что неспроста его стали так часто зазывать в этот бильярдный клуб. Будучи и сам игроком, Владислав Игнатов тогда между прочим, обиняками сообщил Герасиму Герасимовичу, что не любит сидеть на двух стульях и что его цели, наоборот, совпадают с тем, что хотят эти «новые пацаны», которые только-только за дела взялись. И что нахлебался он, Варяг, вместе со всем народом и коммунистической уравниловки в нищете, и обещаний «царства неземного» из уст всех этих балаболов и интриганов, рвущихся к власти. Не пора ли, в' конце концов, делом заняться?

Старый чинуша тогда сильно обиделся, но виду не подал, хоть и проиграл в расстройстве чувств всю партию на бильярде подчистую.

Была и другая попытка навести мосты с Варягом. Клинья подбивал Максим Кайзер, вернее, как бы и не он сам, а какой-то его знакомец. Все рассказывал, как можно было бы употребить общаковские деньги вместе с кое-какими клевыми ребятками из самых что ни на есть верхов политических элит. Варягу нахал этот по душе не пришелся. Мутный его взгляд душу как будто пеленой покрывал. Отшил его тогда Владислав Геннадьевич, дескать-, «если пацаны до такой верхотуры добрались во власти, так чего ж у них бабок своих не хватает?».

— Смотри, Варяг, — косо глядя на него, выдавил из себя в конце беседы кореш Кайзера, — такие предложения поступают нечасто. Как бы потом локти кусать не пришлось!

— А ты о моих локтях не беспокойся, Мурик, — ответил наглецу тогда Варяг, — и займись-ка лучше делом, которое тебе по плечу. Не порхай по поднебесьям. Высоко падать — можно и расшибиться.

Выходит так, что кто-то из сильных мира сего, недовольный сложившимся политическим раскладом, явно искал дружбы со смотрящим России. И получил отлуп.

А люди-то эти, видать, с характером, дальше двигаться стали, и очень даже серьезно. Варяга повязали, засунули на четыре месяца в подземную тюрьму и попытались его взять измором — не получилось. И вот здесь-то, видать, они решили, что раз смотрящего себе в союзники не могут заполучить, то, может быть, общак под себя подмять. Не эти ли хлопцы, слямзили деньги с офшорных счетов? Но какую же нужно иметь мощь, чтобы умудриться раскрутить все тайные дела, связанные с управлением этими счетами, выведать коды доступа к ним и без шума сдернуть деньги, так что даже никто не забил тревогу.

А может, потому и нужен им был Варяг живым, что не могли они сначала никак разузнать коды, как добраться до денег. Наверное, потому тянули время, искали пути. На худой конец, рассчитывали, если что, из него, Владислава Игнатова, выбивать данные о деньгах. Потом уже и прикончить можно, имея информацию. Однако, несмотря на то что Варяг сбежал, эти ребятки все ж таки сумели решить проблему и без него. А значит, силы были задействованы могучие и враг у смотрящего России весьма силен.

В зале ожидания вылетов народу было мало.

Симпатичная блондинка-барменша с веселыми глазами ловко налила ему из квадратной черной бутылки полстаканчика виски. Варяг скосил взгляд на бирку на ее груди: «АЛЛА» — и отрицательно помотал головой:

— Спасибо, Алла, я не пью виски.

— Мне показалось, это как раз то, что вам сейчас нужно, чтобы расслабиться перед полетом., — мило улыбаясь, объяснилась девушка.

— Да? Почему же вы так думаете?

Барменша пожала плечами:

— Взгляд. В вашем взгляде такая вселенская печаль, что ее можно принять за вселенскую тоску. А «Джек Дэниелс» — лучшее лекарство от вселенской тоски.

Варяг усмехнулся:

— Такой проницательной особе, как вы, не место за стойкой бара. По вас плачет кресло коммерческого директора или шефа в какой-нибудь могучей международной PR-компании. Там без психологического подхода никак, — отреагировал он на рассуждения собеседницы.

Девушка в ответ тоже кокетливо заулыбалась. Варяг все же взял стаканчик с виски и одним махом вылил себе в рот пахнущую дымком, обжигающую, ароматную жидкость.

Накануне возвращения в Москву Варяг прямо из Североуральска позвонил Чижевскому разузнать о делах. И тот огорошил его неприятной новостью: Генеральная прокуратура объявила бывшего заместителя генерального директора концерна «Госснабвооружение» гражданина Игнатова Владислава Геннадьевича в федеральный розыск, прибегнув к дежурному обвинению в отмывании «грязных» денег, мошенничестве и уклонении от уплаты налогов в особо крупных размерах. Это была полная неожиданность, которая ломала все дальнейшие планы Варяга. Но времени на раздумья не оставалось. Надо было срочно найти способ вывернуться из цепких прокурорских тисков — этим уж коли дана команда сесть на хвост, так они ни за что не отстанут, пока не загонят жертву в угол. А играть в кошки-мышки с прокуратурой у Варяга не было никакой охоты. Опыт подсказывал ему: лучший способ исчезнуть из их поля зрения — затаиться, переждать. И если ничего другого не останется, то, может быть, придется в очередной раз сменить биографию…

— Вы вот что, Николай Валерьяныч, справьте мне по-быстрому чистую ксиву, — дал он поручение Чижевскому, — и не только мне, но еще и моим девочкам, так чтобы мы смогли после моего приезда в Москву сразу уйти за бугор. Там я залягу на дно… И займусь приведением в порядок всех наших дел.

— Оттуда вам в любом случае легче будет все решать, — резонно заметил тогда Чижевский.

— Верно, Николай Валерьяныч, — согласился Владислав. — Тем более что наши главные фигуранты наверняка уже греют пузо в какой-нибудь солнечной державе, поближе к заветным сейфам с нашими денежками. Их-то нам и предстоит вычислить, провести с ними воспитательную работу. А заодно разобраться, кто тут воду мутит, кто ведет двойную игру в России. Пора также и среди своих подельников пошерстить: кто там наметил переметнуться, кто готовится нож в спину вогнать — чую, такие есть. Хотелось еще понять, кто губы раскатал и рвется повластвовать. И по ходу дела нас подставляет: поссорить с Кремлем пытается. Так? — закончил разговор Варяг.

— Так, так, Владислав Геннадьевич, — поддержал его Чижевский. — Вам нужно все как следует обмозговать. Я знаю, вы справитесь. А с ксивой я решу, не волнуйтесь.

Николай Валерьянович, получив задание от Варяга, быстро принялся задело. Через своих старых добрых знакомых в паспортном управлении МВД он буквально за три дня нашел внешне очень похожего на Игнатова человека — настолько похожего, что даже фотографию на его паспорте можно было не менять. Бывают же такие совпадения! Сергей Петрович Сучков трудился менеджером в никому не известной ставропольской компании «Севкавказнефть», и, наведя о нем справки, Чижевский выяснил, что этот самый Сучков звезд с неба не хватал, вел — не в пример местным ставропольским воротилам — весьма скромный образ жизни, а следовательно, щедрый «транш» мог бы облегчить переговорный процесс.

И Чижевский отправился в Ставрополь лично, а, встретившись с Сучковым, действительно, довольно быстро намекнув на деньги-, направил течение его мыслей в нужном для себя направлении. Добрейший Сергей Петрович, недавно вернувшийся с отдыха на «Красной Поляне», снабдил его не только двумя собственными паспортами — внутренним и заграничным, — но и загранпаспортом жены Ирины Васильевны, в который были вписаны их сын Илья и две дочки-близняшки Настя и Лера. Наличие в паспорте шестилетней девочки было очень кстати, потому что Владислав намеревался вывезти за границу Лену вместе со своей шестилетней дочкой Лизонькой.

Так что паспорт Сучкова служил Варягу двойной гарантией успеха, хотя и временного: документ был не паленый, а самый что ни на есть легальный. Лишь бы сам господин Сучков не дал вдруг слабину и не побежал раньше времени к ментам заявлять об утере паспортов… Но Чижевский, который раздобыл эту уникальную ксиву, заверил Варяга, что беспокоиться не о чем. Сумма в двадцать тысяч зеленых, а самое главное, искреннее понимание своей причастности к незаконной махинации делали господина Сучкова верным союзником Варяга.

— Будет молчать как рыба об лед. И раньше, чем надо, о «пропаже» не заявит, — перед отъездом пояснил Чижевский ситуацию.

У входа в зал спецрейсов вдруг зазвучал знакомый мужской голос. Варяг обернулся и увидел Лену и дочурку Лизу в сопровождении Николая Валерьяновича. Чижевский показывал строгой пограничнице, что он только провожающий и помогает женщине с ребенком поднести вещи. На плече у Лены висела багажная сумка, а в правой руке она держала потертый коричневый «дипломат». Лиза вертела в руках мехового красного ежика — подарок отца. Варяг невольно улыбнулся и быстро направился к ним. Судя по напряженному выражению лица Лены, она заметно волновалась.

— Это мои жена и дочь, — спокойно пояснил Владислав пограничнице за стойкой, которая сразу стала пристально изучать паспорт стоявшей перед ней Ирины Сучковой. — Мы летим втроем.

Фотографии Лены и Лизы в чужой паспорт вклеивал сам Николай Валерьянович, и проделал он это столь виртуозно, что даже самый опытный специалист не смог бы заметить подделки.

Лена молча кивнула.

— А сынок и вторая дочка остались дома? — спросила для порядка пограничница.

Лена опять сдержанно кивнула. А Чижевский, широко улыбаясь, добавил, с явным намерением отвлечь внимание любознательной дамы в зеленой гимнастерке:

— Да, дома, дома! У них на Ставрополье конец августа — самый сезон фруктов!

Дотошная пограничница, еще немного повертев в руках паспорт Лены, наконец-то с невозмутимым видом передала его владелице:

— Проходите. Счастливого пути.

Варяг взял у Лены сумку с вещами. Поцеловал ее и дочку.

Обменялся рукопожатием с Чижевским.

— Как доехали, нормально? — поинтересовался он.

— Все в порядке, Сергей Петрович, без происшествий, — сухо улыбнулся Чижевский и подмигнул Варягу: мол, никаких подозрительных попутчиков на хвосте не было. — А вы как?

— Как с гуся вода, — заметил Варяг. — Я прекрасно прокатился на автобусе вместе с туристами.

В целях конспирации он действительно добирался до Шереметьева на простом туристическом автобусе, который шел от Большого театра. По ходу дела занудный гид знакомил пассажиров, следующих через Москву транзитом, с достопримечательностями столицы.

— Билеты не забыла? — как можно более беззаботно спросил Владислав Лену. Та молча протянула ему два узких конверта с фирменным логотипом авиакомпании. — Сейчас пойдем на посадку. Своди-ка Лизу в туалет. И давай-ка мне «дипломат». А то у тебя вон как руки устали. Я же тебя просил: бери поменьше вещей…

Варяг крепко взялся за теплую кожаную ручку «дипломата». С этим предметом, который он привез из Екатеринбурга три дня назад, ему еще предстояло разобраться: у него вновь промелькнули в памяти драматические события трехдневной давности…

— Внимание! Спецрейс на Барселону! Прошу пассажиров пройти на посадку! Рейс на Париж будет объявлен через пятнадцать минут! — Раздавшийся по громкой связи приятный женский голос отвлек Варяга от тяжелых воспоминаний. Он поймал себя на том, что в ожидании Лены и Лизы медленно идет вдоль сверкающей витрины магазинчика беспошлинной торговли и рассеянно скользит взглядом по яркой батарее французских духов. Ему даже пришла в голову мысль купить Лене подарок — хотя бы вот этот изумительной красоты хрустальный флакон. Правда, стоил флакон ни больше ни меньше штуку баксов, и в роли Сергея Петровича Сучкова это был бы весьма. опрометчивый шаг.

Вдруг за его спиной мужской голос тихо, но твердо произнес:

— Я думаю, надо брать Варяга!

От неожиданности Владислав вздрогнул и остановился. Неужели судьба приготовила ему очередной сюрприз? В одно мгновение он собрался, как пружина, и был готов дорого продать свою свободу и саму, жизнь.

 

Глава 3

Дневной свет едва пробивался сквозь тонкие щели в наглухо заколоченном окошке подвала. Прошло уже недели две с тех пор, как генерал-полковник МВД Евгений Николаевич Урусов, похищенный прямо с собственной дачи в Переделкино, оказался в этом сыром неуютном заведении. После того, двухнедельной давности, единственного — и крайне неприятного — разговора с господином Игнатовым о нем словно забыли. Только дважды в день, утром и вечером, приносили еду и питье. Он конечно же не сомневался, что его внезапное исчезновение не могло остаться незамеченным. Родное министерство уже наверняка объявило розыск своего неожиданно пропавшего высокопоставленного чиновника. Вот только насколько ретиво спецы взялись за розыскные работы — это еще вопрос!

Первые несколько дней пленник пребывал в каком-то ступоре — уж слишком непонятной и неожиданной была вся эта ахинея с его похищением и последующим заточением. Евгений Николаевич не был трусом, но его нынешнее положение заронило в нем истинное беспокойство и даже страх. Он мог только гадать о намерениях Игнатова. Но раз уж тот отважился на такой шаг, как похищение генерала МВД, то от него можно было ожидать чего угодно. И, как рассуждал Урусов, это не предвещало ничего хорошего.

Но дни сменяли друг друга томительной чередой, а ничего не происходило. Сначала генерал терялся в догадках, потом в его душе зародилась надежда, что, может быть, Игнатов со своими корешами занят какими-то неотложными делами, а может, его и самого арестовали или, чего доброго, пришили где-нибудь на пустынном подмосковном шоссе или в глухом закоулке Москвы. А может быть, все обстояло еще проще, ведь у Игнатова недругов хоть отбавляй — это Урусов знал точно. На Игнатова имели зуб многие высокопоставленные милицейские чиновники. Этот деятель криминального мира достал их тем, что на протяжении многих лет его никак не могли в чем-либо уличить и привлечь к ответственности. Все заведенные на него уголовные дела разваливались на корню, как карточный домик. Но в последние пару лет у Игнатова возникли серьезные трения с другими авторитетами воровского мира. Особенно это проявилось после ряда провальных коммерческих предприятий, затеянных Игнатовым. Ну и, самое главное, смотрящий не сумел сберечь оперативную воровскую кассу — находившийся под его личной опекой общак на Никитиной Горе бесследно исчез, возглавлявшийся им концерн «Госснабвооружение» был разгромлен. Также имелась пока непроверенная информация, что нашлись какие-то отчаянные люди, умудрившиеся почистить и основные воровские сбережения, хранившиеся на банковских счетах в офшорных зонах. А это уже не шуточки. Такой потрясающий прокол российский криминалитет Игнатову ни за что не простит…

Из беседы с Варягом, которая состоялась после того, как его привезли в этот загородный дом, Евгений Николаевич понял, что тот связывает исчезновение воровской кассы на Никитиной Горе с деятельностью управления генерала Урусова, а вернее, с его личной корыстной деятельностью. Но генерал вынужден был разочаровать своего визави. Да и вообще в сердцах послал его на три веселых буквы, отказавшись от дальнейшего разговора. Варяг тогда ему ничего не ответил, молча выслушал тираду своего пленника и, ничего не говоря, ушел.

С тех пор прошло уже около двух недель. И Евгений Николаевич решил, что хватит ему сидеть в этом дурацком подвале, прикованным цепью к металлической трубе; Пора действовать, авось удастся выбраться, а уж там, глядишь, можно еще поохотиться за этими самыми денежками «Госснабвооружения» и кое-какими еще. Если фишка удачно ляжет, можно будет с помпой вернуть награбленное родине, а заодно под сурдинку поживиться и самому.

«Спасение утопающих — дело рук самих утопающих» — в последние два дня эта идиотская фраза постоянно вертелась у него в голове. Осталось только. найти ключ к собственному спасению. И Евгений Николаевич придумал самую простую и, как он надеялся, самую безотказную уловку.

Когда утром, как обычно, лязгнул засов снаружи, дверь со скрипом отворилась и в подвальное помещение, пригнувшись, вошел пожилой охранник с подносом, Евгений Николаевич сразу понял, что ему сегодня подфартило. Лежа на своем продавленном тюфяке у стены, он нарочито громко заохал, застонал и прохрипел:

— Слушай, отец, что-то мне нехорошо сегодня. Живот прихватило. Болит страшно, Всю ночь не спал. Ноет и ноет…

— Терпи! — невозмутимо бросил дядя Сема, которому было поручено кормить пленника, но ни в какие разговоры с ним не вступать и, уж конечно, ни в коем случае самому не выводить из подвала по нужде. Конвоировали до сортира Урусова только крепкие вооруженные ребята из числа спецуры, подобранной Чижевским. Но сейчас в доме никого не было, и Урусов это просек: дядя Сема как раз и появлялся в его одиночке тогда, когда больше к нему спуститься в подвал было некому. Уже хорошо, подумал Евгений Николаевич и тихо нащупал цепь, которой он был прикован к идущей вдоль стены толстенной металлической трубе. Цепь и труба были так профессионально сработаны, что избавиться от них Урусов никогда даже не помышлял. Пилить ее он не пытался, да и нечем было. Рвать также было бесполезно. Задумка Евгения Николаевича заключалась в другом — в том, чтобы усыпить бдительность этого пожилого охранника.

— Как это — терпи? — снова капризно простонал пленник. — Скрутило всего. Может, аппендицит, а может, и язва открылась. Ежели я тут загнусь, вам всем сильно не поздоровится…

Дядя Сема поставил поднос с котелком и кружкой на низенький колченогий столик и неуверенно почесал в затылке:

— Ну и что ж прикажешь с тобой сделать?

— Выведи меня, дед, в сортир. Я в маленькой комнатке посижу, может, чего и высижу… вдруг полегчает.

Дядя Сема крякнул и сердобольно покачал косматой седой головой:

— Как же я тебя выведу, коли ты пришпандорен цепкой? А ключа у меня нет.

Урусов занервничал:

— Так ты поищи хорошенько, у них там где-нибудь висит на видном месте!. Тебе ль не знать?

Дядя Сема, разумеется, прекрасно знал, что ключ от цепи лежит в правом ящике серванта на кухне, расположенной прямо над подвалом. Но ему строго-настрого запретили отмыкать цепной замок. Да вот только этот ментовский генерал и впрямь, видать, сильно животом мается. Вон бледный какой. Чего доброго, действительно еще копыта откинет. Вот будет номер! Что ж он, дядя Сема, изверг, что ли, какой?

И старик сторож, кряхтя, потопал наверх.

После того как дядя Сема отомкнул замок и скинул цепь с запястья левой руки, Урусов еще несколько секунд полежал не шелохнувшись. Потом он тихонько шевельнул кистью, и затекшая рука, ощутив блаженную свободу, медленно переползла из-за спины к животу. Потом Урусов обхватил левое запястье пальцами правой руки и несколько минут массировал затекший сустав.

— Ну что, идешь, что ль? — нетерпеливо поинтересовался дядя Сема, сжимая в руках «табельный» (как он его называл) пистолет.

— Иду, иду! — слабым голосом отозвался Евгений Николаевич и медленно, кряхтя, стал подниматься на ноги. Он осмотрелся. В этом сумрачном пыльном подвале он провел без малого две недели. И теперь срок его заключения истек, в этом генерал Урусов уже не сомневался.

Почти без замаха Евгений Николаевич одним коротким сильным ударом свалил деда на пол. Тот не успел даже отреагировать и отключился мгновенно. Бее дальнейшее заняло у Урусова считаные секунды. Подобрав пистолет, валявшийся рядом с незадачливым охранником, он тихо взбежал по лесенке вверх, затворил подвальную дверь и задвинул засов, потом остановился и напряг слух. Все тихо. В огромном доме вроде бы и впрямь никого не было.

В поисках выхода он прошел по длинному коридору и попал в какую-то большую комнату без окон, обставленную дорогой мебелью. Другого выхода из комнаты не было.

Урусов вернулся назад. Снова прошел по темному коридору мимо двери на лестницу, ведущую к его бывшей камере. В другом конце коридора в темноте он нашел металлическую массивную дверь. К счастью, она была не заперта. Отворив ее, Евгений Николаевич оказался в холле большого особняка. От дневного света резало глаза. Но через несколько минут генерал уже смог оглядеться, оценить обстановку. Он искал телефон. Но, к своему удивлению, нигде в доме его не обнаружил. Внимательно через окно осмотрев большой двор, он не увидел там ничего подозрительного. Вроде никого. А значит, до свободы осталось несколько шагов. Нужно было лишь преодолеть расстояние от дома до калитки. Урусов страшно волновался. А что, если все-таки есть охрана?

Но раздумывать было некогда. Да и выбора у него не оставалось. Проверив на всякий случай пистолет, он очень тихо, почти на цыпочках, опасливо оглядываясь вокруг, прошел по тропинке к калитке в высоченном заборе. Отодвинул тяжелый засов. Ну вот и спасение…

Треск, прозвучавший в вечерней тишине, как выстрел, застал генерала Урусова врасплох. От неожиданности и напряжения у бывшего пленника чуть не разорвалось сердце. От волнения он весь покрылся холодным потом и только тут сообразил, что шум наделала большая птица, сорвавшаяся с сухой сосновой ветки.

«Ну прямо как в фильме ужасов, — невольно подумал про себя Урусов и, облегченно вздохнув, шагнул за ворота, аккуратно затворив за собой калитку. — Интересно, где находится этот дом… — Вокруг, насколько хватало глаз, тянулся то ли парк, то ли лес. — И что же это такое? Где я нахожусь?» Везли его сюда не так долго. И хоть у генерала тогда была надвинута на глаза шерстяная шапочка, он запомнил, что они не могли тогда уехать дальше пяти- или десятикилометровой зоны от Московской кольцевой. А возможно, и вообще были где-нибудь в пределах Москвы: может, даже на Лосином острове. Урусов обернулся. Дом за высоким дощатым забором, который две недели служил ему тюрьмой и который генерал сейчас благополучно покинул, со стороны леса казался похожим на старенькую дачу и никак не тянул на шикарный особняк. Черт знает что! Ладно, сейчас не время забивать себе башку всякой ерундой. В любой момент сюда могли нагрянуть охранники, поэтому надо спешить. И он энергичным шагом по прямой направился на юг, наугад, лишь бы подальше от места своего заточения.

Минут через сорок, изрядно умаявшись от ходьбы после стольких дней сидения взаперти, Евгений Николаевич увидел за деревьями кирпичное сооружение, с виду похожее на заброшенную фабрику. Не раздумывая, он пошел прямиком туда. Обходя огражденную территорию, вышел к проходной. Рядом располагалось обветшалое здание с табличкой «Администрация», где в небольшой комнатушке за покосившимся фанерным столом сидел голый по пояс парень лет тридцати, с фиолетовой наколкой в виде русалки на плече, и оживленно беседовал по телефону, пересыпая свою речь отборной бранью.

— …Значит, так, Игорек, подвалим к вечеру с тремя фурами, выгребем на хер товары, а потом перегоним сюда, ко мне, И п…ц. — Увидев вошедшего, одетого в грязную, затертую одежду, парень скривился и, прикрыв трубку рукой, грубо рявкнул: — Хули ты сюда без стука входишь, дядя? Ты в каком детдоме воспитывался, козел?

Но Евгений Николаевич не смутился. Он подошел к столу и, ввинтив холодный взгляд в грубияна с наколкой, невозмутимо положил палец на рычаг телефонного аппарата.

— Позже договоришь. И за козла ответишь позже, — сказал как отрезал Урусов. — А сейчас набери-ка ноль-два.

Хозяин кабинета просто оторопел от такой наглости. Но во взгляде и в голосе давно не бритого мужика в замызганном мятом пиджаке и брюках было что-то такое непреодолимо властное, что он не посмел ослушаться. Пухлый волосатый палец сам ткнулся в две кнопки.

Евгений Николаевич выудил трубку из его потной ладони и поднес к уху.

— Дайте мне центральную, шесть-двадцать семь! — привычно выдохнул он, услышав голос дежурной телефонистки. — Говорит генерал-полковник Урусов.

В считаные секунды на другом конце провода раздался знакомый басок полковника Черемных.

— Слушаю! Евгений Николаевич, вы? Где вы? Что с вами стряслось? Мы уж тут все с ног сбились…

— Я, Гриша, я! — хмуро отозвался Урусов. — Я сейчас нахожусь… э-э-э… — Он грозно уставился на полуодетого парня. — Что это за место?

— Загорянка. Фабрика «Стройспецдетали», — промямлил тот, ничего не понимая.

— …В Загорянке, возле Москвы. Тут есть фабричка какая-то со стороны леса. «Стройспецдетали» называется. Знаешь? Хорошо, молодец. Я тут сижу в комнате администрации. Быстро присылай сюда спецгруппу, Гриша! Если есть кто из оперуправления поблизости на линии, вызывай их, пусть срочно едут сюда ко мне. Понял? Потом все расскажу! — пресек он сердобольную попытку подчиненного узнать, где он пропадал так долго.

Парень с наколкой, сидевший напротив Урусова и слышавший всю эту речь, был ни жив ни мертв. Он ситуацию понял так, что спецгруппу этот странный генерал вызвал для того, чтобы обшмонать их фабрику, совсем недавно приватизированную и лихо, без всяких официальных документов торгующую рубероидом, фанерой, вагонкой и всякой другой дребеденью.

Представив себе, как вся эта теневая деятельность будет обнаружена спецурой, парень, являвшийся одним из совладельцев, испытал неописуемый страх.

Но неожиданный высокий гость не обращал пока на фабричного администратора никакого внимания. Поговорив с полковником Черемных, Евгений Николаевич наконец-то немного успокоился. Он снова оказался в привычной для себя роли начальника, чьи приказы мгновенно исполняются подчиненными. Теперь лишь бы его не хватились на той даче и не проследили за маршрутом передвижения. Хотя это маловероятно. Да и не дастся он им в руки так легко второй раз. Все-таки «тэ-тэшник», имеющийся у него, был не просто игрушкой, а вполне реальным грозным оружием. Как прибудет опергруппа, надо будет сразу же наведаться на эту гребаную дачу и разобраться с ее хозяином и домочадцами. Он их, этих уродов вонючих, размажет по стенке, всех по тюрягам пересажает. Они еще помянут тот день, когда связались с ним, генералом Урусовым. Евгений Николаевич почувствовал, как кровь закипела в жилах от нахлынувшего гнева. Ну погодите, скоты, вы еще проклянете тот день, когда мама вас родила…

— Это самое… товарищ генерал… — заикаясь от волнения, подал голос фабричный администратор, спешно напяливая на себя рубашку и пиджак. — Вы присядьте, присядьте… — Парень ретиво вскочил с единственного стула и придвинул его Урусову. Тот кивнул и молча плюхнулся на сиденье. И тут ощутил, как он утомился физически и душевно за эти две недели.

* * *

Через полтора часа Евгений Николаевич, приведя себя в порядок и переодевшись, уже сидел в своем служебном кабинете и пил душистый земляничный чай, который ему заварила секретарша Даша.

Первым делом он доложился заместителю министра о возвращении на рабочее место и кратко рассказал о своих злоключениях. Подавно выработанному для себя правилу не обременять никого — и тем более вышестоящее начальство — своими проблемами Евгений Николаевич уклончиво сообщил, что его похитили, скорее всего, с целью получения выкупа. Кто? Сейчас будем разбираться. Мои ребята займутся делом вплотную. Думается, похитители, узнав, какой большой чин оказался у них в руках, сами сдрейфили и поторопились от него избавиться. Вот так он и очутился один на свободе, в подмосковном лесу, вблизи Загорянки.

Также он не стал сообщать начальству, что отправил опергруппу к этой самой злополучной дачке с заданием обыскать ее, забрать прикрытого в подвале охранника и организовать там засаду. Заместитель министра внимательно выслушал генерала Урусова, поздравил со счастливым возвращением… И не стал вдаваться в подробности этого странного дела.

— Отдыхайте, Евгений Николаевич, набирайтесь сил. Советую вам взять внеочередной отпуск и поехать подлечиться.

— Да уж, это точно, подлечиться мне бы не помешало, Иван Павлович, — поддакнул Урусов и поблагодарил за заботу.

Следующий звонок генерал Урусов сделал по городскому телефону.

— Закир! — жестко бросил Евгений Николаевич в трубку. — Здравствуй, дорогой. Узнал меня? Ну, слава аллаху. Сейчас у нас… — он взглянул на настенные часы, — два тридцать. Мне надо с тобой срочно увидеться! И не на явке, а прямо здесь, на Мытной. Жду тебя в Министерстве внутренних дел в шестнадцать ноль-ноль. Пропуск на тебя будет готов. Ты меня понял, Буттаев? — повысил он голос, когда дагестанский авторитет попытался что-то возразить. — Или, может быть, ты предпочитаешь прибыть ко мне по повестке и под конвоем? Я это тебе с удовольствием могу устроить! — И бросил трубку, не желая ничего слушать.

* * *

Закир Большой появился в кабинете генерал-полковника Урусова ровно в шестнадцать. Не потому, что он побоялся ослушаться грозного приказа ментовского начальника, а просто в силу врожденной пунктуальности. Раз назначена стрелка на четыре ровно — значит, надо прибыть вовремя.

В белом льняном костюме от Гуччи, с аккуратно уложенными черными с проседью волосами, Закир был похож на влиятельного дона сицилийской мафии или, по меньшей мере, на голливудского продюсера, привыкшего распоряжаться сотнями миллионов долларов и общаться с мировыми знаменитостями.

Евгений Николаевич мельком взглянул на своего гостя и кивком головы пригласил занять кресло перед его массивным дубовым столом.

— Полагаю, тебе известно, — начал Урусов без приветствия, — что наш общий друг, прозываемый Варягом, две недели назад совершил покушение на генерала МВД, похитив его и посадив под замок? Полагаю также, что и тебе было заранее известно о его планах.

— Нет, генерал, мне об этом ничего не было известно, — поджав губы, заметил Закир. Он откинулся на спинку кресла и спокойно устремил прямой взгляд в глаза Урусова. — Варяг мне не друг, ты это должен знать, и он меня в свои планы не посвящает.

Урусов злобно прищурился;

— Отлично. Но я тогда скажу тебе одну очень важную вещь, гражданин Буттаев. С этой минуты тебе придется быть в курсе всех планов Варяга, вне зависимости от того, посвящает он тебя в них или нет.

Закир молча пожал плечами:

— Как ты себе это представляешь?

— Представлять и думать — твоя проблема, Закирушка. Одно могу тебе сказать — я не шучу. Хватит. Достали вы меня со своей братвой и ботвой! Если не примешь мои правила игры, боюсь, у тебя и другой игры не будет.

На какое-то время в кабинете воцарилась гробовая тишина. Ее нарушил первым Закир Большой:

— Хорошо, генерал. Конечно, ты хозяин положения. Но и ты ведь смертный и должен понимать, не все в моей власти и возможностях. Так что давай спрашивай что-нибудь реальное, а там будет видно.

Двусмысленная фраза Закира о том, что все смертны, была оставлена Урусовым без внимания: пусть пока свой гонор потешит Закир. Тут важнее другое, что он все же пошел на сотрудничество. И генерал примирительно кивнул своему авторитетному собеседнику:

— Первый реальный вопрос такой. Где сейчас Варяг?

— Этого я не знаю. Поверь, генерал, я искренне говорю. Он мне не докладывает.

— «Не докладывает»! — снова вспылил Урусов. — Но у тебя же есть люди, которые имеют глаза, уши. У них есть интересы, проблемы. Давай, Закир, работай. Вот тебе телефон — звони по своим корешам, узнай все, что нам с тобой нужно. Варяг не иголка в стоге сена. Пусть ищут. Бери трубку, не стесняйся. Моя линия не прослушивается, так что не волнуйся — никто не узнает, что ты звонишь из кабинета эмвэдэшного генерала. А чтобы стимулировать твое рвение, я вот что хочу тебе показать, приятель! — Евгений Николаевич развернулся направо, к высокому белому сейфу за спиной, повернул ручку, открыл массивную тяжелую дверь и, порывшись внутри, выволок увесистую красную папку в картонном переплете. Небрежно бросил папку на стол перед Закиром. — Вот тут у меня имеется boot такая папочка с мамочкой в придачу, здесь описаны все твои похождения и подвиги за последние пять лет, оч-чень подробно описаны! Эту информацию на тебя я лично собирал все эти годы. Пока что вся эта информация хранится в моем сейфе. Но уверяю тебя, если она станет известна или моему начальству, или твоему любимому другану по кличке Варяг — тебе очень не поздоровится. Вот, к примеру, откроем эту страничку… — Евгений Николаевич раскрыл папку наугад и зачитал распечатку телефонного разговора, который Закир вел с Евгением Николаевичем Урусовым года два назад. В разговоре фигурировали имена крупнейших московских авторитетов: Владислава Игнатова — Варяга, Михалыча, Шоты Черноморского… Речь шла о планируемой московскими ворами покупке Балтийского торгового флота в Санкт-Петербурге.

Закир побледнел — и эта невольная утрата дагестанским вором самообладания не осталась Урусовым незамеченной.

— Эк тебя передернуло, Закирушка! — ядовито заметил тот. — Что, чуешь, чем дело пахнет? За такие откровения тебя ни твои кореша по головке не погладят, ни прокуратура в покое не оставит. Ты же у нас оставался чистеньким и не привлекался с тех пор, как в семидесятые отбарабанил срок за убийство? А тут, — он с кривой усмешечкой похлопал ладонью по пухлой красной папке, на которую была приклеена белая карточка с выведенным на ней одним словом; «Закир», — вещдоков хватит на то, чтобы тебя твои друганы сегодня же вечером на перья поставили. Или следаки по десяти статьям и зону строгого режима законопатили лет эдак на шестьдесят. И никакой Страсбургский суд по правам человека тебя оттуда уже не выковырит! Ну так что, будем звонить по воровским инстанциям или сам вспомнишь, куда Варяг делся?

Наступила долгая, томительная пауза. Урусов знал, как побольнее нанести свой ядовитый предательский удар. И как всегда в спину. Закир Большой, разумеется, никогда не строил никаких иллюзий относительно своих непростых взаимоотношений с генерал-полковником. Он понимал, что, раз попавшись к Урусову в лапы, он не сумеет так просто от него отделаться. Но он и не предполагал, что Урусов взял его в настолько серьезную разработку и посадил на «жука» еще пять лет назад, если не раньше. Да, очень не хотелось Закиру Большому, чтобы Варяг, с которым у него отношения и взаимопонимание в последнее время только-только начали налаживаться, прочитал эту древнюю бумаженцию, как и многие другие, которые, несомненно, припасены в этой толстенной красной папке. Выбора у Закира не было.

Он мрачно поглядел на придвинутый телефонный аппарат.

— Не надо- никуда звонить, — медленно начал он. — Сейчас Варяг должен быть еще в Москве. Но он точно планировал на днях уехать. Надолго. Но сразу говорю, куда он собрался, я не знаю. Могу предположить, что за кордон. Это ведь самый логичный вариант в его ситуации. А куда еще? Здесь ему вряд ли удастся надежно укрепиться.

Урусов вбуравил в собеседника пристальный взгляд. Похоже, дагестанский вор не врет. Вроде все логично, с чего бы это смотрящему России делиться своими планами с каким-то там Закиром, хоть и Большим. Зная характер и повадки Варяга, Евгений Николаевич понимал, что Игнатов скажет, куда и когда он поедет, разве что только своему личному телохранителю. И то за день-два до отъезда. Ладно, придется пошерстить Москву, подключить все имеющиеся силы. А Закир, наверное, прав насчет заграницы. Скорее всего, туда и должен рвануть смотрящий. Именно там нужно искать концы больших денег, утраченных с офшорных счетов.

И опять же здесь, в России, Игнатов объявлен в федеральный розыск, а значит, на родине ему работать из подполья будет. тяжело. А если так, то тогда нужно как можно скорее дать команду погранцам, чтобы усилили бдительность. На поезде Варяг, ясное дело, за кордон не попрется: разве что из Питера в Хельсинки. Автотранспортом? Может быть, но это как-то не в его стиле. Слиняет самолетом? Может быть. Но тогда через какой аэропорт? Каким маршрутом? Можно ведь и через Питер, и через Екатеринбург, и через Ростов. Да, на худой конец, можно и через «ридну Україну», чем-черт не шутит. Тут так просто без поллитры не разберешься. Ясно было одно: через Москву Варяг, скорее всего, не рискнет. Опасно. Но проконтролировать столичные аэропорты нужно обязательно.

— А когда ты его в последний раз видел? — снова поинтересовался Урусов у Закира.

— А что, твои жучки сбой дали? — усмехнулся Закир.

Евгений Николаевич, скривившись от неуместной шутки блатного, вытащил из красной папки какой-то бланк с гербовым грифом и быстрым почерком заполнил его.

— Запомни, гражданин Буттаев, наши жучки сбоев не дают! И к тому же не пойму я тебя. Вот ты пытаешься скрыть от меня информацию о Варяге. Зачем? Подумай сам. Тебе же тоже выгодно, чтобы Варяга убрали с пути. Он ведь всем и тебе поперек горла. Что ж ты тут благородного из себя корчишь. Давай лучше вместе этого фраера уделаем.

В кабинете снова повисла гнетущая тишина.

— Так когда ты виделся с Варягом последний раз? — жестко переспросил Урусов.

— Позавчера виделись, — выдавил Закир.

— В Загорянке, в избушке, не так ли? — осторожно, чтобы не спугнуть заговорившего, забросил удочку Евгений Николаевич.

Закир, ничуть не удивившись осведомленности милицейского генерала, но также зная, что Варяг уже не вернется в этот дом, кивнул утвердительно.

— Вот видишь. Это нам известно. — Урусов специально так неопределенно отреагировал на информацию Буттаева. Он не желал конечно же признаваться собеседнику в том, что никаких жучков на обсуждаемой даче нет и в помине. Но, к его удивлению, он попал в яблочко. — А все же давай вместе порассуждаем, куда он уезжать собрался?

— Я же сказал, начальник, не знаю… — Закир взгляда не отвел, но смотрел на своего мучителя с обреченной ненавистью загнанного в угол волка.

— Не знаешь, значит? Ну что же, так и запишем, — поцокал языком Урусов, вписал какие-то слова в бумагу и, широким росчерком расписавшись, перебросил ее через стол гостю. Тот скосил взгляд и прочитал сразу бросившуюся в глаза фразу: «…под подписку о невыезде».

— На меня что, заведено уголовное дело? — резко встрепенулся дагестанский авторитет.

Урусов с деланной печалью кивнул.

— По какой же статье?

— Недонесение о планируемом преступлении, — насмешливо развел руками Урусов. — Ты давно не перечитывал наш родной советский УК? Его ведь никто пока что не отменял… Недонесение — серьезное преступление! Значит, куда он собрался из Москвы, ты не знаешь. Уж не туда ли, куда он на прошлой неделе уезжал?

Урусов снова попытался взять Закира на понт. И, похоже, ему это. опять удалось.

— Там ему больше делать нечего, — хмуро ответил дагестанский авторитет.

— Ага, то есть там он все дела закончил… Что ж, верю. И когда же он покидает столицу?

— Сегодня, — четко произнес Закир. — Сегодня. Время не знаю. Наверное, уже улетел…

Опа! Прокололся! Значит, все-таки аэропорт. Неужели, гад, рискнул из столицы рвануть? Отчаянный все же парень.

— Какой аэропорт, Шереметьево? — спросил, как выстрелил, Урусов и помахал перед носом Закира только что подписанным документом.

— Не знаю. Может, Домодедово, может, Внуково. А может, через Питер. Разные были варианты. Говорили по телефону. Обсуждался даже Чкаловский аэродром.

— Постой-ка, так это ж военный! — свирепо уставился на Закира генерал.

— А что ты думаешь: уж коли ментовские генералы с Варягом корешатся, то почему бы и военным под его дудку не поплясать? — съехидничал Закир. — Не знаю я! Все, что знал, сказал. Точка.

Хрен с тобой, подумал Урусов, похоже было, что действительно не знает. Сейчас главное — время не терять. Все аэропорты прошарим. Найдем! Из Внуково летают больше по России и СНГ. Этот вариант, скорее всего, отпадает. Варяг не любитель восточных маршрутов, особенно после его многочисленных поездок в казенных вагонах в заполярные курортные зоны. Вот Домодедово — да, это возможно. Хотя маловероятно. В Москве главный аэропорт, конечно, Шереметьево. По другим городам проще, там международных маршрутов по пальцам пересчитать. Но нужно торопиться, раз он сегодня намылился слинять. Варяг если решил что сделать, наверняка все тщательно продумал, а значит, искать нужно тщательно, шерстить надо везде. И обязательно с вояками переговорить, а то, чего доброго, окажут медвежью услугу своим коллегам из МВД и через военный Чкаловский аэродром отправят особо опасного преступника.

— А зачем он все-таки за бугор-то подался? Что за спешка? — продолжал гнуть свое Урусов.

Закир покачал головой:

— Не знаю. Понятия не имею. У Варяга много всяких забот.

Буттаев замолчал. Он действительно не знал истинную причину отъезда Варяга. Зато Урусов теперь знал наверняка. Во всяком случае, все совпадало: именно за границей Варяг собирался отыскать тех, кто прибрал к рукам основные деньги воровского общака, размещавшиеся на счетах в различных офшорных банках.

— Ладно, вот тут подпишись. — Евгений Николаевич ткнул пальцем в бумагу. — И учти, Закир, наши с тобой игры закончились. Теперь все будет по-серьезному. Отныне наши с тобой отношения переходят в исключительно официальную плоскость. С сегодняшнего дня ты под подпиской о невыезде. Со всеми вытекающими. Тебе ясно?

— Что же это ты, генерал, лично занимаешься такой ерундой, какой по должности должен максимум старший следователь голову себе забивать? — не удержался от колкости Закир, поставив закорючку в нужном месте.

— Так оно вернее будет! — ухмыльнулся Урусов. — И потом, не тебе меня учить, чем должен заниматься генерал. Можешь идти! Пока что! И не забудь, что за Варяга теперь ты отвечаешь. Лично.

Выпроводив Закира Большого из кабинета, Евгений Николаевич глубоко задумался, мысленно вернувшись к событиям последних двух недель, которые начались его похищением в Переделкино тем ранним утром. Все случившееся было словно дурной сон. Люди Варяга сработали чисто, без шума. Но какова была основная цель? Зачем он им понадобился? Похитили его ведь явно с какими-то намерениями. Если Варяга интересовал лишь вопрос о кассе на Никитиной Горе, то, прояснив ситуацию, зачем нужно было его мурыжить целых две недели? Зачем они держали его так долго? Может, хотели использовать как заложника или как приманку. Или… Зачем? Урусов понимал, что за всем этим что-то должно скрываться.

Не исключено, что генерал МВД понадобился криминальному авторитету для какой-то тайной игры против своих же корешей, законных воров. Или, может, против кого-то из высокопоставленных государственных людей. Но кого? Общак-то — тю-тю, уплыл не так просто! Кому-то он явно пришелся по вкусу. Не стало общака. Вот он небось и забегал, смотрящий-то! Недосмотрел. И ему-то сейчас кровь из носу — надо воровскую казну отыскать. Деньжищи ведь немалые. Кого-то Варягу нужно прижучить, информацию получить. А значит, для этого какие-то аргументы нужны. Может, и стал генерал Урусов одним из таких «аргументов». Нужно только понять, какую карту разыгрывает этот отнюдь не глупый малый Игнатов, которому есть что терять. Ведь на первом же большом сходе с него по всей строгости воровских понятий спросят за все бабки. И если ответа нет, то хана «гордому» Варягу, который, как в песне поется, «врагу не сдается». Урусов встал из-за стола и стал прохаживаться взад-вперед по своему огромному кабинету.

А что, если это связано с господином Сапрыкиным?! От возникшей мысли у Евгения Николаевича засосало под ложечкой. Именно этот кремлевский деятель последние три месяца несколько раз расспрашивал генерала о Варяге.

Только сейчас генерал-полковник Урусов вдруг уловил, какая такая тайная цель могла бы быть у Алика Сапрыкина, а заодно и у его высокопоставленных подельников. Может, им надо было уничтожить Варяга не по решению народного суда, а руками самих же воров? Это был бы полный верняк в их политической игре! А ведь точно. Все очень даже сходится. Первый раз тогда, в ноябре, это им почти удалось. Варяга выкрали прямо с воровского толковища… Вдобавок они же могли и воровскую наличную кассу всю вычистить на Никитиной Горе. (На мелкие расходы пригодится.)

Это хитро придумано, очень хитро! Урусов даже испытал некое подобие чувства уважения к Алику Сапрыкину, стоявшему за той ноябрьской операцией. Вот уж кто точно генерал теневой, можно сказать, маршал, так это Алик. Какие интриги плетет, уму непостижимо. Кремлевский теневик. Президенты меняются, а алики остаются. Небось они понимают, что Варяга им так просто не задавить, так, может, решили подстраховаться на всякий случай. И, как всегда, правильно сделали. Уничтожь они Варяга физически, с помощью органов правопорядка, он бы остался в памяти правильных воров как символ истинной воровской идеи, как герой. И кто-то бы из «правильных» обязательно подхватил бы его дело. А значит, поддержка со стороны «правильных» определенным важным людям по-прежнему бы оказывалась. А так, пытаясь дискредитировать смотрящего, Алик Сапрыкин и Ко убивали сразу двух зайцев. Круто! Очень круто задумано! Одного они не учли — Варяг-то выскользнул из их сети. И теперь он, как голодный медведь-шатун в зимнюю пору или как раненый волк, рассвирепел, разъярился. И взялся задело. Теперь с ним шутки плохи.

От посетивших его мыслей Евгений Николаевич невольно стал потирать ладони. Все очень похоже на правду.

Но все же непонятно: почему Варяг пощадил его, генерала Урусова, почему не тронул того, кто явно стал его личным врагом, кто является живым свидетелем и одновременно потерпевшим похищения.

Если предположить, что Урусов стал Варягу на фигне нужен, то зачем было затевать всю это аферу, выкрадывать генерала МВД, рисковать, наживать себе лишние хлопоты, неприятности? Это тупо. Но с другой стороны, Варяг теперь точно знает, что ни дачу на Никитиной Горе, ни счета «Госснабвооружения», ни тем более «офшорки» Урусов со своими ребятами не трогал. А тогда почему так долго держал под замком, почему не отпускал? Все-таки, выходит, Урусов ему нужен был для чего-то еще в этой сложной игре!

Конечно, для Варяга самое главное — найти деньги. Может, он рассчитывает на его, Урусова, помощь, на мощный аппарат, подчиненный ему в МВД? Если это так, то здесь очень интересный может получиться расклад. Тут такими бабками пахнет!!! Урусов остановился у окна, теребя пальцами шторку. Он чувствовал, что находится на правильном пути в своих рассуждениях. В эти минуты он себе нравился. Ему так и хотелось воскликнуть: «Ай да Урусов! Ай да молодец!»

От волнения Евгений Николаевич даже вспотел. И снова стал быстрыми шагами мерить свой кабинет, периодически подходя к столу и автоматически рассеянно трогая клавиатуру выключенного компьютера.

Загадки последних недель постепенно становились более прозрачными. Итак, Игнатову кровь из носу сейчас нужно попасть за границу. Перед этим он на целую неделю уезжал из Москвы. Закир сказал: «Там ему больше делать нечего». Где же «там»? Ладно, это потом выяснится. Значит, не было его неделю в Москве, а потом он вдруг объявился да и сразу за кордон собрался. С чего бы так спешно? Какая связь? Может быть, исчезновение Варяга на неделю из Москвы как-то связано с подготовкой отъезда за границу? Может быть, он сумел добыть какую-то информацию о том, кто и как посягнул на большую казну, и не мешкая бросился на поиски. Неужели узнал, где искать? А может быть, уже и нашел. Или не нашел?

От таких размышлений голова у Урусова шла кругом. Он понимал, что в любом случае надо спешить. И если опередить Варяга в его поисках, то можно рассчитывать на потрясающий успех! Успех вполне может быть достигнут, ведь действительно в руках эмвэдэшного генерала имеются огромные возможности для оперативно-розыскной работы, да и в финансовые махинации ему было не впервой вручаться.

Весьма и весьма довольный собой, генерал Урусов вдруг вспомнил перекошенную рожу того лоха с наколкой в виде русалки, того мудаковатого фабричного администратора, который так и обоссался при виде бравых ребят из милицейского спецназа, прикативших за своим генералом. И впервые за две последние недели генералу стало весело и легко. Евгений Николаевич Урусов смеялся долго и от души.

 

Глава 4

— Я думаю, надо брать «Варяга»!

— Нет, что-то этот «Варяг» меня не вдохновляет. Какой-то он куцый. «Сундучок Коркунова» выглядит пристойнее, такой и подарить не стыдно!

У полки с кондитерскими изделиями, не обращая никакого внимания на Владислава Геннадьевича, переговаривались два почтенных господина. Один был одет в летний белый костюм, второй — в синий блейзер и светло-голубые брюки. Тот, что в белом костюме, держал тяжелую квадратную коробку шоколадных конфет. На коробке был изображен старинный боевой корабль в клубах дыма посреди бушующего моря. Над ним вилась лента с надписью: «Крейсер «Варяг». Его собеседник в синем блейзере вертел в руках коробку с шоколадом в виде картонного сундучка.

«Вот черт! — выругался про себя Владислав. — Нервы стали никуда! Мерещится всякая чушь!» Он отвернулся от любителей шоколада и двинулся к присевшим на белом кожаном диване Лене и Лизе. Чижевский стоял поодаль и время от времени поглядывал на часы.

— Ну что, посадка объявлена. Пошли! — с улыбкой сказал Владислав своим спутницам и обменялся прощальным рукопожатием с Чижевским. — Николай Валерьянович, ждите от меня сообщений завтра во второй половине дня. Прибудем в Барселону, я девочек размещу, а сам сразу же за дело.

Варяг намеревался, прибыв в Испанию, сразу отправиться в Андорру и там на месте провентилировать обстановку по первому из возможных каналов утечки. Трудность его задачи заключалась в том, что все финансовые операции по номерным андоррским счетам осуществлялись не им лично, а его доверенными лицами, имевшими коды доступа. Причем в целях безопасности разными частями кода владели независимо друг от друга всегда двое. В случае с Андоррой это были главный бухгалтер «Госснабвооружения» Валерий Петрович Авраменко, которого в воровских кругах знали под кличкой Аврик, и финансовый директор концерна Мамикон Мкртычян, которого Варягу когда-то порекомендовал Шота Черноморский, сказавший, что Мамикон так же надежен, как стальные сейфовые двери Центрального банка. Накануне вылета в Барселону Владислав связался с Авриком, преследуя две цели: с одной стороны, уточнить процедуру доступа к банковским счетам; с другой — постараться понять, причастен ли этот парень к исчезновению денег или нет. Поведение Авраменко не вызывало у Варяга подозрений. Но зато он узнал новость: Мамикон куда-то исчез, как сквозь землю провалился — уже месяц Авраменко не мог связаться с ним ни по одному из известных ему телефонов. «Может, скрылся от той суеты, которую налоговая полиция и менты устроили вокруг концерна «Госснабвооружение»?» — сделал предположение Валерий Петрович. Варяг тут же позвонил Шоте, но грузинский авторитет сделал вид; что понятия не имеет о месте пребывания своего протеже и что эта новость его самого сильно обеспокоила.

Эта тревожная информация заставила Варяга поторопиться с отъездом. Его угнетало дурное предчувствие того, что исчезновение человека, которому была известна часть банковского кода, может быть связано с кражей об-щака. Если Мкртычян был сам причастен к этой краже, то, выходит, косвенно к этому может быть причастен и Шота… А это уже тянуло на беспредел. И последствия могли быть самыми непредсказуемыми.

Кроме того, Варяга беспокоило и другое. Даже располагая всеми цифровыми ключами к счетам, он не мог быть уверен, что банковские служащие захотят вступать с ним, незнакомой для них личностью, в какие-либо откровенные разговоры. По правилам банка, полным кодом доступа могли распоряжаться одновременно лишь два человека. Варяг же собирался сделать это в одиночку. Как — он пока не знал. Но иного выбора у него пока не было. На всякий случай, через верных людей в Испании, он организовал сбор информации на двух заместителей управляющего банка и надеялся использовать ее, если ситуация этого потребует.

Частный самолет, на котором «семейству Сучковых» предстояло лететь в Испанию, оказался настоящим летающим домом отдыха — уютным, комфортабельным: десять мягких кресел, обитых приятной зеленовато-серой кожей, полированные дубовые столики между ними, а за перегородкой — четыре диванчика для отдыха. Исключительно предупредительная рыжеволосая стюардесса гостеприимно встретила пассажиров, заботливо усадила их в кресла, долго хлопотала, чтобы обеспечить самым необходимым.

Через пятнадцать минут самолет вырулил на взлетную полосу и без задержки взмыл в воздух.

«С богом!» — подумал Варяг и стал рассеянно рассматривать стремительно уплывающие вниз лесные массивы Подмосковья. Наконец-то можно немного расслабиться, хотя бы ненадолго отвлечься от постоянного напряжения. Он попытался не думать о проблемах. Но события последних месяцев все равно не давали покоя. Из головы никак не выходила мысль о том, каким все же образом чемоданчик Егора Сергеевича Нестеренко мог попасть в уральскую столицу, в руки перекупщика краденых драгоценностей? Случайность или обдуманный кем-то маршрут? Что за этим стоит? Дача Нестеренко на Никитиной Горе подверглась обыску либо по наводке ФСБ, либо по заданию МВД. Если верен первый вариант, тогда этим вполне мог заниматься полковник ФСБ Соколов, Коля, Николай Иванович, который ни с того ни с сего загадочным образом спустя две недели после этих событий умудрился пустить себе пулю в лоб дома, прямо в своей спальне. Если бы был верен второй вариант, с МВД, тогда, вероятнее всего, это могло быть делом рук генерала Урусова. Но генерала, которого две недели назад люди Чижевского выкрали на его же собственной даче, Варягу удалось допросить с пристрастием. Из разговора получалось так, что эмвэдэшный генерал здесь был ни при чем. Конечно, он мог темнить. Но по косвенным вопросам и по тому, как себя вел пленник, Варяг чувствовал, что Урусов действительно к похищению денег не причастен. Хотя и хотел бы. Значит, работали другие люди, посерьезнее.

Был еще и третий вариант: налет мог организовать кто-то из воровских авторитетов самого крупного калибра, имеющих доступ к информации. И сколько ни думал Владислав, получалось, что больше всего на эту роль подходил Шота Черноморский. Предположение казалось вполне логичным, если учесть, что, как установил Чижевский, недавний взрыв бомбы, подложенной под автомобиль Варяга, организовать из участников сходняка не мог никто, кроме грузинского авторитета. У всех было алиби. А у Шоты кое-какие детали не сходились. Но явных улик конечно же не существовало. И тем не менее все эти нестыковки наводили на мысль, что именно люди Шоты могли взять резервную воровскую кассу на Никитиной Горе, а потом по своим каналам перебросить ее в Екатеринбург. местным ворам. Тем более что Шота был должником за старые дела уральских пацанов. Но, опять же, где всем этим догадкам хоть какие-то доказательства? И неужели же главная причина всех этих событий — желание завладеть деньгами, пусть даже и крупными? Идти на такой риск, чтобы украсть кассу у воровского сходняка, вряд ли решится даже самый безумный из всех воров. Шота же к таким не относился. Что-то здесь не так. Варяг чувствовал, что за кражей из тайника на Никитиной Горе кроется кое-что более важное, чем деньги, алчность и желание наживы.

Подошла рыженькая стюардесса и предложила обед.

Владислав, чуть улыбнувшись, вежливо отказался.

— Знаете, как-то ничего пока не хочется. А вот девочки, может быть, и перекусят. — Он обернулся и увидел, что Лена прилегла на диван и дремала, а Лиза, свернувшись калачиком, клевала носом на одном из мягких кресел. — Хотя нет. Им обеим сейчас тоже не до обеда. Давайте попозже. Нам сколько лететь?

— Расчетное время прибытия в аэропорт Барселоны восемнадцать сорок по московскому времени. По местному — в шестнадцать сорок.

— Ладно, еще добрых два часа в запасе есть. Успеем съесть вашу курицу! — пошутил Варяг.

— Нет, что вы, какая курица! — кокетливо надула губы стюардесса. — У нас сегодня карпаччо из норвежской семги с черной икрой, бараньи котлеты на косточке с тушеными баклажанами под соусом «рокфор» и печеный картофель в чесночном соусе…

Варяг даже рассмеялся:

— Ох, извините, я вижу, у вас тут действительно настоящий ресторан. Просто здорово! Вот что значит спецрейс! А я-то, знаете, привык к родному «Аэрофлоту». Там у ребят не всегда и на курицу хватает, так как кое-кто все время денежки «аэрофлотовские» норовит приватизировать!

Девушка заулыбалась, но все равно переспросила:

— Ну так что, может, съедите чего-нибудь?

— Нет, красавица, давайте все же попозже. А вас как зовут? — полюбопытствовал Владислав.

— Лена.

— Ну вот, и вас тоже зовут Леной.

— А кого еще так зовут? — заинтересовалась стюардесса.

Тут Варяг спохватился. Его же, господина «Сучкова», жену зовут Ириной. И, улыбнувшись, сообщил девушке невозмутимо, что его маму зовут Лена, двоюродную сестренку тоже Лена, соседка у него Лена… А вот жена, извините, Ира. «Вот так бывает!» — заключил он свою тираду.

Девушка опять заулыбалась остроумному пассажиру, пожелала ему приятного отдыха и ушла.

Владислав посмотрел вслед рыжеволосой стюардессе. Лена… Странное совпадение, но, действительно, после гибели жены Светланы ему на его жизненном пути встречаются женщины, которых зовут всех как по заказу Лена… И тут в его памяти всплыла жуткая, рвущая душу картина трехнедельной давности: исхудалая, истерзанная, совершенно обессилевшая Лена в серой тюремной робе входит в комнату на кусковской даче Медведя как тень, как призрак… В тот вечер Лена, содрогаясь от беззвучных рыданий, рассказала ему о всех мучениях, пережитых ею в волоколамском следственном изоляторе, куда ее запихнули якобы по делу «Госснабвооружения», а в действительности только из-за ее отношений с Владиславом. Рассказала о страшных пытках, истязаниях, унижениях, насилии, которые ей пришлось перенести. Рассказала о том, как, обезумев от физической и моральной боли, она пообещала начальнице изолятора бабе Груне, что рано или поздно ее настигнет возмездие Владислава Игнатова… Но потом, словно одумавшись, Лена наклонилась к Владиславу и несколько раз прошептала: «Только не трогай ты их. Бог им судья… Бог им судья…»

Что верно, то верно, за все дела человеческие воздается Высшим судом. Но остается еще и земной суд. И кто знает, кому дано на этой земле право судить и карать тех, кто поднял руку на твоих близких, кто обесчестил их, лишил здоровья или самой жизни.

 

Глава 5

Фотографии были ужасные, омерзительные. Скрюченное тело лежало на полу, распластавшись в нелепой позе. Превращенное в кровавое месиво лицо было обезображено до неузнаваемости. На шее синели жуткие кровоподтеки. Снимки интерьера тоже впечатляли — полнейший разгром: изломанная мебель, вываленные вещи, — разбросанные по полу книги. Повсюду были явные следы лихорадочных, торопливых поисков.

Генерал-полковнику Урусову доложили о жестоком убийстве Юрия Соловьева уже часа через три после того, как он вновь занял рабочий кабинет в здании МВД после благополучного своего освобождения.

Это известие его не на шутку взволновало. Юру он знал давно — еще со времен службы на Северном Кавказе. В последние несколько лет полковник Соловьев занимал пост заместителя начальника районного отделения внутренних дел Москвы и по долгу службы волей-неволей контактировал со многими криминальными структурами и криминальными авторитетами города. Но, как показал предварительный осмотр места преступления, едва ли его гибель — а убили его четыре дня назад — была каким-то образом связана с его служебной деятельностью. По всем приметам это походило на чисто бытовое убийство. Стол был накрыт на троих — Соловьев явно ждал гостей. Вероятно, эти гости и убили хозяина, так как следов взлома на двери обнаружено не было, и, судя по некоторым уликам, в квартире в момент убийства находились трое мужчин — сам Соловьев и еще двое. К тому же, как выяснилось в ходе следствия, Юрий Сергеевич Соловьев два года назад ушел от жены и стал-жить отдельно по причине, так сказать, своих не вполне традиционных сексуальных пристрастий. Сослуживцы Соловьева, едва весть об убийстве дошла до сотрудников ОВД, стали припоминать, что и впрямь Юрий Сергеевич в последнее время стал вести себя странно — после развода его никогда не видели в обществе женщин, а скорее, наоборот, частенько встречали в выходные на Тверском бульваре в компании миловидных юношей…

Но для Урусова все это давно уже не было тайной. И он, зная о скрытых наклонностях своего сослуживца, вовсе его не осуждал и даже не видел в том ничего постыдного. В конце концов, кому какое дело, с кем ты трахаешься, да хоть с козой или с индюшкой. Никого это не касается! А служба Соловьева в «голубой роте» — так что ж с того? Она Урусова не коробила… Он ведь и сам был большим охотником до румяненьких девочек-малолеток. Что ж теперь его за это на дыбу, что ли, подвешивать? К тому же в наше супердемократическое время все настолько раскрепостились и «отключили тормоза», что никто уже не стесняется в открытую ходить налево и забираться в такие дремучие джунгли страсти, что хоть караул кричи.

Вот, скажем, взять хотя бы материалы следствия по убийству Юры Соловьева. А точнее говоря, найденные в его квартире двести семьдесят шесть (!!!) 180-минутных видеокассет, аккуратно подписанных условными буквенно-цифровыми обозначениями. Удивительно, что эти кассеты не привлекли убийц: видеотека Соловьева осталась нетронутой, хотя дверца серванта, в котором хранились кассеты, была отодрана и одну кассету, незадолго до или сразу после убийства, непрошеные гости просматривали, но оставили. Значит, целью их посещения было что-то иное. Возможно, обычное ограбление. Возможно, личные мотивы. Может быть, это были знакомые Соловьева — «голубята» с Тверского…

Но не только это сейчас заботило Урусова. Одна из изъятых в квартире убитого видеокассет лежала перед ним на столе, и он рассеянно вертел в руках коробку от нее, не спуская глаз с телеэкрана. И чем дольше он смотрел этот фильмец из коллекции Соловьева, тем в большее замешательство приходил.

Он хотя и не сразу, но все-таки узнал это заведение, в котором съемки велись скрытой камерой с какого-то очень странного ракурса. Это был клуб «Ночная бабочка» на Бутырском валу, куда его пару лет назад впервые привел именно Юра Соловьев и познакомил с заведующей Мильвой Гавриловой. Потом Евгений Николаевич стал наведываться в «Ночную бабочку» один — как бы по служебным надобностям. Но Мильва была дама ушлая и догадливая, даром что имела приличный стаж в «увеселительном бизнесе», как она сама аттестовала свой род занятий. И очень скоро Евгений Николаевич негласно получил статус почетного гостя со всеми полагающимися по данному статусу привилегиями.

Не спуская глаз с телеэкрана, Урусов заметил среди ничего не подозревавших статистов несколько знакомых лиц. Ну конечно, вот смазливая Маринка Хромоножка, вот Таня Недотрога (в том смысле, что уж коли дотронешься до нее, так уж не оторвешься), вот Ирка Вулкан, в чье огнедышащее жерло он и сам не раз проникал, а вот и сама мадам Мильва, хозяйка клуба… Потом замельтешили какие-то незнакомые мужики — все холеные, вальяжные, в золотых часах, в дорогих костюмах, держатся с сознанием собственной значимости. Евгений Николаевич прокрутил пленку вперед. На экране опять подвилось миловидное смуглое лицо Мильвы. Игриво сверкая большими черными глазами из-под густых собольих бровей, она горделиво прохаживалась между мужчинами, радушно приветствуя старых знакомых и легким кивком головы или чуть заметным мановением руки распределяя своих «бабочек» по клиентам.

Картинка сменилась, и Евгений Николаевич буквально прирос к своему креслу: начинался сеанс «детям до шестнадцати». На экране появилась Маринка Хромоножка с голыми сиськами вразлет и в своей неизменной длинной юбке, а рядом с ней — новый киноперсонаж, похотливо схвативший Маринку за груди. Потом в течение пяти или десяти минут объектив видеокамеры бесстрастно фиксировал происходящее на широкой двуспальной кровати: и то, как Маринка сорвала с бедер юбку, и как изумился ее клиент, увидев, что ее левая нога от колена до пятки представляет собой искусно сработанный пластиковый протез, и как Маринка, с томно-ироническим взглядом, натренированным движением отстегнула протез и бережно положила на пол, а сама ловко запрыгнула на середину кровати. Ее гость — небольшого роста, мускулистый и крепкий, как августовский подосиновик, — поспешно расшнуровал ботинки, скинул брюки и рубашку и нырнул к ней в кровать, обуянный неодолимой похотью. Лицо мужчины Урусову показалось знакомым, но он сразу не мог припомнить, где видел его…

От созерцания постельной сцены у Евгения Николаевича пересохли губы. Нет, он не то чтобы возбудился — уже не в том он возрасте, чтобы кончать в кулак от дешевой порнухи, а, скорее, был щокирован увиденным: ему и в голову не могло прийти, что Маринка прихрамывает не из понта, а взаправду, по причине самого. настоящего физического увечья… Выходит, не трепался Юра Соловьев, когда шепнул как-то раз Евгению Николаевичу, что он не знает самой главной тайны озорного заведения на Бутырском валу и что «Ночная бабочка» не просто полуподпольный бордель — эка невидаль в сегодняшней Москве! — а самый настоящий оазис изысканно-извращенного порока, которому предаются сильные мира сего… Юра так и не пояснил, что имеет в виду, а просто посоветовал как-нибудь наведаться лично к Мильве, припереть сс к стенке, припугнуть и потребо вать провести его не на второй этаж, где в отдельных кабинетах гости клуба вкушали, так сказать, клубную «клубничку», а, наоборот, в подвал, в святая святых, или, вернее сказать, в преисподнюю…

Вспомнив тот давний разговор с полковником Соловьевым, Урусов подумал: интересно, зачем все-таки Юра поставил в клубе Мильвы Гавриловой скрытые видеокамеры — одну в общем зале й одну в отдельном кабинете? Он сделал это явно не для последующей перепродажи «жесткой порнухи» на Горбушке… Нет, у него была какая-то иная цель. Но для того, чтобы понять эту цель, надо бы просмотреть если не все двести семьдесят шесть, то хотя бы десятка три-четыре кассет.

Евгений Николаевич остановил пленку и промотал назад. Он снова всмотрелся в раскрасневшееся лицо сладострастного «подосиновика». И тут его осенило: ну как же! Это был не кто иной, как господин Авраменко, бывший главный бухгалтер «Госснабвооружения» — правая рука Владислава Игнатова, человек, которому наверняка были ведомы не только балансовые отчеты крупной частной корпорации, служившей прикрытием для криминальной деятельности, но и самые многочисленные финансовые тайны всесильного воровского босса. Генералу Урусову в прошлом году уже приходилось допрашивать Авраменко в связи с делом «Госснабвооружения».

Похоже, Госпожа Удача сегодня Евгению Николаевичу благоволила. Ему в руки приплывал потрясающий материал: компромат на многих сильных мира сего. А то, что бордель «Ночная бабочка» посещается очень высокопоставленными людьми и крупными бизнесменами, Урусов знал достоверно.

Но тут ему в голову пришла ужасная мысль. И как это он сразу об этом не подумал! Ведь если Юра. Соловьев снимал там всех подряд, значит, где-то на кассетах изображены и его, генерал-полковника Урусова, постельные забавы. И было бы крайне нежелательно, чтобы кто-то из министерства увидел Евгения Николаевича в таком виде!

Урусов снял трубку и соединился с начальником следственного комитета МВД. Ему хватило двух минут, чтобы убедить того передать дело по убийству Соловьева под его контроль. Теперь, подумал Евгений Николаевич, точно придется просмотреть все эти две с лишним сотни кассет и ликвидировать компромат на'себя. Утешало то, что заодно он получит компромат на всех посетителей «Ночной бабочки», а это, вне всякого сомнения, огромный политический капитал! Мысли генерала, возбужденного открывающимися перспективами, шли дальше.

Он вспомнил еще об одном деле, которое обсуждал с молодцами из особой спецгруппы еще до своего злополучного похищения. Тогда по просьбе одного из замминистров он снабдил бойцов подполковника Кортикова кое-какими официальными бумагами, чтобы в случае чего тайную операцию, проводимую этой группой, можно было Прикрыть или завуалировать служебными обстоятельствами. Речь шла о людях Варяга, которых еще Алик Сапрыкин, пока он находился в поле зрения, рекомендовал Урусову «убрать с дороги». Потом Сапрыкин исчез, но идея эта понравилась, видимо, не только одному Евгению Николаевичу. Наверное, многие давно уже подумывали о том, как расчистить вокруг Игнатова «ровную площадку», чтобы его легче было взять с поличным, желательно голыми руками. Зачистка, собственно говоря, началась еще в ноябре, сразу же после сходняка на Дмитровском шоссе, и, по сводкам МВД и ФСБ, продолжалась до самой весны. Тогда организаторам удалось покосить немало преданных Игнатову воров — и в самой Москве, и в Подмосковье, и даже в регионах. Так что теперь Варягу предстояло столкнуться один на один с целой сворой новых недовольных, озлобленных воровских авторитетов. Многие из них давно уже точили зуб на Варяга.

Но все же дело было пока далеко от завершения. И теперь, когда Варяг умудрился снова-вынырнуть из небытия, чудом спасшись от заточения, наступил момент, когда зачистку следовало бы возобновить, и как можно скорее. И об этом надо было теперь позаботиться и самому генералу Урусову.

Генерал выключил видак, вытащил кассету и, вызвав служебную «ауди», через пять минут выехал в направлении клуба «Ночная бабочка» на Бутырский вал. Несмотря на еще ранний — по меркам ночного клуба — час, хозяйка заведения наверняка уже залетела в свое осиное гнездо.

 

Глава 6

Оставшиеся два с лишним полетных часа до Барселоны пронеслись для Варяга незаметно — то ли из-за навалившейся на него смертельной усталости, то ли и впрямь этот французский мини-лайнер был настолько комфортабельным. Как бы то ни было, после сытного обеда Владислава и его спутниц сморил глубокий сон. Проснулся он, уже когда самолет выруливал с посадочной полосы на стоянку. Лиза, к своему неописуемому восторгу, получила от стюардессы в подарок огромную меховую игрушку — помесь медвежонка и зайца в синей форме пилота с эмблемой авиакомпании на груди, а Лена — флакон каких-то необыкновенных духов в цветастом пакете на веревочках.

В аэропорту их встречал «мерседес», заказанный заранее отделом наземного обслуживания пассажиров авиакомпании VIP Airlines. В Барселоне стояла настоящая тропическая жара — под 35, — и прибывшие были рады юркнуть в кондиционированный рай просторного автосалона. Лимузин мягко тронулся с места и через минуту уже несся по асфальтовой ленте шоссе в сторону столицы. За окнами замелькали залитые ярким солнцем рощи пальм и заросли алоэ.

У Владислава в нагрудном кармане запиликал сотовый телефон. Звонил Чижевский, который по долгу службы справлялся, все ли в порядке у шефа.

— Спасибо, Николай Валерьяныч, долетели замечательно. Уже в машине и подъезжаем к городу, — ответил на приветствие Варяг. А потом, улыбнувшись, добавил: — А ты что ж, думаешь, нас в воздухе могли перехватить?

— В воздухе не в воздухе, а вот на земле могли! — не обращая внимания на шутливый тон Владислава, пробурчал Чижевский. — Все может быть. Береженого бог бережет. А я за то и деньги получаю, чтобы все это держать под контролем!

— Ладно, Валерьяныч, не нагнетай обстановку. Все нормально. Самолет и сервис. — высший класс. И лимузин, который нас тут встретил, длинный, мягкий и объемистый… Как кремлевский «членовоз». Сейчас едем в гостиницу, потом я встречаюсь с нашими друзьями: надеюсь, они мне предоставят всю необходимую информацию. А дальше буду с «ревизией» в банке. Ну, сам знаешь!

— Хорошо, — примирительно закруглился Чижевский. — Наши парни сейчас работают по плану. Поскольку я тоже в розыске, из Москвы уеду на лежбище, здесь остается Лебедев. Я буду на «Нокии». Звоните по старой схеме!

У Чижевского было три мобильных телефона для связи. Свои-ребята из службы охраны звонили ему на «Эрикссон», «Сименс» был как бы для всех — и оба эти номера наверняка могли прослушиваться. И только для связи с Варягом да с его верной «тройкой нападения» — бывшими военными разведчиками Абрамовым, Усмановым и Лебедевым — у Чижевского имелся третий, совершенно секретный номер «Нокии» новейшей технологии, оборудованный хитрой японской глушилкой для обезвреживания электронных «жучков». «Старую схему», о которой упомянул отставной полковник ГРУ, он выработал очень давно. Если Владиславу требовалась помощь Чижевского, а двусторонней надежной связи они почему-либо были лишены, Варяг звонил на «Нокию» строго в семь минут десятого утра, в половине первого пополудни или без четверти девять вечера, и беседовали они ровно минуту. При минутной продолжительности разговора никакая система электронного поиска не успевала их засечь. Лежбищем же Чижевский называл затерянную в лесной глуши дачку под Питером, недалеко от финской границы.

— Ну а вам, Владислав Геннадьевич, я желаю удачи. Охотнику удача ой как нужна!

Разговор закончился, и Варяг отключил свой телефон. Его ждала серьезная работа.

План действий у него был простой: оставить Лену с Лизой в отеле на попечении своих друзей, а самому рвануть в Андорру — провести «полевые исследования», как сказал он Чижевскому, когда они вместе обдумывали, какие шаги прежде всего стоит предпринять. На все про все он себе выделил одни сутки. Несмотря на то что в кармане у него лежал «чистый», почти легальный паспорт гражданина Сучкова, вылетевшего из России по вполне официальному разрешению МИДа, особых иллюзий Владислав Геннадьевич не испытывал: ну сколько, в самом деле, он сможет перемещаться по миру с чужой ксивой? Могут ведь и Сучкова объявить в розыск — и тогда кранты. Следовало как можно быстрее воспользоваться услугами отставного эфэсбэшного генерала Львова, который уже однажды справил ему паспорт. Но в любом случае эта операция займет не меньше двух недель, а за это время может случиться все, что угодно. К тому же Герасим Герасимович был в состоянии обеспечить его только «виртуальным» паспортом на имя несуществующего гражданина России, что само по себе также было рискованным. А рисковать раньше, чем он разместит в надежном месте Лизу с Леной, он не имел права. Николай Валерьянович Чижевский тоже советовал ему не браться за дело раньше, чем он заменит свою ксиву на подлинную, что максимально снизит риск случайного задержания на любой границе. И тем не менее перспектива потерять целых две недели приводила Варяга в уныние. Ведь в сложившихся обстоятельствах две недели — это огромный срок. А надо было спешить…

«Мерседес» мягко притормозил у стеклянной башни с большим бетонным козырьком над подъездом. К лимузину тотчас подлетел высокий смуглый парень в красной кепке с надписью: «Шератон-Барселона».

— Багаж, сэр? — вежливо поинтересовался он у Варяга.

Тот отрицательно помотал головой и, нагнувшись к окну водителя, улыбнулся.

— Грасьяс, сеньор! Спасибо! Ну пошли, девочки. Здесь мы остановимся на пару дней, — обратился он к своим спутницам. — Надеюсь, вам здесь понравится: бассейн, тренажерный зал, аквапарк — здесь все есть.

— А кафе-мороженое здесь есть? — простодушно спросила Лиза.

— Конечно, моя хорошая. Конечно, есть. Туда вы вместе с Леной сходите обязательно, — улыбаясь дочке, ответил Владислав Геннадьевич.

В гостинице их ожидал роскошный трехкомнатный номер-люкс на последнем этаже — тоже Чижевский постарался. Бросив портплед на пол, Владислав сразу же подсел к телефонному аппарату и набрал номер:

— Маркус! Я здесь. Да. Очень хорошо. Ключи у портье. Информация о машине? Отлично. А машина? Понял: на стоянке за отелем. Да, «вольво» — моя любимая машина. Я уеду на день-два. Прямо сейчас, чтобы успеть к утру.

Материал почитаю в дороге. Присмотри за моими девочками. Отлично. Ну бывай.

Варяг положил трубку и, предложив Лене располагаться, поцеловал ее и тут же направился к выходу:

Действительно, у портье его ждали ключи от машины, заблаговременно заказанной его старинным другом, Мишей Химиком, с которым они парились вместе на зоне еще в середине восьмидесятых. Мишка теперь носил имя Маркуса Вертуччи и по паспорту числился гражданином Испании. Он содержал два продуктовых магазина и слегка приторговывал оружием.

На стоянке Варяг легко нашел припаркованный для него автомобиль «вольво».

Ему нравились эти с виду неказистые, но выносливые, скоростные и надежные шведские машины. Когда он жил в Штатах, на дальние расстояния ездил только на «вольво», хотя для американцев европейские машины были редкостью. Сегодня вечером ему предстоял неблизкий путь — от Барселоны до Андорры, к тому же по горному серпантину. Он хотел выехать с вечера, чтобы рано утром попасть к открытию банка. В бардачке машины Варяг нашел оставленный для него пакет с весьма любопытной информацией о деятелях этого банка. Конечно, компромата было не так много, но для воздействия на привыкшего к размеренной, спокойной, сытой жизни респектабельного господина могло вполне хватить и этого. Особенно если его застать врасплох.

* * *

Сверяясь с картой города, взятой на стойке портье, Варяг уверенно вел «вольво» и очень скоро вырвался из хаоса шумных барселонских улиц, запруженных толпами японских туристов, и оказался на широком шоссе. Здесь можно было расслабиться. Он включил радио и под приятную мелодию старого шлягера Хулио Иглесиаса мысленно вернулся к событиями недавних дней.

Всю весну и начало лета Владислав прожил на бывшей даче Медведя в парке Кусково. «Затаившись, дыша в одну ноздрю, но. полной грудью», — любил выражаться дядя Сема — бессменный комендант дачи, — наблюдая за Варягом, который восстанавливал здоровье, подорванное долгим заточением в подземной тюрьме, налаживал утраченные связи, нащупывал оборвавшиеся нити управления воровским сообществом. Естественно, Варяг не просидел сложа руки и двух недель. С помощью верных людей он стал наводить справки о состоянии дел в своем большом хозяйстве. Итоги были неутешительные. Почти все его самые близкие помощники, числившиеся при «Госснабвооружении», попали либо на нары, либо, что хуже, в лапы к безносой. Причем троих — Васю Короткова, Лешу Кружкова и Пашу Хомячка — нашли в лесу с простреленными затылками, видно, поработала бригада опытных специалистов. Можно было только гадать, из какого ведомства. Витьку Пестрого откопали из-под снега лишь в апреле. Он умер от ножевых ранений. Бык Виталик был выброшен из окна двенадцатого этажа. А Сема Лихой сгорел в своей машине, врезавшись в бетонное ограждение на Московской кольцевой, можно сказать, на ровном месте. Еще четверо бойцов, прикрывавших «Госснабвооружение», и вовсе пропали бесследно. Никаких следов не удалось обнаружить. Но некоторые ребятки, крупные московские авторитеты из числа «раскаявшихся», которыми верховодил Шота Черноморский, вели себя очень странно, натянуто и никакого доверия у Варяга не вызывали. Особенно подозрения Владислава усилились после большого схода, когда ему самому подложили бомбу под «ауди», из-за которой он едва не отправился до срока на тот свет.

По имевшимся у него от верных людей сведениям, Шота с Максимом Кайзером слишком часто стали встречаться друг с другом. Для двух честолюбивых людей такие активные взаимоотношения вряд ли были нормальным явлением. Все это было подозрительно. Не замыслили ли у него за спиной очередную подлянку? — думал Владислав. А если это так, то его оппоненты действовали хитро и осмотрительно, и за здорово живешь к ним было не подкопаться. Собирать сход и разводить базар по поводу недоказанного злонамеренна было глупо, люди не поймут этого. Нужны веские доказательства. А их-то и не было.

Но больше всего Варяга беспокоило то, что после «примирительного» большого сходняка в Москве, когда воры вроде бы согласились забыть старые обиды и даже высказались помочь смотрящему финансами, никаких обещанных поступлений не произошло. Шота посулил ему тогда пятнадцать «лимонов», да как-то замотал свои посулы. Филат обещал десятку — и даже этого «чирика» тоже нет. А ведь никто Филата за язык не тянул. Варяг знал, что Филат точно был готов перегнать ему бабки в Москву, но вдруг объявился его старый кредитор из Екатеринбурга и потребовал срочно вернуть должок. Так что Филату ничего не оставалось делать, как гнать баксы на Урал. Из Екатеринбурга! Варяг вдруг подумал, что такое странное совпадение не случайно и, похоже, в Екатеринбурге у него есть какой-то сильный противник, который внимательно следит за его действиями и при каждом удобном случае сует ему палки в колеса. Хорошо бы узнать кто…

Дорога резко пошла вверх. По обеим сторонам шоссе потянулись высокие горные хребты, вершины которых были затянуты плотным маревом дождевых туч. Варягу предстояло теперь миновать по перевалам номинальную границу Испании и очутиться на территории Андорры, крохотной республики, славящейся своими горнолыжными курортами, магазинами беспошлинной торговли и офшорными банками.

И тут он поймал себя на мысли, что державшийся позади него метрах в ста голубой «форд» уже минут двадцать как маячит в зеркале заднего вида. Владислав прибавил газу и заметил, что «форд» тоже ускорил ход. Что бы это значило? Впереди показался знак поворота. Владислав резко прижал машину к обочине и сразу же после поворота, свернув за выступ горы, резко затормозил, съехал на обочину и поставил «вольво» на посыпанную галькой площадку для отдыха. Через минуту из-за поворота вылетел голубой «форд» и пронесся мимо. Владислав успел заметить в салоне троих молодых парней в спортивных костюмах, все были в темных очках. Как по команде троица повернула лица в его сторону. И машина стала резко сбавлять скорость. Ну-с, что будем делать дальше? Варяг осторожно снял ногу с тормоза и стал медленно выезжать на шоссе. Ушедший вперед «форд» затормозил так резко, что его даже повело юзом. Потом машина стала давать задний ход.

Оружия при Варяге не было — он не имел права рисковать в своем положении. С собой он не взял даже миниатюрный «вальтер» в пластиковом корпусе с пластиковым спусковым механизмом, который можно было беспрепятственно проносить через «пищалки» спецконтроля в аэропортах. И теперь пожалел об этом.

 

Глава 7

Все лето Шота Черноморский почти не выбирался из своей «берлоги», как в шутку называл он подмосковную дачу в Дедовске. В свои пятьдесят пять он мог себе это позволить. Во-первых, потому, что его обширный бизнес и на Черноморском побережье, и на Кавказе, и здесь, в Москве, был так отлично налажен за последние двадцать лет, что его присутствия почти и не требовалось — весь контроль и учет вели выдрессированные им региональные смотрящие, верные, преданные и обязанные ему всем, даже собственной жизнью. Во-вторых, потому, что сейчас он был не совсем здоров: последнее время побаливало сердечко. А в-третьих, и в-главных, в последнее время стали одолевать грузинского вора сомнения и тревога: верно ли, что он ввязался в опасную игру против Варяга, не заигрался ли он на старости лет, и не копает ли он сам себе могилу? Не обманулся ли он, поддавшись на дешевые посулы этих интриганов из кремлевского аппарата? Не стал ли он игрушкой в их руках, в их стремлении оттереть новых лидеров от поддержки со стороны коронованных, со сто ны смотрящего? Как бы ему, старому опытному волку, самому не нарваться на капканы. Варяг ведь не травоядное, не пугливый олень. Он сам грозный хищник, обладающий поистине звериным чутьем на опасность и предательство. Последнее время Шота все чаще задумывался над своим тщательно скрываемым противостоянием с всемогущим смотрящим. Конечно, Варяг сейчас ослаблен. Но ведь сколько уже раз было, когда он вставал из пепла? Вот и сейчас уж больно подозрительно, что все замыслы Шоты и его подельников в отношении того, как уничтожить смотрящего России, заканчивались полным провалом. Просто мистика какая-то. Взять хотя бы прошлогоднее похищение его в ресторане «Золотая нива». Казалось бы, обо всем с эфэсбухой договорились, этот, как его, Алик, обещал ему полный карт-бланш, все подготовили, с ворами договорились, практически весь сходняк склонили на свою сторону — и на тебе, в последний момент все сорвалось: Варяга увезли в неизвестном направлении и вдобавок поперли воровскую кассу… Потом этот хитрожопый Алик долго ему мозги крутил, но так ведь ничего путного и не разъяснил. Гнида! Говорил, что Варягу каюк, что пора нового смотрящего готовить. Намекал на то, что не подумать ли ему, Шоте, о главной российской воровской короне. Дескать, нужно бы посоветоваться с правильными ворами. А уж кое-кто из властных структур поддержит. Но потом вдруг весной Варяг объявился, собрал большой сход. Воры побазарили и вроде как помирились. В тот раз пронесло, хотя уже тогда по наводке спецуры Алика Сапрыкина Шота организовал Варягу хлопушку под капот. Но и на этот раз вышла осечка. Хлопушка рванула, но с Варяга как с гуся вода. Чует за сто километров беду. А ведь Варяг не дурак — он же в конце концов просечет, чьи руки замесили это тесто. И тогда Шоте несдобровать… Как бы ему самому не пришлось спасать свою шкуру.

О Варяге как раз и шла речь сегодня вечером за накрытым столом у Шоты в Дедовске. Во главе стола восседал хозяин, по правую руку от него — Максим Шубин по кличке Кайзер, а по левую — Пантелей Востриков по кличке Паша Сибирский и дядя Толя. Собравшиеся неторопливо ели грузинские деликатесы, приготовленные Шотиной домработницей Тамарой, — душистое лобио из крупной черной фасоли и сациви из жирных курских бройлеров, фаршированные грецкими орехами крутобокие баклажаны, ароматное чахохбили из индейки — и запивали дорогими грузинскими винами, как любил говаривать Шота, третьей категории. Все вина Грузии, объяснил Шота гостям, делятся на три категории. Вина первой категории гонят для продажи в Москву. Вина второй категории — для экспорта в Европу. Ну а вина третьей категории — для себя. Эти последние самые лучшие. Сегодня Шота выставил «Напареули» и «Кварели» середины 50-х годов. Не то чтобы он решил расщедриться перед гостями: гости-то были не бог весть какие гурманы, чаще по жизни им приходилось хлебать тюремную баланду, — просто разговор предстоял очень серьезный и доверительный, и дальновидному грузинскому авторитету надо было хорошенько уважить присутствующих.

— Ну так что, льуди, будем решать с Варьагом? — заговорил Шота после слишком долгой паузы. — Времиа идет, а дэло не сдвинулось с мертвой точки.

— Сейчас он где? — спросил Максим Кайзер.

И Шота про себя усмехнулся: ну хитер, падла. Сам прекрасно небось все знает, да специально подначивает его, Шоту, чтобы потом, если возьмут его за жабры, свалить все на грузинского пахана.

— Так, навэрное, ты лучше всех в курсе, Макс, — с деланным удивлением отозвался Шота. — Твои же ребьята его пасут уже вторую недэлю! — Вот тебе ответный удар, дарагой Макс, теперь, если что, эти двое — Вован Тверезый и Сима — сдадут тебя Владику за милую душу. — Твои же ребьята, — повторил с нажимом Шота так, чтобы все слышали, — сели на хвост к его связному Сашке Турку… Ты разве нэ в курсе? А Варьяг ушел. Сегодня утром ушел…

Максим вроде как не понял, о чем идет речь, и простодушно продолжал:

— Варяг сильно попортил людям бизнес, особенно в регионах. Так что, я думаю, большого труда не составит убедить их в том, что Владислав Геннадьевич… — он сделал паузу, подыскивая нужное слово, — …регулярно не справляется со своими обязанностями. По новому КЗОТу его вполне можно уволить… с занимаемой должности… — И он хрипло захохотал.

— Да, — кивнул дядя Толя. — То, что Варяг просрал общак, славы ему и нам не прибавило. Люди недовольны. Насколько мне известно, он и у тебя бабки в долг просил? — Дядя Толя устремил на Шоту тяжелый взгляд из-под косматых бровей.

Шота улыбнулся и медленно вылил в глотку содержимое пузатого бокала на высокой ножке.

— Просил. А я обещал. Только хрен он от менья получил! Последнее времья я ему стал не верить. Так ведь и эти бы денежки профукал.

— Знаю. У других смотрящих регионов он тоже просил? — не унимался дядя Толя.

— Просил. Филат, друг его закадычный, посулил ему «чирик»…

— Да не смог передать — уральские и сибирские кредиторы вдруг навалились на нашего Филатика, дож стали с него требовать, — вмешался в разговор Паша Сибирский.

— Кстати, сибирские и уральские сильно осерчали на Игнатова! — подтвердил дядя Толя. — У него, я базар слыхал, какие-то странные делишки наладились с одним бывшим кумом уральской колонии строгого режима.

— Кстати, Варяг не так давно объявлялся на Урале, в Екатеринбурге. И наследил там, говорят, — вставил Паша.

— Как? — Максим был явно не в курсе.

Или опять ваньку валяет, подумал Шота, внимательно разглядывая розовые щеки Максима.

— Как раз в его приезд Ушанова замочили — вот как! — пояснил коротко Паша Сибирский. — И если верно люди толкуют, то это, скорее всего, Варяговых рук дело… Ушан был моим казначеем, вот что я вам скажу, люди, й мне эта история не нравится… С восемьдесят пятого года он мои дела вел на Урале. И Варягу я Ушана так легко не прощу!

— Ты не гарячис, Паша. Ушан сам нарвался на пулю, — махнул рукой Шота. — Не знаю, что там промеж них было, но знаю другое: ходили слухи, что Ушанов давно сидит на ментовском коште.

— Брехня! — отрезал Паша поспешно. — Ушан был мужик себе на уме — не стану отрицать, но чтоб он одним ухом к решениям сходняка прислушивался, а другим — к ментовским указивкам… не верю! — И при этом он бросил такой свирепый взгляд на Шоту, что тот вздрогнул: уж не в курсе, ли Паша Сибирский того, что сам Шота слушает — и не вполуха — ментовские наводки…

— Я думаю, льуди, верный путь такой, — начал он, уводя беседу из опасного русла. — Пускай Варьяг ищет общак. Пускай Варьаг найдет общак, а когда найдет, вот тогда можно будет собирать сход и решать вопрос по существу.

У кого-то приглушенно запел мобильный. Максим дернулся и, выхватив блестящую коробочку из нагрудного кармана, поднес к уху:

— Да, да, понял! Вы сейчас где? Ну, сидите тихо! — Максим отключил телефон и, положив на стол перед собой, накрыл рукой. — Только что Сашку Турка на Боровском шоссе грохнули. Расстреляли машину в упор из стволов.

— Да ну! — встрепенулся дядя Толя. Но, похоже, известие его ничуть не удивило.

— А я так думаю, что собаке собачья смерть, — криво ухмыляясь, отрезал Максим Кайзер, достал из кармана сложенный вчетверо листок бумаги, развернул его и черканул что-то ручкой. — Тут у меня в списочке все недавние покойнички помечены крестиком. В основном все из числа Варяговых друганов. Первым идет Михалыч, который еще прошлой осенью ушел в мир иной. Потом кое-кто из Михалычевых ребятишек, которых помаленьку помочили одного за другим. Потом Васька, Леху и Пашку грохнули в лесочке; А Быка, а Сему Лихого, а Пестрого — гляди, такая галерея! Вот и Саня Турок преставился. Теперь у Варяга и верных людей-то в Москве совсем не осталось. Да и по регионам не шибко. В Питере один Филат…

— Но Филат дэсятерых адын стоит, — веско возразил Шота.

— Верно. Но что, к питерскому смотрящему подхода нельзя найти? — скривил губы дядя Толя. — В северной столице ведь есть и другие серьезные люди, Шрам ведь не один там работал. Его пацаны остались не у дел. Они всегда, если что, помогут разобраться с Филатом. Но, видать, всему свое время. Теперь надо гонцов в регионы посылать, узнать, что они думают. Да и вообще в глубинке нужно проводить большую разъяснительную работу. Мол, так и так, смотрящий не смог уберечь воровскую казну России. Прошло уже вона сколько времени, а что он сделал для поисков общага? Шиш. А ведь ему же говорили умные люди: не высовывайся, Владик, со своими фирмами на обозрение, не лезь со своим «Госснабвооружением», опасное это дело. Но не слушал он нас — и вот печальный итог.

— А может, он сам на пропаже общага бабки наварил? Может, красиво развел нас на бабки? Не он ли сам все это организовал с офшорками? — встрял в дяди-Толин монолог Паша Сибирский.

Шота задумчиво поглядел на него:

— Может, и наварил, может, и организовал. А может, и нэт. Но примем за вэрсию, что да, наварил, да, организовал. Ведь к счэтам общага он нас давно нэ подпускал, и что там варьилось, ми нэ знаэм. Навэрное, что-то прилипло к рукам. Как это докажешь?

— Но если все же к исчезновению денег Варяг не был причастен, то все равно остается вопрос, откуда мы узнаем, нашел он общак или не нашел? — нервно заметил Максим. — Здесь без контроля за ним мы не обойдемся. Тем более что многие люди, как я посмотрю, ему не доверяют.

— Что касается контроля за Варьагом и общаком, то у мэниа есть вариант, льуди. — И Шага разлил вино по пустым бокалам. — Вот за этот вариант ми и выпьем, друзьа!

 

Гпава 8

…Пятясь и виляя, голубой «форд» поравнялся с «воль-во» Варяга.

Сидящий справа от водителя пассажир — черноволосый пацан лет двадцати, — приопустив стекло и нагло лыбясь, гаркнул на плохом английском:

— Ты что, сильно торопишься, сеньор?

— А ты что, сильно любопытный? — мрачно процедил Варяг, все еще не понимая, к чему этот разговор и что это за молодняк в голубом «форде».

— В Андорру едешь? — настырничал парень. Его правая рука скользнула за пазуху и там застыла.

— Что-то я не понял. — Владислав ударил по тормозу, так что «вольво» клюнул капотом и остановился как вкопанный. — Вы кто такие?

— Дорожный патруль, сеньор, неужели непонятно! — Пацан снял очки и хохотнул. За ним загоготали остальные.

Так, теперь все ясно. Он даже повеселел. И кто сказал, что это только в России бомбилы лютуют на пустынных шоссе и ерошат и обчищают одиноких автомобилистов? Владислав угрожающе улыбнулся и тихо сказал по-русски:

— Ну, лохи, держитесь, сейчас вы, блин, у меня цыганочку жопой спляшете!

Незадачливые испанские бомбилы, не поняв ни слова, обалдело смотрели на разъяренного русского. Они не успели ничего сказать, как чистенький «вольво» сорвался с места и занял позицию на середине шоссе, на самой осевой. Голубой «форд» тут же устремился следом.

Варяг уверенно держал руль левой и поглядывал по сторонам, ища взглядом не слишком крутой и глубокий обрыв. Убивать этих наглецов ему не хотелось, но и спускать это с рук ему не позволяла врожденная гордость. Действовать надо было быстро и решительно, пока на дороге не появились свидетели, — не хватало ему сейчас, только вляпаться в разборки с испанской дорожной полицией. Сразу же начнут с выяснения личности и проверки паспорта, а там хрен его знает, во что все это выльется…

Впереди слева за поворотом показалось широкое ущелье с пологим склоном, поросшим кустарниками. «Годится», — отметил про себя Владислав. Он сбросил скорость, дал «форду» приблизиться и обойти свой «вольво», а потом, резко тормознув, на мгновение вывернул руль. влево. Этому маневру Варяга когда-то научил Петря Паровоз — его старинный казанский корешок, который был непревзойденным мастером ставить лохов-автомобилистов на счетчик: Петря разъезжал по городу на новеньком «фольксвагене» и как бы невзначай впендюривался в какую-нибудь «волжанку», а потом сшибал с перепуганного хозяина бабки «на ремонт». Петря делал ДТП ювелирно: он легонько «бортовал» свою ничего не подозревающую жертву, так что его «фолькс» отделывался легкой царапиной, но и этого было довольно для успешного базара… и разводки очередного лоха на деньги.

Вот и теперь Владислав пощадил «вольво» и так аккуратно поцеловался с голубым «фордом», что, на левом бампере арендованного седана осталась едва заметная царапина. «Форд» же, который мчался на приличной скорости, отскочил в сторону, как бильярдный шар, на полном ходу вывалился в овраг и поюзил, ломая кусты, вниз по склону… Варяг проводил незадачливых испанских бомбил взглядом и, не останавливаясь, как ни в чем не бывало продолжил свой путь. До цели оставалось рукой подать.

* * *

Минут через сорок вдалеке появился первый придорожный щит с надписью: Welcome to Andorra. «Вольво» проскочил пустой пограничный пост, и Владислав лишь заметил в стороне от дороги группку военных, толпящихся вокруг дымящегося мангала. «Славные андоррские пограничнички!» — усмехнулся Владислав, вдавив акселератор до упора. Через полчаса он остановил машину у дверей приземистой «стекляшки» с аккуратной бронзовой табличкой «Первый национальный банк Андорры» и, прихватив барсетку, легко выпрыгнул из салона.

В вестибюле банка его встретил неподвижно стоящий перед толстой стеклянной дверью мрачный сонный швейцар-охранник в синей униформе и с большой серебряной бляхой на груди. Увидев пластиковый квадратик-удостоверение VIP-клиента банка, он расцвел в улыбке и распахнул дверь перед посетителем.

Владислав был здесь впервые и потому сразу же шагнул к окошку с надписью «Информация».

— Я бы хотел узнать состояние своего счета, — обратился он по-английски к немолодой ухоженной женщине за стойкой.

— Какой счет? — вежливо уточнила та.

— Номерной. Точнее, их несколько — пять.

Сотрудница банка оживилась.

— Тогда, сеньор, вам в третье окошко, пожалуйста! — широко и весьма угодливо улыбнулась она и нажала кнопочку у себя на столике. Владислав увидел, как над третьим окошком тут же замигала красная лампочка.

— Назовите, пожалуйста, номера ваших счетов, — любезно попросила девушка в очках без оправы, обслуживающая за третьей стойкой. — Карточки доступа у вас при себе?

Варяг кивнул и назвал пять семизначных номеров, достал из бумажника пять пластиковых карточек и, вставив одну в прорезь терминала, провел снизу вверх. Девушка, деловито нахмурившись, поколдовала над своим компьютером и подняла на важного клиента разочарованно-удивленный взгляд:

— У вашего счета нулевой баланс…

— Знаю, — Варяг понизил голос. — Полагаю, на прочих четырех счетах ситуация такая же. Дело в том, что, как вы можете видеть, это корпоративные счета, и их недавно обнулили… Я бы хотел узнать, кто провел операцию и, главное, куда ушли средства.

Девушка с сомнением покачала головой:

— На этом счету был очень большой остаток. И в течение прошлого года очень интенсивное движение средств. Вы ведь знаете?

— Да, я знаю, — чуть раздраженно заметил Варяг. — Я знаю, что на какой-то момент к июлю прошлого года остаток этого счета составлял около полутора миллиардов американских долларов. То же и на других четырех счетах. Так я могу у вас узнать, кто и куда перевел остатки с этих счетов?

— Это конфиденциальная информация…

— Даже для меня? Вы же видите, там указано, что я являюсь основным распорядителем этих счетов. И еще господин Валери! — «Валери» был паролем доступа к этим счетам бывшего главного бухгалтера «Госснабвооружения» Валерия Петровича Авраменко.

— Да, да! — по-детски радостно воскликнула девушка. — Операцию осуществил господин Валери. Во всяком случае, в компьютере остался именно его код доступа.

Ага, значит, все-таки неизвестный кидала воспользовался паролем Авраменко. Неужели Аврик скурвился? Или все же утечка информации произошла другими каналами? Что ж, хорошо, в любом случае круг поисков сужается…

— Но чтобы осуществить такую серьезную операцию, вы должны были зафиксировать личные данные господина Валери!

— К сожалению, я не владею информацией относительно данного вопроса. Для разъяснений вам следует обратиться к управляющему или его заместителю. — Девушка подняла руку и вытянула в направлении служебной двери унизанный золотыми кольцами тонкий пальчик. — Я ничем не могу вам помочь, данные вопросы не в моей компетенции, извините.

Варяг развернулся в указанном тонким пальчиком направлении и увидел за стеклянной перегородкой две одинаковые двери с блестящими табличками «Заместитель управляющего» и «Управляющий».

Начнем с заместителя, решил Владислав, тем более что этот малый, по имеющейся оперативной информации, был замешан в нескольких, пусть и незначительных аферах. Но самое главное, следя за ним последнюю неделю, частные детективы, нанятые Маркусом, выяснили, что этот хмырь спит с женой своего управляющего.

Постучав в дверь и войдя в кабинет, Владислав без приглашения сел на вертящееся кресло перед столом заместителя управляющего.

Удивленный столь странным поведением клиента, банковский служащий, привыкший к исключительной корректности в отношениях, оторвался от своего компьютера и, ничего не понимая, уставился на Варяга, выдавив из себя лишь фразу:

— Чем могу быть полезен, сеньор?

Сухо поздоровавшись, Владислав Геннадьевич кратко изложил суть дела и выразил крайнее удивление столь неосмотрительной работой банка со счетами крупного клиента.

— Я в курсе той операции, — начиная понимать, в чем дело, стал объяснять банкир, нервно поправляя и без того тщательно уложенные волосы и продолжая изображать на лице искусственную улыбку. — Такие крупные сделки — редкость даже в нашем банке! Но я, к сожалению, ничего не могу сказать больше, поскольку, по правилам нашего банка, это строго конфиденциальная информация, даже для вас, поймите меня правильно, господин… э…

— Сучков! — Владислав не мигая смотрел в быстро бегающие маленькие глазки. Ему все больше и больше не нравился этот постоянно улыбающийся деланной улыбкой явно двуличный тип. С другой стороны, с такими всегда легче договориться или взять на понт. Стоят они недорого. «Сколько же в мире продажных тварей! — подумал Варяг. — С этим тоже, скорее всего, проблем не будет. Надо только помахать у него перед носом морковкой — и осел вывезет куда надо».

— Я приехал из России, если вас это интересует, — на всякий случай добавил Владислав, чтобы усилить образ и заставить интенсивнее работать воображение собеседника. Он не сомневался, что этот ушлый банковский чиновник хорошо знает, что такое русская мафия, и читал о всяких страшных историях, связанных с ее международной деятельностью.

Глазки прилизанного банкира превратились в щелочки, холеные щечки залоснились.

— Господин Сучков, наш банк гордится своей безупречной репутацией…

— Бросьте! — оборвал его «господин Сучков». — Какая там репутация! Вы знаете, что никакой репутации у вашего банка нет. И я это знаю. И вы знаете, что я это знаю. Не заставляйте меня напоминать вам о сделке с колумбийскими наркодельцами. Сделка, конечно, была не бог весть какая, но на пару лет потянет, если я вам помогу. Так что давайте ближе к делу, я тороплюсь. — У Варяга желваки заходили под кожей. — Мне нужна ваша дурацкая конфиденциальная информация о моих — подчеркиваю: моих — пяти номерных счетах в вашем сраном банке. К тому же я готов эту информацию купить. Я ясно выражаюсь?

Управляющий, никак не ожидавший столь резкой перемены тона и темы разговора, нервно сглотнул слюну, но все еще пребывал в сомнении, ибо в той махинаций его роль была мизерной, а вся инициатива принадлежала его коллеге, ведающему по работе с наличностью.

— И еще, любезный, — продолжил Варяг, — чтобы вам легче думалось, вспомните хорошенько, с кем вы спали в прошлый четверг. Надеюсь, этого вам достаточно, чтобы сейчас не наделать глупостей и не вызывать полицию.

Ошеломляющая осведомленность русского окончательно склонила чашу весов, и, судя по мельтешащим глазкам банкира, Варяг понял, что вопрос теперь лишь в цене. А чтобы парень не мучился, он взял инициативу на себя.

— Десять тысяч наличными. Сейчас. Из рук в руки. — И Варяг многозначительно помахал перед лицом честного банкира пухлой барсеткой.

Заместитель управляющего ни слова не говоря, повернулся к компьютеру, и его толстенькие пальцы проворно зацокали по клавиатуре. Через пару минут, отыскав в базе данных нужную информацию, он сообщил:

— Готово… — И он искоса поглядел на клиента, потом мазнул взглядом по лежащей на столе барсетке. — Операции по счетам были проведены в один и тот же день — четвертого августа. Затребовал операции некто господин Усов. Павьел Павловьич Усов.

— Не понял?! — Владислав даже привстал и, заглянув в монитор, увидел там непонятные ряды цифр и букв. — Усов? Кто такой Усов? — Фамилия была абсолютно незнакомая. — И куда он перевел средства?

Толстые пальцы щелкнули по клавишам.

— Деньги переведены на различные номера в девяти банках. Самые крупные ушли на счета в «Бэнк оф Нассау».

— И что это за банки? — спросил Владислав, многозначительно вынув из барсетки тугую пачку стодолларовых купюр.

Управляющий глупо заулыбался, взглянул через плечо «господина Сучкова» в операционный зал и, нагнув голову, произнес почти шепотом:

— В Люксембург, Лихтенштейн и Швейцарию. Номерные счета. Я полагаю, это было сделано для того, чтобы запутать следы и налоговые органы. — Он выпрямился и громко добавил: — Но сразу хочу вас предупредить: ни номера счетов, ни коды доступа и пароли нам не известны. После операции номера таргет-счетов по особому договору с клиентом были немедленно стерты из памяти нашего главного компьютера.

Смотрящий России устало откинулся на спинку кресла.

— Что еще за таргет-счет? — рассеянно спросил он, размышляя о том, кто такой этот, черт его побери, Усов, и как добраться до Нассау, и где там искать этот хренов банк, и как разобраться в сложнейшей подноготной хитроумной системы мирового офшорного бизнеса. Варяг отдавал себе отчет, что все эти банки, как и «Бэнк оф Нассау», на самом деле могут оказаться просто адресами в Интернете — и все. А тогда ищи ветра в поле!..

— …Так у нас называются счета, куда переводятся средства со счетов банков-посредников, — донесся до его слуха угодливый ответ улыбчивого банкира.

— А? Чего бормочешь? — грубо переспросил Варяг.

— Я объясняю вам, что такое таргет-счет, — с неизменной сладкой улыбкой повторил заместитель управляющего и многозначительно ввинтил взгляд в барсетку странного и вместе с тем очень сурового русского гостя.

Владислав встал.

— И это вся информация? — в упор посмотрел он на притихшего банкира. — Такая информация вряд ли стоит десяти кусков. Вот тебе пять штук — и будь счастлив. Скажи спасибо, что у меня хорошее настроение сегодня, а то сидеть бы тебе, красавец, на нарах как пить дать. Хотя что ваша тюрьма по сравнению с российской зоной — так, санаторий. — С. этими словами он бросил перед заместителем управляющего «Первым национальным банком Андорры» пачку зеленых сотенных купюр с портретом важного американского старика в парике.

Выйдя из кабинета и пройдя вдоль стеклянной стойки, Варяг кивнул на ходу даме в третьем окошке и, криво улыбнувшись охраннику у дверей, покинул банк.

Что ж, по крайней мере, у него теперь есть кое-какие зацепки. Одна — господин Пал Палыч Усов, вторая — «Бэнк оф Нассау», третья — таргет-счета в Люксембурге, Лихтенштейне и Швейцарии. Зацепки не бог весть какие, но все же… Теперь, во всяком случае, можно расставлять хоть какие-то флажки и начинать охоту. Нужно подключать к делу все силы. Задействовать людей из тех, кто поселился в Европе и в Штатах. Подключать своих, кто остался в России. Жаль, что проверенных жизнью, верных не так уж много, но зато каких! — нужно обязательно отставных разведчиков. Этих крутых парней Чижевский любил называть «тройкой нападения». Сержант. И несомненно, верный Гепард. На них можно положиться на все сто. Эти не подведут. И без сомнения, всю Европу и все Штаты на уши поставят, но дело доведут до логического конца.

Хотя на этот раз задача очень непростая: это вам не силовая операция, не мордобой и не заказ на уничтожение. Здесь работа интеллектуальная, тонкая, требующая колоссальных знаний.

Единственное, что успокаивало Варяга, что кроме интеллекта для решения этой сложнейшей задачи он мог задействовать еще и серьезные деньги. А на диком Западе деньги имели оч-чень большое значение. Начинать поиски нужно было бы, конечно, с самых больших сумм, а, значит, это очень кстати совпадало о личными планами Варяга. И, учитывая все обстоятельства, пересечь Атлантику требовалось незамедлительно: каждый день был на счету. Последний раз в Нью-Йорке Варяг был около года назад. С помощью своего нью-йоркского управляющего Билли Лайла, который занимался делами целого ряда фирм, находящихся под контролем смотрящего, Варяг осуществлял продажу компании «Интеркоммодитис». Деньги нужны были срочно. Фирма была продана за пятнадцать лимонов, бабки переведены в Будапешт. Расставаться с «Интеркоммодитис» Владиславу Геннадьевичу было жалко, очень жалко, ведь как-никак это первая американская фирма, созданная им для сохранения и пополнения российского общака. С «Интеркоммодитис» законный вор Варяг начал легализовать воровской бизнес, постепенно превращая криминальные деньги в легальные, а сам он стал превращаться в весьма респектабельного бизнесмена Владислава Игнатова. Расставаться со своим детищем Варягу не хотелось. Но, с другой стороны, может, оно и к лучшему: теперь ничто не связывало его с фирмой, название которой три года назад попало на первые полосы всех ведущих американских газет, освещавших скандал с арестом в Сан-Франциско господина Игнатова. Такой шлейф Варягу был, конечно, ни к чему. В Штатах, в Канаде и Мексике были еще четыре крупные фирмы, объединенные под единой крышей компании «Интертрейд корпорейшн», которые фактически делали то же, что и «Интеркоммодитис». Отмывая деньги воровского общака, они занимались тем не менее успешно реальным бизнесом самого широкого профиля, начиная от производства куриных окорочков до стального проката. Обороты у компании были внушительными даже по меркам Соединенных Штатов.

Но в связи с последними бурными событиями в Москве Варяг несколько утерял связь с «Интертрейд корпорейшн» и плохо представлял состояние ее дел. Так что встреча с Билли была просто необходима. К тому же требовалось побывать и в Будапеште, чтобы оформить перевод вырученных за «Интеркоммодитис» пятнадцати миллионов на счет одной из проверенных фирм Канады.

Варяг возвращался в Барселону. Заходящее солнце висело над зубчатым хребтом. Панорама потрясающей красоты открывалась с высоты горной трассы. Проскочив по-прежнему пустующий пограничный пункт, Варяг посмотрел на часы: без двадцати шесть. Значит, в Москве — без двадцати восемь вечера. Притормозив у обочины, он достал сотовый и ровно без пятнадцати позвонил в Россию — на «Нокию» Чижевского.

 

Гпава 9

Все пока шло по плану. Калиныч переслал на мобилу условную записку «все на месте», что означало: «волжанка» с двумя инкассаторами и одним с виду лоховатым охранником отчалила от супермаркета «Пятачок» на Полковой улице ровно в половине седьмого. Так оно всегда и бывало. В предыдущие пять дней Калиныч вел наблюдение за этой раздолбанной «волжанкой», сидя за кружкой пива с шести до семи в летней кафешке рядом с центральным входом в супермаркет. А Хорь с Бугром в это самое время ошивались у мебельного на углу Петровки — напротив серой пятиэтажки «Объединенного кредитного банка», куда грязно-желтая «волжанка» каждый вечер привозила дневную выручку. Появлялась инкассаторская тачка в промежутке от без десяти до без пяти семь. Из «волжанки» вылезали инкассаторы, волоча сизый брезентовый мешок с бабками. За ними, то и дело оглядываясь по сторонам, шагал охранник лоховатого вида. Маршрут «волжанки» за эти пять дней был тоже изучен досконально. От «Пятачка» на Полковой инкассаторы гнали кружным путем к Садовому кольцу и через Малую Дмитровку — прямиком на Петровку. Машина все время двигалась по оживленным улицам, и там ее было не достать. Но почти сразу после Полковой — минуты через три — она сворачивала в переулок Машиностроителей и секунд двадцать колдыбасилась по разрытой дороге мимо строящегося многоэтажного гаража… Это был подходящий участок пути, где инкассаторов с бабками можно было взять за жабры. И здесь-то, на пустующей стройплощадке, затаились Бугор с Хорем…

Бугор подцепил Калиныча и Хоря в открытой пивной на бульваре перед кинотеатром «Россия». Дня через три после неудачного налета на квартиру ментовского полкана, налета, закончившегося настоящей мокрухой, Бугор в растрепанных чувствах приперся на Тверской бульвар, чтобы найти сучару Ленчика и отпиздить его по полной программе за гнилую наводку. Да Ленчик, видать, прознав про убийство Соловьева, наложил полные штаны и слинял. Во всяком случае, на Тверском его не было ни в тот день, ни в последующие. И Жорки тоже нигде не было. Жорка — Джокер, напарник, базарил, что собирается к себе домой в Верхнеполоцк, или как он там называется… Теперь ищи ветра в поле. Зато Бугор закорешился с этими двумя хмырями — Витюхой Хорем и Мишкой Калинычем: так они себя называли. Бугор, правда, понять не мог, чего это они при этом так лыбились, точно шутку какую рассказали, а он якобы не врубился. Так вот, он в тот вечер подсел с пластиковым стаканом «Балтики» за столик к этим самым Хорю и Калинычу, завязалась беседа, и слово за слово выяснилось, что оба они опытные бомбилы, домушники и у обоих по два срока отсидки имеется. Бугор обиняками поведал им историю неудачного ограбления ментовского полковника, а они, оказывается, были в курсе, в газетенке «Московский вестник» статейку читали — и про «голубые» дела убитого, и про то, что в квартире ничего не пропало, кроме какой-то стеклянной фигурки. «Следаки хер кого найдут», — уверенно заметил тогда Хорь. «Почему?» — как бы удивился Бугор, а сам навострил уши. «А потому как улик нет — раз ничего в хате не взяли, а только хозяина замочили, как же этих мочильщиков найдешь?.. — веско излагал Витюха. — Кто ж тут будет искать, коли ни украденных вещей, ни отпечатков, ни свидетелей?» Бугор намотал эти слова на ус и осторожненько начал прощупывать почву насчет того, не согласятся ли его новые друганы провернуть одно верное дельце. Те вроде были не прочь. И при встрече на следующий день на том же самом месте Бугор предложил им свой план, который уже недели две как обмозговывал.

История его выглядела так.

Шел он, — дескать, вечерком мимо «Объединенного кредитного банка» по Петровке и заметил видавшую виды «Волгу» перед входом. А на боку у «Волги» надпись: «Инкассация». И вспомнил, что точно такую же «Волгу» — а может быть, даже эту самую — он недавно видал на Полковой около супермаркета. Бугор там рядом «однушку» снимал в новостройке. Он быстро связал оба факта, и ему в голову пришла шальная мысль: а не грабануть ли эту машинюшку. Бабок-то в ней небось немерено перевозят. Вот и стал он изучать ситуацию. Хорю и Калинычу такая история понравилась. Особенно им показалось клевым место у новостройки.

— Там точно перевозчиков бабок можно бомбануть, — заключил Калиныч.

И вот сегодня дело было вроде как на мази.

Бугор спрятал сотовый в карман и мигнул Витюхе Хорю. Тот уже переоделся.

— Давай! Ни пуха! — шепнул Бугор и легонько ударил напарника по плечу. — Лишь бы Калиныч поспел вовремя!

* * *

Сослуживцы называли инкассаторов Эдика Петренко и Кима Старкова не иначе как Толкин и Гоблин, а постоянно сопровождавшего их охранника Сережку Прохорова — Гремлином. Никто уже и не помнил, как и почему к ним прилипли эти кликухи, взятые из известных фантастических романов, но иначе этих трех худых и чем-то очень похожих друг на друга парней не называли. В день банковская бригада делала четыре ездки по крупным магазинам в спальных районах Москвы. Каждый вечер в полседьмого Толкин и Гоблин стучали условным стуком в запертую дверь кабинета главного бухгалтера супермаркета «Пятачок», им открывали, они протискивались с пустым инкассаторским мешком внутрь и, буркнув приветствие, садились на два стула у двери. Они молча смотрели, как главбух заканчивала пересчитывать сданную выручку — за день доходило до двух миллионов, потом собственноручно складывали аккуратно перетянутые пачки банкнот в мешок, завязывали, опечатывали и так же молча уходили.

Сегодня — в пятницу — выручка составила немногим меньше трех миллионов рублей, и сизый инкассаторский мешок напоминал туго набитую боксерскую грушу. Толкин и Гоблин, как полагалось по инструкции, шагали впереди, Гремлин топал за ними.

«Волга» отъехала от супермаркета и, вильнув мимо внезапно тормознувшего «жигулька», рванула по Полковой, свернула в переулочек, где посреди пустыря торчала железобетонная коробка гаража, и тут водитель Андрей чертыхнулся сквозь зубы и ударил по тормозам.

Посреди переулка, перегороженного заградительными пластиковыми чушками, сидел хмырь в рабочей робе и как ни в чем не бывало вытряхивал сапог. Андрей высунулся из окна и гаркнул:

— Э, приятель, нашел место! Давай уползай, а то задавлю!

Рабочий лениво поднял чумазое лицо и отбрехался:

— Да хуль задавишь! Подождешь — не цаца! Во ща обувку опорожню… — и продолжал неторопливо выбивать из сапога мелкие камешки.

— Давай, Андрюха, не стой — объезжай этого мудилу! — вякнул старший смены.

— Да как же я его объеду? Видал, какое тут сужение дороги, а этот гад сел прямо посреди…

Но он не успел договорить, потому что внезапно сзади к его дверце подскочил здоровый мужик с монтировкой и без лишних слов сквозь открытое окно ударил его в висок. Водитель инкассаторской «Волги» сразу отрубился и, упав лицом на руль, медленно стал съезжать набок. Сидящий рядом охранник, как загипнотизированный, оторопело глядел на «работягу», который успел уже натянуть сапог, резко выхватил из-за пазухи пистолет и, в одну секунду оказавшись у правой передней дверцы автомобиля, проорал:

— Всем не двигаться.

Гремлин намеревался было достать свой «Макаров», да сразу вспомнил, что опять оставил ненужную пушку в сейфе. Вот мудак! Лихорадочно соображая, что ж теперь делать, он явно запаниковал. Косивший под «работягу» действовал весьма решительно. Не раздумывая, он шарахнул стволом по стеклу так, что осколки брызнули в салон, на колени и грудь Гремлину.

— Я сказал: никому не дергаться, суки, — для верности еще раз проорал налетчик с пистолетом, нацелив его на сидевших в машине.

Оба инкассатора на заднем сиденье вообще не сразу врубились в ситуацию. Остолбенев, они сидели не шелохнувшись. Вид нацеленного оружия привел их в трепет. Серега же Прохоров в это время нащупал во внутреннем нагрудном кармане небольшой прямоугольничек пейджера-радиомаяка — стоило только нажать на кнопку, и в ближайшем отделении милиции тотчас должен раздастся сигнал тревоги, а радиосигнал укажет точное место происшествия. Сквозь ткань пиджака Гремлин нащупал пальцем единственную кнопку и незаметно надавил на нее…

В этот момент из ступора вышел сидевший справа на заднем сиденье инкассатор Эдик Петренко. Не обращая внимания на пистолет в руке противника, он резко толкнул дверцу, выскочил наружу и молча бросился на налетчика. Тот, явно не ожидая такой прыти, даже не успел толком отреагировать и лишь неловко взмахнул пистолетом, но Толкин, коротко размахнувшись, впечатал свой натренированный кулак прямо в левую скулу бандиту. Бугор, а это был он, откинулся и, охнув, повалился навзничь, выронив пистолет на усыпанную щебенкой мостовую.

Тут Хорь, обежав «Волгу», успел на подмогу напарнику и со всего маху шарахнул оборзевшего инкассатора монтировкой между лопаток. Потом он подобрал пистолет и снова нацелил его на пассажиров «волжанки». Второй инкассатор так и не успел вылезти из салона. У него на коленях лежал мешок с деньгами. Ким Старков округлившимися глазами молча наблюдал картину кровавой драки, с ужасом отмечая, как хлещет кровь из виска завалившегося набок водителя, как кровь заливает сиденье, превращаясь в бурую кашицу, как падает от страшного удара Эдик.

Сзади, со стороны Полковой улицы, послышался шум автомобильного движка. Старков оглянулся и увидел сквозь заднее стекло, что к инкассаторской машине на скорости подкатил синий «москвичок».

За рулем «москвичка» сидел Калиныч — третий участник налета на инкассационную машину «Объединенного кредитного банка». Двадцать минут назад он угнал эту машинюшку со стоянки. Калиныч опаздывал, а потому гнал автомобиль во весь опор. Он подогнал «москвич» вплотную к «Волге», выскочил и, сразу же оценив ситуацию, прохрипел:

— Ну че телитесь, живо берем мешок — и делаем ноги!

Предоставив Хорю возможность самому подниматься после мощного удара в челюсть, Калиныч сунулся в распахнутую заднюю дверцу и, грозно размахивая перед носом у растерявшегося инкассатора финкой, приказал:

— Ну ты, олух, мешок с бабками давай!

Гоблин молча глядел на налетчика, но мешка из рук не выпускал.

— Ты че, гондон, оглох? Второй раз я те должен говорить: мешок гони, или тебя пописать? — рявкнул Бугор, хватаясь за инкассаторский мешок.

И тут со стороны Полковой донесся протяжный вой ментовской сирены.

— Твою мать! Этого еще не хватало! — заволновался Бугор, суетясь у передней двери «волжанки». — Менты-то откуда взялись?

Он тоже подскочил к задней дверце с другой стороны «Волги», распахнул ее и, согнувшись в три погибели, тоже вцепился в инкассаторский мешок обеими руками.

Бугор, кряхтя и сопя, в конце концов вырвал увесистый мешок из рук упрямца на заднем сиденье и потащил его в «москвич». Хорь, Бугор и Калиныч уже успели вскочить на сиденья краденого автомобиля, но тут в один миг впереди показались сразу три милицейские тачки: два «жигуля» и «нива». Все три машины двигались с включенными мигалками, издавая истошный вой сирен. Визжа тормозами, они остановились прямо перед выпотрошенной «волжанкой». Из них высыпало человек восемь, а то и десять вооруженных ментов с автоматами.

— Всем стоять! — проревел командир группы, плотный старлей с одутловатым лицом. И для верности пустил очередь в воздух из «калаша». — Кому сказано, суки, стоять! А то всех перестреляю на хрен! — Метнув взгляд сначала на «Волгу» с распахнутыми дверцами, а потом на «москвич», он сразу понял, где потерпевшие, а где налетчики, и отдал короткую команду своим бойцам. — Блокировать этот «москвич» сзади, да смотрите там — дебилы, похоже, вооружены!

Хорь, Калиныч и Бугор точно окаменели. Свалившиеся точно с неба менты сломали весь кайф. Дело-то было совсем на мази. Еще минута, да какая там минута — полминуты — и они бы уже мчались по Полковой в сторону ВДНХ… А еще через часок засели бы где-нибудь в подмосковном укромном ресторанчике и делили бы добычу. А теперь — все, шандец. Хорошо хоть пушки у них «детскомировские», ненастоящие. А то бы совсем хреново было… Хотя водиле вон они бошку серьезно подпортили. Да и вон того, длинного, между лопаток крепко отоварили.

— Выходи по одному! — бросил в салон «москвича» рослый омоновец с наполовину обожженным лицом. — И без глупостей, падлы! Стреляю на поражение без предупреждения!

Трое налетчиков без особого энтузиазма вылезли наружу. Их тут же поставили раком у капота синего «москвича». Обыск дал благоприятные д ля группы захвата результаты. Из карманов троих задержанных извлекли и разложили на капоте два пистолета-пугача, финку, два мобильных телефона, бумажку с расписанием движения инкассаторской «Волги» между супермаркетом «Пятачок» и «Объединенным кредитным банком». На заднем сиденье обнаружили окровавленную монтировку. Ну и еще какую-то мелочь, не имеющую отношения к Делу.

— Хе, налицо сговор и тщательно подготовленное ограбление! — пробурчал командир спецгруппы, и его одутловатая физиономия расплылась в довольной усмешке. — Лихо сработали парни. Всем объявляю благодарность с занесением в личное дело! Раненых давайте быстро в больницу. А этих в «воронок». — И, обернувшись к стоявшему рядом с ним сержанту-блондину в камуфляжной шерстяной шапочке, он подмигнул: — Чуешь, Паршин, внеочередной отпуск наверняка получишь, съездишь в свой Верхнепинск к мамаше в гости! А нам варенья привезешь к чаю. И пирогов. Маманя твоя классно их готовит. Тэ-эк! Тэ-эк! А это у нас что? — Командир осторожно взял с капота стеклянную обезьянку, которая бесстыдно топорщила длинный красноголовый член. — Чей сувенир? — поинтересовался старлей и обвел взглядом налетчиков. — Чья обезьяна?

Налетчики хмуро молчали.

— Паршин! У кого достали?

— Вон у этого! — с готовностью ответил уроженец Верхнежопинска и указал на Бугра.

— Документы есть? — коротко бросил командир.

Паршин задумчиво смотрел на похотливую обезьянку и точно не расслышал вопроса.

— Документы у него есть? — повысил голос старлей.

— Товарищ старший лейтенант, — пробормотал Паршин тихо, склонившись к уху командира. — Обезьянка… С членом…

— Сам вижу, что с членом. Не слепой. Что, понравилась статуэтка? — хохотнул старлей, обнажив верхний ряд стальных зубов. — Может, кто отсосать ей захотел?

— Да нет… Я тут на днях читал в «МК» статью про одно убийство, — смущенно пояснил Паршин. — На прошлой неделе одного полковника замочили… и из квартиры у него похитили обезьянку из прозрачного стекла, с «эрегированным членом»… там так было сказано.

— Полковника? С эрегированным членом? — все еще ничего не понимая, с усмешкой повторил старлей. — Ну и что?

— Как «что»? — Паршин вопросительно поглядел на командира. — Так вон же она, эта самая обезьянка. С членом…

И тут только, до старлея дошел смысл сказанного.

Он мигнул двум омоновцам и тихо приказал:

— Этого любителя обезьян посадить отдельно от тех двоих. Давайте в мою «ниву» и мигом на Петровку. Похоже, в нашу сетку попала серьезная рыба. Тут мокрым делом пахнет.

* * *

Через два часа сорок минут задержанный Бугров Сергей Данилович сидел в пустом кабинете старшего следователя Московского уголовного розыска майора Капитонова и перечитывал записанные с его слов показания. А в соседнем помещении майор Капитонов беседовал с генерал-полковником Урусовым, который приехал лично допросить задержанного. Капитонов не понимал, с чего это к задержанному на месте преступления лоху такой интерес со стороны крупного эмвэдэшного чиновника. Но службу он свою знал, лишних вопросов задавать не привык и оставил генерал-полковника наедине с задержанным.

Евгений Николаевич сидел на стуле напротив Бугрова и некоторое время молча изучал подозреваемого. На вид тому было лет сорок. Лицо хмурое, без особых признаков интеллекта. Руки грубые, рабочие. Словом, по всем внешним признакам — дилетант. Не профессионал. Интересно, как он вышел на Соловьева, если, конечно, это именно он, Бугров, был в тот роковой день в квартире у Юры. С Бугрова уже сняли отпечатки пальцев, и генерал Урусов успел ознакомиться с результатами дактилоскопии. В картотеке эти отпечатки не числились. Дилетант…

— Откуда у вас эта стеклянная обезьянка, Бугров? — недобрым голосом спросил, как ножом пырнул, Урусов. Имея большой опыт ведения допросов, он знал, что допрашиваемого надо огорошить первыми двумя-тремя фразами, сбить с толку, запугать — и тогда дело пойдет как по маслу.

Бугров едва заметно вздрогнул, и от цепкого взгляда Урусова эта реакция подследственного не ускользнула.

— Нашел! — глухо брякнул налетчик.

Но Урусов, не давая допрашиваемому опомниться, продолжал задавать вопросы, не обращая внимания на ответ.

— На этой фигурке обнаружены отпечатки ваших пальцев, Бугров. На этой же обезьянке обнаружены отпечатки пальцев еще одного человека. — Урусов сделал долгую паузу. Это был не просто эффектный риторический прием, а действенный инструмент психологического давления. — Отпечатки пальцев хозяина одной квартиры, Бугров… где произошло убийство… — Пауза. Бугрова снова передернуло, на сей раз заметнее. — В той квартире, Бугров, был видеомагнитофон. Помните? — Урусов перегнулся через стол и заглянул допрашиваемому прямо в глаза. В глазах бился страх идущего на бойню барана. — Вы его включали, смотрели видеокассету с записью. Там, на видеомагнитофоне, обнаружены ваши отпечатки пальцев…

— Не было там никаких отпечатков! — взорвался Бугров. — Не было и быть не могло!

Урусов вздохнул с облегчением: так, прокололся, идиот, сволочь, убийца. Косвенно признался, что орудовал там, но в резиновых перчатках! Но это генерала сейчас совсем не интересовало.

— Там, Бугров, был не только видеомагнитофон, там еще была видеокамера. Вмонтированная в стену прямо над кроватью. Она запечатлела вас и… вашего напарника. — Это последнее добавление Урусов сделал потому, что уже знал, что в квартире Соловьева в момент убийства находились двое. — Вы признаете, что были там, Бугров?

Он опять сделал длинную паузу. Бугров уронил голову в большие заскорузлые ладони.

— Ничего не знаю! — прогнусавил он.

— Меня не интересует, Бугров, почему вы убили полковника Соловьева, — сурово продолжал Урусов. — Меня интересует, кто вас направил в эту квартиру и зачем?

— Ничего не знаю! — вдруг заголосил задержанный. — Ни о какой квартире не знаю! И видеомагнитофон вы мне, начальник, не шейте! Да, инкассаторов грабануть хотел — факт. От этого не открещиваюсь. Взяли горяченькими! Но видеомагнитофона никакого я не брал. Никакого полковника Соловьева знать не знаю. А обезьянку нашел на улице — и все! Больше ничего не скажу. И ва-ще — адвоката мне!

Евгений Николаевич вышел из кабинета и задумчиво зашагал по длинному мрачному коридору. Что ж, теперь ему примерно ясно, что произошло. Бугрова с напарником кто-то просто навел ыа квартиру Соловьева в надежде, что. там можно поживиться бабками. Возможно, кто-то из «голубой роты» с Тверского бульвара. А то, что этот самый дебил Бугров буквально через неделю после неудачного квартирного ограбления совершил неудачный же налет на инкассаторов банка, только лишний раз подтверждает, что он действовал по собственному разумению и к Соловьеву полез не ради видеотеки — ее-то он явно случайно обнаружил в квартире во время беспорядочного шмона…

Но, по крайней мере, сделал вывод генерал Урусов, одну загадку удалось разгадать: Соловьева убили не из-за видеокассет. Об этих видеокассетах пока что вроде бы никто не знает. Кроме Бугрова и его подельника. Бугров сядет в Бутырку. И, скорее всего, сдаст подельника. Но они не догадываются о значении этих кассет.

В любом случае этих лопухов можно пока списать со счетов. Пусть ими занимается майор Капитонов. А вот если вдруг выяснится, что они унесли с собой хоть одну кассетку, тогда он, Евгений Николаевич, заберет дело под свое крыло.

Лишь только это одно обстоятельство — пропажа хотя бы одной видеокассеты из квартиры убитого Соловьева — серьезно тревожило генерал-полковника Урусова, потому как у него были резоны для беспокойства.

 

Глава 10

Его разбудил лязг железного засова. Дверь густонаселенной тюремной камеры распахнулась, и выросший на пороге толстобрюхий сержант в расстегнутой на шее гимнастерке зычно гаркнул:

— Подъем на поверку!

Тотчас под потолком в темных заплесневелых кляксах загорелись две тусклые лампы, осветив сумрачным светом длинное помещение с тремя рядами двухъярусных железных коек. Все вокруг враз зашевелилось, на койках под вытертыми байковыми одеялишками, как гигантские гусеницы в коконах, заворочались сонные зеки, потревоженные вторжением охранника. Камера сразу же наполнилась гулом нестройных голосов, кто-то закашлял, зачихал, начал громко, во всю пасть, зевать, послышались смешки.

В карантинном бараке, куда Джокер вернулся отсиживать свою так нелепо заработанную дополнительную «трешку» за побег, были очень странные правила внутреннего распорядка. Вновь поступивших осужденных сначала три недели мурыжили в карантине, где якобы проводили медицинские обследования и психологическое тестирование. На работу не водили, допросов не устраивали — словом, жизнь у новеньких зеков была, можно сказать, вольготная. Правда, говорили, что после карантина отправляли на соседнюю зону — и там-то житуха была отнюдь не сахар. А причиной всему был начальник колонии полковник Прохоренко Анатолий Сергеевич, фанатик «режима» и вообще мужик-зверь. Раньше, говорили, он служил командиром роты на какой-то совсем уж страшной заполярной зоне — в богом забытом городке Североуральске, где он и перенял повадки тамошнего кума, полковника Беспалого. Майор Прохоренко добился на североуральской зоне больших «трудовых» успехов — главным образом благодаря неистовому служебному рвению, и полковник Беспалый дал ему в свое время отличную характеристику на повышение. А поскольку в одной берлоге двум медведям не жить, Прохоренко, получив погоны полковника, сразу был откомандирован в Пермскую область начальником этой самой колонии…

Все эти в общем-то малоинтересные сведения Жорик узнал от соседа по нарам, вора-карманника Егора Тугая — полноватого рыжего зека, который, как выяснилось, краем уха слыхал про лихого люберецкого парня по кличке Джокер и сильно обрадовался, узнав, что его новый сосед как раз тот самый Джокер и есть. Сам же Тугай залетел сюда по одному старому делу: два года он был в бегах и числился в федеральном розыске, потом, казалось, менты про него забыли, он высунул нос в Перми — тут-то его отловили и сунули к Прохоренко на правиловку.

— Че, без завтрака, что ль? — просипел самый старый обитатель карантинного барака семидесятилетний Григорий Локотков по прозвищу Локатор.

— Не вякай! — отрезал сержант и грозно громыхнул толстой связкой ключей. — Пять, минут на оправку — и вперед! После будет тебе завтрак, и обед, и ужин. Три в одном, — и хрипло загоготал.

Джокер свесил голову вниз и увидел, что Тугай как лежал под одеялом, поджав колени под брюхо, так и остался лежать.

— Э, Тугай! — позвал Жорик. — Просыпайся! Поверка!

Одеяло откинулось, и два черных, как угольки, глаза впились в Джокера.

— Ну и хрен с ней, с поверкой. Я-то не убег! — скривил рожу рыжий и осклабился. У него не было трех передних зубов. ^ Пусть сержант проверяет прямо здесь. Башка разламывается. Сил нет подняться. — И он шумно засипел.

— Да хрен ли с ним по пустякам цапаться, — резонно возразил Джокер. — Ему бы только повод тебя в ШИЗО сунуть.

— Ни хера — в карцере воровской дух воспаряет и крепчает в горе! — невесело отшутился Тугай.

Вот за это — за шутковатость и легкое отношение ко всяким житейским тяготам — Джокер сразу зауважал Тугая и даже полюбил. За всю свою недолгую двадцатисемилетнюю жизнь он так уважал разве что только Кабана.

Но сейчас он слукавил — вовсе не заботой о здоровье Тугая объяснялось его желание поскорее разбудить вора. Вчера на сон грядущий у них возник чудной разговор — и Джокер сразу навострил уши, слушал, не перебивал, но и расспросами не докучал. А рассказал ему вчера Тугай, что недавно заслал один важный знакомец ему маляву из Москвы. В ней сообщалось, что тот ищет лихого парня, опытного стрелка, умеющего обращаться с оптикой и, главное, психически уравновешенного, готового пойти на серьезное дело. Такому умельцу было обещано содействие, нехилые бабки, надежная крыша, ну и, естественно, побег с зоны.

Не просидев в карантине и двух недель, но наслышавшись о прелестях прохоренковского «режима», Джокер решил, что три года в этой вонючей дыре — срок нестерпимо долгий. А тут бабки, свобода, живое дело. Было бы грех не воспользоваться удачной мазой и сделать с зоны ноги. Но предлагать самому себя в качестве кандидата ему было негоже. Вот он и вознамерился раскрутить Тугая на дальнейший разговор по поводу этой самой малявки и, даст бог, при случае ввернуть про себя пару-тройку словечек…

* * *

— Есть вот какая идэя, — продолжал Шота, пристально глядя на Максима. — Надо подобрать где-нибудь в глубинке подходящего лоха, но лоха ушлого, у которого ручонки порохом опалены и кровушкой мазаны. И чтоб был без комплексов, чтоб за пачку баксов готов был шмальнуть — в кого скажут, не обсуждая. Нужен пацан не из наших, не ангажированный, не из какой-то серьезной команды, иначе потом разборок не оберешься… Одиночка. Или такой, который служил, как верный пес, у кого-то из авторитетных людей, а теперь остался без хозяина.

— Вот это, пожалуй, — веско заметил Кайзер, — самый надежный вариант. Бесхозный пацан.

— Не знаю, можно ли такого найти? — глубокомысленно произнес Шота Черноморский, поднимая очередную рюмку.

Они сидели уже больше часа на террасе узбекского ресторана «Арык» в подмосковных Химках и вели неспешную беседу, расправляясь с огромным блюдом дымящегося жирного плова. Гора оранжевого риса с щедрыми вкраплениями крупных кусочков баранины постепенно уменьшалась с обеих сторон, одновременно опорожнялась и литровая бутылка водки «Русский стандарт», торчащая из заиндевевшего серебряного ведерка с колотым льдом.

— Батоно Шота, — медленно начал Максим Кайзер, — найти такого человека одновременно и легко и трудно. Легко потому, что, если копнуть сейчас по зонам, найдется не один десяток бесхозных пацанов. А трудно потому, что такому пацану ты должен доверять как самому себе. Верно?

Шота задумчиво кивнул и загреб горсть плова. Узбекское яство вор-грузин и русский вор ели по правилам — руками.

— Давай-ка мы двум-трем верным людям разошлем малявки по зонам… Но только чтобы никаких деталей. Все должно остаться конфиденциальным. От кого заява? Кого заказали? Об этом должны знать только трое — ты, я и пацан-снайпер. А Варягу пусть земля будет пухом.

Максим усмехнулся:

— Был у меня один корешок — тот бы справился, верняк. Да вот беда — уже второй год как отдыхает на Ваганьковском.

— То-то и оно, брат, что все верные давно по кладбищам лежат. Так присмотришься, кто выживает? Шушера одна. Смех и грех. Ну да ладно, давай, Макс, чокнемся и выпьем за тех серьезных людей, кто еще жив и кто с нами.

— Ну, бывай, — поддержал своего теперешнего союзника в борьбе с Варягом Максим Кайзер и одним махом выпил рюмку до дна.

* * *

Тогда Шота не стал вдаваться в подробности своего плана, который он наверняка уже придумал. Максим понял почему. Такова была обычная манера грузинского авторитета. Он действовал тонко, как настоящий психотерапевт, вынуждая своих пациентов самим совершать поступки или делать выводы, которые ему выгодны, при этом создавая у них полную иллюзию самостоятельного выбора. Итак, Шота во время их встречи в подмосковной рощице, в их первом разговоре на эту тему, дал Максиму психологическую установку — заставить его продумать идею убийства Варяга. Теперь, в ресторане «Арык», на свет выползли конкретные детали коварного плана.

— А ты пусти на зону маляву. Подпиши своим погоня-лом. Тебя знают, тебе доверяют, тебя уважают. Так и так, мол, нужен такой-то для серьезного дела. Подходящему кандидату мы поможем без лишних хлопот покинуть зону, переправиться в Москву, а потом обеспечим всем необходимым… Но о конкретном объекте упоминать, конечно, не следует… — на всякий случай уточнил Шота.

Максим Кайзер даже привстал на стуле.

— Ты что, Шота! Ты меня совсем за идиота считаешь? Варяга же всякий уличный сопляк знает! А покажи мне такого кретина, который по собственной воле, да хоть за лимон баксов, станет в Варяга стрелять! Нет, конечно, я с тобой полностью согласен: это должен быть лох. Но лох с гонором, с амбициями, чтобы сразу четко усек задание, лишних вопросов не задавал и чтобы исполнил на сто процентов. И главное, чтобы до бабок был жаден. Вот такому если посулить сто тысяч — он родную маму пришибет.

Шота сначала согласно кивнул, но потом, помолчав, тяжело выдавил из себя:

— Вот Варяга — вряд ли. Варяга может отказаться, и у такого кишка тонка…

— Да ладно тебе. Ты уж из Варяга господа бога не делай. Он такой же смертный, как и все мы, из плоти и крови сработан. Давай лучше выпьем. Все будет пучком.

* * *

После утренней поверки и скудного завтрака Джокер вернулся в барак и завалился на свои нары во втором ярусе. Тугай, так и не сходив на завтрак, по-прежнему лежал на нарах и вроде как дремал, накрывшись одеялом с головой.

— Слышь, Тугай, — откашлявшись, позвал Жорик. — Ты спишь?

Вор шевельнулся и что-то едва буркнул.

Ты, никак, заболел? — не унимался Джокер.

Тугай слегка откинул одеяло, и Джокер увидел, что лицо у того раскраснелось и лоб покрыт испариной.

— Э, брат, да у тебя высокая температура, — сочувственно закивал головой Жорик.

— Да вроде того, — прохрипел вор. — Чой-то мне хреново.

— Может, в лазарет пойдешь?

— Да хули ему в лазарет! — раздался сзади надтреснутый громогласный голос Митяя Поспелова. — Он и здеся подохнет как миленький. И будет этому рыжему колобку земля Винни-Пухом… — Шутка завершилась мерзким ехидным хохотком.

Митяй был старожил карантинного барака, известный на Южном Урале беспредельщик, который когда-то, на заре своей карьеры, был знатным медвежатником, да спился, бросил почетную воровскую профессию и постепенно опустился на низшую ступеньку воровской иерархии, промышляя чем ни попадя — от вокзальных краж до обычного попрошайничества. В карантине он сидел уже шестой месяц, потому что ему дали пятак за групповой разбой, а потом адвокаты добились пересмотра приговора, дело отослали на доследование, и он затор-чал тут до Окончательного решения. Митяй не то что пользовался большим авторитетом среди зеков, но его побаивались за силу, непредсказуемость, крутой нрав, но самое главное — за мерзкий, неуправляемый характер и злопамятность. На ровном месте Митяй мог вдруг вспылить и затеять драку, которая обычно кончалась жестокой поножовщиной: Митяй непременно выуживал из складок своей длинной, до колен, рубахи заточку и без Долгих размышлений пырял противников в живот…

Джокеру выходки Митяя давно не нравились. Вот и сейчас ему не понравилось, как он разговаривает со своим сокамерником. Он сполз с верхнего яруса и, ввинтив в наглеца острый взгляд, тихо произнес:

— Ты бы топал отсюда, Митяй, а?

— Не понял? — очумев от таких слов, Митяй развернулся к посмевшему его одернуть зеку.

— Я говорю, сгинь отсюда. И хавло свое больше не разевай, а то как бы тебе землю не запушили…

— Че? — яростно взвизгнул здоровяк, считавший себя местным паханом. Озверело глядя на обидчика и одергивая на выпирающем животе грязно-белый свитерок, он заорал во всю глотку: — Ты откуда взялся, шмакодявка? Да я тя мизинцем щас как клопа раздавлю.

И впрямь разница в росте и в весовой категории между противниками оказалась разительная: Митяй был кряжистый, крепкий парень под сто восемьдесят восемь, с пудовыми кулачищами и всем своим видом мог внушить безотчетный страх, а во внешности Джокера, при его скромном росте и неплотном телосложении, не было ничего устрашающего — разве что недавно бритая голова. Словом, ситуация типа Давид и Голиаф… Но Джокер был не из робких.

— Смотри не тресни, злыдень! — хладнокровно-насмешливо отозвался он, понимая, что суровой драки им не избежать, а потому еще больше хотел вывести осточертевшего ему соперника из равновесия.

Митяй, теряя контроль над собой, раззявив губастый рот, молча ринулся на оборзевшего новичка, выбросив вперед сжатую в кулак правую руку. Джокер легко увернулся и, отклонившись, почти без размаха врезал Митяю ногой под коленную чашечку. Тот охнул и припал на ушибленную ногу.

— А-а-ах, сучонок! — захрипел он. — Ну, ща я из тебя котлету-неваляй сделаю! — С этими словами Митяй снова бросился на Джокера и, пользуясь тем, что пространство между нарами было слишком узким, облапил его за плечи обеими руками, сдавил шею и стал душить со всей мочи. Но Джокер не стал вырываться, понимая, что силы все равно неравны, а изловчился и снова ногой ударил Митяя в пах. На ногах у Джокера были надеты все те же зимние кроссовки «Найк», в которых его взяли. Он любил эти кроссовки главным образом за то, что у них на носках были налеплены плотные нашлепки из литой резины, что делало его обувь грозным оружием. Литой резиновый носок «Найка» смачно вошел в мягкую промежность громилы. Тот опять взвыл и невольно отпустил шею противника. Жорик только этого и ждал. Он схватился обеими руками за спинку верхней койки, подтянулся и впечатал обе ноги Митяю в рожу, прямо в его мерзкий губастый рот. Удар оказался очень силен — Митяй отлетел на три метра и ударился затылком о стену. Из разбитых губ и десен неудержимо хлынула кровь, обагрив грязно-серую робу. Пахан невольно прикрыл разбитое хлебало руками, и в этот момент Джокер, подлетев вплотную, нанес врагу несколько жестоких прямых ударов кулаком в лицо. И некогда грозный противник вдруг осел, теряя контроль над собой, пытаясь лишь бессильно прикрываться от безжалостных и точных ударов. Теперь этот Голиаф уже не представлял опасности. Джокер вошел с ним в клинч, нащупал на спине что-то твердое, залез под робу и вытащил заточку с пластмассовой рукояткой.

— Теперь пошел вон! — по-деловому распорядился Джокер. — И чтоб я тебя больше не слышал, понял или нет?

Но Митяй, не привыкший так просто сдаваться, начи ная приходить в себя, глухо зарычав, попытался что-то возразить победителю. И даже сделал новую попытку броситься снова на Джокера. Тогда тот, не став искушать судьбу, выхватил заточку из чехла и два раза хладнокровно и нацеленно всадил ее по самую рукоятку Митяя в правое предплечье. Митяй взвыл, завалившись на пол Рука его повисла плетью.

— Я ж тебе сказал, падла, не дергайся, — тяжело дыша, бросил Джокер. — А теперь вот инвалидом будешь на всю жизнь. Еще раз свой гонор проявишь, я тебе и другую руку порежу.

Поверженный Митяй на этот раз лишь всхлипывал от боли, лежа на полу, лишенный чести и превосходства. В бараке наступила гробовая тишина. Все обитатели карантина поняли, что теперь по священному правилу зековского общежития старшим стал новенький зек по кличке Джокер.

Часа через два больной Тугай, зашевелившись на своей койке и тяжело приподнимаясь, рукой поманил Джокера подойти к себе. И когда тот наклонился к нему, прошептал пересохшими от высокого жара губами:

— Ты вот что, Жорик, послушай… Помнишь, я тебе про маляву говорил, что мне из Москвы пришла?

У Джокера екнуло сердце. Ну вот, вроде дождался. Но он лишь сдержанно кивнул в ответ.

— Ты пушку с прицелом в руках хоть раз держал?

— Я, Тугай, с пятидесяти метров могу выбить девяносто восемь из ста. Из «макара» и из «тэтэшки».

Тугай слабо улыбнулся:

— Это хорошо. Но я тебя ведь про пушку с оптическим прицелом спрашиваю.

— Из винтаря с оптикой девяносто из ста выбиваю с трехсот метров, — соврал Джокер, не моргнув глазом.

— Ну вот, коли ты, как я погляжу, такой крутой — может, тебе и рискнуть?

— Что «рискнуть»? — переспросил Джокер, желая, чтобы Тугай однозначно пояснил ему, в чем состоит предложение.

Тугай, медленно ворочая языком, коротко рассказал своему визави все, что знал из записки:

— Тебе побег устроят, в Москву повезут. А там вроде как бабками серьезными снабдят и все, что нужно делать, расскажут. Было бы здоровье, я бы сам дернул. Давай, Джокер, ты сможешь. Я же вижу, — торопливо шептал Тугай. — В тебе злость есть. И бесстрашие. А уж коли не врешь насчет стрелковых подвигов, так тебе ж цены нет. Ну что, хочешь в Москву податься на крупное дело?

У Джокера сердце заколотилось от такого заманчивого предложения. Бабки явно немалые сулят. А за такой приз можно и пупок надорвать…

— Тугай, брат, если ты меня порекомендуешь — я тебе век буду обязан, — твердо сказал он.

— Обещать не могу, как ты понимаешь. — Из-под одеяла выползла рыжая, в конопушках, волосатая рука. — Но ответ напишу и про тебя сообщу. Давай листок и ручку, там у меня в тумбочке найди… Только ты уж смотри, меня не подведи. Там люди серьезные, если что не так, долго базарить не будут. Это тебе не эта скороспелка, — и Тугай кивнул в тот угол, где лежал, зализывая раны, побитый и искалеченный Митяй Поспелов.

* * *

Через неделю Максим Кайзер получил послание с зоны. На этот раз письмо пришло из Перми. Авторитетный уральский вор Боря Екатеринбургский сообщал, что у его старинного кореша Тугая, который сейчас. парится в пермской колонии, есть на примете молодой пацаненок Жорик Уваров с погонялом Джокер, который мог бы выполнить важное поручение московских воров.

Кайзер, которого разбуди ночью — и он без запинки назовет по имени не только смотрящих, но и всех известных законных воров во всех российских областях и городах, никогда в жизни не слыхал ни о Тугае, ни о Жорике Уварове. Именно это обстоятельство и заставило его повнимательнее присмотреться к этому неизвестному кандидату.

Первым делом он связался по своим каналам с нужными людьми, и те через Главное управление исполнения наказаний МВД навели справки о гражданине Георгии Уварове, отбывающем наказание в одной из пермских колоний.

Полученные Максимом через три дня сведения окончательно убедили его в правильности сделанного интуитивного выбора. Теперь можно было начинать действовать…

 

Глава 11

Смуглая гладкая кожа была покрыта мелкими бисеринками пота, длинные черные волосы непокорно спадали на плечи и струились между торчком стоящих грудей с темными кругами вокруг острых сосков, а широкие покатые бедра, плавно переходящие в упругие ляжки, нависли над его лицом, так что покрытый курчавой рощицей лобок и розоватое влажное ущельице оказались у него прямо перед глазами, перед губами. Он вытягивал губы в трубочку, пытаясь ухватить возбуждающе манящую плоть, стремясь внедриться внутрь горячим языком — но тщетно. Эта молодая венгерка была большая мастерица сексуальных игр, и стоило ему чуть приблизиться к заветным местам хотя бы на пару сантиметров, как она ловко отклонялась назад, садилась крепким задом ему на живот и нежно, возбуждающе терлась ягодицами о его восставший, изнывающий от желания, подрагивающий член.

— Ну что же это за сладкая мука! — с притворной досадой шептал Сапрыкин, силясь высвободить руки из шелкового плена. Когда он разделся и улегся на широкую кровать, Маргит деловито привязала его запястья к спинке шелковыми шарфиками, он не сопротивлялся, — таковы были их правила игры. И вот теперь, оседлав его, как наездница своего ретивого жеребца, красавица брюнетка Маргит сидела на русском клиенте и уже битых полчаса вела с ним умопомрачительную любовную игру, а Александр Иванович чуть не сходил с ума от обуявшего его невероятного, доселе не испытанного возбуждения. Верно говорят, что венгерские девушки — самые упоительные в мире любовницы. Конечно, болгарские хороши и польские… А что говорить о жгучих испанских или португальских девушках! Но венгерские ему, как опытному гурману, нравились больше всего.

Последние четыре недели своей жизни высокопоставленный кремлевский чиновник провел в Будапеште. Но только неделю назад, сняв Маргит в одном из престижнейших стриптиз-клубов на Ваци, он смог убедиться в справедливости расхожей оценки несравненного мастерства мадьярских жриц любви. Эта девушка была не просто жрица — богиня секса!

Наконец Маргит сжалилась над ним: подняв повыше круглый зад, она эффектным, хорошо натренированным движением насадила себя на его нацеленный в потолок клинок, точно на вертел, и стала медленно двигаться вверх-вниз, шаг за шагом приближая свою «жертву» к вершинам оргазма. Он дернулся, инстинктивно желая схватить ее за тяжелые пышные груши грудей, раскачивающиеся у него перед глазами, но опять не смог — его руки были накрепко стянуты шелковыми оковами. От этого возбуждение запылало только сильнее. И уже буквально через минуту-другую он испытал острейший сладострастный восторг, сотрясший все его напряженное тело. Волна сладостного удовольствия побежала откуда-то от бедер вверх, в пах, потом в поясницу — и возникло ощущение, что сотни маленьких пальчиков тянут из его нутра все жилы…

Александр Иванович издал протяжный вздох-стон и выгнулся, как только что выловленный из реки карась, брошенный на раскаленную сковородку. А Маргит тут же вышла из него и, обхватив тонкими пальчиками еще сотрясающийся от волны оргазма член, стала поглаживать его набухшую оконечность. Тут он не выдержал и заорал, завопил во весь голос — мочи не было терпеть эту сладостную боль!

Через десять минут, вконец обессиленный и потный, набросив на плечи белый махровый халат, он проводил Маргит до двери и, запечатлев на ее щеке легкий поцелуй, игриво произнес:

— Это было великолепно? сногсшибательно. Жду тебя завтра, прелесть моя!

— Придьошь менья смотреть в клуб сегодиня? — с легким акцентом поинтересовалась венгерская богиня, деловито пряча в тонкое портмоне две стодолларовые банкноты — гонорар за час изощренного секса.

Сапрыкин кивнул.

— Смотреть на тебя издали не менее приятно, чем лежать с тобой в постели! — ляпнул он первое, что пришло в голову.

Дверь захлопнулась. Он накинул бронзовую цепочку и прошел в гостиную. Большие старинные часы с маятником показывали половину одиннадцатого. Ну вот, теперь можно и поработать, теперь самое время вернуться к своим заботам…

Успешно провернув в августе сложнейшую финансовую акцию в Андорре и в нескольких других офшорных зонах, Александр Иванович Сапрыкин, значившийся по долгу службы как бы в длительной зарубежной командировке, но проживающий нынче под паспортом Павла Павловича Усова, временно пришвартовался сейчас в Венгрии, стараясь решить для себя ряд серьезнейших проблем. Он отлично понимал, что через некоторое время опустевшие номерные счета «Госснабвооружения» и ряда крупных офшорных счетов, на которых была надежно припрятана-прикрыта воровская российская казна, привлекут к себе внимание — и тогда воры, позабыв распри и склоки последних лет, могут объединиться для совместных действий. Возможно, они даже решат снова присягнуть на верность Варягу, потому что, как ни крути, Владислав Игнатов — крупнейший авторитет в воровском мире, авторитет во всех значениях этого слова: умнейший стратег и тактик, дальновидный, экономически грамотный бизнесмен, гибкий и одновременно изворотливый, хитрый, с колоссальным опытом в политике, как воровской, так и государственной.

Но, с другой стороны, российские воры могут предъявить Варягу и серьезные претензии: как же так, мол, ты — смотрящий России и не сумел уберечь воровской общак? Если Варягу будет предъявлен такой счет, что он будет делать? Что может возразить этот «великий» Владислав Игнатов?

Интересно, думал Сапрыкин, усевшись в кресло перед телевизором и машинально ткнув кнопку на пульте дистанционного управления, интересно, как скоро удастся Варягу вычислить конкретных людей, участвовавших в похищении общака, — финансового директора «Госснабвооружения» Мамикона Мкртычяна и Сурикова, бывшего генерала КГБ, назначенного на должность главного бухгалтера концерна. Сможет ли Варяг вычислить оперативников из спецгруппы охраны особого назначения, которые действовали на Никитиной Горе по прямому указанию полковника Соколова, царствие ему небесное?.

По большому счету, Сапрыкину было это интересно только с одной точки зрения. Сейчас его больше прочего волновала исключительно проблема собственной безопасности. Он отдавал себе отчет в том, что рано или поздно смотрящий России развернет — если уже не развернул — яростную охоту на тех, кто осмелился поднять руку на воровской общак. Но удастся ли господину Игнатову выявить заказчика — вот это вопрос вопросов.

На телеэкране сильно накрашенная блондинка в облегающем блестящем костюме извивалась в такт оглушительной музыке и сипела что-то невразумительное. Сапрыкин выключил звук и, глядя на телевизионную музыкальную оргию, глубоко задумался. Он весьма тщательно готовился к этой уникальной банковской операции и очень аккуратно ее провернул.

По сути дела, ничего уж такого особенного во всей этой колоссальной афере и не было. Расчет был на элементарную наглость и неожиданный эффект. Все остальное — дело техники. Конечно же, поражать могли лишь масштабы операции и сам объект, выбранный для кидания. Вся работа была проведена виртуозно.

…Обстряпать столь хитроумную банковскую операцию его в свое время надоумил хороший знакомый Андрей Парамонович Толстунов, бывший сослуживец покойного отца, много лет проработавший в финуправлении ЦК КПСС и знавший все тайные каналы негласных инвестиций в зарубежные банки и компании, которые массированно осуществлялись в последние годы существования Советского Союза. Именно Андрей Парамонович посоветовал Сапрыкину открыть несколько счетов в «Бэнк оф Нассау» — давно прихваченном советскими чиновниками офшорном банке на Багамских островах. Московские хозяева «Бэнк оф Нассау» еще в середине 1980-х так хитро поставили дело, что стекавшиеся на его счета со всех концов света десятки и сотни миллионов_ никогда долее трех суток там не болтались — деньги постоянно прокручивались по десяткам таких же хитрых банков, разбросанных по всему Карибскому бассейну, уходили на кредитование неведомых строительных проектов, возвращались обратно с процентами и снова уходили в неизвестность… «Бэнк оф Нассау» теперь реально существовал лишь как электронный адрес во всемирной паутине Интернета, через который и осуществлялись все текущие финансовые операции. Александр Иванович даже не знал, есть ли у этого банка обычный офис с входной дверью, секретаршей на телефоне и кабинетом управляющего…

Переведенные Сапрыкиным в «Бэнк оф Нассау» через десятки подставных «строительных» и «консалтинговых» фирм пять миллиардов долларов теперь тихо крутились, перекачиваясь с одного из пяти счетов на другой. Но теперь, чтобы вырвать их. из вечного коловращения всемирного капитала, чтобы получить возможность использовать их, Сапрыкину — Усову предстояло лично наведаться на Багамы и, предъявив все необходимые документы, полученные им в Андорре, легально вложить пять миллиардов долларов в собственный бизнес, в компанию, о существовании которой в России не знала ни одна живая душа — ни управляющий делами президента, ни министр финансов, ни Генеральный прокурор, ни руководители спецслужб.

Эту компанию ему в 1991 году, незадолго перед смертью, «подарил» отец, Иван Пахомович Сапрыкин, который ввел сына в курс тайных финансовых операций советской чиновничьей элиты. Разговор состоялся на подмосковной даче, в рабочем кабинете отца. Тогда Иван Пахомович показал Алику два секретных документа, которые сразу раскрыли тому глаза на многие загадочные события конца 80-х годов. В тот вечер он узнал разгадку тайны о так называемой «черной кассе КПСС».

Первый документ, предъявленный ему отцом, гласил:

«Совершенно секретно, экз. № 2

Я, Кручинин Яков Михайлович, член КПСС с 1946 года, партийный билет № 0067895, настоящим подтверждаю сознательное и добровольное решение стать доверенным лицом партии и выполнять доверенные мне партией задания на любом посту и в любой обстановке, не раскрывая своей принадлежности к институту доверенных лиц. Обязуюсь хранить и бережно использовать в интересах партии доверенные мне финансовые и материальные средства, возврат которых гарантирую по первому же требованию. Все заработанные мною в результате экономической деятельности на фонды партии средства признаю- ее собственностью, гарантирую их передачу в любое время и в любом месте. Обязуюсь соблюдать строгую конфиденциальность доверенных мне сведений и выполнять поручения партии, передаваемые мне через уполномоченных на то лиц.

Подпись доверенного лица КПСС:

Кручинин Я. М.

Подпись лица, принявшего обязательство:

Фаликов В. М.»

Показал ему отец и секретную записку написанную одним крупным функционером — кем именно, Александр Иванович так и не узнал, потому что отец тщательно вымарал черными чернилами его подпись под документом, — о создании за рубежом сети легальных акционерных компаний для перекачки туда «партийного обща-ка» — именно так и выразился Иван Пахомович!

Записка гласила:

«Сов. секретно, в 1-м экз.

Уважаемый (имя-отчество адресата были вымараны)!

Если этим заниматься серьезно, то только в связке с товарищами из КГБ, у которых имеется богатый опыт подобных операций в Европе. Для начала можно было бы передать доверенным лицам партии крупные средства для вложения в надежные предприятия, способные в течение ближайших лет дать значительную финансовую отдачу…»

По оценке Ивана Пахомовича, всего на эти тайные капиталовложения из «общака» КПСС было переведено около двух с половиной миллиардов долларов. И вот теперь он, Александр Иванович Сапрыкин, достойный сын своего многомудрого отца, один располагал капиталом вдвое большим, чем все «доверенные лица» советской номенклатуры! И нужно быть последним лохом, чтобы этими миллиардами не воспользоваться…

Но Алик Сапрыкин не был лохом. Штаб-квартира компании, контроль над которой передал ему отец — а Иван Пахомович тоже в свое время стал «доверенным лицом партии» и получил свой изрядный куш из партийной казны, — располагалась в живописном горном поселке на Кипре, в громадной трехэтажной вилле. Три безвестных греческих коммерсанта (все трое давно уже покоились в безымянных могилах) зарегистрировали «Сайпрус Стар — консалтинг энд энтерпрайзиз» как многопрофильную торгово-промышленную корпорацию с широкой сферой деятельности. Но это на бумаге. На деле же «Сайпрус Стар» занималась только одним и весьма высокодоходным видом бизнеса — перепродажей в Азию оружия и боеприпасов из стран СНГ, где до сих пор функционировали построенные еще при Сталине и Хрущеве оборонные предприятия и выпускали лицензионные автоматы Калашникова, пистолеты Макарова, гранаты, минометы и так далее вплоть до танков и бронемашин. Особой статьей расцветшего в середине 1990-х годов тайного оружейного бизнеса Сапрыкина были портативные химические, биологические и ядерные заряды, но об этой стороне коммерции кипрской многопрофильной фирмы знал ТОЛЬКО ее хозяин, и больше НИКТО…

Пять миллиардов баксов! От осознания того, насколько это гигантские, колоссальные, невозможные бабки, у него даже дух захватывало. Для него это был не оборотный капитал для коммерческих проектов — хрен с ней, с коммерцией, коммерция теперь подождет! — а солидный бюджет будущей ірандиозной политической игры.

Он рассеянно переключал каналы, думая о своем. Вдруг на телеэкране мелькнуло очень знакомое лицо. Это была крупная фотография мужчины лет сорока с широким открытым лицом и ямочкой на подбородке. Александр Иванович врубил звук и вгляделся в изображение. Но картинка сменилась — и фотографию мужчины сменило живое лицо дикторши. Шли новости популярного российского канала.

— …объявленный Генеральной прокуратурой в международный розыск известный российский предприниматель Владислав Геннадьевич Игнатов. Местонахождение Игнатова, с именем которого связан целый клубок самых противоречивых слухов, по-прежнему остается неизвестным. По некоторым непроверенным данным, он в настоящее время скрывается за границей. Переходим к другим темам дня…

Но другие темы дня не интересовали Сапрыкина. Зато его крайне заинтересовало то, что он услышал. Итак, Владислав Игнатов исчез. Снова исчез. А что значит — снова?

А это значит, что Варяг сначала нашелся, а уж потом исчез. Но значит ли это, что бывший фактический руководитель «Госснабвооружения» вышел из тени? И почему ему, Александру Ивановичу Сапрыкину, об этом ничего до сих пор не известно? Хотя он, находясь в Будапеште уже месяц, регулярно читал российскую прессу и смотрел российские телевизионные каналы. Значит, Варяга объявили в розыск только на днях. С какой целью? Просто так Генпрокуратура в розыск не объявляет. Только по команде «фас». И кто же Генеральному прокурору Бусинову дал такую команду? Кому же теперь помешал Варяг, лишенный всего — воровской казны, легальной коммерческой крыши в виде «Госснабвооружения», поддержки своего сходняка! Да он должен сейчас чувствовать себя как загнанный рысак за полтора круга до финиша. Кому же он помешал?

Похоже, подумал Александр Иванович, в Москве за эти несколько недель моего отсутствия произошло нечто такое, что сразу поменяло конфигурацию шаров на бильярдном столе. Не пора ли связаться с верными людьми в российской столице и узнать последние новости, о которых не сообщают в телевизионных сводках вестей?

И в ту же секунду стоящий на журнальном столике телефонный аппарат взорвался нежной трелью звонка. Он снял трубку и, уже поднеся ее к уху, с тревогой подумал, что в этом городе ему никто звонить не может — даже красавица Маргит.

 

Глава 12

Неподалеку от роскошной жилой новостройки, чьи двадцать два этажа из стекла и бетона массивной глыбой нависли над облезлыми послевоенными шестиэтажками, в отреставрированном двухэтажном особнячке с желтыми колоннами на фасаде размещался клуб «Ночная бабочка». В дневные часы элегантные белые двери заведения всегда были плотно заперты, неоновая вывеска над входом не горела, а бесплатная стоянка во дворе пустовала. Зато по вечерам вспыхивала голубым сиянием вывеска, и гроздья желтых огней сияли во тьме, а к дверям то и дело подкатывали сверкающие иномарки, из которых выходили элегантно одетые мужчины средних лет и скрывались за белыми дверями клуба. Порой у входа их встречала сама хозяйка — иначе говоря, заведующая — Мильва Гаврилова, миловидная брюнетка с черными, как антрацит, глазами, женщина во всех отношениях примечательная. Мильва была красива, как Юнона, умна, как Клеопатра, хитра, как Мария Медичи, и обладала недюжинным дипломатическим талантом Александры Коллонтай, то есть умела с ходу подобрать ключ к сердцу самого капризного и своенравного мужчины, чтобы впоследствии вертеть им как вздумается, извлекая из его благосклонности свою выгоду. Репутация «Ночной бабочки» за все пять лет ее существования на Бутырском валу ни у кого из окрестных жителей не вызывала никаких сомнений. Репутация эта была весьма скверная: «Ночная бабочка» виделась мерзким «гнездом разврата», а сама заведующая именовалась не иначе как «бандерша-крестьянка» (последнее определение, очевидно, прилипло к Мильве из-за ее тяги к длинным цветастым платьям и кружевным фартучкам а-ля эльзасская пейзанка). Но сколько бы жалоб и петиций ни посылали возмущенные ревнители нравов в префектуру и мэрию, никаких карательных действий в отношении «гнезда разврата» не предпринималось. Понятное дело! Ведь зоркие наблюдатели нередко замечали на пороге «Ночной бабочки» ответственных работников разных рангов, которые, по всей видимости, и обеспечивали «крышу» Мильве и ее «бабочкам».

Официально клуб «Ночная бабочка» был зарегистрирован как «малое предприятие общественного питания и сферы развлекательно-увеселительных услуг».

Евгений Николаевич Урусов бывал тут не раз, причем обыкновенно он приезжал сюда в своей спецуниформе — кожаной черной куртке-косухе и черных же сапожках на каблуке. В таком виде ему легко было смешаться с пестрой толпой гостей клуба и выведать интересную информацию о посетителях. Но сегодня он отправился к Мильве официально.

Черная «ауди» с синими мигалками со свистом притормозила у белых дверей, и из машины легко выпрыгнул моложавого вида генерал-полковник милиции. Он взбежал по ступенькам к двери и решительно нажал на кнопку звонка. В руках он держал видеокассету. Минуты этак через две-три дверь слегка приотворилась, и в щелке показался заспанный мордатый парень с узкими свинячими глазками. Парень был в форме сержанта-мента,

— Че надо? Закрыто у нас! — прогнусавил он, не удосужившись даже всмотреться как следует в того, кто пришел.

Урусов от такой наглости вмиг рассвирепел. Он толкнул дверь ногой, но дверь не поддалась. От такого конфуза Евгений Николаевич еще больше обозлился.

— Открывай, мудила грешный! — рявкнул он. — Глаза протри, подонок — не видишь: перед тобой генерал-полковник МВД! Или тебе в теплой и сытной Москве служить наскучило? Так я тебе, блин, устрою командировку в Урус-Мартан на блок-пост!

Только теперь до мордатого охранника дошло, кто в самом деле стоит на пороге клуба. Сон как рукой сняло — он распахнул дверь, изогнув дугой спину, и угодливо, по-щенячьи затявкал:

— Извините, тарищ генерал! Проходите!

— Мильва где? — бросил Евгений Николаевич, все еще кипя гневом.

Сержант неопределенно пожал плечами:

— Так это… рано еще. Мы закрыты…

— Ну что ты заладил, как попугай: закрыты, закрыты? — передразнил Урусов. — Здесь она, что я, не знаю? Уже второй час дня! Сидит у себя в кабинете и навар подсчитывает, по кубышкам рассовывает! Веди меня к ней!

И Евгений Николаевич, решительно расстегнув китель, зашагал по ковровой дорожке, убегающей куда-то в глубину здания.

Это был самый настоящий старинный особняк, каким-то чудом уцелевший после всех реконструкций московских окраин, которыми увлекались городские власти на заре века. Когда-то, говорят, в доме жил известный московский купец Родионов, потом тут разместился какой-то профсоюз, а до недавних пор здесь находилось торгпредство то ли Гвинеи, то ли Габона. Словом, в итоге приватизации особняк, формально находившийся на балансе московской мэрии, был передан в долгосрочную аренду клубу Мильвы Гавриловой, которая восстановила былую купеческую роскошь интерьера. Евгений Николаевич шагал по длинному Коридору, по стенам которого были развешаны картины русских художников, а по углам вперемежку со старинными китайскими вазами стояли мраморные бюсты неизвестных государственных мужей и статуи обнаженных психей и нимф — последние как нельзя лучше соответствовали нынешнему назначению здания. Потолки во всех помещениях особняка были зеркальные — что особенно было уместно в укромных кабинетах на втором этаже, где ежевечерне разыгрывались основные мизансцены озорных шоу «Ночной бабочки».

Урусов знал дорогу и шагал уверенно. А непроспав-шийся сержант едва за ним поспевал. Наконец показалась обрамленная золотыми виньетками белая дверь с резной бронзовой ручкой. На двери висела табличка:

ЗАВЕДУЮЩАЯ КЛУБОМ

Ручка со скрипом повернулась — и Евгений Николаевич вошел в кабинет.

Мильва сидела за столом и что-то быстро писала в толстом блокноте. Как только она увидела Урусова, блокнот ускользнул в ящик письменного стола, а на полных, чувственных губах Мильвы заиграла чарующая улыбка. Она встала из-за стола и плавно, точно массивный лебедь, подплыла к генералу.

— Евгений Николаевич! Вот так сюрприз! — проворковала она, томно поводя черными глазами. — Какими судьбами в столь ранний час? — И, помассировав взглядом генеральский китель, слегка опечалилась. — Неужели вы у нас по делам службы?

Урусов сел без приглашения в мягкое кресло и мрачно отрезал:

— Именно, голубушка. По самым что ни на есть делам службы. Выйди вон! — сказал, как выстрелил, он в сторону топчущегося в дверях мордатого охранника.

Мильва поняла, что сладкоречивым сюсюканьем сейчас Урусова не проймешь, и приняла серьезный вид, строго поджав губы.

— У нас проблемы? — многозначительно поинтересовалась она.

— У вас проблем пока нет. Но могут быть, — не менее многозначительно отозвался Урусов и помахал перед носом Мильвы видеокассетой.

— Что это? — По лицу Мильвы было видно, что эта проницательная женщина и так уже все поняла и задала свой вопрос просто для порядка.

— То самое! — усмехнулся Урусов. — Давай, Гаврилова, не будем терять время. Оно сейчас дорого — мне и тебе. На прошлой неделе убили Юрия Соловьева — ты в курсе?

По лицу Мильвы пробежала тень.

— В курсе, — осторожно ответила она.

— А в курсе ли ты, что Соловьев поставил в твоем заведении скрытые видеокамеры? В общем зале, где стриптиз, и в кабинетах, где… — Он выразительно пощелкал указательным пальцем по левой ладони. — И собрал у себя гигантскую коллекцию…

— Его поэтому убили? — жестко спросила хозяйка элитного борделя.

— Нет! В том-то и дело, что нет. Вся его коллекция осталась на месте. Ее даже не тронули!

— Соловей был педик! — подняла соболиную бровь Мильва. — Может, «голубые разборки»?

— Не исключено, — хмуро кивнул Урусов. — Но меня сейчас интересует другое. Я просмотрел вот эту кассету — там есть любопытный эпизод… Давай-ка поставим и вместе поглядим. Видак есть?

— Да вон стоит! — Мильва взяла кассету и вставила ее в щель видеоплеера.

Оба смотрели забавы главного бухгалтера «Госснабвооружения» с одноногой девкой без комментариев.

— Ну и что вас интересует? Клиент или моя бабочка?

— Клиент. Я его узнал. Это Валерий Авраменко. Но сначала объясни мне, Мильва, что это за путанка такая странная. Это ведь Маринка Хромоножка?

— Маринка, верно, — улыбнулась та. — И вы все видели?

Урусов немного растерялся: что имеет в виду эта хитроумная бандерща?

— Что значит «все»? Как она протез ноги отстегнула — видел. Как Авраменко на ней скакал, словно Чапаев на белом коне, — видел. Так что это за извращенные забавы с девками-инвалидами?

Мильва покачала головой:

— А вы и не знали, товарищ генерал, что путанки-ампутанки сейчас у нас ценятся подороже, чем вокзальные мальчики и дедочки младшего школьного возраста?

— Путанки-ампутанки! — усмехнулся Урусов. — Это. еще что за прикол?

— Девочки — симпатичные, смазливые, фигуристые девочки, у которых имеется какой-нибудь физический дефект. Скажем, нет руки или обеих рук, нет ноги или обеих ног…

— Нет груди или обеих грудей… — иронически подхватил Евгений Николаевич, вообразив себе эту картину, и ощутил нарастающее возбуждение. Он поерзал в кресле, чтобы высвободить своего нахохлившегося бойца из трикотажного плена. Боец радостно ткнулся головой в брюки.

— Вот как раз с грудями-то все в порядке! — подмигнула Мильва. — Даже более чем! Хотя отчасти вы правы — наши особые клиенты приветствуют силиконовые протезы у бабочек.

— И кто же лакомится этими вашими путанками-ампутанками? — поморщился Урусов. — Неужели есть любители?

— Да не любители, Евгений Николаевич, а самые настоящие профессионалы! Пойдемте, я вам кое-что покажу!

И хозяйка клуба повела гостя по винтовой лестнице в подвал — туда, где Урусов еще никогда не бывал. В подвале, вопреки его ожиданиям, располагались не хозяйств венные помещения, а фешенебельные номера. Мильва завела его в комнату и, плотно затворив за собой дверь, предложила ему сесть. Он утонул в мягчайшем кресле из крокодиловой кожи.

— Дианочка! — громко Позвала Гаврилова и нажала невидимую кнопку. Одна из четырех стен вдруг осветилась откуда-то изнутри голубым сиянием. За прозрачной стеной оказалась высокая японская ширма, из-за которой появилась, вернее сказать, выкатилась девушка лет восемнадцати-девятнадцати в инвалидном кресле-каталке. На ней была легкая длинная юбка, как та, что носила Маринка Хромоножка. Урусов так и обомлел. Девушка подкатилась вплотную к освещенной стене и медленно сняла юбку. Под юбкой не оказалось ничего, кроме двух коротких культей. Потом Диана с совершенно бесстрастным лицом скинула с верхней части тела блузку — и Урусов, сглотнув горячую слюну, вперился в пару прекрасных грудей, похожих на легкие пушечные ядра.

— Она инвалид детства? — хрипло прошептал он.

— Она инвалид по заказу, — жестко ответила Мильва. И пояснила: — Мы нашли ее в Керчи. Она торговала на колхозном рынке. Привезли в Москву, показали кое-кому из наших клиентов особого назначения. Он был в восторге, только изъявил пожелание, чтобы девушке немного увеличили груди и… — она помялась, — убрали ноги выше колен.

Полностью обнажившаяся Диана тем временем ловко вскочила на сиденье своего кресла и изящно выгнула спину, так что ее феноменально огромные груди бесстыдно выкатились вперед, но не повисли, а встали торчком.

— То есть как «убрали»? — Чем дольше Евгений Николаевич смотрел на Диану, тем все больше возбуждался. Причем он поймал себя на том, что возбуждало его в Диане именно это странное, страшное сочетание невероятно сексапильных грудей и уродливых коротких культяшек, между которыми отчетливо-виднелся тщательно выбритый холмик лобка.

— Ампутировали, дражайший Евгений Николаевич! Чик — и нету! Что вы, не знаете, как появляются все эти убогие инвалиды-попрошайки в московском метро? Подбирают пьянчугу где-нибудь в Сыктывкаре, выламывают ему ногу, а потом напяливают камуфляжную форму, сажают в каталку — и полный вперед! Мол, подайте ветерану афганской войны, Так и у нас с Дианочкой вышло. Что, впечатляет?

— Да, нечего сказать, — прохрипел Урусов, изнемогая от звериной похоти. — И что, она так и трясет своими причиндалами за стеклянной стенкой?

Милъва рассмеялась:

— Трясет, голуба. А потом идет к клиенту и ублажает его вовсю. Она у нас уже полгода. Первое время стеснялась, комплексовала, а потом привыкла, теперь она у нас звезда — всегда нарасхват. Диана Горячий Рот… — И, обратившись к девушке за стеной, она громко приказала: — А теперь, Дианочка, станцуй, как ты умеешь!

Безногая начала ритмично изгибаться во все стороны, бесстыдно тряся ядрами-грудями и резко запрокидывая голову, отчего ее длинные густые волосы золотистыми всполохами замелькали в воздухе… Зрелище было завораживающее.

Урусов с трудом отвел взгляд от прозрачной стены.

— И кто же западает на Диану и таких, как она?

— Как ни странно, ампутанок любят самые нормальные мужики. Женатые. Богатые. Высокопоставленные. Оч-чень высокопоставленные. Их не очень много, но это наши клиенты особого назначения. Клиентура ви-ай-пи. Причем они нас ценят именно за качественные услуги и за полнейшую конфиденциальность.

— Ты не забыла, что Соловьев снимал ваших высокопоставленных клиентов на видео и набрал целый Госфильмофонд? Не боишься?

— Но ведь этот фильмофонд сейчас находится у вас, Евгений Николаевич? Мы-то с вами всегда сумеем договориться? — игриво заметила Мильва и как бы невзначай погладила ладонью его горячую промежность.

— Не исключено, — в тон ей ответил Урусов. — А что Авраменко? Он у вас тоже ви-ай-пи?

— Валера привел к нам год назад двух очень больших людей. Замминистры. Не скажу, из какого министерства, — но очень большие люди. Так что Маринка досталась Валере в качестве комиссионных. И он не жаловался. Потом еще раза три к ней приходил.

— Значит, и ему ампутанка пришлась по вкусу? — рассеянно заметил Урусов, жадно разглядывая безногую проститутку за стеной, которая теперь стояла на своих обрубках и, закрыв глаза и приоткрыв рот, похотливо гладила себя по коричневым соскам…

— Так ведь и вам, я вижу, наша Дианка пришлась по душе! — хохотнула Мильва и потрогала горячий холм под ширинкой генеральских брюк. — Хотите? По старой дружбе предлагаю вам на десерт Диану… за счет заведения.

На тонких губах Евгения Николаевича зазмеилась сладострастная улыбочка.

— Знаешь, Мильва, пока не дошло до десерта — ты дай ка мне на закуску адресок или телефончик Авраменко.

Та сразу посерьезнела и развела руками:

— Евгений Николаевич, дорогой, мы, конечно, добрые друзья, я вот вам даже Дианочку предложила поиграться. Но наши клиенты, сами понимаете…

— Вот что, Гаврилова. — Урусов, по своему обыкновению, мгновенно пришел в ярость. — Сегодня я твой самый главный клиент, и если ты не хочешь на ближайшие месяцы стать клиенткой следственного комитета МВД, то советую тебе быстренько выдать мне телефон господина Авраменко, чтобы сэкономить мое время! Он проходит по делу об убийстве Соловьева, усекла? И кроме того, не забудь, что фильмотека «Ночной бабочки» в моем распоряжении — и я живо твою хваленую конспирацию расколю. Захочу — завтра же по всем каналам начнут крутить это кино! И вот тогда тебе, сестричка, несдобровать. Тебя твои же клиенты специального назначения колесуют!

Мильва в первый раз за весь разговор не на шутку перепугалась.

— Ладно, ладно, — примирительно сказала она. — Сейчас посмотрю. Пойдемте ко мне в кабинет. — И, заметив, с какой тоской Урусов бросил взгляд на Диану, добавила: — А потом вернетесь сюда за своим десертом.

* * *

Урусов ехал на заднем сиденье «ауди», вертя в руке листок бумаги с короткой записью: «456-89-00. Авраменко Вал. Петр.». Он заставлял себя думать о том, как следует сейчас действовать: то ли узнать адрес по номеру телефона, вызвать своих ребят и лететь к Авраменко, то ли установить для начала за ним плотное наружное наблюдение, авось он выведет на Варяга или Варяговых людей.

Но в голову лезли совсем другие мысли, не имевшие никакого отношения к этому делу Он вспоминал тело Дианы, ее обалденные груди, ее горячие объятия, пьянящие поцелуи, головокружительные бесстыдные ласки, он закрывал глаза и снова и снова представлял упругую гладкую кожу, мягкий подтянутый живот, горячее жерло… Да, девка и впрямь оказалась великая мастерица, хоть и инвалид! Проведенные им в койке с ампутанкой Дианой полчаса казались ему изумительной компенсацией за те две недели животного страха, испытанного им в ужасном подвале в лапах у Варяга.

Урусов так был поглощен этими сладкими воспоминаниями, что не сразу услышал жужжание сотового телефона во внутреннем кармане кителя.

 

Глава 13

Этот выкрашенный в стандартную болотно-зеленую краску коттедж в ведомственном дачном поселке на берегу Финского залива под Петербургом пустовал почти круглый год, только на несколько недель летом, поздней осенью или зимой тут появлялись обитатели. Точнее, один обитатель. Держался он скромно, если не сказать укромно: ни к кому в приятели не навязывался, ни с кем в контакты не вступал, даже на общих собраниях не появлялся — и имени-то его в поселке даже не знали. Известно было о нем только одно, что приезжает он аж из самой Москвы. И что он вроде как начальник отдела то ли внешнеэкономических связей, то ли межбанковского сотрудничества на крупном московском предприятии.

Словом, Николай Валерьянович Чижевский предусмотрительно сохранял инкогнито, распуская о себе безобидные сплетни (вроде отдела внешэкономсвязей), которые позволяли ему держаться от любопытствующих глаз и ушей на почтительном расстоянии. В этой глуши под Питером он скрылся в конце прошлого года, сразу же после неожиданного исчезновения Владислава Геннадьевича, затем наведывался сюда все лето и теперь врт снова обосновался в своем убежище.

С внешним миром его связывали три сотовых телефона, с которыми он не расставался ни на минуту.

И сейчас, когда «Нокия» издала переливчатую мелодию советского шлягера «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью», Чижевский взялся за аппарат с тревогой:

— На связи!

— Николай Валерьянович! — раздался знакомый голос Игнатова. — Как дела?

— Жив пока! — отозвался отставной полковник ГРУ и сразу же перешел к делу: — У нас новости…

По его тону Варяг сразу понял, что новости не слишком приятные.

— Да?

— Наш пленник ушел… — обтекаемо сообщил Николай Валерьянович и, как бы оправдываясь, пояснил: — Улучил, гад, минутку и, пока в доме никого не было, старика обезвредил и дал деру. Возвращаться в этот дом теперь невозможно.

— Что значит — дал деру? — после недолгой паузы озабоченно переспросил Игнатов.

— Ушел, совсем ушел, Владислав Геннадьевич. Недосмотрели!

— Это совсем не здорово, — огорченно сказал Варяг. — Час от часу не легче. И что он предпринял?

— Он в тот же день интервью уже раздавал направо и налево, сидя в своем кабинете в МВД. Правда, про вас ни гугу… Сказал, его похитили чеченские террористы. Может быть, стоит его… того?..

— Нет, — отрезал Варяг. — Не трогайте. Пусть действует. Видите, он ведь правду о похищении скрыл. А это сигнал. Он горячий, обидчивый и мстительный. Значит, наверняка что-то предпримет такое, что поможет нам понять его планы. Возможно, сейчас это даже важнее, чем его убрать. Установите за ним плотное наблюдение.

— Вас понял, Владислав Геннадьевич. Скажите, у вас-то как там дела? Но не забудьте: у нас времени в обрез…

— Знаю. — Варяг вспомнил: Чижевский предупреждал его, что в разговорах по сотовому следует уложиться ровно в минуту. — У меня кое-что проклюнулось. Есть зацепка. Но придется переезжать отсюда на другое побережье. Постараюсь устроить все в ближайшее время. Как прибуду на новое место, тотчас свяжусь с вами.

— Помощь не нужна? — деловито осведомился быв- ший военный разведчик, размышляя над тем, что бы там такое могло «проклюнуться».

— Еще как нужна! Объявите полную боевую готовность своим «трем богатырям». Они могут понадобиться. Где — сообщу позже. Пока все…

Чижевский положил «Нокию» на стол и взглянул на — часы: их разговор длился пятьдесят восемь секунд.

Урусов сбежал! Вот проворный гад, сука! Варяг в сердцах хлопнул ладонью по полированной столешнице журнального столика. Такую важную птицу проворонили! Урусов нужен был Владиславу не столько как заложник, сколько как источник информации. Важной информации. Ведь замешанный в прошлогодней операции похищения смотрящего России, генерал-полковник МВД располагал целым рядом важнейших сведений о заказчиках и исполнителях. И рано или поздно его удалось бы расколоть — в этом Варяг не сомневался. С другой стороны, теперь, когда Урусов сбежал, возможно, оно и к лучшему, и это поможет ему, Владиславу Игнатову, нестандартным путем выйти на. след похитителя или похитителей общака. Тем более что и ему, хоть и весьма приблизительно, стало известно местонахождение пяти миллиардов баксов. Часть в «Бэнк оф Нассау», Багамы… Основная часть. А значит, туда и путь держать следует незамедлительно.

И, раскрыв «свой» загранпаспорт, он в очередной раз подивился тому, как все-таки судьба к нему благосклонна. Ему отчаянно повезло с этим документом. Варяг в очередной раз оценил усердие верного Чижевского. В загранпаспортах господина Сучкова Сергея Петровича и госпожи Сучковой Ирины Васильевны были проставлены самые настоящие и очень свеженькие американские визы сроком на год. Видно, ставропольский коммерсант рассчитывал частенько кататься с супругой в Штаты — может, на отдых, а может, и на «отмывку»… Это очень хорошо, что у него есть выданная в Москве американская виза, потому что теперь можно безотлагательно начать действовать…

Он сел в большое мягкое кресло перед телевизором и, придвинув поближе телефонный аппарат, набрал нью-йоркский номер.

— Билли! — Владислав с усмешкой слушал шумное сопение на другом конце трансатлантического провода. Билли Лайл явно не ожидал его звонка. — Узнал меня? Ну, как там наши общие дела, старина? Скоро к тебе приеду с «инспекцией»!

— О! Привет, Влад! Рад тебя слышать. Как ты? Как дела?

— Все отлично, Билли. Приеду — расскажу. У нас будет что обсудить. Как ты?

— Я неплохо, Влад. И наши общие дела идут, в общем, неплохо. Машина, запущенная тобой, работает без сбоев. Налоги платим исправно, — торопливо докладывал Билли. — Все в идеальном порядке. Думаю, тебе понравится. «Интеркоммодитис», как тебе известно, я реализовал и деньги перевел в Будапешт, как мы и договаривались… Хотя жалко, хорошая была компания, чистая…

— Ладно, Билли, малыш, хватит ностальгировать. Ты же знаешь, мне не нужна была эта реклама в связи с моим арестом по делу «Интеркоммодитис». К тому же нам понадобились деньги, — перебил своего американского управляющего Варяг. — Вот дела немного поправятся, и мы «Интеркоммодитис» обратно выкупим, если захотим. Но сейчас о другом речь. Через три дня я прилетаю в Нью-Йорк с… — Он хотел сказать «с семьей», но осекся. — …с дочкой и подругой. Остановимся сначала в каком-нибудь отеле в Манхеттене, а потом переедем в тот серенький особнячок в Бруклине. Надеюсь, он еще цел? И его не снесло каким-нибудь американским торнадо?

Речь шла о трехэтажном особняке конца XIX века, который Варяг купил три года назад и записал на имя управляющего компанией «Интеркоммодитис» Билли Лайла. Дом был хоть и старый, но добротный. Там было все в порядке. Правда, втайне от русского шефа Билли устроил в нем для себя любовное гнездышко, куда время от времени приводил своих новых подружек. И теперь, к сожалению, ему предстояло уютное местечко экстренно освобождать.

— Цел-цел домик, что с ним станется. Я слежу за порядком, — уклончиво ответил хитрый Билли. — А ты какими судьбами к нам в Нью-Йорк? У тебя совсем недавно были другие планы…

— Да я, собственно, не совсем в Нью-Йорк. У меня есть кое-какие другие планы. Хочу прокатиться на Багамы.

И в этой связи у меня к тебе будет просьба. Вернее, две. Во-первых, надо срочно разыскать мистера Сурикова Леонида Аркадьевича — того самого, с которым я встречался в прошлый приезд. Он работал в российском консульстве в Бразилии. В Рио. На него, кажется, можно выйти через тамошнего военного атташе Александра Сергеевича Богдановского. Или через Андрея Федоровича Кофмана, который работает в российской миссии ООН. Суриков меня вспомнит — хорошо бы он приехал в Нью-Йорк к концу недели. Мне нужна с ним личная встреча как с одним из ведущих специалистов по банковскому делу на Багамских островах. Второе. И это посложнее. В Штатах может находиться некий мистер Усов Павел Павлович. Мне кажется, он тоже захочет отдохнуть на Багамах. Его надо во что бы то ни стало найти, если появится. У тебя ведь есть человечек в ФБР, насколько я помню?

— Е…есть… — нетвердо ответил Билли. Лайл. У него и впрямь был знакомый сотрудник центрального аппарата Федерального бюро расследований, точнее сказать, сотрудница — низенькая пухлая негритянка Сара сорока трех лет с необъятным задом и еще более внушительным бюстом, которая вот уже три года регулярно посещала Билли в серенькой трехэтажке в Бруклине, но в последний раз — дело было с месяц назад — у Билли от сексуального перенапряжения в предыдущие три недели возникли проблемы с эрекцией, и Сара, вспылив, покинула бруклинский сексодром в растрепанных чувствах. С тех пор они не виделись и даже не перезванивались. Но перечить господину Игнатову Билли не мог. — А что тебе нужно от ФБР?

— Нужно узнать, где и когда господин Пал Палыч Усов пересек границу Штатов, куда он держит путь, где останавливается. По моим сведениям, он обязательно собирается прилететь, или уже прилетел, в США. И конечная цель его путешествия — Нассау. Надеюсь, что мои сведения меня не обманут.

— Но с этим надо обращаться в Службу иммиграции, а не в ФБР, — промямлил Билли, вспоминая, как свирепо натягивала Сара на свои коричневые пышные груди ажурные купола исполинского бюстгальтера. Она ушла даже не попрощавшись. Как к ней теперь после всего этого подкатиться, Билли ума не мог приложить. — Ладно, Влад, сделаю, что смогу, — вздохнул бывший управляющий «Интеркоммодитис».

— И чего не сможешь — тоже сделай! — напутствовал его Варяг. Причем в его голосе не было шутливых ноток.

Владислав положил трубку и задумался о предстоящей поездке в Штаты. Если в Москве еще не успели подсуетиться, то его прохождение через пограничный контроль в аэропорту имени Джона Кеннеди будет беспроблемным.

Варяг встал и подошел к окну. Внизу, у подножия отеля «Шератон», бурлила Барселона. Проносились открытые автомобили с загорелыми девушками на шикарных сиденьях, тротуары заполонили толпы прохожих, которые несли в руках яркие картонные сумки на веревочках. Испанский город жил своей привычной жизнью. И никому не было дела до забот и проблем стоящего у окна на пятнадцатом этаже русского туриста…

Владислав отошел от окна и вернулся в кресло перед телевизором. Его мысли опять закрутились вокруг вчерашней поездки в банк Андорры. Пал Палыч Усов. Кто же такой этот Усов? Откуда он взялся? И как найти его в океане туристов, ежедневно прибывающих в Соединенные Штаты Америки из Европы?

Вот задачка, без решения которой все дальнейшие шаги были невозможны.

* * *

Ближе к вечеру того же дня в рабочем кабинете Евгения Николаевича Урусова состоялось секретное совещание в узком кругу. Хозяин кабинета представил капитану Свиблову и капитану Левкину подполковника Алексея Васильевича Кортикова и пояснил, что отныне оба поступают к нему в полное подчинение.

— Вам, ребята, предстоит серьезная работа. Наверняка здесь не обойтись без длительных командировок и по России, и за границу. — Урусов многозначительно поднял вверх указательный палец. — Задание очень ответственное и секретное. Ты, Алексей Васильич, возьми отпуск — никто не должен знать про это дело. А вы, орлы, — обратился генерал к Артему Свиблову и Никите Левкину, — пишите рапорта по форме. Официально вы будете числиться в командировке, я вам ее уже оформил. Пойдете в бухгалтерию, получите суточные и прочее. И чтобы потом, если понадобится, нам не терять времени, проверьте, как у вас оформлены загранпаспорта. Надеюсь, они у вас в порядке?

Все трое одновременно кивнули. А Евгений Николаевич неожиданно рассмеялся:

— Во, блин, дожили. Раньше Жванецкий зубоскалил: «Мне по делу в Париж на три дня». И всем было смешно. А теперь все в порядке вещей. Никто и не удивляется. В Париж — так в Париж… На Бермуды — так на Бермуды. Да, блин, как времена поменялись… — задумчиво повторил он и потер ладонью висок. В последнее время, когда он нервничал, у него в висках начинали пульсировать какие-то крохотные жилки, что его страшно раздражало. — Вот такое дело вам предстоит, — глядя на своих подчиненных многозначительно, закивал головой Урусов.

Он специально сделал паузу, дожидаясь, когда «орлы» зададут вполне логичный в данной ситуации вопрос: какое? Но оба капитана молчали. Выжидал и подполковник Кортиков. Урусов ввинтил в последнего пристальный немигающий взгляд:

— Я бы, конечно, мог у тебя узнать, Леша, какие у тебя вообще планы на ближайшие недели три-четыре. Но я не спрашиваю. Потому как, сам догадываешься, в этом деле ты мне очень нужен. Ты опытный оперативник, ушлый, дошлый и — пришлый. — Евгений Николаевич оценил свое остроумие и довольно крякнул. — Пришлый в том смысле, что не из нашей конторы. Поэтому в случае необходимости наши орлы, — он перевел взгляд на капитанов, — всю инициативу отдадут именно тебе. Ведь его люди, я так понимаю, их знают, а тебя, Алексей Васильевич, — нет.

— Чьи люди? — не выдержал игры в загадки Никита Левкин.

Генерал смерил самого нетерпеливого долгим изучающим взглядом и как бы нехотя выдавил из себя:

— Чьи люди? Да люди господина Игнатова. Варяга!

Урусов откинулся на спинку кресла и цокнул языком.

Он и сам был бы рад взяться за разгадку этого ребуса, но сейчас его ум заботили другие, куда более важные проблемы. Он подался вперед и понизил голос:

— Значит, так. Сегодня у нас пятница. На завершение всех ваших дел и сборы даю вам четыре дня. Мы как раз проясним кое-какие подробности. И во вторник утром вы получите конкретные указания. Сейчас можете быть свободны. Если понадобитесь, я вас вызову.

 

Глава 14

По выходным Евгений Николаевич Урусов никогда не надевал генеральский мундир, предпочитая выезжать со своей переделкинской дачи в город по делам в цивильном. Но после злополучного похищения он зарекся ездить в свое загородное «гнездо» до тех пор, пока строительный спецОтряд МВД не завершит там возведение нового каменного забора, оснащенного системой видеонаблюдения по всему периметру и охранной сигнализацией. Поэтому эти выходные Урусов сначала решил провести дома, в ведомственной московской квартире, вместе с супругой Суламифью. Но после вчерашнего посещения ночного клуба Мильвы Гавриловой ему дома не сиделось. С утра он позвонил капитану Свиблову и приказал тому к десяти ноль-ноль вместе с капитаном Левкиным прибыть по известному им адресу.

— Поедем на важное дело, — коротко пояснил Урусов. — Всем быть в форменной одежде и при табельном оружии. Разговор может получиться серьезный.

Никита Левкин и Артем Свиблов были ребята отнюдь не мелкого телосложения. На службу к Урусову эти два здоровенных амбала попали из специального взвода охраны МВД и вот уже второй год числились приписанными в качестве личных телохранителей генерал-полковника. На самом деле парни оказались смышлеными, и Евгений Николаевич их, быстро повысив в звании и в должности, прикрепил к выполнению своих особых поручений, довольно ответственных и порой весьма запутанных.

Капитаны Левкин и Свиблов подкатили в служебной «ауди» прямо к дому начальника и стали ждать. Оба уныло молчали, лишь время от времени вяло переговариваясь между собой, безуспешно пытаясь предугадать, какие испытания на сей раз уготовил им шеф. События последнего периода времени складывались так, что все мероприятия, в которые ввязывался генерал Урусов, ничем хорошим ни для него, ни для них не заканчивались. Как правило, наоборот, все оборачивалось очень печально. То в парке Речного вокзала их прошлой осенью чуть не грохнули, то в прошлом месяце на даче в Переделкино едва не оставили инвалидами. Словом, все «важные дела» Евгения Николаевича выходили им в последнее время, что называется, боком… Так что грустить им было с чего.

В строго назначенное время генерал Урусов Евгений Николаевич бодро вышел, почти выбежал из подъезда. На нем был генеральский китель и плащ с белым подбоем. Он быстрой кавалерийской походкой направился к «ауди». «Ну, блин, пижон!» — подумал невольно Никита, привычно распахивая перед генералом переднюю правую дверцу: вопреки обыкновению больших начальников генерал Урусов не любил ездить на заднем сиденье, предпочитая штурманское место рядом с водителем.

— Беломорская, двадцать шесть, — бросил Урусов, плюхаясь на кожаные подушки. — Только что я туда звонил. Он взял трубку, значит, на месте. Да и где ж ему быть, сердешному, утром в субботу.

Артем Свиблов кивнул: все ясно; генерал едет какого-то лоха за жопу брать. А они с Никитой ему нужны для устрашения. Он снял машину с ручного тормоза, и служебная «ауди» с мягким шуршанием покатила с места.

Увидев на видеокассете из соловьевской коллекции лицо Валерия Петровича Авраменко, бывшего главного бухгалтера «Госснабвооружения», Евгений Николаевич сначала сильно удивился, но потом страшно обрадовался. Этот видеоролик должен стать мощным стимулом в предстоящей беседе с Валерием Петровичем. А этот внезапный визит может многое прояснить.

Урусов прекрасно разбирался в людской психологии. И понимал, что Авраменко, если не брать в расчет случайную отсидку, заработанную им по молодости лет, был типичным порождением советской системы — выросший без отца работяга-чиновник, долго карабкавшийся по крутой социальной лестнице, примерный семьянин, все время пытавшийся скрыть свою судимость, добравшийся до довольно высокой должности и больших денег, типичный бюрократ, малость возгордившийся своим положением, ни в грош не ставивший всех, кого считал ниже себя.

И вдруг стремительное падение по крутой лестнице жизни вниз: когда Авраменко поперли из «Госснабвооружения», это весьма чувствительно ударило по его самолюбию и благосостоянию. Худо-бедно, в таком большом хозяйстве опытный главбух знал, как урвать свою копеечку без того, чтобы привлечь внимание строгого начальства. А поскольку он вел себя всегда очень аккуратно, на лишнее никогда не зарился, то его деятельность протекала весьма и весьма успешно. И вот настоящий шок: он лишился своего теплого местечка. И, надо полагать, бывший главбух до сих пор пребывает в растерянности и смятении по поводу своей дальнейшей судьбы. А тут еще на свет божий вылезет вот эта кассетка с записью похотливых кульбитов Валерия Петровича в паре с путанкой-ампутанкой в подпольном притоне… Будет от чего в штаны наложить! Особенно если вспомнить строгую супругу, под взглядом которой, говорят, Валерий Петрович враз превращался в невинного агнца и саму безотказность.

Так рассуждал Урусов, направляясь этим прекрасным субботним утром на Беломорскую улицу.

В это же самое время Валерий Авраменко, за которым еще с молодых лет, когда он полтора года провел в колонии строгого режима за расхищение социалистической собственности, закрепилась кличка Аврик, стоял перед зеркалом в ванной и осматривал тщательно выбритые, щеки. Еще вчера с вечера Аврик отправил жену Капитолину Петровну на дачу в Малаховку, сам же остался дома под благовидным предлогом: сегодня, мол, вызвал слесаря для переустановки мойки на кухне. Жена, давно привыкшая к Валериным выкрутасам, на сей раз спорить не стала, хотя и не поверила в его ложь, и укатила с самого раннего утра: Капитолина Петровна имела кое-какие свои виды на субботний день. Аврик, едва хозяйка скрылась за дверью, бросился к телефону и стал названивать в заведение Мильвы Гавриловой с намерением выписать себе к обеду на пару часиков ту самую хромую девку, с которой он так классно побултыхался две недели назад. Как же ее звали… Кажется, Маринка.

Но Мильвы на месте не оказалось, а сонный охранник по телефону объявил, что оздоровительное заведение еще не работает. Раздосадованный Авраменко чертыхнулся и решил все равно провести эту субботу с пользой для здоровья, лично, без предварительного заказа, направившись на Бутырский вал.

Валерий Петрович вот уже без малого пять лет верой и правдой трудился на бухгалтерской ниве при смотрящем России. Владиславу Геннадьевичу Игнатову этого флегматичного и хитроватого мужичка, имевшего за плечами пятнадцатилетний стаж бухгалтерской работы, в том числе и в Министерстве рыбного хозяйства, порекомендовал

Михаил Андреерич Косюк, финуправляющий одного из химических комбинатов Подмосковья, приобретенного Варягом еще в самом начале 90-х, во время «бешеной приватизации». Аврик был работник надежный, въедливый с клиентами, аккуратный с бумагами и если даже что и греб под себя, так только самую малость — Варяг на него за это не был в обиде. В «Госснабвооружении» же Аврик среди ближайших товарищей приобрел славу своими непомерными сексуальными аппетитами: каждую новую сотрудницу концерна в возрасте от восемнадцати до двадцати двух он считал своим долгом лично ввести в курс оружейного бизнеса — причем либо на пленэре, либо в уютном кабинете ресторана «Метрополь» со всеми вытекающими после сытного ужина постельными последствиями. При всем при этом Аврик был опытнейшим конспиратором и умудрялся свои похождения сохранять в тайне от коллектива и особенно от строгой своей супруги. По крайней мере, та ни разу не предъявила своему дражайшему мужу претензий в неверности.

Осмотрев придирчиво выбритые щеки, Аврик уже собрался было принять душ, как вдруг в дверь позвонили. Валерий Петрович накинул на голые плечи рубашку и, не застегнувшись, пошел открывать. Кого там еще черт несет?

На пороге стояли трое мужчин в милицейской форме. Одного из них Авраменко сразу же узнал — это был генерал-полковник милиции, с которым Валерию Петровичу уже приходилось иметь дело, когда органы начали свой налет на «Госснабвооружение». Черты лица и пронзительный взгляд черных глаз неуловимо выдавали в нем кавказское происхождение. Он держался начальственно в окружении двух здоровенных ментов в капитанских кителях.

— Чем могу? — выдавил из себя Валерий Петрович, сразу сообразив, что дело пахнет керосином.

— Валерий Петрович, али не признали? Мы же с вами старые знакомые! — шутовски закудахтал генерал, делая решительный шаг вперед. Сопровождавшие его могучие парни тоже не сробели и, не дожидаясь приглашения, вперлись, в квартиру. Аврик невольно вынужден был попятиться.

Генерал-полковник почти по-хозяйски осмотрел дорого обставленную прихожую — резной ореховый гарнитур для холла, бронзовые торшеры, зеркала в янтарных рамах — и усмехнулся:

— Что, неплохо в «Госснабвооружении» зарабатывали бухгалтера, а, Валер Петрович? Вижу, ваш шеф Игнатов щедро вам платил? Чувствую, надо было бы вас привлечь за расхищение бюджетных средств — и с конфискацией… Вся эта мебель, музыка, и здесь, и в комнатах, на сколько же потянет — тысяч на сто или двести?

— Это все не мое… — промямлил Аврик. — Это все на жену записано… — Он и сам не понимал, что говорит и зачем оправдывается перед наглым ментом. — У вас ко мне дело, товарищ генерал?

Генерал протаранил его взглядом и, не обращая внимания, направился в просторную гостиную. И снова, оценив роскошную, в розово-золотых тонах, обстановку, ахнул и даже присвистнул:

— Вот это да! Я, Валерий Петрович, сам люблю и ценю дорогую мебель. Но такого великолепия ни у кого не видел! Даже там! — Урусов ткнул пальцем в потолок, имея в виду, вероятно, самых сильных мира сего. — Обычные итальянские гарнитуры. А тут, я смотрю, в основном ручная работа. Небось по индивидуальному заказу?

Аврик совершенно стушевался и растерянно переспросил:

— Так вы по какому делу ко мне?

Генерал еще раз прошелся по комнате, откинув полу плаща с белым подбоем, и, резко остановившись перед Авраменко, свирепо бросил:

— Я генерал милиции Урусов Евгений Николаевич. Веду розыск бывшего замдиректора концерна «Госснабвооружение» Игнатова Владислава Геннадьевича. Это я напоминаю, если вы, не дай бог, запамятовали, Валерий Петрович.

Авраменко все отлично помнил. Конечно же, этот самый генерал в прошлом году допрашивал его два раза в офисе и при нем же производил выемку финансовых документов концерна. Но зачем он пожаловал к нему сейчас, спустя почти год, когда дело, кажется, уже спущено на тормозах, да еще в субботу, да еще домой? И что особенно странно: похоже, визит носит явно неофициальный характер, смекнул Валерий Петрович. Он не знал, как на это реагировать и хорошо это было или плохо.

Урусов приласкал взглядом толстую золотую цепь на шее Авраменко.

— Вы, я смотрю, и золотишко уважаете, Валерий Петрович. Дорогая мебель. Золото на шее. Дача в Малаховке, участок сорок соток… — Заметив волнение во взгляде Авраменко, Евгений Николаевич хохотнул. — Да мы про вас все знаем! Все!

Последнее слово было произнесено с угрожающей интонацией. Урусов огляделся по сторонам:

— Что-то не вижу видака… Телевизор есть — вон какой слон! — И он указал на «Сони» в деревянном корпусе с гигантским экраном. — А где же видак?

— Это видеодвойка, — хмуро заметил Авраменко, пока еще не понимая, к чему клонит настырный генерал, но в душе внезапно шевельнулось какое-то смутно-тревожное гаденькое чувство.

— Отлично! Включите-ка, милейший Валерий Петрович, сейчас кое-что поглядим! Интересное кино! — С этими словами Урусов достал из кармана плаща черную видеокассету и, найдя в «Сони» нужную прорезь, вставил ее для просмотра.

Валерий Петрович сразу узнал в кадре и комнату, и койку, и безногую девчонку, и — себя. У него перехватило дыхание — такого он никак не ожидал… Подлая Мильва! Ах, сучка! А сама-то, сама-то все лыбилась да раскланивалась!..

Урусов нажал кнопку паузы — на телеэкране Валерий Петрович Авраменко замер, лежа на спине с расставленными ногами и выгнувшись назад, а его подружка Маринка, раззявив губастое хлебало, приготовилась всосать его бравого бойца, выпрямившегося по стойке «смирно», да тоже замерла… Авраменко, страшно смутившись, отвел взгляд. А вот Урусов взгляда не отводил и, по всему было видно, наслаждался откровенно похабной сценой.

— Мы в настоящее время проводим расследование убийства сотрудника московской милиции полковника Соловьева, — сухо начал Урусов, ввинтив взгляд черных, как антрацит, глаз в лицо Авраменко. — По нашим данным, его убили в связи с аналогичными видеозаписями, сделанными в известном вам ночном секс-клубе на Бутырском валу, — Урусов, не улыбаясь, кивнул на экран. — Добавлю, что вы по-прежнему проходите как свидетель по делу «Госснабвооружения». А теперь еще и убийство полковника Соловьева. А теперь еще и бегство вашего бывшего шефа Игнатова… Вам грозят крупные неприятности, Валерий Петрович! Очень крупные!

Евгений Николаевич знал, куда ударить побольнее. По оперативным данным, Авраменко всю жизнь вел двойную, если не тройную бухгалтерию — не только на службе, но и дома. И он, сменив без малого шестнадцать мест работы и двух жен, постоянно опасался быть застигнутым врасплох, выведенным на чистую воду, уличенным в обмаі-не, неверности и двуличии. Евгений Николаевич немало знавал таких субъектов! С такими работать ему было одно удовольствие: надо было лишь выведать или угадать червоточинку их души — и после этого из них можно веревки вить! Авраменко можно было прищучить легко, пригрозив или перспективой получить бесплатную путевку в сибирский санаторий «общего режима» сроком этак лет на пять, или разоблачением его тайных приработков в «Госснабвооружении», или, наконец, передачей супруге Капитолине Петровне вот этой самой видеопленки с его барахтаньем в липкой паутине разврата…

— Я не стану давать вам пустых обещаний, — продолжал сурово Евгений Николаевич. — Я и мои люди, — он бросил взгляд на мрачно молчащих Левкина и Свиблова, — приехали к вам в выходной день, пожертвовав своим временем, на откровенный разговор. Возвращаясь к «Ночной бабочке»… Там в кабинетах установлены скрытые видеокамеры, которые фиксируют плотские утехи клиентов. Полковник Соловьев, который и установил там эти камеры, был зверски убит в собственной квартире на прошлой неделе. Возможно, вы слышали об убийстве полковника Соловьева. А может быть, вы даже причастны к этому убийству… — Урусов сделал многозначительную паузу и с удовольствием отметил, что нужный психологический эффект достигнут: в глазах Авраменко заполыхал ужас.

— Нет-нет, я не имею к этому убийству никакого отношения… Я даже ничего не знаю… — залепетал он и безвольно упал в розовое кожаное кресло.

Урусов отмахнулся от него как от назойливой летней мухи.

— Мне это пока неизвестно. Но я пришел не за этим. У нас с вами не допрос — протокола, как видите, я не веду, это просто доверительная беседа. Но при свидетелях! Чтобы потом вы, не дай бог, не стали говорить, что и беседы-то никакой не было… От того, насколько вы будете со мной откровенны, зависит… Да вы сами знаете, что зависит! Меня в данный момент интересует не «Ночная бабочка» — пусть пока этим интересуется ваша жена, — Урусов издал мерзкий смешок. — Меня интересует господин Игнатов, ваш бывший начальник в «Госснабвооружении». И не только там. Вы его давний, насколько мне известно, сотрудник, а точнее сказать — подельник. Я ясно выражаюсь? Ведь Игнатов — опаснейший преступник, рецидивист, на нем висит столько, что хватило бы на десятерых смертников. Недавно он был объявлен в федеральный розыск. Авраменко, я спрашиваю у вас: что вам известно про офшорные счета, которые держал Игнатов за границей?

Валерий Петрович был настолько огорошен этим вопросом, что буквально раскрыл рот. Мысли его смешались, он не мог понять, куда клонит этот говорун-генерал и что ему, собственно, надо — то ли уличить его, взрослого мужчину, в аморалке, то ли предъявить ему претензии в связи с нетрудовыми доходами, то ли… Похоже, все же последнее, а это было куда пострашней: Урусова интересовал Владислав Игнатов и офшорные счета…

И что же ему делать сейчас? Неужели ему придется «сдать» важнейшую для Варяга информацию? От одной этой мысли у Авраменко волосы на голове зашевелились. Раскрыть ментовскому начальнику финансовые дела крупнейшего воровского авторитета, смотрящего по России? Да за это можно либо в пять минут остаться без головы, либо схлопотать перо в бок либо пулю в затылок… Генерал был настырен, наседал так, что выхода просто не было. Надо что-то сообщить этому генералу, что-то такое, что он смог бы и без него, без Валерия Петровича, узнать. А следовательно, он, Валерий Петрович, будет как. бы ни при чем.

— По каким делам вы с Игнатовым вообще общались? — быстро продолжал спрашивать генерал-полковник.

— По финансовым, естественно, я же был как-никак главным бухгалтером. И вы это знаете…

— И вы, Валерий Петрович, как главный бухгалтер, имели доступ к целому ряду секретной информации, закрытым офшорным счетам, платежам, которые не старались придавать огласке.

Авраменко, немного подумав, кивнул утвердительно: препираться здесь было бесполезно.

— И что это за счета? Офшорные счета, куда сливали неучтенные доходы от неучтенных сделок? — Урусова охватил азарт игрока, готовящегося сорвать крупный куш в покер.

Авраменко, немного поразмыслив, кивнул. На душе стало легче. Ну вот, этот хитрожопый генерал сам все знает, а он, Валерий Авраменко, сам ничего пока даже не сказал, он только подтвердил чужие слова.

— И где эти счета? — довольно осведомился Урусов.

— Счета у концерна имеются во многих странах. Есть несколько офшоров в Европе, — медленно произнес Авраменко. Он понимал, что этот ответ вряд ли удовлетворит мента, но продолжал тянуть время.

Генералу эти уклончивые ответы порядком поднадоели. Уставившись немигающими глазами на главбуха, он гаркнул:

— Ну ты, Аврик! Ты что думаешь, я сюда приехал в субботу, чтобы ты мне мозги полоскал? Ты, главбух гребаный! Если не хочешь, чтобы мои молодцы сделали тебе в заднице массаж, давай по-быстрому рассказывай, куда направлялись основные деньги Игнатова. И не канючь мне только про «Госснабвооружение»! Меня интересуют все платежи, а не только то, что шло через фирму. И если не хочешь остаться калекой, рассказывай, гнида, все как есть.

От этих слов у Авраменко совсем перехватило дыхание и с сердцем стало плохо. Он понимал, что положение его крайне незавидное. И что с пустыми руками этот отмороженный эмвэдэшный генерал отсюда не уйдет. Но также Аврик знал, что, предай он Варяга, открой секреты воровских денег, ему тоже долго не жить. Рано или поздно Варяг все равно об этом узнает.

Решая столь сложную дилемму и понимая, что деньги-то с офшорных счетов в Андорре все равно кто-то уже увел, Авраменко решил отделаться от Урусова малой кровью и сдать счета в Андорре.

— Так куда отправлялись основные деньги? — Расхаживая по комнате взад-вперед, уже почти кричал разъяренный генерал.

— Товарищ генерал, — робко произнес Авраменко, — я скажу все, что знаю, только не губите.

Генерал прервал на мгновение свои расхаживания и снова сурово уставился на главбуха:

— Ну?!

— В основном деньги шли в Андорру. Я ведь маленький человек, я всего лишь платежки оформлял, делал что велели.

— Хватит прибедняться, Аврик, — гаркнул Урусов. — А где сейчас находится Игнатов, тебе тоже, разумеется, неизвестно? — не давая Авраменко опомниться, спросил Урусов.

— Понятия не имею, това… гражданин генерал-полковник! — замотал головой главбух, сложив руки ладошками вместе. — Ей-богу, клянусь, не имею ни малейшего понятия! Я ж его уже, почитай, девять или десять месяцев не видел. Знать не знаю, гражданин генерал!

— Та-ак! — Евгений Николаевич стремительно стал мерить комнату шагами.

Плащ с белым подбоем развевался, точно на ветру. Похоже, этот счетовод и впрямь не мог знать, где сейчас его бывший босс.

— Не помните, Валерий Петрович, как была фамилия того нового главного бухгалтера, кого вместо вас назначили в «Госснабвооружение»?

— Суриков, — с готовностью вспомнил Авраменко и, упреждая новые вопросы, доложил: — Некий Суриков. Я его не знаю. Ни разу не встречался. Ни до ни после. Но он несколько раз звонил мне по телефону и задавал вопросы. Очень дотошный и въедливый бухгалтер. Настоящий профи.

Урусов задумчиво кивнул. — Ладно, значит, Суриков. Эта фамилия Урусову была знакома.

— Ну что ж, хорошо. Пленку эту я вам дарю, Валерий Петрович. Может, захотите со своей супружницей Капитолиной Петровной на досуге посмотреть на сон грядущий. — И он опять издал свой фирменный мерзкий смешок.

Кивнув свите, Урусов направился в прихожую, всем своим видом давая понять, что визит окончен. В дверях он обернулся и опять, вперив взгляд в глаза Валерия Петровича, строго наказал:

— Никуда не отлучайтесь из Москвы в ближайшие две недели. Подписку о невыезде я с вас не беру — просто даю совет. Чисто дружеский. — И, не прощаясь, вошел в лифт, вызванный Никитой Левкиным.

 

Глава 15

— Ну и куда же подевался наш финансист? — спросил густым басом Михаил Фаддеевич Юдин, развалясь в кресле перед камином, в котором весело потрескивало пламя. — После того как он с помощью своего человека… как бишь его… нашел воровской общак, его следы резко затерялись на просторах Европы. Меня лично это неприятно поразило. Так Дела не делаются, мягко говоря… Вы так не считаете, Анатолий Игнатьевич?

Этот разговор происходил на старой государственной даче в закрытом подмосковном поселке, где еще с конца 30-х годов по указанию Сталина начали возводить особняки для высокопоставленных чиновников советского государства. В последующие десятилетия поселок разрастался, дачи перестраивались, количество привилегированных чиновников увеличивалось; и, наконец, некогда небольшой, домов на двадцать, поселок превратился в закрытый городок на окраине столицы. И теперь, когда советского государства уже десять лет как не было, старые и новые обитатели этого поселка представляли собой как бы высшую касту российских небожителей, вершивших судьбы миллионов россиян и самой тысячелетней России.

Во всяком случае, три человека, собравшиеся сегодня вечером в гостиной старой дачи, с полным правом могли считать себя судьбоносными гражданами страны. Михаил Фаддеевич Юдин, Андрей Парамонович Толстунов и Анатолий Игнатьевич Черемин, когда-то всевластные генералы Комитета государственной безопасности, хотя давно отошли отдел, по-прежнему сохраняли все рычаги влияния на политику. Это были те могучие старики, чьи имена никогда не упоминались в сводках новостей, но без участия которых многих событий в жизни великой страны просто не было бы…

Весь прошлый год, когда Москву и особенно ближнее Подмосковье сотрясали самые невероятные слухи и домыслы относительно судьбы тогдашнего престарелого президента и сценария предстоящих новых выборов, они выстраивали сложную политическую конструкцию, поддавшись на лестные уговоры и вкусные обещания Алика Сапрыкина, сумевшего втравить трех стариков в свои политические интриги… Ту игру, правда, он проиграл вчистую: когда Дед под самый Новый год внезапно объявил о своей отставке, прозвучало имя преемника, о котором Алик никогда не думал как о серьезном противнике. И вся его конструкция полетела к черту… Но он продолжал трепыхаться, потому что, как намекнул им Сапрыкин, у него проклюнулся доступ к очень большим деньгам. Он даже упомянул вскользь, что порядок цифр сопоставим с бюджетом страны. Тогда-то они и придумали ему шутливое прозвище «наш финансист».

Поняв, что Алик немного темнит, Анатолий Игнатьевич по своим каналам узнал, что Сапрыкин через своего верного помощника Николая Ивановича Соколова, или Колю, сумел раскопать офшорные счета, на которых хранились деньги не только концерна «Госснабвооружение» и куда выводились многомиллионные средства, вырученные за поставки вооружений в страны ближнего и дальнего зарубежья, но и деньги воровского общака, собиравшиеся смотрящими со всей территории России. Сведения эти заслуживали доверия, потому что, как выяснил Анатолий Игнатьевич, всей коммерцией в концерне фактически занимался заместитель директора Владислав Игнатов — крупный криминальный авторитет по кличке Варяг, хранитель российской воровской казны. И очень даже было похоже на то, что на этик самых тайных офшорных счетах «Госснабвооружения» как раз и хранился воровской общак… Наведя далее справки, Черемин узнал, что Игнатов попал на столь высокую должность не просто так, с улицы, а его, сначала отмазав от всех уголовных дел, туда посадили доброхоты, давно сотрудничавшие с Варягом и с его помощью намеревавшиеся решить важные политические вопросы. Мелькнула фамилия депутата Шелехова, убитого за несколько месяцев до начала избирательной кампании…

— Не делаются, — кивнул Анатолий Игнатьевич. — Исчез он и впрямь слишком внезапно. Как говорится, даже записки не оставил.

— Ну так что мы будем делать? — несколько раздраженно спросил Михаил Фаддеевич. — Неужели так и оставим? Этот сопляк нас фактически обвел вокруг пальца!

Анатолий Игнатьевич усмехнулся:

— Ну уж! Мы ж ему ни копейки не дали. Другое дело, что он, похоже, решил самолично этими деньгами воспользоваться. Но если правда то, что я слышал… Там же миллиарды долларов! — Он даже понизил голос. — Куда ему столько? Не подавится?'

— Вряд ли. Алик не настолько дурак, чтобы просто их подгрести под себя. Он же должен отдавать себе отчет, что за присвоение таких денег — тем более воровских денег — его просто убьют! — возразил Андрей Парамонович, до этого момента сохранявший глубокомысленное молчание. — Но у меня есть предложение. Один мой старый приятель, тоже из нашего ведомства, давно уже, как и я, в отставке, занимается крупным бизнесом.

— Нефть? — перебил Юдин, саркастически улыбнувшись.

— Лучше! Лучше, любезный! Чистые якутские алмазы!.. Так вот, я ему грешным делом рассказал как-то еще в прошлом году про нашего Алика, про его дела, и он, знаете ли, заинтересовался. Больше того, он связался кое с кем и установил за Сапрыкиным наблюдение. Он держал его на коротком поводке весь последний год. Не удивлюсь, если ему теперь известно местонахождение нашего финансиста…

— Зачем же вы выложили ему такую важную информацию? — недовольно скривился Михаил Фаддеевич. — Я, кажется, знаю, о ком вы толкуете. Очень ненадежный типус. Очень ненадежный. Это Неустроев! — И по лицу Андрея Парамоновича поняв, что попал в самую точку, продолжал несколько раздраженно: — Нет, милейший, так дело не пойдет. Неустроев и его гоп-компания — я знаю эту публику, — они будут божиться родной мамой, партией Ленина — Сталина, а сами без зазрения совести вас вокруг пальца обведут, потому что нет у них никакой совести!

Он встал и в волнении прошелся по комнате.

— Вот что я вам скажу, Андрей Парамонович, — продолжал он. — Коль вы решили разыграть партию Неустроева, не посоветовавшись со мной… с нами… то ладно, продолжайте, но с условием: вы выведаете у Неустроева местопребывание Сапрыкина и, как только нам это станет известно, в дело вступит наш человек…

— Позвольте полюбопытствовать, какой человек? — встрял в разговор немногословный Черемин.

— Вы его прекрасно знаете, Анатолий Игнатьевич! — усмехнувшись, ответил Юдин. — Это Антон Козлов.

— Из спецгруппы «Бета»? — удивился Черемин.

Юдин махнул рукой:

— А! «Альфа», «Дельта», «Бета»!.. Напридумывали черт знает чего…. Все в подражание америкашкам. Да, из так называемой группы «Бета», а по-нашему, по-старому, из спецподразделения «девятки». Из спецбатальона наружного наблюдения — этих ребят надрессировали вести свой объект до койки или до сортира — и оставаться при этом незамеченными. Антоша — лучший из лучших.

— Ему можно доверять? — с сомнением спросил Черемин.

— Можно, — отрезал Юдин. — Я об этом позабочусь.

* * *

Международный аэропорт Шереметьево-2 гудел, как потревоженный улей…

Именно эта дурацкая фраза пришла на ум подполковнику Алексею Васильевичу Кортикову, когда он выскочил из черной «Волги» и, вбежав в зал прилетов, сразу утонул в гомонящем водовороте возбужденных пассажиров, озабоченных встречающих и наигранно вежливых крепышей с пластиковыми карточками «ТАКСИ» на рубашках. Пока он пробирался сквозь толпу, ему раз пять ткнули в глаза цветочными букетами, разок заехали по скуле табличкой «Симпозиум урологов — гостиница «Метрополь» и пятнадцать раз предложили «такси до центра недорого».

Уныло матерясь сквозь зубы, подполковник направился прямехонько в правое крыло, к неприметной двери без опознавательных знаков в закутке возле перманентно запертого общественного сортира. Он со знанием дела толкнул дверь и оказался в небольшой комнатушке без окон. Посреди комнатушки стоял обшарпанный стол, заваленный бумагами и толстыми папками-скоросшивателями. За столом со скучающим видом восседал высокий мужчина с седыми висками.

— Ну ты, этот… мужик! — с жаром возмутился он. — Куда ты лезешь? Без стука, без приглашения… Ты хоть знаешь, куда ты вперся? Это же САБ! Служба авиационной безопасности!

Кортиков, не обращая внимания на негостеприимный прием, молча помахал перед лицом грубияна красной книжечкой.

— Мне нужна информация о пассажире, вылетевшем отсюда позавчера то ли в Испанию, то ли во Францию. Он прошел через паспортный контроль по чужому документу. Есть его фотография. Да… а с кем я имею честь?.. — Он презрительно сощурился, доставая фотографию Владислава Игнатова, которую ему вчера вечером вручил Урусов.

Тот, внимательно ознакомившись с продемонстрированной ему ксивой, сразу преобразился. На его лице нарисовалось выражение угодливо-суетливого участия.

— Бардовский Виталий Семенович. Полковник в отставке. Начальник службы безопасности аэропорта. Алексей Васильевич, чем смогу — помогу… — с этими словами Бардовский сорвал с аппарата телефонную трубку. Его лицо вновь изменило выражение: брови сомкнулись на переносице, взгляд посуровел, губы властно поджались. — Петрович! Ну-ка глянь, кто у нас в какие дни на прошлой неделе был на границе за начальника смены! — Ожидая ответа, Виталий Семенович скроил сладкую улыбку и поднял руку: мол, сию секунду! — Да! Ах, Силищев, Сазонов и Логинов? Они сегодня здесь? Ну так пусть срочно найдут меня. Я буду на паспортном контроле. И еще скажи мне, сколько у нас было рейсов в Испанию и Францию. Только чартерные? Нет, все давай. Весь список. Ладно-ть…

Барковский вскочил, выбежал из-за стола и большими шагами рванул к двери.

— Ну вот, сейчас принесут полный список. Там их немало. Около сорока рейсов наберется. Ну да ничего. Давайте пройдем в зону — там поговорим с начальниками смен. Сейчас всех найдем. А кого нет, из дома доставим мигом. Мы им всем уже на пейджер сбросили информацию. Что-нибудь выкристаллизуется! — выкрикнул он и ринулся сквозь толпу, по-страусиному выбрасывая вперед длинные ноги и обоими локтями рассекая стайки людей.

Они приблизились к ряду стеклянных будок, в которых сидели суровые, но симпатичные девушки-пограничницы. Барковский вынул из кармана белую пластиковую карточку и по-хозяйски вошел в боковую дверь рядом с будками. Кортиков устремился следом.

— Ну, ты вот… — обратился Барковский к моложавому капитану пограничной службы. — Это Алексей Васильевич… из… — Барковский бросил неуверенный взгляд на Кортикова и осекся, поняв, что сейчас сморозит лишнее. — Словом, неважно-ть… Его интересует один пассажир, который на этой неделе вылетел то ли в Испанию, то ли во Францию. Можно помочь?

Капитан сделал удивленные глаза:

— Виталий Семеныч, у нас же сами видите что творится — сумасшедший дом… Ну, давайте хоть фамилию, имя, номер рейса… А то Испания! Франция! Там же тысячи пассажиров, сами понимаете!

Барковский заволновался:

— Ты, этот, мужик, не это самое… не умничай! Если б я знал номер рейса и фамилию, стал бы я к тебе обращаться! Где Логинов? Где Силищев? Мне сказали, они сейчас должны сюда подойти! А Сазонов где?

— Ща! Бежит и падает! — насмешливо отозвался капитан. — Он же сегодня дома, отдыхает. Ну что вы, в самом деле! Вы бы, Виталий Семеныч, лучше у себя в службе безопасности искали бомбы в багаже. Как мы вам найдем человека, если вы о нем ничего не знаете?

— Знаю! Вот фото есть! — нахмурился Барковский.

По всему было видно, что он и сам осознавал всю бессмысленность своей просьбы и страшно комплексовал по поводу собственной бестолковости. Кортиков сжалился над ним. Он сунул под нос моложавому капитану-пограничнику свою красную книжечку, потом предъявил фотографию Игнатова и сурово поинтересовался, как они вообще со своей техникой отслеживают граждан, проходящих паспортный контроль по подложным документам.

— Да никак не отслеживаем! — весело объяснил капитан. — Если паспорт левый или паленый — у нас в компьютере выскакивает отметочка. Если чистый — проходит как нож сквозь масло. Вот и вся техника.

— Погоди! — сообразил вдруг Кортиков. — А в вашем компьютере фотографии имеются?

— Имеются, — кивнул капитан. — Те, что вклеены в паспорт при получении. А толку-то? Вчера в Испанию, например, было восемь чартеров. Там тысячи две человек было, если не все три. Их всех проверять — суток не хватит.

— Придется проверить! — не терпящим возражения голосом заявил Барковский и нервно оглянулся. — Где же ваш Логинов? И Силищев?

Капитан усмехнулся и отрезал:

— Если мне будет указание сверху — проверим. А так — извиняйте!

Взгляд Барковского заполыхал.

— Ты, этот, капитан, забываесся! Но этот вопрос я подниму в другом месте. А пока что выполняй мое указание — начальника САБ. Надо установить личность пассажира, вылетевшего в… — Барковский замялся, — в Испанию или Францию.

Пограничник, ни слова не говоря, повернулся на каблуках и подсел к громадному компьютеру.

— Давайте вашу фотографию! — мрачно буркнул он, зацокав пальцами по клавишам.

… Через три часа взмыленный капитан устало откинулся на спинку вертящегося кресла.

— Не было никакого Игнатова. Ничего похожего… Вы точно уверены, что он улетел через наш аэропорт?

Барковский вопросительно взглянул на Кортикова. Тот скривил губы и отрицательно покачал головой.

Похоже, снова полный облом! Похоже, придется возвращаться в Москву ни с чем. А Урусов снова будет разоряться…

Он уже собрался уходить, но на всякий случай спросил:

— А не мог Игнатов вылететь через другой какой терминал?

— Через Ша-один? — усмехнулся утомленный от трехчасового сидения за компьютером капитан. — Ну разве что в Ригу. Или в Бишкек.

— Погоди! — ? просиял Барковский. — А через цэ-дэ-а он разве не мог? Ну-ка ты, мужик, свяжись с тамошним погранотрядом и уточни!

Капитан пожал плечами и снял трубку с телефонного аппарата без кнопок.

— Алла! Это Гуськов. Скажи, на неделе у вас не было рейсов в Испанию или Францию? Да ну?!! — он чуть не подпрыгнул в своем кресле. — Вот спасибо. Слушай, сейчас к тебе подъедет Виталий Семеныч с одним человеком… Они все объяснят. Окажи им содействие. — Капитан положил трубку и вяло улыбнулся. — Вам повезло. Был позавчера спецрейс в Барселону. Семья из трех человек.

Кортиков воспрял духом.

— Как туда можно добраться?

— Я вас доберу! — оживился Барковский. — В моей машине поедем. Это недалеко — на первом терминале.

И впрямь — через пятнадцать минут Алексей Васильевич в сопровождении вездесущего Барковского уже сидел за стойкой бара в зале Центра деловой авиации и демонстрировал быстроглазой барменше Алле фотографию Варяга.

— Ну да, — узнала его Алла. — Точно он. С женой и дочкой. Их еще какой-то высокий дядька провожал. Пожилой.

Но относительно пожилого дядьки Кортикову никаких инструкций дано не было, и он пропустил замечание барменши мимо ушей.

— А случайно фамилию его вы не запомнили? — спросил он и тут же понял, что сморозил глупость.

— Так я клиентам отпускаю виски и кофе не по паспорту, а так… За наличные, — насмешливо отреагировала Алла.

Кортиков устремил на нее потяжелевший взгляд, но ничего не сказал.

— Еще кто-нибудь позавчера с вами работал?

— Да. Наш менеджер по продажам. Дима. Вон он у витрины с парфюмерией стоит.

Алексей Васильевич двинулся было к высокому, худому как жердь пареньку, но Барковский опередил его.

— Э, ты, мужик, подь сюда! — Он поманил Диму пальцем. И, обращаясь к Кортикову, добавил: — Дима Покос. Менеджер.

Кортиков хмуро кивнул.

— Вам знаком этот человек? — Фотография взлетела перед глазами Покоса. — Он позавчера у вас тут вылетал в Барселону.

— Натюрлих! — на полном серьезе ответил менеджер и, щелкнув каблуками, вытянулся по стойке «смирно», выставив вперед острый подбородок.

«Ну что, блин, за шуты гороховые! — подумал подполковник. — Что этот Бермудский, что эта барменша, что этот Покос…»

— А ничего особенного в нем не заметил? — почему-то спросил Александр Васильевич, не слишком надеясь получить внятный ответ. И ошибся.

— Заметил. Позади него двое клиентов выбирали подарочную коробку конфет — все не могли выбрать, то ли «Крейсер «Варяг», то ли сундучок Коркунова брать. Так он на «Варяга» сразу дернулся — напрягся весь, резко оглянулся… Точно его током ударило.

— Да? — изумился Кортиков. — Так, может, ты и фамилию его заметил?

— Яволь! Натюрлих! — Дима Покос щелкнул каблуками. — Сучков. Кажется, Сергей Петрович…

— И откуда же это тебе известно?

— А я ему паспорт вернул с погранконтроля… Ну и ненароком заметил фамилию…

«Вот это удача так удача! — восхищенно думал подполковник Кортиков. — Что ж, теперь можно докладывать Женьке Урусову о выполненном задании». Кортиков повеселел и хлопнул менеджера по плечу:

— На слово «Варяг», говоришь, дернулся? И фамилию в паспорте подглядел? Ишь ты какой глазастый и ушастый. Ты случаем не менеджер в штатском? Не у Виталия ли Семеныча внештатно подрабатываешь? — И Алексей Васильевич хитро подмигнул осклабившемуся Барковскому.

— Это еще почему? — удивился Дима Покос.

— Да чекистская у тебя наблюдалка — вот почему!

Менеджер по продажам смущенно улыбнулся и вдруг заторопился.

— Вы извините, у нас сейчас очень важные «випы» вылетают в Будапешт, так что я вас покину..

И его как ветром сдуло — в следующее мгновение он уже увивался вокруг трех мужчин в элегантных черных костюмах. Кортикову показалось, что один из них, плотный, коренастый брюнет с проседью на висках, слишком внимательно его изучает. Алексей Васильевич поднял бровь, как бы в немом недоумении, и ответил тяжелым взглядом исподлобья. Коренастый брюнет неспешно отвел глаза. Определенно подполковник где-то его видел — ему как бы вспомнилась эта крепкая посадка головы, эта могучая шея, эти седые виски… Но убей бог, он не мог вспомнить, где встречался с ним…

Тем временем троица «випов» в черном, увлекаемая куртуазным менеджером Димой Покосом, отправилась осматривать витрину злитных спиртных напитков и сигар. Кортиков увидел, что любопытный брюнет наклонился к своему спутнику, лысеющему шатену в очках без оправы, и что-то зашептал ему на ухо, еле заметно мотнув головой в сторону Кортикова. Плешивый быстро окинул подполковника взглядом и глубокомысленно кивнул. Третий пассажир-«вип» — высокий, статный здоровяк с чапаевскими усами — тоже бросил на него взгляд, но никаких эмоций не выказал. Алексею Васильевичу все это страшно не понравилось, но времени на осмысление странного поведения троицы в черном не было.

Он вышел из Центра деловой авиации, поблагодарил Барковского за содействие и попросил подбросить его обратно ко второму терминалу, где он оставил на стоянке свою «Волгу».

* * *

— А ты не обознался, Аркадий Ильич? — густым басом поинтересовался лысеющий шатен в очках без оправы, уютно расположившись в мягком кожаном кресле минилайнера, который двадцать пять минут назад взмыл в воздух и лег на курс до Будапешта.

— Нет, Петр Петрович, — уверенно заявил брюнет с седыми висками, обнюхивая пузатую рюмку с коньяком. — Да-а, «Хенесси-экс-о» — это серьезный напиток. Обожаю… Нет, Петр Петрович, не обознался. Я этого деятеля очень хорошо знаю. По Чечне. По первой кампании. Он там крепко подзалетел на нефтяных делишках… — Аркадий Ильич неторопливо влил коньяк себе в рот и блаженно зажмурился.

— А с чего это он в вип-зале околачивался? — лениво спросил, не отрывая взгляда от иллюминатора, третий пассажир — усатый здоровяк.

— Хрен его знает! — Аркадий Ильич поставил пустую рюмку на стол. — Похоже, чего-то он там вынюхивал.

— Надеюсь, не по нашему делу? — недобро усмехнулся усатый.

— Ну разве что он на товарища Сапрыкина тоже выезжает, но с другого фланга… — рассмеялся Петр Петрович и, аккуратно взяв бутылку коньяка в форме виноградной грозди, разлил янтарную жидкость по трем рюмкам. — Давай-ка, Феденька, за успех нашего будапештского предприятия.

— За успех нельзя пить! — возразил усатый Феденька.

— Вспомнил! — вдруг пробасил Аркадий Ильич и звонко ударил ладонью по столу, так что стоящие на нем тарелки й вазы с деликатесами жалобно забренчали. — Вспомнил! Кортиков его фамилия! Алексей Васильевич Кортиков. Я же на него телегу в Москву писал в девяносто шестом… А отмазывал его Урусов — тот еще прохиндей! Он теперь при чинах на Мытной сидит. Генералишка, как я слышал.

Все трое чокнулись и, ахая и вздыхая, вкусили очередную порцию «Хенесси».

— Да нет, навряд ли этот Кортиков по душу Сапрыкина намылился… — рассеянно пробормотал Аркадий Ильич, с опозданием отреагировав на реплику Петра Петровича. — А если даже и так, то Будапешт — город маленький, не потеряемся. Худо придется Кортикову, коли он нам поперек дороги удумает встать… Мы его «кортик» быстро поломаем.

— Да и другану его, Урусову, не поздоровится, я полагаю, — хмуро напророчествовал усатый и зевнул.

 

Глава 16

Заместитель Генерального прокурора Российской Федерации генерал-майор юстиции Светлана Александровна Сергеева наводила священный ужас на подчиненных. Когда эта невысокая худощавая женщина с копной черных как смоль волос, с пронзительным взглядом пары глаз, глядящих в упор сквозь стекла круглых очков, всегда в безукоризненно наглаженной форме и в черных лакированных туфлях на высоком каблуке шла но коридорам здания Генеральной прокуратуры и ее стремительный чеканный шаг гулким эхом отдавался по самым дальним закоулкам, обитатели кабинетов почитали за благо спрятаться поглубже в свои канцелярские норы, чтобы, не дай бог, не попасться ей под горячую руку. А рука у Светланы Александровны — когда она пребывала в дурном расположении духа — всегда была горяча и тяжела. Одна из легенд, ходивших о Сергеевой, уверяла, что как-то она швырнула тяжелой хрустальной пепельницей в самого Генерального — не в нынешнего, а в прошлого, изгнанного из прокуратуры с позором. Но по другим сведениям, орудием гнева Светланы Александровны был тяжелый телефонный аппарат правительственной связи — «вертушка», коим она — к счастью для Генерального — запулила в стену..

Сегодня Сергеева явно была не в духе. С утра позвонили из приемной Генерального и объявили, что ее ждут для доклада в одиннадцать. Что за доклад — Светлана Александровна отлично знала. По представлению эмвэдэшного умника требовалось по сверхсекретному каналу срочно объявить во всероссийский розыск гражданина Сучкова. Причем никаких более конкретных данных или сопроводительных документов к рапорту из МВД представлено не было. Что ж, выходит, по просьбе ментовского генерала придется объявлять в секретном режиме розыск непонятного человека, поднимать на ноги такие силы по всей России, тратить такие деньги в ситуации, когда каждая копейка в прокуратуре на счету! Этих фортелей Светлана Александровна терпеть не могла. И не понимала, чего они там думают в этом зажравшемся ведомстве, так и норовящем переложить ответственность с себя на других.

То, что в рапорте об объявлении В РОЗЫСК не имелось никаких бумаг о совершении этим самым Сучковым какого-то преступления, сразу навело ее на мысль, что речь идет о самом банальном «частном заказе» по просьбе какого-то высокопоставленного чинуши из верхов или от силовиков. То, что такие ресурсы будут тратиться по личной просьбе какого-то генералишки, особенно раздражало Светлану Александровну. За долгие годы работы в системе сначала советской, а потом российской юстиции Сергеева собаку съела на всех этих «прокурорских проверках», «объявлениях в спецрозыск» и прочей лабуде. К правосудию все эти действия очень часто не имели ровным счетом никакого отношения. Зачастую такие проверки и розыск служили инструментом преследования или шантажа неугодных высшей власти людей: государственных чиновников, бизнесменов, журналистов. Иногда таким образом отмывались деньги: большой заказ — большие расходы. Интересно, чем же и кому не угодил этот Сучков?.. И вообще — почему Сучков? Или опять кому-то бабки понадобились и вот их сейчас начнут мешками тратить на спецоперацию?

Светлана Александровна еще вчера вечером, как только рапорт из МВД лег к ней на стол, навела по своим каналам справки. И установила: в России на сегодняшний день проживают более четырнадцати тысяч граждан Сучковых. Так кого же объявлять в розыск? Всех? Загадка!

Но эта загадка должна была получить ответ сегодня в одиннадцать утра, в кабинете Генерального прокурора. Ровно в десять пятьдесят пять пунктуальная Светлана Александровна Сергеева вошла в приемную.

* * *

Тучный, много лет страдающий мучительной одышкой, Василий Игоревич Бусинов давно уже уяснил, что мундир Генерального прокурора не менее тяжел, чем шапка Мономаха. Когда два года назад его, безвестного начальника новороссийской прокуратуры, кремлевские чиновники усиленно проталкивали на пост главного надзирателя законности в стране, он и предположить не мог, какой невыносимый груз ответственности и вместе с тем безвластия обременит его плечи. В Новороссийске он был царь. Ну, не совсем царь, потому что наряду с ним в городе были точно такие же равновеликие цари — в администрации, в милиции, в мэрии, в порту… Но все же у себя в новороссийской прокурорской епархии Василий Игоревич ощущал свое истинное могущество, там он был самодержцем. К нему шли на поклон с просьбами, с подношениями, с претензиями, но никто — ни мэр или губернатор, ни даже местные криминальные авторитеты — не имел той беспардонной, наглой привычки давать ему прямые безапелляционные указания — возбудить уголовное дело против такого-то, провести прокурорскую проверку на таком-то предприятии. Не указывали ему, тыкая пальцем, кого карать, а кого миловать, против кого возбуждать дело, а против кого — воздержаться. Там с ним советовались, уважительно намекали. Ну, а когда аргументы заканчивались, то… платили или удалялись, извинившись, с чувством почтения и понимания, кто хозяин положения.

А тут, в столице, всякий мало-мальски приближенный к кремлевским коридорам власти чиновничек чувствовал себя вправе звонить по «вертушке» Генеральному и в приказном тоне требовать — не просить, а именно требовать — «разобраться в месячный срок» с имярек. Особенно сильно пришлось Генеральному попотеть в истории с покупкой того алюминиевого концерна, вот это была головная боль! С утра звонил один из администрации президента и требовал «ущучить» алюминщиков, а через полчаса звонил другой из Совмина и требовал «прищемить яйца» всем тем, кто мечтает развалить алюминиевую промышленность страны. И ведь надо удовлетворить всех — и тех, и этих, иначе несдобровать. А чтобы он не сильно дергался, деятели из МВД, этот мудак Урусов, ему уже показывали распечатки его телефонных разговоров пятилетней давности с новороссийскими паханами, которые — не без заинтересованного участия городского прокурора Бусинова — успешно приватизировали один морской порт.

Да, блин, врагу не пожелаешь..; Но назад дороги нет. К тому же за два года, что прошли с того дня, как Дума утвердила его в должности, он все-таки присиделся в высоком мягком кресле, да и в его личной жизни произошли сказочные перемены, о которых он не смел даже и мечтать в своем провинциальном прокурорском кабинете в Новороссийске. Шестикомнатная квартира в центре столицы, шикарная дача на Рублевке, самолет в распоряжении, на котором можно слетать хоть на рыбалку в Хакассию, хоть к теще в Керчь. Все-таки, если взвесить все плюсы и минусы его нынешнего статуса, количество плюсов явно перевешивало…

Словом, прав был Александр Иванович Сапрыкин, чьими стараниями Бусинов и взлетел столь высоко, говоря, что «с вершин власти человеку открываются иные просторы».

Вот только где нынче сам Алик? Уже больше месяца с ним никак не удается связаться. Ни на работе, в Кремле, ни дома, ни на даче в Жуковке его нет. Все телефоны молчат. Коллеги и секретарь ничего вразумительного сказать не могут. Как сквозь землю провалился. А он нужен был Василию Игоревичу именно сейчас — для совета.

На днях на Василия Игоревича навалили в высшей степени странное и какое-то даже сомнительное дело, связанное с проверкой деятельности крупнейшей в стране телевизионной компании. Точнее, дело было вовсе не в самой компании, а в ее владельце, который что-то не поделил с нынешними обитателями Кремля. Бусинову было недосуг разбираться в хитросплетениях личных взаимоотношений опального телевизионного магната и Кремля — перед ним поставили однозначную задачу: найти юридически безупречный способ свернуть этому «обнаглевшему олигарху» шею. А как тут найти приемлемый способ, если весь российский бизнес вырос на грубейших нарушениях законности, и, свернув шею одному, создаешь прецедент для других и тогда можно сворачивать шеи всем…

А тут еще вчерашняя ерунда — из МВД позвонил этот самый генерал-полковник Урусов и потом прислал бумагу на какого-то Сучкова. Письмецо Бусинов сразу же скинул Светке — пусть копает!

… Зазвонил зуммер переговорника. Прокурор нажал кнопку:

— Да!

— Василий Игоревич, к вам Светлана Александровна! — прощебетал из переговорника голосок секретарши Зины.

Бусинов бросил взгляд на часы. Без одной минуты одиннадцать. Ну да, конечно, он вызвал ее на одиннадцать. Вот акула — ни разу еще никуда не опоздала. И Василий Игоревич невольно почувствовал уважение к этой славной представительнице старой прокурорской гвардии.

— Я ее жду! — недовольно сказал Бусинов, и, отключив переговорник, с хрустом потянувшись, он развернул покатые плечи и повел затекшей шеей.

— Садитесь, Светланасанна, — бросил Бусинов, едва взглянув на вошедшую. Как и все в Генпрокуратуре, зная крутой нрав генерал-майорши, он в глубине души побаивался ее, но отказывался себе в этом признаться… — Я пригласил вас до поводу…

— Да уж знаю! — перебила Светлана Александровна начальника. — Давай к сути дела, Василий Игоревич. И тебе, и мне совершенно понятно, что это обычная заказуха. Причем не оттуда, — она подняла вверх тонкий палец с длинным, выкрашенным в голубой цвет ногтем, — а оттуда! — палец уперся в стену, указывая куда-то в сторону Мытной улицы, где располагалось офисное здание Министерства внутренних дел. — Не понимаю, зачем нам вся эта нервотрепка, зачем тратить силы и средства? Ради чего?

— Так надо, Светланасанна.

— Это не аргумент, Василий Игоревич…

— Ваше мнение по существу? — буркнул раздраженно Бусинов, прерывая Сергееву на полуслове. Светлана Александровна на минуту недовольно замолчала, перебирая лежащие перед ней на столе документы с первичной информацией.

— Я уже провела предварительную работу. — Медленно, как бы нехотя, начала она свой доклад. — В Союзе… то есть в России насчитывается более четырнадцати тысяч только зарегистрированных Сучковых. Сколько незарегистрированных — бог его знает. Если просят объявить в розыск — значит, не исключено, что речь идет о незарегистрированном мигранте. Кроме того, раз сами менты… то есть. МВД… не могут объявить его в розыск, значит, на нем не числится криминал. Если здесь не проверка хозяйственной деятельности какого-нибудь очередного неугодного, то чья-либо персональная прихоть. Не понимаю, почему мы должны будем потратить такие деньги на проведение подобной операции. Я еще понимаю, если бы речь шла об особо опасном преступнике или безопасности государства…

— Светланасанна, ты, как всегда, права. Но есть и третий вариант, — печально заметил Бусинов.

— Какой третий вариант? Если ты имеешь в виду, что они просто хотят перевесить ответственность на нас, то чем это лучше?

Тут Светлана Александровна замолчала, а ее губы искривила презрительная улыбка.

Бусинов тяжело молчал, нервно вертя в руках незажженную сигарету.

— Ну вот, Василий Игоревич, вы же сами все понимаете. Дело дурно пахнущее, и, похоже, Министерство внутренних дел действительно хочет просто его отфутболить нам.

— Что будем делать? — после минутного раздумья спросил Бусинов.

— Сделаем запрос в МВД с просьбой предоставить нам дополнительные материалы. И пока не получим — будем сидеть и ждать. Пусть время идет, а там посмотрим.

— Согласен, — кивнул со вздохом облегчения Бусинов и, бросив привычное «Свободны!», снова погрузился в раздумья.

* * *

Ответ из Министерства внутренних дел пришел на удивление очень быстро. И не письменный, а устный.

На следующий день в кабинете Светланы Александровны раздался телефонный звонок.

— Вас беспокоит генерал-полковник Урусов Евгений Николаевич, — послышался в трубке энергичный, властный голос. — Вы вчера получили мой запрос относительно гражданина Сучкова…

— Да, получили! — по своему обыкновению, перебила собеседника Сергеева. — Это форменная чушь — то, что вы прислали. Обоснования внятного нет. Да и особых примет никаких: ни предыдущего места жительства, ни места работы, ни имени, ни отчества… Кого прикажете искать?

— Погодите, уважаемая, — решительно прервал Светлану Александровну Урусов. — Мы выслали вам информацию о том, что у этого гражданина пропал паспорт. Есть также кое-какие предположения о приметах… — Урусов сделал паузу, обдумывая, правильно ли будет с его стороны называть приметы, присущие Владиславу Геннадьевичу Игнатову: если Варяг через границу прошел под паспортом Сучкова, то и какие-то основные приметы у этих двух людей должны были совпадать.

— Я ничего не получала! Мне был передан один лист с вашим запросом! — повысила голос Сергеева, закипая праведным гневом.

— Видимо, произошла ошибка, — миролюбиво заметил Урусов. — Я уточню в своем секретариате. Так вот, приметы есть — блондин, на вид лет сорок, лицо широкое, красивое, глаза карие, на подбородке ямочка. У нас имеется примерная фотография человека.

— Россия велика! — ехидно вставила Светлана Александровна. — Неужели вы думаете, что по фотографии мы сможем в отведенные вами месячные сроки что-то найти? Лиц с ямочкой на подбородке миллионы!

Урусов подколку пропустил мимо ушей — ему было не с руки вступать в перепалку со вздорной прокуроршей.

— Но Сучковых-то всего четырнадцать тысяч! Отбросим детей и взрослых… и тех, у кого нет загранпаспорта.

— А-а! — встрепенулась Сергеева. — Так у него еще и загранпаспорт имеется! То есть пропал не общероссийский, а заграничный паспорт у гражданина. И что же это вы тогда к нам обратились, любезный? Трясите своих работничков паспортно-визового управления! Неужели вы думаете, у нас каждый второй Сучков за границу мотается?

На другом конце провода повисла пауза. Генералу Урусову стало по-настоящему неловко. Только сейчас он поймал себя на элементарнейшей своей невнимательности. Ну как же он сам не додумался до простейшей вещи. Ведь, действительно, паспорт Сучкову выдавали через визовое управление. Все так просто. Да! Видать, совсем мозги притупились. Устал.

— Видите ли, Светлана Александровна, — сухо стал оправдываться. Урусов. — Мы сочли целесообразным, чтобы этим деликатным делом занялась именно Генеральная прокуратура. Как наиболее опытное и профессиональное звено. Это… мнение нашего министра.

— Хорошо! — Светлана Александровна смягчилась. Ей надоело вести этот пустопорожний разговор. Она быстро записала карандашом продиктованные ей особые приметы разыскиваемого. — Номер загранпаспорта известен?

Она услышала, как генерал-полковник зашуршал бумажками.

— Нет. Известно лишь, что он собирался лететь в Европу и, кажется, собирался побывать в Испании.

— Какая точно виза, вы не знаете? — задумчиво переспросила Сергеева и, услышав положительный ответ, грозно сообщила: — Вот что я вам скажу, товарищ генерал. Я уж не знаю, чем вы там думаете, сидя в своем Министерстве внутренних дел, но, видно, у вас самих с внутренними делами плоховато обстоят дела. Если бы с внутренними делами у вас все было хорошо, вы бы первым делом соединились с консульским отделом МИДа или вышли на руководство ОВИРа и навели там справки о владельце загранпаспорта. Они бы подняли архивы и продиктовали бы вам домашний адрес и телефон гражданина Сучкова. И не надо было бы объявлять его в сверхсекретный розыск. Вам такая простейшая мысль не пришла в голову? — И, не дождавшись ответа, Светлана Александровна бросила трубку. Ох уж эти тупоголовые ментовские генералы!

* * *

Генерал-полковник Урусов настолько опешил как от свирепого обращения, так и от гениально простой догадки Светланы Александровны Сергеевой, что еще некоторое время сидел, вертя в руке издающую жалобные короткие гудки трубку. Ну какова! Его предупреждали, что с замгенпрокуроршей лучше в контакт не вступать — если не съест, то гневно потопчет… Что ж, все верно, оттянулась она на нем от души, но зато какую идейку подбросила! И ведь права, стерва! Странно, как это ему самому такая мысль не пришла в голову, подосадовал Евгений ^Николаевич. Видно, и впрямь за время отсидки в подвале у него мозги совсем разжижились.

Через пятнадцать минут секретарша Даша соединила его с начальником консульского отдела МИДа, и Евгений Николаевич изложил свою просьбу. А еще через два часа двадцать минут вкрадчивый баритон продиктовал Евгению Николаевичу домашние адреса и телефоны шестнадцати Сучковых в возрасте от тридцати до пятидесяти лет, получивших соответствующую визу, позволяющую выезжать в Испанию. Еще сутки у аппарата Урусова ушли на то, чтобы понять, кто из этих шестнадцати мужчин похож на Игнатова. Серия телефонных звонков и полученные по телексу и факсу фотографии позволили остановиться на Сучкове Сергее Петровиче, проживающем в Ставрополе, женатом на Сучковой (Веприной) Ирине Васильевне, имеющем сына и двух дочек-близняшек- в возрасте шести лет, год назад получившем вместе с супругой в Москве новые общегражданские заграничные паспорта… с визой как в страны Шенгенского соглашения Европы, так и в США.

Теперь проживающий в Ставрополе гражданин Сучков должен вывести его, генерала Урусова, на след Варяга за границей! В том, что между гражданином Сучковым и гражданином Игнатовым существует некая связь, Евгений Николаевич не сомневался. Но какая — это мог прояснить только лично Сучков. Если, конечно, с ним, не дай бог, чего не случилось. Поэтому сейчас надо срочно разыскать и истребовать Сучкова из Ставрополя в Москву!

* * *

Через сутки в приемной генерал-полковника МВД Урусова появился Сергей Петрович Сучков, срочно прибывший из Ставрополя первым же утренним самолетом.

В кабинете генерала раздалась трель переговорника, соединенного с секретаршей Дашей. Генерал-полковник, явно пребывающий в ожидании, поспешил нажать кнопку приема.

— Что там, Даша?

— К вам Пуч… Сучков, — деловито проворковала Даша.

Урусов даже присвистнул от радости.

— Впускай его скорее! — Он быстро поправил китель, сел в кресло и напустил на себя — это он умел! — начальственно-строгий вид.

В кабинет несмело вошел плотный, с заметным брюшком, мужчина лет тридцати восьми, светловолосый, с голубыми глазами. На волевом подбородке виднелась ямочка.

«Твою мать, — мысленно выругался Урусов, — а ведь и впрямь похож, собака! Просто одно лицо. Только ростом пониже будет и фигурой поплотнее. А так — один к одному. И где они его раскопали?»

— Присаживайтесь, гражданин Сучков, — пробасил Урусов. При первой встрече с незнакомыми людьми он всегда старался для значительности говорить с ними низким, неестественно густым басом, точно стеснялся своего звонкого баритона. — Вы прибыли в Москву по предупреждению?

— Да, первым самолетом, — смущаясь, ответил ставропольский житель. — Вот… — Он помахал какой-то бумагой с двуглавым орлом и печатями. — Вызов в Москву… От какого-то Бурусова…

— У-русова! — со злостью поправил Евгений Николаевич. — Генерал-полковник милиции Урусов — это я!

Сучков побледнел, и в его голубых глазах заполоскалась тревога.

— Простите, товарищ генерал-полковник… Не разобрал.

— Меня интересует ваш паспорт, — Евгений Николаевич взял быка за рога. — Вы ведь утеряли и внутренний общегражданский, и заграничный. Так?

Сучков замотал головой.

— Не утерял. Я человек не рассеянный и документов сроду не терял. Тем более паспорт! — твердо заявил он. — Паспорта у меня украли.

— Как же так? — Урусов сделал удивленное лицо. — И где?.

— На Красной Поляне. Мы там с женой отдыхали. Только в начале прошлой недели вернулись. Как обнаружили пропажу — так и вернулись.

— Красная Поляна? — стал припоминать Урусов. — Это где дом отдыха?

— Да-да! Там шикарный дом отдыха. — Сучков сладко прищурился и даже причмокнул. — Мы с моей Ириной каждый отпуск там проводим вот уже третий год подряд. Недельки две обязательно.

— А кто же мог у вас ваши паспорта украсть? — вкрадчиво поинтересовался Урусов, наперед зная, что Сучков ответит. Но ответ его немало удивил.

— А один жулик, с которым я там познакомился, — не моргнув глазом сообщил ставрополец. — Сергей Семенович Прокопович. Заведующий кафедрой итальянского языка Московского университета иностранных языков. Так он мне представился. Тоже отдыхал там на Красной Поляне. Странный, надо сказать, тип… С виду интеллигентный, никогда бы не подумал, что мошенник и вор.

Урусов машинально записал фамилию на листке бумаги, но настоящий Сучков заметил:

— Только я думаю… я почти уверен, что он наврал.

— Да? — сумрачно бросил Урусов и подумал, что, похоже, зря дернул этого Сучкова. Парень явно ни при чем. Этого простодушного провинциала-барыгу, как две капли воды похожего на смотрящего России, просто вычислили и облапошили. Вот и все дела. Хотя вычислили очень грамотно: нужно ведь было отыскать двойника. А это все равно что иголку в стоге сена выискивать.

— Ладно, — вздохнул Урусов. — Давайте ваш пропуск, я подпишу. Паспорт новый уже оформили?

Сучков протянул выданный пропуск и радостно закивал:

— Нет, не оформил. Хочу вот как раз, коли уж я в Москве оказался, воспользоваться случаем и попытаться восстановить загранпаспорт. У меня и справка есть об утере…

— Ладно, всего хорошего! — отмахнулся Урусов. — Смотрите, больше не теряйте.

Когда за Сучковым закрылась дверь, он все-таки позвонил в университет имени Мориса Тореза на кафедру итальянского языка и выяснил, что там и правда никто никогда не слышал о Сергее Семеновиче Прокоповиче…

* * *

Спустя полтора часа генерал Урусов инструктировал в своем кабинете подполковника Кортикова, капитана Левкина и капитана Свиблова:

— Итак, завтра, товарищи офицеры, вы отправляетесь в Испанию, в Барселону. Не на курорт! — рявкнул он, заметив довольную улыбку на губах Никиты Левкина. — Работать! В поте лица! Я дам вам наводки — имена людей, которые прочно сидят в Испании. Они вам помогут. Вы должны определить местонахождение российского гражданина Сучкова Сергея Петровича. Ты, Саша, в курсе, — Урусов дружелюбно поглядел на озабоченную физиономию Кортикова. — Этот самый Сучков в действительности никакой не Сучков, а… — тут он посмотрел на своих «орлов», — известный вам Владислав Игнатов, он же вор по кличке Варяг. Варяг ушел за кордон по чужому паспорту. При нем девка и девочка. Девка — Елена Сорокина, любовница Игнатова, его бывшая секретарша, но, судя по всему, она фигурирует под фамилией Сучковой Ирины Васильевны. Девочка — дочь Игнатова Лиза. Все. Вам надо найти Сучкова — Игнатова и незаметно сесть ему на хвост. Не трогать. Без моей команды не трогать. Вести его повсюду: куда он, туда и вы. Вести аккуратно, по-тихому, я бы сказал, нежно, как жених ведет невесту к брачному ложу!

— Товарищ генерал-полковник, — подал робкий голос Артем Свиблов. — А это… документы-то как?

— Что «документы»? — не понял Урусов.

— Ну… там, в Испанию поедем, а если он в Австрии окажется или в Греции… Туда-то как?

— Хороший вопрос, — похвалил Урусов. — В Испанию билеты вам уже взяли. Я всем троим выправил синие служебные паспорта с долгоиграющими шенгенскими и американскими визами, сможете по всей Европе кататься беспрепятственно. Если надо — и в Штаты сможете въехать.

— А деньги? — встрял в разговор Кортиков, вспомнив о прозе жизни.

Урусов бросил на него недовольный взгляд, но ответил очень сдержанно:

— Очень правильный вопрос, товарищ подполковник. Ты, как всегда, зришь в корень. С деньгами проблем не будет. Задание сложное, поэтому командировочные я вам выдам солидные. Ну что, друзья мои, задача ясна? Вопросы есть? Нет. Связь держим через этот номер. — Он положил руку на белый телефонный аппарат, стоящий отдельно от батареи красных и белых телефонов на низеньком столике слева. Это был его прямой спецномер, который не мог прослушиваться даже с помощью самой современной аппаратуры. — Домой не звонить. На мобильный не звонить. Ясно? А сейчас вы, капитан Левкин, и вы, капитан Свиблов, свободны! А ты, подполковник, задержись, я тебе еще кое-какие инструкции дам.