Жила-была женщина. Работала мастером на фабрике в Ленинграде.

Однажды, перебирая вещи в шкафу, женщина нашла старый-престарый подзор — кружевную кайму для простыни: в большом городе теперь редко такое увидишь. На этом подзоре, давно превратившемся в рваную тряпку, наивным узором вышиты были терема, кораблики, люди и птицы. Кто-то из знакомых надоумил женщину: снести подзор специалистам, может, он кому и понравится.

Хоть и неловко, казалось, предлагать такую старую и ветхую вещь, женщина отправилась со своей вышитой тряпицей в Русский музей. Ей посоветовали обратиться в Отдел народного искусства. Смущенно шла женщина со своим свертком мимо застекленных стеллажей, где рядами стояли старинные русские деревянные ковши, медные ларцы, головные уборы, игрушки.

Когда работники отдела развернули упакованный в газету сверток, перед ними на стол легла порванная во многих местах вышивка, распознать которую сразу было нелегко. Подзор следовало реставрировать. Лишь тогда удастся составить о нем окончательное представление.

— Откуда досталась вам эта вещь? — поинтересовались научные сотрудники отдела.

Откуда?

Не так-то легко было это припомнить. Много лет лежала она в дальнем углу шкафа — подзоры-то теперь не в моде. Вместе с хозяйкой «пережила» вышитая тряпица блокаду и войну. Была бы она деревянной — может, и сгорела бы в печке на пользу людям. А вышивка — на что могла она сгодиться в те страшные дни? Даже окна не занавесишь. О ней никто и не вспоминал.

А еще раньше, задолго до войны, прислала ее в подарок бабка. Жила бабка в Олонце, и внучка почти не виделась с ней: не ближний край! «Олонец — свету белому конец», — говорили тогда в Карелии.

Дальше история подзора и вовсе терялась.

Отдел народного искусства возник в 1937 году. За четверть века собирательской и научной работы здесь накоплено, систематизировано, изучено около 30 000 экспонатов, примерно десятая доля всех сокровищ музея.

Резьба и роспись по дереву, керамика, изделия из металла, ткани, резьба по кости сошлись сюда из четырех веков и десятков губерний.

Люди издавна стремились украсить свою жизнь и быт. Каждый предмет, что служил им повседневно, пусть бы и самого скромного назначения, должен был выглядеть красиво, радовать глаз. На оконных наличниках появилась резьба. Медные ларцы украсились чеканкой. На полотенцах огнем загорелись красные вышитые петухи. Историки утверждают, что однажды Петру I испекли пряник весом в пуд: какова же была та пряничная доска и как богат был ее резной узор!

Десятки пряничных досок хранятся в Отделе народного искусства. На них — декоративные узоры, иногда — тексты, даты, имена. Тут же, по соседству с орудиями кулинарного искусства, — ковши и солоницы, прялки и светильники, вятские игрушки и народные костюмы, деревянные коньки с крыш и целые фронтоны изб, сани и дуги, шкатулки из Палеха и хохломская роспись из города Семенова Горьковской области, кость из Холмогор и кружева из Вологды…

Теперь ко всем этим сокровищам прибавился подзор из Олонца — над ним склонился один из реставраторов Русского музея.

Техника вышивки не столько сложна, сколько кропотлива. На куске обыкновенного холста равномерно выдергивают нити — вдоль и поперек куска. Оставшиеся нити перевиваются. Сверху, на их основе, простыми белыми нитками вышивается узор.

Однако подзор, попавший в музей (его длина — 170 сантиметров, ширина — 48,5) заинтересовал специалистов несомненными художественными достоинствами. На нем вышит сложный сюжетный рисунок, выполненный с подлинным мастерством и выдумкой.

Теперь, когда подзор вычистили и отреставрировали, следовало установить его возраст и происхождение.

На помощь ученым пришел сравнительный сюжетно-стилевой анализ. В хранилище отдела имелись и другие подзоры. Они-то и помогли восстановить, разумеется, в самых общих чертах, «биографию» приобретенной вышитой тряпицы.

Сюжет вышивки был несомненно сказочным: где, как не в сказке, водятся птицы с женскими головами и морские чудовища с наполовину человеческим туловищем?! «Сказочные» вышивки делались обычно на Севере.

Подзор «Сказка о семи Семистах». Фрагмент

Пришлось обратиться к фольклору. Вскоре стало очевидно, что безвестная мастерица вышивала на подзоре сюжет по мотивам сказки о семи Семионах, родных братьях; ее можно найти в любом сборнике северных, да и вообще русских сказок.

Но самое удивительное заключалось в том, что возраст подзора оказался равным… двум векам! Олонецкая вышивальщица работала над этим куском холста во времена Ломоносова и Шубина! Впрочем, как говорят сотрудники Отдела народного искусства, приобретенный Русским музеем подзор равен какому-нибудь шубинскому портрету — в скульптуре или полотну Антропова — в живописи не только возрастом, не и красотой.

Длинное же путешествие совершили семь братьев Семионов, пока не обосновались навсегда в Русском музее!

Помните?

Жил-был старик со старухой, и было у них семь сынов, семь близнецов. Всех их назвали Семионами.

Каждый из Семионов владел какой-нибудь премудростью. Один был великий кузнец, другой — стрелок, каких не бывало, третий видел так далеко, что и вообразить невозможно, четвертый умел мастерить корабли, пятый — ловить на лету дичь, шестой — опускать корабль в подводное царство и возвращать его оттуда назад. А седьмой Семион был вором.

«Искусство» этого последнего Семиона особенно приглянулось царю Адору. Много лет пытался царь Адор высватать себе в жены царевну Елену Прекрасную, да никак не мог. Вот и поручил Семиону-вору похитить невесту и доставить к нему во дворец.

Братья смастерили корабль и отправились по морю в путь. Каждый из братьев показал на деле свое умение. Так была добыта Елена Прекрасная.

Язык сказки не переводится «дословно» на язык художественной вышивки. И все-таки на подзоре нетрудно узнать приключения Семионов. Вот старинные терема, где, стоя на стенах, стрелки целятся из луков: это отец Елены Прекрасной преследует похитителей своей дочери. Вот и корабль с телячьей головой, на палубе — Елена Прекрасная с одним из стерегущих ее братьев. А вот и подводное царство, куда другой Семион временно опустил корабль, чтобы избежать погони: здесь плавают чудища с трезубцами и рыбьими хвостами. В «небе» — волшебные птицы; может быть, это лебеди, в одного из которых обернулась Елена Прекрасная, чтобы вернуться домой? Ей это не помогло: Семион-стрелок и Семион-ловец дичи стоят на страже…

Вся композиция полна динамики, действие развивается напряженно и драматично. Олонецкая вышивальщица, трудясь над подзором, сама превратилась в народную сказительницу. И из рук ее вышло произведение, отмеченное свежестью, чистотой, мастерством.

* * *

И другое путешествие завершилось в стенах Русского музея.

Осенью 1963 года сюда прибыл автофургон. «Станция» назначения — Отдел народного искусства. Станция отправления — Балахна, старинный поволжский город. Из фургона выгрузили аккуратно уложенные доски.

Еще незадолго перед тем эти доски составляли фронтон, наличники, пилястры жилого дома. Теперь его облицовка переехала с берегов Волги в музей.

Чтобы отыскать этот дом и полюбоваться им, следовало совершить путешествие на Волгу. До Балахны можно доехать поездом. Волжские просторы, старинные церкви настраивают здесь путешественника на особый, задумчивый лад. Тут же, рядом — крупнейший в стране бумажный комбинат. История и современность порой причудливо переплетаются, не мешая, а обогащая одна другую.

На противоположном, левом берегу Волги — широкая пойма, за ней высокий берег. Туда можно перебраться на катере или пароме. В полутора километрах от берега и расположено село Николо-Погост (сейчас оно входит в Городецкий район Горьковской области). Здесь — тоже старинная церквушка, ей минуло более двух веков. На одной из улиц села и стоял этот красивый, весь испещренный резьбой дом, — дом Мохова.

Дмитрий Мохов был одним из многих волжских баржевкков — владел несколькими баржами и гонял их в поволжские города с различными товарами. В 1866 году — почти сто лет назад — построил Мохов избу, поручив местным мастерам-резчикам разукрасить ее побогаче. Это дело Мохов полностью доверил мастерам, положившись на их вкус и опыт.

Тогда-то и возникло в Николо-Погосте замечательное комплексное произведение народного искусства.

Фрагмент резьбы «дома Мохова»

Архитектурная резьба по дереву — одно из «генеральных» направлений русского народного искусства. В Русском музее ей отведено почетное место. Север и Волга хранят иного ее выдающихся образцов. В Горьковской области художественная резьба украшает избы, фасады домов, ворота надворных построек. Сельские художники-резчики, порой до сих пор безвестные, с помощью набора долот и стамесок создавали богатые барельефные изображения. Чаще всего причудливые, фантастические растения «обвивали» снизу доверху фронтоны изб. Мастерство деревенских архитекторов и художников-резчиков совершенствовалось десятилетиями, веками. Художественные традиции, приемы, понятия о прекрасном расцвели здесь на животворной почве народного творчества. Дом Мохова оказался одним из самых интересных среди изб, украшенных резьбой. Его обнаружил М. П. Званцев, горьковчанин, специалист по местному народному искусству. А вскоре знаменитому дому довелось «позировать» и перед объективом киноаппарата: московский искусствовед И. В. Маковецкий снял фильм о народном искусстве Заволжья.

В резьбе дома Мохова почти нет сюжетных повторений. Рисунки на карнизах и наличниках — разные. К тому же, кроме обычных «растительных» сюжетов, мы видим здесь фигуры людей, львов, птиц и рыб. Почти все «герои» изображения — мужчины и женщины — держат в вытянутой вверх руке стебли орнаментальной ветви. Человеческие фигуры вырезаны с удивительным мастерством, они виртуозно вписаны в пространство доски, где, казалось бы, не очень-то развернешься.

Своими пропорциями, гармоничностью узора резьба дома Мохова может соперничать с россиевскими орнаментами, хотя перед нами не дворец, а простая изба!

Дом Мохова оказался целым художественным комплексом. Обычно резьба украшает только карниз избы или наличники окон, дверь или крыльцо. Здесь же резьба красуется со всех сторон, на всех досках, покрывающих сруб. Потому-то и возникло решение приобрести дом Мохова для Русского музея. В зале продолжится радостное шествие его резных героев. Здесь отметит дом Мохова и свой столетний юбилей.

Еще много лет будет эта изба, вновь восстановленная на дворцовом паркете, радовать глаз драгоценной резьбой, производя чарующее впечатление изумительных деревянных кружев, сплетенных могучей, волшебной рукой…

* * *

Если составить карту географических районов, откуда стекались в Русский музей его экспонаты, — она захватила бы Европу и Азию. Иконы явились пришельцами из Новгорода, близкого от Ленинграда, если мерить километрами, и такого далекого, если измерять годами: речь ведь идет о древнем Новгороде! Гусар Давыдов на полотне Кипренского — «москвич». «Последний день Помпеи» был написан Брюлловым в Италии. Портрет сыновей Серова — в финской деревушке Ино. Марины Айвазовского родились в Феодосии, на берегу Черного моря. На Севере родились многие произведения русского народного искусства; места их рождений — Олонец, Архангельск, Вологда. С берегов Волги прибыл дом Мохова.

А одна очень веселая компания пестрых и смешных экспонатов приехала в музей из слободы Дымково. Впрочем, Дымково из вятской слободы давно уже превратилось в пригород современного города Кирова.

Их привезла из Кирова в Ленинград, в музей, Екатерина Иосифовна Косс-Деньшина, художница, отдавшая своим любимцам много творческого труда, выдумки, фантазии, сердечного тепла. Да и как могло обойтись тут без сердца, если речь идет об игрушке?

Вятские глиняные игрушки знакомы всем, их любят не только в нашей стране, но, пожалуй, во всех частях света. Яркие посланцы вятичей горделиво красуются на многих международных выставках, смело представляя русскую народную культуру, вкус, юмор. Сделанные из простой глины, вятские игрушки способны угодить самому взыскательному ценителю.

Родились эти пестрые фигурки в глухое время и в глухом краю, более ста лет назад, в курной избе, в быту которой недоставало веселья. Эти маленькие персонажи изображали деревенскую бабу или городского гуляющего кавалера, провинциальную красотку или усатого офицера. Кстати, вятские игрушки — ровесники федотовского «майора». Продувные, бесшабашные офицерики повторялись дымковскими игрушечных дел мастерами.

Игрушка сродни сказке. И к компании вятских глиняных фигурок присоединились животные, прежде всего — помощник крестьянина — конь. Потом пошли звери поудивительнее. И так же, как причудливо смешивались моды в нарядах потешных модников и щеголих, так смешивались порой внешние признаки реальной фауны. Но это лишь усиливало выразительность глиняного зверинца.

Игрушки дымковских мастеров

Технология производства вятских игрушек — незатейлива; фигурка вручную лепится из глины, белится в молочном растворе мела, высушивается и раскрашивается. Краски берутся самые яркие: малиновые, зеленые, желтые, синие, сусальное золото, Тут уж не бывает полутонов, тонких красочных переходов, глухого колорита.

После революции дымковским промыслом увлекся вятский художник А. Деньшин. Он возглавил работу неграмотных народных мастеров, С приходом Деньшина вятская игрушка стала наряднее, богаче, сложнее. Все эти годы жена художника, Косс-Деньшина, продолжала совершенствовать игрушку. Веселые яркие экспонаты, появившиеся в витрине Русского музея, — плод вдумчивых усилий современных мастеров.

В Отделе народного искусства хранится такое количество игрушек, что их хватило бы на добрую половину ленинградских детских садов, к тому же игрушки тут на все вкусы: глиняные, деревянные, сделанные из папье-маше, из шишек и соломы, бирюльки из кости. Но те, что приехали в музей из Кирова, наверное, — самые яркие и нарядные.

Они сделаны умелыми руками дымковских мастериц: самой Е. И. Косс-Деньшиной, А. А. Мезривой и О. И. Пенкиной. Здесь — лихие всадники на конях и козлах, баба с ведрами и дама с собачкой, няня с двумя мальчишками и вожак с медведем; тянут свою упрямую репку «классические» дедка, бабка, внучка и Жучка; балалаечник беззаботно выплывает верхом на рыбе; мишка, не боясь уколоться, лезет на елку; лошадь с жеребенком грациозно замерла, повернув голову; олень стукнул оземь всеми четырьмя копытами…

Есть в витрине музея, отведенной вятичам, и нечто новое. Это — «прилепы», изразцы, которые сейчас составили параллельное скульптурным игрушкам направление творчества дымковцев. Вятская игрушка начинает завоевывать бастионы архитектуры: изразцы с изображениями тех же излюбленных персонажей дымковских мастеров могут использоваться в украшении любого интерьера дома, сельского клуба, кинотеатра, чайной.

Вятская игрушка — обитательница миллионов домов, она продается в любом магазине подарков, в киосках изделий народных ремесел, на ярмарках и сельских базарах. Она украшает и витрины Русского музея. Потому что она — искусство, любимое народом.

* * *

Перед вами развернулись в своей неповторимой красе некоторые экспонаты народного искусства, которыми музей гордится. Они помогают знакомству с богатыми коллекциями отдела, с работой его научных сотрудников. Труд их нелегок: предметы народного искусства не всегда попадают в музей в газетном свертке, как это случилось с подзором. Их приходится искать и находить в далеких уголках страны. Сотрудники отдела изучают и собирают произведения не десятков, не сотен, а сотен тысяч авторов.

Искусство народа рождается повсеместно и ежечасно. И сейчас, когда пишутся эти строки или когда вы читаете их, руки мастеров-виртуозов режут дерево, ткут нарядные ткани, точат кость, мнут глину, куют металл…

В 1896 году, за два года до открытия Русского музея, в Нижнем Новгороде состоялась очередная Всероссийская промышленная и художественная выставка. На ней, как уже известно читателю, мещане злобно освистали Врубеля и изгнали из художественного отдела два его декоративных панно. Не нашлось на выставке места и народному искусству, и это — в «столице» Поволжья, которое по праву могло считаться его заповедным краем!

Максим Горький писал на страницах газеты «Одесские новости», корреспондентом которой состоял: «Специального отдела кустарных производств России на выставке нет, да, кажется, и ни на одной из пятнадцати предшествовавших не было. А между тем наши кустари, право же, заслужили своего особого уголка. Как бы это было хорошо посмотреть на труд наших кустарей, сконцентрированных в одном здании, построенном теми же кустарями. Здание в стиле великорусской избы, с резными украшениями… — и в нем кустари всей страны — себеплеты-олонцы, кружевницы балахнинские, слесаря из Горбатова, игрушечники из Семенова, гармонщики-вятичи и все другие самобытники мастера, имя же им легион».

Мечта Горького обрела зримые черты в залах Русского музея. Здесь восстановлена резная изба из родных его нижегородских мест. А вокруг — разнообразные изделия не только кустарного промысла, но всех вообще видов народного искусства.

Украшая свою жизнь, создавая шедевры, мастера из народа обычно не думают о музее.

Зато в музее думают и мечтают о них, сберегают и показывают бессмертные создания народного гения.

В. Пророков. Рисунок из серии «Это не должно повториться», фрагмент