Миллионы людей прошли по залам Русского музея. Одних только школьников здесь бывает до полутора тысяч в день. Зрителю отведены просторные залы музеев, картинных галерей, выставок. Он становится центральной фигурой в жизни искусства. И это закономерно: без зрителей, без их оценки, впечатлений, волнений, критики искусство теряет все.

Не каждый зритель способен оставить заметный след в биографии шедевра. Но есть люди, чья радость или печаль, вызванные искусством, как бы обогащают произведение, придают ему новый смысл, иное освещение. Слушая «Аппассионату», трудно не вспомнить, как любил ее Ленин. Лев Толстой, разрыдавшись во время исполнения первого квартета Чайковского, еще более углубил драматизм этой музыки. Репин первый назвал статую Александра III, выполненную скульптором П. Трубецким и находящуюся сейчас в Русском музее, гениальным произведением русской скульптуры, отразившим в себе целую эпоху, Максим Горький способствовал второму рождению ростановекого «Сирано де Бержерака». Стендаль добавил новое звено в славе Рафаэля. Блок поэтически истолковал Врубеля…

Общий вид брюлловскою зала

Подобных примеров можно привести множество. Мне хочется рассказать вам о тех картинах и статуях Русского музея, что хранят печать радостных впечатлений гениального зрителя — Пушкина.

И, может быть, вам, так же как и мне, захочется войти в музей вместе с Пушкиным, встретиться с искусством пушкинской поры, еще раз взглянуть на полотна и статуи, отмеченные восхищением удивительного человека!..

Пушкин никогда не был, да и не мог быть в Русском музее: поэт погиб за шестьдесят лет до его открытия. Проходя по широкой площади перед Михайловским дворцом, невысокий человек с курчавой шевелюрой и бакенбардами не подозревал, что во дворце учредят национальный музей, а в центре этой площади, на гранитном пьедестале, встанет Пушкин — великий поэт России.

Картины и статуи, ценимые поэтом, сошлись здесь позднее, принеся в музейные залы частицу пушкинского гения.

* * *

«Последний день Помпеи» — картина Карла Брюллова была доставлена в Петербург, в Академию художеств, из Парижа, где она произвела фурор. Теперь она вызывала горячие толки в русской столице.

Толпы народа осаждали зал, где картину выставили в обрамлении живых цветов. Художники, писатели, музыканты, студенческая молодежь спешили взглянуть на нее. Молодой литератор Николай Гоголь написал восторженную статью и назвал картину «одним из ярких явлений XIX века». Профессора и студенты Академии художеств устраивали художнику торжественные приемы, посвящали ему спичи и стихи. Скульптор М. О. Микешин, работая позднее над памятником «Тысячелетие России» (установленном в Новгороде в 1862 году), поместит скульптурный портрет Карла Брюллова на цоколе памятника среди портретов самых выдающихся людей России. А Репин, стоя перед «Помпеей» в 1916 году, заплачет от восхищения…

Брюллов провел долгие месяцы в Италии. Он бродил среди развалин Помпеи, стараясь воссоздать в воображении трагическую картину извержения Везувия, делал десятки этюдов, по многу часов изучал экспонаты местного музея, срисовывал подлинные, сохранившиеся после гибели города вещи.

Художник создал большую картину, стараясь передать события такими, какими они были в действительности.

Но, кроме зарева огнедышащего вулкана и блеска грозовой молнии, картина гибнущей Помпеи освещена брюлловским талантом, его могучим чувством прекрасного. После холодных академических композиций с непременным участием богов и мифологических героев раздался гимн человеку. В картине Брюллова зрители увидели человека в минуту наивысшего напряжения всех его духовных и физических сил.

К. Брюллов, Последний день Помпеи

… Пушкин вышел из Летнего сада, где любил тогда работать по утрам, и, свернув по набережной Невы налево, быстро зашагал в сторону Васильевского острова, в Академию художеств. Вот уже несколько дней собирался он посмотреть картину Брюллова.

Пушкин был потрясен. Снова и снова отходил он от картины и приближался к ней. В душе его рождался отзвук грозных событий, воплощенных на полотне, и великого мастерства, которое не могло оставить равнодушным человека «с душою и талантом» — этими словами Пушкин расшифровывал понятие «поэт». Пушкин не мог тут же высказать своих чувств Брюллову — тот находился еще в пути из Италии в Москву — и излил свое впечатление в неоконченном стихотворении:

Везувий зев открыл — дым хлынул клубом — пламя Широко разлилось, как боевое знамя. Земля волнуется — с шатнувшихся колонн Кумиры падают! Народ, гонимый страхом, Под каменным дождем, под воспаленным прахом Толпами, стар и млад, бежит из града вон.

Стихотворение осталось незаконченным, но картина не шла у Пушкина из ума. Она снова овладела его воображением, когда через несколько месяцев Пушкин задумал познакомить читателей с поэтом Чарским и итальянцем-импровизатором: рождались «Египетские ночи».

Помните сцену публичной импровизации в «Египетских ночах»? Итальянец попросил письменно назначить ему темы и стал разворачивать записки одну за другой. На второй стояло: «L'ultimo giorno di Pompeia» («Последний день Помпеи»).

Осенью 1836 года Пушкин часто посещал мастерские художников и скульпторов, выставки, устраиваемые в Академии художеств.

…Поэт шел по залам, радостно оглядывая работы молодых. Вдруг ему навстречу шагнул полуобнаженный юноша. Играя в бабки, парень целился костью; в скульптуре оживала старинная русская игра.

Пушкин остановился.

— Слава богу, — воскликнул он, — наконец и скульптура в России явилась народная!

А. Н. Оленин, президент Академии и давнишний друг Пушкина, представил ему автора — молодого скульптора Николая Пименова (сына Степана Пименова, соратника Росси).

Пушкин долго всматривался в статую, заходя с разных сторон. Юный игрок все целился бабкой, — удар, верно, будет меток. Поэт достал записную книжку и стал быстро писать в ней карандашом, потом вырвал листок с написанным, отдал его смутившемуся скульптору и обеими руками пожал ему руку. Пименов, волнуясь, прочел:

Юноша трижды шагнул, наклонился, рукой о колено Бодро оперся, другой поднял меткую кость. Вот уж прицелился… прочь! раздайся, народ любопытный, Врозь расступись, не мешай русской удалой игре.

Четверть века спустя пожилой профессор Академии художеств Николай Степанович Пименов, волнуясь до слез, рассказывал студентам о горячем рукопожатии Пушкина.

Другое четверостишие поэт посвятил скульптуре Александра Логановского «Мальчик, играющий в свайку». Теперь, в Русском музее, обе статуи неразлучны, как братья-близнецы: их игру воспел Пушкин.

И. Пименов, Парень, играющий в бабки

Гипс, камень, бронза оживали в воображении поэта и волновали его пластикой движения, стремительностью линий. Мрамор становился для него живым материалом — как строки поэмы, как строфы песни. «Всякий талант неизъясним, — писал Пушкин. — Каким образом ваятель в куске каррарского мрамора видит сокрытого Юпитера и выводит его на свет, резцом и молотом раздробляя его оболочку? Почему мысль из головы поэта выходит уже вооруженная четырьмя рифмами, размеренная стройными, однообразными стопами?..» Эти слова приоткрывают завесу над размышлениями поэта, посещавшими его, когда он встречался с искусством.

Б. Орловский. Ян Усмарь

Трудно не заметить, что стихи Пушкина, посвященные иным произведениям его современников, написаны гекзаметром. Размышляя о скульптуре, поэт называет Юпитера. Случайно ли это? Пушкин тонко уловил природу искусства своей поры: национальная, даже народная тема нередко еще сочеталась в нем с формой, заимствованной от античности. Поэтому Пушкин и прибег к стиху Гомера.

Той же осенью Пушкин приехал в мастерскую скульптора Бориса Ивановича Орловского. Он увидел здесь модели статуй Кутузова и Барклая-де-Толли: статуи предназначались для установки перед Казанским собором.

Увидел он и другой будущий экспонат музея — Яна Усмаря: молодой богатырь смело укрощал разъяренного быка; взгляд героя исполнен отваги и уверенности; правая рука сильно пригнула голову дикого животного к земле.

Усмарь — старинное русское слово, означает оно — «выделывающий кожи». В летописях десятого века упоминается имя Яна Усмаря, посланного князем Владимиром против печенегов. Могучую силу русского богатыря передал скульптор в своей группе.

Пушкин увлеченно шагал по обширной мастерской Орловского, и уже начинали слагаться строчки:

Грустен и весел вхожу, ваятель, в твою мастерскую: Гипсу ты мысли даешь, мрамор послушен тебе: Сколько богов, и богинь, и героев!.. Вот Зевс громовержец, Вот исподлобья глядит, дуя в цевницу, сатир! Здесь зачинатель Барклай, а здесь совершитель Кутузов. Тут Аполлон — идеал, там Ниобея — печаль… Весело мне…

Радость, рожденная встречей с искусством, сменяется у Пушкина в этом стихотворении печалью, мыслями о смерти. Может быть, великие художники одарены силой предвидения?

* * *

В Русском музее хранится большое количество рисунков Брюллова, иные из них — перлы среди богатств Отдела графики. Рисунков — не менее тысячи. Но среди них недостает одного — как раз того, который связан с именем Пушкина, связан едва ли не трагически.

Брюллов и Пушкин встретились в Петербурге. Поэт мечтал о том, чтобы автор «Последнего дня Помпеи» написал портрет Наталии Николаевны.

— У меня, брат, такая красавица жена, что будешь стоять на коленях и просить снять с него портрет, — твердил Пушкин.

Поэт ошибся. Наталия Николаевна не произвела на художника ни малейшего впечатления, она не шла, как он полагал, ни в какое сравнение с графиней Самойловой, его возлюбленной, чьи портреты Брюллов писал так охотно и часто. Наталию Николаевну он рисовать не стал и даже высказал поэту изумление в связи с его женитьбой. И на коленях стоять пришлось не Брюллову, а Пушкину перед Брюлловым. Но совсем по другому поводу…

Ясным зимним утром у здания Академии художеств остановились легкие санки. Из них вышли Пушкин и Жуковский, приехавшие к Брюллову, в его мастерскую. Хозяин стал показывать гостям альбомы и рисунки, гости восторгались акварелями, выполненными с замечательным мастерством.

Один акварельный рисунок особенно восхитил Пушкина. На листе бумаги был изображен полицмейстер, спящий посреди улицы на ковре. Назывался этот сюжет «Съезд на бал к австрийскому посланнику в Смирне» и принадлежал к серии, выполненной художником в Турции.

Глядя на рисунок, Пушкин заливался радостным, счастливым смехом. Он завладел акварелью и стал ходить с ней по просторной мастерской. Поэту ни за что не хотелось возвращать Брюллову маленький шедевр.

— Ну, сделай милость, Карл Павлович, подари мне это сокровище, — просил Пушкин, утирая слезы и продолжая смеяться.

— Не могу, Александр Сергеевич, что поделаешь: вещь рта куплена княгиней Салтыковой, куда теперь денешься.

— Отдай, голубчик! — молил Пушкин и встал перед художником на колени. — Ведь другого ты не нарисуешь для меня; отдай мне этот!

— Право же, не могу. Я лучше напишу с тебя портрет, хочешь? Что у нас сегодня, двадцать пятое?.. Приезжай двадцать восьмого, в четверг, после завтрака, сразу и начнем, даю слово. Ты же хотел этого?

Пушкин положил рисунок и подошел к широкому окну мастерской. Почти все оно покрылось морозным узором. Лишь в небольшом просвете виднелась набережная, чистый снежок заметал мостовую, санки проносились мимо…

— Приедешь?

— Пожалуй, — задумчиво ответил Пушкин, отошел от окна и, листая альбом, опять принялся восхищаться сатирическими рисунками Брюллова. Грусть его прошла.

А в четверг, 28 января, Пушкин к Брюллову не приехал. Поэт лежал в своем кабинете на диване смертельно раненный, просил моченой морошки и сдерживал стоны, чтобы не испугать жену.

Художник, любимый Пушкиным, так и не написал ни одного из портретов, о которых поэт мечтал, — Наталии Николаевны и его самого. А рисунок, восхитивший Пушкина — «Съезд на бал к австрийскому посланнику в Смирне», — исчез бесследно.

* * *

Мы побывали в музее вместе с Пушкиным. В брюлловском зале его обостренное зрительское ощущение искусства передается нам особенно сильно.

Вот «Последний день Помпеи». Волнуется земля. Падают кумиры. Люди, обнимая близких, гибнут в огне…

Вот брюлловский портрет Салтыковой. Это она стала обладательницей исчезнувшего сатирического рисунка художника, который был бы нам теперь так дорог. Где он? Княгиня на портрете хранит молчание…

Федотов. Сватовство майора. Фрагмент