Я быстро вошел почти вбежал в колоссальных размеров продуктовый ангар Андреевский. И десяти неполных шагов мне хватило, чтобы понять, всю глупость своего вечернего променада «по продукты» в Андреевский, поругивая себя мысленно за никудышную идею, и не смотря на грызущие меня сомнения, я решительно продолжил путешествие по торговому залу. Все тут стало каким-то неестественным, каким-то зловещим, что ли. Доброжелательная атмосфера торговли пищевыми продуктами испарилась, и её место заняла неопределенность, которая невидимым облаком нависла над светлым предприятием. Какое-то первобытное полузабытое чувство подсказывало мне, что здесь в Андреевском держи ушки на макушке господин Корректор. Мой аргумент «за» продолжение опасной прогулки в споре с самим собой был проще пареной репы, путь в сторону дома через ангар был намного короче, чем плутание по витиеватым и небезопасным теперь улочкам района. По привычке захватив тележку боязливо озираясь по сторонам, я углубился в гипермаркет.

Народу было не много. Несколько томных фигур в глубине стеллажей и витрин. Казалось те, кто уже находился в маркете, двигались как-то неуверенно, как-то вяло, какими-то приставными редкими шажками. Они вышагивали по диагонали продуктового ангара, раз-два-три стоп, поворот раз-два-три стоп, поворот, я намеревался не задерживаться здесь более, чем это возможно.

По колоссальному прямоугольному помещению носилась легкая увертюрка в стиле Роджера Мура. Ай-я ай-я-яй собираюсь домой Троло-ло-ло-ло-ло, ло-ло, троло-ло, хорошо, что есть на свете, есть на свете путь домой, ло-ло троло-ло-ло ло-ло ло-ло — пел высоким баритоном оперный певец. Мистер Трололо — был в ударе, придурок оперный я тоже собираюсь домо-мой трол-ло-ло. Оставляя позади стеллаж за стеллажом, я катил тележку, как таран. Постепенно, видимо от страха, я основательно вцепился в рукоять телеги. Катился, катился, стараясь не замечать прогуливающихся странным коробочным приставным шагом посетителей.

Почти в самом центре маркета большой отдел с мясными изделиями, я хорошо знал многих, кто работал в этом гипермаркете, ибо бывал здесь часто и много лет отоваривался только у них. В мясном секторе заправлял плотный юнец Ильгар Баджарани, мулат с бронзовым отливом кожи, пуэрториканец или аргентинец, в общем, почти темнокожий парень. Взвешивая и выбирая себе мясо (стоит отметить, что мясо я любил патологически и обновлял запасы не мене 2-х 3-х раз в неделю), я часто болтал с темнокожим молодцем о всякой всячине, парень хоть и был мясником, а в своё время окончил Университет математической лингвистики при Министерстве естественной линг-матики. Однако карьера его в профессии не задалась, в математической лингвистике, несмотря на всю кажущуюся демократичность подходов, молодым иностранцам вход туда был заказан. По итогам обучения молодой специалист Ильгар, не смотря ни на какие свои перспективные научные доклады и рефераты, работы по профилю не нашел. Недолго мучаясь, Ильгар бросил науку, как профессию, найдя свою долю здесь в Андреевском продуктовом ангаре, филигранно с математической точностью разделывая туши животных, он в некотором роде был на своём месте. Во всяком случае, свои математические амбиции он мог полностью удовлетворить на ниве разделки свежего мяса.

Здесь мне придется пояснить. Моя осведомленность судьбой Бараджани есть следствие бесчисленных разговоров о математической лингвистике, тема, интересовавшая меня с далеких студенческих лет (что поделать несбывшаяся мечта — линг-матика). С тех самых пор, как пару лет назад Ильгар появился в пенатах Андреевского мы стали настоящими друзьями. Трепались о том, о сем в освежающей прохладе отдела мясных изделий.

Увидев знакомую мне спину островитянина напоминавшего мне когда-то огромную неказистую шоколадку, признаюсь, я сразу почувствовал что-то неладное. Во-первых, Ильгар никогда не стоял спиной к посетителям, к тому же его природная живость не давала ему и секунды покоя, он всегда что-то делал, даже если и делать вовсе ничего не требовалось. Движения — его личный иррациональный наркотик, парень на шарнирах — так за глаза подтрунивали над ним коллеги, знакомые и клиентура. Приближаясь, шаг за шагом, я осторожно рассматривал фигуру возможно человека напоминавшего издали моего старого приятеля мясника Баджарани.

Замедляя скорость движения, я, преодолевая предательски появляющийся страх, выставив перед собой, как щит, продуктовую тележку автоматически катил её к отделу мясных изделий. В котором за прилавком, как я это понимал (теперь уже точно), находился вовсе не Ильгар Баджарани приветливый островитянин, а нечто черное бесформенное какое-то кишащее и по-своему живое. Я подходил все ближе. Наконец я в трех метрах от этого. Медленно и очень осторожно ступая, решил незаметно прошмыгнуть мимо к сухим продуктам туда, куда мне и было нужно изначально, и зачем только я сюда зашел. Нас разделял какой-то метр и прилавок наполненный мясом. Над тем, что кишело, по форме напоминая человека, кружилась одинокая жирная муха, запах плесени и испорченных продуктов отсюда чувствовался сильней. Приглядевшись, внимательней я, наконец, рассмотрел, что там кишело и роилось, и то из чего собственно и состояла фигура, это были мухи, тысячи черных жирных мух. Сглотнув образовавшийся в горле ком тошноты, я шумно выдохнул, наверное, потому что некоторое время почти не дышал от волнения. Шумный выдох «спалил» меня. Фигура из насекомых сначала рассыпалась на тысячи мух, а затем мгновенно сформировалась в рой. И рой неспешно, как на параде полетел в мою сторону, с чувством собственного достоинства и превосходства. Проверять благие ли намерения у жирных гудящих мух мне не хотелось, уж извините. С шумом опрокинув на бок бесполезную защитную тележку, я бросился бежать от роя.

Сдвиг уже начался, государственные предсказатели ошиблись буквально на три-четыре часа. Господи помоги! Прощай островитянин, прощай. Спасаясь от роя черных мух, я бежал в рядах стеллажей, глядящие на меня с полок продукты кое-где были пропитаны кровью, кровь жирными каплями вытекала из коробок, упаковок, шматков и кульков со снедью и медленно падала на пол. Привычные упаковки сладких кореньев от Лау-Лау, оранжевые клубни Нидза, фиолетовые кисло-сладкие палочки Коха, аппетитные ромштексы Братьев Люмьер, домашние пирожки с сывороткой и яичные омлеты Хулахупа — уже не казались таким аппетитными и привлекательными, полуфабрикаты теряли былую свежесть безвозвратно. Полки с меняющимися на глазах полуфабрикатами угнетающе действовали на меня, вкусные продукты гибли.

А за моей спиной, где-то совсем рядом слышался жу-жу-жу гул роящихся смертельно опасных мух. Гадкие твари буквально по пятам преследовали меня, ну или мне так казалось. Нет, не казалось! Они летели именно за мной. Стоило мне поменять направление движения или сделать ложный поворот на 90 градусов, рой, как по команде делал то же самое. Щелчки раскрывающихся куколок насекомых, какое-то омерзительное невесть откуда исходящее стрекотание, и полязгивание больших и малых клешней, с маячащим, позади, жужжанием роя — вся эта какофония опасности смешивалась с пением полоумного Мистера Трол-ло-ло. Резко свернув направо, я чуть не сшиб пожилого человека, который тяжело дыша, спешил, как и я к выходу. Спасайтесь мистер, тут рой — все, что я мог сказать. Глаза старика смотрели сквозь меня, непонимающие старческие глаза пожилого маразматика. Трол-ло-ло хоро-ро-шо хо-ро-шо-шо-шо трол-ло-ло — заело у них там пластинку. Я не останавливаясь прочапал мимо старика, я не мог ни чем ему помочь. Неовозвращенец? Или просто старик? Не время задаваться вопросами. Через некоторое время далеко позади меня старческий хриплый крик оглушил округу. У-яяяяяяяя, уя уя уя что, а что ж вы так ай ай кусаетесь, уаяяя уаяяяяяяяяааааа — кричал старик, трол-ло-ло-ло тро-ло-ло-ло-ло — подпевал безумный тенорок. Видать отмучился дедок, он был обречен. Мухи, от которых я почти оторвался, видать поймали старичка с признаками потери ориентации.

На пересечении линии сухих продуктов и консервантов я чуть сбавил темп и остановился отдышаться, да и осмотреться. Кровь здесь еще только пропитала коробки и пачки со снедью, мельком глянув на полки с консервами, вдруг заметил, что стеклянные банки были наполнены отнюдь не горошком и томатами, в банках что-то кровавое какие-то кишки, органы и, о господи человеческий мозг и младенцы и… И человеческие языки вперемешку с глазными яблоками в трехлитровых стеклянных банках. Увиденные мерзопакостные «чудеса» подстегнули меня не хуже роя мух, мобилизовали иссекающие силы, побледневший, тут-уж не оглядываясь, я помчался мимо касс к выходу. Где нелепо склонившись, сидели неподвижными мертвыми буграми покрытые каким-то синеватым мхом девушки кассирши. Вот и долгожданный выход. Вслед мне горланил полоумный неугомонный мистер Трол-ло-ло, хорош-шо хо-хо-рошо что есть на свете есть на свете путь доммм-мой трол-ло ло-ло-ло.

Корректор вышел на улицу, магазин сжимался. Еще на входе ему показалась подозрительной объемная лента сине красных воздушных шаров, которая словно гигантская змея обвила не менее грандиозное здание продуктовый ангар Андреевский. Жирная лента из надутых гелием красных и синих шаров выглядела уж слишком похожей на натуральную мега-змею. Да, по-моему, ей с недавних пор и являлась. Змея из шаров сжимала гипермаркет, по диагонали делая его выше и намного короче в длину. Змея из шаров душила, обреченную на погибель жертву, где жертвой был не кролик или мышь, а целое здание, наполненное редкими покупателями и хаосом проклевывающегося сквозь реальность Сдвига.

На улице, с разных сторон доносились то рев сирен пожарной команды, то разноголосица автосигнализаций, то удаленные крики людей, хотя в последнем я не уверен. А то вдруг возникали всплески неожиданного технологического шума, мне показалось, что я слышал приглушенные выстрелы и очень далекий детский плач вернее некие истомные завывания. Кругом смрадно воняло тленом и сыростью, асфальт в некоторых местах покрывал толстый слой фиолетовой слизи, такие лужи-кляксы я осторожно обходил, стараясь не коснуться их обувью. О боже как удачно, что я надел армейские ботинки говнодавы. Слизь вызывала неподдельное опасение, почему-то мне казалось, что слизь эта, скорее всего кислота. Я о таком слышал, меня на мякине не проведешь…

С красным лицом, взмыленный, как конь, я мчался домой, где как мне тогда казалось я смогу спрятаться и переждать все, чтобы не происходило. Всему этому нет никакого логического объяснения кроме уже порядком набившего оскомину слова Сдвиг. Три квартала на запад мимо остановки и через пару строений я дома.

Тягучая атмосфера улиц словно засасывала вглубь переулков. Между домов что-то неясное собиралось в кучи, темнело нездоровым фиолетовым оттенком. Будь это художественный фильм, то здесь зазвучал бы тревожный католический хорал. Но так как это не фильм, а реальная жизнь хоральная фуга зазвучала в измученном опасностями мозге корректора.

Местами асфальт был каким-то приторно мягким, местами пружинящим — шаги не издавали звуков. Корректор осторожно ступал, по этому, практически натуральному тесту, старому, чуть ссохшемуся бездрожжевому тесту. Здания вокруг стали неровными кое-где покосившимися, в некоторых случаях это бросалось в глаза, строения, видимо потеряли жесткую структуру и плавились. Вернее будет сказать — начинали таять, сначала набухая изнутри материалов слизью, затем склоняясь на бок, как растаявшее от жары мороженное или легкий воздушный десерт. Преодолевая метр за метром, чувствовал, что густота воздуха, заметно разнилась. В одних местах воздух разряженный, высокогорный с минимумом кислорода и становилось тяжело дышать, кровь молотками стучала в ушах, появлялись темные круги в глазах, повышалось кровяное давление, было трудно идти. В других невидимых областях до озноба пробирал невесть откуда взявшийся холод, изо рта шел пар. Корни искусственных деревьев по бокам тротуаров выглядели, как щупальца осьминогов, чуть подрагивая, извивались, впиваясь в исстрадавшуюся землю. Здание почты справа от меня совсем растаяло, второй этаж полностью смялся, слипся, будто был из горячего воска. То там, то здесь в закоулках улиц виднелись синеватые бугры, напоминающие лежачих полицейских, кто-то был в этих буграх. Покойтесь с миром первые жертвы Сдвига. Я был лоцманом, выбирая оптимальные траектории движения, успешно преодолевал квартал за кварталом. Осторожность, с которой я двигался, расчет, с которым я делал каждый свой шаг, я был идеальным путешественником по началу Сдвига, мысленно я вел экскурсии по пугающим кулуарам меняющегося мира. Итак, посмотрите направо, синеватые загадочные бугры, гляньте налево полупрозрачная желеобразная твердь, посмотрите вверх паутинно подобные рванные серо коричневые облака — виртуальный гид для существующей в моем воображении экскурсионной группы. Эта примитивная игра успокаивала меня, отвлекала от сумрачных дум, которые непрозрачными черными облаками окружали моё сознание внутри меня же самого.

Еще издали я заметил, что на автобусной остановке людно! Вы не поверите мне, что в такое смутное время, когда находиться на одном месте смертельно опасно на остановке толпились какие-то люди. Подгребая ближе, я заключил, что стоявшие на остановке странно раскачиваются, все вместе единой когортой, будто танцуя некий неизвестный народный танец. Теперь в свете уличных фонарей я мог рассмотреть их лучше, казалось, это были обычные люди. Нет, это явно не Тьмецы, те имели ровный одинаковый дизайн в стилистике олд скульного эмо кора и характерный эмо грим на лицах. А стоящие на остановке с виду нормальные не считая этого их ритмичного покачивания в остальном, они были почти нормальные. Не считая одной мелочи… Волосы на моей голове зашевелились и встали дыбом, у них не было кое-чего, что обычно есть у всех людей… У них-таки не было голов! То есть и крови не было, а на том месте, где естественно у человека располагалась и произрастала голова, и шея были абсолютно ровные поверхности срезов, теперь я мог это отчетливо увидеть с такого расстояния, остановка хорошо освещалась муниципальными прожекторами. Сощурив глаза ну чтобы не видеть пейзажа этого, я, невольно гримасничая тихой сапой, проскакал к своему дому, те на остановке и усом не повели так и стояли и качались, ожидая автобуса. Ну и славненько, скоро ваш автобус придет, аривидерчи безголовые прохожие, а я, пожалуй, домой-таки пойду.

Вбегая по лестнице в свой подъезд, я встретил еще кое-что. Нечто трудноописуемое копошилось в углу фойе, это создание увлеченно поглощало какую-то шерсть, какую-то обросшую кудрявой шерстью тушку, ну типа маленькой собачки. Тревожно и хаотично мигал свет в подъезде, свет казалось, тускнел с каждым миганием, нервно трещали дроссели ламп дневного света, и в такт светопреставлению неприятное глухое чавканье чудища в углу. Свет тускнел с каждым миганием, холодея от ужаса, я пулей взлетел по лестнице. А оно по ходу заметило, заметило, черт возьми, меня и шлепками запрыгало в мою сторону. За спиной я слышал шуршание её слизистых жгутиков, по лестнице подъезда. Еще мгновение и свет может окончательно пропасть. Быстрей, быстрей. Нервной дробью тела, тряской рук, по-моему, я даже челюстями щелкал от страха, и доставал, доставал эти гребанные никак не достающиеся из кармана ключи. Вот они. Чудом попав, с третьего раза, в замочную скважину, я нешироко открыл дверь и протиснулся в узкий проем, захлопнув за собой дверь, перед самым носом у того непонятного создания, что мерзкой бесформенной волосатой «зайкой» запрыгало за мной из фойе. Снаружи, нечто тяжело плюхнулось о стальную дверь, к счастью дверь не поддалась. Хорошая, хорошая дверь — дрожащим шепотом бормотал я и гладил поверхность двери, как домашнее животное. Я стоял, прижавшись ухом к бронированной двери, и слышал биение собственного сердца, чуть ли не выскакивающего из груди. Успел мазафака. Легко переборов свое любопытство я не стал смотреть в глазок, бог с ним ну чего на него, на этого желтого попрыгунчика смотреть, насмотрелся я уж сегодня на всяких. Я привел все имеющиеся замки в положение закрыто, плотно прикрыл вторую деревянную дверь и прошел в коридор. На какой-то момент я замер прислушиваясь к звукам в квартире. Осторожно ступая, прокрался к небольшому раздвижному шкафу, в который планировал влезть. Шум с улицы, хоть и приглушенный стеклопакетами окон, мешал сосредоточиться на внутрикомнатных звуках. Нет здесь никаких посторонних необычных звуков или есть? Так и не определившись с ответом, я забрался в шкаф, еще подрагивая от лошадиной дозы гормона страха в крови, медленно и осторожно, желая не издать ни единого лишнего шороха, я прикрыл за собой дверь и лег на стоявшую в шкафу зимнюю обувь. Измученный напуганный и уставший мой организм мгновенно отключился и я уснул.

Очухался я, похоже, утром, от громкого крика. Истошный вой мужского голоса А-А-А раздавался из моей спальни, я прижал колени к груди, поза эмбриона, выставил перед собой раскрытый выкидной нож сидел и ждал, что будет дальше. Послышался шум падающих предметов и чертыханья на непонятном гортанном неразборчивом языке. Язык, на котором выражался тот в комнате или где он там был, содержал много рыкающих эррр, какое-то просто невероятное количество гласных и почти полное отсутствие согласных. Кто это и как он оказался в моей квартире вот вопрос. Это и есть те самые чужие люди, о возможном появлении которых сообщало Федеральное агентство информации. И что будет дальше? Подойдет ли он или кто там к шкафу, чтобы открыть утлую дверцу и высосать мою кровь или отгрызть мне голову? Или?

Тот, кто был в спальне, явно безо всяких усилий открыл дверь, ведущую на кухню, а ведь, если мне не изменяет память, я собственноручно всадил в косяк не менее дюжины сто миллиметровых гвоздей. Гым, а дверь распахнулась с такой предательской легкостью… Я превратился в мыслящий слух, читая действия того кто шастает по моему дому, как музыкальные ноты. Вот он прошел в кухню, что-то лопоча, наверное, возмущаясь, я не понимал его слов, но понять живые эмоции на любом языке несложно, по крайней мере, мне высококлассному действующему корректору высшего уровня. На кухне у неизвестного попискивал какой-то посторонний необычный звук, прообраз допотопной мелодии, то длинные, то короткие попискивания и гудения. Что это? Магия? Ворожба? Чудное животное? Запрещенные игры с Тьмой? Объяснения этим пискам-гудениям сколько не силился придумать не мог.

Неизвестный, на моей кухне, видимо был очень расстроен он, то громогласно выкрикивал отдельные гортанные естественно фразы, то вдруг угукал, тянул нежно и протяжно необычные слоги. Под конец я услышал звук тренькнувших фаянсовых тарелок.

Незнакомец прокричал: В-В-Ва-ажесенка, Ва-а-асеженка, муалые Ва-а-асеженка — странная фраза, казалось, он кого-то звал. В комнате послышалось хриплое шипение животного или насекомого. И незнакомец ломанулся обратно в спальню, сшибая по пути какие-то предметы, какие? Ведь у меня в доме не так уж и много предметов. Что-то там было устроено не так как раньше. Послышались, то ли рыдания, то ли просто бессмысленный вой. Пока это продолжалось, я чуточку распрямился и, осмелев, привыкнув к страху, слегка приоткрыл дверцу шкафа, держа в руках уже два режущих инструмента, финский выкидной нож и перочинный. Крохотная щелка позволяла мне видеть узкую полоску коридора, соединяющего кухню с прихожей и спальней. Тот кто был там двигался к выходу из квартиры, я видел его фигуру на кухне, частично спину и ноги в носках, не монстр хотя, бы, зачем-то ощупывая стены он вышел из кухни. Сердце сжалось во мне, и заколотило в висках давление крови, на мгновение я увидел его лицо! Оно было лишено глаз! То есть абсолютно безглазо, на месте его глаз не было ни шрамов ни каких других шероховатостей просто лицо без глаз. Чужак надел мою старую прогулочную куртку, развернувшись опять спиной, с полминуты повозился и вышел из квартиры. Меня он не заметил. Последнее, что я помню, перед тем, как потерял сознание, это отчетливую мысль, что лицо его мне знакомо, знакомо до крайней степени. Лицо того кто был лишен глаз было не чьим иным лицом, как моим собственным. Да это было моё лицо, и я потерял сознание.

Открыв глаза, некоторое время не понимал, где я нахожусь, и все такое. Чуть оклемавшись, потоком нахлынули воспоминания последних суток. Уличная читальня, Эмми, продуктовый ангар, старик, мухи и поддельный Баджарани… Выбравшись из шкафа и с удивлением осмотрел свою квартиру. Квартира изменилась не кардинально, но в деталях. По площади и по расположению комнат она оставалась привычной и неизменной, но по наполнению и по дизайну стала другой. Её наполняли какие-то совершенно не понятные мне предметы. Пропали мои до потолка книжные стеллажи из грубо-обработанной древесины, нигде не было видно ни моего рабочего письменного стола, ни приспособлений для скоростного письма, ни бумаги, три ящика которой всегда стояли у изголовья дивана. Вместо моих стеллажей с четырьмя тысячами научных книг и словарей, жалкая этажерочка с тремя десятками необычных брошюр в мягкой цветной обложке, недопустимой по Правилам Публикаций.

Я взял одну из книг в недопустимой мягкой обложке и на вытянутых от себя руках открыл, опасаясь увидеть там чего-нибудь такое, но там лишь набор ничего не значащих для меня символов, какой-то древний давно умерший или как говорят мертвый язык. Я безжалостно вырвал титульный лист из книги и проследовал в коридор, здесь был мой аппарат проволочных посланий. Странно вернее славно, что он остался на своем привычном месте. Я снял деревянную полированную трубку сканер и медленно провел по вырванной странице, сканируя её. Затем несколько раз прокрутил ручкой динамо-машины и кинетический сигнал, преобразованный в электричество, улетел по проводам в библиографический автомат общественного перевода неизвестных текстов.

Через пару минут застрекотали карандаши самописцы, вырисовывая уже понятный переведенный текст на алой тонкой термобумаге — «В. Пелевин Чапаев и Пустота, год выпуска 2006 Издательство Амфора». Набор слов, никогда не слышал о таком ученном Пелевине, ни о таком научном труде. Странное необычное название, что оно обозначает? Пустота давно уж изучена вдоль и поперек и активных научных изысканий никто на эту тему не проводит. 2006 год! Ух ты это похоже незадолго до Первого Ложного пришествия, неужели уже тогда на земле были прообразы настоящих книг? О чем они? Кто их писал? И могли ли их читать люди? Ведь хорошо известно, что наука в те времена еще только зарождалась, знания были скудными и несвязанными.

В очередной двухсотый раз за сегодня корректор озадаченно задумался. Куда ушел безглазый, кто шипел в спальне, куда исчезли почти все его вещи и что делать дальше и самое главное, почему незнакомец имел его лицо, корректорское лицо? Вопросы без ответа вихрем носились в голове корректора.

Лосёк подошел к окну и отодвинул ткань закрывавшую окно, чужой почти незнакомый город смотрел на него окровавленными окнами, пустотой улиц, неизвестными проспектами и строениями. Где я? Что это? Сильно мутировавший Роквел или другой город? Он открыл окно и прокричал всеми имеющимися силами УУУУеха. Боль и непонимание вырывалась из Корректора душераздирающим звуком отчаяния. Город ответил безмолвием, отсутствием эха и тишиной…

Я недоверчиво посмотрел в глазок бронированной двери, на площадке никого не было. Озираясь по сторонам, вышел. Проходя через фойе, не поворачивал головы к углу, в котором останки кого-то лохматого, небольшой кучкой валялись в кровавом пятне. Покинув подъезд, я свернул за угол незнакомой улицы, пробежал пол квартала глазея на запачканные кровью витрины с неизвестными предметами в них. Вошел в туманную арку и тут… Реальность стала закручиваться в спираль, затягивая меня вместе с фонарными столбами, дорогой, домами, и собственно всем переулком, я не мог выбраться из воронки, которая неумолимо деформировала реальность…

Бам! Боль от удара автомобильного капота, вернула меня в сознание. Автомобиль едва успел затормозить, через запачканное кровью и чернотой слизи лобовое стекло Субару я рассмотрел невозмутимое бледное лицо Гимениуса, по губам которого я прочел слово «О-корректор», я чуть не плача радостно запричитал «Гимениус-Гимениус, слава алфавитам, Гимениус!». Гимениус махнул головой в сторону, мол, садись времени нет, с трудом приходя в себя от удара и неожиданной встречи, я открыл дверь и сел рядом с водителем. Мы посмотрели друг на друга…

Вспомнилась нетленка Гимениуса, Аквилозиум для учеников начальных классов. Я помнил этот священный образовательный текст наизусть, и мог бы повторить слово в слово хоть сейчас… Буквы в моем сознании потекли сами собой, выстраиваясь в строчки, формируя абзацы и страницы…

Аквилозиум. Ангелоид Гимениус Третий. «А вы слышали о том, что буквы умеют целоваться?», научная работа для слушателей начальных классов публичных школ и колледжей.

А вы слышали о том, что буквы умеют целоваться? Нет? Не слышали? Ну и дураки…

Буквы умеют пить кровь, да что там пить кровь — буквы и есть сама кровь. Лично у меня по венам текут тысячи букв, словосочетаний и слов. Однажды случайно порезал горло бритвой, а они как хлынут… Буквами забрызгало пол и рубашку. Буквы были красными.

Кровь одного здорового человека содержит 6 миллионов кровяных букв. Отсутствие хотя бы одной буквы или знака ведет к полной остановке жизнедеятельности человека. Значение кровяных букв науке неизвестно: на Земле запрещено изучение и чтение кровяных букв.

Кости взрослого человека, как правило, испещрены надписями; люди, по тем или иным причинам родившиеся без надписей на костях, проходят болезненную и дорогостоящую процедуру нанесения магических слов на кости скелета. Тело фрагментарно очищается от мышечных волокон, гравировщики по кости наносят надписи и возвращают волокна на место. Операция продолжается до тех пор, пока все необходимые надписи не будут нанесены. Государство чаще всего кредитует подобные культовые операции под низкий процент. Сама процедура «буквирования костей скелета» может длиться до трех лет.

Вода определенно состоит из букв. В обычном состоянии воды букв не видно, но стоит ее высушить, и на дне емкости, в которой была вода, вы обнаружите едва заметный осадок. С помощью обыкновенного лабораторного микроскопа в этом осадке можно рассмотреть несколько тысяч мельчайших букв. Странным, однако, представляется то, что количество букв при высушивании любого объема воды одинаково и составляет 7 342 буквы. Этот феномен известен под названием «неделимый алфавит воды».

При чрезмерном нагревании тела человека на коже каждого проступают буквенные надписи. В детстве этих надписей особенно много, к старости же большинство надписей исчезает, остается одна-две буквы или пару слов. В день, когда самая последняя буква исчезает с кожи человека, человек умирает…

В южных отдаленных областях России распространено нанесение татуировок, повторяющих эти магические телесные письмена, считается, что это продлевает жизнь…

Кусачие или злые буквы живут в шерсти животных. Это буквы «В» и «Б». В древности их так и называли — Вши и Блохи, где буквы «В» и «Б» всегда писались заглавными. Эти буквы являются покровителями бродячих животных и некоторых людей.

В древние времена солнце трактовалось как гигантская непрорезанная буква «О». Однако сейчас доподлинно известно, что солнечный, равно как и любой другой свет состоит из светящихся букв «С». Тем не менее, при написании слово «СОлнце» «С» и «О» принято писать с большой буквы, выражая тем самым буквам С и О особое почтение…

Температура любого предмета, включая людей, не что иное, как наличие в теле объекта латинской буквы «t» (градус); от количества этих невидимых букв и зависит температура тела. В организмах других животных пока таких букв обнаружено не было. «t» (градус) считается знаком температуры, но почитается и как символ жизни, посему во многих русских провинциях до сих пор наносят на тело татуировки с надписью этой невидимой буквы, в центральных, же районах России татуировки знака температуры не наносятся. Однако в обязательной школьной программе букве «t» (градус) уделяется целый предмет, по которому ученики средних школ и колледжей сдают государственный экзамен.

Волосы человека при многократном увеличении не что иное, как плотно переплетенные буквы «В» и «Л». В одном волосе содержится не более 7 000 букв «В» и около тысячи букв «Л». По правилам русского языка в слове «ВоЛосы» буквы «В» и «Л» принято писать заглавными.

Кровь животных не содержит букв. Однако у многих разновидностей млекопитающих и рыб кости исписаны буквами и знаками. Этот факт до сих пор не могут объяснить ученые мира… Тексты, нанесенные на кости животных, не переводимы.

При рождении в первую минуту своей жизни каждый человек должен многократно произнести букву «А», первую букву многих известных алфавитов. Таким образом, человек, как бы подписывает контракт с могущественной силой букв. Ребенок, не сумевший произнести первую букву алфавита при рождении, считается больным или неживым.

Комнатная пыль, если рассматривать ее под микроскопом, это крошечные молочно-серые полупрозрачные буквы. В одном микрограмме комнатной пыли 718 знаков и букв… Человек время от времени должен освобождать свой дом от накопившихся в нем серых букв (так называемой «буквенной пыли»), протирая поверхности в своем доме специальной материей или пылесосом (в быту называемым «буквососом»).

Апельсиновый сок состоит из букв «А». Один литр апельсинового сока содержит более миллиона букв «А».

Целебные свойства букв до конца не исследованы, однако доподлинно известно, что нанесенная или прислоненная ко лбу буква «S» (как доллар) лечит головную боль, снижает давление и повышает настроение (в некоторых странах эту букву многие носят на цепочке на теле). Букву «Л» обычно прислоняют к легким, «Р» кладут на сердце, «Н» и «Ф» — на ноги и позвоночник. Целебная сила букв до сих пор остается одним из величайших чудес света.

Ученые всего мира вот уже много тысячелетий изучают значение букв и их смысл. Существует несколько основных буквенных словарей; наиболее известные, полные и точные из них — «Полный буквенный словарь» Когана и «Большой энциклопедический словарь» Браля.

Слюна, как и любое другое вещество, в составе которого есть вода, состоит из букв. В одном миллилитре слюны 999 букв, в основном латинских, однако встречаются и арабские, и китайские буквы и знаки…

Количество букв в воздухе прямо пропорционально зависит от насыщенности воздуха водой. Давление букв в воздухе называется «средним буквенным давлением атмосферы». Данная переменная величина является важной составляющей жизни любого живого существа, ежедневно по несколько раз в день общественные информационные агентства сообщают о значении буквенного давления атмосферы. Эта переменная измеряется в «буквах на квадратный дюйм», т. е. высчитывается количество букв, находящихся на идеальном дюймовом квадрате по вертикали. Среднее (нормальное) значение буквенного давления атмосферы — 5.7 буквознаков/на квадродюйм.

Кал всех живых существ, при многократном увеличении, не что иное, как мягкие и твердые знаки, в зависимости от его консистенции…