Обычно говорят, что природа отдыхает в детях одаренных родителей. Но не так уж редки исключения.

У одного из наших самых талантливых режиссеров, Алексея Дмитриевича Попова, был сын Андрей, актер. Вот он как раз и принадлежал к таким исключениям. Очень хороший актер. И, что не всегда совпадает, приятный, умный и порядочный человек.

Его отец тоже был умен, честен, но жестковат. Впрочем, режиссерская профессия требует жесткого, волевого характера, каковым Попов-отец обладал в полной мере. Иначе господа артисты сядут на голову, и в театре начнется вакханалия. Не зря же один из театральных режиссеров сказал, что его настольная книга — руководство Бориса Эдера, известного укротителя и дрессировщика.

Не обладая характером отца, Попов-сын, насколько мне известно, к режиссуре особенно и не тянулся. А потому, когда его назначили художественным руководителем театра имени Станиславского, он пригласил туда трех молодых, рвущихся к самоутверждению режиссеров, предоставив им полную свободу. И они сразу же, своими успешными постановками, подняли репутацию театра, который, будучи без хозяина, шел к погибели. Так что при Андрее Попове этот театр вновь стал расцветать, и проблема посещаемости была решена.

Этот факт стоит подчеркнуть, ибо никакой другой главный режиссер или худрук не потерпел бы у себя под боком успешных молодых. А, снабдив их самыми лестными рекомендациями, быстренько сплавил бы куда-нибудь на сторону.

Другой, повторяю, но не Попов. Он поступил иначе. Удостоверившись, что театр Станиславского стал на ноги, Попов ушел сам. Вернулся к своей любимой актерской работе. Впрочем, он ее и не покидал, оставаясь актером Центрального театра Советской Армии. Просто вынужден был свою работу там несколько сократить. Но, помнится, продолжал играть Ивана Грозного в спектакле по пьесе А.Толстого — одну из своих лучших ролей.

Вскоре, однако, Попов перешел в МХАТ. Очевидно, обстановка в ЦТСА при армейском руководстве (театр подчинялся ПУРу — Политуправлению армии) стала трудноватой. Надо сказать, что и до этого претензии ПУРа к репертуару привели к конфликту с главным режиссером театра, которым тогда был А.Д.Попов. И этот конфликт кончился тем, что у Попова-отца вахтер при входе попросту отобрал пропуск.

К сожалению, в МХАТе Андрею Попову выпадали не совсем те роли, в которых его дарование могло бы себя полностью проявить. Так в талантливой «Утиной охоте» А.Вампилова из-за неудачного, на мой взгляд, распределения ролей спектакль не имел того успеха, который заслуживала пьеса. Роль, порученная Попову, никак не ложилась на его индивидуальность, а потому выглядела недостоверной.

Однако в тот же период у Попова были большие удачи в кино. В частности, две из них связаны с нашими встречами.

Так получилось, что хотя я — театральный драматург, а Попов — в основном, театральный актер, — но наше содружество состоялось при съемках двух фильмов по моим сценариям, в основе которых лежали мои же пьесы. Так, в фильме «Все остается людям» он сыграл роль священника, отца Серафима, а в «Палате» — писателя Новикова.

И ту, и другую роль Попов исполнил безупречно.

Отца Серафима в спектакле МХАТа до этого играл Ю.Э.Кольцов. Но болезнь Паркинсона помешала ему принять участие в картине, а потому на эту роль пригласили Попова. И хотя игра Кольцова была выше всех по-

хвал, но Попову, используя возможности кино, удалось даже несколько усилить эту роль. Так, например, крупный план Серафима, пришедшего к умирающему Дронову, позволил показать, как священник прихорашивается перед зеркалом, подправляя бородку и усы. Попов делал это, вроде бы, небрежно, но умело, и становилось ясно, что он при этом совершенно не задумывается, при каких обстоятельствах и кого пришел навещать. Такая деталь многое говорила о натуре Серафима.

Играя парные сцены с Дроновым, Попов вел себя очень точно и разнообразно.

Так в своей последней встрече с Дроновым Серафим, чтобы якобы не утомлять умирающего, тоном мягкого соболезнования, но тем не менее настойчиво старался пресечь разговор на тему, которой не хотел касаться.

А в раннем разговоре за шахматной доской, когда Дронов был еще бодр, отец Серафим наоборот, твердо и напористо заставлял академика выслушивать свои аргументы. При этом священник был настолько непроницаем, что, казалось, не поймешь, верит он сам в них или нет. И все это было сыграно Поповым не только органично, но и без малейшей карикатуры, непременно применявшейся тогда при изображении священнослужителей.

Теперь о «Палате». Обычно в кино, при выборе артистов на роль, делают пробы. Но Попова, по моему настоянию, пригласили без таковой. И мы — режиссер Г. Натансон и я, сценарист, — в Попове не обманулись. Он исполнил роль писателя Новикова, не только избегнув всех банальных излишеств, с которыми обычно играют творческих персонажей, но и с большим тактом. А именно такта требовали сцены объяснения немолодого и нездорового мужчины с полюбившей его молодой женщиной. Ситуация щекотливая и противоречивая, а потому, чтобы найти в ней нужный тон, требовалось немалое мастерство.

В Малом театре, где «Палату» успешно поставил Л.Варпаховский, Новикова играл хоть и хороший актер, но сам облик и манера исполнения не позволяли ему донести все, что необходимо по роли. А потому его сцены с

любимой женщиной, прелестно сыгранной Руфиной Нифонтовой, звучали далеко не так, как было задумано. Зато в фильме, где снималась та же Нифонтова, у нее в паре с Поповым все получилось как надо.

Спустя много лет, сидя на каком-то спектакле, я в антракте увидел Нифонтову. Она окликнула меня басистым голосом, — я подсел. Увы, погрузнела она, погрузнела. Но лицо было все еще красивым. Да и речь, как и прежде, чуть хулиганистая, а глаза озорные. Значит, не постарела.

Мы заговорили, но не о спектакле, который пришли смотреть, а о том, как хорошо ей было сниматься с Поповым. От души вспомянули его добрым словом. К этому времени Попова уже не было. Он умер совсем нестарым. Жаль, прекрасный был человек, да и актер тоже.

А вскоре умерла и Нифонтова. Прямо беда...