А

Ах, друг, друг, – звучит мягко, ласкает слух, так вот разрешите мне, друг, прямо, без утайки сказать вам: у вас после каждого глотка кашасы поток вопросов. А не кажется ли вам, что всяк имеет право жить так, как ему хочется, и никто не должен совать свой нос в чужую жизнь?!

Да, сеньор, родившись свободной, а потом оказавшись проданной Жустиниано Дуарте да Роза в рабство, Тереза Батиста, когда наконец обрела свой собственный дом с гостиной и спальней, прекрасным цветущим садом и раскидистыми деревьями, в тени которых висел гамак, стала доброй его хозяйкой, всегда прибранной, заботливой и нежной. Построенный в хорошем месте, чистый, опрят­ный дом в руках сытой и веселой, благоухающей питангой и всегда поющей Терезы не имел себе равных в округе. Это мое личное мнение, но оно такое же, как у многих, во всяком случае, тех, кто знал Терезу и общался с ней, ког­да она жила с доктором Эмилиано Гедесом; всё это я вам говорю просто так, ничего не беря за сказанное, кроме разве этих глотков кашасы, которых, может, и не так мало, но ведь и вопросов у вас тоже хватает, и очень может быть, лучше было бы на них и не отвечать: зачем любопытным приезжим столько знать о Терезе? По мнению моей хозяйки, тут не всё чисто: зацепила она, видать, вас, вот вы и выведываете о ней всё про всё. Может, хозяйка моя и права, но только тогда я вам советую отказаться от задуманного и шага вперёд не делать, оставить Терезу в покое.

Почему она должна принять чужака, если отказала местному богачу, делающему политику, только потому, что не хотела забыть деликатность и доброту доктора Эмилиано Гедеса и получить взамен придирчивость и раздражительность надутого от важности власть имущего, будь он промышленником, банкиром, отцом города, толстосумом? Кто предупреждает, тот друг; оставьте свои планы, а если не оставите, пеняйте на себя. Добро­ту, благородство, нежную дружбу может заменить, мой дорогой друг, только любовь, как прочувствованно пела в кабаре Ильеуса – городе какао и поэзии – одна моя хорошая знакомая: «Любовь – это бархатное покрывало, оно скрывает несовершенство человечества». Тереза Батиста достойна уважения и почёта, так что, сеньор, ос­тавьте всё, что задумали.

Будучи хозяйкой дома, она не умела приказывать, не держала прислугу на расстоянии и не была к ней напоказ доброй, как и вообще ко всем бедным. Уроки доктора Эмилиано Гедеса, которые спустя срок, после того как она поселилась в его доме, он давал ей, пошли впрок. «Никогда, – говорил он, – не различай людей по их материальному достатку и положению в обществе. Единственно доподлинное различие обнаруживается в схватке человека со смертью, которая разыгрывается один на один, являясь подлинной мерой его цельности. Не принимай в расчет никаких глупостей: ни деньги, ни фальшивую мудрость, решая, кто кого выше и почему». Вот потому-то Тереза чувствовала себя равной и богатому, и бедному; она ела и, как того требует тонкое воспитание, с серебряной ложки, и руками: руками еда ведь аппетитнее. Доктор Эмилиано Гедес дал ей управляющего, садовника, что ухаживал за садом и огородом, привратника и служанку, которая готовила и подавала на стол, и говорил, называя её «моя царица», и относился к ней с любовью, но больше всех в доме работала именно она сама, никогда не будучи госпожой бездельницей, как и ленивой, тщеславной любовницей лорда, богатеющей на получаемых подарках.

И если вы надумали просто позабавиться с Терезой, то отступитесь, оставьте её наедине с самой собой, сокрывшейся под бархатным покрывалом любви. Совершенство в чём бы то ни было бывает однажды и не повторяется, да и Тереза Батиста вряд ли захочет повторить то, что у неё было с Эмилиано Гедесом, ей достаточно воспоминаний о докторе и прожитых с ним годах.

Что же касается другого доктора, о котором вы, конечно же, слышали, то, друг, это не доктор, а докторишка, он совсем не был её любовником, просто товарищ по отдыху и, как самое большее, помогавший ей убить время и спастись от преследовавших её претендентов. У них было временное соглашение. И, чтобы иметь хоть какое-то об этом докторишке представление, достаточно послушать рассуждения о нём самой Терезы Батисты в ответственный час жизни, который и даёт настоящую оценку его человеческим качествам. Так вот, он исчез из города в тот самый момент, когда его врачебный долг повелевал ему оставаться на месте и возглавить борьбу с черной оспой, но куда там! Когда черная оспа сошла с поезда в Букиме, достойно встретили её только прости­тутки, руководимые Терезой Батистой. Раньше Терезу называли: Сладкий Мёд, Лёгкий Бриз, потом – Тереза Омолу, Тереза Черной Оспы. Вот так: была из мёда, а покрылась гноем.

 

Б

Батиста, Тереза Батиста возглавила сражение проституток Букима: шестидесятилетней старухи Грегории, девчонки Кабриты, четырнадцати лет от роду, Марикоты, Волшебной Ручки, Мягкой Булочки и Вкусной Задницы, которые смело, лицом к лицу встретили объявившуюся здесь чёрную оспу, убивавшую всех подряд, и победили её.

Битва была страшной, но, не прими на себя командование Тереза, вряд ли в округе Мурикапебы остался бы в живых хоть один человек, и никто бы не смог рассказать о случившейся здесь беде. Простые жители городка убежать не смогли, а вот богатые люди, жив­шие в центре города, да фазендейро, да торговцы, да еще медики, да, да, медики первыми дали дёру с поля боя, хотя кое-кто из них и очутился на кладбище, а кое-кто в столице штата, по случайности, конечно, ведь ехал-то за помощью в Аракажу, спешил, даже не попрощался, но… сел в первый подошедший поезд, даже не интересуясь ни направлением, ни конечным пунктом следования: чем дальше, тем лучше!

Зло набросилась на людей здешних мест черная оспа, словно давно таила на них свою ненависть, набросилась с одной-единственной целью – убить, убить мастерски, холодно и жестоко. Смерть от черной оспы – самая страшная и безобразная. Теперь жители Букима ведут счёт по собственному календарю: всё, что бы ни случалось, относят на «до» и «после» ужасного события. Естественно, страх овладел каждым. Был ли кто-то, кто не испугался? Был. Не испугалась Тереза Батиста, во всяком случае, если и испугалась, то страха не показывала, сумела скрыть, спрятать, иначе как бы смогла она поднять проституток и повести за собой на битву с ужасом и гноем! Храбрым нельзя назвать того, кто бросает вызов и бросается в драку, пуская в ход руки или огнестрельное оружие, кинжал или нож. Так, в зависимости от обстоятельств и необходимости, может действовать любой. Но вот чтобы ухаживать за больным оспой, дышать зловонием, слушать плач, видеть политые гноем улицы города и пол лазарета, храбрости драчуна недостаточно, здесь нужны самоотверженность и доброе сердце, а этим богаты падшие женщины, зарабатывающие себе хлеб столь тяжким трудом. Они привычны к гною, презирают добродетель хорошо одетых людей, знают, сколь дешево ценится жизнь и как дорого она стоит, у них дублёная кожа, терпкий вкус во рту, но они не черствы и не безразличны к чужому горю и непомерно смелы.

Мужчины в те дни делались трусами, бежали из города, смелыми оказались проститутки, старуха и девчонка. Если бы жители Мурикапебы имели деньги и власть, они бы воздвигли на главной площади Букима памятник Терезе Батисте и всем проституткам, сражавшимся с чёрной оспой, а может, и Омолу, воплотившейся в Терезе Батисте.

И тут ни спорить, ни оспаривать нечего: всё досто­верно и достойно поклонения. Была ли Тереза самой собой, хозяйкой своих мыслей и действий, использовала ли опыт, приобретённый в игре с мальчишками в солдат и разбойников, и свою схватку с жизнью, или богиня Омолу дала ей сверхъестественную храбрость? Не знаю, но противостояла чёрной оспе Тереза Батиста до победного конца. Да, ведь храбрость, красота и доб­рота людей – это храбрость Ориша, красота ангелов и архангелов, доброта Бога.

 

В

В Буким чёрная оспа прибыла на товарняке компании «Лесте Бразилейра»; слепая, с пустыми глазницами, вся в гнойных пузырьках и язвах, распространяющая зловоние, прибыла с берегов реки Сан-Франсиско, самого облюбованного ею места среди всех мест её пребывания. Там она не одинока, там свирепствуют тиф и всевозможные тифозные лихорадки, паратифы, малярия, тысячелетняя, но не перестающая молодиться проказа, «болезнь Шагаса», жёлтая лихорадка, дизенте­рия, убивающая, в основном, детей, а также бубонная чума, чахотка, испанка и невежество – отец и патриарх всего. Там, на берегах Сан-Франсиско, в сертане, где находится пять штатов, эпидемии имеют множество могущественных союзников: землевладельцев, полковников, комиссаров полиции, командующих «отрядами общественных сил», местных главарей, политиканов, наконец, суверенное правительство.

А вот союзников, заболевших всеми этими страшными болезнями, легко пересчитать по пальцам: святой Иисус из Ланы; кое-кто из низшего духовенства, несколько врачей и медсестра да получающие гроши за свой труд учителя – жалкое войско против многочисленной армии заинтересованных лиц в существовании оспы.

Не будь оспы, тифа, малярии, невежества, проказы, «болезни Шагаса» и шистозомы, равно как и других бедствий, поражающих сельскую местность, как бы удавалось сохранить и расширять границы фазенд, достигающих площади целых стран, как поддерживать страх, внушать почтение и эксплуатировать народ должным образом? Без дизентерии, столбняка, крупа и голода можно ли представить себе в Бразилии подрастающих детей, взрослых, арендаторов, батраков, огромные отряды кангасейро, захватывающих и делящих между собой земли. Болезни нужны и благословенны, как же без них сохранить созданное веками общество, как спасти народ от ещё худших бедствий? Представьте себе, старина, всех этих людей здоровыми и образованными – это же чудовищная опасность!

 

Г

Где, как не в Пропиа, села оспа в поезд, оставив свое убежище на берегах Сан-Франсиско и в ущельях Пираньяс, и отправилась в Буким? Не теряя времени, она уже в поезде испробовала свое оружие и сразила кочегара и машиниста, но позволила им умереть не сразу, а по прибытии в Баию, где тут же газеты дали тревожное сообщение. А несколько дней спустя приходившие из сертана телеграммы уже печатались на всю полосу под шапкой: «Новая атака оспы».

Почему она опять появилась и почему столь свирепствовала? Достоверно узнать ничего так и не удалось. Оппозиция утверждала, что эпидемия была сознательно спровоцирована с целью сорвать намеченные на это время торжества. Хотя к утверждениям политиков (да еще оппозиционеров) следует относиться скептически, с должной сдержанностью, не очень-то им веря, но в народных сказаниях и песнях о сражении народа с оспой как раз упоминаются именно сорванные празднества. Да, пожалуй, кроме этой версии, никакой другой, которая давала бы исчерпывающее объяснение случившемуся, не было, если не считать самого главного – возникновение эпидемий объясняется отсутствием необходимых превентивных мер, безразличием властей к здравоохранению, отсутствием внимания к проблемам эндемий и эпидемий в сельских местностях, растратой бюджетных ассигнований на борьбу с ними, хотя именно этот пункт был опровергнут компетентными органами.

Празднества же были организованы как раз для того, чтобы выразить всеобщую признательность этим органам, объявившим о полном уничтожении оспы, малярии, тифа и проказы, тем более что именно в эти дни в Букиме пребывал сам директор департамента здравоохранения штата со своей веселой свитой (переезжая из город в город, они навещали пункты здравоохранения и вымогали угощение).

Банкеты, фейерверки, военные оркестры, речи и речи пространно прославляли проведенные мероприятия по оздоровлению района, бывшего ранее рассадником оспы, теперь же, как следовало из правительственных сообщений, даже такое заболевание, как аластрим, медленно, но верно убивающее, исчезло с рынков и дорог, с улиц и закоулков. Навсегда изгнаны из сертана оспа, малярия, тиф, чума – все они были эндемичными при прежнем правительстве штата. А потому – да здравствует наш любимый губернатор штата, неутомимый поборник народного здоровья! Да здравствует всеми уважаемый директор департамента здравоохранения, посвятивший свой блистательный талант здоровью своих сограждан. И, наконец, да здравствует префект города, адвокат Рожерио Калдас, который меньше всех запускал руку в ассигнования, предназначавшиеся на борьбу с болезнями, ибо все прочие, занимающие высокие посты, тратили их налево и направо, едучи из столицы в провинцию, не забывая, правда, оставить кое-что и для местной администрации.

Среди красноречивых выступлений ораторов выступление сеньора префекта, который говорил от имени признательного населения (группой скептиков и насмешников он прозван Пожирателем Вакцины), было самым веским и содержало решительные утверждения: с полной ликвидацией эндемий муниципалитет вступает в золотой век здоровья и процветания – пора, пришло время! Вдохновенное выступление заслужило пылкие похвалы директора департамента здравоохранения штата. Взял слово и молодой талантливый врач Ото Эспиньейра, недавно назначенный руководителем утвержденного в Букиме пункта здравоохранения, по его словам, «полностью оснащенного и оборудованного, готового к любой неожиданности, обслуживаемого преданным и компетентным персоналом». Симпатичный молодой человек, наследник традиций и престижа семьи Эспиньейра, рьяно готовился к политической карьере и даже метил в депутатское кресло. Речи возбуждали аппетит, и участники торжеств уничтожали всё, что подавалось на банкетах.

Но не прошло и недели после торжеств и возлияний по случаю победы над эндемиями, как чёрная оспа сама сюда пожаловала на товарном поезде то ли случайно, то ли намеренно и сразила одним из первых префекта, Пожирателя Вакцины, прозванного так из-за своих махинаций с вакциной, каковые ему давали политическую поддержку и неплохие комиссионные; вакцина же расхищалась в муниципалитете и по дешевке сбывалась окрестным фазендейро для скота, лишая, таким образом, столь хорошо оснащенные посты здравоохранения необходимого им лекарства. Обвинен он не был, ни он, ни кто другой, так как считалось, что оспа в сертане ликвидирована, а за границу, в отсталые и еще подверженные оспе страны Европы никто не выезжал, так для кого, спрашивается, нужно было её хранить?

Едва появившись в Букиме, оспа в тот же день свалила префекта, солдата полиции, жену ризничего (к счастью, жену, не любовницу), возчика, двух арендаторов на фазенде полковника Симона Ламего – все они перечислены по своей значимости, и, наконец, троих детей и старую каргу дону Ауринью Пинто, умершую первой от самого легкого прикосновения болезни: умерла, когда на лице, руках, ногах и впалой груди еще не лопнули пузырьки с гноем – не такая она дура, чтобы гнить в постели.

 

Д

Даже не надейтесь, что побеждена чёрная оспа. Нет, ничего подобного, она продолжает свое шествие по городам и весям. Как и обычная белая оспа – постоянная спутница жизни людей с плантаций и улиц, распространяющаяся даром и оптом, и в розницу. Когда гнойники подсыхают, оспа еще заразна: отпадающие корочки болячек разносит ветер по дорогам, базарам и рынкам, где бродит её кум – аластрим, сохраняя постоянно присутствие болезни на просторах сертана.

Белая оспа – это еще не самое страшное, от неё, конечно, погибают, но не все и не везде, есть места, где она задерживается, приживается, и народ с ней сосуществует: семья, где есть больной оспой, прививок не делает, не поднимает тревоги и не зовет врача, а при­меняет дешевые лекарства, но бережет глаза, ни на что больше не обращая внимания, аластрим метит лица, кожу, даёт жар и бред. Кроме обезображенного, изры­того оспинами лица, изъеденного носа и деформированной губы белая оспа любит ослеплять свои жертвы, часто нападает на детей, помогая дизентерии уносить их на тот свет. Дурацкая болезнь, чуть более опасная, чем ветрянка или корь, но на этот раз пришла не она, а чёрная оспа с берегов реки Сан-Франсиско на товарняке компании «Лесте Бразилейра», пришла, чтобы убивать.

И, не теряя времени, принялась задело. Начала осуществлять задуманное в центре города; вначале вошла в дом префекта, потом в дом церковного прихода, в котором жили священник и ризничий со своей семьей. Она торопилась, в планы её входило не оставить в живых ни одной души ни среди работающих на плантациях, ни среди живущих в городе, чтобы некому было рассказывать о случившемся. Через несколько дней в домах уже бдели у тел покойников, начались похороны, плач и траур.

Зуд, сыпь по всему телу, пузырьки с гноем, превращающиеся в язвы, высокая температура, бред, гноящиеся глаза и слепота, в конце недели повсюду слышны были плач и молитвы. Потом исчезли и плач, и молитвы: некогда и некому было плакать над умершими.

Быстрая и злая, она молниеносно распространилась по городу, к субботе добравшись до его предместья Мурикапебы, где живут бедные из бедных и падшие женщины, ютящиеся на улице Канкро-Моле. В маленьком заштатном городишке Букиме значатся с полдюжины проституток-профессионалок, остальные занимаются тем же, но совмещают работу в постели с работой служанки и прачки, это не считая модной портнихи и учительницы начальной школы, блондинки в очках, и та и другая приехали из Аракажу и обе обслуживают только людей богатых.

В Мурикапебе условия благоприятные: здесь тинистое зловонное болото и горы гниющих пищевых отбросов, вот тут-то оспа обрела силу и окрепла для решительной схватки. Собаки и дети в поисках еды часами копались в этих отбросах, которые свозились сюда из центра города. Стервятники урубу в духоте наступающего вечера кружили над глинобитными домишками, где древние старухи проводили время за единственным доступным им развлечением – поиском вшей, а ветер гнал сюда, на окраину, смердящую заразу. Вот и угнездилась здесь чёрная оспа.

Смолкли в предместье звуки гармоники и гитары. Как и в Букиме, в Мурикапебе первых покойников хоронили на кладбище. Позже было то, что было позже.

 

Е

Если в Мурикапебе за здоровьем населения приглядывали макумбейро Агнело и знахарка Ардуина, которые пользовались широкой известностью и у которых была обширная клиентура, то в городском пункте здравоохранения Букима работали двое врачей: доктор Эвалдо Маскареньяс и доктор Ото Эспиньейра; медицинская сестра без диплома, приехавшая сюда из Аракажу и страстно желавшая вернуться обратно, её звали Жураси, некто Масимиано Силва, или Маси дас Неграс, совмещавший обязанности санитара, сторожа и рассыльного, и, наконец, аптекарь Камило Тезоура, явно выдающийся клиницист: он осматривал крестьян, прописывал лекарства и пристально наблюдал, стоя за прилавком «Аптеки милосердия», за чужой жизнью.

Почти восьмидесятилетний доктор Эвалдо Маскареньяс, очень слабый диагностик, лечил больных теми немногими лекарствами, названия которых еще хранила его угасающая память. Он с трудом посещал больных, был глух, слеп и, по утверждению аптекаря, почти выжил из ума. Когда оспа объявилась в Букиме, старик не удивился: живя здесь пятьдесят лет, он не раз слышал от представителей властей, что с оспой покончено, хотя она уже в который раз наведывалась сюда, сопровождаемая смертью.

Молодой доктор Ото Эспиньейра, окончивший университет всего полтора года назад, не заслужил еще доверия жителей Букима из-за своего возраста. Ему не было тридцати, а выглядел он на двадцать: редкая пробивающаяся бородка, мальчишеская физиономия, очень похожая на кукольную, да еще при нём содержанка-любовница, что поощрялось в среде адвокатов, но резко осуждалось среди врачей, – довод весьма веский. Однако отсутствие пациентов его нисколько не трево­жило. Будучи сыном богатой и почтенной семьи, он получил назначение на службу по линии департамента здравоохранения с шестимесячной – ни дня больше – стажировкой в Букиме сразу же после окончания учебы и только для того, чтобы получить повышение; клиника его не соблазняла, у него были куда более высокие помыслы, чем стать врачом в сельской местности: он мечтал о политической карьере, хотел стать депутатом федерального парламента и, используя депутатский мандат, махнуть на юг, где живут весело, а не прозябают, как в Сержипе, о чём свидетельствовали знатоки жизни – ловкие доктора и просто бездельники.

Узнав о смертельных исходах в городе, он впал в панику, так как поверил речам на торжествах и смутно помнил, какие следует принимать меры в борьбе с оспой, из тех лекций, что читали ему профессора. Он всегда боялся всех болезней вообще, а особенно оспы, такой страшной, которая если не убивает, то обезображивает на всю жизнь. И живо представил свое смуглое кукольное лицо изрытым чёрной оспой и утратившим привлекательность. Вот уж когда ему не завоевать внимания женщин.

За годы учения в Баии Ото привык флиртовать с красивыми девушками. И потому, когда Тереза Батиста, вернувшись из артистического турне в Алагоас и Пернамбуко, появилась в Аракажу, где находился в то время Ото, сбежав на несколько дней из Букима под предлогом необходимости обсудить проблемы здравоохранения с вышестоящим начальством, он познакомился с ней и стал за ней ухаживать.

Тереза чувствовала себя подавленной, ей хотелось плакать, она ни в чем не находила утешения. Ни перемена мест, ни знакомство с новыми краями, с незнакомыми городами, церквами Пенедо, пляжами Масейо, рынком Кариару, местами Ресифе, ни аплодисменты, которыми одаривали её, Королеву самбы, ни покоренные сердца, ни страстные вздохи, ни предложения и объяснения в любви – ничто не утешало её страданий. Не спасали её от страданий и те трудные положения, в которые она попадала, как прежде, борясь против несправедливости, оказывая помощь даже тем, кто её не просит, с одной-единственной целью: избавить кого бы то ни было от беды, не справляясь, однако, со своей собственной.

Эта неуёмная маленькая женщина рождена быть падре или начальством, чтобы защищать ближнего, сказал в Алагоасе любитель уличных драк Марито Фаринья, когда увидел, как Тереза, не раздумывая, отдала жалующейся на жизнь Албертине деньги, необходимые ей для родов. А в один из вечеров на пляже Ресифе даже рахитичные курильщики маконьи, находящиеся на дне общества, дали Терезе новое прозвище – Тереза Божье Провидение. Случилось это, когда Тереза при большом скоплении любопытствующих, но не спешащих никому на помощь, решила спасти молодую девчонку от порочной шайки и громкими криками, которые могли слышать многие, воззвала к Богу и его Божественному промыслу. Любопытство присутствующих сменилось страхом, наиболее из них разумные советовали Терезе не ввязываться в дела этой опасной шайки, но Тереза не послушала их совета и была права: наркоманы похихикали, поотпускали мерзкие словечки и брань и разошлись в разные стороны. И даже эти успехи не утешили печаль Терезы. Ни прогулки, ни увеселения, ни кутежи, ни обман самой себя – ничто не убивало тоски, разрывавшей ей сердце. На земле и на море – повсюду её преследовал образ Жануарио Жеребы. Очень подавленной вернулась Тереза Батиста в Аракажу.

Флори Бездельник, владелец «Веселого Парижа», хороший её друг, тоже ходил с поникшим гребешком: в кабаре было мало посетителей, постоянно не хватало денег и не было никакой возможности пригласить на работу сразу двух звезд для сцены своего заведения. А двух потому, что если в кабаре дела его шли плохо, то в любви ему наконец повезло. Сердце Флори учащенно забилось, когда перед ним появилась новая артистка – Рашель Клаус, девица с роскошной рыжей копной волос, на груди которой он забыл свою страсть к Терезе, ведь несколько месяцев он не находил себе места, умоляюще глядя на Терезу, но та вежливо и улыбчиво отказывала ему в любви. И вот с прибытием в город Рашель Клаус – певицы блюзов, возможно, кандидатки на положение звезды в «Веселом Париже» и любовницы его опечаленного владельца, кончились тоска, боль и подавленность Флори, вызванные безразличием к нему Терезы, возродились кабаре и его хозяин. А что же другие поклонники Терезы? Поэт Сарайва разъезжал по сертану в поисках лучшего климатического места, где он спокойно смог бы умереть, художник Женнер Аугусто отправился в Баию за славой, знаменитый протезист Жамил Нажар был помолвлен с богатой наследницей, которой он поставил пять превосходных пломб. Что касается всеми любимого Лулу Сантоса, то он скоропостижно умер, упал без чувств на трибуне суда, где защищал какого-то налетчика из Алагоаса.

В Аракажу павшая духом Тереза, без друзей и рабо­ты, вновь оказалась под обстрелом сыпавшихся на неё предложений того самого богача, о котором рассказы­валось выше, самого богатого человека Сержипе – по словам тех, кто осведомлён о чужих состояниях, – промышленника, сенатора и бабника. Настойчивый, не привыкший, чтобы ему отказывали, он даже стал угрожать ей, что, если она не примет его предложений, которые, кстати, были достаточно щедрыми, он сделает её жизнь невыносимой. Сводница Венеранда жала на Терезу, как могла. Да только сумасшедшая отказывается от покровительства такого влиятельного лица.

А «сумасшедшая» и бездомная, попав под влияние молодого врача-красавчика, умеющего столь красноречиво говорить, решила ни за что не уступать отцу города (нет, любовницей пожилого человека она не будет больше никогда и подвергать себя уже знакомой ей опасности не станет!) и приняла приглашение молодого врача сопровождать его в Буким, не связав себя, впрочем, обязательством пребывать там долго: короткое приключение и короткое путешествие.

И хотя Тереза почти не надеялась на встречу с Жануарио Жеребой, капитаном парусника, с которым встретилась в Аракажу и сила, и нежность которого заставили биться её было заглохшее сердце – любовь без надежды, всё равно что кинжал в грудь, – она хранила ему верность, не связывая себя никакими более или менее серьезными обязательствами, грозившими утратой свободы. Сумасшедшая – это, пожалуй, так, Венеранда, но свободная и в любой момент готовая, если будет надо, уйти с любимым.

 

Ж

Женитьба или угроза помолвки неминуемо грозили бы молодому человеку, отправься он один в провинцию. И вот полушутя, полусерьезно врач Ото Эспиньейра попросил Терезу спасти его от такой опасности, поехав с ним вместе, ведь для матерей семейств, охотящихся за зятем, он станет желанной целью, а Тереза будет ему своеобразной защитой и сама отдохнет с ним. Сказав ей как-то о дне возвращения в Буким, он услышал от неё, что ей надоели большие города – Ресифе, Масейо, Аракажу – и она не прочь поехать в провинцию, а потому тут же предложил ей отдохнуть с ним в Букиме: там тишина, покой, ничего никогда не случается, кроме ежедневного прибытия двух поездов, одного – следующего в Баию и другого – в Аракажу и Пропиу.

Так, оказавшись в обществе Терезы, он в Букиме сумеет избежать ловушки, связи с какой-нибудь девицей на выданье – ведь врач на брачном рынке этого заштатного городишка высоко ценится – и не подцепит сифилиса у местных проституток. Красотой, легкомысленным поведением и приятными речами Ото напоминал Терезе Дана, первого, кого она полюбила и кому отдалась целиком, но Дан оказался с гнильцой, подлец, насквозь лживый и фальшивый, как камень в кольце тетки Фелипы, за который та продала её капитану. Неожиданное сравнение побудило было Терезу не принимать приглашения врача, однако Ото Эспиньейра был весёлым и открытым и ничего ей не обещал, да и был, в общем-то, полной противоположностью Дану, и она в конце концов согласилась.

Трус и лицемер Дан выдавал себя за отважного, честного и порядочного человека, он клялся ей в любви и обещал взять её в Баию, освободив от рабства, побоев линейкой и плетью из сыромятной кожи; на самом же деле собирался бросить её на произвол судьбы, даже не попрощавшись. Обо всем этом она узнала в тюрьме. Кто только ей не говорил о планах Дана, начиная с Габи. А разве сама она не слышала на суде чтение показаний Дана? В них он обвинял во всем её, утверждая, что это она, порочная женщина, затащила его в спальню капитана, предложив укрыть от дождя, что доказывает её испорченность; а он, Дан, не железный, и случилось неизбежное, тем более что бесстыжая клялась ему, что больше года уже не спит с капитаном и в его доме только служанка, никто больше, а если бы Дан знал, что их отношения с капитаном Жустиниано продолжаются, он отверг бы её притязания, ведь он был другом капитана и уважительно относился к чужому домашнему очагу и чужой собственности. Да, тогда Тереза Батиста оказалась в ужасном положении и за решеткой, но самым страшным были показания Дана. Она, конечно, и раньше встречала плохих людей, но Дан превзошел всех и, пожалуй, самого капитана.

Вот почему в тюрьме Тереза превратилась в дикого зверька, забилась в угол камеры и никому не доверяла. И когда перед ней появился Лулу Сантос, посланный из Сержипе Эмилиано Гедесом, она отказалась говорить с ним, считая адвоката таким же, как все, и можно ли хоть кому-нибудь доверять в этом мире страданий и подлости? Тогда, когда Терезу после убийства капитана арестовывали – пришлось это делать трем полицейским, капралу и двум солдатам, – взять её было непросто и брали силой. Не так-то просто было и Лулу Сантосу вызволить её из тюрьмы и поместить в монастырь, передав на попечение монахинь, которые надеялись вернуть ей веру в людей. Ведь Тереза под сомнение ставила и намерения Лулу и, едва представился случай, сбежала, не дождавшись обещанных им перемен в её жизни. Адвокат старался не упоминать имени доктора Эмилиано Гедеса, нанявшего Лулу для защиты Терезы.

Только в доме Эмилиано Гедеса (поначалу она и в нём сомневалась) к Терезе стали возвращаться вера в жизнь и доверие к людям. Почему она согласилась уехать с Эмилиано Гедесом, когда он приехал за ней в пансион Габи и, взяв её руку в свою, сказал ей: «Забудь прошлое, для тебя начинается новая жизнь»? Чтобы сбежать от клиентов, которые одолевали её, выстроившись в бесконечную очередь? Если бы только поэтому, то она могла уйти из пансиона Габи еще раньше с Маркосом Лемосом, который каждый день ей предлагал стать его любовницей, оставив это заведение. А доктора Эмилиано Гедеса она видела один-единственный раз, еще когда жила на ферме капитана, тот приехал в гости к Жустиниано, но, услышав теперь его слова, не стала отказываться, а согласилась, почему? Да потому, что из всех мужчин, которых она видела, он был самым привлекательным, нет, красоты Дана у него не было, нет, но была иная, какая? Тереза тогда не знала, но, несмотря на боязнь оказаться еще раз обманутой, поехала с ним и никогда после о том не пожалела, – стараясь забыть прошлое, она начала новую жизнь, как он ей обещал.

Вот так же она вдруг поверила и Ото Эспиньейре: он ведь не обольщал её, как это делал Дан, и весьма красноречиво, суля царство земное, вечную любовь и ласку, глубокую привязанность, не говорил о любви, а просто пригласил её на экскурсию в провинцию, которая могла быть приятной. А раз он предлагал так мало, то Тереза решила согласиться, ведь не может быть ра­зочарований, если никаких иллюзий у неё нет в отношении компаньона по поездке. Приятный в общении молодой врач увозил её из Аракажу и, таким образом, спасал от угроз фабриканта-миллионера, приславшего ей отрезы материи со своих фабрик и драгоценность, хоть и маленькую; Тереза вернула подарки – доктор Эмилиано не желал бы видеть её в объятиях сенатора.

 

З

Земли доктора Эмилиано Гедеса были обширными. Прогуливаясь как-то по ним с Терезой, он показал ей старинный особняк, разрушившийся от времени и запущенный от неухода, это чудо архитектуры было выкрашено в голубой цвет. Доктор обратил её внимание на отдельные детали строения, помогая оценить то, что было ей не под силу сделать самостоятельно. Эмилиано Гедес не скрывал её от глаз окружающих, а, казалось, наоборот, старался, чтобы её видели с ним, а его с ней.

Фабрикант (тогда тот не был еще сенатором), приземистый и толстый, засеменил к ним, перейдя улицу, и, поздоровавшись, стал болтать с доктором: он гово­рил много, был весело настроен и время от времени кидал на Терезу алчные взоры. Доктор вежливо прервал беседу и, хотя фабрикант выказывал желание быть представленным Терезе, поспешил распрощаться, чтобы, не дай Бог, тот не коснулся девушки даже кончиком пальца. Глядя на удаляющегося фабриканта, Эмилиано Гедес сказал неожиданно грубовато:

– Он, как оспа, заставляет гнить всё, к чему прикоснется, и если не убивает, то метит. Черная оспа заразна.

Спасаясь от домогательств ненавистного фабриканта, Тереза приехала в Буким, сопровождая врача, когда другая, настоящая оспа сошла с курсирующего здесь поезда, чтобы уничтожать людей.

И всё же лучше такая, которая заставляет людей гнить и умирать, чем та, что вынуждает жить с человеком за деньги. Быть проституткой – это одно, эта профессия не налагает обязанностей, не требует чувств, не наносит ран, быть любовницей – совсем другое: жить в доме и спать в постели хозяина, выказывать страсть, быть подругой. «Подруга» – слово сладкое, и его значение Тереза постигла, живя с доктором Эмилиано Гедесом, и ни с кем другим, тем более с этим очень ограниченным врачишкой Ото Эспиньейрой. «Ах, Жануарио Жереба, где ты, любимый, друг, любовь, почему ты не едешь за мной, а оставляешь меня гнить и умирать здесь!»

 

И

Интимности, настоящей близости, тем более – любви у них не было. Отношения Терезы Батисты с врачом Ото Эспиньейрой были в пределах легкой связи, которая очень скоро прервалась из-за неожиданных событий. Так лучше, подумала Тереза, очутившись одна лицом к лицу со свободно разгуливавшей страшной болезнью: лучше с ней, чем в постели неизвестно зачем и с кем – ни проститутка, ни любовница. Она была не способна свободно и просто отдаваться страсти и полу­чать удовольствие, ей нужно было глубокое чувство, любовь; только по любви она загоралась желанием, пылала, как костер, – такова была Тереза.

И согласилась она на веселое путешествие, дружбу и постель врачишки с кукольным личиком, красивенького и циничного, без сердечной склонности только потому, что очень уж она была подавлена и чувствовала себя потерянной, вернувшись в Аракажу, да сердечной склонности Тереза не испытывала ни к кому после отплытия баркаса «Вентания», увезшего Жануарио Жеребу в порт Баия. Показавшийся ей свободным, как ветер, моряк оказался связанным по рукам и ногам.

Да и приехала Тереза в Буким с врачишкой, чтобы скрыться от преследований фабриканта, не оказаться снова взаперти и битой, ведь она не верила в возможность жить с ним без обязанностей и обязательств. В таком случае уж лучше вернуться в Масейо или Ресиф и жить, как свободная женщина, ведь недостатка в предложениях там не было; хозяйки пансионов, домов терпимости и всяких прочих заведений её вниманием не обходили. От предложений она отказывалась, пытаясь жить на заработок танцовщицы, но в кабаре платили жалкое жалованье, почти символическое, да и пение, и танец лишь прикрывали истинное занятие таких вот танцовщиц кабаре, а то, что они артистки и срывали аплодисменты, только повышало им цену. В Аракажу-то Флори платил большое жалованье, надеясь завое­вать её любовь, страдая от страсти. Теперь он платил Рашель Клаус, но на этот раз получал, что желал. В турне хозяева кабаре предлагали Терезе гроши, но, если она желает получать больше, обещали увеличить жалованье за счет щедрых посетителей заведения: звание артистки, имя на рекламе, афишах и в газетах повышают цену женщине, дают успех и хороший сбор. И вот перед Терезой опять встал вопрос: продавать ли себя, свое истерзанное болью и тоской тело?

Почему она думала, что, возможно, будет весело жить с врачишкой, получать удовольствие, ложась с ним в постель, а может, даже желать его? Находя его привлекательным, она вообразила, кто знает, может, его дружба поможет ей забыть того капитана парусника; вырвать из её груди любовь к Жануарио Жеребе, что, как кинжал, торчит в её сердце. Мечтать просто, а осуществлять трудно, Жануарио владел ею целиком; она же была глуха и безразлична ко всем и ко всему. Что только придумала, дурная голова!

Когда в Букиме она легла с врачишкой, когда он взял её холод сковал Терезу. Да, такой холод в постели проститутки позволял ей быть безразличной к происходящему, далекой от совершающегося акта, в котором продаются красота и умение в подобных делах. Но здесь-то, идиотка, чего ждала она? Ждала чувств, которые помогут забыть вкус соли и морского ветра и той груди, что походила на киль корабля.

Тело ее было холодным и безразличным, почти враждебным и закрытым, опять девственница, и потому особенно желанная. Врачишка обезумел от неожиданности, никогда он не видел ничего подобного, никакая девственница с ней не сравнится, можно с ума сойти! Но Терезу в очередной раз мучили всё те же мысли: как могла она надеяться, глупая? «Это ты, Жануарио Жереба, запер моё сердце, грудь и тело!»

 

К

Как могла выносить Тереза Батиста такую вот неистовую, всевозрастающую страсть врачишки, который желал её и днем и ночью, думая что и она испытывает те же самые чувства. Ведь таким же был капитан, в его руках она была рабой, её чувства его не волновали. К тому же в Букиме врач располагал своим временем как хотел, а потому ночь его длилась до полудня, и он не замечал безразличия Терезы, он-то получал удовольствие и считал его взаимным. Нет, для Терезы это была тяжкая обязанность.

Но как сказать ему, что она уезжает, что ничто и никто её здесь не держит, что она устала, не может боль­ше играть, на такое способна проститутка, но не подруга и любовница? Как сказать ему всё это, если она согласилась с ним ехать, ведь он был с ней вежлив, нежен и даже стал менее циничным и самовлюбленным? Как оставить его здесь одного, в городке, где нечем заполнить время? Однако она должна это сделать, всё это ей больше не под силу, как и надетая маска, под которой она задыхается.

И длилось все это четверо суток – как раз то время, в течение которого зараженное оспой тело покрывается гнойными пузырьками в обреченном на смерть городе.

 

Л

«Любовь, я жду тебя!» – зазывают прохожего написанные черной краской буквы на двери плохонького погребка, в котором даже нет электрического освещения. Здесь горит коптящая керосиновая лампа. Несколько человек пьют кашасу, жуют табак, компанию им составляют очень похожие на бабушку и внучку старая Грегория и худющая, бледная, почти зеленая, девочка по прозвищу Козочка. Обе они ждут клиентов в надежде хоть что-то заработать, сколько бы ни было, это ведь так редко случается.

Входит Закариас, здоровенный детина, арендатор с фазенды полковника Симона Ламего, он облокачива­ется на стойку, свет лампы освещает его лицо. Миссу, хозяин заведения, в немом испуге поднимает брови.

– Чистой!

Миссу выливает кашасу по мерке, указанной арендатором, тот с любопытством посматривает на жмущуюся к стене девочку: целый месяц он постился, не было денег. Вытирает рот тыльной стороной руки, перед тем как опрокинуть стакан со спиртным. Миссу переводит взгляд с лица посетителя на его руки. Закариас поднимает толстый стакан, открывает рот, гнойные пузырьки вокруг его губ становятся выпуклее. Миссу хорошо знает оспу, он сам болел и выжил, но кожа его лица и тела изрыта этой страшной болезнью. Закариас опрокидывает стакан, ставит его на прилавок, сплевывает на глинобитный пол, расплачивается и снова оглядывает девочку. Миссу берет монеты и говорит:

– А знаешь ли, друг, что у тебя оспа?

– Оспа? Да нет, это прыщи.

Старая Грегория подходит к арендатору в надежде: если вдруг девочка не подойдет, может, приглянется она, ведь ей-то добыть клиента с каждым днем всё труднее и труднее. Услышав слова Миссу, она внимательно всматривается в лицо парня, ей эта болезнь тоже знакома: пережила не одну эпидемию оспы, и почему не заразилась, неизвестно, да, это оспа, и черная. Она быстро отходит, хватает за руку Козочку и тащит её к двери.

– Эй, куда вы?! Подождите, – кричит Закариас.

В черноте вечера женщины скрываются. Закариас обращается к другим посетителям, что молча жуют та­бак, уставившись в пол.

– Это же прыщи, простые прыщи.

– А я считаю, что оспа, – настаивает Миссу. – И лучше бы вам идти к доктору, пока не поздно.

Закариас обводит взглядом тесное помещение, сидящие молчат, он смотрит на свои руки, вздрагивает и выходит на улицу. Где-то впереди маячит фигура старой Грегории, которая тащит Козочку, а та сопротивляется, не понимая, почему же старуха не дает ей заработать немного денег, хоть это и очень трудно. Зловоние болота, грязная земля, огромное звездное небо, и пришибленный страхом Закариас пускается в сторону города.

 

M

Может, всё-таки закон издается, чтобы его выполняли? Закон, распорядок, часы работы? Часы работы пункта здравоохранения написаны на самом видном месте – на входной двери: с девяти утра до полудня и с двух до пяти вечера. Но одно дело написать, а другое – выполнять. Так вот, ни Масимиано, ни Жураси не любят, чтобы их отрывали: его – от изучения и заполнения карточек лотереи, её – от сочинения ежедневных трогательных писем жениху – священное время. Что же касается самого врача, то он и вовсе не придержива­ется никакого расписания, появляясь на пункте, когда ему взбредет в голову, утром или вечером, но всегда на короткое время и второпях; в случаях же срочной необходимости достаточно медсестре или сторожу перейти улицу – квартира врача находится на противоположной стороне, – и можно позвать его, вытащив, как правило, из постели, где он если не забавляется с Терезой, то спит мёртвым сном, забыв обо всём на свете, даже о своих честолюбивых мечтах и политике, проекте организовать избирательный округ в муниципалитете.

Закариас, устав хлопать в ладоши и кричать: «Эй, есть кто в доме!», колотит в дверь кулаками. Аптекарь Тезоура отсутствует – уехал в Аракажу, доктор Эвалдо – у больного, на пункте здравоохранения лишь один молодой врач. Закариас, охваченный страхом, грозит выломать дверь. Из-за угла появляется какой-то человек, убыстряет шаг, подходит к арендатору.

– Что вам нужно?

– Вы здесь работаете?

– Работаю, а что?

– Где доктор?

– Что вам надо от доктора?

– Хочу, чтобы меня принял.

– Это сейчас? Вы с ума сошли? Или читать не умеете? Вот смотрите расписание, здесь с…

– Ваша милость думает, что у болезни есть расписание? – хрипло выкрикивает Закариас и поднимает к глазам Масимиано (это был он) свои руки. – Смотрите. Я думал, это прыщи, а это, похоже, оспа, к тому же черная.

Инстинктивно Маси отступает, ему тоже кое-что известно об оспе, и он узнает её. Тяжелый аластрим, или черная оспа. Сейчас десять вечера, городок спит, молодой врач, должно быть, в постели с красоткой, привезенной из Аракажу, этой потрясающей кабоклиньей, от которой не отказался бы и сам Масимиано. Стоит ли будить доктора, чтобы получить нахлобучку? Вытаскивать его из-под теплого одеяла, а может, и с Терезы? Кому нравится, когда его прерывают в самый ответственный момент? Маси колеблется. А что, если это действительно черная оспа? Он снова вглядывается в лицо арендатора, да, гнойные пузырьки, коричневые, темно-фиолетовые, типичные для смертельной оспы. Масимиано вот уже восемнадцать лет работает в департаменте здравоохранения, перебывал во многих пунк­тах провинции и кое-что усвоил.

– Ладно, кум, дом доктора тут поблизости.

На хлопки Масимиано откликается женщина, её зовут Тереза Батиста, как узнал он и запомнил её имя.

– Это я, дона, Масимиано. Скажите доктору, что здесь на пункте больной оспой. Черной оспой.

 

H

Н-да, медицина постигается на практике, как верно утверждал профессор Элено Маркес, читая лекции на медицинском факультете об эпидемиях в сертане. Глубокая ночь, пункт здравоохранения в Букиме, холодный пот прошибает доктора Ото Эспиньейру, он совсем недавно получил диплом и теперь на практике пытается постичь то, чего не постиг, изучая теорию, а на практике это много труднее, отвратительнее и страшнее. По всей вероятности, речь идет об оспе самой тяжелой формы, черной, как зовут её в народе, и, чтобы узнать это, нет нужды шесть лет учиться, достаточно взглянуть на лицо Закариаса с вытаращенными глазами и услышать его перепуганный голос:

– Скажите, доктор, это черная?

Что это, единичный случай или эпидемия? Врачишка закуривает сигарету, сколько он их закурил и бросил с той самой минуты, как Тереза передала ему это неожиданное известие? На полу куча окурков. Какого дьявола он согласился ехать в Буким?! Как разумно говорил Бруно, коллега по службе, человек опытный: нет такого соблазна, который вытащил бы его из Аракажу, провинция – это скопище болезней, там тоскливо жить и просто умереть, сеу Ото. Тоску-то он победил, привезя сюда Терезу, но как победить оспу? Он бросает сигарету на пол, давит её ногой. Протирает руки спиртом еще и еще раз.

С улицы доносится звук шаркающих ног, дрожащая рука берется за дверную ручку, в помещение пункта входит, прихрамывая, доктор Эвалдо Маскареньяс, у него в руках чемоданчик, видавший виды, потертый, подслеповатыми глазами он оглядывает комнату, отыскивая молодого врача.

– Я увидел свет, дорогой коллега, и зашёл сказать, что Рожерио, Рожерио Калдас, наш префект, при смерти. Хуже всего, что это не единственный случай. Лусию знаете? Жену ризничего, не любовницу, ту зовут Тука. Так вот, Лусия тоже в плохом состоянии, это вспышка оспы, дай-то Бог, чтобы не эпидемия. Но вы, дорогой коллега, как видно, уже информированы, раз вы здесь в этот час и, верно, собираетесь принять необходимые меры. Прежде всего нужна вакцинация всего населения.

Всего населения, сколько же это человек? Три, четыре, пять тысяч, считая городок и плантации? Сколько на пункте вакцины? Где она хранится? Он, доктор Ото Эспиньейра, ни разу этим не поинтересовался, не подумал о столь драгоценном запасе. Даже если и есть хоть какой-то запас вакцины, то кто этим будет заниматься? Ото закуривает новую сигарету и отирает пот со лба. Ну и свинская жизнь в этом Букиме, а ведь он, Ото, мог бы находиться в Аракажу всё с той же Терезой или какой другой, так он здесь, где объявилась оспа, и умирает от страха. Если оспа не убивает, то уродует лицо, оставляя оспины. Он тут же живо представил себе лицо, изрытое оспинами, свое кукольное, но привлекательное лицо, оно неузнаваемо, о Боже! Или он умрёт, сгнив от гноя.

Доктор Эвалдо Маскареньяс проходит в глубь помещения, останавливается возле Закариаса, вглядывается в его лицо. Неужели это санитар пункта Масимиано? Нет, это неизвестный ему человек, лицо его в пятнах, доктор вглядывается пристальнее, да это не пятна, это гнойники, оспа.

– Тоже схватил проклятую. Да, дорогой коллега, это эпидемия; мы видим её начало, но никому не известно, кто останется жив и увидит её конец. Я уже пережил три эпидемии, но от этой, может, и не спасусь. Да и кто спасется?

Ото Эспиньейра бросает на пол очередной окурок, хочет что-то сказать, но не находит слов. Закариас спрашивает:

– Что же мне делать, доктор? Я не хочу умирать, почему я должен умереть?

Наконец появляется вызванная доктором медсестра Жураси, она мирно спала, видела во сне своего жениха, когда Маси поднял весь дом, где она снимала комнату с пансионом, на ноги. В голосе сестры звучали нотки досады и раздражения.

– Вы послали за мной в такой час, доктор, почему? Какой-то сумасшедший, видно, днём выспался. Что за срочность?

Ото Эспиньейра не отвечает, слышится только хриплый голос Закариаса:

– Ради Бога, спасите меня, доктор, не дайте умереть. – И тут же обращается к доктору Эвалдо, известному во всей округе.

Медсестра – человек деликатный, она видит лицо Закариаса в маленьких язвах и больше не спрашивает, почему её подняли с постели.

– Это эпидемия, дорогой коллега, эпидемия оспы.

Леча больных, ободряя умирающих, помогая при погребениях, ухитрившись спасти несколько человек от смерти, доктор Эвалдо пережил три эпидемии. Переживет ли четвертую? «Доктору Эвалдо не так страшно умирать, он ведь преклонного возраста, старик, – размышляет Ото Эспиньейра, – но я, Ото, только начи­наю жить». Однако полуслепая и полуглухая развалина, как злословит аптекарь, доктор Эвалдо любит жизнь и собирается бороться за неё жалкими средствами провинциального медика. Из присутствующих здесь только он и Закариас думают, как бы спастись от болезни. У медсестры Жураси начались позывы к рвоте, Маси дас Неграс пытается вспомнить, когда он делал себе прививку в последний раз, похоже, лет десять назад, она уже, должно быть, неэффективна. Доктор Ото закуривает и гасит сигареты одну за другой.

В дверях появляется чья-то фигура.

– Доктор Эвалдо здесь?

– Кто это?

– Я Витал, внук доны Ауриньи, доктор. Моя бабушка умерла, я вас всюду искал и вот пришел сюда. Надо засвидетельствовать смерть.

– Сердце?

– Может быть. Её всю обсыпало сыпью, потом поднялась температура, мы даже не успели вас позвать, как она умерла.

– Сыпь? – Доктор Эвалдо стал выяснять подробности. Уверенность, что это эпидемия, крепла.

– На лице, на руках, доктор, а в общем, по всему телу, она чесалась, потом поднялась температура, и она умерла, градусник мы брали у соседа, на нем было больше сорока.

Старый врач обратился к молодому коллеге:

– Вам, дорогой коллега, надо пойти со мной. Если это еще один случай оспы, то мы установим, что это эпидемия, и зарегистрируем первый смертельный исход.

В руке Ото новая сигарета… Лоб в поту. Не произ­нося ни слова, доктор Ото кивком головы дает согласие. Что делать? Надо идти! Медсестра Жураси тоже намерена сопровождать их, никакая сила не удержит её здесь, в этом помещении, куда уже проникла зараза – этот человек, с осыпанным оспой лицом! Если она, Жураси, умрет от оспы, повинен в том будет директор департамента здравоохранения штата; и все о том узнают, ведь это он преследовал её по политическим мотивам, он отправил в ссылку в Буким! Он знал, что она в оппозиции к руководству департамента и девственница, а его превосходительство не выносит ни того, ни другого.

Прежде чем уйти, доктор Эвалдо советует Маси дать больному раствор марганцовки для протирания тела и аспирин для понижения жара.

– Что же касается тебя, парень, отправляйся-ка домой с раствором марганцовки, обложись банановыми листьями, избегай попадания света в глаза, лежи и жди.

– Чего ждать, доктор?

– Божьей милости или смерти, чего же еще?

 

О

Она, Ауринья Пинто, лежит на столе в комнате, из которой вынесена вся мебель, где нет никого, даже родственников, и спит под глухой плач седой женщины. Сон последний и вечный принесла ей черная оспа.

Молча смотрят на труп старухи доктор Эвалдо, Ото Эспиньейра и медсестра Жураси.

– Умерла от оспы, это эпидемия, – заключает шепотом доктор Эвалдо, и тут, дрожа, он закрывает глаза, чтобы не видеть этого ужаса – ни опыт, ни возраст тут помочь не могут.

И хотя душа Ауриньи Пинто отлетела, болезнь в её уже мертвом теле продолжается: пузырьки вырастают в волдыри, волдыри в гноящиеся язвы, кожа лопается, течет черный зловонный гной. Мерзкая оспа не оставляет в покое человеческий труп.

Медсестру Жураси опять начинает рвать, прямо тут, в комнате.

 

П

Почему, почему, сеу Масимиано Силва дас Неграс, за всё то время, что я здесь, на пункте здравоохранения, работаю главным врачом, я в глаза не видел спасительной вакцины, где она лежит, где столь тщательно хранится? Почему мне не пришло в голову найти её раньше? Но, когда я соглашался занять этот пост, мне гарантировали, что в Букиме хороший климат, идеальные условия для работы и отдыха, здравоохранение на­лажено, всё в порядке, клялись, Буким – райский сад, эдем в сертане, а мрачный призрак былых времен, страшная, смертельная черная оспа уничтожена прогрессом, ликвидирована, и не только она, покончено с любыми эпидемиями, да здравствует наше родное правительство! Выходит, меня обманули, ах, как же меня обманули! Где вакцина, сеу Маси? Нам нужно немедленно начать вакцинацию, пока еще есть время и есть живые люди.

Ах, как же вас обвели, мой врачишка, вокруг пальца эти ваши начальники, наслаждающиеся в Аракажу жизнью, вас, такого красивого жеребца, протежируемого губернатором, обещавшим после недолгого заточения в Букиме, этом раю, пупе земли, перевести в другое место с повышением по службе, но если вдруг здесь, в Букиме, объявилась оспа, припомните, сеньор, будьте мужчиной, те знания, что получили вы на медицинском факультете. Что же касается вакцины, то остатки присланной сюда последний раз партии хранятся в шкафу с лекарствами, в котором почти ничего нет, ключ у Жураси – этой глупой высокомерной зазнайки с кислым лицом, которая готова писать жалобу на любого, кто посягнет на её девственность. Больше года назад здесь побывала группа вакцинаторов-добровольцев, состоявшая из девушек-студенток, возглавлявшаяся, мой врачишка, красивой женщиной. Так вот, я помогал этим прибывшим студенткам убедить местных жителей в необходимости вакцинации, но эти невежды ничего не хотели слушать. Ни разъяснения, ни угрозы не помога­ли, они боялись заболеть оспой при вакцинации и даже убегали в лес и там прятались. Бросая непослушных, девушки-студентки оставшееся время каникул проводили, разъезжая по провинции за счет отпущенных средств на здравоохранение. Вакцину уже несколько месяцев не присылают, но обещать обещают, обещания – это тоже труд для отцов здравоохранения Аракажу, они заняты заботами о самих себе, а народ здешний убивайся на работе как знаешь, – вот так-то, врачишка, вы со своей красоткой, а истеричная Жураси со своим беспокойством о женихе. Так вот, ключ у этой ведьмы, доктор.

А, дона Жураси, поворачивайтесь, поворачивайтесь, делайте хоть что-то, что можете, только не хнычьте, не грозите, что упадете в обморок, хватит и того, что вы воротите нос от больных и вас тошнит при их виде, несите вакцину и готовьтесь с Маси дас Неграс, ваше превосходительство, идти на улицу и делать прививки людям, за это ведь вам государство платит деньги, взыскивая их с налогоплательщиков. Несите вакцину и шприцы и делайте прививки всем подряд; если будут несогласные, вызовем солдат, можете начать с меня, нужно показать пример людям и воодушевить их. Только я не пойду с вами, мой долг оставаться здесь, на пункте здравоохранения.

А вы, врачишка, знайте, знайте, что вакцины, даст Бог, хватит, только чтобы сделать прививки детям начальной школы да ответственным лицам города. Засучите рукав, я сделаю вам прививку, может, как раз вовремя, там будет видно. Мне-то самой не надо, я её сделала до отъезда из Аракажу: мой жених объяснил мне, что разговоры о ликвидации оспы – пустая болтовня директора департамента здравоохранения, который меня преследует за политические взгляды моего отца и за то, что я уже помолвлена. В домах богатых я еще смогу делать прививки, в домах богатых, торговых заведениях, но не рассчитывайте, что я буду ходить по трущобам и делать прививки всякому сброду, возиться с заразившимися оспой и смотреть на гной, я – из приличной семьи, а не какая-нибудь, вроде вашей девицы, которую вы неизвестно где нашли и поселили среди приличных людей, это оскорбляет честные домашние очаги Букима. Если хотите делать прививки всем подряд, зовите свою девку и идите с ней на пару.

Ах, не спорьте, не спорьте, сеньорита, и не оскорбляйте меня, я того не заслуживаю, я всегда относился к вам с уважением, но сейчас требую послушания, выполнения указаний, пунктом здравоохранения заведую я, так что слушайте, что я вам говорю, и поторапливайтесь, разве вам не ясно, что я перепуган случившимся.

Когда откроется почта, вы, сеу Маси дас Неграс, отправьте в Аракажу телеграмму с просьбой прислать как можно больше вакцины, здесь оспа и уже есть смер­тельные случаи.

 

Р

Раньше всех покинула Буким медицинская сестра второго класса департамента здравоохранения штата. Бывшая регистраторша приемной медицинской консультации, не закончившая учебного заведения, без диплома и практики, но она – дочь председателя избирательной компании прежнего правительства штата, и она получила эту должность. Однако, как только новое правительство сменило старое, ушедшее в оппозицию, оно тут же перевело её к черту на кулички – в Буким. Но она не смогла выносить вонь и гниение, ведь городок за несколько дней превратился в смердящую выгребную яму.

К концу суток в городке насчитывалось уже семь больных, на рассвете следующего дня – двенадцать, на пятый день число заболевших дошло до двадцати семи. И так день ото дня, от часа к часу больных становилось всё больше и больше. Теперь по заклеенным красной бумагой окнам (при ярком дневном свете оспа, прежде чем умертвить, ослепляет) можно было знать, где и сколько больных. От сжигаемого коровьего навоза, прекрасно очищающего от миазмов оспы, дым просачивался через щели дверей и окон.

День и ночь молились верующие в городском соборе, где отпевали законную супругу ризничего, наконец-то он стал свободным и мог спокойно жить с любовницей, если, конечно, их не убьет оспа. Богомолки молили Всевышнего снять проклятие, ниспосланное людям в наказание за грехи и разврат, поминая в числе развратников и врача Ото Эспиньейру, и его сожительницу Терезу Батисту. Отсюда, сверху, они видели идущую по дороге к станции медсестру Жураси с чемоданом и зонтиком, ворчавшую себе под нос: «Увольте, увольте меня, если считаете нужным, но я здесь не останусь ни на минуту. Я не хочу рисковать жизнью, если же хочет того доктор, пусть берет свою девку в помощницы и сам делает прививки».

Сразу же после первой тревожной ночи, когда были выявлены первые случаи оспы, медсестра и Маси пошли в начальную школу с вакциной и шприцами. Учителя выстроили детей в очередь и обнаружили, что трех учеников не хватает, и тут же получили плохие известия: увидев у детей сыпь, матери сначала решили, что это корь или ветрянка, но теперь стало ясно, что это за волдыри темно-фиолетового цвета. По городу поползли слухи, преувеличивавшие число заболевших. С остатками вакцины Жураси и Маси пожаловали на глав­ную улицу в богатые дома.

Ждать же часа, когда придется отправиться к беднякам в глухие переулки города, Жураси не стала, она уже имела контакт с больным оспой в доме турка Скэфа, крупного коммерсанта. В четвертом по счету доме было то же самое. «Увольняйте меня, мне безразлично, не стану я здесь гибнуть из-за объявившейся оспы. Берите вакцину и идите со своей девкой, ей привычней возиться с гноем, она и умрет в гное, а я – невеста и помолвлена».

С отъездом Жураси персонал пункта уменьшился ровно вдвое. Ото воззвал к небесам: что же делать? Он шлет новую телеграмму в Аракажу, требуя способных и смелых помощников, пусть приезжают с первым же поездом. Дома же, то и дело протирая руки спиртом и куря сигарету за сигаретой, он приходит в отчаяние. Просит совета у Терезы. Кто же может помочь, пока департамент Аракажу соберется послать им санитаров? Ведь как только придет запрошенная вакцина, потребуется четыре-пять групп, чтобы делать прививки. До сих пор в его распоряжении были Масимиано и медсестра, что делать без Жураси? Ведь не может же он, Ото, главный врач пункта здравоохранения, идти на улицу и, как простой санитар, сам делать прививки. Достаточно и того, что он и утром, и вечером дает указания и советы, обследует больных, констатируя новые и новые случаи. Ох, Тереза, это ужасно!

Тереза слушает молча, серьезная и внимательная. Она прекрасно понимает, что он боится, просто умирает от страха, надеясь, что она подскажет ему, что надо последовать примеру Жураси. Скажи она ему: уедем отсюда, зачем нам, молодым, умирать здесь, врачишка бы имел предлог бежать немедленно – я тебя привез сюда, я тебя и увезу отсюда, мы должны защитить нашу любовь. Но нет ни любви, ни дружбы, ни удовольствия в постели.

Шагая из угла в угол, врач Ото Эспиньейра становится всё нервознее и нервознее.

– А знаешь, что сказала эта сукина дочь Жураси, когда я обвинил её в бегстве от врачебного долга? Чтобы я взял в помощницы тебя!

Ответ Терезы был тверд и даже весел:

– Что ж, я иду…

– Ты? Да что ты?

– Пойду делать прививки. Нужно только, чтобы Маси научил меня.

– Ты с ума сошла. Я не позволю.

– А я и не спрошу у тебя позволения. Разве тебе не нужны люди?

И вот богомолки увидели, что Тереза и Маси дас Неграс идут со всем необходимым для вакцинации. Шеи их повытягивались от желания видеть всё своими глазами, но молиться они продолжали. Однако молитвы их не достигали ни неба, ни ушей Божьих, ни церковных сводов – у старых ханжей Букима просто не было сил, чтобы взывать к Богу. И куда это пошла сожительница врачишки с инструментами?

В момент погребения супруги ризничего раздались удары церковного колокола. Сильнее, звоните сильнее, в два колокола сразу, надо оповестить власти и Всевышнего, что черная оспа опустошает город Буким. Звоните, звоните, сеу викарий.

 

С

Скажите-ка, приятель, можно ли отдать последние почести умершему, если боишься сам, что умрешь, если каждую минуту оглядываешь руки, смотришься в зеркало, чтобы убедиться, не появилась ли у самого смертельная зараза?

Бдение у гроба покойника требует спокойствия, преданности и порядка. Нельзя под страхом смерти достойно проводить усопшего.

Когда эпидемия только начиналась, еще приглашали друзей готовить поминки, открывать бутылки кашасы. Но позже, когда она набрала силу и косила людей без жалости и передышки, от принятого обычая пришлось отказаться: у охваченных отчаянием родственников не было сил для церемоний с торжественными речами, плачем, причитаниями. Эпидемии кладут конец всему.

Где найти людей и денег, чтобы организовать бдение одновременно возле гроба двух-трех покойников? Да и нельзя держать разлагающиеся трупы в доме несколько часов подряд, от зараженного тела надо освобождаться как можно скорее, чтобы не заразиться. Позже уже не хватало ни сил, ни времени для похорон на кладбище, и всем умершим приходилось довольствоваться ямами, вырытыми у грязных дорог, где земля была мягче и легче было копать яму.

Когда приходят эпидемии и людей охватывает страх смерти, они заняты тем, что жгут навоз, отмывают гной, прокалывают волдыри и молятся Богу. До бдений ли им, друг?!

Торжественного погребения умершего префекта Рожерио Калдаса, прозванного Пожирателем Вакцины из-за отсутствия оной по его вине, с оркестром, длинной процессией учеников, солдат военной полиции, членов религиозного общества и масонской ложи и других выдающихся личностей, произносивших бы вдохновенные речи, превозносивших бы достоинства покойного – не каждый день представляется возможность отправить на кладбище префекта, скончавшегося при исполнении служебных обязанностей, – Буким был лишен из-за чрезвычайных обстоятельств. Проводы были немноголюдными, кратко выступил президент муниципальной палаты. «Префект пал жертвой гражданского долга», – заявил он, говоря о печальном конце изворотливого администратора, который в последний день был страшен: гнойники слились и образовали большие язвы по всему телу – обычное дело черной оспы в час смерти. Народ считает черную оспу самой опасной и страшной, её зовут матерью всех осп: белой, аластрима, ветряной. По мнению президента муниципальной палаты, покойный префект не иначе, как на себе решил, выполняя свой гражданский долг, испытать оспу, чтобы удостовериться, что она первоклассная, та самая, черная, прародительница всех остальных, а потом уж препоручить ей население города.

Доктор Эвалдо Маскареньяс был последним, кого проводили в последний путь с искренними словами сожаления. Восьмидесятилетний старик, почти глухой и слепой, со странностями, не заперся в доме, хоть и еле таскал ноги, и не уехал. Пока сердце работало, он ухаживал за больными – за своими пациентами и всеми остальными, кому требовалась его помощь и о ком ему сообщали, ведь были больные, которые прятались от врачей, боясь попасть в лазарет. Он делал всё, что мог, но много ли можно сделать, сражаясь с такой болезнью, как оспа? Подготовить лазарет для больных распорядился он, а в жизнь претворила его идею Тереза Батиста – правая рука доктора в столь трудные дни в Букиме, помогавшая ему до тех пор, пока не перестало биться уставшее сердце старика.

Но он успел послать через Терезу записку коллеге Ото Эспиньейре, чтобы тот просил прислать новую партию вакцины, иначе в Букиме погибнут все. Но уже к больному первый раз в жизни прийти не смог.

 

Т

Тереза Батиста еще совсем недавно выступала в кабаре как артистка, была любовницей, проституткой, преподавательницей грамоты для детей и взрослых, дебоширкой для полиции трех штатов Федерации – и вот теперь за короткое время стала медицинской сестрой, пройдя полный курс обучения у доктора Эвалдо Маскареньяса и санитара Маси дас Неграс. Как говаривала еще дона Мерседес Лима, её первая учительница, у Терезы всегда были способности всё быстро усваивать.

Она не только научилась делать прививки, мыть волдыри марганцовкой и камфорным спиртом, но даже ухитрялась убеждать делать прививки тех, кто особенно упрямился, боясь получить болезнь от вакцины, ведь на прививку организм давал реакцию: жар, сыпь, волдыри, но реакцию неопасную. Маси был нетерпелив, проводя вакцинацию населения, часто прибегал к силе, вызывал конфликты и только усложнял выполнение задачи. Терпеливая и улыбчивая Тереза объясняла, по­казывая след от прививки на своей собственной смуглой руке, делала себе прививку снова, чтобы убедить людей в безопасности совершаемого. Все шло хорошо, люди стали сами приходить в пункт здравоохранения и ждать, когда подойдет их очередь, чтобы сделать прививку, и вдруг запас вакцины кончился. Отправили новую телеграмму в Аракажу с требованием помощи.

Доктор Эвалдо, озабоченный растущим числом больных, получил в магазине несколько матрацев для лазарета бесплатно, они предназначались для тех, кто должен быть изолирован, так как для лечения дома у них не было условий, а они представляли большую опасность для окружающих. Однако, прежде чем взять эти матрацы, нужно было вымыть и вычистить барак, пред­назначенный для лазарета, он находился в лесу, вдалеке от города, жители которого туда никогда не заглядывали.

Вместе с Маси дас Неграс Тереза шла по лесной тропинке в сторону будущего лазарета, неся в руках креолин и воду в жбанах из-под керосина, местами дорога была совсем заросшей, и Маси, поставив банки на землю, тесаком прорубал ее. Барак пустовал уже более года.

Последними его обитателями были двое прокаженных, вероятнее всего, муж и жена. По субботам они появлялись на рынке, где просили милостыню – горсть маниоковой муки или черной фасоли, корни маниока или батата, сладкого картофеля, редко – никелевые монетки, брошенные им на землю, и каждый раз были изъедены проказой все больше и больше: страшные дыры вместо рта и носа, культи рук, ноги, завернутые в мешковину. Умерли они, должно быть, одновременно, так как оба перестали появляться на рынке. Поскольку никто не интересовался их судьбой и не ходил в барак, останками их попировали стервятники урубу, оставив на полу чистые кости.

Маси дас Неграс с ужасом (и уважением) поглядывал на красивую любовницу врача, которая тут же безо всякого принуждения, заткнув юбку за пояс, босиком принялась мыть цеметный пол будущего лазарета; собрав кости прокаженных, она сложила их в вырытую могилу. Тогда как бывшая медицинская сестра сбежала, оставив свое рабочее место, наплевав на обязательства и неприятные последствия – увольняйте меня, мне всё равно, я не хочу здесь умирать, – эта девушка безо всякого вознаграждения и безо всякой надобности для себя ходила из дома в дом без страха и усталости, об­мывая больных раствором марганцовки, прокалывая волдыри шипами апельсинового дерева, как только они вырастали в пустулы темно-фиолетового цвета, приносила со скотных дворов коровий навоз. Ведь даже сам Масимиано, привыкший к нищете, знакомый с горестями и несчастьями народа, закаленный и опытный, без родственников и друзей, хозяин своей жизни и смерти, нанявшийся на эту плохо оплачиваемую работу, хотя деньги в конце каждого месяца и получал, не раз подумывал в эти тяжелые дни бежать куда глаза глядят, бросив всё, подобно Жураси.

Ничего не зная о Терезе, кроме того, что она любовница врача Ото Эспиньейры и очень красива, теперь Маси дас Неграс питал к ней уважение и страх. Когда Тереза впервые отправилась с Маси дас Неграс на прививки, он никак не мог понять, почему же подружка врача подменила сбежавшую медсестру, да еще в условиях эпидемии, и нарушила тем самым установленные отношения определенных слоев общества, и даже стал строить дерзкие планы: подвергаясь смертельной опасности и испытывая страх, он все время был рядом с Терезой и надеялся поддержать её в нужную минуту, а с Божьей помощью и завоевать симпатию девушки, они вместе украсят лоб никчемного врача пышными рогами – это было бы великолепно!

Но вскоре же отказался от своих планов, не сделав ни малейшей попытки, ведь воодушевление и мужество вселяла в него именно она, эта, в общем-то, хрупкая женщина. И если он не последовал примеру Жураси, то этим он обязан только Терезе. Да ему было просто стыдно это сделать: он – здоровый, крепкий и получает деньги за свою работу, она – слабое создание, ничего не имеет за свой труд, держится прекрасно, твердо, без единой жалобы и всегда, высоко подняв голову, отдает распоряжения, как в домах больных, так и на пункте, ему и перепутанному врачишке, да и доктору Эвалдо. Она вроде бы командовала всеми. Где подобное видано?

Когда наконец прибыла вакцина – ее привез аптекарь Камило Тезоура, он узнал о вспышке оспы в Букиме и по собственной инициативе отправился в департамент здравоохранения, где ему вручили посылку и обещали прислать людей. «Скажите доктору Ото, чтобы он как-нибудь вышел из положения, нанял кого-нибудь, пока не прибудет квалифицированный персонал, хоть и нелегко найти желающих рисковать жизнью за грошовое вознаграждение», – Маси дас Неграс сказал Терезе:

– Жаль, дона, что таких, как вы, на свете очень мало. Будь у нас еще три-четыре человека, мы бы справились с треклятой.

Тереза Батиста подняла усталое лицо, улыбнулась неотесанному и грубоватому мулату и ответила:

– Я знаю, где их найти, положись на меня.

 

У

Уже аптекарь Камило Тезоура был на станции Букима и привез посланную из департамента здравоохранения Сержипе вакцину, когда встретил покидавшего Буким врача Ото Эспиньейру – он даже не дождался погребения доктора Эвалдо. Будь он разумнее, он бы давно уехал, уехал бы на товарняке в ту самую ночь, когда Закариас показал ему свое лицо, покрытое вол­дырями. Подумав как следует, взвесив все факты, Ото решил, что всему виной Тереза – эта безумная женщина, которая вдруг пошла делать прививки, ухаживать за оспенными больными. Как бы ни была она красива и хороша как женщина, она – просто животное, не способное понимать, думать, ценить жизнь. Ведь он, молодой врач с хорошим будущим, оказался под угрозой смерти и мог по меньшей мере быть обезображенным страшной оспой, после чего ни одна из женщин на него не взглянет.

Ведь сюда он, сын политического деятеля, приехал с одной-единственной целью – заработать депутатский мандат и тут же сменить этот край страшных болезней и нищеты на богатый и здоровый Юг, земли праздников, садов, театров, света, современных ночных клубов, где можно встретиться с иностранками; конеч­но, такой красивой женщины, как Тереза, у него не будет. Женщины? Нет, не женщины, королевы оспы, призрака. Кроме того, здесь, в Букиме, после того, как началась оспа, он потерял себя, лоск, воспитание, утратил политические стремления и честолюбивые планы, наконец, человеческое достоинство, его уже не соблазняли голоса избирателей и прелести Терезы, он только каждую минуту мыл руки спиртом, полоскал горло кашасой, безостановочно курил и рассматривал себя в зеркало, ища проявление болезни.

Когда после разговора о бегстве Жураси Тереза отправилась делать прививки, Ото не мог прийти в себя, ведь заговорил-то он о бежавшей медсестре с целью услышать от Терезы, что надо последовать примеру и готовиться к отъезду. А вместо того эта дурища пошла в сестры милосердия, принуждая его идти на свой пункт, а не бежать прочь сломя голову.

На пункте здравоохранения его посетил президент муниципальной палаты, взявший на себя обязанности префекта, с целью узнать о мерах, предпринятых врачом Ото, а также побеседовать с ним. Коммерсант и фазендейро, политический руководитель, друг семьи врачишки – это ведь к нему явился Ото Эспиньейра с рекомендательным письмом. Президент говорил откровенно: политик, мой дорогой доктор, везде политик, при любых катаклизмах, а эпидемия – худший из них. Однако она имеет и положительную сторону, особенно для кандидата в депутаты, да еще когда он – главный врач пункта здравоохранения. Надо взять на себя командование, организовать служащих, как и любого по возможности, он имел в виду Терезу, которая делала прививки, чтобы потушить вспышку оспы и изгнать её из города. Чтобы заработать признательность и голоса будущих избирателей Букима, лучшую возможность просто трудно придумать. Народ обожает способного и преданного врача, тому пример – престиж доктора Эвалдо Маскареньяса, ведь он не был ни членом муниципальной палаты, ни префектом или депутатом парламента штата, для него самое главное – врачебная помощь, а не положение и должность. И если политические устремления доктора еще живы, то, опираясь на, престиж семьи и то обстоятельство, что оспа будет изгнана, он вполне сможет получить здесь прочную политическую поддержку, которая не замедлит объявиться и в соседних муниципалитетах, где также о нем узнают, ведь должна хоть на что-то сгодиться эпидемия.

Так что возблагодарите Господа, что он ниспослал вам такую возможность. В бой, в бой, посещайте больных, лечите их, богатых и бедных, сделайте лазарет своим домом. Если заразитесь, ничего страшного, имея прививку, вы не умрете, несколько дней высокой температуры, ну, и оспины на лице, но для избирателей – это лучшая реклама: избранный депутат – врач с ли­цом, изрытым оспой. Конечно, опасность все-таки существует, бывали случаи, когда и с прививкой оспа уносила врача в могилу, но риск – благородное дело, и, в конце-то концов, жизнь имеет цену только для того, кто ею рискует. Дав Ото подобный совет, президент удалился. Уже в конце улицы он заметил Терезу, которая делала прививку прямо на пороге дома. До чего же красива, прямо мороз по коже, для такого добродетельного и богобоязненного семьянина она не менее опасна, чем оспа.

 

Ф

Фантастический сюрприз ожидал Терезу по возвращении домой после её дебюта в роли медсестры: она нашла Ото в стельку пьяным, язык у него заплетался, он бормотал что-то невнятное. После обрисованной перспективы быть избранным в депутаты парламента и возможности заразиться оспой врачишка заперся дома и выпил целую бутылку кашасы; не имея сопротивляемости к алкоголю и быстро опьянев, он вдруг увидел входящую оживленную Терезу, собирающуюся рассказать ему о перипетиях дня. Ото отшатнулся от нее, говоря:

– Пожалуйста, до меня не дотрагивайся. Сначала оботри все тело спиртом.

Он продолжал пить, пока Тереза принимала ванну, не захотел есть, а сел в кресло и что-то бормотал себе под нос. Не подходил к ней, а когда заснул, Тереза уложила его в постель, как он был, одетым. На следующий день она ушла из дома до того, как он проснулся, так что они не разговаривали. И все остальные дни, пока Ото боролся между желанием удрать с поля боя и стыдом, он к Терезе не прикасался. Спал он один на софе в гостиной и не вставал до тех пор, пока она не уходила, переставая обвинять его своим молчаливым присутствием. Да, обвиняла, потому что уходила каждый день рано утром помогать Эвалдо и Масимиано и возвращалась поздно вечером, разбитая от усталости. Он же каждый день все меньше и меньше посещал свой пункт здравоохранения, где число больных увеличивалось, они приходили за марганцовкой, аспирином, камфорным спиртом. Для Ото же единственным лекарством была кашаса.

Когда же однажды Тереза разбудила его, еще не протрезвевшего, и объявила, что у них кончилась вакцина, а ему необходимо идти принимать больных, так как доктор Эвалдо потерял сознание, у Ото вызрел план: поехать в Аракажу как бы за вакциной, но там забо­леть. Грипп, колики, анемия, лихорадка – все что угодно, только чтобы попросить себе замену в Букиме и больше туда не возвращаться. За последнее время он совсем опустился: небритый, с воспаленными глазами, хриплым голосом, стал груб в обращении. А уж когда Тереза довольно резко потребовала, чтобы он расстался с бутылкой и шел исполнять свой долг врача, как это делал доктор Эвалдо, и посещать больных, он разразился криком:

– Убирайся отсюда, грязная потаскуха.

– Нет, не уйду. У меня тут дел много.

Уставшая за день, она повернулась к нему спиной и заснула. Теперь она была свободна от домогательств пьяного врачишки, с ума сходившего от страха, – прелести Терезы его больше не волновали.

А уж когда сердце доктора Эвалдо сдало, хотя мужество его не покинуло, он и на смертном одре продолжал думать о вакцине для народа, молодой врач Ото не стал дожидаться похорон коллеги: «Я еду за помощью в Аракажу, привезу вакцину, как только получу». Без багажа, украдкой, услышав гудок паровоза, он бросился на станцию и укатил в Баию. В Аракажу поезд должен был идти через четыре часа, но он не сумасшедший, чтобы здесь, на земле черной оспы, оставаться хоть еще одну минуту, да к тому же в компании с этой безумной Терезой, чтобы её сожрала оспа!

 

X

Хватило жителям Букима в дни разгула черной оспы и преудивительнейших событий. Одним из них был побег главного врача пункта здравоохранения от оспы, от которой он удирал с такой поспешностью, что даже сел на поезд, следовавший как раз в обратном направлении, а именно в Баию. Рассказ фармацевта на пороге аптеки о встрече с доктором Ото на железнодорожной станции вызвал дружный хохот среди всеобщего горя. «Куда это вы, доктор, так торопитесь?» – «Еду в Аракажу за вакциной». – «Но этот поезд в Аракажу не идет, он только что оттуда прибыл и идет в Баию». – «Мне годится любой поезд и любое направление: нельзя терять ни минуты». – «Но вакцина – вот она, я привез её, привез более чем достаточно, можно сделать прививки всему штату Сержипе. Так что оставайтесь в Букиме, доктор, со своими избирателями, а если у вас еще есть деньги, со своей красоткой, она у вас – пальчики оближешь».

Другим не менее удивительным событием был и сформированный под командованием Терезы Батисты маленький отряд из проституток, девиц Мурикапебы, они прочесывали город, окрестности и делали прививки. Вкусная Задница, прозванная так за свои габариты, тощая Марикота – такие сейчас в моде, Волшебная Ручка, прозвище за ней осталось со времен юности, и Мягкая Булочка – соблазнительная старуха, многим и такие нравятся, старая Грегория с полувековым служебным стажем, она появилась здесь с появлением доктора Эвалдо, и Козочка – пятнадцатилетняя девчонка, вот уже два года занимающаяся подобным ремеслом. Когда Тереза обратилась к ним с просьбой помочь, старуха ответила отказом: как сумасшедшая, полезет в самое пекло оспы? Но Козочка согласилась: я пойду. Они заспорили. Да что им терять, кроме вечно голодной жизни?! Такой жизни не захочет даже черная оспа, как не хочет её сама смерть. А может, Грегория сыта своей голодной жизнью? Их было шестеро, все шестеро – для женщин их профессии нет ничего трудного, поверьте, – тут же обучились делать прививки, научились у Терезы, Маси и аптекаря, как и научились собирать навоз, мыть марганцовкой больных, прокалывать пустулы, копать могилы и хоронить людей. И делали это одни проститутки.

Чего только не видели жители Букима в дни разгула черной оспы: толпы ослепленных оспой людей, изгнанных с фазенд и бредущих по дорогам к городу в поисках лазарета, и умирающих, умирающих на пути следования. Видели и покидающих свои дома, бегущих, не раздумывая, куда глаза глядят. (Посёлок Мурикапеба совсем опустел.) Видели, как с карабином в руках фер­мер Клодо встретил двух беглецов, объявившихся у него на ферме. Один был убит сразу, другой долго мучился. Тогда как сам Клодо уже был заражен, и он, и его жена, и двое сыновей, и еще один приемный – никого в живых не осталось.

Видели и Терезу Батисту, поднимающую ослепленного больного вместе с Грегорией и Козочкой. То был Закариас, но ни старуха, ни девчонка не узнали своего возможного клиента в ту первую ночь, когда в Букиме объявилась оспа. Закариас и еще трое заболевших были изгнаны из имения полковника Симона Ламего. Пол­ковник не потерпел заразы на своих землях – пусть подыхают где угодно, только не здесь, где они могут заразить остальных работников и членов его благородной семьи. Когда Закариас и Топиока подхватили оспу, полковник был в отъезде, и они какое-то время оставались на фазенде, Топиока вскоре умер, успев заразить еще троих. Когда же вернулся полковник, он дал нагоняй надсмотрщику, и тот потащил четверых больных прочь от ворот. Трое ушли в лес, искать место, где спо­койно смогут умереть, а Закариас, любящий жизнь, пошел в город. Обнаженный, с гноящимися язвами на лице и теле, он обращал в бегство встречавшийся ему народ, пока, лишившись сил, не упал на площади пе­ред церковью.

Тереза увидела его и с помощью двух проституток – никто, даже Маси дас Неграс не решался тронуть это гниющее тело – подняла его, запихнула в мешок и, взвалив на спину, потащила в лазарет, где уже находились две женщины и парень, добравшиеся сами, не считая четырех других, прибывших из Мурикапебы. Просочившийся через мешковину оспенный гной Закариаса запачкал платье Терезы.

 

Ц

«Целым и невредимым отправился врач Ото провести уик-энд в столице…» – посмеивался, говоря это, аптекарь Камило Тезоура, рассказывавший об отъезде врачишки. Теперь главным на пункте здравоохранения был Маси дас Неграс, а медицинскими сестрами – местные проститутки.

Но болтливому аптекарю пришлось замолчать, когда перед ним предстал заболевший оспой Масимиано.

Несмотря на повторную прививку, сделанную в начале эпидемии, Маси в конце концов мог поплатиться жизнью за спасение жизни других. Теперь командование боем с черной заразой взяла на себя Тереза, она уложила Масимиано в кровать врача-дезертира, а сама перебралась в Мурикапебу к проституткам.

Под руководством Терезы новоявленные медсестры сделали прививки большинству жителей города и сельской местности. Они хорошо знали, где жили и работали оставшиеся в живых люди, и успешно убеждали упрямцев и невежд сделать прививки. На плантации полковника Симона Ламего, который запретил им вход на свою фазенду: «Следом за вакциной приходит оспа», – твердил фазендейро, Тереза с ним схватилась.

Она пренебрегла хозяйским запретом и проникла через решетчатую дверь, за ней последовали Марикота и Задница. В конце перепалки сам полковник позво­лил сделать себе прививку. Не в его привычках было бить женщину, а эта одержимая прививкой красивая девка не сдавалась, заявив, что уйдет только после того, когда прививка будет сделала всем. Полковник был о ней наслышан и знал о больных, которых она на своей спине таскала в лазарет. И, видя, с каким спокойствием она встречает его упрямство, решил, что будет лучше, если он справится сам со своей трусостью перед мужеством Терезы. А ты не девка, а дьявол!

И все же делать прививки было значительно проще, чем бороться с наглостью подопечных, угрожавших избить настойчивых шлюх. Но, слава Богу, драк было две-три, не больше. Гораздо труднее было ухаживать за больными в домах и лазарете; теперь обязанности врача выполнял аптекарь, а проститутки делали все остальное: марганцовка, камфорный спирт, прокол пустул, смена банановых листьев, которыми обкладывали тело, – простыни здесь не годились, они прилипали к коже, срывали корки пустул, и образовывались язвы. Со всех фазенд и скотных дворов окрестностей приносили коровий навоз, раскладывали для просушки, затем разносили по домам, где были больные оспой, и сжигали его, очищая зараженный воздух. В этот час жизни запах коровьего навоза был благовонием и лекарством.

 

Ч

Что до Терезы Батисты, то она в цветастой шали с черными и красными розами – подарок доктора Эмилиано Гедеса в далекое время чистой, веселой и приятной жизни – вышагивает по переулкам Мурикапебы. Живет она в одной лачуге с Волшебной Ручкой, по соседству со всеми остальными проститутками, в самой ужасной части пригорода, зоне проституток. Но сейчас ни одна из них не занята своей профессией и совсем не по случаю какого-то данного обета или неожиданно свалившегося достатка, а потому, что мужчины не ри­скуют к ним притронуться. Ведь они сама оспа, а поскольку зараза к заразе не пристает, то они спокойно входят в дома больных и лазарет, промывают язвы, под­бирают умерших и хоронят.

Сколько ими вырыто могил! Помощь была редкой, разве что какой-нибудь земледелец помогал им, ведь оспа настигает свои жертвы неожиданно и в неожиданном месте, и донести их до кладбища не всегда представлялось возможным. Для тех умерших, у кого не было родственников, копали могилы проститутки неглубоко и сами хоронили. А были случаи, когда похороны опережали стервятники урубу, оставляя только кости.

Две проститутки все-таки оспой заразились, но не черной, так как Тереза всем им сделала прививки, сразу же как взяла в помощницы. С сильной вспышкой оспы, правда, не смертельной, в лазарет пришлось положить Мягкую Булочку, лазарет-люкс, как назвал дом врача-дезертира аптекарь. Тереза приходила ухаживать за толстухой, от которой остались кожа да кости, утром, а за Маси – и утром, и вечером. Вкусная Задница тоже однажды пришла с высокой температурой и сыпью по всему телу, но всё обошлось, она даже не слегла в постель, а продолжала ухаживать за людьми Мурикапебы, где урожай на покойников был богаче, чем в городе. Больную Задницу не покидали силы и энергия, так рыть могилы, как она, никто не мог.

Ни одна проститутка не погибла, все выжили, и только потому, чтобы было кому рассказывать об эпидемии оспы в Букиме, но Буким им пришлось покинуть и искать работу в других местах: здесь они потеряли клиентов, так как мужчины боялись угнездившейся в них оспы.

Тереза Батиста тоже уехала из Букима, уехала, как только кончилась эпидемия, но не потому, что ей не было предложений, а потому, что не было отбоя. Видя каждый день Терезу, покрытую цветастым платком, с полной сумкой медикаментов и всем, что может потребоваться для ухода за больными и захоронения покойников, стал сдавать свои добродетельные позиции президент муниципальной палаты, временно занявший пост умершего префекта. Доныне он имел незапятнанную репутацию добропорядочного главы семейства – жены и пятерых детей. Однако теперь – положение обязывало, а красота и бескорыстие Терезы покоряли – он решил обзавестись всем тем, что положено префекту: автомобиль, чековая книжка, содержанка.

Выдвинул свою кандидатуру на соискание благосклонности Терезы и полковник Симон Ламего, всегда имевший любовниц. Намекали на свои чувства и турок Скэф, большой бабник, державший лавку галантерейных товаров, и аптекарь, любитель посудачить о чужой жизни, теперь он вместо врача лечил больных.

Содержанка? Ни за что на свете, уж лучше быть обычной проституткой в Мурикапебе, где эпидемия оспы не кончается, а переходит в белую, так же живет и может ослеплять и убивать, особенно детей, аластрим, как и все прочие болезни сертана.

 

Ш

Шестерых дипломированных санитаров и двоих вра­чей, прибывших в Буким, когда уже ни новых случаев заболевания, ни смертей не было, обошли заботами не только Тереза Батиста со своим отрядом магдалин, но и знахарка Ардуина и жрец макумбы Агнело. Ардуина не знала ни сна, ни отдыха, уберегая своими молитвами здоровых и вылечивая больных, не всех, конечно, а только тех, у кого, как она говорила, не поселился страх в груди, а таких, как известно, было немного. Неустанно бил в барабаны и возносил свои кантиги негритянскому божеству Обашуайэ и жрец макумбы Агнело, не останавливало его и сокращавшееся число Дочерей Святого – кто попадал в лазарет, а кто просто бежал от заразы куда глаза глядят. И, как известно всем, божество не обмануло его надежд на спасение: оно воплотилось в Терезу Батисту и изгнало оспу из Букима.

Вот тогда-то наконец в Букиме и появилась бригада из двух врачей и шестерых дипломированных санитаров, правда, в лазарете еще мучились двое больных, но новых случаев оспы уже не было, ни оспы, ни смертей от неё. И это дало повод для официального сообщения департамента здравоохранения о ликвидации (опять же, окончательной!) оспы на землях штата Сержипе, а также о проявленном мужестве, была особо отмечена и самоотверженность членов бригады. Воздали должное и молодому врачу Ото Эспиньейре, который с самого начала принял решительные меры, чтобы не дать эпидемии распространиться, благодаря такому подвижничеству и был достигнут успех в сражении со страшной болезнью.

– Хотел бы я видеть физиономию врачишки, если после уик-энда у него достанет смелости вернуться в Буким, – говорил аптекарь Камило Тезоура, но слова его не достигали слуха отдыхающего в Баии бывшего главного врача пункта здравоохранения, как и всех прочих, от кого зависело его повышение по службе, и Ото повысили. Повысили заслуженно, как обещали.

Не обошли вниманием и медицинскую сестру Жураси, за её выдающиеся заслуги во время вспышки эпидемии оспы в Букиме и она была повышена в должности, став медицинской сестрой первого класса, ведь отец её к этому времени уже примкнул к новому правительству штата. Вскоре она вышла замуж, но счастья в семейной жизни ей не было. И только Маси дас Неграс как был, так и остался санитаром, не получив никакого повышения, но рад, что жив, и может многое рассказать о борьбе с оспой.

Не обошлось и без торжеств, посвященных избавлению человечества Букима от оспы.

На одном из них негритянское божество Омолу танцевало среди народа, не оставляя своим вниманием Терезу. Теперь всеми божествами этого народного праздника она была заговорена от оспы на всю оставшуюся жизнь.

Из кафедральной церкви Букима по городу проследовала процессия во главе с викарием и председателем муниципальной палаты, исполняющим обязанности префекта. Эти знатные особы несли носилки со статуями святого Роха и святого Лазаря. Шутихи взлетали в воздух, слышался перезвон колоколов.

Тереза же, чтобы уехать из Букима, продала турку Скэфу, давно предлагавшему ей любовь и ласку, кое-какие свои безделушки, но не приняла его предложений. Никогда больше она не станет наложницей или просто компаньонкой в поисках покоя и удовольствий, никогда! Тереза, которую не взяла ни оспа, ни смерть, живет с тоской в груди, которая не дает ей забыть капитана Жеребу, без него жизнь не жизнь и лучше утопиться. Ах, Жануарио Жереба, где ты? Без тебя, Жану, любимый, на что мне жизнь? Пусть буду я там, где ты, в море, и в волнах последую за твоим баркасом, пока ты в море. Да в каком же часу уходит поезд на Баию? Теперь Тереза тоже хочет бежать из Букима и бежит на станцию. Глядя ей вслед, святоши перешептываются, указывая на неё пальцем:

– Вот она, битая посуда, два века живет! Сколько же перемерло достойных людей, а эта потаскуха жива, в лазарет влезла, такая влезет повсюду, её ничто не бе­рет! Хоть бы ей рожу пометила!

 

Щ-Э-Ю

Щадила смерть Закариаса, возможно, потому, что был он в ладах с жизнью. Выздоровел он, но до сих пор так и не знает, как это он в лазарете-то очутился. О черной оспе ходило много разных историй, передают их на базарах, изустно бродяги-сказители и певцы, повествующие о страданиях, боли и смерти.

Эта-то вот наша – самая достоверная из всех, что записаны и продаются в ярмарочные дни во всех севе­ро-восточных штатах.

Юным и пожилым всё уже теперь известно из этих продающихся книжечек, так что прибавить больше не­чего.

 

Я

Я же, заканчивая повествование, всё-таки хочу повторить и прошу мне поверить: черной оспе, пришедшей в Буким, дали бой проститутки Мурикапебы, которыми командовала Тереза Батиста. Попалась черная на острые ее зубы и на золотой, была перемолота и выплюнута. Теперь она опять на берегах реки Сан-Франсиско, где отсиживается до поры до времени, тогда как люди возвращаются в свои покинутые дома. Оспа не ликвидирована, она только затаилась и выжидает, когда придет время ей снова напасть на людей. Да, если настоящие меры не будут приняты, она вернется и вместе со смертью будет косить людей. Где тогда можно будет найти другую такую Терезу, победительницу Черной Оспы?