Все, как один, вскочили со своих мест. И замерли, затаив дыхание. Судья считал:

— Шесть…

Но, раньше чем он успел произнести «семь», немец с трудом приподнялся на локте и, сделав неимоверное усилие, встал. Усевшиеся зрители завопили. Негр яростно рванулся вперед и снова бросился на немца. Толпа ревела:

— Бей его! Бей его!

В тот вечер на Соборной площади яблоку негде было упасть. Разгоряченные, потные болельщики теснились на скамьях, завороженно глядя на ринг, где негр Антонио Балдуино дрался с немцем Эргином. Вековая громада собора закрывала своей тенью площадь. Редкие лампы скупо освещали помост. Солдаты, портовые грузчики, студенты, рабочие — все в простых штанах и рубашках жадно следили за дракой. И все — негры, мулаты, белые — болели за Антонио Балдуино, который уже дважды сбивал своего противника с ног.

Во второй раз было похоже, что немцу не подняться. Но, прежде чем судья произнес «семь», Эргин встал, и поединок возобновился. По рядам зрителей прокатился одобрительный гул. Кто-то пробормотал:

— А немец тоже парень что надо…

Однако симпатии болельщиков оставались на стороне сильного, высокого негра, чемпиона Баии в тяжелом весе. Теперь уже все орали без передышки, желая, чтобы матч кончился и немец остался лежать на ринге.

Какой-то тощий человек с испитым лицом в волнении кусал погасшую сигарету. Коренастый негр вопил:

— Бей нем-ца… Бей нем-ца… — и в такт своим выкрикам шлепал себя ладонями по коленям.

Все в нетерпении ерзали на своих местах и кричали так, что было слышно на площади Кастро Алвеса.

Однако в следующем раунде немец неожиданно ринулся на негра с такой яростью, что тот повис на канатах. Это не обескуражило зрителей, уверенных в своем любимце: сейчас он себя покажет… Антонио Балдуино нацелил было кулак в окровавленное лицо немца, но Эргин опередил его и молниеносным выпадом нанес негру страшный удар в правый глаз. И, не давая ему опомниться, навалился на негра и теперь молотил его по лицу, животу, груди. Балдуино снова безвольно повис на канатах, не отвечая на сыпавшиеся удары. «Только бы не упасть», — думал он, изо всех сил цепляясь за спасительные канаты. Немец, молотивший его по лицу, казался негру дьяволом. У Балдуино из носа лила кровь, правый глаз заплыл, щека под ухом была разорвана. Он как в тумане видел перед собой прыгающего белого человека, и глухо, словно издалека, до него доносился рев толпы. Зрители бесновались: их герой, того гляди, растянется на ринге. Они ревели:

— Задай ему, задай ему, негр!

Но вскоре, сраженные происходящим, смолкли. Немец избивал негра, и тот даже не сопротивлялся. И тогда толпа снова завыла, заулюлюкала:

— Черная баба! Баба в штанах! Бей его, белобрысый, бей его!

Негр покорно позволял избивать себя, и это приводило их в ярость. Они заплатили три мильрейса за право увидеть, как чемпион Баии разделает этого белого с его титулом чемпиона Центральной Европы. И вот теперь на их глазах разделывали негра. Болельщики негодовали, вскакивали с мест, подбадривали то белого, то негра. И все облегченно вздохнули, когда гонг возвестил конец раунда.

Антонио Балдуино, держась за канат, побрел в угол ринга. Человечек с сигаретой сплюнул и закричал:

— Где же он, негр Антонио Балдуино, победитель белых?

Антонио Балдуино услыхал этот выкрик. Он отпил глоток кашасы из бутылки, протянутой ему Толстяком, и обернулся к зрителям, ища обидчика. Голос звучал металлом:

— Где он, победитель белых?

И часть зрителей подхватила и повторила хором:

— Где он? Где?

Балдуино обожгло, словно его хлестнули плетью. Он не чувствовал боли от ударов немца, но оскорбления своих были непереносимы. Он сказал Толстяку:

— Кончится матч — проучу этого типа. Следи за ним…

И едва прозвучал гонг и начался третий раунд, негр бросился на Эргина и нанес ему удар в челюсть и сразу же второй — в живот. Теперь зрители снова узнали своего любимца, и со всех сторон раздались возгласы:

— Давай, Антонио Балдуино, давай, Балдо, бей его!

Коренастый негр снова шлепал себя ладонями по коленям в такт своим выкрикам, а тощий человечек улыбался.

Балдуино осыпал немца ударами, и каждый удар распалял его все больше и больше. И когда немец налетел на Антонио Балдуино, норовя угодить ему в левый глаз, негр стремительно уклонился и затем с силой разжавшейся пружины снова нанес немцу страшный удар в челюсть. Чемпион Центральной Европы, описав в воздухе дугу, всей тяжестью рухнул на пол.

Охрипшая толпа скандировала:

— Бал-до… Бал-до… Бал-до…

Судья считал:

— Шесть… семь… восемь…

Антонио Балдуино, довольный, смотрел на белого, распростертого у его ног. Потом окинул взглядом обезумевших от восторга зрителей, ища крикуна, позволившего себе усомниться в нем, победителе белых. Не найдя его, негр улыбнулся Толстяку. Судья считал:

— Девять… десять…

Антонио Балдуино одержал верх над чемпионом Центральной Европы. Толпа восторженно приветствовала победителя. Но в оглушительном реве толпы он явственно различал металлический голос тощего:

— Негр, ты все еще бьешь белых…

Зрители потихоньку двинулись к выходу, но часть их бросилась к освещенному квадрату ринга и подняла на плечи негра Антонио Балдуино. За одну ногу его держали студент и грузчик, за другую — двое каких-то мулатов. Толпа пронесла победителя через всю площадь, до общественной уборной, где для боксеров была оборудована раздевалка.

Антонио Балдуино переоделся в синий костюм, глотнул кашасы, получил свои сто мильрейсов и, выйдя, сказал своим почитателям:

— У белого кишка тонка… Где ему тягаться с Антонио Балдуино. Такого, как я, не одолеть…

Он улыбнулся, спрятал деньги поглубже в карман брюк и направился в меблированные комнаты доны Зары, где его ждала Зэфа, девчонка-каброша с ослепительными зубами, приехавшая из Мараньяна.