— Повышаю, — молодой беловолосый мужчина небрежным росчерком поставил подпись под суммой с пятью нулями на бланке и положил на стол к стопке других расписок. Потом переплел пальцы, сощурил алые глаза с кошачьими щелевидными зрачками и уставился на соперника. Лицо его выражало интерес энтомолога, заметившего любопытное насекомое, на губах гуляла снисходительная ухмылка.

Изумленный шепот полетел вокруг стола. Уже выбывшие игроки и зеваки вполголоса обсуждали последнюю ставку.

Сидевший напротив юноша с открытым, немного наивным лицом сглотнул, уставился сперва в свои карты, потом на те, что лежали перед беловолосым, таким взглядом, словно хотел прожечь их насквозь.

— Ты блефуешь, ди Форкалонен, — высоким дрожащим голосом заявил он.

— Ты так думаешь? — беловолосый лениво улыбнулся. — Тогда поддерживай. Обчисти меня, Маккензи.

Тот нервно икнул и вцепился пальцами в каштановую шевелюру, вряд ли замечая, что делает.

Зал гудел. Игра за другими столами остановилась словно сама по себе. Завсегдатаи клуба толпились вокруг стола, на котором подходила к завершению самая крупная партия за сегодняшний вечер. Общая сумма на кону превышала два миллиона золотых, что даже по меркам «Счастливой семерки» считалось очень серьезными деньгами.

— Давай, — искушающе продолжал беловолосый. — Поддерживай и открываемся, если уверен. Или пасуй, тогда все это, — он выразительно покосился на гору расписок, — достанется мне.

Юноша снова сглотнул. Его пальцы дрожали.

Блефует? Или нет? Ди Форкалонен вел себя, как всегда. Был спокоен, просто омерзительно спокоен. Подтрунивал, лениво растягивая слова. И как всегда во время игры, на высокомерном лице плясала самоуверенная наглая ухмылочка.

Словно речь и не шла о деньгах, сравнимых с годовым бюджетом среднего города.

Конечно, что для будущего владельца медийной империи эти гроши? А вот для Чарли… С таким же видом Раум сидел в прошлую субботу — невозмутимо поддерживал и повышал, пока у противника не сдали нервы, и он не пасовал. Чарли потом тайком заглянул в карты. Выяснилось, что у проигравшего был стрит, а у проклятого демоняки сет на двойках.

Сет на двойках и вагон наглости. Этого оказалось достаточным, чтобы сорвать банк.

Еще не поздно отступить, но можно спорить: ди Форкалонен и сейчас держит на руке какую-нибудь дрянь вроде пары на семерках. Над простофилей, поверившим в блеф, будет ржать весь клуб. Да ладно клуб — что скажет отец, когда узнает, что Чарли проиграл свое содержание за шесть месяцев? Два миллиона золотых. Этого хватит, чтобы никогда больше не брать родительских денег. Купить машину, гульнуть с шиком на следующем свидании. Девчонкам очень нравится, когда парень небрежным жестом богатея швыряет на стол горсть монет.

У него отличные карты. Лучшие за вечер, лучшие за все вечера, с тех пор, как он открыл для себя сладкий вкус азарта и стал завсегдатаем в «Счастливой семерке». Каре на девятках.

Не может быть, чтобы у Раума оказалась лучшая комбинация.

А демон давно нарывается на хорошую трепку. Слишком уж он наглый. Слишком много вокруг ди Форкалонена красивых девок и восторженных прихлебателей, слишком выпендрежные шмотки он носит и ездит на слишком дорогих машинах… А как раздражает его наглая ухмылка и фамильярная манера! Какой Чарли ему «малыш»?! Да, Раум старше на восемь лет, но это ничего не значит. Учатся-то они в одной академии. И Чарли уже год как получил аттестат зрелости. Он взрослый оборотень, без пяти минут глава клана. У детей луны тоже есть гордость, он не позволит какому-то демону тыкать себе. И плевать, что этот демон — сын лорда-протектора и наследник многомиллиардного состояния. В академии и за карточным столом все равны, раз уж Раум сел играть, никто с ним церемониться не станет. В следующий раз, когда ди Форкалонен попробует назвать его «малышом», Чарли напомнит его о сегодняшнем дне.

— Поддерживаю, — хрипло прокаркал он, дрожащей рукой рисуя подпись на бумаге.

Деньги, которых у него нет. Которых нет даже у его отца и у всего клана Маккензи. Где Чарли сможет взять их, если проиграет? Мелькнувшая мысль была неприятной, от нее горчило во рту, и Чарли отогнал ее. Он не может проиграть! — Вскрываемся? — Вскрываемся, — он медленно выложил карты на стол, одну за другой. — Каре на девятках.

— О, малыш Чарли, да тебе сегодня везет, — промурлыкал беловолосый.

Чарли расслабился, облегченно выдохнул, готовясь принимать поздравления, даже потянулся было к горке расписок. А потом взгляд словно сам по себе прикипел к картам противника. Туз, двойка, тройка, четверка, пятерка.

Пики. Это же… — Стрит-флэш, — весело подсказал демон, сгребая к себе стопку расписок. — Мне тоже сегодня везет, Маккензи.

* * *

Он вывалился из клуба в жидкие утренние сумерки. В ушах звенело, как бывает, если сильно стукнуться головой, мир вокруг казался нереальным.

Самый смурной, паскудный час. Еще не проснулся город, не звенели трамваи, автомобили не выплеснулись на артерии улиц. Покачиваясь, как пьяный, Чарли добрел до моста и перегнувшись сквозь перила долго глядел в черную пахнущую отходами воду. От реки неприятно фонило остаточной магией.

Возникла мысль покончить с этим. Перемахнуть через кованные перильца, отдаться темному потоку. Тот вынесет Чарли в океан, укроет от всех обязательств. Не с кого будет требовать денег, он никогда не станет позором семьи, не пойдет под суд, не отправится на каторгу или что там сейчас делают с должниками-неплательщиками? Смерть списывает все долги.

Чарли сдернул куртку и уставился на магическую печать на предплечье. Обхватившая руку змея, сжимала в зубах свой хвост.

— Я понимаю, что все мы тут джентльмены и верим друг другу на слово, — ухмыляясь заявил ди Форкалонен, аккуратно сортируя расписки. — Но восемьсот тысяч золотых требуют какой-то гарантии, Маккензи, раз уж ты не готов прямо сейчас перевести их на мой счет. Подпиши, и можешь идти.

Чарли подписал. Долг чести, нельзя же не подписать. Там были все его друзья по клубу, они бы не поняли, откажись он.

А это значит, что теперь не сбежать. Найдут. Только если в смерть.

Умирать не хотелось. Хотелось жить, дышать пропахшим миазмами воздухом Нью-Эбора, ловить взглядом темные силуэты птиц на фоне посветлевшего неба. Ходить на лекции в академии, целовать девчонок. Получить уже наконец специальность и устроиться на работу — он так молод, у него было столько планов на эту жизнь! Чарли снова перевесился через перила, слезящимися глазами вглядываясь в даль. Туда, где река делала крутой поворот. За черными силуэтами домов медленно поднималось слепящее безжалостное солнце.

Три дня, чтобы найти деньги — так сказал беловолосый. Где он, мать его, возьмет восемьсот тысяч за три дня?! «Дженни! — он ухватился за эту мысль, как утопающий хватается за соломинку. — Она меня спасет! Она умница, обязательно что-нибудь придумает.» Не давая себе задуматься над смехотворностью этой надежды, Чарли упал на асфальт, оборачиваясь в волка — бежать в истинном обличие можно куда быстрее, чем в человеческом — и помчался в сторону стоянки такси.

* * *

Подходя к корпусу общежития, Дженни вспоминала ночной разговор с подругой.

— Ты умница, Вэл! Все правильно сделала! Давно надо было.

— Ты не понимаешь, — жалобно всхлипывала сильфа. — Я же его люблю-ю-ю.

Это любовь? Куда больше похоже на болезненную зависимость.

Плохой, очень плохой парень Арман д’Крессен. Увлекается подпольными боями с призванными из-за грани сущностями, регулярно напивается в хлам и устраивает дебоши. И, судя по слухам, только алкоголем дело не ограничивается… А еще он вампир. И пусть в последнем и нет его вины, мысленно Дженни всегда добавляла происхождение к списку прегрешений бойфренда своей подруги.

Но на все можно было бы закрыть глаза, если бы Арман не обращался с Валентой, как с надоедливой собачонкой. Мог неделями не замечать, забыть поздравить с днем рождения, грубо оборвать и высмеять в присутствии друзей. Изменял направо и налево, не скрываясь. Это называлось «свободные отношения». Вэл вроде как тоже не возбранялось заводить интрижки на стороне, но разумеется этот козел клыкастый отлично понимал, что влюбленная насмерть сильфа никуда от него не денется.

Последней каплей стал вчерашний инцендент, когда этот кусок дерьма (мысленно Дженни называла его и пожестче) заявил, что хочет пригласить в их с Вэл постель третьего.

Точнее, третью. Мол, разнообразие укрепляет чувства.

Безропотно прощавшая все закидоны дружка сильфа на этот раз не выдержала и сбежала, наорав на бывшего бойфренда. А потом пол ночи рыдала в объятиях Дженни, жалуясь на жестокую судьбу.

Нет, если это любовь, то такой любви врагу не пожелаешь! Снова вспомнился отец, и на душе стало тошно.

— … как он мог? Ведь мы… Ведь я… — Он оказал тебе большую услугу! — довольно резко отозвалась Дженни, уставшая от стонов о мифических достоинствах Армана. Послушать Вэл, так сволочной вампир был ходячим вместилищем всех добродетелей мира. — Такие парни, как Арман, совершенно не подходят приличным девушкам вроде тебя или меня. И ты прекрасно знаешь, что вампир никогда не жениться на сильфе. Только время с ним теряешь.

Про то, что сталось с репутацией Вэл за год этой «великой любви» Дженни великодушно не стала напоминать.

Стараниями Армана, адепты и даже некоторые преподаватели академии теперь относились к сильфе со смесью жалости и презрения. Нравы в столице были куда вольней, чем в глубинке, но даже здесь откровенное выставление напоказ слишком близких отношений не поощрялось. Всего-то десять лет прошло, как из устава академии убрали пункт, предписывающий исключение женщин за «непристойное поведение», то есть добрачный секс, в случае, если факт этого «поведения» удалось доказать. Арман же и не скрывал, что спит с Валентой. Даже похвалялся, что сильфа «дала» ему уже на первом свидании.

Ну разве не гнида он после этого?! Ох уж эти аристократы! И вампиры и, тем более, демоны.

Избалованные, наглые, уверенные, что весь мир существует для их удовольствия. За три года в академии Дженни достаточно насмотрелась на эту породу. И на девчонок, которые поверив красивым словам, оставались с разбитым сердцем и запятнанной репутацией.

Надо быть полной дурой, чтобы надеяться, что станешь для такого, как Арман, единственной. Нет, приличной девушке из семьи среднего достатка нечего делать рядом с подобными субъектами.

— Хватит бегать за ним. Не позорься.

— Кто бы говорил! — неожиданно набычилась подруга. — Сама-то со своим Чарли… — Что?! Дженни настолько не ожидала подобного подлого удара, что растерялась. Чарли был больной темой, и Вэл прекрасно знала об этом. Как она могла?! — Чарли по крайней мере мне ничего не обещал, — ответила она, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Он — порядочный парень… — Порядочная скотина, — мрачно и совершенно в несвойственной ей манере откликнулась подруга. — Это называется френд-зона. Он просто пользуется тобой. Приятно, что за ним такая девушка бегает. Ты-для-меня-просто-друг- Дженни, — передразнила она оборотня.

— Хватит! — вспылила девушка. — Еще слово о Чарли, и я уйду.

Сильфа снова расплакалась.

— Прости. Я сама не знаю, что со мной происходит. Я никогда раньше такой не была.

Дженни вздохнула и обняла зареванную подругу.

— Держись! Я с тобой.

Вэл больно, но это пройдет. Сильфы не оборотни, у них нет этого проклятия — «истинной пары». Вэл сама не знает, как ей повезло. А разбитое сердце всегда можно склеить.

О Чарли они больше не говорили, но сейчас, возвращаясь в свое общежитие после ночевки у Вэл, Дженни так и эдак крутила в голове ее слова, сочиняя достойный ответ.

И вовсе она не бегает за Чарли! Они дружат очень давно, с детства. С того самого дня, как он спас ее от других оборотней и принял в стаю. Вэл просто не знает всего. Не видела, какой он сильный и смелый, как слушаются его все другие волки Маккензи. И не видела, как Чарли заботился и опекал прибывшую извне девчонку-полукровку.

Да, между ними ничего нет. Но может однажды он посмотрит на подругу по детским играм свежим взглядам.

Посмотрит и увидит, что нелепая рыжая девчонка давно превратилась в красивую девушку, и эта девушка ждет всего лишь знака с его стороны… Увлекшись приятными мыслями, Дженни чуть было не споткнулась о чьи-то протянутые поперек прохода ноги.

Обычные такие ноги. Мужские, обряженные в брюки. Их обладатель дремал, сидя на полу и прикрыв лицо шляпой, словно нищий на улице. От звука ее голоса он вздрогнул и встрепенулся. Шляпа слетела, открыв симпатичное, но измученное лицо.

— Чарли? Что ты здесь делаешь? — Дженни, — хрипло пробормотал юноша. — Я пришел к тебе, а тебя нет… Ждал.

Так непохоже на него. В предчувствии беды по коже побежали мурашки и, тоскливо засосало в животе.

— Что-то случилось? — Случилось! — он подался вперед и схватил ее, вцепившись в ее запястье с неожиданной силой. Взгляд Дженни замер на обгрызенных до мяса ногтях и предчувствие беды переросло в ощущение полной катастрофы. — Дженни, спаси меня! Пожалуйста, спаси! Паника, звучавшая в его голосе, оказалась заразительной. Еле удерживаясь, чтобы не встряхнуть Чарли за плечи и не заорать: «Да говори уже в чем дело!», Дженни открыла дверь. Хорошо, что соседка уезжает на выходные, сейчас пришлось бы ее выпроваживать. Богиня, она совсем забыла какой бардак оставила в комнате, что Чарли о ней подумает… Она обернулась. Оборотень нерешительно топтался на пороге, словно не был уверен, что ему можно внутрь.

Взъерошенный и потерянный, разом потерявший все свое обаяние и уверенность.

— Заходи, — она выдавила кривую улыбку изо всех сил пытаясь казаться спокойной, — и рассказывай. Я сделаю чай.