Угловой дом на улице Энгельса. Вход в парадное. Третий этаж. Квартира номер четыре. Дверь обита темным дермантином. Белая дощечка с надписью: «А. И. Егорин».

На звонок вышел полный загорелый человек лет пятидесяти. Его круглый подбородок гладко выбрит, а под ним — другой.

— Аквапилот?! Прошу, — радушно произнес он и крепко пожал мою руку. — Егорин…

Профессор улыбается, и вокруг его веселых карих глаз возникает сеть морщинок.

— Проходите в кабинет.

Вдоль стен небольшого кабинета стоят трехстворчатые шкафы с книгами. Направо диван, слева от входа тумбочка с превосходно вылепленной скульптурой из пластилина — бюст женщины с тонкими чертами лица.

— Угощайтесь, — предложил Александр Иванович, ставя передо мной вазу с загоревшими в донских садах грушами. — Можете закурить, если очень хочется…

Слово «очень» я пропустил мимо ушей и поискал на письменном столе пепельницу. Чугунный чертик с длинным, изогнутым хвостом дерзко показал мне нос. Осердясь, я отодвинул его за груду книг. Как он попал из дымного ада на светлый стол ученого?

Александр Иванович подал чистую пепельницу. Закуриваю, пускаю длинную струю дыма в сторону открытой форточки, но порыв ветра весело мнет ее, разрывает в кудрявые клочья и, старательно перемешав, бросает их в профессора. Егорин рейсшиной захлопывает форточку.

— Дует! Курите, не стесняйтесь… Придется мне привыкать: мы ведь с вами теперь вместе чумаковать будем.

Я еще не знал тогда, что он — потомок запорожцев, в далекие времена поселившихся на Дону, что детство его прошло в небольшой казачьей станице, основанной его предками, что дед его занимался извозом, но и не зная этого, я с удовольствием услышал старинное слово «чумаковать» от солидного профессора.

— Вы думаете, я смогу принять участие в экспедиции?

— Уже принимаете.

— Значит, можно не сомневаться?

— Только в этом. Вообще же сомнение — мать утверждения. — Голова его чуть наклонена, будто он, разговаривая со мной, прислушивается еще к чему-то.

— А на чем мы отправимся в путь?

— Это деловой вопрос, — оживился Александр Иванович. — Вы первый спрашиваете у меня «на чем», а не «куда». На атомном вертолете «Илья Муромец».

— А! Знаю эту машину. Читал о ней и видел фотографии в журнале. А куда, в самом деле, мы отправимся?

— В Тихий океан, в район острова Пито-Као. Александр Иванович встал, прошелся по кабинету и устроился на диване с высокой спинкой. Морщинки у глаз его разгладились, взгляд стал воинственным и даже озорным. С этой минуты в беседе нашей исчезла некоторая медлительность, почти неизбежная при первом знакомстве.

— Геологов, — жестикулируя, рассказывал Александр Иванович, — интересует наша планета в целом, весь, как говорил Чкалов, шарик. И то, что есть на самом шарике, и то, что заключено в нем. Лично я с удовольствием извлек бы из этого шарика весь уголь и всю нефть, и он стал бы пористым, как губка.

— Ого, — не утерпел я. — Тут вы, наверное, хватили лишку.

— Лишку?! — возмутился Александр Иванович, замахав руками. — Да знаете ли вы, какая большая часть органического мира Земли миллионы лет превращалась в каменный уголь и нефть? Не знаете. И я не знаю! — с каким-то отчаянием закончил он.

Удивленно смотрю на своего взволнованного собеседника.

— Да, не знаю, а хочу знать, — упрямо повторяет он.

— Так мы полетим за углем и нефтью! — догадался я.

— Какая проницательность! — ехидно смеется Александр Иванович. — Какая мысль!.. Я вижу у нее наивные детские глаза, длиннющие ресницы и ямочки на щеках; она хватает все, что под руками, и обзывает бякой то, за чем надо тянуться. Этакая пухленькая милашка…

А мне обидно и стыдно за «пухленькую милашку», я злюсь, про себя посылаю профессора ко всем чертям и ищу другую мысль, точную, мужественную. Но вокруг меня пляшут только «с ямочками на щеках».

— Нет! — гремит Александр Иванович. — Мы будем искать Северный полюс.

— Полюс?! — Тут я привстаю и возмущенно хлопаю ладонью по столу. — В Тихом океане?

— Почему бы и нет? — прищуривается Егорин.

— Ну, знаете ли…

— Я-то знаю, а вы — нет и еще возмущаетесь. Садитесь! И профессор немедленно принялся кромсать мое невежество со страстью человека, влюбленного в свою науку и жаждущего, чтобы эту страсть разделили остальные, чтобы все встреченные им на пути становились только геологами, и никем больше.

— Один мой коллега сравнил Землю с яйцом страуса, сваренным всмятку… — продолжал он, рисуя изогнутыми ладонями в воздухе модель земного шара. — Это — прекрасное сравнение, помогающее понять, отчего ось Земли колеблется в пространстве.

Я смотрел на его выразительные руки и почти явственно видел, как модель нашей планеты, быстро вращаясь, наклоняется то в одну сторону, то в другую.

— Надеюсь, теперь вам понятно, что Северный и Южный полюсы очень неспокойны. Отклонения от нынешних полюсов в прошлом были так значительны, что, как я полагаю, Северный полюс в интересующую меня эпоху находился где-то возле теперешнего Пито-Као.

— Но если это и так, — мстительно говорю я, — то на кой черт… Простите, профессор, что нам в этом теперь, кроме, разумеется, удовлетворения любопытства? Дадите своей «милашке» конфетку, и все?

— Конфетку?! — чуть не взорвался ученый. — Но ведь ось вращения Земли изменяла свой наклон, а Солнце в основном находилось на одном и том же месте и освещало земную поверхность то так, то эдак. — Его руки показали, как это происходило.

— Допустим…

— Так вот и климатические пояса на Земле в различные времена находились не там, где сегодня, и зависели от положения полюсов и экватора.

— Дались вам эти полюса да пояса! — воскликнул я, снова заражаясь темпераментом Егорина.

— В том-то и беда, что даются они очень неохотно, мой друг. Если мы будем знать расположение климатических поясов во все геологические эпохи, то мы вернее сумеем предсказывать, где сейчас можно встретить в земле уголь или нефть и на какой глубине.

— Вот оно что! — протянул я. — Извините, профессор, я не сразу понял эту идею.

— Скажите лучше, что мне не сразу удалось… — смеясь ответил Егорин, ощупывая пальцами воздух в поисках нужного слова.

— … вбить в меня эту истину, — помог я. — Благодарю вас. Итак, есть ли смысл искать Северный полюс даже в Тихом океане?

— Есть!

— То-то. Не забывайте, что наша экспедиция комплексная. Весьма заманчиво определить также возраст Тихого океана, уточнить рельеф и геологическую структуру его дна. Уловить подводные течения. Решить некоторые вопросы палеомагнетизма.

— Неужели все это еще не сделано?

— Увы. Моря и океаны — наименее исследованная часть нашей планеты. Плавать мы научились давно — тысячи лет назад, а вот нырять всерьез только учимся. До сих пор мы изучаем морские глубины с помощью неповоротливого, медлительного батискафа, а вы в своем аквалете откроете новую страницу в технике подводных исследований.

— Заманчиво!

— Теперь несколько слов о вашем оформлении и условиях работы. — Профессор снова вернулся к письменному столу. — А вы злюка… — весело щурясь, проговорил он. — Но я тоже.