Москва. Ночь. Внутренняя охрана Третьяковской картинной галереи совершает ежечасный обход. Невысокая женщина входит в зал № 22 и неторопливо осматривается. Здесь собраны произведения великого русского художника Васнецова. На правой стене — «Иван-царевич на Сером волке», потом — незабываемая картина «После побоища…» о сражений Игоря Святославича с половцами (помните «Слово о полку Игореве»?), еще дальше — портрет царя Ивана Грозного в рост. Напротив — «Три царевны подземного царства». А между ними — известные всему миру «Богатыри». Почти во всю стену, в тяжелой старинной раме. В правом нижнем углу полотна написано: «Викторъ Васнецовъ. Москва 1898 г. Апрель 23 дня».

…В зале полумрак. Безлюдный покой. В тишине доносится бой Кремлевских курантов с противоположного берега Москвы-реки. Еще звучат куранты, но откуда-то издалека-издалека слышен неприятный свист, приглушенный расстоянием.

Женщина присела на стул отдохнуть. Вдруг ей показалось, будто богатыри совсем по-живому стали пристально всматриваться в только им доступную даль. Вот, кажется, ожили кони, медленно зашевелились богатыри, поначалу лениво расправляя затекшие руки и плечи.

— А не слышал ли кто свиста соловьиного, разбойного? — спросил Илья Муромец.

— Да, вроде что-то было, — неуверенно ответил Алеша Попович.

— Уж не старые ли недруги наши?.. — сказал Добрыня Никитич.

— Почудилось мне, будто свист несся из донских краев, — произнес богатырь Илья и глянул из-под правой руки, на которой висела тяжелая палица, та самая, что не каждый мог оторвать от земли.

— Ну, берегитесь! — воскликнул Добрыня, вынимая меч из ножен.

— Погоди, — придержал его копьем Муромец. — А впрочем, отправляйся да глянь, что там…

Дернул поводья Добрыня, и белый конь его взметнулся кверху, заржал призывно и устремился сквозь стены.

Прошло несколько минут, а Добрыни все нет.

— Ну что ж, есаул, — повернулся к Поповичу Муромец, — больше некем замениться, видно, ехать атаману самому…

— А мне ожидать али тоже с тобой?

— Да как душа пожелает.

— Тогда вместе.

— Айда!

Вихрем пронеслись мимо изумленной охранницы славные богатыри, и вскоре дробный топот их горячих коней замер вдали на пути в широкую степь, раскинувшуюся от Дона до Маныча под звездным небом.