1.
Утром палата сучков храпела так дружно, что дежурному удалось поднять только Петра. Остальные встали, когда корпус опустел, — все уехали на экскурсию по Артеку.
В столовой уже знакомый шеф-повар страшно обрадовался их появлению:
— О это и есть знаменитые сучки?! Рад, очень рад видеть вас, джентльмены… Так приятно встретить столь выдающихся и неповторимых людей здесь, у нас, да ещё в такую рань!
— Нам бы этого самого… — намекнул Гошка.
— Позавтракать? Как же, как же: с утра это необходимо и полезно… У нас сегодня были котлеты с рисом, сардельки, отбивные, пирожное заварное с кремом, кофе…
— А сейчас?
— Сметана, молоко…
— Давайте котлеты, — разрешил Мокей.
— Котлеты?! Уже обед готовим… А Яков Германович сказал, что вы сегодня на добровольной диете. Кстати, вот этому пузанчику она не повредит!
— М-м… — неопределённо промычал Килограммчик.
— Пошли, — кратко сказал Мокей.
— Куда? — не понял Джон.
— Проспали, — сказал Мокей. — Прозаически и добровольно. Объявляется разгрузочное утро…
2.
Но едва они вышли из столовой, как их перехватили ребята:
— Айда на линейку! Горн слышали?
— Ну ещё бы, — деловито откликнулся Мокей. — Мы туда и спешим… Это наша Мечта с большой буквы!
Гошка и Джон не стали подводить приятеля и тоже вовремя встали в строй.
После переклички отрядов Яков Германович предоставил слово старшей пионервожатой.
— Ребята из прежнего потока, — сказала Оля, — передали вам свой наказ… нет, три наказа: закончить картину «Встреча в космосе», доснять фильм «Мы в Артеке…» и провести карнавал «Литературные герои у нас в гостях»…
— Что же это они сами не сделали? — раздался голос Мокея. — Слабо стало?
— Почему слабо? — удивилась Оля. — Они многое сделали, а это уже просто не успели.
— А посмотреть нельзя? — спросил Гошка.
— Всё можно, — уверила Оля. — Фильм — по крайней мере то, что они сняли, — завтра покажем; карнавал — дело не одной минуты: обсудим сообща; что же касается картины, то её сейчас и покажем. Девочки, разверните…
Дружина стояла буквой «П», и двум пионервожатым пришлось развернуть рулон ватмана 1 х 2 метра и медленно обойти строй.
Цветными карандашами были изображены два гигантских звездолёта невиданных конструкций, а на переднем плане в невесомости плавали две группы космонавтов — явно представителей двух цивилизаций.
— Как видите, это сценка из будущего, — продолжала Оля. — Слева, судя по всему, земляне, а справа — инопланетяне. Они разные…
— Тут все разные, — поднял голос Гошка. — По-всякому нарисовано.
— Верно, — согласилась Оля. — Это потому, что работало более десяти художников, и каждый подрисовал свою часть рисунка. Эта картина коллективная. В центре её два командира: наш, землянин, что-то передаёт другому какой-то предмет… А вот что именно — это нужно решить: вам. Ребята из предыдущего потока оставили и приз победителям.
Сучки включились в игру, что называется, с ходу.
— Доллар, — уверенно сказал Джон. — Наш командир передаёт инопланетянину доллар, как символ свободного предпринимательства…
— А что это такое? — прервал любопытный Гошка.
— Ну… это значит… кто сумел, тот и заработал…
— А как? — спросил Мокей.
— Это не имеет значения, — подхватил Джон. — Способ заработка может быть любым — это и лежит в основе свободного предпринимательства! Мы это в школе проходили.
— И бандитствовать можно? — съехидничал Гошка.
— Пожалуй, лишь бы не попадаться полиции и платить правительству налоги.
— С награбленного?! — поразился Мокей.
— Конечно.
— И этому вас в школе учат?!
— Не только этому…
— Ну вот что. Видишь? — Мокей показал Джону кулак. — Замри о забудь, тогда будет о’кей!.. А то у тебя всё бизнес на уме.
— Ну, если не хотите денег, пусть это будет автомат, — предложил Джон.
— Вот чудик-то! Горячился Мокей. — Это ведь символ войны! У лучше боксёрские перчатки — всё-таки спорт…
Однако и боксёрские перчатки не смогли решить вопроса.
— Идея мелковата, — резюмировал Мокей. — Надо бы что-нибудь посерьёзнее…
Но это «что-то» не давалось в руки, ускользало. Подошёл отбой, а сучки так ни на чём и не остановились.
3.
На следующий день Килограммчик проснулся первым за двадцать минут до подъёма, а по гону разбудил остальных. Короткий стук — и в палату ворвалась Бутончик.
— Мальчики!.. С добрым утром! Не опаздывайте на физзарядку.
— Тороплюсь, — мрачно протянул Мокей. — Я не пушка и заряжаться мне ни к чему.
— Без разговоров, — проговорила Бутончик. — Не подводите наше звено…
— Я физзарядку делаю только мысленно, — поделился опытом Килограммчик.
— Но животик у тебя просто немыслимый.
— А может, пойдём? — засомневался Джон.
— Сучки! — скомандовал Мокей. — Переходим прямо к водным процедурам…
На физзарядку пошёл один Пётр.
В столовой Яков Германович сам усадил сучков за стол, пожелал приятного аппетита и заботливо осведомился:
— Как самочувствие?
— О’кей, — сказал Джон.
— Отличное! — вырвалось у Мокей.
— Тянем… — неопределённо ответил предусмотрительный Гошка.
— И на физзарядке были?
— Как вам сказать… — схитрил Мокей. — Уже не помню.
— М-да… бывает, — сочувственно кивнул Яков Германович. — Но, скорей всего, не были! Игнорирование физзарядки приводит к амнезии…
— Вас ист дас? — осторожно спросил Мокей.
— Потеря памяти… временная, — пояснил Яков Германович. — И ещё к облысению… постоянному.
— Ну да?! — удивился Гошка.
— Как пить дать, — уверил Яков Германович. — И ещё к неуправляемой полноте. Учтите сие, молодые люди.
Пришлось переключаться, то есть искать иные возможности неповиновения… I>Сучки не пожелали убирать постели (всё равно вечером ложиться…). Бутончик вынесла вопрос об их поведении на совет отряда, и всем троим (Пётр по-прежнему не присоединялся к ним) досталось на орехи.
— Смотри, звеньевая, допляшешься… — пообещал Мокей. — Ожидай возмездия!
4.
Однажды Мокей с Гошкой стали обирать одинокую черешню, что росла неподалёку от корпуса, но Бутончик и тут возмутилась:
— Перестаньте есть немытые фрукты!
Мокей удивлённо огляделся, пожал плечами и стал смотреть себе под ноги.
— Вроде мне послышался мышиный писк?.. Не слышал, Килограммчик?
— Что-то и мне почудилось… — подыграл Гошка и вновь потянулся к ветке, усеянной спелыми ягодами.
Бутончик слегка повысила тон:
— Прекратите, вам говорят!
— Что за шум? — вдруг раздался голос Якова Германовича. — У нас в Артеке, — спокойно и весомо сказал он, — не рекомендуется нарушать правила, особенно те, что связаны со здоровьем. Ещё засеку — и отправлю в изолятор. Честное пионерское! — И ушёл.
Сучки — тоже: отомстить звеньевой они сейчас же не решились.
Два часа спустя Мокей и Гошка появились в кабинете начальника дружины.
— А можно, Яков Германович, отведать мытой черешни? — спросил Мокей.
— Странный вопрос!
— Но… с дерева.
— Не понимаю…
— Может, посмотрите? — попросил Гошка.
Яков Германович охотно поднялся и пошёл за ними. Черещшня сверкала на солнце каждым листиком, купаясь в звонких струях воды, которую направлял на неё из шланга Джон.
— О’кей, сэр! — весело произнёс австралиец. — Мы выполняем ваше указание аккуратно. У нас тоже любят есть фрукты прямо с дерева — так дешевле и вкуснее!
— Угощайтесь, Яков Германович, — пригласил Мокей.
— Спасибо, не откажусь…
5.
Ещё денёк — и Мокей решил, что настала благоприятная пора, чтобы «навести ужас на всю округу». А почему, спросите вы, благоприятная? Да потому, что сегодня всё начальство было занято на каких-то своих совещаниях.
С волчьим воем носились сучки по коридорам, съезжали по перилам с этажей с гиком и свистом, кидались на малышей и девочек. Покуражившись, то есть поиграв в героев, как говорят французы, они отдохнули немного в своей палате, а потом Мокей сказал:
— Пройдёмся ещё разок по трассе?
— По какой трассе? — спросил Джон.
— Так я называю свои устрашающие прогулки, когда хочется порезвиться… — объяснил Мокей.
— Мне надоела резвость, Сучьок, — признался Джон. — Нас уже все идут в обход…
— Да ещё и… шею намылят… — опасливо предположил Килограммчик.
— Кому? Мне?! А судьи кто?! Пошли!
Джон демонстративно повернулся к стене, а Гошка покорно присоединился к главарю.
Спустились вниз. Мокей ударил по струнам и запел свою новую песенку:
Тут он увидел свою звеньевую и замер. Как удав, глянул на неё гипнотизирующее и перешёл, так сказать, на прозу:
— Ну, сейчас я тебе выдам! — И к Гошке: — Возьми инструмент…
Бутончик не убежала. Она стояла, слегка побледнев. Глаза её ещё больше потемнели, а ямочки на щеках углубились. Одна косичка с пышным белым бантом легла на правое плечо и слегка подрагивала от волнения. К этому банту медленно и уверенно тянулась рука Мокея.
— Не смей, — почти шёпотом произнесла Бутончик.
— А это уж моя воля… — хохотнул Мокей.
И вдруг перед Бутончиком, заслоняя её, выросла фигура Петра. Мокей опешил:
— Ты… А ну прочь с дороги!
— Уймись, Мокей, — попытался урезонить Пётр.
— Вмятина! Мне?! Давать советы?!
— Вот что, Мокей, это уже не совет… Прекрати хулиганить!
— Да я тебя…
Мокей размахнулся, но вдруг как-то странно дёрнулся и шлёпнулся на песок.
Тут Гошка, стоявший сбоку и даже чуть, прекрасно понимая своё преимущество… кинуося на Петра. Тот извернулся, как пантера, точно плечом почуяв опасность, на лету перехватил Гошку и мгновенно перевернул его на спину.
— Ой! — завизжал Гошка. — Руку вывернешь…
— А сзади нападать можно?
Пётр отпустил Гошку в момент, когда ему на спину вспрыгнул Мокей. Ещё мгновение — и Мокей вновь шмякнулся на землю. Лицо его побледнело от вторичного унижения и боли.
— Отпусти плечо… — простонал он.
— Брось его! — испуганно вскрикнула Бутончик. — Ему же больно!
— А то, — деловито подтвердил Пётр и наклонился над Мокеем: — Проси прощения…
— Прости… — прошептал тот.
— Теперь у неё проси… Громче! Не то будет ещё больнее…
— Прости… — умоляюще глянул на девочку Мокей.
— Да-да, я его прощаю, — торопливо сказала Бутончик, и Пётр отпустил Мокея, даже помог ему подняться и подал гитару.
Джон всё ещё был в палате.
— Порезвились? — добродушно спросил он.
— Уже… — хмуро ответил Мокей.
А Гошка лёг, не раздеваясь, и отдался злым раздумьям: отныне он приобрёл врага и стал разрабатывать план жестокой мести.
Но разве можно в Артеке придумать что-нибудь злое? Еда и сон здесь отменные, жильё уютное, а свободное время становится богатством каждого, возможностью осуществить задуманное, приблизиться к чему-то заветному и важному для тебя.
Я вообще заметил, что все люди явно или исподволь, но непременно движутся к своему намеченному будущему… Если они в возрасте наших героев — идёт перебор профессий: человек берётся то за одно дело, то за другое, не веря никому на слово и стараясь хоть чуть-чуть в пределах возможного самому определить, что ему обещает та или иная профессия. Ведь всем известно, что профессий в нашем мире тьма!
В Артеке можно проверить себя и в этом направлении, но Мокей, Джон и Гошка эти возможности не использовали.
Больше всего им нравилась артековская природа. В воду они лезли первыми, а извлекали их последними. Нельзя передать словами, какое это удовольствие — плавно погружаться в голубовато-зелёное море, пахнущее водорослями и путешествиями на «Кон-Тики» и «Ра»…
А когда накупаешься вволю — поваляешься на пляже, подставляя солнышку то один шоколадный бочок, то другой, а то и облезлую спину.
Нет-нет, не просите: я бывал в тех местах и, может быть, именно потому не смогу рассказать вам даже самую малость о том наслаждении, которое доставляют ласковое море, свежее дыхание ветерка и живописные картины природы.
Любой пионерский лагерь — это, конечно, хорошо и здорово, а здесь, в Артеке всё хорошее как бы умножено в несколько раз, а возможность дружить с ребятами из разных уголков Земли приобщает тебя ко всему сложному и огромному миру.
6.
И вот однажды вся дружина «Алмазная» пришла в неописуемое волнение: кто-то похитил из пионерской комнаты рулон ватмана с космической картиной.
Сам по себе этот факт ещё не говорил о воровстве как таковом, потому что любому разрешалось взять картину и добавить что-то своё: но при этом необходимо было предупредить Якова Германовича или Олю.
Было установлено наблюдение, а поскольку Гошка попался на глаза, Оля поручила ему самый ответственный участок поисков:
— Крутись здесь и смотри, кто принесёт картину на место. Понял?
— Так точно, товарищ старшая пионервожатая! — лихо ответил Гошка и даже вытянулся в струнку, насколько это было возможно.
Но как ни старался Гошка, а всё же именно в его, так сказать, дежурство картина появилась на своём обычном месте, будто её и не трогали. А когда её развернули — Яков Германович ахнул: в центре картины командир наших космонавтов передавал инопланетянам… Серп и Молот. Лучшего символа Мира и Труда не придумаешь! И врисован он был так мастерски, что в нём как бы отражались и мрак космоса, и огни планетолётов, и далёкие звёзды. Но подписи не было.
— Кто придумал это и нарисовал? — спросил Яков Германович на линейке, но все молчали. — Ребята, — продолжал он, — мы ценим скромность, однако в данном случае…
— Ведь по сути дела этот неизвестный тип есть сучок, — сказал Мокей, — а таится?!
— Недалёкий тип, — согласился Килограммчик.
— А не ты ли это, ГС? — спросил Джон Мокея.
— Гм… гм… — загадочно ухмыльнулся ГС (сокращение от «Главный Сучок»), не подтверждая, но и не отвергая такой возможности.
7.
Ну а что поделывает наш крылатый друг, мужественный и неутомимый путешественник? Разумеется, как и всё незаурядный натуры, Тюля-Люля в пути…
Погружённый в темноту, лишённый собеседника, он спит часами, как бы накапливая энергию для будущих подвигов и свершений. Он даже не знает, да и не интересуется, где находится: в поезде или в самолёте.
В посылке, куда он так удачно проник, были крупные, пахучие яблоки, плотно упакованные, и только одно из них слегка перекатывалось в узком пространстве рядом с попугайчиком. Это беспокойное яблоко Тюля-Люля постепенно съел с тройной пользой для себя: получил удовольствие, изрядно подкрепился и избавился от опасного соседа. После чего он благоразумно перешёл на диету, ибо тронь он любое другое яблоко хоть на половину — все могли прийти в движение…
Так он пребывал в неизвестности ещё некоторое время (судя по тому, что не очень проголодался, это длилось недолго), затем почувствовал, как его вновь куда-то несут, везут и опять несут, после чего наступил долгожданный покой. Послышались женские голоса, и кто-то весьма неожиданно и некстати чихнул.
— Будьте здоровы, — вежливо произнёс Тюля-Люля.
Мгновенно наступила тишина, и попугайчик, беспокоясь, что его не услышали, повторил:
— Будьте здоровы, — и добавил: — И нечего порхать по жизни!
Испуганный визг ответил ему, и девушки кинулись прочь от заговорившего ящика.
Тюля-Люля беспрепятственно вылез в одно из отверстий своего необычного жилища наружу, убедился в том, что комната наполнена только почтовыми предметами и запахами, недовольно пробурчал: «Чихать в промокашку», — вылетел в окно, ещё не зная, что уже началась его жизнь в Артеке.
8.
Перед самым отбоем сучки, по обыкновению, подбадривали друг друга надеждами и планами на отдалённое будущее, и тут Джон выдвинул новый и довольно смелый план.
— Был я сегодня в киностудии, — сказал он.
— Ну?
— Взял под свою ответственность киносъёмочную аппаратуру.
— Зачем?
— Хочу снять на плёнку Абсолют и добавить к тому фильму, что оставила нам предыдущая смена…
— Вот здорово! — восхитился Гошка.
— Попробуем, — согласился ГС и распорядился: — Завтра же!
— Есть, — разом ответили О’кей и Килограммчик.
— А ты, казачок? — спросил ГС.
— Я дисциплину нарушать не буду, — сказал Пётр и отвернулся к стене.
— Дело твоё, — хмыкнул ГС. — Быть тебе медалистом!
И с тем уснули, предвкушая сладость запретного.