Тайна Пито-Као

Аматуни Петроний Гай

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Боб Хоутон становится трезвенником

 

 

1

Сегодняшнее утро Боб мысленно назвал «косметическим»: кожа на лице изрядно шелушилась, а нос облез так, словно накануне Боб пытался сунуть его в пылающую вагранку. Теперь приходилось, сидя перед зеркалом для бритья, втирать в кожу какую-то патентованную мазь.

Покончив с процедурой, Боб обтерся до пояса полотенцем, смоченным в прохладной воде, задумчиво пососал кусочек льда и захлопнул дверцу холодильника.

Хоутон перелистал последние газеты и журналы, но читать не стал. Ничего не хотелось делать, душный, жаркий воздух как бы нехотя наполнял легкие. Включив вентилятор, Боб прикрыл глаза и подставил лицо под освежающую струю.

Мелони разыскал журналиста на веранде — тот, нежась в плетеном кресле, разглядывал монету. Ощутив легкий удар по плечу, Боб поднял голову.

— Привет, дружище! — воскликнул он, с удовольствием пожимая руку врача. — Присаживайтесь… Я вот смотрю и дивлюсь: совсем маленький кружочек металла, но как далеко он меня затащил!..

— Не вас одного.

— И не зря на монете надпись: «В бога мы веруем». Значит, все мы на пути, указанном самим всевышним. А?

— Вам виднее, — нахмурился Мелони, не поняв иронии Боба.

— Выпьем?

— Собственно, на этот раз я зашел к вам по другому поводу.

— Рад быть вам полезным, док.

— Вот уже целый час ломаю голову над одним вопросом.

— Из кроссворда?

— Да, пожалуй… Из жизненного кроссворда, так будет точнее.

— И что же это за штука?

— Как отличить честного человека от прохвоста?

— После чего, дорогой док, вы задались таким вопросом?

— Да вот… после прочтения вашего очерка о Пито-Као и мистере Бергоффе. Вы здесь два месяца, Боб. Пора если не узнать, то хотя бы увидеть кое-что… В чем дело?

— Но ведь это бизнес, док!

— Я не знал, что вы не журналист, а бизнесмен. Вы своими очерками помогаете прикрывать Грязные дела на этом острове.

— Док, скажите, что вам известно?

— Если бы не ваш литературный опус, я сегодня же сказал бы вам больше, чем до этого. А теперь я, право, не знаю, как решить кроссворд.

— Не надо так, док, — попросил Хоутон. — Я и без вас раздумываю сейчас о многом всерьез…

— Если так, — смягчился Мелони, — то я берусь помочь вам, Боб, но только поговорим не здесь. У меня появились основания не доверять вашему соседу, Пирсу, а он может заявиться в любую минуту. Да вот я слышу чьи-то шаги…

На веранду вошел слуга-туземец:

— Господин, к вам пришел Мауки.

— Пусти его. — Боб повернулся к Мелони — Мауки — мой новый друг. Туземцы очень сообразительны, общение с ними помогает мне изучать их язык.

Легким шагом на веранду вошел Мауки. Его одежда состояла из футбольных трусов Хоутона и старого колониального шлема.

— Господии, — слегка смущаясь присутствием врача, торжественно произнес Мауки, — я нашел Нечто и принес тебе.

— Покажи, Мауки.

— Я хочу сделать подарок только господину, — прямо сказал Мауки и посмотрел на Мелони.

— Вот из него, — с удовлетворением сказал врач, — вы не скоро сделаете «бизнесмена»! — и, кольнув Боба взглядом, поднялся. — Я жду вас у себя. Прощайте.

— До встречи, док! Так что же ты нашел, Мауки?

Юноша протянул Хоутону что-то похожее на тетрадь без обложки. Листы были тоньше папиросной бумаги, но плотные и гибкие, точно клеенка. Цвет желтоватый. Все листы покрыты странными письменами красного цвета.

— Где ты нашел это, Мауки? — взволнованно спросил Боб.

— Далеко, где Костер-гора. Я могу господину показать, где жил Нечто…

— Очень хорошо, Мауки! Ты молодец…

— Молодец — это вождь?

— Да-да. Юноша расцвел.

— Ну, а что я должен взамен подарить тебе?

— Я хочу знать фамилию Нечто, — твердо ответил юноша.

— Будь по-твоему! Идем, Мауки, в гараж, я возьму машину, и поедем.

Путь Боба и Мауки лежал через Лакитаун. У входа в кабачок восседал Оскар. Завидев Хоутона, он приободрился:

— Нынче вы мой самый ранний гость, Боб. Увы, Оскар, я тороплюсь.

Разве может найтись такое дело, о которое вы споткнетесь на пути к истине?!

— Не всегда истина в вине, — неопределенно ответил Боб. — Сейчас я хочу поискать ее в другом месте.

Оскар обиженно умолк, прислонился спиной к стене своего кабачка, вздохнул и не очень громко, но явно с расчетом быть услышанным изрек:

— Опасно забывать, что грехи прощаются только тем, кто их имеет!

Боб услышал и уже издали откликнулся:

— Не тревожьтесь, Оскар, я отойду в иной мир не менее чем трижды прощенным.

 

2

Они оставили машину у подножия вулкана: дальше начинался крутой подъем. Место это — самое дикое на острове — напоминало заброшенную каменоломню мифических циклопов.

Мауки шел уверенно, угадывая путь по каким-то ему одному известным приметам. Говорили на языке туземцев. Бобу доставляло удовольствие сознание, что он все свободнее понимает Мауки.

— Ты часто бываешь тут? — спросил Хоутон.

— Нет, господин. Но когда земля последний раз вздрагивала, я видел, как с головы Костер-горы упало перо, и тогда пришел.

— Да, верно, — вспомнил Боб недавнее землетрясение и посмотрел вверх: остроконечной скалы, напоминавшей издали птичье перо, не было.

Пробравшись между камнями, они вышли на обширное плато, упиравшееся в ровный крутой склон вулкана.

— Далеко? — нетерпеливо спросил Боб.

— Нет, господин.

Мауки взял немного западнее и направился к скалистому мыску, развороченному недавним землетрясением — изломы были свежие. Обогнув мысок, они увидели правее еще такой же длинный выступ, беспорядочное нагромождение камней и невысокий, едва в рост человека, черный зияющий вход, будто землетрясение приоткрыло перед человеком одну из тайн старого, уснувшего вулкана. Боб первым шагнул в пещеру. После яркого дневного света в глазах заходили серые круги.

— Господин взял с собой веселый огонь, — напомнил Мауки.

Боб вынул из кармана электрический фонарик, нажал кнопку…

В трех-четырех шагах впереди он увидел покатую, гладкую металлическую стенку и широкий открытый люк.

— Эту дверь открыл я, — гордо пояснил Мауки и ткнул себя в грудь пальцем.

Боб осторожно и бесшумно, точно входил в древний храм, перешагнул через порог люка. То, что он увидел затем, напоминало по своему внутреннему устройству подводную лодку.

В первом же отсеке он наткнулся на длинный скелет и в страхе отступил.

— Большой был, высокий, — громко сказал Мауки.

Звук его голоса напомнил Бобу, что он не один в этом склепе, и Боб успокоился. Не подходя к скелету, он осмотрелся, заметил узкий металлический шкаф у входа и открыл его. Там лежали толстые книги. Взяв одну из них, он с любопытством открыл ее. Листы книги были тонкие и из того же материала, что и листки, принесенные Мауки. Но вместо текста на них были фотографии… Вот широкие улицы странного города. Дома в нем были, вероятно, не очень высокие, с куполообразными прозрачными крышами. Вот ночной пейзаж: ровная, как лента, река, низкорослый лес. Вот город, залитый ночными огнями, и в темном небе — две крошечные луны…

Невероятная догадка обожгла мозг Боба. Ему стало не по себе. Присев на высокий порог, он тупо смотрел на длинный скелет, глазницы которого были холодно устремлены к потолку, к небу, где далеко отсюда…

— Я схожу с ума, Мауки, — прошептал Боб. — Это похоже на ракетный корабль марсиан!

— Хороший дом не должен оставаться без жильцов, господин, нельзя сходить с ума! — протестующе воскликнул юноша. — Пусть Мауки узнает все.

— Узнаем, Мауки, узнаем. Это очень трудно, но мы с тобой узнаем все! Я учился много, Мауки, и полагал, что все это зря. Но сейчас я счастлив, что моя голова не пуста!

Он засуетился в тесной каюте, не зная, с чего начать. Мауки внимательно наблюдал. Когда Боб подошел к скелету и тронул его, кости рассыпались и на ладони Боба осталась только легкая кисть, как бы дружески приветствуя его и вручая ему свою историю «из рук в руки».

От этой мысли Бобу стало вдруг весело, и страх исчез.

— Спокойствие, Мауки, — по-английски сказал Хоутон, — спокойствие. Ни слова об этом никому. Такой сенсации не публиковала еще ни одна газета! Ты понял, Мауки?

Юноша утвердительно кивнул.

— Мауки будет знать? — с надеждой спросил он.

— Да, Мауки, непременно, исследователь ты мой хороший, — ласково ответил Боб. — Но пока никому ни слова.

Лицо юноши расплылось в улыбке, глаза его задорно заблестели.

— Мауки будет молчаливым, друг, — сказал он, не замечая, что впервые в жизни назвал белого другом.