Бог создал иудеев, Чтоб дать всем смысл бытья. И ту его идею Душою принял я. Чем дальше я гляжу назад, Тем глубже в будущее взгляд. Народ мой, что века в пути, Нас учит, как вперед идти.

Когда вижу мир реальный без обмана, В свою душу я хочу нагнать тумана, Чтобы ложь в политигре мне не ловить, Призывать всех к дружбе и любви. Но мне ясно, что не справлюсь я с неправдой, И дыханье океана – мне отрада. И надеюсь на потомков наших свято, Что не быть им в жизни лживым стадом. Пусть они стараются повсюду Истину любви посеять люду…

Слушая кантора в синагоге, И смиренно думая о Боге, Кланяясь в молитве головами, Вроде б облегчаемся грехами. Каждого душа своё там слышит В песнопений звуках, многостиший. Только слышит ли всё это Бог? Кто любимы, как бы им помог? Видно, только скорбная душа, Что, ведома совестью, пришла, Там найдет грехов своих излет, Если уж созрел для покаянья плод.

Бухарские танцы под небом азийским Лучились порывом любви к друзьям. В круговороте ладони лихие Дарили отраду нашим глазам. Мир тот плясал, пел, веселился, Под радость седых отцов, матерей, А дети учились восточной культуре, Там впитывая дух общины своей. С надеждой родители представляли Судьбу детей их в стране родной. Но жизнь по иному у нас случилась, Мы ныне живём на земле другой… Ах, яркий танец бухарский. Не танец – любви азарт. Такая бесценная радость, Что даже – слезы в глазах. Дутар и домбра будто пляшут И звуки уходят во тьму, Все наши ладони дружно Протянуты миру сему. Бухарско-еврейская пляска, Сверканье весёлых глаз – Еще не забытая сказка Земли, где нет уже нас.

Подчас беспечно мы идём вперед, Не думая, что будет, наперед. И нашим детям, как и нашим внукам, Осмыслить бы свой длительный поход… Но мои мысли постоянно – с ними, О том, чем жить им через много лет И сохранится ли в них память О тех, которых с ними нет. Теперь ведь, в 21-ом веке, Уже бегут иные времена Не захлестнёт ли наши души Стыда печальная волна? Смогу ли я своею страстной речью Увлечь сегодняшних ребят, И отзовутся ль мне их дети?.. Всем в жизни предстоит найти себя…

– Я вопрос такой имею:: Разве плохо быть евреем? – Как точней тебе сказать… Им не всяк сумел бы стать! Я то знаю – жизнь прожил: Побеждал, но потужил…

Мы, эмигранты, все евреи, И, конечно, не из Кореи. Мы гонимы во всём мире, Потому и меняем тут фамилии. Ведь что сменилось для еврея? Американский хлеб тут не вкуснее, Но за ум здесь не гонимы, А хотим принять тут псевдонимы. Ну, скажите мне на милость, Мастерство ума здесь изменилось? Почему ж сейчас у наших юнцов Жажда отказаться от имен отцов? Но, как бы ни было нам тут, Они за это вряд ли что-то ждут. И их судить я не берусь. Боюсь, что сам я тоже изменюсь…

Рад избранному лидеру общины И вижу – он в расцвете сил. Он нас о помощи немного попросил, Когда немало средств и сам скопил, Чтоб нам иметь общинный дом. Обосноваться глубже хочет в нем: Там святость, мудрость, обрести И мудро к братству нас вести.

В Союзе, откуда я, дал Б-г, уехал, Где молодость оставил и зрелость нажил, Было мне постоянной помехою Еврейское имя мое – Иммануиль… В документах моих его корёжили, То Эдик, то Эдуард – изощрялись писцы. Так и жил в твореньях и книгах своих С именем не еврейским, а иным. Но пришло новое время – и в США На обложках книжек моих впереди – Моё имя родное: Иммануиль…

Диаспоры нашей девушки – просто красавицы. Трудолюбивы, верны – мне они очень нравятся. Черноокие, с искринкой в глазах, Даже если глаза – в слезах. Я хочу им стихи о любви сочинить – Свою светлую песню души подарить… А ещё я маму и бабушку вспоминаю – Как уроки их впитывал, подрастая. Счастье, что были они, – со мной всегда. Как умны и серьезны их милые лица – Они символ народа! Святой их дар – Уберечь ассимиляции границы.

Мы, евреи, миру всегда помогали И немало благ человечеству дали. В нас всегда крепостная стена была Перед тёмной силой любого зла. Так за что же нам веками – невзгоды? Почему же нас не любят народы? Тут и сами, видно, мы виноваты – Надо крепче любить друг друга, как брата.

Живет на свете чудо-человек. В него влюбился весь общинный цвет. Его подчас считают чудаком, Является ж добрейшим мудрецом. Проявит чуткость к каждому всегда, Найдёт еду собакам и котам… Жить суждено ему в жестокий век, А ведь Земле нужна любовь, о человек, Чтобы дружили люди и народы, Чтоб жили мы в согласии с природой.

Я прошу Создателя простить нас всех. За все слезы… за ненужный смех. За все глупости, а то и за мечту, За раскрытье тайн Его в быту. И Сам сегодня всем и всё прощаю, Враг ли кто-то иль завидовал любя. Да, прощаю всех, того ж прошу и я: Задевал, кого я знаю и не знаю…

Есть поговорка еврейская у нас: С душой бедною не стал бы богачом. Богатым будь, но узнавай притом Родных, друзей, коллег своих потом.

Скромные евреи жили-были, В высший круг когда-то не входили. Обучились, обустроились в быту – И вращаются у всех нас на виду.

Попрошаек в общине еврейской греем, Хоть и сами концы сводим слегка. Коль всерьёз же надо помочь еврею, Мы с душой стараемся помогать всегда.

Все радости жизни с собою несу. Себе оставляю их иль раздаю. А к ним в дополненье, я людям на суд В стихах раскрываю всю душу свою.

Америка нас приютила, Как многих, но не в этом суть: Мы дети сложных лет Союза – Пережитое не вернуть…

Коль мою общину ты заметил, В ней людей получше рассмотри. Пусть мала она на белом свете – Ёмкая и дружная внутри.

Ох, как мы, евреи, все умны, Всё видим и слышать всё должны. Смотрите, как все мы непросты, Оттого и живучи до черты…

Могут жить евреи и там и тут – Даже в Африке и на Аляске. Синагоги быстро там создадут И гешефтом займутся в пляске.

Вы не знаете Бухаристана? Приезжайте, друзья погостить. А понравиться у дастархана – Помогайте работать и жить.

Безумно жаль мой избранный народ: Его талантами я неизменно горд, Но как несложно в нём найти бриллиант, Чей в жизни не оценен был талант…

Я уже мучительно старею, Я хирею, пропадаю ни за грош, Но в обличье старого еврея В молодость ещё душою вхож.

С точки зрения молодости, Жизнь есть бесконечность радости. С точки зрения старости Жизнь – всего мгновенье сладости.

Мне очень жаль, ей-богу, И я грущу поэтому пока, Что дам хоть водят в синагогу, Но не для укороченья языка.

Себя, наверно, эмигранты не осудят За неудачи нашей жизни всей. За все грехи, покуда жизнь в ней будет Каждый наш избранный еврей.

Весь мир кушает, чтобы жить, Мы ж, бухарцы, живем, чтобы кушать. Гиред-гиред, хуред-хуред, ты должен есть. Берите-берите, кушайте-кушайте, чтобы нам быть.

Раббаи наши призывают свой народ Жить в ауре Всевышнего морали, И в глатт-кошерности всегда идти вперед. Куда же сами смотрят? Вновь соврали…

В синагоге или на работе – Куда судьба бы нас ни заносила – Мы, как всегда, о Торе говорили, О нас, евреях, о враждебных силах…

Едва уехали евреи за границу, Полезли тут же местные в столицу, Чтоб знаний и здоровья там набраться. Но нет евреев – и на Запад мчатся…

У каждой еврейской общины запах особый: Ашкиназия пахнет фарш-рыбой и сдобой, Горская – сыром и коньячком. Ну, а бухарцы – самсою с лучком…

Наше племя с колен Исаака ведем. И величье его разума бережем. Как в едином теле, душой растем И любовь нашу людям мы несем.

Есть цель – есть идея! У любого иудея. Бог ведь выбрал нас И дал завет – бытия наказ.

Друзья, не наши песни здесь поют, Не нашим языком волнуются евреи – И чувства наши здесь, увы, черствеют – Душой собратья не всегда живут…

Евреи я ваш хрупкий сосудик. Меня корежит, душа болит, Когда задевают наши чувства И специфический наш быт…

Помогают бедные – семейные. Грабят жадные – любые. Пировать приходят чужие. Горевать, соболезновать, родные.

Верить нужно своему разуму, А не толковать Писание по-рабскому. Понимайте метафорично, обыватели, Буквоедские заявленья толкователей.