— Я ничего не понимаю в тяжелой атлетике, — заявил инспектор Беркович. — Наверное, это выглядит странным для полицейского, но так уж получилось. В детстве ходил в математическую школу, а когда переехал в Израиль, то не до спорта было. И лишь когда захотел пойти в полицейские, обратил на свою спортивную форму серьезное внимание.

Разговор происходил в кабинете инспектора Хутиэли несколько минут спустя после того, как Беркович получил от начальства распоряжение принять к расследованию дело об убийстве Нортона Блейка, спортсмена-тяжеловеса, обнаруженного мертвым в его гостиничном номере.

— Ты хочешь, чтобы я забрал у тебя это дело? — спросил Хутиэли. — Ради Бога, Борис, я с удовольствием помогу тебе в расследовании, если возникнет необходимость, но объясни мне, какое отношение к делу имеет твоя спортивная неосведомленность? Это же обычный грабеж.

— Не думаю, — отозвался Беркович. — Для обычного грабежа все слишком хорошо инсценировано.

— Думаешь, что кубки украли для отвода глаз?

— Похоже на то.

— Расскажи подробнее, — попросил Хутиэли. — Я ведь знаю об этом деле только то, что сообщалось в сводке.

— На прошлой неделе, — начал рассказ Беркович, — в Тель-Авиве начался чемпионат мира среди юниоров по тяжелой атлетике. В Израиле соревнования такого уровня проводятся впервые, интерес был огромным. Юниоры, правда, — это не что корифеи, но тоже, видимо, интересно. Прибыло тридцать два спортсмена из семнадцати стран. Израильтянин тоже участвовал, но дошел только до одной восьмой финала. В полуфинал вышли тяжеловесы из Штатов, России, Франции и Сенегала. Вот, смотрите, это четверка полуфиналистов — снимок сделан вчера утром уже после того, как стало известно, что в финал вышли Руди Баскер из Штатов и Убадо Кадора из Сенегала.

Хутиэли взял фотографию, на которой были изображены четыре юных богатыря — каждому на вид можно было дать лет по семнадцати. Полуфиналисты стояли рядом друг с другом, улыбаясь в камеру, все в одинаковых спортивных майках, плотно облегавших поджарые тела. На майках было написано «Нам хорошо с „Элит“» — эта компания была основным спонсором соревнований и, естественно, рекламировала свою продукцию всеми возможными способами. Два полуфиналиста были неграми — Баскер из Штатов и Кадора из Сенегала, отличить их друг от друга было весьма затруднительно, у них и комплекция была одинаковой — богатыри под два метра. Француз и русский выглядели как бы «пожиже», хотя в сравнении, например, с инспектором Берковичем тоже были богатырями.

— Этот, что ли? — спросил Хутиэли, ткнув пальцем в одного из негров, того, что улыбался шире своего конкурента.

— Нет, это Кадора, сенегалец, — отозвался Беркович. — А убили американца Баскера, он вышел в финал, и, похоже, знатоки отдавали ему предпочтение перед вторым финалистом Олегом Брилевым.

— После того, как «Элит» нацепил на спортсменов майки, начались полуфинальные соревнования, — продолжал Беркович. — Это было вчера днем. Баскер и Брилев победили и вышли в финал, который должен был состояться сегодня. Но утром Баскера нашли в его номере с проломленным черепом. Рядом лежала двухпудовая гиря, с которой он тренировался. На гире следы крови, так что искать орудие убийства долго не пришлось.

— Почему первой версией было ограбление?

— Да потому, что из номера исчезли бриллиантовые запонки и платиновая брошь Баскера. И то, и другое он надевал на банкет, состоявшийся перед началом соревнований. Видеть эти ценности мог кто угодно, позариться мог каждый.

— Каждый, кто жил в гостинице «Плаза», — уточнил Хутиэли. — Если я правильно понял то, что сказано в сводке, после полуночи и до семи утра в гостиницу не входил никто из посторонних. А в полночь Баскер был еще жив — его видели в коридоре.

— Верно, — согласился Беркович. — Я бы еще больше сузил область поиска. Во-первых, нужно обладать недюжинной силой, чтобы грохнуть человека по голове двухпудовой гирей. Во-вторых, Баскер наверняка знал убийцу, иначе почему впустил его к себе в номер поздно ночью? Оба обстоятельства, кстати, и навели меня на мысль, что ограбление — инсценировка.

— Я понимаю ход твоих рассуждений, — медленно проговорил Хутиэли. — Ты решил, что Баскера убил кто-то из его же коллег-спортсменов. Из зависти или по другой причине.

— Скорее все-таки из зависти, — кивнул Беркович. — Видите ли, эти четверо познакомились уже здесь, в Тель-Авиве, так что другие причины исключаются.

— Почему ты говоришь о четырех? В соревновании принимали участие еще двадцать восемь человек.

— Израильтянин Ганор вообще не жил в «Плаза», а остальные в ту ночь не были в отеле — поехали отмечать свое поражение в один из ночных клубов, вернулись утром. Остались только четверо.

— Не понимаю, — нахмурился Хутиэли. — Это ведь было уже после полуфинала. Русский и француз выбыли из борьбы, какой был смысл соблюдать спортивный режим.

— Говорят, что очень устали и хотели отдохнуть, — объяснил Беркович. — Возможно, это так. А возможно, один из них лжет.

— Если принять твою версию, — вздохнул Хутиэли, — получается, что подозреваемых трое — Кадора из Сенегала, Брилев из России и Вернье из Франции. Причем самый подозрительный — Брилев, поскольку он вышел в финал и больше других был заинтересован в смерти Баскера.

— Как раз именно поэтому я полагаю, что Брилева следует подозревать меньше других, — возразил Беркович. — Не идиот же он, должен понимать, что убийство перед финалом — самый верный способ навлечь на себя подозрения.

— Не аргумент, — хмыкнул Хутиэли. — Парень явно был в состоянии аффекта, когда шел на убийство. Ты думаешь, он способен был рассуждать здраво?

— Думаю, да. В состоянии аффекта не изображают так тщательно попытку ограбления. Впрочем, я, конечно, не собираюсь сбрасывать со счетов и Брилева, все может быть.

— Трое подозреваемых, — протянул Хутиэли. — Ты, видимо, уже проверил, как каждый из них провел ночь?

— Во всяком случае попытался. Брилев со своим тренером снимает номер на шестом этаже. Оба утверждают, что спали. Возможно, это так, потому что постояльцы из соседних номеров не слышали никакого шума, никто не ходил по коридору, не хлопал дверьми… Кадора тоже спал, но подтвердить это не может никто. Вернье утверждает, что провел ночь с девушкой, но отказывается назвать ее имя и не хочет даже сказать, работает ли она в отеле или он привел ее с улицы.

— Естественно, — хмыкнул Хутиэли, — за такое поведение тренеры его по голове не погладят.

— Глупое поведение, — раздраженно заявил Беркович. — Его подозревают в убийстве, а он боится гнева тренеров!

— Похоже, что ты так и не смог выбрать, кому из подозреваемых отдать предпочтение, — резюмировал Хутиэли. — И решил отказаться от этого дела под предлогом того, что ничего не понимаешь в спорте. А я по-прежнему не могу понять, какое отношение плохое знание спорта имеет к раскрытию преступления.

— Мне все время кажется, что это самое важное, — вздохнул Беркович. — Тут какая-то деталь, связанная именно с особенностями тяжелой атлетики. Ее-то я и не могу уяснить. Вы, возможно, лучше бы в этом разобрались…

— Сомневаюсь, — покачал головой Хутиэли. — Давай договоримся так. У меня до пяти вечера все занято очень плотно — нужно провести три важных допроса. Ты пока действуй сам, а если все останется на нулях, я к тебе подключусь.

— Хорошо, спасибо, — сказал Беркович.

В «Плазе» за время отсутствия инспектора мало что изменилось. Три молодых спортсмена находились каждый в своем номере под присмотром полицейских, у двери номера, где жил Баскер, дежурил сержант Бен-Закай.

— Тело увезли, — сообщил он Берковичу. — Хан просил вам передать, что результат экспертизы будет завтра, но, по его мнению, удар мог нанести только очень сильный человек.

— Это и без экспертизы ясно, — пробормотал инспектор и вошел в номер, закрыв за собой дверь. Он уже проводил здесь первичный беглый осмотр, и теперь приступил к более детальному обыску, хотя и не ожидал, что обнаружит что-нибудь такое, чего не увидел несколько часов назад. Подтертое пятно крови у дивана, меловая линия очертила контуры тела. Баскер был крупным парнем, даже если судить только по этим контурам. В открытом шкафу — несколько костюмов на разные случаи жизни, в ящиках скомканное белье, спортивная форма, в углу, на специальной подставке, большой чемодан и спортивная сумка. Беркович раскрыл сначала чемодан, переворошил белье, не нашел ничего интересного, проделал ту же операцию с сумкой. Вернулся к дивану и сел, пристально разглядывая комнату. Ему казалось, что он все-таки упустил важную деталь. Видел, держал в руках и упустил, не обратил внимания.

Это ощущение было Берковичу знакомо, оно его не раз выручало, подсказывая правильное заключение, но неоднократно и подводило, когда казалось, что упущенная деталь играет важную роль, а потом выяснялось, что деталь эта, которую он в конце концов все-таки находил, не имела к делу ровно никакого отношения. Интуиция — вещь, конечно, полезная, но в рутинной работе лучше полагаться на четкий план обыска и тщательный осмотр.

Беркович поднялся и направился в ванную комнату, где обнаружил висевшую на перекладине спортивную майку Баскера, в которой он, видимо, выступал в полуфинале. Майка пропахла потом, спортсмен, видимо, не собирался ее стирать, а повесил просто для проветривания. Запах был не очень приятен, и Беркович вернулся в комнату.

Мысль, пришедшая ему в голову, выглядела странной, но он все-таки решил ее проверить. Подошел к шкафу и, как уже делал несколько минут назад, распахнул створки. Внизу, под костюмами, валялись несколько пар трусов, поверх которых лежала скомканная яркая майка — подарок фирмы «Элит». Беркович поднял майку, расправил, убедился в том, что мысль, пришедшая в голову оказалась верной, и с удовлетворением хмыкнул. Для проверки он все-таки прошел в ванную комнату, снял с перекладины висевшую там майку и приложил ее к подарку фирмы «Элит».

Похоже, что все так и есть.

Что ж, теперь нужно не спугнуть убийцу. Вряд ли он уже понял, какую ошибку совершил, но все-таки нужно вести себя с ним осторожно. Хотя… Что мог бы придумать убийца в ответ на просто вопрос?

Беркович вышел из номера Баскера, закрыл дверь, кивнул Бен-Закаю и направился на другой этаж, где жили Брилев и Вернье. В руках у Берковича был непрозрачный полиэтиленовый пакет.

Инспектор подошел к двери номера Вернье.

— Все спокойно? — спросил он у дежурившего здесь полицейского, имя которого было Берковичу не известно.

— Да, инспектор, — был ответ. — Сидит, смотрит телевизор.

Беркович вошел в номер. Француз действительно сидел в кресле и наблюдал за футбольным матчем. Увидев инспектора, Вернье вскочил на ноги и заричал:

— Послушайте, это нарушение всех прав! Почему я должен сидеть в номере? Какое я имею отношение…

— Минуточку, месье, — прервал француза Беркович. — Если не ошибаюсь, вчера вы, как другие полуфиналисты, были награждены майками фирмы «Элит», верно? Вы еще в них фотографировались.

— Ну, — буркнул Вернье, сбавив тон. — И что?

— Не могли бы вы надеть эту майку? Я ведь вчера не присутствовал ни на соревнованиях, ни во время съемок…

— Вы что, издеваетесь? — вскинулся Вернье. — Почему я должен перед вами представление устраивать?

— Потому что я вас об этом прошу, — спокойно отозвался Беркович. — Вы ведь не выбросили свою майку, это все-таки подарок спонсора?

Вернье пожал плечами и направился в ванную, откуда вернулся в цветастой майке с надписью «Нам хорошо с „Элит“».

— Великовата, пожалуй, — скептически сказал Беркович. — Какой это размер, самый большой, наверное?

— Да что вы от меня хотите? — неожиданно запаниковал Вернье. — При чем здесь размер?

— Да вот, поглядите, — инспектор вытащил из кармана фотографию четырех спортсменов и положил на стол перед французом. — Здесь майка на вас в обтяжку, потому что это ваш размер. Та, что сейчас на вас, на пару размеров больше, и висит мешком. Но зато на Баскере она была бы в самый раз. Как на фотографии, верно?

Вернье, как завороженный, смотрел на инспектора, а Беркович медленно, создавая нужный эффект, вытягивал из полиэтиленового пакета, майку, взятую из шкафа в комнате Баскера.

Издав сдавленный крик, Вернье бросился к двери, но попал в объятия полицейского и сник.

— Если бы он не сделал этой ошибки, — сказал Беркович инспектору Хутиэли, вернувшись в управление, — у нас не было бы ни единой улики. Вернье ведь действительно убил соперника из зависти — понимал, что, пока Баскер жив, ему ничего не светит. А убив, не мог отказать себе в удовольствии и нацепил на себя майку соперника, а свою сунул ему в шкаф. Все бы хорошо, но Вернье меньше Баскера, чужая майка висела на нем мешком, но разве убийца мог думать в тот момент о такой мелочи?

— Да, — философски заметил Хутиэли, — убийцы всегда попадаются на мелочах. А наша с тобой обязанность — эти мелочи не упустить из вида.