— Теперь уже ничего не докажешь, — мрачно сказал эксперт Хан, отойдя с инспектором Берковичем подальше от шумевшей толпы мошавников и от полицейских, сдерживавших волну народного гнева. Гнев, кстати, был направлен не против Реувена Лепака, чьи гады расползлись сейчас по окрестным лесам, а против стражей порядка, из-за которых в размеренной жизни мошава возникли непредвиденные осложнения.

— Ничего не докажешь, — повторил Хан. — Михаэль Орман погиб от змеиного укуса — это единственное, что я могу сказать наверняка. На щиколотке два характерных следа, припухлость. Смерть наступила в результате паралича органов дыхания. Если бы помощь подоспела в течение хотя бы получаса, его удалось бы спасти. Но бедняга пролежал без сознания всю ночь…

— Понятно, — кивнул Беркович. — Если добавить к этому, что Орман сам выпустил гадов, которых, по идее, должен был охранять, то налицо типичный несчастный случай, произошедший в результате халатности.

— Скорее всего, — согласился эксперт. — На дверце пальцевые следы Ормана, они расположены поверх следов Лепака — значит, именно сторож был последним, кто открывал вольер.

— Вот именно. Вопрос в том, каким образом Орман мог погибнуть от змеиного укуса, если в вольере не было ни одной ядовитой змеи?

— Ну, одна была — это теперь несомненно.

— Не было, Рон, не было! У меня документы, на основании которых Лепак ввозил свой террариум в Израиль. Одиннадцать змей, на каждую у него был сертификат и разрешение. Это не ядовитые породы. Большая часть — ужи. Лепак привез змей, чтобы устроить в мошаве террариум и показывать коллекцию туристам. За деньги, естественно.

— Когда это произошло? Я имею в виду: когда Лепак вернулся со змеями из Таиланда?

— В пятницу на прошлой неделе. Вольер был приготовлен заранее, и в тот же день все змеи оказались в привычных для них условиях. Не придерешься.

— А тебе хочется придраться? — прищурился Хан.

— Нет, с чего ты взял? Но ведь что-то произошло! Среди змей не должно было быть ни одной ядовитой, но она там оказалась!

— Ты полагаешь, что гадов смогут найти?

Беркович пожал плечами.

— Сейчас их ищут по всей территории мошава и в окрестностях. Как ты сам видишь — пока безрезультатно. Прошло слишком много времени, змеи могли расползтись куда угодно.

— Что говорит Лепак? — поинтересовался эксперт.

— Парень в шоке. Сейчас с ним вообще трудно разговаривать. Все время твердит: «Что он сделал? Почему открыл вольер?» Клянет себя — вчерашний вечер он провел в Тель-Авиве у родственников. Если бы Лепак был здесь, трагедии, возможно, не произошло бы.

— Почему Орман открыл вольер? Он же должен был охраной заниматься, а не со змеями играть.

— Кто теперь скажет? Ночь, скука. К тому же, Орман был убежден в том, что змеи не опасны. Хотел в руках подержать.

— Гадость какая, — пробормотал Хан.

— Вот именно, — кивнул Беркович. — Но некоторым нравится. Собственно, Лепак и собирался ведь давать посетителям ту или иную змею в руки. Именно поэтому он специально отбирал породы, совершенно не опасные.

— Получается один из двух вариантов, — задумчиво сказал эксперт. — Первый: таиландские змееводы ошиблись, выдавая сертификаты, и одна из змей все-таки принадлежала к ядовитым породам. Второй: кто-то подменил одну из змей или подсунул в вольер лишнюю.

— Ты полагаешь, что эксперты в Таиланде могли так ошибиться?

— Нет, конечно! Даже я, наверное, смог бы отличить ядовитую змею от обычной. Язык, например, который…

— Иными словами, первый вариант отпадает, — прервал Беркович эксперта. — Остается второй: змею подменили. Зачем?

— Ну, — продолжал рассуждать Хан, — тут тоже возможны варианты. Первый: просто из хулиганства — убийце все равно было, кого укусит змея. Второй: убийца хотел расправиться с Орманом. И третий: замышлялась расправа над Лепаком, а Орман пострадал невинно.

— Ты веришь в версию хулиганства? — удивился Беркович.

— Нет, я лишь перебираю варианты.

— Я тоже не верю, что в мошаве мог найтись негодяй, который просто ради интереса подсунул бы в вольер ядовитую змею. К тому же, он должен был знать, что в руки змею возьмет именно Лепак — ведь это его хозяйство, он их кормил, он их хотел туристам показывать… А Орман что? Охранник. Как мог быть убийца уверен, что Орман, делая ночной обход территории, захочет порезвиться с гадами?

— Никакой гарантии, — согласился Хан. — И какой вывод из всего этого? Некто хотел убить Лепака, а пострадал Орман?

— Похоже, что так.

— Все равно есть тут нестыковка. Лепак наверняка прекрасно знал «в лицо» своих питомцев. Неужели он не обратил бы внимания на чужую змею и взял бы ее в руки?

— Не знаю. Когда парень выйдет из шокового состояния, я ему задам этот вопрос.

— Извините, инспектор, — обратился к Берковичу сержант Кубелик, — я вызвал, как вы просили, друзей Лепака и невесту Ормана. Они в кабинете главного бухгалтера.

— Иду, — кивнул Беркович и направился к административному корпусу. Друзей Лепака оказалось двое — Арик Шехтман и Лея Герштейн, обоим было лет по двадцати пяти, как и самому Лепаку. А Эйнат Хариф, невеста погибшего, выглядела совсем молоденькой — вряд ли ей было больше семнадцати. Держались трое молодых людей на вид стойко, — даже Эйнат не плакала, а только до крови закусывала губу, — но мало что могли добавить к той информации, что уже была у инспектора. Были ли у Лепака враги? Не было, какие враги, мы тут с детства друг друга знаем, Реувена все любили, он для мошава готов был в лепешку расшибиться. Он очень талантлив, а в подражании не знает равных. Крик любого зверя, голос любого человека, любой почерк… После армии все путешествовали по экзотическим странами ради собственного удовольствия, а Реувен хотел сделать в мошаве что-то необыкновенное и в конце концов придумал эту идею со змеями. Поехал в Таиланд, оттуда и привез одиннадцать штук.

Давно ли Орман работал охранником? Не очень, он из армии вернулся всего год назад, потом три месяца путешествовал — правда, в отличие от Лепака, не по Азии, а по Южной Америке. А сторожем начал работать зимой, когда решил, что с университетом, куда он хотел поступать, можно и подождать.

Зачем Орман открыл вольер? На этот вопрос никто не смог толком ответить, даже Эйнат, знавшая Михаэля, естественно, лучше других. Нет, Орман не настолько любил гадов, чтобы так уж стремиться подержать их в руках. Но и утверждать, что он ни за что бы этого не сдалал, тоже никто не решался.

Разговор продолжался около двух часов, а потом смертельно уставшая Эйнат едва не упала в обморок, и ее пришлось проводить до дома.

Змей так и не нашли. Впрочем, и шансов было немного, кругом лес, не очень густой, конечно, но укрыться там под камнем или в кустах любая змея могла запросто. Как сказал Рон Хан: «Никаких доказательств».

Часа через два Беркович еще раз решился поговорить с Лепаком. Врач сказал, что парень способен отвечать на вопросы. На этот раз он действительно не повторял, как заведенный, одно и то же, понимал все, что спрашивал инспектор, но отвечал вяло, испуганно, будто боялся, что его могли заподозрить в чем-то предосудительном.

— Я открывал клетку вчера утром, — сообщил Лепак, — дал змеям корм. Закрыл и ушел домой.

— Больше в вольер не приходили?

— Нет, вечером я поехал в гости.

— Клетку мог открыть любой? Например, Орман…

— Михаэль не любой. Он отвечал за охрану, и у него были ключи.

— Он часто открывал клетку?

— Не знаю… Зачем ему это было нужно?

И наконец Беркович решил задать прямой вопрос:

— Кто в мошаве мог желать вашей смерти?

— Моей? — от неожиданности Лепак едва не упал со стула. — Понятия не имею. Никто. А почему вы так…

— Кто-то же подменил змею. И тот, кто это сделал, знал, что вы-то клетку наверняка откроете.

Лепак смотрел на Берковича широко раскрытыми глазами и молчал, осмысливая услышанное.

— Подменить змею? — сказал он наконец. — Глупо… Я бы увидел.

— Но змею подменили, верно?

— Да…

— Отсюда следует то, о чем я сказал.

— Ужасно. Меня? Убить? Я не знаю. Мне нужно подумать.

— Подумайте, — сказал Беркович и прекратил разговор.

Вечером он поздно вернулся домой и не стал рассказывать Наташе о трагедии в мошаве. Выяснить, кто хотел смерти Лепака, ему так и не удалось. Об Ормане говорили всякое, хотя, вроде бы, и не полагалось — о покойном или хорошо, или ничего. А Лепака все изображали человеком, лишенным недостатков. Это не то чтобы настораживало, но наводило на кое-какие размышления. Беркович вспомнил осужденного в прошлом году Хаима Бровермана — его тоже считали чуть ли не ангелом, а он однажды ударил соседа ножом, да так, что того с трудом спасли. И еще… Кто-то что-то сказал сегодня. О Лепаке? Об Ормане? Кто сказал? Не вспоминалось, да Беркович и не старался — знал, что воспоминание придет само, нужно отвлечься, думать о приятном, об Эйнат, например. Красивая девушка. Кстати, она сказала странную фразу: «Когда я была поменьше, мы с Реувеном дружили». Нет, это как раз не странно, в мошаве дружили все дети, что тут необычного? А, вот: «Он меня учил копировать. Пение птиц, отдельных людей, почерки»…

Может, что-то еще?

— Что с тобой? — спросила мужа Наташа. — Ты сегодня какой-то взвинченный, сам с собой разговариваешь. Неприятности на работе?

— Были, — заявил Беркович. — Теперь, пожалуй, уже нет. Но я должен сделать несколько звонков.

Он позвонил в полицейский участок, к которому относился мошав, и попросил коллег установить наблюдение за домом Лепака. Следующий звонок он сделал самому Лепаку и, когда молодой человек взял трубку, сказал:

— Реувен, я намерен отдать на экспертизу сертификаты на змей. Я их вам сегодня вернул, подготовьте, пожалуйста, к утру…

— Я не понимаю… — начал Лепак, но Беркович оборвал его словами:

— И еще. Михаэль ведь был уверен в том, что змеи не опасны? И потому, когда вы попросили его положить им корм, он не нашел в этом ничего странного?

— Я не…

— Вы же сами сказали, — повысил голос Беркович, — что вчера вечером были в Тель-Авиве, хотя, по вашим же словам, змеи должны получать корм дважды в сутки, утром и вечером. Значит, вы попросили Ормана…

— Это неправда!

— Это правда. Завтра утром я жду вас в своем кабинете, и вы мне все расскажете.

— Я не… — начал Лепак, но Беркович положил трубку.

Час спустя позвонил сержант Кубелик и спросил, что делать с Лепаком — парень хотел куда-то уехать, и пришлось его задержать.

— Пусть посидит до утра, — сказал инспектор, — а к девяти доставьте в управление. Надеюсь, у него будет достаточно времени подумать.

— Лепак давно имел зуб на Ормана, — рассказывал на следующий день Беркович эксперту Хану. — Причин накопилось много, я еще не во всем разобрался, но вот тебе одна: Эйнат полюбила Ормана, а не Лепака. Месть он придумал изощренную, ты должен согласиться.

— Но откуда он взял ядовитую змею? — удивился Хан.

— Привез из Таиланда. И сертификат у него был соответствующий. Но Лепак его подделал. У него были способности — это мне Эйнат сказала. Лепак утверждал, что все змеи не ядовиты, и ни у кого не было причин не верить. А позавчера вечером он попросил Ормана задать гадам корм — тот и сам был не прочь, ведь парень не подозревал об опасности. Лепак уехал в Тель-Авив, создав себе алиби, а Орман… Ну, дальше ты знаешь. Орман погиб, змеи разбежались. Фактически беспроигрышный вариант. Ты сам сказал: «Ничего не докажешь».

— Но ведь ты доказал?

— Если бы я не понял, что сертификат подделан, то ничего бы доказать не смог. Кстати, на самом деле это была песчаная гадюка — самая опасная из этого отряда пресмыкающихся.

— Терпеть не могу змей, — заявил Хан.