– Жарко, – сказал сержант Беркович, войдя в кабинет. – Похоже, что скоро начнут плавиться стены зданий, и Тель-Авив потечет, как масло…

– Интересная картина, – хмыкнул инспектор Хутиэли. – У тебя образное мышление, Борис. Но мышление полицейского должно быть не образным, а точным. Нарисованная тобой картина плавящегося Тель-Авива не может соответствовать фактам и потому не свидетельствует о том, что ты сегодня в хорошей форме.

– О какой форме вы говорите, инспектор? – воскликнул Беркович. – Здесь, в кабинете, можно жить, но на улице – просто Хиросима после атомного взрыва!

– Ерунда, – отрезал Хутиэли. – Полицейский не должен быть столь эмоциональным. Полицейский по этому поводу должен сказать: «На улице температура плюс тридцать семь градусов, рубашка прилипает к спине, пить нужно каждые пять минут, и влажность достигает восьмидесяти процентов».

– Фу, – поморщился Беркович. – Все точно, как в показаниях, пригодных для использования в суде, но совершенно не интересно!

– Надеюсь, – сказал инспектор, – ты не станешь составлять отчет об осмотре места происшествия в таком возвышенном стиле?

– Нет, конечно, – сразу посерьезнел Беркович. – А что, есть место происшествия, которое нужно осмотреть?

Хутиэли покачал головой и склонился над бумагами.

– Нет, – пробормотал он. – И надеюсь, сегодня не будет.

Естественно, он ошибался и убедился в своей ошибке несколько минут спустя. Зазвонили сразу два телефона – у Берковича и инспектора. Сержант поднял трубку и услышал голос дежурного:

– Бери группу и выезжай, Борис! Улица Тосканини, девять-шестнадцать. Убийство.

В это время Хутиэли объяснял кому-то:

– Да, конечно, это наш лучший следователь. Не беспокойтесь, он уже выехал.

– Кто выехал? – поинтересовался Беркович, положив трубку.

– Ты, конечно! Машина ждет внизу, убийство.

– Очень лестно слышать, – сказал Беркович, быстро собираясь на выход, – что тебя называют лучшим следователем.

– Если разберешься по горячим следам, – сказал Хутиэли, – я это мнение передам начальству.

– В такую жару, – согласился сержант, – следы могут быть только горячими, это ясно…

На узкой улице Тосканини полицейские машины стояли на тротуаре, а дорогу перегородила машина скорой помощи. Беркович с экспертом и фотографом поднялись в лифте на шестой этаж и вошли в кабинет врача-дантиста Даниэля Зальцмана. Врач, мужчина средних лет, лысый, как Фантомас, сидел на медицинской кушетке в углу и выглядел не лучше, чем труп молодой женщины, лежавший в зубоврачебном кресле. Пуля попала женщине в затылок, смерть наступила мгновенно, крови было очень мало. Эксперт и фотограф занялись убитой, а Беркович подошел к дантисту, около которого стоял полицейский из патрульной бригады.

– Вы Даниэль Зальцман? – участливо спросил Беркович. – Это произошло на ваших глазах?

– Он мог убить меня! – вскричал врач, и лысина его покрылась каплями пота. – Я стоял рядом с Эстер!

– Женщину звали Эстер…

– Эстер Михельсон, она моя постоянная пациентка. Пришла сегодня, как обычно, ей нужно было продолжить лечение второго коренного зуба слева, который…

– Неважно, – перебил Беркович. – Что произошло, когда госпожа Михельсон села в кресло?

– Что произошло! Я взял инструмент, но не успел еще подойти к Эстер, вдруг открылась дверь, появилась рука с пистолетом, прогремел выстрел, и Эстер… О Господи! Кошмар! Я чуть сознание не потерял! Пришел в себя через минуту или две, не помню…

– И бросились в погоню…

– В погоню? Я что – псих? Он бы и меня убил! Я позвонил в полицию – вот что!

– А где ваша секретарша? В приемной никого нет.

– Рина? Она сегодня отпросилась, придет после обеда, у нее какие-то дела в Национальной службе страхования, она мать-одиночка и новая репатриантка к тому же…

– Понятно, – сказал Беркович. – В приемной было пусто, убийца вошел, выстрелил и спокойно вышел. Вы видели только его руку или лицо тоже?

– Я и руку толком не видел! Он выстрелил, а я…

– Да-да. Извините, я вас на время оставлю, не покидайте кабинета, пожалуйста.

Беркович подошел к эксперту, закончившему осмотр трупа.

– Стреляли скорее всего из «беретты», – заявил эксперт Фукс. – Извлечем пулю, скажу точно. Тело можно унести.

– Распорядись сам, – сказал Беркович, – я поговорю с соседями.

Сказать это было куда проще, чем осуществить. На шестом этаже, где размещался кабинет дантиста, было еще две квартиры, и обе оказались заперты, на долгие звонки никто не отвечал. Этажом ниже в одной из квартир шел ремонт, и румыны-рабочие утверждали на ломаном иврито-русском наречии, что мимо по лестнице никто не поднимался и не спускался по крайней мере вот уж два часа. Значит, убийца скорее всего поднялся на лифте и спустился тоже. Если он не полный идиот, то выбрал, конечно, время, когда в лифте никого не было – зачем ему лишние свидетели? Опрашивать жильцов смысла не имело – если рабочие утверждали, что никто по лестнице не поднимался, значит, и жильцы первых этажей не могли никого видеть. Все же Беркович поручил Науму Пундаку из патрульной группы обойти все квартиры и задать жильцам несколько простых вопросов.

Сам же сержант спустился вниз и вошел в будочку сапожника, сидевшего в подъезде прямо за входной дверью. Будочка была совершенно открытой, жара здесь была, как на улице, сапожник сидел, сняв с себя почти всю одежду – на нем были только огромные яркие шорты.

– А! – воскликнул он, увидев подошедшего полицейского. – Сейчас вы спросите, видел ли я кого-нибудь, кто вошел в лифт в промежутке между десятью и половиной одиннадцатого!

– Спрашиваю, – улыбнулся Беркович, – видели ли вы, кто вошел в лифт в промежутке между десятью и половиной одиннадцатого?

– Отвечаю, – радостно сказал сапожник. – Никого не видел!

– Были заняты работой? – разочарованно спросил Беркович.

– В такую жару? Нет, я сидел вот тут и смотрел на улицу. День сегодня просто ужасный. Ни одного клиента. Да это ладно – в дом вообще никто не входил. И не выходил. Из чужих, я имею в виду.

– Вы уверены? – осторожно спросил Беркович.

– Хм… А моя фотография будет в газете, если я выступлю в суде?

– Обязательно, – пообещал сержант. – Анфас и в профиль, как пожелаете.

– Так я вам повторю для протокола: из чужих никто не входил и не выходил. А из своих в эти полчаса вышел только Эрик Виан с третьего этажа. Я, помню, его еще спросил: «Охота вам в такое пекло?» А он мне в ответ: «Надо, дела».

– В какой квартире он живет?

– Он здесь не живет. Виан снимает офис на третьем этаже, не знаю, чем он занимается, по-моему, просто жулик. Ну, из тех, что продают всякую ерунду.

– Когда вы его видели, Виан был спокоен?

– В такую жару? Нет, конечно. Посмотрел на меня, как на террориста и выбежал.

Поблагодарив сапожника за информацию, Беркович поднялся на третий этаж и здесь действительно обнаружил запертую дверь офиса с табличкой: «Ариэль Виан. Покупки и продажи. Телефоны…»

– Очень удобно, – пробормотал Беркович, переписывая на листок оба номера, среди которых был и номер сотового телефона. Достав свой аппарат, он набрал девять цифр и полминуты спустя услышал бодрый голос:

– Виан. Слушаю вас.

– Полиция, – сказал Беркович. – Хотелось бы задать вам два-три вопроса.

– По какому поводу? – голос Виана сразу зазвучал в миноре.

– В доме, где находится ваш офис, произошло преступление. Вы могли что-то видеть…

– Когда? – растерянно сказал Виан. – Я ушел еще утром, все там было тихо.

– Где вы сейчас? – спросил Беркович. – Лучше, если вы на несколько минут заедете в офис. Повторяю, я вас надолго не задержу.

– Ну хорошо, – вздохнул Виан. – Буду через четверть часа.

«Знаем мы, что такое четверть часа для израильского дельца, – подумал Беркович. – Придет через час и даже не извинится».

Виан появился десять минут спустя – высокий мужчина лет сорока в рубахе навыпуск. Не отрывая подозрительного взгляда от сержанта, он последовал с Берковичем наверх, открыл дверь и ввел полицейского в свой кабинет, оказавшийся захламленной комнатой, давно требовавшей ремонта.

– Спрашивайте, – сказал Виан, показывая Берковичу на стул. – Что случилось, собственно? Что за преступление?

– Вы знаете врача по имени Даниэль Зальцман?

– Зальцман?.. Нет, впервые слышу. А что, его убили?

– Нет, убили его пациентку. Зальцман принимает на шестом этаже.

– Внизу нет его вывески, – нахмурился Виан.

– Верно, – кивнул Беркович. – Вывеска есть только на двери кабинета.

– Ну… Я никогда не поднимался на шестой этаж, – пожал плечами Виан. – Откуда же мне знать… Так он жив, этот врач?

– Он жив. Кто-то хотел, видимо, свести счеты с одной из его пациенток. Вошел, выстрелил и убежал. Зальцман перепугался и не сумел даже броситься в погоню.

– Могу себе представить… Я бы на его месте тоже не сумел… – передернулся Виан.

– Вы уверены, что никогда не видели Зальцмана? – спросил Беркович.

– Уверен, – отрезал Виан. – Я вообще терпеть не могу дантистов. Если бы хоть раз увидел этого Зальцмана, то уж запомнил бы, не сомневайтесь.

– Да, я тоже так думаю, – согласился Беркович со странной интонацией в голосе. – Скажите, господин Виан, вас не очень затруднит поехать со мной в управление? Нужно официально зафиксировать ваши показания.

– Но я ничего не показал, – удивился Виан.

– Почему же, – неопределенно отозвался сержант. – Так вы…

– Хорошо, – пожал плечами Виан. – Никогда не был в полиции.

Перед концом рабочего дня Беркович вошел в кабинет и сел за свой стол напротив инспектора Хутиэли.

– Ну? – сказал инспектор. – Можно ли тебя считать лучшим следователем управления?

– По-моему, да, – потупился Беркович. – Убийца арестован.

– Вот как? – поднял брови Хутиэли. – Кто же это?

– Да один тип, у него контора на третьем этаже. Купля-продажа. Убитая была его любовницей одно время… Он видел, как женщина поднималась к врачу, взял свой пистолет, поднялся следом и выстрелил. Потом спустился к себе, спрятал пистолет и покинул здание… Я получил у прокурора разрешение на обыск, пистолет нашли, из него действительно недавно стреляли. Думаю, Фукс легко докажет, что женщину убили именно из этого оружия.

– Отлично, – кивнул Хутиэли. – Но как ты вышел на этого типа?

– Случайность, – сказал Беркович. – В разговоре с Вианом я упомянул лишь, что Зальцман – врач. А минуту спустя Виан – он ведь был до крайности взволнован и плохо себя контролировал – сказал, что терпеть не может дантистов, и с Зальцманом не был знаком. Откуда же он знал, что врач – дантист?

– Понятно, – протянул инспектор. – Но согласись, что, если бы ты не нашел пистолет, доказать вину этого типа ты бы не смог. Оговорка – не доказательство.

– Я же говорю – повезло, – согласился Беркович.