— Борис, ты веришь в привидения? — спросил инспектор Хутиэли сержанта Берковича.

— Не верю, конечно, — ответил сержант. — Я реалист. А почему вы спрашиваете? В каком преступлении вы собираетесь обвинить потусторонние силы?

— Пока ни в каком. Но если так будет продолжаться, то не исключено, что Азам Бурни впадет в экстаз и покончит с собой.

— Не понял, — поднял брови Беркович. — Кто такой Азам Бурни?

— Строительный рабочий, — объяснил инспектор. — Араб — христианин из деревни Ядан в Галилее.

— Не наш округ, — покачал головой сержант. — Даже если бы он покончил с собой, не нам пришлось бы этим заниматься.

— Что-то ты сегодня не любопытен, — проворчал Хутиэли. — Когда майор Зальцман рассказал мне эту историю, я его засыпал вопросами, а ты даже не хочешь спросить, о каком привидении идет речь.

— Видите ли, инспектор, — рассудительно сказал Беркович. — Как только я начну задавать вопросы, вы взвалите на меня это дело, и мне придется ехать в Галилею.

— Я взвалю это на тебя даже если ты не задашь ни одного вопроса! Тамошние полицейские сами не могут разобраться. Может, им как раз мешает то, что, в отличие от тебя, в привидения они верят.

— О каком привидении идет речь? — спросил наконец Беркович.

— Азам Бурни живет в Ядане со дня рождения, — начал рассказ Хутиэли. — Там вся деревня верит в Христа, вполне лояльные израильские граждане.

— Бывает, — кивнул Беркович.

— Так вот, две недели назад, вернувшись домой после работы, Бурни обнаружил, что на его воротах появилось изображение Иисуса, который качал головой и что-то заунывным голосом говорил. Будучи человеком глубоко верующим, Бурни пал на колени, а потом бросился в дом и вызвал на улицу домочадцев — он хотел, чтобы все увидели чудо. Все увидели. К утру возле ворот Бурни толпилась половина жителей деревни.

— Когда начало светать, Иисус ушел, — продолжал инспектор. — Точнее, изображение исчезло. Народ разошелся по домам, обсуждая чудо. А вечером все повторилось: Христос опять возник на воротах, глядел на толпу, покачиваясь, и что-то бормотал. И вот уже две недели около дома Бруни настоящее паломничество. Едва темнеет, туда приходят жители Ядана, соседних деревень, а вчера приехали даже христиане из Иерусалима. Местная полиция следит за порядком, но разгонять народ не собирается — полицейские в Ядане сами верят в это привидение… то есть, в явление Христа народу.

— И вы хотите, чтобы я отпавился в эту глухомань и лишил людей веры, доказав, что Ядан — аферист? — уточнил Беркович. — Он берет за просмотр деньги?

— Чисто символически — по шекелю с носа.

— Вы думаете, что Бруни поставил напротив дома проекционный аппарат и показывает на своих воротах кино?

— Нет, это исключается, — отрезал Хутиэли. — Местные полицейские проверили такую возможность.

— Хорошо, — вздохнул Беркович, — я поеду. Но возьму с собой Наташу, у нее более трезвый взгляд на вещи. Я-то готов поверить и в привидение, а она точно скажет — афера это или действительно чудо.

— Сомневаюсь, что это афера, — задумчиво сказал инспектор. — По мнению Юсуфа Сархана, начальника тамошнего полицейского участка, Бруни — человек честный и на аферы не способный. Когда на его воротах появился Христос, бедняга был действительно напуган до полусмерти.

— Но деньги брать с народа все-таки догадался, — пробормотал сержант.

Беркович с Наташей приехали в Ядан, когда солнце опускалось за горизонт, перерезанное неровной линией гор. Деревня выглядела пустынной и тихой.

— Хорошо, что ты меня сюда вытащил, — сказала Наташа. — Здесь такой воздух… И тишина.

Оставив машину на единственной широкой улице деревни, Борис и Наташа обошли несколько огороженных каменными заборами участков и обнаружили толпу — около трех сотен людей, тихо переговариваясь, запрудили узкую улочку. Увидев новых посетителей, наперерез Борису бросился босоногий мальчишка и потребовал два шекеля.

Борис бросил пятишекелевую монету, сказал «Сдачи не надо!» и принялся раздвигать локтями толпу. Наташа следовала за мужем, как торговый корабль за ледоколом. Наконец они пробились в первый ряд и оказались перед большими металлическими воротами, которые в полумраке казались черными. Ворота были закрыты, на них действительно кланялось и махало рукой изображение человека с бородкой. Иисус? Для верующего — наверняка. Для реалиста вроде Берковича — чушь, конечно, но что же тогда это было?

Сержант внимательно огляделся по сторонам. Улица была неширокой, на противоположной ее стороне находилось заброшенное двухэтажное строение с пустыми глазницами окон. В окнах было темно, ни единой искорки. Безусловно, изображение Христа не могло быть проекцией, в этом местная полиция оказалась права.

Беркович подошел ближе, в толпе послышались возмущенные возгласы, и Наташа схватила мужа за руку.

— Не подходи, — сказала она. — Хочешь, чтобы тебя побили камнями?

— Я должен посмотреть на материал, — тихо сказал Беркович. — Может, Христос просто нарисован на воротах?

— Он двигается, ты сам видишь! Вот — наклонился вперед…

— Вижу. Но мы стоим довольно далеко, а вблизи может быть иначе.

К Берковичу приблизился грузный мужчина лет пятидесяти и сказал неожиданно высоким голосом:

— Вижу, вы не местные. Из Иерусалима?

— Из Тель-Авива, — сказал Беркович. — Я сержант полиции Борис Беркович, это моя жена Натали. Вы — Азам Бруни?

— Я Азам Бруни, — кивнул хозяин. — Пойдемте в дом, я отвечу на ваши вопросы. Все так удивительно…

В дом они прошли через черный ход, обогнув участок кругом. Увидеть Христа вблизи Берковичу так и не удалось.

— Здесь нет проекторов, — сказал Бруни, когда гости угостились чаем с пирожными. — И ничего на воротах не нарисовано. Знаю я ваши мысли. Это истинное Явление, вот что я вам скажу.

— Почему вы не хотите, чтобы я осмотрел ворота вблизи? — спросил Беркович. — Вам же нечего скрывать.

— Завтра днем, когда люди разойдутся — сколько угодно, — твердо сказал Бруни. — Сейчас — нет. Я беспокоюсь о вашей безопасности, поверьте. Я уж не говорю о том, что вы задеваете и мои чувства…

— Я вовсе не хотел вас обидеть, — кротко сказал Беркович. — Хорошо, мы придем завтра утром.

Ночь Борис и Наташа провели в деревенской гостинице, которая чем-то была похожа на среднеазиатский караван-сарай, но — с холодной и горячей водой, душем и всеми прочими благами цивилизации. Позавтракав фалафелем в ближайшем кафе, они отправились к дому Бруни, где в дневные часы почти никого не было — лишь на углу стояли странные личности, то ли паломники, то ли блаженные.

При дневном свете ворота оказались совершенно обычными, стандартными, точно такие Беркович видел в Герцлии, Раанане и других городах, где богатые израильтяне строят виллы, обнося их забором и запираясь от посторонних. Бруни, судя по всему, не был бедняком. Ворота были покрашены масляной краской светлосерого цвета. Беркович провел пальцем по металлической поверхности. Обыкновенное покрытие, никаких нанесенных поверх рисунков, в некоторых местах краска успела облупиться, обнажив другой слой — такой же серый и неотличимый от наружного.

Сержант отошел подальше, всмотрелся, кивнул в ответ на свои мысли и обратился к стоявшему у ворот мальчику лет двенадцати, сыну Азама Бруни:

— Ответь-ка на пару вопросов. Ворота давно красили?

— Недели три назад, — подумав, сказал мальчик.

— Я могу посмотреть на краску? Не эту, а старую, которая была раньше?

Мальчик смутился и даже отошел от Берковича на шаг.

— Ну… — протянул он. — Отец выбросил банку, потому что…

— Почему? — настаивал сержант.

— Краска была липкая. Не высыхала. Пришлось красить заново. А что?

— А ничего, — пожал плечами Беркович. — Старую краску отец принес со стройки, верно? Он не покупал ее в магазине?

— Спросите у него сами, когда он вернется с работы, — рассердился мальчик. — Какая разница — покупал, не покупал?

— Никакой, — кивнул сержант. — Наташа, давай дойдем до полицейского участка, а потом поедем домой.

— Ты что, уже во всем разобрался? — поинтересовалась Наташа.

— Да, — кивнул Беркович. — Объясню по дороге.

В полицейском участке коллегу из Тель-Авива встретили как родного. Чай, соки, сладости — как же иначе?

— Покрасьте ворота заново, — посоветовал Беркович, — и Христос уйдет.

— Нет, — покачал головой майор Сархан, — это частная собственность Бруни. Не имеем права. Если он сам захочет… А он не захочет. Хотите знать мое мнение, сержант? Это ничего не изменит. Ворота недавно красили, всего три недели назад.

— Вот именно, — согласился Беркович. — Тогда и Христос явился. Впрочем, это ваши проблемы. Криминала здесь нет, а с суевериями полиции делать нечего.

— А я не вижу здесь и суеверий, — отрезал майор Сархан. — Я вижу чудо.

Вежливо попрощавшись, Беркович покинул кабинет. Наташа ждала мужа в машине.

— Замечательная была поездка, — сказала она, когда они выехали на магистральное шоссе. — Я хорошо отдохнула. А что скажешь ты? Ведь на воротах действительно ничего не нарисовано!

— Да, — кивнул Беркович, глядя на дорогу. — Но три недели назад Бруни стащил со стройки банку краски — пожалел денег, не хотел покупать в магазине. Покрасил ворота, но краска прилипала, и через пару дней он вынужден был покрасить ворота заново, на этот раз подобрав в магазине краску такого же цвета. Так вот, Наташа, внутренний слой — фосфоресцирующий, этот тип покрытия используют в строительных работах для грунтовки. Краска действительно липнет и для использования в быту непригодна. Бруни об этом не подумал. А потом, когда нанес новый слой, краска начала облезать… Понимаешь? Обнажились пятна фосфоресцирующего слоя. Дальше — игра случая. В полумраке при слабом освещении эти пятна производят, если смотреть метров с трех-четырех, впечатление кланяющегося мужчины с бородкой…

— Но почему он кланялся? — удивилась Наташа. — Пятна не могли двигаться!

— Они и не движутся. На улице перед забором стоят несколько деревьев, ветви колышутся, вот тебе и впечатление…

— Но я сама видела! — воскликнула Наташа. — И ты тоже!

— И я тоже, — согласился Беркович. — Когда на экзамене в школе полиции мне показали кляксу Роршаха, ну, знаешь, есть такой тест на воображение… Я увидел в кляксе Будду и этим привел в смущение инструктора, который был ортодоксальным евреем. Воображение — огромная сила, особенно если стоишь в толпе и тебе дышат в затылок. Так, кстати, и рождаются религиозные фанатики. Этот Бруни теперь по гроб жизни будет уверен в том, что в его дом являлся Христос.

— Жаль, — вздохнула Наташа. — Так хотелось верить в то, что это чудо, а не случайно облупившаяся краска…

— Чудо, чудо, — пробормотал Борис. — Вот если мы успеем домой, пока не начались пробки, это будет чудом.