— С тех пор, как мы поженились, — сказала Наташа, — ты стал реже проводить со мной вечера. И я думаю, что…

— Знаю, о чем ты думаешь, — перебил жену старший сержант Беркович. — Это все видимость, вот что я тебе скажу. Я и прежде оставлял тебя одну на один-два вечера в неделю. Но тогда это тебе казалось нормальным, а теперь выглядит перебором. Типичная ошибка свидетелей: один утверждает, что преступник был высоким блондином, а второй — что брюнетом среднего роста. И оба видели на самом деле одного человека.

— Ну и пусть, — упрямо сказала Наташа. — Два вечера в неделю тоже много. Ты опять вернешься в два часа ночи? Учти, я открою тебе дверь, если ты обещаешь рассказать подробно о том, кого тебе удастся сегодня вывести на чистую воду.

— Я уже вывел, — вздохнул Беркович. — Только что с этим делать — ума не приложу.

— Вот как? — удивилась Наташа. — Ты не знаешь, что делать с пойманным преступником? Посади в камеру.

— Да он сидит уже с утра, — с досадой сказал Беркович. — И завтра, если я не представлю надежных улик, судья отпустит его на все четыре стороны.

— А в чем проблема? — участливо спросила Наташа, подавая мужу плащ.

— Видишь ли, сегодня рано утром в салоне своей квартиры в Холоне был обнаружен мертвым профессор химии Тель-Авивского университета Моше Бар-Гиора. Профессор жил один после развода. Квартира на первом этаже, окно салона было открыто. Убит выстрелом почти в упор — с расстояния меньше метра. Пуля попала в грудь чуть выше сердца… Я не шокирую тебя подробностями?

— Нет, — покачала головой Наташа. — Все это я слышала по радио, а по телевидению в программе новостей показали дом, где произошло убийство. Я не знала, что следствие ведешь ты.

— Следствие веду я, — кивнул Беркович. — И сначала все казалось ясным. Видишь ли, снаружи под окном салона был обнаружен пистолет «Беретта»…

— Как, прямо на тротуаре? — удивилась Наташа.

— Нет, там небольшой палисадник, отделяющий дом от улицы. Кто-то подошел к окну и выстрелил в грудь Бар-Гиоре. Профессор наверняка видел стрелявшего, ведь пуля попала в грудь! На пистолете оказались следы пальцев, на земле под окном — следы обуви. Такие же пальцевые следы обнаружены на некоторых предметах в квартире профессора. Они принадлежат не Бар-Гиоре — его следы, конечно, тоже обнаружены, — а пасынку профессора, сыну бывшей жены от ее первого брака. Некий Илан Брон, двадцати семи лет, личность очень неприятная — я его допрашивал, так что могу сказать определенно. Как оказалось, этот Илан часто бывал у отчима, но не для того, чтобы навестить его или чем-то помочь — нет, он вымогал у Бар-Гиоры деньги. Потом он их быстро проматывал — на женщин, в лото, мало ли куда еще… И приходил за новой суммой.

— Шантаж? — поинтересовалась Наташа.

— У меня нет доказательств. Сам Илан утверждает, что и не думал шантажировать отчима — тот, мол, давал от щедрот своих.

— Тогда зачем Илан убил Бар-Гиору? — с недоумением спросила Наташа. — Профессор за просто так снабжал пасынка деньгами, и тот его убил?

— Если говорить о какой-то логике в этом деле, то скорее у профессора был мотив для убийства пасынка, — согласился Беркович.

— А может, убил профессора кто-то другой, а пистолет стащил у Илана и подбросил? — предположила Наташа.

— Брон именно так и утверждает. Мол, пистолет лежал у него в квартире и пропал. Пропажу он обнаружил только вчера. Не позвонил в полицию, потому что сначала думал, что сам по пьянке куда-то переложил пистолет. Искал, не нашел, собирался уже заявить, а тут мы явились с обыском и ордером на задержание… Допустим, пистолет у Брона украли, но ведь на земле в палисаднике остались следы его ботинок! И кстати, алиби на время убийства у Брона нет. Все выглядит так, будто профессор стоял у окна, потом в него выстрелили, он попытался зажать рану платком, который мы обнаружили в его руке, но силы оставили его, и Бар-Гиора упал. А тот, кто стрелял, повернулся и спокойно ушел.

— Не странно ли? — удивилась Наташа. — Почему он бросил пистолет? Ведь знал, что это очевидная улика!

— Возможно, он пытался сунуть оружие в карман, но очень волновался — все-таки только что застрелил собственного отчима! — и пистолет упал на землю. Я тоже пару раз по рассеянности клал кошелек мимо кармана и обнаруживал это только тогда, когда нужно было расплачиваться в магазине. Однажды мне даже пришлось отменять кредитную карточку…

— Все равно странно, — упрямо сказала Наташа.

— Так и я говорю: в этом деле одни странности. Брону ни к чему было убивать отчима. Терять пистолет на месте преступления — не рассеянность, а глупость, каких мало. Еще глупее утверждать, что пистолет украли, и настаивать на том, что за последние дни в его квартире не было ни одного постороннего человека. Кстати, ботинки со следами почвы из палисадника Бар-Гиоры стоят в прихожей у Брона. Он что, не додумался даже до того, чтобы помыть обувь?

— Мог не обратить внимания на то, что запачкал ботинки землей, — сказала Наташа. — Если он так волновался, что не заметил потерю пистолета…

— Чушь! — с отвращением сказал Беркович. — Улики против Брона, но они настолько очевидны, что скорее всего этот парень невиновен — его подставили. С другой стороны, он ведь и сам мог разыграть этот спектакль, чтобы полиция решила, что его подставили, когда на самом деле убил именно он по одному ему известным соображениям…

— Он способен на такой изощренный ход мысли?

— Кто его знает… На вид — нет, не способен. Я бы продержал Брона в тюрьме еще хотя бы неделю до выяснения обстоятельств. Иди потом с ним разбирайся!

— И потому ты сейчас оставляешь меня одну, — осуждающе сказала Наташа, — чтобы на ночь глядя беседовать с этим типом, который, может, никого и не убивал?

— Что делать? — вздохнул Беркович.

— А если действительно убил не Брон? — спросила Наташа, провожая мужа до двери. — У профессора были враги? Ему кто-нибудь мог угрожать…

— Нет, Наташа, это все проверено. Кроме Брона, подозревать некого.

— Ясно, — сказала Наташа. — Если все версии никуда не годятся, нужно взять самую безумную, она-то и окажется истинной. Это ведь твои слова?

— Почему мои? Это Шерлок Холмс говорил. Точнее, Конан-Дойль. Но у меня-то нет никаких других версий, выбирать не из чего!

— Есть, — покачала головой Наташа. — Просто она тебе кажется настолько безумной, что и в голову не приходит.

— Слишком сложно рассуждаешь, — пробормотал Беркович, поцеловал жену и вышел из дома.

Оставшись одна, Наташа включила телевизор, переключила несколько каналов, но везде показывали либо сериалы, либо концерты безголосых певцов. Смотреть ничего не хотелось, и Наташа сняла с полки томик Конан-Дойля. Открыв книгу, она ощутила себя доктором Ватсоном, который давал великому сыщику столь же нелепые советы, какой она собиралась дать мужу, когда он уже закрывал за собой дверь. Хотя, почему нет? Если никакие версии не годятся… А если версия у следствия всего одна? Нет — две. Причем, вторая действительно нелепа…

Перелистав несколько страниц, Наташа все-таки подняла телефонную трубку и набрала номер.

«Наверняка Боря отключает свой мобильный телефон на время допросов, — подумала она. — Сейчас автомат скажет, что линия временно не работает, и мне придется лечь спать, оставив свои глупые предположения при себе».

— Слушаю, — глухо сказал голос Берковича. — Наташа, это ты?

— Вопрос недоверчивого следователя, — сказала Наташа. — Ты же видишь на дисплее мой номер, зачем спрашиваешь?

— Извини, я сейчас не могу…

— Только один вопрос, Боря. Профессор Бар-Гиора… Он был здоровым человеком?

— В каком смысле, Наташа? Психом он наверняка не был, если ты это имеешь в виду.

— Нет, не это. Может, у него было больное сердце? Или рак? Какая-то наследственная болезнь, что-нибудь вроде Альцхаймера?.. Ну, я не знаю.

— И я не знаю, — буркнул Беркович. — На момент смерти сердце у него было здоровым. Наташа, извини, я… Что ты хотела сказать конкретно?

— Только то, что сказала, — вздохнула Наташа. — Наверное, это действительно глупости.

— Я тебе перезвоню, — сказал Борис, и Наташа услышала в голосе мужа какое-то напряжение.

Когда Беркович в час ночи вернулся домой, Наташа дремала над книгой, а на телевизионном экране бесновался при выключенном звуке какой-то полуголый певец. Старший сержант подошел к жене и поцеловал ее в голову. Наташа вздрогнула и подняла на мужа сонный взгляд.

— Ты у меня гений! — торжественно провозгласил Беркович и положил на колени жене букет красных роз.

— Где ты их взял ночью? — удивилась Наташа.

— Ограбил цветочный магазин, — серьезно ответил Беркович. — Ты была совершенно права, а я оказался слепым, как крот.

— Бар-Гиора покончил с собой? — уточнила Наташа.

— По-видимому, да. Когда ты меня спросила, был ли он болен… Я вспомнил заключение патологоанатома и сказал, что сердце у профессора было здоровым. И вообще — никаких патологий. Но так ли было на самом деле? Я позвонил домой домашнему врачу Бар-Гиоры — номер его телефона был в записной книжке профессора. Тот долго мялся, пока я не сказал, что из-за его врачебной этики могут посадить невинного человека… В общем, у Бар-Гиоры оказался СПИД. Как он подхватил вирус, доктор сказать не смог, да это сейчас и не важно…

— У Брона не было мотива для убийства отчима, а у профессора были основания для того, чтобы избавиться от пасынка, — пробормотала Наташа.

— Да, — кивнул Беркович. — Он был интеллигентным человеком и никогда не пошел бы на убийство. Но узнав, что болен СПИДом… Дни его были сочтены, и Бар-Гиора решил покончить со всем сразу. И с собой, чтобы не мучиться. И с пасынком, навесив на него обвинение в убийстве. По словам Илана, у отчима был ключ от его квартиры, так что взять пистолет и башмаки, а потом положить на место перепачканную землей обувь было для Бар-Гиоры парой пустяков. Он сделал это позавчера днем. Вернулся, открыл в салоне окно, взял пистолет, обернув рукоятку со следами пальцев пасынка платком, и выстрелил себе в грудь. Он рассчитал достаточно точно, ведь в армии Бар-Гиора служил в «Голани» и знал, как убивать… Сознание он потерял полминуты спустя, этого времени хватило, чтобы выбросить за окно пистолет и прижать рану платком.

— А если бы у Илана оказалось алиби? — поинтересовалась Наташа.

— При его-то безалаберном образе жизни? Об этом Бар-Гиора мог не беспокоиться. Кстати, я сказал инспектору, что честь раскрытия преступления принадлежит моей жене.

— Я не претендую на лавры, — с достоинством проговорила Наташа. — Роль жены детектива меня вполне устраивает.

— Другого ответа я от тебя не ждал! — воскликнул старший сержант и поцеловал Наташу в губы.