— Вот, — сказала Рита Каралис, хозяйка квартиры, грузная стареющая женщина, подведя Берковича к огромному, под стать остальной мебели, кожаному креслу. — Вот дырка, а вот штука, которую я из нее выковыряла.

И вызвавшая полицию госпожа Каралис протянула старшему сержанту чуть сплющенную от удара пулю.

— Напрасно вы ее оттуда вытащили, — заметил Беркович.

— Да-да, — сказала Рита, — Но откуда я знала? Встаю утром и хочу посмотреть телевизор. И вижу в любимом кресле, оно еще от мужа осталось, мы эту мебель двадцать лет назад покупали, кучу денег она стоила, есть такой магазин в…

— И видите в любимом кресле… — вернул Беркович хозяйку к теме поветствования.

— Да! Вижу дыру! И вы ее тоже теперь видите! Я прямо остолбенела. Вчера никакой дыры не было, это абсолютно точно. Ночью никто в дом пробраться не мог — вы же сами видели, все было закрыто, я только вам и открыла… Что бы сделал на моем месте каждый? Естественно, я сунула палец в дырку и поняла, что там что-то есть. Твердое. И вы еще осуждаете меня за то, что я не поленилась и выковыряла этот злосчастный предмет! — резкий голос Риты Каралис перешел на визг.

Беркович опустил пулю в пластиковый пакетик и спросил:

— У вас есть оружие, госпожа Каралис?

— Нет, — холодно ответила хозяйка. — Вы думаете, что я рехнулась и стреляла сама?

— Ни в коем случае! — воскликнул Беркович. — Но я обязан задать этот вопрос, поскольку существует формальная процедура…

В дверь позвонили, и стоявший у входа в кухню сержант Огельман вопросительно посмотрел на Берковича.

— Это, наверное, Рафаэль, мой сын, — сказала Рита. — Я позвонила ему сразу после того, как вызвала полицию.

— Открой, — кивнул Беркович Огельману, и секунду спустя в салон ворвался молодой человек лет двадцати пяти, такой же грузный и со всколоченными волосами, как его мать.

— Вот полюбуйся! — как недавно Берковича, Рита провела сына к злополучному креслу и ткнула пальцем в отверстие.

— Вернемся к нашим баранам, — сказал старший сержант, стараясь предотвратить новый всплеск эмоций. — Когда вы, госпожа Каралис, видели это кресло целым в последний раз?

— Я же сказала — вечером! У меня были гости: Рафаэль с Римоной и маленьким Ициком, соседка Ида с мужем, Ариэлла — это моя приятельница, она вдова, как и я. Я сама в этом кресле сидела — неужели вы думаете, что, если бы…

— Нет, конечно, — успокоил хозяйку Беркович. — А когда разошлись?

— Досмотрели концерт Дуду Топаза — это было в половине двенадцатого… Ариэлла, правда, ушла в десять — она терпеть не может Дуду и вообще рано ложится… Кресло было целым! Рафа, ты же не мог не видеть…

— Ну… — нерешительно сказал Рафаэль, — я бы не стал утверждать… Кажется, действительно… Но я как-то не обращал на кресло внимания… Знаете, старший сержант, если видишь один и тот же предмет на одном месте день ото дня, то перестаешь его вообще замечать…

— Да, — согласился Беркович. — После ухода гостей вы заперли дверь на ключ?

— И на ключ, и на щеколду. Попробуйте войти и выйти!

— А у вас есть пистолет? — повернулся Беркович к Рафаэлю.

— Нет! — возмутился тот. — Я простой служащий, зачем мне оружие, я его боюсь! И вообще… Какому идиоту понадобилось портить кресло? Если он хотел убить того, кто в этом кресле сидел… Послушайте, старший сержант! Мама весь вечер провела в кресле, а кресло — вы сами видите — стоит напротив окна. Из того дома…

— Окно было открыто вчера вечером? — осведомился Беркович.

— Нет, — сказала Рита. — Работал кондиционер — как и сейчас. Я ненавижу жару.

Вот тогда-то Беркович и подумал, что есть ситуации, о сути которых или догадываешься сразу или не догадываешься вообще. Стрелять в кресло имело смысл, когда в нем сидела Рита. Но тогда наверняка она была бы убита — отверстие находилось как раз на уровне груди с левой стороны. Приятельницу по имени Ариэлла можно исключить — гости оставались после ее ухода, и если бы стреляла она, то отверстие наверняка увидели бы. Полная глупость — зачем немолодой женщине стрелять в старое кресло в чужой квартире? А ночью… Нет, ночью этого тоже никто сделать не мог. Остаются соседи или этот Рафаэль, у которого, по его словам, нет оружия. Наверняка нет, он же знает, что это легко проверить.

Мистика.

— Чего же вы хотите от полиции? — спросил Беркович.

— Как чего? — удивилась Рита. — В моей квартире стреляют! Меня хотят убить! Рафа же сказал вам — никто, кроме меня, в кресле не сидел!

— Ну, — рассудительно сказал Беркович, — убийства, к счастью, не произошло.

— Вы ждете, чтобы оно случилось, а потом будете искать, да? Я еще жить хочу! Я теперь в это кресло не сяду никогда в жизни!

— Успокойтесь, пожалуйста, — поморщился Беркович.

— Хорошее дело — успокойтесь! Наша полиция! Убийца заходит и выходит, стреляет в людей…

— Мама, — сказал Рафаэль, — действительно, успокойся. Старший сержант, я уверен, сделает все возможное. А дырку нужно заклеить, я принесу кусочек кожи такого же цвета…

— Никогда! В это проклятое кресло я больше не сяду. И видеть его не могу. Пожалуйста, Рафа, будешь уходить, вынеси эту гадость. В мусорный бак!

— В бак! — возмутился сын. — Отличное кресло, такие в магазине две тысячи стоят, не меньше! Из-за какой-то дырки…

— Какой-то! В меня стреляли!

— Да кто в тебя стрелял? — не выдержал Рафаэль. — Если бы в тебя стреляли, так убили бы! Старший сержант, объясните маме, что никто в нее стрелять не собирался, это просто чушь какая-то… И вообще кресло — вещественное доказательство, его нельзя выбрасывать. Верно, старший сержант?

— Да, — кивнул Беркович. — Оно может понадобиться.

— Ты немедленно вынесешь это кресло, — неожиданно спокойным голосом приказала Рита. — Можешь выбросить, можешь отвезти куда угодно — твое дело. Но здесь я его видеть не могу. Я спать не буду, пока эта гадость…

— Хорошо-хорошо, — сказал Рафаэль и вопросительно посмотрел на Берковича. — Действительно, старший сержант, я заберу кресло к себе, а вы, если понадобится для расследования, приезжайте, я дам адрес… Или лучше отвезти в полицию?

Беркович представил себе стоящее в его тесном кабинете нелепое кресло и покачал головой. К Дорману в хранилище? Там тоже нет столько свободного места.

— Забирайте, если ваша мать так настаивает, — пожал плечами старший сержант.

Беркович покинул квартиру Риты Каралис в полном смятении и зная, что разгадка странного выстрела наверняка была у него перед глазами, но осталась незамеченной. Он посетил соседей Риты — чету Гозманов — и узнал, что оружия у них никогда не было и быть не могло: откуда оружие у новых репатриантов, бывших служащих, а ныне пенсионеров? Относительно того, было ли в кресле отверстие, когда они уходили от госпожи Каралис, пенсионеры ничего сказать не могли — не обратили внимания.

Рафаэль, ругаясь на чем свет стоит, принялся спускать кресло по лестнице, и Беркович отрядил ему в помощь сержанта Огельмана. В конце концов мебель водрузили на крышу Рафаэлевской «субару», и сын укатил, оставив адрес. Он не был в восторге от неожиданного приобретения, но выбросить кресло не позволяла совесть — в конце концов, в кресле сидел еще отец, да и не по-хозяйски это: выбрасывать предмет, за который можно выручить хотя бы несколько сотен шекелей.

Беркович проследил взглядом за отъехавшей «субару».

— Черт побери! — воскликнул он. — Идиот…

— Кто? — не понял сержант Огельман.

— Поезжай в управление, — не отвечая на вопрос, сказал Беркович. — А я пройдусь немного… Если понадоблюсь, звони. А если понадобишься ты, что тоже вероятно, тогда позвоню я.

Он медленно пошел по теневой стороне улицы, рассчитывая в уме, сколько времени нужно Рафаэлю, чтобы привезти кресло, поднять его к себе домой… «Пожалуй, я приду как раз вовремя», — решил Беркович.

Вечером, вернувшись с дежурства, поцеловав Наташу и спавшего Арика, Беркович воскликнул:

— Я всегда говорил шефу, что есть такие дела, что или сразу догадываешься, в чем суть, или — никогда. Если бы я пришел на полчаса позже, то уже ничего бы не доказал!

— О чем ты? — не поняла Наташа.

— Послушай. Некий господин в молодости совершает неблаговидный, мягко говоря, поступок и в результате становится владельцем потрясающего бриллиантового колье. По тем временам — целое состояние, да и по нынешним тоже. А воспользоваться не может — станет ясно, что получил он драгоценность не так, как следовало бы честному человеку. Что делает господин? Прячет колье в кожаное кресло до лучших времен. Проходят годы, господин умирает, бумаги его забирает сын, ему любопытно, что записывал отец, он не ожидает ничего — разве что военные воспоминания… А находит упоминание о колье. Вдова между тем понятия не имеет о том, что в буквальном смысле сидит на богатстве. Сын же (эти современные дети!) не хочет делиться своим знанием с матерью. Как заполучить драгоценность, чтобы мать не догадалась? Не вспарывать же кресло в ее присутствии! А женщина из дома выходит редко — разве что в магазин. И расставаться с мебелью, оставшейся от мужа, тоже не собирается — если бы сын захотел забрать кресло себе, она бы ни за что не согласилась…

— И тогда, — продолжил Беркович, отпив из чашечки сваренный Наташей кофе, — сын задумал гениальный, как ему казалось, план. Выпросил у приятеля стреляную пистолетную пулю и однажды, будучи в гостях у матери, проделал в коже кресла дырку и сунул пулю туда. Потом повесил на кресло свою куртку, так что отверстие осталось незамеченным, пока все не разошлись. Уходя, он погасил в салоне свет, зная, что мать обычно сразу направляется в ванную, а потом идет спать. В общем, пулю женщина действительно обнаружила только на следующее утро. Перепугавшись, вызвала полицию и, естественно, позвонила сыну. Тот примчался и изобразил изумление. А женщина потребовала, чтобы он немедленно кресло выбросил — характер своей матери сын знал прекрасно: она не рассталась бы с мебелью, но — пуля… Сесть в кресло, где ее хотели убить… Сын не стал кресло выбрасывать, отвез к себе, вскрыл и нашел украшение. Хороша история?

— Ты-то откуда знаешь, что он нашел? — спросила Наташа.

— Явился к нему домой, когда он любовался колье, стоя у вскрытого кресла. Интуиция! Если бы я пришел к нему на другой день, то кресло было бы уже починено — никаких улик…

— Но ты же мог доказать, что пулю в отверстие просто вложили, а не стреляли, или я чего-то не понимаю?

— Мог, ну и что бы мне это дало? Кто стрелял? Зачем? Никакой логики. Позволил бы мне шеф заниматься этой чепухой, когда другой работы полно?

— У тебя замечательная интуиция, — вздохнула Наташа, — но иногда она тебя подводит.

— Никогда, — твердо сказал Беркович. — Сейчас интуиция подсказывает мне, что ты хочешь принять ванну, а я должен сменить Арику подгузник.

— Как ты догадался? — притворно удивилась Наташа и поцеловала мужа в щеку.