Вступление ко второй части

Я приехал в свой офис на час раньше. В ожидании доктора Николая выпил две большие чашки кофе и прошел километр, меряя шагами расстояние от кресла до стены.

В назначенное время долгожданный гость вошел, радужно улыбаясь, и любезно поприветствовал:

— Доброе утро, мой писатель! Вижу, вы озадачены, узнав, что я в реанимации.

Я возмутился:

— А вы бы не озадачились? Я уверен, что вы мне лжете, выдавая себя за больного человека, который находится в состоянии овоща. Рассказываете от его имени всякую чушь про Ноя! Зачем вам это нужно?

Он спокойно ответил:

— Я вижу, в вас говорит нетерпение.

— Нетерпение? Это противоречие данных.

Он удивился:

— Каких данных?

Я ответил с горькой улыбкой:

— А вот каких: вы рассказываете мне одно, а директор вашей клиники, Нана, утверждает противоположное. Отсюда, логически вытекает простое заключение — один из вас врет. Я не увидел лжи в словах Наны, значит, врет кто-то другой.

Это рассуждение развеселило Николая:

— Поздравляю! У вас был отличный учитель по логике! Наберитесь терпения. Я же сказал, все станет ясно только в конце рассказа.

Я покачал головой:

— Нет! Я требую объяснений немедленно. Скажите, как вы можете быть здесь, когда ваше полуживое тело там?

Тут он ответил резко:

— Я не обязан давать объяснения. Все ответы в конце рассказа, и никак ни раньше. По-другому не может быть.

Я повысил голос:

— Как я могу слушать, когда я думаю только о том, что вы мне врете.

— Не думайте об этом, потому что я не вру!

— Значит, врет Нана?!

Он улыбнулся еще раз:

— Нет. Она тоже говорит правду.

Я почти закричал:

— Это невозможно!

Николай ответил невозмутимо:

— Вижу, у нас сложилось серьезное недопонимание. Лучше я уйду, и мы про это забудем.

Он поклонился и, развернувшись, направился к двери.
В самый последний миг я понял, что тайна может навсегда ускользнуть от меня и остановил его:

— Секунду…

Он остановился и медленно повернулся ко мне. На лице у него снова была улыбка. Это облегчило мне задачу, и я спокойно сказал:

— Извините за резкость.

— Ничего, бывает. Все в порядке.

— Значит, вы утверждаете, что не врете и Нана не врет?

— Да.

— Но вы также признаете, что есть расхождения, и этому имеется логическое объяснение, без всякой мистики?

— Верно.

— А для понимания происходящего надо дослушать ваш рассказ до конца?

— Так!

Я подчинился и сказал:

— Извините, что я повысил на вас голос.

— Я не в обиде.

— Тогда включим диктофон и продолжим рассказ.

— Самое время сделать это, — спокойно ответил он.

— Чай?

— Нет, спасибо.

Мы сели, я включил диктофон, и доктор Николай приступил ко второму рассказу.

 

Первая Глава

Пустой аэропорт

Пытаясь сжечь сатану в себе и не докричавшись до индуса со скальпелем, я почувствовал, что мое раздражение разорвало тонкую, голубоватую нить, которая соединяла меня с телом. Потом я вывалился в совершенно непонятную действительность, где встретил свою пациентку.

Анита…

Она весело бежала по залу пустого аэропорта и ее прекрасные волосы развевались в золотистом сиянии.

— Догони меня, Николай! Беги! — кричала девочка.

Что же мне оставалось делать? Я побежал за ней.

Это был самый обычный современный аэропорт. Блестящий пол, декоративные растения, сувенирные лавки. Но зловещим было то, что кроме нас никого не было, и двери отсутствовали. Был лишь единственный выход, к которому бежала Анита и торопила меня:

— Быстрей! Можешь пересчитывать шаги? Раз, два, три… Наш самолет скоро полетит, потому что мне так хочется к облакам! Там мы увидим Солнце, а еще радугу, и Луну, и звезды! Я обещала маме нарисовать небесную радугу. Потом она сохранит мой рисунок и покажет мне, когда я вырасту.

— Почему ты решила, что мы куда-то летим? — спросил я.

Она звонко засмеялась:

— Оглянись, где мы?

Я ответил:

— Это аэропорт.

Анита зааплодировала:

— Молодец! Тебе пятерка за наблюдательность. Теперь подумай, зачем люди приезжают в аэропорт?

— Чтобы улететь.

Анита похвалила меня:

— Еще одна пятерка за логику. К концу триместра ты будешь отличником.

Я не понял:

— К концу чего?

Анита засмеялась моей непонятливости:

— К концу триместра. Ты не знаешь, что такое триместр?

— Нет.

Она покачала головой и сказала:

— Триместр — это время учебы между каникулами. Все тебе нужно объяснять! Сейчас у нас каникулы! Потому мы и летим! Теперь тебе нужно угадать, где выход к нашему самолету.

Я неуверенно указал на единственный выход.

Анита обрадовалась:

— Правильно! Видишь, как все просто? Мы идем к этому выходу, и там нас посадят на самолет…

Тут я почувствовал, что очень сильно хочу закурить.

— Хорошо, полетим, только я сначала куплю пачку сигарет, — сказал я.

Анита возмутилась:

— На каждой пачке написано, что курение убивает. Ты хочешь умереть?

Тут опять прозвучало объявление по залу:

— Вылетающих пассажиров просим немедленно подойти к выходу…

Анита вскрикнула:

— Ой! Мы опаздываем! Быстро, быстро!

Она схватила меня за руку, и мы побежали вместе. Точнее бежала она, а я плелся за ней, еле передвигая ноги, превозмогая жуткое желание курить и глотнуть холодного пива.

За стойки нас встретила огромная горилла в пиджаке и при галстуке.

Животное хмуро посмотрело на нас и сказало не особенно учтиво:

— Вам в самолет?

Анита сразу скороговоркой выпалила:

— Да, да, да! Мы летим! Я так хочу скорее оказаться над облаками. Однажды я видела, как взлетает настоящий самолет. Представляете! Скоро и я полечу! У меня с собой карандаши и бумага для рисования. Я хочу нарисовать радугу!

Горилла нахмурила брови и сказала:

— Нужно проверить вес. Встаньте на эти весы по очереди. Сначала девочка.

Анита вскочила на большие весы. Горилла удовлетворительно кивнула волосатой головой и обратилась ко мне:

— Теперь ты.

Я с недоверием посмотрел на животное, но на весы встал. Стрелка немедленно задрожала как сумасшедшая и быстро убежала за красную линию. Одновременно зазвучала сирена тревоги, и Анита испуганно подпрыгнула.

Горилла поморщилась, отрицательно покачала головой и сказала:

— У тебя лишний багаж!

Я переспросил с удивлением:

— Какой багаж? У меня даже сумки нет.

Тогда горилла скривила рожу и сказала грозно:

— При чем тут сумки? У тебя лишний багаж, и ты не полетишь.

За меня вступилась Анита:

— У нас правда ничего нет, кроме карандашей! Вот посмотрите, нет ни чемоданов, ни саквояжей, ни сумок, ни ящиков.

Горилла, указывая на меня, с раздражением сказала:

— Лишний багаж не с ним, а в нем! Я его на посадку не пущу, потому, что это опасно!

Животное враждебно смотрело в мою сторону, но Анита не сдавалась:

— Умоляю! Пропустите нас! Я так хочу на самолет!

Горилла с размаха ударила кулаком о стойку, которая чуть не треснула, и сказала строго:

— С таким перегрузом туда нельзя!

Анита тихо заплакала.

Я продолжал стоять на весах в растерянности и с удивлением смотрел вокруг себя, не понимая, о каком лишнем весе идет речь.

Вдруг желание курить и страсть отомстить Софи за то, что она отвернулась от меня, вновь закипели во мне, и тут стрелка весов убежала еще дальше.

Горилла закричала:

— Смотрите, он становиться еще тяжелее! Я вижу этого паршивца насквозь! В нем целая тонна всякой грязи, которую он лелеет!

Я решил договориться с гориллой:

— Постойте, возможно, есть какой-то выход.

Она мерзко засмеялась и развела лапами:

— Какой тут может быть выход?

Я сказал:

— Нельзя ли доплатить за лишний вес?

Горилла задумчиво посмотрела на меня, в ее глазах сверкнула хитрая искра:

— Заплатить нельзя, но если очень хочешь, можно попробовать выбить из тебя всю лишнюю дурь. Ты согласен?

Такого неожиданного ответа с ее стороны я не ожидал и оторопел, однако, Анита обрадовалась и ответила вместо меня.

— Выбить?! Это хорошо! Николай согласен.

Тогда горилла извлекла из-под стойки огромную толстую палку наподобие бейсбольной биты, испустила чудовищный рев и, не дав мне опомниться, замахнулась своим оружием. Палка попала мне прямо в грудь. Жуткая боль, казалось, выбила из меня все внутренности. Меня отбросило на пол. Я понял, что не могу выдохнуть, и…

Как во сне, я услышал писк аппарата искусственного дыхания в покое реанимации.

Словно сквозь полупрозрачную пелену, я увидел свое тело, подсоединенное проволоками к датчикам. Тут же услышал писк аппарата сердечного ритма. В глубине подсознания я понял, что этот писк означает остановку сердца, и тут пространство наполнилось пустотой.

Был лишь писк.

А я никак не мог выдохнуть. Откуда-то послышались приближающие звуки шаркающих шагов. Наверно, медсестра. Как из глухой каменной гробницы донеслось тревожное восклицание:

— У него остановилось сердце.

Забегали люди. Из полной тьмы я слышал звуки вокруг моего умирающего тела и забился в судорогах, стараясь выдохнуть.

Тут меня облили ледяной водой, я задрожал и почувствовал странную легкость. Писк прекратился, сердце опять забилось, ко мне вернулись ощущения, и я понял, что нахожусь в руках гориллы, которая трясет меня.

Я взмолился, еле поворачивая язык:

— Постойте! Не бейте больше! Вы меня убьете!

Горилла бросила меня обратно на весы, и стрелка опять зашкалила.

— Тебя и надо убить!!! — заорала горилла.

Животное подняло грозное оружие, чтобы нанести следующий удар, но меня спасла Анита:

— Подождите! У меня есть идея.

Горилла возмутилась:

— Какая тут может быть идея? У него лишний вес, нельзя выбить, значит надо убить! Вот так просто.

Тут Анита закричала на животное:

— Но мы же летим вместе!

От этого крика горилла остолбенела, потом нахмурилась и сказала:

— Ну, и что?

Девочка спокойно объяснила:

— То, что нас надо поставить на весы вместе, потому, что в среднем, на двоих, лишнего веса не будет. Моя подружка летала с родителями, и я знаю, что им там сказали, что их общий багаж надо усреднить.

Горилла задумалась и ответила:

— Я не могу принимать такие решения.

Тут вмешался я и сказал:

— Вызывайте пилота! Его послушаем!

Горилла махнула лапой, опустила палку и закричала:

— Капитан!!!

Я вздохнул с облегчением. Перед нами открылась та самая единственная дверь. В ней появился симпатичный молодой человек в кожаной куртке, с радушной, приветливой улыбкой. Он недовольно посмотрел на гориллу с палкой и сделал реверанс девчушке.

Я его сразу узнал!

Это водитель моего такси!

Я воскликнул:

— Антуан!

Он посмотрел на меня, на весы, быстро оценил ситуацию, и с улыбкой сказал нам:

— Да, я Антуан, капитан вашего самолета. Добрый день маленькая принцесса! Вижу, вы здесь скучали без меня.

Аните он понравился с первого взгляда. Она выскочила вперед и сказала:

— Да! Да! Мы все здесь скучаем без вас.

— Как зовут тебя?

— Я Анита! И мне не терпится взлететь! Я так хочу нарисовать радугу!

Капитан улыбнулся:

— Первый раз мне тоже не терпелось парить высоко над облаками. Так, чего же мы ждем? Полетели! Моторы моего самолета прогреты и крылья крепки!

Тут вмешалась горилла:

— Не торопитесь, капитан. С ней еще этот…

Вместо меня ответила Анита:

— Это Николай!

Антуан посмотрел на меня.

— Здравствуй. Мы с тобой уже виделись, — сказал я.

Он удивился:

— Правда? Я не припомню…

Я сказал:

— Ты меня дважды за день возил на своем такси. У меня даже визитка есть. Ты еще мне сказал на прощание, что мы сегодня встретимся третий раз.

Антуан ответил:

— Такси? Как странно. Я каждую ночь вижу сон, в котором я таксист, езжу по безобразному городу и развожу всяких… И визитка у меня была во сне, но тебя я не помню.

Я был удивлен:

— Так, значит, твой сон моя явь! Чей же сон здесь и сейчас?

Горилла сказала раздраженно:

— Это не сон! У него лишний вес. Выбить невозможно. Его нельзя пускать в самолет.

Анита попросила еще настойчивее:

— Пожалуйста, капитан! Он, чуть не умер от первого удара этой битой.

Вдруг Антуан согласился:

— Так и быть. Возьмем его с собой. Конечно, есть вероятность, что самолет упадет, но это для меня не в первый раз.

Анита пришла в восторг:

— Антуан! Какой ты добрый! Ты правда падал?

Он ответил:

— Еще бы! Мой самолет падал пятнадцать раз… Приходилось перевозить и более тяжелый груз…

Горилла издала огорченный рев и сказала со злорадством:

— Приятного падения…

Анита прыгала от радости:

— Ура! Ура! Ура! Спасибо, капитан! Я потом тебя нарисую!

А горилла объявила в микрофон:

— Посадка в самолет окончена.

Для кого она это сделала? Аэропорт ведь был пустой…

 

Вторая Глава

Ночной полет

Вскоре после этого мы стояли у небольшого самолета с крутящимся пропеллером. Анита подпрыгивала от радости, а Антуан похлопал самолет и сказал:

— Посмотрите, вот это моя гордость — Кодрон-Симун шестьсот тридцатый. Один мотор и целых триста лошадиных сил. Стальные лонжероны. Летает с невообразимой скоростью — триста километров в час.

Анита восторженно переспросила:

— Триста лошадиных сил и триста километров в час?! Если в карету принцессы запрячь триста лошадей, и кучер разгонит этих лошадей до скорости триста километров в час, то они смогут поднять в воздух принцессу, и она полетит?

Антуан ответил:

— Наверняка, так и будет! Но сейчас мы не в карете принцессы, а на моей птичке. Она может держаться на высоте шести километров с помощью этих крыльев с размахом в пять метров!

Анита опять пришла в восхищение:

— Шесть километров! Это выше облаков? Я хочу, чтобы мы летели над облаками! И я посмотрю сверху вниз и увижу всю землю, а потом нарисую и подарю маме.

Антуан напомнил ей:

— Не забудь нарисовать и меня! Ты обещала!

— Тебя нарисую на фоне радуги, которую мы там увидим…

Тем временем я ерзал от беспокойства. Идея полететь на этой рухляди с подозрительной мощностью в триста железных лошадей мне уже не нравилась. Конечно, я ожидал, что нас посадят в современный надежный лайнер, но никак не в жестяное корыто, которое вряд ли могло уверенно держаться в воздухе.

Тут капитан повернулся ко мне и сказал:

— На этом жестяном корыте я облетел половину вселенной и достигал дальних звезд!

Это меня сильно смутило. Он читает мысли? Возможно, я его оскорбил.

Но он продолжил приветливой улыбаясь:

— Это не просто самолет, а орудие самопознания. Крестьянин познает себя с помощью мотыги, астроном — благодаря телескопу. Для меня же самолет — самый мощный инструмент для понимания собственной души! Будьте уверены, моя птица надежно плавает по еле заметным лучам далеких солнц, скользит по лунным протокам и может привести вас к самым глубоким закоулкам вашего бессознательного. Однако хватит поэзии. Небеса ждут нас! В путь, друзья! И помните, что я беру вас с большим излишком багажа!

Упоминание о моем весе вызвало раздражение:

— Что вы все бредите про какой-то груз? Ничего у меня нет, и в себе я ничего лишнего не чувствую!

Антуан ответил приветливо:

— Раздражение кипит в тебе, как чайник. Это и есть твой тяжелый саквояж. Там еще у тебя чемодан негодования, рюкзак ревности и большой сверток пагубных страстей.

Пока мы беседовали, Анита забралась в самолет и теперь позвала нас из открытого иллюминатора:

— Пожалуйста, полетим скорее, я хочу увидеть закат в небе!

Капитан радостно ответил ей:

— Обожаю летать на закате! В путь!

Антуан посадил меня рядом с Анитой, помог застегнуть ремни, закрыл иллюминаторы, двери и, устроившись на потертом сидении для пилота, выдал нам два шлема:

— Наденьте мыслерациии. Я их мастерил сам. Очень полезная штука в полете. Когда мотор ревет, как зверь, трудно общаться. Надо кричать во все горло. А с помощью мыслерации все просто! Я думаю, а вы слышите мои мысли! Вы думаете — я слышу ваши! Вот и будем общаться мысленно!

Анита пришла в восторг:

— Капитан Антуан, ты настоящий гений! Если бы ты учился в нашем классе — учителя были бы без ума от счастья! Тебя бы послали на конкурс юных изобретателей, и директор передал бы тебе диплом в золотой рамке, а завуч вывесила бы твой портрет на доске почета!

Антуан ласково улыбнулся Аните и ответил:

— Спасибо, дорогая! Я был бы счастлив, учиться с тобой в одном классе! А теперь проверим мыслерации.

В голове у меня сразу заиграла музыка веселых мыслей Аниты и солнечная доброта капитана. Но девочка тем временем хмуро посмотрела на меня, и я услышал ее через шлем:

— Николай, у тебя действительно большая тяжесть в мыслях.

Капитан постучал по приборам, проверяя контакты, подтолкнул рукоятку газа, увеличивая обороты, и подумал: «Полетели!» Почувствовав, что хозяин взялся за штурвал, самолет радостно заворковал и тронулся с места.

Пока капитан выруливал на взлетную полосу, мотор размеренно жужжал, однако, скоро он напрягся до предела, затрещал, взревел и набрал скорость.

Так мы взлетели…

Через мыслерацию я слышал, что Антуан подумал:

— Молодец, птичка, оторвалась легко, несмотря на груз.

Мысли Аниты заплясали в хороводе:

— Урааа! Сбылась моя мечта! Я лечу! Видишь, Николай, я лечу на настоящем самолете! Смотри, домики внизу, как игрушечные! Капитан, ты герой! Это настоящее чудо, что ты умеешь летать!

Антуан мысленно улыбнулся и ответил:

— Благодарю тебя, маленькая принцесса! Полет — моя стихия.

Анита подумала:

— Капитан, а ты не мог бы направиться вот к тем тучам. Там их несколько. Я очень хочу пролететь сквозь облака.

Антуан ответил:

— Скажу честно, у нас свой курс, и мы не можем отклоняться. А тучи я могу обещать вам в достаточном количестве. Впереди нас ждет шторм. Возможно, даже, буря.

Я засуетился:

— Шторм? На небе всего лишь пара маленьких туч. Откуда тут может быть шторм?

Антуан ответил:

— Опыт так подсказывает. Видите белизну впереди по курсу?

Я ничего не видел.

А Анита продолжала радоваться:

— Какой прекрасный закат! Я хочу его нарисовать!

Антуан сказал:

— Вслушайтесь внимательно в музыку!

Я подумал:

— Никакой музыки здесь нет. Только шум двигателя.

Антуан возразил мне мысленно:

— Нет, есть. Посмотри вокруг и прислушайся к музыке лучей заката, к мелодии мерцания звезд, к сонате полей и гор под нами. Начинает звучать новая симфония грозы.

Анита воскликнула в мыслях:

— Я слышу! Я даже вижу музыку! Как красиво!

Неожиданно, среди этой красоты, в совершенно невинной тучке, мне померещилось абсолютно живое видение.

Из облака выступило лицо Софи. Она улыбалась, сияла и радовалась. Сидя на диване перед низким столиком в полутемном интерьере дорогой гостиницы она попивала коктейль, вкушала свежие фрукты, слушала спокойную музыку пианиста, а рядом с ней…

О, кошмар!

Она с Кэтчером!

На ее лице играла кокетливая улыбка, а в алчном взгляде Кэтчера горел огонь похотливого самца. Я взорвался от ревности, и сразу же в облаке замелькали длинные тонкие линии молний. Они сверкали через все тело Софи и ножом прошлись по слащавому лицу Кэтчера, оставляя на нем огненные раны…

Анита воскликнула мысленно:

— Смотрите! Я вижу впереди всплеск. Это молния? Вот еще…

Я негодовал. Анита услышала мои мысли и, посмотрев на меня, сочувственно спросила:

— Тебя беспокоит то, что эта девушка пошла в кафе с тем дядькой?

Я рассердился на нее:

— Ничего ты не понимаешь.

— Хорошо. Не хочешь, не буду тебя успокаивать.

Тем временем мы почти вплотную приблизились к этому сверкающему облаку, и я засуетился:

— Почему мы летим прямо в молнии… Нельзя ли облететь?

Капитан подумал в ответ:

— Нет, но можно остановить грозу. Ее вызываешь ты сам.

Я воскликнул в мыслях:

— Как?

— Выбрось пагубную ревность за борт, и молнии исчезнут. Забудь о страсти, и гроза затихнет. Отцепись от низких переживаний, и распогодится.

Я не мог.

Тут же на небесную авансцену выступила вторая бледно-серая туча со вторым живым видением. Там нарисовалось лицо Марии. Она тоже улыбалась, в левой руке держала тарелочку с сушей, а в правой — японские палочки для еды. Ужинала она в компании оппозиционера Крикунова. Склонившись, он с нежностью учил мою жену, как правильно пользоваться палочками.

Мое раздражение усилилось, и тут же засверкали молнии. Тучи быстро увеличились, скоро покрыли все небо, и огненные стрелы запрыгали между ними. Мне ужасно захотелось закурить и запить сигаретный дым крепким алкоголем. Это желание разыгралось так сильно, что я заерзал на месте, и тут увидел третье облако с изображением меня самого на операционном столе, со вскрытым черепом.

Тревога резко возросла. Сначала по самолету ударили порывы ветра, но скоро нас начали бить плетки ураганов, и самолет затрясся в болтанке.

Капитан спокойно объяснил:

— Не надо волноваться, мы пролетаем сквозь слой завихрения. Он вызван дурными мыслями Николая. Думаю, мы прорвемся, но будет лучше, если успокоится сам Николай…

Я же ничего не мог поделать с собой — суетился, волновался, дергался, и…

Неожиданно исчез свет…

Мы оказались в полной темноте, и капитан подумал:

— Вот это настоящий ночной полет!

Я ужасался:

— Кошмар! Не вижу даже собственные руки.

Анита подумала:

— Антуан, как ты находишь путь в такой тьме. В машине можно зажечь фары, и они осветят дорогу. А здесь что зажечь? И что освещать? Вокруг нас мгла…

Капитан ответил ей мысленно:

— Здесь мы включаем вот эти красноватые лампочки, освещающие приборы. И только по этим датчикам мы поймем, куда лететь.

— А что они показывают?

— Вот это высотометр, это компас, а это гироскоп. И, наконец, у нас тут датчик режима мотора. Он показывает, что наш двигатель работает на пределе, сражаясь с бурей мыслей Николая.

Он был прав, мои мысли крутились как смерчи.

Как они могли?!

Одна отдается за деньги.

Другая флиртует ради карьеры.

Я замкнулся в себе, и полная неопределенность окутала нас со всех сторон. Молнии сверкали уже не где-нибудь у горизонта, а у кончика левого крыла. Иногда казалось, что можно дотянуться до огненных стрел рукой. Нас затрясло сильнее и подбросило вверх, как щепку.

А моя тревога все усиливалась.

Вот мы здесь, подвешены в кромешной тьме моих переживаний, окутаны грозовыми тучами моих мыслей и обвеяны молниями моих губительных стремлений, от которых я не могу отделаться. Да, и не хочу.

Мы же неминуемо погибнем здесь. Среди этой стихии циклонов и порывистых ветров, наш крохотный самолет качался как бумажный.

— Осторожно, капитан! Молнии могут нас подбить.

Мысленно Антуан опять улыбался и излучал спокойствие:

— «Подбить» нас может и болезнь в мягкой постели, среди теплых подушек. Все в руках Господа! А сейчас и в твоих, Николай!

— Что мне делать?

— Просто успокойся…

Но тревога продолжала пульсировать, и я попросил Антуана:

— Нельзя ли взлететь выше облаков? Возможно, там нет урагана?

Он ответил:

— Наверху и правда спокойнее. Но мотор моего самолета всего лишь в триста лошадиных сил. Вряд ли он потянет твой тяжелый багаж так высоко.

Тут я взбесился:

— Нет во мне багажа! Есть лишь я! Не надо сваливать свое бессилие на других!

Анита удивилась моей резкости, а капитан был невозмутим:

— Без лишнего веса, ты бы не бесился! Злость и негодование как раз и есть вот эта буря. Угомонись.

Я же орал в ответ:

— Бред! Мои мысли не могут быть связаны с ветрами и молниями!

Но я горько ошибался.

Я почувствовал, что с моими пальцами начало твориться что-то странное. Сначала они совсем затекли, а потом набухли, словно от накапливающегося гноя.

Капитан же излучал спокойные мысли в ответ:

— Я все-таки попробую взлететь. Может, и прорвемся сквозь облака.

Анита восхитилась:

— Антуан, ты настоящий герой!

Антуан уверенно взялся за штурвал, до упора выдвинул рукоятку газа, и самолет начал восхождение. Нас затрясло, болтало. Когда мы столкнулись с облаками, было ощущение, что нас переворачивает.

Двигатель работал на пределе, но Антуан каким-то чудом добавил мощи, и вдруг мы вырвались из плена облаков в чистое небо. Нас ослепила луна! Я почувствовал, как во мне затихли все эмоции…

Неописуемый внутренний покой объял меня целиком. Вмиг утихомирились мысли, и я понял, что эта безмятежность и есть настоящее блаженство!

Прекрасная луна сияла над ночным небосводом и освещала бархатные облака под нами. И хотя там, внизу, опять сверкали молнии, здесь царило райское спокойствие.

Очарованная увиденным, Анита подумала с благоговейным восторгом:

— Какое небо!

А капитан опять улыбался:

— Да! Действительно прекрасно… Как в глубине души Человеческой! Но я не могу долго удержать здесь самолет. Нам нужна твоя помощь, Николай.

Я спросил:

— Что мне делать?

Антуан сказал:

— Угомонись…

Я же, неожиданно для самого себя, заорал в ответ:

— Оставь меня в покое! Кретин!

И внезапно сверкнула молния. Она вырвалась из грозных облаков под нами. Стрелой поднялась прямо к нашему маленькому самолету и ударила в правое крыло. Нас ослепило сияние. Сильно встряхнуло. Крыло вспыхнуло ярким огнем. Анита воскликнула:

— Прелесть!

Капитан закричал:

— Держитесь!

— Помогите! — орал я.

Самолет перевернулся. Мы завертелись в свободном падении, и ветер начал нас трясти. Наш самолет проваливался в облака, скользя между сверкающих молний.

Панический страх неминуемой гибели овладел мной, и я затрясся, не зная, что с собой поделать.

Анита, тем временем, кричала от восторга:

— Я хочу нарисовать все это!

Капитан безуспешно пытался справиться с ситуацией, но мы были обречены.

Понимая, что скоро грохнемся на землю, я забился в панике. Однако перед самым падением Антуан каким-то чудом выровнял машину. У меня в глазах мелькнула быстро надвигающаяся песчаная желтизна. Мы врезались в песок. Самолет ломался с треском и грохотом. Нас переворачивало и ударяло со всех сторон. Искры сверкали вокруг. Наконец, все резко закончилось и замерло. Даже ветер полностью стих. Капитан посмотрел на нас, снял мыслерацию и сказал:

— Надеюсь, мы приземлились недалеко от места назначения. Все целы? У кого что болит?

Анита тоже сняла шлем и воскликнула:

— У меня нет ни царапинки!

Несмотря на жуткое падение, я с удивлением заметил, что у меня нет переломов и ушибов. Хотя пальцы продолжали набухать от гноя…

— Как мы остались живы? — удивленно спросил я.

Анита засмеялась:

— Это настоящее чудо!

Капитан встал со своего кресла и сказал:

— Поговорим об этом позже. Сейчас надо скорее вылезти из самолета и отключить все аккумуляторы, иначе может случится взрыв!

Мы выбрались благополучно.

Антуан с грустью посмотрел на разбитый самолет:

— Жаль, что моя птичка сломалась. Но я смогу починить ее, и мы с ней еще будем падать в будущем. Такова жизнь! Она состоит из взлетов и падений. Но наше совместное падение было самым интересным и прекрасным. Я его точно не забуду. Однако нам не стоит задерживаться здесь. Надо идти дальше.

Анита оглянулась в удивлении:

— А как мы узнаем, в какую сторону идти? Здесь полная тьма. Компас, конечно же, разбился вместе с самолетом.

Антуан сказал:

— Мы будем следовать моему золотому правилу.

— Какое правило?

— Если не знаешь куда идти, то надо идти на восток, наперекор всякой логике. Это для меня направление жизни! Вот у меня есть старый компас. Я его всегда ношу в кармане куртки.

Анита восхитилась:

— Как прекрасно, что мы не потеряемся!

Капитан огляделся и покачал головой:

— Мы в пустыне. Скоро рассвет, и нам нельзя терять время.

Я спросил:

— Куда мы, вообще, направляемся?

Аните понравился этот вопрос:

— Правда! Куда?

Капитан улыбнулся нам:

— Как же? Вы сами заказывали путешествие в Иртифахан.

От удивления у меня отвисла челюсть:

— Иртифахан? Почему в Иртифахан? Что мы там потеряли?

Антуан ответил:

— Я не знаю. Я ведь лишь пилот, но могу предположить, что у Николая есть четкая цель найти там врача, который возьмется вылечить его. Там даже есть медицинский университет.

Я замер в крайнем удивлении:

— Это заказывал я?!

Анита сказала:

— Если Антуан так говорит, значит, это так и есть…

— Вперед! К таинственному городу великих врачевателей! — воскликнул наш капитан и уверенно зашагал вперед, Анита, подпрыгивая, побежала за ним, а я поплелся следом.

Пальцы зудели все сильнее…

 

Третья Глава

Тяжелый путь по горячим пескам

Идти мне было относительно легко. После падения мой мозг несколько заглох, и погода заметно изменилась к лучшему. Грозовые тучи рассеялись, на небе замерцали звезды, засияла луна, и в ее свете я видел бесконечные пески впереди. Ночь была чудесной. Вскоре прямо перед нами небо окрасилось в золото и мы встретили бесподобный рассвет. Огромное солнце, переливающееся желтыми и красными цветами, величественно взошло над пустыней, посылая на землю горячие лучи. С восходом проснулся и мой беспокойный мозг, и сразу вернулись ревнивые мысли — к Софи и Марии. И чем дальше — тем хуже. Передо мной оживали образы хуже тех, что я видел в облаках. Томный взгляд Софи страстно ласкал возбужденного Кэтчера, и это меня бесило. Они так влюбленно смотрели друг другу в глаза, что становилось тошно. Я ничего не мог поделать с внутренним спором, который беспрерывно продолжался во мне.

Как она могла?!

Как она может?!

Она готова продавать себя за деньги…

Или ей это нравиться? Ей просто приятно, когда на нее задает самец… Потому и выглядит она всегда так возбуждающе и ведет себя с вызывающими нотками легкомысленного кокетства, чтобы потом отдаваться с лучшим расчетом.

Почему не могу отделаться от мыслей о ней?

Это же настоящее наваждение.

Я не знал, как быть с этой бесконечной внутренней беседой с самим собой. Возможно, этот спор жил во мне всю мою сознательную жизнь, но я никогда не обращал на него внимание. Ну, работает мозг себе, и пусть работает.

А теперь каждая мысль причиняла режущую боль в пальцах рук и ног… А от моих мыслей в пустыне становилось все жарче.

И чем дальше, тем хуже.

Скоро обжигающая жара давила на нас многотонной тяжестью, и идти стало невозможно. Песок нагрелся до температуры углей, но мы не останавливались. Я шагал за Антуаном и Анитой, сопровождаемый ужасными переживаниями.

А Мария? Моя законная супруга ведет себя не лучше Софи. Она тоже такая? Продает себя в обмен на политическую карьеру. Я сам слышал, как президент отправил ее к Крикунову, который, оказывается, давно домогается ее. И она согласилась без колебания. Согласилась, потому что ей обещали быстрый карьерный рост.

И вот передо мной опять ее образ. Мария обсуждает политику в обстановке полной интимности.

Интересно, как далеко она может зайти?

И видно, что это для нее не в первый раз…

Или мне все кажется и я схожу с ума?

Время от времени мне так ужасно хотелось курить или выпить алкоголь, что ноги от этого желания подкашивались. Несколько раз я чуть не упал, и с каждым шагом чувствовал, что мои конечности тяжелеют от накопившегося гноя. Становилось все труднее тащить их за собой.

И еще эта усиливающаяся жара…

Анита остановилась и сказала:

— Антуан, мне очень жарко! Сделай что-нибудь.

Антуан развел руками и посмотрел в мою сторону.

— К сожалению, перед этой природой я бессилен. Чем мучительнее мысли Николая, тем жарче нам всем здесь…

Анита взмолилась:

— Николай, перестань думать!

Я отчаянно покачал головой:

— Не могу.

Антуан осмотрелся, заметил одинокую пальму у горизонта и сказал:

— Дойдем до тени этой пальмы и там устроим привал.

Анита с грустью вздохнула, и мы продолжили путь.

Я плелся с поникшей головой.

Вдруг песок под ногами поплыл, и под ним возник новый реалистичный мираж — трехмерная картина покоя реанимации, в которой лежало мое тело со снятым скальпом. Увидев этот кошмар, я отскочил, но все равно упал в него.

Теперь я чувствовал больничный запах, слышал звуки и ощущал движения. Одна из красавиц сказала:

— У него сильный жар. Температура подскочила до сорока.

Кайлаш Кейв изучал мое полумертвое тело под микроскопом. Череп мой так и был открыт. Я не то что видел, но даже чувствовал, как пульсирует мой кровавый мозг, и по извилинам течет сгустившаяся кровь.

Кайлаш взял в руки пинцет, зацепил вату, опустил ее в раствор и собрался очистить субарахноидальное пространство. Вдруг я понял, что не хочу переносить эту пульсацию. Если он сейчас же закроет мой череп, то пульсация немедленно прекратиться. В закрытом черепе мозг не пульсирует. Наверно, все мои тревоги от пульсирующего мозга! Оттого гроза и жара.

Я закричал всей душой:

— Кайлаш! Закрой немедленно мой череп!

Но индус ничего не услышал. Он спокойно продолжал свое дело, а я орал:

— Посмотри на меня! Я здесь, под потолком! Пойми, что просто надо отвезти меня в операционную и закрыть там череп!

Но он не реагировал, и меня взяла злость. От нее я так сильно закашлял, что начал харкать кровью. Еще больший ужас объял меня, и я вывалился из миража на жгучий песок…

Идти я уже не мог и из последних сил воем призвал на помощь Антуана с Анитой.

Они немедленно подбежали и девочка сказала:

— Ему плохо!

Антуан быстро осмотрел меня и заключил:

— Посмотри, его конечности наполняются гноем.

Анита спросила:

— Что будем делать?

Антуан уверенно ответил ей:

— Помоги мне. Я взвалю его себе на плечи, и донесу до тени.

Так они дотащили меня до пальмы и Антуан сказал:

— Ну вот, здесь устроим привал.

Антуан и Анита сели рядом. Потом Антуан достал фляжку с водой и напоил нас.

Я не мог ничего сказать, но мое внутреннее волнение не утихало.

Анита спросила:

— Как помочь Николаю?

Антуан озадаченно посмотрел на меня и сказал:

— Николай, пойми, твои мысли меняют пустыню и разрушают твое тело. Твое раздражение сбило мой самолет наверху, а теперь сжигает нас внизу. Ты просто губишь себя и нас! Ты уже смердишь от гноя. Вот уже коршун над тобой летает. Возьми себя в руки! До Иртифахана близко, но если не будешь контролировать мысли, то похоронишь нас здесь!

Я поник головой. Мне было стыдно, но я был бессилен. Мой мозг властвовал надо мной и бросал из одного кошмара к другому.

Анита пожалела меня и сказала:

— Ему нужна помощь.

Антуан отчаянно покачал головой.

— Я лишь пилот. Моя задача доставить вас в Иртифахан. Возможно, что там найдется врач, который возьмется за Николая. Это его единственное спасение.

Анита взмолилась:

— Антуан, умоляю, придумай что-нибудь. Ты обещал привезти нас в Иртифахан живыми. Так приводи! Мама говорит, что выход есть всегда.

Антуан с грустью развел руками.

Анита заплакала, села у моей головы и сказала сквозь слезы:

— Николай, я знаю колыбельную. Ее пела мне мама. Она похожа на молитву перед сном. Я спою тебе, а ты поспи, потому, что болезнь проходит во сне. Этому меня мама научила.

Антуан снял куртку, подложил мне под голову, и Анита начала петь:

С колыбельной молитвой меня начало окутывать пушистое одеяло спокойствия. Тревожные мысли ушли вдаль. Чувства угомонились. Веки отяжелели, и я заснул.

 

Четвертая Глава

Черная магия на удачу

С закрытыми глазами, в состоянии полусна или полуяви, я кружусь и возношусь в удивительном танце с клубами дыма.

Дым меня обвивает и чудесным образом проникает в меня. Наша связь настолько тесная, что я медленно превращаюсь в это пляшущее облако и воспринимаю вселенную сквозь дым…

Танец дыма увлекает меня все выше и выше. Я чувствую, что внизу остался прародитель мой, трескучий огонек, который сотворил меня таким прекрасным воздушным плясуном. И тут понимаю, что я есть дым пламени жертвоприношения. Вот храм подо мной с золотыми куполами, там алтарь и на нем пылающее тело…

Тело человека-самосожженца. Он принес себя в жертву Господа своего.

А я теперь его дым.

Неужели я…

Ной?!

Да!

Я Ной, который перевоплотился в дым собственного полыхания…

Но это же против моей воли!

Я не хотел стать частью горения!

Я желал сжечь гниду в себе!

Не жаждал я улетучиться на всех танцующих парах вверх в неизвестность!

Я лишь предполагал остаться пеплом и прахом.

А вышло не так.

Я хотел сжечь в себе Черно-Белого Ангела, а получилось, что он теперь дышит мне в рот. И лицо его горит черно-белыми испарениями.

Что это на самом деле?

Он меня опять обманул?

И тут я понимаю!

Да!

Это очередной облик Черно-Белого Ангела.

Он опять взял меня против воли моей!

Последний взгляд бросаю вниз на свое горящее тело и вижу людей в храме.

Они ликуют.

С улиц Фарабуна слышны торжественные возгласы:

— Смотрите, радуга на небе!

— Это чудо!

— Бог с нами!

А первосвященник объявляет во всеуслышание:

— И жил Ной после потопа триста пятьдесят лет! Всех же дней Ноевых было девятьсот пятьдесят лет, и он умер…

Память просыпается, и я кричу:

— Хотел испепелить себя, но не в дыму кружить с чертом! Хотел отделаться от него, а не плясать с ним!

Остатками воли напрягаю внимание и понимаю: он подчинил меня, поработил, цепями сковал.

Но мысли мои свободны, и я кричу:

— Сгинь, Сатана! Брось меня преследовать!

А он клубится мне в рот и хохочет в душу:

— Ты — мой! Твой владыка Я! Тебе не уйти от меня в себя, ибо я уже в тебе!

Я с ним спорю:

— Нет, и нет! Я себя поджег…

Он ехидно злорадствует:

— Не себя! Лишь тело!

Я с ним борюсь:

— Я совершил жертвоприношение!

Он меня бьет:

— Не Богу, а мне!

Я нападаю:

— Алтарь был Бога! Он принял меня. Теперь я в Боге, но не в тебе!

Он глумится.

— Ты в Боге?! Ну, рассмешил! Ты во мне! Это моя планета и это мой дым!

Силой злости и негодования я бросился на него, он не увернулся…

Даже наоборот: в смехе он поддался мне. Я схватил его, и мы повалились на…

Холодный мраморный пол…

Дым развеялся, прах разметался, все вылилось в твердые формы материального мира.

Крепкой хваткой я держал за горло испуганного толстяка, тряс его, бил головой об каменный пол. А к его левому виску я прикладывал острие ножа с черной рукояткой.

Толстяк даже не сопротивляется, лишь пытается выговорить что-то.

Но ему трудно.

Я его душу.

Что происходит?

Я и сам пугаюсь.

Особенно ножа.

Быстро отпускаю незнакомца, бросаю нож в угол и отскакиваю, с грохотом опрокидывая алтарь и треножник.

По полу катится чаша с разлившимися благовониями, разбросаны поднос, амулеты, осколки зеркала, колокольчик и книги.

Почувствовав освобождение, толстяк глотает воздух, кашляет, поправляет свой толстый пояс с деревянными символами. Потом он тянется к ножу, которым я его чуть не зарезал. Тут я замечаю, что черная, длинная рукоятка ножа украшена устрашающими орнаментами.

Толстяк качает головой и говорит:

— Зря вы взяли мой нож. Никому нельзя трогать его.

Я осмотрел помещение: тускло освещенная комната, в камине потрескивает огонь, в массивном канделябре — свечи, из ритуальной чаши исходит пар.

— Где я? — вырвалось у меня.

Толстяк еще раз откашлялся и сказал:

— Вы меня чуть не зарезали.

Я крикнул:

— Кто я? Отвечай мне!

На его лице выразилось восхищение:

— Поразительно! Вы сами скажите, кто вы.

Я оглядел себя и ужаснулся: на мне было надето тяжелое, потное, пузатое тело…

— Что мы здесь делали? Похоже на черную магию…

Толстяк как-то странно покосился:

— Можете ее назвать и черной. Похоже, вы действительно забыли себя?

Я спросил неуверенно:

— Я — Ной?

Он воскликнул:

— Ной? Превосходно! Умоляю, расскажите больше!

Толстяк, пыхтя, поднялся, помог мне тоже встать и усадил в кресло.

Голова пошла кругом, все завертелось, и я растерянно сказал, скорее обращаясь к себе, чем к этому незнакомцу:

— Я был Ноем. Потом я сжег себя, чтобы убить Черно-Белого Ангела, завладевшего моей душой…

Мои слова вызвали восхищение толстяка:

— Боже! Вы видели себя Ноем? Нашим библейским патриархом?

Я возмутился:

— Да, я был им! Я путешествовал, строил, выращивал лозу и меня соблазнил Черно-Белый Ангел. Он подстрекал на пьянство и разврат. И я сжег себя. Потом я превратился в дым и теперь не знаю, кто я, и где нахожусь.

Толстяк сел напротив меня и сказал:

— Первым делом успокойтесь, я помогу вам вернуть память. Главное, сидите тихо и не делайте резких движений.

Он суетливо пошарил в своем кожаном чемоданчике и извлек оттуда склянку с красной жидкостью. Накапав в рюмку, он поднес ее к моим губам и сказал:

— Вот, это поможет.

Я послушно выпил.

Странная дрожь прокатилось по всему телу, и мне действительно стало лучше.

Толстяк удовлетворенно посмотрел на меня и спросил:

— Ну как? Помогло?

— Да, помогло. Теперь скажи мне, кто я? И кто ты? Ты — Сатана?

Он усмехнулся:

— Нет, я не сатана. Я всего лишь жалкий профессор юриспруденции из университета Ингольстадт.

— Профессор? Как твое имя?

— Адам Вейсхаупт.

— Профессор Вейсхаупт… И что же ты здесь делаешь, профессор?

— Я прибыл по вашей просьбе. Вы хотели, чтобы я провел над вами ритуал открывающий удачу в делах — ответил он.

— Значит, мы, все-таки, занимались магией.

Поняв мое смятение, профессор пошарил в кармане плаща с капюшоном, достал оттуда потрепанную бумагу и показал ее мне:

— Смотрите, это письмо, которое вы послали мне с прошением немедленно прибыть к вам с нужным инвентарем для обряда воплощения идей в параллелизм.

Я взял у него письмо и начал недоуменно рассматривать странные закорючки, в которых я ничего не понял.

— Это я писал?

— Конечно! На письме ваша личная печать!

— Допустим. Что это такое — обряд воплощения идей в параллелизм? Чушь какая-то…

Профессор улыбнулся.

— Нет, господин, это не чушь. Это значит, что вам требовались удачные идеи для своих деловых встреч…

— Каких встреч?

— Этого я не знаю…

— Хорошо, расскажи, в чем заключался обряд?

Профессор объяснил:

— В этой чаше, по всем правилам высшей магии, я приготовил для вас отвар красного мухомора. От него еще идет пар. Кончиком ножа я писал заклинания по воздуху и с помощью амулетов направлял свою энергию к высшим силам. Когда напиток был готов, я прочитал тайные заклинания из своей книги, напоил вас отваром, и вскоре ваша душа улетела путешествовать. Я помогал вам, не переставая читать заклинания. Я также жег благовония и сопровождал вас в странствии, пробивая вам путь магическим ножом…

Я его слушал с большим удивлением и, наконец, спросил:

— Как долго я путешествовал?

— Всю ночь. Ваша душа парила над многими мирами. Конечно, я не видел, то, что видели вы, но я чувствовал, что вы покоряете не страны и континенты, а целые Вселенные. К рассвету вы как-то утихли, и заснули. Возможно, вы даже видели сны. Я охранял вас здесь, держа свой нож наготове. Духи никогда не дремлют и могут овладеть путешествующей душой. Поэтому вам требовалась моя защита. Я боролся с одним мерзким существом, чтобы спасти вас. На моем ноже еще осталась его вонючая кровь. Наконец, вы проснулись, начали кидаться на стены, танцевали. А под самый конец напали на меня, отняли нож… Кроме меня никому нельзя дотрагиваться до моего волшебного ножа! Я вам кричал, но вы не слушали, повалили меня на пол и чуть не зарезали. Слава всевышним силам, вы вовремя очнулись. Вот и весь рассказ. Что вы там видели и где путешествовали, я, конечно, не знаю. Это ваше дело. Я лишь помогал вам по вашей же просьбе.

Я растерянно озирался:

— Но я ничего не помню.

Профессор ответил:

— Это не страшно. Сейчас у вас временный провал в памяти. Это естественное последствие моего ритуала. Память полностью восстановится в ближайшие минуты.

Я придвинулся поближе к профессору и спросил полушепотом:

— Я хочу знать, кто я сейчас? Скажи мне!

Вейсхаупт ответил мне таким же полушепотом:

— Пожалуйста, я все скажу. Вы — господин Натан Ротшильд, сын всеми уважаемого торговца антиквариатом, Майера Амшеля Ротшильда, поставщика двора его величества ландграфа Гессен-Кассельского Вильгельма…

Эти имена ударили меня как ток, и в моей голове заиграли образы старых монет из антикварной лавки отца, зазвенели серебряные крейцеры, золотые гольдгульдены и медные талеры… Я почувствовал присутствие подземных тайников под нашим домом. Там хранятся драгоценности вкладчиков и аккуратные учетные бухгалтерские книги отца…

Я вспомнил, что у меня есть братья. Нас пятеро!

Я Натан Ротшильд…

Профессор внимательно наблюдал за мной и сказал:

— Вижу, к вам возвращается память.

Я чувствовал, что силы возвращаются, однако память восстановилась медленно и я спросил:

— Какой сейчас год?

— 1805-й.

— Где мы?

— Во Франкфурте. Это дом вашего батюшки, где вы родились и выросли, однако сейчас вы живете в Лондоне, откуда вы прибыли вчера, для встречи с вашей семьей.

Следующая волна воспоминаний была наполнена новыми образами моего большого дома в Лондоне.

Стук в дверь, и курьер будит меня среди ночи. При свечах я читаю весточку от отца с требованием немедленно прибыть во Франкфурт на важное семейное совещание. Я начинаю собираться. Сонный секретарь записывает мои указания, которые он, несомненно, выполнит безукоризненно. Мой экипаж мчится под луной. Мой фрегат ожидает в Рамсгейтском харборе. Роскошные кареты брата целые сутки несут меня через всю Францию…

Потом я сидел и сочинял письмо.

— Верно, я вам писал, — вспомнил я.

Профессор обрадовался:

— Память быстро возвращается.

— Однако никак не вспомню, в какой помощи я нуждался? Может, дадите какую-нибудь подсказку?

Профессор задумчиво помотал головой и ответил:

— Подозреваю лишь, что речь идет о возможном финансировании датского монарха, принца-регента Дании и Норвегии, Фредерика шестого. После отмены крепостного права и рабства, казна Дании так опустела, что королевство на грани развала. У вашего батюшки появились по этому поводу кое-какие соображения, и он хотел все обсудить с вами и вашими братьями.

Сразу всплыло воспоминание о моих братьях.

Они разбросаны по столицам Европы. Но сейчас все вместе находятся здесь, с отцом, и ждут меня для общей встречи сегодня утром в…

Я встревожился:

— Который час?

Профессор посмотрел на карманные часы и ответил:

— Начало одиннадцатого.

Я быстро встал:
— Надо торопиться. Мне кажется, что встреча была назначена на десять часов. Наверное, семья заждалась.

Я направился к двери, но профессор меня остановил:

— Секунду. Позвольте лишь напомнить вам то, что вы сказали в беспамятстве.

Я остановился у двери.

— Я что-то говорил?

— Да! И мне кажется, это очень важно для вас сейчас.

— Хорошо, я слушаю…

— Вы сказали буквально следующее: «Истинное богатство не в наших подвалах, а в сознании людей, которые верят в наше богатство…»

Смысл этих слов не дошел до меня.

— И что же это значит?

Профессор развел руками:

— К сожалению, я не могу знать. Возможно, понимание придет к вам в нужный момент.

Я кивнул и бросил на прощанье:

— Вы получите достойное вознаграждение за ваш труд.

Профессор учтиво поклонился:

— Всегда к вашим услугам.

 

Пятая Глава

Начало новой финансовой эры

Я вышел в длинный коридор, который сразу разбудил воспоминания детства. Вот здесь я бегал как угорелый от дверей до зеркала и обратно, наперегонки с братьями.

Голос мамы проснулся в глубине детской памяти:

— Голову свернете! Нельзя ли бегать помедленнее!

Мы с братьями смеемся:

— Как же помедленнее, если мы наперегонки?

Из угла привидением выступает бабушка со сладким голосом:

— Кто заслужил сладкое варенье?

Мы хором кричим:

— Я… Я… Я…

Огромная деревянная дверь в конце коридора ведет в лавку отца. Папа всегда был в там, торговал всякой всячиной, и… Монетами.

В ушах звон, и дотронувшись до медной рукоятки, я медленно открываю эту дверь в наш семейный бизнес. Передо мной расстилаются векселя, закладные, счета, бухгалтерские книги, тайные записи отца. А лавка та же самая. Ничего тут не изменилось, кроме того, что на месте отца сидит его верный кассир Абрам.

Увидев меня, он почтительно встал и поклонился:

— Доброе утро, господин Натан!

Я отвечаю приветливо:

— Доброе утро, Абрам.

Кроме Абрама в лавке находится угрюмый купец, которому я отвешиваю почтительный поклон.

Абрам говорит:

— Позвольте вам представить Исмаила, торговца из Мюнхена.

Я отвечаю учтиво:
— Рад знакомству, господин Исмаил.
Однако Исмаил по-прежнему хмур.
Зато Абрам улыбается:
— Господин Натан, помогите нам, пожалуйста, и подскажите сегодняшний курс талера.

Сам удивляясь собственным познаниям, отвечаю мгновенно:

— Талер сегодня стоит две трети крейцера, что равняется шестой части гульдена или три четверти марки и пять третьих флорина.

Абрам несколько растерян:

— Сколько же следует дать крейцеров этому почтенному торговцу за сто флоринов?

И на этот вопрос у меня оказался готовый ответ:

— Один талер мы меняем на пять третьих флоринов, за один крейцер берем три вторых талера, это значит, что за сто флоринов мы выдадим двести пятьдесят крейцеров.

Абрам рад и, обращаясь к удивленному торговцу, говорит:

— Да, точно! Можете проверить.

Не дав Исмаилу время опомниться, я с почтением обращаюсь к нему:

— Однако я чувствую, вы со своими крейцерами поедете в Мюнхен для закупки следующей партии товара.

Исмали отвечает:

— Да, это так.
Я говорю ему доверительным тоном:
— Тогда я бы посоветовал не брать с собой сундучок с монетами. Дороги нынче опасные. Полно воров и лесных разбойников. Мы можем дать вам именной вексель на двести пятьдесят крейцеров для обналичивания в нашей Мюнхенской меняльне. Это наш дорожный вексель. Комиссия всего лишь десятая доля от суммы векселя. За двадцать пять крейцеров вы сможете обеспечить себе надежную охрану. Ворам ваш вексель ни к чему, он же на ваше имя.

Торговец задумался, сразу понял преимущества моего предложения и сказал:

— Хорошо! Я согласен.

Я обратился к кассиру:

— Абрам, прими у господина сто флоринов, выпиши ему мюнхенский вексель на двести пятьдесят крейцеров с закладной на его сто флоринов и укажи комиссию…

Торговец молча поклонился, и я ответил ему тем же. Уже в дверях я услышал лестное замечание Абрама:

— Натан достойный сын старшего господина Ротшильда.

Через небольшой дворик я попал в наш садик, где папа играл с нами и обучал нас, когда мы были совсем маленькими. Здесь в нашей старой деревянной беседке проходила сегодняшняя встреча.

Братья были в сборе.

Джон приехал из Парижа, Соломон из Вены, Кальман из Рима, Амшель, наш старший брат, всегда оставался с папой во Франкфурте.

Отец сказал:

— Вот и Натан подошел. Почему ты опоздал?

Я, немного помедлив, ответил:

— Занимался с профессором.

Отец нахмурился на мгновение и спросил:

— С Вейсхауптом? Я видел, что он вчера входил в дом. Он еще здесь?

— Да.

Отец с интересом посмотрел на меня:

— Что же вы делали всю ночь?

— Он давал мне урок по ведению современного бизнеса.

Отец одобрил мой ответ и сказал:

— Хорошо. Садись, Натан, и начнем, не теряя время, так как нам надо принять важные решения.

Мы все устроились в приготовленных для нас креслах вокруг садового столика.

Отец перешел к делу:

— Итак, я вас пригласил обсудить возможность крупного вложения капитала с получением существенной прибыли. Я знаю, что вы проделали долгий путь. Джон оставил неспокойный Париж, охваченный революцией. Спасибо сын, что отозвался на мое приглашение. Уверен, что вернувшись обратно, ты найдешь свои дела в полном порядке. Соломон отложил великий бал для венской знати, который он ежегодно дает в своем дворце. Спасибо и тебе, Соломон. Надеюсь, это не очень повлияет на дела нашего венского банка. Кальман проделал долгий путь из Рима. Спасибо тебе тоже, Кальман. А ты, Натан, ведешь в Лондоне очень важные дела на благо всей нашей семьи. Спасибо тебе! Тем временем, пока вы трудитесь на чужих землях, ваш старший брат, Амшель, помогает мне во франкфуртских делах. Он всегда со мной и заменяет мне всех вас. Итак, еще раз спасибо за то, что быстро смогли приехать.

Братья поклонились отцу, а я сказал:

— Папа…

Это слово, так естественно вылетевшее из моих уст, прозвучало для меня двояко. Одна моя сущность не могла воспринимать этих людей как семью, так как я видел их в первый раз. Однако другая часть меня чувствовала родственную теплоту, кровную близость и спокойствие, так необходимое для полноценного существования в этой вселенной. Обе части подсказывала, что я люблю этих людей с рождения. А они любят меня.

Моя пауза слишком затянулась, и отец спросил:

— Да, сын мой, что ты хотел сказать?

— Папа, уверен, что братья согласятся со мной в том, что мы готовы прилететь в наше родное гнездо по первому же твоему зову, будь то на благо дела или просто так.

Братья кивнули головами, выражая нашу общность.

Джон сказал:

— Конечно, Натан прав, отец. Ты дал нам все. Знания, опыт работы с деньгами и цифрами. Ты отправил нас в лучшие столицы Европы, и сейчас каждый из нас живет в замке, о котором самые могущественные монархи могут только мечтать.

Кальман добавил:

— Да, да! И мы все знаем, как все начиналось. Ты, папа, вырос на посудной улице в нищем гетто и добился немыслимого! Мы все восхищаемся тобой, мамой и вашим подвигом!

Отец даже прослезился. Он обнял всех нас по-отцовски и сказал:

— Спасибо, мои верные сыновья! Вы пять стрел одного лука! Я горжусь, что сейчас вы уже мои взрослые партнеры, у которых не только зубки прорезались, но и зуб мудрости растет! Давайте не будем терять время и перейдем к делу…

Мы приготовились внимательно слушать, и отец произнес:

— Недавно, находясь в Ханау в замке его величества Уильяма, принца гессенского, я получил достоверную информацию от казначея, господина Карла Будеруса, о проблемах датского двора. Вы знаете, что Данией формально правит душевнобольной король Кристиан шестой, но реальная власть у наследного принца-регента Фредерика, который проводит ряд непонятных реформ. Он освобождает крестьян от крепостного права, ограничивает помещиков нормированием барщины, отменяет рабство в колониях и ведет бессмысленную войну против Швеции. Всем этим он довел свою страну до банкротства и сейчас ищет ссуду. Ему нужно очень много золота для продолжения войны, потому ему нелегко найти поставщиков. Думаю, это прекрасная возможность для нас выйти на высший международный уровень. Я хочу знать ваше мнение: как вы относитесь к тому, чтобы изыскать возможность ссудить золото датской короне под хороший процент?

Братья призадумались.

Первым высказался Джон:

— Думаю, это хороший план. Такое дело может иметь продолжение и в Париже. Вы знаете, что у меня дружеские отношения с французской знатью. После переворота 18 брюмера в правительстве идут постоянные перестановки. Республика продержалась всего восемь лет. А сейчас упразднено правительство, называемое директорией, и к власти пришел генерал Бонапарт, который стремительно вырос в императора. Есть силы, пытающиеся вернуть династию Бурбонов, и им нужны огромные средства для возвращения короны. Но пока их попытки в зачаточном состоянии. А у действующего императора огромная потребность в новых военных операциях, что, конечно же, связано с немалыми расходами. Несмотря на всеобщую приватизацию земель, денег во Франции нет. Так что императорский двор Наполеона тоже созрел для больших займов. Министр финансов Годен недавно сказал мне, что денег давно не видит даже во сне. Думаю сейчас именно то время, когда мы можем очень выгодно размещать займы во Франции. С одной стороны мы можем финансировать безумство Наполеона, а с другой давать деньги Бурбонам для борьбы против него. Однако встает нелегкий вопрос, где взять столько золота, чтобы хватило на все ссуды и датскому регенту, и Наполеону, и Бурбонам?

После Джона слово взял Соломон, живущий в Вене:

— Мы говорим о вещах высочайшей важности. Вы знаете, я не люблю многословие и возвышенные фразы, но сейчас скажу, что при разумном осуществлении наших планов мы могли бы увеличить свое состояние до астрономических цифр. Могу рассказать об императоре Австрии Франце Втором. Он тоже нуждается в ссудах, несмотря на природную скупость. Представьте, его двор экономит даже на соли! Император сейчас ведет войну с Наполеоном, и его разобьют, если он немедленно не перевооружит свою армию. Я встречался с его представителем Меттернихом и нашел с ним общий язык. Так вот, несмотря на презрительное отношение к нам, евреям, Меттерних сделает все для нашего процветания в Австрии, если мы сможем обеспечить государство нужными финансами. Тогда получится, что мы имеем прибыль со всех: финансируем Бурбонов во Франции и Габсбургов в Австрии против Наполеона, даем деньги Дании против Швеции и поставляем золото Наполеону против всего мира. Но тут встает непростой вопрос, который задавал Джон. Где нам самим взять столько? У нас нет достаточных запасов, чтобы обеспечить всю Европу ссудами.

Соломон умолк.

После задумчивой паузы взоры обратились на нашего следующего брата Кальмана, который жил в Неаполе и вел наши дела в Италии.

Он сказал коротко:

— Я могу выйти даже на Папу Римского. Уверен, что Ватикан возьмет наши деньги, несмотря на их происхождение. Ватикану золото нужно всегда. Но, чтобы осуществить наш грандиозный план, нам необходимо неожиданное решение, иначе мы будем вынуждены выбрать одно, наиболее выгодное направление, и только спустя несколько лет, получив проценты, перейти к другой стране. Это долгий путь.

Настала очередь Амшеля, нашего старшего брата, живущего и работающего с отцом во Франкфурте.

Он сказал:

— Пока мы беседовали, я нарисовал небольшой финансовый набросок. Наш отец говорил о ссуде для датской короне, Джеймс — для Наполеона с Бурбонами, Соломон — для Меттерниха и Кальман — для Ватикана. По всем направлениям одновременно потребуется, как минимум, девять миллионов талеров.

Кальман присвистнул, а у меня перехватило дыхание от такой цифры. Переведя эту сумму в золото, я и вовсе ужаснулся. Это пятьдесят огромных фрегатов до верха наполненных золотыми слитками и у меня вырвалось:

— Это целая флотилия с золотом.

Соломон согласился:
— Да, точно!
Амшель же продолжил:

— Такого богатства нет у всех Франкфуртских банкиров вместе взятых. Выходит, одновременное финансирование всех монархов невозможно.

Отец сказал:
— Я тоже так думаю. Начнем думать, что выгоднее.

Тут в моей голове что-то щелкнуло, потом в мозгах взорвалась бочка с порохом, и неожиданное видение оглушило меня.

Передо мной открылось морское пространство. Я стоял у кромки флагманского корабля и как одержимый всматривался в туман. Я чувствовал возбуждение и знал, что за мной следуют корабли. Их много. Очень много. И все они наполнены золотыми слитками. Невообразимое количество золота наполняет меня, усиливая мою одержимость во сто крат. Рядом стоит улыбающийся капитан корабля и говорит мне с почтением:
— Сэр, я восхищаюсь вашей решимостью перевозить столько золота по морю…
Я строго взглянул на него, и он понял, что лучше со мной не связываться. Улыбка исчезла с его лица, а я спросил:
 — Где мы сейчас?
Он удивился, однако сразу ответил:
 — У берегов Англии, сэр. Мы уже прибываем.
Моя одержимость смотрела на мир хмурым взором.

Я сказал:

— Хорошо. А откуда мы везем золото?

Капитан как-то странно заморгал, но и на этот вопрос ответил сразу:

— Из Бомбея.

— Индия?

— Да, сэр, Индия…

Тут мой мозг щелкнул еще раз, вернув меня в действительность, однако одержимость никуда не пропала, и в моих ушах прозвучал голос профессора Вейсхаупта: «Истинное богатство не в наших подвалах…». Дух отозвался эхом: «Истинное богатство в сознании людей, которые верят в наше богатство!»

Отец и братья были поражены моим состоянием. Голос отца прозвучал для меня из какой-то другой реальности:

— Натан, Натан! Что с тобой? Тебе плохо?

Я хотел ответить, но вместо меня ответило Нечто, которое родилось во мне из одержимости:

— Истинное богатство не в наших подвалах, а в сознании людей, которые верят в наше богатство…

Все спросили в один голос:

— Что?

Отец сказал несколько испуганно:

— Сынок, что ты говоришь? Объясни нам.

Нечто сказало:

— Мы можем профинансировать всю Европу. Даже две Европы, если хотите.

Братья хотели возмутиться, но отец остановил их жестом руки, привстал, подошел ко мне и сказал, пристально посмотрев мне в глаза:

— Натан, ты сам не свой. Если ты решил подшутить над нами, то сейчас неподходящий момент.

Я, точнее, Нечто ответило:

— У меня есть план.

Отец строго кивнул головой:

— Хорошо, мы тебя слушаем.

Все смотрели на меня с некоторой долей сомнения, однако Нечто не смутщалось, и сказало моим уверенным голосом:

— Представим на мгновение, что у нас в подвале нет ни грамма золота.

— Боже упаси! — вырвалось у Амшеля.

Я со злостью посмотрел на брата, а отец сказал:

— Хорошо, хорошо. Уже представили. Итак, у нас нет ни грамма золота в подвалах. Что потом?

Я-Нечто продолжило:

— Теперь представьте, что вся Европа верит, что золота в наших подвалах навалом.

Джеймс рассмеялся:

— Да, ситуация была бы забавная.
И все-таки, они еще не понимали, к чему клонит Нечто, и оно начало объяснять:

— Теперь представьте, что мы начнем печатать бумажные деньги, которые подкреплены не настоящим золотом, а лишь верой людей в то, что оно у нас есть.

Соломон первым оценил тонкость суждения и сказал:

— Это очень интересно! Продолжай!

— В этом случае мы могли бы напечатать бумажных денег в любом, нужном для нас количестве. Миллион дукатов для датской короны? Нет проблем! Нам не нужно золото. Нам нужна лишь вера всей Дании в наши бумажки. Тогда мы сможем брать обязательства на нужную сумму, и вместо золота давать эти бумажки принцу-регенту Дании. Мы получаем интерес, и лет через пять наш миллион дукатов вернется к нам уже в виде настоящего золота. И еще сверху останется долг Дании на корневую сумму.

Майер сказал строго:

— Стоп! Получается, что мы печатаем фальшивые деньги? И что, по-твоему, будет, если датский принц потребует обналичить наши пустые бумаги?

Нечто ответило через меня:

— Это уже другая сторона вопроса. Мы сделаем так, чтобы подобное требование не возникло. Это легко. Достаточно лишь заложить в наши ценные бумаги интерес для держателей. Назовем это обязательством. На английский манер будет звучать привлекательнее — облигация с интересом. Каждый захочет попридержать облигацию, которая лежит в ящике и прибавляет в цене десятую долю нашей собственной прибыли. Так мы будем регулировать рынок наших облигаций.

Тут загорелся Джон:

— Очень интересно!
Соломон спросил:

— А как быть с обналичиванием наших облигаций другими ростовщиками?

Нечто сказало:

— А для этого нам поможет подкуп заинтересованных монархов. Пусть они внесут изменения в законодательство и сделают наши облигации обязательными к приему в других банках. Какой банк откажется от них, если они уверены, что в наших подвалах золота очень и очень много?

Отец сказал:

— Все выглядит заманчиво. Можно представить, как мы купим монархов на законы, но как же нам убедить все страны, что у нас переполненные золотом подвалы?

Нечто ответило моим языком:
— Как раз эта часть самая легкая! Ее я беру на себя. Братья кивнули в знак одобрения, а Кальман спросил:

— Скажи, Натан, что же ты собираешься делать?

Нечто сказало:

— Через своих тайных агентов я найму флотилию его высочества короля Англии на месяц или два. Это будет несложно. Потом я пошлю эту флотилию в Индию, скажем, в Бомбей, и под покровом таинственности загружу его тяжелыми сундуками. В сундуках будут камни, но я пущу слух, что это чистое золото. Люди охотно верят в невероятное. Все будут на свой лад пересказывать, как я будто бы нашел золото древнеиндийских полубогов, которое десять тысяч лет хранилось под заброшенными развалинами старинного храма в джунглях…

Отец сказал:

— Да, люди верят в сказки. Продолжай, ты рассуждаешь очень интересно.

— Потом я доставлю эту флотилию в Лондон и тайно выгружу все в подвалы банка. Вы, наверно, догадываетесь, что по документам это будет именно чистое золото. Несколько кораблей мы отправим в Париж, и они осядут в подвалах банка Джеймса. Добавьте к этому заказные статьи в престижных изданиях, шепот наших друзей при царских дворах, усиление охраны наших ворот, и вот вам оживший миф о том, что подвалы банков Ротшильдов в Лондоне и Париже переполнены чистым золотом полубожественного происхождения из Индии. Если же сразу за этим мы начнем выпускать облигации не только для Дании, но и для всех нуждающихся в кредитах монархов по всей Европе, тогда отпадут всякие сомнения и мы сможем финансировать Австрию против Наполеона, Англию против России, Наполеона против Европы! Кого угодно против кого угодно! Мы даже можем развязать войну! Война лучшее время для выгодных ссуд! А послевоенное положение — выгодное время для ссуд на восстановление! Чем больше денег на оружие, тем больше будет уничтожено, и тем больше нужно будет восстанавливать! Мы станем всесильными!

Нечто во мне замолчало.

Я отряхнулся, как бы прогоняя внутренний голос, а в садике воцарилось тяжелое молчание.

Джон сказал осторожно:

— Думаю, план Натана великолепен. Содержимое наших подвалов известно лишь нам! А если мы будем хранить это в тайне, то никто никогда и не узнает. Нужно еще скорректировать законы о наших векселях, но это несложно. Тем более никто никогда не узнает об истинных размерах нашего имуществе, если мы разбросаем его по разным странам. Кто же сможет проверить нас везде?

Теперь суть дошла и до Амшеля, моего старшего брата, и он сказал:

— Так мы сможем выдавать почти неограниченные кредиты, не обеспеченные ничем, и при этом мы будем получать проценты от всех кредитов! Перед нами встанут неслыханные богатства.

Я тоже горел этой безумной идеей и сказал:

— Получится, что мы выдаем монархам обязательства и ничем не рискуем, пока держатели обналичивают наши бумаги не у нас. Обратите внимание, что интерес облигаций гарантирует нам низкую вероятность обналичивания больших средств. Тем более мы даже можем контролировать процесс обналичивания наших бумаг, увеличивая или уменьшая проценты.

Под конец слово взял отец и подытожил:

— Итак, Натан нам предлагает неслыханную идею выдавать в кредит несуществующие активы. Но для этого нам нужно получить кое-какие права, подкрепленные соответствующим законодательством и верой народа в нас. Я думаю, надо действовать немедленно. В таком деле понадобится удача…

Братья согласились:

— Да, удача нам нужна!

Отец сказал:

— Чтобы схватить быка за рога, давайте приступим к осуществлению плана Натана немедленно! Вот что мы будем делать: Натан обеспечит нашу легенду о золоте тем, что организует транспортировку сундуков из Индии в Англию и во Францию. Джеймс начнет интенсивно распускать слухи о фантастической находке Натана по Парижским салонам, что будет для него не очень сложно. Соломон назначит встречи в Вене с Меттернихом, чтобы получить его поддержку в процессе принятия закона о наших облигациях. Кальман в Риме пусть добьется аудиенции Папы Римского и получит его благословение на хранение несуществующего золота. Думаю, мы сможем купить поцелуй руки папы, что усилит нашу легенду о небывалой находке! Амшель пусть едет в Данию на прием к Фредерику, чтобы убедить его взять ссуду в облигациях. Надо еще заверить оружейников, что держать наши облигации выгодно. Думаю, их природная алчность поможет в этом. В таком случае Фредерик будет не против получить ссуду облигациями, так как ему нужно на эти деньги покупать оружие. Уверен, что он с готовностью даст хорошие земли в залог, а мы ему предложим низкий процент. Я отправлюсь к нашему герцогу и подготовлю почву для того, чтобы он потом выкупил часть наших облигаций, что даст нам возможность иметь наличный капитал для продвижения нашего нового общего дела.

Соломон сказал:

— Чувствую, что мы вступаем в новую финансовую эру Европы и всего остального мира.

Все было решено, и мы быстро разошлись.

Я вернулся в свой кабинет. Внутреннее Нечто затихло, однако, оно было там и подсказало мне написать подробное письмо герцогу Веллингтону, адмиралу Ее Величества с просьбой одолжить мне флот, а взамен позволить мне построить для него роскошный замок в любом месте Лондона. Перечитав написанное, я вызвал гонца и приказал ему мчаться в Англию с письмом.

Потом я велел приготовить свой экипаж. На сборы у меня ушел лишь час, и скоро я уже садился в карету.

Провожая меня, папа сказал:

— Удачи, сын мой! Твои братья уже разъехались. Вы у меня все молодцы, но ты молодец втройне. Придумал отличный план.

— Да, папа. Но у меня чувство, что нечто иное говорило во мне.

Папа рассмеялся:

— Должно быть, оно умнее всех нас вместе взятых.

Мне было не до смеха:

— Оно гораздо могущественнее и жаждет войны и разрушения.

— Твое «Нечто» называется интуицией, сынок. А войны, нищета и разорение придуманы не нами. Нам надо действовать молниеносно, ибо если не мы, это сделает кто-то другой. Нельзя терять то, что можно приобрести! Потому, вперед! Отправляйся в Индию, осуществи свой план, и удача будет на нашей стороне.

— Хорошо, папа, я все сделаю, — ответил я.

 

Шестая Глава

Ворота великого города Иртифахана

Очнулся я внезапно, но как-то не до конца. Во рту был вкус песка, в глазах — остатки прошедших грез. Сначала Ной и его борьба с Черно-Белым Ангелом, потом этот толстый финансовый аферист с диковинным именем — Ротшильд и удивительным «Нечто» в себе.

Это не могло быть сном. И этот горячий песок под пальмой, и мои гноящиеся конечности… Это тоже явь!

Я прислушался к беседе Антуана и Аниты.

— …после этого случая я уже не мог остановиться. Рука моя сама бралась за перо и блокнот и я писал, писал, писал… На Земле столько прекрасного, столько чудесного и восхитительного, что для осознания всего не хватит и тысячи жизней. Я мечтаю вернуться на Землю, чтобы продолжить познание красоты, но, видимо, этого мне уже не суждено… — говорил Антуан.

Анита спросила:

— Что тебе мешает? У тебя есть самолет. Правда, он сейчас разбит… Почини его и сразу лети на Землю!

Антуан ответил:

— Я бы с удовольствием, но мне нужен билет.

Анита удивилась:

— Билет? Какой билет?

— Самый обычный билет на Землю. Без билета туда не пустят.

— Даже нас?

— Конечно, даже вас…

Анита задумалась:

— Где же его взять?

— К сожалению, я не знаю. Может быть, в Иртифахане…

— Так пойдем с нами в Иртифахан и купим билет.

Антуан ответил:

— Знаешь, принцесса, каким-то образом я застрял здесь. В последний день своей земной жизни я летел в самолете. Была война. Мне говорили, что лучше не соваться на берега Испании, но у меня было задание доставить специальный груз. Я решил рискнуть и пролететь по побережью, чтобы увидеть прекрасный закат. Вражеский самолет появился неожиданно, и меня подстрелили…

Анита заплакала:

— Какой ужас…

— Больно не было. Обидно, что я многое не успел сказать. Но еще хуже то, что я застрял здесь. Дальше не пускают, а билета назад нет. Возможно, что я жду своего часа. Но жду терпеливо и служу почтальоном, как и всю жизнь.

Анита вытерла слезинку:

— Это очень печальная история. Я достану тебе обратный билет, обещаю…

Антуан обнял Аниту:

— Спасибо, принцесса! Однако у нас очень мало времени. Солнце близится к закату. Надо разбудить Николая и идти дальше.

Анита подбежала, и меня осветила ее улыбка:

— Добрый вечер, Николай. Ты проспал весь день в тени этой пальмы. Что видел во сне?

Я ответил неопределенно:

— Долго рассказывать.

Анита сказала:

— Сейчас ты выглядишь лучше, чем вчера. Колыбельная помогла? Помнишь, я тебе пела перед сном?

— Смутно помню.

Анита немного обиделась:

— А жаль. Я пела от всего сердца.

— Не сердись, мне было очень плохо.

Анита улыбнулась:

— Не сержусь. Вставай. Нам пора идти. Антуан говорит, что нам надо добраться в Иртифахан до рассвета.

Подошел Антуан, проверил мои пальцы и сказал:

— Ухудшений нет. Попробуй встать. Ты можешь ходить?

Я приподнялся и почувствовал, что силы вернулись ко мне.

Правда, руки и ноги болели от гноя, но идти я мог. Антуан удовлетворенно кивнул головой:

— Хорошо! Тогда в путь! Надеюсь, успеем. Как у тебя с мыслями?

Я пожал плечами, посмотрел на запад и увидел там огромную стену желтого цвета.

Анита встревожилась:

— Что это?

Антуан недовольно покачал головой и ответил:

— Это песчаная буря. Будет плохо, если она нас накроет…

Анита задумчиво повторила:

— Песчаная буря. Какая она красивая.

Антуан обратился ко мне:

— Я уверен, что направление этой бури зависит от твоих мыслей. Пожалуйста, будь внимателен. Если у тебя опять начнут возникать негативные чувства, то отгоняй их, как сможешь…

Я спросил его с опаской:

— А если не смогу?

Антуан развел руками:

— Тогда мы все — ты, я и Анита — задохнемся в песках, не дойдя до Иртифахана.

Анита попросила:

— Николай, постарайся, пожалуйста…

Антуан сказал:

— Могу посоветовать: дыши глубоко и следи за своим дыханием. Произноси мысленно — вдох, выдох — и будь дыханием души твоей. Может быть, поможет.

Я кивнул:

— Спасибо! Так и буду делать. Но…

Антуан спросил:

— Что?

— Я как-то потерян. Не знаю, почему нахожусь здесь и зачем ты ведешь нас в Иртифахан, — ответил я.

Антуан объяснил:

— Возможно, у тебя какая-то цель, которую ты пока не осознаешь. Не исключено, что ты мельком видел картинку Иртифахана и невзначай подумал поехать. Кроме твоих страданий, здесь исполняются твои заветные мечты. Думаю, в нужный момент ты поймешь, зачем направляешься в Иртифахан.

— Я должна нарисовать Иртифахан, — сказала Анита.

После заката мы пошли по пескам и по лунной тропинке. Я пытался удерживать взгляд на огромном диске ночного светила. Это помогало не допускать тревожные мысли.

К полуночи Иртифахан не появился, но Антуан был уверен, что он уже близко.

Время от времени я обращал свой взгляд назад, к западу. Оттуда за нами неуклонно следовала песчаная буря. Чтобы не допустить в себя пагубные мысли, я приковывал свой взор к луне и…

Вдруг там зашевелились кратеры, задвигались тени, и я отчетливо увидел сцену в богато обставленной спальне. Силуэт Софи… Боже! Она голая ложиться в постель, где ее ждет…

Кэтчер!

Все во мне опять всколыхнулось. Беспокойство охватило меня в один миг. Я задрожал от нахлынувших на меня мыслей. Почувствовал, как поднимается ветер и услышал глухой призыв Антуана:

— Николай! Дыши глубоко и мысленно следуй за своим дыханием!

Я задышал. Вдох-выдох, вдох-выдох… Скоро тревога откатила, но ветер не стих, и конечности заломило сильнее.

Анита взяла меня за руку:

— Держись, Николай…

Я молча кивнул ей, и мы пошли дальше.

После этого я боялся смотреть на луну и пристально вглядывался в беспредельные пески передо мной.

Ближе к рассвету, когда никаких сил на передвижение уже не оставалось, я увидел вдали чудесный пейзаж. Горная лужайка с красными маками, зеленая трава, снег на вершинах вдали, а еще дальше — затерянный в скалах монастырь. Все в точности так, как на рекламной фотографии, которую мне дала Инга в туристическом агентстве. От этого видения у меня мурашки побежали по спине. Появились очертания городской стены с огромными воротами, которые засверкали в лунном свете.

Я спросил:

— Что это? Мираж?

Антуан вгляделся вдаль и сказал:

— Нет, это ворота Иртифахана!

Анита подскочила:

— Ура! Ура! Ура! Какая прелесть!

Я сказал:

— Да, великолепный вид…

Анита заторопилась.

— Скорее, подойдем поближе.

Болячки продолжали ныть, но я продолжил путь. Моим единственным желанием было увидеть, что эти очертания не мираж. И наконец, дойдя до них, я понял, что они не исчезают. Наконец вплотную приблизились и вот, мы стоим перед воротами древнего города великих врачевателей. Неужели за ними кроется моя единственная надежда на исцеление? Как бы отвечая на мой мысленный вопрос, Антуан сказал:

— Ну, вот мы и пришли. Сейчас Николай должен постучать в эти ворота. Их откроют, и вы туда войдете.

У Аниты на глаза навернулись слезы. Она сказала:

— Антуан, прошу, пойдем с нами!

Антуан улыбнулся ей:

— Меня туда не пропустят. Да и не надо. Ведь меня ждет мой разбитый самолет. Я вернусь к нему, отремонтирую и полечу дальше.

Анита обняла пилота и спросила:

— Куда ты полетишь?

— Развозить других пассажиров. Анита сказала:

— Я достану тебе билет на Землю! Обещаю!

Антуан нагнулся, поцеловал девочку и ответил:

— Прекрасная принцесса, я хочу, чтобы все твои мечты сбылись…

Потом он подошел ко мне и пожал руку:

— От всей души желаю тебе удачи, Николай, стучи в дверь.

Я кивнул, повернулся к воротам и ударил железной рукояткой об дверь. Звук оказался настолько всепроникающим, что вся пустыня оживилась, и пески завибрировали. Длинное окошко в воротах щелкнуло, отворилось, и оттуда на нас взглянули глаза. За этим последовал вопрос:

— Кто такие?

Я ответил несколько растерянно:

— Я Николай, а эта Анита.

— Кто доставил?

— Летчик Антуан.

Глаза в окошке моргнули пару раз. Они недовольно, но внимательно изучали нас. Потом голос спросил:

— Почему вас двое?

Я растерялся:

— Почему бы нет? Мы прилетели вместе.

Голос сказал задумчиво:

— Такого раньше не было. Парами тут не ходят.

Антуан подтвердил:

— Их правда было двое…

Глаза повернулись в сторону Антуана, и после долгой паузы голос сказал:

— Один или двое, это ваши проблемы. В пустыне я вас оставить не могу, надо впустить, но летчика — нельзя.

Антуан развел руками:

— У меня и так дела. Надо самолет починить.

Голос приказал:

— Отойди на сто шагов, и тогда я отворю ворота…

Мы еще раз обнялись с Антуаном и попрощались. Он лучезарно улыбнулся нам, отошел и помахал рукой.

Тут ворота Иртифахана загромыхали, начали медленно отворяться, и мы, сделав несколько неуверенных шагов, оказались в черте города…

Я пролепетал:

— Спасибо…

И услышал, как ворота закрываются за нами с тем же грохотом.

 

Седьмая Глава

Эскулап — великий бог врачевания

Перед нами предстала высокая фигура здорового мужика, обросшего бородой и кудрявыми волосами. Он был обернут в белую простыню наподобие древнегреческой, а на голых ногах, как и полагается, носил сандалии. В правой руке он держал огромный, красивый жезл с многочисленными узорами и…

О! Ужас!

Жезл обвивали две ядовитые змеи, которые смотрели на нас недовольным, но вполне осознанным взглядом. Они выбрасывали длинные язычки и грозно шипели.

Я вздрогнул. Анита прижалась ко мне.

А мужик, не обращая внимания на змей, сказал:

— Итак, Николай и Анита, вижу, вас испугали мои дочки. Вы не знакомы с ними?

Я удивился, не понимая, почему я должен быть знаком со змеями. Грек недовольно покачал головой и сказал:

— Ну, их, ладно, забудем про гадюк. Зато не сомневаюсь, что вы непременно узнаете меня!

С этими словами он выпрямился во весь рост, представ перед нами во всей своей полуголой красе, и замер в вопросительном ожидании.

Я смотрел на него, пытаясь припомнить хоть что-нибудь, однако, моя память ничего не пожелала восстановить:

— Я вас не знаю, извините.

Анита испуганно прижалась ко мне, и некоторое время мы вопросительно смотрели на застывшего грека.

Наконец, он отчаянно махнул рукой и начал громко упрекать нас:

— Ну, что за молодежь пошла?! Никаких познаний! Никакого понимания! Догадливости тоже никакой. Зато полно тупости ума. А ведь я занимаю уютный уголок в душе каждого человека! Неужели никто больше не заглядывает туда? А ты еще доктором себя называешь?! Молчи, врун и обманщик!

От этих слов я чуть в обморок не упал, а Анита заплакала. Увидев слезы девочки, грек сжалился и сказал:

— Ладно. Прощаю, чтобы успокоить эту прекрасную девочку, а если уж вы не способны вспомнить меня, то нам надо познакомиться.

Я молча кивнул.

Он сказал:

— Для начала представляю этих симпатичных и прелестных змей. Они — мои дочери. Старшую зовут Гигиея, а младшую — Панацея. Они вас не тронут, пока я не прикажу. А я этого делать пока не намерен.

Анита подтерла слезу, вышла из оцепенения и спросила:

— Как это змеи могут быть вашими дочками?

Мужик недовольно покачал головой, но все-таки чувствовалось, что Анита ему нравится, и он ласково ответил:

— А почему, позволь спросить, они не могут быть моими дочерями?

Анита возразила:

— Потому, что вы сами не змея.

Грек громко рассмеялся:

— Ха-ха-ха! О, да! Какая ты прелестная и смышленая девочка! Ты мне очень нравишься, и я с тобой полностью согласен. Я не змея и даже не змей! Какая ты наблюдательная! Если талант действительно в тебе большой, то сейчас ты даже угадаешь, кто я.

Анита пожала плечами:

— Вы лучше скажите сами.

Грек повернулся ко мне, пристально посмотрел в глаза, и этот взгляд разбудил во мне смутные воспоминания о моем университетском лекторе, который нудно рассказывал древнегреческие легенды. Этот рассказ я лениво воспринимал сидя на задней парте. Гигиея, Панацея, их отец…

Вспышка осветила мой мозг, и я сказал неуверенно:

— Асклепий?! Вы, наверное, всеми почитаемый Асклепий? Бог медицины!

Глаза грека вдруг засверкали от злости. Он почернел от негодования и накричал на меня:

— Я бог врачевания, а не медицины! И зовут меня Эскулап, а не Асклепий! Зачем ты, гадина, называешь божественную науку исцеления именем какой-то знахарки и предательницы? Нет никакой медицины! Есть только исцеление! И если ты хочешь иметь со мной дело, то знай, и запомни навсегда: я — бог врачевания и зовут меня Эскулап!

Я испуганно кивнул в знак подчинения и пролепетал:

— Да, извините, вы — Эскулап, бог врачевания.

Это его немного успокоило:

— Какая несправедливость! Настоящую науку величают в честь аферистки, а мое имя забыли! И зачем мне такое бессмертие? Оно мне нужно?

Тут Эскулап вдруг сильно погрустнел. Он присел на ближайший камень и… заплакал.

Утирая слезы, он обратил свой взор на Аниту и сказал ей жалким голосом:

— Я должен был родиться обычным смертным человеком. Прожил бы спокойную жизнь у подножия горы Олимп и умер бы себе под сосной, но мой отец совершил ужасное преступление. Вы не можете себе даже представить, что он сделал…

Анита подошла близко к Эскулапу, погладила его и сказала:

— Успокойся. Не вспоминай плохое.

Но бог исцеления продолжал плача:

— Отец убил маму. Он сжег ее на костре беременную. Представляете?! Она ему чем-то не угодила. А там, в ее чреве, был я.

Анита, потрясенная услышанным, нежно обняла Эскулапа.

Он тоже ее обнял и сказал:

— Костер был огромным, и бедная мама сгорела быстро, однако, отец не хотел моей смерти и вырвал меня из огня… Я помню, восседает мой отец на престоле с магическим жезлом в правой руке, а перед ним огромный кентавр, которому отец говорит: «Друг мой, Хирон! Вот я отдаю свое смертное чадо тебе на воспитание, и если он преуспеет в искусстве исцеления, да пусть исцелится сам и станет таким же бессмертным, как мы, Боги Олимпа! Ибо он — мой сын».

Эскулап замолчал.

Я стоял в полной нерешительности, не зная, что делать. Анита же погладила Эскулапа по голове и сказала:

— Дорогой дядя Эскулап. Можно тебя так называть?

Лицо Эскулапа просияло:

— Да, да! Как ты мне нравишься! Конечно, ты можешь меня так называть. Я для тебя буду дядей Эскулапом.

— Так, вот, дорогой дядя Эскулап, хочу успокоить тебя тем, что тебе повезло! Ты знал своего папу, помнишь его, хотя он и был злым. А я никогда не видела своего папу. Я так хочу его найти, но не знаю, где искать…

Эскулап посмотрел на нее с сочувствием и сказал:

— Уверен, что ты найдешь… А мой хотя и был жестоким, но после завершения моего обучение у Хирона, позволил мне сделать себя бессмертным. А еще я могу рожать даже змей, если захочу…

Анита ответила задумчиво:

— Конечно! Ты и выглядишь, как бог.

Эскулап довольно закивал и сказал:

— Теперь мы знакомы, и у нас наладилось понимание. Перейдем уже к делу…

Он встал, выпрямился во весь рост, слегка ударил жезлом о землю и произнес:

— Вы, вновь прибывшие в великий город врачевателей Иртифахан: Знаете ли, зачем находитесь здесь?

Я задумался, но Анита ответила ему сразу:

— Для того, чтобы вылечить Николая. Ему нужна помощь. Вчера я ему спела перед сном. Он уснул, и сегодня ему стало получше. Но моя колыбельная не лекарство. А у вас должны быть средства…

Эскулап ее ласково остановил:

— Милая Анита, все не так просто. Я не могу взять и вылечить Николая, назначив ему лекарство.

Анита заволновалась:

— Что же нам делать?

Эскулап ответил:

— Николай должен сам себя вылечить.

Я удивился:

— Как?

Эскулап повернулся ко мне:

— А так! Каждый может себя вылечить! Конечно, понадобится помощь, я помогу. Для этого меня и послали к вам.

Анита обрадовалась:

— Как хорошо!

Во мне тоже зародилась надежда, и я спросил:

— Как вы поможете?

Эскулап подозвал меня поближе и сказал:

— Я могу отвести тебя к тем целителям, которые научат тебя врачеванию. И если ты окажешься достаточно умным и одаренным, то, возможно, сможешь исцелить себя.

Говоря это, он оценивающе смотрел на меня, не до конца веря в мои возможности. Меня накрыла волна раздражения, и я ответил резко:

— Я окончил два высших медицинских университета. У меня многолетняя практика нейрохирурга высочайшего класса. Я сам читаю лекции… Чему мне учится у каких-то целителей?

Закончить свою мысль я уже не смог. Боль в пальцах вызвала судороги, а голова так закружилась, что я чуть не упал.

Эскулап подхватил меня и сказал:

— Зря раздражаешься. Этим ты только вредишь себе… Учиться никогда не поздно и никогда не стыдно.

Анита сказала:

— Да! Моя мама тоже говорит, что учиться никогда не поздно!

Одна из змей Эскулапа поднялась, посмотрела на нас, как-то странно зашипела, и я почувствовал, что мне полегчало. Головокружение прошло, и я уже мог сам стоять на ногах.

Эскулап сказал:

— Нам пора идти. Твоя болезнь прогрессирует. Видно, что времени мало. Если промедлим, твое исцеление станет невозможным. Тем более, что до восхода солнца вы должны покинуть Иртифахан.

Анита сказала:

— Мы не уйдем отсюда, пока не вылечим Николая.

Эскулап грустно покачал головой:

— Николай должен вылечить себя сам! Но это надо успеть до рассвета. Пойдем!

Но Анита остановила его вопросом:

— Подожди, дядя Эскулап. А что будет, если он не сможет из лечиться?

Эскулап пожал плечами:

— В любом случае, я буду вынужден проводить вас отсюда до восхода.

Анита продолжала задавать тревожные вопросы:

— Куда?

Эскулап объяснил:

— Отсюда только два пути. Если Николай вылечит себя, тогда я смогу отправить вас на Землю. Если же нет, останется второй путь — на скалу Аюрведы, через Океан Страсти. Скажу честно, оттуда уже дороги назад нет. Это смерть…

Анита воскликнула:

— Нет! Я этого не допущу!

Эскулап сказал:

— Прекрасно! И я помогу, чем смогу. Следуйте за мной!

 

Восьмая Глава

Бабушка Тони, настойка и внук Иштлильтон

Мы шли за нашим богом по главной улице Иртифахана, которая тянулась до берега Океана Страсти. Вскоре повернули направо и посередине огромного поля увидели очень высокую пирамиду, наподобие мексиканской, но гораздо величественнее. Казалось, что ее чудом вытесали из цельного, сверкающего камня размером в огромную скалу, и она была отделана великолепными барельефами какой-то старушки.

Анита спросила:

— Дядя Эскулап, что это?

Он ответил:

— Это пирамида Бабушки Тоци. Она живет в пирамиде вместе со своим внуком и наследником, которого зовут Иштлильтон. К ним мы сейчас и направляемся. Они умеют варить очищающую настойку для выведения внутренней грязи. Это именно то, что нужно Николаю.

Анита спросила, задумчиво разглядывая угрюмую пирамиду:

— Имена смешные, а сами-то они добрые?

Эскулап ответил:

— Когда как… Имена же у них ацтекские. Они родом оттуда.

Я был в сомнениях:

— Не стоит пить знахарские настойки…

Эскулап посмотрел на меня с укоризной, а змейки на его посохе уставились с удивлением.

Анита сказала:

— Посмотри, Николай, какая пирамида! Если построили такую, умеют и настойку варить!

Эскулап сказал:

— Правильно! Умная девочка. Скажу еще, что эта пирамида воздвигнута силой мысли бабушки Тоци и ее внука. Эти камни можно раздвинуть только изнутри. Надо подождать, пока нас захотят впустить.

Анита подбежала к пирамиде и взмолилась:

— Пожалуйста, откройте. Очень нужна помощь! Не отказывайте, прошу вас, бабушка Тоци, внучок Иштлильтон!

В ответ на просьбу Аниты, камень пирамиды задрожал, раздвинулся и появился вход.

Эскулап сказал:

— Нас впускают. Слава Богу!

Потом мы долго шли по темному и душному тоннелю. Он становился все уже. Скоро я весь вспотел и почувствовал, что начинаю задыхаться.

Анита сказала:

— Дядя Эскулап, здесь совсем нет воздуха.

Он ответил ей:

— Потерпим. Хорошо, что нас вообще впустили…

Наконец, тоннель закончился, и мы вышли в огромный зал с очень высоким потолком и множеством светильников по стенам.

Откуда-то исходила приятная музыка, похожая на звучание арфы. Посередине зала стоял накрытый стол, а за ним сидел пузатый, низкий человек с лысой головой. Он ел баранью ножку и пил вино из огромной чаши.

Эскулап сказал нам:

— Это внук Иштлильтон.

Сначала сидящий за столом нас не заметил. Тогда Эскулап хлопнул в ладоши, толстячок оглянулся и подбежал к нам:

— Эскулап! Привет! Как ты здесь очутился? Смотри, ты еще привел к нам гостей! Кто они?

Эскулап ответил спокойным голосом:

— Здравствуй, Иштлильтон! Это Николай и Анита.

Иштлильтон подскочил от радости:

— Как прекрасно! Добро пожаловать в нашу пирамиду исцеления! Удивительно, что старушка Тоци вас впустила. Прекрасно! Я с удовольствием пью за ваше здоровье!

Осушив чашу, он удовлетворенно похлопал себя по животу и обратился к нам:

— Анита прекрасная девочка! Какие волосы! А ты, Николай, выглядишь очень больным. Давай, я выпью за твое здоровье отдельно. Надеюсь, это тебе поможет. Скажу по секрету, этот способ лечения придумал я сам! Надо выпить за здоровье больного, и это его вылечит. Итак, я пью за здоровье Николая!

Он наполнил чашу, тут же ее осушил и посмотрел на меня в ожидании:

— Ну, как? Полегчало?

Я съехидничал:

— Сколько лет вы работали над этим изобретением?

Как ни странно, но мне тут же стало лучше, а Иштлильтон, немного обидевшись, сказал:

— Веселье помогает изгонять болезнь.

В разговор вмешался Эскулап:

— Надо позвать бабушку Тоци. Ему нужна очищающая настойка для Николая.

В это время из темного угла зала появилась сама Тоци. Она приблизилась к нам медленно, прихрамывая и опираясь на палку.

— Что это вы так расшумелись в моей уютной пирамиде? Я вас не приглашала, — заговорила она ворчливым тоном.

Иштлильтон спрятал чашу с вином, но бабушка Тоци заметила это и накричала на него:

— Только и делаешь, что пьешь и танцуешь. Посмотри на свое пузо! Позор!

Иштлильтон недовольно покачал головой:

— Я же пью за здоровье! Это лечение!

Бабушка махнула на него рукой и повернулась к нам. Она бросила неприветливое «здравствуй» Эскулапу, но увидев Аниту, просияла и воскликнула:

— Ой! Какая прелестная девочка! Знайте, что в мою пирамиду я пропустила лишь ее одну, и только потому, что она позвала меня ласково, нараспев: «Бабушка Тоци». Это было так прекрасно! Красавица моя, оставайся жить здесь. Наследников у меня нет, есть лишь тупой внук, но он не считается. Ты станешь моей умной внучкой! Я воспитаю тебя истинной ацтекской знахаркой! Научу разбираться в растениях, варить очищающие отвары, а в наследство я оставлю тебе эту великую пирамиду! Будешь жить у меня?

Анита растерянно озиралась вокруг, не зная, что ответить. Вмешался Эскулап:

— Бабушка Тоци, позволь мне пожелать тебе здравия и вечного процветания. Это я привел гостей. Их двое. Кроме Аниты, есть Николай. Ему нужен твой очищающий отвар.

Лицо старушки исказилось неприятной гримасой, и она спросила гнусавым голосом:

— Как он вообще попал в Иртифахан?

Эскулап ответил:

— Его доставил к нам летчик Антуан вместе с Анитой.

Тоци просверлила меня рентгеновским взором и заключила:

— Это смертельный больной, и нет смысла его лечить. Эскулапу надо выбросить его в Океан Страсти.

Ее слова прозвенели внутри меня колоколом судьбы. Я пошатнулся, и если бы не крепкая рука Эскулапа, то рухнул бы на пол.

Старуха тем временем повернулась лицом к Аните и спросила ласково:

— Прекрасная девочка, ты станешь моей внучкой.

Тут опять вмешался Эскулап:

— Бабушка Тоци, послушай…

Знахарка грозно повернулась к нему и закричала:

— Не хочу я тебя слушать! Хочу слушать эту девочку!

Однако Эскулапа ее крик не испугал, и он сказал твердо:

— Она не будет с тобой говорить, пока ты не дашь Николаю очищающий отвар…

Старушка встревожено посмотрела на Аниту:

— Что? Ты, правда, не будешь со мной говорить?

Анита без слов догадалась, что делать, и прикрыла рот рукой, давая понять, что ничего не скажет.

Бабушка сдалась:

— Ну, вас всех. Занимаетесь пустыми делами, хотите извести мои отвары. Посмотрите на него! Все видно, как на ладони! Он полон всякой гнусной грязи, накопленной за всю его никчемную жизнь! Гной засел во все органы и замутил его душу. Он скоро умрет. Ему не отвар нужен, а могильщик!

Эскулап сказал:

— Бабушка Тоци, дело в том, что Анита и Николай пришли сюда вместе и останутся до рассвета, тогда я и решу их судьбу. Возможно, Николай сможет сам вылечить себя. Но мы должны ему помочь. Для начала, дай ему очищающий отвар, и тогда Анита ответит на твой вопрос: станет она твоей внучкой или нет. Ну, как договорились? Несешь отвар?

Бабушка Тоци скорчила недовольную гримасу:

— Как вам не стыдно! Особенно тебе, Эскулап! Ты же бог! И должен знать, как трудно стать настоящим врачом! Скажи мне, сколько лет ты учился своему искусству.

Эскулап ответил:

— Сто пятьдесят тысяч лет.

Бабушка сказала:

— Вот видишь! Я разработала ускоренный курс и могу обучить врачеванию всего лишь за сто тысяч лет. Хотя такие болваны, как мой внук Иштлильтон, могут застрять на разведении огня для варки отваров навсегда. У! Только и ходит пьяный! А знахарство требует жертв! Куда я только ни летаю за целебными травами и горными растениями! Я даже ныряю на дно океана, чтобы достать редкие водоросли. Но вылечить запущенную болезнь, как вот у этого, даже я не в силах…

— Хорошо! — ответил Эскулап. — Тогда мы пойдем, и ответа Аниты ты не услышишь.

Тоци махнула рукой и сдалась:

— Так и быть. Попытка не пытка. Эй, балбес, иди, принеси наш свежесваренный отвар, дадим выпить умирающему и посмотрим, что будет.

Иштлильтон радостно подпрыгнул:

— Сейчас сбегаю и принесу…

Неожиданно во мне опять проснулось чувство протеста против всякого знахарства, которое глубоко сидит в каждом цивилизованном докторе, и я сказал:

— Ничего я не буду принимать!

Однако произнеся эти слова, я почувствовал жуткую слабость и еле удержался на ногах. Тут же прибежал Иштлильтон с бокалом кипящей дряни, передал его Тоци, а она, всучив мне в руки, приказала:

— Пей!

Эскулап помог мне поднести бокал к губам, и я осушил его до дна.

В тот же миг в голове закружилась сумасшедшая карусель. Комната запрыгала, стены задвигались в разные стороны, и вдруг передо мной возникла спокойная картина уютной спальни.

Огромное пушистое одеяло. Легкие, как перышко, подушки. Откуда-то льется спокойный свет и музыка. Раздаются стоны любви. Движение под одеялом. Я отчетливо вижу безумство в исполнении Софи с Кэтчером… Притупленная ревность проснулась с бешеной силой! Я вырвался из рук Эскулапа и бросился к кровати. По пути я схватил ножик для фруктов с подноса и набросился на любовников. Приблизившись, я нанес удар по гадкому, потному лицу Кэтчера, но нож прошел сквозь него и разорвал подушку. Перья и пух сразу разлетелись по всей комнате. Я обернулся в бешенстве и нанес второй удар. На этот раз я пытался ранить Софи, но разорвал лишь одеяло, из которого посыпалось невероятное количество перьев. А любовники продолжали ублажать друг друга. Это меня окончательно взбесило, а вся спальня поплыла в белизне пуха, и через негодование, злость и слезы я смотрел на них, в экстазе, и понял, что ударами ножа ранил не их, а себя. Кровь хлынула из моих ран. И весь пух летавший по спальне окрасился в алый цвет. Любовники же извивались в удовольствии на фоне кровавых перьев…

Тут я заметил бутылку какого-то крепкого напитка на подносе, который плыл ко мне по воздуху. Бутылка так привлекательно сверкнула, что я с жадностью набросился на нее, схватил и осушил в одно мгновение. Внезапная боль быстро распространилась по всем жилам и органам, наполнила меня целиком так, что я свалился на пол, сжался в судороге и…

Весь превратился в один большой вонючий комок телесной скорби. Комок быстро подступил к горлу. Я закашлял, задыхался. Меня выворачивало, рвало. Казалось, что все внутренности вывалились на пол. Гадкая, вонючая жидкость выливалась из меня ведрами. Весь пол уже был залит ей, и вдруг все закончилось. Изможденный, я стоял на коленях и смотрел на огромную омерзительную лужу собственной блевотины. Я почувствовал, что мне гораздо легче! Вот, весь мой гной передо мной! Знахарский отвар помог! На мгновение мне показалось, что я излечился полностью. Я отрыгнул свою болезнь и смотрел в нее. Вот она, передо мной! И тут…

В отражении отвратительной жидкости я опять увидел сладострастие любовников и томный голос Кэтчера:

— Поздравляю, госпожа Софи! Теперь ты стала топ-менеджером огромной фирмы с годовым оборотом во много миллионов. Я уже вижу тебя на обложках журналов и газет с надписью: «Восходящая звезда бизнеса нового тысячелетия!»

Она улыбается в ответ и тянется к замасленным губам Кэтчера…

Было ощущение, что меня снова вырвет, но произошло противоположное: моя блевотина задвигалась и потянулась обратно в мой рот. Я не мог сделать ничего. Только чувствовал, как вонючая жидкость вливается обратно в меня, и когда все вернулось, я обессилено упал на чистый мраморный пол со своим гноем внутри себя…

Надо мной стояла знахарка:

— Говорила, что это безнадежный экземпляр. Очень тяжелый случай полной привязанности к собственному гною. Сразу было видно, что он живет в хвори. Бросьте его в Океан Страсти.

Старушка развела руками и обратилась к Эскулапу:

— Ну вот, твое желание я выполнила, теперь очередь за моим желанием. Я жду ответа Аниты. Ты хочешь стать моей внучкой и жить в этой пирамиде вечно?

Анита тихо плакала. Она подбежала ко мне. Обняла и сказала сквозь слезы:

— Я останусь с Николаем и спасу его. Не бойся, Николай. Дядя Эскулап найдет другого врача.

Бабушка Тоци грустно вздохнула, поникла головой, отвернулась от нас и пошла прочь, ничего не сказав на прощание. Я беспомощно валялся на полу. Эскулап нагнулся и поднес поближе свой посох. Пронзительный взор и грозное шипение Панацеи немного помогло. Я смог встать, однако, держался на ногах только с помощью Эскулапа.

Он сказал:

— Пойдем отсюда. Здесь нам больше нечего делать.

Мы направились к выходу. Уже в тоннеле нас догнал веселый возглас Иштлильтона:

— Еще раз с удовольствием пью за здоровье Николая!

 

Девятая Глава

Великий наставник лазуритного храма

Мы вышли из пирамиды, и она закрылась за нами. Я понимал, что мое состояние очень тяжелое. Я так сильно привязался к грязи в себе, что она сама вернулась обратно. Что же делать с моими переживаниями, которые живут во мне своей жизнью, появляются и исчезают без спроса?

Анита нервничала:

— Дядя Эскулап, что же нам теперь делать?

Эскулап ответил:

— Мы попытаемся попасть к самому мудрому целителю всех времен и народов, великому наставнику Татхагата. Он живет в своем Храме Лазуритного Сияния. Пойдем туда. Это последняя надежда. Будем молиться, чтобы наставник Татхагата принял нас. У него служит моя любимая супруга Эпиона. Я попрошу у нее помощи.

Аните уже не терпелось:

— Дядя Эскулап, пойдем быстрее к наставнику!

Мы пошли в сторону Океана Страсти.

Лазуритный Храм стоял на самом берегу. Он величественно возвышался над городом и был украшен многочисленными статуэтками из всех индийских легенд и мифов. В волшебном сиянии луны все здесь было загадочно и красиво, хотя из-за недуга красоту я воспринимал с трудом.

Мы свободно прошли в пустой храм. Тусклый свет от горящих свечей и приглушенный звук, доносившегося издалека гонга, подействовали умиротворенно. Тревожные мысли притупились.

После долгого молчания Анита спросила шепотом:

— Дядя Эскулап, что будем делать?

Ее голос эхом отразился от стен несколько раз подряд и исчез в вышине купола.

Эскулап ответил тихо:

— Мы будем ждать. Надеюсь, что моя любимая супруга Эпиона выйдет к нам. Она должна почувствовать, что я здесь.

Вдруг Гигиея и Панацея напряженно зашевелились на его посохе, и тут мы заметили движение в одном из углов храма. Оттуда появилась огромная, красивая, радужная змея. Ее кожа переливалась всеми цветами радуги. Двигалась она медленно и грациозно, голову держала высоко, даже выше самого Эскулапа. Гигиея и Панацея сильно заволновались. Радужная змея приблизилась к нам, внимательно рассмотрела всех, и особенно пристально и долго смотрела мне в глаза. От ее взгляда мне существенно полегчало. Потом она изучила Аниту, которая вовсе не испугалась ее, даже, наоборот, улыбнулась необычной змее. Наконец, радужная змея обвила Гигиею и Панацею, которые быстро успокоились от ее прикосновений, и встала перед Эскулапом. Он ей поклонился, а она что-то прошипела. И вдруг Эскулап зашипел ей в ответ. Я понял, что они переговаривались на змеином языке. Когда супруги закончили шептаться, Эскулап обернулся и сказал нам:

— Познакомьтесь, это Эпиона, моя обожаемая жена.

Анита не сдержалась и воскликнула тихо:

— Ух, ты! Вот почему у тебя дочки — змеи.

Эскулап продолжил:

— Она согласна провести нас к настоятелю Татхагате. Это радует. Но помните, что надо быть очень осторожным перед ним, он видит всех насквозь.

Эпиона развернулась и повела нас по длинной лестнице вниз, в подземные кельи. Там зазвучали приглушенные звуки, которые непостижимым образом начали проникать в меня, вызывая приятное головокружение. Анита уверенно шла рядом со мной и ничуть не боялась темного спуска. Через какое-то время стены вокруг лестницы сузились, и стало темно, как в могиле. Единственный тусклый лучик исходил от сияющей кожи Эпионы. Она двигалась впереди, и мы следовали за этим слабым светом. Да, и дочери Эскулапа излучали легкое мерцание, освещающее каменные стены. Наконец, спуск закончился, и странные, проникающие во все тело звуки усилились настолько, что я уже слышал их всем телом. Они заставляли струны моей души вибрировать в унисон, и это успокаивало.

Анита прошептала:

— Как хорошо.

Мы вышли в огромную подземную пещеру, освещенную лишь несколькими свечками. В самом темном углу мы увидели каменное ложе, на котором, поджав под себя ноги, сидел юноша с закрытыми глазами. Он был совсем молодым и совсем не дышал.

Мы остановились у стены, и Эскулап сказал шепотом:

— Не двигайтесь, наставник Татхагата пока путешествует. Сама же Эпиона приблизилась к юноше, встала перед ним на почтительном расстоянии и застыла.

Так мы ждали долго, в полном безмолвии, которое нарушалось отдаленным биением гонга. Глубокий, насыщенный и тяжелый звук проникал прямо в душу, и там ложился бальзамом на больные места.

Потом звук неожиданно стих.

Юноша еле заметно зашевелился, глубоко вдохнул воздух и вдруг, не открывая глаз, пропел стихи:

Слушая эту песню, все мое больное тело затрепетало. Анита стояла застывшая, как в гипнозе. Эскулап же упал на колени перед мальчиком и сказал:

— О великий Наставник Храма Лазуритного. Твоя мудрость и всепроницаемость достойна величайшего восхищения. Око твое всевидяще, но позволь мне озвучить имена гостей: Анита и Николай. Николай ищет твоей помощи. Научи эту душу твоему великому знанию самоисцеления. Может, он воспримет твой Свет?

Неожиданно веки наставника задвигались, и он открыл глаза.

Из них полился свет!

Лазуритное сияние осветило пещеру.

Он встал и, легко спрыгнув со своего каменного ложа, приветливо улыбнулся нам, потом остановился передо мной и спросил:

— Скажи мне, брат мой, кто ты?

Я понял, что его сияние просвечивает меня, выворачивая всю душу наизнанку. Чувствовал, что он знает обо мне даже то, что мне самому неизвестно.

Было странно слышать такой вопрос от него.

В течение нескольких мгновений какая-то непонятная сила сковывала меня, и я ничего не мог произнести.

Потом ударил гонг.

Я очнулся и сказал:

— Я врач.

Звук моих слов прогремел громом и наполнил всю пещеру молнией.

Анита даже подскочила от неожиданности.

Вдруг молния слилась со звонким, завораживающим, веселым смехом наставника. Смех оказался настолько чистым и заразительным, что захохотал и Эскулап, и Анита, и даже Эпиона с дочками задвигались в такт смеха. Я понял, что смех проникает в меня, растет во мне, и я тоже не смог сдержаться и расхохотался. Мы долго смеялись, и нам всем было очень хорошо! Я бы пожелал, чтобы этот смех никогда не кончался, но неожиданно наставник замолк, вытер слезы и спросил с лазуритной улыбкой на лице:

— И что ты врачуешь, врач?

Язык мой словно парализовало, и я с трудом сказал:

— Я врачую… Лечу нейро… В общем, мозги. Я нейрохирург. Врач мозгов…

Молодой Наставник кивнул и спросил:

— И чем же ты болен? Врач, врачующий мозги?

Я вспомнил свой диагноз и ответил:

— Инсульт. То есть кровоизлияние в мозг.

Наставник задумался, некоторое время размышлял над сказанным мной, а потом обратился к Эскулапу:

— Друг мой, Эскулап, ты облетел почти всю Вселенную. Объясни, что сказал нам сейчас Николай? Неужели он утверждает, что заболел тем, что сам врачует?

Эскулап низко поклонился и ответил:

— Да, величайший Наставник! Он сказал именно это. Его хватил тот же недуг, от которого он лечит других.

Наставник кивнул в знак понимания и обратился ко мне:

— Помогу советом: излечи себя!

Я с трудом выдавил:

— Не могу.

Он кивнул.

Повернулся к нам спиной. Посмотрел куда-то ввысь. И опять пропел:

Опять прозвучал удар гонга. Наставник повернулся ко мне и заключил:

— Ты не врач! Иначе сам бы не болел!

Я почувствовал, что он прав. Слезы навернулись на глаза. И я заплакал причитая:

— Но я же учился много лет…

Наставник задумался и спросил:

— Чему учился?

С этим вопросом в моей памяти начали проноситься предметы медицинского факультета: патологическая анатомия, общая хирургия, урология, эндокринология, оториноларингология, педиатрия, нейрология и нейрохирургия…

Я понял, что Наставник увидел мои мысли.

Он сказал:

— Добрый Эскулап, одолжи мне свой скальпель. Хочу показать нашему гостю, чему его учили.

Эскулап с поклоном передал Наставнику инструмент. Не понимая, что он хочет сделать, я встревожился. А он взмахнул скальпелем. Передо мной сверкнуло лезвие…

Еще раз…

Еще и еще…

Все закончилась в тысячную долю секунды…

Я понял что…

Нет!

Этого не может быть!!!

Он меня…

Расчленил…

Я лежал на каменном полу по частям…

Я мог видеть себя…

Точнее мое…

Мои органы.

Боже!

Руки и ноги валялись отдельно и вяло двигались сами по себе. Вынутый из головы мозг лежал в стороне, внутренние органы были аккуратно растянуты по длине от полости рта до прямой кишки, сердце висело на сосудах, продолжая лениво биться, а от головы были отделены нос, рот и глаза…

Кошмар! И я все это видел! И не мог найти себя. Анита вскрикнула, закрыла глаза руками. Я был охвачен ужасом, и мои глаза тревожно смотрели на Наставника. А он подбросил мое сознание вверх, как воздушный шарик, и сказал:

— Вот чему тебя учили. Расчленять людей. Ваша медицина разделила человека на части, тогда как Бог создал человека целым! Ваше учение о врачевании вырвало человека из природы, тогда как Бог создал его частью вселенной! Ваша наука вырезала душу человека и оставила только прах для себя, когда Бог создал человека по образу и подобию своему! Вы порвали человека на части и пытаетесь лечить отдельные органы, когда Бог создал человека неделимым!

Душа моя дрожала в ожидании приговора.

Наставник продолжил:

— Так, если ты врач, выученный врачевать человека по частям, то дерзай! По твоей научной вере я разделил тебя на органы и системы жизнеобеспечения. Ты думаешь, от мыслей болезней не бывает, и порочная душа не причина хвори. Однако вот он, пример противоположного, — ты сам! В плену собственных мыслей, в кандалах своей ревности, в оковах своего эмоционального гноя. И как ты будешь врачевать свою душу, читая анализ крови? Там рецепт излечения не найдешь! Тебя учили науке. Пользуйся же ею и исцели себя, разделенного на органы и анализы. Ну, дерзай! Выпиши себе аптечный яд, называемый твоей наукой лекарством, и излечи им душу свою испоганенную!

Я рыдал. Бесшумно, безмолвно плакала душа моя от бессилия. В панике от безысходности я взмолился:

— Соберите меня!

Наставник сочувственно спросил:

— Почему сам не можешь?

— Не могу.

— Расчленять тебя научили, а соединять — забыли?

— Я не обучен соединять…

— Врачевать тебя научили, а исцелять — забыли?

— Я не умею исцелять…

— Болезням тебя научили, а про здоровье забыли?

— Лекций по здоровью не было…

Наставник провел рукой в моем направлении, и моя тревога ослабла.

Тогда он сказал:

— Хорошо. Давай учиться соединению, исцелению и здоровью. Но для этого надо знать, что исцелять! Сначала ты должен найти СЕБЯ. Ведь не зная СЕБЯ, СЕБЯ не вылечишь! Скажи мне, где ТЫ? Где твое настоящее Я? Может, ты — руки и ноги твои, которые дергаются в том углу? Или мускулы туловища твоего?

Я ответил в слезах:

— Нет, я не есть руки, ноги и мускулы.

— Может быть ты — глаза твои, уши или нос твой, или нервные окончания на пальцах или на языке? Неужели, ты — ощущения мира?

— Нет, я не ощущения…

— Тогда, может, ты — твой желудок, кишки и поджелудочная железа? Или ты являешься другими какими-нибудь железами, выделяющими всякие соки в тебя?

— Нет, нет. Я не кишки и желудок…

— Возможно, ты — кровь, сердце, висящее на сосудах, артерии, вены, капилляры и анастомозы?

— Нет, нет…

— А может ты — мозг? Вот он лежит во всей красе, пульсирует, бросается миллиардами нервных импульсов. Ты — это он?

— Нет, нет, нет…

— Так, что же исцелять? Руки и ноги отдельно? Мозги? Кровь и сердце? Нервную систему? Неужели, лечение отдельных частей туловища — есть исцеление? Твоя медицина не человека лечит, а лишь закапывает причины болезни глубоко в душу, обещая вылечить последствия. Но это не избавление! Для исцеления ты должен, по крайней мере, знать, где Ты! Где твое настоящее «Я»? Может это твои эмоции?

Тут Наставник поднял руку, и в ней оказалось нечто, похожее на проектор. Сразу же посередине пещеры, возникли живые картины моего сознания.

Софи с Кэтчером лежат в постели в обнимку.

Боже! Опять. Я не могу этого вынести!

Софи говорит кокетничая:

— Я чувствую, что продажа энергетика не единственная твоя цель здесь… Скажи честно, какой у тебя план кроме этого?

Кэтчер улыбается:

— Ты очень умная. Я скажу. Продвижение и торговля энергетических напитков — лишь первый этап. Параллельно мы начнем строить огромный госпиталь, оснащенный самой современной медицинской техникой, с особым отделом лечения заболеваний пищеварительного тракта.

Софи удивлена:

— Госпиталь?

— Да.

Вдруг ее лицо засияло. Она начинает понимать:

— Подожди. Давай, угадаю. Заболевания системы пищеварения… Николай говорил, что постоянное употребление «КайТайФуна» непременно приведет к нарушениям в желудке, и…

На лице Кэтчера появилась злая улыбка:

— Да! Распространение нашего напитка будет скрытой причиной увеличения заболеваемости. Следовательно, повысится спрос на квалифицированное медицинское обслуживание, что мы и будем предлагать.

Софи начала размышлять вслух:

— То есть нашим напитком мы вызываем болезни, которые потом будем лечить в нашем госпитале нашими же лекарствами…

Кэтчер кивает головой и добавляет:

— Которые, на самом деле, и не лечат. Лишь устраняют симптомы и люди довольны…

И вдруг Софи взрывается чертовским смехом:

— Надо еще открыть похоронное бюро. Ведь и на похороны вырастет спрос…

Кэтчер удивлен ее находчивости:

— А это идея! Ты — моя умница!

И его рука скользит по ее телу. И она отвечает на поцелуй. И они опять…

Я рыдаю. Наставник дернул рукой, и картинка сменилась на другую спальню.

Боже!

Моя Мария с Крикуновым…

Она говорит:

— Итак, мы договорились?

Он расплывается в сладострастной улыбке, и хочет ее поцеловать.

Она его останавливает:

— Нет, сначала ответь! Мы договорились?

Он говорит:

— О чем угодно!

Мария требует:

— Тогда бери телефон, звони начальникам твоих штабов и дай распоряжение немедленно прекратить все митинги. Прикажи им разойтись по домам…

Он отвечает:

— Ради тебя, я готов на все.

Мария кладет ему в руки мобильный телефон:

— Звони!

Он кивает головой и набирает номер:

— Прикажите всем. Митинги приостановить. Немедленно разойтись! Все.

Мария его больше не останавливает.

Во мне все взрывается горячим вулканом.

Откуда-то издалека, до меня доносится голос Наставника:

— Неужели ты — это твои женщины? Или твои чувства к ним? Или ты — твоя ревность?

Я не знаю что ответить. Может, я и есть моя ревность? Какой кошмар!

Я — ревность?!

Издалека бьет гонг.

И я выпадаю из собственного сознания в другую реальность.

 

Десятая Глава

Как создать деньги из ничего с государственной поддержкой

Передо мной зловещее лицо профессора. Я вижу его сквозь пелену тумана, на грани сна и яви, и не могу двигаться. Он же рисует по воздуху старые символы длинным ножом с орнаментами на рукоятке и читает головокружительные заклинания, делая из меня беспомощного червяка.

Привлеченные колдовством, жуткие существа хороводом тянутся к лезвию ножа. Хочу что-то сказать. Хочу остановить колдуна. Но слова замерзают на устах, превращаясь в сосульки, и профессор беспрепятственно продолжает ритуал. Он владеет мной…

Дремать бы мне так, в оковах магии, но я не сдаюсь! Усиливаю внутреннее тепло, чтобы растопить замерзшее на устах сопротивление.

Жажда вырваться из пленительного колдовства берет верх, внутренний огонь разгорается, и звучит отчаянным крик:

— Стой!

Внезапно исчезли странные существа, танцующие на лезвии ножа, и туман перед глазами рассеялся. Профессор отбросил черный капюшон и раздраженно сказал:

— Что вам? Зачем остановили?

Я помотал головой, стараясь отделаться от наваждения, и ответил:

— Прекратите немедленно! Что вы делаете?

Он отложил свой нож, неожиданно улыбнулся невинной улыбкой и ответил:

— Простите за резкость. Умоляю, извините. Я был поглощен ритуалом призвания удачи для ваших дел.

— Каких дел?

— Вы не посвящаете меня в детали вашего выдающегося бизнеса.

Теперь я вспомнил его имя — профессор Вейсхаупт — и сказал:

— Какой у меня выдающийся бизнес?

Вейсхаупт заискивающе улыбнулся:

— Вы хотите сказать, что я могу докладывать вам о ваших же делах?

— Докладывайте.

— Хорошо. Вы — Натан Ротшильд, и должны знать лучше меня, что ваши банки в Лондоне, Париже, Вене и Неаполе уже завоевали всю Европу. Вам подчиняются величайшие монархи, и ваше влияние распространилось по всему миру. У вас огромные компании в Индии, Америке, России. Вы богаче всех королей вместе взятых, и темпы вашего финансового роста увеличиваются. Никто не знает о реальной мощи богатства вашей семьи. Говорят, вы можете купить половину Европы…

Я поднял руку, остановил его:

— Постой, где мы и какой сейчас год?

Профессор не удивился этому вопросу, он придвинул стул поближе ко мне, сел и ответил:

— У вас опять провал в памяти после нашего сеанса, и я вам все напомню. Мы во Франкфурте, на вашей родине. Сейчас 1828 год. К сожалению, ваш батюшка скончался, но остальные члены вашей семьи здравствуют. Все собрались сегодня здесь по поводу великого праздника. Ваш старший сын, Лайонель, берет в жены прекрасную, юную Шарлотту, старшую дочь вашего брата Карла. Дети счастливы и вся семья тоже. Особенно ваша матушка Гутель.

Я вскочил на ноги, и мое сердце забилось, как сумасшедшее. Вдруг я ощутил, что тело на мне болтается огромным, тяжелым пузырем. Живот мешал двигаться и дышать. Я нашел зеркало в комнате, посмотрел и ужаснулся от собственного вида. На меня смотрел располневший седой старик, с усталыми морщинами на разбухшем лице.

— Боже! На кого я похож! — вырвалось у меня.

Профессор тоже привстал со своего стула и сказал из-за спины:

— Да, вы выглядите не лучшим образом. Напряженный труд пошатнул ваше здоровье. В течение десятилетий вы работаете двадцать четыре часа в сутки.

Я сморщился, как от горькой пилюли.

— И зачем это мне?

Профессор удивился.

— Как зачем?! Вы же основатель великой финансовой империи! Вы должны гордиться этим!

На глаза навернулись слезы. Не знаю, откуда появилась эта сентиментальность, но мне стало жаль себя.

Вейсхаупт ответил на мои мысли, словно подслушал их:

— Не жалейте себя! Вы же гений! Ваше дело будет жить веками! Вам лучше выйти сейчас к братьям, которые ждут вас в беседке вашего детства.

Я кивнул профессору:

— Хорошо.

Я направился к двери, но профессор задержал меня:

— Во время нашего ритуального сеанса, когда вы были в беспамятстве, вы сказали нечто, что вам надо бы знать. Хочу напомнить…

— Что же я сказал?

— Вы сказали буквально следующее: «Найдем и профинансируем врагов тех, кто отказывается от нашего кредита. Будет война — лучший генератор безумных займов».

Я ничего не ответил, лишь кивнул головой и вышел во двор. В это раннее утро спали все, кроме братьев. Они собрались в беседке.

Несмотря на недавний провал в памяти, я их сразу узнал. Вот Амшель, старший брат, который руководит нашими делами во Франкфурте. Рядом с ним Джеймс из Парижа. Потом Соломон венский и Карл, работающий в Неаполе…

Они мне рады. И я им тоже! Мы обнимаемся. Я сажусь рядом с ними и Амшель берет слово:

— Вот и Натан, можно начать. Приветствую всех вас в родном доме! Мы собрались по поводу радостного события. Всеми нами любимый Лайонель, сын Натана, берет в жены всеми нами любимую Шарлотту, дочь Карла. Уверен, что этот союз будет показателем того, как должны строить свою жизнь истинные Ротшильды, чтобы капитал не утекал из семьи. Нам не нужны браки с чужими.

Джеймс сказал:

— Правильно! Мы способны купить императора Франции с Лувром и многое другое. Зачем нам французские невестки и зятья?

Соломон Венский согласился:

— Правильно! Мы можем запросто купить и Венскую корону.

Карл сказал:

— Даже Ватикан можем купить.

Я лишь кивнул головой.

Амшель продолжил:

— Императоры и королевы, принцы и принцессы, графы и герцоги. Все они нас интересуют лишь в качестве клиентов наших банков, которые берут у нас крупные ссуды. Следуя напутствию нашего великого отца — царство ему небесное — мы должны воспитывать наших детей, внуков и правнуков в духе семейного единства!

Братья молча кивали головами в знак согласия.

— Теперь, я бы хотел коротко изложить положение всех наших дел, чтобы согласовать будущий план действия, — сказал Амшель, открыл свою тетрадь и начал, — вы помните, что Натан предложил нам совершенно гениальную идею выдавать кредит не золотом, а лишь векселями. Мы вместе потрудились для того, чтобы укрепить веру в наше золото по всей Европе. Это потребовало неимоверных усилий, и Натан взял на себя основную тяжесть, но план был успешно доведен до конца, и тогда наши дела резко пошли вверх.

В моей голове послышался какой-то щелчок, и вспышка воспоминания осветила мой разум черно-белым свечением…

*

Передо мной длинный, широкий коридор, столбы. Я стою у белого неприглядного столба в углу. Люди в зале копошатся, нервничают, бегают, торгуют бумагами и воздухом.

Это Лондонская биржа, и под этим белым столбом — мой кабинет. Я здесь провожу весь день, работаю. Сюда приходят ко мне на прием нуждающиеся в кредите и покупатели ценных бумаг. Здесь я даю задания своим агентам и отсюда отправляю курьеров с важными сообщениями по всему миру. Вот и сейчас ко мне с почтением подошел курьер из моего банка в Лондонском Сити. Он наклонился ко мне и прошептал:

— Есть сообщение от вашего главного кассира.

— Говори.

— Банк Англии только что отказался принять облигацию на сумму две тысячи фунтов, выпущенную в Вене, банком господина Соломона.

— Какая названа причина? — невозмутимо спрашиваю я.

— Сказали, что не могут обналичить чек частного банка.

Я сразу понимаю, нужна быстрая и четкая реакция, которая изменила бы отношение ко всем банкам Ротшильдов! Нельзя допускать подобного пренебрежения к нам! Мой мозг заработал, как счетная машина, и начал порождать возможные варианты действия. Я мог бы ответить тем же. Подожду, пока поступит ценная бумага от банка Англии, и демонстративно откажусь ее принять. Могу и не ждать, а подстроить все это. Агент принесет их облигацию и, получив отказ, устроит шум. Тогда главный управляющий банка Англии, лорд Томас Мони, будет вынужден пойти на переговоры, и я добьюсь от него полного признания наших активов.

Тут во мне просыпается внутреннее Нечто и подсказывает, что это не эффектно! Мозг щелкает и порождает другой план: можно немедленно вызвать руководителя охраны. Ночью наша тайная бригада сильно напугает лорда Мони и завтра он сам придет с извинениями. А если не придет, получит увечья завтра ночью или его украдут. Лондон — опасный город. Здесь много безнаказанных преступников.

Нечто во мне улыбается — получше, но… Нет!

Искра освещает сознание, и сразу складывается верный план.

Я подзываю курьера и диктую сообщение для моих специальных агентов:

— Пусть в банк Англии зайдет наш человек и потребует обменять сто фунтов на чистое золото. Отказать не смогут по закону. Ровно через десять минут пошлите еще одного с требованием обменять на золото двести фунтов. Еще через четверть часа несем туда четыреста фунтов, меняем, а потом восемьсот… Это создаст панику, так как золота у них на всех не хватить. Пусть напряжение усилят газетчики, которые пустят слух, будто в Банке Англии кончился золотой запас. После этого лорд Мони будет вынужден прибежать ко мне и молить остановиться. Тогда я и потребую от него публично признать, что отныне Банк Англии будет принимать любые ценные бумаги, выписанные любым банком Ротшильдов.

Нечто во мне ликует! Этот план изящен, точен и эффективен! Он как раз служит главной цели: весь мир обязан понимать, что в наших подвалах неисчислимое количество золота!

В конце зала появляется следующий курьер. Я чувствую, что он несет долгожданное известие, однако, эмоций не выдаю.

Он шепчет:

— Граф Веллингтон просит вас к премьер-министру.

Вот оно! Момент настал, и правительство Англии клюнуло на нашу наживку с Индийским золотом.

Мой экипаж галопом промчался по Трафальгарской площади, свернул на Уайтхол и резко остановился перед парадным входом в Вестминстер. Молчаливый слуга ведет меня по длинному коридору, где меня встречает граф Веллингтон, верховный главнокомандующий Английской армии.

Премьер-министр, Лорд Питт, встречает нас в кабинете с камином:

— Барон Ротшильд, рад вас видеть в добром здравии! Граф Веллингтон, мое почтение.

Я отвечаю поклоном:

— Примите мое восхищение вашими великими деяниями на благо его высочества, короля Георга третьего и на благо Соединенного Королевства! Готов служить родине всеми средствами.

Лорд Питт усадил нас в удобные кресла, сам сел напротив и сказал:

— Это как раз тот момент, когда родине ваши средства нужны.

Я ответил:

— Приказывайте.

Премьер-министр сказал:

— Дело в том, что Наполеон наступает в юго-западном направлении. Его продвижение недопустимо. Наши войска уже в Испании, и в ближайшее время мы вступим в одно из решающих сражений этой войны. Надеюсь, что вы понимаете, как нам сложно обеспечивать армию всем необходимым: любая наша попытка транспортировки грузов через враждебную Францию связана с непреодолимыми трудностями. А обеспечить армию Веллингтона в Испании сейчас самое главное. От этого будет зависеть исход сражения. Граф Веллингтон, сообщите детали.

Лорд сделал паузу и посмотрел на Веллингтона, который продолжил с поклоном:

— У нас есть огромный список необходимых для нужд армии товаров, амуниции, вооружения и боеприпасов. Это все надо доставить через Францию в Испанию в полной сохранности, что является задачей почти непосильной. Лорд Питт слышал о индийском золоте, которое вам посчастливилось получить во время раскопок под Бомбеем в северо-восточной Индии. Мы также знаем, что основная часть этого золота хранится в подвалах вашего банка здесь в Лондоне. Оно также находится в Париже, и, возможно, в Вене. Мы хотим купить часть этого золота у вас и помочь с его безопасной транспортировкой в Испанию, чтобы сделать необходимые закупки непосредственно там. Это даст нам огромное преимущество перед войском Наполеона. Мы смогли бы напасть на его ряды уже в ближайшие несколько недель.

Граф Веллингтон поклоном дал знать, что закончил, и тогда Лорд Питт сказал:

— Конечно, ваши услуги будут полностью возмещены, а старания будут вознаграждены всем тем, что вы у нас попросите.

Я понимал, что речь шла о несуществующем золоте в наших подвалах. Все верили, что мы его привезли из Индии в огромном количестве. Но Индийские корабли везли лишь камни. Золота не было! Была лишь вера в его существование. Я понимал, что Английская корона рано или поздно заинтересуется им, и теперь передо мной стояла сложнейшая задача — продать несуществующее золото. И у меня уже был готовый план, который подсказало Нечто изнутри. Я хорошо обдумал свой ответ и сказал:

— Я ценю ваше доверие, и хочу заверить, что готов сделать все возможное для родины. Конечно, вы можете рассчитывать на мое золото, но думаю, его транспортировка через Францию — дело неоправданно рискованное. У меня есть другое предложение по обеспечению английской армии всем необходимым. Осуществление моего плана я также беру на себя.

Лорд Питт еле заметно кивнул головой:

— Интересно, продолжайте, пожалуйста.

Я сказал:

— Во-первых, вы покупаете мое золото здесь, в Лондоне, и я отдаю его по самой низкой цене, как мой вклад в священное дело Английской короны.

Премьер министр удовлетворенно кивнул.

Я продолжил:

— Как вы сами заметили, транспортировка золота по всей Франции дело действительно опасное. Вместо этого мой банк мог бы выписать ценные бумаги на соответствующую сумму на предъявителя и обеспечить доставку этих облигации в Испанию. Их можно будет обналичить в нашем Мадридском банке. Но есть путь и попроще: все закупать, расплачиваясь нашими облигациями напрямую…

Граф Веллингтон удовлетворенно закивал, однако, премьер-министр засомневался и спросил:

— Будут ли в Испании доверять вашим ценным бумагам?

Я ответил:

— Конечно, будут, если король Испании издаст особый приказ о том, что ценные бумаги Ротшильдов обязательны для приема всеми банками Испании.

Лорд Питт сказал:

— Это возможно.

Я ответил:

— При вашей поддержке получить такое распоряжение от короля Испании будет очень просто, так как он на нашей стороне.

Граф Веллингтон зааплодировал:

— Браво! Я восхищен простотой и гениальностью ваших идей!

Я сказал:

— Спасибо. Рад служить отечеству!

Лорд Питт спросил:

— Хорошо. Допустим все так и будет. Насколько вы уверены в том, что сможете доставить в Испанию облигации в целости и сохранности?

Я ответил:

— Созданная мною курьерская служба доставки тайных посланий и бумаг уже проверена временем и работает слаженно и четко. Мы еще ничего не теряли. Кроме того, королевские агенты могут сопровождать любой груз.

— Я согласен, это хороший план, но есть еще одно опасение. Я понимаю, что золота у вас в Англии много. Но есть ли достаточное количество в вашем Мадридском банке для обеспечения ваших же ценных бумаг? — поинтересовался лорд Питт.

Это был каверзный вопрос, но у меня был готов ответ:

— Более, чем достаточно! Спешу заметить, что многие счастливые обладатели наших ценных бумаг не будут торопиться расставаться с ними, так как недавно, благодаря решению правительства, наши облигации стали прибыльными.

Премьер-министр спросил:

— Что это значит?

— Они просто растут в цене! Если их подержать год, то мы дадим за них в полтора раза больше их номинальной стоимости.

Лорд Питт удивился:

— Какая щедрость! Вы уверены?

— Конечно! Мы уже выпускали ограниченное количество таких облигаций, и все держатели уже получают проценты. Для Английской короны мы выпустим новые, с еще большим процентом, что заинтересует многих инвесторов.

Лорд Питт улыбнулся:

— Вы заинтересовали даже меня.

— Я к вашим услугам. При первом требовании, вы можете купить наши облигации в любом количестве. В знак признательности и почета получите дополнительную скидку в двадцать процентов.

Лорд Питт был удовлетворен:

— Мне нравится все, что вы говорите. Признаю, ваш план действительно хорош. У вас есть поддержка правительства, и вы можете начинать действовать. Я дам распоряжение казначею.

— Со своей стороны даю обещание, что в ближайшие дни английская армия в Испании будет обеспечена всем необходимым, — ответил я.

Лорд Веллингтон проводил меня до подъезда и сказал на прощание:

— Хочу пожелать вам удачи, барон. И спасибо за замок в йоркшире. Я видел его достроенным, и он прекрасен.

К своему столбу на бирже я вернулся довольным собой. Я продал правительству Англии камни по цене золота и еще добился помощи в производстве денег из воздуха! Таким образом наше дело возвысилось до государственного уровня.

Я подозвал курьера и начал диктовать зашифрованное письмо брату Джеймсу в Париж. Придуманный мной шифр мог понять только брат. В письме говорилось: «Пусть шеф Французской полиции внезапно разбогатеет, займется приобретением всякого антикварного хлама и перестанет проверять наши экипажи».

Потом ко мне подошел еще один курьер с сообщением:

— Главный управляющий банка Англии капитулировал в течение часа. Нам пришлось увеличить сумму лишь четыре раза. Он все понял сразу и уже издал указ о том, что все ценные бумаги от Ротшильдов обязательны для обслуживания во всех отделениях банка Англии.

Я с удовлетворением закрыл глаза на несколько мгновений и перенесся в другую реальность.

 

Одиннадцатая Глава

Легкий способ быть здоровым

Передо мной Великий Наставник Лазуритного Храма. На его лице светлая улыбка.

Мерцает свечка.

Я стою на коленях.

На коленях?

Значит, у меня есть колени!

Ноги опять на мне.

И руки.

Я цел!

Это меня восхитило, и я обрадовался.

Увидев мое ликование, Наставник сказал:

— Да, ты опять цел. Но, к сожалению, не исцелен. Ты так сильно привязан к своим чувствам и ощущениям, что они тебя просто убивают. Ты слабеешь на глазах, и, боюсь, ничем это не остановить. Ты упорно отказываешься понять, что твои чувства лишь возбуждение нейронов, которые ощущаются как счастье, наслаждение, боль и страдание. Ты ведь не думаешь, что сам являешься тем счастьем, которое испытываешь или несчастьем, которое тебя мучает? Неужели так трудно понять, что ты не вкус во рту после шоколада, не дрожь в теле после алкоголя, и не головокружение после утренней сигареты. Это лишь возбужденные нейроны, но никак не ТЫ! Неужели так сложно осознать простую истину — твое тело не есть ТЫ! Оно живет своей жизнью! В нем миллионы бактерий, которые ведут ожесточенную войну между собой! В нем миллиарды клеток, которые умирают и рождаются ежесекундно, однако, ты продолжаешь жить. Ты — это не твои бактерии и клетки! Ты не вода, из которой на две трети состоит твое тело. Так, где же твое настоящее «Я»? Оно ближе твоего туловища, но ты отказываешься искать! Иначе исцеление невозможно. Я пытался тебе показать это, но твой разум, раненный высшим образованием, отказывается принять прописные истины. Вместо этого, ты слепо исповедуешь сумбурный набор суеверий и называешь это современной медициной. Ты обречен на скорую смерть.

За моей спиной тихо заплакала Анита, и Великий Наставник обратился к ней:

— Прекрасная Анита, не плачь.

Она не успокаивалась:

— Но вы сказали, что Николай умрет!

Наставник ответил:

— Да, но это не страшно. Все умирают, даже бессмертные!

— Я не хочу, чтобы он умер. Помогите ему найти себя.

Наставник приблизился к девочке, коснулся ее рукой, и она успокоилась.

Тогда он сказал ей:

— Помочь ему я не в силах. Слишком поздно. Себя надо искать только в пустоте, а он бежит от нее.

Анита вопросительно посмотрела на Наставника, и он объяснил:

— Посмотри, прекрасная девочка, я покажу тебе, из чего состоит человеческое тело.

Посередине пещеры появилось ядро атома размером в горошину, вокруг него бешено крутились нейтроны.

Наставник сказал:

— Люди построены из миллиардов таких элементов. Там несколько маленьких частиц, которые вертятся в кажущейся пустоте. Но эта пустота — Бог в Человеке! Там и надо искать свое настоящее Я, там спрятана душа и сам Человек! Это истинный закон Вселенной. СЕБЯ глазами не увидишь. Можно лишь почувствовать. Тогда и наступит исцеление. Болезни нет! Есть лишь нарушенный природный баланс, нехватка веры в Бога и нехватка знания себя. Больной врач не вылечит больного человека, пока не научиться лечить себя. Это лишь возможно понимая истинные причины недугов — гной в душе от плохих мыслей.

Великий Наставник Татхагата поднялся и продолжил:

— Вот мой легкий способ быть здоровым: думай только о возвышенном, чувствуй лишь прекрасное, воспринимай исключительно красивое, ищи вселенскую любовь в себе и себя во вселенской любви, тогда лекарства не понадобятся. Если же думаешь только о низменном, чувствуешь лишь гадкое, воспринимаешь исключительно уродливое и веришь в себя, как во властелина, тогда никакие лекарства уже не помогут. Болезнь начинается с души, передается мыслью и словно раковая опухоль заражает тело. Телом здоров только здоровый в мыслях.

Наставник закончил, и в пещере воцарилось полное безмолвие.

Ее нарушил Эскулап:

— Великий Наставник, что же нам делать?

Он ответил:

— Мой Эскулап! Ты проводник наших гостей, и поведешь их к Океану Страсти. Скоро рассвет, и они должны покинуть Иртифахан.

Эскулап сказал:

— Слушаюсь, Великий Наставник Татхагата!

Наставник подошел к Аните, встал перед ней на колени и обнял ее. Они осветились одним сияющим светом.

— А тебе, маленькая принцесса, я желаю приятного путешествия. Уверен, твой путь будет устлан розами и освещен божественным сиянием.

Потом он встал, что-то прошептал Эпионе, поднялся на свое ложе, поджал под себя ноги, выпрямился и, закрыв глаза, произнес:

Он замолчал, и опять наступило полное безмолвие.

Наставник перестал дышать.

*

Эпиона проводила нас до выхода из Лазуритного Храма, пошепталась с Эскулапом, а потом долго объяснялась с дочерьми. Гигиея и Панацея отвечали ей ласковым шипением. Когда они закончили, Эпиона удалилась обратно в храм, и Эскулап сказал нам:

— Наставник велел идти к берегу Океана Страсти. Нам нужно выполнить его предписание.

Мне было очень тяжело идти. Помогал Эскулап и взгляд его дочерей.

Анита шла молча, со слезами на глазах. Несколько минут спустя мы уже стояли на берегу Океана Страсти. Брезжил рассвет. Океан бушевал. Высокие волны бились о берег и качали огромный паром у причала. Он был переполнен людьми, которые, склонив головы, спокойно ожидали своего последнего путешествия к скале Аюрведы. Сама скала величественно возвышалась в тумане посередине океана.

У парома стоял Проводник. Он ждал нас. Анита крепко взяла меня за руку, а я чувствовал тяжесть во всем теле, и мне хотелось только одного — заснуть навсегда.

Эскулап подошел к нам близко и тихо сказал:

— Паром ждет. Пришло время расставания.

Анита сказала сквозь тихий плач:

— Дядя Эскулап, пожалуйста, сделайте что-нибудь, чтобы спасти Николая…

Он ответил:

— Расставание не трагедия. Мы все следуем Божественному провидению. Я был счастлив быть вашим проводником.

Он обнял Аниту, потом меня, и его прикосновение немного облегчило мое состояние.

Однако все части тела ныли.

Эскулап сказал:

— Теперь я должен выполнить задание Великого Наставника Татхагаты и объявить вам Его решение. Прошу приготовиться и выслушать внимательно.

— Мы готовы, — еле выговорил я.

— Итак, вы пришли сюда вдвоем. Это было необычное кармическое исключение. Все в этом мире имеет свою причину, даже если мы ее не понимаем.

Эскулап сделал паузу, посмотрел в сторону проводника, который жестами торопил нас, и продолжил:

— Решение таково: ваши пути расходятся.

Анита обеими руками обхватила меня и сказала:

— Я не хочу с тобой расставаться, Николай! Я тебя люблю.

Я ответил еле слышно:

— Я тоже тебя очень люблю, красавица.

— Ваши чувства прекрасны, но любить можно и на расстоянии. Итак, подчиняясь провидению, один из вас отплывает этим паромом к горе Аюрведы, а другой возвращается на Землю, в жизнь, — сказал Эскулап.

Анита попросила:

— Дядя Эскулап, умоляю, отправьте нас куда хотите, только не разлучайте!

Эскулап покачал головой:

— Не могу.

Я успокоил Аниту:

— Дорогая, все хорошо. Ты должна вернуться к жизни, должна быстро поправиться, выздороветь и вырасти красивой и умной девушкой. А моя жизнь закончена. Вот мой путь к горе Аюрведы, и я приму все…

Эскулап одобрительно кивнул и сказал:

— Молодец, Николай! Ты же, Анита, успокойся. Ведь Наставник сказал тебе, что смерти нет.

Анита промолчала.

Эскулап продолжил:

— Знайте, для совершения предписанного и для возвращения на Землю нужен укус моих дочерей. Их яд целебный, и у каждой — свои свойства. Их совместный укус приведет к телесному исцелению. Это не исцеление души, о котором каждый заботиться сам.

Я уточнил слабым голосом:

— Аниту укусят ваши дочки, она выйдет из комы на Земле и станет здоровой?

Эскулап ответил:

— Так оно должно быть. Все просто. Легкий яд Панацеи с эликсиром жизни вернет здоровье, а легкий яд Гигиеи подбросит высоко к Земле.

Я заметил, что нетерпеливый проводник приблизился к нам. Он был уже готов силой посадить меня на паром, чтобы не задерживать отплытие. Я покорно склонил голову перед своей судьбой и сказал слабо:

— Я готов плыть и счастлив, что Анита скоро встанет на ноги. Анита, я тебя люблю!

Девочка горько плакала.

Эскулап вмешался:

— Пора, пора! Надо торопиться. Я приближаю к вам посох, и с укусом моих дочек все закончится.

Так вот каков конец. С одной стороны — проводник в черном капюшоне, а с другой — посох Эскулапа со змейками.

Вдруг произошло то, чего я никак не мог себе представить. Эскулап прошипел что-то дочкам, они приготовились, сделали выпад и…

Обе одновременно укусили меня.

Я вскрикнул:

— Что это? Эскулап, как так?

Эскулап ответил спокойно и хладнокровно:

— Таково решение Великого Наставника.

Я почувствовал некоторый прилив сил после укуса и закричал:

— Но это несправедливо! На Землю надо вернуть Аниту, а меня отправить на паром смертников.

— Ты не властен над справедливостью! Ею ведает Наставник! Его решение это закон, — возразил Эскулап.

Проводник тут же схватил Аниту и потащил ее к парому. Однако девочка уже не плакала. На ее лице была счастливая улыбка.

— Николай! Я рада! Передай маме, что я ее люблю! — крикнула она.

Тут разрыдался я и почувствовал, как яд овладевает всем моим телом.

Но душа протестовала.

Эскулап сказал мне:

— Не могу судить, но думаю, Наставник возвращает тебя на землю ради твоего открывающегося понимания. А для чистой души Аниты путь на скалу Аюрведы будет блаженством.

Анита улыбнулась и сказала:

— Это хорошее решение.

Эскулап остановил проводника и ответил ей:

— Ты прекрасная девочка! И наставник потребовал выполнить твою последнюю просьбу перед отплытием. Скажи мне свое заветное желание.

Глазки Аниты заискрились от радости, и она ответила не раздумывая:

— Дядя Эскулап, я хочу увидеть своего папу. Я просила маму сказать, как найти его, но она не знала, что мне ответить. Тогда я рассердилась и побежала, чтобы найти его. Я не знала куда бежать, споткнулась, упала и… Я хочу увидеть папу!

Эскулап приласкал ее:

— Ничего, ничего, моя девочка. Все хорошо. Я покажу тебе папу.

Он зажег лампу, которую держал в руке, и в ней появилось изображение.

Безлюдное кафе с потрясающим видом на ночной морской пейзаж. Картина в окне похожа на изумительный живой рисунок превосходного художника. В небе мерцают миллионы звезд, а над морем висит тоненькая ленточка новорожденной луны.

Добродушно улыбающаяся мать Аниты, Ия, напротив нее мужчина.

Она говорит стихами.

Он отвечает:

Эти строки прозвучала моим голосом. Парень обернулся, и я узнал себя.

— Что это? — вырвалось у меня.

Анита же расплылась в самой счастливой улыбке, которую я когда-либо видел:

— Николай! Ты мой папа!

У меня из груди вырвалось рыдание. Анита же вырвалась из цепких рук проводника, подбежала ко мне и обняла. Я плакал и сквозь плач говорил:

— Дочка… Прости… Извини… Я виноват перед тобой…

А она смеялась:

— Папа! Я тебя всегда любила. Я так тебя искала и, наконец, нашла! Видишь, не зря я бежала к тебе, и споткнулась не зря. Как иначе я нашла бы тебя?

Проводник засуетился. Я чувствовал, что мой взгляд начинает покрывать пелена. Яд подействовал. Я терял сознание и понимал, что сейчас очнусь в покое реанимации, а Аниту силой заберет проводник в черном капюшоне и…

Она умрет…

Неожиданное решение осветило мой разум. Я собрался с силами, наклонился к ее уху и прошептал:

— Я этого не допущу, дочка. Передай своей маме, что я тоже ее всегда любил.

Сказав это, я резко развернулся и из последних сил побежал к Океану Страсти, крича на ходу:

— Я изменяю решение Наставника! Океан Страсти! Прими меня вместо дочки моей…

Со спины я услышал крик Аниты:

— Папа!

И еще восклицание Эскулапа:

— Браво, Николай!

И вот я на краю. Готовлюсь прыгнуть…

Неожиданно передо мной горой возник Черно-Белый Проводник.

Он схватил меня крепкой хваткой и строго сказал:

— Ты не можешь прыгнуть туда вместо нее!

Тут я узнаю в нем Черно-Белого Ангела и кричу в ответ:

— Не могу?! Это ты не можешь помешать мне спасти мою дочь!

Он презрительно плюнул мне в лицо и, замахнувшись, ударил меня со всей силой. В глазах помутнело. Я свалился на камни и отключился.

 

Двенадцатая Глава

Отчаянный прыжок в неизведанное

— Натан, что с тобой? Ты нас слушаешь?

Я очнулся ошарашенный:

— Что это? Где я?

Надо мной бородатый мужчина.

Он сказал:

— Я — Амшель, твой брат. Ты приехал во Франкфурт на свадьбу своей дочери.

Склонившиеся надо мной братья сразу вернули меня в действительность нашего старого дворика.

— Он, наверное, задремал, — сказал Соломон.

Джеймс спросил:

— Натан, тебе плохо?

Я окончательно очнулся, тряхнул головой и ответил:

— Мне хорошо. Я с вами.

Амшель кивнул:

— Хорошо.

Все вернулись на свои места, и Амшель сказал:

— Продолжим. Итак, с помощью Натана, которому помогали все мы, нам удалось установить новый порядок в банковской системе. За этим последовало накопление огромных средств. Сейчас мы уже контролируем миллиарды фунтов и можем купить весь Лондон или Париж. Хотя, как и завещал нам отец, величина нашего состояния должна храниться в строжайшей тайне. Мы не имеем право рассказывать о ней кому бы то ни было, кроме наших прямых наследников.

Братья кивнули в знак согласия, и Амшель продолжил:

— Потом перед нами встала проблема Наполеона. Вы знаете, этот император — наш проект. Мы начали его с помощью нашего друга, профессора Вейсхаупта. Устроили революцию и привели Наполеона к власти, чтобы он работал на нас. Финансирование войн, которые он развязал с нашей подачки, принесло нам баснословное состояние. Сейчас мы самые могущественные финансисты на планете. Конечно, мы все скорбим по людям, которые гибнут в войнах, но люди смертны, а Бог принимает жертвы. Почему же нам не зарабатывать на этом? Однако в последнее время Наполеон вышел из-под нашего контроля. Он начал действовать самостоятельно и отказывается подчиняться нам, что сразу же отразилось на нашем денежном притоке. Мы понесли потери в прибыли. Когда стало ясно, что Наполеона надо убирать, мы обратились к Натану. Он получил наши послания и придумал совершенно гениальный ход, заставив наши проблемы работать на нас.

Братья согласились:

— Да, это было сверхгениально!

*

Еще одна вспышка воспоминания выбросила меня в Лондон, в спальню моего дворца.

Ночь.

Дождь и ветер стучат в мои окна.

Я сижу при свечах и вчитываюсь в зашифрованные письма братьев.

Размышляю.

Внутренне Нечто тут как тут.

Сразу подсказывает мне, что делать.

Я подчиняюсь и звоном колокольчика вызываю секретаря.

Минуту спустя он стоит передо мной в ожидании распоряжений.

Подумав, я говорю:

— Немедленно пригласи в кабинет троих серых агентов и позови Бенджамина, моего врача. Сообщи ему, что он задержится здесь на несколько дней.

Секретарь молча поклонился и вышел. Я быстро встал и оделся. Агенты уже ждали меня в кабинете. В камине потрескивает огонь, а в окно рвется ветер. Эти три серых агента — мои длинные руки. С их помощью я дотянусь до кого угодно. В любое время дня и ночи они выполнят любое мое поручение. Я их называю серыми из-за цвета их одежды. Они носят серые плащи, чтобы не выделяться. Они — люди-невидимки.

Все трое молча уселись вокруг стола, и я сказал:

— Я вас призвал для задания чрезвычайной важности. Дело касается бельгийской кампании Наполеона, где все идет к решающему сражению. В этой битве император должен быть уничтожен.

Серые агенты кивнули, давая знать, что все понимают.

Я продолжил:

— Вы знаете, что мы превратили этого наглеца в великого императора. Некоторое время он нам служил. С моей подачи развязал крайне выгодную для нас войну. Также помог нам заработать на оружии, контрабанде и военных поставках. Все воюющие стороны обеспечивали войска нашими ссудами. Мы раздали огромные кредиты, и всего за несколько лет задолженность Франции перед нами так выросла, что ее не выплатить нескольким поколениям французов. Потом император зазнался. Решил, что может обойтись без наших денег. Мы его свергли, вернув Франции Бурбонов. Три месяца назад он сбежал с острова Эльба, и к нему сразу же присоединилась армия генерала Нея. Никто не ожидал, что весь Париж будет встречать его с восторгом… Наша реакция была молниеносной. Мы собрали коалицию европейских монархов против Наполеона, и теперь армия Веллингтона готова к решающей битве. Как я уже сказал, в этом сражении нужна только победа Веллингтона!

Старший из агентов сказал:

— Да, сэр, мы понимаем ситуацию. Что прикажете делать нам?

Я ответил:

— У меня есть следующий план. Вы немедленно отправитесь в Брюссель. Хочу, чтобы один из вас подкупил повара Наполеона. Пусть он подсыплет в еду императора слабый яд. Мне нужно, чтобы он сильно заболел и утратил способность управлять армией при решающем сражении.

Агент уточнил:

— Вы не хотите отравить его насмерть?

Я сказал:

— Нет. Если он умрет перед битвой, то его сделают героем. Мне это не нужно. Я хочу, чтобы ему было плохо. Яд выбирай сам.

— Хорошо. Я все сделаю…

Потом я обратился ко второму агенту, который за последнее время выстроил отличные взаимоотношения со всеми ключевыми военными начальниками.

— Заболев, Наполеон будет вынужден передать руководство генералу Нею. Так вот, ты должен быть рядом с ним при сражении.

Второй агент ответил с готовностью:

— Хорошо! Буду!

Я продолжил:

— И когда к Веллингтону на помощь прибудет армия Блюхера, я хочу, чтобы ты предложил ему взятку в сто тысяч фунтов наличными, если он приостановит атаку всей армии.

Агент кивнул:

— Хорошо. Это можно сделать.

Потом я обратился к третьему:

— А тебя я хочу отправить к маршалу Груши. Он руководит правым крылом армии Наполеона. Под его начальством тридцать тысяч солдат. Предложи ему полмиллиона фунтов наличными за то, чтобы он задержался с присоединением к армии Наполеона. Пусть он опоздает к сражению, и сам потом оправдывается.

Агент кивнул и сказал:

— Думаю, за такую сумму я смогу убедить его.

— Отлично! Тогда отправляйтесь немедленно. И сообщайте мне обо всех ваших действиях каждые три часа.

Агенты молча встали и отправились исполнять услышанное. Подумав, я понял, что действую правильно. Потом я пригласил к себе верного врача и сказал:

— Добрый вечер, Бенджамин.

— Здравствуйте, сэр. Надеюсь, вы не хвораете? — взволнованно спросил он.

— Нет. Я в порядке.

— Отлично. Чем могу служить вам?

— Мне надо исчезнуть на пару дней. Хочу, чтобы ты убедил всех, что я болен.

— Понятно…

— Дежурь у дверей моей спальни и никого не пускай. Сам заходи время от времени. Пусть жена, вся семья и слуги поверят, что я простудился и не хочу никого видеть.

— Хорошо. Я все сделаю. Когда вы уезжаете?

— Прямо сейчас.

— Все ясно. Начинаю дежурство немедленно.

— Спасибо, Бенджамин.

— Всегда рад служить!

Я вернулся в спальню, быстро собрал небольшой саквояж с необходимыми вещами и, не сказав никому ничего, покинул комнату через тайный выход в шкафу.

Я быстро прошел по темному коридору в скрытый задний дворик. В лицо мне ударил холод и дождь. Поблизости всегда дежурил мой тайный черный экипаж. Кучер и два телохранителя приветствовали меня:

— Добрый вечер, сэр. Непогода…

Я ответил:

— Нам предстоит длинный путь…

Кучер сказал:

— Мы готовы, куда едем?

— В Дувр.

Экипаж тронулся, и когда мы выехали за ворота, я задумался над планом своих действий:

— Я переплыву Ла-Манш, и к полудню прибуду в Брюссель. Хочу присутствовать при решающем сражении. Мы много заработали на этой войне, но на решающей битве я обязан увеличить прибыль в десять раз! Это моя война против Наполеона, хотя об этом никто не знает. Меня устраивает всеобщее заблуждение, будто борьба идет между французами и англичанами. На самом деле, это битва Ротшильдов против Наполеона.

Разумеется, я не знал, что конкретно буду делать. Мне еще предстояло найти тот единственный и точный ход, совершив который, я заработаю миллионы за ночь. Несмотря на то, что Нечто во мне давало понять, что подскажет верное решение в нужный момент, абсолютной уверенности в этом не было.

В Дувре я пересел на собственную шхуну. Шторм усилился, сильно укачивало, но мы доплыли. Во Франции меня встретил экипаж моего брата Джеймса, который унес меня в сторону Брюсселя со скоростью ветра.

Утомительное путешествие позади, и я уже на месте. Все, как на ладони. Передо мной поле битвы у Ватерлоо. Гремят пушки, стреляют ружья, ржут лошади, звучит барабанный бой, сверкают сабли. Солдаты умирают тысячами.

Во мне рождается вопрос: «За что эти люди отдают свои жизни? Они думают, что за свою страну. И это правильно! Они любят родину, рады погибнуть за нее. Но их странам совсем не нужна их патриотическая смерть. Родине нужна не война, а процветание. Не войной оно достигается, а мирным трудом. Война нужна мне! Она приносит прибыль в мои банки! Значит, они умирают за меня, находясь в паутине патриотической иллюзии!»

Нечто во мне сразу возражает: «Ну, и что? Пусть умирают! Все умрут, так или иначе, по разным причинам. Какая разница? Пусть лучше они перебьют друг друга пушками, ружьями и штыками, которые куплены на твои деньги, и принесут своей смертью выгоду тебе! Это хорошие жертвы».

Наблюдая за сражением, я понимаю, что мои серые агенты четко выполняют свои задачи. Мой план действовал. Я видел, что маршал Груши опоздал, а генерал Ней тормозит с атакой. Поступило сообщение от первого агента — Наполеон заболел и не дееспособен.

Веллингтон, воодушевленный своим новым замком, с жаром вдохновлял офицеров и солдат. Вскоре, увидев на горизонте армию Блюхера, которая подоспела на помощь англичанам, я понял, что к вечеру исход битвы решится.

Армия Наполеона будет разбита.

И тут меня осенило!

Мое Нечто громко начало шептать детали прекрасного плана, как заработать на этой битве великое состояние! Решение оказалось настолько простым и оригинальным, что я долго не понимал, как сам до этого не додумался.

Все сложилось восхитительной мозаикой, и быстро сев в экипаж, я приказал кучеру:

— Вези меня обратно в Калаис. Мне надо срочно переплыть Ла-Манш и вернуться в Лондон до рассвета. Скачи галопом, пусть трясет!

Я понимал, что план сработает лишь в том случае, если я успею в Лондон и буду спокойно стоять у своего столба рано утром. Однако, в Калаисе меня поджидало серьезное препятствие.

На Ла-Манше разбушевался сильнейший шторм. Волны высотой с гору разбивались о скалистый берег, и мою шхуну словно щепку бросало из стороны в сторону. Встревоженный капитан сказал:

— Сэр, мы не сможем выйти в море в такую погоду.

И действительно, плыть было нельзя! Ветер и ураган встали на моем пути. Несколько секунд я был в нерешительности. И вдруг во мне опять заговорило Нечто:

— Неужели погода помешает великому Ротшильду?

Я ответил себе:

— Нет! Никогда!

Капитан переспросил меня в недоумении:

— Что вы сказали, сэр?

Я ответил ему строго:

— Ротшильду погода не помеха! Отплываем немедленно!

Видимо капитана испугало выражение моего лица, и он не посмел даже пикнуть.

Несколько минут спустя я стоял, весь мокрый, на палубе своей шхуны, которую заливали волны, но мы плыли. В ту ночь мы могли утонуть тысячу раз, но…

Мы доплыли.

Я уверенно ступил на берег Дувра, а за мной плелся внезапно поседевший капитан.

К рассвету я благополучно вошел в свою спальню через черный ход и позвал доктора Бенджамина, который дежурил у дверей:

— Вы вернулись так быстро?

— Да.

— Вы весь мокрый. Выглядите очень усталым.

— Так и есть. Дай мне что-нибудь для бодрости.

Доктор сделал мне горячую ванну с марганцовкой, напоил бодрящей микстурой, и вот, час спустя, я уже на бирже, у своего столба.

Первый, как всегда. Готовый начать осуществление моей восхитительной задумки. Биржа оживает, и я приступаю к делу. Подзываю одного из своих белых агентов и приказываю:

— Передай всем моим маклерам, надо сбрасывать акции английского правительства. Все! По любой цене. Пусть продают даже наши собственные облигации в два раза дешевле. Агент кивнул. Час спустя я понял, что мой план работает. Они клюнули. Все решили, что армия Веллингтона разбита и Англия — банкрот!

Этого я и добивался! Я их обдурил. Они думали, что у меня есть достоверные данные о победе Наполеона! Я понимал, что официальная информация поступит лишь после полудня, с курьером Его Величества, который будет пережидать непогоду. Чем позднее будет сделано официальное заявление, тем для меня лучше.

Мне удалось посеять панику на бирже. Я обвалил стоимость всех ценных бумаг Англии, и тут началось то, ради чего я рисковал жизнью своей и тех, кто плыл со мной через бурю. Биржевики лихорадочно пытались всучить друг другу за бесценок то, что они наживали годами!

К обеду весь Банк Англии можно было купить за считанные гроши, и никто не хотел его покупать. Вскоре мне доложили, что шторм на Ла-Манше ослаб. Я понял, что настал мой час! Подозвал белого агента и спросил:

— За сколько предлагают акции банка Англии?

Агент посмотрел в записи:

— Почти даром. Ниже некуда… Вы их превратили в пустую бумагу.

Я кивнул:

— Начинаем скупать все…

Агент удивился:

— Вы что? Зачем?! Все знают, что Веллингтон разбит и Англия банкрот…

Я строго посмотрел на него и повторил приказ:

— Немедленно прикажи моим маклерам скупать Все! Иначе уничтожу вас всех!

Агент испуганно кивнул и быстро удалился выполнять приказ.

Я знал, что мои маклеры, как по мановению волшебной палочки, за час действительно скупят все.

Так и произошло. В три часа белый агент подошел ко мне и сообщил:

— Сэр, я не знаю, что вы задумали, но на данный момент почти вся Англия принадлежит вам.

Я увидел, что глашатай собирается сделать официальное сообщение от прибывшего королевского курьера. Сейчас будет оглашена новость о победе Английской армии над Наполеоном, повалит вторая волна биржевой паники, хуже первой, и здесь начнется настоящий ад. Цены на акции английского банка сразу подскачут до небес, и все маклеры этой биржи поймут, что они разорены.

За одну секунду, всего лишь за один короткий миг они превратятся в нищих. А я выступлю самым могущественным человеком этого острова Могущественнее их монарха! Это я разорил их!

«Не буду смотреть на эту ужасную сцену. Мне следует хорошо пообедать и поспать», — решил я.

Уходя, я услышал слова моего белого агента:

— Сэр, вы купили всю Англию за гроши! Вы — гений! Простите, что перечил вам.

Я удалился не оборачиваясь.

Насладившись сытным обедом, я выслушал последнюю сводку. Внешне спокойный секретарь доложил с дрожью в голосе:

— Сэр, сегодня ваше состояние увеличилось на двести миллиардов фунтов…

Да, отец гордился бы мной.

*

Воспоминания погасли.

Амшель продолжал монотонно вещать:

— Разделавшись с Наполеоном, мы не только спасли все наши вложения, но с помощью мудрого Натана, увеличили наше состояние в сто раз.

Джеймс сказал:

— Да, мы все отлично помним чудесную операцию Натана на Лондонской бирже по скупке ценных бумаг английского правительства.

Братья с почтением посмотрели в мою сторону.

Я сказал:

— Спасибо, я трудился на благо семьи! Но хочу признаться в одном. Меня часто мучает внутренний голос, который все ставит под сомнение и задается вопросом, насколько хорошо мы поступаем, провоцируя войны ради нашего обогащения…

Карл из Неаполя и Соломон из Вены удивились и воскликнули одновременно:

— Все средства хороши!

Амшель согласился:

— Наш отец учил нас именно этому. Поэтому, Натан, тебя не должны мучить угрызения совести. Мы чисты.

Я кивнул головой:

— Да, но я видел горы из трупов солдат, которые умирали за нас, думая, что отдают свою жизнь за Родину. Вот тогда я и проникся вопросом, насколько это все нам нужно? Мы и так почти всесильны. У нас уже есть такое состояние, что…

Соломон возразил:

— Состояние нельзя просто удерживать. Оно либо увеличивается, либо исчезает. Альтернативы нет. Поэтому, если мы остановимся, то скоро все потеряем.

Все закивали. Я тоже молча согласился.

Амшель сказал:

— Да, мы не можем остановиться. Поэтому нам надо перейти к обсуждению наших планов на будущее. Первое и главное — изменение нашего социального статуса. Европейское геральдическое общество уже предоставило нам титул барона и утвердило наш герб. Правда, все там было не так гладко. Председатель геральдического общества был против. Ему не нравилось изображение льва и орла. Он счел это символами высших монархов. Мы решили вмешаться. Помогла ссуда, выданная лично канцлеру Австрии, Метерниху, и встреча председателя с ночными грабителями. Теперь нам позволено добавить к нашей фамилии приставку «фон» и изображать на гербе льва, орла и пять стрел в знак нашего братского единства.

— Это достижение — большая победа. Теперь мы можем чувствовать себя наравне со всеми европейскими монархами и династиями, — сказал Соломон.

— Я уже чувствую, как в Париже выросло почтение к нам, — прибавил Джеймс.

Карл ответил:

— В Неаполе тоже.

Амшель продолжил:

— Настало время расширить сферу нашего влияния и за океаном. Огромный континент Америки ждет нашего завоевания. Сейчас для этого есть отличные предпосылки. Северная Америка созрела для гражданской войны с югом. Наше вмешательство будет там очень кстати. Мы можем сыграть роль фитиля и взорвать всю Америку. По моим подсчетам, гражданская война там принесет нам сто миллиардов фунтов. Мы будем финансировать обе воюющие стороны. Ссуды вырастут в разы. После этого у нас появится почва претендовать на производство американской валюты — доллара.

Мой внутренний голос, борющийся с Нечто, опять проснулся, и мне представились картины массовых убийств во время войны. В Америке, как и в Европе, все будут думать, что умирают за свою родину. На самом же деле, это будут жертвы на алтаре нашей жадности. Я понял, что должен остановить это безумие и уничтожить Нечто во мне!

— Мои родные! У меня есть другое предложение, — обратился я к братьям.

Они приготовились слушать. Набравшись смелости, я сказал:

— Предлагаю остановиться. У нас баснословное состояние, и нет смысла увеличивать его еще. Мы и так можем купить все, что пожелаем. Не будем больше провоцировать войну, прекратим кровопролитие, принесем людям факел процветания вместо гибели и разрушений.

Амшель недовольно посмотрел на меня и сказал:

— Чего ты хочешь? Скажи конкретно.

Я ответил:

— Я хочу, чтобы у наших детей и внуков руки были чисты от крови.

— Натан, ты предаешь нас! И не только нас, но и отцовское завещание, — сказал Соломон.

Боже! Они считают это предательством. Я понял, что нужно действовать по-другому. Последнее слово Соломона засело в моей душе. Завещание…

Мое внутреннее Нечто насторожилось, так как во мне внезапно родился план против него.

Я сказал:

— Братья мои! Я вас люблю, но чувствую, если мы не остановимся, то будем продолжать убивать миллионы невинных, зарабатывая на войне кровавые состояния до скончания века. Зачем нам это? Может нас околдовали?

И тут передо мной встал образ Вейсхаупта. Что он делал, вгоняя меня в беспамятные грезы? Это ведь он подсказывал мне эти жуткие идеи! Неужели, он засел во мне и играет мной, как марионеткой. Он и есть мое внутреннее Нечто? Он — Сатана?!

Откуда-то, из далеких глубин подсознания, проснулся во мне образ Черно-Белого Ангела.

Тут же я почувствовал удар изнутри и вскочил на ноги. Братья посмотрели на меня с удивлением.

— Натан, ты сходишь с ума? — спросил Амшель.

Я ответил:

— Мне надо удалиться.

Карл возразил:

— Как так? Мы еще не закончили.

Соломон сказал возмущенно:

— Ты не можешь покинуть заседание сейчас.

Проснувшийся внутренний голос вдруг окреп, и я твердо сказал:

— Нет, вы ошибаетесь! Я могу покинуть это сатанинское заседание и могу остановить нас завещанием!

Джеймс возмутился:

— Кого остановить? О каком завещании ты говоришь?

Но я уже не слушал их и быстро шел через двор к своему кабинету. По всему дому шли бойкие приготовления к свадьбе, но я не обращал внимания ни на кого. Войдя в комнату, я быстро осмотрелся. Следы работы профессора были разбросаны повсюду.

Где он?

Я позвал:

— Профессор Вейсхаупт! Вы здесь?

Никто не ответил.

Тогда я уселся за письменный стол, достал из ящика бутылочку с ядом, поставил ее перед собой и начал быстро писать: «Завещание».

Слова ожили на бумаге. Я просил, молил своих сыновей, дочерей, внуков, правнуков и всех потомков остановиться! Умолял их прекратить развязывать войны! Да, люди и без нас убивали друг друга. Они воевали и до нас. Но если мы не можем противостоять этому, то нужно хотя бы перестать подстрекать и способствовать.

Написав это, я поставил подпись и посмотрел на себя в зеркало. Мое тяжелое, жуткое туловище еще и пахло ужасно. Я сказал себе, что это тело не протянет и пару месяцев.

И без сожаления схватил склянку с ядом.

Скрип в двери остановил меня на мгновение, и я увидел, что в комнату вошел профессор.

Он спросил:

— Вы вернулись? Я не ожидал вас так быстро… Что вы делаете? Что вы пьете?

Я посмотрел на него — сущий Сатана!

А он понял, что происходит, и на его лице изобразился ужас.

Он закричал:

— Не делай это!

Но я не дал ему остановить себя. Схватив короткий кинжал Вейсхаупта, который лежал на столе, я крикнул ему:

— Не подходи!

Он возмутился:

— Я же сказал! Нельзя трогать чужой нож!

Но я успел одним глотком осушить бутылочку яда. Жидкость обожгла все внутренности. Профессор бросился ко мне, но было уже поздно.

Он бегло просмотрел мое завещание и закричал:

— Ты выжил из ума! Кого ты защищаешь? Стадо патриотичных баранов?! Они и без тебя найдут самые глупые причины для насилия и смерти! Так пусть они умрут за благополучие твоих потомков! Они и так все уже принадлежат мне! Как и ты! Я ваш владыка!

Я начал падать на пол. И перед тем как потерять сознание, крикнул:

— Нет! Ты мной не владеешь!

В последний момент я увидел, как он рвет мое завещание, бросая клочки в камин, и сам пьет бутылочку того же яда. Я вырвался из своего вонючего тела, но он кинулся за мной. Мы пронеслись сквозь дымоход, и я понял, что он душит меня. Я тоже накинулся на него. Он замахнулся, ударил со всей силой, и я очутился на камнях.

*

Я быстро очнулся, тут же вскочил на ноги и нанес ответный удар. Сатана тоже свалился. Огромная волна бушующего Океана Страсти разбилась у наших ног. Я могу его победить! Мне надо прыгнуть в эти воды!

За моей спиной я услышал тревожный крик Аниты:

— Папа!

И голос Эскулапа:

— Не плачь, дорогая! Он сейчас творит свою судьбу!

Я подбежал к обрыву, но Черно-Белый Ангел опять оказался передо мной.

Анита закричала:

— Николай… Папа! Я тебя люблю!

И тут я почувствовал, что держу в руках кинжал Вейсхаупта. Видимо, схватив его там, у камина я уже не отпускал его все это время. Черно-Белый Ангел накинулся на меня, повалил и начал бить по голове. Но я сумел найти мгновение для того, чтобы глубоко вдохнуть и, взмахнув кинжалом, проткнул противника с криком:

— Умри, Сатана!

Кинжал по рукоятку вошел в тело, и Черно-Белый Ангел замер от неожиданности. Он посмотрел на рану и заорал:

— Не трогать мой нож!

Я понял, что надо действовать немедленно. Поднявшись на ноги, пошатываясь, я сделал несколько неуверенных шагов к обрыву и прыгнул в высокие волны Океана Страсти.

Последнее, что я услышал, был крик Аниты:

— Папа!

И возгласы Эскулапа:

— Не трогайте ее! Он изменил судьбу!

Волна покрыла меня с головой. Но я вынырнул и оглянулся.

Берег был залит кровью Черно-Белого Ангела. На пароме смертников началась паника.

Эскулап продолжал кричать:

— Он изменил судьбу! Спас свою дочь, и властью, данной мне, я отправляю на Землю Аниту!

Тут он подносит свой посох к плачущей Аните, и змеи кусают ее. В голове мелькнула самая счастливая мысль в моей жизни: «У меня есть дочь!»

Я снова погрузился в волны Океана Страсти. Последнее, что я почувствовал, были слова Аниты:

— Николай… Папа, я тебя люблю!

Пучина поглотила меня. Я начал тонуть, но вдруг опять вынырнул и поплыл к скалистым берегам горы Аюрведа.

Шквал ревности ударял меня справа и слева, безжалостно бил вал злости, а потом меня накрыла огромная волна невежества. Вдруг что-то светлое всплыло передо мной, и я увидел покой реанимации.

Тело Аниты. Ее палец дрогнул. Потом дрогнуло веко. Она открыла глаза и сказала:

— Мама! Я нашла папу!

 

Послесловие ко второй части

Николай закончил рассказ. В тишине было слышно лишь тиканье настенных часов. Находясь под впечатлением услышанного, я чувствовал, как во мне кипели противоположные эмоции. С одной стороны, мне было трудно поверить, с другой, он так убедительно все описал, что не поверить тоже было трудно.

Помолчав, Николай сказал:

— Мне надо уже идти. Разгадку отложим до завтра, и чтобы не затягивать с концовкой, встретимся пораньше. В восемь устроит?

Я молча кивнул.

Тогда он встал, и мы распрощались без особых любезностей.

Дома я не мог найти себе места и решил узнать больше о персонажах, которых упоминал Николай. С этой целью я обратился к энциклопедии. Вот что я там нашел: Эскулап (тот же Асклепий) был рожден смертной, но достиг вершин врачебного искусства и поэтому получил бессмертие. Был женат на Эпионе, но кроме двух дочерей имел несколько сыновей…

Кстати, я ничего не нашел о том, что Эпиона была змеей.

Бабушка Тоци тоже оказалась мифическим персонажем. Ее имя означает «наша бабушка». Она была покровительницей врачей, повивальных бабок, богинь земли и исцеления. Иштлильтон оказался ацтекским божеством исцеления, однако не ясно, был ли он в действительности внуком Тоци.

Сложнее было с Татхагатой — Наставником Лазуритного Храма. Санскритская интерпретация этого имени оказалась выше моего понимания — «тот, кто ушел или прибыл в таковость».

Про город врачевателей Иртифахан я ничего не нашел. Зато он снился мне в ту ночь.