Уже давно стемнело, и на небе выглянули звезды, когда мы с Миной смогли выбраться из дома, прихватив остатки 27 и 53 и спрятанную в бумажный пакет бутылку темного пива. На улицах горели фонари. В стылом воздухе каждый наш выдох клубился белым паром возле лица. По дороге я рассказал Мине про мамин сон.

— Потрясающе! — пробормотала она.

А потом улыбнулась и сказала, что сон этот значит только одно: он рядом и всегда, в любую минуту придет на помощь. Но все-таки нам хотелось увидеть его, дотронуться до него снова.

В переулке мы заметили, что рядом вышагивает Шепоток. Мина наклонилась его погладить.

— Дрянной кот! — сказала она ласково и засмеялась. — Целый день птенцы поедали червяков, набирались сил и отваги. К вечеру они уже могли вспорхнуть до середины куста — там, в гуще, до них не так легко дотянуться. Они съели уйму червяков, и когда мы наконец выпустили этого негодяя, он уселся с нами на ступеньках, обиженный и надутый.

Она снова потрепала его за ушком.

— Что, кровожадина, ушла добыча?

Он мурлыкнул и потерся об ее ногу.

Мы открыли дверь с надписью «Опасно для жизни», не теша себя никакими ожиданиями. Внутри было тихо и пусто. На чердаке — никого. Даже сов не было, не то что Скеллига. На подоконнике валялась дохлая мышь, ку сочек оболочки от ветчины и кучка мертвых черных жуков.

Мы уселись на пол у стенки и уставились в окно, на мириады звезд.

— Теперь с ней точно все будет хорошо, — сказал я.

Мина улыбнулась, Шепоток мурльткнул в ответ.

— Потрогай, как бьется, — предложил я.

Она приложила руку к моей груди.

— Чувствуешь? Ее сердце бьется прямо рядом с моим.

Мина сосредоточилась.

— Майкл… Я как-то нс различаю…

— Попробуй еще раз. Сконцентрируй внимание. Надо одновременно слушать, чувствовать и представлять. Эти удары далекие, едва ощутимые, как писк птенцов в гнезде.

Она закрыла глаза и снова вслушалась.

Вдруг на ее губах появилась улыбка.

— Да, — прошептала Мина. — Слышу. Вьется. Бьется!

— Это сердце девочки, — сказал я. — И теперь оно не остановится.

— Не остановится, — эхом откликнулась Мина. И запела свою любимую песенку на слова Блейка:

Скрылось солнце в сонной дали, Горит вечерняя звезда.

Я принялся подпевать:

Птицы в гнездах замолчали, Я своего ищу гнезда. [8]

— Вот видишь! — сказала Мина торжествующе. — Я же обещала, что ты у нас обязательно запоешь!

Темнота все сгущалась. Мы знали, что скоро придется идти домой.

— Я могла бы спать здесь, — заявила вдруг Мина. — И спать, и жить. Что еще нужно для счастья?

Я вздохнул.

— Но нам нора по домам, — добавила она. Только с места мы не двинулись.

Тут снаружи послышался шум, что-то затмило звезды, скрипнула оконная рама, и он, возникнув из мрака, опустился на подоконник Не заметив нас, он, тяжело дыша, сполз на пол. Крылья медленно складывались у него на спине.

— Скеллиг, — позвал я громким шепотом.

Он повернул к нам бледно-лунное лицо.

— Майкл. Мина. — Голос был глуховатый, чуть надтреснутый, но на губах его играла улыбка.»

Я протянул ему пакет.

— Это вам, Скеллиг. Двадцать семь и пятьдесят три.

— Ха!

Я раскрыл пакет, и мы присели на корточки возле Скеллига. Он сунул свой крючковатый палец в самую гущу, выудил оттуда кусок свинины с бобовыми ростками, в густом соусе. Длинным бледным языком он слизнул все это с ладони одним махом.

— Сладчайший из нектаров, — прошептал он. — Пища богов, черт бы их побрал!

— Есть еще это. — Я открыл бутылку, а Скеллиг — рот, чтобы я влил пиво прямо ему в глотку.

— Я-то рассчитывал пожевать холодных мышей на ужин, а тут настоящий банкет.

Постанывая от удовольствия, он снова принялся за китайскую еду.

— Два ангелочка, вот вы кто!

Он ел, пил, и на наших глазах к нему возвращались силы.

— Вы навестили мою сестру, — произнес я.

Он засмеялся.

— Такая милашка.

— Вы подарили ей силы.

— Да она и сама полна жизни! Аж искры летят. Сердце точно пламя. Это я у нес сил набрался.

Он снова хлебнул пива.

— Сейчас-то я совсем ослаб, — сказал он. — Растерзан и разобран…

Он протянул руку, дотронулся до Мининого лица. Потом до моего лица.

— Но я крепче с каждым днем, спасибо ангелам и совам.

Он отставил еду и пиво и прислонился к стене.

Так мы втроем и сидели, тесным кружком. Сидели и молчали, улыбаясь друг другу.

— Вы нас покидаете? — произнес я наконец.

Он закрыл глаза и кивнул.

— Куда же вы?

Ом пожал плечами и указал на небо.

— Куда глаза глядят.

Я потрогал его сухую холодную руку.

— Кто вы? — спросил я шепотом.

Он снова пожал плечами.

— Некто. Похож на всех сразу: вас, людей, на зверя, на птицу, на ангела. Такое вот существо. — Он засмеялся. — Давайте-ка попробуем встать.

Мы встали в кружок и крепко обнялись за плечи. Неотрывно глядя друг другу в глаза, мы начали кружиться. Мы дышали в такт, и даже сердца наши бились в унисон. Мы кружились, кружились, покуда за спиной у нас с Миной не появились призрачные крылья. Нас подняло в воздух, и кружение продолжалось без опоры, в пустоте…

А потом все вдруг кончилось, и мы опустились на пол.

— Мы вас никогда не забудем, — сказала Мина.

Скеллиг наклонился, обнял нас обоих.

И, слизнув с губ последнюю каплю соуса, произнес:

— Спасибо за двадцать семь и пятьдесят три. Спасибо, что вернули меня к жизни. А теперь вам пора домой.

Мы, пятясь, дошли до двери, открыли ее — и все не сводили с него глаз. А потом мы медленно закрывали дверь и все смотрели в щель, которая все сужалась, сужалась. И он смотрел на нас — нежно-нежно. Потом мы молча спустились по лестнице и вышли в ослепительно звездную ночь. И Шепоток за нами.