До чего же он скромный, неприметный. Не сравнить с такими роскошными, пахучими и яркими цветами, как роза и ирис, нарцисс и мальва. Вместе с луковичным корешком и стеблем он чуть длиннее пальца. Стебель напоминает стрелку зеленого лука. Вытянутые желтые лепестки (у внешнего ряда обратная сторона — темно-фиолетовая).

Есть, конечно, у него своя неброская красота, но скорее не этим дорог он всем, а как предвестник весны. Как только проглянет этот цветочек в конце зимы из-под мягкой земли, еще влажной от снега, возрадуется глаз, возликует сердце: грядет весенний день! Появление подснежника у нас отмечают праздником, носящим его имя: бойчеча́к. Кому что, а нам, ребятишкам, праздник несет гору разных лакомств! Мы ведь пойдем от двора ко двору поздравлять взрослых. Каждый нас чем-нибудь отдарит.

Я сидел у сандала, пил чай, как с улицы раздался голос Рахима, вызывающего меня, словно паролем, такой песенкой:

— Выходи, выходи! — поторопил Исмаил.

Доедая на ходу лепешку, я выскочил. Вся ватага собиралась у наших ворот вокруг Гани, а у него на голове целый букет подснежников, ловко прилаженных под тюбетейку.

Когда я увидел Гани, мне сделалось не по себе. Я враждую с ним третий день. Он любит задираться, а сам такой обидчивый, мстительный. Позавчера он мне из-за сущего пустяка расквасил нос. С тех пор он мне не попадался. И вот есть случай рассчитаться… Поглядывая на его заносчиво вздернутый носик, я сжал кулаки, сделал шаг вперед. Гани и бровью не повел. Забыл, что за ним должок? Или притворяется, что не видит меня в этой толчее? Во всяком случае, защищаться он и не готовится, вертится в кругу ребят, показывая, какие великолепные цветы он собрал в степи.

Нет, затевать сейчас драку, пожалуй, нехорошо: испортим себе праздник. Кто захочет идти с веселыми припевками про подснежники, если перессоримся? Прижму я этого Гани чуть позже, никуда он теперь не денется…

— Пошли! — скомандовал Гани нашему отряду и показал, с кого начнем: со двора девчонки Пулодой, нашей соседки.

Ее мать, тетушка Чулпоно́й, услышав наши голоса, с улыбкой вышла к нам. Вслед за ней показалась и жена дяди Миркама́ла, молодая красивая женщина. Мы еще громче повторили свою нехитрую припевку:

Тетушка Чулпоной взяла из рук Гани один цветочек, поднесла к глазам, поцеловала, передала красавице жене дяди Миркамала. Та тоже коснулась цветком глаз и произнесла:

— Спасибо, что глаза мои снова видят тебя, цветик. Снова и снова благодарю, что ступила я в год новый. Эй, цветик-первоцветик, возьми мои тяготы, отдай свои благости, доведи меня опять до года нового и желания мои осуществи!

Хозяйка дома вынесла нам свежие лепешки и изюм. Рахим спрятал это первое подношение в наш общий платок. Мы двинулись дальше. Гани еще воодушевленнее дирижировал рукой, чтобы мы пели свои припевки слаженно.

В просторном дворе дяди Набиджа́на пять семейств, все они от одного корня, живут единой семьей. Первой вышла к нам щупленькая белокожая бабушка Кимато́й во всем новеньком. Она приняла цветок, помолилась, пожелала всем, чтобы весна была благодатной, труд дехканина — плодотворным, урожай — богатым, а народ чтобы всегда был счастливым и радостным. Затем невестки бабушки Киматой стали одна за другой подносить нам подарки. Жена дяди Сали́ма — мать нашего Гани — дала мешочек миндаля, жена дяди Муми́на — белый кишмиш, жена дяди Набиджана — целый поднос изюма «чиллаги», жена дяди Ахма́да — четыре граната, а жена дяди Бойджа́на — лепешки и горсть орехов.

Надарили нам столько, что мы на радостях спели этому двору песню о подснежнике от начала и до конца. Жена дяди Набиджана, красивая и стройная Шарофато́й, так растрогалась, что сунула мне в руку крупную грушу и погладила по голове (я стоял к ней ближе всех). Наш самый громкоголосый певец Шарифбо́й пропел что есть мочи, а мы подхватили:

Мы шли от двора ко двору, пели одно и то же. Я задумался: почему мы просим «ломаный пятак»? Только потом, став постарше, смог я понять, что так надо было петь из скромности. Эта шутливая строка означала, что поздравители будут довольствоваться и малой малостью, чем-то ничего не стоящим, им ведь и самим радость — оповестить о приходе весны…

Слова наших припевок предвещали изобильное лето, которое придет вслед за доброй весной. Уродится в поле джугара, потом настанет время пшеницы, а из пшеничной муки нового урожая пекут лепешку — «котурму́»:

В нашем квартале около пятидесяти дворов, а припевок мы знали не более десяти. Поэтому мы для разнообразия приплетали к ним любые веселые песенки, которые придут на ум. Запевает тот, чья очередь настала, а припев — хором: «Бойчечак, бойчечак…» Когда вошли в переулок дедушки Мирсаи́да, Абдуази́з (была его очередь) запел даже песенку девчонок, которую они обычно поют, когда играют в свою «хаббоби́». Ну и что ж! Песенка веселая, к тому же и длинная, ее хватило до конца переулка.

Усман в свою очередь нараспев произнес бе́йты, которые обычно и не звучали во время такого обряда:

Вот здорово, и трактора в наших припевках! Я с удивлением смотрел на щуплого, смуглого Усмана: неужели он догадался специально выучить к этому празднику такую песенку из учебника? Я постарался припомнить какое-нибудь стихотворение из своей любимой книги «Пять в четыре», и когда настала моя очередь, пропел. По-моему, ребятам понравилось. Они подхватили припев очень дружно, хотя уже устали. Я заметил, что Гани старался вторить моему пению, даже и не зная слов.

Это был не первый для меня праздник весны. Но впервые звучало столько новых слов в припевках, в поздравлениях, в благопожеланиях, которые мы слышали от взрослых. Старые женщины обычно молились, благодарили бога, а потом перечисляли все свои добрые пожелания. Так делали они и в нынешнем году, но вот бабушка Бираджаб произнесла слова, которые нам запомнились больше всех:

— Дай бог, чтобы и впредь жилось нам в добре при этой нашей власти, бедняков и сирот оберегающей! Пусть умножатся ее друзья, пусть покарает бог ее врагов, пусть прославится она на весь мир! Дети мои, да не увидеть вам нужды и лишений, головушки ваши пусть никогда не болят, илохо амин!

Она ушла в дом и вынесла нам рубль.

Честно провели мы праздник, всех поздравили, ни один двор не пропустили, для каждого припевку нашли. Закончив, дружно направились в свой квартальный детский «клуб». Мы устроили его в келье пустующей мечети. Придумал это Шарифбой. Он уговорил нас привести келью в порядок, и мы с тех пор всячески прихорашивали свой клуб.

Мы выложили лакомства посреди кельи. Целая гора! Сначала мы досыта наелись, стараясь отведать всего. Оставшееся Шарифбой и Гани поделили поровну между всеми. А рубль Шарифбой высоко поднял над головой и объявил, что купит на него картину для клуба. Все одобрили это.

Гани подошел и положил передо мной огромную кисть винограда. Это было сверх положенной мне доли. «Командирский» дар: ведь Гани собирал подснежники и был у нас главным затейником, а потому имел право преподнести особый подарок тому, кому пожелает. Но почему мне?

Ах, Гани, Гани, задира ты этакий… Ты хочешь, чтобы я простил твою вину и забыл свою обиду? Я простил, Гани. Вид подснежников, улыбки людей, ожидание весны, наши славные припевки — какое сердце не очистится от ненависти и вражды, когда столько доброго кругом!

Я разделил дареную гроздь по-братски между всеми. Принял свою веточку и Гани. Он с улыбкой смотрел мне прямо в глаза и видел мою улыбку.