Строго говоря, многие патологии головного мозга с памятью как таковой вообще не связаны. И проводить здесь знак равенства в духе «нарушена память — грядет болезнь» не совсем правильно. Тем не менее взаимосвязь между нарушениями памяти и проблемами функционирования нейронов такова, что первое является симптомом второго более чем в 80 % случаев всех патологий этого органа — какую ни возьми. Проще говоря, большинство самых разных отклонений в работе головного мозга начинает проявляться стремительным ухудшением именно памяти, а не каких-то других его функций, коих к тому же довольно много.

Если теперь взаимосвязь между названием книги и вступлением к ней ясна нам в полной мере, немного приведем в порядок наши познания о головном мозге. Тем более что они у нас, есть риск, довольно скудны и неопределенны. Этого факта слишком стыдиться не стоит — как и было сказано выше, науке о нем тоже известно лишь чуть больше, чем где он, собственно, находится. А ведь мы, в отличие от невропатолога, даже близко не претендуем на славу знатоков предмета!..

 

Основные сведения об устройстве головного мозга

Каждый раз, когда мы слышим словосочетание «головной мозг», в нашем собственном мозгу тотчас же возникает образ полушарий — самого крупного, развитого и, надо отдать ему должное, умного отдела этого органа. Наверняка мы знаем, что весь мозг состоит из белого вещества. А изрытая извилинами кора, имеющаяся лишь у полушарий, — из серого. А вот дальше разницы в цвете наши познания о белом и сером веществе, как правило, не заходят. Что ж, нам будет очень полезно узнать, что белый цвет одноименному веществу придает покрытие из особого (встречается только в головном и спинном мозге) белка — миелина. Этот белок покрывает отростки нервных клеток — нейронов. Как белое, так и серое вещество состоит из одинаковых клеток. Разница здесь лишь в том, что одни из них покрыты миелином, а другие — нет.

Итак, тело головного мозга образуется белым веществом с небольшими как бы вкраплениями серого внутри него. Кора же полностью состоит из нейронов, лишенных белковой оболочки. Следует добавить, что кора имеется и у других отделов головного мозга — например, у мозжечка. Однако там она лишена извилин, и структура ее несколько иная. Возникает вопрос: так чем же, кроме цвета и молекул миелина, белое вещество отличается от серого? Ответ на него уже известен — по «проводкам» нейронов, одетых в миелиновую «оплетку», электрические импульсы проходят в сотни раз быстрее, чем по проводкам как бы оголенным. То есть внутри тела спинного или головного мозга импульсы передаются значительно быстрее, чем в самой коре. Это может показаться странным, ведь быстрее всего по идее должна работать именно кора… А на самом деле это вполне логично. И мы сейчас объясним почему.

Нейроны — это снабженные множеством отростков, очень чувствительные к малейшим воздействиям клетки. Из них строится вся нервная ткань в теле — от коры до мельчайших нервов, выходящих на поверхность кожи. Из них же состоит и глазной нерв, подводящий к сетчатке. Нейроны отличаются от любых других клеток не только обилием отростков разной длины, но и способностью генерировать, а также передавать по этим отросткам электрический импульс — реакцию на раздражение. Ни одна клетка другого типа производством импульсов не занимается.

Еще одно, чуть менее выгодное, отличие нейронов от других клеток тела заключается в том, что к делению способны лишь немногие из них. Подавляющее большинство нейронов ЦНС не может делиться — а значит, нервные ткани и впрямь не восстанавливаются. Восстанавливаются ткани печени и почек, мышц, даже волос и ногтей. А ткани тела или коры головного мозга — нет. Вернее, этот процесс возможен, но протекает он медленно, с большим скрипом. Обычно жизнь больного (даже очень долгая, несмотря на травму) заканчивается раньше, чем восстановительный процесс…

У каждого нейрона имеются отростки двух типов — очень длинные аксоны и короткие, ветвистые дендриты. Как мы узнали еще в школе, у каждого нейрона должен иметься один аксон и разное (любое) количество дендритов. Теперь нам пора расширить свои познания: в действительности в коре головного мозга имеются как нейроны вообще без аксонов или дендритов, так и нейроны с несколькими, а не одним аксонами. Так что наши школьные знания просто не вполне верны — память нас пока не подводит.

Ветвистые отростки каждого нейрона занимаются приемом импульсов от соседних клеток, а длинные и прямые аксоны — передачей принятого импульса в ту одну клетку по соседству, к которой он ведет. Таким образом предполагается, что каждая клетка в нервной ткани может одновременно принять множество сигналов, но передать — только один. Следует сказать, что на периферии (в тканях тела и конечностях) нейронов с другим строением и впрямь нет. Однако в коре клеток, способных принять множество сигналов, а отправить — несколько, довольно много. Кроме того, как мы и сказали только что, в ней имеются клетки, вообще неспособные передать сигнал, хотя способные его принять. Если все эти клетки с отклонениями структуры начнут передавать сигналы слишком быстро, возникнет элементарная путаница. На периферии она невозможна, а клетки коры связаны друг с другом куда большим количеством связей.

Кстати, извилины увеличивают площадь коры — в реальности она почти на 40 % больше той, что можно заподозрить, глядя на полушария с поверхности. А вот мнение, будто число извилин зависит от интеллекта, не подтвердилось. Равно как и зависимость от него общего объема мозговых тканей. Точнее, у более привычного к интеллектуальной работе человека и впрямь можно найти несколько, так сказать, лишних извилин — обычно в области центра, который занят у него работой чаще всего. Но большинство извилин у всех людей одинаково, и расхождения здесь не столь велики, чтобы говорить о какой-то зависимости. И потом, ведь даже у новорожденных имеется и кора, и извилины. А какие между тем у них могут быть умственные способности?..

По поводу полушарий остается добавить, что они соединены друг с другом мостом из тесно переплетенных, скрещенных нейронов — мозолистым телом. Мозолистое тело отвечает за их синхронную и связанную работу. Если его разрушить, интеллектуальная деятельность индивида постепенно, но неизбежно угаснет, причем полностью. В естественных условиях такое нарушение возможно при травме или инфекции. Намеренно такое вмешательство проводят на безнадежных, отличающихся агрессивностью поведения психически больных.

Помимо больших полушарий и мозолистого тела к головному мозгу относятся еще несколько отделов — промежуточный мозг (скрыт в глубине полушарий), средний мозг, мозжечок (ряд ученых считает его частью среднего мозга), продолговатый мозг… Многие из этих подробностей нам не слишком важны, поскольку такой процесс, как запоминание информации, полностью сосредоточен в полушариях, хотя, кстати, не то чтобы в коре.

Промежуточный мозг — это прилегающий вплотную к полушариям отдел общего (с виду — пусть наука делит его как хочет) ствола, ведущего от этих самых полушарий в позвоночник. Снаружи его не увидеть ни под каким углом, поскольку со всех сторон его, как и мозолистое тело, накрывает шапка больших полушарий. Этот отдел особенно интересен тем, что в нем расположены две эндокринные железы — собственные железы головного мозга, называемые гипофизом и эпифизом. Обе они выделяют кортикостероидные гормоны — гормоны, регулирующие активность коры.

Гипофиз, конечно, важнее эпифиза. Важнее в том смысле, что он выделяет больше гормонов. Плюс, именно гипофиз является для всей системы эндокринных желез тела тем, чем для самого тела является мозг.

То есть главным дирижером, распределяющим порядок их работы, нагрузку на каждую железу, степень ее активности.

Средний мозг расположен сразу под промежуточным. Иными словами, он — следующий между полушариями и позвоночником. О среднем мозге нам будет полезно знать, что он соединяет головной мозг со спинным — проще говоря, служит основным мостом для передачи сигналов от органов тела в кору. Что до мозжечка, то его функции значительно сложнее. Он занимается не просто передачей сигналов — он еще и как бы структурирует их. В частности, по отделам. То есть рассылает потоки сигналов в различные (соответствующие случаю) центры коры. И объединяет в отдельные смысловые группы сигналы обратные — из коры тканям. Что это значит? Сейчас станет понятно.

Человеческое тело может выполнять простые и сложные движения. Например, взмах рукой в пустоте — это простое движение. А взмах рукой, чтобы подхватить падающий предмет, разумеется, сложное. Ведь здесь нужна и реакция, и точная координация движения, и необходимость быстро изменить положение всего туловища, не потеряв равновесия. Так вот, общий расчет, что нужно сделать и в каком порядке, при этом произведет кора — на основе данных, поступивших из зрительного нерва и пр. Однако выданного ею «подать туловище вперед — протянуть правую руку — чуть нагнуться в пояснице» для успешного подхватывания предмета явно недостаточно. Ведь телу еще нужно выяснить, какие мышцы при этом следует напрячь, а какие — расслабить. Вот на последний вопрос, условно говоря, телу отвечает каждый раз не кора, а мозжечок. Он отвечает за слаженную, синхронную работу многих систем тела — работу над задачами, поставленными перед ними корой.

При повреждении мозжечка танцорами нам уже не стать — мы даже чайник на плиту сумеем поставить не с первой попытки. Больше всего нарушения с его стороны сказываются на мышцах-разгибателях, а сгибатели страдают, традиционно, чуть меньше. Кроме того, при травмах мозжечка даже при полностью здоровой коре нарушаются такие базовые функции, как сердечный ритм, дыхание, глотание, пищеварение. Плюс, они вызывают нарушение даже уже давно заученных, отточенных движений — у тех же танцоров, спортсменов, работников физического (особенно тонкого) труда.

В то же время значимость мозжечка не следует и переоценивать. Разница между важностью здоровья его и коры в том, что при гибели всей коры или отдельных ее участков функция, которой этот участок заведует, вообще утрачивается. А повреждение мозжечка ведет к ее безусловному расстройству — но не полной остановке.

Следует добавить, что как аномалии работы (структуры) коры, так и аномалии работы мозжечка часто бывают врожденными. Реже они могут приобретаться — в результате повреждения того или иного участка при черепно-мозговой травме, отравлении, облучении, инфекции и пр. При повреждении мозжечка у больных наступает атаксия — не паралич, однако ярко выраженная неспособность осуществлять слаженные и тем более точные движения. Такие больные часто страдают периодами расстройств сердечного ритма и дыхания, подвержены периодическим спазмам мышц, нуждаются в специальной тренировке даже самых простых навыков. В частности, хождения по ступенькам и бытового самообслуживания.

Последняя часть между полушариями и спинным мозгом называется продолговатым мозгом. Сам по себе он нам не интересен. Однако в нем расположено одно особое объединение клеток, именуемое ретикулярной формацией. К памяти она тоже имеет мало отношения, но это — как сказать.

Особенность ретикулярной формации в том, что у нее имеются прямые, минующие все промежуточные звенья, взаимосвязи с каждым отделом головного мозга — включая кору, мозжечок, таламус и гипоталамус (место расположения указанных выше желез — гипофиза и эпифиза).

Существуют веские доказательства в пользу того, что ретикулярная формация для различных отделов головного мозга является тем же, чем мозжечок — для слаженной работы мышц. Или, если угодно, тем же, чем гипофиз — для системы эндокринных желез. То есть что именно работа ретикулярной формации обеспечивает синхронизацию усилий разных отделов мозга при работе. Кроме того, у ретикулярной формации есть еще одна любопытная функция. Дело в том, что в ее тканях содержатся клетки, способные усваивать сахар без инсулина. Если мы не вполне поняли, о чем речь, сейчас все станет ясно.

Вспомним о таком заболевании, как сахарный диабет. Мы знаем, что вся поступающая в организм пища расщепляется на глюкозу — главный источник энергии для всех клеток тела без исключения, включая головной мозг. Быстрее всего на глюкозу расщепляются углеводы — вкусные кондитерские и хлебобулочные изделия. Но сам сахар в крови еще не означает, что клетки смогут его употребить. Для этого клеткам необходим инсулин — гормон, вырабатываемый поджелудочной железой. Так вот, при сахарном диабете поджелудочная железа перестает вырабатывать инсулин, и клетки теряют способность усваивать сахар.

А у головного мозга имеется собственный, личный, так сказать, способ обойти эту неизбежность. И способ этот — клетки в составе ретикулярной формации, способные обходиться без инсулина. Именно благодаря работе ретикулярной формации нередко случается так, что у пациента уже давно диабет — запущенный, со всеми симптомами и близким к нулю содержанием инсулина в крови. Клетки его тела голодают, но мозг продолжает работать как ни в чем не бывало. И больной с постоянным чувством голода, болями в почках, сладкой мочой (с нею при диабете выводится избыток глюкозы — отсюда и название патологии) живет, даже не подозревая о своей проблеме. Ведь он же пока не падает в обморок, пропустив укол инсулина!..

 

Основные сведения о работе головного мозга

Итак, теперь мы знаем, что клетки коры могут срабатывать по-разному. Например, принимать множество импульсов, а отправлять — один. Или передавать и принимать много разных импульсов. Или, наконец, не принимать или не передавать никаких импульсов. Причем клетки с такой нетипичной структурой содержатся именно в коре — на других участках нервной ткани их нет или очень мало. В том числе в спинном мозге. Зачем коре такие или другие клетки? Представим сам этот процесс передачи импульса в действии. Допустим, какой-то нейрон был задет, и в нем возник начальный импульс. Напрямую он-то передался лишь в одну клетку — в которую ведет аксон. Но одновременно его подхватил еще с десяток дендритов, «проведенных» в нашу исходную клетку клетками по соседству. Получается, что прямая дорога у этого импульса одна — от одной клетки в другую по цепочке аксонов. Однако вокруг этого прямого пути в косвенное возбуждение приходят сотни других клеток. А значит, они рассылают этот же самый импульс уже по своей системе аксонов!

В неврологии этот процесс зовется иррадиацией, и проще всего ее пронаблюдать на работе не коры, а периферических нервов. Случалось ли нам когда-нибудь испытывать спазм мышц? Если да, то мы знаем: основная боль при нем обычно чувствуется совсем не там, где наступил сам спазм. Обычно — ниже по конечности. Например, при поясничном остеохондрозе и ишиасе (локализация процесса — в поясничной и ягодичной области) боль можно ощущать по всей ноге, вплоть до пятки. Мы называем такие боли «прострелами», и при них ощущение, будто болит не там, где должно, чаще всего сохраняется. Во всяком случае, большинство пациентов не задумываясь различает, где болит острее всего и где боль кажется менее заметной (в месте спазма она ноющая и тупая), однако как бы основной.

В коре же такие лавинообразные иррадирующие реакции — абсолютная норма ее работы. Ведь ее нейроны переплетены куда теснее периферических. Как мы понимаем, если кора заведует работой всех органов и систем тела, ей совершенно необходим хоть какой-то механизм своевременного торможения этих вспышек активности. Или хотя бы приведения путей, которыми идут сигналы, в некое подобие порядка. В противном случае ни о какой сознательной деятельности, как мы понимаем, не будет и речи. Если все клетки коры одновременно разошлют сигнал друг другу, то он вполне может быть и один. Ведь для того, чтобы наша голова буквально взорвалась от такого всплеска, хватит и одного импульса. А теперь учтем, что ежесекундно их в кору поступают тысячи, если не миллионы…

Вот потому у коры имеются обязательные механизмы регулирования активности — как в сторону ускорения, так и в сторону торможения. Оба одинаково сложны, но понятно, что механизм торможения ей приходится задействовать чаще. Да и срабатывать он должен — обязан! — значительно точнее. В составе механизма торможения значатся и «тупиковые» нейроны (те, у которых есть лишь отростки — приемники), и отсутствие ускоряющей прохождение сигнала оболочки из миелина. А кроме этого у нее имеется целый ряд гормонов тела — естественных гормонов, которые, помимо массы других функций, регулируют активность всех отделов ЦНС. Эти гормоны называются кортикостероидными — адреналин, мелатонин, серотонин и пр.

Добавим при этом, что нарушения работы механизма ускорения и торможения коры встречаются не столь уж редко. И в обоих случаях дело заканчивается постановкой пациенту диагноза. Состояние коры, при котором она постоянно и сильно заторможена, называется шизофренией. Это заболевание имеет с расстройствами психики куда меньше общих черт, чем кажется многим.

Шизофрения передается по наследству, но может иногда и приобретаться под влиянием целого ряда травмирующих кору факторов. Например, сильных душевных потрясений, постоянных гормональных или информационных перегрузок.

Она еще называется хроническим самогипнозом и означает, что кора пациента либо сформировалась с дефектом при рождении (он обусловлен генетически), либо распад нарастал в течение некоторого времени. В любом случае шизофрениками становятся, когда головной мозг постепенно усиливает процесс торможения коры. И так, пока она не утратит способность к скоординированной, синхронной работе отдельных участков. Часть нормальной деятельности мозга перестает восприниматься сознанием пациента. А работа некоторых центров — другими центрами, в норме работающими с ними, так сказать, в паре.

При шизофрении наступает фактический диссонанс в работе коры. То есть центры, отвечающие за эмоции, срабатывают отдельно от центров, отвечающих за сдерживание этих эмоций путем, скажем, логических доводов. А, допустим, ассоциативное мышление уже ищет параллели даже там, где их не следует проводить. И все потому, что предметы похожи лишь по одному, вторичному признаку. В то время как несколько основных признаков у этих предметов — совсем разные, даже противоположные.

Шизофрения схожа с гениальностью именно тем, что для больных с таким расстройством характерно находить сходства или различия неожиданные, нестандартные. Шизофреники объединяют и различают предметы, события на основе совсем других признаков, чем люди с нормально работающей корой. Например, такие пациенты могут ставить в один ряд футбольный мяч и молоток потому, что они оба предназначены для удара. А населенный пункт с названием «Рубежное» легко возводить к рубежам, скажем, военного времени.

Логика шизофреника одновременно и похожа на нормальную, и отличается от нее тем, что ведет очень далеко — обычно в сторону. Большинство проявлений шизофрении опасны для окружающих. Ведь из-за отсутствия контроля и баланса между активностью разных центров общение с таким больным, даже начавшееся вполне нейтрально, в любой момент может закончиться его нападением на собеседника. Как правило, в ответ на типичные ситуации — попытку спорить, доказать что-либо, пошутить, иронизировать. По мере усугубления распада личности (ее обособленные фрагменты быстро деградируют) пациентами овладевают мании, степень агрессивности поведения возрастает.

Помимо фантастических ассоциаций, этой патологии свойственны так называемые голоса, которые часто становятся первым симптомом расстройства. В отличие от так называемых бредовых идей, присущих любым другим патологиям, «голоса» всегда распознаются самим больным как посторонние, не являющиеся продуктом его собственного мышления. То есть если для любой другой зрительной или слуховой галлюцинации характерно органичное ее восприятие самим больным (он не осознает, что этого предмета или звука в реальности не существует), то шизофреник может даже пытаться их не слушать. Пациенты с таким расстройством могут спорить или соглашаться с ними, искать их внешний источник. Нередко больные шизофренией сами, добровольно признаются врачу или кому-то из окружающих их людей, что слышат «голоса» и не считают это нормальным. Особенно часто — на начальных этапах патологии.

Такие особенности слуховых галлюцинаций связаны именно с тем, что речь идет об аномальной схеме работы коры, которая впоследствии заканчивается полным ее распадом. В действительности больные шизофренией принимают за «голоса» результаты активности разных мыслительных центров. Ведь если здоровым мозгом эти результаты осознаются как единое целое («Раздеваться на улице нельзя потому, что это неприлично»), больной мозг воспринимает их обособленно друг от друга. То есть продолжая пример, на «Я хочу раздеться — жарко!» будет получен ответ «голоса»: «Не надо, это неприлично».

Противоположная хронически заторможенному состоянию коры ситуация — эпилепсия. Суть ее в том, что наиболее часто подключаемый больным к умственной работе участок коры некоторое время находится в стадии неутихающей активности. В норме эта активность должна хотя бы периодически затухать — при переключении внимания на задачу другого рода, в периоды сна. Однако при эпилепсии этого не происходит. И в наиболее активном участке коры формируется очаг хронического напряжения. Когда оно достигает пика, импульсы из клеток этого очага внезапно распространяются по всем окружающим их нейронам одновременно. Так возникает характерный припадок — несколько минут беспорядочных судорог, полного отсутствия как мышления, так и сознания.

Одной из форм эпилепсии является лунатизм — состояние, при котором избыточная активность коры даже во сне вызывает поведение, сходное с поведением стадии бодрствования. Лунатики могут ходить, говорить и выполнять привычные действия, не просыпаясь. Некоторые из них, хотя далеко не все, способны вести связные диалоги с окружающими и решать новые задачи. Однако большинство лунатиков будят непривычные проявления снаружи — неожиданный громкий звук, требование совершенно иного порядка, чем обычно, смена температуры воздуха, хлопок по плечу и пр.

Что до эпилепсии в чистом виде, то незадолго до припадка больные обычно чувствуют его приближение. Это связано с тем, что лавинообразному распространению активности из очага по всей коре немало способствуют кратковременные колебания гормонального фона — самая распространенная причина эпилепсии. То есть если сам очаг возникает из-за постоянного дефицита или дисбаланса регулирующих гормонов, то припадок становится результатом кратковременного, но критического снижения их уровня в крови. Признаки приближения припадка называются предвестниками.

Впрочем, из-за разности причин эпилепсии у тех или иных больных существуют и те, для кого припадок, что называется, каждый раз становится сюрпризом. Ну а у указанного большинства эпилептиков ему предшествуют предвестники — каждый раз одни и те же, наступающие примерно за одинаковое время до приступа. Большая часть этих симптомов проявляется изменениями настроения — повышенной подавленностью, агрессией, веселостью и пр. Более близкие к аномалии слуховые, зрительные, обонятельные галлюцинации у многих возникают непосредственно перед припадком — за секунды до его начала. Это явление называется аурой. Чаще всего аура у эпилептиков носит мрачный характер — со сценами насилия, присутствием кровавых сцен и др. Наука уверена, что именно эпилепсией обусловлены многие особенности творчества Стендаля и правления Ивана Грозного.

С другой стороны, в промежутках между приступами эпилептики, в противовес шизофреникам, не проявляют выраженной агрессивности или других явных отличий поведения либо мышления. Однако с течением времени периоды сверхактивности коры приводят к ее деградации — главным образом из-за перегрузки и гибели части нейронов во время приступов.

Деградация личности эпилептика выражена меньше, чем при шизофрении, и сильнее растянута во времени. Тем не менее у них тоже проявляется снижение интеллекта, способности к логическим обобщениям, сужение кругозора и словарного запаса. А также тенденция повторяться, неудержимая болтливость в сочетании со склонностью к немотивированной лжи. Кроме того, с течением лет у эпилептиков появляется замкнутость, обидчивость, повышается недоверчивость и агрессивность поведения, свойственные распаду личности как процессу.

Добавим, что обе патологии не лечатся, но купируются с большим или меньшим успехом. Современные лекарства от шизофрении и эпилепсии позволяют полностью устранить проявления патологии на начальном этапе (шизофрения — пять, эпилепсия — восемь и более лет). Впоследствии прогноз дается разный — в зависимости от происхождения заболевания и скорости его прогресса.

Шизофрения демонстрирует быстрое, почти злокачественное течение чаще эпилепсии. И в общем успехи в борьбе с нею выглядят более сомнительными: шизофреники заканчивают полноценную интеллектуальную жизнь раньше эпилептиков в среднем на 10–15 лет. Однако итог обеих патологий в любом случае неизбежен: эпизодов, когда пациент умрет от старости, не имея на момент смерти ни единого позднего следствия шизофрении или эпилепсии, пока не зафиксировано.

Нужно сказать, над каждой отдельно взятой задачей кора работает не вся. Точнее, почти вся, но с явно неравномерной нагрузкой. В ней имеются отдельные центры или зоны, которые преимущественно активизируются при решении задач того или иного типа. То есть каждая новая задача одного и того же рода вызывает у человека возбуждение примерно в одном и том же участке коры. При этом оба полушария работают тоже синхронно, однако доминирующим в течение всей жизни у человека остается лишь одно из них. Безо всяких специальных исследований доминирующее у данного конкретного индивида полушарие определяется по тому, правша он или левша. Основным, так сказать, полушарием является противоположное основной руке. То есть у правшей оно — левое, а у левшей — правое.

На практике же доминирующее полушарие включается в решение задачи быстрее и сильнее второстепенного. Мы используем его при мышлении чаще и активнее, чем полушарие подчиненное. Однако это говорит не о разной степени развития — скорее об особенности расположения нервных связей всего тела с тем или иным полушарием. И их количестве, разумеется. Известно, что повреждение коры доминирующего полушария приводит к более масштабным и сложнее устранимым последствиям, чем повреждение подчиненного.

Вообще, все эти особенности распределения активных центров, доминирующих полушарий, склонности к творческому (ассоциативному) или логическому (цепочечному) мышлению достаточно условны. Да, определенные закономерности явно существуют, но они вовсе не строги. У большинства людей центры, отвечающие за обработку информации того или иного типа, совпадают — в точности или приблизительно. Однако это далеко не обязательно так. Во-первых, полушарие — «лидер» только несет большую нагрузку, но работает весь мозг в целом, а не оно одно. Во-вторых, в случае гибели одного, локализованного участка коры соседние участки быстро и успешно возьмут обязанности, которые он исполнял, на себя. Скажем, именно это свойство коры перераспределять нагрузку остается единственной надеждой перенесших инсульт или черепно-мозговую травму. Чем меньше поврежденный участок, чем ближе к нему центры, исполняющие сходные обязанности, тем быстрее пойдет выздоровление. Зачастую на полное восстановление утраченных функций у коры уходит один-два месяца. Особенно при регулярных тренировках.

В-третьих, сценарии, при которых мозг пациента изначально задействует нетипичные для этой деятельности участки коры, отнюдь не исключительны. Если такое отклонение наблюдается в одном — нескольких центрах, это даже не считается патологией. Однако здесь есть один нюанс: при шизофрении исследование активности коры больного обычно дает картину совсем другого, чем у здоровых людей, распределения активности. Причем задолго до проявления первых ее явных симптомов. При шизофрении оба полушария работают с одинаковой активностью, и синхронизация у них наблюдается, кстати, намного лучшая, чем у здоровых людей. Центры пиковой активности совпадают почти идеально, и активность в целом распределена равномернее по всей коре.

Эти особенности распределения нагрузки были бы хороши, если бы они не являлись результатом общей неспособности каждого отдельно взятого центра и нейрона к нормальной нагрузке. Мозг шизофреника распределяет активность равномернее потому, что, будучи неравномерной, она вызывает быструю гибель нейронных связей и самих клеток — вот и весь секрет. До поры до времени этот регулирующий ход срабатывает — больной живет, не подозревая о своей патологии, поскольку на этом этапе она не проявляется в более явной форме. Но поскольку суммарная нагрузка, нормальная для здоровой коры, даже при этих «маленьких хитростях» все равно высока, они лишь откладывают неизбежное. И с течением времени патология все равно усугубляется, появляются характерные для нее вторичные признаки.

Таким образом, среди всех этих подробностей мы уже выяснили, что кора головного мозга является основным мыслительным, как бы оперативным центром ЦНС. Она отличается от любого другого раздела (периферические нервы — спинномозговой ствол — отделы самого мозга и тело полушарий) способностью не только принимать и передавать электрические импульсы, но и обрабатывать их. То есть осмысливать сигналы, классифицировать их, соотносить с прежним опытом и генерировать оптимальную для каждого случая схему действий. Эти ее возможности по обработке сигналов объясняются наличием именно в коре рекордного количества тесных, непосредственных, многоуровневых связей между отдельными клетками, ее составляющими.

Полушария мозга, покрытые корой, являются далеко не единственным отделом головного мозга. Нельзя сказать, что функции остальных отделов сводятся только к проведению сигналов из органов в кору. Например, свои, особые обязанности имеются у мозжечка (объединение команд коры в реальные двигательные схемы). Они есть у промежуточного мозга (регулирование активности гипофиза и эпифиза) и у ретикулярной формации в среднем мозге. Мы можем не сомневаться: эти функции важны для жизнедеятельности тела настолько, что при отказе любой из них нам их будет очень, очень не хватать. Однако ни один из этих отделов неспособен заменить работу коры вообще.

Кора — это формация особая. Ее нейроны связаны между собой сетью отростков (дендритов и аксонов) значительно плотнее, чем на других участках нервной ткани. На всех участках ЦНС сигнал передается фактически лишь в двух направлениях — из точки раздражения в кору и из коры обратно, в точку раздражения. Разумеется, с неизбежным, как бы побочным эффектом иррадиации, свойственным нервной ткани просто в силу ее высокой чувствительности. Однако путь каждого поступившего в кору сигнала предсказать или проследить уже невозможно. Ведь он десятки и сотни раз будет рассылаться в несколько различных центров сразу, возвращаться, затрагивать другие центры… И так — пока не будет найден подходящий для данного случая ответ.

 

С устройством головного мозга мы уже более или менее знакомы, и у нас появилось даже приблизительное представление о том, как работает кора его полушарий. Однако мышление, конечно, вещь хорошая, но самые успешные его варианты основываются не столько на творчестве, сколько на памяти. То есть на сравнении задачи, заданной коре сейчас, с задачами, которые были заданы ей ранее, и ответами, которые она на них нашла. Можно, конечно, каждый раз искать ответ заново… Но куда проще слегка модифицировать или обработать уже существующий, верно? Верно. А для сохранения информации об уже имевших место ситуациях головной мозг должен уметь их запоминать.

 

Синапсы как часть процесса запоминания

Если мы заглянем в учебник, то прочтем в нем, что запоминание является процессом образования долговременных или кратковременных синаптических связей в коре головного мозга. Признаемся себе честно: эта фраза нам пока ни о чем не говорит. Ведь до сих пор мы знали лишь слово «синоптический», а букву «а» в нем поначалу приняли вообще за опечатку… Ну, если мы попытаемся читать дальше, нам вскоре станет понятно, что слово «синаптический» происходит от «синапс». Что это за новая штука — синапс? Сейчас разберемся.

В сущности, мы уже с ним знакомы — просто до сих пор не называли его, так сказать, по имени. Синапс — это мостик химической реакции, образующийся в том месте, где электрический импульс передался от одного нейрона другому. Проще говоря, нервная ткань как бы сохраняет на некоторое время путь, по которому передался основной сигнал. И делает она это по понятной причине. А именно: сигнал поступил в кору, она его обработала и выдала готовый ответ. Логично, что данный ответ должен поступить именно туда, где его ждут, то есть в то же место, откуда был отправлен сигнал — вопрос. Как мы понимаем, с этими всеми иррадиациями, деятельностью мозжечка и пр. он вполне способен поступить и не по адресу. Так вот путь, называемый синапсом, сохраняется еще некоторое время после прохождения сигнала для того, чтобы ответ пришел именно по нему, а не по другой цепочке нейронов — чтобы он пришел четко в целевые ткани.

Как образуется синапс? То есть что это с физической или химической точки зрения? На самом деле речь идет о произошедшей между отростками или отростком и клеткой местной реакции окисления. В организме существуют особые вещества (белки) — нейромедиаторы, которые легко окисляются под действием электрического импульса. Вот эти окисленные молекулы некоторое время сохраняются на том месте, где они возникли. А затем постепенно исчезают.

Химики, конечно, назовут наше определение нейромедиаторов неточным и, мягко говоря, упрощенным. Но для понимания сути вопроса нам хватит и его. Возможно, мы знаем еще со школы, что в кислой среде электрический сигнал проходит быстрее и лучше, чем в щелочной. Таким образом, любой (вообще любой) электрический импульс из двух сред обязательно выберет кислую — то есть пройдет именно тем путем, где имеются молекулы, так сказать, свежеокисленных белков.

Сразу после прохождения одного импульса, создавшего синапс, в этом месте запускается восстановительная (ощелачивающая) реакция. Обычно ее скорости хватает, чтобы по этой же цепочке успел прийти и ответ. Но если в целом, то за счет постепенного восстановления синаптический «мостик», который не используется некоторое время, распадается. Естественно, новый синапс на этом месте создастся при появлении новой необходимости в прохождении сигнала именно этим путем.

Вот это уже очень похоже на механизм запоминания, не так ли? В действительности, изначально мы запоминаем и впрямь именно таким образом: повторяем по нескольку раз одно и то же, чтобы в каком-то участке коры десяток импульсов прошел одним и тем же путем. Прошел, создав синапс попрочнее того, который возникнет при прохождении из пальцев в кору сигнала «Ай! Горячо!»…

Вообще, синапсы по времени своего существования бывают как краткосрочными, так и долгосрочными. Разница заключается в наборе нейромедиаторов, их создающих. Чаще всех обновляются синапсы на периферических участках ЦНС и в спинном мозге. А вот в коре образуется больше всего долгосрочных синаптических связей. Хотя, разумеется, забывать умеет и она.

Итак, синапс образуется следующим образом:

1. Электрический импульс, прошедший через тело клетки к кончику ее аксона, вызывает окисление белков на его поверхности.

2. При этом окислении выделяется медиатор — вещество, в присутствии которого образуется временный или постоянный синапс.

3. Активность данного синапса поддерживает именно медиатор. А они бывают разными — каждый тип отростка или нервной клетки выделяет разные медиаторы. Например, большая часть синапсов на периферии образуется в присутствии ионов кальция. Эти связи возникают и распадаются постоянно, очень быстро. А для образования долгосрочных связей в коре используются куда более сложные белки. Очень часто их выделяет миелиновая оболочка нейрона.

 

Энграммы как механизм долгосрочного запоминания

Следующий после синапса этап — это энграмма. Так называется процесс появления постоянных белков с особой структурой в месте, где несколько раз подряд прошел один и тот же импульс.

Энграммы образуются отдельными, устойчивыми белками. Иными словами, это уже отнюдь не разовая химическая реакция, которая быстро сменилась противоположной по закону баланса сред в организме. Эти белки так просто не исчезнут, но следует помнить: у любого белка в теле есть собственный, так сказать, срок эксплуатации.

Вообще, именно на белках основан весь обмен веществ в теле. Упомянутый выше гормон инсулин, подобно всем прочим гормонам, является белком. Кровь состоит из воды с растворенными в ней белками. Кроме того, в ней еще и постоянно находятся видимые (форменные) тельца, сплошь состоящие из белков. Из белков строятся клетки, их внутренние структуры и мембраны. И даже холестерин на стенках наших сосудов налипает на них не сам по себе, а в виде начинки для белковой бляшки…

Так что основной элемент нашего тела — не глюкоза и не жир, а именно белок. Мы поглощаем белки с пищей, они распадаются в желудке на аминокислоты, а затем из аминокислот строятся собственные белки нашего тела. Законы формирования вообще любого собственного белка заложены в ДНК организма — в его генах. Поэтому каждая полученная от родителей ошибка в сегменте ДНК — это белки (один или несколько взаимосвязанных), постоянно формирующиеся неправильно, неспособные выполнять свою работу и участвовать в обмене веществ.

Белки, образующие постоянные синапсы — энграммы, здесь не составляют исключения. Скорость, с которой они образуются, а также устойчивость и правильность их молекул заложены на уровне генома. Именно наследственностью объясняется разница в способности к запоминанию у детей. То, что одни дети от природы, без тренировки, запоминают новую информацию с первого раза и надолго, а другим для запоминания требуется время или повторение. Впрочем, если энграмма уже образовалась и обновляется регулярно (обновляются белки, ее составляющие), наследственность здесь перестает играть сколько-нибудь значимую роль. Она довольно сильно сказывается на качестве работе автоматической (срабатывающей помимо нашей воли) памяти и на успешности образования энграмм. Но после их образования поддерживать эти связи в хорошем состоянии совсем несложно — нужно лишь время от времени повторять заученное.

Как видим, забывание — это противоположный запоминанию процесс постепенного распада энграммы. Он тоже должен срабатывать — обязательно. Ведь если бы мы никогда ничего не забывали, выработка даже простейшего ответа на весьма несложную ситуацию занимала бы у головного мозга не доли секунд — минуты и более. Наша кора «зависала» бы над элементарными задачами, путаясь в бесконечных рядах образов из памяти.

В то же время забывание и как бы незапоминание — явления разные. Кстати, в этих механизмах наука путается до сих пор. На данный момент она изготовила только весьма приблизительную и общую классификацию видов памяти. А также попыталась объяснить хотя бы основные пункты полученного списка. Вот что у нее получилось:

1. По длительности существования энграмм память бывает краткосрочной и долгосрочной. Эти виды для головного мозга являются скорее этапами единого процесса запоминания. Он сам не делит память на долгосрочную и, так сказать, оперативную. У него нет в этом никакой необходимости потому, что для последующего стирания ненужной информации в коре имеется естественный механизм исчезновения энграмм.

2. По степени осознанности процесса запоминания память бывает непроизвольной и произвольной. Что такое произвольная память, мы понимаем. Мы пользуемся ею, когда думаем или не думаем, что какая-то информация нам пригодится, но имеем веские личные причины ее заучить. Как правило, такое усилие прилагается либо в силу социальной мотивации (обучение новым знаниям и навыкам), либо в качестве метода тренировки памяти. Непроизвольная память срабатывает, когда некое явление находит «отклик» (ассоциативный ряд) в самой коре. То есть когда у мозга остался нерешенным вопрос с какой-то информацией или ситуацией из прошлого. И эти новые данные образуют тандем со старыми, уже имеющимися. Непроизвольной памятью управляет либо наша кора, либо наш личный интерес. А социализированная и очень обязательная часть личности, именуемая в психологии «сверх-Я», здесь не задействуется. Как правило, произвольное запоминание дается нам сложнее непроизвольного, и без постоянного обновления эти энграммы рассасываются вдвое быстрее.

3. По источнику информации, подлежащей запоминанию, память делится на двигательную, зрительную, слуховую, тактильную, обонятельную, вкусовую, образную, логическую и механическую. Если суть первых шести нам приблизительно ясна, то поясним насчет двух последних. Логическая — это чисто информационная память. Речь идет о цепочке взаимосвязанных выводов, где одно проистекает из другого. В данном случае источник этой логической цепи неважен — мы можем как узнать ее в готовом виде, так и выстроить самостоятельно. А затем — запомнить и использовать в дальнейшем как один из алгоритмов для решения схожих задач. Что касается механической памяти, то в нее входит вообще способность приобретать новые знания и навыки. Например, запоминать сложную последовательность действий при выполнении какой-то работы. Лучшим примером срабатывания механической памяти служит ситуация, когда мы помним все цифры номера телефона, кроме одной-двух последних. В таких случаях нам советуют положиться именно на механическую память — без раздумий и быстро набрать весь номер, начиная с первых цифр, которые мы помним. Предполагается, что механическая память помимо нашего сознания наберет последними именно нужные нам цифры.

Как видим, речь идет не совсем о классификации — память как таковую можно и нужно описывать согласно каждому из этих трех пунктов. Например, что информация о рецепте приготовления яичницы заложена в долговременной памяти, является результатом произвольного запоминания, поступила как зрительная, обонятельная, механическая и вкусовая. Случаи, когда мы задействуем лишь один вид памяти, крайне редки. Как правило, это делается либо по необходимости (мы оглохли/ослепли/заучиваем нечто совершенно нам не нужное), либо в качестве тренировки головного мозга. Кстати, такие тренинги (заучивание стихов только на слух или определение предметов только на ощупь) весьма эффективны при ряде расстройств работы коры…

Основную часть информации для запоминания мозг получает от органов зрения и слуха — по некоторым данным, она составляет до 95 % всего, что мы узнали и запомнили. Конечно, в процессе жизнедеятельности мы чаще всего задействуем и механическую память — способность воспроизвести новую последовательность действий. Считается, что чем больше разнообразных видов памяти объединилось для создания той или иной энграммы, тем прочнее и подробнее окажется это воспоминание.

 

Феномен идеальной памяти при «выключенном» сознании

Так-то оно так, однако в механизме памяти имеются странности, которые не объясняет ни данная классификация, ни наука — ее создатель. Память в целом считается процессом осознаваемым. По крайней мере в той ее части, где она является произвольной, где мы намеренно пытаемся вспомнить что-либо или освежить энграмму повторением изученного. Осознаем мы свои действия и на этапе сосредоточения на предмете — возможно, даже из простого любопытства, а вовсе не с целью запомнить его. Конечно, частично мозг запоминает и минуя наше сознание — как, например, в случае с непроизвольной памятью. А бывает даже так, что нам запоминается и то, чего вовсе не желали ни мы, ни кора.

Допустим, во время отдыха на курорте в месте, где неподалеку расположена дискотека с громкой и назойливой музыкой. Согласимся, что, прослушав два-три раза кряду песню с особенно несимпатичным нам мотивом, из всего репертуара дискотеки мы отчетливее всего запомним именно ее. Запомним через зубовный скрежет, но тем не менее со словами и подробностями «трелей» исполнителя. Знакомо, не правда ли?.. Данная песня одинаково бесполезна для нас и для нашего мозга, однако мы ее запомним. Более того, существует основательный риск, что как-нибудь уже зимним утром мы проснемся — а она вертится у нас в голове. Вертится и все никак не хочет оттуда убраться…

Что это за эффект, наука объяснить не в силах. И потом, есть еще один любопытный момент: у многих людей в жизни случаются эпизоды, которых они не помнят. Эпизоды кризисные, трагические, крайне неприятные во всех отношениях. Например, аварии с летальными исходами, похороны близких, акты насилия и пр. Иногда утраченные воспоминания занимают минуты, а иногда мы забываем годы… У таких воспоминаний период, когда пациент помнил произошедшее хотя бы смутно, обычно очень короток. А при сильных потрясениях или в сочетании с эпизодом потери сознания он может вовсе отсутствовать. То есть до наступления бессознательного состояния больной еще осознавал происходящее, а после обморока уже не помнит ничего и расспрашивает о произошедшем врачей.

Такие воспоминания не только лучше не возвращать — они в большинстве случаев и не возвращаются до конца дней пациента. Однако не секрет: если мы обратимся к психологу, владеющему гипнозом, то в трансовом состоянии перескажем ему все, что произошло в те минуты, до мельчайших подробностей. Как правило, в состоянии гипноза пациенты вспоминают и многое другое, на поиск чего в сознательном состоянии они могут потратить часы. Например, где оставили ключи от машины, какого цвета было платье на супруге в день первого свидания (и это — после стольких лет брака!), как выглядела первая подаренная родителями игрушка…

Данные, получаемые о работе памяти в стадии бодрствования, отражены в классификации, что мы привели выше. Однако они явно не совпадают с картиной, получаемой в стадиях легкого или глубокого гипноза, транса и других измененных состояниях сознания. Здесь картина выглядит совсем иначе. Во-первых, то, что заучивалось «навечно», не отличается ни по точности воспроизведения, ни по длительности запоминания от событий случайных и преходящих. Во-вторых, как мы и сказали, пациент легко воспроизводит события и детали, которых в сознательном состоянии он не вспомнит никогда, ни при каких титанических усилиях. В-третьих, способ запоминания того или иного предмета/эпизода при гипнотическом пересказе определить гораздо сложнее, чем при пересказе в полном сознании. То есть погруженные в гипноз, как правило, одинаково четко помнят как визуальные, так и тактильные и другие ощущения от описываемого предмета.

В целом картины воспоминаний, получаемые с пациентами, погруженными в транс, наводят на удивительную мысль — что наша голова, судя по всему, запоминает сразу и все, обо всем, что видит вокруг. Запоминает гораздо больше подробностей, чем нам кажется, — как отдельных объектов, так и окружающей обстановки в целом. И что эта информация стирается далеко не так быстро, как кажется, хотя многие подробности и впрямь невозможно воспроизвести даже под гипнозом. Иными словами, что для запоминания всех характеристик предмета нам нужно взглянуть на него, повертеть в руках и отставить в сторону. Этих секунд беглого знакомства будет довольно, чтобы мы описали его гипнотизеру до мельчайших деталей спустя много лет…

Возникает законный вопрос: если мы на самом деле помним даже то, что нам кажется забытым напрочь, как получается, что часть информации мы можем вспомнить легко, часть — с усилием, часть — не вспомнить вообще? Откуда в таком случае берутся эти особенности поведения нашей памяти в сознательном состоянии?

Ответ на него на самом деле очевиден. Ведь одна картина возникает, когда мы в полном сознании, а вторая — когда оно «выключено». В данном случае намеренно и на время. Сознание — это отдельный, так сказать, продукт деятельности мозга. Это сугубо логическая его часть — весь массив имеющихся у него фактических знаний и навыков, которые он применяет для построения нашего поведения, речи и пр. «Записано» оно тоже в энграммах — вероятнее всего, в тех же, что и прочие забытые или не забытые нами данные. Но если память в чистом виде — это неизменяемые данные, то сознание изменяется постоянно. Сознание — это нечто вроде операционной системы мозга. Оно собирает текущую информацию, сопоставляет ее с информацией из памяти, компонует, добавляет немного эмоций или новых наблюдений, выдает готовые решения…

Получается, что наша возможность вспомнить сразу или потом, все эти дежавю, навязчивые песни, провалы в памяти и пр. являются продуктом иногда очень своеобразной работы сознания, а не самой памяти. Наука еще не пришла к единому мнению, как одно соотносится с другим и почему. Пока у нее на руках лишь факты, и они таковы, как мы описали. Психологи пытаются объяснить их существованием сознания, подсознания, таких частей личности, как «Я», «Сверх-Я», и т. д. и т. п. У физиологов ответа нет вообще, ведь они смотрят на память как на набор постоянных белков и периодически срабатывающих медиаторов. А на сознание — как на процесс постоянной передачи импульсов от одного нейрона к другому.

 

Гиппокамп как часть лимбической системы и памяти

Да, так сразу даже и не понять — является ли забывчивость дефектом памяти или сознания… По-видимому, наука тоже пока не определилась в выборе. Возможно, этим и объясняется тот факт, что за столетия активного изучения мозга она искала нечто вроде центра памяти уже везде — в каждой части головного мозга по очереди. На данный момент ее мнение таково, что память содержится в каждом нейроне коры. То есть по обеим сторонам мостика энграммы, связывающего именно эти нейроны в отдельную, помимо естественной системы отростков, цепочку.

Тем не менее отдельную область, относящуюся полностью к памяти, ученые таки нашли. Область эта — гиппокамп. По одной доле гиппокампа имеется в каждом полушарии. Визуально они расположены внутри тела полушарий, примерно посередине, ближе всего к височной области. Гиппокамп, наравне с упомянутой выше ретикулярной формацией, таламусом и гипоталамусом с его железами, относится к лимбической системе головного мозга. Это система, которая полностью занимается не мышлением, а регулированием физиологических процессов. Например, в ее ведении находятся теплообмен, скорость сердцебиения, работа вестибулярного аппарата, суточный ритм тела, половое созревание и влечение, физиологические реакции, сопровождающие многие эмоции, и пр. Лимбическая система формируется у зародышей всех видов одной из первых — у людей так же, как у пернатых или хищников. Ее полноценное развитие наблюдается даже у видов, не имеющих развитой коры и неспособных к мышлению.

Считается, что мозг человека постепенно эволюционировал в развитии — во всяком случае, так думают поборники дарвинизма, коих в науке все меньше. Так вот, если это так, то некоторое время полушария у человеческих предков были значительно меньше, лобные и височные доли были развиты мало, площадь коры да и структура ее нейронов роднила нас и впрямь с обезьянами… А лимбическая система уже имелась — и в точно таком же виде, в котором мы можем наблюдать ее сейчас!

Гиппокамп является частью лимбической системы. Как мы уже поняли, к коре он не относится, поскольку расположен в толще белого вещества каждого полушария. А кора покрывает эти полушария только сверху. И при всем разнообразии функций, выполняемых системой вообще, именно он отвечает главным образом за один процесс — переноса информации из краткосрочной памяти в долгосрочную.

Как мы только что условились, в здоровом мозгу степень длительности и подробности запоминания — понятие относительное. Относительное в том смысле, что самому мозгу не нужно трудиться делить информацию на очень нужную, совсем не нужную и прочую. Для этого у него имеется механизм забывания — механизм из серии «время покажет». И ряд опытов с «отключением» некоторых функций коры доказывает, что об иных вещах мы помним не так уж мало, как нам кажется… Однако уже давно доказано и другое: срок существования синапса — один, а энграммы — совсем другой. Мы можем не подозревать о наличии у себя в коре некоторых энграмм. Но если они не успели или не смогли сформироваться, информация, которая могла бы в них содержаться, в мозгу и впрямь надолго не задержится.

Так вот, сам механизм образования энграмм запускается именно гиппокампом. В то время как формирование синапсов — процесс естественный, осуществляемый каждой клеткой нервной ткани в обычном порядке. Если у нас перестанут возникать синапсы, нервная система перестанет функционировать — как периферические нейроны, так и кора. А вот при повреждении гиппокампа возникает своеобразное расстройство памяти: с момента отказа этой области мозга больной запоминает происходящие события не более чем на полчаса. Спустя полчаса даже самые устойчивые из синапсов распадаются бесследно, а энграммы не образуются.

Поэтому в течение каждого часа вся последующая жизнь пациента успевает начаться с «чистого листа», как минимум единожды. Больные с патологиями гиппокампа помнят свою жизнь только до его отказа. А в дальнейшем живут буквально по бумажке — бумажке, на которой записывают самое необходимое для запоминания на срок, превышающий возможности их краткосрочной памяти. Хорошая новость в том, что к 2029 году американские ученые из Университета Южной Калифорнии пообещали закончить разработку чипа — управляемого цифровым мозгом протеза гиппокампа.

Кроме гиппокампа в лимбической системе имеется еще один раздел, имеющий (по некоторым данным, хотя это пока не бесспорно) отношение к формированию памяти. Раздел этот — сосцевидные тела. Сосцевидные тела (их тоже два — по одному на каждое полушарие) расположены неподалеку от таламуса, снаружи мозга. Их можно увидеть, если, говоря условно, перевернуть мозг полушариями вниз. Задеть сосцевидные тела при черепно-мозговой травме сложно. Хотя в случае с гиппокампом это можно сделать, ударившись виском так, чтобы повредить ткани мозга на несколько сантиметров вглубь… Сосцевидные тела находятся под мозгом, с нижней его стороны, там, где головной мозг переходит в спинной. Оттого для их повреждения у нас должна фактически слететь с плеч вся голова…

Впрочем, чего только в мире не бывает. Но факт тот, что сосцевидные тела первыми попадают под удар двух явлений, не сопряженных с травмой извне. А именно алкогольного отравления и острого дефицита витамина В1. Их повреждение вызывает временную или долгосрочную амнезию, а также провалы в памяти. Речь идет, как видим, о несколько ином процессе. Если при травме гиппокампа нам отказывает долгосрочная память, то при повреждении сосцевидных тел, наоборот, краткосрочная. Иными словами, мы теряем способность запоминать происходящее сейчас, в том или ином временном промежутке.

Как видим, задача перед нами стоит не из легких. Раз уж мы решили освоить механизм памяти и отрегулировать его, нам нужно быть готовыми к тому, что меры придется принять не только физиологические, но и, не побоимся этого слова, психологические. Ведь, как оказалось, память одинаково тесно связана как с одним, так и с другим. Пока же нам из всего сказанного необходимо запомнить следующее:

1. Память с биохимической точки зрения — процесс сложный. Ведь ее обеспечивают сотни разных химических реакций, требующих участия множества элементов. Это означает, что их дефицит в организме может вызывать как замедление процесса запоминания, так и снижение качества его результатов. Говоря еще проще, наша память во многом зависит от полноценности нашего рациона, качества работы нашей пищеварительной, кровеносной системы и системы обмена веществ.

2. Законы химических реакций и синтеза новых белков, участвующих как в запоминании, так и в работе мозга вообще, заложены в генетическом коде организма. То есть они во многом обусловлены не только особенностями рациона или обмена веществ, но и наследственностью.

3. Память сложна и как часть общего процесса работы головного мозга. В частности, другие аспекты его работы нередко сильно влияют на нашу способность запоминать и вспоминать. Например, как в случае с работой сознания: физиологическая часть процесса запоминания была реализована в срок и без ошибок. Прямое тому доказательство — способность пациента вспомнить мельчайшие подробности кризисной ситуации под гипнозом. Однако в периоды активной работы сознания данное воспоминание оказывается полностью недоступным. В то же время оно может беспокоить пациента в виде образов из сновидений — напоминать о себе кошмарами во время ночного отдыха коры. Что означает продолжающуюся работу мозга над недоступной для осознанного воспоминания информацией.

4. Подобно любой другой биохимической реакции, память подлежит частичному сознательному регулированию. Например, ее можно тренировать, изменять ряд ее условий. Разумеется, часть этих условий (таких, как наследственность) обойти невозможно. То есть если процесс запоминания нарушен врожденным дефектом, период, когда мы «обойдем» по скорости и качеству запоминания человека с хорошей наследственностью, может не наступить никогда. Особенно если данный индивид поддерживает свой природный дар постоянными упражнениями и другими мерами. Однако если это не так, во второй половине жизни (после 35 лет) мы вполне можем обнаружить, что наша память находится в лучшем состоянии, чем у людей с лучшими исходными данными, но худшими условиями для их поддержания.

5. Мы говорим о возрасте как обязательном показателе качества памяти потому, что данное свойство относится к работе коры, то есть части вполне определенного органа тела. И каким бы загадочным явлением память ни была, у нее есть прочная физиологическая основа — образование синапсов, энграмм, деятельность нейронов коры и пр. А между тем с возрастом организму свойственно стареть. И старение касается всех его органов без исключения. В том числе головного мозга, его коры и всех проходящих в ней биохимических процессов. Потому нам следует принять как аксиому, что с течением лет память любого человека ухудшается — независимо от наследственности, полноценности мер по поддержанию активности коры в целом и памяти в частности.

 

Как мы условились выше, мы не привыкли замечать работу собственного мозга. В том смысле, что в здравии она, как и ее продукты, выглядит эфемерной: мысли не пощупаешь, а их течение — не остановишь усилием воли. В болезни же головной мозг не болит. А если нам и кажется, что болит именно он, на его работе это не сказывается никак или почти никак. Впрочем, немудрено, ведь болит действительно не кора и не его белое вещество, а одна из оболочек, их покрывающих. Фактически формация, имеющая отношение скорее к черепу, чем к мозгу…

Здоровье или болезнь головного мозга — явление значительно более, так сказать, неуловимое, чем здоровье или болезнь любого другого органа. Плюс, с ошибками его работы мы обычно успеваем познакомиться раньше, чем с ошибками других органов или систем. Да и встречаются они чаще, поскольку постоянных обязанностей у мозга немного. И мы так привыкли просто к существованию у нас этих возможностей (двигаться, дышать, сохранять равновесие и т. д.), что даже не задумываемся о возможности другой. Допустим, их исчезновения. Мы особенно настойчиво требуем от него успешного мышления — решения новых задач. Мы склонны очень остро замечать его «оплошности» именно в этом аспекте. И бываем, как никогда, благодарны ему за решение именно неординарной, а не повседневной проблемы наподобие сердечного ритма.

А при любом столкновении с чем-то новым ошибки неизбежны — ведь у нашей коры нет ни готового алгоритма поведения в такой ситуации, ни хотя бы приблизительно похожего опыта. И мы быстро привыкаем относиться к работе своей головы с толикой снисхождения: «Забыл — ну с кем не бывает?», «Не сообразил — случается!», «Не заметил — а кто такое сразу заметит?»… И т. д. и т. п. Мы понимаем, что возможности нашей коры не безграничны, как бы она ни старалась. Нам интуитивно прекрасно известно, что успехи ее работы напрямую зависят от наших эмоций, внимания, степени наблюдательности и усталости и пр. То есть мы понимаем, что имеем дело с механизмом многогранным и сложным. И прощаем огрехи его работы, как бы они нас иногда ни раздражали, — прощаем потому, что выбора-то у нас и нет.

Именно из-за того, что все мы что-то забываем, не замечаем, путаем, нам бывает тяжело распознать момент, когда очередная «шутка» памяти превращается из явления безобидного в потенциально опасное. Чтобы понять, что мы больны, нам нужно это осознать — осознать корой. А если заболевает сама кора? Уверены ли мы, что больной орган всегда так уж хорошо способен к самодиагностике?..

Выше мы уже упомянули о заболевании, которое способно побудить пациента самостоятельно обратиться к врачу. Или, по крайней мере, к кому-то из близких — со странным вопросом: «А ты сейчас ничего не слышишь?» Речь идет, конечно, о «голосах» при шизофрении. Но у этого нарушения работы коры просто такая особенность. Она имеется далеко не у всех патологий головного мозга или отдельных его частей.

Надо сказать, что «шутки» памяти в целом — явление вполне нормальное. Как мы видели выше, зачастую в них виновата даже не столько она, сколько сознание, внимание и пр. Поэтому впадать в панику каждый раз, когда мы что-то забудем, естественно, не стоит. Другое дело, если эти эпизоды забывчивости имеют тенденцию учащаться. Или мы ловим себя на мысли, что ранее в таких обстоятельствах ничего похожего с нами не происходило. Тогда, наряду с забывчивостью, у нас прогрессирует расстройство внимания…

Внимание и память, а также их нарушения — процессы, по сути, разные. Однако они часто сопутствуют друг другу при многих патологиях коры и белого вещества. Например, забывчивость — это когда мы не положили в сумку документы, которые нужно было взять утром на работу, или не выключили в ванной свет. А расстройство внимания проявляется в случаях, когда мы задумались и проехали свою остановку. Или когда мы приезжаем на работу, а под пиджаком у нас — домашняя футболка.

Наверняка мы наблюдали на себе или других и иное частое проявление невнимательности: когда смотрим мы на коллегу или вовсе незнакомую женщину — а у нее нанесена лишь половина макияжа. Допустим, один глаз подведен, а другой — нет. Скажем по секрету, что встретить нечто подобное можно лишь утром. Женщины, как правило, носят всю необходимую косметику с собой, потому им несложно закончить макияж уже на работе, когда кто-то укажет им на случившийся казус. Да и в целом: стоит нам задуматься над проблемой, и мы придем к выводу, что большинство самых нелепых «шуток» коры выпадает на нашу собственную долю тоже по утрам.

Не будем спешить обвинять во всем хроническое недосыпание, отсутствие личного времени, высокую загруженность мозга информацией. Безусловно, на все это может пожаловаться каждый современный человек. Тем более безусловно, что все перечисляемые нами про себя факторы очень вредят нашей голове. Как уже было сказано, за каждым периодом возбуждения коры следует ее столь же усиленное торможение. Она так работает с первого дня нашей жизни — одно неизбежно следует за другим. Поэтому если мы постоянно не высыпаемся и рассуждаем сплошь над сложными проблемами, было бы странно ожидать от нашего никогда не отдыхающего мозга одних и тех же темпов работы. Ему явно не до того, в тапочках ли мы бежим на автобус или в ботинках: какая разница, если тут дебет с кредитом опять не сходится, а на носу квартальный отчет в налоговой?..

Так-то оно так, но не всегда. Как уже было сказано, за этими естественными проявлениями перегруженности коры информацией мы часто не замечаем, как к нам подкрадывается нечто более грозное. Например, масштабные, разрушительные изменения в коре, обратить которые вспять после не удастся даже круглосуточным сном.

Самих по себе расстройств работы коры или белого вещества в мире существует немало. Среди них шизофрения, эпилепсия, каталепсия, летаргия. А также хорея Гентингтона, болезнь Альцгеймера, синдром Гайе — Вернике. К нарушению функционирования коры ведет и гидроцефалия — дефект формирования системы обмена ликвором между спинным мозгом и головным. Однако заметнее всего именно по памяти бьют две из них — болезнь Альцгеймера и упомянутое нами выше повреждение сосцевидных тел, которое еще называется синдромом Гайе — Вернике. Аналогично, нарушениями памяти и внимания, снижением интеллекта, двигательными расстройствами сопровождается почти любая более или менее совместимая с жизнью травма головного мозга.

 

Причины нарушений памяти: инфекции

Нам совершенно необходимо запомнить, что заразиться каким-то нервным расстройством можно лишь в исключительных случаях. Например, такое случается, если мы перенесли острый менингит или вирусный энцефалит — патологии, вызванные конкретным возбудителем. Но такое бывает редко оттого, что головной мозг защищен от вторжений извне значительно лучше любой другой ткани тела.

На это у него имеется гематоэнцефалический барьер — особое строение сосудов, снабжающих кровью его ткани. Структура стенок сосудов, которые питают головной мозг, столь плотна, что через нее в его ткани может проникнуть лишь считаное число веществ. Инородные тельца, разносящиеся с кровотоком (большинство ядов и лекарственных веществ, вирусы, бактерии, простейшие), могут проникнуть в ткани на любом другом участке кровеносной сетки — на любом, кроме этого.

Потому для инфекции тканей мозга с воспалением и другими весьма тяжелыми последствиями вирус или бактерия должны обладать особыми свойствами. Например, особенностями морфологии, позволяющими им успешно пройти гематоэнцефалический барьер. Вариант — они могут просто находиться в организме слишком долго, годами и десятками лет. В таком случае заражение все равно произойдет — рано или поздно, но произойдет.

Классический пример последнего сценария — сифилитическое поражение мозга. В основном бледная трепонема вызывает дегенеративные изменения сосудов, его питающих. Но иногда она способна проникать и в его ткани. Вероятно, из-за постепенного ухудшения состояния сосудистых стенок и, следовательно, снижения прочности барьера. В таких случаях погибают целые участки коры — либо из-за дефицита кровоснабжения, либо из-за заражения спирохетой. Вплоть до середины ХХ века. сифилис мозга был самой распространенной причиной смерти среди страдавших этим заболеванием. И все потому, что медицина тех лет умела только перевести заболевание в латентную форму, а вылечить — нет.

Так что расстройства памяти и другие патологии работы коры как результат инфекции в наше время маловероятны, хотя, разумеется, не исключительны. Наша жизнь с каждым годом становится все гигиеничнее. А значит, и вероятность поражения мозга неуклонно снижается — даже без усилий со стороны гематоэнцефалического барьера.

 

Причины нарушений памяти: повреждение

Зато, как уже было сказано выше, мы можем сильно навредить своей коре и мозгу в целом, не только положив голову между молотом и наковальней. Иногда для этого бывает достаточно года запойного алкоголизма, полугода острого дефицита некоторых веществ или даже недели на крайне строгой диете.

Алкоголь как таковой для мозга не слишком опасен. Этиловый спирт постоянно присутствует в двенадцатиперстной кишке и выделяется из нее в кровь. Как полностью органичное нашему телу вещество, он лишь служит активатором обмена веществ — стимулирует всю центральную нервную систему к ускоренной работе. Допустим, в периоды активного пищеварения. Стимулирующее свойство этилового спирта человечество издревле применяло для увеличения аппетита. Отсюда и знакомая всему миру традиция аперитива или обязательного сочетания больших застолий с приемом спиртных напитков.

Но аперитив — это одно, а алкоголизм — совсем другое. Если постоянными возлияниями мы вынуждаем собственную ЦНС круглосуточно работать на пределе возможностей, легко догадаться, чем она нам ответит, не правда ли? От постоянного перенапряжения будут гибнуть все новые нейроны. Оставшиеся попытаются взять их работу на себя. На выжившие нейроны будет ложиться двойная и тройная нагрузка, хотя она и одинарная маленькой не выглядит… Этот процесс похож на лавину, начавшуюся с комка снега весом граммов пятьдесят: с каждым разом нейронов будет гибнуть все больше — по закону арифметической прогрессии. Постепенно это приведет к тому, что без очередной стопки мы перестанем чувствовать себя людьми. Ведь оставшиеся в живых клетки коры и других органов без «допинга» будут не в силах выполнить даже минимальную нагрузку. На этом этапе психологическая алкогольная зависимость и становится физиологической. А потом нам перестанет помогать даже алкоголь…

Диета влияет на ткани головного мозга несколько иначе, чем алкоголь, но сказывается на них не менее пагубно. Прежде всего, каждый знает — диета подразумевает заметные ограничения во всем, кроме витаминов. Существуют также диеты, «не возражающие» против белков или растительных жиров. Углеводы же как компонент рациона являются «злейшими врагами» всех диет без исключения.

Составители диет расчетливы: самым необходимым элементом рациона человека является глюкоза. Ее особенно много в углеводах (почти 100 %) — сахаре, хлебобулочных изделиях, крупах. В белках ее значительно меньше, а из жиров ее сложнее выделить, ведь на это способна только печень. Глюкоза принципиально важна для работы коры и для обменных процессов в каждой клетке тела. Диета создает острый дефицит этого вещества в крови, побуждая организм искать его источники (более бедные, но все же) в собственных тканях. При этом целевыми тканями выступают, разумеется, клетки жира.

Но проблема в том, что жир подкожный, висцеральный и жир из пищи весь перерабатывается печенью — одним органом на все тело. Само собой, это довольно медленно, да и у жировых клеток имеется свой механизм защиты от этих «поползновений». Они выделяют в кровь вещества, угнетающие активность инсулина и других агентов, способных их уничтожать. А сахар нужен органам и клеткам постоянно. Расщепить белок некоторых нужных, но, что называется, не очень тканей значительно проще. Особенно сильно при диете страдают мышцы. Это ткань, которая легко восстанавливается после любых повреждений за счет способности ее клеток делиться каждый раз «с запасом». То есть образовывать две-три новые клетки, а не одну-две.

Итак, сидящий на диете организм почти полностью получает сахар не с пищей, а с ускоренным распадом белков — уже имеющихся тканей. Проще говоря, такие диеты ставят нас в условия, словно мы питаемся сплошным мясом — ни грамма овощей, ни ложки каши. И мы получаем все «прелести» такого рациона: запах ацетона во рту и гниющих фруктов — у мочи, боли в почках, головокружения, нечеткость зрения, приступы слабости и мигрени.

Объясняется это все тем, что распад белков безобиден, лишь пока он протекает с нормальной скоростью, в нормальных количествах. Потому что при каждой такой реакции распада в кровь попадают не только аминокислоты и толика глюкозы, а и побочные продукты реакции — кетоновые тела. Кетоновые тела или, если угодно, соединения — это химические родственники ацетона. А ацетон сильно токсичен как для почек, так и для клеток ЦНС.

Именно избыток кетоновых тел в крови (ведь в организме происходит распад сплошных белков!) дает этот фруктовый запах и боли в почках. А также состояние легкости и эйфории, которое многие принимают за благотворное «облегчение» от лишних килограммов и неких «шлаков», якобы накапливающихся в организме при нормальном питании… А мигрени и пр. связаны, естественно, с отравлением мозга и острым дефицитом сахара.

 

Причины патологий памяти: неполноценное питание

Раз уж мы только что затронули тему влияния диет на умственные способности, продолжим разговор. Основная проблема диет не в том, что их предпочитают люди, более обеспокоенные своей внешностью, чем интеллектом. Как мы только что видели, диета способна угнетать и вполне здоровый рассудок… Проблема в том, что диеты, рассчитанные на снижение веса, всегда подразумевают серьезные ограничения состава того, что содержится в разрешенной пище.

Если бы это была только глюкоза! Увы, ограничить сахар можно лишь вместе с объемом съедаемого — подбор определенных продуктов тут не поможет, потому что глюкозы полно и в колбасе. Самый распространенный вариант безуглеводной диеты включает в себя рис и куриную грудку. Но в 100 г даже этих самых низкоуглеводных продуктов тоже содержится сахар. С плиткой шоколада 100 г грудки, конечно, не сравнятся, но уже 400 г — запросто.

Поэтому ограничения по содержанию глюкозы всегда сопровождаются острыми дефицитами и остальных компонентов пищи — просто в силу уменьшения общего ее количества. Что до действия дефицитов различного рода, то суть проблемы здесь ясна: синтез нейромедиаторов, синапсов, энграмм — все это химические реакции, для которых требуются ингредиенты. Нет ингредиентов — нет и реакции. Речь идет о «железном» правиле, в неоспоримости которого мы можем убедиться лично, в любой химической лаборатории, с любой из существующих в мире химических реакций.

Больше всего каждая синтезирующая клетка или ткань тела нуждается в белках — потому что производит она именно белки. Белки требуются при появлении новых клеток, при синтезе всех гормонов тела (небелковых соединений среди них нет) и белков миелиновой оболочки. А также столь любимых нами энграмм долгосрочной памяти.

Да, много белков, подвергнутых распаду, — это плохо. Но создавать их дефицит еще менее разумно. По этой причине вегетарианство является системой питания, способной вызвать не только нарушения памяти. По вегетарианцам хорошо заметны многие отклонения: склонность к желчнокаменной и мочекаменной болезни, неспособность к физическим нагрузкам выше средних, проблемы с восстановлением после обширных инфекций, переломов, других травм. От их организма бесполезно ожидать успешной во всем работы эндокринной системы, идеала состава крови, выносливости, нормы работы коры.

Самое любопытное, что и умерших от атеросклероза среди них столько же, сколько среди тех, кто никогда не ограничивал себя в яйцах, молоке и рыбе. Впрочем, последнего как раз ожидать следовало. Ведь холестерин не только поступает в организм с пищей, но и вырабатывается в его собственной печени. Причем чем меньше его поступает, тем больше вырабатывается…

Разница между животным и растительным белком (он содержится в сое, других бобовых, спарже и пр.) заключается вот в чем. Как уже было сказано, белок, поступивший с пищей, распадается в желудке на аминокислоты, его составляющие. Эти аминокислоты поступают в кровь, и уже из них организм выстраивает новые белки — собственные. Аминокислот на свете всего 20. Большинство из них вырабатывается в самом организме — за счет превращения одной аминокислоты в другую. Таких «взаимно превращающихся» аминокислот всего 12. Оставшиеся восемь получить при реакции превращения в самом организме невозможно. То есть их можно либо съесть с пищей, либо тело их не получит вообще.

Каждая молекула собственного белка тела строится из всех 20 аминокислот — разнится лишь их последовательность в цепочке. Пропусков здесь не бывает. А между тем растительный белок (ни один из его видов) не содержит именно этих восемь незаменимых аминокислот — незаменимых тем, что тело само их не создаст и не выделит из других продуктов. Таким образом вегетарианский рацион дает его последователям идеал современной фигуры. Но дает ценой утраты организмом способности синтезировать новые белки и все, что из них состоит. В частности, мышцы, коллоид в глазных склерах, гормоны, хрящи, кости и пр. Ведь для строительства всех белков нужны все 20 аминокислот. И даже избыток 12 из них не отменит и тем более не заменит эту полностью отсутствующую восьмерку.

Если нам нужно точнее, то часть аминокислот оказывает стимулирующее действие на всю ЦНС. Они наиболее значимы для формирования синапсов всегда, когда это необходимо — отсюда и стимулирующий эффект. К таким аминокислотам относятся карнитин (улучшает процесс переработки сахара в энергию в клеточных митохондриях). А также глютаминовая кислота (важна для синтеза многих медиаторов) и триптофан (участвует в выработке кортикостероидов гипофиза).

Ну а кроме белков в процессе участвует еще множество витаминов, чуть меньше микроэлементов и еще меньше минералов. Все их нам знать не обязательно. Но будет неплохо запомнить, что для тканей и процессов, протекающих в головном мозге, наиболее важны витамины группы В и С, фосфор, кальций, а также холестерин. Несколько неожиданный список, не правда ли? Среди его пунктов нам как-то сами собой бросаются в глаза три — никотиновая кислота (витамин группы В), фосфор (наверняка мы слышали о нем с детства) и, разумеется, холестерин (причина ранних инфарктов и инсультов). Прежде всего обсудим один из витаминов группы В — никотиновую кислоту или витамин В3.

Курить или не курить — это наше право. Однако нам следует знать, что это вещество используется многими органами и тканями — причем очень активно. В случае с головным мозгом он уходит и на синтез гормонов, и на образование синапсов. А также на генерирование электрического импульса в теле нейронов, и даже на строительство миелиновых оболочек. По этим причинам курящие страдают болезнью Альцгеймера вдвое реже некурящих. А тяжелые ее формы среди них почти не встречаются.

Никотиновой кислоты среднестатистическому взрослому требуется около 25 мг. Если речь идет о человеке с большой мышечной массой, его норма — 35–40 мг в сутки. При беременности будущим мамам необходимо употреблять до 50 мг ниацина в сутки. А между тем речь идет об одном из веществ, суточную норму которых только с пищей получить практически невозможно.

Никотиновая кислота содержится в свинине, почках, баклажанах, пекарских дрожжах, арбузах, помидорах и еще многих других продуктах. Однако ее количество там столь невелико, что овощей нам придется съедать более 1,5 кг в день, а мясных продуктов — не менее 0,5 кг. Самыми богатыми источниками никотина являются пекарские дрожжи в чистом виде. То есть продукт, почти такой же непригодный к употреблению, как и табачный лист. Для получения суточной нормы с дрожжами их необходимо съесть 100–120 г. Разумеется, сигарет для этого нужно выкурить две с половиной (содержание никотина более 8 мг/сиг) и более пачек.

Как видим, проблема существует. И она во многих аспектах стоит острее проблемы самого курения. Что курить вредно, известно всем. А вот что те, кто не курит, наносят своему здоровью не меньший вред, знают единицы — как правило, среди курильщиков. Поэтому нам необходимо запомнить: если мы курим, мы не так уж сильно вредим своему здоровью, как принято считать. Потому что рак легких и рак как таковой — это одно и то же. Случаи рака легких очень часты и среди некурящих. Рак вообще от курения никак не зависит — зависит только место расположения потенциальной опухоли, вот и все. А клетки рака одинаковы как в легких, так и в желудке, в мозгу, в прямой кишке…

И нам не помешало бы хоть иногда задумываться над следующим вопросом: положим, рак легких вызывается курением, рак желудка — бактерией, рак кожи — ультрафиолетом, рак печени — алкоголем. Чем в таком случае вызывается рак прямой кишки (колоректальный), глазной сетчатки, головного мозга? Мы не знаем — и не только мы, но и сама онкология. А раз мы не знаем, нам явно не стоит выносить однозначных суждений и о том, что вызывает появление таких же клеток в легких. Эти суждения все равно ошибочны и высосаны из пальца.

Если же мы не курим, оставим свои заблуждения насчет того, что именно мы делаем. Памперсы для взрослых — это явно не тот «аксессуар», который ассоциируется у нас со словом «здоровье», не правда ли? Никотин нам не враг, и никакую лошадь он никогда не убивал. Правда, которую не услышишь в СМИ, заключается в том, что речь идет не о яде, а о сильном стимуляторе активности ЦНС — таком же, как спирт, кофе, таурин, эфедрин и пр.

В принципе, если у нас уже есть серьезные проблемы с сердцем и сосудами, вызвал их явно не никотин. Ведь его естественное действие заключается в стимулировании расхода холестерина, а не его налипания на стенки сосудов. А также обновления тканей этих самых сосудов, а вовсе не их разрушения. Тем не менее если у нас уже все очень плохо, прием даже разовой и нормальной дозы никотиновой кислоты и впрямь может нас убить. Равно как и чашечка эспрессо или даже обыкновенный стресс.

Увы, у нас есть повод для серьезного разочарования: в атеросклерозе никотин не бывает виновен никогда — в значении совсем никогда. В нем всегда виноваты только и исключительно мы сами — больше здесь винить некого. Даже наследственная гиперхолестеринемия (врожденная склонность к атеросклерозу) приводит к инфаркту не раньше, чем обычный атеросклероз, вызванный нашей собственной патологической ленью. И вообще, однозначно отравляющих веществ на свете не так много, как нам кажется. А решительно все, что мы съедаем или наносим на кожу ежедневно, может в потенциале нас убить. Это касается не только никотина, но и шампуней, кремов для лица и рук, цитрусовых, мяса… Нас может раздавить даже собственный гардероб или книжная полка — особенно если использовать их не так, как положено!

Так что если нам не хватает знаний или интеллекта просто употреблять каждое вещество по его прямому назначению, это явно не проблема самого вещества. А значит, если мы не курим, это, в общем, не так хорошо, как нам могло показаться по незнанию, но явно и не так уж плохо во многих других аспектах. Ведь табачные смолы и впрямь оседают на тканях бронхов и легких, провоцируя вялотекущие, хронические воспаления. А такие воспаления как раз и считаются канцерогенными — особенно если к злокачественному перерождению имеются и другие предпосылки.

Выберем путь разума, пока он нас не покинул, — раз и навсегда возьмем за правило носить пластырь курильщика. Или, что еще удобнее, принимать никотиновую кислоту отдельно, в капсулах. Можно обзавестись комплексом поливитаминов, включающих витамин В3 (напомним, он может также называться никотиновой кислотой, ниацином, витамином РР). Нам следует запомнить, что прием никотиновой кислоты любым угодным нам способом весьма заметно замедляет развитие патологий коры и облегчает их течение, когда они уже явно выражены.

Второй пункт — непосредственно холестерин. Да, все мы слышали, как он вреден для сосудов… Он налипает на их стенки, пропитывается кальцием и твердеет, образуя наросты внутри кровяного русла. Постепенно просвет сосуда сужается, а его стенка «деревенеет». Конечно, кровеносная система в таком виде непригодна к эксплуатации. Потому сперва у нас повышается артериальное давление (сосуды узкие, а кровь течет с прежним напором), затем — наступает стенокардия (сердечная мышца не может больше работать за себя и за одеревеневшие сосуды). За нею следует инфаркт или инсульт.

Долгое время проблему наука видела и впрямь в холестерине. А именно в том, что это вещество организму не нужно. Не нужно, но поступает в него с продуктами животного происхождения. Это был взгляд наивный, возникший из-за серьезной ошибки первого исследователя вопроса, академика Н. Н. Аничкова. Он кормил продуктами животного происхождения голубей, а его последователи — кроликов. То есть во всех начальных экспериментах (из коих и выросла эта теория) участвовали полностью травоядные подопытные. Еще проще, животные и птицы, по определению не способные усваивать компоненты животных продуктов и, более того, не нуждающиеся в них.

Что ж, академики тоже могут ошибаться. Впоследствии оказалось, что кроме засорения сосудов холестерин участвует в строительстве каждой клетки тела хищников и человека — образует ее мембрану. А помимо этого наш головной и спинной мозг состоит из холестерина больше чем на 90 %. Как выяснилось, миелиновые оболочки почти полностью формируются из него и аминокислот. Отсюда и такой высокий процент. Так что белое вещество спинного и головного мозга — это почти чистый холестерин.

Как видим, это вещество имеет самое прямое отношение к функционированию всей ЦНС — не только коры. Отсюда и вторая закономерность, которая сильно нас удивит: хронический (более трех лет) дефицит холестерина в организме сам по себе провоцирует развитие болезни Альцгеймера и схожих с шизофренией психических расстройств. Сам по себе — никакая плохая наследственность не потребуется. Этот факт доказали статины — одни из самых мощных ингибиторов синтеза холестерина в печени. Кстати, помимо психических расстройств они еще и канцерогенны — вызывают рак печени более чем у половины тех, кто их принимает.

Таким образом, забудем миф о вреде холестерина так же, как мы только что забыли миф о вреде курения. Все это сказки — производные современной массовой культуры и результат необходимости постоянно стимулировать наше желание купить что-то еще. Например, небезопасный препарат, неприменимый не то что для профилактики — для лечения! Или второсортный жир, преподанный под видом полезного продукта…

Словом, холестерин есть нужно — обязательно, хотя, возможно, куда меньше, чем мы едим его теперь. А по поводу оставшегося открытым вопроса с атеросклерозом можно лишь сказать, что он и впрямь пока открыт. Наука так и не выяснила, зачем печени производить два вида холестерина — «хороший» и «плохой». Ведь ирония в том, что холестерин — всегда один, всегда одинаковый. «Хороший» и «плохой» — это условные названия белковых контейнеров, в которые его упаковала печень перед отправкой в кровоток.

Почему «плохие» бляшки налипают на стенки, а «хорошие» — иногда снимают их оттуда и отправляют обратно в печень, тем более непонятно. Современное представление медицины об атеросклерозе гласит, что он вообще неизбежен и является частью процесса старения всего организма. Иными словами, что наша забота здесь — не запускать атрофию сердечно-сосудистой системы до состояния раннего инфаркта. И создавать как можно больше поводов для естественного расхода холестерина. Самая большая статья его расхода — строительство новых клеток. Поскольку нервные клетки обновляются иногда и очень медленно, нам остаются мышцы. Мышцы, которые растут всегда охотно, с известным процентом «запаса» клеток.

Вот это мы и имели в виду под словом «лень». Кто-то думает, что его сердце и сосуды может погубить никотин. А кто-то надеется избежать неизбежного путем отказа от мяса или приема еще более опасных, чем сам атеросклероз, препаратов. В обоих случаях ничего, кроме новых проблем, мы не получаем — обойти законы метаболизма сложнее, чем законы государства. Тем более если такая попытка поиска «обходного пути» создает новые дефициты там, где они уже имеются!

Еще один особый момент касается наших взаимоотношений с фосфором. Мы так долго говорили о дефиците тех или иных веществ, что уже хочется сменить тему и упомянуть о случае противоположном. А именно бывшего дефицита, которого давно нет, но мы об этом даже не подозреваем. Запутанная история? Сейчас все станет ясно!

Известно, что молекулы фосфора используются для строительства нейронов, — с его помощью образуются их некоторые внутренние структуры. Кстати, как раз «подозреваемые» в развитии болезни Альцгеймера. От зари человеческой цивилизации и до 2-й пол. ХХ века. это вещество было дефицитным в большинстве районов земного шара. В природе усвояемые соединения фосфора содержатся лишь в мясе рыб. Поэтому острой нехваткой этого вещества в организме не страдали только жители побережий — побережий любых водоемов, где водилась рыба. Все прочие получали его периодически, в явно недостаточном количестве, с большими промежутками во времени.

Однако в какой-то момент ситуация в корне изменилась. Произошло это с открытием пенящихся свойств некоторых производных ортофосфорной и пирофосфорной кислот. Пена, получаемая при взбивании этих веществ с водой, была не только устойчива. Она обладала свойствами антиоксиданта (препятствовала окислению продукта на воздухе) и текстуратора (создавала эффект однородности и густоты там, где иначе его было не получить). К тому же эти соединения оказались нетоксичны, и вскоре обнаружилось, что фосфорные основания, в них имеющиеся, усваиваются организмом так же легко, как и рыба.

С момента выпуска первых продуктов и средств бытовой химии, содержащих фосфаты (те самые соли кислот), наш дефицит и начал превращаться в избыток. Сейчас мы потребляем фосфаты с водопроводной водой (их не удалить из нее фильтрами), газированными напитками, рядом продуктов питания. И конечно, моющими средствами, которые тесно контактируют с нашей кожей. Так что рыба нам теперь почти ни к чему — мы давно уже не испытываем острой потребности в этом веществе. Более того, в зависимости от наших пищевых привычек и выбора средств бытовой химии, мы вполне можем потреблять его в слишком больших количествах.

Как видим, перед нами стоит не одна задача, а сразу несколько. Во-первых, нам необходимо уметь отличать расстройство памяти от расстройства внимания. Ведь это не одно и то же, хотя один процесс, несомненно, заметно влияет на другой. Если мы не обратили на что-то внимание, это не значит, что мы это не запомним. Но наше воспоминание может запечатлеться в сильно искаженном или неполном виде, а может не сформироваться вообще. Словом, когда мы запоминаем без внимания, мы каждый раз полагаемся буквально на судьбу.

Во-вторых, есть большая разница между временными и понятными нарушениями работы коры и, собственно, болезнью. Первые устранить значительно проще, чем вторые, равно как и их причины. К большинству патологий коры у нас имеется (или не имеется) наследственная предрасположенность. Ведь процент случаев, когда заболевание наступает у пациента без предыстории (семейного анамнеза), довольно невелик. Обычно они связаны с приобретенным в течение жизни обменным нарушением. Иногда в результате таких нарушений перестают вырабатываться медиаторы или белки, необходимые для появления/закрепления энграмм. Проще всего этого добиться с помощью хронических дефицитов необходимых головному мозгу веществ. Но иногда так срабатывает и какой-то из нормальных механизмов старения.

В-третьих, учтем, что если часть усложняющих нашей коре жизнь факторов устранить несложно, то лечение серьезных патологий памяти — дело весьма ответственное. К тому же, скажем наперед, оно почти безнадежно… В то же время предрасположенность нередко может и вовсе не проявиться или проявиться очень поздно, в легкой форме. В конце концов, кора остается корой: механизм обновления у нейронов почти не развит неспроста. Вспомним, что в процессе регулирования отклонений мозг способен сам ускорять и замедлять работу коры, изменять картину активных очагов, перераспределять нагрузку и изменять пути как прохождения, так и обработки каждого сигнала.

Как мы понимаем, в этой вариативности и состоит наш шанс. Если мы сумеем использовать ее в своих целях, каждый нарушенный путь будет тут же проложен через соседний участок. С учетом обилия реальных взаимосвязей между нейронами коры здесь вполне допустимо вообразить себе даже бесконечность вариантов — все зависит от нашего подхода.

 

О происхождении этой патологии много не скажешь. Главным образом потому, что оно не вполне ясно. Суть процесса заключается в исчезновении взаимосвязей между нейронами коры. Оставшиеся в изоляции нейроны постепенно отмирают. Речь идет об атрофии клеток коры — как правило, равномерно разлитой по всей ее площади, хотя большие поражения могут наблюдаться в лобной и височной долях. Вторые по степени распространения процесса — теменные и затылочные доли. В целом мозг умерших от болезни Альцгеймера выглядит значительно меньше мозга здорового человека. Невооруженным глазом виды отделы, подвергшиеся наиболее заметной дегенерации.

Первая и по времени, и по распространенности версия происхождения патологии гласит, что в нейронах мозга постепенно прекращается синтез ацетилхолина — одного из медиаторов, образующих краткосрочные синапсы. Вероятно, это происходит либо из-за генетической обусловленности (ранние формы — в возрасте до 50 лет), либо как одно из следствий естественного старения коры (большинство случаев — после 60 лет).

Долгое время эта версия была доминирующей. Она основывалась на том, что в самом начале патологии у больных наблюдается устойчивое нарушение именно краткосрочной памяти. Хотя впоследствии процесс затрагивает и долгосрочную. Однако версия не подтвердилась практикой лечения: средства, чье действие заключалось в стимулировании выработки ацетилхолина, проявляли неожиданно низкую эффективность. И давали сколько-нибудь заметный результат лишь на начальных стадиях. Правда, даже этот результат был вполне сопоставим с эффектом от приема обычной никотиновой кислоты…

По этим причинам в конце ХХ века возникла новая версия. В мозгу погибших от болезни Альцгеймера был обнаружен нетипичный белок — амилоид. К тому моменту медицина уже знала и этот белок, и ряд других заболеваний, связанных с его появлением в организме. Так «альцгеймер» на некоторое время оказался одной из форм амилоидоза.

Амилоидоз — это нарушение формирования одного или нескольких обычных белков тела. Обычно — вследствие аутоиммунной реакции (аллергии — необоснованной агрессии со стороны иммунитета). Нормально сформированный белок представляет собой набор аминокислот, и все. Белок — это белок.

Согласимся, что молекула сахара и молекула белка — это вещи разные. А между тем при амилоидозе причинный белок образуется именно как частично осахаренный. Речь идет о веществе, являющемся полуглюкозой, полубелком, хотя в норме некоторое количество глюкозы выделяется лишь при его распаде. В самой молекуле жизнеспособного белка сахара быть не должно. Естественно, этот гибридный амилоид не определяется клетками ни как белок, ни как сахар. По мере синтеза белок-мутант просто накапливается во всех органах и тканях, имеющих полости: в почках, печени, поджелудочной…

Так вот, его молекулы и их скопления были обнаружены и в мозгу некоторых больных. Был тотчас изобретен препарат, вызывавший распад амилоида и его выведение из тканей — такими препаратами часто пытаются замедлить другие формы амилоидоза. Увы, ученые опять ошиблись, поскольку остановка синтеза амилоида никак не тормозила развитие «альцгеймера». Хотя подобные же средства давали неплохие результаты при лечении других форм. К тому же среди больных «альцгеймером» так и не удалось найти ни одного, у кого амилоидоз затрагивал бы другие органы — повместительнее. Хотя при классическом амилоидозе это бывает сплошь и рядом.

Плюс, исследователи отметили и еще один нюанс: болезнь Альцгеймера развивается, как для амилоидоза, слишком медленно. Ведь нормальная его скорость составляет три — пять лет от момента постановки диагноза до момента смерти. А формы с особенно быстрым течением дают, как правило, от пары месяцев до полугода. «Альцгеймер» же только в скрытой форме протекает лет 5–10. Плюс еще лет пять — семь от момента постановки диагноза до летального исхода. Итого получается от 10 до без малого 20 лет течения! Для амилоидоза это явно слишком долго.

Итак, на смену двум оказавшимся несостоятельными теориям пришла третья. Касается она другого белка, специфичного именно для нервной ткани — тау-белка. Тау-белок, в отличие от аномального амилоида, для организма вполне нормален. В нервной ткани имеется шесть его различных форм. Однако и на тау-белок нашлась своя патология.

Как оказалось, дефицит или, напротив, избыток фосфора приводит к неправильному его встраиванию в молекулы тау-белков. В результате возникает молекула с ненормально плотной, как бы слипшейся структурой. Поскольку эта молекула находится внутри тела самого нейрона, он теряет способность генерировать и передавать электрические импульсы. Отсутствие работы приводит к дегенерации других его структур и постепенному разрушению.

Долгое время «альцгеймер» считался возрастным заболеванием, характерным для людей, перешагнувших 60-летний порог. Однако на данный момент уже совершенно очевидны два факта:

1. Начинается он значительно раньше 60 — причем это касается большинства больных. Первым очевидным расстройствам памяти, эмоций, поведения предшествует долгий период незначительных отклонений. Например, краткосрочной памяти, внимания, ассоциативного мышления, настроения. И период этот может достигать десятка лет. Так что патология начинается в возрасте отнюдь не преклонном — приблизительно после 40 лет.

2. Плюс, ее диагностировали и у 30-летних, и даже более молодых больных. Речь идет о случаях, безусловно унаследованных и редких, однако они существуют. И в общем, не считаются единичными.

Оттого патологию, которую в народе часто путают со старческой деменцией, нам с нею путать явно не следует. Разница здесь не так очевидна, как хотелось бы, но она есть. Люди, которые ощущают изменения, характерные для пожилого возраста, как правило, отдают себе в них отчет и настроены по отношению к ним критично. Кто из нас не слышал от старших родственников вступления «Склероз проклятый!», предваряющего очередную просьбу поискать забытые где-то очки? А интеллектуальная и моральная деградация при болезни Альцгеймера пациентом не осознается. Он вовсе не замечает странностей собственного поведения — потому и не может отнестись к ним с юмором или тем более заняться их исправлением.

 

Симптомы болезни Альцгеймера

Прежде всего нужно отметить, что распространенность этой патологии среди мужчин и женщин разнится. Так бывает со многими заболеваниями, но в данном случае разница уж очень велика — она, что называется, бросается в глаза. Дело в том, что женщины болеют «альцгеймером» в три-четыре раза чаще мужчин. А многие невропатологи с полной уверенностью говорят о пятикратном превышении «мужских» показателей. Объяснения этому феномену пока нет. Хотя существуют экспериментальные данные, говорящие о взаимосвязи между основным гормональным фоном женского тела и данной патологией. В частности, уже доказано, что норма содержания эстрогенов в крови предохраняет прекрасный пол от преждевременного развития болезни. А искусственное восстановление фона уже в постклимактерическом возрасте значительно замедляет ее развитие.

Впрочем, дальше этого наблюдения наука не продвинулась. Но у обоих полов симптомы «альцгеймера» выглядят одинаково. И в общем различий его течения, кроме частоты заболеваемости, у мужчин и женщин нет. Нам следует запомнить, что возникающее изначально чередование периодов «просветления» и обострения сохраняется вплоть до последних дней жизни больного. В этом «альцгеймер» очень схож со всеми психическими расстройствами. Но, как и для всех них, для него характерно постепенное сокращение «светлых» промежутков и усугубление симптоматики в периоды коллапсов.

 

Первая стадия

Как мы только что сказали, разница между начальной стадией болезни Альцгеймера и естественным снижением возможностей коры невелика. И заключается она лишь в том, насколько сам пациент способен ее осознавать. Это разделение могло бы показаться нам несколько надуманным, если бы не один нюанс: мы ведь помним шизофрению, не так ли? И помним, что мы говорили об особенностях ее «голосов»? Слуховые галлюцинации характерны для многих психических расстройств. Только шизофрения не является расстройством психики — это патология формирования и работы коры. А ее «голоса» являются не совсем галлюцинацией — так продолжают «общаться» части распавшейся на фрагменты личности больного.

Вот перед нами пример того, как способность или неспособность больного осознавать отклонение может сыграть решающую роль в диагностике этого самого отклонения. Ведь с латентным шизофреником, как и с больным «альцгеймером», можно прожить несколько лет бок о бок, даже не догадываясь, чем это вскоре закончится. То есть что ждет нас и его в конце этих периодических «просветлений», когда больной ведет себя совершенно нормально. А также все учащающихся ухудшений, когда он сутками не замечает ничего вокруг, погруженный в свои бредовые идеи.

Первый признак «альцгеймера» — постепенное, но неуклонно прогрессирующее ухудшение краткосрочной памяти. Не то чтобы оно было очень похоже на обычную забывчивость. Обычная забывчивость — это когда нам дал задание начальник. Мы запомнили его в общем виде, но не можем вспомнить некоторые детали. А «альцгеймер» — это когда спустя несколько часов нам звонит начальник, уставший ждать документ, который он попросил подготовить еще до обеденного перерыва. И какие там детали, если мы вообще не помним, чтобы он нас о чем-то просил!.. Другой вариант — неспособность сразу вспомнить, в каком пункте меню нашего телефона расположен телефонный справочник или другая часто используемая опция. Мы можем забывать, куда только что положили тот или иной предмет, кто и откуда только что звонил нам по внутренней связи, каким именем представился новый сотрудник и из какого он отдела.

Одновременно с памятью нарушается и внимание. Типичное проявление этого нарушения — проехать, задумавшись, нужную остановку. Или сесть вовсе не на тот рейс, перепутав цифры на табло автобуса. Особенное беспокойство у нас должны вызывать явления, когда нам несколько раз сказали сделать что-либо, однако, когда приходит время, выясняется, что мы этого так и не сделали. Особенно часто это случается при выполнении непривычных действий: сбора вещей в поездку, выполнения новой работы и пр. Причем иногда мы можем быть абсолютно уверены, что положили этот трижды благословенный фотоаппарат жены в сумку. А иногда — не помнить точно, положили мы его или нет, и просила ли она об этом пять раз подряд…

Этот тандем так похож на обычную рассеянность, свойственную многим от природы, что его часто нелегко отличить от патологии. Но если наш знакомый или мы сами рассеянностью ранее не отличались, нам, вероятно, пора задуматься, откуда она вдруг взялась. Одно дело, если мы нуждались в поводыре с детства, потому что без него нам удавалось преодолеть путь до школы без приключений лишь в единичных случаях. Но если мы все чаще заходим в комнату, уже забыв, зачем пришли, первым делом нам стоит подумать о восстановлении внимания. А затем проверить собственную память — ведь не исключено, что вскоре мы начнем забывать имена, названия, номера маршрутов…

Снижение способности ориентироваться в пространстве тоже характерно для первой стадии «альцгеймера». И кстати: первые несколько признаков еще можно списать на усталость или занятость (кто хоть раз не забывал ключи или кошелек?). А вот неспособность сразу сообразить, на каком этаже здания мы вышли, — это, согласимся, явление другого порядка. В особенности если это здание нам знакомо, поскольку мы работаем здесь несколько лет и уже бывали на данном конкретном этаже не один раз.

Аналогично, мы встревожимся не без причины, если вдруг заметим за собой приступ растерянности на знакомой дороге домой. И только потому, что обычно мы возвращаемся еще в светлое время суток, а на сей раз идем уже в закатных лучах или сумерках. Согласимся, что смена времен года или времени суток — не повод для здорового головного мозга потеряться на местности, которая ему знакома более или менее хорошо.

Наконец, у первой стадии «альцгеймера» имеется и еще один признак — обычно весьма заметные изменения в характере. Например, появление нетерпимости к критике со стороны, обидчивость (у женщин — вплоть до плаксивости), раздражительность, капризность. Эти проявления нередки при климаксе, потому если начало болезни совпадает с ним (45–50 лет), их легко по ошибке списать на колебания гормонального фона.

Первую стадию «альцгеймера» обычно сопровождают приступы апатии, бездеятельности. Они схожи с депрессией, но носят более глубокий характер. В частности, пациент может часами лежать неподвижно, не произносить ни звука, ничего не есть. При этом такие периоды никак не связаны с внешними событиями. Многие больные становятся небрежны к своему внешнему виду и личной гигиене — особенно в периоды обострения симптомов. Любые намеки окружающих на неряшливость в это время заканчиваются вспышками раздражения и агрессии со стороны пациента. Он не замечает, что начинает выглядеть все хуже, соответствовать социальным стандартам — все меньше.

 

Вторая стадия

В дальнейшем все эти «наметки» раннего периода лишь усугубляются, и к ним прибавляются новые расстройства. Например, поначалу больной не может быстро вспомнить нужное слово. Или у него появляются трудности по части воспоминания некой второстепенной информации. Скажем, новых имен и фактов, а также фактов, ему известных, к которым он обращается лишь периодически.

Впоследствии он начинает забывать уже слова, известные ему очень хорошо: имена и фамилии родных, ближайших коллег, начальства. Некоторое время у него еще остаются намеки на ассоциативное мышление, потому, не имея возможности вспомнить нужное слово, он может заменить его созвучным. Особенно часто это происходит с именами: больные сперва искажают и изменяют их, затем — полностью забывают, каждый раз называя одного и того же человека по-разному.

Второй этап — это период самых неожиданных и внешне чудаческих поступков больного. В принципе, к самостоятельной жизни он уже неспособен. Неспособен потому, что он не может достать еду из холодильника и тем более спрятать ее обратно. От него вполне можно ожидать, что он вообще забудет поесть неделю-другую. Больные не в состоянии самостоятельно определить порядок действий для гигиеничного опорожнения, потому им необходим памперс для взрослых. А также помощь при желании соблюсти обычную для их прошлой жизни процедуру.

Больной «альцгеймером» утрачивает навыки счета и связной речи, личной гигиены, обращения с бытовой техникой и электроприборами. Навык письма может сохраняться, но с явными изменениями почерка. Способность читать вслух или про себя у больных утрачивается, хотя на этой стадии они, как правило, вполне способны воспринимать смысл того, что им говорят или читают окружающие. Речь имеет тенденцию к повторам отдельных фраз, предложения часто обрываются, мысль остается незаконченной. Кстати, возобновить ход беседы больным тоже не под силу — оборванная мысль такой и остается. Больной обидчив, у него ярко выражена тенденция к замкнутости, капризам, непослушанию.

В это время первые серьезные проблемы начинаются и у ухаживающих за ним. В квартире, где проживает такой больной, не должны лежать на виду никакие потенциально опасные предметы — ножи, вилки, шампуры, электроприборы. Ведь с его стороны возможны самые неожиданные и бессмысленные действия. Утрачивающий способность адекватного восприятия действительности мозг часто «самовыражается» коллекционированием непонятных предметов. К примеру, фантиков, коробок, газет и др. Но он может и подсказать больному значительно более опасные мысли. Например, выяснить, что это за квадратная штука с двумя дырочками приделана к стене. Ведь он уже не помнит, что речь идет об электрической розетке, в «дырочках» которой содержится 220 V напряжения.

Больных «альцгеймером» не следует оставлять без присмотра даже на полчаса: мы, будучи здоровыми, просто не представляем себе, что он способен натворить за считаные минуты. Многие из этих выходок опасны для него самого и окружающих. Но если мы уже не можем сидеть с больным по состоянию собственной нервной системы, не стоит обвинять себя в бесчувственности. Уход за без малого сумасшедшим — тяжкое бремя, и никаких сил тут не хватит. А вот изливать «накопившееся» больному и впрямь нехорошо. Если у нас нет родственников, можно нанять медицинского работника — их услуги обойдутся дешевле лечения от нервного срыва. Перерывом следует воспользоваться для приятного общения со здоровыми друзьями, сеанса ухода за собой, расслабления и пр.

Кроме того, для второй стадии характерны явления, схожие с навязчивыми идеями. Допустим, пациенты часто занимаются нелепым изобретательством или думают, что их зарежут, едва они заснут. Или что они задыхаются, если на полу в комнате не разлита вода, что их пытаются отравить, подавая им определенное блюдо (к примеру, хлеб или суп с лапшой). Навязчивые идеи на редкость постоянны. Иными словами, пациент может годами, изо дня в день носить все свои сбережения с собой. Или искать предмет, которого в квартире никогда не было, просить подаяния потому, что деньги, даваемые ему родными, фальшивые…

А вот галлюцинации и бред (если они имеются, что встречается часто) могут разниться от приступа к приступу. Болезнь Альцгеймера не относится к патологиям, для которых характерны видения с определенной эмоциональной окраской — например, только мрачные или, напротив, веселые. Это в значительной степени зависит от самого больного и особенностей его случая. Скорее речь идет о проявлениях, которые здоровые окружающие назвали бы очень странными, то есть не объяснимыми вообще ничем.

Правда, практика показывает, что большинство больных «альцгеймером» проявляет склонность к социопатии. Они вредят ухаживающим за ними, демонстративно «не доверяют» им, затрудняют любые действия по уходу. Особенно это касается и впрямь пожилых больных — старше 65 лет. В таких случаях они могут «назло» делать именно то, что им запретили, что вызывает огорчение или неудовольствие окружающих.

 

Третья стадия

Собственно, она последняя, поскольку за ней следует смерть больного вследствие прогрессирующего расстройства жизненно важных функций организма. Как мы и говорили выше, головной мозг человека — это не только мышление, психика, эмоции, инстинкты. Помимо всего, что мы называем высшей нервной деятельностью, он создает и регулирует многие другие процессы более, так сказать, приземленного характера. Скажем, он отвечает за тонус мышц кишечника (включая толстый), за сердечный ритм, тонус сосудов и мышц, чувство голода и жажды, тепла и холода, сна и бодрствования… Так что постепенное разрушение мозга просто не может не закончиться отказом какой-то из этих функций.

Больных «альцгеймером» последней стадии часто сопровождают непроизвольные опорожнения, парезы и паралич конечностей, задержки стула, несварения, периоды аномалий давления и сердечного ритма, и пр. В этом периоде больному часто приходится использовать для прогулок даже не костыли — ходунки или инвалидное кресло. При этом сохраняется серьезная опасность, что оставленный без присмотра пациент попытается прогуляться без них — в том числе среди ночи.

Кроме того, у них полностью утрачивается способность ориентироваться в пространстве — вплоть до невозможности указать, где в квартире расположена ванная. И (нередко, но не всегда) понять, что означает само это слово. Часто они перестают отличать отражения объектов от самих объектов. И могут спокойно вести диалог с собственным отражением в зеркале, как с отдельным человеком. Или обращаться одинаково как к нам лично, так и к нашему отражению.

Немаловажно, что они теряют ощущение времени — не могут назвать ни текущий век/год, ни век/год их собственного рождения. При этом, как правило, даже при полном отказе хронологической памяти больные «альцгеймером» буквально переносятся во времена своего детства и юности. Иными словами, они вдруг могут начать жить полностью в реалиях и событиях собственного далекого прошлого, описывать события полувековой давности и утверждать, что это было вчера или есть сейчас. В периоды таких обострений они могут называть отдельные детали с поразительной точностью — несмотря на полностью утраченную память и связь с действительностью.

Последний феномен — это один из феноменов памяти или, вернее, забывания того, что мы когда-то знали. Энграммы при «альцгеймере» рассасываются не быстрее, чем энграммы без него. То есть физически они сохраняются даже в полностью разрушенной аномальными тау-белками коре. Мы помним, что болезнь Альцгеймера — это исчезновение возможности клетки генерировать собственный импульс, чтобы передать дальше импульс, который только что поступил в нее из соседней клетки. Одна из клеток перестает реагировать на раздражение, и это создает эффект прерывания сигнала на данном участке коры.

Говоря еще проще, при «альцгеймере» мозг не может обратиться к энграммам памяти сознательно — послать цепочку импульсов в отдельные их участки. При нем может даже возникнуть новая энграмма — просто не факт, что мозг после сможет ею воспользоваться. Ведь каждый новый импульс, вполне вероятно, будет идти к ней другим путем или не пройдет вообще. Однако в существовании самих этих «мостиков» (старых и, вполне вероятно, новых) сомневаться не приходится. Таким образом, болезнь Альцгеймера влияет на образование только новых энграмм, да и то не всегда. А старые сохраняются в обычном порядке, и на скорость их рассасывания она не влияет.

Отсюда и такая странность: пациент не помнит даже самых обычных слов в момент, когда пытается расставить их в нужном смысловом порядке. Однако если они уже имеются в его голове в связном виде, он вполне способен воспроизвести их в точности. Даже если он уже не осознает смысла звучащих слов и их сочетаний.

Но воспроизвести содержащуюся в памяти информацию при «альцгеймере» реально лишь в одном случае — когда пациент не прилагает при этом усилия вспомнить намеренно. Намеренное воспоминание ему наверняка не удастся. Получившая приказ кора попытается провести сигнал типичным для нормальной работы путем, а путь этот уже оборван. Зато в виде просто содержащейся в мозгу информации эти данные доступны — если предоставить коре «выудить» их любым еще существующим путем…

 

Лечение болезни Альцгеймера

 

К сожалению, это заболевание неизлечимо. Современные средства позволяют лишь несколько замедлить его развитие, смягчить ряд симптомов первой и второй стадий. Как уже было сказано, по мере изучения патологии наука попеременно выдвигала версии ее происхождения и соответствующие им способы лечения. Иными словами, версии эти каждый раз подтверждались или опровергались опытным путем — практикой лечения.

Скажем так: все уже выдвинутые варианты происхождения «альцгеймера», если судить по результативности мер его лечения, следует признать несостоятельными. Включая последнюю теорию о деградации тау-белков из-за расстройства фосфорного обмена во всем организме. Еще проще: на данный момент ситуация в терапии этого заболевания сложилась парадоксальная. С одной стороны, ни один из разработанных методов так и не показал универсальной высокой эффективности. То есть ни один из них не действует так хорошо, как ожидалось, на большинство больных. С другой же — в каждом конкретном случае весьма эффективным может оказаться любой из них: главное — подобрать нужный.

Мы растерялись, даже будучи пока здоровы, не так ли? Ну, в конечном счете, так ли важно знать, откуда берется патология, коль мы найдем единственный верный путь борьбы с нею?.. Нам придется попробовать разные варианты, но среди них наверняка найдется один оптимальный. Следует также, быть готовыми к тому, что на отдельных стадиях наибольшую эффективность могут проявлять разные методики. Тем не менее эффекта привыкания к тем или иным средствам при болезни Альцгеймера не возникает. Просто речь идет о поражении все новых отделов коры, стимулировать которые необходимо иногда одними и теми же, а иногда — подходящими только им средствами.

 

Гормональная терапия

Она бывает двух видов — в значении терапии половыми гормонами и терапии кортикостероидами.

1. Прием половых гормонов.

Мы сказали выше, что женщины болеют «альцгеймером» во много раз чаще мужчин. Этот объективный факт просто вынудил науку связать патологию мозга с естественным для прекрасного пола фоном эстрогенов. Дальнейшие исследования показали, что после климакса у женщин действительно начинает стремительно развиваться не один атеросклероз… Более того, в экспериментальных группах, принимавших гормональную терапию в качестве профилактического средства, болезнь Альцгеймера развивалась реже, в более легкой форме.

В большинстве случаев гормональную терапию можно включать в состав общего лечения. Что касается мужчин, то для них выраженный положительный эффект достигается путем приема препарата тестостерона. Наукой также доказано, что мужской «альцгеймер» тоже напрямую связан с преждевременным снижением основного фона.

Однако следует помнить: наилучшие результаты от приема половых гормонов достигаются при условии их длительного приема. Притом начатого либо заранее (в предшествующем климаксу периоде), либо в самом начале болезни. А это, разумеется, возможно лишь в одном случае: если пациенту известно о наличии у него наследственной предрасположенности и он хотел бы принять меры. Ведь в целом гормональное лечение любого рода несет с собой не меньшие риски, чем «альцгеймер».

Неправильно рассчитанная терапия такого рода у обоих полов может привести к повышению уровня противоположных гормонов и ожирению. А у женщин — к возобновлению цикла и патологическим беременностям (выкидыши, внематочная беременность). Особенно если женщина продолжает вести половую жизнь, несмотря на возраст.

Плюс, не забудем: абсолютно все злокачественные и доброкачественные опухоли половых желез являются гормонозависимыми. То есть существует вероятность, что они и возникают из-за патологий гормонального фона, и лечатся путем его искусственного выравнивания. Общие почти нулевые познания онкологии в том, что за механизм приводит к малигнизации (перерождению) нормальных клеток, не позволяют делать более точных утверждений. То есть вероятность, что гормональная терапия только влияет на опухоли половой системы, но не вызывает их, сохраняется. И в целом она довольно высока. Тем не менее обратное тоже возможно. Особенно если активность половых желез поддерживается искусственным путем, в период, когда она давно должна была угаснуть.

2. Прием кортикостероидов.

Кортикостероидные гормоны, как мы помним, регулируют активность всей ЦНС, начиная с главной ее части — коры. Основными гормонами для увеличения ее активности являются адреналин и серотонин. Причем последний отвечает скорее за собранность и внимание, связанные со стадией бодрствования. А первый, как мы понимаем, это гормон стресса — молниеносных реакций, быстрого мышления и готовности действовать немедля. Основными гормонами торможения являются кортизон (замедляет, собственно, генерирование и прохождение импульсов) и мелатонин — гормон сна, который снижает активность не только мыслительных центров коры, но и замедляет процессы во всем теле.

Кортикостероидные гормоны могут стать как весьма полезным средством, так и очень опасным оружием. И в обоих случаях — для самого головного мозга. Гормоны с тормозящим действием при болезни Альцгеймера, естественно, не применяются. Кроме того, чаще всего в гормональную терапию такого рода включают препараты АКТГ — адренокортикотропного гормона. По сути, речь идет о химическом родственнике самого адреналина. В норме, АКТГ вырабатывается надпочечниками, а адреналин — гипофизом. При стрессе в кровь выбрасываются добавочные порции обоих гормонов. Адреналин обладает более сильным и мгновенным действием, а АКТГ создает необходимый «фон» нервного возбуждения на более длительный период времени.

Мы должны понимать, что постоянное поддержание процессов коры в состоянии возбуждения полезно не всегда — только в качестве временной меры. Да, оно позволяет создать внешний эффект отступления болезни — у пациента улучшается память и внимание, исчезают периоды прострации, осколочное мышление вновь становится целым. Тем не менее постоянно ускоренная работа будет вызывать лишь физическое «выгорание» коры. В частности, увеличение процента гибнущих (только уже не из-за прерывания сигнала, а из-за их обилия) клеток, дефицит нейромедиаторов, повреждение нейронных связей.

Словом, терапия гормонами стресса имеет свои побочные эффекты:

1. Необходимо помнить, что ускорение синтеза медиаторов в коре потребует дополнительных ресурсов всего тела. Иными словами, это лечение несовместимо с диетой, любыми другими ограничениями рациона или заведомо неполноценным рационом. Питание при лечении такими средствами должно включать достаточное количество пищевых кислот (способствуют реакциям окисления), аминокислот, холестерина.

2. Следует быть готовыми к тому, что это лечение вызовет повышение работоспособности и тонуса всех мышц тела больного. При малоподвижном образе жизни дело может окончиться спазмами. И этот побочный эффект не так легко устранить, как может показаться на первый взгляд. Потому терапия кортикостероидами должна сопровождаться ежедневными физическими тренировками — в доступном пациенту объеме, однако так, чтобы после них он ощущал мышечную усталость.

3. Периоды более активной работы коры следует обязательно использовать для создания новых синапсов — в обход поврежденных патологией. В противном случае ни о каком долгосрочном эффекте терапии и речи быть не может — он окончится через несколько дней после окончания самого курса. Потому в периоды улучшений пациенту следует проводить упражнения на запоминание — новых фактов, стихов, слов и предложений. Возможно, освежить в памяти события прошлого, профессиональные знания, освоить новые навыки, пережить новые яркие впечатления и пр.

 

Стимуляторы ЦНС

Все мы их знаем и поймем, что это такое, едва будет названо первое средство в данном ряду. Итак, кофеин…

Да, с веществами этого типа мы знакомы хорошо, и действие их нам известно. Речь идет о кофеине, гуаране, эфедрине, таурине. Существуют и препараты с таким действием — например, «Фенамин», «Цилерт» и пр. Следует помнить, что стимулятором активности ЦНС выступает также алкоголь. Однако он оказывает возбуждающее действие скорее на лимбическую систему, чем на саму кору. Потому в терапии «альцгеймера» он неприменим и, в общем, может даже ускорять наступление некоторых его последствий.

Под действием всех этих веществ активность каждого нейрона коры увеличивается. Интересно, что такие «бодрящие» напитки противопоказаны при большинстве психических расстройств, поскольку могут спровоцировать неадекватное поведение больного. А вот у больных «альцгеймером» они ничего подобного не вызывают.

Под действием стимуляторов ЦНС в коре лучше образуются краткосрочные синапсы и ускоряется образование энграмм. Больной больше собран, быстрее вспоминает нужные слова, у него улучшается внимание. Однако если мы применяем эти вещества, нам нужно знать о них следующее:

1. Стимуляторы активности коры обладают краткосрочным действием — не более четырех часов.

2. За повышением активности коры последует ее снижение за счет выброса в кровь добавочной порции кортизона и мелатонина. Хотя, надо сказать, при болезни Альцгеймера торможение, как правило, выражено меньше, чем у здоровых любителей кофе, которые удивляются этому феномену каждый раз с новой силой. В том смысле, что многим обычным людям совершенно непонятно, как можно пить кофе целый день и хотеть спать все сильнее с каждой новой чашкой…

3. При «альцгеймере» стимуляторы особенно актуальны не сами по себе, а как средства, сопровождающие упражнения на замедление распада коры. То есть чашечка кофе — это то, что нужно перед началом чтения, письма, заучивания стихов или любой другой информации. Возможно, ее можно иногда выпивать перед прогулкой — особенно если уже имеются нарушения двигательной активности. Но в этом случае, кстати, многим больным больше подходит гуарана или эфедрин.

4. Нам непременно нужно учесть, что эти средства противопоказаны людям с больным сердцем и сосудами, хотя здоровой пока корой. Их стимулирующий эффект на ЦНС при «альцгеймере» выражен значительно слабее — такова особенность патологии. И все же с ними следует соблюдать осторожность, если у больного имеется диагноз «атеросклероз», «ишемическая болезнь сердца». А также если в прошлом у него был эпизод инфаркта миокарда или инсульта.

 

Ноотропные средства

Речь идет о медицинских препаратах — стимуляторах метаболизма в нейронах и тканях головного мозга. Как правило, при болезни Альцгеймера применяются те из них, что улучшают синтез нейромедиатора ацетилхолина. Ведь именно снижение синтеза этого вещества отмечается при «альцгеймере»…

В целом ноотропы — это вещества, известные давно. Их начали применять еще во времена, когда считалось, что «альцгеймер» чем-то сродни «паркинсону». То есть болезни Паркинсона — другой форме дегенерации коры, при которой наиболее выраженному разрушению подвергаются двигательные функции.

При «паркинсоне» нарушается выработка кортикостероидного гормона (и нейромедиатора) дофамина. У больных появляется дрожание головы и конечностей в покое, отмечается «деревянная» походка, осанка «просителя», схожая с таковой у горилл. Со временем нарушается интеллект, обедняется словарный запас. Однако «паркинсон» — это не расстройство памяти. И последствия у него несколько иные, чем у «альцгеймера». К тому же на данный момент уже совершенно ясно, что угнетение синтеза клетками тех или иных медиаторов связано не с расстройством этой функции, а с патологией самих клеток.

Мы говорим об этом для того, чтобы сделать понятной одну мысль: препараты данного типа влияют на процесс, имеющий к основному заболеванию самое косвенное отношение. То есть они могут как улучшить некоторые показатели памяти и мышления, так и не изменить ничего. Обычно они почти не влияют на долгосрочный прогноз по «альцгеймеру», хотя в начальных стадиях значительно замедляют развитие симптомов.

При болезни Альцгеймера обычно назначают «Пирацетам», «Аминалон», «Ацефен», «Церебролизин», «Амиридин». Отметим, что значительная их часть представляет собой не более чем набор аминокислот — тех самых, что можно съесть и с мясом, но при условии, что мы едим достаточно мяса. К тому же в случае с этими препаратами в организм поступает только белок — вернее, компоненты белка в той или иной полноте состава.

Как мы уже указывали выше, отсутствие в них холестерина может иногда являться преимуществом — если «альцгеймер» сочетается с развитым атеросклерозом, гипертонией, ишемической болезнью сердца. Но для самого целевого органа (головного мозга) речь идет, конечно, об однозначном недостатке. Ведь холестерин требуется ему для поддержания целостности миелиновых оболочек.

Кроме того, напомним: к ноотропам относятся и препараты никотиновой кислоты. Последние имеет смысл принимать, только если больной не курит. Если у него есть эта привычка, его просто не следует ограничивать в сигаретах. Быть может, это несколько непривычный совет. Но черный юмор, свойственный работникам медицины, в таких случаях утверждает, что больные «альцгеймером» от рака легких точно не умрут — причина их смерти уже известна и она точно сработает раньше. В то же время совершенно очевидно, что сочетание курения с приемом никотиновой кислоты может привести к передозировке. А значит, отравлению и, возможно, той самой смерти, о которой идет речь в сказке про бедную лошадь…

Небольшим исключением в ряду представляются «Амиридин», а также «Симакс». По сути, они являются антагонистами веществ, которые разрушают ацетилхолин, образующий синапс краткосрочной памяти. Еще проще: это препараты, продлевающие существование краткосрочных синапсов. И способствующие тем самым образованию новых прочных энграмм. Особенно в условиях, где из-за быстрого угасания синапсов образование энграмм тоже становится затруднительным.

В общем виде можно сказать, что большинство ноотропов потреблять в течение жизни несравнимо полезнее, чем с началом болезни Альцгеймера. Следует быть внимательными в выборе препаратов. В том смысле, что, возможно, их натуральные аналоги достать проще, стоимость их будет ниже, а полноценность состава — выше. В частности, это касается доброй половины наборов аминокислот, которые легко заменить 200 г обычного (любого) мяса в день.

Можно давать больному и рыбу — особенно если он не возражает. Но следует постоянно помнить, что «альцгеймер», есть вероятность, связан с нарушением фосфорного обмена в мозгу. Версия пока не подтверждена со всей однозначностью, но сейчас она признана основной. А для нас это означает, что рыбу лучше давать действительно понемногу — не более 100 г один раз в два дня. Дефицит крайне полезных для сосудов и тканей мозга жирных кислот, содержащихся в некоторых ее сортах, лучше восполнить 1 ч. ложкой рыбьего жира (он не содержит фосфора) в сутки.

 

Казалось бы, избитая параллель, привычка и не более — ведь одно не имеет к другому никакого отношения… На самом деле имеет. Однако, чтобы выяснить, в каком именно смысле, нам необходимо прежде оговорить: не все из того, что обычно подразумевается под оборотом «здоровый образ жизни», так уж здраво. Мы имели возможность опровергнуть некоторые такие «постулаты» при разговоре о никотиновой кислоте и холестерине — о их роли в жизнедеятельности ЦНС. В то же время мы подтвердили правильность других утверждений из этого «здорового образа», когда попытались объяснить, чем полноценное питание отличается от неполноценного и в чем суть его губительного воздействия.

Так что не будем пугаться раньше времени: эта глава не станет очередной длинной и, чего скрывать, скучной лекцией про «бросить пить и курить», «встать на лыжи», «питаться одними фруктами» и пр. Мы заучили нелепые утверждения вместе с правильными — и мешанину эту создали вовсе не мы. К сожалению, ее создала сама наука — когда попыталась объяснить сложное проще. И заодно причесать под одну гребенку как можно больше разных людей с разными условиями жизни, обменом веществ, взглядами на здоровье, набором болезней.

В стандартное представление о «здоровом образе жизни» входят:

1. Отсутствие вредных привычек — пристрастие к алкоголю в любом виде, переедание, курение, употребление наркотических веществ любой силы действия. Идеал — строго ограничение приема кофе, а также других тонизирующих напитков, которые, как утверждается, пагубно влияют на состояние сосудов и работу всей сердечно-сосудистой системы.

2. Поддержание нормы веса — возможно, с помощью диеты, сбалансированного питания или физической активности.

3. Собственно, правильное (сбалансированное) питание — такое, которое обеспечивало бы поступление в организм веществ по принципу «Поменьше углеводов и жиров — побольше витаминов и клетчатки». Иными словами, правильное питание в этом усредненном представлении подразумевает не столько баланс, сколько контроль над весом.

4. Собственно, физическая активность — хотя бы умеренная, но ежедневная. Приветствуется и график «две серьезные тренировки в неделю» — только без бутылки пива вечером у телевизора. То есть телевизор смотреть можно, но без пива — с чашкой чая. А еще лучше заменить вечерний сериал прогулкой/пробежкой в парке…

Как видим, многие из этих требований перекликаются, многие — лишены всякого теоретического смысла, хотя иногда оправдываются практикой. Например, наличие у нас лишнего веса яснее всяких слов говорит о нашей тяге к перееданию, сниженной подвижности (особенно если сравнивать ее с нашим рационом). Таков общий диагноз, действительный для большинства, но не для всех. Скажем, как быть со спортсменами, многие из которых (тяжелоатлеты, бодибилдеры) набирают лишний вес с умыслом — в период активного наращивания мышечной массы? Не стоит за них переживать — уже к соревнованиям в их организме жира останется меньше, чем на скелете в анатомическом музее.

Точно так же эта логика неприменима ко многим больным сахарным диабетом, которым и впрямь нелегко удержать вес из-за постоянных изменений скорости усвоения углеводов. И к людям, чей непомерный аппетит вызван пока умеренными обменными расстройствами — к примеру, хроническим гиповитаминозом… Так вот, стоит ли назначать срочные ограничения углеводов, клетчатку и витамины во всех этих случаях? Или, возможно, нам не помешает учесть, что фрукты тоже содержат сахар, и это очень опасно при диабете? Или что у спортсмена проблемы с весом нет вообще? Что относительно здоровому гурману иногда довольно просто начать есть больше витаминов и тяга к мясу с майонезом снизится у него сама?..

 

Спиртное

Так что с этими обобщенными советами следует соблюдать осторожность — не стоит стесняться изменять их под свои личные потребности. И тем более не стоит полагать себя менее здоровыми по отношению к тем, кто соблюдает больше этих правил, чем мы. А значит, оставим свои привычки к кофе, сигаретам, бутылке пива пока в покое. Разумеется, более 0,5 л даже пива тем более каждый вечер — это много. Само по себе пиво не то чтобы вредно, но оно содержит элементы брожения. Если мы думаем, что злоупотребление этим эффектом принесет нашему пищеварительному тракту сплошную пользу, мы не правы.

Компоненты пива не усваиваются даже на треть — большая его часть покидает организм естественным путем. Спирт усваивается на 100 %, а пиво и другие гибридные напитки — нет. Зато вся эта бесполезная (да, за исключением легкого «хмелька») жидкость с углекислотой успеет перед выведением побывать у нас в крови. То есть это будут лишние 0,5 л жидкости и углекислого газа, которые принесут с собой некоторое количество этилового спирта, немного углеводов — и более ничего. Да, без особого вреда, но и не без него.

Основная проблема именно пива в том, что обычно его требуется довольно много. Как и кваса. Во всяком случае, для достижения эффекта легкого опьянения. И мы должны понимать, что такое количество лишней жидкости неизбежно поднимет артериальное давление, растянет стенки желудка, увеличит нагрузку на почки. Чем чаще будут повторяться эти эпизоды, тем явственнее начнет сказываться вред. А вот что пользы оно не несет в себе никакой — это несомненно.

У спиртных напитков имеется один аспект пользы — их общая способность ускорять пищеварение и обмен веществ в целом. То есть ускорять во много раз, даже там, где никакие другие меры для этого не предпринимаются. Как мы понимаем, это может принести пользу, если мы участвуем в крупном застолье и еще до его начала знаем, что съедим больше необходимого. Это может стать эффективным средством улучшения пищеварения, если мы вынуждены есть не совсем подходящие нам продукты или страдаем пищеварительным расстройством.

Наконец, спирт хорошо обеззараживает пищу, что называется, не первой свежести. Впрочем, блюдо, на которое у нас имеются серьезные подозрения такого рода, можно запить и раствором уксуса. Или любой другой пищевой кислоты — эффект будет тот же самый. Алкоголь также кратковременно и сильно повышает возбудимость ЦНС и коры. Но следует помнить: в качестве стимулятора мыслительной деятельности его обычно не применяют потому, что это возбуждение является слишком сильным.

То есть если кофеин — это еще чуть более высокая, чем обычно, норма активности, то алкоголь — уже сверх всякой нормы. Связному мышлению спирт не способствует: в состоянии опьянения наши мысли хаотичны, слишком оторваны от реальности, движения — развязны. Речь не идет ни о каком отравлении нейронов — речь идет о просто слишком сильном их возбуждении. Кстати, торможение их в итоге тоже будет очень заметным… Потому, в общем, спирт ЦНС к работе не стимулирует — только задает ей кратковременную, но сильную «встряску».

 

Курение

Курить более одной пачки сигарет в день тоже не стоит — даже если норма никотина составляет две с половиной пачки в сутки и более (зависит от типа предпочитаемых сигарет). Не забудем: часть этого вещества мы получаем с обычными для нас продуктами питания. Ведь пусть и в незначительных количествах он содержится во многих из них. И стало быть, присутствует в каждом нашем приеме пищи.

Если мы не курим, учтем: мы вредим себе в таком же количестве аспектов, в котором и помогаем. Чтобы этот полезный героизм не обернулся исключительно вредным преждевременным отказом суставов, слизистых оболочек, ЦНС, сосудов и сердца, нам понадобятся добавки с ниацином. В их числе пластыри курильщика, капсулы, инъекционные препараты. А также комплексы поливитаминов специально для улучшения памяти — все, что душа пожелает!

 

Тонизирующие напитки

Кофе и другие тонизирующие напитки можно пить, только пока мы не страдаем выраженными патологиями сердца. То есть атеросклерозом, стенокардией, ишемической болезнью сердца. И уверены, что у нас не было эпизодов инфаркта миокарда или инсульта. Если нечто подобное уже имеется, кофе в том не виноват. Напротив, все это время он значительно увеличивал скорость расщепления углеводов, жиров и холестерина. Просто мы пили его много даже для такого ускоренного метаболизма… Так или иначе, кофе продолжит действовать на наше больное сердце и сосуды так же, как он действовал на здоровые. А это чревато повторным приступом — отсюда и суровость ограничения.

Вещества, стимулирующие ЦНС к работе, применяются для лечения болезни Альцгеймера, для улучшения мыслительной и двигательной активности, для коррекции некоторых временных состояний. Они полезны тем, что могут мгновенно улучшить результативность любой нашей работы — как умственной, так и физической.

Кроме кофеина существуют еще специфические энергетики, применяемые для улучшения результатов именно физической работы или ускорения обменных процессов. Например, из их числа эфедрин, гуарана, аминокислоты карнитин и таурин. Принимать их вместо кофе при сидячей работе не следует — эффекты возможны самые неожиданные и не самые лучшие. А вот перед тренировкой они, напротив, подойдут больше кофеина. Их также можно применять для улучшения показателей не слишком строгой диеты. Особенно белковой в сочетании с нагрузками (так называемая голливудская, диета д-ра Аткинса) или жировой («японская»).

Если мы используем тонизирующие средства для коррекции активности ЦНС и коры, нам следует лишь учитывать кратковременность их действия. За этот период нужно успеть сделать как можно больше, потому что потом наступит «откат», в котором работать будет вовсе невозможно. И конечно, понимать, что они не подходят для постоянного повышения ее активности — для этого не подходят вообще ни одни быстродействующие средства. Иными словами, нужно помнить и учитывать, что пить их чаще чем один раз в шесть часов — это вызывать у себя все более выраженную сонливость вместо бодрости…

 

Весьма специфичные средства

Разумеется, наркотические вещества — это явно не то, что улучшает память или облегчает существование коры. Действие их основано на существенном изменении активности всей ЦНС, включая периферические нейроны, кору и лимбическую систему. Обычно — в сторону торможения периферических нейронов и целых участков коры. Острый дефицит информации вынуждает мозг строить иллюзии — включать воображение.

Этот механизм знаком нам и без наркотиков — так рождаются все страхи перед темнотой. Мы не видим, что скрыто за ее пеленой, и кора восполняет недостаток информации от органов чувств фантазиями. А торможение логики, способности к критическому восприятию и пр. вызывают эту неповторимую «осязаемость», «глубину», «реалистичность» галлюцинаций. Состояние наркотического «полета» по механике появления и развития схоже с шизофренией — хроническим самогипнозом мозга. Речь идет о ярко выраженном торможении и отдельных его эффектах.

Кстати, для некоторых наркотиков характерен и еще более простой механизм — они могут вызывать гипоксию мозга. То есть его кислородное голодание. Оно тоже нам знакомо, поскольку именно им объясняется эффект прострации и галлюцинаций при удушье, инсульте и других эпизодах прекращения поступления кислорода в мозг. Правда, вместе с такой своеобразной эйфорией стремительно гибнут клетки коры — те самые, что почти не подлежат восстановлению. Например, свойствами вызывать гипоксию славятся «безобидные» кальяны.

Не будем читать очередную бесполезную «мораль»: являются ли эти эффекты полезными, решать только нам. Но если судить объективно, безо всяких «моралей», даже сигарета и знаменитая русская «стопка» могут принести больше пользы. В самом деле: зачем нам «летать» из-за резкого торможения коры, если полет мысли, вызванный ускорением ее работы, куда плодотворнее, шире и эффективнее?

Впрочем, каждому свое — ведь даже Шерлок Холмс в периоды вынужденного бездействия мозга спасался инъекциями морфина. Правда, речь идет о вымышленном персонаже с вымышленной способностью легко обходиться без стимуляторов в периоды, когда ему было над чем подумать. В реальности такое невозможно, ведь наркотические средства, подобно всем, органичным для нашего тела (не являющимся чужеродными), вызывают сильную зависимость. В данном случае — абсолютно бесплодную с точки зрения реальных достижений.

 

Питание

Переедание? Ну, вот это уже потребует более глубокого анализа — что означает это слово в нашем случае, поскольку в каждом конкретном случае оно может означать разное. Как правило, переедание у нас по одним компонентам рациона (в подавляющем большинстве — углеводов) сочетается с явным дефицитом других. Например, белков, витаминов, минералов. Однако из любого правила есть свои исключения: в настоящем времени все больше людей переходит на когда просто странные, когда — очень странные модели питания. И все — с целью вернуть наконец утраченное здоровье и стабилизировать вес. Здесь и вегетарианство, и сыроедство, и питание по группе крови, и монодиеты, среди коих имеется даже (чистое безумие!) диета из фруктовых фрешей. Наверняка речь идет об очередной «интерпретации» лечения соками по Бройсу…

Все эти эксперименты заканчиваются плохо — не с первого, так со второго раза. Ни одна модель питания, подразумевающая ограничение поступления каких-либо веществ в организм, хорошо закончиться не может. Даже если ограничение это носит кратковременный характер. Но факт тот, что все мы живем в разных территориальных и социальных условиях, имеем разные пищевые привычки, выработанные с детства. Кто-то привык есть кабачки с молоком, а кто-то — вермишель с хлебом. Потому у всех проблемы рациона разнятся, хотя их проявления могут походить друг на друга как две капли воды.

Коль уж нам важно, что творится у нас в организме, здесь нам никто не советчик — все придется сделать самим. Если мы ведем малоподвижный образ жизни, много углеводов, белков и жиров нам ни к чему — организму некуда их расходовать. Так что нам и впрямь не помешает заменить половину того, что мы едим сейчас, овощами и фруктами — желательно свежими. Тогда клетчатка в качестве отдельной добавки нам не понадобится — это уж слишком.

При гиподинамии суточные потребности организма легко покроют 200 г мяса или рыбы, 30 г животного жира, 20 — растительного. Мы также не переборщим, если съедим около 300 г легкоусвояемых углеводов (все хлебобулочные, все кондитерские изделия). То есть основными элементами рациона у нас в сутки должно выходить около полукилограмма. А все прочее — это сырые или слегка обработанные овощи, фрукты. Максимум, еще молоко и другие жидкие блюда. Но уж точно без хлеба.

Мало? Не приходится сомневаться, что обычно мы едим больше — намного больше. Но реальность гиподинамии такова, что потребности всех тканей и органов тела при ней минимальны. А обменные процессы в них — замедлены значительно сильнее, чем нам представляется. Мы можем не сомневаться, что едим много лишнего, даже если это сказывается на нашей весовой категории умеренно, без коллапсов в духе откровенного ожирения. Нам будет полезно знать, что жировые клетки в норме покрывают каждый орган брюшной полости. Так что мы можем быть толще, чем кажется внешне, из-за большого количества висцерального жира. И потом, не забудем: вместе с продуктами животного происхождения в тело каждый раз поступает холестерин — со всеми без исключения продуктами животного происхождения!

Самая большая статья расхода холестерина в теле — строительство оболочек для новых клеток. В том числе оболочек для нейронов. Но если это — единственное, на что он у нас расходуется, нам нечего удивляться атеросклерозу. Ах да — из него же еще производится желчь, которая расщепляет поступившие с пищей жиры!.. Но скажем по секрету: есть еще больше жира для увеличения синтеза желчи — явно не лучший путь борьбы с атеросклерозом. Лучший путь — отдать себе отчет в таких вещах, как «моральный голод» (есть не хочется, но блюдо очень вкусное) и «социальный голод».

Последнее — это не что иное, как установившиеся традиции приема пищи не тогда, когда хочется, а тогда, когда «принято». Например, застолья, на которых принимаются решения по деловым вопросам, — фуршеты или деловые ужины. А также фаст-фуд, съедаемый в кинотеатре, у телевизора, по случаю других массовых или одиночных развлечений — например, на стадионе, на катке, в парке аттракционов. Сюда же следует отнести корпоративные вечеринки, обеденные перерывы, само это правило есть не менее трех раз в день…

Словом, если мы посчитаем, сколько раз хотя бы в неделю мы ели «за компанию», а не из чувства голода, мы поймем, что нам не нужна никакая диета и моральные лишения на рационе без того или другого продукта. Подавляющему большинству тех, кто страдает ожирением из-за малоподвижного образа жизни, достаточно лишь начать есть только за себя, и только через полчаса после появления первых голодных позывов. Нам может принести пользу и переход на новую систему питания — многоразовую, но маленькими порциями.

Она очень проста и изначально не создает почти никаких ограничений. Но использующие ее утверждают, что от чувства голода она избавляет напрочь. А желание съесть чуть больше того, что уже удовлетворило наш голод (просторечное, но очень точное — «набить пузо»), пропадает уже на третьей неделе применения.

Многоразовое питание — это шесть приемов пищи в день, порциями по 200–250 г. При составлении каждой порции придется учесть недостатки и достоинства того, что мы ели до сих пор. Иными словами, избавиться от привычки питаться одними углеводами в ущерб всему остальному. Как уже было сказано выше, наше тело ежедневно нуждается в полутора сотнях различных веществ. И если мы постоянно едим только три вещества из 150 (да и те — с избытком), нам решительно нечего ожидать, что они вообще хоть куда-то усвоятся.

Белки, жиры, углеводы — это хорошо. Пищеварительная система выделила их из пищи и доставила в кровь, и это просто прекрасно. А теперь оставим пока вопрос ненужности — возьмем пример, когда они нужны. В таком случае каждая клетка хочет захватить молекулу того или иного вещества и применить ее по назначению. Какой агент метаболизма будет захватывать и доставлять его в клетку, если для его синтеза в эндокринных железах требуются не только белки, жиры и углеводы, но и витамины, микроэлементы? Какую реакцию превращения этого пусть и уже захваченного вещества сможет провести клетка, если для каждой из них для этого требуется еще три — пять других веществ?..

Потому к основным элементам рациона обязательно следует добавить вторичные — источники витаминов, минералов, микроэлементов. Сделаем мы это, введя в рацион овощи и фрукты или начав поливитаминный комплекс — дело наше. Преимущество аптечных препаратов заключается в том, что дозировки и пропорции веществ в них очень точны. Плюс, с ними мы не рискуем получить неприятный «бонус» — десяток веществ, которых не должно быть не только в овощах и фруктах, но и в нашем организме.

Что до показателей усвояемости натуральных и синтетических витаминов, то вторые усваиваются полнее, быстрее и лучше первых. Мнение обратного толка (что все натуральное усваивается лучше) — это сказка. Красивая сказка о «возвращении к природе», которое на деле невозможно, потому что от природы еще попробуй сбежать…

Каждый раз в таких случаях нам будет полезно вспоминать, что современные культивируемые растения растут и созревают быстрее, чем им положено в норме. Растут они в условиях, часто создаваемых искусственно, при участии вспомогательных веществ, произведенных полностью синтетическим путем. Многие из них содержат гены других растений и даже не растений — относятся к ГМО. Да и собираются многие из них задолго до окончательного созревания, чтобы избежать их порчи при длительном хранении.

Словом, современные овощи, фрукты и специи часто содержат вещества, о наличии которых мы даже не подозреваем. А если бы подозревали, то поняли бы, что состав таблеток, хоть он тоже не без изъяна (крахмал, глазурь, разрыхлители, красители), все же куда более предсказуем, чем состав большинства натуральных продуктов. Или что, напротив, в продуктах нередко нет или почти нет того, что мы рассчитываем с ними съесть. В конце концов, мы бы заколебались, когда мы больше идем против природы: потребляя то, что точно усвоится (даже если без особой пользы, как разрыхлитель), или то, в чем от природы осталось одно название.

Разумеется, если периоды покоя в нашей жизни сменяются периодами активности (мы посещаем спортзал по графику), перед тренировкой нужно обязательно есть. Кроме того, если эти периодические нагрузки достаточно высоки, ближайшие сутки после них у нас будет сохраняться повышенная потребность в аминокислотах — белках и холестерине. Потому в день тренировки и еще день после нее мы можем позволить себе даже 250–300 г мяса, молока, яиц, сыра и пр.

Просто если у нас есть пожелания в духе «немного похудеть», предпочтение следует отдавать сортам с меньшей жирностью. Ведь часть холестерина производится в печени, и эта собственная выработка легко покроет небольшой дефицит, что мы создадим. А если мы будем есть столько, сколько велит нам повышенное чувство голода, мы можем просчитаться и получить с этим синтезом печени его излишек. Словом, не стоит забывать: сколько мы едим, мы видим. А сколько синтезируют органы нашего тела — нет. Цифры, выведенные наукой, здесь ни о чем говорить не могут — наша печень не полагается на научные данные. Потому нам желательно все предусмотреть тем органом, который ознакомлен с ними лучше, — головой. Но ставить свое тело в безвыходное положение сочетанием нагрузок с голодовкой определенно не следует.

 

Взаимосвязь между активностью тела и коры

В сущности, она очевидна и прозрачна. Но поскольку мы от природы склонны не замечать именно очевидное, уточним. Внешне физическая активность с умственной работой не связана. Мы даже уже привыкли рассматривать эти виды деятельности как противоположные по смыслу. Да, реальность жизни в обществе такова, что умственный труд противопоставлен физическому. Получая образование, мы становимся мастерами либо укладки кирпича, погрузки и шпатлевки, либо шлифовки сиденья офисного кресла и крышки рабочего стола…

Предполагается, что противоположная деятельность нам отнюдь не запрещена — дома, в периоды досуга, лично для себя. Но на практике основной вид деятельности имеет тенденцию отнимать львиную долю нашего времени, сил и даже затрат. Например, на соответствующую одежду/экипировку, персональное оборудование, иные «корпоративные» расходы, имеющиеся как у директора, так и у крановщика. Разница лишь в том, что директору приходится покупать за свой счет часы «Rolex» и ручку «Parker», а монтажнику — плоскогубцы с рукоятками именно под ширину его ладони.

Однако жизнь общества — это одно, а жизнь тела — другое. Существуют крупные отделы ЦНС — головной и спинной мозг. Из этих отделов в каждую ткань, каждое волокно проведены «проводки» нервных стволов. Проведены они для того, чтобы главные отделы могли управлять этими тканями и получать от них в ответ информацию об окружающей тело обстановке. На ее основе центральные отделы каждый раз генерируют новую тактику поведения и регулируют внутренние процессы так, чтобы сохранить оптимальный для организма баланс.

Таким образом, работа каждого органа, волокна, системы — это и работа коры тоже. Чем активнее протекает одно, тем активнее — второе. Одно без другого существовать не может. Потому если мы изо дня в день выполняем только заученные движения, пребываем в неизменной обстановке, выдерживаем один и тот же тип нагрузок… Почему бы нашей коре, в самом деле, не атрофироваться вслед за мышцами? Разве мы так уж часто осваиваем что-то новое? А если нет, то с чего в ней создаваться новым синапсам — не то что энграммам? Остается надеяться, что у нас хоть регулярно обновляются все уже существующие «мостики» памяти…

Потому, когда мы занимаемся спортом, мы работаем не одними руками-ногами. Ведь в это время у нас повышается температура тела и потребности тканей в питательных веществах. У нас ускоряется работа центра координации движений, эндокринной, сердечно-сосудистой, дыхательной системы, системы теплообмена… А заведует распределением всех этих нагрузок кора.

И все это — еще без учета улучшения кровоснабжения мозга и органов тела, нормализации артериального давления, улучшения состояния сосудов, появления естественных, не патологических сфер для применения холестерина. Ведь тем, кто опасается атеросклероза, следует вспомнить: из холестерина строятся хрящи и сухожилия, клетки мышц и их соединительные волокна. То есть огромные массивы тканей тела, повреждаемых только при движении — при нагрузках на них.

Пока нет движения, им не нужен холестерин и сахар. Не нужен потому, что им не требуется обновление. И вот эту закономерность обойти никак нельзя — не помогут никакие таблетки и «ухищрения» с рационом. Пока телу некуда девать то, что мы съедаем, оно будет распределять эти излишки по всем свободным местам — в полостях органов, в пространстве между ними, в просветах сосудов, в подкожном жире. Мы думаем, что излишки какого-то вещества в пересчете на объем съеденной пищи — это довольно много еды. А на самом деле при почти полной неподвижности нам не поможет даже растительный рацион — нам и впрямь должно хватать 100–150 г пищи в сутки!

Ну а для развития крупных отделов ЦНС разные виды спорта подходят неодинаково. Например, требующие отточенной, всегда одной и той же техники движения (бодибилдинг, фитнес, тяжелая атлетика и пр.) очевидно являются не лучшим вариантом. Бег, лыжи, велосипед — это уже посложнее. Причем не только для нас, но и для коры, а также позвоночного столба. Правда, в беге, лыжном и велосипедном спорте придется разнообразить трассы и время суток. Поскольку, в сущности, эти действия для организма довольно типичны и отработаны им с детства. Идеальный вариант занятий этими видами спорта — не в спортклубе, на тренажерах, а в реальных условиях.

Если же мы выберем вид спорта не простой, а, так сказать, специфичный (скалолазание, конкур, баскетбол и пр.), коре придется придумывать что-то новое каждую тренировку. Ведь маршруты и условия в таких видах спорта каждый раз разные, движения повторяются лишь наполовину. Можно пойти танцевать, увлечься командными и игровыми видами спорта — хотя бы на любительском уровне.

Если мы молоды и вообще чувствуем, что это — наше по духу, почему бы не заняться менее официальными, без налета «спортивности» видами активности в духе паркура, скейтборда, брейк-данса? Эти движения разнообразнее, чем на велосипеде, а многие правила здесь не прописаны так удручающе строго, как в классическом спорте. Они требуют прекрасной физической подготовки, выносливости, создают все условия для активной работы коры, мозжечка и лимбической системы. Только не следует прыгать с парашютом и не стоит играть в футбол. Это менее интересно мозгу, сильнее зависит от навыка поведения и обращения с внешним оборудованием, создает мало простора для сложной деятельности нейронов.

 

Что ж, в данный момент мы уже начали питаться лучше, сбалансировали скорость поступления различных веществ с их расходом, улучшили кровоснабжение мозга, дали ему непривычную нагрузку. Мы уже сделали так много, что, казалось бы, имеем право ожидать первых положительных результатов. Наверняка мы заметили, что начали крепче спать и быстрее соображать даже спросонья, до первой чашечки кофе. Так что результат-то уже имеется. Правда, памяти он пока касается мало. Но это совершенно нормально, ведь все, что мы сделали до сих пор, прямого отношения к ней и не имело.

Мы оздоровили, так сказать, сами условия существования головного мозга и улучшили обменные процессы в нем. Теперь пришла пора заняться непосредственно предметом нашего интереса — памятью и избавлением от забывчивости. До сих пор у нас не было оснований требовать от нее более качественной работы: откуда, если ей не из чего было строить синапсы и энграммы? Зато сейчас ситуация изменилась коренным образом, и у нас на руках все аргументы.

 

Приобретаем новые знания и навыки

Узнавать что-то новое полезно всегда, всем, в любом возрасте и независимо от текущего состояния тканей головного мозга. Но простое коллекционирование знаний — это, пожалуй, не то, что нужно. У людей с энциклопедическим образованием частенько появляется путаница в голове — особенно с возрастом… Возможно, нам следует начать с элементарных вещей — например, разгадывать кроссворды (тренирует ассоциативное мышление) и вновь взяться за заучивание стихов. Верующим людям, вероятно, больше подойдут молитвы, хотя и учить их сложнее — из-за отсутствия рифмы.

Благо такие варианты хобби не потребуют ни расходов, ни упорных поисков, так как кроссворды сейчас публикуются в каждом печатном издании, а сборники стихов имеются в каждой домашней коллекции книг. Только воспользуемся небольшим советом из числа полезных, но не обязательных: возьмем стихи, которые нам нравятся, а не которые мы полагаем простыми или сложными для запоминания.

Классика — это, конечно, прекрасно, но она еще в детстве задевала не всех из нас. Возможно, в детские и школьные годы мы смотрели на мир иначе, да и интересы у нас были другие. Поэтому перечитать подзабытых поэтов не помешает — читать вообще полезнее, чем смотреть телевизор. Дело в том, что средства кинематографа и возможности компьютерной графики воссоздают наглядно, в мельчайших подробностях то, что мог бы вообразить, представить по словесному описанию наш головной мозг. То есть когда мы читаем, мы включаем воображение, ассоциации, фантазию, многие элементы памяти. А когда мы смотрим телевизор, у нас работает лишь зрение и зрительная память.

Что касается именно литературных произведений, то, есть большая вероятность, мы по-новому взглянем на шедевры, которые когда-то нас заставляли зубрить учителя. Многие уже взрослые и даже пожилые люди заново открывают для себя знакомые еще из школьного учебника имена, как раз когда задумываются о таких практических вещах, как улучшение работы своей стареющей коры… А поскольку современное человечество со школьных лет не продвигается в знакомстве с искусством ни на шаг, для многих такие упражнения становятся настоящим откровением.

Кроме поэзии и прозы нам будет полезно узнать, что некоторые занятия делают акцент и на другие области мышления или памяти. Как мы только что сказали, кроссворды и все их разновидности — это ассоциативное мышление и словесная память. А литература обращается одновременно к нашим чувствам, воображению, исторической, семантической (словесной) и предметной памяти (для воссоздания деталей по описанию). Если, к примеру, мы займемся разгадыванием или сборкой головоломок, мы подключим к работе логическое мышление и свои аналитические способности. То есть ту часть работы коры, которая нужна нам не только для помощи детям/внукам при решении домашних заданий, но и для планирования собственной жизни и работы. А, скажем, сборка паззлов, мозаики или конструктора — это сплошь внимание, аналитика, тонкая ручная работа и зрительная память.

И нечего стесняться этого «впадения в детство». Между прочим, сборка уменьшенных копий кораблей, машин, самолетов весьма популярна как хобби. Особенно среди людей с высоким статусом, уровнем престижа и материального достатка. Если верится с трудом, мы можем зайти в магазин, где продаются такие копии ручной работы, и взглянуть на ценники… Хорошо изготовленный, качественный «мерседес» или «роллс-ройс» размером со шкатулку для драгоценностей — это очень дорогой и престижный элемент декора. А закрепленное лаком или клеем огромное мозаичное панно на полстены — абсолютный хит сезона!

Разумеется, существуют и более оригинальные хобби: изготовление чего-либо из папье-маше, картона, старых спичечных коробок, пластиковых бутылок… В конце концов, существует еще вышивание, вязание, кройка и шитье. Но, нужно сказать, последние три вида деятельности чуть менее выгодны с точки зрения нашей конечной цели. Они тоже требуют внимания и зрительной памяти, но и трудиться над каждым изделием придется довольно долго, с напряжением зрения, через скучные, монотонные движения. А вязание, кстати, может проходить вообще с минимальным участием коры.

Кроме таких «домашних» развлечений лично для себя можно заняться творчеством, требующим совершенно новых и сложных для освоения навыков. К примеру, рисованием, резьбой по дереву, мелкими столярными работами — такими, как изготовление рамок для картин, полок и пр. Существует также игра на музыкальных инструментах — соседи явно не одобрят, но что они вообще одобряют? Или изучение иностранных и особых языков — таких, как язык жестов. Последнее занятие, кстати, развлекает значительно больше, чем приевшаяся романо-германская группа вроде английского и др.

Даже если реальные познания в этих языках заставляют нас путать с оригиналом пародии наподобие «бредл сивл оф кэбл», эти языки нам, согласимся, все равно приелись. Приелись если не на практике, то в теории — по фильмам иностранного производства, названиям фирм и импортных товаров, слоганам рекламы, и другим мелочам, окружающим нас ежедневно. Кстати, если такой эффект имеет место, нам будет полезно обойти этот уже сформированный в сознании стереотип. Запомним, что многим людям с нетривиальным складом ума нравится учить редкие языки. В значении, редкие для нашей традиции преподавания и отличные по структуре от того, что нам доводилось слышать прежде. Из их числа японский, арабский, хинди, иврит, и т. д.

 

Разнообразим нагрузку на кору

 

Помимо всех уже упомянутых «маленьких хитростей» нам будет полезно иногда стимулировать свой мозг к работе и другим путем. К слову, люди определенного склада характера и ума часто достигают наилучших результатов именно с этой техникой. Особенно это касается флегматиков, склонных к систематизированию, постоянных в привычках и вдумчивых в работе любого рода. Им, как никому, полезна периодическая «встряска» коры — новые впечатления и обстоятельства, не требующие при этом усвоения новых знаний или навыков. Тем более в большом объеме, с повышенной степенью точности и быстром темпе, чего они попросту не смогут сделать.

Техника, о которой мы говорим, применяется и не нарочно, с давних пор, в обычной жизни. Например, именно она лежит в основе тонизирующего и оздоровительного эффекта ото всех путешествий — свадебных, отпускных, любительских. Мы инстинктивно применяем ее, выезжая ненадолго в другую страну и климат, местность, часовой пояс. Резкая перемена окружающих организм условий дает не только свежие впечатления мозгу. Она стимулирует защитные силы организма, заставляет его «собраться» и приготовиться к любым неожиданностям.

В заботах о состоянии коры и улучшении памяти нам так далеко заходить (вернее, заезжать) не придется. Ведь нечто подобное несложно организовать и в обстановке, которая окружает нас теперь. Как мы помним, привычная для мозга картина мира — та, которая возникает у него по итогам сопоставления сигналов от пяти органов чувств. Как правило, основную работу выполняет лишь один из них, а прочие создают эффект более полного освоения предмета.

К примеру, вкусное блюдо мы оцениваем, прежде всего, глазами. Но информация, воспринятая ими, полной не является. Ведь в реальности степень аппетитности блюда полностью может определить лишь язык с его вкусовыми рецепторами. Глаза в данном случае не предназначены для всесторонней оценки, потому, пока мы рассматриваем блюдо, наши ноздри еще и активно улавливают его аромат. Предварительно мозг выдает оценку «можно попробовать». Мы пробуем блюдо, и только тут кора выносит окончательный вердикт — насколько были правы органы косвенного восприятия.

Точно так же происходит со всеми объектами внешнего мира. Для каждого из них у самого мозга имеется орган основного восприятия. А остальные органы чувств выступают по отношению именно к этому объекту вторичными. То есть информация, воспринятая ими, считается неполной, требующей окончательного подтверждения.

Как видим, наш мозг — изрядный лентяй. В том смысле, что сопоставлять одни косвенные данные он не привык и не любит. С него довольно, что он раз и навсегда распределил, что чем воспринимается, и забыл об этой проблеме. После чего ему остается только иногда подключать имеющийся в памяти прежний опыт — да и то в самых сложных случаях.

В обычной жизни мы даже не замечаем, как стереотипично наше восприятие окружающего мира. Причем не только в столь зыбкой сфере, как человеческие взаимоотношения, а и во вполне предметной сфере окружающих нас вещей, обстановки, природных явлений. В обычной жизни — да. Но не секрет, что иногда эта «обычная» жизнь заканчивается — потерей одного из органов чувств в результате заболевания или травмы. И вот в такие моменты стереотипы работы коры могут стать самым большим препятствием для нашего возвращения к полноценной жизни.

Научить мозг видеть кожей пальцев, слышать звук как тактильную вибрацию, обонять кожей лица — все это иногда не получается осуществить даже путем многолетних тренировок. А кому-то, напротив, удается восполнить утраченные функции за считаные недели. Все зависит от степени, а также особенностей развития коры и органов чувств.

Иногда к более тесному «сотрудничеству» различных отделов ЦНС имеется наследственная предрасположенность — точно так же, как и к их врожденным патологиям. Но наука настаивает на мнении, что к таким вещам каждый из нас способен с детства. Просто в дальнейшем синестезия как явление все заметнее разбивается логикой, так как кора учится четче относить одни сигналы к одному органу, а другие — к другому. По мере взросления и накопления жизненного опыта число алгоритмов в коре растет, они начинают заменять многие экспериментальные схемы ее работы.

 

Упражнение 1

Так вот, воспользуемся еще одним способом «возвращения в детство», утешаясь тем, что наши упражнения — это еще не маразм. Ведь мы делаем это намеренно, понимая смысл своих действий, не правда ли?.. Наша задача сейчас — создать коре непривычные условия восприятия привычных вещей. Для этого некоторые предметы нашей домашней обстановки лучше переложить совсем на другое место. Полный беспорядок создавать не обязательно — достаточно поменять местами содержимое самой верхней и самой нижней полки в шкафу. А это содержимое можно сложить на новом месте наиаккуратнейшим образом.

Кстати, складывать полотенца вчетверо, как мы обычно делаем при складывании стопки, можно с закрытыми, а не открытыми глазами. Наверняка нам будет интересно попытаться узнать именно эту вещь на ощупь — ведь даже у однотипных вещей после некоторого периода употребления появляются свои «приметы». А если мы при этом еще и ненароком определим цвет одной из них, мы раз и навсегда поймем, на что в реальности способен наш мозг.

Точно так же с «выключенным» зрением можно выполнять другие привычные и безопасные действия. В смысле того, что на ощупь можно иногда принимать душ, есть или переодеваться, мыть посуду. Но — только если среди посуды нет острых предметов. Кроме того, с закрытыми глазами нельзя готовить пищу, пользоваться кухонной техникой, мыть окна и пр.

 

Упражнение 2

Существует и еще одно забавное упражнение — забавное своими результатами, особенно поначалу. Известно, что ранее считалось модным, полезным и даже почти обязательным переучивать левшей в правшей — во всяком случае, в отношении основных действий наподобие письма и приема пищи. Было распространено мнение, будто эта небольшая аномалия создает слишком серьезную предрасположенность к труду того или иного типа.

Разумеется, природный уклон в творчество у детей не всегда приветствовался родителями — представителями более успешных и практических специальностей. Вот таким путем многих детей еще в дошкольном возрасте пытались «переделать» из потенциальных художников в потенциальных инженеров. Особенно это касалось стран СССР, славившихся выпускниками именно технических вузов и обладавших весьма специфичным взглядом на искусство любого рода. Однако нужно отметить, что пришел данный обычай из Европы. Тогда наука лишь начала изучать головной мозг, и ученые всего мира мыслили в этом направлении примерно одинаково — достаточно примитивно.

Конечно, сейчас многие из нас не столько пишут, сколько печатают — на компьютерной клавиатуре. А этому прибору глубоко безразлично, правша пользователь или левша. Да и сама «мода» уже прошла, не оправдавшись ни результатами, ни перспективами, ни ходом научной мысли. Но в качестве добровольного, а не насильственного действия мера теперь широко применяется теми, кто хочет улучшить взаимную координацию между полушариями своего головного мозга.

Попытки делать противоположной рукой то, что мы привыкли делать одной из них, позволяют уменьшить разницу в «специализации» полушарий. То есть снизить эффект доминирования одного из них в решении ежедневных задач, добиться их более частой совместной работы над проблемой. Безусловно, доминирующим у нас как было, так и останется лишь одно из них. Зато кора второго получит шанс освоить нечто новое, развиться в лучшую сторону. Да и доминирующее полушарие лучше «запомнит», что ему не обязательно брать на себя все обязанности по распределению моторики…

Кстати, нам, вероятно, будет интересно узнать, что существуют не только правши и левши, но и люди, способные писать обеими руками с одинаковым успехом, одинаковым почерком. Именно те, у кого оба полушария работают одновременно и с одинаковой нагрузкой, считаются наиболее одаренными среди обычных людей. То есть не среди гениев — людей сверходаренных, но, увы, лишь в одной области знания. Они проще других усваивают знания, достигают больших успехов в спорте и умственной работе любого рода, дольше сохраняют способность обучаться новым навыкам.

И, что особенно любопытно, такие люди почти не страдают патологиями мозговой деятельности. Иными словами, среди них нет ни «склеротиков», ни «маразматиков», ни больных «альцгеймером». А их высокие способности в спорте объясняются просто равномерным развитием и улучшенной взаимной координацией правой и левой половины туловища. Любопытно, не правда ли?

В самом деле, различие в активности правого и левого полушарий сказывается на жизни нашего тела и его развитии значительно сильнее, чем мы привыкли думать и замечать. Речь идет не только о способности писать. Кто из нас не замечал, что сумку ему удобнее всего носить лишь на одном плече? Кто из нас поднимает тяжести обеими руками с одинаковым удобством? Кому абсолютно все равно, какой рукой держаться за поручень в автобусе, едущем «за 100» по горной дороге? Наконец, есть ли на свете хоть один человек, у которого обувь с правой и левой ноги изнашивалась бы одинаково?..

Таких мелочей очень много — они окружают нас каждый день. Поначалу эти разности элементарных движений, мимики и особенностей лица на правой и левой половине нас удивляют. А после мы к ним просто привыкаем. И утверждение, что, если сложить только правые и только левые половины лица каждого человека, получится два совершенно разных лица, видится нам не более чем любопытным феноменом. Феноменом, из которого лично для нас ничего не следует.

Сам феномен мы только что объяснили: разная манера мозга управлять мышцами и обменными процессами в той или иной половине туловища приводит к разному их поведению, развитию, виду. И это не всегда только интересно. Например, разные лица, которые создаются через отражение одной из половин лица, — это забавно. Необходимость выбрасывать туфли потому, что на одной из них каблук стерся до супинатора, хотя второй цел, — это неприятно, но тоже вызывает улыбку недоумения. А вот дистония (разное артериальное давление в правом и левом кругах кровообращения) — это уже совсем не смешно. Потому что голова при дистонии раскалывается буквально на кусочки, и ни одно обычное лекарство от этой боли не помогает. Ведь все они способны либо поднять давление, либо снизить его. А страдающему дистонией нужно одновременно и то и другое, только для разных половин туловища…

Если мы прониклись важностью темы уже достаточно, отвлечемся от клавиатуры, на которой мы печатаем обеими руками, хотя и с разной степенью изящества. Возьмем ручку теми пальцами, которыми мы этого делать не привыкли, и попробуем писать. Сперва нам придется научиться выводить отдельные буквы: если мы думаем, что уже умеем это потому, что свободно пишем основной рукой, мы быстро поймем, что ошибались. Единственная поблажка, которую мы заработали еще в школе, заключается в том, что выводить их второй рукой мы научимся быстрее, чем, помнится, учились первой.

После освоения отдельных букв следует попробовать писать слова и предложения. Красиво писать обеими руками нам уже не суждено — если нас не переучивали и от природы нам не дано, едва ли такое возможно. Однако нам непременно стоит попробовать сначала довести навык до пусть корявого, но свободно читаемого почерка, а после — до тех вершин каллиграфии, до каких мы только сумеем добраться.

Упражняться более получаса в день не нужно — для гимнастики будет вполне достаточно. Спустя эти полчаса мы почувствуем явную физическую и умственную усталость — такую, словно мы не набросали несколько строк, а изрядно поломали голову над задачкой или накололи грудку дров. Несколько неожиданно, верно? Но на деле нас ждет еще одна неожиданность: попросив кого-то из окружающих набросать несколько слов рядом с нашими каракулями его «второстепенной» рукой, мы убедимся, что почерк-то одинаковый!.. Да, в действительности манера письма противоположной рукой — одна на всех людей мира. Казалось бы, как могут быть похожи неумелые «крокозябры», но тем не менее.

На том оставим пока руки в покое, но обязательно отметим про себя: мы необычно хорошо для нас и для первого прочтения запомнили именно ту часть текста, которую пытались написать противоположной рукой. Убедились, что это так? Отлично — теперь мы видим, как непривычная для мозга работа сказывается на его способности запоминать! Возможно, в следующий раз мы запишем то, что нужно обязательно запомнить, другой рукой?.. Мы запомним написанное гарантированно — в этом можно не сомневаться!

 

Упражнение 3

Ну а пока продолжим расширять возможности своей коры и памяти. Возьмем из ящика, где хранятся вдали от наших глаз некоторые не слишком нужные в обиходе предметы, одну из таких вещей. Мы ее знаем — купили когда-то да после убрали при смене интерьера или потому, что надоела. Для работы нам подойдут любые предметы, содержащие много мелких деталей или особенностей. Но они должны быть из числа тех, что нам знакомы и в то же время не мелькают на виду постоянно.

Это могут быть вышитые еще бабушкой салфетки, шкатулки, подсвечники и прочие заменяемые интерьерные украшения. За неимением таковых (редко, но бывает) подойдет даже старая фотография из альбома. Только лучше именно из альбома, а не с компьютерного экрана. Дело не в носителе информации, а в том, что экран, в отличие от фотографии, постоянно мерцает с невидимой для глаз частотой. Изображения на нем лучше не рассматривать без острой нужды — в непрерывном и быстром мерцании заключается секрет такой сильной усталости глаз после работы за компьютером. Эта вещь очень портит зрение — независимо от времени, проведенного в ее «обществе». Потому чем реже мы заглядываем в монитор (лучше смотреть на клавиатуру), чем меньше деталей нам там нужно разглядеть, тем здоровее мы будем…

Итак, выбранный предмет следует очень внимательно окинуть оком в течение двух-трех секунд. Нужно постараться запомнить как можно больше подробностей — резьбы, вышивки, цветов, перспективы и пр. Затем нужно отставить предмет, закрыть глаза и попытаться вспомнить его со всеми деталями, какие нам только удалось зафиксировать.

Вспоминать более одной минуты не стоит — большего, чем за эту минуту, мы все равно не воспроизведем. Потом мы можем открыть глаза и повторить все сначала. Если так сразу и все запомнить не удается, время рассматривания предмета можно увеличить до 20 секунд за один раз, но не более.

Будет уместно, если мы зафиксируем «стартовое» время, которое требуется нам для достаточно подробного запоминания (не более трех пропущенных деталей) предмета. Результат, с которого мы начинали, весьма пригодится нам через месяц занятий — чтобы увидеть, есть ли прогресс, как можно более наглядно.

Допустимо также не вспоминать предмет в уме, а записать все, что мы смогли о нем вспомнить, на бумаге. Это особенно полезно делать людям с бедным словарным запасом, трудностями с запоминанием слов и их значений. А также с неспособностью вынести объективную оценку — насколько много из того, что было нужно, они смогли вспомнить. Поскольку записанное, в отличие от промелькнувшего в мозгу, после открывания глаз изменить не так просто, мы будем лучше видеть разницу между полной картиной и тем, что нам запомнилось.

 

Упражнение 4

Еще один вариант усовершенствует ту часть памяти, которая требует запоминания подробностей не одного, а нескольких предметов одновременно. Если мы рассматриваем одну вещь, мы тренируем наблюдательность. Теперь хорошо бы еще научиться строить цепочки выводов из замеченных мелочей, и мы станем-таки шерлоками холмсами!..

Ну а поскольку на славу великих сыщиков мы пока не претендуем, разнообразим свой опыт запоминания ситуацией из тех, что могут нам очень мешать в жизни. Все мы их знаем: внезапно нас окружает несколько человек (больше двух), и все начинают говорить что-то наперебой, одновременно. Такое часто случается с лицами, занимающимися общественной деятельностью, работающими в продажах и других сферах, где постоянно приходится контактировать с клиентами.

Согласимся, навык слышать и отвечать всем сразу постепенно вырабатывается, но всегда оставляет желать лучшего. А главное, частым следствием таких моментов становится неспособность после воспроизвести требования всех, с кем мы говорили. У многих потом возникает понимание, что из-за невнимательности они сказали или пообещали много лишнего. Быть может, назвали не те сроки, взвалили лично на себя ответственность за решение даже тех вопросов, которые положено решать другим сотрудникам. И вообще, мы можем себя поздравить: за несколько минут полной невозможности сосредоточиться мы сами «подкинули» себе уйму ненужных хлопот!

Поздравить мы себя можем, но переживать, что такие ситуации действуют гипнотически на нас одних, не стоит. Аналогичные приемы часто используют мошенники самого разного толка, начиная с толпы ярко разряженных, крикливых цыганок. У представителей этой народности есть свои секреты обмана, легкого гипноза, вымогательства. И они передаются из поколения в поколение. Развязность поведения, громкий голос, блестящая одежда, быстрая речь — все это не столько национальные, сколько, так сказать, профессиональные черты хороших манипулянток.

Жертва в такие моменты пытается уследить за всем сразу: за тем, что делает и говорит каждая из окруживших и подступивших вплотную «сорок». Тем более что в поведении и речах каждой мошенницы имеются настораживающие наш рассудок черты. Но поскольку следить за таким количеством мелочей кора обычно не привыкла и не умеет, в ней быстро возникает эффект информационной перегрузки.

Если информация систематична, мы чувствуем лишь усталость и тяжесть в голове — такое случается и на лекции, и на работе. А когда она хаотична, наступает момент, когда кора просто отключается. Этого момента и ждут мошенники — когда он наступит, с нами можно будет сделать все что угодно. Мы добровольно отдадим кошелек, снимем серьги и недешевые часы, вручим ключи от машины и квартиры… И уже через полчаса будем сами недоумевать: как такое могло случиться с нами, здоровыми, вменяемыми, внимательными и критичными людьми?!

Весь секрет устойчивости или неустойчивости к такому типу гипноза в том, что кора одних людей более привычна расставлять приоритеты в любых ситуациях, а других — нет. В любом случае и при любом навыке для мозга это — задача не из легких. Ведь суть всей его работы состоит в том, чтобы осмыслить, сравнить с информацией в памяти, систематизировать, создать оптимальную тактику… Так что такую способность лучше тренировать отдельно, независимо от того, видали ли мы хоть раз в жизни негативные стороны ее отсутствия или нет.

Соберем на столе 10–12 мелких предметов, разложим их безо всякого порядка и системы, отдельно друг от друга, но так, чтобы все сразу находились в поле нашего зрения. В течение 10 сек нужно рассматривать эти предметы — хоть все сразу, хоть по очереди. Затем — накрыть их непрозрачной тканью и перечислить в уме либо на бумаге все подробности, которые мы запомнили по каждому предмету. После чего убрать ткань и сравнить результат памяти с фактом действительности. Можно перемешать предметы и повторить все сначала. Но более пяти раз с одними и теми же предметами упражняться не стоит — лучше взять другие.

Большинству людей привычнее и удобнее рассматривать такие предметы по очереди, даже если подсчитать, что на каждый предмет при рассматривании вместе уходит 10 сек, а при по отдельности — 1 сек. Но способность запоминать детали, даже взглянув на предмет в целом, тоже нужно развивать — от природы она имеется у единиц, и их считают своего рода гениями. Ведь чтобы прочесть полную страницу текста, им нужно лишь мельком взглянуть на нее…

Попробуем составить из осколков некое подобие системы — то, над чем мы сейчас работаем активнее, чем над самим запоминанием. Перемешаем предметы, опять посмотрим на них 10 сек, накроем их тканью или закроем глаза. Представим все предметы на столе и выделим из них те, что запомнились нам лучше всего. Запишем по памяти все, что можем вспомнить именно о них, сравним с действительностью.

А теперь уберем запомнившиеся нам предметы, заменим их другими. И выберем себе из новой группы один-три предмета, которые мы хотели бы запомнить так же ярко, как те, прежние. Перемешаем все предметы, рассмотрим их все так, как и прежде (10 сек на группу), закроем, попробуем описать по очереди. Только не нужно пытаться обмануть самих себя, рассматривая все отведенное время лишь предметы, выбранные в фавориты ранее. Кого мы обманем, если мы не на уроке и за нами никто не следит?..

Вполне вероятно, хоть что-то у нас выйдет уже с первого раза. Но может и не выйти — то есть в итоге мы о выбранных предметах сможем запомнить столько же, сколько и о прочих. Или больше всего информации у нас будет о старых, не новых предметах группы. Что ж, упражняться нужно, постоянно заменяя предметы. И до тех пор, пока у нас не начнет получаться замечать многие детали за ними всеми, но больше деталей — именно за теми, что мы выбираем нарочно. Когда начнет, в толпе цыганок или недовольных клиентов мы будем чувствовать себя уже куда увереннее.

Кстати, хоть это и не имеет прямого отношения к нашему разговору, из постепенно смыкающейся вокруг толпы любого рода лучше выбираться сразу, не вступая в прения. Если речь идет о мошенниках, нужно уходить энергично, не останавливаясь. Решительному человеку дорогу преграждать не хочется, и они наверняка не предпримут вторую попытку, если первая не удалась. Если же дело в экстренной, но рабочей ситуации, разумнее отойти и встать спиной к ближайшей стойке, столику, любому другому предмету интерьера, который потянувшаяся за нами толпа не обойдет. Это сообщит нам и нашей коре точку опоры — мы сразу почувствуем более прочную основу под ногами.

 

Упражнение 5

Раз уж мы занимаемся дома, позволим себе сосредотачиваться иногда и на улице, в офисе, в другой привычной обстановке. Постараемся рассмотреть и запомнить детали рамки на стене напротив и картины в ней. Затем закроем глаза и воспроизведем увиденное. Точно так же можно поступать вообще с любыми окружающими предметами, кроме тех, что во второй раз нам наверняка не попадутся. Например, нет смысла запоминать незнакомую машину на дороге: когда она исчезнет за поворотом, нам будет не с чем сравнивать результат памяти. К тому же, как мы понимаем, дорога — место опасное, не подходящее для таких «увеселений». А вот машины на офисной стоянке… Ну, если это нас развлечет… Во всяком случае, машину шефа мы наверняка встретим на том же месте и завтра, и послезавтра…

Но лучше всего, конечно, работать с более изменчивым и разнообразным материалом — лицами (даже хорошо знакомыми), голосами, деталями одежды. Если мы возьмем наугад любого хорошего знакомого и навскидку опишем все детали его наружности, которые сможем припомнить, мы поймем, что его образ у нас в голове довольно сильно обобщен и расплывчат. Постараемся как следует рассмотреть его в подробностях при следующей встрече. Наверняка наш пристальный, изучающий взгляд не останется незамеченным, и к этому нужно подготовиться заранее. Самый популярный ответ на все вопросы, возникающие в таких случаях: «Ты сегодня выглядишь просто превосходно — вот, пытаюсь понять, в чем секрет!»

 

Упражнение 6

Помимо развития памяти и всех забот о ее восстановлении нам поначалу все равно понадобится облегчить ей работу. Да и не только поначалу, ведь иные дела нужно помнить ближайшие часы, иные — всю жизнь, а дел всегда так много… Во-первых, наши, так сказать, преходящие заботы проще доверить бумаге, чем голове. Ведь бумага все терпит, а кора — нет. Кора может и отказать, и затормозиться из-за информационной неразберихи. А срок хранения списка дел «на сегодня» идеально совпадает со сроками исполнения этих дел: все сделано — прощай список! А если мы будем запоминать, мозг потратит ресурс на эти пустяки и сам после будет думать, как быть с возникшими «мостиками» памяти.

Во-вторых, составление списка дел многим кажется делом скучным и каким-то неприглядным. Действительно, планы на выходные, составленные в уме, манят и зовут. А планы, перенесенные из головы на бумагу, просто удручают. Подумать только — мы же после шашлыков еще в парикмахерскую собирались!.. Что ж, для натур творческих и живущих вдохновением (так поэты зовут рассеянность и импульсивность) больше подходит составление рифмованных памяток в духе «Жи-чи-ши пиши с „и“».

В-третьих, если с рифмой мы не дружим, используем другой педагогический прием — займемся составлением сюжетов. Как это, мы тоже знаем еще со школы. Сюжетные памятки — это «Чопорный шорник шел по трущобам, через шов в шортах высыпал крыжовник». Напомним, здесь в одно связное предложение учителя русского языка объединили почти все случаи, когда после шипящих пишется «О», а не «Ё». Вариант — памятка на порядок цветов радуги (спектра), в которой каждое следующее слово начинается с буквы названия следующего цвета: «Каждый Охотник Желает Знать, Где Сидит Фазан».

В-четвертых, многим подходит метод ассоциаций — прием, который издревле использовался в виде памятных узелков на нитке, особых запахов или звуков, которыми предварялось/сопровождалось некое значимое событие… Из-за действия этого приема мы прочно связываем запах ладана с религиозными отправлениями и церковью, фанфары — с торжественной частью мероприятия, барабаны — с военным строем. Нам же будет просто легче запомнить номер телефона, счета, пин-кода, если мы подберем к каждому его отрезку какие-нибудь общеизвестные ассоциации. Например, с памятной датой — в нашей жизни или истории, номером нашей собственной квартиры и пр.

Только не следует ставить вместо пин-кода или пароля свой адрес, номер квартиры, фамилию, набранную латиницей… Мы запомним его легко, с первого раза. Но так же легко его подберет злоумышленник, укравший нашу банковскую карту или пытающийся взломать нашу электронную почту. Этот метод предназначен лишь для лучшего усвоения нашей личной информации — от постороннего доступа он обезопасит ее не лучшим образом!