В поезде ехала шумная компания: Санька с приятелем Никитой направлялись на каникулы к Санькиной бабушке и должны были выйти на ближайшем полустанке, а Дима и Наташа, их одноклассники, ехали дальше.
Санька начал стаскивать с полки вещи.
— Поезд стоит всего полминутки. Ты, Никита, сразу за мной прыгай! — отрывисто распоряжался Санька. — А вы, ребята, кидайте нам вещи!
— Не подведём, всё выкинем, — заверила Наташа.
В вагоне было темно. Только над дверью тускло мерцала лампочка. Пассажиры спали. Было около двенадцати часов ночи. Никита шумно зевнул, со вкусом потянулся и сказал:
— Чего торопиться! Чего волноваться!.. Успеем. Да и купе-то наше крайнее.
— Давай шевелись, — оборвал его Санька. — С тобой успеешь!
Вскоре поезд резко дёрнулся и со скрежетом остановился.
Санька скатился из вагона прямо на платформу. Никита спустился не спеша, нащупывая ногой каждую ступеньку.
Сверху на ребят посыпались пакеты.
Уже раздался свисток к отправке, когда Наташа вдруг закричала:
— Ой, чуть не оставили в этой темнотище… — И она с трудом вытолкнула из вагона круглую корзинку. Санька и Никита подхватили её вдвоём уже на ходу поезда.
Дима и Наташа вернулись в купе.
— Наташа, — спросил Дима, — ты не знаешь, куда делась отсюда моя круглая корзинка?
— Круглая?.. Отсюда?.. Так это была твоя корзинка?
— Как это — была? — испугался Дима.
— Я… я… — сказала Наташа, заикаясь, — увидела на их полке… думала, они забыли… и отдала им.
Ошеломлённый Дима так и сел на скамейку.
— Это… это знаешь, что за корзинка?.. Что ты наделала!..
Тем временем Санька и Никита, поёживаясь от ночного холода, осматривались на полустанке. По платформе были разбросаны их вещи. Тут же стояла чужая круглая корзинка.
Санька, у которого не было с собой никакой круглой корзинки и который был уверен, что это корзинка Никитина, не удержался, чтобы не кольнуть приятеля.
— Вот раззява! — сказал он Никите. — Ещё бы чуть-чуть — и оставил свою корзинку в поезде.
— Ясно, раззява! — очень охотно поддержал Никита, уверенный, что корзинка Санькина и что Санька обругал самого себя. — Такого растяпу ещё поискать нужно!
И оба остались в прекрасном настроении — каждый был доволен, что здорово поддел другого.
Санька, быстрый и расторопный, с озорным, подвижным лицом, не мог стоять на месте — он помчался осматривать платформу. Никита начал сдвигать вещи. Он легко передвинул рюкзаки и пакеты, но, когда взялся за круглую корзинку, крякнул.
Даже ему, крупному, упитанному мальчишке, с ярким румянцем и здоровенными кулачищами, — даже ему трудно было справиться.
«Вот это да! Весит! Ну и нагрузился мой Санечка!»
Тут вернулся Санька и деловито распорядился:
— Давай перетаскивать наше имущество под фонарь!
Никита, не будь дурак, молниеносно перешагнул через круглую корзинку, — очень ему надо такую тяжесть тащить! — сгрёб в охапку два пакета и рюкзак и поспешно ушёл вперёд.
Круглая корзинка досталась худощавому, узкоплечему Саньке. Хочешь не хочешь, надо нести.
— Ого! Грузик… — проворчал Санька вслед Никите. — Сам вдвое толще, а корзинку тяжеленную, небось, мне спихнул… Натолкают же люди барахла сто пудов! А ты за них отдувайся. Нет уж, дудки, пускай дальше сам тащит свою корзиночку!
Санька дотащился до фонаря. Только открыл рот, чтобы сказать Никите что-нибудь язвительное, как Никита сразу заговорил о другом:
— Знаешь, прямо зло меня взяло в поезде на Димку и Наташу. Увлекаются спортом — ну и на здоровье, а чего нам-то навязывать? Ещё и подсмеиваются над нами! Их, видите ли, наши мускулы не устраивают! Поддубные какие нашлись!
— Да ну их, — махнул рукой Санька, — нашли слабеньких! Я вот футбол до смерти люблю. Ноги отваливаются, а всё гоняешь, гоняешь… А они ещё всякие антимонии разводят: подумаешь, один футбол! Развивай, мол, и ручки, и всякие там мышцы. А у меня, может, и так на каждой мышце по два синяка…
— А я, — протянул Никита, — я им что, чахоточный, что ли? Вот когда-нибудь как возьму Димку да как тряхну, так он сразу насчёт моих бицепсев прохаживаться перестанет!
Наконец стало светать. Ребята вскинули рюкзаки за спину и пошли.
Круглая корзинка досталась Никите. Он укоризненно глянул на Саньку, но великодушно взял корзинку.
«В конце концов, — подумал Никита, — Санька же не виноват, что мама наложила ему столько вещей».
Тропинка шла через лужайку. Кругом был такой туман, что за метр ничего нельзя было разобрать. Высокая трава хлестала по ногам и окатывала холодной росой.
— Бр-р-р! — ёжился Санька. — Холодновато!
Но Никите не было холодно. Корзинка оттягивала руку и плечо, а ноги скользили внутри намокших сандалий.
«Поиздеваться бы над Санькой с его корзинкой, — думал Никита, — да он такая ехидина, что сам же дураком и окажешься. Ещё маменькиным сынком обзовёт!»
Через несколько минут Никита стал шумно дышать.
Тогда Саньке стало жалко товарища. «В конце концов, — подумал он, — Никита же не виноват, что мама натолкала ему столько вещей». И Санька забрал корзинку у Никиты.
Тропинка нырнула в лес. Влажные, ветви лезли прямо в лицо. За шиворот падали крупные, холодные капли.
Санька, нескладный, с длинными руками, не шёл, а как-то вихлял зигзагами. Казалось, не он несёт корзинку, а корзинка толкает его то туда, то сюда.
Санька беспрестанно спотыкался об узловатые корни, торчавшие из-под земли, и ворчал: «Понатыкали тут корней всяких», — а корзинка, как назло, стукалась о пни, цеплялась за кусты и с каждой минутой становилась всё тяжелее.
Тогда Никита молча взял корзинку себе.
Ребята выбрались на дорогу. Разговаривать не хотелось. Скорее бы добраться до парома! А там, за рекой, сразу бабушкин дом.
Вдруг Никита с корзинкой исчез в тумане.
— У, проклятая! — донёсся его злющий голос откуда-то снизу. — Поскользнулся, а эта бегемотина ухнула сюда и меня потащила.
— Да где же ты? — Санька бросил вещи. — Ничего не вижу! Туман!
— Здесь! В канаве!..
Никита, сидя на корточках в канаве, плечом упирался в корзинку и старался вытолкнуть её наверх по глинистому склону. В этот момент он от всего сердца посылал к лешему Саньку вместе с его круглой корзинкой.
— Ну, чего уставился? — хрипло пробасил Никита. — Тащи её!
Санька упёрся ногой в кочку и зло ухватил корзинку.
— Ещё кричит на меня! — буркнул он. «Хоть бы она трижды провалилась, эта Никитина корзинка!» — всей душой пожелал он.
Наконец корзинка со скрипом поползла из канавы наверх.
— Ну и видик, — не без ехидства доложил Санька Никите, смерив взглядом всю его заляпанную грязью и взъерошенную фигуру.
После привала ребята двинулись дальше. Обоим захотелось есть, но ничего съестного уже не было.
Туман прямо на глазах распадался на волокнистые пряди и становился всё реже, будто кто-то прочёсывал его. Взошло солнце.
Никита снял рубашку. Всем своим здоровенным корпусом он неуклюже перегибался влево, а корзинка почти лежала у него на правой ноге.
Ребята всё чаще передавали корзинку друг другу.
«Что я этому Саньке, верблюд, что ли? — думал Никита. — Везу на себе его корзинку, а он хоть бы спасибо сказал!..»
А Санька злился на Никиту.
«Нашёл тоже осла, — думал он, — сел на меня верхом со своей корзинкой, а я, ишак, везу…»
Наконец ребята добрались до реки.
Но тут их ждало новое огорчение — паром придёт только через два часа.
— До того ломит руки и ноги, будто всего измолотили! — Никита грузно бухнулся на траву и обиженно выпятил пухлую губу.
Санька озабоченно сдвинул брови.
— Вот что, ты смотри, не проговорись Димке и Наташе, как мы с корзинкой намаялись, а то эти «всесторонние спортсмены» нас засмеют.
Прошло два часа.
— Есть до чего хочу, — сказал Санька, — хоть бы червячка заморить!
Никита громко проглотил слюну и тихонько икнул от голода.
— Пойду, — сказал он, — хоть водицы напьюсь, — и скрылся за кустами.
Вдруг до Саньки донёсся какой-то аппетитный запах. Санька сильнее потянул носом. Пахло явно из круглой корзинки.
Санька отогнул краешек брезента, плотно закрывавшего корзину. Запах усилился. Тогда Санька сдёрнул брезент совсем и… застыл на месте.
В корзинке лежала целёхонькая, лоснящаяся жареная курица, завёрнутая в целлофан.
Санька возмутился: как, у Никиты в корзинке жареная курица, а они сидят голодные!
Он рывком снова закрыл корзинку. «Никогда бы не подумал, что Никита на такое способен! А ещё товарищ называется! И куда он везёт эту курицу?»
В этот момент Никита вышел из-за кустов.
— Иди попей! — крикнул он. — Вон там ключ!
— Попе-ей? — зловеще повторил Санька. — Я есть хочу, а не пить! У меня от голода все кишки свело!
— Ой, и не говори лучше про еду, — жалобно сказал Никита. — У меня самого так урчало сейчас в животе… Кишка на кишку протокол пишет.
— «Кишка!..» — передразнил Санька. — Да ты погляди, — он изо всех сил втянул в себя живот, — видишь, что со мной от голода творится?!
Санька посмотрел на приятеля так, будто доставал из него что-то глазами, и добавил:
— Вот курятины бы сейчас… Никита, дружок, ты бы поел сейчас жареной курочки? А?
— Ой, какая там курочка! Хоть бы корочку завалящую найти, — сказал Никита, глядя на товарища ясными голубыми глазами.
«Нет, это немыслимо, — еле сдерживаясь, думал Санька, — молчит, не признаётся, что у него в корзинке курица!.. Ну, я его сейчас допеку».
— Ой, до чего же хочется кусочек курицы! — продолжал Санька. — Нет, ты только представь себе, Никита, — такое румяное, зажаренное крылышко или ножку, с такой хрустящей кожицей… Представляешь?
Никита уже и ответить ничего не мог. Он едва успевал судорожно глотать слюну.
— Да перестань ты хоть расписывать свою курицу, — взмолился он, — слушать не могу! Скулы сводит!..
Тогда Санька встал, выпрямился во весь рост и гаркнул:
— Да ты понимаешь, что делаешь? У тебя на глазах живой человек сейчас погибнет от голода. Понимаешь?!
— Но я-то что могу сделать? — разозлился Никита. — Потерпи немного.
— Потерпи?! И не подумаю! Вот нарочно возьму и погибну! Вот только сядем на паром, я выйду на середину, бац — и умру голодной смертью! Будешь тогда знать!
— Ну, хватит, не валяй дурака, — сказал Никита. — И без тебя тошно.
«Нет, ничто его не прошибает! — весь бурля, думал Санька. — Поглядим, что будет дальше!»
— Пойду хоть воды пустой похлебаю, — сквозь зубы бросил он и направился к ключу.
— Вот-вот, попей водички, — добродушно сказал Никита, — а я пока прилягу. — И он приткнулся головой к круглой корзинке.
Вдруг оттуда потянуло чем-то вкусным. Никита нерешительно отогнул край брезента и увидел курицу.
Несколько мгновений ошеломлённый Никита так и сидел с открытым ртом, потом вскочил и закричал:
— Са-анька! Са-анька!
Санька вприпрыжку прибежал. Никита с недоумением смотрел на него и молчал.
— Чего тебе? — удивился Санька. — Столбняк на тебя напал, что ли?
— Ты… ты… — горестно вымолвил Никита. — Не ожидал от тебя… Курица… целая курица у тебя в корзинке, а мы с голоду помираем!
— У меня?! Нет, у меня в корзинке?! Ты что, ошалел?
— Ошалел? — Никита выхватил из корзинки курицу и потряс ею в воздухе. — А это что?!
— Ты просто не в своём уме: вытаскивает курицу из своей собственной корзинки и ещё на меня кричит!
— Моя?! Вот это стопудовое чудовище — моя корзинка?
— Да… Представь себе… Эта стопудовая бегемотина — твоя корзинка… — издевался Санька, выговаривая каждое слово в отдельности. — Чья же ещё?!
И вдруг Никита вытаращил глаза и еле выдавил:
— Это… Это же Наташа… Помнишь?.. Нам вытолкнула…
Санька бросился к корзине и сдёрнул брезент.
Корзинка была заполнена круглыми, похожими на алюминиевые тарелки, дисками, тяжёлыми гранатами и другими спортивными принадлежностями. Внизу лежали две чёрные чугунные гантели для выжимания.
В корзинку была вложена записка:
«Дорогие ребята! Наконец-то мы можем выполнить вашу мечту: помочь вам укрепить мускулы.Ваши шефы».
Уверены, что приятная тяжесть этих гранат и дисков доставит вам большую радость.
Если ваши мускулы окрепнут от упражнений с нашим „подарком“, мы будем очень довольны.
Физкультпривет!
— Батюшки, — пробормотал Санька, — так это же корзинка, которую Димка вёз в подарок сельской школе. От наших спортсменов. Ну и влипли в историю!..
…Санька и Никита жили у бабушки и ждали ответного письма от Димы, куда переслать корзинку.
А пока они не теряли времени зря. Каждое утро, на рассвете, Санька тайком от Никиты совал за пазуху диски и гранаты, плюхался с подоконника животом прямо в крапиву и мчался на выгон. Санька весь бренчал и звякал на кочках, как телега с пустыми бидонами.
На выгоне он старался вовсю. Но, как только раздавался рёв быка, Санька отдавал вежливый поклон коровам и уступал им свой «стадион». Не вступать же с быком в пререкания!
А Никита исчезал перед обедом и забирался в курятник, где были спрятаны гантели. Там он сгонял очередную курицу, которая сидела на них, будто хотела высидеть из гантелей цыплят. Потом принимался выжимать свои гири, размахивая ими перед куриными носами, к великому возмущению петуха.
Вы, конечно, удивляетесь их усердию? Вспомните! Саньке и Никите вскоре предстояло снова тащить корзинку четыре километра до станции.