Весна вовсю хозяйничала в городе. Стоял тёплый майский день. Небо было таким — ну хоть бельё в нём подсинивай!
Возле мясного ларька топталась старушка, маленькая, юркая, в платье из весёленького ситца — коричневого, с белыми глазками и красными загогулинками.
Морщинки разбегались по лицу старушки, как трещинки по пересохшей земле. А рот словно в скобочках — справа морщинка и слева.
— А ну, покажи-ка мне, хозяин, эту утку с изнанки, — бабушка щурилась и вытягивала худую шею. — Только дребедень не подсовывай! Думаешь, не разгляжу? Я ещё в силе.
Пока старушка вертела третью утку, из-за ларька вынырнул щупленький мальчик лет десяти — чистенький, наглаженный.
Он покрутился возле старушки и спросил:
— Что, бабушка, утку покупаете?
— Козу…
— Козу-у?.. Бросьте вы её, у этой козы крылышки какие-то облезлые! Бабушка, вы не хотите лучше через дорогу перейти?
— Нет, голубчик, я тут гляжу, не взять ли мне заместо утки лопатку на лапшичку… Или копыта поискать, на студень размахнуться?..
Но мальчика, очевидно, интересовали совсем не копыта.
— Бабушка, давайте я вас всё-таки переведу на другую сторону, а?
Старушка выпучила на него глаза и поджала губы, собранные в мелкую сборку, как на резиночке.
— А чего я там не видала?
— Бабушка, а мясо ведь стареньким вредно! Вон на той стороне молочный магазин; давайте я вас туда переведу… Вы лучше кефиру возьмите…
— У меня, сынок, с кефиру в животе лягушки квакают. — Бабушка снова поковыряла длинным, сухим пальцем мясо и сказала продавцу: — Отхвати-ка мне, хозяин, от этого кусочка!
— Бабушка, а там ещё аптека рядом…
— Кефиру-то я ещё не пила — зачем мне аптека?
— А на другой стороне солнышко… Садик… На скамеечке бы посидели, погрелись.
— Вот привязался, надоедный! Садик… Шёл бы ты лучше уроки учить! Вам всё садики, а двоек, небось, полный портфель?
— Нет, бабушка, я отличник…
Старушка с любопытством оглядела мальчишку.
— Видать, что отличник… Бегаешь на эту сторону да на ту… И чего ты, отличник, ко мне прицепился? Отвяжись ты, ради бога! Тьфу!.. — Бабушка решительно шагнула от ларька.
— Постойте! — Мальчишка вертелся, как на шарнирах. — Понимаете, бабушка, мы должны старшим помогать… Мы постановили. Уважение к старости…
— Так ты тех старух и уважай, которым надо на ту сторону!
— А где я их возьму, которым надо?
— А что ты уж больно хлопочешь-то, а? Хоть лопни, а тащись с ним через дорогу! Медаль, что ли, тебе за это дадут?
— Да нет, бабушка, не медаль… Мне за это отметку поставят.
— Где же это за старушек отметки ставят?
— В школе. В пионерскую книжку. За доброе дело отметка ставится — плюсик.
— Ах, плюсик!.. Так ты бы с этого и начинал.
— Ну, так можно, я вас переведу? — обрадовался мальчишка. — Ну, бабушка, один разочек… Жалко вам, что ли?
— А кто же вам такие дела-то придумал — старух через дорогу таскать?
— Это я сам инициативу проявляю, — с гордостью сказал мальчишка.
— Так, так… Тебе, значит, доложить в школе надо, что меня переводил? А мне, значит, идти, свои старые ноги ломать?
Тут мальчик срочно переменил тактику.
— Бабушка, вы только не думайте, что я из-за плюсика… Ведь это дело общественное. Мы с вами пример покажем, а какой-нибудь малыш увидит и другой старушке взаправду поможет.
— А заодно и плюсик поставят… — ввернула старушка.
— Ну, да… Мы, тимуровцы…
— Тимуровцы — это я знаю! У меня вон внучка Милка тоже тимурит. А только от Милкиных тимуровцев я про плюсики ни разу и не слыхала. Они, брат, старуху перевести и делом-то не считают. — У старушки ехидно подрагивали губы. — Ну да ладно, уговорил. — Она скосила на мальчика лукавые, умные глаза, а скобочки морщин по-озорному раздвинулись и поползли кушам. — Пошли, парень! Заради плюсика, так и быть, поднатужусь, переползу.
Мальчик вцепился в старушку.
— Ну, бабуся, побежали!.. А то у меня билет в кино.
— Погоди, родимый, мне за тобой и не угнаться!
— Ладно. Можно и потише.
Бабушка шла размеренно, держа сетку на согнутой руке.
— Ты уж, голубчик, заодно и сеточку мою взял бы, — попросила она.
— Конечно, бабушка!.. Тимуровцы и сеточки носить должны.
— А за сетку тоже крестик лишний, а?
— Нет, это в другую графу идет. Это как переноска тяжестей.
— Ну, в другую так в другую… А учишься, сынок, где?
— Да тут, за углом.
— В триста первой, значит… Ну, ты в садик, в садик меня заворачивай!
Мальчик подвёл бабушку к скамейке.
В спинке скамейки немножко отходила одна перекладина.
— Ещё ковырнёшься на этой рогатульке! — сказала бабушка.
Мальчик послушно переправил её к другой скамейке:
— Ну, вот и всё, бабуся… Спасибо. Выручили.
— Погоди, погоди… Звать-то тебя как?
— Юра Зайцев.
— Ну, вот что, Юрочка, ты говорил, рядом аптека. Сбегай-ка, сынок, купи мне мозольного пластыря…
— Я бы рад, — замялся Юра, — только у меня билет в кино на два тридцать. Да ещё к товарищу забежать надо.
— Ничего, сынок, успеется твоё кино. Болят мозоли-то, хоть караул кричи.
— Болят, говорите… Ну ладно. Так и быть!
Через несколько минут Юра принёс мозольный пластырь и сунул бабушке.
— Ну, будьте здоровы, а я побежал!
— Постой, не торопись. — Бабушка сдержала улыбку. — У меня совсем из головы выскочило! Студень-то… хотела затеять… Дойди-ка, милый, до магазина, узнай: может, там копыта коровьи или ножки какие. Хоть бараньи.
— Куда вам копыта, бабушка! Да ещё коровьи! — взмолился Юра. — Зачем вам бараньи ножки? Вы же старенькая, у вас же зубов-то, наверное, две штуки.
Юра от нетерпения пританцовывал на месте.
— Насчёт зубов не сомневайся, бабушка и ежа съест!
— Ну, ладно уж, слетаю!
— А не обманешь, сынок? — Старушка ещё туже собрала на резиночку маленький рот. — Не улепетнёшь от старухи?
— Я старушек не обманываю, — обиделся Юра. — Я старость уважаю.
— Вижу, вижу, внучек… Ах ты, гляди-кось! Пока мы с тобой хороводились, магазин на обед захлопнули! Ну, ладно, тогда вот что сделай…
— Бабушка-а-а, время-то идёт!..
— Чего тебе время — у тебя жизнь впереди!
— Жизнь… жизнь — это когда ещё, а мне сейчас в кино надо… Ну, я побежал!
— Как это побежал?! А назад-то кто меня поведёт? Как сюда — так, бабушка, пожалуйста, и солнышко вам, и кефирчик, и всякая такая петрушка, а как назад, так бабушка одна ковыляй?
— Ну, пошли, только по-быстрому!
— Я тебе, милый, не кузнечик — скок туда, скок обратно. Я на солнышке немножко посижу, о природе помечтаю. Думаешь, у меня что — заместо души веник? А ты сядь, отдохни — я тебе о своей бывшей жизни расскажу. Я, сынок, в старой жизни тяжело поднимала…
— Это я, бабушка, знаю! Это мы в школе уже проходили.
К товарищу Юрка опоздал. Поспеть бы хоть в кино! Часы на углу показывали половину второго. Юрка так и подскакивал на скамейке — человек торопится, под ним земля горит, а ей — хоть бы хны! Свалится же тебе на голову такая старуха! И вдруг Юрка набрёл глазами на плакат с пылающей электроплиткой.
— Бабушка! — сорвался он с места. — Может, у вас дома печка топится?
— Нет, у меня паровое.
— А утюг? Не включён?
— Не, милый, не стирала сегодня, не гладила… и детей у печки со спичками не оставила. — Бабушка ухмыльнулась. — А старуха-то дотошная попалась, а? Доканала совсем!
Бабушка, кряхтя, поднялась со скамейки.
— Ну, веди!
Когда подошли к переходу, бабка решила, что сейчас — самое подходящее время поговорить о состоянии своего здоровья. Там у неё ломит, тут у неё грызёт.
— Вот встану я утром иной раз — ну, такая разломанная, будто на мне ночью горох молотили… Или вот — сижу, и вдруг — ровно мне кто кулаком как поддаст изнутри! А то в боку стрельнёт — ну, так расстреляется — прямо насквозь!
— Да идёмте же! — Юрка схватил бабку за руку и потащил через дорогу.
Но бабка не унималась.
— А лечусь я, сынок, сама, — растолковывала она как раз посередине перекрёстка. — Вся горчичниками улеплюсь, уклеюсь сверху донизу… Вот какое наше стариковское дело, сынок, — бабка засмеялась, — болит бок десятый год, не знаю, которо место!.
— Фу ты! — с облегчением вздохнул Юрка, дойдя до панели.
Потный и красный, он стал расстёгивать куртку. Из-под неё высунулась кожаная коробочка на ремне.
— Никак аппарат? Сниматься? — У бабки даже глаза загорелись.
— Да… — обмер Юрка.
— Милый мой! — воскликнула бабушка. — Мне, знаешь, сколько карточек надо? Внуку в армию, невестке на целину, зять у меня в Китае, а деверь — не шути! — в Антарктиде. — Бабка загибала свои сухонькие пальцы, перечисляя родных и знакомых, — Ну, тимуровец, налаживай-ка скорее свою машинку!
До кино оставалось сорок минут — еле-еле добежать.
Юрка не заревел только потому, что он всё-таки был мужчиной.
Он молча проклинал всю бабкину родню, начиная от снохи и кончая деверем.
— В зеркало бы посмотреться! — Бабка заглянула в витрину магазина. — Ишь, стекло-то какое косоротое!
Теперь уже Юра твёрдо знал, что спорить с этой старухой — как в стену горох кидать.
Он стащил с себя аппарат.
— А мне туда смотреть? — бабка протянула руку к объективу.
— Ой, только до стекла не дотрагивайтесь — останется жир, отпечатки пальцев!
— А я, сынок, тощенькая, какой во мне жир!
Бабка принялась устраиваться на каменной тумбе.
— Бабушка, ну поворачивайтесь скорей! — выходил из себя Юрка.
— Погоди чуток, я кудри свои причешу… Ты меня, сынок, с фасоном сними, чтоб я была помоложе, покрасивше.
Только Юрка прицелился щёлкнуть, как бабка соскользнула с тумбы и выпрямилась во весь рост.
— Ну, бабушка! Я же вам голову чуть не отрезал! Сядьте обратно! — Юрка с наслаждением щёлкнул бы бабку вовсе без головы, но эта «симпатичная» старушка тогда совсем житья ему не даст!
Старушка замерла, приняла серьёзный вид, потом вдруг передумала и улыбнулась.
— Ещё и рожи строит! — прошипел Юрка потихоньку. — Бабушка, сделайте какое-нибудь одно выражение!
Бабка въелась глазами в аппарат, голова ушла вперёд на вытянутой шее, как будто старушка просовывала голову в форточку или в дырку забора.
— Вот так, замрите! А то я могу вам полноса отхватить! Или две головы сделать!
«Ровно два часа. Если пропустить журнал, на картину ещё можно успеть…»
— Батюшки, будь они неладны, — охнула бабушка, — чулки гармошкой съехали!
— Да аппарат чулки не берёт!
— А ну как захватит! Сраму не оберусь!
Бабушка сползла с тумбы, спряталась за водосточную трубу и стала поправлять чулки.
Юрка весь взмок, шапка съехала набок.
Наконец бабка была отснята.
В кино Юрка опоздал.
— Ну, сынок, спасибо за хлопоты.
Юрка вяло напяливал на себя аппарат.
— Погоди маленько. — Бабка полезла в карман и вытащила мелочь.
— На, сынок, на троллейбус. За десять минут в кино поспеешь. В самый раз!
…Назавтра, когда ребята отчитывались в пионерской комнате, Юра рассказал, как он помогал маме мыть посуду, ещё какие-то мелочи, но про старушку не обмолвился ни единым словечком.