Пробудившись после короткого тревожного сна, Гаури увидела, что она лежит на первом этаже какого-то городского дома. Ее слегка лихорадило. Какой-то мужчина, склонившись над ней, пощупал ее лоб и сказал что-то успокоительное. У него были пышные седые усы, мешки под глазами и знак касты на лбу. Священная нить опоясывала его сильный обнаженный торс. Гаури почему-то подумала, что именно он и купил ее. Его набожная речь раздражала ее, но не больше, — страх перед гневом Амру парализовал ее чувства. Чуда не произошло — Панчи не вернулся, и она решила довериться судьбе, надеясь, что сможет стать скромной и целомудренной служанкой.

Солнечные лучи, падавшие на ее кровать сквозь высокие, как двери, окна, словно вливались усталостью в ее отупевшее, равнодушное тело.

Горло горело от жажды.

— Воды… Каплю воды… — простонала она.

Она чувствовала какое-то ожесточение ко всему в этом доме и решила, что не уступит никому. Все ее покинули. Все, даже богиня.

Пока она боролась с лихорадкой, Амру прокрался в комнату и тихонько пристроился у ее кровати. Болезнь Гаури порядком напугала его. Деньги, обещанные за девушку, спасали его и Лакшми от засухи, и уж теперь-то он вовсе не хотел, чтобы какая-нибудь непредвиденная случайность заставила ростовщика отказаться от девчонки. Это могло произойти в том случае, если Гаури будет продолжать упираться. В конце концов ростовщику все это просто надоест, и он умоет руки.

— Ну как, моя телочка… — вкрадчиво начал Амру.

Она вдруг замерла, затихла, и только глаза ее горели ярким светом. Присутствие ненавистного Амру, наглость, с какой он осмелился приблизиться к ней, сковали ей язык. Тяжело дыша, она лишь слегка открыла рот и облизнула губы.

Амру понял, что она хочет пить.

— Сейчас я дам тебе воды, — сказал он, подошел к глиняному кувшину, налил холодной воды в медную чашку и протянул ее Гаури.

Она приподнялась, взяла чашку у него из рук и с жадностью стала пить.

— Много не надо, — предостерег он, решив, что от холодной воды ее будет лихорадить еще больше. Но она выпила все до капли, сунула ему в руки чашку и легла снова — ей стало легче.

Амру искоса взглянул на нее и понял по ее подчеркнутому безразличию, как она его ненавидит. И еще он понял, что уже никакой добротой не сможет загладить свою вину перед ней. Понурив голову, он долго сидел в молчании.

— Послушай, Гаури, — вдруг сказал он. — Здесь сейчас никого нет, кроме нас с тобой, но ты не бойся. Как я ни плох, больше я тебя не обижу. Зло сделано — и ты здесь. Теперь тебе остается лишь примириться с тем, что ты принадлежишь сетху Джайраму Дасу. Мы бедны, а беднякам выбирать не приходится. Что до меня, то я не могу свернуть с пути зла — иначе я не спасу свою землю и корову твоей матери. Ведь все эти ростовщики — сущие кровопийцы. Мы же только их покорные слуги.

— Хорошо, пусть так, — перебила его Гаури. — Но как могла мать продать родную дочь? Лучше бы она задушила меня при рождении, чем убивать теперь… — Голос ее звучал по-детски наивно, но в нем чувствовалось возмущение, идущее из глубины души.

— Вряд ли я сумею тебе объяснить, что я думаю о себе самом, — сказал Амру. — Я знаю, что я негодяй. Но прежде чем уйти, я должен сказать тебе, что самое большое мое преступление не в том, что я продал тебя ростовщику. Я сделал худшее — я пожертвовал своей любовью. С тех пор как ты стала взрослой девушкой, я люблю тебя. Я хотел, чтобы ты была моей, а вместо этого отдаю тебя на растерзание другим… Я дважды проклят…

Только теперь поняла Гаури значение тех взглядов, которые Амру бросал на нее перед замужеством, его ревность к Панчи, поняла, почему он так подло продал ее старику.

Ей хотелось встать и с гневом и презрением взглянуть ему в глаза. Но он не глядел на нее, и она вдруг почувствовала к нему жалость, хотя гнев по-прежнему душил ее.

— Ты всегда жил только для себя, — проговорила она. — Ты разбил жизнь моей матери. И кто знает, может, ты и вправду отравил моего отца…

Ее била дрожь, она была готова наговорить бог знает что. Но при воспоминании об отце у нее выступили на глазах слезы, и она вдруг почувствовала себя частицей родной семьи, скромной, послушной девочкой, готовой к тому самопожертвованию, о котором ей так часто толковали старые люди и жрецы. Все же этот ненавистный Амру был ей дядя. Где-то в глубине ее существа, там, где покоились вбитые в нее молитвы и религиозные наставления, многие из которых — она это знала — были явной ложью, ее простая правда уступила место безотчетной жалости…

Гордая своей моральной победой, она все же отвернулась от Амру и впервые за эти два дня почувствовала себя спокойнее.

Ее продолжительное молчание начало в конце концов тяготить Амру.

— Ну что ж, — сказал он, — я, пожалуй, пойду…

Гаури продолжала молчать. В это время в дверях показался Джайрам Дас. Она так уставилась на мешки под его глазами, словно в них заключался единственный признак его старческой слабости, слабости человека, которому теперь предстояло безраздельно владеть ею.

— Спал у нее жар? — спросил сетх, подходя к Амру.

— Спал, сетх-джи, — сказал Амру и добавил: — А теперь я оставляю ее на ваше попечение. Я знаю, вам нужна женщина, чтобы смотреть за вами. А Гаури — преданное создание, она способна многое простить. К тому же у нее мягкий характер.

— Видишь ли, брат, — сказал сетх, — с тех пор как умерла моя жена, у меня не было ни минуты покоя. Здоровье мое все ухудшается, пропал сон, а от этого страдают дела! Думаю, что с приходом этой девочки все пойдет на лад. — Он повернулся к Гаури: — Ничего, скоро придет доктор, и ты поправишься. Я провожу твоего дядю…

— Я ухожу, Гаури, — сказал Амру, направляясь к двери. — Скорей поправляйся. Поручаю тебя великодушию сетха Джайрама Даса.

Гаури закрыла глаза. Так голубю, заметившему крадущуюся к нему кошку, кажется, что он останется в безопасности, если не будет видеть своего врага…

Проводив Амру, Джайрам Дас вернулся к Гаури. Она лежала, не открывая глаз, чтобы не видеть его, но чувствовала, что он стоит рядом. Тогда она отвернулась и постаралась прогнать мысль о нем.

Не зная, что делать, Джайрам Дас искоса поглядывал на нее, в то же время стараясь, чтобы она не заметила этого.

Да, он, безусловно, сделал большую ошибку, не посоветовавшись с пандитом Рамом Нарайяном. Надо было выяснить гороскоп этой девушки, совпадают ли их звезды. Но его нетерпеливое сердце не хотело ждать. Слишком уж хороши у нее бедра. Высокие, круглые, так и хочется погладить их. Давно он не видел таких бедер. Ради таких бедер он готов был простить ее холодность. Если б только она допустила его к себе, уж он сумел бы доказать ей, что он вовсе не так стар и немощен, как она думает…

Какие только греховные мысли не лезут в голову! Он даже про себя не должен вспоминать о своей старости, не то и она начнет думать о том же. Ведь говорил же пандит, что мысли могут передаваться от человека к человеку. Нет, не раздумывать надо, а что-то предпринимать. Например, привести врача. Прежде всего надо поставить ее на ноги.

— Я пойду, девочка, — сказал он. — Пойду и приведу доктора Махендру.

Гаури продолжала молча лежать, отвернувшись к стене. Она даже затаила дыхание, притворяясь, будто ничего не слышала и слушать не хочет. Не нужны ей его заботы!

— О господи, — прошептал в отчаянии ростовщик.

На лестнице раздались чьи-то шаги, и Гаури натянула на себя тонкое белое одеяло.

В комнату вместе с ростовщиком вошел незнакомый мужчина в рубашке и брюках цвета хаки. На голове у него был тропический шлем, в руках кожаный портфель.

Гаури догадалась, что это и есть врач, и машинально поправила растрепанные волосы.

— Не беспокойся, детка, — сказал незнакомец, подходя к ней. — Я доктор.

— Полковник медицинской службы Махендра-сахиб, — поспешил сообщить ростовщик, чтобы она сразу почувствовала, с кем имеет дело.

Эти слова произвели на Гаури желаемое впечатление. Она покраснела от волнения, хотя старалась держать себя в руках.

Доктор Махендра привычным движением взял ее руку, чтобы проверить пульс, затем так же машинально пощупал лоб и сказал очень просто:

— Я думаю, вы сами выдумали себе болезнь, не так ли?

Гаури вспыхнула от смущения — как это он сразу все понял?

— А теперь, сетх-джи, — сказал Махендра, — вам лучше выйти, пока я ее осмотрю.

Джайрам Дас сложил руки в знак согласия и немедленно повиновался.

Доктор велел Гаури расстегнуть рубаху и приложил свою трубку к ее груди. Потом он измерил у нее давление и попросил лечь на живот. Внимательно прослушав ее, он сказал:

— Ничего страшного нет, можешь не беспокоиться. Просто небольшой жар. Но тебе не следует волноваться.

Гаури колебалась: сказать или не сказать? Вдруг он поможет ей освободиться? Нет, пожалуй, не стоит… Ведь он такой сдержанный и серьезный… Ну, а если все-таки рискнуть?

Неожиданно к ней пришла решимость — решимость отчаяния.

— Мои родные продали меня, — сказала она и тут же умолкла, словно испугавшись собственных слов.

Доктор мрачно кивнул, но не сказал ни слова. Только покраснел почему-то. Собрав инструменты, он взял шлем и так же молча направился к выходу.

— Я пришлю тебе лекарство, — сказал он, задержавшись в дверях. — Но ты поправишься лишь в том случае, если сама этого захочешь…

В этот момент появился Джайрам Дас.

— Да, да, доктор, — заговорил он, — уговорите ее побыстрей поправиться. Ведь за мной некому присмотреть. Вы же знаете, моя жена умерла несколько месяцев назад. Я-то думал, эта девушка придет и будет готовить мне. А вместо этого мне приходится самому ухаживать за ней…

— Пошлите кого-нибудь за лекарством ко мне в больницу, — прервал его врач и с хмурым лицом вышел из комнаты. Ростовщик сунул ему в руку пятнадцать рупий, которые тот небрежно сунул в карман рубашки.

Около полудня, когда обжигающие лучи солнца довели Гаури до полного изнеможения, Джайрам Дас, потея и отдуваясь, вошел в комнату с многочисленными свертками в руках.

Гаури демонстративно отвернулась к стене, с ужасом думая, что он решил, наконец, потребовать с нее то, за что заплатил своими деньгами. Ее била дрожь. Несмотря на внешнее безразличие, ее переполняли самые противоречивые чувства. Жгучий стыд, горестные воспоминания о предательстве Панчи, злость к матери и Амру и, наконец, отвращение к этому человеку с мешками под глазами — все это смешалось воедино.

— Что же мне с тобой делать, девочка? — жалобно проговорил ростовщик. — Ты даже не хочешь слушать меня. Прими хотя бы лекарство, которое прислал тебе доктор.

Не поднимая головы, Гаури села на кровати и протянула руку за лекарством. Он налил микстуру из бутылки в стакан и дал ей.

— Я так долго ждал возле больницы, — сказал Джайрам Дас. — Там ужасно много больных.

Лицо Гаури исказилось гримасой — лекарство оказалось горьким, и она случайно увидела потное лицо ростовщика. Но глаза ее, как и подобает служанке, сохраняли послушное выражение.

Ростовщик решил воспользоваться моментом, чтобы предложить ей подарки.

— Девочка, — сказал он, — мне очень хочется, чтобы ты поскорее выздоровела… Тогда ты сможешь надеть это бенаресское сари, которое я для тебя купил… А вот и драгоценности, наши фамильные драгоценности! Старое золото, теперь уж такого не достанешь! С тех пор как умерла моя бедная жена, все эти безделушки лежали внизу, в сейфе…

Голос его оборвался, глаза затуманились слезами. Он с достоинством отвернулся, и Гаури послышалось в его словах неподдельное горе.

С изумлением смотрела она на этого старика. Оказывается, он не такой уж злодей! Пусть он купил ее как рабыню, но все же он пытается ее уговорить. А может, он просто хитрит? Она исподволь присматривалась к нему. Почему-то усы у него гораздо более седые, чем на фотографии, которую показывала ей мать. Во всяком случае, когда он плачет по своей умершей жене, он вызывает сочувствие.

Джайраму Дасу показалось, что ему удалось тронуть сердце Гаури, и он решил продолжать в том же духе.

— Да, девочка моя, — продолжал он, — с тех пор как умерла Ясодха, я совсем один. Никто мне не готовит, никто меня не обшивает. Я хочу, чтобы у меня в доме была богиня, которая принесет мне удачу… Бог не обидел меня богатством, но в торговле застой, денег ни у кого нет. Засуха несет разорение не только деревне, но и нам в Хошиарпуре. Целый день я сижу в лавке, но никто ко мне не заглядывает. И всегда наедине со своими мыслями — вспоминаю о жене. Я сплю один на террасе, и нет в моем доме женщины, которая растерла бы мне на ночь ноги. Ты и не знаешь, каково приходится человеку, когда он становится стар!

Гаури решила прервать поток его красноречия.

— Я буду вам хорошей служанкой, — сказала она.

— Ты станешь для меня больше, чем служанкой, ты станешь богиней! Я принес тебе ценное кашмирское покрывало… Быть может, по нашим священным индуистским законам я слишком стар, чтобы жениться на тебе. Но если ты наденешь чаддар и станешь моей женой…

— Нет, нет! — Гаури прикрыла лицо руками.

Жалкая покорность этого человека вызывала у нее раздражение. Чего стоят эти его мешки под глазами и словечко «ценное»! И еще предлагает стать его женой!

Ее всю передернуло от отвращения.

— Хорошо, хорошо, девочка, — забеспокоился он, — я буду молчать.

Не понимая, что так вывело ее из себя, он умолк. И все же ему очень хотелось сломить ее безрассудное упрямство — в конце концов, она не должна обижаться, что он купил ее. Он подошел и хотел погладить ее по голове. Она оттолкнула его руку с такой силой, что он отшатнулся и невольно выругался:

— Ведьма!..

На следующий день доктор Махендра пришел вновь. Ростовщик, сложив руки в знак уважения к нему, следовал за ним.

Доктор знаком попросил его выйти и оставить его наедине с больной. На нем снова были брюки и рубашка цвета хаки, и Гаури он показался таким же сдержанным и далеким, как и вчера.

Даже движения у него были те же самые: взглянув на часы, вынул трубку, приставил к ее груди, выслушал. Потом отвернулся, словно чего-то стыдясь, и сказал:

— Так не годится, девочка! Ты сама виновата в том, что сегодня тебе еще хуже, чем вчера.

Гаури взглянула на него робко и умоляюще.

— Я умру, если останусь здесь, — прошептала она.

Он мрачно кивнул и позвал:

— Сетх Джайрам Дас!

Ростовщик тотчас же появился. Руки его, как всегда, были сложены в жесте послушания.

— Эту женщину надо отправить в больницу или в мою лечебницу. Здесь ей нельзя оставаться, она нуждается в хорошем уходе.

Ростовщик покорно опустил голову, потом искоса взглянул на Гаури. «Они сговорились между собой, — подумал он. — Впрочем, они, наверно, разговаривали и вчера». Однако он не осмелился спросить о чем-либо.

Презрительно взглянув на торговца, Махендра взял шлем.

— Что бы ни приказал сахиб доктор, все будет исполнено, — поспешил заявить ростовщик. — Вылечите эту девушку, и, я надеюсь, она будет мне хорошей женой…

Последние слова старый пройдоха добавил для того, чтобы отвести от себя все подозрения, которые могли внушить врачу жалобы Гаури.

— Я пришлю за ней санитарную машину, — сказал доктор Махендра и направился к выходу.

Как и вчера, сетх вложил ему в руку пятнадцать рупий и засеменил вслед за ним по лестнице. Когда они сошли вниз, ростовщик набрался храбрости.

— Сахиб доктор, — сказал он, — как только она поправится, я сразу женюсь на ней. И тогда благодаря вашим заботам старость моя пройдет в покое. Будет кому готовить мне, и обшивать меня, и растирать мои усталые ноги…

На лице Махендры мелькнула какая-то странно торжественная улыбка. Вероятно, так он улыбался в те дни, когда ему особенно удавалась какая-нибудь операция. Ничего не ответив ростовщику, он вышел из дома.

Медленно и тяжело поднимаясь обратно, Джайрам Дас думал о том, как ему поступить с этой упрямой девчонкой. Сначала он решил прямо заявить ей, что он немало заплатил за нее, имеет на нее все права и если она не перестанет выкидывать свои женские штучки, ей несдобровать. Но, подойдя к дверям ее комнаты, он решил, что не стоит выводить ее из себя и лучше уж постараться ее разжалобить.

— Девочка, — начал он, входя в комнату, — ты ведь слышала, что сказал сахиб доктор. Теперь моя честь в твоих руках. Я второй человек в этом городе после сетха Кхатарии и очень дорожу моим добрым именем. Я не пожалею денег на твое лечение. У тебя будет время подумать, как хорошо ты могла бы жить у меня. Слава богу, дом у меня богатый.

Но Гаури вовсе не улыбалось возвращаться в этот богатый дом. Достаточно долго пришлось ей страдать, и богиня, наконец, должна разрешить ей вернуться в дом своих отцов.

Через два дня после того, как ее привезли в лечебницу, Гаури почувствовала себя настолько лучше, что уже могла помогать в многочисленных хлопотах молодой сестре милосердия мисс Кларе Янг, вокруг которой вращалась жизнь этой маленькой, всего на двадцать коек, лечебницы. К этому времени Гаури была уже на третьем месяце беременности и ее время от времени поташнивало, хотя в общем-то она не очень страдала.

Доктор Махендра осматривал ее каждое утро и делал это всегда молча, если не считать тех кратких распоряжений, которые он давал мисс Янг или самой Гаури.

Однако младший врач, Ратанчанд Батра, который выполнял в лечебнице обязанности хирурга, проявлял к ней явно повышенный интерес и пытался завязать с ней отношения, не совсем соответствующие тем, какие обычно существуют между врачом и пациентом. Проверяя пульс, он всегда брал ее за руку несколько более нежно, чем полагается в подобных случаях, и часто подшучивал над Джайрамом Дасом, из чего было видно, что он каким-то образом осведомлен о том, что с нею произошло.

Но так как доктор Ратанчанд Батра был красивым молодым человеком лет тридцати пяти и чем-то напоминал ей мужа, Гаури не протестовала против его несколько непристойных шуток, хотя и принимала их с некоторой осторожностью и достоинством женщины, убежденной в своей порядочности.

— Ну, как сегодня чувствует себя наша больная? — весело говорил он, заходя по утрам в палату, располагавшуюся на первом этаже бунгало, построенного в индийском стиле (второй этаж занимал он сам со своей женой).

Не зная, как держать себя со столь высокопоставленным человеком, Гаури улыбалась веселому доктору, полагая, что ему известно гораздо больше того факта, что ростовщик купил ее.

Раза два-три, когда она была у него на осмотре, ей показалось, что он как-то выжидательно глядит на нее, улыбаясь, и ей была приятна мысль о том, что он симпатизирует ей. Но однажды он игриво подмигнул ей, и она, стыдясь, отвела глаза, слегка испуганная тем, что он пользуется преимуществом своего положения доктора. «Старики иной раз жадны, но и среди молодых попадаются подлецы», — многозначительно сказала сестра Янг, заметив, что доктор Батра заигрывает с Гаури. Это насторожило ее.

Однако когда утром на четвертый день ее пребывания в госпитале Джайрам Дас явился за ней, Гаури преисполнилась уважения к молодому врачу и простила ему все его вольности — так преданно он защищал ее от ростовщика.

Не успел Джайрам Дас рта раскрыть, как доктор Батра сказал:

— Я слышал, сетх-джи, что ты купил эту девушку у ее опекунов. Придется сообщить об этом в полицию.

— Позвольте, сахиб доктор… — запротестовал ростовщик.

Но его перебил доктор Махендра.

— Чем вы можете это доказать? — резко спросил он доктора Батру, хотя отлично знал, как обстоит дело.

— А вот чем. Сетх-джи пришел забрать девушку. Если он назовет ее женой, она скажет, что никогда не выходила за него замуж. Если же он скажет, что она его служанка, то никто не посмеет насильно заставить ее служить у него.

— Но, сахиб доктор, — не сдавался ростовщик, — девушка пришла сюда из моего дома, и я плачу вам за ее лечение!

— Вряд ли закон удовлетворится вашими аргументами, — сказал Махендра доктору Батре. — Тут нужны более конкретные доказательства.

— Сахиб доктор, — настаивал Джайрам Дас. — Батра-сахиб не знает того, о чем говорит. Я надел чаддар на эту женщину, значит она стала моей женой.

— Все это вы должны будете доказать в полиции, — сказал Батра. — Раз девушка отказывается вернуться в ваш дом, я должен сообщить об этом в полицию.

— У меня тоже немало друзей в полиции, сахиб-доктор, — не утерпел ростовщик.

— Вот мы и сходим к вашим друзьям, — иронически улыбнулся Батра.

— Я вижу, вы оба настроены против меня, — сказал Джайрам Дас. — Вы оба — ученые люди, не то что я…

— Я вовсе не настроен против вас, — перебил его Махендра. — Но если девушка куплена вами, я считаю, что она должна вернуться к своему мужу.

— Как всякий ростовщик, он думает, что за деньги можно купить все! — засмеялся доктор Батра.

Махендра нахмурился — его коллега явно зашел слишком далеко.

— Вам, людям ученым, только бы посмеяться надо мной, — сказал ростовщик. — А я ведь никогда не важничал перед вами…

— Пока нет, — вставил доктор Батра.

— Дайте же ему высказаться, — заметил Махендра доктору Батре.

— Да, сахиб доктор, вы знаете, что я — ваш покорный слуга, — продолжал Джайрам Дас. — В доме у меня немало добра, и я хочу, чтобы в моем доме была хозяйка. Не буду от вас таить — я купил эту девушку. Вы — люди ученые, не жалуете этот обычай, но в наших краях все так поступают. Я хочу взять ее домой и сделать своей богиней. Я буду поклоняться ей…

— Ну, конечно, — усмехнулся доктор Батра, — сначала она разотрет вам ноги, потом вы попытаетесь ею овладеть!

Тут уж ростовщик не выдержал.

— А разве вы, сахиб доктор, сами не пялите на нее глаза? — без обиняков спросил он.

— Вон отсюда! — закричал доктор Батра, вне себя от наглости ростовщика.

— Успокойтесь, успокойтесь, сетх-джи, — попытался восстановить мир Махендра. — Доктор Батра не хотел вас обидеть. Сейчас нам надо решить, можете ли вы взять девушку домой. Я думаю, что лучше всего спросить об этом ее. Ведь это будет честно, не так ли?

— Но, сахиб доктор… — запротестовал ростовщик, заранее зная, каков будет ответ девушки.

— Так мы и сделаем, — подхватил доктор Батра. — Эй, Санту! — крикнул он санитару. — Приведи-ка сюда больную Гаури.

В ожидании прихода Гаури оба они — и ростовщик, признавшийся в том, что он купил человека, и любвеобильный доктор Батра — чувствовали себя достаточно неловко. Только Махендра неподвижно сидел в кресле, словно черный идол, и тихо перебирал листки лежавшей перед ним промокательной бумаги. Чувствовалось, что эта некрасивая история немало взволновала его.

Гаури вошла в комнату, закрыв лоб покрывалом, и застыла у дверей с видом преступницы, представшей перед судом. Она знала, что сейчас решится ее судьба. И хотя ей было известно, что оба врача на ее стороне, она понимала, что Джайрам Дас, такой смиренный и задабривавший ее подарками, пойдет на все, если ему откажут в праве пользоваться своей покупкой.

— Не бойся, — сказал ей Махендра. — Мы позвали тебя лишь для того, чтобы спросить: хочешь ли ты вернуться в дом сетха Джайрама Даса. Только подумай, прежде чем отвечать.

Гаури целую минуту стояла молча, опустив голову.

— Да говори же, — подбодрил ее доктор Батра.

— Я хочу вернуться к моему мужу, — наконец проговорила она.

— Нет, отвечай на вопрос прямо: хочешь ты вернуться в дом сетха Джайрама Даса или нет? — нетерпеливо сказал Махендра. — Каково бы ни было твое второе желание, сперва ответь на этот вопрос.

Гаури отрицательно покачала головой.

— Ты словами, словами скажи! — закричал Батра.

— Нет, — сказала она, — я не хочу возвращаться туда. Я хочу домой…

— Я знал, что она так скажет! — Батра торжествовал.

— Ну что ж, сетх-джи, — сказал Махендра, — теперь я думаю, вам лучше оставить ее в покое. Иначе может пострадать ваш престиж. Подумайте сами: вы силой берете ее обратно, а она кончает самоубийством или совершает что-нибудь в этом роде. Тогда вы окончательно погибли…

Батра подкрепил эти слова угрозой:

— И уж, конечно, я сообщу полиции, если…

— Послушайте, сахиб доктор, — сказал ростовщик, — не грозите мне каждый раз полицией. Не забывайте, что я могу их всех купить. Ведь они берут гораздо меньше, чем вы…

— Подумайте о девушке, сетх-джи, — сказал Махендра, — неужели вам будет приятно обнимать девушку, которая вас не хочет?

— Для него это неважно, — снова вмешался Батра, — ведь он заплатил за нее!

— Пусть вы здесь хозяева, — сказал ростовщик, — но я не намерен выслушивать ваши оскорбления.

— А я не намерен отпустить эту девушку из лечебницы иначе, как в сопровождении полиции, — не успокаивался Батра.

— Ты можешь идти к мисс Янг, — сказал Гаури доктор Махендра.

Гаури очень хотелось узнать, чем кончится дело, и она с минуту колебалась, но, увидев строгий взгляд Махендры, поспешила выйти.

— Итак, — сказал Махендра, обращаясь к двум врагам и принимая на себя роль третейского судьи, — Гаури дала достаточно прямой ответ на мой вопрос. Я не потерплю никакой грязи у себя в лечебнице… Я дам ей работу. Она будет помогать сестре Янг, пока мы не разыщем ее мужа и не вернем ее ему.

Ростовщик понял, что спорить бесполезно. Махендра говорил решительно и категорически, а выражение его лица, благородного и бесстрастного, не допускало возражений. И еще ростовщик понял, что Махендра слишком честен, чтобы согласиться на какую-либо сделку.

А доктор Батра гордо вскинул голову, довольный одержанной победой, встал с места и демонстративно широко раздвинул бамбуковый занавес — непрошеного гостя не задерживали.

Шли дни, Гаури понемногу успокаивалась — казалось, все самое страшное уже позади. Лишь иногда пережитое нервное напряжение давало себя знать, и она, помогая мисс Янг, роняла инструменты или обваривалась кипятком.

Небо все чаще затягивалось тучами, уже прошли три больших ливня. Она думала о Панчи, рисовала в своем воображении, как он засевает поле и собирает урожай или как он с выражением раскаяния на лице входит в двери лечебницы, и ее сердце все время билось в тревожном ожидании.

Во всяком случае, одно было ясно: в дом Джайрама Даса она уже больше не вернется.

Что ее продолжало беспокоить, это взгляды, которые по-прежнему бросал на нее доктор Батра, и внушения чопорной мисс Янг, время от времени намекавшей, что ей следует быть с ним настороже.

Как-то Гаури решилась было попросить доктора Махендру написать письмо Панчи — пусть приедет и заберет ее наконец. Но в последний момент у нее не хватило духу обратиться к врачу с этой просьбой, он был такой недоступный, такой далекий. К тому же она понимала, что Панчи рассердится еще больше и еще больше будет мучиться сомнениями, узнав, что она была продана ростовщику и две ночи подряд провела в его доме.

Что касается доктора Батры, то он не оставил мысли завоевать ее сердце. Но он знал, что о нем ходят не слишком благоприятные для него слухи и что он перестарался, защищая Гаури от ростовщика, поэтому он умерил свой пыл и действовал более осторожно.

Убедившись в истинных намерениях доктора Батры в отношении Гаури, Махендра в свойственной ему манере, одним лишь своим поведением дал понять коллеге, что ему все известно. Но это не остановило молодого врача. Наоборот, он с каждым днем все более страстно желал пойти до конца в отношениях с этой женщиной.

Однажды, проигравшись в клубе в бридж, доктор Батра по дороге домой заглянул к своему старому другу подрядчику Хардиту Сингху и от него вернулся к супруге в более веселом настроении, чем обычно. Его жена Савитри за последнее время замечала, что он стал выпивать, но не придавала этому особого значения, так как подобное случалось и раньше.

Однако на этот раз она была раздражена более обычного — ей пришлось долго сидеть в кухне, подогревая ужин загулявшему супругу. Когда она разворчалась на него, Батра схватил жену за волосы, приволок в гостиную и задал ей порядочную трепку. При этом он в ярости швырялся посудой, в которой был ужин, и даже бросал ее в окно. Вся лечебница проснулась и слышала этот пьяный дебош.

Гаури чувствовала назревающий скандал и знала от мисс Янг о слухах, ходивших по городу. Однако на первых порах недомогание, связанное с беременностью, не позволяло ей особенно раздумывать над тем, что еще может предпринять доктор Батра. К тому же еще была свежа радость избавления от ростовщика, и она вся жила надеждой на возвращение к мужу.

Но когда шум дебоша, учиненного доктором Батрой, всполошил всю лечебницу, Гаури не на шутку испугалась. Ее затрясло, как в ознобе, и она почувствовала приступ тошноты.

Сестра Янг, проснувшись от шума, лежала в постели, каждую минуту ожидая несчастья, когда из соседней комнаты донеслись стоны Гаури. Сестра Янг растерла ей спину, дала воды и хороший совет.

— Скандал наверху непосредственно касается тебя, — сказала она. — Грешная душа Батры метит прямо в ад, этот ад — ты. Я уверена, что завтра его жена уедет к своей матери и он будет тут как тут. Мой тебе совет: возвращайся домой к матери, да поскорей.

Сказав это, мисс Янг возвратилась к себе в комнату. Гаури показалось, что на этот раз она была с ней более резка, чем обычно, хотя сестра Янг никогда не отличалась особой мягкостью. Гаури чутьем угадывала, что сестра Янг неспроста испытывает такую неприязнь к младшему врачу. «Может, он и на нее имел виды?!» — подумала Гаури, но тут же усомнилась в этом — у сестры Янг слишком непривлекательная внешность. А может, мисс Янг самой нравился этот красивый мужчина?..

В ту ночь Гаури долго не могла заснуть, пытаясь найти в себе мужество последовать совету мисс Янг. За окном стояла такая непроглядная тьма, а мать была такой далекой, казалась теперь такой чужой… А вдруг богиня все же придет к ней на помощь, придаст ей сил, и она совершит героический подвиг — вернется в деревню своего мужа? Тогда, покоренный преданностью своей Гаури, он с радостью примет ее. Разве все страдания, которые ей пришлось вынести, не искупили ее вины? Но как далек туда путь и какие страхи подстерегают ее в джунглях! Змеи, свирепые медведи и тигры — чего только не рисовало ей ее наивное воображение! А ракшасы — злющие демоны, рогатые, скрежещущие зубами… От всего этого можно было сойти с ума…