— Сидишь? — услышал Шатров за спиной рокочущий бас Добрыниной.

— Сижу, — согласился он.

— Я вижу, что тебя не слишком впечатлило сегодняшнее выступление нашего констебля. Или как вы его там называете?

— Суперинтендант, — поправил ее Сергей, слегка улыбнувшись и выныривая из своих мыслей, — Что вы, Марина Вячеславовна, напротив. Я до сих пор под властью чувств-c!

Добрынина хохотнула и, не спрашивая его согласия, плюхнулась напротив.

— Театр одного актера! Но, согласись, сыграно талантливо. Какой пафос, какая патетика, какое вдохновение!

Она жестом подозвала официанта и заказала пирожное и капучино.

— Ты будешь чего-нибудь? — обратилась она к Шатрову.

Он отрицательно покачал головой.

— А я вот когда нервничаю, всегда жую, ничего не могу с собой поделать. Сереж, ты ведь тоже не думаешь, что это Элка? — спросила она безо всякого перехода, слегка понизив голос.

Сергей внимательно посмотрел на нее. В этот момент даже ее крючковатый нос выражал неподдельное беспокойство. Короткие седоватые волосы были растрепаны, а пухлые сильные пальцы правой руки без конца барабанили по столу.

— Не знаю, как и сказать, — усмехнулся он.

— Говори, как есть. Ты ведь не веришь ни единому слову этого Проскурина! Впрочем, как и я. Элла всегда была порядочным человеком. Несмотря на то, что мы почти не общались в последние годы, я не верю в то, что она была способна на убийство. А вся эта история с запиской — вообще бред от начала и до конца, — фыркнула она. — Ты, кстати, не в курсе, что там было написано?

— Проскурин показал мне копию. Дословно я ее воспроизвести не могу, но то, что там присутствовало выражение «я виновата» — это точно.

— Но оно могло означать все, что угодно! И еще. Я знаю, что Элка всегда вела дневник. Может быть такое, что этот листок просто вырвали из него, специально, чтобы уж ни у кого не осталось никаких сомнений?

— Вполне, — согласился Шатров, немного подумав.

— Не могла Элка убить Антона, — с жаром продолжала настаивать Добрынина, — Она любила этого козла, прости, Господи! Любила по-настоящему.

— Но где любовь, там и ревность, а ревность порой бывает страшной, — нерешительно возразил Сергей.

— Чушь! Ты ведь и сам так не думаешь! — настойчиво и требовательно заглядывая ему в глаза, пророкотала Добрынина.

— Не думаю, — медленно, словно обдумывая что-то, проговорил Шатров. — Но доказать обратное будет нелегко. Чтобы опровергнуть выводы следствия, надо предъявить полиции настоящего убийцу. А для того, чтобы его вычислить, необходимо время, а вот его-то как раз у меня и нет.

В этот момент к столику подошел официант и поставил перед Мариной чашку с белоснежной шапкой взбитых сливок и большой кусок шоколадного торта. Пожелав приятного аппетита, он деликатно удалился за стойку.

— А что там с паспортом этой девочки? Беловой, кажется? Тебе уже позвонил твой приятель? — спросила Добрынина, отломив вилкой большой кусок лакомства.

Шатров отрицательно покачал головой.

— Так чего ты ждешь? — возмутилась она, — Звони сам! Сереж, если ничего не предпринять сейчас, то настоящего преступника никогда не найдут! Так случилось, что по разным причинам всем здесь выгодно считать убийцей несчастную Элку. Был бы жив Ремизов, он бы точно нашел способ доказать, что она не виновата! А теперь, черт возьми, за нее, кроме нас, даже заступиться некому! Она-то уже этого сделать никогда не сможет! — От горечи и негодования, переполнявших ее, Марина Вячеславовна дышала громко и с каким-то забавным присвистом, — Ты ведь не хуже меня знаешь, что она не случайно умерла. Кому-то было очень выгодно свалить на нее эти убийства. И вот, пожалуйста вам, господа хорошие: и предсмертное письмо, и мотив, и снотворное в бутылке со спиртным. Подставили бедную Эллу, а все и проглотили!

И снова что-то царапнуло Сергея в словах Добрыниной. Что-то было не так. Что-то неправильное, нелогичное. Но что?! Додумать он не успел, потому что в этот момент его, молчавший до сих пор телефон, взорвался трелями. На ярко-синем дисплее высветилось имя: «Березин».

— Алло! — отозвался Сергей, проворно выныривая из-за стола и быстро направляясь к выходу, — Привет, Леха! Ну, наконец-то! Погоди, я выйду на улицу, здесь связь паршивая!

Добрынина проводила его глазами, с трудом подавив желание броситься следом. Разговор затянулся на добрых полчаса, за которые она успела не только доесть пирожное, впрочем, почти не ощутив вкуса, но и заказать новое.

Когда Шатров вернулся в бар, терпение Добрыниной было на исходе. Она буквально подпрыгивала на стуле, который под ее весом жалобно постанывал и поскрипывал.

— Ну, что там? Рассказывай быстрее!

— Марина Вячеславовна, а давайте не здесь. Пойдемте-ка к нам.

— Договорились, — с готовностью отозвалась она и вскочила, готовая бежать куда угодно.

— Молодой человек! — зычно крикнула она растерявшемуся официанту, который уже нес новый кусок торта, на этот раз — нежного суфле, — Отмените заказ. Мы уходим.

И она потянула Шатрова на выход.

За всю дорогу до коттеджа Шатров не проронил ни слова, а Добрынина лишь изредка косилась на него, пытаясь поймать его взгляд.

Алиса встретила их на пороге, а Мурка, как и ожидалось, с радостным лаем бросилась Сергею на грудь. В конце концов, они снова, как и некоторое время назад, расположились в гостиной.

— Давай, Шатров, не томи! Сам же говоришь, что времени у нас в обрез, — начала Марина Вячеславовна.

— Короче так. Семья Кати Беловой до недавнего времени была совершенно непримечательной. Обычная счастливая, не особенно состоятельная, проще говоря — среднестатистическая ячейка общества: мама, папа и две дочки — Катя и Наташа. Пару лет назад родители девочек попали в жуткую автокатастрофу и погибли на месте. Родных у них больше не осталось. На тот момент девочке Кате было девятнадцать, а ее сестре соответственно шестнадцать лет. После смерти родителей им, конечно, пришлось туговато, но Катя худо-бедно подрабатывала, и на еду им вполне хватало. Все бы шло хорошо, но тут младшая Наташа забеременела. По всей видимости, отец ребенка не пожелал создавать с ней семью, однако девочка все же решила оставить ребенка. Не знаю, что и как, но мальчик родился мертвым, о чем есть соответствующая запись в роддоме. Однако Наташа была на все сто процентов уверена в том, что ее сын был жив, и его у нее просто отобрали. Якобы она слышала, что ее малыш громко закричал, и слышала разговоры врачей, о том, что все его жизненные показатели были в норме. Роды были довольно тяжелыми и затяжными, и на тот момент девушка была почти без сознания. Вполне возможно, что все это ей просто показалось. Но, несмотря на уверения врачей, Наташа твердо стояла на своем и все-таки подала заявление в полицию. Однако там ее слова никто не принял всерьез.

Добрынина возмущенно фыркнула.

— Подожди, Сереж, — спросила Алиса, — ведь если мальчик умер, то матери должны отдать тело.

— Не должны, — покачал головой Шатров, — Там какие-то свои правила на этот счет.

— Хорошенькие правила! Не дать матери даже похоронить ребенка! Врагу такого не пожелаешь, — возмутилась Марина Вячеславовна. — Продолжай.

— После смерти мальчика, девушка явно была не в себе. Она бросила школу, постоянно плакала, качала пустую коляску, разговаривала с умершим сыном, так, будто бы он живой. Проще говоря — начала сходить с ума. Однажды, вернувшись с работы, Катя застала сестру в кухне с петлей на шее. Рядом лежала записка. Что-то вроде того: «Не могу больше так жить. Если мой малыш умер, то и мне здесь делать нечего, я ему нужна, ухожу к сыну».

— Господи помилуй, — пробормотала, потрясенная услышанным, Алиса.

— Катя, сразу же после смерти любимой сестры, уволилась с работы. Поговаривали, что все свое время она тратила на то, чтобы найти виновных в смерти племянника и Наташи. Она, кстати, единственная верила Наташе. Нередко она заговаривала о мести, но ее слова мало кто принимал всерьез. Считали, что она тоже немного тронулась, — Сергей повертел у виска пальцем. — Да и не удивительно, за такой маленький срок потерять всю семью — кто такое может выдержать!

— Ты тоже думаешь, что Белова была сумасшедшей? — недоверчиво спросила Добрынина.

Шатров покачал головой.

— Нет, лично я так не думаю. Напротив, мне почему-то кажется, что Наташа была права, и ребенок появился на свет живым и вполне здоровым. А вся эта сказка о мертворождении — ложь от начала и до конца. Вот только кому и зачем понадобилось отбирать мальчика у матери?

— Напрашивается очевидный ответ, — после некоторой паузы проговорила Алиса. — Ты же сам мне говорил, что Крутицкий занимался подобного рода грязными делишками. А тут — такая удача. Одна — несовершеннолетняя мать-одиночка, другая — ее сестра, больна астмой. Заступиться за них некому — делай, что хочешь!

— Да, но почему именно они?

— В смысле? — не поняла Алиса.

— Видишь ли, когда я работал по делу фонда, мне удалось выяснить, что сотрудничал Крутицкий только с несколькими роддомами. Я так понимаю, что там у него были, так сказать, хорошо прикормленные эскулапы. А вот Наташа Белова рожала в совершенно другом месте. И вот еще что интересно. Главврач и акушерка, которые принимали те самые роды, очень поспешно уволились.

— И о чем это говорит?

Сергей пожал плечами.

— Может и ни о чем, но мне кажется, что это был совершенно определенный заказ, за который Крутицкому, да и врачам нехило заплатили.

— То есть, ты хочешь сказать, что кому-то было выгодно, чтобы ребенка Беловой официально признали умершим? — догадалась Алиса.

— Именно, Лисенок. Но на самом деле, мальчика просто продали в другую семью. Считай, что Крутицкий на этом деле заработал дважды.

— Дикость какая-то! Но кому это могло быть нужно?!

Повисло тягостное молчание.

— Послушай, Сереж, а ты случайно не знаешь имени отца ребенка Наташи Беловой? — осторожно поинтересовалась Добрынина. — Потому что если разобраться, то кроме него, заинтересованных людей больше нет.

Сергей слегка улыбнулся и кивнул.

— Я тоже так считаю, — произнес он. — Вот только кто он, никто не знает. Сама Наташа никому ничего не говорила, да и то, что удалось накопать ее старшей сестре, нам тоже пока неизвестно. Думаю, что именно этой информацией она и шантажировала покойного Антона Владимировича. Я, конечно, могу только предполагать, но мне кажется, что Катя просто хотела вернуть своего племянника. Она поняла, что официально сделать этого не получится, и затеяла собственное расследование. Судя по всему, узнала она много такого, что очень не понравилось Крутицкому, и даже напугало его.

— Так значит, это все-таки он убил Катю Белову? — спросила Алиса.

— Бред! — категорически возразила Марина Вячеславовна, — Антон был ужасным трусом. У него кишка была тонка для такого. Вот тихая подлость — это его! Но убить своими руками — нет!

— Мне тоже так кажется. Кроме того, ведь и он тоже умер не своей смертью, — согласился Шатров.

— А как же Элла? — спохватилась Алиса, — Она действительно сама отравилась снотворным?

Шатров вдруг резко встал и начал быстро ходить по комнате. Алиса и Добрынина сидели молча, глядя на него, как завороженные.

— Вот оно! Ну, конечно же! Как же я раньше не сообразил! — воскликнул он наконец и звонко хлопнул себя по лбу, — Элла никогда не могла бы этого сделать! Помните, Марина Вячеславовна, что именно она сказала вчера за обедом, когда Эрнест Фридрихович предложил ей таблетки от головной боли? Она тогда ответила, что никогда не принимает никаких лекарств!

— Точно, Элка упомянула, что у нее аллергия на многие препараты, — возбужденно подтвердила Добрынина. — Ай да Шатров! Получается, это были не ее таблетки! Это еще раз доказывает, что ее убили…

— И убили очень вовремя, — подхватила Алиса. — Ты прав, Сережка, есть кто-то третий.

— Замечательно! — саркастически усмехнулась Марина Вячеславовна, — В этом случае у нас выбор богатый! Чисто теоретически, отцом ребенка мог быть любой представитель мужского пола. Например, тот же Дима Костров, или Пахомов, или Кравчук…

— Марина Вячеславовна, мы действительно, можем гадать до бесконечности, — прервал ее разбушевавшуюся фантазию Сергей. — Единственное, что нам может помочь — это те самые бумаги, собранные Катей, о которых шла речь. Что-то в них было такое, отчего этот человек начал убивать. Причем, заметьте, — Сергей поднял вверх указательный палец, — он не опасался того, что мог рассказать Касаткину лично я. Ему было все равно, захочет ли Егор Николаевич вести дела с Крутицким или нет. Ему было важно заставить замолчать тех, кто, так или иначе, оказался в курсе истории с ребенком Наташи Беловой.

— Ты считаешь, что Элла Эдуардовна знала о том, чем на самом деле занимался ее муж?

Шатров развел руками.

— Этого мы пока тоже не знаем наверняка. Думаю, вряд ли. Мне кажется, что ее просто-напросто сочли идеальной кандидатурой, на которую можно свалить вину за все произошедшее. А прийти к этой гениально мысли нашему мистеру «X» помог сам капитан Проскурин. Слишком уж он уцепился за версию о ревнивой супруге и напирал на нее изо всех сил.

— Это точно, — снова поддакнула Марина Вячеславовна. — Причем, все остальные возможности он даже и не рассматривал, хотя я лично, очень непрозрачно намекнула ему, что, скорее всего, дело в том, что под прикрытием фонда Крутицкого проворачивались некие махинации. И, кстати, настоятельно посоветовала ему поговорить с тобой.

— Быть может, дело и не закрыли бы так быстро, если бы не внезапная кончина главной подозреваемой, — продолжил свою мысль Шатров, — В конце концов, Элла Эдуардовна, как женщина вполне обеспеченная, вполне могла нанять грамотного адвоката, который бы мигом развалил обвинение, но тут, очень кстати, Крутицкая умирает, да еще, якобы, сама признается во всех смертных грехах.

— Да, ребята, профессионально сработано, нечего сказать! — вздохнула Добрынина. — И что мы теперь будем делать?

— Пока не знаю. Мне надо подумать.

— И сколько ты будешь думать? — нетерпеливо спросила Марина Вячеславовна.

— Пока не систематизирую все факты. Кстати, надо бы собаку нашу вывести погулять, — рассеяно добавил он.

— Я уже. Между прочим, у меня сегодня тоже состоялся весьма необычный разговор, — сообщила Алиса.

— С кем это?

— С Викторией Алексеевной Касаткиной. Она изо всех сил пыталась меня убедить повлиять на тебя.

— Не понял? В каком это смысле? — искренне удивился Шатров.

Добрынина тоже изумленно уставилась на Алису.

— Просто ей кажется, что ты лезешь не в свое дело. Она, якобы, хорошо знала Эллу. По ее словам, она была очень ревнивой и неуравновешенной женщиной, крайне озлобленной на своего мужа за постоянные измены. И то, что произошло — очень печально, но вполне логично. Виктория Алексеевна дала мне понять, что ни она, ни ее муж не желают больше копаться в этой истории. Их вполне удовлетворяет официальная версия полиции.

— Вот значит как! — присвистнула Марина Вячеславовна. — Интересный поворот! Ах, Вика, Вика! Что ж ты так нервничаешь-то?

Сергей машинально вытащил из кармана слегка смятую пачку и вытянул оттуда сигарету. Он начал ее крутить между пальцев, отчего вскоре на полу образовалась целая горка табака. Спохватившись, он нагнулся, кое-как собрал мусор, выбросил в урну, и, не говоря больше ни слова, ушел на балкон.

— И что это значит? — недоуменно подняла косматые брови Добрынина.

«Точь-в-точь — сова из мультика про Винни Пуха!» — подумала про себя Алиса.

— Он же сказал — ему надо подумать, — улыбнувшись, сказала она вслух, — Сережка всегда так делает, когда чем-то сильно озадачен. Не обижайтесь на него, Марина Вячеславовна.

— Да у меня и в мыслях не было обижаться. Ладно, тогда и я, пожалуй, пойду. Тоже поразмышляю, может чего-нибудь и надумаю.

Марина Вячеславовна поднялась и накинула плащ. Мурка сонно завиляла хвостом и проводила гостью ленивым «Гав!».

Алиса закрыла дверь на ключ и, не выключая свет и не раздеваясь, прилегла на кровать. Сон подкрался незаметно, и уже через пару минут глаза ее слиплись сами собой.

* * *

…На улице светило солнце, напоминающее огромный раскаленный пылающий шар, закрывший собой половину неба. И свет его был настолько ярким и неестественным, что казался скорее электрическим. Глаза болели и слезились. Не в силах больше выдерживать эту бешеную огненную вакханалию, Алиса задернула шторы, обернулась и ахнула. Их комната вновь была перевернута вверх дном.

Большущий матрац, сброшенный на пол и вспоротый чьей-то безжалостной рукой, ощетинился колючими пружинами и клоками синтепона. На кресле лежал чужой черный плащ, свешиваясь по сторонам, словно гигантский парашют. Ваза, в которой стоял букет из ромашек и колокольчиков, была перевернута и вода, вытекшая из нее, залила светлый ковролин. Но вот странно — почему-то пятно это было не бесцветным, а бурым.

Алиса в ужасе застыла, глядя на эту жуткую картину. Тут ее нос уловил какой-то тошнотворный запах. И запах этот с каждой секундой усиливался. «Кап!» — вдруг услышала она. Из опрокинутой вазы вылилась еще одна капля. И это была не вода. Потому что вода никогда не бывает такой красной и тягучей. Это и не вода — с пугающим спокойствием поняла вдруг Алиса. Это кровь. И я чувствую ее запах. Это запах смерти и страха. Где же Шатров? Почему он бросил меня здесь одну?

В этот момент она почему-то подумала, что Сергей вряд ли ей поверит, если она расскажет ему о том, какая чертовщина творится в их доме. Трясущимися руками она вытащила из кармана телефон и решила заснять страшную картину. Странно, но в объективе камеры она вдруг увидела бесформенную фигуру, одиноко сидящую на голом остове кровати. Убрала телефон — фигура исчезла. Вновь взгляд сквозь объектив и опять — человек. Он сидел спокойно, устремив взгляд в пространство, но Алиса, как ни старалась, не могла разглядеть его лица. И вдруг он заговорил, вернее, заговорила она, ибо это была женщина.

— За что?! Я так хотела жить. Просто жить, радоваться солнцу и дождю, ходить по улицам и покупать мороженое, слушать пение птиц по утрам. Это ты виновата. Ты!

— Почему я?! — прошептала Алиса непослушными губами, упрямо глядя в камеру.

— Я ненавижу тебя! Ненавижу!!! — голос, вначале равнодушный, безжизненный и едва слышный, с каждым словом набирал силу.

Под конец он стал совершенно оглушительным, заполняющим все вокруг безумным звенящим эхом. Алиса в ужасе отбросила от себя телефон и обеими руками закрыла уши. Она изо всех сил зажмурилась и… проснулась.

* * *

Сердце колотилось так, будто вместо него в груди работал гигантский штамповочный станок, а на лбу выступила холодная испарина. Обеспокоенная Мурка стояла на задних лапах, и, тревожно поскуливая, тыкалась мордой в ее плечо. Алиса мельком взглянула на часы — она проспала всего лишь десять минут. За окном сгущались сумерки. Сквозь неплотно задвинутые шторы, на балконе она разглядела силуэт Сергея. Он что-то быстро записывал в блокнот. Рядом в пепельнице дымилась сигарета и стояла кружка.

— Все хорошо, милая, это просто сон! Дурной сон, — тихо сказала Алиса, скорее не Мурке, а себе.

Она потрепала ее по голове и поцеловала шишковатый лоб, все еще пахнущий шампунем.

Странно, такое ощущение, будто бы она знала эту собаку не один день, а много-много лет. И как это она жила до сих пор без этого любопытного кожаного носа, без этого взгляда, полного неподдельного волнения и преданности, без мягких, пушистых ушей, похожих на большие лопухи? Как же хорошо, что Сережка выкупил ее! Страшно подумать, что этой случайности могло и не быть, не приди ему в голову идея с самого утра тащиться в Озерское. Как он там сказал? Они теперь будут жить все вместе. Вместе. Какие чудесные слова!

От этих спокойных мыслей дыхание понемногу выровнялось. Алиса встала, выключила люстру, оставив гореть только маленький ночник и, взяв пижаму, пошла в душ.