Первым зданием города было придорожное кафе – стеклянный ящик, занавешенный изнутри белыми шторами. На двери болталась табличка «ЗАКРЫТО». Приезжий остановился. Возникло и пропало тиканье часов. Приезжий разжал кулак и посмотрел на спичечную коробку.

– Ящерица… – сказал он. – Это я, здравствуй, ящерица… Я накормлю тебя, маленький крокодил… А теперь смотри не высовывайся из коробки. А то придут пионеры, и ты умрешь. Они положат тебя в банку с формалином и сделают из тебя наглядное пособие… Потому что наука требует жертв, искусство требует жертв, любовь требует жертв, и черт его только не знает, что не требует жертв… Все требуют жертв, и никто не догадывается, что живые помогают прогрессу больше, чем покойники… А теперь я посплю, ящерица.

Он выбрал местечко на зеленой траве, неподалеку от дверей кафе, подстелил плащ и улегся удобно и привычно.

– Я очень долго шел, а теперь я посплю, – сказал он. – Сплю.

По потом он приподнялся на локте.

– Батальоны все спят, – сказал он спокойно.

Сено хрупают кони. И труба заржавела На старой цепи. Эта тощая ночь В случайной попоне Позабыла про топот В татарской степи.

– Сплю… – сказал он. – Сплю… – и снова приподнялся. – Сон, а сон.

– Да… – ответил сон.

– Приснись мне, – сказал приезжий.

– Ладно, – сказал сон.

– Что-нибудь не очень глупое.

– Ладно, спи.

– Много лет назад я был в одном городке, ну ты знаешь такие города – в торговых рядах продают стиральные машины, сборники фантастики и шифер по справкам горисполкома. В сквере – памятники партизанам последней войны и войны с Наполеоном, а у церкви – пьяные велосипедисты. Утром и вечером мне хотелось поселиться там навсегда, а днем и ночью бежать куда глаза глядят…

– Хватит болтать, – сказал сон.

– Вот говорят, что любовь и голод правят миром, – сказал приезжий. – Интересно бы знать – куда это они правят! Городок-то ведь ждет… Там гуси отскакивают от мотоциклов, там воскресенье не начинается без водки, там в магазине я купил книжку «100 затей для умелых рук» и в речке поймал пескаря. Я не заметил в городке ни любви, ни голода, но я заметил тоску по необыденному. Как ты думаешь – может она править миром?

– Не мешай мне работать! – сказал сон. – Я не могу работать в таких условиях! Сейчас все Другое.

– А что? – спросил приезжий. – Ты мне уже снишься?

– Да. Снюсь! – сказал сон.

– Вся моя беда, – сказал приезжий, – что, в сущности, я никогда не был уверен в том, где я нахожусь. То ли мне здесь снится, что я там, то ли мне там снится, что я здесь. Вот, например, дворник… надеюсь, он мне не станет пылить в нос.

«Вжик, вжик…» – сказала метла дворника, но пыли не было. Так разве что немножко, самую малость.

– В этом городе есть пивные? – спросил приезжий у дворника, когда тот приблизился.

– В этом городе нет пивных, – сказал дворник. – Вы нездешний?

– Я приехал издалека, – сказал приезжий.

– Амнистированный? Или турист? – спросил дворник.

– Вы оригинально мыслите, – сказал приезжий.

– Эх, разве это сейчас ценят, – сказал дворник. – Работаю дворником, а мог бы быть фтизиатором.

– Что такое фтизиатор?

– Откуда я знаю? – сказал дворник.

– Вы, я вижу, тоже нездешний.

– Мы все нездешние, – сказал дворник.

– Слушай, дворник, – сказал приезжий. – По-моему, сегодня должно что-то случиться. Как по-твоему?

– Черт вас знает, – сказал дворник. – Так и шастаете тут, так и шастаете.

– Не твое дело, – сказал приезжий. – Я люблю видеть сны какие мне хочется.

– Это приятно? – спросил дворник.

– Не всегда, – ответил приезжий. – Но всегда чревато. – Чем?

– Событиями, – сказал приезжий. – Тебе не кажется, что сегодня должно что-то случиться?… Уже случилось…

Он так сказал потому, что из-за угла кафе вышли две женщины. Одна средних лет. Другая помоложе.

– Это тебе снится, чудак, – сказал дворник.

– Нет. Это уже не сон, – сказал приезжий.

– Принесите мне чего-нибудь горячего, – попросила та, что постарше.

– Валентина Николаевна, – сказала молодая. – Здесь кто-то спит.

– Ничего. Поспит и проснется, – та, что постарше, наклонилась к спящему. – Ох!… – сказала она, выпрямившись.

– Валентина Николаевна, что с вами? Женщина тихонько засмеялась, потом вытерла слезы и наклонилась снова.

– Спишь, – сказала она. – Ты все-таки пришел, бродяжка… Дай я хоть погляжу на тебя… Похож.

– На кого похож? – спросила молодая.

– Изменился… На себя похож…

– Валентина Николаевна, а кто это?

– Это? Страшный человек.

– Господи…

– Самый большой лентяи на свете. Чемпион лентяев. Старая школа.

– Вы его знаете?

– Немножко. Это мой муж, – сказала она. – Бывший, бывший… Я его не видела полжизни… Она тряхнула спящего за плечо.

– Проснись. Приезжий открыл глаза.

– Ты знаешь, пока я спал, мне пришла в голову одна идея, – сказал он. – Я понял, почему я не люблю ходить в театр… Покупаешь билет, и тебе показывают живых людей, как в трамвае. Но в трамвае это стоит четыре копейки. Конечно, если без багажа. С багажом дороже… Ну ладно, я еще посплю. У меня там был ряд интересных встреч. Я не досмотрел, чем все это кончится.

Он опять закрыл глаза.

Но женщина схватила его за плечи и стала трясти.

– Э-э, нет, не выйдет, – приговаривала она. – Ты у меня сейчас проснешься как миленький. Ну… вставай.

Тогда приезжий поднялся.

– Может, поздороваешься наконец? – спросила женщина.

– Здравствуй, Валя, – сказал приезжий. – Я слышал, ты стала известной актрисой. Или мне это приснилось? И ты все еще играешь официанток?

– Валентину Николаевну знает весь свет, – с вызовом сказала молодая.

– По-моему, вы официантка, – сказал он ей. – В этом кафе.

– Откуда вы знаете?

– Знаю, – сказал приезжий. – У вас в кафе мухи есть?

– Начинается, – сказала актриса.

– Да вы что, гражданин, – сказала официантка. – Спятили? Наше кафе лучшее в районе… Какие мухи?

– В тех кафе, где бываю я, крошка, все официантки выносливые, – сказал приезжий. – И вежливые. Все. До единой.

– Я вас не оскорбляла…

– И умные, – добавил приезжий. – Там заказ клиента угадывают по глазам…

– Не люблю таких, – сказала официантка. – Все переиначиваете.

Приезжий стукнул кулаком себя по ладони.

– Могу я достать в этом кафе пару хороших мух?! – спросил громко. – Или нет? Я вас спрашиваю! У меня ящерица не кормлена!

– Слушай, не пугай человека… Какая ящерица? – спросила актриса.

– Я ее отнял у юных натуралистов, – сказал приезжий и, приоткрыв коробку, показал маленькую скучную ящерицу.

– Ой, зелененькая… – сказала официантка.

– Вы хорошая девушка, – сказал он.

– У нас этих ящерок сколько хочешь, – сказала она.

– Вы плохая девушка, – сказал он.

– Прошу вас, идите… Нам нужно поговорить, – сказала Валентина Николаевна.

Официантка сказала – хорошо, потом кивнула на него, покрутила пальцем у виска, понимающе подмигнула Валентине Николаевне, поднялась по ступенькам кафе, отворила своим ключом дверь и ушла внутрь.

– Ну, рассказывай, – устало произнесла актриса.

– Я перед сном глядел на ящерицу, и мне приснился крокодил в виде дворника.

– Я хочу знать, как ты живешь, где ты живешь, кем ты работаешь?

– Я живу хорошо, – ответил он со смирением. – Я живу везде. Я работаю поводырем крокодила.

– Жаль, – сказала она. – Я думала, мы с тобой поговорим как люди.

– Валя, мы и говорим как люди, – мягко возразил он. – Только в слово «люди» мы вкладываем разный смысл. Как всякий неталантливый человек, ты любишь сложности.

– Я тебя не понимаю.

– Ты меня никогда не понимала.

– Не обольщайся, – сказала она. – Я тебя всегда понимала. Поэтому мы не вместе. И насчет неталантливости ты врешь. Болтун несчастный. Значит, так и проиграл в игрушки всю жизнь?… Все так же спишь, все так же бездельничаешь, все так же рассказываешь байки и затеваешь споры с кем попало… Это ты любишь сложности. Я живу понятно и просто. А ты закрученный, как штопор.

– Нет, Валя, я не люблю сложностей. Это они меня любят. Что может быть проще желания поспать? А мне все время мешают, будят. Вот и ты всегда будила меня невпопад.

– Работать надо, голубчик, работать! – сказала она. – Все люди работают и создают ценности!

– Это не одно и то же. Валя, – сказал он. – Работать и создавать ценности. Ладно. Не хочется спорить.

– Лекции читаешь… – Голос у нее стал злым. – Интересно бы знать, какие ТЫ ценности создаешь, соня несчастный!

– Сейчас покажу, – сказал он и оглянулся на подходившую официантку.

– Я мух принесла, – сказала официантка.

– Понятно? – спросил он у актрисы.

– Ладно. Я пойду, – сказала она. – Не думала, что мы с тобой так встретимся. Мне казалось, что я тебя еще немножко люблю… Иллюзии, иллюзии… Дуры мы, бабы.

– Прости меня. Валя, если можешь.

– Бог подаст. Чужой человек, – сказала она.

– Ничего ты не поняла, – сказал приезжий. – Вот смотри…

И он обернулся к официантке.

– Слушайте, у вас же таких ящерок полно, – сказал он, – а вы этой мух принесли. Она усмехнулась.

– Эта вроде уже знакомая, – сказала она.

– Поняла? – спросил он у женщины средних лет и, видимо, средних способностей, он всегда знал это, но был уверен, что это поправимо.

Актриса смотрела на него с яростью.

– А теперь ступай, – сказал он. – Я не досмотрел сон. Ты меня разбудила, когда начиналось самое занятное.

Они обе ушли.