Его выгнали прежде всего потому, что от него все устали.

Началось с того, что я спросил:

- А почему вы, собственно, заинтересовались Митусой и Леонардо?

Это было неосторожно.

- Митусой я заинтересовался потому, что я не знаю иностранных языков, - сказал он.

- При чем тут иностранные языки?

- Начало нашего тысячелетия ознаменовано необычайными поэмами, - сказал он. - В Германии «Песнь о Нибелунгах», в Испании «Романсеро о Сиде Кампеадоре», в Англии - «Баллады о Робин Гуде», во Франции - «Песнь о Роланде», в России - «Слово о полку Игореве». Славянский мне было изучить легче, чем другие языки.

- Ну и что?

- Такое впечатление, что все силы творчества в начале тысячелетия ушли в поэзию. Причем безымянную.

- Допустим. Ну и что из этого?

- А то, что эпоха Возрождения, середина тысячелетия, должна была оказаться сильной в творчестве с рационалистическим оттенком. Так оно и было. Литература философствовала, драма стала публицистичной, изобразительные искусства смыкались с наукой.

- Ну, это известно. А что дальше?

- А то, что если взять человечество как общество, а не сумму людей, как организм, - то первые два этажа уж очень похожи на первые два этапа теории отражения, то есть на живое восприятие и на абстрактное мышление, и следующий конец тысячелетия должен ознаменоваться практикой в области творчества. А что это значит?

- Вот именно, что это значит? - сказал я. - Загибщик вы. Творчество и есть практика. Какая еще может быть «практика в области творчества»? И в начале тысячелетия творили, и в середине, и сейчас творят.

- А что сейчас творят? - спросил он. - Где уникальные произведения культуры, где великие творения, где синтез? Все анализ, исследования, открытия, теории, долбежка частиц, разброд, развал, поиски истины. Разбирают вселенную, как часики, потом собирают обратно - остаются лишние детали. Разве это творчество?

- Истину всегда искали - и нравственную и научную.

- Факт. Но для чего? Почему так много исследований и открытий и так мало изобретений?

- Это сейчас-то мало? Да их полно. Только и слышишь…

- Вот именно слышишь! А их должно быть столько, чтобы о них не было слышно. Вы же не слышите о том, что еще выпустили пару туфель или автомобиль. О них не сообщают, их делают. Нет, наше время не любит изобретений. Оно любит исследования. Кому трудней всего? Изобретателю. А исследователю? Все институты научно-исследовательские. Разве не так? А почему? Исследование - это значит исследование того, что природа изобрела. А изобретение - это человеческое создание, продукт творчества, синтез.

- Без исследований не будет изобретений.

- Правильно. А без изобретений вообще ничего не будет. Жизни не будет. Человек от обезьяны отличается не исследованием дубины, а изобретением дубины. А сейчас изобретателя, по сути дела, боятся. Потому что он дезорганизует производство. А уже давно пора производить не просто предметы, а изобретения. Производство должно производить изобретения. Тогда никакой дезорганизации не будет. Будут планировать изобретения - и все.

- А где их напасешься? Изобретение - это не туфли, не автомобиль, - сказал я.

- Вот именно. А почему? Потому что никто не знает, что такое творчество, с чем его едят и как его вызывать, - сказал он и добавил как-то нехотя: - А вот Леонардо знал.

- А откуда вам это известно?

- По результатам. Один список его изобретений занимает десятки страниц. Не прочтешь. Устанешь, - сказал он устало.

- Леонардо - гений, - торжествующе сказал я.

- Гений! - почти крикнул он. - А не кажется ли вам, что у него способ мышления был другой, не такой, как у нас? Не кажется ли вам, что гений - это тот, кто нащупал другой способ мышления? А остальные так… Логикой орудуют.

- Ну, знаете!

- Что «ну знаете»? Что такое логика? Инструмент. А инструменты стареют. Вас же не пугает, что евклидова геометрия устарела?

- Ею пользуются.

- Правильно. Для частных задач. Для плоскости. А любая плоскость - часть шара. А на нем сумма углов треугольника никогда не равняется двум «д». Молотком тоже пользуются, но есть орудия и поновее.

- А чем вы замените логику?

- Если наш мозг может иногда делать внезапные открытия, значит он может это делать постоянно. Если Менделеев увидел свою таблицу во сне, значит именно в тот момент ему легко было сделать это, значит его мозг правильно думал.

- Какая чушь! - Я рассвирепел окончательно. - Прежде чем ему приснилась таблица, он годами мучился, обдумывая ее!

- Правильно. Мучился. Ну и что хорошего? Это значит, все эти годы он неверно думал, логически перебирал варианты, линейно думал. А потом линий накопилось столько, что они, наконец, слились в один комок, вот и все.

- Другого способа нет.

- А вдруг есть?

- У вас, что ли?

- Вот Шопен говорил: «Я сажусь за рояль и начинаю брать аккорды, пока не нащупываю голубую ноту». Что это означает? Это означает, что весь его организм откликнулся именно на это созвучие и именно в этот момент. Он идет за ним, и получается шедевр, изобретение.

- Н-да… И как же вы предлагаете их планировать, изобретения?

- Да надо планировать не изобретения, а людей, которые способны изобретать. Ведь даже сейчас мы же не планируем продукцию, мы планируем выпуск продукции. А продукция уж есть следствие, плод выпуска.

- А как планировать изобретателей, как узнать, кто может изобретать?

- Все, - сказал он.

- И вы?

- И я.

- Поэтому вы стали клоуном?

- Отчасти, - скромно сказал он. - Когда я рискнул позвонить профессору Глаголеву и сказал, что у меня есть интересные данные о том, что Митуса автор «Слова о полку Игореве», он бросил трубку. Я опять позвонил и спросил: «А если я нашел рукопись с его подписью, вы все равно не поверите?» Он засмеялся и сказал: «Клоунада». И опять бросил трубку. Я подумал: «А почему бы и нет? Почему бы мне не начать смеяться над чванством? Да здравствует клоунада!» Понимаете, настоящая клоунада это не тогда, когда публика смеется над клоуном, а когда клоун смеется над публикой.

И он искоса посмотрел на меня.

Я почувствовал, что краснею, и сказал:

- Вы что же, нашли такой способ мышления?.. Универсальный?

Это была вторая неосторожность.

- Нашел, - сказал он. - Универсальный.

Пора было его проучить.

- Отлично, - сказал я. - Вы нам его продемонстрируете.

- А зачем его демонстрировать? - сказал он. - Принесу завтра таблетки - и все.

- Какие таблетки?

- Вы их примете и сами начнете мыслить творчески.

Он не смеялся, мерзавец.

- Отлично, - сказал я. - Покушаем ваши таблетки.

Он кивнул и ушел. А я покамест выпил водички. Без таблеток.