– Давай колись, что в итоге получилось у вас с Иори?! – гораздо более дружелюбным тоном, чем прежде, обратилась Инаба к Тайти по дороге в школу. За выходные ей стало заметно лучше, и сейчас она была, по мнению Тайти, даже немного чересчур энергичной.
– Д-да ничего особенного.
После признания Инабы в жизни КрИКа все осталось практически так же, как и было.
Кроме того, за последнее время все уже настолько привыкли к «обменам личностями», что, даже когда случался очередной, ничего особо неприятного он с собой не приносил. Конечно, состояние напряжения оставалось, как и ощущение, что бомба может взорваться в любой момент, но в целом друзьями владела некая «невозмутимость».
Этого ли хотел от них Халикакаб? Если да, то сколько еще это все продлится? А если нет, то что их еще ждет?
Единственным, что по-настоящему тревожило Тайти, оставалось состояние Нагасэ.
– В тот день, когда вы вдвоем провожали меня до дома, у вас потом был очень трудный разговор, верно? Поэтому я какое-то время за вами просто наблюдала, и… я так и думала! Блин, только твое сексуальное желание и выдержало проверку!
– Пожалуйста, не говори с самого утра про «сексуальное желание» и все такое. И потом, у меня ощущение, что если ты будешь говорить на эту тему, то потом по инерции перейдешь и на «тот секрет», так что прекрати!
Только вряд ли она прекратит.
– Ты ведь и сам понимаешь, что Иори сейчас в опасном положении, да?
– Ну… это… Кстати, Инаба, а ты как об этом узнала?
– У нас с Иори своя история дружбы, о которой мы вам не рассказывали. Когда придет время – может быть, расскажем. Впрочем, это сейчас к делу не относится. Пф, мне правда не хочется этого предпринимать, но выбора нет, получается? Раз так… чрезвычайные меры!
Что это за чрезвычайные меры, которые Химэко Инабе, по ее словам, «не хочется предпринимать»? …Тайти даже думать об этом было страшно.
□■□■□
Большая перемена. Малопосещаемый уголок за восточным корпусом школы, ставший, по слухам, популярным местом для любовных признаний. Сейчас там находилось несколько человек.
Во-первых, за оградой сидели, словно прячась, Тайти, Инаба и Нагасэ. Во-вторых, по другую сторону их взглядов стояли Юи Кирияма и Ёсифуми Аоки – именно сейчас они устроили тайную встречу.
– Инаба… как ты заполучила эту информацию?.. – поинтересовался скрючившийся Тайти у сидящей рядом с ним в точно такой же позе Инабы.
– Случайно, во время последнего обмена с Юи. …А, но я не подглядывала в ее мобильник специально. Мейл от Аоки пришел сразу, как только мы обменялись. Я просто не удержалась.
– Все равно так лучше не делать… Ну там, притвориться, что не видела, хотя на самом деле видела…
– Любая информация, которую я узнала, становится моей. То, что бесполезно с точки зрения здравого смысла, – я сама решу, бесполезно или нет. Ничего особенно плохого тут нет… наверное.
– Если в этом ничего особенно плохого нет, то в чем же есть… И что значит это «наверное»?
– Шш! Они начинают! – прервала их разговор Нагасэ.
Инаба чуть ли не силой затащила сюда Тайти и Нагасэ, однако сейчас Нагасэ смотрела с энтузиазмом; похоже, ей действительно было очень интересно.
«Ну что такое… зачем позвал меня сюда? В классе мы вместе, в кружке мы вместе, можешь со мной поговорить когда угодно, скажешь нет? Я хочу пообедать».
Голос Кириямы звучал недовольно, но ощущалось в нем и некое напряжение. Вокруг царила тишина, поэтому, несмотря на расстояние, слышно все было отлично.
«Мне хотелось поговорить серьезно».
Действительно, Аоки говорил с нетипично серьезным видом.
«Н-насчет чего?..» – нервно дрожа, спросила Кирияма. Вид у нее был такой, словно она того гляди сорвется с места и удерет.
Неясно, почувствовал ли это Аоки, но он тут же без намека на колебания заявил:
«Может, я уже и говорил, но скажу снова. Я люблю тебя, Юи Кирияма-сан. Если ты не против, давай встречаться».
Идеальная прямая подача, точно по центру.
– Уаа… Он, конечно, всегда твердит свое «люблю, люблю», но чтобы так решительно это заявить человеку, с которым дружишь, это же какая смелость нужна!.. Круто!..
Даже у Инабы в голосе послышался оттенок восхищения. А Тайти и Нагасэ рядом с ней просто потеряли дар речи.
Хоть они и смотрели на происходящее с некоторого удаления, все равно были напряжены. Какой шок испытала Кирияма, которой эти слова пришлись прямо в лицо, можно было только догадываться.
«Ууу, погоди-ка… ты что сейчас сказал… ававава…»
Внятной речи не получилось. Лицо мгновенно запунцовело.
«Аа, блин! Ну что! Ах ты!»
«Ну а чего, я люблю, вот и признался…»
«Да ты постоянно заявляешь, что меня любишь, значит, это и признанием нельзя назвать! И потом, так уже было раньше. И тогда я тебе достаточно прозрачно отказала, забыл?!»
«Но мои чувства нисколечко не изменились, и я подумал, может, Юи тоже потихоньку переду-…»
«Ни за что! Невозможно! …Пока что… нет…»
Голос Кириямы звучал все тише и тише; она стыдливо опустила голову.
«Это я понимаю, но если, может, постепенно, когда-нибудь, я подумал…»
Этот Аоки – честно говоря, даже не поймешь, какой он: неуклюжий? умный? глупый? потрясающий? бестолковый? проницательный?
«Но главное – я давно уже пытаюсь понять: почему я? Иори, например, гораздо симпатичнее, чем я, она стильная, веселая, прикольная. Инаба тоже очень красивая, по фигуре – просто модель, и голова у нее что надо… А я… мелкая, грудь никакая, мозгов тоже почти нет… Мне как-то Тайти сказал, что я "мечта педофила"…»
Инаба и Нагасэ, сидящие рядом с Тайти, резко повернули к нему головы. Их взгляды пронзили Тайти, как вертела.
– Эй… Это вовсе не значит, что я сам педофил, просто так многие считают…
Две девушки продолжали молча буравить Тайти подозрительными взглядами. Похоже, их сомнения полностью не рассеялись.
«И вовсе не так. Юи, в тебе полно хорошего. Ты и милая, и веселая, и честная, и похожая на ребенка… и много чего еще. Но главное – это моя интуиция. Я как только тебя в первый раз увидел, сразу решил, что влюблюсь, и реально влюбился, и до сих пор люблю».
«У… а… э».
Аоки на полную врубил режим «душа нараспашку», Кирияма же могла лишь издавать нечленораздельные звуки.
Чтобы более-менее успокоиться, Кирияма сделала несколько глубоких вдохов.
«Ффуу… Ну и почему ты решил это сказать именно сейчас?»
«Юи… что ты думаешь о Тайти?»
– А… че-… – громко вырвалось у Тайти, но Инаба мгновенно зажала ему рот.
– Неожиданный поворот!.. Любовный конфликт… Ой, прости.
– Пхаа! Н-не так сильно сжимай! Я уж думал, задохнусь! – воскликнул Тайти как можно тише, но при этом вкладывая в голос максимум протестующих интонаций.
– Тихо! А то засекут!
Спокойнее всех в последние секунды была, похоже, Нагасэ.
«Что я думаю – почему… почему тебе это так важно знать?»
«Юи, ты не настолько глупая, чтоб не въехать, почему. …В отличие от Тайти».
– …Мне это кажется, или с недавнего времени меня все пытаются тонко поддеть? – пробурчал себе под нос Тайти.
Кирияма то наматывала прядь своих длинных каштановых волос себе на палец, то обратно разматывала.
Какое-то время она молча этим занималась, потом – видимо, наконец решившись – резко опустила руку.
И, приняв полную достоинства позу, прямо заявила:
«Я его люблю».
– У… мг…
– У… мф…
Инаба зажала рты, непроизвольно подавшие голос по обе стороны от нее.
«…Как друга».
«А?»
«Что еще за "а"? Ты чем-то недоволен?»
– Вот это сюрприз… Странную коллекцию Юи собрала.
Инаба подглядывала за другими и при этом еще имела наглость жаловаться.
«А т-тогда что ты думаешь обо мне?..»
«Тебя я как друга ненавижу».
«Да ладно?!»
«…Шутка. Я всегда много чего тебе говорю, но не могу же я так просто взять и возненавидеть человека, который постоянно твердит, что меня любит».
Похоже, Кирияма постепенно возвращалась в нормальный режим: ее речь звучала все более гладко.
«Так что… если уж говорить серьезно, то да, и тебя я тоже люблю… но как друга, понял?! Как друга!»
Последние слова Кирияма подчеркнула движениями всего тела.
«И сейчас это… все, что я могу сказать. …Так что прости. По крайней мере, с нынешним Аоки встречаться я не могу. Точнее, я пока что вообще ни с кем встречаться не могу».
Искренность Кириямы чувствовалась даже на расстоянии.
«Вот как… ясно. Спасибо, что все прямо сказала. Да, хорошо, что я так вот лоб в лоб во всем убедился. И у меня еще есть надежда, как здорово!»
«Да-да, конечно. Только должна сказать: в моем рейтинге друзей-парней Тайти стоит намного выше тебя».
«Чё?! Я так и знал, мой главный соперник – Тайти!.. Но, Юи, ты какая-то другая сейчас. Раньше ты бы мне так ни в жисть не сказала…»
«Потому что не могу же я вечно топтаться на месте. Надо вперед идти. …Ладно, хватит уже. Пошли в класс, обедать пора!»
Кирияма резко развернулась и двинулась в сторону главного корпуса. Уверенно, широкими шагами. Впрочем, поскольку сама она была маленькая, на самом деле ее шаги не были такими уж большими.
«Что?! Ты имеешь в виду, вместе пообедаем?!»
«Держи карман! Я с подружками договорилась».
Голоса этих двоих постепенно удалялись, пока наконец не затихли полностью.
Из прятавшейся за оградой троицы первой встала Инаба.
– …Хорошо, что нам удалось за ними подсмотреть. Я более-менее ожидала, что так будет, но все-таки ожидание есть ожидание.
Да уж.
Тайти тоже встал.
– Как бы это сказать-то… Что происходит…
Нагасэ по-прежнему сидела неподвижно.
Как будто ей что-то пришло в голову.
– Пошли, Нагасэ.
Тайти протянул ей руку. Нагасэ уставилась на эту руку, моргая.
Чуть погодя она мягко улыбнулась. И тут же – как будто «что-то» начало растворяться, как будто «что-то» пришло в движение – вот такое ощущение возникло у Тайти.
– Все нормально.
И Нагасэ, не взяв протянутую ей руку, встала.
□■□■□
Тот же день, после уроков. Тайти сидел один в комнате кружка.
У класса 1-1, где учились Аоки с Кириямой, похоже, затянулся классный час, а Нагасэ и Инабу зачем-то вызвали как представителей кружка изучения культуры.
Разложив на столе учебники и тетради, Тайти принялся делать домашку на завтра, однако мысли его витали где-то в облаках. Это он и сам понимал. И это понимание…
Внезапно дверь открылась, и кто-то вошел.
Нагасэ. Первым делом она осмотрелась.
– Тайти, ты один?
– А, ага…
Нагасэ была какой-то не такой, как всегда.
– Ну, раз классный час у один-один еще не кончился, это естественно, ведь так?
С этими словами Нагасэ села на диванчик. Очень прямо.
– …Слушай, ты Инаба, что ли?
[Нагасэ] приподняла брови.
– А… ну да.
– Понятно. А [тело Инабы] куда пошло? В нем… видимо, Нагасэ, да?
– Да, мы с н… ней обменялись. И там [мне] кое-что поручили. Ну, с этим и Иори может справиться, так что нет проблем.
– Спасибо за труд. Хоть у нас и такой мелкий кружок, все равно руководству приходится много чего делать.
– Вовсе нет. Кстати…
Потом [Нагасэ] еще раз повторила «кстати». И замолчала надолго, словно не решаясь продолжить.
– Что думаешь насчет Юи и Аоки на большой перемене?
– Что думаю… А почему ты спрашиваешь?
– Не обращай внимания. И потом, скорее всего, ты ничего не думаешь.
– Мм… да, пожалуй. Ну, я ко всему этому, по-видимому, никакого отношения не имею, но это было как будто в другом мире… Черт, честно говоря, не могу нормально выразить это словами. Но мне показалось, что это было круто. Только я не пойму, это относится к тем двоим или к чему-то другому.
Ощущение было, как будто его что-то потрясло. Но это что-то буквально слепило, и Тайти не мог ухватить толком его форму.
Услышав ответ Тайти, [Нагасэ] с неизменным выражением лица хмыкнула.
– Кстати, Инаба, а ты чего хотела добиться, когда показывала нам это? – спросил Тайти.
На это [Нагасэ] распахнула глаза и сделала совершенно неверящее лицо.
– Тайти… Не может быть, ты на полном серьезе… на полном серьезе говоришь, что не понимаешь, почему я вам это показала?
– Ээ…
Тайти снова принялся размышлять.
Действительно ли он не понимает, зачем все это было?
Может быть, на самом деле он понимает, но хочет делать вид, что не понимает?
…И если так, то почему?
– Ну… достаточно. Придется сказать тебе прямо…
«Придется сказать тебе прямо», – еще раз повторила [Нагасэ] и сделала паузу.
– Тайти, в конечном счете что ты думаешь про Иори?
Этот вопрос вонзился Тайти прямо в грудь.
– Ты прямолинейная, как всегда… Инаба. Да еще и говоришь это в теле [Нагасэ] – это совсем как-то…
Тайти не был уверен, что ему это удалось, но старался говорить как можно более небрежным тоном.
Ему казалось, что так он хоть немного обманет собственные раны.
– По-моему, наоборот, это идеальный момент, а?
И [Нагасэ] ухмыльнулась. Эта ухмылка казалась какой-то более неуклюжей, чем обычно.
– В каком это месте он идеальный… Ну, в общем, я…
В мозгу Тайти вспыхнула мысль: почему вообще я должен отвечать на такие вопросы?
Но когда он это понял, было поздно: слова уже полились.
– По-моему, сейчас у нас классные отношения. Я их… совершенно не хочу разрушать… Но… вот только…
И тут…
Дверь снова открылась. Там обнаружилась [Инаба]. И, входя в комнату, она сказала:
– А, Иори. Насчет того дела, про которое ты говорила, – куратора не было на месте, поэтому придется в другой раз… Ээ, что такое?
Сидящая на диванчике [Нагасэ], назвавшая себя Инабой, тихонько произнесла:
– Инабан, ты слишком быстро…
И вдруг повернулась к Тайти; на лице ее было написано «ай!».
Что… что здесь…
Мысли Тайти хаотично запрыгали.
Внутри сидящего на диванчике [существа с внешностью Нагасэ] была Инаба – он так думал, и она сама так сказала. Значит, внутри только что вошедшего [существа с внешностью Инабы] должна быть Нагасэ – однако стоящее в дверях [существо с внешностью Инабы] ведет себя как самая натуральная Инаба, как будто и не было обмена, более того, обратилось к сидящему на диванчике [существу с внешностью Нагасэ] «Нагасэ», а [существо с внешностью Нагасэ], к которому так обратились, сказала «Инабан», как только Нагасэ зовет Инабу…
Это значит, что…
– …Обманула.
[Нагасэ] – вовсе не участвовавшая ни в каком обмене, самая что ни на есть настоящая Иори Нагасэ – встала с диванчика и проскользнула мимо Инабы… точнее, попыталась, потому что Инаба схватила ее за руку.
– В чем дело?! Иори?!
– Инабан! Пусти!
– Отпустить того, кто плачет… ай?!
С силой дернув рукой, Нагасэ вырвалась и пулей вылетела из кабинета.
Инаба тут же ринулась следом. Однако с полминуты спустя вернулась в кабинет.
– Черт! Когда она серьезно настроена удрать, мне ее не догнать!.. Бесполезно, очень уж она скоростная. Так. Тайтиии!!! Что ты тут натворил?!
Инаба стремительно подошла к Тайти, схватила его за ворот и приподняла.
– Кх… почем мне знать!.. Не понимаю, что было, но Нагасэ притворилась, что «обменялась с Инабой»… вот.
– Притворилась мной… что это значит?
– Говорю же, Нагасэ сделала вид, что она Инаба, и я полностью купился! А потом вошла ты… и вот.
Тайти по-прежнему не понимал, что это зна-…
Нет.
Он понимал, что это значит.
Разве в тот раз он ей не обещал?
Разве он не сказал, что всегда, в любом случае сможет?
Разве он не сказал, чтобы она верила в него?
Разве он не сказал, что поймет, что Нагасэ – это Нагасэ, что бы ни произошло?
И вот теперь Нагасэ устроила Тайти испытание – похоже, так?
Нет, не так.
Испытание?
Что он такое несет?
Сколько еще он будет думать так эгоцентрично?
– Нагасэ… пыталась мне поверить, так, что ли?..
Тайти был смертельно зол на самого себя за то, что не ответил ей.
Не в силах просто смотреть на Тайти, который боялся порвать их нынешние отношения, страшился сделать еще шажок вперед, бездумно продолжал убегать, Нагасэ сама сделала первый шаг.
Инаба опустила руку, сжимавшую воротник Тайти.
– Похоже, ты сам догадываешься.
– Аа… я догадываюсь, что вел себя как последнее дерьмо.
– Хм… Может, мне тебе разок врезать?
– С чего это… не, не на-… уаа?!
Прежде чем он успел договорить, на его левую щеку обрушился полновесный удар.
– Аййй… Т-ты… не, на самом деле спасибо. Ты меня встряхнула.
Не бояться. Не убегать. Смотреть в лицо. Идти вперед. Сражаться.
Сейчас его очередь идти вперед. Это будет самым уважительным ответом по отношению к Нагасэ, которая в него поверила.
Когда человек, который один раз уже ошибся, говорит такое, над ним же будут смеяться, да?
Если и будут – не страшно. Даже ошибившийся человек должен идти вперед, сколько бы над ним ни насмехались, это несомненно.
– …Ох, какие же вы все неуклюжие. Я от вас в шоке, честно. Видеть вас больше не могу.
Инаба бросилась на диванчик.
– Давай уже беги за ней. Я, похоже, тут без надобности.
Не глядя на Тайти, Инаба замахала рукой, словно собаку прогоняла.
– …Понял.
Своей ошибкой он причинил боль Нагасэ. Он должен принять этот факт, решительно посмотреть в глаза самому себе, четко выразить собственные мысли.
В последний момент он кинул короткий взгляд назад.
Инаба даже не попыталась посмотреть вслед уходящему Тайти.
Уже слетев по лестнице на первый этаж здания кружков, Тайти вдруг кое-что осознал.
– Эта Нагасэ… куда вообще побежала?..
Для начала он рванул к главному корпусу.
Там обнаружилась некая фигура, которая, приняв внушительную позу, глядела прямо на Тайти.
Стянутые за затылком волосы, сверкающие очечки.
И общее ощущение человека, стоящего над другими.
Староста класса 1-3 Майко Фудзисима.
Фудзисима быстро сместилась, очутившись на пути Тайти.
Думать о Фудзисиме ему было совершенно некогда; так Тайти подумал, но…
– Яэгаси-кун!
…проигнорировать этот решительный оклик он не смог.
– Хаа… хаа… чего тебе… Фудзисима?.. Я щас очень спешу, так что…
– Это из-за тебя сейчас Нагасэ-сан плакала?
Ее вопрос пришелся точно в цель.
– А, аа…
Фудзисима твердо зашагала к Тайти.
– Я без понятия, что именно произошло, но парень, который заставил плакать слабую девушку, должен получить пощечину. Ты готов?
Об этом правиле, про которое Тайти слышал впервые в жизни, Фудзисима говорила как о чем-то естественном.
– Что за… Нет, я готов.
Такое наказание вполне естественно. И потом, если Фудзисима отступится…
– А? У тебя левая щека уже красная. Что, кто-то уже успел приложиться?
– А-ага… Это… уоо?!
На ту же самую щеку обрушилась сверхмощная затрещина.
– !.. Обычно, когда левая сторона уже красная, то бьют по правой, нет?! По-моему, мне уже так больно, что это становится даже в кайф!?
Майко Фудзисима открылась с новой, суперсадистской стороны.
– Кстати, нормальная пара непременно должна состоять из парня и девушки, как ты считаешь, Яэгаси-кун?
Вопрос, смысл которого остался для Тайти загадкой.
– Слушай, Фудзисима. Сейчас для таких разговоров у меня нет вре-…
Тайти шагнул вперед-вправо. Однако Фудзисима вытянула руку в том же направлении, преградив ему путь.
– Без всякой связи с этим: ты не хотел бы видеть мир, в котором человека, который тебя любит, любят все?
На этот раз Тайти сделал пару шагов влево… однако Фудзисима скопировала его движения. Причем с абсолютно бесстрастным лицом.
– Но мир – не улица с односторонним движением. По-настоящему кого-то любить может только тот человек, которого этот кто-то тоже любит. Это очень важно, не смей этого забывать.
Фудзисима зачем-то сунула ему в руку ключ на красном шнурке. Судя по его виду – ключ от велосипеда?
– Яэгаси-кун, ты ведь в школу ездишь на поезде, да? Тогда возьми вот это.
– Что?
– Я, похоже, ничего не смогу сделать. Скорее всего, Нагасэ-сан сейчас нужен ты. Поэтому отправляйся сейчас же. Она побежала от главных ворот налево.
Растерявшись от столь неожиданного развития событий, Тайти смотрел на ключ в своей ладони.
– Фудзисима… а ничего, что я так?
– Ничего или чего – раз это нужно для Нагасэ-сан, значит, естественно, правда? И что в этом мире может быть важнее, чем остановить ее слезы грусти?
Добавив потом «Иди за мной», Фудзисима направилась к велопарковке.
Есть же какой-то предел того, насколько клевым можно быть.
Так и влюбиться недолго.
– А… и еще. По-моему, ты кое-чего недопонял, поэтому должна сказать вот что. Я… и с парнями тоже вполне могу.
Майко Фудзисима заявила, что она би.
Тайти колесил по городу на велике Фудзисимы. По пути он бог знает сколько раз звонил Нагасэ, но та не брала трубку.
Незаметно пролетел час.
Тайти не предполагал, что затерявшегося в городе человека так трудно найти.
– По идее, пешком она не должна была уйти далеко, но… Ее вещи по-прежнему в кружке, так что вряд ли она уехала домой. Может, мне стоит в школу вернуться…
Так размышляя, Тайти добрался до реки, рассекающей город на восточную и западную части, и тут…
Лучи красного солнца высветили силуэт человека, сидящего свесив ноги на ограде набережной.
Идеально дополняющим его фоном служил меланхоличный, унылый закат.
Настолько сильно выделялся человек по сравнению со всем окружающим.
Тонкие руки и ноги, стянутые на затылке волосы, слабо колышущиеся на ветру.
Точно сцена из фильма, где исполнительница главной роли – она, Иори Нагасэ.
Налетел сильный порыв ветра. Словно пытаясь уклониться от него, Нагасэ отвернула голову назад. И тут ее взгляд уперся в Тайти. Она изумленно распахнула глаза.
– Та-Тайтиии – уа!
– Осторожно!
Сидящая на ограде Нагасэ потеряла равновесие – могло быть действительно опасно, но она тут же выровнялась.
Тайти прошиб холодный пот. Если бы Нагасэ упала, то, скорее всего, не погибла бы, но до воды было прилично далеко, а спуск к ней представлял собой вертикальную бетонную стену, так что выбраться оттуда было бы непросто.
– Уф, ты меня здорово напугал… И вообще, Тайти, что ты здесь…
Сделав пол-оборота, Нагасэ спрыгнула с ограды и подошла к Тайти.
Под глазами еще оставались следы слез.
У Тайти защемило в груди.
Поставив велосипед на обочине, он резко склонил голову.
– Мне правда очень жаль, что я не понял. Хотя и обещал тебе. Хотя и хвастался так гордо. И так облажался…
– Люди… что такое мы сами? Когда внешность та же самая, даже если содержимое другое, этого никто не замечает. Достаточно чуть-чуть попритворяться – и вот я уже не я… Ой, я вовсе не хочу сказать, Тайти, что я тебя виню! Тайти, ты абсолютно ничего плохого не сделал, честно! Во всем виновата я… Когда в такой ситуации тебе такое говорят, поверить – это же естественно. Мы ведь всегда верили друг другу – ты мне, я тебе… Слушай, прости меня, правда. Я больше никогда так не буду. Правда, правда… я очень сильно извиняюсь.
Нагасэ каялась, уныло понурившись.
– Но это получилось из-за того, что ты тоже пыталась идти вперед, хотя и по-своему? Поэтому спасибо тебе. И теперь моя очередь.
До сих пор он не смотрел этому в лицо.
До сих пор он об этом не думал.
Так что, естественно, это и не продвигалось.
Что его пугало, что сбивало с толку? Может, то, что все это было для него впервые, – в этом причина?
Но так ведь со всеми. Неизвестное пугает – человек не понимает, что с этим нужно делать.
Если это неизвестное что-то очень яркое, оно пугает еще больше.
Однако если так и сидеть в страхе, ничего не делая, то это ни за что не заполучить.
Продвигаясь вперед, не всегда добиваешься успеха – это тоже правда.
Вполне возможно, что результат будет болезненным – ты в итоге потеряешь это, которого жаждал.
Вполне возможно, что тебя ждет страдание.
Но если, пойдя на этот риск, ты все же заполучишь это, тебе откроются бесконечные возможности.
Почему он этого не понимал?
Принять, посмотреть в лицо, осмыслить – и пойти вперед.
– В последнее время… много чего произошло. Правда, очень много.
Тайти заново прокрутил в голове все, что было связано с Аоки, с Кириямой, с Инабой и, конечно, с Нагасэ. То, что он получил, когда происходившее «принял, посмотрел в лицо, осмыслил», и позволило ему двигаться вперед.
– И я тогда очень многое понял, усвоил. И подумал, кто же я сам, и понял…
В похожих на самоцветы глазах Нагасэ отчетливо отражалась фигура Тайти.
– Невыразительный и твердолобый персонаж!
– Я знаю.
…А он-то считал, что эта истина ее шокирует.
– Эмм, поэтому… Нагасэ, меня к тебе страшно тянет.
– Тянет?.. Ко мне… в смысле?
– Да. Думаю – хорошо бы я умел, как ты, делать самые разные лица: улыбающееся, сердитое, довольное, грустное, веселое, угрюмое, серьезное, шутливое… в общем, бесконечное количество.
Да, его к ней тянуло. К Нагасэ, умеющей весело жить со всеми этими разнообразными выражениями лица.
– Э, это… но я же… разных персонажей играю… только поэтому… к чему тут тянуться-то. Я… потеряла настоящую «меня», я же урод?
Темная сторона Нагасэ.
Однако у нынешнего Тайти на это было нечто вроде ответа.
Можно ли так? – спросил Тайти у самого себя. Возможно, его предчувствие верно, возможно, оно ошибочно. Риск есть. Если он снова ошибется – возможно, шансы вернуть все, как было, станут еще хуже.
Но если возможность спасти Нагасэ остается, он должен попытаться.
– А так ли это на самом деле? – спросил он.
Сначала Нагасэ просто смотрела на Тайти, раскрыв рот, словно не могла понять его слова. Но постепенно ее выражение лица стало мрачнеть. И холоднеть.
– Что? Тайти, что ты хочешь этим сказать? Ты что-то не так понял?
От этих слов, произнесенных Нагасэ с бесстрастным видом, но осуждающим тоном, Тайти как будто растерялся.
Но… но.
– Шутливая; дурашливая; застенчивая; отпускающая грязные шуточки; делающая дурацкие вещи и заставляющая других делать дурацкие вещи; поступающая по настроению; изобретательная; бегающая так, что фиг догонишь; подмечающая тонкие моменты; ни о чем не думающая; наоборот, думающая даже слишком много; позитивная; негативная; отпускающая натянутые шуточки, видимо, чтобы скрыть смущение перед тем, как сказать что-то серьезное; говорящая серьезные вещи, как только подумаешь, что сморозила глупость; жутко мрачная; веселая; иногда делающая холодное лицо; то ведущая себя как ребенок, то нет; ласковая; озорная; проявляющая отзывчивость, стоит только подумать, что ты на такое неспособна –
– …Эмм? О чем ты вообще?..
– Это всё Иори Нагасэ.
Нагасэ задеревенела, словно ее ударили. А потом, как будто что-то тщательно прожевав, медленно сжала губы и сказала:
– Да? И что из этого настоящая «я»… Нет ведь, ничего из этого не настоящая «я»…
– Всё из этого ты.
– …А?
– Всё из этого – Иори Нагасэ.
– …Я ж говорю… о чем ты…
– Всё, всё, всё, всё… это – Иори Нагасэ!
Может, только это и есть правда?
– Нет, погоди… Это же не значит, что такой человек существует, нет? Человек, у которого столько лиц, просто не –
– Ничего особенного, обычное дело. У всех людей есть разные лица. Вопрос только в количестве. Я из тех, у кого мало, ты из тех, у кого много. Только и всего.
– Но… но я все это, чтоб подстраиваться под других…
– Все меняют своего «персонажа» под атмосферу. Ты просто делаешь это сильнее других… разве нет? И кстати, ты ведь сама говорила, что в последнее время у тебя это так свободно не получается?
– Это… но я все-таки… если не подготовлю нужного персонажа, с человеком нормально общаться не смогу…
– Чтобы никак не подготовить себя к конкретному человеку, а потом нормально с ним общаться – таких людей, наверно, вовсе нет.
– Но, но… я… даже что мне нравится… чисто по атмосфере решаю…
– Просто тебе одинаково нравится много разных вещей, а в зависимости от атмосферы ты меняешь их порядок, разве нет?
– Н-но я… я даже не смогла сама решить, в какой пойти кружок…
– А разве не то же самое с теми, кто просто выбрал кружок, где будет попроще, или пошел за компанию с друзьями?
– …По-моему, ты в основном лепишь отмазки?
– …По-моему, я сплошняком леплю отмазки.
– Что, ты сам признался? – и Нагасэ расхохоталась, схватившись за живот. Заразившись от нее, Тайти тоже засмеялся. Заразившись от него, Нагасэ засмеялась еще сильнее. Заразившись от нее, Тайти тоже засмеялся еще сильнее. Смех вызывал новый смех. Смеховая лавина.
Просто веселье. Чистое веселье. Такое веселье, словно здесь собралось все веселье в мире.
Когда они наконец отсмеялись, Нагасэ, тяжело дыша, сказала:
– Ах-ха-ха, хаа… Устала… Знаешь, Тайти, меня вроде как тоже к тебе тянет. Всегда, в любое время, что бы ни творилось… Ты не трясешься, держишь себя в руках, ты с кем угодно Тайти, ты всегда Тайти. Когда я думаю, что ты, наверно, одинаково на меня смотришь, какой бы «мной» я ни была, мне становится очень… легко. …Вот к этому человеку, с которым мне так легко, который всегда остается собой, – вот к нему меня и тянет.
Тайти мысленно застонал. Они, оказывается, так похожи. Только направление векторов противоположное.
Тайти по сравнению с другими людьми выражал свои эмоции немного бедно. Нагасэ по сравнению с другими людьми выражала свои эмоции немного избыточно. Но в конечном счете все это было «немного» – ничего серьезного. Так жить вполне можно. По крайней мере, Тайти до сих пор не особо волновался на этот счет. Но Нагасэ ошибочно решила, что это нечто серьезное, и раздула эту проблему до состояния настоящей травмы. Вот так все получилось, да?
Где-то он натыкался на историю, главные герои которой переживали по поводу того, что один из них полностью лишен эмоций, а в другом эмоции бушевали; вот у них были действительно серьезные проблемы, рядом с которыми проблемы Тайти и Нагасэ – ничтожно маленькие. Однако людям свойственно переживать как раз из-за маленьких проблем. Маленькие они, может, и маленькие, однако для самого человека разрастаются до такого размера, что способны и придавить. А если сложить вместе маленькие проблемы всего человечества, наверняка получится больше, чем если сложить серьезные проблемы. Что это означает? Да просто таков мир, в котором живут люди.
Чтобы в этом мире маленькие люди, атакуемые маленькими проблемами, могли жить, необходимо что-то.
Вовсе не ради самопожертвования – просто сейчас он может отчетливо это сказать. Ради Нагасэ, но, очевидно, и ради него самого.
Так что давай, скажи это.
– Иори Нагасэ, я тебя люблю. Поэтому давай встречаться.
Когда два человека, недостатки которых компенсируют друг друга, идут вместе, взявшись за руки, они могут нормально жить, отбросив все свои маленькие проблемы, не так ли?
Нагасэ молча открывала и закрывала рот. Похоже, она не находила слов. Даже несмотря на закат, отчетливо видно было, что лицо ее покраснело.
Какое-то время Нагасэ просто моргала, потом вдруг съежилась и опустила голову.
Словно что-то прижимая к себе, словно в чем-то удостоверяясь, словно что-то лелея.
Потом она подняла голову –
И –
На лице ее читалась –
«Пустота».
Разом побледневшие – хотя только что были красными – щеки.
Полное отсутствие всякого выражения.
Темные, тусклые глаза.
Безжизненность.
Как уже было когда-то у Рюдзена Гото.
И это сказало:
– Здравствуйте… Давно не виделись… И прошу прощения. Аа… Возможно, вы уже поняли, увидев это лицо… Я Халикакаб…
…До этого момента Тайти даже не вспоминал.
Что мир Тайти и его друзей в руках у Халикакаба.
Что бы ни произошло, насколько бы нереальным это ни оказалось – было бы неудивительно.
Халикакаб уже вселялся в [Гото].
Ничто не мешало ему вселиться и в [Нагасэ].
– Аа… Сначала я должен извиниться перед вами – прошу прощения… Позже извинитесь, пожалуйста, и перед Нагасэ-сан… Я от всего сердца… хм, от всей сердцевины считаю, что это действительно непростительно. …Аа… следовало сказать «от всей души». …Но это из-за вас всех? Потому что вы довольно интересные…
Халикакаб в [теле Нагасэ] подошел к Тайти поближе и, достав из карманов мобильник и кошелек, кинул ему. А потом неожиданно будничным движением влез на ограждение вдоль реки и встал лицом к дороге, где был Тайти.
Налетел порыв ветра, школьная форма захлопала.
Тук.
Сердце Тайти подпрыгнуло, словно пытаясь выскочить из груди.
Возможно, никогда еще в своей жизни у него не было настолько отвратительного предчувствия.
И тут Тайти увидел.
[Нагасэ], которая до сих пор как будто сияла, вдруг словно окуталась угрюмо-черной тенью, совершенно не вяжущейся с понятием «жизнь».
– Эй… что ты…
Не в силах больше произнести ни слова из-за резко пересохшего горла, Тайти медленно, чтобы не провоцировать Халикакаба, двинулся к нему.
Однако Халикакаб с таким видом, будто действия Тайти его совершенно не волнуют, да и вообще ничто особо не волнует, проговорил:
– …Как я и сказал, прошу прощения…
Стоящее на узком, ненадежном бортике [тело Нагасэ] откинулось назад.
И –
[Нагасэ], то есть Халикакаб, полетел вниз головой к далекой воде.
– Эй, не может быть?!
Тайти рванулся к ограде – и тут тьма.
Зрение вернулось.
Под ягодицами – что-то твердое.
На заднем плане – знакомая комната кружка.
Перед глазами – Инаба и Аоки.
□■□■□
В муниципальной больнице, в рекреации на втором этаже, где были только скамейки и торговые автоматы, собрались члены КрИКа. …Все, кроме Нагасэ.
Нагасэ в это время была в палате интенсивной терапии.
Все сидели с одинаково бледными лицами. Видимо, подумал Тайти, и у него самого такое же. Как ни странно, мысли его были ясными и четкими.
– Мммать!.. Иори-тян умирает, какого черта мы ничего не можем поделать?..
С мукой в голосе выдавив эти слова, Аоки стукнул себя по бедру.
– Не вини себя без толку, Аоки. Мы все тут бессильны, ничего не попишешь, – тихо проговорила Инаба. Слова ее прозвучали резко, но удивительным образом в них слышалось и сочувствие.
– Простите меня… ребята… Я… если бы как надо все сделала… Конечно… когда я стала [Тайти]… надо было сразу прыгнуть и помочь… надо было… Но в таких случаях могут утонуть оба… и правильнее либо бежать звать на помощь, либо искать что-нибудь плавучее… Я так слышала… и… – и Кирияма завсхлипывала.
Кирияма выглядела такой слабой, что, казалось, в любой момент рассыплется. Сидящая рядом Инаба ее крепко обняла, притянула к груди, ласково погладила по каштановым волосам.
– Юи, ты поступила правильно. Здорово, что ты в такой ситуации сохранила холодную голову, правда. Если бы ты не сделала все, как надо, все могло бы получиться еще ужаснее. …Ты молодец.
При последних словах Кирияма стала всхлипывать еще сильнее. Инаба, словно давая понять, что сейчас плакать можно, просто сидела.
– Да… это все моя – ай?!
Едва Тайти успел раскрыть рот, как Инаба резко пнула его по лодыжке.
Посмотрев на Инабу слезящимися глазами, он увидел, что ее лицо искажено, как от боли.
Придвинувшись к самому уху Тайти, Инаба выдавила:
– Не вздумай это сказать, Тайти… Хоть как, но… терпи. Я этого больше не выдержу. Сойду с ума… Поэтому хотя бы ты держись… пожалуйста…
Падение. Спасение. Доставка в больницу. И слова медсестры: «Состояние очень тяжелое». Как они умудряются справляться с накатывающими волнами стресса? Тайти знал ответ: благодаря тому, что большую часть этого всего принимала на себя Инаба.
Пристально глядя Инабе в глаза, Тайти кивнул. У Инабы тоже есть предел.
Инаба кивнула в ответ, и напряжение на ее лице совсем чуть-чуть спало.
На самом деле в происходящем не был виноват никто из тех, кто здесь сидел, – только он. Это все понимали. И тем не менее они не могли не винить себя. Всячески себя обманывали. Хотели что-то поделать с этим чувством беспомощности.
В рекреации, кроме них четверых, никого не было. С матерью Нагасэ связаться не удалось – дома ее, похоже, не было. В ближайшее время из школы должен был примчаться Гото.
Тайти посмотрел вверх. Перед глазами был лишь тусклый потолок. Из двух расположенных бок о бок флуоресцентных ламп одна не работала, поэтому было темновато.
Топ, топ.
Послышались звуки шагов. Они приближались – тот, кто их издавал, явно направлялся сюда.
Рекреацию залило зловещее молчание. Кто идет, естественно, ребята знать не могли. Но все затаили дыхание – уж не он ли?
«Ни о чем не беспокойтесь», – говорил он; «Я не планирую агрессивных действий по отношению к вам», – говорил он; «Я хочу, чтобы вы не вспоминали о своем положении», – говорил он. На самом деле до сих пор так все и было, но, несмотря на это, теперь, когда он настолько сильно вмешался в их жизнь, невозможно было поверить, что он не более чем наблюдатель.
И вот он появился здесь, в рекреации.
Все это поняли с одного взгляда. У обычного человека не может быть такого безжизненного лица, верно?
Это была их вторая встреча с Халикакабом в облике [Рюдзена Гото] после той, в кабинете кружка почти месяц назад.
– Здравствуйте… Аа… какие опасные взгляды… Пожалуйста, не делайте ничего неприятного… Прошу вас от всей души, – с безразличным, абсолютно незаинтересованным видом проговорил Халикакаб с [внешностью Гото].
Тайти и остальным даже стало неуютно от такого устрашающего безразличия к «здесь и сейчас».
Сердиться, пугаться, обвинять, просить объяснений, дрожать, сражаться, бежать, бить, испытывать ужас, горевать – какой выбор следовало сделать?
Глядя на ни на что не обращающего внимания Халикакаба, Тайти был в растерянности, не понимая, как вести себя ему самому. Клубящиеся внутри него непостижимые эмоции не могли найти себе выхода.
– Ты, зачем ты явился? Что тебе надо?
Остальные были совершенно неспособны как-то реагировать, и лишь Инаба выказала тихую ярость. Ее спокойствие таило в себе предзнаменование чудовищного взрыва.
– …То, что Инаба-сан сразу задала этот вопрос, мне очень помогло… Аа, Яэгаси-сан уже рассказал вам, что я сделал, не так ли? Аа… хотя мы и переходим наконец к делу, но все равно получается монолог… ну и ладно. Эмм… с этого момента пройдет приблизительно тридцать минут, и
[тело Иори Нагасэ-сан] умрет.
Он это произнес таким тоном, как будто сообщал нечто несерьезное и давно известное.
У шуток должен же быть какой-то предел, подумал Тайти.
– …Ты что сказал!.. Ты даже смертью собираешься управлять?!
Это выкрикнула, естественно, Инаба.
– Нет-нет, Инаба-сан… Подобное невозможно, не так ли?.. Я просто скромный Халикакаб… Но точно распознавать факты в моих силах… Так вот, [тело Нагасэ-сан] умрет. Вам это понятно?
– Кто… кто вообще в это поверит! – со слезами в голосе, но очень решительно воскликнула Кирияма.
Вот именно – в это невозможно поверить.
– Ну, в конечном счете верить или не верить – решать вам, но… я хотел бы, чтобы вы поверили… Я с таким трудом сюда пришел, а когда мои усилия не оценивают по достоинству, я теряю мотивацию… Аа, с самого начала такого не было… Ну, честно говоря, сейчас такое есть, но совсем чуть-чуть… Потому что вы интересные… Аа, бесполезный разговор… Хотя мне еще есть что сказать. Эмм, вы готовы?.. Инаба-сан… Запомните, пожалуйста… потому что во мне нет ни силы духа, ни желания повторять это много раз.
И, сделав паузу, Халикакаб все тем же ровным, лишенным интонаций голосом произнес:
– Сейчас личности вас всех могут свободно перемещаться между [телами вас всех]… но, естественно, в одном [теле] может быть только одна личность… И поэтому, когда одно [тело] умрет, должна перестать существовать одна личность, не так ли? Но… вот что самое важное: личность, которая умрет, и [тело], которое умрет, не обязательно должны быть одним и тем же человеком… Мм… даже если в этом [теле] будет другая личность, никаких проблем… И поэтому у меня к вам есть одно предложение: выберите сами, чья личность умрет вместе с [телом Нагасэ-сан]. Напоследок скажу вот что… В течение тридцати минут от этого момента вы можете высказывать свои пожелания, и в соответствии с ними будут происходить обмены личностями… В общем, это всё…
В самом деле, что этот тип сказал?
– То есть… это от тебя полностью зависит, кто с кем меняется?.. Эти обмены были… неслучайными?.. – с обалделым видом пробормотал Аоки.
– Нет-нет… Случайные обмены я могу делать, обмены конкретными личностями – нет… Вы думаете, такое вероятно? Аа… но предыдущие обмены действительно были случайными… Иначе было бы слишком утомительно…
Глядя на апатичного и в то же время беззаботного Халикакаба с [внешностью Гото], Инаба яростно вскочила.
– Кончай эти шуточки, тыыыы!!! – и она бросилась на Халикакаба
– Аа… какая кровожадность… – пробормотал Халикакаб, и в следующий миг Инаба резко застыла. Потом изумленно заозиралась.
– А?.. обме… н?
По озадаченному выражению лица и по манере речи Тайти догадался: обмен произошел между Нагасэ и Инабой. У него на глазах в [тело Инабы] вошла Нагасэ.
Нагасэ [Инаба] отступила от [Гото] на пару шагов, потом повернулась к Тайти и остальным.
– Эмм, почему… Тайти? Мы же должны быть… у моста…
После того как в Нагасэ вселился Халикакаб, она лишилась сознания, и ее время остановилось еще там, на мосту, когда она стояла лицом к лицу с Тайти, так, что ли?
Как ни посмотри, а такие игры с людьми – это уже чересчур. Кем он вообще их считает?
В груди Тайти резко вспыхнул гнев. Этот гнев заставил его подойти к Халикакабу в [теле Гото] и вытянуть руку.
– Что ты себе – а?
Тело Тайти вдруг мягко поднялось в воздух.
И тут же мир перевернулся вверх тормашками. На мгновение перед ним показались глаза Халикакаба, черные, как бездонная пустота. А следом на его спину обрушился сильный удар.
– Гха?!
Когда Тайти понял, что глядит в потолок и что боль в спине ушла, он подумал лишь о своем бессилии, о том, с какой легкостью их всех растоптал обитатель этого аномального мира, называющий себя Халикакабом.
Маленькие люди сильному врагу даже противостоять не могут.
Не могут даже защитить тех, кого любят.
– Не надо… Вы сейчас должны заниматься не этим… Ну… я вернусь, когда придет срок… К этому времени примите решение, пожалуйста.
Остановить уходящего Халикакаба больше никто не пытался.
Все только потрясенно провожали его взглядом.
– Та-Тайти! Ты как?! И почему здесь был Го-сан?!
Нагасэ [Инаба] подбежала к Тайти и протянула ему руку, чтобы помочь встать.
Это лицо, полное смущения и беспокойства, Тайти просто не мог видеть.
«Не хочу в такое верить». С этой мыслью Тайти пробормотал: «Поменяй Нагасэ с Инабой».
Халикакаб говорил про «в соответствии с пожеланиями», однако такого просто не должно быть. По идее. Но…
– !.. Почему я держу Тайти за руку?.. И где этот дерьмец Халикакаб?!
В [тело Инабы] перед глазами Тайти снова вернулась личность Инабы. А личность Нагасэ, по всей видимости, вернулась в [тело Нагасэ], лежащее в палате интенсивной терапии.
Все это оставалось лишь принять.
Тайти, Инаба, Кирияма и Аоки для начала убедились, что все правильно понимают ситуацию.
– Короче говоря, нас заставляют выбрать, кого убить… так? Чего он вообще добивается, этот гад!.. Это, блин… хрен знает что!.. – полным ненависти голосом выплюнула Инаба.
– Но что Иори умрет… это просто… этого не может быть… Ведь врачи… стараются изо всех сил!.. – отчаянно проговорила Кирияма.
– Вот именно… То, что сказал этот дерьмец Халикакаб, может быть просто лажей. Но может быть и правдой. К такой возможности мы должны быть готовы. Как бы жестоко это ни звучало, но это так. Если такое действительно произойдет, это будет уже необратимо. Нам остается только подчиниться… хотя это смертельно бесит.
Да, все было так, как сказала Инаба. Как бы они ни хотели сбежать, это было невозможно.
Проверить, правду или нет сказал Халикакаб, они никак не могли.
– …Чччеоооорт! Как вообще такое может быть, когда я здесь! – и Инаба со всей силы стукнула кулаком по тонкой кожаной обивке скамейки.
– Кто же умрет… кем придется пожертвовать?.. – уткнувшись лицом в ладони, пробормотал Аоки.
Допустим, слова Халикакаба – правда.
Тогда [тело Иори Нагасэ] умрет. И одновременно с этим умрет личность, душа одного из них пятерых.
Человека, желающего умереть, по крайней мере среди их пятерки не было.
Значит – им нужно обсудить, кем из них, как сказал Аоки, придется пожертвовать.
Смерть.
Это, особенно это – предельная боль. Такое даже вообразить почти невозможно.
Заставить кого-то взвалить на себя эту ношу – ни за что.
Поэтому.
– Если кто-то должен стать жертвой, пусть это буду я.
Хочу ею стать.
Позвольте мне ею стать.
– Юи… Стукни этого типа по голове как следует, – приказала Инаба.
– Слушаюсь. Со всей силы! – ответила Кирияма.
– Э, «вся сила» Юи – это жуть…
Слова Аоки были еще на полпути к сознанию Тайти, когда – прямо перед ним выросла Кирияма.
Покрасневшие глаза, леденящее душу выражение лица, спутанные каштановые волосы. Она производила впечатление дрожащего от ярости тигра.
Кулака Тайти почти не увидел.
Когда все-таки увидел, в его голове раздался треск кости. Ощущение было такое, будто ему снесло череп. И тело взлетело в воздух. А потом яростно шлепнулось на пол. В щеке взорвалась невероятная боль.
Поднеся руку к левой щеке, Тайти застонал.
– Не говори… такую хрень!..
Инаба, сев на корточки, схватила все еще стонущего Тайти за воротник и потянула вверх.
– Что за фигня?! Ты! Что еще за «я буду жертвой»! А ты… ты думал когда-нибудь о чувствах тех, кто сделает тебя этой самой жертвой?! Ты думаешь, что думаешь о других, но на самом деле ты думаешь только о себе! Ты самый настоящий эгоистичный олух! – проревела Инаба, глядя на него в упор.
Искренне зарядившая в кулак свои истинные мысли и истинные чувства Кирияма, искренне зарядившая в слова свои истинные мысли и истинные чувства Инаба – они обе дернули струны души Тайти.
И что-то в Тайти сломалось.
– …Да… И что, это разве плохо?! Я… я просто ненавижу смотреть, как на моих глазах кто-то страдает! Когда кто-то страдает, кто-то мучается, кого-то презирают, я всякий раз воображаю себе эту боль… И это воображение все разбухает и разбухает… И в конце концов… эта боль становится невозможной, абсолютно невыносимой!.. Я это ненавижу. …Если я могу это переложить на себя, то так лучше. Все равно больно, но эта боль понятная… и тогда ее можно вынести. …Да, я на самом деле это делаю не для кого-то другого… Это «самопожертвование» – оно для меня самого!
То, что уже долгое время туманно брезжило у него в голове, Тайти впервые привел в ясную форму и обратил в слова. Впервые он смог это сделать.
Левая щека Тайти горела. Но не только: эту пылающую щеку еще что-то увлажняло.
Тайти плакал.
Его затуманенный взгляд уперся в ошарашенную Инабу. Но тут же ее выражение лица сменилось на ласковое, и Инаба выпустила воротник Тайти.
– Вот как… Вот что ты чувствовал, Тайти. Ты точно странный. Странный, но до безумия добрый. Чувствуешь боль других как свою и говоришь, что тебе легче выносить ее самому… Ты добрый и неуклюжий дурачок… вот честно. Но если тебе больно от страданий других, то и другим больно, когда страдаешь ты, неужели ты этого не можешь понять? Тебя, может, и устраивает ранить себя, но от этого больно тем, кто рядом, – и мне, и другим. …Особенно тем, для кого ты больше чем друг.
Потом Инаба добавила, что, может, в такое время говорить такие вещи и безрассудно, но хорошо все-таки, что она выслушала, что у него на сердце. И порывистым движением вытерла слезы с лица Тайти.
– Тайти, прости меня!
Кирияма, плача, села рядом с Тайти.
«Я сделала тебе больно, прости меня, я сделала тебе больно, прости меня, я сделала тебе больно…» – все повторяла и повторяла она.
– Ничего… Кирияма. Ты ведь пыталась мне открыть глаза, правда? И потом… у тебя ведь сейчас и рука болит, которой ты меня ударила, и сердце наверняка тоже… Поэтому ты меня тоже прости… и спасибо тебе.
– Только еще одно… Хочу, чтоб ты понял… Тайти, если ты… если ты умрешь, нам всем будет во много-много-много раз больней, чем сейчас!.. Поэтому… поэтому не смей говорить такие вещи!
– Даже если бы ты этого не сказала – по-моему, он уже понял… – пробормотала рядом Инаба.
Забота друзей пропитала Тайти насквозь. И в то же время он осознал, насколько эгоистично вел себя до сих пор. По идее, все, что он делал, он делал ради других. Но наверняка так было далеко не всегда.
Возможно, если бы не этот «феномен обменов», он такого себя и не увидел бы прямо.
Тайти стал понимать себя чуточку лучше, чем прежде.
И многое понял об окружающих.
Если все принять, осмыслить и двигаться вперед, возможно, в будущем удастся добиться еще большего.
Возможно, в ожидающей их жизни будет и много горечи, но главное – будет бессчетное количество радостных вещей.
…Из этого будущего кто-то один должен быть исключен.
Безнадежное положение, которое невозможно описать словами вроде «жестокость», «ужас», «отчаяние».
– Что же… нам делать-то!.. – простонал Тайти. Выхода не находилось.
И тут заговорил Аоки.
– Я думаю… вместе с [телом Иори-тян] должна умереть Иори-тян.
Во «времени», которое, по идее, должно было течь непрерывно, открылась дыра.
Ни о чем не хотелось думать, ни о чем невозможно было думать.
– Ты, ты что вообще несешь?! Не смей… не смей говорить, что Иори должна умереть!!! – шумно, словно какой-то разъяренный зверь, дыша через нос, прокричала Кирияма.
– …Я же… я же и сам не хочу такое говорить!.. Но кто-то должен был это сказать, и я подумал…
А потом Аоки еле слышно добавил:
– Не все же Инабе-ттян играть роль злодея.
– Кх, вы правда все… слишком мягкие… – дрожащим голосом произнесла Инаба.
В глубине души все они это понимали.
В случае если они решат спасти Нагасэ, это будет означать, что Нагасэ будет жить в [теле кого-то другого]. Жить, позаимствовав [вместилище кого-то другого], взяв себе [общественное положение кого-то другого] – как ни посмотри, а это неправильно.
Но тем не менее…
Мысли Тайти бегали по кругу.
Вперед не продвигались.
– У нас получается что-то вроде заочного суда, так нельзя, наверно… По-моему, надо Иори-тян тоже все рассказать… Как думаете?..
– Да… ничего не поделаешь… Какой позор на мою голову, что мне только и остается цепляться за это «ничего не поделаешь»!..
– Ладно, раз я сказал, значит, я и поменяюсь… – произнес Аоки. – Поменяй меня, Ёсифуми Аоки, с Иори Нагасэ!
Всего мгновение спустя [Аоки] быстро заморгал. Потом какое-то время удивленно смотрел на сидящих перед ним на полу Тайти, Инабу и Юи и наконец спросил:
– Эмм… я все равно не понимаю – что происходит?..
Инаба принялась объяснять Нагасэ [Аоки] ситуацию в общих чертах.
– Как ни выбирай время, чтобы такое сказать, все равно будет шок… поэтому скажу сразу. Иори. Ты… может быть… должна умереть, – произнесла Инаба без дрожи в голосе, твердо глядя в лицо Нагасэ [Аоки]. Хотя, должно быть, ей даже произносить это было мучительно. Сила Инабы в том, что она не показывает свою слабость.
Нагасэ [Аоки] явно почувствовала по поведению Инабы, что та не шутит: ее лицо задеревенело. Глаза забегали, как у испуганного щенка.
Потом взгляд этих глаз нашел Тайти и остановился.
На миг лицо Нагасэ [Аоки] чуть-чуть, самую малость расслабилось.
Может быть, он все-таки сможет что-то дать находящейся в бездне отчаяния Нагасэ? С этой мыслью Тайти твердо вернул ей взгляд.
Сверх этого сделать он ничего не мог, и это его безумно мучило.
Нагасэ [Аоки] отвела взгляд от Тайти и посмотрела в этот раз на Кирияму.
Из глаз Кириямы катились слезы. Тем не менее она, с силой закусив губу, не выпускала голос наружу. Не выпускала всхлипы.
Снова повернувшись к Тайти, Нагасэ [Аоки] зажмурилась и крепко сжала губы.
Несколько секунд молчания – и она открыла глаза.
– Хорошо, продолжайте.
Лицо ее в этот момент было благородным и отважным до мурашек по коже.
Тайти не помнил, чтобы видел когда-либо в жизни настолько готового к чему-то человека.
Все дальнейшие объяснения Инабы до самого конца Нагасэ [Аоки] выслушала молча, лишь несколько раз кивнула.
Объяснение закончилось.
Однако Нагасэ [Аоки] еще какое-то время продолжала хранить молчание.
Какие чувства сейчас бурлили в ее груди, Тайти даже представить себе не мог.
Все наверняка подумали, что ей нужно побольше времени. Однако тут же –
Нагасэ улыбнулась.
И сказала:
– Раз так, значит, мне остается только умереть, да?
Светлым голосом, в котором не было ни намека на героический пафос.
– А… я правда помру, да?.. Хе-хе, понимаю, что помру, но при этом так вот разговариваю со всеми – такое странное чувство…
– Но… это еще не наверняка… – слабым голосом попыталась запротестовать Кирияма.
– Ну, может и не помру, но… все равно держусь так, как будто помру; не хочу ни о чем сожалеть.
Ее совершенно обыденные интонации подействовали на слезные железы Тайти.
– Нагасэ!.. Но тебе же сказали уже… Еще не однозначно, что твоя личность тоже умрет –
– Это нельзя. Нельзя, невозможно.
Ее улыбка, лишенная даже тени нерешительности, ударила Тайти прямо в сердце. Хотя внешность принадлежала [Аоки], но улыбка, вне всяких сомнений, была улыбкой Нагасэ.
– «Я» – это абсолютно вся я, в том числе и внешность. Ни только содержимое, ни только оболочка – это не «я». То и другое вместе – вот что такое «я». И я… горжусь тем, что это «я». …Раньше я себя постепенно теряла, но кое-кто заставил меня это понять.
Нагасэ глядела на остальных. Она сейчас производила странное впечатление: как будто игрок, уверенный в своей победе, готовится выложить решающий козырь.
– И потом, убить чью-то личность, занять чужое тело и жить в нем – это грех, я такого просто не смогу вынести.
Возразить на это было нечего.
Затем Нагасэ [Аоки] обратилась ко всем с последней просьбой.
– Можно я… с каждым из вас поговорю один на один?
По желанию Нагасэ, остаток времени она должна была провести в рекреации больницы наедине с каждым из членов КрИКа.
Остаток времени.
Все не хотели себе в этом признаваться, а может, даже хотели как-то воспротивиться этому, но время постепенно утекало, а поделать они ничего не могли.
Халикакаб сказал, что у них тридцать минут. Осталось уже совсем немного.
Сначала Нагасэ вошла в [тело Кириямы] и встретилась с Аоки, вернувшимся в [тело Аоки]. Затем, по-прежнему в [теле Кириямы], позвала Инабу. Когда Инаба проходила мимо Аоки, у того были мокрые от слез щеки.
Сейчас, одолжив [тело Инабы], Нагасэ была вдвоем с Кириямой.
Тайти и Аоки сидели на скамейке в коридоре чуть поодаль от рекреации. Они молчали. Взгляд Тайти упирался в дверь палаты интенсивной терапии. Там, за этой дверью, лежало [тело Иори Нагасэ]. Личность, находящаяся в [теле Нагасэ] сейчас, принадлежала Инабе. Естественно, она была без сознания; можно сказать, Инаба сейчас была посреди «ничего».
В коридоре раздались шаги и всхлипывания.
– Та-Тайти… Тебя зовет… Иори… – сдавленным голосом произнесла Кирияма.
Тайти молча кивнул и отправился по коридору в сторону рекреации.
Блестящие черные волосы до плеч, стройное тело – и мягкая, еле заметная сладковатая атмосфера, которой обычно не было.
Существо перед глазами Тайти обладало внешностью [Инабы], но, несомненно, Инабой не было.
По этой безмолвной атмосфере Тайти почувствовал, что там – Нагасэ.
– Салют, Тайти, – произнесла Нагасэ все тем же неизменным тоном – тем же тоном, что и сегодня утром.
– Привет, Нагасэ, – так же бодро ответил Тайти.
Удивительно, но сердце Тайти успокоилось. Он подумал: чем горевать и страдать, сейчас гораздо важнее как следует впитать эти мгновения.
– Хм?.. Тайти, почему-то ты один такой же, как всегда… У всех остальных такие лица, как будто они все собрались на мои похороны.
– …Мне тоже сделать такое лицо?
– Не-не, не надо, не надо. Когда у человека такое лицо, с ним трудно разговаривать. Так, сейчас время последнего, самого важного разговора. …Кстати, Тайти, спасибо тебе. Я же тебя до сих пор не смогла поблагодарить. После тех твоих слов все, что меня парило… ну, не то чтобы вообще исчезло, но… стало куда легче. Я смогла полюбить самых разных «себя».
Судя по ее словам, Нагасэ сумела саму себя принять – это хорошо. Чтобы снова двигаться вперед, может понадобиться больше времени, но, по крайней мере, отсюда уже можно начинать. Хорошая стартовая точка.
Только вот времени этого уже нет.
– И тогда в самом конце ты сказал… признался, что меня любишь. А я тебе до сих пор не ответила. Вот, сейчас отвечу.
Нагасэ [Инаба] явно нервничала, но в то же время лицо ее было серьезным и полным решимости.
Тайти принял смиренный вид и стал ждать слов Нагасэ.
– …Но ты наверняка надеешься, что сначала я скажу прикол, ага?!
– Я нисколько не надеялся, но предполагал, что так может быть!
Даже в такой ситуации она все равно отмочила. Просто несгибаемая.
– Хи-хе-хе-хе, – проказливо рассмеялась Нагасэ [Инаба] – и оборвала смех.
Внезапно ее лицо исказилось.
– Ну что… почему… Тайти, почему ты такой же, как всегда… Остальные все… более грустные…
Конечно, Тайти тоже было грустно – настолько, что хоть плачь. Но все же…
– Мне грустно, до смерти грустно. …но ведь тебе, Нагасэ, тоже грустно?
…Нагасэ ведь не плакала, верно?
При его последних словах внутри Нагасэ словно плотину прорвало. И потекли слезы.
Вполне естественно, что она плакала. Странно, что не плакала до сих пор.
Ведь Нагасэ была на пороге смерти.
В таких ситуациях люди всегда рыдают, кричат, грустят так, что выть хочется. А Нагасэ всего этого не делала.
Тайти подумал: это, должно быть, ради того, чтобы остальные, которые и так печальны, не печалились еще больше; это ее способ проявить участие. Сам он, скорей всего, вел бы себя так же.
Однако в этом уже не было необходимости.
Тайти шагнул вперед и обнял Нагасэ.
Было мягко,
тепло,
мучительно.
Хотя это [тело] и принадлежало Инабе.
– Ааа… не хочу умирать… хочу еще жить… еще… Почему… почему… на меня… все должны так смотреть… В чем я… виновата…
Нагасэ выжимала из себя этот вполне естественный крик души. Слезы текли безостановочно.
Тайти все это безропотно терпел.
Поэтому его собственные слезы не текли.
Будут ли его за это обзывать самопожертвовательным олухом?
Нет. Так не должны говорить, если он не ублажает свое эго, а действует реально ради других – от проявления сочувствия до попыток спасти кого-то, рискуя жизнью. Где именно проходит граница, он понять не мог, но чувствовал, что самую малость понимает что-то.
– …Хотя ты сказал… что любишь меня…
В груди Тайти вспухло что-то горячее. Он сдерживал это что-то, пока оно не превратилось в капли. И в то же время он запрятал в самую глубину души кипящую ненависть к Халикакабу. Сейчас, в самые святые и драгоценные минуты своей жизни, он не хотел об этом думать.
Вскоре Нагасэ [Инаба], вытирая слезы с глаз, отодвинулась.
– В самом конце… я должна… сказать как следует.
Нагасэ [Инаба] глубоко вдохнула, потому выдохнула, словно собираясь с духом, и улыбнулась одними только красными, заплывшими глазами.
В этой улыбке виднелось будущее.
Яркое, сияющее будущее.
Даже несмотря на всю эту ситуацию.
Это само по себе чудо.
– Я… я… люблю Тайти Яэгаси. Поэтому, пожалуйста… не встречайся со мной.
– Коне-… а?
Что это сейчас было?
– Хи-хи-хи, потому что я ведь умру. С такой тебе встречаться нельзя. Это ведь какой же геморрой был бы, ага?
– Да как ты можешь –
Нагасэ [Инаба] оборвала этот выкрик Тайти, закрыв ему рот рукой.
Нежно, нежно, нежно, нежно, сверхнежно; грудь Тайти словно разрывалась.
– Вместо этого лучше подари мне воспоминания. То есть… давай поцелуемся?
«Инабан меня простит», – в последний момент пробормотала Нагасэ с внешностью [Инабы].
– Ээ… Сейчас я должен спросить… Кто?
То есть – кто умрет?
Этот тяжелый, способный сбить с ног своим весом вопрос Халикакаб в [теле Гото] задал с усталой интонацией. Перед Халикакабом на скамейке молча сидели Нагасэ [Инаба], Тайти, Кирияма и Аоки.
– Я. …Я, Иори Нагасэ, умру вместе с [телом Иори Нагасэ], – встав, без намека на нерешительность произнесла Нагасэ [Инаба]. От этой возвышенной манеры Тайти и остальные застыли, не в силах вымолвить ни слова.
– Что ж… это разумное решение… Аа… Как и ожидалось, чудесных изменений не произошло…
– Но можно напоследок еще кое-что спросить? – неотрывно глядя на того, кто вел ее к смерти, спросила Нагасэ [Инаба].
Она не выказывала ни страха, ни тревоги. Она приняла свою судьбу и смотрела ей в лицо.
Иначе такое выражение лица было бы просто невозможным.
– Это все в конечном счете… Что это было?
Чуть больше месяца назад между ними пятерыми начались хаотичные обмены личностями, и в итоге одному из них приходится умирать – что это все было?
– …Что это было… Ну, в общем… Об этом вам всем беспокоиться не следует. И в дальнейшем тоже…
Полный искреннего волнения вопрос Нагасэ Халикакаб отмел со скучающим видом.
– Такое мы принять не мо-… уа?!
Яростно вскочившую Кирияму остановила Нагасэ [Инаба].
– Да… я так и думала, что ты не ответишь… Ну и ладно. Но одно я тебе не позволю и не прощу, поэтому спрашиваю…
И с таким прекрасным и решительным выражением лица, что дух захватывало, Нагасэ [Инаба] произнесла:
– Больше ни с кем такое не случится?
Похоже, Нагасэ во что бы то ни стало хотела в этом удостовериться.
Конечно, об этом просто нельзя было не думать. Придется ли в будущем Тайти и остальным снова проходить через такие же кошмарные, бессмысленные испытания? Это действительно вопрос жизни и смерти.
Но неужели именно это сейчас грызло Нагасэ?
Неужели именно это сейчас может грызть человека?
Человека, стоящего на пороге смерти.
Надевший [тело Гото] Халикакаб, услышав этот вопрос, какое-то время стоял неподвижно. В лице он, конечно, не изменился, однако все равно Тайти показалось, что он чуть-чуть удивлен.
– …Конечно, нет.
В его голосе прозвучало что-то вроде искренности.
– …Аа, уже пора, – внезапно произнес Халикакаб.
Он не дал даже шанса подготовиться.
[Тело Инабы] на миг застыло. А потом легонько покачало головой.
– Что… – и тут, едва успев раскрыть рот, [Инаба] уткнулась взглядом в Халикакаба в [теле Гото].
– Ах ты!.. Нет, главное не это: Иори –
Халикакаб с [внешностью Гото] на эти слова никак особо не отреагировал, и Тайти понял, что «обмен», судя по всему, закончился.
Одновременно с возгласом Инабы открылась дверь палаты интенсивной терапии.
В этот момент –
Все-таки слова Халикакаба –
Не в силах дышать, вся четверка вглядывалась в то, что там, за дверью.
Пожалуйста, пусть окажется, что ты соврал – молились все.
Пожалуйста, пусть это будет еще не конец.
Пожалуйста, не дай всему закончиться.
Не швыряй в нас эту реальность.
Покажи нам мечту под названием «Нагасэ не умерла».
Умоляем.
Однако течение времени безжалостно…
И совсем скоро подошедший к Тайти и остальным врач сказал:
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
– Поздравляю. Кризис миновал, она поправится.
□■□■□
Ошеломленным друзьям врач еще много чего говорил: что Нагасэ очень повезло, что отсроченные последствия маловероятны, что вскоре ее переведут в другую палату, где ее можно будет навещать, и так далее.
Врач был немного озадачен слабой реакцией Тайти и компании, но, возможно, объяснил это слишком сильным чувством облегчения. Сказав напоследок «Ну, в любом случае все хорошо», он удалился.
Посреди всеобщего потрясения первой с трудом сумела заговорить Инаба.
– Эй… ты… какого черта?..
– А, да… Большое спасибо всем вам… – совершенно спокойно, будто ничего и не произошло, сказал Халикакаб [Гото]. – Аа… и вот возьмите… печенье в качестве извинения… Аа… Если вы угостите им Нагасэ-сан, когда навестите ее, меня это еще больше устроит… Меня в первую очередь.
И Халикакаб протянул бумажный пакет, который держал в руках.
Раздался стук – это Инаба откинулась на спинку скамьи с такой силой, что ударилась затылком о стену.
– Наколол… Вероятность-то такая была… По правде, я подозревала… но… Ффууу, даже если так… что за дела вообще?!
– А… значит… Иори… в безопасности… она жи… ва… У, уааааа!
Кирияма выдавливала из себя слово за словом, а потом закрыла лицо руками и разрыдалась.
– …Уф. Н-ну, слава богу… У… выжат как лимон…
Аоки медленно соскользнул по стене и сел на пол.
А Тайти… у него до сих пор голова как следует не работала. Недавнее развитие событий – это… Нет, что будет дальше между ними двумя… Нет, может, все будет как обычно…
– Кстати, Инаба… прости меня.
Для начала Тайти извинился. В душе он почти молился, чтобы тот поцелуй не был для Инабы первым.
– Эй, это… насколько все было запланировано? – внезапно ослабшим голосом спросила Инаба у Халикакаба.
– Ну… если говорить, в какой степени все было запланировано… то стоит ли?.. Возможно, я могу больше, чем вы думаете… В конце концов, я ведь осуществляю обмены личностями, можно сказать… Аа… но говорить не стоило…
– …И с Нагасэ ты ничего не собирался делать? – спросил Тайти. Ему вдруг вспомнилось: когда Халикакаб вселился в [Нагасэ], он, перед тем как броситься в реку, специально достал мобильник и кошелек.
– …Ну конечно. Доставлять обычному добропорядочному человеку такие неудобства мне просто незачем… Хотя в повседневной жизни я вам доставил немало неудобств… Надеюсь, вы примете это печенье в знак извинения… А? «Печенье» и «извиненье» даже рифмуются… Аа… Это в самом деле абсолютно никакого значения не имеет… Так или иначе, я не надеюсь, что вы меня полностью простите, но хотел бы, чтобы вы не испытывали ко мне враждебности. Ведь на самом деле… для всех вас… в этом было что-то хорошее, не так ли?
При этих словах Халикакаба на его лице впервые за все время проявилось какое-то подобие эмоций в адрес Тайти и остальных – впрочем, это проявление было настолько слабым, что, может, Тайти просто показалось.
– До свидания… мне пора возвращаться. Аа… скорее всего, позже вы и сами поймете, но не следите больше за [этим человеком], пожалуйста… Я это говорю, потому что не хочу оставлять после себя проблемы… И, кстати, если сможете, обо мне тоже… точнее, обо всем, что с вами происходило, постарайтесь забыть, пожалуйста. Правда, видимо, это невозможно. Аа… сказал «до свидания», а сам все говорю и говорю… Всё, я ушел.
Как только он договорил, произошло то же, что с Тайти или кем-то из его друзей во время обмена: голова [Гото] расслабленно повисла – и тут же он, словно проснувшись, вскинул ее и распахнул глаза.
Такая резкая, невероятно резкая смена декораций – словно ураган прошел – для четверки друзей была уже слишком.
– …М? Где я?.. Помню, мне сказали, что Нагасэ упала в реку и ее отвезли в больницу, я срочно вызвал такси и поехал… а? Так я уже в больнице, да? О, весь КрИК, кроме Нагасэ. Я что, так быстро сюда бежал, что на полпути потерял сознание? …Как плохо – мне серьезно хочется, чтобы меня похвалили за то, что ради своих учеников я демонстрирую необычайные способности… И еще, что это за пакет у меня в руке?.. Оо… клубничное печенье!.. Но почему оно у меня?.. Ну, не важно. Люблю клубнику. Да, так что с Нагасэ – Аааааай?! Больно! Больно же, Инаба-сан?!
Инаба взяла Гото в захват, известный как «кобра-твист».
– Заткнись! Я вобью в твой дурацкий, никчемный мозг, что если он неспособен нормально думать, то ему будет больно!
Во время своей речи она переключилась на «пыточный кобра-твист» (это когда в процессе обычного кобра-твиста еще давишь сверху одной рукой на висок). Ситуация стала критической.