Утром в понедельник он позвонил ей на мобильный.

– Как жизнь? – спросил Олег.

– Жизнь прекрасна, но удивительна! – философски заметила Полина.

– И что же в ней удивительного?

– Ну, например, то, что я работаю над новым интересным проектом, – сказала она.

– А что за проект? – поинтересовался Олег.

– Ты пробовал когда-нибудь напиток «Гринайс»? – ответила она вопросом на вопрос.

– Нет.

– В том-то всё и дело! – оживилась Полина. – А моя задача – сделать так, чтобы на этот вопрос любой человек отвечал: «Гринайс? Конечно! А кто же его не пробовал!?».

– И как же ты собираешься этого добиться?

– С помощью рекламы можно добиться буквально чего угодно! Но только если владеешь этим искусством.

– А ты считаешь, что реклама – это искусство?

– Конечно! – уверенно сказала Полина. – Это искусство впаривания продукта потребителям!

– Понятно. Важнейшим из всех искусств для нас является… реклама!

– Точно! А как продвигается твой перевод? – спросила она.

– Перевод я, наконец, сдал! По этому случаю собираю своих школьных друзей у себя на даче на шашлыки. И тебя тоже приглашаю! Приедешь?

– Когда?

– В воскресенье.

– А можно я приеду с Сашкой? – спросила Полина.

– Конечно! Многие приедут целыми семьями, там будет много детей, Сашке будет с кем играть. Записывай, как ехать.

Олег стал подробно рассказывать Полине, как доехать до его дачи. В середине объяснения Полина его прервала:

– Олег! Должна тебе признаться. У меня болезнь.

– Какая болезнь?

– Называется «топографический кретинизм». Я очень плохо ориентируюсь в пространстве и могу легко заблудиться. Не думаю, что я способна самостоятельно доехать до твоей дачи. Может быть, я могу поехать с кем-то из твоих одноклассников?

– Нет проблем! – сказал Олег. – Я сейчас позвоню Чеснокову. Он тебя заберёт.

– Буду ему очень благодарна!

В воскресенье около четырёх часов дня Чесноков подъехал к даче Олега. В машине, кроме самого Валерки, сидели его жена Лариса, сын Илюша, Полина и Сашка. Когда они вышли из машины, в саду уже вовсю гудел народ и кипела работа. Женщины готовили салаты, мужчины жарили шашлыки. Полина привезла с собой пирог с яблоками собственного приготовления. Чесноков достал из машины несколько упаковок чешского пива.

Стол накрыли на веранде. Олег сел во главе стола, справа от него сидела Полина, слева Валерка с Ларисой. Рядом с Полиной сели Лиза Королькова и Надя Сидорчук с мужем, а напротив них – Женя Гаврилов и Миша Кузнецов. Детям накрыли отдельный маленький столик. Когда все наконец расселись, Валерка встал и произнёс лаконичный тост:

– Будем!

– Нет, Лер, так не пойдёт, – остановил его Олег. – Я считаю, надо расширить тему.

– Олег, лучше ты скажи тост! – закричали Лиза и Надя.

Олег встал, поднял свой бокал и оглядел собравшихся. Все притихли.

– Когда мы учились в школе, – сказал он, – всем нам казалось, что самое лучшее – впереди. Когда мы стали старше, многим из нас стало казаться, что наши лучшие годы уже позади. Я думаю, что чтобы не пропустить самое лучшее время в нашей жизни, надо радоваться настоящему! Так выпьем же за настоящий момент, друзья, и за всех нас! За то, что мы вместе здесь и сейчас!

– За наше настоящее! – закричали собравшиеся за столом. – За нас!

Все чокнулись и выпили. Какое-то время за столом было тихо, раздавался только звон ножей и вилок. Когда все утолили начальный голод, начали вспоминать смешные случаи из школьной жизни.

– А помните, у нас в классе учился Костя Мензелинцев? Его ещё все дразнили «Мензуркиным»? – спросил Миша Кузнецов.

– Да, да, помню, ужасный был приколист! – сказала Лиза Королькова.

– Я помню, у нас учительница химии заболела, и вместо неё к нам пришла практикантка, – сказал Миша. – Она что-то объясняла, а Мензелинцев развернулся на сто восемьдесят градусов и с кем-то болтал на задней парте. Она раз сказала: «Прекратить разговоры!», два сказала, а он вообще внимания не обращает. Она у меня спрашивает: «Как его фамилия?» А я на автомате говорю: «Мензуркин». Она подошла к нему, взяла за плечо и говорит ему: «Мензуркин, а ну-ка перестань болтать!» Он обалдел и говорит: «Я?» Она ему: «А разве ты не Мензуркин?» А он ей: «А вы не колба?»

За столом раздался дружный смех.

– А я помню, – сказал Женя Гаврилов, – как Чесноков в десятом классе у Олега на дне рождения напился и приставал ко всем с дурацким вопросом: «Ну ты мне скажи кон-крен-ко, почему ты считаешь, что я пьяный?!», когда он уже лыка не вязал и едва стоял на ногах.

– Лукин, а помнишь, как ты подрался с Вадиком Деевым? На дискотеке? – вспомнила Лиза.

– Да, помню, помню, – ответил Олег. – Я ему тогда губу расквасил, а он мне бровь рассёк. Вон шрам до сих пор остался.

И Олег продемонстрировал сидящим за столом тонкий белёсый шрам над правой бровью.

– А из-за чего вы подрались-то? – спросила Надя Сидорчук.

– Да потому что мы все на той дискотеке хотели слушать «Аббу» и «Бони М», а Вадик всё время вытаскивал кассету и ставил свой любимый «Чингисхан».

– Да ладно тебе заливать, Лукин! – сказала Лиза. – Все же знают, что ты с ним из-за Ирки Вишневской подрался. Потому что Вадик на той дискотеке у тебя её отбил!

– Н-да-а-а… – неохотно признался Олег. – Наверное, я просто искал повод для драки.

– А я помню, – сказала Полина, – как мы с моей подругой Леной заперлись в учительском туалете и исписали неприличными словами там все стены.

– Зачем?! – изумился Олег.

– Вот до сих пор не могу себе этого объяснить! – пожала плечами Полина. – Скорее всего, это был какой-то бессознательный протест против порядка, дисциплины или идеологии…

– Вас за это наказали? – спросил Олег.

– Наша директриса ходила по классам и пыталась выяснить, кто это сделал, но мы, конечно, не признавались. Потом нам объявили, что если никто не признается, то весь класс будет наказан. Ну мы и решили признаться. Тихонько подошли к нашей классной руководительнице Тамаре Аркадьевне и признались. Потом весь июнь стены красили в этом туалете.

– А я помню, как я однажды зимой в десятом классе, – начал Олег, выразительно глядя на Полину, – забрал свою дублёнку из раздевалки, стал надевать, смотрю – а она вся в пятнах крови и без пуговиц!

Полина умоляюще посмотрела на Олега, боясь, что он её выдаст.

– Как это? – не поняла Надя.

– А вот так! Пуговицы кто-то отрезал, – пояснил Олег, наблюдая за реакцией Полины, которая сидела тише воды ниже травы.

– Вот вредители! – возмутилась Надя.

– А почему же она была в пятнах крови? – ужаснулась Лиза.

– Так, наверное, злоумышленник случайно порезался, когда пуговицы отрезал! – предположил Валерка, мельком взглянув на Полину, и весело добавил: – Бог шельму метит!

Полина опустила глаза и поджала губы. Ей показалось, что Чесноков её раскусил.

– И кому же это могло прийти в голову пуговицы срезать? А главное зачем? Не понимаю! – негодовала Надя. – Просто вандализм какой-то!

Полина больше не могла этого выносить. Она уже готова была провалиться сквозь землю от стыда, как вдруг из дома послышался какой-то шум и детские голоса.

– Пойду посмотрю, что там делают дети, – сказала Полина, с облегчением встала из-за стола и пошла в дом.

Дети что-то строили на полу из маленьких кубиков, скрепляющихся между собой. Войдя, Полина увидела, что Сашка отнимает у Илюши какую-то пластмассовую деталь.

– Не надо ничего друг у друга отнимать! – строго сказала Полина. – Здесь полно кубиков! Перестаньте!

– Мама, смотри, что мы построили! – сказал Сашка, гордо показывая Полине своё сооружение.

– Ой! Какие вы молодцы! Это же настоящий рыцарский замок! – восхищённо сказала Полина. – А кто в нём будет жить?

– Ты! Ты будешь принцесса, а я буду твой рыцарь! И спасу тебя от дракона!

– Да ты у меня просто герой! – сказала Полина.

– Мама, помоги нам теперь построить мост.

– Хорошо, – Полина опустилась рядом с Сашкой на колени и взяла в руки кубики.

Голоса, доносившиеся с веранды, становились всё громче, разговоры – всё оживлённее. Кто-то заметил гитару, стоявшую в углу, и принёс её Олегу.

– Олег, спой! – раздалось с разных концов стола. – Ну пожалуйста, Олег!

Олег взял гитару, минуту задумчиво перебирал струны, а потом запел тихим грудным голосом:

Олег и сам не мог объяснить, почему он выбрал именно эту песню, просто в тот момент он так чувствовал. Полина, сидевшая с кубиками на полу, услышала доносящееся с веранды:

– Мам! Это же наша любимая песня! – радостно закричал Сашка.

– Да, сыночек!

Полина встала с колен и открыла дверь на веранду. К глазам подступили слёзы, и она застыла на пороге, прислонившись к дверному косяку. Олег заметил её, стоящую в проёме двери, и теперь уже пел только для неё одной, как будто больше никого вокруг не было, пронзительно, не отрываясь, глядя ей в глаза:

Все собравшиеся стали подпевать Олегу, старательно вытягивая щемящее:

Полина вдруг вспомнила, как в пионерском лагере впервые услышала эту песню, которую их вожатый пел у костра под гитару, и всё несбывшееся, всё, чего уже не вернёшь и чему нельзя помочь, нахлынуло на неё с этой песней. Пронеслась над землёй зелёная карета, прошла по её жизни Весна, тряхнула рыжими волосами, озорно улыбнулась и, махнув на прощанье рукой, помчалась по миру дальше, звеня серебряными бубенцами, играя разноцветными лентами, рассыпая цветы и раскрашивая небо радугой; и вот уже Полина поёт колыбельную своему сыну, и Ленкина дочка надевает на свидание мамины туфли, и одноклассники отрастили бороды и, собравшись вместе, вспоминают, как «когда-то давно, в детстве…». И только серебристый звон всё ещё стоит в ушах…